Читать онлайн
"Волки глубокого космоса"

— Галактический приветище, Соколова! — врывается в мой безмятежный утренний сон до боли знакомый голос. — Очнись, засоня! Нас ждут великие свершения!
Продрав глаза и рефлекторно подтянув одеялко к подбородку, обнаруживаю у себя прямо посреди комнаты нахально улыбающуюся голограмму. Черная дыра дери, опять я голофон на ночь вырубить забыла! Впрочем, этому вторжению я рада, как санторианец, втиснувший лишний пяток очистительных молитв между двумя завтраками.
— Нюк! Ты когда прилетел?
— Позавчера.
— Два дня как на Земле торчишь и только объявился? — фыркаю я обиженно.
— У меня были неотложные личные дела. Земные красотки истосковались по волкам из глубокого космоса, — задирая курносый воздухозаборник, заявляет он. И не без оснований. Вздох зависти вырывается из моей груди помимо воли. Пока я штудировала учебники, готовясь к сдаче выпускных экзаменов и защите диплома, «Дерзающий» практически со всем экипажем на борту решением Совета был выкуплен у транспортной компании и приписан к порту прежней службы капитана Вегуса и пилота Ксенакиса — в Корпус косморазведки. Весь минувший год он прочесывал Треугольник в поисках таинственной цивилизации плазмюков, нынче как в черную дыру канувших. Под неусыпным присмотром военных «призраков», само собой. Плененный Нюковым ботинком экземпляр в условиях секретной лаборатории за добрый год исследований ни разу не принял форму гуманоидного существа, отказываясь от контакта наотрез.
Голограмма в один прыжок сокращает расстояние до кровати и наклоняется ко мне, демонстрируя отборные поцелуи солнышка под навесом из длинных овечьих ресниц. Когда Нюк у меня на зимних каникулах на родине гостил, я целую кучу его фоток в обнимку с овечками нашлепала. На некоторых снимках прям не отличишь, где кто.
— Но теперь я весь твой, славийская царевна, — подмигивает он весело. — Спящая. Да вставай ты уже! У меня куча потрясающих новостей. Через полчаса я за тобой залечу. Вот, не подглядываю я, — прикрыв глаза растопыренной ладошкой, заявляет нахальный роботопитомец. Я швыряю в Нюка подушкой, и она ожидаемо пролетает сквозь него, на мгновение раздробив фигуру на цветные пиксели. Бортинженер со смешком исчезает.
Соскочив с кровати — стесняться своей пижамы, усыпанной разнокалиберными «Дерзающими», мне нечего! — босиком шлепаю умываться. С подоконника несется звонкое клацанье — там в горшочке стоит мой новогодний подарочек от Шухера (впрочем, учитывая переход на пятый цикл, возможно, правильнее звать его теперь Шухерезадой?). Маленький, но весьма зубастый росточек, увидев, что я встала, радостно щелкает челюстями и пытается отхватить кусок от неосторожно оставленного на подоконнике учебника. Тонко намекает, что пора бы подкрепиться. Даже не сомневаюсь, что наш агроном вложил в него душу, когда выводил. И не только душу, а и кусочек генома.
Вернуться на родину после адорианского апгрейда Шухер не решился — он таки до сих пор питает привязанность к своему гнусному корморожденному отроку. А дома все его папы, мамы, дядюшки и тетушки непременно заставят избавиться от эдакого позора. Тем более что бедолага вступил в брачный возраст, и теперь вся родня озабочена тем, как бы поскорее выдать его замуж. Молебенные песнопения о ниспослании непутевому дитяте девяти достойных партнеров звучат теперь в отчем доме с утра до позднего вечера. Пока непокорное чадо экстерном курс в аграрной академии заканчивает да обращения в Совет строчит неустанно с просьбами вернуть Врагусику статус отдельного организма вместе со всеми утерянными конечностями. Ведь просто так взять и отбросить хвост у Шухера больше не получается — пока по чужим галактикам мотался, нервы закалились до предела, и даже в обморок с разлету грохнуться уже не выходит. Хотя он и старался поначалу и от этих стараний аж все ужастики земные пересмотрел вплоть до старинного плоского кинца. Впрочем, это дело он вскоре бросил, испугавшись, что в итоге отвалится приличный хвост, а Врагусик так и останется вечным ворчливым прыщом на его корме.
Лимбийский геном — штука для нашей медицины тонкая, и если нам с Нюком в институте генетики без особых проблем вернули утраченное (и утратили ненужное), то у Шухера одна надежда — на адорианцев. Хотя бы наших, местных. Казалось бы, дела на три секунды тем полубогам. Но — бюрократическая волокита, будь она неладна! Не может никто из них взять и вот так запросто в чужой геном влезть. Или просто не хочет… с какой-то варварской чепухой связываться. Напиши прошение туда, подай ходатайство сюда, тридцать три объяснительные, разрешение от Верховного Лимбийского Совета — и вот как раз его бедолага выбить никак не может! Столь вопиющего попрания священного обычая упокоения хвостового щупальца медузоподобные консерваторы прощать не желают, а тем паче — содействовать в его возрождении.
Привычно плещу водой на возвращенные фамильные кучеряхи, чтобы малость унять их утреннее буйство. Кто бы мог подумать, что буду так по ним скучать в разлуке? Как и по нормальному росту. Пока ходила дылдой, подобно адорианцам, даже мир вокруг каким-то неправильным казался. Великая штука — ракурс. Может, сверхраса потому и одержима идеей всеобщего исправления, что им со своих высот все неидеальненьким видится?
Одеваясь на ходу, тыкаю в кнопки пищедоставки. Раз жду в гости Нюка — стоит заказывать завтрак на пятерых. В прошлый раз на четверых брали — и в желудке осталась уйма свободного места. Да еще и флору покормить надо, пока она мне учебник не схомячила. Понятное дело, неугомонный роботовоспитанник утащит меня тусить где-нибудь в городе или в любой непредсказуемой точке планеты, но без плотного завтрака и туса — не туса.
Топот лап Рори по коридору общаги и настойчивый стук в дверь возвещают о прибытии дорогих гостей.
— Привет, Ярка! — с порога сгребает меня в охапку звездный волчара, не без усилия отрывая от пола. — Чистое ты… золотце, такая мелкая, а плотность как у черной дыры! — говорит он, улыбаясь во весь рот. — Домельчала до прежних размеров? Такой ты мне нравишься больше. Концентрат знаний, подколок и очаровательного зазнайства. И сердишься смешнее снизу вверх. Я скучал.
Фамильные вихры на его затылке из травянисто-зеленого мутировали в какой-то фиолетово-синий, и уже оба виска покрыты замысловато выбритым орнаментом, а так Нюк как Нюк. Только не в термаке, а в раззвездяйском пестром одеянии столичного щеголя. Разве что в плечах маленько раздался. Растущий организм все-таки.
— Во мне сидит могучий дух родины, плюс груз образования к грунту тянет, — доходчиво объясняю я, стискивая волчару в своих крепких объятиях. Тут главный славийский секрет — успеть ослабить хватку до того, как в госте что-нибудь зловеще хрустнет. — Спинная коборукова сумка, а уж как я-то скучала! Как там, в Треугольнике?
— Как в истинной корме Вселенной, — емко отвечает Нюк, возвращая меня на место. — Варг орет, Бас скафнит, Цилли с утра до ночи качает мускулатуру, Тася печеньки производит. Новый док еще скучнее Рекичински. А классно отросли. Прям лучше, чем были, — добавляет он, аккуратно потрогав мои кучеряшки.
— Возрожденные поцелуи светила тоже вписались как родные, — прищурившись и задрав голову, оцениваю я.
— Ха! Присмотрись, ничего не напоминает? — требует он, суя воздухозаборник поближе.
— Черная дыра дери, это созвездие Ориона, что ли? — удивляюсь я, присмотревшись к узору из самых крупных веснух. — Ну да, вот же на носу лук как раз. А вот это тот самый Альнитак? Ну ты даешь. Вот ты чем два дня занимался — конопухи модернизировал. Мне кажется, или они слегка… светятся?
— Маленький апгрейд. Пройдет через годик.
— Чтобы по ночам дорогу на камбуз освещать? — хихикаю я. — Кстати, о камбузе. Завтрак на столе. Не Тасины шедевры, конечно, но и не огненная славийская кухня, желудок вместе с термаком не прожжет.
— Изжога от гостеприимства твоих родичей меня еще месяц палила Алголем, — смеется Нюк. Маме этот раззвездяй, вопреки моим ожиданиям, внезапно понравился. Магия конопух в деле. Ведь такой же космический шлындра, как и мой папа, с первого взгляда видно. Однако хитрозадая сверхлюбезность, привитая робонянюшкой, и неизвестно где до этого таившаяся, помноженная на возрожденное очарование солнечных поцелуев, сделала свое дело. Мэм, то, мэм, се, а давайте я вам помогу посуду в посудомойку сложить и отладить ее, чтобы она тарелки потом по всей кухне не метала. Ой, а вы сами, прям вот своими руками этих кровососущих бабочек вышивали, да? Очень красиво. А это рододендроны? Нет, капилосехтусы? Щетинки у них ядовитые? Все равно прелестные. И так далее, в том же духе. Даже когда мои мелкие ему в гравиботинки клея для тракторных шин налили.
Впрочем, застукав маму с бабушкой шушукающимися на кухне над растущей горкой пирожков, я начала догадываться, что тут попахивает далеко идущими матримониальными планами, вопреки всем честно продекларированным Нюком прямо с порога дружеским намерениям. Мама не оставила надежд, что ее правильные гены однажды все же перевесят недоброкачественные папины. А тут такой хороший мальчик подвернулся: образованный, вежливый, работает вон уже. Правда, пока все в рейсах в глубоком космосе, но ведь это не навсегда? И старых добрых нравов, судя по всему, Ярочку при родителях даже за руку взять стесняется. Инженер, опять же, комбайн или Масю всегда подлатать сумеет. И в еде не ковыряется. Пусть в следующий раз со своей нянюшкой погостить прилетает.
А вот моя прабабушка — та, что любит менять мужей и почитывать про кухонное сластолюбие, этому поветрию, к счастью, не поддалась. Только одобрительно поцокала языком вслед Нюковой корме, пока тот во дворе удравшего из стойла бычка ловить помогал, и неожиданно призналась, что коборукова доля сладострастных историй из журналов принадлежит ее перу. После чего заявила, что снова вдохновлена, и умчалась на аэромобиле, подняв такую тучу пыли и песка, что та еще с минуту потом оседала, постепенно теряя неподобающие очертания.
И даже дедушкина Мася так прониклась обаянием роботовоспитанника, моментально нашедшего к ней подход, что, хлопая ресничками, предложила ему вскопать десяток-другой гектаров пашни. В виде сердечка, которое будет видно с орбиты. Увы, в отличие от Таисии, кулинарных талантов боровшиеся за освобождение ИИ от сексуального ига программисты ей не отсыпали.
— Давай-ка, суй харчи в Рори и полетели! Такой день клевый, пикник замутим, — предлагает Нюк, обнюхав завтрак и облизнувшись. — Чего в общаге торчать? Я тут тебе кое-каких презентов с одной занятной планетки привез… Оменов еще мармеладных. У нас таких не делают. Только самый главный подарок эти занудные джокордовы дети на таможне отняли и в карантин засунули! Обещали через две недели отдать. Если все будет в порядке.
Нюк вручает мне увесистый контейнер, освобождая место в чемодане под снедь.
— Яйцо крысодракона? Кокон гигантской ксенобабочки? Зубастая подружка для Сени? — гадаю я, одновременно швыряя в сторону вышереченного Сени отбивную, которую цветочек ловит на лету и моментально перемалывает хищными челюстями. После чего блаженно пушит бутон, демонстрируя яркие радужные лепестки, и, потеряв к нам интерес, отворачивается к солнышку.
— Ух ты, как подрос! Привет тебе от моей Лулу, Сеня. Не… Музыкальный инструмент. Вроде бы. В общем, объяснять долго, сама потом увидишь. Купальник только не забудь, а то ж нагишом плавать стесняешься. Гидрокостюмы я захватил, если вода вдруг холодная будет.
— Вдруг?
— Я просто не уверен в том, где точно в это время года находится семья Сьюзи. Сейчас же лето? — шкряб-шкряб привычным жестом в фиолетовых вихрах. — На нашей, северной половине шара.
— Сьюзи? — переспрашиваю я, наполняясь нехорошими предчувствиями. Одна из Нюковых подружек по тусовкам и легкому сексу без обязательств, такая… столичная штучка, что уставится на меня как на червежука какого-нибудь, потому что я не плаваю нагишом? Да и еще и со всей своей семьей за компанию. А на Славии никто в своем уме нагишом в воду не полезет. Там, знаете ли, встречаются питающие особую слабость к филейным частям нежной гуманоидной плоти подводные организмы. Да и вообще я к обществу сестер по Еве всегда была равнодушна, ну вот разве что альфы изрядно бодрили. С ними я бы еще разок не прочь пересечься. И — чем джокорд не шутит? — может, новые Игры замутить, еще задорнее прежних.
— Соколова… мне показалось или в твоем вопросе сквозят зловещие нотки ревности? — прищурившись, усмехается Нюк. И добавляет с улыбкой:
— Что ж, пожалуй, ты права: Сьюзи — самая большая любовь в моей жизни. Но я уверен — она тебе понравится.
— На основании представленных данных рискну выдвинуть теорию, что Сьюзи — ласковое прозвище комплексного обеда с добавками, — хмыкаю я. — Тогда стопроцентно верны оба утверждения — и про любовь всей твоей жизни, и про гарантированные с моей стороны горячие симпатии!
— Потенциальный обед тут скорее мы, — хмыкает бортинженер. — Впрочем, скоро сама увидишь.
По пути к лифту нам попадается парочка моих сокурсниц, и моего гостя они провожают ну настолько заинтересованными взглядами, что Нюк усмехается почище славийской барракуды и приобнимает меня за плечико.
— Пусть умирают от зависти до самого выпускного, — нахально поясняет он.
Несколько секунд бодрящих перегрузок, и вот мы на крыше, на парковочной площадке для всех сортов мелкого летучего транспорта.
— Запрыгивай, — щедрым жестом указывает космоволчара на выпендрежный, последней модели, аэроцикл. Рори принимает это на свой счет и цепляется за машину позади сидений, плавно принимая форму подседельной сумки.
— Может, лучше я поведу? — намекнув на выверты кое-чьей вестибулярки, предлагаю я.
— Еще чего! — фыркает Стратитайлер. — Я, между прочим, уже сессию за первый курс сдал, дистанционно, по пилотированию малых и средних межпланетных судов. В Центре Космических Профессий на Адоре. И Бас меня даже не шантажировал, я сам.
— Зачетно, — одобряю я и невинно предлагаю: — Тогда, может, в твой следующий отпуск махнем на Тагаран? У меня где-то и термос для чая литров этак на пять завалялся. На местных скакунах с ветерком прошвырнемся…
— Только не туда, — мгновенно парирует Нюк, заводя машину. — Страсть как снег не люблю. И блох они своих снежных так противно хрумают, прям бе.
— Тогда — только к адамам и Кларочке! Снега там нет, блох адамы в гару-гару стараются не стряхивать, а повозку, надеюсь, после первого нашего заезда они уже починили, — веселюсь я. Хотя и впрямь недурно было бы к адамам-то. Все-таки родня там у Нюка осталась, да и у всего человечества, если на то пошло. Только когда еще вся эта бюрократическая тягомотина закончится… Пока что, насколько мне известно, адорианцы вовсе не рвутся прокладывать нам дорогу в далекую затерянную галактику. Как и отделять зерна от плевел, то бишь Врагусика — от добропорядочных хвостовых щупал, невзирая на каждодневные петиции Шухера.
— Да! Я ж чего приперся-то, самое главное и забыл! — радостно сообщает Нюк, повернувшись ко мне и совершенно не следя за дорогой, так что аэротакси от нас как голуби во все стороны прыскают. Благо, антиаварийная система тут на автомате работает, в отличие от «Дерзающего».
— Добились наши, земляне то есть, от Совета одобрения на экспедицию к Нюкии! Уже корабль готовят. Кэпом Варг, скорее всего, пилотом — возможно, Бас, ему тоже на курсы повышения квалификации пришлось отправиться, вместе и учимся, собственно. Ну а остальные члены экипажа по конкурсу пойдут… Прикинь, несправедливо как?! Это ведь галактика имени тебя! Мы ее открыли! А нас еще и брать не хотят.
Я так и подпрыгиваю на сиденье, преодолев отчаянное сопротивление системы безопасности:
— Нюк! И вот этот прям маленький пустячок ты забыл?! Старт когда?! Я заявку-то на участие еще успею подать? Черная дыра дери эти экзамены, мне из-за них еще недели две до получения диплома ждать!
— Месяца через три стандартных земных, не раньше, не нервничай. Еще не все согласовано, наши адорианцы вроде бы не против открыть туда гипер-туннель, но ты же знаешь, что это за раса. У них свои терки с родственниками.
Выбравшись из городской толчеи, аэроцикл взмывает вверх, на международные и межконтинентальные трассы, и вместо пышной зелени и изящных, природных очертаний, построек под нами разливается голубая гладь океана. Красота… прям как дома. Разве что нарезающих над водой круги в поисках мелких акул плотоядных птерочаек да стаек летающих пираний для полноты картины как-то недостает.
Нюк всю дорогу сверяется с данными новенького компа, и где-то час спустя мы приземляемся на практически пустынном песчаном берегу небольшого тропического острова. Даже не подозревала, что на Земле такие места еще остались. Только группа ребятишек на удалении под присмотром нескольких взрослых на мелководье плещется. Никаких столичных штучек неглиже поблизости вроде не видно.
— Наш детдомовский пляжец, — сообщает Нюк, стаскивая с головы защитный шлем и прищуриваясь на ярком солнце. — Вон следующая порция юных колонистов купается, — бортинженер приветливо машет им и командует: — Рори, гулять!
Робот втапливает по песку, радостно пиликая цветными огоньками на морде, а Нюк извлекает из багажного отсека аэроцикла парочку гидрокостюмов, очков и две пары ласт.
— Попробуй воду, может, и не понадобятся. Просто там, где плавает Сьюзи, она холоднее, чем у берега. Сейчас мы ее позовем…
Жду, что Нюк наберет побольше отличного морского воздуха в легкие да заорет на всю бирюзовую лагуну, но он лишь снова тычет в свой комп. Подводный собрат Рори у него там, что ли, обитает? Или небольшая субмарина на дистанционном управлении? Произведя небольшой плюхательный анализ воды, после чего и Нюк тут же получает исчерпывающее представление об ее температуре, озвучиваю заключение:
— Не славийский океан, конечно, но и не тагаранское море имени отморозившего большие пальцы ног Ди-Дер-Сона.
— Ну и классно, люблю плавать нагишом, — радуется тот, разоблачаясь до веселеньких плавок — дань уважения моему пуританскому воспитанию, и натягивая на ноги нано-ласты, которые только в воде до нужного размера увеличатся.
— Стратитайлер, а я гляжу — ты, не ты? — громыхает вдруг радостный басок. — Какими судьбами, оболтус ты этакий?
Пока мы водицей интересовались, к нам гость легкой трусцой пожаловал — коренастый, мускулистый, дочерна загорелый и лысый, точно Шухерово темечко.
— Не я! — автоматом выпаливает Нюк и как-то легонько тушуется.
— Да конечно, все такая же дрисня дрисней! — веселится дядька, пихая того кулаком в плечо. — Палочник альтаирский.
— Абдували Петрович, я вообще-то с девушкой, — бурчит Нюк.
— Вижу, не слепой пока. Девчонки к тебе всю дорогу, как кошачья шерсть к черным велосипедкам липли, непонятно с чего, — хохочет тот и протягивает мне крепкую ладонь, нимало не смущаясь своей натуралистической наготы. — Абдували Петрович, учитель физкультуры вот этого доходяги. Вот, облысел весь, пока оглоеда просто висеть на турнике выучил, я уж про подтягивания промолчу.
— Да вы уже были лысее птухарова яйца, когда я только вылупился! — возмущается оглоед такой напраслине.
— Хоть девчонку себе в приличной форме нашел! Может, хоть она из тебя человека сделает? — ничтоже сумняшеся, продолжает любитель спорта, сжимая мою ладонь все крепче — надеется, что поморщусь? — Дай, угадаю… Прекрасные мускулы, невысокий рост, скромная одежда, отличный природный загар — славийка? Мы туда на сборы в свое время гоняли — гравитация что надо!
— Ничего, вы не напрасно возложили свою шевелюру на жертвенный алтарь, — кивком подтвердив его догадку, утешаю я Абдували Петровича и спешу реабилитировать друга: — В одной далекой-предалекой галактике, где мы отыскали пропавшую Первую экспедицию и спасли украденную зловещей расой плазмюков страпельку, Нюк отлично себя показал. Он, когда надо, очень резвый, выносливый и эластичный. Не раз вас там поминал. Добрым словом, — немного преувеличиваю, конечно, но как известно, мясо перцем не испортишь. — И вообще, он хороший инженер, ему мускулы ни к чему. За него роботы работают.
— А еще я на пилота учусь и ни разу не блеванул, — вворачивает непутевый ученик, выдергивая меня из цепкой руки физкультурника, пока тот с тенью изрядного сомнения на челе переваривает полученную информацию. — О, а вот и Сьюзи!
Со стороны глубокой ультрамариновой глади в сторону лагуны движутся чьи-то черные, глянцевые спины с большими плавниками. Штук пять-шесть. Животные издают странные пищаще-стрекочущие звуки и, кажется, очень рады засиявшему, точно новенькие дюзы, Нюку. Они отдаленно похожи на славийских китов — в конце концов, лишенные фантазии пращуры окрестили всю местную фауну по аналогии с земной живностью, и мои рефлексы вскидываются, требуя немедля спасать человечий молодняк.
Однако роботовоспитанник, его экс-наставник да и сам молодняк вовсе не выглядят обеспокоенными, и даже радостно улыбаются. Очевидно, оригинал менее склонен к массированному пожиранию всего, что находится в радиусе выбрасывания язычары длиной с хороший швартовочный трос. После его скромной трапезы все вокруг обычно так же идеально подчищено, как после нашего с Эластичным Бортинженером визита на камбуз. Хорошо еще, что славийские аналоги водятся только на большой глубине и к островам практически не подплывают.
— Сьюзи — кит-косатка, — с гордостью заявляет Нюк, вытаскивая из багажника объемистый контейнер. — Она из транзитников, они мигрируют в поисках пищи и подходящих условий для рождения детенышей, и в это время года кормятся тут, неподалеку. Когда мы познакомились, я был голопузой мелкотой, а она — дамой средних лет. Теперь Сьюзи — вожак стада. У них матриархат, прям как у альф.
— Киты, киты! — радуются детишки.
— Вот уж джокорда вам под нос, Сьюзи — только моя! — решительно плюхается в воду Нюк, натянув очки для защиты глаз — океан тут соленый. Рори торпедой врезается в голубую гладь, ликвидировав лапы и отращивая плавники. На бегу скидываю уже промокшую одежду, оставаясь в надетом все-таки под низ купальнике, и быстро нагоняю нежданно-морского волчару. Совместное плавание с фауной, которая предпочитает рыбу крепким, сочным тушкам колонистов — пожалуй, довольно новое ощущение. Да и Нюк удивил, мне он всегда казался дитятей исключительно городских джунглей, я и не подозревала за ним такой близости к природе. Ну, если не считать тайного родства с нашими овечками, разумеется. Он и плавает вполне прилично. Наверное, единственная дисциплина, по которой Абдували Петрович не имел к нему никаких претензий.
— Что у тебя там? — киваю на контейнер.
— Лосось, Сью его обожает. А здесь он не водится… Теперь ты понимаешь, почему я предпочитаю роботов? Или вот, китов. Спасибо за поддержку.
— Что-то методы Петровича положительным подкреплением даже не пахнут, — хмыкаю я. — Показалось даже, что он по старой памяти и в плен тебя может заточить до тех пор, пока не сдашь-таки всех нормативов.
— То есть приблизительно навечно, — усмехается Нюк и устремляется на глубину.
Нырнув, я наконец-то могу разглядеть косаток как следует — они веретенообразны, снизу очаровательно белопузы и по размерам просто огромные, кроме одного, должно быть, недавно родившегося. А еще у них полные пасти острейших на вид зубов, почти не уступающих арсеналу славийских эрзац-родичей. Это точно на лосося? Посвистывая и радостно скалясь, киты начинают кружить вокруг нас, а самый здоровый, тонн так на восемь-девять на глазок, легонечко тычет круглым носом в довольного, как сто тагаранцев, заключивших сделку века, Стратитайлера, выпрашивая рыбку. Крупные серебристые тушки исчезают в зубастых пастях в одну секунду. Они переговариваются с помощью Нюкова компа, как добрые старые знакомые. Когда контейнер пустеет, Нюк перепоручает его шныряющему вокруг нас Рори, а мы выныриваем, чтобы глотнуть воздуха.
— Сьюзи сказала, что для самки человека ты довольно красивая, и спросила, есть ли у нас детеныш, — отфыркиваясь, сообщает парень. — У них в этом году пополнение, косатки не каждый год рожают.
— Это точно Сьюзи, а не мои мама с бабуленькой, забравшиеся в чрево стилизованной под кита субмарины? — прищуриваюсь я, услыхав этот перевод китовых посвистушек.
— Ах-хах, да точно, точно, клянусь всеми звездными ветрами. Просто животные смотрят на мир и взаимоотношения не так заморочено, как мы, — смеется Нюк, и тут одна из громадин подныривает под него, поднимая на своей широкой спинище, а следом и меня.
— Покатушки на китах! — ликует бортинженер, а с берега доносится коллективный стон зависти. — Выкусите, Абдували Петрович!
— Ух ты, комету мне в корму, даже без чая стартует! — шумно восторгаюсь я новому способу передвижения. — И уж куда удобнее, чем на гоподриле скакать!
Несемся вокруг острова на спинах косаток — только ветер в ушах свистит, и я думаю, что зубрежка в академии почти не оставляла мне времени, чтобы познакомиться с пра-Родиной поближе. Кажется, в погоне за новыми мирами я упустила кучу интересного из того, что было практически под боком. Ну что ж, тем больше будет поводов заглядывать на Землю, возвращаясь из дальних экспедиций. С Землянды, скажем, если я таки потесню остальных претендентов на штурманское кресло и всеми правдами и неправдами внедрюсь обратно в состав экипажа.
Мы еще долго плаваем с китами, не опасаясь нападения морских хищников, ведь, как утешил меня Нюк, стая Сью питается всем — от кальмаров до тюленей и акул, так что с косатками мы под надежной защитой даже без современных средств для отпугивания зубастых рыбин. Когда приходит время прощаться, Нюк сначала крепко обнимает Сьюзи и целует ее в нос, а потом и всех членов ее семьи, включая новорожденную крошку, которую с благословения бабушки нарекает моим именем.
После продолжительного купания сохнем на белом песочке и уплетаем надежно сохраненный Рори завтрак, плавно перетекший в обед.
— Ну, как тебе моя самая большая любовь? — спрашивает Нюк, подставляя конопухи на зарядку родному светилу.
— Ты не преувеличивал, она действительно большая, — фыркаю я. — Кажется, я несколько утрированно представляла тяготы твоего отрочества, проведенного в крепких роботовых дланях вдали от даров матушки-природы.
— Сью — одно из самых счастливых впечатлений детства. Нянюшка говорила, что мои поцелуи солнышка очаровали даже ее, — отзывается Нюк, и, похлопав себя по животу, добавляет: — Кстати, о няне. Летим, познакомлю тебя с ней. Я наконец-то ее выкупил. Она больше не госсобственность и даже не госслужащая, а вольноотпущенный робот. Будет жить в нашей уютной квартирке, растить кристаллы и дожидаться меня из рейсов.
— Квартирке? — удивляюсь я. — Это когда ты так разбогатеть успел, чтобы на Земле квартирку прикупить? В Корпусе косморазведки такие приличные зарплаты? Или ты таки тиснул и перепродал налево страпельку?
Стратитайлер воззряется на меня недоуменно своими овечкиными очами, потом хлопает себя по лбу.
— Еще что-то припомнил?
— Просто, похоже, прилетел быстрее, чем до Земли инфа дошла, а до твоего счета — премия за спасение Вселенной от разрушения плазмюками. Нас еще и к наградам представили всех оптом.
— Что-то я отстала от жизни, как дюзы старины «Дерзающего» от двигателей «призрака», — озадаченно чешу я в буйно закурчавившейся после купания макушке. — Какие еще новости во Вселенной? Может, адорианцы уже экскурсии варваров по дворцам своей Родины водят и календарики с местными принцессами каждому на память вручают?
— Я б сходил… — мечтательно вздыхает Нюк. Даже наглое вмешательство в геном не отбило у него охоты к сиреневооким монархиням, и добавляет:
— В любом случае, нам есть, что весело и с размахом отметить!
— Только никаких альдебаранских шишек, предупреждаю, у меня еще экзамены. И я планирую попасть в первую тройку отличников космической, а не наркотической подготовки!
— Ой, ладно, ладно… Как парочка занудных Басилевсов, отпразднуем свой выход на орбиту дикой удачи коктейлем с буравчиком.
— И проснемся спустя пять суток на незнакомом астероиде с филиалом Алголя во всех частях нервной системы и отнюдь не в компании цвета и гордости адорианской расы, — гыгыкаю я, припоминая рассказы о буравчиковой бывальщине от своего многоопытного прадедушки.
— Хороший задел на изрядное новое приключение, как по мне, — подмигивает Нюк, натягивая цветастые шорты.
— И на начало блестящей карьеры штурмана мусоровоза, — жизнерадостно подхватываю я. — От которого тоже как-никак зависят судьбы галактик. Например, один из них запоздал привести баржу на станцию КС-764, засидевшись в каком-нибудь буфете за порцией ксеносупа или же в философском уголке уже после этого лакомства. И что в итоге? Я попала на «Дерзающий», мы нашли потерянную экспедицию и спасли Вселенную. И если разобраться — все лишь благодаря этому скромному труженику ассенизационного фронта! — патетически восклицаю я и, ввинтившись в уже подсохшую одежду, отправляюсь знакомиться со знаменитой нянюшкой. Той самой, что пестовала будущего спасителя Вселенной и наследника всея Нюкии, отмеченного лобзаньями звезды G2V*.

*G2V — спектральный класс Солнца (желтый карлик).