Читать онлайн
"Трое"

Глава 1

...очень зря не добил. 

я приду к тебе этим летом, 

и, поверь, я сумею на всё получить ответ. 

Gорьkий kлевер©

- Оскар, у нас проблема.

- Какая? – Шулейман поднял глаза от экрана телефона и окинул севшего за кухонный стол напротив него Тома быстрым взглядом, цепко подмечающим тревожные детали.

Ничего такого, что требовало бы неотложной медицинской помощи, он не заметил, а другая проблема, с которой Том мог бы к нему обратиться, не приходила в голову. Вернее, об этом подумалось в первую очередь. Потому что это Том, он даже вдали от острых предметов умудряется калечиться. А ещё вчера они, отдавшись страсти после более чем двухмесячного воздержания, были не очень-то осторожны. Шулейман машинально опустил взгляд к краю столешницы, под которой скрывалась нижняя часть тела Тома. Вот только о неполадках ниже пояса сзади Том говорил бы другим тоном. Что тогда?

- О том, куда ты смотришь, мы поговорим позже. Сейчас важнее иная проблема.

- Может быть, просто скажешь, что случилось? – произнёс Оскар. – Не ходи вокруг да около.

- Я даю тебе возможность угадать. В прошлый раз у тебя это неплохо получилось. Но имей в виду – я не буду ждать несколько месяцев.

Наклонившись вперёд, Джерри облокотился на стол и подпёр кулаком челюсть, направив на Шулеймана выжидающий взгляд. Так и слышал, как в его голове стрекочут сверчки. Ничего не понимает горе-док. Не хочет понимать?..

Именно – не хочет. Оскар уловил перемену даже не в манере речи, что было очевидным, а в голосе; уловил более низкий и глубокий тембр, более ровный, что никто бы не подметил, списал бы на что угодно, но он слишком хорошо знал голос Тома. Том пришёл к нему с чужим голосом – и знакомым.

- Дать подсказку? – подняв брови, поинтересовался Джерри. – В моём имени на три буквы больше, чем тебе хотелось бы.

Оборона хрустнула и с треском рухнула. Но сразу за ней встала новая стена, ещё более глухая, охраняющая удобную и понятную реальность.

- Молодец, я почти поверил, - сказал Оскар и откинулся на спинку стула. – Поверил бы, если бы ты не прикидывался Джерри ранее. Всё-таки озвучишь свою проблему? Или это и есть проблема – розыгрыш?

Не меняя позы, Джерри в скучающей разочарованности изломил брови:

- Шулейман, не разочаровывай меня. Не заставляй меня жалеть о том, что я решил с тобой поговорить.

- Браво. Мне поаплодировать, чтобы ты удовлетворился и успокоился?

Разозлившись на тупящего, не верящего ему Шулеймана, Джерри стремительным рывком схватил кружку с кофе и выплеснул ему в лицо.

- Слушай сюда, - навис над опешившим, обтекающим каплями остывшего напитка Оскаром. – Я – Джерри, и у нас пиздец проблема.

В кой-то веки Шулейман не контролировал эмоции, и его выражение лица было весьма колоритно. Поставив пустую чашку на стол, Джерри вернулся на свой стул, слишком быстро перекинулся из нападения в доброжелательность.

- Твоё выражение лица бесценно. Можешь зафиксироваться, чтобы я сбегал за фотоаппаратом? – произнёс он со сладкой, невинной улыбкой, сочась патокой и злорадным довольством. – Тому тоже будет интересно на это посмотреть.

Резко скрипнули ножки стула по полу – будто ножом по горлу, окончательно прикончили это доброе, ничего не предвещавшее утро. Запоздало поднявшись из-за стола, Шулейман обтёр лицо кухонным полотенцем и швырнул его на тумбочку. Хотел просто пройти мимо стола и выйти за дверь, выйти в другую реальность, потому что эта какая-то неправильная, параллельная!

Но реальность только одна, а за дверью всего лишь коридор. Выдохнув, Оскар повернулся к Джерри и с ещё большим опозданием спросил:

- Это что такое было?

- Ты про кофе или про меня? – осведомился в ответ Джерри.

- Про кофе.

- Надо было дать пощёчину? – вновь вопросом ответил Джерри, следя за Шулейманом внимательным, ждущим взглядом – ждущим, когда же он включит критическое мышление, которое некогда было его сильной стороной.

И это – то, как он говорил, как уклонялся от ответов, заменяя их вопросами - заставило открыть глаза и допустить вероятность, которую и так вроде бы допускал, к которой на всякий случай был готов, считал, что готов, а когда дошло до дела, все защитные механизмы психики объединились и возопили: «Мы не должны верить! Это шутка!». Да именно шуткой это сидящее за столом чёрти что и являлось, злой шуткой.

…

Сорока минутами ранее.

Проснувшись, Джерри сладко зевнул, потянулся, разминая затёкшие за время сна, за время невероятно долгого сна, что ещё не осознал, мышцы. Открыл глаза, увидев вокруг себя спальню Шулеймана, и ленная сонливость вмиг покинула тело и пушечным ядром вылетела из головы. Почему, чёрт побери, он это видит?!

Сев на постели, Джерри оглядывался по сторонам. Сомнений быть не могло – он знал это место, эту квартиру, которая простирается за закрытой сейчас дверью. И он – проснулся. Как?«какого чёрта происходит?».жив

Впервые в жизни Джерри хотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться - или чтобы убедиться, что не спит. Но это не имело смысла, так как раз он мыслит, ощущает и наблюдает окружающую реальность, значит, априори не спит, существует.

Для чистоты эксперимента Джерри всё-таки ущипнул себя за предплечье, несильно, чтобы не поставить синяк. Вызванная боль была более чем реальна. Чего и ожидал, пустые надежды на лучшее и на чудо всегда были не про него. Джерри опустил руки на одеяло и вновь обвёл спальню взглядом, привыкая к новой реальности. Давненько он не был живым. И, уходя, не думал, что когда-нибудь будет вновь. Что просто будет

Кто бы мог подумать, что в новой жизни с Шулейманом, от которого в прошлом пытался избавиться всеми правдами и неправдами, он будет связан узами брака. Ирония жизни фонтанирует через край!

Хотелось курить. Но крепкие и вонючие сигареты Шулеймана, лежащие на прикроватной тумбочке, отвращали даже в состоянии никотиновой ломки. Да и не время сейчас утолять никотиновый голод, есть задачи куда более важные, первостепенные.

Перебрав пальцами по одеялу, Джерри откинул его и поднялся с кровати. Пол под босыми ступнями дарил ощущение приятной прохладной тверди; солнце за окнами посылало через стекло яркие белые лучи. Не вступая в противоречие с лёгким чувством нереальности происходящего, память пропущенных лет, как это всегда бывало, пронеслась в голове сверхускоренной съёмкой, заполняя свою нишу, показала наиболее значимые моменты, свершившиеся в его отсутствие. Обретение Томом друга; воспоминание об убийстве Паскаля; знаковый день первое ноября, когда завершилось слияние, и Тому открылась вся память, все знания; измены; свадьба; медовый месяц… Да, немало произошло без него.

Всегда бывало, что Том пропускал годы, а его, Джерри, существование, было более плавным. Но Джерри не переживал по поводу того, что в этот раз случилось иначе, в отличие от Тома, который жизнь и взросление без своего непосредственного участия видел концом света, Джерри воспринимал скачок в будущее на три года и четыре месяца вполне позитивно. Это было приятно – проснуться повзрослевшим, взрослым мужчиной, которому через два месяца двадцать шесть, в то время как засыпал молоденьким двадцатидвухлетним парнем. В некотором смысле это воодушевляло и придавало сил – то, что в настоящем ты ещё сильнее, чем в прошлом.

Первым, вторым, десятым порывом в пока ещё неспокойном сознании было поступить привычным, отлаженным образом: уйти по-английски и как крыса затеряться в большом городе, а потом за его пределами, чтобы никто не нашёл, не узнал, не помешал. Но Джерри попридержал себя и задумался над тем, кем ему поступить сейчас

Сзади было липко, и в промежности дискомфортно тянуло. Тому виной беспощадная страсть Тома и Оскара, не смогли они в первый день дома не трахаться до глубокой ночи и до изнеможения, и ни один не подумал, что после долгого перерыва тело Тома не стоит так нагружать, об этом в первую очередь не думал сам Том. Прежде чем пойти к Шулейману, Джерри решил заглянуть в душ и отмыться от засохшей спермы и смазки.

Джерри надел трусы и домашние штаны и футболку Тома. Критически оглядел себя и надменно скривил губы. Том так и не изменился, по-прежнему носит дома сущий отстой, застряв между ребёнком, которому всё равно, и несуразным подростком, пялящим на себя мрачные асексуальные вещи. Свои потрясающие природные данные Том гробит полным попустительством к своей внешности, он выбирает комфорт и немаркость, ценит их превыше всего, что, безусловно, придаёт ему определённое детское очарование, но пора бы уже повзрослеть. Надо бы донести до него, что красивая одежда тоже может быть удобной, потому что данный «костюм» - это полный мрак, взгляды Тома в отношении домашней одежды ничуть не изменились с тех пор, когда ему было восемнадцать. Это ведь и происходило: Том понял, что красивый и может это подчёркивать, он стал взрослее, развивался, становился лучше, но потом процесс почему-то застопорился и даже начал откатываться назад.

Перед зеркалом в ванной Джерри испытал желание немедленно сделать что-то с ужасом, обнаруженным на своём голове. Никогда Том не следил за причёской и, судя по отражению и по воспоминаниям, так и не начал. Спасибо, что приучился голову мыть регулярно и хотя бы раз в день расчёсываться.

Джерри смахнул со лба прядки отросшей чёлки. Непослушные неухоженные завитки раздражали, но он отложил приведение себя в порядок, поскольку это также не было делом первой необходимости. Сделал только необходимые процедуры и чуточку больше: почистил зубы, принял душ и вымыл голову. Высушил волосы феном, при помощи расчёски и без укладочных средств сделав простую укладку. Из зеркала на него смотрел Том – с его глазами. Так всегда начиналось. Знакомый, знакомый, знакомый момент – которого не должно было быть. Но он случился, и с этим надо что-то делать.

Как ни претила выбранная необходимость пойти к Шулейману и открыться, Джерри не стал тянуть время. Вернулся в спальню, чтобы взять в шкафу свежую одежду, и направился на поиски. Но не мог отказать себе в желании чуть-чуть, самую малость поиграть и получить удовольствие от этой ситуации, которая ввергала в полную растерянность.

Сейчас это – остаться и открыться – было правильным, а передумать и отправиться в свободное плавание он всегда успеет, чего, конечно, не хотелось бы, никто в здравом уме не откажется влёт от свалившихся на голову удобств и выгоды. Жизнь Тома с Оскаром похожа на отлаженный капкан, но нет такой ловушки, из которой бы он не выбрался. С такими мыслями Джерри дошёл до кухни и переступил порог, увидел сидящего за столом Шулеймана, уткнувшегося в телефон и не заметившего его тихого появления. Без малого три с половиной года прошло с их последнего разговора… Но точка оказалась многоточием.

…

- Как это произошло? – хмурясь в непонимании, всё ещё с неверием спросил Оскар.

Приподняв плечи, Джерри лишь красиво развёл кистями рук и затем сцепил пальцы, водрузив на них подбородок, продолжал сверлить Шулеймана ждущим, пристальным, совершенно непроницаемым взглядом. Оскар сощурился, вглядываясь в его лицо, его позу, искал зацепки, указывающие на обман, - или подтверждение того, что никакого обмана нет.

- В прошлом я скрывался, а ты стремился раскрыть меня и подлавливал на мелочах, - произнёс Джерри, подстёгивая мыслительную активность горе-дока, - сейчас же я пришёл и прямо сказал: «Это я», а ты мне не веришь. Забавная ситуация, не находишь?

- Не нахожу, - хмуро ответил Шулейман. - То, что ты не скрываешься, а сам заявил о себе, выглядит довольно подозрительно. Прежде ты убить был готов, только бы тебя не раскрыли. Отчего такое несоответствие?

- Обстоятельства изменились, - не таясь, ответил Джерри. – Теперь мы с тобой в одной лодке, и я рассчитываю на твою помощь.

- Даже так? – Оскар подошёл ближе к столу.

- Да. Ты по-прежнему не очень нравишься мне. Но ты обладаешь практически неограниченными возможностями, которые могут быть мне полезны.

- Что-то ты разоткровенничался, это не похоже на Джерри.

- Шулейман, ты начинаешь меня утомлять, - предостерегающе произнёс Джерри. – Не делай так, не падай в моих глазах ещё ниже.

Вид угрюмого Шулеймана был непривычен и необычен и, надо признаться, забавен и по той причине приятен. Смотрел он хмуро исподлобья, буравил взглядом, будто рассчитывал прожечь дыру и вытащить наружу то, что ему надо. Никогда Том не называл его по фамилии, ни разу за все годы знакомства Оскар этого от него не слышал, и это тоже подталкивало к нежеланному, опротестованному принятию, что перед ним – не Том.

- Как такое могло случиться? – спросил Оскар, топчась на одном непродуктивном месте. – Произошло же слияние, оно завершилось более полутора лет назад.

- Ты же учился и даже закончил, должен знать, что не может быть никаких гарантий, когда речь идёт о человеческой психике, тем более повреждённой, - сказал в ответ Джерри, но не остановился на этом, добавил едкое. – Ах точно, так, как ты учился, удивительно, что ты вообще знаком с термином диссоциативное расстройство идентичности.

Том никогда его, Оскара, не оскорблял, даже когда весьма натурально прикидывался ради прикола Джерри, не позволял себе таких высказываний. Несколько утопленных в глупой надежде секунд Шулейман внимательно смотрел на Джерри, ожидая, что тот потупится, виновато опустит глаза и начнёт извиняться за резкие слова – что Том выйдет из образа и покажет своё лицо, он бы так и сделал, Оскар не сомневался. Но надежда была заранее обречена умереть, Шулейман и сам это понимал, потому не испытал разочарования, когда ничего не изменилось. Никакого Тома, ни намёка на него – карие глаза смотрели прямо, без крупицы раскаяния и жалости.

- Это пиздец, - отпустив надежду, отрывисто выдохнул Шулейман и обтёр ладонью лицо. - Я не могу поверить…

- Вынужден с тобой согласиться.

Опустив руку, Оскар твёрдым шагом подошёл к столу, упёрся в него ладонями, нависая над Джерри, с прищуром вглядываясь в его лицо, в глаза.

- Если это всё-таки прикол… - произнёс с угрозой.

Выяснись сейчас, что это всё-таки розыгрыш, ей-богу, придушил бы потерявшего всякую совесть паршивца! Прибил! А потом обнял до хруста в костях, поцеловал и не отпустил.

- Принести тебе мячик, чтобы проверил и убедился? – не дрогнув, предложил Джерри, с хладнокровным спокойствием и искрами насмешки снизу смотря в глаза Шулеймана. – Или, может, коньяка? Похоже, что в нём заключалась твоя сила. В трезвом виде твои мыслительные способности удручают.

На секунду сощурившись сильнее, Оскар оттолкнулся от стола и вышел с кухни.

- За коньяком пошёл? – насмешливо крикнул ему вслед Джерри.

- Нет! За безотказно работающей лакмусовой бумажкой! Космос! – донёсся до Джерри обращённый уже не к нему оклик.

Не дозвавшись пса, Шулейман вспомнил, что собак увела на прогулку Жазель и чертыхнулся. Вернуться на кухню он не успел, поскольку в дверь позвонили. Кляня того, кого принесло не вовремя, Оскар открыл дверь.

- С Днём Рождения! – оглушила его искренней радостью Изабелла и, переступив порог, вручила в руки квадратную подарочную коробку, увенчанную переливающимся перламутром бантом. – Думаю, вам с Томом это понравится. Только не открывай при всех, - попросила подруга с несвойственной ей заговорщической улыбкой.

Следом за ней также без разрешения в открытую дверь просочились Бесс, Мэрилин и Даниэль. Даниэль сходу обнял друга, стиснул сердечно, потом похлопал по плечу, говоря с улыбкой:

- Поздравляю. Я без подарка в руках, он великоват, чтобы нести с собой.

Еле поспевая услеживать за реальностью, вдруг ставшей очень шумной, Шулейман чувствовал себя полным идиотом из какого-то кино. Он забыл о том, что сегодня у него день рождения и не собирался праздновать, потому что главный подарок уже получил вчера – они с Томом наконец-то вернулись домой и до искр из глаз отпраздновали тем, чего так не хватало. Большего ему было не надо, потому душа не просила праздника. Никто же не знал, что вчерашний день был авансом, а первое утро дома, совпавшее с личной праздничной датой, подкинет ему такую свинью, вернее – крысу. Пожалуй, хуже такого «подарочка» может быть только умереть в собственный день рождения.

- Спасибо за поздравления, за подарки, - поблагодарил Оскар, - но я не собираюсь отмечать.

- Именно поэтому мы здесь! – взяла слово Мэрилин, выступив вперёд. – В последние годы ты празднуешь всё реже, мы хотим оторваться с тобой, прежде чем ты окончательно погрязнешь в степенной семейной жизни! – посмеялась она и обменялась взглядами с друзьями, найдя у них одобрение и поддержку. – Зови Тома и собирайтесь, мы уже всё организовали и приехали, чтобы повезти вас к празднику.

- Мэрилин, - твёрдо произнёс Шулейман, после чего наградил коротким взглядом каждого друга. – Бесс, Из, Даниэль. Мне льстит ваш энтузиазм, но это совершенно неуместно. Я не буду праздновать.

- Будешь. Возражения не принимаются, - к нему подошла Бесс и взяла под руку.

- Подожди, - подняв руку, остановила подругу Мэрилин. – Оскар, у тебя что-то случилось?

Бесс также внимательно, серьёзно и взволнованно воззрилась на Шулеймана.

- Вроде того, - уклончиво ответил тот.

- Проблемы с Томом? – сострадательно предположила Изабелла.

- Да, с Томом, - подтвердил Шулейман, не соврав толком. – У меня совершенно непраздничное настроение. Извините, ни о каком отрыве я сейчас и думать не хочу.

Прежде чем он или кто-либо другой успел заткнуть Бесс рот, она громко, пронзительно крикнула:

- Том!

Джерри появился в поле зрения через полминуты, и Бесс сходу на него наехала:

- Что у вас с Оскаром произошло? – потребовала объяснений, сведя ухоженные брови и уперев руки в бока.

Вмиг приняв решение на основе крайне скудных исходных данных, Джерри обратился Томом. Бросил на Шулеймана быстрый растерянный взгляд, спрашивающий разрешения говорить, виновато потупил глаза в пол и сцепил руки внизу живота.

- У нас только что произошёл неприятный разговор… - проговорил, источая вину, в которой не углядел бы наигранность ни один критик. – Но я надеюсь, что Оскар меня простит…

Поднял большие, чистые, влажные глаза к Шулейману, подошёл, прильнул к его руке осторожным, ласковым котёнком, не отводя пронимающего, раскаивающегося во всех грехах взгляда от его глаз.

- Оскар, прости меня. Простишь?..

Сука… Если бы не видел, что за секунду до того, как все остальные обратили на него взоры, взгляд у крысы этой был совершенно другой – холодный и цепкий, ищущий информацию, на основе которой выстроить поведение, поверил бы, что тронулся умом, разговор на кухне ему привиделся, а сейчас перед ним – Том.

- Мы отойдём на минуту, - изобразив на лице улыбку, обратился Оскар к друзьям и за локоть потащил Джерри вперёд по коридору. – Пойдём.

Отпустив Джерри только в комнате, куда буквально запихнул его, Шулейман закрыл дверь и прошипел:

- Ты что творишь?!

- А я должен был сказать: «Извините, Тома нет и неизвестно, когда будет, я его альтер-личность Джерри»? – вздёрнул бровь Джерри, игнорируя боль в локте.

- Ты должен был не отзываться и не высовываться.

- Я не Том, чтобы исполнять твои команды.

Посчитав разговор для себя исчерпанным, Джерри развернулся к двери, намереваясь уйти, но Шулейман остановил его, сильно сжав ладонь на хрупком запястье.

- Руку отпусти, - ледяным тоном сказал Джерри, указав взглядом на место их соприкосновения и подняв его обратно к лицу Шулеймана. – Из положения стоя я всё ещё могу тебя уложить.

Помедлив пару мгновений, не сводя сурового взгляда с его лица, Оскар разжал пальцы. Не потому что испугался, а потому… Чёрт его знает почему! Потому что драка сейчас не к месту!

Вслед за ушедшим вперёд Джерри, которому позволил уйти, Оскар пошёл в обратном направлении, догнал его перед поворотом, чтобы появиться перед друзьями вместе.

- Всё нормально? – озвучила общие тревогу и напряжение Изабелла.

- Да, всё в порядке, - ответил Оскар. – Но праздновать я всё равно не…

- Оскар, не обижай нас, - перебила его Бесс. – Мы так старались, ради этого события даже Адам вырвался, ты не представляешь, чего ему это стоило!

Потратив ещё двадцать минут на попытки отбиться от друзей, Шулейман с тяжёлым сердцем позволил себя уговорить посетить собственный праздник.

- А я могу поехать с вами? – в духе Тома умильно изломив брови, спросил Джерри.

- Конечно! – звонко ответила Мэрилин, не понимая, как ему пришла в голову такая глупость, взяла его под правый локоть и поцеловала в щёку.

- Заодно мы проследим, чтобы ты не расстраивал Оскара, - Бесс пристроилась к нему с другого бока, также взяв под руку. – Будешь обижать – я тебе устрою!

- Не надо… - жалобно протянул Джерри. – Я же не смогу дать тебе сдачи.

- Прости, красавчик, но я и в равном бою тебя поколочу.

Скрыв усмешку – конечно, поколотит она, наивная! – за тонкой доброй улыбкой, Джерри сказал:

- Поэтому я и боюсь. Не хочу быть побитым девушкой, даже такой потрясающей.

- Ты душка, - просияв польщённой улыбкой, Бесс также наградила его поцелуем в щёку.

Шулейман наблюдал за их общением с кислой миной. Его подруги души не чаяли в Томе, но Джерри за считанные минуты возвёл обожание на новый уровень. Того и гляди облизывать его начнут, такой он сладкий! Тварь…

Сейчас, всего за час взаимодействия, Оскар прозрел и увидел, какая между объединённым Томом с острыми элементами Джерри и отдельным Джерри разница, которую в его сознании нивелировало время. Самые жёсткие игры Тома были плавными, гладили, а игры Джерри – били на поражение, пронизывали и окутывали радиоактивными лучами. Том играл для одного зрителя, а Джерри – для всего мира. Джерри был сильнее настолько, что по сравнению с ним Том как был, так и остался неумелым плюшевым котёнком.

- У меня есть пара минут привести себя в порядок? – опомнившись, засуетился Джерри, не выходя из образа.

Говорил более высоким голосом, но сейчас этот тембр не воспринимался милым и родным, а казался Оскару неприятным и раздражающим. Возможно, Джерри перевирал голос Тома. А может быть, что вероятнее, причиной такой разницы в восприятии служило то, что Оскар знал правду. Обычный голос Джерри, который и Том после объединения иногда показывал, для слуха был куда приятнее.

Договорившись о времени, Джерри убежал в спальню. Сняв с себя унылые домашние тряпки, задержался около зеркала, засмотрелся. Провёл ладонью по гладкой молочной коже, освобождённой от росписи грубых тёмных рубцов. Как приятно это видеть и ощущать, он стал ещё лучше, совершеннее. Пусть никогда не стеснялся своего уродства, спокойно жил с ним и даже извлекал выгоду, Джерри бы с удовольствием заимел чистую кожу, но сначала не было возможности свести шрамы, а потом они превратились в средство заработка.

Отвлечься от самолюбования заставила только ограниченность во времени. Распахнув дверцы, Джерри скосил губы вбок и задумчиво изучал содержимое шкафа взглядом, думая, какой наряд можно составить. Не стало открытием, что в гардеробе Томе ничего из его вещей не осталось, но одежда на вешалках всё-таки не радовала. Что у Тома за страсть к тёмным цветам и невнятным оттенкам? Где у него хоть что-то на выход? Хоть смокинг надевай.

Взгляд привлекли неприлично дырявые джинсы – единственный яркий элемент одежды в гардеробе Тома, которые Том так ни разу и не надел. Но выходить в свет в одежде из коллекции двухгодовалой давности – сильнейший моветон, а времени на коррекцию джинсов, которая сделала бы их неузнаваемыми, не было, к тому же - он изображает Тома, а возникший в голове образ был для него излишне вызывающим, Том так не ходит.

На скорую руку скомпоновав приличный образ из имеющейся одёжки, Джерри поправил волосы и вышел к гостям. Выбрал в шкафу для обуви подходящую пару, отметив, что выбор обуви у Тома тоже небольшой и не выдающийся.

Арендованная под торжество арена каждым своим элементом источала дорогой праздник для небезразличного человека, друзья постарались на славу. Под куполообразным потолком в белых, подсвечиваемых неоном тканях извивались девушки и парни, лиц которых не было видно ни на одну секунду, и о половой принадлежности того или иного акробата чаще всего можно было лишь догадываться. Для никого, потому что и они служили лишь украшением фона, показывали мастерство танцовщицы, которым строго-настрого запретили оголяться, если того не пожелает именинник.

Именинник не пожелал. Не пытаясь изобразить приподнятое настроение, коего от него ждали, Шулейман цедил коньяк бокал за бокалом и хмурым взглядом следил за Джерри, который, напротив, общался, улыбался, смеялся и также практически не выпускал из рук бокал с чем-то крепким и часто подносил его к губам.

Состоявшее из нескольких блоков начавшееся в обед торжество завершилось в ночь. В начале третьего парни ввалились домой. Шулейман бросил ключи на тумбу и, забыв разуться, пошёл вглубь квартиры. Прежде чем оставить его одного и закрыть за собой дверь, Джерри обернулся на пороге комнаты и сказал:

- Чуть не забыл. С днём рождения, дорогой.

Оскар помрачнел ещё больше и спросил в ответ:

- В мести заключается смысл твоего существования?

- При чём здесь месть? – нахмурившись, в этот раз неподдельно удивился Джерри.

- Впервые я привёз сюда Тома в его день рождения. Перед тем как оставить его одного, я точно так же обернулся на пороге и поздравил его.

- Я и забыл об этом. Неплохо вышло, два в одном, - с улыбкой проговорил Джерри, теперь целенаправленно платя Шулейману его монетой, показал два пальца, пару раз разведя их и сведя.

Помолчал, в то время как Шулейман также ничего не говорил, но и не спешил отвернуться, и, склонив голову набок, спросил:

- Открыть тебе одну тайну?

От его слов Оскара посетило паршивое ощущение, что за ним следили и застали с поличным, потому что Джерри в точности повторил его слова, его интонацию, с которой месяц назад на кладбище предлагал Эль раскрыть секрет. Но отбросил от себя эту глупость, поскольку, может, Джерри и сверхличность – или чёрт знает что, он уже ни в чём не был уверен, - но он может видеть намного больше обычного только в пределах их с Томом головы, перенестись сознанием на кладбище он никак не мог, тем более что его тогда вообще не было. Или был?..

Заболела перегруженная голова. Шулейман потёр ладонью лицо и ответил:

- Открой.

- У Тома проблемы с датами, - на удивление невраждебно раскрыл Джерри не свой секрет, который Том навсегда оставил бы при себе. – Он только в прошлом году наконец-то запомнил, когда у тебя день рождения, но сегодня не вспомнил бы о нём. Он не помнит, когда годовщина вашей свадьбы. Когда ты сделал ему предложение, он при всём желании не мог вспомнить, в какую дату ты обещал, что вы поженитесь, если через год Том будет с тобой, и о твоём обещании тоже забыл.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Ничего, - пожал плечами Джерри. – Просто информация.

Не очень твёрдой походкой Оскар подошёл к нему близко-близко, сфокусировал залитый литрами алкоголя взгляд на его лице и произнёс с непонятной непонимающей интонацией:

- Я видел, как ты пил, много пил. Но от тебя не пахнет.

- Твоё амбре всё перебивает.

- Нет, ты трезв, - настоял на своём Шулейман. - Как?

- В прошлом я часто оказывался в ситуациях, сопряжённых с употреблением алкоголя. Мне пришлось научиться создавать видимость, что я пью, - раскрыл секрет своей трезвости Джерри и, не видя смысла растягивать разговор до утра, которое и так вот-вот наступит, оставил Шулеймана одного.

«Пусть этот день окажется сном…», - подумал Оскар, прежде чем прямо в одежде упасть лицом в подушку.

«Пьянь, - фыркнул про себя Джерри, вставший на пороге спиной против падающего из коридора света. – Ничего не изменилось…».

Задохнётся ещё мордой в подушку. В другой ситуации Джерри был бы отнюдь не против такого исхода, но горе-док ещё нужен ему самому – и он нужен Тому. Потому, раздражённо вздохнув, подошёл к кровати, забрался на неё и попытался перевернуть безвольное девяностокилограммовое тело. С натугой и желанием придушить алкаша, но это ему удалось. Оказавшись на спине, что было половиной намеченного Джерри дела, Шулейман открыл глаза, устремил на Джерри взгляд. До этого он не совсем твёрдо стоял на ногах - без регулярных тренировок организм отвык от лошадиных доз спиртного, но мыслил вполне ясно, но после минутного сна в голове встрепенулась и воцарилась муть и взор поплыл.

- Том, - произнёс Оскар, потянув к Джерри руки.

- Ага. Спи, - ответил Джерри, перехватив его руки и пытаясь их уложить.

Шулейман не повиновался, тянулся и тянулся, сцапывал за руки, за плечи, выводя из себя Джерри, который каждый раз убирал от себя его лапы и стремился утихомирить и уложить «неразумного младенца».

- Спи! – твёрдо приказал Джерри и прижал Шулеймана за плечи, вынужденно сев на его бёдра.

Опередив его реакцию, Оскар запустил пальцы Джерри в волосы, сжал, потянул к себе, почти уложив на себя грудью. Скрипя зубами, Джерри решил позволить ему сделать, что он там хочет, надеясь, что после этого он успокоится и отстанет.

- Не Том, - через паузу, в которую вглядывался чёрными в темноте глазами в лицо Джерри, выдал Шулейман гениальное умозаключение.

Достаточно резко и сильно, чтобы Джерри не успел ему помешать, дёрнул за волосы в сторону, сбросил с себя, свалил на кровать, также перевернувшись на бок. Шипя от боли, опасаясь, что сейчас Шулейман на него навалится, и тогда пиши пропало, Джерри наконец избавился от его цепких пальцев, грозящихся снять скальп, вывернулся из-под накинутой на него руки и поднялся с кровати.

- Ляг и спи. На бок ляг, - отдавал распоряжения Джерри, пытаясь уговорить привставшего на кровати Шулеймана, не сводящего с него пристального взгляда, и параллельно думал, какого чёрта он о нём заботится. – Не ходи за мной. Спокойной ночи.

Убедившись, что его увещевания вроде бы сработали, поскольку Шулейман оставался в постели, Джерри покинул комнату, притворив за собой дверь. Но не успел он далеко уйти, как дверь за спиной открылась.

- Оскар, иди спать, - развернувшись с усталым вздохом, попросил Джерри.

Сам хотел спать, у него тоже был долгий и непростой день, а он вынужден возиться с этим засранцем.

- Иди сюда, - в ответ сказал привалившийся к дверному косяку Шулейман.

- Иди спать, - повторил Джерри. – Утром поговорим.

Отпустив дверной проём, Оскар не очень уверенной походкой, но более чем целеустремлённо, с достоинством прошёл часть разделяющего их расстояния, остановился и велел:

- Подойди.

Вздохнув, Джерри подошёл, встав от него на таком расстоянии, чтобы Шулейман не смог дотянуться до него вытянутой рукой.

- Ближе.

- Без рук, - твёрдо сказал Джерри, отступив назад, когда Шулейман, не дождавшись послушания, сам сделал шаг к нему.

Плевать Оскар хотел на его сочиняемые на ходу правила, схватил всё-таки, обхватил лицо ладонями, больно сдавливая скулы и уши. Джерри поморщился. Шулейман притянул его к себе, упёрся лбом в лоб, смотря в глаза тяжёлым мутным взглядом. И вдруг швырнул в сторону вместе с собой. Чудом Джерри успел сориентироваться, выгнул спину, благодаря чему сильный удар об стену приняла на себя она, а не затылок. Не раздумывая над планом действий, ударил Оскара коленом в живот, подсёк под колени, свалив на пол, и отскочил в сторону.

Раскорячившись, тяжёло дыша, Шулейман сел на полу, опираясь на одну руку, и сверлил Джерри полным чувств взглядом, в котором, Джерри казалось, превалировала жгучая, чёрная ненависть.

- Помогать встать и дойти до кровати я тебе не буду, - холодно сказал Джерри, не приближаясь к агрессору. – Не советую бежать за мной, ты не в том состоянии, чтобы у тебя это получилось не комично и не травматично.

Развернулся и удалился, не оборачиваясь, но прислушиваясь к звукам за спиной, которых не было. Устроился на ночлег в бывшей комнате Тома, где дверь закрывалась на замок, положил под подушку прихваченный с кухни нож и опустил на неё голову. Конечно, не собирался убивать Шулеймана – в противном случае положил бы под подушку пистолет, но если не проснётся вовремя и Шулейман вцепится ему в горло, то нож можно воткнуть в руку, что спасёт жизнь. Чёрт его знает, чего от него, одуревшего, ожидать этой ночью, лучше перестраховаться.

Глава 2

Я тебя очень люблю. Я тебя тоже нет...

Ева Польна, Я тебя тоже нет (Je T'aime)©

Голова раскалывалась столь адски, что в первую же секунду после пробуждения захотелось сдохнуть. Слух уловил тихий глухой стук слева. Разлепив веки, Шулейман увидел около кровати Джерри, затем посмотрел на принесённый им и поставленный на тумбочку стакан с водой, в котором, шипя, растворялась таблетка.

- Не бойся, не яд, - предвосхищая вопросы, сказал Джерри и присел на край постели. – Это лекарство от похмелья, ты мне нужен с ясной головой.

Дёрнув бровями в озадаченности неожиданной заботой, Оскар не озвучил своего удивления и взял стакан. Выпив половину жидкости, вернувшей разлагающийся по ощущениям мозг к жизни, обвёл взглядом себя в постели, в которую при всём желании не мог вспомнить, как лёг, как разделся. А Джерри не мог ответить себе на вопрос, почему, встав ночью и обнаружив Шулеймана не в кровати, тащил на себе неосознанное тело, укладывал в кровать, раздевал. Надо было оставить его там, где упал, а упал он почему-то не там, где Джерри его покинул, а на диван в гостиной, снова лицом вниз. Но то ли совесть не позволила, от чрезмерной активности которой никогда не страдал, то ли ещё невесть что.

Опустошив стакан, Шулейман со звучным стуком опустил его на тумбочку, и Джерри без лишних слов поставил на неё бутылку минеральной воды. Более не растрачивая себя на подозрительность, Оскар схватил бутылку и жадно присосался к горлышку. Джерри ничего не говорил, не торопил, наблюдал необременительным взглядом, ожидая, покуда док напьется, и, когда тот выпил две трети литровой бутылки и опустил её, утерев влагу с губ, сказал:

- Полагаю, сейчас тебе необходимо посетить туалет.

- И давно ты записался в мои няньки? – съязвил в ответ Шулейман.

- Видимо, ты пробудил во мне родительский инстинкт: вижу беспомощное и неразумное существо и не могу пройти мимо.

- Как мило. За ручку меня поведёшь?

- Если сам не дойдёшь, могу провести. Только не взваливай на меня свою тушу, я её не дотащу, а перспектива упасть и оказаться погребённым под ней меня не привлекает.

- В таком случае я приложу все усилия, чтобы упасть.

Сделав ещё один глоток, Оскар завинтил пробку, вновь обвёл помятую постель взглядом, прищурился и посмотрел на Джерри.

- Как я оказался в кровати раздетым?

- Наверное, на автопилоте дошёл, - пожал плечами Джерри. – Ты же им хвалился.

- Я бы помнил. – Шулейман выдержал паузу и, снова сощурившись, впился в Джерри пытливым взглядом. – Ты помог мне?

- Больно надо, - фыркнул тот.

Свои подозрения Шулейман считал вполне обоснованными: раз он не помнит, как дошёл до кровати, значит, оказался в ней не своим ходом. Прежде с ним такого не случалось, автопилот у него и вправду работал на зависть, но всё когда-нибудь бывает в первый раз. Вчера он конкретно перебрал и не мог похвастаться кристальной ясностью памяти. Стареет, что ли?

- Странная тактика: помогать и скрывать это, - произнёс Оскар. – Типа герой, которому не нужно признание?

- Шулейман, тебе по статусу уже не положена речь, пестрящая жаргонизмами. Учись говорить культурно, а не как блатной из подворотни.

- Не переводи тему.

- Так хочешь услышать, что я о тебе позаботился? – выгнул бровь Джерри.

- Хочу правды.

- Окей, - Джерри закинул ногу на ногу. – Я помог тебе дойти до кровати, а правильнее сказать – взвалил на себя и дотащил и раздел, о чём уже десять раз пожалел. Нужно было тебя удавить. Было бы справедливо и иронично: отправил на тот свет бывшего друга, а месяц спустя сам отправился туда же. Хотя с Эванесом ты правильно поступил, твоя ошибка лишь в том, что ты не распорядился его убрать сразу после того, как тебе пришло видео с измывательствами над Томом. Я бы предпочёл, чтобы у меня осталось родное ребро и не было дыры в печени.

- Как много текста, - поморщился Шулейман и задал вопрос: - Чего ж не удавил?

- Пожалел. Говорю же – ты пробудил во мне родительский инстинкт. Спасибо, что не обмочился.

Помолчав, не отводя взгляда от Шулеймана, Джерри добавил:

- Не скажешь, что следующей ночью приложишь все усилия, чтобы это исправить?

- Скажу, что следующей ночью рассчитываю быть с Томом.

- Бедный Том, - фыркнул Джерри.

Выдержал паузу и, склонив голову набок, серьёзно спросил:

- Не хочешь попросить прощения за вчерашнее?

- За что именно? – уточнил Шулейман, по чуть-чуть дохлёбывая минералку.

- За то, что ты пытался разбить мне голову об стену, всё остальное вписывается в обычную паршивость твоего поведения.

Оскар задумался, припоминая озвученный момент, в котором руководствовался не разумом, а необъяснимым порывом, как когда-то с Томом, когда стукнуло в голову зажать его в коридоре и трахнуть, повернув лицом к стене. Нет, он не раскаивался в этом откровенно ужасном и жестоком поступке, как и не злился уже на Джерри за то, что тот навалял ему.

- Нет, не хочу, - бессовестно пожал плечами Шулейман. – Я поступил правильно.

Про себя удивившись тому, что удивился отсутствию хотя бы капельки сожаления или осознанности у Шулеймана, Джерри произнёс:

- Давай проясним этот момент раз и навсегда: не пытайся избавиться от меня методом удара по голове.

- Почему? – не дав ему продолжить, хмыкнул Оскар. – Метод работает.

С самодовольным видом человека, у которого всё схвачено и имеется приоритет, он откинулся на подушки. Джерри сбил с него корону:

- Шулейман, ты дебил?

Шулейман повёл бровью, уважающие себя люди на такие вопросы не отвечают.

- Ответь, - настоял Джерри.

- Нет, - всё же откликнулся Оскар, - и ты не сможешь убедить меня в том, что я ошибаюсь.

- Я и не собираюсь тебя убеждать, я надеюсь, что ты меня услышишь и сделаешь правильные выводы, - без издёвки – или это такая изощрённая завуалированная издёвка? – проговорил Джерри. – Ты можешь отправить меня в нокаут, твой так называемый метод действительно однажды сработал. Если, конечно, ты хочешь сделать Тома настоящим клиническим дебилом, он не перенесёт третью черепно-мозговую травму без последствий.

Шулейман сощурился.

- Ты пытаешься прикрыть свою задницу здоровьем Тома?

- Каждый думает в силу своей испорченности, - невозмутимо ответил Джерри. – Я лишь взываю к твоему здравому смыслу, тебе же в итоге придётся плакать, если ты пойдёшь ему наперекор.

Встав, он забрал пустые бутылку и стакан и добавил, подводя черту разговора:

- Всё, можешь идти в туалет без поддержки, препарат должен был подействовать.

Окончательно воскреснув и воспрянув силами в душе, Оскар растёр мокрые волосы полотенцем, оставив их сохнуть естественным способом, оделся и пришёл на кухню, где уже был Джерри, готовил салат, поскольку приготовленный Жазель завтрак на его вкус был тяжеловат, в первый приём пищи он предпочитал употреблять другие продукты.

Устроившись за столом лицом к спине Джерри, Шулейман закурил. Переложив салат из глубокой миски, в которой его было удобно размешивать, на тарелку, Джерри развернулся к нему и поинтересовался:

- Мои есть?

- Откуда? - резонно спросил в ответ Оскар.

Джерри отправил Жазель сообщение с поручением купить сигареты определённой марки, заодно быстро нашёл в сети изображение пачки и также скинул домработнице, чтобы точно не перепутала, какие именно ему нужны – он истосковался по своим любимым тонким ментоловым. Положив телефон на тумбочку экраном вниз, выпил стакан воды, налил стакан сока и с ним и с тарелкой сел за стол.

Докурив, Шулейман подпёр кулаком скулу и, не спеша приступить к завтраку, который оставался в сохраняющей жар форме на плите, разглядывал Джерри, что того ничуть не смущало и не отвлекало от вдумчивой трапезы.

- У меня никак не может уложиться в голове, что ты обо мне позаботился, - наконец произнёс Оскар. – Том никогда этого не делал.

- Всё, долой Тома, теперь тебе больше нравлюсь я? – Джерри поднял к нему взгляд от тарелки. Усмехнулся. – Шучу. – И добавил серьёзно: - Не стоит ждать заботы от того, кто сам в ней нуждается и кого ты к ней приучил.

- Типа я сам виноват?

- «Намекаешь, что я сам виноват?», - исправил его Джерри. – Так говорить правильно.

- Не передёргивай.

- Как грубо, - брезгливо, деланно скривился Джерри.

- Тоже мне языковед, - фыркнул Шулейман. – Не придирайся к словам, всё равно у тебя не получится уйти от ответа, я все твои трюки знаю.

- Не сомневаюсь, и мы больше не воюем, чтобы мне прибегать к трюкам. Я всего лишь указываю тебе на твои недостатки, чтобы ты мог их исправить и стать лучше.

Шулейман не заметил тонкую манипуляцию, спросил пренебрежительно:

- Разве я в твоём понимании не один сплошной недостаток?

- Считай я так, меня бы здесь не было, - без шуток ответил Джерри.

На лице Оскара отразилось удивление, и затем он усмехнулся:

- То есть я не худший вариант?

- Ты лучше многих. Именно поэтому я здесь, сам пришёл к тебе, открылся и надеюсь на сотрудничество.

- Неожиданно, - уже без заносчивости и агрессии произнёс Шулейман.

Джерри улыбнулся уголками губ, повторил:

- Мы больше не воюем.

У него пока не было плана, слишком многое оставалось неясным, чтобы его иметь, но при любом будущем раскладе казалось правильным заранее прикормить Шулеймана, расположить его к себе – чтобы хотя бы не мешал. А в том, что он будет мешать, Джерри не сомневался. Том и Оскар уживались мирно, до скучного правильно, как кот и принятый им котёнок. А они с Оскаром сосуществовали как кот с собакой. Как кот с крысой: кот охотится на крысу, но и крыса – не мышь, тоже может задрать кота. Приоритет крысы перед котом в уме. Именно то, что считал себя умнее Шулеймана, подвело Джерри в прошлый раз. А сейчас… Сейчас ещё рано о чём-либо говорить, но свои ошибки Джерри учёл.

Аппетита после вчерашнего не было, Шулейман ограничился чисто символической порцией, а основную часть его завтрака составил крепкий чёрный кофе. Выпив больше половины, он заговорил:

- Раз мы теперь в одной команде, как ты вчера сказал, мы должны придумать, как вернуть Тома. Заодно объясни, с чего вдруг в твоём поведении произошла такая метаморфоза.

- Ответ прост: мне больше не нужно скрываться от тебя.

- Почему ты так думаешь? – вопросил Оскар, не дав Джерри продолжить высказывание.

- Ты хочешь объяснения или ссоры? – прямо посмотрел на него Джерри.

- Я хочу всё выяснить. А это подразумевает разговор. Так что скажешь?

- Скажу то, что уже говорил: я поменял свою тактику, поскольку обстоятельства изменились. Сейчас мы с тобой на одной стороне и преследуем одинаковую цель: ты любишь Тома и хочешь его вернуть, я, - Джерри положил ладонь на сердце, - тоже люблю Тома и хочу, чтобы с ним и у него всё было хорошо.

- Ты не сказал «хочу вернуть Тома», - сощурившись, подметил Шулейман, для чего не нужно было обладать сверхнаблюдательностью.

- Я не хочу возвращать его немедленно и с бухты-барахты, потому что это не имеет смысла, - спокойно пояснил Джерри. – Это ответ на твоё желание сообща подумать над скорейшим возвращением Тома: прежде всего надо понять, почему вновь произошёл раскол, и устранить причину. В противном случае твоё счастье не будет долгим, и ты снова получишь меня.

- Этот момент я тоже не понимаю, - мотнул головой Шулейман, прищурился, вновь остановив взгляд на Джерри. – Смысл твоего существования был в том, чтобы устранить причину раскола личности и привести Тома к объединению, что и произошло – насильники мертвы, свершилось объединение. Тогда – какого хрена?! – он вычурно указал обеими руками на сидящего напротив Джерри.

- Я снова нужен Тому, - сказал Джерри, его слова были подобны грому средь ясного неба.

- Зачем?! – в истовом недоумении всплеснул руками Оскар.

- Чтобы исправить то, что послужило причиной моего возвращения. Помочь Тому с его жизнью.

- Ерунда какая-то, - Шулейман качнул головой, облокотился на стол и заключил кружку в кольцо ладоней. – К прошлому нет вопросов, но сейчас-то о какой помощи может идти речь? У Тома всё прекрасно, он счастлив! – вновь всплеснул он руками, в этот раз с железобетонной уверенностью в своей правоте.

Джерри улыбнулся уголками губ лукаво, снисходительно, как взрослый глупому ребёнку.

- Не каждый улыбающийся человек счастлив.

- Намекаешь, что Том со мной несчастлив? – спросил в ответ Оскар, показав тоном и взглядом, что не принял эту чушь близко к сердцу и не верит в неё.

- Намекаю, что ты не знаешь, что у Тома в голове.

- А ты знаешь? – скептически вопросил Шулейман и фыркнул. – Ах точно, ты же грёбанная сверхличность со свободным доступом в самые укромные уголки души!

- Спасибо, - перевернув его презрительное пренебрежение в признание уникальности, кивнул Джерри. – Да, я знаю.

- И? – откинувшийся на спинку стула Оскар вновь облокотился на стол, сцепил в замок пальцы согнутых рук. – Что у Тома не так? Чему я обязан совсем не желанной встречей с тобой?

- Ответа на этот вопрос у меня пока нет. Мне надо подумать, - Джерри положил вилку на край опустевшей белоснежной тарелки, положил ладони на столешницу. – Когда разберусь с причиной, обязательно просвещу тебя. Если будешь хорошо себя вести.

После этих слов он встал из-за стола и забрал свою посуду. Шулейман проводил его взглядом в спину, будто прицелом винтовки между лопаток, произнёс якобы задумчиво:

- Отравить бы тебя, как престало поступать с крысами… Да нельзя, потому что ты заберёшь с собой Тома.

Поставив тарелку в посудомоечную машинку, Джерри повернулся к нему:

- Держи эту зависимость в голове и напоминай себе о ней каждый раз, когда будешь хотеть сделать глупость: весь вред, который ты причинишь мне, ударит по Тому.

- И всё-таки ты пытаешься мной манипулировать… - покивал Шулейман, не сводя с него глаз.

- Шулейман, какой ты непостоянный, - покривился Джерри и скрестил руки на груди. – Сам сказал, что понимаешь, что убьёшь Тома, если убьёшь меня, а спустя двадцать секунд предъявляешь, что я всё выдумываю ради своей безопасности.

- Не вижу в своих словах противоречия, - невозмутимо не согласился с ним Шулейман. – Если я тебя отравлю, то отравлю и Тома, поскольку тело у вас одно. Но если я отправлю тебя в нокаут ударом по голове, то только выиграю.

Джерри сделал ход самой сильной фигурой. Шах и мат, Шулейман.

- А ты уверен, что не сотрясение от Эванеса послужило причиной тому, что я здесь?

Выражение спокойствия и превосходства сошло с лица Оскара.

- С того сотрясения прошло восемь месяцев, какая тут может быть связь? – в возражении резко развёл кистями рук, но во взгляде его поселилось напряжение.

- Ты думаешь, раскол происходит мгновенно? – продолжал укатывать дока Джерри, прислонившись к тумбочке и сверля прямым взглядом его лицо. Сам ответил на свой вопрос. – Нет, только переключению достаточно сильного потрясения, а раскол вызреть должен. К слову, именно тот нокаут от тебя послужил причиной тому, что Том меня видел, произошла перестройка типа расстройства.

- Придумываешь? – недоверчиво сощурился Шулейман.

- Разве ты не знаешь, что людям с психическими болезнями и расстройствами противопоказаны травмы головы? – выгнул бровь Джерри.

- Знаю.

- Отчего же не пользуешься этим знанием? – задал вопрос Джерри, но ответа на него не ждал, не нуждался в нём. – Решать тебе, если хочешь, бей - если хочешь жить с овощем или познакомиться с ещё парой-тройкой альтер-личностей Тома.

- Только не говори, что ты там не один, - поморщился Шулейман, не слишком веря, но и не откидывая всецело такую вероятность.

- Один, - кивнул Джерри и добавил угрожающе-предостерегающее: - Пока.

- Не надо меня пугать.

- Я тебя не пугаю, а предупреждаю. Не хочу разгребать последствия твоих необдуманных поступков – или столкнуться с тем, что исправить невозможно. Мне достаточно того дерьма, которое я вечно разгребал за Томом. В этот раз он не напортачил, я проснулся в комфорте и устроенности, а не как обычно, и хочу пожить спокойно для разнообразия.

На кухню зашла вернувшаяся с покупками Жазель, поставила пакеты на тумбочки и отдала Джерри сигареты. Поблагодарив её, Джерри снял с пачки слюду и, прежде чем оглядеться в поисках зажигалки, обратился к домработнице:

- Жазель, называй меня Джерри.

Шулейман поперхнулся остатками горького кофе, уставился на Джерри недоумевающим и возмущённым взглядом. Не удостоив его эмоции вниманием, Джерри продолжал как ни в чём не бывало смотреть на также опешившую и растерявшуюся домработницу, ожидая её ответа.

- Хорошо, Т… Джерри, - запнувшись, сказала Жазель.

Шулейман дожидался, когда домработница разложит продукты и уйдёт, чтобы поговорить о произошедшем вопиющем моменте, но Джерри подкурил другой его зажигалкой, найденной на тумбочке, и намерился уйти с кухни раньше.

- Останься, - попросил Оскар прошедшего мимо Джерри со скрежетом в натянуто дружелюбном голосе.

Джерри ухмыльнулся уголками губ, пользуясь тем, что находится ко всем спиной – не торопился оборачиваться и слушаться. Он позволял себе свободу, а Шулейман наоборот играл, скрывая даже перед прислугой, что супруг его – не тот. Этот обмен ролями был очень приятен.

- Пожалуйста, - добавил Шулейман.

Помедлив ещё немного, потомив, Джерри великодушно прислушался к прошению и вернулся за стол. Стряхнул пепел в пепельницу и, решив поиздеваться малость, посмотрел на Шулеймана и душевно сказал:

- Я люблю тебя.

Увидел, как на челюстях дока двинулись желваки в паузе перед его ответом.

- Я тебя тоже, - «нет».

Поспешив закончить с раскладкой покупок по местам, поскольку ощущала себя лишней в моменте нежности между хозяевами квартиры, Жазель покинула кухню с намерением не возвращаться в ближайшее время, дабы не мешать. Шулейман склонился к Джерри через стол:

- Это что за каминг-аут альтер-личности был?!

Встав из-за стола, Джерри ответил невозмутимо, с позитивным настроем:

- Всем приятно, когда их называют по имени, я не исключение. С тобой я могу себе это позволить.

Задвинул за собой стул и удалился. Оскар его не остановил, остался сидеть за столом, хмуря брови: не понимал пока, что означает откровение Джерри, но чуял – не к добру это. Через десять минут Шулейман сходил в одну из гостиных, взял из бара бутылку коньяка, ставшего с момента покупки ещё старше, и вернулся на кухню. Бутылку эту он приобрёл в апреле два года тому назад, но так и не откупорил, потому что незаметно для него самого многолетнюю зависимость от благородного крепкого алкоголя вытеснил Том, заменил собой.

Пузатый бокал наполнился, и часть янтарного напитка сразу отправилась внутрь, обволокла рот многогранным вкусом, прокатилась теплом по пищеводу, скатилась в практически пустой желудок, проникла в вены. Более двух лет Шулейман не пил просто так, дома, с утра. Привычка всегда быть с сорокоградусным другом затерялась в скучной по сравнению с былыми подвигами, милой сердцу, по-семейному спокойной жизни с Томом, которая была таковой задолго до того, как принял серьёзнейшее, осознанное решение официально стать семьёй.

В какой момент он поверил, что Том не уйдёт, что всё будет хорошо всегда? В какой момент утратил осторожность и бдительность, что привело к невозможности поверить в то, что расстройство личности вернулось, невозможности принять это? Оскар пытался и не мог вспомнить, когда это произошло. Он был счастлив, просто счастлив в их отношениях – в той любви, в которую никогда не верил, которую открыл ему Том; счастлив в однообразной жизни двух человек, лучше которой ничего для него не было. А счастливые люди слепы и глупы. В этом дело?

В прошлом справлялся с Джерри легко и играючи, потому что ему было всё равно. Или не было?..

Кто бы мог подумать, что такое может приключиться [будто мир перевернулся вверх дном!], но ощущал собственную слабость перед тем, кого когда-то победил всухую, столь ясно, что не мог сделать вид, что всё в порядке и под контролем. Всегда и изо всех ситуаций он выходил победителем, никогда не сомневался в том, что делает! Но сейчас в одиночестве сидел за кухонным столом и пил коньяк, в кой-то веке смотря не в телевизор, не в экран телефона, а в стену. Думал.

Ослаб за время спокойной счастливой жизни, в которой были только две беды: Эванес и нежелание Тома предохраняться, когда спит с кем-то на стороне. Шулейман усмехнулся и потёр лицо, на несколько секунд спрятал глаза под ладонью от света, от реальности, которая всё равно продолжала существовать в голове. Вторая беда их жизни казалась сейчас такой незначительной и смехотворной! Сущий пустяк по сравнению с тем, что началось сутки назад.

Всего сутки, а руки уже холодели без его тепла, глаза скучали по его улыбке. Что теперь будет? Как Том отреагирует на возобновление раскола? Как его вернуть? Всё хорошее когда-нибудь кончается. В своей безоблачной жизни Шулейман впервые столкнулся с этой истиной, с которой все знакомятся ещё в юные годы. Закончилась их спокойная счастливая жизнь, оборвалась, оставшись в памяти реальным раем.

Через семнадцать дней у них первая годовщина свадьбы. Будет ли Том с ним к тому моменту? Оскар хотел сделать что угодно, чтобы его вернуть. Но в голову как на беду не приходило никаких идей в этом направлении, кроме варварских действий. Он хотел действовать варварски!

Шулейман пил в тишине и закуривал вкус коньяка любимыми крепкими сигаретами. А память подкидывала воспоминания, как Том обхватывал фильтр губами, выпросив у него одну затяжку и ленясь поднять руку, чтобы самому взять сигарету.

- С горя?

- Не дождёшься, - ответил Шулейман, не обернувшись к Джерри, что встал в дверном проёме, прислонившись плечом к косяку и скрестив руки на груди. – Не могу воспринимать тебя без алкоголя.

- Печально, - заключил Джерри, выражая отнюдь не своё огорчение фактом антипатии к его персоне, что и Шулейман понял бы по тону, но ему так и так было плевать. – Мне уже искать место, где прятаться от тебя, или не будешь буянить?

Оскар не ответил, опрокинул в себя оставшийся в бокале алкоголь. Джерри ещё некоторое время постоял в дверях, изучая взглядом спину Шулеймана, и прошёл к холодильнику. Нарезал свежий белый хлеб аккуратными ломтиками, сдобрил каждый щедрым слоем масла и поставил тарелку на стол перед горе-доком.

- Поешь.

Шулейман посмотрел на него, прищурился в раздумьях над этим неожиданным жестом и сказал:

- Твоя забота ломает мне мозг.

- Это не забота, а соображения моей

- Значит, ты всё-таки хочешь вернуть Тома? – поинтересовался в ответ Шулейман, помимо воли втягиваясь в строящийся из ничего разговор, и взял бутерброд, потому что раздражённый крепким спиртным желудок разжился аппетитом.

- Нет, я хочу отбить тебя и прожить жизнь Тома вместо него, - ответил Джерри тоном обыденным и спокойным, по которому затруднительно было угадать, шутит он или говорит серьёзно.

Шулейман не допустил, что это было признание в коварных планах, усмехнулся. Джерри занял стул напротив, взял себе бутерброд и откусил от него, после чего налил во второй бокал, появление которого на столе Оскар как-то пропустил, коньяка и сделал глоток.

- А как же твой обет трезвости и предельная осторожность? – осведомился Шулейман.

- Могу позволить себе чуть-чуть расслабиться.

- Что-то много ты себе позволяешь. День как «воскрес», а вовсю сбрасываешь былые оковы.

- С таким мужем грех ничего себе не позволять, - ухмыльнулся Джерри, держа бокал слегка наклонённым и смотря в лицо Шулеймана.

- Когда супружеский долг будешь отдавать, муженёк?

- Такой момент испортил, - фыркнул Джерри и поставил бокал, из которого сделал глоток, на стол. – Шулейман, запишись уже к сексопатологу или в клуб анонимных сексоголиков, с твоим неуёмным зудом ниже пояса надо что-то делать.

- Не беспокойся, это была шутка. У меня на тебя не встанет.

- Уже? – хлопнул ресницами и приподнял брови Джерри. – Впрочем, с твоим былым образом жизни у тебя не было шансов не разжиться импотенцией.

- И этот человек вменял мне, что я непоследовательный в своих суждениях.

- Невозможность реализовать желание не исключает его наличия, - красиво крыл претензию Шулеймана Джерри.

- Есть хоть что-то, на что ты не ответишь? – поинтересовался Оскар.

Джерри молчал. Оскар смотрел на него в ожидании достаточно долго, чтобы ему это надоело, и раздражённо спросил:

- Язык проглотил?

Продолжая хранить молчание, Джерри встал из-за стола и вышел с кухни.

- Эй?! – крикнул ему вслед и обернулся не понявший его поведения Оскар.

С опозданием до него дошло, что это и был ответ на его вопрос, красивый и весьма эффектный в элементарности действия.

- Сука, - усмехнулся Шулейман, качнув головой, и снова крикнул: - Вернись сюда!

Джерри наполовину сунулся на кухню:

- Если я всё время буду с тобой, у меня не останется времени и сил на обдумывание причин раскола, способов их исправления и возвращения Тома. Но если тебе не надо… - многозначительно не договорив, развёл он руками.

- Вали давай, - махнул рукой Шулейман. – Только из квартиры не выходи. Я тебе не доверяю.

- Взаимно, - ответил Джерри и скрылся из виду.

В комнате он притворил за собой дверь и устроился за столом, закинул на него ноги и сцепил руки на затылке, смотря чуть выше солнечного окна, на карниз, на котором держались раздвинутые шторы. Надо думать. Надо думать… Но по факту не слишком напрягал мозг и просто наслаждался равновесной тишиной в голове.

Глава 3

Когда б на то случилась ваша воля,

Гореть бы, верно, мне на медленном огне...

Вы ненавидите меня - до боли,

И это весело вдвойне.

И это весело вдвойне.

Канцлер Ги, Вы ненавидите меня так страстно©

- Ты куда?

- Спать, - ответил Джерри, обернувшись на подступах к выходу из спальни.

- Том спит со мной.

- Поздравляю. Но я – не Том, и спать с тобой я не собираюсь.

- Ты будешь спать со мной, - сказал Шулейман, уже устроившийся в кровати и не собирающийся отказываться от своего объективно несколько нелепого требования.

- С какой стати?

- Потому что Том всегда спит со мной, - повторил Оскар, - и ты будешь.

- Нет. Воспринимай нас как братьев-близнецов: с Томом ты состоишь в браке, а ко мне не имеешь никакого отношения.

- Раз я не имею к тебе отношения, то освободи тело, которое принадлежит мне

- Кажется, я начинаю понимать, в чём заключается проблема, - проговорил Джерри, сложив руки на груди. – Том – не твоя собственность. А я тем более.

- Лучше ляг сам, всё равно ведь так или иначе ляжешь.

- Не очень убедительно. Попробуй ещё раз.

- На кой чёрт ты распинаешься, если в итоге сделаешь так, как сказал я?

- Шулейман, будь гибче, - скучающе произнёс Джерри. – Фразы, которые ты используешь с Томом, со мной не работают.

- Опыт подсказывает, что работают, - сказал Оскар, намекая на то, что в прошлом Джерри не раз прогибался под него.

- Может, мне сразу раздеться и сесть на тебя верхом? – выгнул бровь Джерри.

- А ты без секса не согласен? – задал Шулейман в ответ не менее провокационный вопрос.

- Я никак не согласен, - легко нашёл ответ Джерри. – Но я пытаюсь понять причину твоего странного желания.

- Причину я уже называл: я всегда сплю с Томом – и я хочу спать с Томом.

- Никогда не думал, что мне будет тебя жалко, - проговорил Джерри и изломил брови жалостно и потому оскорбительно. – Так сильно тоскуешь по Тому, что хочешь при помощи меня под боком себя обмануть и компенсировать его нехватку?

- У тебя не получится меня смутить, - ответил Шулейман со снисхождением, не спешившись от неудобного предположения, кричащего о жёсткой зависимости и продиктованной ею слабости.

- Значит, я попал в точку? – поинтересовался Джерри, вновь поведя бровью.

Оскар не ответил, перед собой он частично, совершенно не в полной мере признал, что в крайней степени зависим от присутствия Тома, но не хватало ещё признавать это вслух перед Джерри. Вместо этого откинул край одеяла и хлопнул ладонью по свободной стороне кровати:

- Ложись.

Джерри подошёл, забрался на кровать и интимно близко приблизился к лицу Шулеймана, говоря приглушённым голосом:

- Не могу тебе отказать, раз ты так страдаешь.

- Я же говорил, что ты уступишь, - с лёгкой усмешкой сказал Оскар, вновь не дрогнув – ни от слов, ни от близости, напоившей дыхание тёплым, будто бы молочным запахом кожи, смешанным с остаточными свежими нотами шампуня.

- Но уступаю я из жалости, - напомнил Джерри, отстранившись.

- Из жалости? Что-то раскис ты, бравая беспощадная крыса, - уничижительно усмехнулся Шулейман.

- Не я один, - вкупе с выразительным взглядом повёл бровями Джерри.

Встав на колени, он снял майку, после чего занялся домашними спортивными штанами. Пока не видел необходимости покупать одежду по своему вкусу, потому довольствовался удручающим гардеробом Тома.

- Держи руки и прочие части тела при себе, - сказал Джерри и накрылся одеялом по пояс.

- Даже обнять нельзя? – ухмыльнулся Оскар, иронично изобразив досаду.

- И в этом тоже я не могу тебе отказать, - елейно ответил Джерри.

Шулейману так и захотелось вмазать ладонью по этой едкой самодовольной мордашке – не по щеке, а плашмя по лицу, чтобы сбить с него спесь. Но он не последовал заведшемуся желанию, оно было не столь острым, чтобы руки сработали быстрее мозга.

- Какой же ты клоун, - покачал головой Оскар.

Джерри усмехнулся уголком рта и погасил свет, опустился на подушку.

- Ничего не ответишь? – поинтересовался Шулейман в темноте, к которой глаза не успели привыкнуть, потому ничего не видели.

- Хочу спать, - немногословно ответил Джерри, дабы свернуть наконец недоевший бесполезный разговор.

- Спокойной ночи, - сказал Оскар и тоже лёг. – Будь добр, исчезни к утру.

- Могу хоть сейчас уйти. Но снова – Том уйдёт вместе со мной.

- Тома оставь, а сам – уйди в небытиё.

Не получалось у них быстро договорить. Джерри должен был промолчать, чтобы не давать диалогу продолжение, не подкидывать дров в огонь, но не смог проглотить острые слова, они могли расцарапать горло.

- Я к тебе со всей душой, а ты… - горестно вздохнул Джерри, но этим его «грусть» и ограничилась. – Нравится воевать? Соскучился по остренькому в жизни?

- Буду премного благодарен, если ты удовлетворишь мою просьбу и к утру исчезнешь навсегда, - не поддался на провокацию Шулейман.

Джерри вновь не ответил, в этот раз им удалось сохранить ночную тишину нетронутой дольше минуты. Удивительно быстро погружаясь в ведущую за край сонливость, Оскар ощущал передаваемую упругим матрасом тяжесть другого неподвижного тела, его тепло, влекущее к себе. Не отдавая себе отчёта в своих действиях, он бессознательно придвинулся к Джерри, как и он лежащему на спине, и ещё немного придвинулся, положил руку на холодную простыню между ними, исходящее от кожи тепло потекло по ткани, обласкивая пальцы. Джерри также положил руку ближе и затем накрыл его ладонь своей ладонью, тиснул пальцы, после чего, разрушая иллюзорный момент сладкого и нежного забытья, отбросил руку Шулеймана от себя. Это заставило Оскара вынырнуть на поверхность и бросить на повернувшуюся к нему спиной фигуру Джерри недовольный взгляд, хотя недовольство его должно было быть направлено только на самого себя.

Поутру, в момент пробуждения, Шулейман перевернулся, натолкнувшись телом на тело рядом. Привычно обнял, не открывая глаз, и наткнулся рукой под одеялом на кое-что интересное. Ухмыльнувшись сквозь полусон, поддел пальцами резинку трусов, намереваясь разбудить любимого очень приятно. И получил острым локтём в солнечное сплетение.

- Твою мать! – выпалил с хрипотцой Оскар, вмиг окончательно проснувшись и отпрянув от источника боли, обернувшегося к нему с недовольным, заспанным лицом. – Драться-то зачем? – выразил он своё недовольство. – Словами сказать не судьба?

- Ты словами не понимаешь.

И снова здоро́ва! Чьё это высказывание: «Ты по-человечески не понимаешь, тебя бить надо»?

- А говорил, что не встанет.

- Это не на тебя.

- Ну-ну.

Джерри встал с кровати и надел штаны, не скрывшие того, что у него с мужским здоровьем также всё в порядке.

- По твоей логике ты тоже меня хочешь, - подметил Шулейман, также указав взглядом ему в область паха.

- В настоящем я лягу с тобой только через твой труп, то есть – ни за что, - невозмутимо ответил Джерри. – Но в прошлом я действительно был не прочь развлечься с тобой, даже не смотря на то, что ты свинья. Останавливало меня только то, что ты – опасная для меня свинья. – Выдержав секундную паузу, удовлетворившись удивлением в глазах горе-дока, он добавил: - Разве Том не раскрыл тебе мой маленький грязный секрет?

Воспользовавшись замешательством Шулеймана, на которое и было рассчитано признание, Джерри направился к двери. Чтобы тот не кричал ему в спину: «Куда ты?», уведомил:

- Я в душ. Надеюсь, ты не будешь ломиться ко мне в ванную.

- Иди в другую ванную, я тоже сейчас пойду в душ.

- Лучше задержись в постели, - посоветовал Джерри, остановившись в дверях, - спусти пар.

- Для «ручника» я староват.

- Согласен, ты староват, - выразил Джерри унизительную солидарность.

- Сука ты, - выговорил Оскар в дверь, закрывшуюся за спиной шибко умной стервозной гадины.

Не подумав снимать напряжение самостоятельно, чем не занимался лет с шестнадцати, Шулейман откинул одеяло и также покинул постель. Джерри повиновался, хозяйская ванная была свободна, но Оскар постоял около неё и пошёл ко второй ванной комнате, из-за двери которой доносился шум воды. Несколько минут стоял под дверью, то накрывая тенью ладони дверную ручку, то сжимая ладонь в кулак и занося его для единичного грозного удара по дереву, требующего чего-то, то разжимал пальцы в путаной нерешительности желаний.

Прежде чем он успел определиться или уйти, дверь перед носом открылась, явив взору Джерри, мокрого, со стекающими по белой коже, по тонкому телу сверкающими каплями воды и абсолютно голого. В глазах его не отразилось и тени смущения своей наготой в этом внезапном столкновении нос к носу. Мозг всхлопнулся, и Оскар почувствовал, что ошмётки его встали в горле удушливым комом, который так просто не протолкнуть ни вниз, ни вверх.

- Принеси полотенце, - попросил Джерри.

Развернувшись, Шулейман пошёл к шкафу, где хранились полотенца. Только на обратном пути до него дошло – что произошло, что он делает! Вместо того чтобы передать полотенце в руки, он с размаху, со злостью швырнул его Джерри в лицо. Джерри поймал.

- Спасибо, - поблагодарил и вновь скрылся за дверью, провокационно не щёлкнувшей замком.

Выругавшись на гадину, обуздав желание зайти и задушить его полотенцем, Шулейман, злой и всё ещё возбуждённый, также отправился в ванную.

Придя к завтраку, Оскар, как и прошлым утром, застал на кухне Джерри, который придирчиво изучал то, что приготовила Жазель, видимо, решая, годится ли эта еда для него или нет. Сев за стол, устремил тяжеловесный взгляд в непривычно приглаженный затылок.

- У меня есть ещё один вопрос, - произнёс Шулейман.

- Задавай, - разрешил Джерри и, решив, что оставленное домработницей блюдо достойно его желудка, снял крышку. – Приятно, когда тебя признают экспертом.

- Не распушай хвост, я тебя экспертом не признавал, - сказал Оскар, осаждая его гордыню. - Я бы не разговаривал с тобой, но ты владеешь интересующей меня информацией.

- Спрашивай, - повторил Джерри, не развязывая очередную словесную перепалку. – Я отвечу, если смогу.

Шулейман помолчал, перебрал пальцами по столу и задал вопрос:

- Раз ты отделился, Том снова станет таким, как до объединения?

- Я не знаю, - честно ответил Джерри.

Он на самом деле не знал, его самого тревожил вопрос: «Что будет дальше? Что будет с Томом? Каким он будет?». Его напрягало то, что на данном этапе у него не было ни одного ответа, ни на вопрос о том, как случилось настоящее, ни о будущем, ни о том, как сделать, чтобы это будущее было. В прошлом в его голове была чёткая цель, которую не намечал и не мог отринуть, но теперь – конкретной цели, которая всё исправит, не было. Теперь только собственные силы, ещё больше, чем когда-либо.

- Вправду не знаешь или как всегда утаиваешь и что-то мутишь?

- Вправду.

Шулейман подозрительно сощурился.

- Что-то не верится. Ты же всё про Тома знаешь.

- Выбор твой: верить мне или нет. Почему я должен что-то тебе доказывать, когда ты сам обратился ко мне? – Джерри наконец-то повернулся к доку, упёршись за спиной пальцами в край тумбы.

Вновь Оскар выдержал паузу, раздумывая, постукивая пальцами по столешнице, и, найдя то, что озадачивало его, ставило в тупик и не давало покоя, спросил:

- Как произошёл раскол, когда? Том до последнего был в слитом состоянии.

- Я не буду отвечать, - пожал плечами Джерри и сложил руки на груди. – Ты всё равно мне не веришь.

- Верить тебе это гиблое дело, но я к тебе прислушиваюсь.

- Поздно. Теперь я работаю один.

Джерри издевался, играл. Не собирался отказываться от сотрудничества с Шулейманом, потому что, во-первых, что-то подсказывало, что его появление связано с ним, во-вторых, не хотел уходить, здесь, за спиной «супруга», ему было вполне удобно. Но Шулеймана надо было проучить и приучить безоговорочно верить каждому его слову, что миссия из разряда «невыполнима», но на своём жизненном пути Джерри справился не с одной такой.

- Может, тебя пытать надо? – сощурился Оскар, также вступая в игру.

Поднялся из-за стола, неторопливо подошёл к Джерри почти вплотную, попирая личные границы, давя значительным физическим превосходством. Но с его угрожающим приближением Джерри остался совершенно спокоен, стоял перед ним, прислонившись к тумбочке, зажатый между ею и Шулейманом.

- Пытай, - ответил Джерри бесстрашно, равнодушно, и в глазах его мелькнули изощрённые бесы. – А я буду рыдать, смотреть на тебя Томиными глазами и молить отпустить, - хлопнул он ресницами и широко раскрыл глаза, дав анонс к грядущему спектаклю.

Шулейман взял его одной рукой за грудки, сжав ткань футболки в кулак, оттянув её.

- Ты всегда был дрянью, но в новом пришествии сам себя переплюнул, - презрительно проговорил, угрожающе сощурившись.

- Оскар, за что ты так со мной поступаешь? – без предупреждения начав спектакль, выговорил Джерри тонким, испуганным голосом, изломив брови и напустив в глаза душераздирающего влажного блеска. – Не причиняй мне боль…

Настолько достоверно показывал Тома, что у Оскара на секунду ёкнуло сердце от этих огромных мокрых глаз, в отчаянии взирающих на него в истовой вере, что он не поступит плохо. Следующим мгновением пришло жестокое понимание, что любимый образ – фальшивка, ударило в голову, в грудь, сердце толкнуло в кровь ярость. Оскар схватил Джерри за подбородок, задрав его лицо, больно вдавливая пальцы в кожу, в самые кости. Джерри не пикнул, не поднял опущенные руки, чтобы отбиться, из-под опущенных наполовину ресниц смотрел на него, несопротивляющийся, покорный, обманчиво слабый. Шулейман сдавил сильнее, причиняя сильную боль. Джерри не поморщился, только крылья носа один раз дрогнули, раздувшись шире обычного; под тенью ресниц он наблюдал жёсткое лицо Шулеймана с напряжённо стиснутыми челюстями. Отчего-то док медлил, ничего больше не предпринимал, но – и не отпускал.

- Я знал, что ты хороший, - произнёс Джерри негромко и нежно провёл ладонью по щеке Шулеймана.

И, подавшись вперёд, поцеловал взасос, будто с любовью, с голодом по его губам. Оскар пропустил момент, когда мозг отключился, и тот момент пропустил, когда он вновь заработал и отдал телу команду ответить. Вот он уже сам начал целовать с неуёмной жаждой, почти остервенело, обхватив лицо Джерри ладонями, вжимая его в тумбочку. Второй раз за это ненормальное, неправильное утро мозг фейерверком разлетелся на кусочки.

Оторвав его от пола, Оскар усадил Джерри на тумбу, не отрываясь от губ, что вот-вот закровоточат, так они терзали друг друга, но в их действиях не присутствовала ожидаемая агрессия. Только чистое, неомрачённое разумом желание целовать. «Оскар, не делай этого!»

Вернувшись в суровую реальность, выбрав её, Шулейман оттолкнул от себя Джерри. Судя по тому, что взгляд у гадины был ничуть не замутнённый искренним желанием, вышибивший мозги поцелуй также был частью игры, которую с непонятной ему, Оскару, целью плёл его изощрённый разум. Реальность окончательно вернулась на свои рельсы. Перед ним не Том, не изменившийся, проникшийся к нему любовью Джерри, а всё та же редкая сука, которую вынужден терпеть, потому что внутри него – в теле, контроль над которым захватил, - спрятан тот, кто ему нужен.

- Если ещё раз так сделаешь, и я сдам тебя в дурку, - предупредил Шулейман. – В центр верну! – сорвался на крик, размахивал руками. – Скажу: «Исправляйте, недолечили»!

- Сам же недолечил, - обронил смешок Джерри.

В пылу эмоционального раздрая, влёт переплавившегося в бессильную злость, Шулейман схватил пустую кружку и швырнул ею в Джерри. Джерри пригнулся, взглянул на осыпавшие пол осколки. Где-то в квартире от треска посуды вздрогнула Жазель и поспешила пойти на звук.

- Хочешь побить посуду? – усмехнулся Джерри не язвительно, а в явно приподнятом настроении, доводя до белого каления. – Я всегда полагал, что такого поведения можно ожидать от Тома. Но раз Тома нет, ты можешь взять эту роль себе.

Схватив вторую чашку, Шулейман запустил её в Джерри. Снаряд также разлетелся от удара об стену, не попав в живую мишень. На кухню опасливо заглянула Жазель.

- Выйдя, - не взглянув на домработницу, приказал Оскар.

Жазель повиновалась и исчезла с глаз.

- Пожалуй, я позавтракаю в кафе, - сказал Джерри, отступая спиной к двери, но ни в голосе его, ни в движениях не было страха или напряжения перед озверевшим доком.

- Я не разрешаю тебе выходить из квартиры, - рыкнул Шулейман, сжав кулаки.

Он дышал тяжело до дискомфорта в груди, взглядом прожигая в Джерри дыру, и ощущал себя так, будто поймал инфаркт, инсульт. Два взрыва мозга, устроенные гадиной, слишком много для одного утра, которое по очевидной причине и так не было добрым; слишком много, чтобы реальность в глазах не кристаллизовалась, приобретая налёт нереальности, излишне резкой, непоследовательной для правды, излишне правдивой для иллюзии.

- Сходи со мной, - предложил Джерри, но Оскар не принял фигурально протянутую руку.

- Я не хочу.

- Тогда садись завтракать, - Джерри поднял руки, показывая уязвимые запястья, и затем упёрся руками в стол. – Не напрягайся, побереги сердце, - его рассудительный тон звучал худшим издевательством. – Я позавтракаю и вернусь.

Оскар сдулся, позволил ему уйти. Ярость внезапно покинула, не ко времени перегорела, оставив во внутреннем опустошении. Ещё одна победа не за ним. Злость и растерянность – они сменяли друг друга волнами, как при чёртовой биполярке, только сегодня к ним прибавился ещё и грёбанный поцелуй, окончательно выбивший из равновесия. Впервые в жизни он качался на эмоциональных качелях, и это состояние определённо не было приятным.

Когда пришло осознание, что Джерри не вернётся, что, сука, сейчас уйдёт на улицу, а он не может его остановить, вновь захватила выжигающая злость. Порыв толкал позвонить охране и велеть утроить бдительность, не сводить с него глаз; прокричать в трубку: «В случае чего – стреляйте на поражение!». Какая глупость… Схватив мобильник, Шулейман буравил взглядом заблокированный чёрный экран телефона и испытал острое желание швырнуть его об стол. Но сейчас не время оставаться без телефона.

Вместо убийственного броска Оскар более-менее аккуратно бросил мобильник на стол, принёс на кухню бутылку коньяка и доверху наполнил бокал, нарушая всю культуру распития данного напитка. Выпил залпом, будто то был чай.

Прихорошившись, насколько позволяла одёжка в шкафу, Джерри забрал комплект ключей и покинул квартиру. Выйдя на улицу, он огляделся, сощурился, приметив чёрный автомобиль охраны, и направился к нему. Постучал по крыше; стекло в переднем пассажирском окне опустилось.

- Вайлдлес здесь? – спросил Джерри.

- Да, - отозвался Вайлдлес, которого сегодня коллеги вытеснили на заднее сиденье.

- Выйди.

Охранник покинул машину, закрыв за собой дверцу, и вопросительно посмотрел на Джерри, ожидая указаний.

- Я собираюсь позавтракать в каком-нибудь заведении. Ты составишь мне компанию, - поставил перед фактом Джерри.

Вайлдлес удивился такому пожеланию, но кивнул:

- Как скажете. Почему Вы не пошли с Оскаром? – спросил он по пути, разбавив молчание.

- Он не захотел пойти со мной, - ответил Джерри, не взглянув на охранника.

- Почему Вы не захотели остаться дома?

Джерри не ответил. Выдержав паузу достаточную для того, чтобы удостовериться в том, что он не ответит, Вайлдлес, на ходу смотря не перед собой, как положено, а на Джерри, спросил:

- У Вас всё нормально?

- Так волнует моя личная жизнь? – в ответ задал вопрос Джерри, наконец-то наградив охранника взглядом.

- Хочу быть уверен, что у Вас всё в порядке, - кивнул Вайлдлес, говоря совершенно искренне.

Его интерес выходил за рамки профессионализма, но Вайлдлес не видел причин отказываться от своего поведения, как и в прочих случаях, когда по-своему трактовал должностные обязанности.

- От домашнего насилия тоже вы должны меня защищать? – без шуток задал вопрос на засыпку Джерри.

Лицо охранника приобрело серьёзный вид, брови сошлись к переносице. Сказанное Джерри явно намекало на одно, но Вайлдлес не мог определиться, что ему думать и как реагировать. С одной стороны, и Оскар, и Том – мужчины, разборки с применением физической силы между мужчинами совсем не то же самое, что между разнополой парой. Но, с другой стороны, Том младше, очевидно слабее, мельче, при желании Оскар может его избивать, и Том ничего не сумеет сделать, кроме как просить помощи у кого-то, что, вероятно, он сейчас и пытался сделать.

- Расслабьтесь, - сказал Джерри, предвосхищая предсказуемые вопросы. – Я просто спросил, из интереса.

На вопрос из интереса Вайлдлес также затруднялся ответить. С точки зрения профессиональных обязанностей он не должен вмешиваться в то, что происходит в доме Оскара и Тома, не может, но – сможет ли он остаться в стороне, зная, что человеку, который вверен ему на хранение, который ему по-человечески симпатичен, регулярно причиняют боль?

- Я не должен, - наконец ответил охранник. – Но если Вы попросите меня о помощи, я постараюсь помочь, - он намеренно не сказал «сделаю всё, чтобы помочь», потому что это слишком громкие слова, неуместные в системе их ролей, способные ввести в заблуждение.

В кафе Джерри выбрал столик около окна, уступил охраннику стратегическое место лицом к двери. Сделав заказ, отложил меню и, сложив руки на столе, обратился к своему спутнику:

- Вы бы тоже что-то заказали.

- Я уже позавтракал.

- Хотя бы кофе, - дружелюбно сказал Джерри. - Некрасиво, когда один человек за столом ест, а второй только смотрит. Вы же не робот.

Вайлдлес ответил аккуратной улыбкой, теплом расположения в глазах и позвал официанта.

- Капучино, - улыбнулся Джерри, повторив за мужчиной его выбор. – Телохранитель брутальная профессия, ассоциируется с совершенно другими напитками.

- С чистым горючим спиртом? – сдержанно посмеялся охранник.

- Как вариант, - вновь одарил его обаятельной улыбкой Джерри. – Но я думал об эспрессо.

Из-за Шулеймана с утра Джерри так и не успел покурить, что исправил, найдя в почти пустой сумке белую пачку любимых ментоловых и зажигалку, которую пришлось позаимствовать у дока, так как забыл сказать Жазель, чтобы купила ещё и зажигалку. Надо будет купить на обратном пути, брать у Шулеймана он ничего не хотел – не такие мелочи.

- Вы же не курите? – удивился и не понял Вайлдлес.

- Курю.

- Не курите.

- Будете убеждать меня, что я ошибаюсь? – выгнул бровь Джерри.

- Я ни разу не видел, чтобы Вы курили, - исправившись, уточнил охранник.

- В таком случае у меня вопросы к вашей наблюдательности и, соответственно, профессиональной пригодности.

Высказывание Джерри ввело Вайлдлеса в недоумение. Буквально пять минут назад он был дружелюбен, улыбался и сам стремился поддержать беседу, а теперь обратился льдом Антарктики и вновь стал заносчивым. Странный парень, необычный – и потому притягательный, его хочется понять.

- Я уверен, что ни разу не видел, чтобы Вы курили, - произнёс Вайлдлес, не пойдя на попятную. – Наверное, Вы не курите на улице?

Джерри не стал его пытать и согласился:

- Да, я делаю это крайне редко.

В это время Шулейман за кухонным столом пил коньяк, мучимый мыслью, что изменил Тому. Всего лишь поцелуй, но он в некотором смысле хуже секса, потому что поцелуй – это незавершённость, нереализованное желание, которое он на короткие мгновения забытья, но всё же испытал. И с кем изменил – с Джерри! С телом Тома без его участия изменил, с его альтер-личностью, его частью, по сути – с ним самим. Почему этот эпизод кажется изменой, если Джерри – это Том?

Всё просто, казалось бы, Джерри – это Том, Том – это Джерри. Но почему-то Оскар не мог воспринимать Джерри – Томом, его, так сказать, разновидностью. Этот сложный, лежащий на поверхности вопрос, на который лишь сейчас обратил внимание, заслуживал обдумывания. Джерри – это Том… Но почему не видит в нём ничего от Тома, не может заставить себя увидеть? Смотря на Джерри, слушая его, Оскар видел совершенно другого человека, не имеющего с Томом ничего общего. Ничего, кроме тела. Том мог самым натуральным образом изобразить Джерри, Джерри ещё более талантливо мог изобразить Тома, но на этом точки соприкосновения между ними в его, Оскара, голове заканчивались. Он мог любить Джерри в Томе, но отдельного Джерри отчего-то не мог хотя бы принять.

Шулейман потёр висок, направил взгляд в бокал, наблюдая переливы жидкого цвета. Надо вести себя с Джерри так, как вёл себя с Томом в моменты его перегибов во время объединения: быть терпеливым, принимать, не делать различий. Да? Надо, это верный вариант с точки зрения того, что знает о Томе и Джерри, а если не может – надо себя заставить. Поговорить надо, когда га… Джерри вернётся, он ведь сам делал шаги навстречу, стремится к диалогу. Правда, ведёт себя как сука, но, может, если сучью натуру его игнорировать, то он перестанет показывать клыки?

Надо попробовать, раз иных идей всё равно нет – если продолжать как сейчас, можно себя извести. Но от мысли, что будет держаться с Джерри, как с Томом, начинало мутить. Оскар не умел себя к чему-либо принуждать.

Покинув кафе вместе со спутником, Джерри остановился, подумал, прислушиваясь к себе, своим желанием, не спеша объяснить причину остановки, и обратился к охраннику:

- Вайлдлес, возвращайтесь в машину. Я хочу пойти домой в одиночестве.

Поблагодарив за совместное времяпрепровождение, ставшее для него неожиданностью, и попрощавшись, Вайлдлес удалился в сторону чёрного автомобиля, припаркованного в некотором отдалении, так как «Том» находился под присмотром. Джерри не провожал его взглядом, ему было достаточно знания, что охрана где-то рядом, бдит, но не нарушает его личное пространство, его уединение в толпе.

Вдохнув полной грудью воздух с нотками морской лазури, Джерри поднял взгляд к солнечному небу. Его не смущали прохожие, обращающие внимание на застывшего у дверей кафе парня, не смущало то, что каждую секунду из-за тонированных стёкол за ним следит минимум одна пара глаз. Он не торопился сдвинуться с места, не думая о том, что кто-то о нём может подумать.

Он живой, снова живой, Джерри ощутил это остро, полно, данное чувство просило времени на должное, уважительное по отношению к себе проживание момента. Ницца, Лазурный берег, город роскоши, курортов и тех, кто обслуживает красивую жизнь и остаётся за кадром завлекающей картинки. В прошлый раз из Ниццы он должен был уйти, чем быстрее, тем лучше. А сейчас – должен остаться. Должен ли?..

Джерри не чувствовал Тома, даже положа ладонь на сердце, лишь понимал, что он где-то там, внутри, есть. Не мог однозначно сказать, чего он хочет, чего боится. Не был уверен, что то, что делает, что собирается делать, является по-настоящему правильным и необходимым, а не банальной привычкой, выработавшейся за годы в роли Защитника и Спасителя, когда у него не было выбора. А сейчас? Есть выбор?..

Не заботясь о том, как это выглядит, он положил руку на сердце, где всегда носил своего Котёнка, и где более не было шрама, напоминающего о том, как сильно Том его ненавидел.

«Том, ты жив?».

Сейчас ему некуда было идти, кроме как вернуться. Усилиями Шулеймана у него не было собственного жилья, только квартира, которую док убеждал Тома называть «наша». Но «нашей» она не была, даже по документам Том не имел прав на эту квартиру и согласно брачному договору в случае развода конкретно на неё не мог претендовать. Кануло в лету всё, что нажил, остались только деньги на счету, сейчас его, не так давно знаменитую и востребованную модель, за исключением единиц никто не вспомнит, таков жестокий мир моды – он стирает из памяти тех, кто ушёл, не достигнув статуса «супер». Джерри не хватило чуть-чуть: он получил статус «топ», но не успел перейти на следующую ступень и укрепиться на ней, что обеспечило бы место в истории.

Джерри не мечтал быть моделью, так просто сложилось, но было немного грустно от того, что всё, чего он добивался и добился, было напрасно, ничего не стоило. Всё, чего он добивался годы, Том при активной поддержке Шулеймана уничтожил за считанные недели. Ненавидевшие его коллеги победили, он им больше не соперник, он ушёл в другую жизнь – жизнь, которая является мечтой каждой из них. Быть может, для него такая жизнь тоже мечта. А для Тома, мечта ли?..

Глава 4

Я нежен, падре. До дрожи нежен.

А ты шипишь: «Убирайся, нежить!» — с кривой усмешкой мне горло режешь, а в грудь с размаху вгоняешь крест.

Черешней спелой пропитан воздух, ты молча смотришь — смешной, серьёзный, я дам тебе полчаса на роздых — играй, покуда не надоест.

Ёсими©

Переодеваясь, Джерри услышал глухое рычание за спиной. Обернулся и увидел – Лиса, что в напряжённой агрессивной позе стоял на широко, устойчиво поставленных лапах и щерился на него. Прежде чем Джерри успел придумать, что делать с одной агрессивно настроенной собакой, в комнате появилась вторая. В приоткрытую дверь просочился Космос, обычно флегматичный и равнодушный к людям чёрный пёс сейчас вёл себя ещё агрессивнее славящегося активностью младшего брата, встал впереди и утробно рычал.

Нехорошо это… Все дни с момента пробуждения Джерри успешно удавалось избегать встречи с собаками, но рано или поздно удача всегда отказывает. Королевский пудель – не ротвейлер, горло не перегрызёт, но и они могут покусать, у них тоже внушительные острые клыки, которые псы активно демонстрировали. Годы назад, когда Дами зажала его на кухне, у Джерри в поле досягаемости были ножи, кастрюли, сковороды, которыми можно было защититься, но он не мог навредить собаке, нельзя было этого делать, чтобы не выдать себя. Сейчас он тоже не мог навредить собакам – потому что их любит Том, но и без этого связывающего руки понимания он не мог защититься, под рукой у него не было ничего, что можно использовать в качестве оружия, во всей комнате не было.

Сглотнув, Джерри сделал шаг назад. Космос предупреждающе гавкнул, будто на загнанную добычу, и снова, громко зарычал. Джерри метнулся взглядом к двери. Бежать не выход – животных провоцирует бегство, от собак всё равно не убежит, они быстрее, да и нет возможности вырваться из комнаты, потому что озлобленные псы преградили проход.

Рыча, угрожающе щерясь, Космос медленно двинулся вперёд, на жертву. Джерри попятился, не совершая резких движений, инстинктивно прижал кофту, которую не снял с рук, к груди. Лис прикрывал брата сзади, перекрывая единственный путь отступления.

- Оскар! – крикнул Джерри, не сводя взгляда с рассерженных псов. – Оскар! – заорал ещё громче, призывая дока на помощь, пока псы не обеспечили ему новые шрамы.

Шулейман заглянул в комнату:

- Чего ты орёшь, моё проклятье, соскучился?

Надобность в ответе отпала, потому что он увидел наступающих на Джерри, загоняющих его в угол псов, и расплылся в предовольной злорадной улыбке.

- Как мило. И всё-таки покупка собак была самым удачным моим вложением средств. Молодцы, мальчики, - похвалил он рычащих не на него псов.

- Оскар, убери собак.

- С чего бы? – поинтересовался Шулейман и сложил руки на груди. Его всё более чем устраивало, разворачивающаяся картина была усладой для глаз. – Помощь моя понадобилась? – издевался, пользуясь сложившимся превосходством.

Принятое решение быть с Джерри терпимым и дружелюбным рассыпалось, не успев начать претворяться в жизнь. Гораздо приятнее было видеть, как крыса страдает.

- Да, - отбросив и гордыню, и остроязычие, подтвердил Джерри. – Пожалуйста, убери собак, уведи их.

Не торопясь ни приходить на помощь, ни отвечать, Оскар праздно склонил голову набок, взглянул на собак.

- Космос, Лис, в вас кровь предков взыграла? Как я могу их остановить? – развёл он руками, вернув взор к Джерри. – Ты тоже не можешь. Ты же делаешь всё для счастья Тома, а Том любит Лиса и Космоса и хочет, чтобы они были счастливы, а они хотят поохотиться.

Проглотив все ругательства в адрес дока, крутящиеся на кончике языка, Джерри сказал:

- Оскар, это не смешно. Они меня покусают.

- Переживёшь. Ты же сильный, - пожал плечами Шулейман.

Космос, дожавший Джерри до стены, разразился лаем, а за ним и Лис.

- Оскар, убери собак! – не потребовал, а отчаянно попросил Джерри.

- Нет, - просто отказал Шулейман и, прежде чем уйти, добавил: - Предупреждаю – если как-то им навредишь, пожалеешь.

Бросив отчаянный взгляд в его спину, Джерри, рассчитав, что это более безопасный вариант, бросился к двери, огибая собак. Но правильно думал изначально, что убегать – плохая идея. До Шулеймана, которого планировал использовать как щит, он не добежал. Космос прыгнул, вцепился в его кисть, потянул, свалил вскрикнувшего Джерри на пол. Лис также кинулся к добыче.

Не успевший уйти Оскар увидел, что ситуация стала по-настоящему серьёзной, и вмешался, за ошейники оттянул собак от Джерри, который пытался одновременно отмахаться от них и прикрыть лицо и шею руками. Но, посмотрев в растерянные и испуганные глаза Джерри, не смог отказать себе в удовольствии потравить его. Не успел Джерри поблагодарить за помощь, которой уже не ждал.

- Космос, ты чуешь зло? – обратился Шулейман к питомцу, продолжая удерживать его. – Не могу с тобой поспорить. – Выдержав секундную паузу, он ухмыльнулся и отдал команду: - Фас.

Не отпустил ошейники, но разогнул руки, позволив псам приблизиться к жертве. Следуя желанной команде, псы рванули к Джерри, душась ошейниками, грозно, страшно лаяли в паре сантиметров от его лица, клацая оскаленными клыками, брызжа слюной. Джерри вновь вскрикнул; кажется, он по-настоящему начал бояться собак, сердце грохотало, надрывалось в груди.

Джерри закрыл лицо ладонями, белой и окровавленной, перекатился на бок, свернулся клубком и разрыдался. Запрещённый приём, удар в сердце. Но он совершенно не был уверен, что Шулейман недостаточно слетел с катушек, чтобы позволить псам вгрызться ему в лицо. Теперь по-настоящему оттянув собак, Оскар смотрел на него, маленького, дрожащего, испытывающего боль, и в недоумении хмурил брови. Он что, плачет, вправду плачет?

- Эй? – позвал Шулейман и ткнул его пальцами ноги в живот.

От этого Джерри сжался в ещё более тугой комок, задрожал сильнее, не сдерживал всхлипы, постыдные признаки слабости. Выдворив собак за дверь, Оскар опустился перед Джерри на колени, попытался отвести его руки от лица, чему тот противился, как-то перевернул, усадил. Джерри давился слезами – настоящими слезами, блестящими на испачканных кровью щеках, заставляющих нос некрасиво потечь; вздрагивал, будто от мощной икоты. Его опущенные на бёдра руки тоже дрожали, тонкие пальцы бесцельно скрючивались, словно пытались поймать воздух.

Шулейман не понимал, что ему делать, не понимал, что думать, но он не мог продолжать мучить Джерри, не мог бросить его, потому что – видел Тома. Он увидел правду, настоящее лицо Джерри, с которого слетела маска, и эта правда оказалась такой, что впору себя проклясть за то, что причинил ему боль, причинил боль части Тома.

- Ты в порядке? – спросил Оскар, обеспокоенно вглядываясь в мокрое лицо Джерри, пытаясь поймать его взгляд, который был спрятан за слипшимися ресницами и опущен в пол.

Джерри не отвечал, только помотал головой, издавая нечленораздельные звуки, продолжал рыдать.

- Тебе надо обработать рану. Пойдём, - Шулейман взял его за плечи с намерением поднять на ноги, но передумал. – Лучше я сюда принесу. Оставайся здесь, никуда не уходи.

Быстро сбегав в ванную за аптечкой, он сел на пол перед Джерри, залил его разодранную ладонь антисептиком, не обращая внимания на то, что часть раствора пролилась. Раны были рваные, достаточно глубокие, но не жуткие, судя по количеству крови, крупные сосуды не пострадали. Можно обойтись без медицинской помощи. Наверное. У Оскара мысли в голове метались, сталкивались и разлетались в разные стороны; он приговаривал какую-то чушь, которую не запоминал мозг, пока обрабатывал руку Джерри и бинтовал.

Наложив аккуратную и плотную перевязку, Шулейман помог Джерри подняться, не тревожа его больную руку. Джерри встал, выпрямился, и глаза его вмиг высохли, только на щеках осталась влага, кожа не могла её втянуть.

- Ублюдок, - презрительно выплюнул Джерри.

Это было подобно удару в пах, столь же унизительно и больно. Он играл, развёл, заставил прыгать вокруг себя и чувствовать себя виноватым. Стиснув зубы, Оскар влепил Джерри пощёчину, такую крепкую, что зазвенело в ухе, и онемела половина лица. Не намереваясь спускать рукоприкладство на тормозах, пресытившись отвратительным поведением дока, Джерри замахнулся в ответ. Шулейман перехватил его руку, крутанул, заломил за спину, сгибая суку пополам.

Джерри попытался вывернуться, но тотчас вернулся в исходную, вынужденно склонённую позу, чувствуя, что ещё одно неудачное движение, и он поломает себе руку. Заскрежетал зубами от боли в вывернутом суставе. Шулейман надавил сильнее, сгибая руку Джерри под более нездоровым, немыслимым углом, получая садистское удовлетворение от взятия верха над ним. Но не довёл до хруста и крика, вместо этого отшвырнул от себя Джерри на пол, как паршивое животное, чтобы унизить напоследок.

Джерри не устоял на ногах, больно врезался коленями в пол, упал на ладони; потревоженные свежие раны подмочили бинты новой кровью. Смотря на него, не подскочившего для ответной атаки, сидящего на полу, смотрящего снизу вверх, Оскар подумал, что перегнул палку. Джерри может ему не нравиться, но он не должен его истязать – не должен так поступать с частью Тома.

Не сказав правильных слов извинения за свой поступок, Оскар сделал шаг вперёд и протянул Джерри руку. Джерри не принял помощь, встал сам и, обдав Шулеймана ледяным презрением, сказал:

- Не разговаривай со мной, пока не попросишь прощения. И имей в виду, я – Защитник, я защищаю наше с Томом тело и психическое здоровье, если ты будешь угрожать нашему благополучию, я уйду, и ничего меня не остановит.

- Ты не можешь уйти.

- Я тебя предупредил, - будучи выше доказательств, произнёс Джерри и покинул комнату.

Шулейман не извинился – ещё чего! Остаток дня он не разговаривал с Джерри, не пересекался и перед сном не позвал его в свою постель, себе под бок – и в одиночестве прекрасно поспит. Но не спалось, Оскар лежал и вслушивался в ночные шорохи, в которых чудились шаги убегающей крысы.

Почему он не может хотя бы терпеть Джерри?

Может быть, ответ на загадку – откат к прежнему состоянию?

До рассвета Оскар не мог заснуть, за что возненавидел Джерри ещё больше. Был бы там, в другой спальне, Том, пошёл бы к нему, взял в охапку, унёс к себе, игнорируя его брыкания, и спал спокойно. А с этой сукой что делать?!

Вечером следующего Джерри сам пришёл к Шулейману, положив конец холодной войне с полным отсутствием контакта. Занял противоположный конец дивана, подогнув под себя ноги, поставил локоть на спинку и подпёр кулаком висок. Оскар покосился на него раз, второй и заговорил первым:

- Что-то быстро ты сдался.

- Бог любит идиотов и пьяниц, а ты един в двух лицах, - ответил Джерри, изображая интерес к тому, что транслировал телевизор. – Я тоже милосерден.

- Как скромно, - фыркнул Шулейман.

Джерри лишь пожал плечами. Некоторое время он делал вид, что смотрит телевизор, затем повернулся к Шулейману и начал смотреть уже на него, чего тот то ли не видел, то ли предпочитал не видеть.

- Шулейман…

- У меня имя есть, - перебив, выразил своё недовольство Оскар.

- Неприятно, да? – оскалился Джерри. – Тому тоже неприятно.

- Что, реальные претензии закончились, начал выдумывать? – Шулейман также повернул к нему голову.

- Претензия реальна и вполне обоснована, - ответил Джерри.

- Я никогда не называл Тома по фамилии, - также парировал Оскар, уверенный, что правда на его стороне.

- Но и по имени тоже, - высказал Джерри то, к чему вёл. – Ты зовёшь его как собаку: «Иди сюда», и он должен бежать к тебе, виляя хвостом или поджав хвост в зависимости от твоего настроения. Из-за того, что ты никогда не называешь его по имени, Том пугается, когда ты это делаешь, и ждёт беды.

Шулейман выгнул бровь, пребывая в некотором недоумении, чего от него хочет Джерри.

- Требуешь, чтобы я звал Тома по имени?

- Нет, Тома устраивает твоя манера речи, - ответил Джерри. – Но я хочу узнать, почему ты не обращаешься к людям по именам. Зачем обезличиваешь общение?

- Понятно, ты просто решил докопаться до меня.

- Я обидел мальчика? – Джерри склонил голову набок, смотрел пытливо, лукаво. – Мальчик большой уже, переживёт.

Не поддавшись на провокацию, Оскар сказал:

- Я могу в любой момент передумать и сдать тебя в клинику на лечение, не зли меня. Тому я всё объясню, и он согласится, что это для его блага и будет мне благодарен.

- Плохо, что Том соглашается с тем, что навязываешь ему ты, а не сам выбирает, что для него благо, - с намёком произнёс Джерри.

- Я ничего Тому не навязываю, - заметил Шулейман. – Но есть ситуации, в которых правильно поступить так, как говорю я.

- Для кого правильно?

- Для меня, для него, - ответил Оскар на глупый вопрос с очевидным ответом.

- Ты поставил Тома на второе место, - подчеркнул Джерри. – Получается…

- Я понял, к чему ты клонишь, - вновь перебив его, поднял руки Шулейман. – Можешь не распинаться, я не тиран.

- Да, не тиран, - согласно кивнул Джерри и поднял взгляд к доку. – Ты всего лишь властный человек с замашками деспота-самодура, не знающий слова «нет» и искренне считающий, что есть только одно правильное мнение – твоё.

- И снова претензия не по адресу, - отбил Оскар, не задумавшийся над своими пороками, которые пороками вовсе не считал. – С Томом я научился принимать отказы и делать не только то, чего хочется мне.

Это качество в Шулеймане Джерри нравилось – при всей своей самовлюблённости он признавал не только свои плюсы, но и минусы и мог спокойно озвучить последние. Любому человеку, а тем более такому, как он, нелегко признавать, что кто-то его изменил, приручил.

- И когда вы делали что-то, чего хотел не ты, а Том? – поинтересовался в ответ Джерри.

- Незадолго до поездки в Швейцарию, к моему сожалению затянувшейся на два с лишним месяца, мы с Томом ходили гулять, - разведя кистями рук, озвучил Шулейман первое пришедшее на ум событие, ближайшее. – Я терпеть не могу прогулки, а он любит.

- Ты согласился, чтобы Том не тосковал и не сидел с таким лицом? – Джерри состроил грустную и жалобную кошачью мордочку.

- Да, - подтвердил Оскар, он догадывался, что крыса снова к чему-то клонит, но не видел смысла лгать.

- И не скрывал от Тома, что не разделяешь его интересов?

Вот и стало понятно, к чему ведёт Джерри – хочет обвинить его в ненадлежащем поведении в отношении Тома.

- Да, не скрывал, - вновь не уклонился от честного ответа Шулейман и добавил прямо и без сомнений: - Так правильно: я знаю, что Тому не нравятся некоторые вещи, которые он делает, которые нормальны для меня, он сам говорит об этом, и он в свою очередь тоже знает, что мне не все его идеи нравятся. В отношениях должна быть честность, я ратую за это.

К его удивлению Джерри не поспорил. Неужели ошибся, посчитав, что тот замыслил очередную гадость во благо?

- Шулейман, ты ответишь на вопрос? – вместо разглагольствований на предыдущую тему с ноткой недовольства спросил Джерри через минуту общего молчания.

- Ты ни о чём не спрашивал.

- Ты не дал мне спросить, когда перебил в самом начале.

- Чего ты в таком случае от меня хочешь? Я мысли читать не умею.

- А хотел бы уметь? – выгнул бровь Джерри с затаённой хитринкой.

- Твои – нет, - отрезал Оскар.

- Жаль, - с деланным разочарованием вздохнул Джерри и отвернулся обратно к телевизору. – Я думал, ты умнее.

- Ты радоваться должен, что я этого не хочу.

- Но для тебя было бы правильнее хотеть знать, что у меня в голове, это обезопасило бы тебя.

- Намекаешь, что стоишь коварные планы? Неожиданно.

- Нет, - ответил Джерри, - подталкиваю тебя к разумному поведению. Прежде я по очевидной причине ненавидел тебя, но уважал за смекалку. Но за прошедшие с нашей последней встречи годы ты растерял сноровку, превратился в тряпку.

- Неудивительно, что мне больше нравится Том, - фыркнул Шулейман, - он никогда меня не оскорбляет.

- Да, неудивительно, что тебе нравится Том, - согласился Джерри, отвернувшись к экрану телевизора.

Оскар не понял, что он хотел этим сказать, а Джерри не стал его вновь подталкивать. Ещё не время. Шулейман никак не желал включать свои поросшие плесенью незаурядные умственные способности, в настоящем Джерри было с ним скучно – за исключением эпизода с собаками, который, безусловно, выбил из колеи, но – тоже не был разумным поступком с его стороны. Конечно, лучше так, чем каждую секунду ждать подвоха, как было прежде. Но…

Вряд ли он притворяется, как делал это в прошлый раз, позволяя ему, Джерри, чувствовать себя победителем, чтобы в последний момент разнести в пух и прах. Джерри аккуратно, изучающе взглянул на Шулеймана. Нет, он не притворяется, он на самом деле изменился – не в лучшую сторону, насколько в его случае вообще уместно говорить о хороших сторонах. Шулейман сплошь, как ни поверни, состоял из минусов, но в его тёмных гранях были плюсы, за которые Джерри его ценил. Его изменения – это и хорошо, и плохо.

- Так что за вопрос ты хотел задать? – напомнил Оскар. – Или он уже прозвучал?

- Сейчас прозвучит, - сказал Джерри и направил на него взор. – Ты вправду не догадывался, что может произойти новый раскол? Не замечал ничего подозрительного, никаких изменений в Томе?

- В последний раз Том вёл себя подозрительно два года назад, когда втихую трахался со своим дружком. О каких изменениях ты говоришь? – развёл Шулейман кистями рук, не скрывая, что полагает, будто Джерри несёт чушь.

Зря.

Подперев кулаком висок, Джерри смотрел на него отчасти даже с жалостью.

- Подумай ещё раз, - сказал он.

- Полагаю, твоё мнение по данному вопросу отличается от моего, - Оскар также повернулся к Джерри и повторил его позу. – Что ж, поделись.

Джерри покачал головой.

- Поверить не могу. Как можно быть таким слепым? Ты не обращал внимания, какая рука у Тома ведущая? – дал он первую – в лоб – подсказку.

- После объединения Том стал амбидекстром, - уверенно ответил Шулейман, но в душу его закралось дурное предчувствие, которое разум ещё не видел.

- Хорошо, - кивнул Джерри, - я сформулирую вопрос иначе. Какой рукой Том начал пользоваться после объединения?

- Правой, - это элементарно.

- А какой чаще пользовался в последнее время?

Шулейман задумался, вспоминая. И слепящим озарением в голове вспыхнуло воспоминание об эпизоде, произошедшем в коридоре, когда Том случайно разбил вазу и бросился собирать осколки: как он схватил крупный осколок левой рукой и сжал его в ладони. Левой рукой…

- Ты помнишь, когда Том в последний раз брал в руки фотоаппарат? – не щадя, продолжал Джерри, отдирая шоры с глаз дока. – В последний раз по-настоящему вдохновенно, с удовольствием он снимал в ваш медовый месяц. Позже было ещё пару раз, не столь значительных для души, а после – ничего. Ты замечал это?

Оскар молчал. Всё это непросто переварить. И – нет, он не замечал, ему вообще не было большого дела до страстного увлечения Тома фотографией. Его только раздражало, когда Том целый день возился с фотосессией и был недоступен, и когда Том уезжал куда-то для проведения съёмки, что было всего пару раз, давно.

- Замечал, что Том перестал выходить из дома?

Не замечал. Главным для Шулеймана было, что Том рядом, под боком, живой и здоровый. Он забыл, что здоровье есть не только физическое – что в случае Тома о той, другой категории нездоровья уместно думать в первую очередь и необходимо помнить всегда.

- Том «забыл», как играть на фортепиано, но даже не понял этого, не сложил два и два. От него я и не ожидал большой бдительности, но где были твои глаза и мозги?

- Окей, - выйдя из ступора, Шулейман взял себя в руки и откинулся на спинку дивана. – Получается, ты был прав, раскол произошёл не в один момент и даже не недавно?

Джерри удержался и не сказал, что всегда прав, когда дело касается Тома, и в прочих вопросах тоже нередко бывает правым. Если будет позволять себе отступления и колкости, их беседа как обычно размажется на часы, и основной вопрос может так и остаться не исчерпанным. Надо хотя бы текущий блок завершить, пользуясь тем, что, похоже, Шулейман наконец-то прислушался к нему и готов вести конструктивный диалог.

- Помнишь, когда Том попал в больницу с сотрясением? – заговорил в ответ Джерри. – В тот момент пошли активные изменения, после выписки Том уподобился мне, так психика пыталась справиться с трещиной и восстановиться, повторяя то, как происходило во время слияния, но, как можно судить сейчас, не справилась.

Оскар нахмурился. Да, он помнил тот недолгий период несвойственного Тому поведения и самоистязания во имя искусства, что привело к голодному обмороку. Странным было и то, что Том всё делал ради фотосессии, хотел в ней поучаствовать, хотя гораздо ранее говорил, что ни в коем случае не хочет сниматься у других фотографов, быть фотомоделью он согласен только у самого себя. И почему, когда то время было настоящим, всё это не насторожило? Насторожило, на самом деле, да только дальше напряжения от того, что и так отощавший Том голодает, не пошло, а потом, когда выхаживал его, забылось и это.

- Так ты всё-таки намеренно сидел на диете? – задал Шулейман далеко не самый важный, бессмысленный на первый взгляд вопрос.

Но, если смотреть глубже, данный вопрос мог кое-что прояснить и дополнить общую картину. Сейчас Оскар не думал об этом, но, возможно, в будущем полученная информация всплывёт и встанет на место, дополняя загадочную, запутанную мозаику и помогая лучше её понять.

- Я всегда отдавал предпочтение правильному питанию, но в бытность модели действительно придерживался некоторых ограничений. Рациональная диета это не только контроль веса, набор которого мне не грозит, но и кожа, волосы… - Джерри замолк и улыбнулся. – Достаточно было ответить: «Да?».

Шулейман кивнул, и Джерри продолжил, начав с того, чем должен был ограничиться:

- Да. В настоящем мне более не нужно быть «идеальной картинкой», потому я позволяю себе чуть больше вредностей, ты мог и сможешь это заметить. Например, сейчас я хочу большой жирный бургер и собираюсь завтра реализовать своё желание, если не передумаю.

Слова Джерри произвели эффект сближения, помимо воли заставили посмотреть на него иначе, увидеть человека, а не «что-то» в человеческом обличии. Но в этом кроется опасность. Джерри не случайно поделился откровениями.

Некоторое время Шулейман молчал, потирал висок, обдумывая полученную информацию – не о желаниях Джерри, - которая подрывала его картину мира, его авторитет в собственных глазах как человека, который всё видит, всё контролирует лёгко и играючи. Ни хрена. У него под носом Том медленно диссоциировал, а он ничего не заметил. Как же хотелось это отрицать, продолжить придерживаться уверенности в том, что всё было в порядке, а раскол произошёл в одно мгновение, потому не мог ничего предпринять, чтобы спасти. Но отрицание – путь в никуда, никогда оно не поможет. Прошлое, увы, не исправить, потому остаётся признать, что сплоховал по полной программе, попытаться понять, что произошло, и ответить на главный вопрос – как исправить ситуацию? Наградой за усилия и победу будет Том, так что стоит не стараться выглядеть лучше и напрячь мозг.

- Получается, раскол произошёл из-за травмы головы?! – произнёс Шулейман с оттенком неверия, но это было то раздражённое неверие, в котором заложено принятие озвученной правды и сконцентрирована готовность немедленно выпрыгнуть в действия.

Не будь бывший друг мёртв, похоронил бы его ещё раз. Джерри отрицательно качнул головой:

- Не думаю. Но почти точно – сотрясение подтолкнуло протекающие в психике процессы, что могло привести к самостоятельному исцелению уже имеющейся трещины, но что-то не срослось. После этого, полагаю, процесс разделения было уже не остановить.

- И когда же началось разделение? – задал Шулейман уточняющий вопрос, намеренный во что бы то ни стало докопаться в ходе этого разговора до истины – хоть до какой-то одной для начала.

Джерри пожал плечами:

- До лета всё было в порядке. Но есть одно но – конец зимы и большая часть весны пришлись на похищение с изнасилованием и переживание Томом последствий этой травмы, данный период сложно анализировать так, как остальные. Но, если судить по тому, как Том переживал последствия – не сразу, но всё же, - как работал над тем, чтобы это событие не оставило деструктивных следов в его жизни, на тот момент он ещё был здоровым. С этой травмой Том справился. Но это, опять же, не стопроцентно.

Мозг вскипал. Шулейман ещё не успел смириться с тем, что на протяжении восьми месяцев был слеп к происходящим с Томом изменениям, а тут выяснилось, что этот позорный срок ещё больше! Плюс минус год! Выругавшись себе под нос, Оскар потёр ладонью лицо и порывисто поднялся с дивана. У бара, что как раз располагался в этой гостиной, налил себе коньяка и осушил бокал под взглядом Джерри. Алкоголь взбодрил мозг и удвоил его работоспособность. С бокалом, в который плеснул ещё на треть объёма, Шулейман вернулся на диван.

- Я говорил, что в коньяке твоя сила, но не думал, что ты меня послушаешься. Так и спиться можно, - заметил Джерри.

Оскар проигнорировал его высказывание и озвучил то, что взбудоражило, дало надежду, но и запутывало ещё больше.

- Том проявлял твои черты и после сотрясения, он устраивал ролевые игры.

Джерри улыбнулся снисходительно, беззлобно. Его мягкая улыбка была точь-в-точь Томина… Но в этот раз Шулейман не позволил себе обмануться. А Джерри и не пытался обмануть, он открыл ещё один секрет:

- Любовь к ролевым играм принадлежит Тому, не мне. Я за всю жизнь играл всего пару раз, и то это были не ролевые игры, а кроссдрессинг, который я затевал не по своей инициативе, а потому, что девушке, которая очень нравилась мне, нравился я в платьях.

- В смысле не от тебя? – удивился, свёл брови Шулейман.

В его понимании неискушённый мальчик Том, рдеющий от любого слова сексуальной тематики, никак не согласовывался с ролевыми играми, весьма изощрёнными, если вспомнить Красную Шапочку – да и все остальные тоже.

- Мы оба играем, но по-разному, - терпеливо начал объяснять Джерри. – Я играю по жизни – и наряжаюсь тоже. А Том играет только для тебя, от неуверенности. Ты и сам это уже знаешь.

Шулейман кивнул, подтверждая, что не забыл ту информацию, к которой отсылал Джерри. Вечер открытий… Получается, его суждения о Томе были не совсем верными? Так где же всё-таки кончается Том и начинается Джерри?..

- Помимо этого Том так долго жил без секса и сексуальных переживаний, что сейчас стремится наверстать упущенное, пробовать разное в этом относительно новом для него мире, - продолжал Джерри. - В вашей паре ты ответственен за вынесение секса за пределы квартиры, а Том за разнообразие дома. Кстати, когда пойдёте гулять, попробуй завести Тома в парк и зажать там, ему понравится, - дал он дельный совет.

- Я учту, - сказал Оскар, обескураженный тем, что Джерри даёт ему советы по сексу с Томом, не знающий, как относиться к происходящему – ко всему.

Без ста грамм всё это не переварить, не осмыслить. Выпив то, что было в бокале, Шулейман вновь отошёл к бару, обновил себе порцию, но в этот раз взял с собой бутылку.

- Налей и мне на донышке, - попросил Джерри.

- Я не пойду тебе за бокалом, - ответил Оскар, потягивая коньяк.

Не став изображать ни оскорблённость, ни чистоплюйство, не позволяющее пить не из подобающего бокала, Джерри взял бутылку и сделал глоток из горла.

- Я удивлён, что ты не плюнул в бутылку, - дал комментарий Шулейман, наблюдая за Джерри, который с бутылкой в руках выглядел совсем не привычно.

- Я планирую сделать ещё один глоток, - невозмутимо ответил тот, - со своими слюнями мне тоже не хочется пить.

Шулейман кивнул, принимая ответ. Поболтал коньяк в бокале, сделал глоток и, поскольку не хотел оставлять этот информативный диалог, пользуясь возможностью узнать о Томе ещё что-то, пусть и не столь важное, спросил:

- Почему Том так любит шампанское?

- Понятия не имею, - Джерри честно пожал плечами. – Когда-то я тоже относился к нему положительно, но за годы модельной карьеры, когда мне приходилось посещать всевозможные модные мероприятия, где основным напитком было шампанское, у меня к нему выработалась стойкая непереносимость. Предпочитаю, если уж на то пошло, выпить немного чего-нибудь крепкого.

- А Том не любит крепкий алкоголь…

- Но старается пить крепкие напитки, потому что считает их «мужскими», - дополнил Джерри знания Шулеймана о Томе. – Он подражает тебе и твоим друзьям.

- Ты не шутишь?! – изумился Шулейман.

Никак он не думал, что Том пытается подражать ему. Разве Том не слишком взрослый для такого поведения?

- Не шучу, - без ужимок ответил Джерри. – Том хочет быть достойным членом группы, для него важно чувство принадлежности. И он не очень-то понимает, что значит – быть взрослым, быть мужчиной, потому в некотором смысле равняется на тебя.

- Охренеть, - выговорил поражённый открытием Оскар.

- Да, - согласился с ним Джерри и добавил: - Том считает примером Кристиана, но с ним Том не рос, не жил почти, они слишком мало взаимодействовали вживую. Главный и единственный человек в его жизни, который появился, когда он ещё был юным, не оформившейся личностью, и всегда рядом, это ты, ты – его пример.

- Внезапно мой супруг стал ещё и моим ребёнком, - проговорил Шулейман.

- Ты несёшь за него ответственность, - ненавязчиво и доходчиво подытожил Джерри.

Сделав ещё один маленький, всего на десяток капель, глоток из горла, он поставил бутылку на стол, и Шулейман наполнил свой бокал. Выпил, подумал и, посмотрев на Джерри пристально, в напряжённой внутренней озадаченности, сказал:

- Объясни мне кое-что, я не могу понять. Из того, что Том рассказывал о расстройстве, следует, что вы оба – это он. Он говорил: «Я могу быть и Томом, и Джерри», так и было, в Томе было многое от тебя, он мог вести себя точь-в-точь как ты. Почему – ты совершенно другой, в тебе нет ничего от Тома? – озвучил он вопрос, вводящий в недоумение и не дающий смотреть на Джерри, как на Тома. – Ты меня не любишь.

Джерри склонил голову набок и чертовски лукаво улыбнулся уголками губ:

- Тебя задевает то, что я тебя не люблю?

- Мне было бы понятнее и проще, разделяй ты чувства Тома.

- А ты уверен, что Том тебя любит? – нанёс Джерри новый коварный удар.

Вместо ответной реплики Шулейман смотрел на него хмуро, осуждающе, но спокойно, не дрогнул.

- Ты ответишь на вопрос? – спросил он.

Награждая дока за стойкость, Джерри не стал далее подтачивать его уверенность. Склонил голову на другую сторону, раздумывая, как ответить на вопрос, как объяснить – и надо ли объяснять.

- Том – это я, - ответил он. – Но я – не Том.

- Сложно, - высказался Шулейман, которому ответ Джерри не дал ничего, кроме ещё большего количества вопросов.

- Я и не думал, что ты поймёшь, - с лёгким-лёгким злорадством – не удержался – сказал Джерри.

- А ты попробуй объяснить, - также не слишком дружелюбно произнёс Оскар.

- Я не настолько высоко оцениваю свои педагогические способности.

Джерри встал с дивана, намереваясь оставить Шулеймана наедине с размышлениями, но тот схватил его за руку – за травмированную руку. Зашипев, Джерри согнулся от боли, потёкшей от потревоженных ран вверх, вырвал руку, на которой док ослабил хватку, и рявкнул:

- Да что ты за человек такой?! Пещерный! У меня и так кровь плохо сворачивается, а ты мне уже дважды разбередил раны!

- Не вскакивай посреди разговора, тогда не буду останавливать тебя силой, - ответил Шулейман, не показав, что на мгновение дрогнул, увидев, что причиняет сильную боль, потому и ослабил хватку. – Том уже перерос состояние, в котором на него можно было воздействовать только болью, а ты всё никак.

- То, что ты можешь воздействовать на меня только посредством насилия, многое о тебе говорит, - холодно заметил Джерри.

Ударил бы, чтобы проучить, но что-то подсказывало, что сейчас проиграет и лишь обзаведётся новой травмой, поскольку в данный момент, несмотря на неожиданность атаки, в целом ожидаемо, что он захочет восстановить справедливость. Не ответив на упрёк, Оскар указал взглядом на покинутое им место:

- Сядь.

Джерри сел, закинул ногу на ногу. В этой части его тактика не изменилась: иногда он соглашался, сдавался, чтобы всякий раз не разводить боевые действия; воевать стоит лишь тогда, когда уверен в своей победе минимум на пятьдесят процентов. Джерри посмотрел на ладонь, в которой не утихала противная, зудящая боль, - белоснежные бинты окрасились пятнами крови. Шулейман косил к нему глаза и тоже цеплялся взглядом за алое, болезненное на белом. Это что, намёк на чувство вины, что ли, за то, что из-за него вновь открылось кровотечение, что причинил боль?

Быстро, быстро – пить, пить, пить. И Шулейман налил себе и выпил. Джерри сходил в ванную смыть кровь, обработать раны и наложить новую повязку и вернулся в гостиную.

- Думаешь, Тому это понравится? – с очевидным намёком поинтересовался он, продемонстрировав пораненную руку.

- Думаю, я смогу ему всё объяснить. А шрамы, если останутся, сведём, это не проблема.

Джерри тихо усмехнулся уголком рта и отвернулся. Снова – «Я вложу информацию в голову Тома, и он её примет».

Разговор сошёл на нет, Джерри постарался перевести его в молчание: Шулейман хотел всё и сразу, но у Джерри на этот счёт были иные соображения – всё разом док не усвоит, пусть для начала в его голове уложится сегодняшняя доза информации и, если повезёт, начнёт работать на благо, а не во вред. Теперь Джерри на самом деле смотрел телевизор, какой-то боевик, в целом занимательный для просмотра на раз. Вспышки экрана, на которые было богато кино, бликовали в стекле глаз.

Раз от раза Оскар поглядывал на него, сидящего в противоположном углу дивана с ногами, уперев босые ступни в край сиденья и обнимая колени едва смыкающимся кольцом рук; на него, в отстойных домашних шмотках Тома кажущегося домашним, своим, если не смотреть в глаза. Посмотрел на забинтованную левую ладонь, на синяки – отпечатки его, Оскара, пальцев на правой руке, на хрупком бледном запястье. Физически ведь Джерри не менее хрупкий, нежели Том, у него также легко ломаются сосуды, и отметины насилия и боли проступают на белой коже. Шулейман не мог оторвать взгляд от тёмных пятен на его запястье, поглядывал на другую руку и думал, что он, должно быть, прямо сейчас испытывает боль от нанесённых собачьими клыками рваных ран, скрывающихся под повязкой, но не подаёт об этом вида. Вспоминал, как не помог, а потом травил его псами в лицо, а Джерри отмахивался, закрывался разодранной окровавленной рукой, а после – плакал. Слёзы его были фальшью, но… боль-то и раны и синяки реальны?

- Слушай, - заговорил Шулейман, нарушив весьма относительную благодаря работающему телевизору тишину, - прости за вчерашнее, - он взглядом указал на руки Джерри. - Я перегнул палку.

Джерри взглянул на него, не удивившись тому, что док попросил у него прощения(!), и кивнул в знак того, что принимает извинения и не держит зла.

- Хочешь правду? – не отворачиваясь от телевизора, спросил Джерри через несколько минут, которые они вновь провели в молчании. – Это неприятно. Все, кто знают, кто я, ведут себя со мной так – так, как ты вчера. Считают не человеком, а какой-то зловредной сущностью, которую необходимо вытравить, уничтожить. А я живой, я тоже чувствую, мне тоже больно.

В его откровении звучала затаённая, лишённая жизненных соков боль и глухое, всепоглощающее смирение. Его крест, на который никогда, никогда, никогда не жаловался, как бы ни было сложно, мучительно, невыносимо.

- От любого другого человека я отличаюсь лишь тем, что не имею права на жизнь, потому что на двоих у нас одно тело, а Том - в приоритете. Каждый раз я открываю глаза, чтобы принести себя в жертву, и я приношу. Раз за разом, живу, зная, что не буду жить, не будет у меня долго и счастливо, - Джерри говорил без эмоционального накала, ровно, просто констатируя факты. – А осведомлённые люди ненавидят меня, истязают током, бьют по голове, мучат…

Его чувства, которые, о боги, у него всё-таки есть, произвели впечатление, проняли.

- Типа соболезную.

- Типа соболезнуешь? – усмехнувшись не очень-то весело, Джерри глянул на дока.

- Без типа, - без издёвки сказал Оскар. – Соболезную.

Также без игр Джерри улыбнулся уголками губ, опустил ресницы, выражая признательность за сочувствие, пусть даже мимолётное и ничего не значащее.

- Иди сюда, - Шулейман отвёл одну руку, приглашая Джерри под бок.

Джерри покачал головой:

- Я не нуждаюсь в утешающих объятиях. Но могу обнять тебя, если хочешь.

- Не один я умею портить момент, - усмехнулся Оскар, отбросив флёр расположения и близости, желания поддержать.

- Мы во многом похожи.

Глава 5

У меня самоцель – у тебя на лице закончить этот раунд,

Победить свою лень, подкупить твою тень и потом послать в нокаут.

Я могу бескорыстно лишить тебя жизни, чтобы ты узнал,

Кто чемпион по цинизму, а кто проиграл.

Lascala, Без правил©

Уже десятую минуту Джерри стоял перед зеркалом, разглядывая своё обнажённое отражение, и не мог насмотреться. Белая кожа завораживала своей чистотой, тело – совершенством. В этом, в созерцании себя, в любовании собой, было даже что-то возбуждающее. Том любил себя и видел, что красив, но любовь Джерри к себе представляла собой квинтэссенцию данного чувства; Джерри любил не только себя, но и – Тома в себе, потому его чувства были минимум вдвое сильнее, глубже, многограннее. Потому ему так нравилось в жаркие сексуальные моменты смотреть в зеркало: он наслаждался собой и – смотрел в глаза Тому, который был где-то там на дне его глаз.

Проведя рукой по плечу, Джерри придирчиво нахмурился, щупая мышцы. Запустил себя Том. После резкого похудения прошедшей осенью он набрал вес, но – не восстановил ушедшую мышечную массу, что всегда иссыхает в первую очередь. Том даже занятия йогой забросил и до последнего дня перед попаданием в клинику с огнестрельным ранением так и не вернулся к ним и не заставил себя что-то делать со своей физической формой. Он и не заметил, как сильно ослаб и сократился мышечный каркас.

С этим надо что-то делать. Мышцы буграми – не про них, да и едва ли получилось бы раскачаться, поскольку конституция всё-таки многое решает. Но поддерживать своё тело в хорошей, крепкой физической форме – обязательно. Тем более когда рядом бродит Шулейман, у которого периодически чешутся кулаки.

Ощупав прочие группы мышц, Джерри решил – сегодня же начать восстанавливать физическую форму. Осталось только определиться со способом. Тренажерный зал – не его вариант. Значит… традиционная и любимая йога. Джерри так привык заниматься этим древним искусством, что и позабыл, что когда-то начал исключительно ради того, чтобы восстанавливать силы и равновесие и не позволить стрессу модельной жизни расшатать психику.

Было лишь одно но – одежда, Джерри не желал заниматься в спортивной одежде Тома, которая не только глаз не радовала, но и не отвечала критериям костюма для йоги. Он хотел побаловать себя этой мелочью. Решить эту задачу легче лёгкого. Надев трусы, Джерри взял телефон и присел на край кровати.

Через две минуты после того, как в дверь позвонили, в гостиную, где сидели Оскар и Джерри, заглянула Жазель.

- То… Джерри, пришёл Вайлдлес, - неловко запнувшись в самом начале, сообщила домработница. – Говорит, что принёс что-то для тебя.

- Спасибо. Сейчас подойду, - Джерри одарил её сиятельной улыбкой и упорхнул из комнаты, прежде чем Шулейман успел его тормознуть.

Шулейман вышел за ним в коридор, привалился плечом к стене, скрестив руки на груди.

- Что он тебе принёс? Что за передачки?

- Спортивная форма, - довольно ответил Джерри, прошелестев пакетом из плотной бумаги с логотипом одной нишевой французской марки. – Мне нужна одежда для занятий йогой, я попросил его купить её и привезти мне.

Разозлившись от столь наглого самоуправства за его спиной и злоупотребления положением, Оскар сказал:

- Вайлдлес – охранник, а не курьер. Он не должен ездить тебе за шмотками и исполнять прочие хотелки, не связанные с безопасностью.

- Он – моя верная собачка, - Джерри одарил его широкой, пренаглой из-за контекста улыбкой. – По крайней мере, будет ею, - Вайлдлеса он успел поблагодарить и отпустить раньше, чем за ним выперся Шулейман, потому позволил себе высказать планы на охранника.

- Он – охранник Тома, - звучно, с раздражённым нажимом произнёс Шулейман, буравя его взглядом.

- Я ещё подумаю, нужен ли Тому такой охранник – все они, - подняв палец, заметил Джерри, не реагируя на давящий настрой дока.

- Это не тебе решать.

- Правильно, - кивнул Джерри, - это должен был решать Том. Кстати, почему ты нее предоставил ему возможность выбрать, кто будет составлять его личную охрану?

- Потому что он бы сказал: «Никого не надо», - фыркнул Оскар.

- Ты постоянно предоставлял ему выбор без выбора. Почему в этот раз не дал никакого?

Джерри смотрел внимательными, забирающимися в душу, пытливыми глазищами, ожидая объяснений – выцарапывая их, выковыривая.

- Потому что Том в этом ничего не смыслит, - ответил Шулейман.

- Разве не все представители твоей службы безопасности одинаково профессиональны? – выгнул бровь Джерри. Поддел. Это вопрос, на который невозможно ответить, не подставив себя так или иначе.

- Все, - нехотя сказал Оскар, догадываясь, как крыса использует его ответ.

- В таком случае не вижу причин не давать Тому право выбора. Он мог бы выбрать того, кто ему симпатичнее внешне, кто кажется более приятным человеком…

Джерри выдержал паузу и чертовски лукаво ухмыльнулся:

- Или потому ты и не дал Тому право выбрать тех, кто ему понравится? Боялся, что он изменит тебе с охраной? Не волнуйся, милый, с охранником могу переспать только я.

- Только попробуй, - процедил Шулейман, темнея глазами. – Я разрешаю изменять только Тому – не тебе в его теле.

- В твоих суждениях ошибка, - искусно подметил Джерри. – Это – моё тело тоже.

Решив на этом закончить разговор, Джерри прошёл мимо дока в сторону комнат. Шулейман обернулся, провожая его хмурым, тяжёлым взглядом. Бесит, бесит, бесит сука мелкая, вертлявая. Эмоциональные качели продолжались. Недавно испытал по отношению к нему тепло и готов был обнять, утешить, а сейчас испытывал жгучее желание сжать руками его тонкую шейку и не отпускать. Но, во-первых, заразу давить нельзя; во-вторых, заразу так просто не удавишь. Гадство. Необходимо покурить – и не спускать с гадины глаз, кто знает, шутил ли Джерри. Оскар его скорее на цепь посадит и под десятью замками запрёт до переключения, чем позволит телом Тома в его отсутствии трахаться с кем-то.

Сунув в рот сигарету, Оскар пошёл на кухню выпить воды. Потом кофе. Потом коньяка. Впрочем, кофе и коньяк можно соединить, это всегда было отличным сочетанием.

Близ четырёх часов дня Джерри перекусил несколькими злаковыми хлебцами, двумя печеньями с фундуком и шоколадной крошкой и выпил свежевыжатого сока. Подождал полтора часа и приготовился к занятию, переоделся в легчайшую свободную белую майку и бесшовные лимонные штаны, также свободные, не сковывающие ни единого движения. Как же приятно надеть то, что тебе нравится. Оторвав себя от зеркала, Джерри взял телефон, чтобы включить правильную музыку, и направился в среднюю гостиную, где было больше всего естественного света.

Сев на облитом солнцем полу, Джерри нашёл подходящую мелодию часовой длительности и приступил к занятию. После разминки хотелось перейти к сложным упражнениям, сделать стойку на предплечьях, но на долгий срок лишённое тренировок тело могло ответить травмой: Том не только более полугода как забросил занятия, но и когда уделял им время, не показывал чудеса акробатики, кроме первого времени, когда изумлялся, на что способно его тело. Способно, да… Но Том смог и это запороть.

Растянувшись как следует, разогревшись, Джерри вновь сел на пол и соединил стопы раскрытых, согнутых в коленях ног, захватив их кончики в сложенные лодочкой ладони, и закрыл глаза, концентрируясь на расслабляющей музыке, в которой сплетались звуки некого струнного инструмента, ритмичные удары деревянными палочками и мелодичные напевы колокольчика. Благодать. Ради одного этого ощущения светлого покоя, поднимающегося в освобождённую от гула мыслей голову, стоило тянуть жилы.

Насладившись стихающей вибрацией в натянутых мышцах, Джерри повторил ту же позу лёжа на спине. После этого встал на колени и выгнулся назад, обхватив руками стопы, образовав телом прямоугольник. Потом встал и наклонился до предела, касаясь лбом колен. В мышцах ощущалось напряжение, в определённых положениях даже боль, чего не было раньше и что подтверждало, как за прошедшие годы упал уровень его физической подготовки. Может, и на шпагат уже сесть не сможет. Позже это надо будет аккуратно проверить.

Проходя мимо гостиной, Шулейман заглянул в открытую дверь. Взгляд упёрся в радостное пятно лимонных штанов и зад Джерри, вздёрнутый кверху в позе «собаки мордой вниз». Пойти бы дальше, но Оскар припал плечом к дверному косяку и наблюдал за статичной фигурой, головы которой с его места не было видно. На мгновение подумалось, что, когда Джерри поднимет голову, увидит белые локоны до плеч. Сбой во внутренней матрице произошёл из-за этой одежды и знакомой ситуации

- Будешь мне мешать? – не меняя позы, спросил флегматично Джерри. Открыв глаза, он увидел отражение Шулеймана в стекле.

- Думаешь, я не могу пройти мимо? – вопросил в ответ тот, сложив руки на груди.

- Раньше не мог, - Джерри пожал бы плечами, если бы не опирался на руки.

Новый Оскар, которым стал за время, прошедшее с их последней встречи, ушёл бы, но старый Оскар, прежний – подошёл бы и подтвердил, что да, не может пройти мимо, не может не вывести из себя, не упиться энергией. Просто так, забавы ради. С ухмылкой на губах Шулейман подошёл к Джерри со спины и примостил ладонь на аккуратную ягодицу под эластичной тканью.

- Почему я не удивлён? – произнёс Джерри. – Ты жутко предсказуемый.

- По-моему, ты этого хотел. Не хотел бы – промолчал.

- Это из серии «в изнасиловании виновата жертва»? – не оборачиваясь, выгнул бровь Джерри, реагируя на поползновения доктора скукой. – Раз уж хочешь потрогать меня, почеши спину. По центру над поясом штанов.

Шулейман поднял его майку, но не исполнил просьбу, а поддел пальцами пояс спортивных штанов и потянул вверх. Джерри поднялся на носочки, вытягиваясь вслед за его движением, чтобы кресло штанов не впилось между ног, сказал:

- А пяткой в челюсть?

- Ты этого не сделаешь, - усмехнулся Оскар.

Джерри оторвал одну ногу от пола, напрягая оставшиеся точками опоры конечности, чтобы не покачнуться, едва коснувшись джинсов, скользнул ступнёй по внутренней стороне ноги дока и упёр ему в промежность.

- Твоя йога приобретает всё более интересный вид, - вновь усмехнулся Шулейман. – Думаешь, сможешь ударить?

- Думаю, что да.

Оскар взял Джерри за щиколотку, поинтересовался:

- Уверен?

- У меня занята только одна нога, а у тебя только одна рука свободна, - буднично отвечал Джерри. – Я могу перенести точку опоры на руки и ударить тебя второй ногой. Могу перевернуться и, опять же, ударить тебя ногой… Много чего могу. Так что решай, что для тебя важнее: травмировать мои яйца или сохранить в целостности свои?

- Ого, - произнёс Шулейман. – Нормально, что мне это кажется возбуждающим?

- Перспектива получить удар в пах? Ничего нормального в этом нет.

Постфактум Шулейман не понял, почему сказал, что его в Джерри что-то возбуждает – это ведь вовсе не так, но отложил размышления на потом. Наклонился, чтобы сдёрнуть с Джерри штаны, но босая ступня предупредительно надавила между ног.

- Похоже, мы оказались в патовой ситуации, - сказал Оскар, оставаясь в согнутой позе и не отпуская штанов Джерри. – Ты не отступишь, и я тоже не отступлю.

- Ничуть, - не согласился с ним Джерри, у которого уже руки начинали ныть от того, что перестоял в позе, и рукам доставалось больше нагрузки, чем предполагала техника. – Ты можешь сдаться.

Оскар сделал вид, что задумался, что не имело смысла, поскольку Джерри не видел его лица, и ответил:

- Нет.

Почувствовав движение ткани, Джерри перевернулся, прежде чем остался без штанов. Рывком поднялся на руках и одной ноге и, согнув вторую ногу наподобие крюка, сбоку ударил Шулеймана. Стремительно оседлал сверженного на пол дока и замахнулся для контрольного удара, но остановил кулак на полпути к его лицу.

- Я люблю быть сверху, - сказал Джерри, разжав пальцы, и опустил руку.

- Мог бы просто сказать, что хочешь, и не устраивать это всё, - ответил Оскар, оставаясь удивительно спокойным и не растерявшим самомнение для человека, которого уложили на лопатки.

- Если я захочу, то точно не обращусь к тебе, - Джерри встал над ним.

Шулейман позволил ему перешагнуть себя и вероломно схватил за ногу, дёрнул. Как цапля подпрыгнув на одной ноге, Джерри взмахнул руками, но не удержал равновесие, сверзился на пол, в неудачном приземлении отбив локоть и правые рёбра. Зашипел и зло обернулся к доку:

- Тебе доставляет удовольствие причинять мне боль?

- Ты тоже не нежно меня уложил на этот же твёрдый пол, - Оскар сел, вытянув одну ногу, и упёрся ладонью в колено второй.

- Не заметил, чтобы тебе было больно, - Джерри также сел.

Никто не победил, не на это он рассчитывал. Подслащало проигрыш лишь то, что оба оказались на полу.

- Я не виноват, что костями падать больнее, - ответил Шулейман.

Джерри встал, подтянул немного съехавшие усилиями дока штаны и подобрал замолчавший телефон, обернулся к Шулейману:

- Надеюсь, ты не будешь устраивать нечто подобное каждый раз, когда я буду заниматься?

- Не трать на это время, ты отвлекаешься от основной задачи: как исправить причину раскола и вернуть Тома?

- Я думаю, - кивнул Джерри.

- Что-то незаметно, - хмыкнул Шулейман с пола.

- В прошлый раз путь от первого появления до слияния занял у меня девять лет. Не торопись.

- Надеюсь, это не намёк? – сощурился Оскар. - Я не хочу прожить с тобой десять лет!

- Я тоже предпочёл бы проводить свою жизнь не с тобой, но – как есть. «В болезни и в здравии»

- С тобой я точно не буду разводиться, - сказал Оскар. – Ты и без ресурсов дела воротил, а с большими возможностями уподобишься злому гению. Мне страшно за страну.

- Бери выше, бойся за мир, - улыбнулся Джерри и без перехода заговорил: - Раз мы затронули эту тему, скажи: в брачном контракте ведь никак не оговорено моё появление? И – что о нашей ситуации говорит Кодекс о браке и семье? Я не силён в этой области юриспруденции.

Судя по хмурому взгляду Шулеймана, ответ на первый вопрос был отрицательным, что Джерри и без него знал, а на второй вопрос ответа он также не знал – или знал, и ответ его не радовал.

- Ты ведь не собираешься пытаться развестись со мной?

- Конечно нет, - Джерри озарил дока обворожительной улыбкой, а в глазах его сверкали расчётливые черти. – Я был бы идиотом и плохим Защитником, если бы ушёл со столь выгодного места и от человека, которого Том любит. Но мне нравится, что ты боишься.

«Перегрузка системы, система зависла» - было написано на лице Шулеймана, который по секундам осмыслял слова Джерри, вместившие в себя два полных противоречия, пытался найти логику и понять, чему же верить. Хотел спросить, потребовать объяснений, но крыса уже исчезла из поля зрения. Поднявшись с пола, он пошёл к ванной и открыл незапертую дверь.

- Акт второй? – не без недовольства осведомился не успевший раздеться Джерри. – Не маловат антракт?

- Что ты хотел сказать в гостиной? – проигнорировав его слова, спросил Оскар строго. – Зачем признался, если тебе, как ты сказал, нравится, что я боюсь? Нелогично как-то.

- Нелогично, - согласился Джерри и ухмыльнулся, - но, как видишь, своего я добился.

Шулейман прищурился:

- Это какой-то коварный план? Убедить меня в том, что ты издеваешься, чтобы…?

- Нет, - уже серьёзно ответил Джерри, показывая, что док его утомил. – Нравится тебе это или нет, но я останусь с тобой. Расслабься и не хмурься, - он не нежно провёл большим пальцем между сведёнными бровями Шулеймана, расправляя напряжённую складку, - морщины раньше времени появятся.

После этого он отступил и закрыл перед носом дока дверь. Освежившись, Джерри покинул ванную, промакивая полотенцем мокрые волосы. Переоделся в спальне, сказал Жазель, чего хочет на ужин, покурил на кухне, посидел, философски созерцая городской пейзаж, пульсирующий, подмигивающий блеском стёкол за открытым им окном.

Когда солнце потекло к закату, обратившись расплавленным красным золотом, Джерри вернулся в ванную комнату, где привёл в надлежащий вид высохшие естественным путём кудри, и пошёл к Шулейману.

- У тебя остались те фотографии из клиники после подвала?

- Да, - ответил Оскар. – А зачем тебе?

- Хочу посмотреть.

- Зачем? – повторил Шулейман свой вопрос. – Том их уже рассмотрел во всех подробностях, или в новом пришествии у тебя доступ не ко всей памяти?

- Я хочу посмотреть своими

Выдержав паузу, в которую док не удосужился подняться с дивана или сказать, что удовлетворит его просьбу, Джерри произнёс:

- Заметь, я мог бы залезть в твой ноутбук, как это сделал ты, но я прошу у тебя показать их мне. Можешь скинуть на почту, если не хочешь давать свой компьютер мне в руки.

Несколько секунд Шулейман ничего не говорил и не двигался, сверлил Джерри пристальным взглядом, силясь разгадать, есть ли в его словах, его желании подвох, и сходил в спальню за ноутбуком. Включил его и отдал Джерри, встав за его спиной, за спинкой дивана, чтобы наблюдать, что крыса делает. Джерри это не напрягло, так как он не планировал делать ничего предосудительного – только то, что сказал.

Долго Джерри безмолвно разглядывал жуткие фото и наконец с удовлетворением сказал:

- Как приятно думать, что те, кто с нами это сотворил, гниют в земле.

- Ты злодей, - хмыкнув, подметил Шулейман.

- Я добрый. Не веришь? – Джерри оглянулся к нему, задрав лицо, и дёрнул губами в мимолётной улыбке, показав клыки.

- Если ты добрый, то я вообще святой.

- Твоя ирония неуместна, - легко парировал Джерри, более не утруждая себя поворотом головы. – Доброта ко всем без исключения – признак слабоумия и слабоволия. Я за разумный подход и справедливость.

- Но получение злорадного удовлетворения от факта смерти – попахивает психопатией, - также не сдался Оскар.

- Психопатией попахивает отсутствие эмоций. А удовлетворение от победы над обидчиком – естественное чувство, незаслуженно считающееся постыдным.

Уделал. На его же поле уделал! Мелкая гадина не переставала неприятно удивлять. Шулейман переместил ладонь со спинки дивана на плечо Джерри, сжав хрупкие кости.

- Бери сразу за шею, - буднично сказал Джерри, переложив его ладонь себе на горло. – Так у тебя будет больше шансов.

- А не боишься? – поинтересовался Оскар, он не предпринял попытку сдавить, но и не убрал руку, намекая на то, что ещё может это сделать.

- Нет, - всё так же флегматично отвечал Джерри. – Если ты не сделаешь этого, то проявишь слабость. Если сделаешь, будешь жалеть до конца жизни. Я в любом случае остаюсь в плюсе.

- Настолько хочешь насолить мне, что готов ради этого умереть?

- Нет. Но при таком исходе моя смерть хотя бы не будет напрасной. Надеюсь, что душа существует, чтобы я смог наблюдать за твоими муками.

- Если бессмертная душа и существует, то это будет душа Тома, а не твоя.

- Считаешь, что у меня нет души? – Джерри оглянулся, скользнул по доку взглядом снизу вверх; рука на горле ему ничуть не мешала и не страшила.

- Ты – альтер-личность, - напомнил Шулейман.

- Не веришь в теорию, что расстройство множественной личности – это две и более души, запертые в одном теле?

- Я не склонен доверять мистическим теориям.

- Зря. Раньше ты допускал множество вариантов, в том числе выходящие за все рамки, в этом была твоя сила.

- Что ж ты такой умный? – язвительно произнёс Оскар.

- Не нравится? – в ответ осведомился Джерри.

- Бесишь.

- Докажи, что ты умнее, - пожав плечами, озвучил решение Джерри.

Прежде чем док успел ответить, Джерри, излишне резко сменив направленность и тон разговора, предложил:

- Не хочешь сесть на диван? Отсюда тебе тоже будет видно, что я делаю.

Джерри так много разного говорил, так вёл беседу, что Шулейман почувствовал себя будто в разговоре с Томом, только Томом был – он сам. Он сел на диван, заглянул в экран ноутбука, на котором застыло неприятное изображение боли и полного слома. Уделив достаточно внимания всем кадрам из клиники, Джерри перешёл к более поздним фотографиям, которые, за исключением двух, были сделаны им на свой первый мобильный телефон. Остановился на фото, на котором были запечатлены трое: он, Кристина и Константин. Захотелось провести пальцами по экрану, прикоснуться к тому времени, когда днём был обычным мальчиком своего возраста, пятнадцатилетним ребёнком со своими нехитрыми занятиями, а иное его лицо надёжно скрывала ночь; когда был мальчиком-сиротой, которому повезло попасть к любящему опекуну и стать частью нового школьного коллектива, с которым отношения не складывались гладко, но он боролся и побеждал, обрёл друга и подругу, что с ним в обнимку улыбались с экрана; когда познал первый поцелуй, прогулки после уроков и дешёвый алкоголь на скамейке; когда в силу возраста мог позволить себе беззаботность, о которой – о возможности забыть хоть на мгновение - во взрослом возрасте не мог и мечтать. Но не позволил себе поддаться моменту и только сказал:

- Это мои одноклассники.

- Я так понимаю, это и есть та самая Кристина? – спросил Оскар, указав на светловолосую девочку на фото.

- Да.

Скептически оглядев «ту самую», Шулейман изрёк:

- Мог выбрать и лучше, она посредственный середнячок.

- Меня не может не радовать, что пятнадцатилетняя девочка не кажется тебе привлекательной.

Язва.

- Я имел в виду её взрослую версию, несложно представить, как она выглядит сейчас, - сказал Оскар.

И на этот вариант у Джерри нашёлся ответ:

- Я знаю, что ты привык к другим девушкам, но большинство обычных женщин не могут похвастаться внешними данными элитных эскортниц. Для меня она была самой красивой, - говорил Джерри, глядя в экран, и в голос его просочилась толика тоски и сожаления. – А модели, с которыми я работал и с которыми ты спал, меня никогда не привлекали.

- Меня сейчас вырвет, так это слащаво, - пренебрежительно фыркнул Шулейман.

- Ты тоже говорил Тому, что для тебя он самый красивый, самый лучший и других тебе не надо. Чем мои слова отличаются от твоих?

Меткое, рассудительное замечание Джерри поставило Оскара в тупик. Дать напрашивающийся, правдивый ответ: «Потому что Том на самом деле красив» он не мог, поскольку этим автоматически признает, что считает привлекательным Джерри, что и так понятно, ведь ни для кого не секрет, что тело у них одно, но признавать это вслух, в глаза он не желал. Вместо ответа на неудобный вопрос Шулейман спросил:

- Планируешь с ней встретиться? – кивнул он на экран.

- А смысл? Сейчас у меня другая цель.

Удовлетворившись похожим на честный ответом, что Джерри не побежит на свидание со своей так-себе школьной подружкой, Оскар не стал далее расспрашивать ни о Кристине, ни о пареньке в очках ботанического вида, который тоже вызывал вопросы: каким местом Джерри выбирал себе друзей? Замолчали. Устав наблюдать картинки на экране, Шулейман начал смотреть на Джерри. Опустил взгляд к его левой кисти, на которой уже без повязки затягивались рваные раны. Но привлекли внимание не они, а – кольца на безымянном пальце.

- Я думал, ты снимешь кольца, - произнёс Шулейман и взглянул в лицо Джерри. – Почему оставил?

- Пока что мне нравится быть твоим супругом, - ответил тот и также удостоил его взглядом, весьма говорящим. – За исключением домашнего насилия, разумеется.

Он выдержал паузу, но не для того, чтобы док мог сказать своё слово, а для эффектности, акцента на новом блоке информации:

- Предупреждаю, если я отыщу в памяти, что ты хоть раз поступил подобным образом с Томом, я надеру тебе задницу, и тебя не спасёт ни разница в габаритах, ни охрана.

- Почему все думают, что я могу бить Тома?! – в оскорблённом недоумении всплеснул руками Шулейман.

Не все, а только папа об этом говорил и Джерри сейчас, но двух случаев достаточно, чтобы сложилось впечатление, что от него ожидают такого поведения.

- Если тебя воспринимают агрессором, стоит искать в себе причину, почему так, - ответил Джерри.

- Я не поднимаю на Тома руку, - сказал Шулейман. – Я понимаю, что если ударю его, ни к чему хорошему это не приведёт.

«Идиот...»

Хоть разговор иссяк, Шулейман не отвернулся, минуту, две, три, пять смотрел на Джерри, обволакивая давлением пристального, будто ищущего отверстие для проникновения под кожу взгляда.

- Тебе обязательно так на меня смотреть? – Джерри повернул к нему голову.

Оскар занял место рядом с ним, нарушив избранное Джерри дистанцирование по разным углам дивана, потому их лица оказались близко. Взгляд помимо воли соскользнул к пухлым губам, сомкнутым в ожидании ответной реплики, которую не продуцировал отвлёкшийся мозг. Джерри подцепил пальцами подбородок дока, заставляя поднять взгляд к глазам:

- Даже не думай об этом.

- Мой интерес не по твою честь, не обольщайся, - ответил вновь включившийся в реальность Шулейман.

- Это – мои губы, - Джерри указал на рот. – Моё тело, - провёл ладонями по бокам. – Твой ноутбук, - другим тоном закончил он, водрузив ноутбук на колени Шулеймана, и направился к выходу из комнаты.

Оскар обернулся ему вслед, чтобы оставить последнее слово за собой:

- Прежде всего это тело Тома.

Но последнее слово сказал Джерри:

- Но Тома здесь нет, - оглянулся он с ухмылкой победителя, которому это ничего не стоило, и красиво покинул гостиную.

Сука. Оскар так много раз повторил про себя это слово, что скоро выработается прочнейшая ассоциация, и упоминание литературного ругательства будет вызывать в голове образ Джерри.

Перед сном, когда Шулейман ещё не разделся, а лежал поверх покрывала, традиционно уткнувшись в телефон, Джерри вновь порадовал его своим обществом. Забрался на кровать, лёг под бок и устроился щекой на плече дока. Оскар вопросительно скосил к нему глаза:

- И как это понимать?

- Том полюбил тебя именно так – пригреваясь у тебя под боком, может, и у меня получится.

- Вдвойне не понял, - выказал свои эмоции Шулейман. – Давно ли ты воспылал желанием полюбить меня?

- Может, если я буду тебя любить, мне будет проще тебя терпеть. Спать я тоже буду с тобой, - заявил Джерри, нагло не открывая глаз.

- Я не хочу с тобой спать, - твёрдо продемонстрировал независимость Оскар.

- Ладно, - Джерри отодвинулся и сел, взглянул на него. – Может быть, мне поехать к Марселю с Маркисом? Скажу, что в нашей семейной идиллии случился разлад и попрошусь на ночлег. У Тома был секс с ними обоими, и они не отличаются твёрдостью характера, не думаю, что откажут. К групповому сексу я отношусь положительно, люблю, когда меня ублажают сразу несколько человек.

- Так ты хочешь секса или спать? – спросил в ответ Шулейман, глядя тяжёлым взглядом.

- Будь на твоём месте кто-то другой, я бы выбрал секс, - бессовестно поведал Джерри. – С тобой я хочу спать.

Выдержав паузу, он добавил, добивая нервы дока:

- Так что, мне ехать или ложимся спать?

- Спи, - сквозь зубы разрешил Шулейман.

- Молодец, правильный выбор, - одарил его улыбкой и унизительной похвалой Джерри.

Добившись желаемого, он вытянулся, снимая футболку, и сказал:

- Без рук. Будешь приставать или просто лапать – ударю.

Отложив телефон на тумбочку, Оскар также начал расстегивать рубашку, собираясь пойти чистить зубы без неё. Раздевшись до трусов, Джерри откинул край одеяла и произнёс:

- Поразительно: как такой самоуверенный человек, как ты, может быть так неуверен в себе.

- Что? – не понял Шулейман, скривившись в гримасе пренебрежения.

- Ведь твой страх, что я уйду, не обо мне, а о Томе, не так ли? – губы Джерри раскрыла в высшей мере лукавая улыбка, показывающая, что он знает ответ.

- Я опасаюсь, что ты уйдёшь, потому что Том, вернувшись, будет чувствовать себя потерянным, а мне придётся искать тебя/его по всему миру, - отстоял себя Оскар.

Джерри склонил голову набок, будто в раздумьях.

- Я догадался, какими методами поиска людей пользуется твоя служба безопасности, - сообщил непонятно к чему. - Зная это, можно избегать «доносчиков» и не оставлять следов.

- Какими же?

Медленно Джерри растянул губы в улыбке, качнул головой:

- Если я скажу, твои люди смогут перейти на неизвестные мне методы. Мне это невыгодно.

- Ты уже сказал, что знаешь. Смысл теперь скрытничать?

- Но я не сказал, что именно мне известно, - подчеркнул Джерри в духе лучших психопатов, запутывающих следствие. – Может – один метод. Может – все.

Удовлетворив желание раскачать равновесие дока, Джерри лёг, отвернувшись от него, и укрылся одеялом по плечи. А Оскар ещё несколько минут сверлил взглядом причесанный затылок, застряв между желанием сделать что-нибудь плохое с мирно засыпающей гадиной и надобностью пойти в ванную и затем лечь спать.

Глава 6

Слушай, я давно влюбилась в руки у меня на шее;

Сожми сильнее и тогда, я буду ближе к небу.

Могу забрать тебя с собой, но только если хочешь;

Попробуй боль, ее полюбишь, это знаю точно.

Соседи Стерпят, Ai Mori, Влюбилась©

Проснулся Джерри с матом, поскольку разбудил его болезненный удар об пол. Выглянув из-за кровати, он – как иначе? – увидел Шулеймана, который уже не спал и явно был причастен к его падению.

- Зачем? – спросил хмуро.

- Просто так, - раздражающе пожал плечами Шулейман, пребывая в приподнятом расположении духа, причину чего несложно было угадать.

Доволен, сволочь, что сделал гадость. Довольство на его лице выглядело неприемлемо, Джерри чувствовал себя обязанным стереть эту наглую гримасу. Поднявшись, Джерри встал на кровать, прошёл по ней к доку и резким движением надавил ступнёй на его грудь, укладывая на спину, наступил на сердце, заняв самую яркую доминантную позицию победителя над побеждённым. Ладони Шулеймана сомкнулись на его щиколотке.

- Если дёрнешь, я упаду и разобью голову, - проинформировал Джерри, не думая испугаться или убрать ногу.

- Я рискну, - глаза Оскара сузились.

Джерри успел вывернуться, напоследок пнув в живот, спрыгнул на пол и двинулся к двери, не тратя время на надевание штанов и майки.

- Не можешь не сделать ответный ход? – едко спросил Шулейман, потирая ушибленный пресс.

- Всякая сволочь должна быть наказана, - певуче ответил Джерри.

- Тогда чего ж ты недоволен, когда я тебя наказываю?

- Того, что в твоих действиях нет ни последовательности, ни смысловой нагрузки. Будь у тебя мозги, меня бы здесь не было. Сам виноват.

- Иди к чёрту, - выплюнул Оскар, которого гадина с утра пораньше успела достать и утомить.

Джерри повернулся на подступах к порогу и артистично развёл руками:

- Не могу, я уже с ним.

Желваки на челюстях Шулеймана заходили, вены на сжавшихся в кулаки руках проступили ярче, выдавая устремление крови к готовящимся к атаке мышцам.

- Хочешь броситься за мной? – выгнул брови Джерри, подливая масла в огонь. – Давай, устрой погоню за жертвой. Может быть, жертва тебе подыграет.

Оскар и так держался из последних сил, убеждал себя, что не должен вестись, не должен бросаться за ним и воспитывать силой. Ухмыльнувшись, с расстояния глядя в глаза дока взглядом, в котором огненные танцы плясали черти, Джерри поднял руку и поманил пальцем:

- Кис-кис.

Со свистом вышибло пробки, сдерживавшие кипящий, токсичный чёрный пар злого желания переломать гадине кости. Отбросив одеяло, Шулейман выпрыгнул из постели и бросился за сукой, а Джерри – за дверь. По коридорам, стремительно, рискуя разнести половину интерьера квартиры. Оскар не отставал, но и не мог приблизиться настолько, чтобы схватить.

Заскочив за очередной поворот, Джерри затормозил, наткнувшись на Космоса, что тотчас ощерился и принял агрессивную позу. Повернулся обратно, но врезался в грудь Шулеймана, который его не пропустил. Засада. Такую ситуацию он не предусмотрел.

Пёс бросился в атаку. Джерри забежал Шулейману за спину, используя его как живую баррикаду, но это заведомо глупая идея, поскольку собака тоже может оббежать своего хозяина. Клацнули зубы, и Джерри, спасаясь от новых укусов, запрыгнул доку на спину, уцепился как мартышка за пальму.

- Кусай за жопу! – рявкнул Шулейман питомцу.

Космос прыгнул, не смог впиться в маячившую над носом ягодичную мышцу, но зацепил трусы, потянул, раздирая ткань. Джерри попытался подтянуться выше, но по человеку не залезешь как по дереву. В это же время Шулейман пытался расцепить его ноги, обвивающие за пояс. Чуя, что проигрывает, Джерри вцепился зубами в плечо дока, со всей мочи вонзил клыки в плоть, держась ещё и таким образом. Оскар вскрикнул, зашипел, завертелся и скинул с себя кусачую суку.

Джерри подскочил, но не успел убежать. Шулейман швырнул его к стене и схватил за горло, притискивая к тверди. Прижал руки над головой, удерживая обе кисти одной своей, втиснул колени между его ног, чтобы крыса не смогла ударить в пах, спасая свою шкуру. Джерри несколько раз дёрнул руками в проигрышных попытках освободиться, открывал и закрывал рот, силясь сделать вдох, но крепкие пальцы сдавливали горло. Перед глазами находились почерневшие глаза Шулеймана, выскабливающие душу несгибаемым взглядом.

Шутки кончились.

- Оскар… - еле прохрипел Джерри.

Собственное имя из этих уст – триггер, манок. Но оно не развеяло чёрный пар в голове, который не туманил сознание, Оскар сознавал, что делает, и произнёс:

- Обморок способствует переключению. Зачем мне ждать, когда ты что-то придумаешь?

Джерри открыл рот, чтобы ещё что-то сказать, но воздуха для звука не осталось. Пальцы на горле сжались крепче, передавили артерии, отчего начинала кружиться голова. В голове мелькнула мысль, что это конец; вторая мысль: сможет ли Шулейман оказать необходимую помощь, когда добьётся своего? Почему-то казалось, что нет…

В глазах поплыло. Слева раздалось рычание, оставшийся незамеченным Лис вцепился Шулейману в ногу, зарычал и на Джерри, которого Оскар выпустил от неожиданности, и, видимо, вконец запутавшись, кто перед ним и что он чувствует к этому человеку, заскулил, сел, глядя растерянными печальными глазами.

Джерри сидел на полу, с хрипами пытаясь отдышаться, держась за шею. Помятая гортань болела. У поворота, что за спиной Шулеймана, застыла только что подошедшая Жазель; в моменты, когда Джерри отодвигал руку, она видела следы пальцев на его шее, и ей было непонятно и страшно от того, свидетельницей чего она стала.

Заметив домработницу, Джерри выдавил достаточно правдоподобную улыбку и поднял ладонь:

- Всё в порядке, Жазель. Мы… играем, - надломленный физическим воздействием голос не позволил закончить высказывание ровно.

Когда шаги удаляющейся домработницы стихли, Джерри перевёл взгляд к Шулейман, что стоял над ним монументом, более не наступал, и взгляд у него стал не такой жёсткий и жестокий, внезапное нападение любимого Томиного питомца переключило, а появление Жазель остановило окончательно.

- Том хотел подраться с тобой, - сказал Джерри с пола, более не держась за шею. – Но если ты поступишь с ним так, он будет долго бояться.

- Что? – переспросил Оскар.

- Том хотел с тобой подраться, - повторил Джерри потрескивающим голосом, превозмогая дискомфорт.

Поднявшись с пола, он пошёл в сторону кухни, чтобы выпить воды, хотя не был уверен, что сумеет протолкнуть глотки в горло; сейчас ему и просто слюну сглатывать было больно, глотательное движение обрывалось. Шулейман сделал шаг следом, придержал за запястье:

- Стой. О чём ты?

Вместо ответа Джерри, обдав дока холодным взглядом, сказал:

- Ответь на один вопрос: почему ты бережёшь Тома, но стремишься покалечить меня? Себе ответь, - вырвал руку и скрылся за поворотом.

Оскар остался стоять в коридоре. Молчанием Джерри наказывал его, потому что он владел самым ценным ресурсом – информацией. Оба проиграли. Один в порванных трусах, с оцарапанной собачьими клыками ягодицей и удушением, что после расцветит кожу тёмными отметинами. Второй с кровоточащим укусом на плече, очерченным человеческими зубами, и собачьим укусом на икре. Не получается у них быть друзьями. Если так пойдёт и дальше, один из них умрёт.

***

Джерри сел на диван около Шулеймана, подогнув под себя одну ногу.

- Оскар, я не хочу с тобой воевать. За что ты так со мной поступаешь?

- Если хочешь жить мирно, то чего огрызаешься и сам задираешься? – спросил в ответ Оскар, смерив его недружелюбным взглядом.

- Посмотри на себя и на меня, - развёл руками Джерри, - что я могу тебе сделать? Если бы я хотел навредить тебе, я бы взял оружие, но мои руки всегда пусты, - играл настолько искусно, что звучал честнее самой правды, но – играл ли он на самом деле? – Я огрызаюсь, потому что ты меня провоцируешь, задираюсь – тоже. Никогда я не нападаю первым – я только защищаюсь.

- И? Чего ты от меня хочешь? – по-прежнему без расположения и без большого интереса вопросил Шулейман.

- Хочу понять, почему ты так себя ведёшь: ты бережёшь Тома, ты нежен с ним и терпелив, а на меня кидаешься.

- Не знаю, - неровно пожал плечами Оскар и отвернулся к телевизору, чтобы не видеть лица Тома, под которым был не он. – Я хочу, чтобы ты исчез и со мной снова был Том – без тебя внутри.

- Понятно, - произнёс Джерри как будто с сожалением и отодвинулся корпусом, которым до этого был склонён к Шулейману.

Или не будто? Оскар не верил ни единому его слову, сейчас – нет, но что-то в его интонации заставляло мозг скрежетать и сомневаться в собственных сомнениях во всём на уровне, лежащем ниже сознания.

- Очередная игра? – сощурился Шулейман, не давая той, низшей, усомнившейся части сознания права на жизнь и права голоса.

- Нет, - качнул головой Джерри. – Я бы хотел жить с тобой дружно, я говорил тебе об этом в первый день, и, кажется, мне придётся долго это повторять. Если раньше ты не переломаешь мне кости.

Вкупе с последней фразой он выглядел жалко, в том смысле жалко, в каком выглядит сильный человек, уставший быть таковым и сообщающий об этом не прямо, но косвенно. На его руках ещё не зажили, не сошли следы прошлого насильственного эпизода, а хрупкую шею уже украсили новые синяки. В мыслях Джерри в этот момент было:

«Дружно. Пока ты не убедишь меня в необходимости обратного».

- Мы не можем жить дружно, - ответил Оскар. – Ты раздражаешь меня самим фактом своего существования. Если бы не одно с Томом тело, я бы избавился от тебя без сожалений.

Последнее было лишним, сказал столь громкие слова, чтобы показать, насколько плохо относится к Джерри. Чтобы он вынес смертный приговор, его надо вывести из себя так, как это сделал Эванес.

- Неужели я не имею права на жизнь? – жалобно, почти слезливо произнёс Джерри.

- Не пытайся меня разжалобить, - фыркнул Шулейман. – Я не верю ни единому твоему слову.

«Я повторяюсь?», - задумался на секунду по поводу отказа в жалости, ведь Тому то же самое говорил.

- Ты принимал мои черты в Томе. Почему меня ты ненавидишь?

- Потому что в Томе – был Том.

Джерри лёг на бок, подогнув ноги, положил голову на колени Шулеймана.

- Ты серьёзно? – усмехнулся Оскар. – Считаешь меня настолько идиотом, чтобы повестись на столь грубую игру? Только что я сказал, что в Томе был Том, и вот ты ведёшь себя так, как вёл он.

- Я не играю, - сказал в ответ Джерри ослабшим голосом. – Оскар, я устал. Никогда я не мог позволить себе слабости, даже в четырнадцать, пятнадцать лет. Свой шестнадцатый день рождения я провёл в следственном изоляторе и не должен был показывать, что мне страшно. В центре я должен был оставаться сильным и бороться, не показывать, что мне тяжело от того, как ко мне относятся, терпеть, когда мне причиняли боль. Мне было шестнадцать-семнадцать лет и мне чего только не кололи, чего только не делали.

- Не пытайся меня разжалобить, - осознанно повторился Шулейман.

А рука отдельно от тела, отдельно от разума потянулась зарыться в каштановые волосы. Пальцы дрогнули, когда импульс выработанного рефлекса столкнулся с реальностью, в которой ему нет места, и ладонь зависла над головой Джерри. Оскар положил руку на место – не на крысу.

- Я устал, - со вздохом также повторился Джерри. – Всю жизнь я – Защитник, тот, кто всегда спасает, но не имеет права попросить о помощи. Я отказался от всего того немногого, что было мне дорого. Я терпел и прощал, что Том ненавидел меня настолько, что воткнул нож в сердце; смотрел на шрам на груди и вспоминал, как он кричал: «Умри!», он не давал мне забыть, в то время как я его любил и всё делал ради него. Том поступил со мной подло, ужасно, но я не пошёл против него. А я мог. Я сидел в одиночестве в темноте, когда Том уходил к тебе, а мне не к кому было идти…

Говоря свой монолог, Джерри представлял картины другой жизни, жизни, в которой у него был выбор. Может быть, он бы хотел повзрослеть с Паскалем. В восемнадцать поступил бы куда-то, наверное, в другой город, жил в общежитии, навещал опекуна по выходным, на каникулах возвращался домой и знал, что у него есть место, куда может чуть что вернуться, как сейчас лечь на диван и оставить тяжбы за заслоном спинки, за стенами жилища. Может быть, хотел бы прожить жизнь обычного, среднестатистического человека.

Не представлял, куда бы пошёл учиться после школы. У него не было права мечтать. У него не было основанных на интересах устремлений, с которыми хотел бы связать жизнь, - был только план, который на первых порах составил нерационально в силу юного возраста: «Научиться [убивать], заработать денег на поиски, найти и свершить свою миссию».

- К чему этот спектакль? – холодно спросил Шулейман, проявляя в этот раз удивительную стойкость перед подкупающей слабостью, так напоминающей того, перед кем сам был слаб.

- Я уже говорил, что ничего не буду тебе доказывать, - по-прежнему усталым, лишённым обычных едких оттенков голосом сказал Джерри, продолжая лежать на его коленях. – Ты говорил, что хочешь увидеть меня настоящего – вот он я, но ты мне не веришь. Ты видишь мою ложь, но и правде не веришь тоже.

- Серьёзно? – со скептическим пренебрежением произнёс Оскар. – Хочешь сказать, что вот это страдающее, жалующееся и ищущее поддержки – настоящий ты?

- Я не «это», - исправил Джерри без агрессии. - Да, я такой, мне больше нет смысла лгать и притворяться, и я не лгу.

- Вериться с трудом. Уж больно «твоё лицо» похоже на Тома, что наталкивает на обоснованные подозрения, что ты жёстко пиздишь и пытаешься играть на моих чувствах.

- Почему схожесть с Томом кажется тебе странной и неправдоподобной? – Джерри приподнял голову, чтобы посмотреть Шулейману в лицо. – У нас с Томом одно ядро. Разница лишь в том, как мы использовали одинаковые исходные качества: Том вынес на первый план слабую, мягкую сторону, а я выбрал «быть Джерри». У него внутри спрятана сила, а у меня слабая кровоточащая сердцевина.

Оскар нахмурился. То, что говорил Джерри, логически перекликалось с тем, что поведывал об их устройстве Том, но… Что – но?

- Типа, грубо говоря, вы – этакий человек-перевёртыш? Вывернешь Тома наизнанку – получишь тебя, тебя вывернешь – получится Том, – без большого доверия к информации, на основе которой построил вывод, спросил он.

- Можно и так сказать, - чуть кивнул Джерри, не став на месте разъяснять все нюансы. – Вспомни, что рассказывал тебе Том, разве моё поведение и мои слова этому противоречат?

- Исходя из рассказов Тома, тебя здесь вовсе не должно быть, - отрезал Шулейман.

- Но я есть.

Джерри опустился щекой обратно на бедро дока, подтянул колени к животу.

- Я есть, и в этом есть смысл, - снова заговорил он погодя. – Я так хочу жить, ты не представляешь… Не представляешь, каково это – заранее знать, что обречён; каково на самом деле не иметь выбора, потому что в твоём естестве заложена программа определённых действий, против которой ты не можешь пойти. Ни один человек не познает эту абсолютную безысходность…

- Вот и подтверждение того, что ты не человек, - фыркнул Шулейман, оставаясь глух к чужой фундаментальной трагедии. – Тебя уместнее сравнить с роботом, биороботом.

- Я человек, - прикрыв глаза, сказал в ответ Джерри. – Парень, у которого не было выбора… Как в Гарри Потере.

- Тоже мне – «Принц Слизерина», - вновь, веселее фыркнул Оскар.

Джерри улыбнулся:

- Ты смотрел?

- Мало кого обошла стороной данная кино-серия. Но я смотрел не все части, не зашло.

Выдержав паузу, подумав, Шулейман воскликнул:

- Блин, а ты реально похож! Особенно с белыми волосами. Там и основные качества факультета: хитрость и целеустремлённость, если я не ошибаюсь.

- Мы можем нормально разговаривать, я это ценю, - без иронии сказал Джерри.

- Надо будет написать авторке благодарственное письмо, что её творение способно примирить психиатра и проявление психиатрического расстройства, - в своей манере хмыкнул Шулейман.

- Мы можем и на другие темы разговаривать. - Джерри поднялся, проникновенно, на внутреннем изломе заглянул в его глаза. - Разве я о многом прошу? Лишь о толике человеческого отношения да минуте слабости для себя.

Придвинулся, прижался к боку дока, склонил голову на его плечо.

- Можно я посижу так немного? – спросил вкрадчиво, опережая отталкивающий толчок. - А потом мы снова будем друг друга не выносить.

- Ладно, - согласился Оскар, показывая тоном и всем видом своим, что делает одолжение.

Делает одолжение, именно. А сам совсем-совсем не нуждается в этом контакте. Хотел он того или нет, но на поверхности их соприкосновения тепло проникало под кожу, тонкими нитями ползло к сердцу. Знакомое тепло, родное. Джерри был идеальным заменителем того необходимого, кто был недоступен; идеальным, неотличимым, если не захотеть

Джерри смотрел телевизор с невинным, соответствующим ситуации выражением лица. Шея в неудобной статичной позе затекала, но он терпел и не менял положения, ведь это для дела. И как девушки в романтичных парочках часами так сидят? Хорошо, что родился мужчиной и является достаточно сформированной и зрелой личностью, чтобы не нуждаться в опоре на сильное плечо. Плохо, что подобное поведение Тома Шулейман считает нормальным и ожидаемым. Его вполне устраивает, что Том занимает «женскую», а то и детскую позицию в их отношениях; его устраивает обезьянка с вечно восторженными глазами, что льнёт и льнёт к нему, взрослому, сильному, знающему и решающему, и, похоже, он и не помышляет, что должно быть иначе.

Ни единым словом излитых доку откровений Джерри не солгал. Но и чувства свои он использовал во имя выгоды. Слабость тоже может быть оружием, иногда слабость – это новая сила. Шулеймана сложно победить в прямом столкновении, он тоже из тех, кто бьётся до последнего и всегда стремится сделать по-своему, но на слабость и нежность покупается, как животное на лакомство. Умный он, но какой же всё-таки примитивный. Вон, сидит довольный уже без малого час, и пусть не признает, что ему хорошо, но тело-то врать не умеет – тело расслабилось, умиротворилось теплом.

Шулейману не равный партнёр нужен рядом, не личность, а живая грелка. Живительный компресс ему нужен на травму недолюбленного мальчика. Том идеален в данной роли; Тому не нужно взрослеть и быть самодостаточной личностью, в противном случае он не будет всецело сосредоточен на любви к Оскару и интуитивном услаждении его непризнанных потребностей, не будет рядом каждую минуту, а ведь Оскар так не любит, когда его оставляют.

Тёплый, знакомый, родной. Только пахнет иначе – другим шампунем. Аромат то ли фруктовый, то ли цветочный, приятный очень – Джерри знал толк в уходе за собой. Оскар перевёл взгляд к макушке покоящейся на его плече головы, телевизор превратился в мерцающий фон, неспособный отвлечь от того, к чему по-настоящему тянулось внимание. Приподнялся непроницаемый заслон отрицания, на крупицу он признал, что находит в Джерри замену, позволяет себе обмануться и находит в этом умиротворение; что ему хорошо. Это плохо? Это предательство? Это доказательство поверхностности его чувств, раз ему достаточно этого

Они одинаковые, если не захотеть

Запах проникал в ноздри, в мозг – другой, но он нравился больше, тепло лилось в кровоток. Шулейман позволил себе наклониться и вдохнуть исходящий от волос аромат. Джерри поднял голову, отчего они едва не столкнулись носами, смотрел томно из-под подрагивающих ресниц. И Оскар не понял, кто из них первым потянулся к губам другого, но они встретились в поцелуе, слились, жадно, вкусно сплетаясь языками. Не касались руками и только целовались, проваливаясь в ощущения, в момент, утягивающий в темноту.

«А к чёрту!», - подумал Шулейман, отфутболив здравый смысл и совесть в указанном направлении.

Обхватил тонкое тело, требовательно забрался ладонями под футболку, стягивая вещь вверх. Джерри оттолкнул его руки, разорвал поцелуй, говоря твёрдое:

- Нет.

- Ты издеваешься?! – всплеснул руками Оскар.

- Нет.

- Ты сам меня поцеловал.

- Да, мы поцеловались, но я не собираюсь с тобой спать.

Шулейман смотрел скептически, недовольно и с долей непонимания.

- Тогда зачем это было?

- Поцелуй не всегда прелюдия, иногда это просто поцелуй, - отвечал Джерри. – Возможно, я поцелую тебя ещё не раз. Кстати, мой тебе совет: целуй Тома не только перед сексом.

- Том сам заводится от одного поцелуя и получается, что они оказываются прелюдией, - разведя руками, озвучил Оскар очевидное. – Поэтому я его не трогаю, когда ему нельзя.

Но очевидное для него было лишь половиной очевидного для Джерри.

- А ты всё равно целуй, - настоял Джерри. – Со временем Том привыкнет не выскакивать из трусов всякий раз. Тому очень нравится целоваться, для него это важно, а когда ты не прикасаешься к нему месяцами, он грустит.

Ещё одна осечка в его, Оскара, поведении с Томом. Неприятно осознать, что был неправ, что Том печалился, но молчал, а он этого не видел. В чём ещё он мог ошибаться? Чего мог не замечать?

- Почему Том не сказал об этом мне? – спросил Шулейман.

- Потому что это Том, - ответил Джерри с мягкой улыбкой. – У него нет опыта в отношениях, поэтому он ориентируется на твои слова, твои поступки и считает, что если ты поступаешь так или иначе, значит, так должно быть, даже если ему это не нравится.

- Я попробую, - кивнул Оскар.

Конечно, попробует, целовать чаще несложно – и приятно. Другой вопрос в том, что он сам разживается желанием каждый раз, когда прикасается к Тому.

- Можешь на мне потренироваться целовать просто так, - обыденно-деловым тоном предложил Джерри. – Я точно смогу перед тобой устоять.

Пару секунд Шулейман смотрел на него сощуренным взглядом, пытаясь забраться под кожу, препарировать на составные элементы, и произнёс:

- Каково же всё-таки твоё настоящее лицо? То, что ты демонстрировал ранее, - он указал ладонью на диван, - или это? – обвёл кистью Джерри.

- Человеческой личности свойственна многогранность, - ответил Джерри с оттенком загадочности. – Ты тоже ведёшь себя не одинаковым образом как минимум со мной и с Томом.

- То есть оба варианта – одинаково ты? – недоверчиво уточнил Шулейман.

- Моих образов «Я» гораздо больше, чем два. Если ты перестанешь вынуждать меня всё время защищаться, скорее всего, познакомишься с ними.

Лжёт? Лукавит? Говорит правду? Хрен разберёшь.

Нащупав в кармане пачку сигарет, Оскар закурил. Сделав пять задумчивых, упорядочивающих мысли затяжек, посмотрел на Джерри, нахмурившись, и сказал:

- Ответь мне на один вопрос. Что ты имел в виду сегодня утром, сказав, что Том хотел со мной подраться?

- То и имел. Процесс взросления Том ещё не прошёл до конца, в нём немало нерастраченного ребячества, а детям свойственно бороться, выплёскивать энергию. Это во-первых. Во-вторых, Тому важно чувствовать себя мужчиной, ему нужны доказательства того, что он мужчиной является, а мужественность у него, как и у большинства людей, ассоциируется с определённым поведением, с силой, победами, в конце концов – с физическим превосходством. Он был бы неимоверно счастлив, если бы в честной схватке смог одержать над тобой верх. Но Том боится причинить тебе боль, поэтому никогда не пробовал подраться, и он – просто боится. Всё-таки в нём жива память о том, как его насиловали четверо мужчин, и о том, как ты, взрослый, большой, сильный применял к нему силу.

Шулейман почесал затылок.

- И что мне делать? – спросил. – Завязать потасовку и поддаться?

- Ни в коем случае, - качнул головой Джерри. – Том несколько наивен и верит в чудеса, но он не дурак. Он понимает, что при большинстве обстоятельств не сможет победить тебя; если ты поддашься, это его наоборот обидит и послужит доказательством, что он настолько слабый, что честный бой ему не предлагают: заведомо жалеют. Но ты можешь завязать шутливую потасовку: если всё пойдёт как надо, Том разгорится азартом и поборется. Даже если он не победит, он получит удовольствие от самого процесса - если не окажется сразу уложенным на лопатки и прижатым без возможности что-либо сделать.

Оскар кивнул, принимая информацию к сведению. Джерри поднял палец:

- Кстати, в том числе поэтому, из-за своей поставленной под сомнения мужественности, Тому не нравится выходить с тобой в свет. Он понимает, что появляется на вечерах в качестве твоей «жены»; ему нет места среди мужчин и ваших разговоров, но и к женщинам он пойти не может, как минимум потому, что это усилит его клеймо «среднего пола».

Шулейман выматерился, резко поведя подбородком, отвернув голову. Подкурил вторую сигарету.

- Я так понимаю, бессмысленно спрашивать, почему Том молчал? – спросил он.

- Он пытался с тобой поговорить, что нелегко ему даётся, но ты его не услышал.

Новое отрывистое крепкое словцо сорвалось с губ Оскара, он ударил пальцем по сигарете, стряхивая пепел.

- Видишь, я могу дать тебе то, что не купишь ни за какие деньги – информацию. Ответы, - сказал Джерри через паузу, данную доку на осмысление и размышления. – А ты меня душишь, - в голосе его прозвучала укоризна.

- Я не собирался тебя убивать, - резко развёл руками Оскар, - только придушить до обморока.

- Уверен, что смог бы меня откачать, пока не стало поздно? – Джерри склонил голову чуть набок. – Ты ведь знаешь, что случается с мозгом даже от кратковременного кислородного голодания?

- Знаю, - угрюмо ответил Шулейман.

Джерри вновь дал ему немного времени и затем сказал:

- Всё чаще у меня складывается такое ощущение, что ты хочешь, чтобы твой самый первый поставленный Тому диагноз сбылся – чтобы он стал идиотом не в житейском понимании, а в клиническом.

«В принципе, в этом есть определённый смысл: умственно неполноценный человек никогда не уйдёт…», - добавил Джерри мысленно, вслух делать такие заявления пока что рано.

Вероятно, этим объясняется и недовольство Шулеймана тем, что Том никак не пользуется его состоянием и своим положением. Ему нравится, что Тома не интересуют деньги, но ему неего

- Я этого не хочу, - твёрдо ответил Оскар.

- Хочется верить, - кивнул Джерри, что раздражило само по себе, но он ещё не закончил высказывание. – Ты ведь помнишь, что есть не только осознанные желания, но и подсознательные, подавляемые?

- И как тебя не душить, когда ты говоришь такие вещи? – сощурился Шулейман.

- Я всего лишь хочу безопасности для Тома и для себя, - невинно ответил Джерри. – Пользуйся моим безграничным терпением, тренируйся разговаривать на неудобные темы в том числе, в противном случае вы с Томом далеко не уйдёте.

Оскар поднял руку, желая то ли ударить, то ли шлёпнуть, то ли взять за грудки, но махнул на Джерри рукой в прямом и переносном смысле, отвернул голову, говоря под нос:

- Не тронь – не укусит…

- Всё очень верно.

- Точь-в-точь про тебя выражение. Ты в курсе, что прокусил мне плечо? – Шулейман требовательно посмотрел на Джерри.

- Ты пытался сбросить меня к злой собаке, - справедливо заметил тот.

Отвечать подобным образом очень в духе Тома: по факту, но такая бесхитростная прямолинейность вкупе с определённым тоном голоса отдавала детскостью. Как можно оставаться спокойным и не ожесточаться, когда крыса так играет на чувствах? Взгляд Шулеймана не выражал доброжелательность, но в этот раз он сдержался, затянулся крепким дымом, перебивая им желание взять заразу за горло.

- Раз мы ранее уже затронули тему секса, скажу ещё кое-что, - заговорил Джерри на отвлечённую тему. – Придержи с Томом коней.

- В смысле? – напрягся Оскар. – Тому что, не нравится со мной?

Мужчине непросто симулировать удовольствие, тем более пассиву, чей оргазм на виду. Но разрядки мужчине достигнуть легко, она может быть и чисто механической, а бешеное удовольствие можно сыграть, Том тоже обладает весьма недурственными актёрскими способностями. После всех откровений Джерри о Томе, показавших, насколько он плохо его знает местами, Оскар готов был поверить во что угодно. Прояснившиеся мысли вновь сбились в сумбурную кашу.

Джерри медленно растянул губы в улыбке, которую не пожелал сдерживать.

- Неужто ты сомневаешься в том, что устраиваешь Тома как любовник? Твоя самооценка зависит от успехов в постели?

Прежде чем у Шулеймана из ушей повалил пар и он начал оспаривать оскорбительное допущение и успокаивать своё задетое эго, Джерри продолжил:

- Расслабься. Тому нравится с тобой. У него не так много опыта, но для него секс делится на две категории: в принципе секс и – секс с тобой. На второй он конкретно подсел. За это я хочу похвалить тебя: ты смог показать Тому, что секс – это невероятно приятно и естественно. Но я говорю не об удовольствии, а о количестве. Раньше ты берёг Тома, понимая, что в силу анатомии такие нагрузки ему не полезны, но после свадьбы как с цепи сорвался. Подвожу итог: прекрати драть его по пять раз на дню.

- Не пять раз, - возразил Оскар. – Столько бывает редко.

- Я назвал цифру пять для примера, - парировал Джерри. – В любом случае – слишком много, слишком жёстко. Если ты продолжишь в том же духе, в не столь отдалённом будущем у Тома начнутся проблемы очевидного рода, а он будет молчать, и в конце концов вы дотрахаетесь до анального пролапса. Или ты хочешь увидеть, как вслед за твоим вынутым из него членом, у Тома выпадет прямая кишка?

Слова его были резкие, хлёсткие, именно потому, что называли вещи своими именами, сурово освещали возможные нелицеприятные перспективы. Шулейман поморщился.

- Достаточно того, что один раз с ним это уже случилось, - добавил сверху Джерри.

- Что? – удивился Оскар. – На фотографиях из клиники ничего такого не было.

- Это было ещё в подвале, до того, как Тома бросили, - пояснил Джерри. – Ему просто всунули всё выпавшее обратно, сразу после чего изнасиловали ещё раз.

Шулейман не считал себя человеком впечатлительным, но от короткого рассказа Джерри его замутило. Как доктор и человек не слишком чувствительный он не видел в выпавшей кишке ничего столь отвратительного, чтобы потянуло блевать, скорее думал об опасности этого состояния. Но у него в голове не укладывалось, как можно доиметь то хиленькое детское тельце с фотографий до выпадения внутренних органов, вправить их обратно и без брезгливости или намёка на жалость изнасиловать вновь. Это почти то же самое, что трахать труп, даже ещё хуже, поскольку трупу не больно.

Как же Том выжил?.. Это ещё один момент, который должен был его убить.

- У Тома уже есть какие-нибудь проблемы с задним проходом? – серьёзно спросил Оскар.

- Нет, - честно ответил Джерри и продолжил наставлять. - Ты должен постараться, чтобы и не появились. Подряд – максимум два раза, за сутки – три. Этого тоже много, но с такой нагрузкой наше тело справится.

- А если Том сам будет хотеть больше?

- Используйте альтернативные методы получения удовольствия: меняйтесь местами, прибегайте к оральному сексу, взаимной мастурбации. Странно, что я тебя учу. И вообще, можно заменять секс с проникновением другими практиками не только тогда, когда исчерпаете «лимит». Почему у вас всё всегда одинаково?

- Потому что нам обоим это нравится, - ответил Шулейман, глубоко внутри уязвившись. – Тому нравится анальная стимуляция.

Джерри улыбнулся снисходительно. Его умиляло и забавляло то, что при колоссальной разнице в количестве опыта, он учит дока тому, что можно делать в постели с Томом. Все ли люди так глупеют и теряются, когда любят?..

- Чтобы стимулировать Тома, не обязательно засовывать в него свой не очень подходящий для анального секса член, - сказал в ответ Джерри.

Шулейман шумно втянул воздух и откинулся на спинку дивана с желанием выкурить ещё одну сигарету.

- Целовать, бороться, трахать нежно и не так часто, - загнул он пальцы. – Очаровательно. Я знаю Тома восемь лет, год состою с ним в браке, но ты открываешь мне глаза на то, о чём я и не догадывался.

Было о чём задуматься, определённо было. Но задумываться ох как не хотелось…

Глава 7

- Что строчишь? – поинтересовался Шулейман, подкравшись со спины к Джерри, который сидел за письменным столом. – План по устранению меня, чтобы вступило в силу выгодное тебе завещание?

- Такие планы я держу в голове, - Джерри обернулся к нему, одарив острой улыбкой, и отвернулся обратно. – Это список возможных причин раскола. Мне проще думается, когда перед глазами визуальный материал.

Оскар заглянул ему через плечо. Список состоял из двух столбцов. Первый, который можно было окрестить кодовым словом: «Эванес», состоял из трёх пунктов:

- изнасилование;

- травма головы;

- покушение.

Ниже первого столбца особняком значилось «электрошок». Между строками второго столбца навскидку ничего общего не было, он включал в себя следующее:

- инфантилизация;

- отсутствие реализации как мужчины;

- нереализованные желания и мечты;

- отсутствие свободы.

Пункт «отсутствие свободы» делился на два подпункта:

- брак;

- тотальный контроль охраны.

Просмотрев слова, выведенные каллиграфическим почерком, Шулейман не прочитал приписанные более мелко подпункты и требовательно ткнул пальцем в строку «отсутствие свободы»:

- Что это значит?

- Ты читать разучился?

- Нет. Я спрашиваю о смысле.

- Невозможность понять смысл прочитанного может быть симптомом многих расстройств. Поможешь провести дифференциальную диагностику?

- Что ж ты за гадина такая? – Шулейман крутанул кресло, разворачивая Джерри к себе лицом.

- Я всего лишь попросил твоей помощи, - ответил Джерри с видом столь же невинным, какого к лицу придерживаться демону под прикрытием, что отравил напитки всех, присутствующих за званым столом. – Дипломированный специалист должен разбираться в этом всяко лучше меня, самоучки.

- Вломить бы тебе, - поделился желанием Оскар, угрожающе склонившись над ним. – Но мне нужен от тебя «самый ценный ресурс». Рассказывай, - он директивно крутанул кресло в обратном направлении, возвращая Джерри к столу, разве что носом не ткнул в открытую страницу тонкого блокнота большого формата.

- Как-то неправильно ты просишь, - сказал Джерри, демонстрируя свою обычную хладнокровность. - Я не животное, но тоже люблю ласку.

- Дорогой мой человек, которого я никогда бы не повёл под венец, объясни мне, что стоит за указанными тобой причинами твоего нежданного появления, - упёршись одной рукой в ребро стола, а вторую поставив на спинку стула, саркастично произнёс Шулейман.

- А теперь искренне.

- Уймись, вампир.

- Неприятно выступать в качестве донора?

- Не знаю, куда тебе засунуть осиновый кол, чтобы убить тебя, но не Тома.

- Попахивает извращением. Мне такое не нравится. Но, к слову, о таком думал Том.

- В смысле? – забыв, что они препираются, удивился Оскар.

- Не в дословном, - коротко посмеялся Джерри, - Том не настолько не дружит с головой. Но у него завелась неоформленная ещё фантазия попросить тебя купить какую-нибудь игрушку на порядок длиннее твоего члена, чтобы проверить, будет ли приятно, если стимулировать глубже.

Шулейман подвис от такого откровения (в их паре по-прежнему он развратный, а Том неискушённый в делах интимных?), тряхнул головой, отгоняя морок, и сказал:

- Выноси сексуальные фантазии Тома в отдельный блок информации, чтобы не сбивать меня с толку в ходе обсуждения совершенно другой темы. И вообще, с нашим сексом мы сами разберёмся, - заявил он веско, рубанув рукой по воздуху.

- Том будет приятно удивлён, если ты его… удивишь, - развернувшись на стуле, поиграл бровями Джерри.

- Отвернись, демон, - Шулейман крутанул его обратно, не желая видеть искушающую мордашку и лукавый огонь в глазах.

- Опасаешься, что не устоишь?

Джерри откинулся шеей на спинку кресла, запрокинул голову, снизу глядя на дока. Тот спросил:

- У тебя гормоны или припадок?

- Недостаток крови, - ответил Джерри и сел нормально, бросил взгляд через плечо. – Как и ты, я периодически нуждаюсь в подпитке чужой энергией.

- Ты моей крови уже в прямом смысле выпил.

- Ты путаешь слова «выпил» и «пустил», - откусывая ещё один кусок нервов, поправил дока Джерри, и оставил игры. – Всё, достаточно.

- Достаточно?! – воскликнул Шулейман. – Ты сам это начал!

Джерри проигнорировал его слова и указал на частично исписанный лист:

- Смотри. Эти причины можно объединить в один блок, потому что виной им один человек. Но если именно одна из них стала причиной раскола, у нас проблемы, потому что Эванес уже мёртв, а если исходить из логики прошлого раскола и исцеления, то для свершения объединения необходимо уничтожить причину разделения.

- Но Эванес уже мёртв, - бессмысленно повторил Оскар.

- В вашем «кругу избранных» случайно не доступно воскрешение усопших? – поинтересовался Джерри, глянув на него через плечо. – Теории заговора утверждают, что «закрытый клуб элиты» владеет гораздо большей информацией о мире и технологиями, чем простые смертные.

- Ты ведь несерьёзно? – Шулейман в ответ скептически посмотрел на него.

- Не очень. Но кто знает, чего я не знаю. В твоём «клубе» я без году неделю.

- Ты – не в моём клубе.

- Разве твой законный супруг не часть твоего мира? – выгнул брови Джерри.

Оскар открыл рот, чтобы объяснить, что Том – часть его мира, Джерри – нет, но передумал, потому что это пустое.

- С тобой невозможно нормально разговаривать, - покачал он головой и осёкся.

Мощнейшее дежа-вю словил, зеркальное, мать его, дежа-вю, кармическое. Сколько раз за всю жизнь ему разные люди говорили эти слова – и Том тоже не единожды говорил, когда пытался достучаться, а он, Оскар, не вёл себя серьёзно.

Подняв голову, Шулейман столкнулся с внимательным, нечитаемым взглядом Джерри. Его посетило довольно неприятное озарение.

- Ты что, пытаешься поставить меня на место Тома? – предположил он и тут же поднял руку. – Впрочем, неважно. Это мы обсудим как-нибудь позже. Давай дальше по списку.

Оскар склонился над столом, опёршись на него одной рукой, и вдумчиво перечитал складывающиеся из аккуратных букв слова. Ещё одно подтверждение, что он смотрел куда угодно, но только не туда, куда следовало: видел написанное Томом от руки, и его почерк откатился назад, не имел ничего общего с выверенной каллиграфией Джерри, после объединения оказавшей заметное влияние на форму письма Тома.

- Инфантилизация… - вслух прочитал Шулейман и посмотрел на Джерри. – Инфантилизация? И что это значит? Не определение, а применительно к Тому, - уточнил, предупреждая очередную колкость из уст крысы.

Джерри и не собирался дерзить. Упивание кровушкой дока он решил отложить до вечера, сейчас важнее обговорить то, что он выделил.

- Ты создал Тому условия, в которых у него нет совершенно никаких обязанностей, - начал объяснять Джерри. – А у кого нет обязанностей, кто не отвечает за свою жизнь, потому что за неё отвечают другие? Правильно – это всё про детей.

- Дети не занимаются сексом, - выдвинул аргумент против Шулейман. – И Том не инфантилен, он порядочно вырос в этом плане.

- Двенадцатилетний ребёнок может заниматься сексом. И что же, он перестанет быть ребёнком, перестанет быть школьником, за которого всецело отвечают взрослые? Ты можешь сколько угодно трахать Тома, можешь вытворять с ним самые грязные вещи, но ты его инфантилизировал. Не спорь, это очевидный факт.

Оскар понимал, что его аргумент про секс глуп. Он сам начал вести сексуальную жизнь с пятнадцати лет и имел всё, что попадало в поле его досягаемости и устраивало внешне. В восемнадцать, окончательно съезжая из дома, напоследок переспал с папиной любовницей, через год, по требованию папы приехав в гости, переспал уже с другой отцовской любовницей, на которой Пальтиэль всерьёз подумывал жениться, потому что она «одухотворённая, верная и немеркантильная». Та молодая мадам так и не смогла объяснить, какой чёрт её дёрнул раздвинуть ноги перед младшим Шулейманом, который, надо сделать ремарку, был к ней по возрасту ближе, нежели тот, с кем в отношениях она состояла до этого злополучного эпизода. В отличие от подавляющего большинства подростков, для которых секс – это редкая удача, Оскар, начав, не делал перерывов, имел регулярную и разнообразную половую жизнь, но это не делало его взрослым, даже мировоззрение никак не изменило.

Единолично рассудив, что краткого и ёмкого объяснения первого пункта списка, которое уже дал, достаточно, Джерри перешёл ко второму пункту:

- Отсутствие реализации как мужчины, - зачитал и посмотрел на дока. – Этот пункт перекликается с инфантилизацией, но есть парочка нюансов, из-за которых я его вынес в отдельную причину. Итак. В вашей паре Том не может быть добытчиком, но это не критично, это не его роль. Критично то

- Можешь не продолжать, - перебил Шулейман. – Я знаю, что ты скажешь: мы должны меняться ролями. Но есть одна неувязка – Том сам сказал, что ему больше нравится снизу. Или что, в этом Том тоже не сказал мне правду? – добавил, подозрительно сощурившись.

- Отвечаю на каждую часть твоего высказывания: не угадал; так и есть; это правда. Том хотел попросить тебя быть в пассиве, но не просто так, а для эксперимента: хотел вставить в себя фаллоимитатор и посмотреть, какие будут ощущения от стимуляции с двух сторон. Эту фантазию вы исполнили с той проституткой с рождественским именем.

Про себя Шулейман поставил галочку, что не испортил Тому малину в тот горячий вечер, а всё сделал правильно. Нет, в себе он и так не сомневался, но приятно было узнать, что угадал и исполнил фантазию, о которой Том по какой-то причине молчал.

- Сейчас я скажу тебе то, что может одновременно и усладить твоё эго, и стать для тебя страшным открытием, - продолжал Джерри. – Тому нравится быть в пассиве – только с тобой. С Марселем он предпочитал активную роль; с Маркисом было всего один раз, за который они успели так и так, но изначально Том был сверху, и я уверен, что, повтори они, он был бы только в активе. По своей сути Том – не пассив.

Если бы Джерри сразу не обозначил, что новость может оказаться и приятной, и страшной, Оскару пришлось бы ломать голову над тем, что он по этому поводу думает. А так… В принципе, ничего не изменилось. Всё равно он сам должен был определиться, как относится к поступившей информации. Причём, если прокрутить высказывание Джерри в голове, получалось, что «страшную тайну» (насчёт надобности кавычек Шулейман ещё не определился) тот открыл не одну, а целых две. Не думал Оскар, как у Тома было с бедным аристократом, но по умолчанию полагал, что Том был сверху, а тут узнал из первых [без маленького уточнения] уст, что бледное убожество трахало его Тома.

- Том был в пассиве с Маркисом? – переспросил Шулейман.

- Да. Не уверен, что поступил правильно, рассказав тебе эту маленькую деталь, но более полное отражение картины требует примеров. В качестве компенсации дам тебе бонусную информацию: Том больше всего переживает и чувствует себя виноватым, когда бывает с другим мужчиной в пассиве. Вроде как его задний проход – сугубо твоя территория, на которую никто другой не должен заступать.

- Подожди… - Оскар закрыл глаза и сжал пальцами переносицу. – Что у нас получается в итоге? – он резко опустил руку и требовательно посмотрел на Джерри. – Нам с Томом перестать заниматься сексом, раз «это не в его природе, но со мной ему нравится именно так»? И вообще, почему я должен тебе верить, что это, - он небрежно, жёстко махнул рукой на раскрытый блокнот, - причины раскола?!

Джерри спокойно выслушал его речь, к концу набирающую агрессию, и ответил с ровным достоинством знающего себе цену гения:

- Потому что у тебя нет другого выбора. У тебя нет возможности получить интересующую тебя информацию никаким способом, кроме как узнать её от меня.

Шулейман сощурился, ему не нравилось зависеть от Джерри – не нравилось, что тот чётко сознавал свою ценность и манипулировал ею – и больше всего не нравилось, что это было правдой. Никто его на поводок не сажал, и эта сучка не посадит. Тем более не факт, что ценность Джерри на самом деле столь велика и незаменима.

- Раз ты такой чудесный и незаменимый, скажи: что из этого причина раскола? – недобро спросил Оскар.

- Я не знаю, - честно ответил Джерри и отвернулся обратно к списку. – Если бы знал, здесь была бы только одна причина.

- То есть – не знаешь? – Шулейман сделал шаг к нему, подпирая сбоку.

- То и есть. Раньше мне по умолчанию была известна причина раскола, сейчас – нет. Приходится гадать и анализировать.

- Как так? – с оттенком наезда недоумевал Оскар.

Он рассчитывал, что если Джерри на самом деле изначально не знал, что послужило причиной раскола, то за две с лишним недели нашёл ответ, составил чёткий план, и ему, Оскару, остаётся только добыть у него информацию и всё сделать самому, если откажется добровольно возвращать Тому его законное место, или помочь в претворении плана исцеления в жизнь, если Джерри будет с ним сотрудничать.

- Как-то так, - ответил Джерри. – Полагаю, вновь произошла перестройка в расстройстве, другого объяснения изменениям я не нахожу.

- Какой же в таком случае от тебя толк? – Шулейман скрестил руки на груди.

- Большой. Я по-прежнему имею доступ ко всей информации, хранящейся в голове Тома, что позволяет выделить возможные причины, а сузить круг до одной – дело времени, - не огрызнувшись, хотя док на то активно нарывался, рассудительно объяснил Джерри. – Или, быть может, в этот раз причина не одна, а все эти причины в совокупности дали раскол.

- Я и говорю – нет от тебя толка, - отрезал Оскар и забрал блокнот. – Я и сам могу найти причину и устранить её.

Взглянул на список и ткнул пальцем в левый столбец, посвящённый деяниям Эванеса, едва не ткнув блокнотом Джерри в лицо. Заявил без капли сомнений:

– Очевидно, что раскол произошёл из-за Эванеса. Это логично: в прошлый раз Том раскололся из-за изнасилования; когда насилие повторилось, произошёл повторный раскол. Похищение с изнасилованием заложило трещину, травма головы ускорила процесс разъединения, а покушение с серьёзным ранением завершило диссоциацию, потому что быть Томом стало опасно, он едва не умер. То, что переключились вы не в клинике, а спустя два с половиной месяца, по прибытии домой, тоже объяснимо. По известным нам обоим причинам тебе нельзя было попадать в медицинские учреждения, этого избегала психика, чтобы ей не помешали самоисцелиться. Но психика – не человек, она не учитывает новые вводные и действует по одному сценарию, потому переключение произошло только дома, в безопасной обстановке.

Браво. Может всё-таки, когда хочет, не пропьёшь профессиональную хватку. Шулейман так всё разложил, что Джерри бы ему поаплодировал без иронии, но…

«Как отчаянно ты не хочешь признавать, что причина может быть в тебе…».

В отличие от Оскара, Джерри бо́льшую ставку делал на причины из второго столбика, по крайней мере, они подготовили почву, ослабили Тома, благодаря чему он не справился с причинёнными Эванесом травмами. Так уже было: на протяжении четырнадцати лет своим воспитанием Феликс развивал в Томе разделение личности, полный раскол был закономерным финалом этой ситуации. Не случись в жизни Тома подвала, с большой долей вероятности он бы всё равно раскололся, любая достаточно сильная травма, будь то насилие, глубокое разочарование, потеря или сотрясение мозга, могла спровоцировать первое переключение. Потому что альтер-личность, в которую гнёт запрещающей реальности согнал всё истинное, развивалась в Томе с малых лет и к судьбоносному Хэллоуину была уже сформирована, оставалось только дать ей импульс жизни.

Потому что роль Защитника предполагает не только спасение, но и – исправление ситуации. А значит, должно быть что-то, что необходимо исправить. Простая логика, подкреплённая интуицией. Том не раскололся бы просто от сильного стресса, коим было покушение – последний по времени узловой эпизод в списке факторов-провокаторов, к тому всё шло. Даже повторное изнасилование не сломало Тома. До лета всё было в порядке, Джерри был уверен в этом на девяносто пять процентов – оставшиеся пять процентов отдавал на то, что всё-таки изнасилование проложило первую трещину, которая была незаметна, как, в принципе, было в прошлый, первый раз и как должно быть. В детстве по Тому, не зная его правдивую историю, нельзя было предположить, что параллельно с ним формируется и развивается альтер-личность, нематериальный близнец. Психические болезни и расстройства в большинстве своём никак не дают о себе знать до манифеста, а чтобы по мелким, нередко косвенным предвещающим признакам предугадать болезнь, надо быть незаурядным опытным специалистом. В настоящем предвестники у Тома были, немало их было.

Но Шулейману, конечно, выгоднее думать, что во всём виноват покойный бывший друг, а не он сам конкретно обосрался и должен признать это и что-то менять. Наверняка он не сознательно переводит стрелки, а искренне верит в вину Эванеса.

- Удачи тебе на поприще воскрешения покойника, - сказал Джерри. – Дай знать, когда получится, я с удовольствием поболтаю с Эванесом и отрежу ему одну часть тела.

До пункта «отсутствие свободы» так и не добрались. Но оно к лучшему. Данной причине Джерри уделял особое внимание, несмотря на то, что поставил в конец, а в её подпункт под названием «брак» можно было объединить все прочие выделенные им причины, в том числе два из трёх жестоких поступка Эванеса. Оскар так и не узнал, что Том очень хотел научиться кататься на велосипеде – о чём говорил ему, но так и овладел этим достаточно полезным умением. Не узнал, что Том хотел научиться играть ещё на каком-нибудь музыкальном инструменте, сам научиться, а не получить умение в готовом виде – думал о скрипке. Не узнал, что ещё в первые месяцы объединения Том думал о том, чтобы продолжить серьёзные тренировки по самообороне, но разумное желание забылось вместе с тем, как он осел в квартире Оскара, а затем и в его постели, постепенно эволюционируя в тёплого домашнего котика. Не узнал, что втайне от себя Том хотел путешествовать в одиночку; что в начале текущего года он часто думал про Африку, куда Оскар обещал его отвезти, но благополучно забыл о данном слове. Не узнал, что Том мечтал покататься на лошади, о чём поведал Маркису, но не партнёру и законному мужу. Много чего Том хотел, хотел развиваться, но так ничего и не сделал. Даже любимая камера, в руках владельца раскрывавшая его незаурядный потенциал, оказалась заброшенной.

Оставшись в одиночестве, Джерри стёр с фотоаппарата пыль, снял крышку и заглянул в видеоискатель, направляя объектив на окно.

Щёлк.

***

«Я буду учиться кататься на велосипеде», - сообщил Джерри.

На вопрос Шулеймана: «Нахрена?» ответил, что Том хотел научиться, а раз его нет, он займётся этим. Не впервой за Тома овладевать навыками.

На замечание: «Удивлён, что ты не научился раньше» сказал, что не посчитал данное умение необходимым, они ведь не в Нидерландах живут, где велосипед является основным средством передвижения.

Джерри сказал – Джерри сделал. Верная собачка с хвостом не на том месте, именуемая Вайлдлесом, по поручению купила велосипед и доставила к ним домой. Оставил его на первом этаже, чтобы Джерри не пришлось спускать транспортное средство вниз, пусть даже на комфортабельном лифте. В доме такого класса можно было не беспокоиться о том, что кто-то умыкнёт движимое имущество, а если какой-нибудь крупнокалиберный клептоман всё же проскочит и покусится, его остановит охрана.

В парк, примеченный Джерри по причине наибольшей благоустроенности для велосипедных прогулок и отсутствия в дневное время толп народа, отправились вдвоём. Шулейман не совсем понял, как подписался на участие в этом сомнительном мероприятии: по той причине, что Джерри умел хитрыми путями добиваться своего, или потому, что опасался отпускать его одного и даже охране не мог доверить присмотр за тем, чтобы он не исчез из-под носа? Остановился где-то посередине.

Надев всю защитную экипировку, Джерри затянул под челюстью ремешок шлема.

- Выглядишь как идиот, - высказал мнение Оскар.

Джерри не полез за ответом в карман:

- Зато в случае падения мой мозг останется в черепной коробке.

Его невозможно было убедить в том, что разумная предосторожность выглядит глупо. А если и так – плевать. Прежде на велосипеде он никогда не сидел и был не намерен рисковать. По его мнению, гораздо глупее выглядит тот, кто во имя крутости или по беспечности своей катается безо всякой защиты.

Перекинув через велосипед ногу, Джерри присел на сиденье.

- Аккуратнее с ухабами, - посоветовал Оскар. – Я буду крайне недоволен, если ты сделаешь Тома кастратом.

- Интересная у тебя логика: голову защищать не обязательно, а гениталии надо беречь. Как думаешь, о чём это говорит?

- Я передумал. Не объезжай перепады высоты и не приподнимайся, будет занимательно посмотреть, как ты скулишь на земле.

- В таком случае тебе придётся полечить меня поцелуем в ушибленное место. Ты же доктор.

Джерри оттолкнулся и поехал. Никогда у него не было проблем с равновесием, некоторой неповоротливостью Тома он не обладал, двигался плавно и в сложных боевых тренировках демонстрировал завидную ловкость. Но верхом на велосипеде природная грация почему-то не работала, двухколёсное транспортное средство петляло, дрожало и отказывалось подчиняться твёрдому, уверенному хвату рук на руле. Не прошло трёх минут, как Джерри завалился в низкорослые, постриженные в форме перевёрнутой трапеции кусты. Конечно же, сзади раздался бессовестный смешок.

- Учение не проходит без шишек, - философски высказался Шулейман, которого позабавило то, что идеальная крыса так неизящно оказалась на земле.

- Я знаю, - гордо ответил Джерри.

Встал, поднял велосипед и снова оседлал его, поехал. Но вторая попытка окончилась там же, на траве. Кажется, освоить велосипед не так просто, как полагал. Не зря, определённо не зря нацепил на себя всю защиту, которую предлагали специализированные магазины. После пятого падения Джерри сел на траве и обратился к Шулейману:

- Научишь меня кататься?

- Я? – неподдельно удивился Оскар с оттенком «как можно мне такое предлагать?!».

- Да. Покажи, как надо, поддержи. С помощью я поеду быстрее.

- Я не буду тебя учить, - безапелляционно отказал Шулейман.

Джерри поднялся, поднял велосипед, прислонив его к бедру.

- Боишься упасть? – выгнул он бровь.

Оскар покачал головой:

- На такой дешёвый понт ты меня не возьмёшь.

Джерри пожал плечами, в который раз взобрался на велосипед и, прежде чем тронуться с места, обернулся к доку:

- Трус, - сказал с ухмылкой и оттолкнулся от дорожки.

Оскар лениво огляделся в поисках того, чем можно бросить гадине в спину. Внимание привлекла белка, но её ещё попробуй поймай. Ладно, пусть живёт крыса – обе крысы. Ступив на траву, Шулейман опёрся о дерево, на котором приметил рыжего грызуна. Белка не испугалась и продолжала нарезать круги чуть ниже уровня глаз.

- На его месте должен быть другой, я его должен был учить кататься, - поделился Оскар с белкой.

Белка затрещала своими особенными звуками, то ли поняла и сочувствовала, то ли ругалась, что пристал. Докатился, с дикой зверушкой разговаривает, как грёбанная Белоснежка. Что дальше? Розовое платье-облако, стразы и Фея Крёстная? Фея Крёстная лишней не была бы.

Оскар подобрал с земли фундук в скорлупе, который явно выронила белка, поскольку дерево, под которым лежал орех, мало походило на орешник. Подал его грызуну, предупреждая:

- Если укусишь, я не поленюсь, поймаю тебя, отнесу домой и скормлю своей собаке.

Шевеля носиком, белка несколько секунд в нерешительности смотрела глазами-бусинками, проворными лапками забрала жёлудь, утащила его куда-то, сверкнув рыжим пушным вихрем, и возвратилась, видимо, ожидая ещё какого-нибудь лакомства. Заметив, чем занимается док, Джерри не мог не сделать перерыв и не уделить внимание этой умилительно смешной ситуации. Достал телефон и снял на видео Шулеймана в образе Диснеевской Принцессы.

Оставив пушную подругу, Оскар пошёл за Джерри, нащупывая в кармане мобильник. Рассчитывал, что тот упадёт ещё раз, чтобы мог запечатлеть его курьёз, и не прогадал. В этот день Джерри не удалось овладеть умением езды на велосипеде. Последнее падение всё-таки принесло ему травму – рама ударила под колено, потому домой он возвращался, прихрамывая на правую ногу.

Вечером Джерри увидел, что Шулейман выставил его неизящный полёт на землю в инстаграм, обозвав пост: «Птенец вылетает из гнезда». Наложил на видео с белкой песню из мультфильма и также выбросил в сеть. Как и всегда, смешная публикация, выставляющая Шулеймана в совершенно непривычном свете, наибольший восторг снискала от его подруг. Первая публикация после пятимесячного перерыва получилась достойной, пусть и не имела никакого отношения к искусству фотографии, ради демонстрации которого Том заводил аккаунт.

Заодно Джерри отметил, что у Тома поубавилось подписчиков. Оно и неудивительно. Толпа требует контент, а если его не поставлять, народ уйдёт туда, где дают зрелищ. Том ещё не достиг уровня тех личностей, на чьи пустые страницы подписываются миллионы. Надо бы это исправить. Но позже, если придётся. Пока Джерри опирался на вероятность, что Том вернётся и сам сдюжит, с его подсказками, разумеется.

Глава 8

Пьяная моя любовь, пьяная моя,

Пишет и звонит снова, что не любит меня.

Едет после танцев, чтоб кусаться и кричать,

И снова для тебя я отнесу её в кровать.

Prvrl, Пьяная моя любовь©

Придя к Шулейману на кухню, Джерри опёрся руками на стол и серьёзно заявил:

- Надо вернуть Тома. Вам надо поговорить.

- Я хочу вернуть Тома с той самой секунды, как поверил, что передо мной ты, - неласково ответил Оскар.

- Ты меня не понял, - твёрдо сказал Джерри. – Надо вернуть Тома как можно быстрее.

- Я только за. Но как, если тебя бить нельзя? – развёл руками Шулейман и сложил их на груди, выжидающе смотря на оппонента.

- Это я возьму на себя.

- С чего вдруг ты изменил своё мнение? – не слишком доверчиво осведомился Оскар. – Ты же говорил, что возвращать Тома немедленно не имеет смысла.

Дать внятный и разумный, основанный исключительно на логике ответ Джерри затруднялся. Сегодня он упёрся в необходимость вернуть Тома как можно скорее и чувствовал, что так надо. Во-первых, после возвращения Тома и последующего обратного переключения Джерри может яснее понять, что послужило причиной раскола. Во-вторых, есть вероятность, что Том, поняв, что произошёл новый раскол, будет стараться достигнуть исцеления, что бесспорно облегчит процесс. В-третьих, надо посмотреть, в каком виде Том вернётся, это также даст важную информацию.

- Так надо, - дал Джерри короткий и уклончивый ответ.

- Просветишь, как собираешься его возвращать? – поинтересовался Оскар.

- Буду делать всё то, чего раньше избегал, - ёмко и одновременно размыто ответил Джерри, выпрямившись. Известил: - Я возьму твой коньяк.

На часах было пять вечера. Из бара Джерри выбрал красивую бутылку с тёмной этикеткой.

- Под коньячок лучше думается? – едковато вопросил Шулейман.

- Это для дела. Алкоголь – психоактивное и нейротоксическое вещество. Сильное опьянение вполне может спровоцировать переключение, - пояснил суть своих действий Джерри.

- Умно.

Оскар встал и направился за Джерри, но тот его остановил:

- Я буду пить в одиночестве.

- А если тебе плохо станет? – несколько грубо произнёс Шулейман, явно беспокоясь не о нём, а о сохранности тела, которое может захлебнуться рвотными массами.

- Если я почувствую, что мне нужна помощь, то позвоню тебе. Телефон при мне, - ответил Джерри.

Поставив в недолгом обсуждении точку, он скрылся за дверью «собачьей спальни». В нормальную спальню не пошёл по той причине, что туда может прийти Шулейман, и он не наберёт аргументов, чтобы его прогнать. Эта безрадостная тёмная комната подходила для того, чтобы в ней напиваться в дрова. Сев на кровать, Джерри наполнил бокал и сам себе сказал:

- С почином.

Никогда не позволял себе напиваться, а в первый раз дав себе волю, делал это не для себя. Выдохнув, Джерри за один присест, по глотку осушил бокал. Во рту и в горле растеклась горечь, раскрывающаяся многогранным послевкусием.

- За тебя, Том, - Джерри поднял бокал, будто салютуя невидимому Котёнку, говоря за него тост. – Я знаю, что ты не любишь коньяк, но дома из крепкого только он, не вижу смысла покупать что-то, если бар полон.

Выпил. Не закусывал, не занюхивал. Градус не передёргивал тело. Такой бы коньяк смаковать, но не за тем откупорил бутылку. Солнце давно перешло на другую сторону, в комнате зрел сумрак.

Отчего-то Шулейман не мог сидеть спокойно и вальяжно ждать, когда крыса сделает всю работу, и он увидит желаемый результат. Несколько раз он подходил к закрытой двери, прислушивался, но ничего не слышал и в конечном итоге остался стоять в коридоре, созерцая деревянный прямоугольник, за которым было глухо и из-под которого не лился свет. Недолго ему пришлось так простоять, всего пару минут. В семь Джерри вышел сам.

Обняв дверной косяк, Джерри смотрел на Шулеймана мутным и блестящим взглядом. За полтора часа он выпил бутылку объёмом литр; опьянение не успело проявиться в полной степени, но стремительно отравляло мозг и мутило разум и тело. По нарастающей.

- По-моему, я перебрал, - проговорил Джерри не слишком уверенным голосом. – Мне надо… туда… - указал рукой вперёд. – В ванную, - кое-как озвучил своё намерение очистить желудок для улучшения самочувствия.

Отпустив дверной косяк, к которому, судя по теплоте объятий, проникся большой любовью, Джерри шатко пошёл в озвученном направлении. Ноги заплетались, будто две бескостные верёвки. Джерри взялся за стену, к которой принесло сворачивающееся водоворотами течение алкоголя в крови, ища в ней опору в потерявшем статичность пространстве. Но пошёл вдоль стены не горизонтально, а вертикально. Вниз. Вероятно, в своей голове он продолжал двигаться вперёд, об этом говорили шагающие движения ног.

Пронаблюдав эту картину со скрещенными на груди руками и нахмуренными бровями, Оскар подошёл к Джерри.

- Давай помогу.

Джерри отрицательно качнул головой, движение вышло вязким.

- Я сам… - язык заплетался всё сильнее, несущие мысли нервные импульсы путались и расползались. – Я мочь… Смочь… Я…

Нахмурившись, Джерри снова покачал головой, что дало дополнительный пинок поплывшему в неизвестном направлении миру в глазах. Опираясь на подсунутую Шулейманом руку, он поднялся, выпрямился, что было непросто.

- Я туда… - завёл свою пластинку Джерри. - Туда…

Что дальше он хотел сказать, Оскар не понял. Сделал шаг к нему и взял за руку, намереваясь отвести в ванную комнату. Джерри высвободил руку, пошатнулся из-за этого движения и врезался в стену, снова потёк на пол. Сидя сложился в угловатый комочек, привалившись боком к стене, что спасала от полного падения.

- Я пж… Пжт…

Младенец и то понятнее гулит. Так и не сумев ничего внятного выговорить, Джерри сел на корточках ещё ниже, практически коснувшись попой пола, и закрыл ладонью лицо, выговаривая путаное:

- О Господи…

Как ему плохо. Сколько пережил мучений и сложных обстоятельств, но так плохо себя не чувствовал никогда. Оскар убрал его руки от лица, поставил на ноги. Джерри громко сглотнул, издав некий булькающий звук, не предвещающий ничего хорошего.

- Не вздумай на меня блевануть, - чётко сказал Шулейман и взял Джерри за локоть.

Джерри отбился от навязывающейся помощи, сделал шаг в нужном направлении, пошатнулся, снова врезался в стену. Сполз на пол, будто сила тяготения для него усилилась в сотню раз, став непреодолимой. Независимо пополз на четвереньках, но упал и из этого положения. Никогда Оскар не видел Джерри таким. Даже Тома не видел. Максимальное опьянение, в котором видел Тома, выражалось в неумеренно развязавшемся языке, с которого в числе прочего слетал откровенный бред, но говорил он внятно и передвигался на своих двоих. А состояние Джерри на данный момент описывалось словом невменько.

Последний импульс разума и воли толкнул перевернуться и протянуть руку в согласии принять помощь и просьбе о ней.

- Да, я… мб… - окончился проблеск сознания невнятным звуком и надутыми губами.

Шулейман поднял его подмышки и повёл по коридору, поддерживая обеими руками, почти волок рядом с собой, потому что Джерри еле передвигал ногами и стоял на них совершенно неуверенно. Прозвучал новый булькающий звук, на который никто не успел отреагировать. Рвотным ударом Джерри согнуло и вывернуло на пол.

- Да твою ж мать… - выразился Оскар, но не бросил бухую ношу, а потащил дальше и быстрее.

Едва Шулейман опустил его коленями на пол ванной и отпустил, голова Джерри свесилась в унитаз. Оскар поднял его голову, но как только отпустил, она вновь упала.

- Ты голову держать не в состоянии? – спросил Оскар.

Взял Джерри за волосы на затылке, удерживая его голову на весу. Но Джерри воспротивился, пытался отцепить его руку от себя, впиваясь ногтями в кожу. Посчитав – и понадеявшись, - что тот не окунётся, Оскар отпустил, и Джерри навалился на унитаз, ухватившись за него обеими руками.

Рвало Джерри громко, долго, мучительно, в иной момент казалось, что внутренности выблюет. Шулейман сидел рядом, прислонившись спиной к стене, и ждал. Исторгнув из себя всё, что только мог, Джерри сложил руки на сиденье унитаза и упёрся в них лбом. Плохо… Всё равно очень плохо…

Нажав на кнопку слива, до которой Джерри не попытался дотянуться, Оскар потряс его за плечо:

- Легче? Идти можешь?

Ответа не последовало. Тем не менее Джерри самостоятельно поднялся на ноги, но, простояв минуту на месте, качнулся вперёд, упал лицом Шулейману на грудь, воткнулся носом и замер так, без единого звука и движения. Так Том делал. Может, переключение уже пошло? Оскар отнял Джерри от себя, заглянул в глаза, держа его за щёки, но в шоколадных глазах была только муть, заслонившая весь огонь, весь разум.

- Пойдём. Тебе надо лечь спать, - сказал Оскар.

Джерри не дался в руки, силился пойти самостоятельно, но колени вновь устремились к полу. Шулейман успел подхватить его, за что получил толчок в плечо и сопротивление настолько активное, насколько может сопротивляться пьяный в стельку человек, неспособный стоять на ногах.

- Да что ты за гадина такая?! – выругался Оскар и перехватил руки пьяного удобнее, чтобы не смог добраться ногтями до его лица.

Удобнее всего нести на плече. Но плохая идея давить на живот человеку, которого и так рвёт. Конечно, Джерри уже наизнанку вывернуло, в желудке наверняка ничего не осталось, но быть облёванным слюной с редкими каплями желудочного сока тоже не хотелось. В итоге Оскар просто взял его в охапку, прижав руки к туловищу, и потащил в спальню. Сгрузил на постель, где Джерри тотчас перекатился на бок и свернулся клубочком. Невменяемое тело содрогнулось и издало отрыжку. Очаровательно. Просто очаровательно. Вся эта ситуация – иллюстрация «идеального вечера». Ухаживать за упившейся до невменяемости, блюющей альтер-личностью любимого человека – что ещё надо для счастья? Но, видимо, в этом было для него какое-то счастье. Почувствовал это, смотря на беспомощного Джерри, неспособного выговорить связно три слова и без поддержки сделать три шага. Почувствовал, когда помогал ему. Беспомощному…

Джерри скривился как от сильной боли, захныкал.

- Тебя тошнит? – громко и чётко спросил Шулейман.

Ответом ему стало мычание, по которому совершенно невозможно было ничего понять. Найдя в кармане мобильник, Оскар набрал домработницу, чей рабочий день уже закончился.

- Жазель, у нас есть тазик?

- Нет.

- Где лежат вёдра?

Получив инструкцию, где искать ведро, Оскар сказал:

- Лежи здесь и никуда не уползай. Я сейчас вернусь.

К моменту его возвращения тело уползло на пол, судя по расположению, направлялось к двери, но обессилило на полпути. Даже не чертыхнувшись, Шулейман поставил оранжевое ведро около кровати, поднял Джерри и отнёс обратно в постель, уложил. Оказавшись на мягкой горизонтальной поверхности, Джерри вдруг ожил и вновь устремился куда-то. Оскар схватил его, когда тот свесился с кровати, чиркнув ногтями по полу, и затащил обратно. Пришлось прижать, потому что тело проявляло завидное упрямство в желании двигаться в неизвестном направлении.

- Куда ты пытаешься уползти? – едва не по слогам спросил Шулейман, прижимая Джерри за плечи. – Куда тебе надо?

Посадил Джерри, держа за плечи, чтобы куклой не завалился обратно, и упростил для него задачу, предоставив вариант:

- Тебе надо в туалет?

Растерявшее всю осмысленность тело молчало, только моргало.

- Воспользуешься ведром, - сам предоставил ответ на возможную надобность Оскар. Предположил другую причину: - Хочешь пить?

Ноль реакции. Он вообще слышит, одупляет хоть что-то? Остановившись на том, что вести разговоры с деревяшкой не имеет смысла, Шулейман отпустил Джерри, уложил на спину и не без сопротивления со стороны двигаемого объекта перекатил на бок. Джерри потянулся к краю, сел, опустив ноги на пол, чем удивил, всё-таки способен ещё двигаться по-человечески. Неуверенно Джерри поднялся на ноги, и Шулейман решил не останавливать его сразу и посмотреть, что он будет делать. Самому уже интересно стало – куда он так стремится?

На первом же шагу Джерри наткнулся на ведро, опрокинув его случайно. Грохот и яркий цвет привлекли притупленное до простейшего внимание. Джерри нагнулся, тянясь поднять ведро, но потерял равновесие и упал вперёд, головой в пол. Оскар закрыл ладонью лицо. В темноте прозвучал новый грохот – тело нашло ведро, или снова наткнулось на него случайно. Шулейман опустил руку; Джерри отполз на пару метров, лёг на полу и обнимал оранжевое ведро. Пьяное тело издавало звуки, которые сначала Оскар счёл мычанием, но затем расслышал в них стоны. Ему что, совсем плохо? Может, лучше его в больницу, чтобы промыли да прокапали?

Отняв пластмассового друга, к которому Джерри воспылал симпатией, Оскар поднял пьяного парня на ноги. Глаза у Джерри были открыты, но свет в голове, похоже, не горел, он даже не пытался сфокусировать мутный взгляд. Джерри дёрнулся – наверное, в его реальности движение было резким и ловким, но в реальности подлинной замедленным и нетвёрдым, освободился от хвата Шулеймана на своих плечах. Отступил, отвернулся к двери, повернулся обратно и вернулся, как в ванной, упал Оскару на грудь, вновь промычав (простонав?) нечто неразличимое.

Шулеймана осенила догадка. В пьяных, даже в пьяных действиях Джерри есть логика! В его действиях есть определённая последовательность: он стремится куда-то, отталкивает, сам виснет на нём и по новому кругу пытается уйти или уползти. Но что это значит? Чего он хочет? Оскар машинально обнял Джерри за лопатки, поддерживая на случай, если у него подогнутся колени. Докончить свои размышления и прийти к какому-то ответу он не успел – сильным движением Джерри отстранился, возобновляя круг, и Шулейман схватил его, чтобы не упал назад, вбок, как угодно.

Проявлять яркие признаки смертельного отравления Джерри перестал, потому Оскар отложил обращение за неотложной медицинской помощью и повёл его к кровати, усадил.

- Чего ты хочешь?

Джерри посмотрел на обратившегося к нему дока взглядом, по которому Шулейман затруднился сказать, не понял ли он, о чём его спросили, или говорит: «Ты дебил?». Протрезвел, что ли? Поспешно Оскар допустил такой вывод, поскольку в следующую секунду Джерри развернулся и свалился с кровати, приложившись об тумбочку. Подняв его, Оскар узрел косую кровавую полосу на лбу.

- Горе ты! Вы оба – горе на мою больную по вашей вине голову! – ругался Шулейман, в который раз затаскивая пьяное тело обратно на кровать.

Плюнул на надобность обработать рану и приложить что-нибудь холодное, чтобы ослабить будущее цветение гематомы. Пока он добежит до ванной и тем более до холодильника на кухне и вернётся, бухая проблема успеет ещё пять раз упасть и покалечиться. Ушиб не выглядел таким сильным, чтобы без медицинской помощи было не обойтись, а в квартире всё чистое, на тумбочке и на кровати нет такой грязи, которая при попадании в рану может убить. А синяк тем более проблема исключительно эстетическая, никого ещё кровоподтёк не свёл в могилу. Уложив Джерри на бок, Оскар обнял его, сцепив пальцы в крепкий замок на его спине. Придётся спать так, в одежде на застеленной кровати. Пьяного беглеца даже на секунду отпускать нельзя.

Приходила идея перенести Джерри в другую спальню, приковать наручниками к спинке и спать спокойно. Но, во-первых, он может сломать себе скованную руку; во-вторых, опять же – пока найдёт наручники, тело может оказаться на полу. От этого варианта Шулейман отказался, нет ничего надёжнее собственных рук.

Как хорошо, что может позволить себе сколько угодно нянек, когда появятся дети. От постоянного присмотра и ухода за неразумным, ни на что не способным существом можно тронуться умом. Такое «счастливое родительство» было не в интересах Оскара, сейчас уверился в своих суждениях ещё раз.

Прекратив крутиться в попытках высвободиться и уползти, Джерри икнул. После рвоты пахло от него не очень, вдобавок взбудораженный желудок периодически выталкивал из глубин отрыжку. Покривившись от едкого кислого запаха, которым пыхало в лицо, Шулейман перевернул Джерри спиной к себе, ни на мгновение не отпуская полностью, и вновь заключил в надёжный капкан объятий. Затылок пах определённо лучше, в него можно было уткнуться и попытаться заснуть, несмотря на детское время, забыть, что происходит и что обнимает не того.

А если Джерри снова вырвет? Если, то… Будут спать в блевотине, лимит геройства на данный вечер Оскар исчерпал.

И в таком состоянии он вполне может обмочиться. Отняв голову от подушки, Шулейман посмотрел на буйного, кажется, наконец-то заснувшего. Расталкивать его и спрашивать про туалет или подгадывать момент на протяжении ночи не представлялось удачной и, применительно ко второму варианту, исполнимой идеей. Лучше уж мокрая кровать, чем пробитая голова и поломанные конечности. Оскар опустил голову обратно на подушку, вдохнул запах волос, в который начали просачиваться кислые нотки дыхания.

До чего ещё он опустится в своей любви?

***

Наутро Джерри не понял, почему проснулся в одежде. Одетым он в последний раз спал в доме Паскаля, чтобы опекун не увидел его шрамы. Голова раскалывалась, пульсировала, будто раздулась и готова была лопнуть, гудела, создавала помехи тихим белым шумом. Во рту царил вкус кошачьей мочи.

Разлепив веки, Джерри воспалённым взором сразу нашёл Шулеймана, что сидел на краю кровати. Он также был одет, но выглядел весьма свежо, а не как восставший труп. Джерри ожидал, что док о нём позаботится, как позаботился о нём, но Шулейман не был бы Шулейманом, если бы поступил по совести. В руках его и на тумбочке не было ни таблетки от похмелья, ни хотя бы стакана воды.

С трудом отлепив присохший язык от нёба, Джерри трескучим голосом спросил:

- Принесёшь мне воды?

- А ты всё ещё немощный? – поинтересовался в ответ Шулейман.

- Я думал, что ты позаботишься обо мне. Так было бы честно.

Свет раздражал, веки сами собой прикрывались, оставляя щёлочки, защищаясь от источника дискомфорта.

- Ты не захлебнулся в рвоте и проснулся в кровати. Я более чем позаботился о тебе, - развёл руками Оскар.

Джерри некоторое время молчал, силясь собрать из тупого гула в голове внятные разумные мысли.

- Меня вчера рвало? – спросил он.

- Ты не помнишь? – выгнул бровь Шулейман, в глазах его блеснул лукавый огонёк.

Не к добру давать этому человеку власть, пусть всего лишь над прошлым, но у Джерри и выбора другого не было, так как память обрывалась примерно на шести часах вечера, он не помнил даже, как пил, только горький вкус коньяка отпечатался во вкусовых рецепторах; и отравленный продуктами распада этанола, попросту убитый мозг был неспособен работать в полную силу.

- Если бы помнил, не спрашивал, - сказал Джерри, готовясь к какой-нибудь гадости и к отделению правды от выдумки дока.

- Рвало, - к его удивлению, ответил Оскар без большого злорадства и без отсебятины. – В коридоре на пол и в унитаз.

Джерри кивнул, о чём тут же пожалел, поскольку больной голове не понравилось движение. Напиваться он зарёкся, никогда не делал этого – не надо начинать.

- Штаны сухие? – поинтересовался Шулейман.

Джерри поджал губы. Видимо, ему придётся много чего выслушать и вытерпеть – и не факт, что озвученные скабрёзности не будут правдой. Судя по ужасному самочувствию и по тому, что ничего не помнил, делать вчера он мог всё, что угодно. Не позволяя себе выглядеть пристыженным и опозоренным, Джерри потрогал штаны, так как тело могло привыкнуть к ощущению мокрой ткани и не заявить о нём. Сухие. Джерри выдохнул про себя и похвалил себя за то, что в невменяемом состоянии не сделал того, что случалось с Томом. Но косвенное упоминание мочеиспускания пробудило интероцепцию, давшую в мозг сигнал от мочевого пузыря, что мокрые штаны всё ещё возможны.

Убрав одеяло, Джерри покинул тёплую, пропитавшуюся парами перегара постель и направился к двери. Каждый шаг отзывался в висках болезненным звоном тяжелого колокола, но поступь его была ровной и твёрдой вопреки дряннейшему самочувствию. Шулейман не предложил ему помощь. Настало утро, Джерри больше не был беспомощным, и они вернулись к обычным своим ролям.

Проведав одного из двух друзей, с которыми вчера обнимался, Джерри зашёл на кухню и налил себе стакан воды. Лишь огромным усилием воли заставлял себя не глотать желанную влагу залпом, так сушило. Ещё раз зарёкся напиваться. Пьянство и смысла не имело – спровоцировать переключение не помогло, а напиваться в дрова просто так – скользкая тропинка, не ведущая ни к чему хорошему. Иммунитет к большим количествам водки, который в прошлом показывала Хенриикка, им явно не передался, и Джерри был удивлён открытием, что переносимость алкоголя у них с Томом примерно одинаковая. Всегда полагал, что он к спиртному более устойчив.

Наполнившийся желудок замутило, напоминая о чрезмерных возлияниях. Поставив стакан на тумбочку, Джерри вернулся в ванную и склонился над унитазом, решив, что лучше сразу вырвать, чем терпеть и надеяться, что пройдёт. Очистив желудок, он снова зашёл на кухню, где выпил второй стакан воды, прихватил с собой бутылку и ушёл обратно в ванную с намерением как следует прочистить желудок. Только когда покидающая тело вода лишилась примеси едкого желудочного сока и скопившейся желчи и стала прозрачной, Джерри нажал на кнопку слива. Подошёл к раковине, но увиденное в зеркале подвинуло намерение привести себя в порядок.

- Ты меня ударил? – требовательно спросил Джерри, придя к Шулейману в спальню и скрестив руки на груди.

- Вчера ты вступил в неравный бой с прикроватной тумбочкой и пытался сокрушить её ударом головы.

Джерри недоверчиво прищурился. Ему категорически не нравилось ничего не помнить и полагаться на рассказы Шулеймана. Но лучше узнать правду от него, чем не узнать её вовсе. Если клоун её расскажет, а не будет упиваться возможностью безнаказанно играть на нервах.

- Шучу, - сам сознался Оскар. – Ты упал с кровати и ударился об тумбочку.

- Не твоими ли усилиями?

- Моими усилиями ты на кровать вернулся, хотя сопротивлялся и всё стремился куда-то уползти. А упал ты своими усилиями.

Джерри хотел спросить, куда он стремился, но промолчал, рассудив, что пусть лучше это останется тайной, раз сам он не помнит, а Шулейман, судя по формулировке, не знает. Его вопрос озвучил Оскар:

- Кстати, просветишь, куда тебя так тянуло?

- Не помню, - честно ответил Джерри и добавил едкое: - Но полагаю, что подальше от тебя.

- Гипотеза несостоятельна. Вчера ты сам на меня вешался.

Джерри вопросительно выгнул бровь. У него не было причин брать слова Шулеймана на веру. Но…

- И как же я на тебя вешался?

- Пожалуй, я оставлю это в секрете, - ухмыльнулся Оскар, - чтобы ты тоже страдал.

- Сомневаюсь, что я делал хоть что-нибудь неприличное, потому что ты бы не упустил шанса, - уколол в ответ Джерри. - Мне проверить или сам скажешь, воспользовался ли моим состоянием?

- Никогда я не занимался сексом с коматозниками и ты не настолько меня возбуждаешь, чтобы я начал. А льнул ты ко мне вчера так, что я подумал, что это проявления Тома, указывающие на грядущее переключение. Но сегодняшнее утро не оправдало моих надежд.

- Я? Льнул? К тебе? – делая паузы между словами, переспросил Джерри с явным скепсисом. – Видимо, со мной случилась белая горячка.

- Да, льнул, - сказал Оскар, не удостоив реакцией вторую часть его высказывания. – И ещё кое-что я думал – что ты хотел, со мной. Раз Том не вернулся, вторая версия остаётся единственной.

- Я остановлюсь на белой горячке, - сохранив лицо, ответил Джерри и покинул спальню.

Почистил в ванной зубы и особо тщательно прополоскал рот, принял душ. Обработал глубокую ссадину на лбу, заклеил пластырем и переоделся в свежую одежду. Все ритуальные гигиенические процедуры освежили, но чувствовал себя Джерри по-прежнему ужасно, впервые в жизни ему хотелось сесть и не вставать, просто потому, что очень плохо, организм отравлен и посредством лени пытается экономить истощённые силы.

Поставив на стол стакан воды, Джерри занял стул и обратился к домработнице:

- Жазель, пожалуйста, купи минералки и рассола. Как можно быстрее.

Ещё три года назад в магазинах Парижа видел рассол в небольших бутылках, который позиционировали как напиток для людей, ведущих активный образ жизни, восстанавливающий водно-солевой баланс. Это именно то, что ему сейчас нужно.

- Собираешься лечиться рассолом? – подал голос Шулейман, что стоял в дверях и всё слышал. – Похоже, Том всё-таки обрусел и ты вместе с ним. Когда я был маленьким, у папы был деловой партнёр из России, Влад или Вадим, не помню, его уже в живых нет. Как-то мы ездили к нему, и этот мужчина наутро после вечера с большим количеством алкоголя пил рассол прямо из трёхлитровой банки с огурцами и говорил: «Я человек простой и простых привычек не стыжусь».

- Не знал, что русские лечатся рассолом, - сказал в ответ Джерри, положив на стол руку, которой до этого поддерживал тяжёлую голову. – В таком случае они умные люди, потому что рассол прекрасно подходит для восстановления водно-электролитного баланса.

Жазель справилась с поставленной задачей за полчаса. Поставила на стол бутылки и, не получив нового поручения, мышкой исчезла с глаз, чтобы заняться прочими своими обязанностями. Джерри выпил стакан минеральной воды, запил половиной стакана соляного раствора, обещающего восстановление жизненных сил, и, навалившись на стол, обхватил руками больную голову. Наконец-то переставало нещадно сушить. Теперь надо придумать себе завтрак, который тоже будет полезен для похмельного организма. Но есть не хотелось совершенно, потому Джерри не торопился оторваться от стула, чтобы позвать домработницу или самостоятельно встать к плите. Хотелось сидеть, и сидеть, и сидеть… Мысленно Джерри пообещал себе ещё десять минут в образе расклеившейся, растёкшейся массы, после чего непременно должен будет встать и тем или иным образом организовать себе завтрак.

Шулейман куда-то отлучился и по возвращении через пару минут положил перед Джерри две таблетки.

- От похмелья, - пояснил. – Это другие, глотать надо.

- Спасибо, - поблагодарил Джерри, как всегда делал вне зависимости от того, сколь неприятный человек перед ним стоял, следуя взявшейся неизвестно откуда высокой культуре воспитания.

Закинул таблетки в рот и запил водой. Шулейман сел напротив, также не спеша положить себе в тарелку какую-нибудь еду, закурил, а Джерри даже курить не хотелось, отравленный организм наотрез отказывался от дополнительного яда. В итоге к завтраку они приступили одновременно через пятнадцать минут. Мерно повторяя нехитрую комбинацию действий из накалывания отрезанного кусочка на вилку и отправки его в рот, Джерри почувствовал, что препарат действует, но как-то неправильно. Сердце перестало ухать неровно, кровь побежала живее, но устремилась куда-то не туда. Куски начали застревать в горле от ощущения жадно вкачивающего кровь напряжения в паху.

- Тебя вкусный омлет так возбудил? – ехидно поинтересовался Оскар, взглядом указав на вздыбленные парусом штаны Джерри, что не скрылось от его внимательного взора.

Джерри со звоном положил вилку на край тарелки, шумно вдохнул, и подавился озарённым пониманием, какой он идиот и какой Шулейман – урод. Не подумал он посмотреть, что за таблетки принёс ему док.

- Что ты мне дал? – напряжённо спросил Джерри.

- Всего лишь чуть-чуть мощного возбудителя, - не таясь, ответил предовольный собой Шулейман.

Ему в голову пришла гениальная идея накормить Джерри одним занимательным препаратом, оставшимся в аптечке с тех далёких времён, когда прикола ради пробовал медикаментозно подстегнуть и без того крепчайшую потенцию. Срок годности таблеток два года как истёк, но это не остановило.

- Ты кретин?! – Джерри подскочил из-за стола, едва не зацепившись за него особо выступающей частью тела, что окончательно бы прикончило это нерадужное утро. – Хочешь, чтобы у меня случился сердечный приступ?! Похмелье и так даёт колоссальную нагрузку на сердце, а ты меня ещё и возбудителем накормил с тем же эффектом!

- Тише-тише, - продолжая издеваться, поднял ладонь Шулейман. – Если через четыре часа не сдуешься, обещаю, что собственноручно вызову тебе скорую помощь.

Джерри скрипнул зубами, прожигая убийственным взглядом в доке дыру, дышал тяжёло, сжимал кулаки. Всё-таки вывел из себя, сука! Сволочь! Животное! Джерри схватил с тумбочки пустую кружку и швырнул ею в Шулеймана. Промахнулся, осколки брызнули на пол.

- Вот всё и встало на свои места, - лыбясь во все тридцать два, сказал Шулейман, получая от происходящего всё большее удовольствие.

Джерри вернулся за стол, положил ладони на прохладную столешницу, тщетно пытаясь держать в узде рвущее грудь дыхание. Оскар видел, как часто, высоко и резко вздымается его грудь в смеси возбуждения и злости, что по воздействию на тело одинаковы.

- Зачем ты это сделал?

- Во-первых, я хочу, чтобы ты был разочарован в сегодняшнем дне так же, как я, - отвратительно честно отвечал Шулейман. – Во-вторых, два стресса лучше, чем один, я очень хочу увидеть Тома.

Джерри откинулся на спинку стула, удержавшись от желания запустить Шулейману в голову его же чашкой с остатками кофе, и сплёл руки на груди. Кое-как впихнув в себя ещё несколько кусочков завтрака, он ушёл в спальню, а оттуда, промаявшись полчаса с неуёмным, упирающимся в ткань желанием, в душ, встал под ледяные струи. Но вопреки всем законам физики контраст пылающей горячей кожи и льда не унял возбуждение, а распалил ещё больше, да так, что мозг начал плавиться. Пришлось спасаться злостной мастурбацией, пока не взорвалась голова и то, что значительно ниже.

Достигнув третьей подряд разрядки, обессиливший Джерри сполз по увлажнённой каплями воды стеклянной стенке на корточки. Воспользовавшись тем, что он не запер дверь на замок, в ванную заглянул Шулейман, встал на середине комнаты, скрестив руки на груди и устремив взгляд на голого парня на полу душевой кабины, которого забрызгивала льющаяся сверху вода.

- Я тебя ненавижу, - процедил Джерри обессиленным голосом.

На губах Шулеймана расцвела гаденькая, жёсткая ухмылка:

- Как здорово, что наши чувства всегда взаимны.

Оскалившись улыбкой раненого зверя, Джерри больно укусил в ответ:

- Жаль, что между тобой и Томом и близко нет такого взаимопонимания.

Глава 9

Мы в облаках,

В синяках,

Были как Джокер и Харли Квинн,

Джокер и Харли Квинн.

Был у нас стиль,

Супер-скилл и тротил,

Сплошной адреналин,

Сплошной адреналин!

Слот, Джокер и Харли Квин©

Отдохнув сутки после отравления лошадиной дозой коньяка, Джерри, не щадя себя, вновь подошёл к Шулейману.

- У тебя есть те таблетки?

- Какие таблетки? – уточнил Оскар.

- Наркотики.

- Нет. Я уже давно не беру.

- Купи, - утвердительно кивнул Джерри.

Шулейман вопросительно посмотрел на него, и Джерри пояснил:

- Я продолжаю попытки вызвать переключение. Помогай, если хочешь увидеть Тома. Ты точно лучше меня знаешь, где достать запрещённые препараты, и тебе будет проще их приобрести.

- Именно экстази хочешь? Почему не что-нибудь другое? – спросил Оскар.

- Потому что экстази уже и Том, и я твоими усилиями употребляли, и никакой зависимости оно не вызвало. Про другие препараты у меня нет такой уверенности.

Объяснение было достаточно полным и убедительным, чтобы больше вопросов Оскар не задавал. Контактов дилеров у него не осталось, потерялись при очередном переносе информации на новый телефон, но у него были друзья, которые продолжали периодически отрываться и не гнушались запрещёнными препаратами. Пара звонков, и у него был телефон лучшей в Ницце фирмы, если её можно так назвать, занимающейся поставкой наркотиков тем, у кого на них всегда есть деньги. Холёный курьер, ничего не боясь, знал же, к кому едет, приехал по адресу, позвонил в дверь и передал покупку лично в руки.

Зайдя в комнату, где сидел Джерри, Шулейман протянул ему на ладони три таблетки голубого, жёлтого и розового цветов с разным вытесненным рисунком в виде букв и символов. Остальные, а заказал десяток штук, припрятал на будущее. Джерри посмотрел на его ладонь так, будто ему предлагали яд, который добровольно согласился испить. Отчасти так оно и было. Взяв первую, голубую, таблетку, Джерри положил её на язык и в тягучем молчании запил глотком воды, чувствуя, как кругляш ползёт по пищеводу вниз, чтобы упасть в желудок и начать воздействовать на мозг.

- Три не много? – спросил он, сделав перерыв перед второй таблеткой.

- Стандартная доза, это не самые мощные.

Джерри кивнул и взял с ладони Шулеймана вторую таблетку, сразу забрал и третью, чтобы не брать каждую с его руки. Оскар наблюдал за тем, как наркотик исчезает у него во рту, как он пьёт воду. В воздухе отчего-то ощущалось напряжение. Да, Джерри необъяснимо было страшно добровольно глотать сильный психотроп, как будто на самом деле яд принимал, но ни за что не скажет об этом и вида не подавал, разве что не претворялся, что настроение у него весёлое и лёгкое. Самоубийство альтер-личности, картина маслом. Сколько ещё раз он должен будет уничтожить себя, чтобы Том жил?

Последняя таблетка скатилась в желудок. Джерри поставил пустой стакан на столик и испытал шок от запоздавшей мысли: в прошлый раз «волшебные таблетки» так его возбудили, что он уподобился мартовской кошке и кончил под Шулейманом просто от случайного трения. Как мог не подумать об этом раньше? Но теперь уже поздно что-то менять, не бежать же к унитазу, чтобы скорее выгнать из себя не успевший всосаться в кровь наркотик и просить Шулеймана купить что-то другое, тем более что на самом деле не знает, чем употребление другого вещества может обернуться. Видимо, снова придётся уединиться в ванной и не жалеть руки своей.

Джерри обратился к доку:

- Надеюсь, это не та модификация, которая «для любви»?

- Все экстази среди прочего могут вызывать сексуальное желание, - экспертно ответил Оскар.

- Могут? – зацепившись за допускающую форму, уточнил Джерри.

- Да. Но я не встречал человека, у которого бы не вызвали.

- Мило, - сказал Джерри.

Поджал губы, кривя уголки рта, и отвернул голову, сплёл руки на груди. Рано обрадовался. Пока он ничего – вообще ничего необычного не чувствовал, но заранее беспокоился о том, что будет потом, зная, что действие наркотика – лишь вопрос времени. Джерри скосил глаза к Шулейману:

- Давай договоримся на берегу, что ты – не воспользуешься моим состоянием.

- У меня складывается такое впечатление, что у тебя очень болит. Не в первый раз ты «беспокоишься» о том, что я на тебя посягну.

- Я не хочу, чтобы у меня наутро болело, потому и беспокоюсь, - ответил Джерри с холодной язвительностью. - Тебя я слишком хорошо знаю, чтобы об этом не думать.

- Да ну? – Шулейман вероломно медленно подался вперёд, и Джерри едва не отклонился, вовремя одёрнул себя и запретил давать слабину. – Когда-то я уже обещал, что не трону тебя, даже если будешь умолять об этом, обещаю ещё раз. - Оскар выдержал паузу и соблазнительно ухмыльнулся, показывая влажно блестящие идеальные зубы. – Но я с удовольствием посмотрю, как ты будешь изнемогать.

Вещество уже начало действовать? Определённо, придётся сегодня натереть мозоли на правой ладони. Джерри прикусил изнутри губу, болью отгоняя начавшее прорезаться слишком быстро желание, толкающее тупо залипать. Сел ровно, устремил взгляд в чёрный экран выключенного телевизора, без звуков которого находиться с Шулейманом в гостиной было так непривычно. Может, экстази и возбуждает, но самовнушение никто не отменял. Разум и воля у него сильные, сможет убедить себя, что такого эффекта таблетки на него не оказывают.

- Включишь телевизор? – спросил Джерри, начиная игру для самого себя «я в норме».

- Порно? – также ведя свою игру, осведомился в ответ Шулейман.

- Ты решил вообще никогда не взрослеть? – Джерри наградил его снисходительным взглядом.

- Я о тебе думаю. Хотя при удачном стечении обстоятельств ты не только желание поймаешь, но и соответствующие галлюцинации.

- Что? – напрягшись, выдохнул Джерри. – От экстази бывают галлюцинации?

- От большинства наркотических веществ бывают.

- Почему ты не сказал об этом раньше? – с наездом спросил Джерри.

Шулейман пожал плечами:

- Ты не спрашивал.

Бесит, бесит, бесит. Что ж, сам виноват, что попал. Во-первых, заблаговременно не изучил информацию. Во-вторых – связался с Шулейманом, чего делать ни при каких условиях нельзя. Вот только всё настоящее подло и было тем самым исключительным условием, при котором надо и даже приходится иметь дело с этим невыносимым человеком, у которого жизненное кредо – всё делать от противного.

- Если я начну видеть что-то, что покажется мне странным, я скажу об этом, и ты объяснишь мне, что этого на самом деле нет, хорошо? – спросил-потребовал Джерри.

- Если ты поймаешь глюки, тебя никто не убедит, что они нереальны.

Джерри вновь поджал скривлённые губы, разживаясь желанием треснуть дока чем-нибудь тяжёлым. Это карма, что ли? Том видел его, а теперь он будет видеть дракона? Джерри не хотел галлюцинаций, разумно опасался их, потому что они – потеря связи с подлинной реальностью, потеря контроля.

- Ты ведь остановишь меня, если я попытаюсь выйти в окно? – спросил Джерри, совсем не будучи уверен, что док не будет сидеть и ржать, а потом плакать.

- Ты параноик, ты в курсе? – с тихой усмешкой произнёс в ответ Шулейман.

- У меня нет другого выбора.

- Хорошо, остановлю, - через паузу наконец дал слово Оскар. – Кошки всегда приземляются на лапы, а про крыс таких данных нет.

Джерри хмыкнул «идиот», но не озвучил этого и отвернулся. Некоторое время Оскар раздумывал, говорить кое-что или нет, и всё-таки добавил:

- От экстази редко бывают галлюцинации.

- Спасибо, - сказал Джерри, потому что его уточнение успокоило тем, что беда не наверняка случится.

Теперь надо себя не накручивать, а то не только до переключения дострессует. Плюс самовнушение – по-прежнему никто не отменял, если думать о неком симптоме, он с большой долей вероятности у тебя проявится. Глубоко вдохнув и выдохнув, Джерри взял пульт и включил телевизор.

- Всё-таки порно? – невинно осведомился, подковырнул Шулейман.

- Я тебя сейчас ударю пультом между глаз, - не взглянув на него, предупредил в ответ Джерри и подпёр рукой с пультом подбородок.

- Как-то неправильно на тебя экстази действует, - заметил Оскар, - оно должно вызывать чувство любви ко всему миру, а не ненависти.

- Я люблю мир. Ненавижу я только тебя.

Задавшись целью держать в голове, что ему будет всего лишь очень весело, без нежелательных эффектов, Джерри сосредоточился на фильме, ожидая повышения настроения в контролируемом приходе.

Сработало самовнушение, дважды сработало. Через час его не посетил огнедышащий дракон, но стало неимоверно жарко, душно. Не один раз Джерри оттягивал ворот футболки, давая больше воздуха алчущей, задыхающейся коже. Шулейман видел его движения боковым зрением, но молчал, а Джерри проделывал действия неосознанно, проводил зубами по нижней губе, заставляя плоть алеть. Протяжно выдохнув, Джерри откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Внутри бушевали там-тамы. В голове почему-то стоял образ золотого дракона.

Случайно коснувшись пальцами бёдер, Джерри не сумел сдержаться и разорвать контакт. Не сознавая, что творит, повёл пальцами вверх, ладонями по бокам, груди, шее, плавной дугой выгнув спину. Щёлкнул всё контролирующий разум, включился, Джерри мысленно отругал себя за дурное поведение и открыл глаза. Но сердце пульсировало так, что вот-вот выжжет топкой, толкало грудь выше, выше. Электрические огоньки лампочек подмигивали, намекали на освобождение и заодно с ними телевизор нашёптывал между лучами вспышек голубого света: «Дай себе волю, разрушь границы».

Джерри потёр ладонью лицо. Потом закинул ногу на ногу, от этого простого, несексуального движения в паху заныло. Джерри стиснул зубы, собирая в кулак подводящий разум и волю. У экстази множество эффектов, но почему-то на них оно действуют в первую очередь как сильнейший сексуальный возбудитель. И у него так было, и даже Тома «волшебные таблетки» много лет назад подвигли захотеть того-не-знаю-чего и не побояться расстаться с одеждой и раздвинуть ноги. Видимо, это такая особенность организма – реагировать на входящие в состав вещества именно таким образом. Джерри прикусил щёку, требуя от себя контроля над навязанными дурманом желаниями. Язык ощутил металлический привкус крови, боль нитями развилась от миниатюрной ранки, но не отрезвила.

- Ванная свободна, - любезно подсказал Шулейман.

Взмахнув ресницами, как полными стрел веерами, Джерри бросил на него испепеляющий взгляд. Но Оскар понимал, что этим вечером он в любом случае победитель, потому что на его стороне наркотик. Ухмыльнувшись, он протянул к Джерри руки:

- Пообнимаемся?

Джерри шарахнулся от него в угол дивана, зашипел ожесточённой кошкой:

- Не смей ко мне прикасаться.

- Как ты сейчас похож на Тома, - заметил Шулейман, пребывая в крайнем, растущем довольстве от ситуации. – Иди сюда.

- Если ты меня тронешь…

- Закричишь? – додумал за Джерри Оскар, осклабился. – О да, ты закричишь. Хотя нет, ты кончаешь куда более сдержанно, чем Том.

Джерри скрипнул зубами, смял желание с отмаха врезать кулаком в лицо, чтобы кровь брызнула из треснувшего носа. Золотой дракон требовал крови. Что за дракон?.. Джерри нахмурился, зажмурился, качнул головой, прогоняя чудь из головы.

- Дракон!

Громкий возглас Шулеймана заставил Джерри подскочить, распахнуть глаза, устремить взор туда, куда он указывал пальцем. Сообразив, что доктор-скотина попросту над ним издевается, неким образом угадав засевший в мыслях образ, Джерри не успел ударить по тормозам, всё-таки кинулся на него. Оскар легко отбил атаку, оттолкнул его на сиденье, как мелкую злобную зверушку. А после потянул к себе, усадил верхом, обхватил крепко, зная, что сейчас эта пытка будет хуже прочих.

- Ублюдок, - хриплым голосом выдохнул Джерри, сам удивляясь, что не потёрся позорно об него, как пёс о ногу хозяина.

- Наказать тебя, что ли, за то, что ругаешься? – обманчиво задумчиво проговорил Шулейман, проведя ладонями по его пояснице. – Накажу, - схватил за маленькую задницу, втиснув пахом в себя.

От вспыхнувших, требующих большего искр Джерри на секунду зажмурился, отклонился назад, ударил кулаком в ключицу: встреча костей с костью обоим принесла боль. Слез с Шулеймана, отсел в противоположный угол, снова закинул ногу на ногу.

- Надо чаще кормить тебя таблетками, так на тебя хотя бы управа есть – одно прикосновение, и ты убегаешь, как ужаленный, - высказался Оскар.

- Ну да, подсади Тома на наркотики ради того, чтобы тебе жилось легче, это очень в твоём стиле.

- Так у вас же зависимость не передаётся. Так что если я подсажу, то только тебя.

- Видимо, я о тебе слишком хорошо думаю, но мне хочется верить, что ты шутишь.

Шулейман не ответил, сейчас гораздо интереснее было действовать. Как ему нравилось это… До азартного, нетерпеливого покалывания в кончиках пальцах нравилось. Но торопиться не следует, такой деликатес надо смаковать, а ждать он умел.

Снова Джерри увяз, постарался увязнуть в сюжете довольно динамичного кинофильма, слушал диалоги главных героев, пары(?) из молодых парня и девушки, и задавался вопросом: этот фильм о любви или всё-таки экшен? Пропустил этот момент, а происходящее на экране бодро вихляло то в одну, то в другую сторону, запутывая зрителя всё больше. Выждав время, Оскар подсел к нему, положил руку на колено, погладил, повёл выше. В который раз Джерри стиснул челюсти, скрипнул зубами – от чрезмерной нагрузки уже начали ныть не только челюстные мышцы, но и зубы.

- А кто тут такой напряжённый? – издевался Шулейман, прохаживаясь пальцами по телу Джерри. – Почему не смотришь на меня?

В другой ситуации Джерри ответил бы: «Действительно, почему? Посмотрю на тебя, и всё желание спадёт». Но сейчас это было бы голом в свои ворота, потому что одурманенному телу было глубоко всё равно, Шулейман перед ним, не Шулейман, всё равно даже, что у него рот не закрывается, рот заткнуть можно весьма приятным способом.

Золотой дракон. Золотой дракон…

Джерри зажмурился, чуть мотнул головой, стараясь, чтобы это движение не было слишком уж говорящим. Нет, он не видел мифическую тварь, но дракон снова засел в голове и ничуть не отвлекал от другой проблемы. Мозг ломался о крылатый блистательный образ, а тело желало, чтобы гуляющая по телу рука скорее оказалась в штанах.

- Сделать тебе массаж? – предложил Шулейман, сжав его ключицу.

- Да, - необдуманно согласился Джерри и тут же восклицательно опротестовал собственный ответ: - Нет!

Руку Оскар не убрал, провёл ладонью по шее Джерри сзади, ставя дыбом волоски. Прихватил кожу на загривке, сжал, воздействуя на глубокие точки. Джерри прикрыл глаза. Приятно же… Сука.

- Я тебя сейчас укушу, - сказал Джерри, вернув себе способность мыслить и противиться наглым действиям дока.

- И грозишься ты как Том, - не испугавшись, заключил Шулейман.

- Я делал так задолго до того, как Том впервые пригрозил тебе укусом, - ответил Джерри обычным тоном, в то время как тело млело от не прекратившегося массажа.

- До того, как это стало мейнстримом? – спародировал Оскар давно гуляющее по просторам всемирной сети выражение.

- Да. Кот может кусать сколько угодно раз, этим никого не испугаешь, а крыса кусает лишь однажды – потом укушенный умирает от болезни.

- Я до сих пор жив.

- Продолжай доставать меня, и посмотрим.

Шулейман скинул верхнюю ногу Джерри с нижней, тем самым немного раздвинув их, снова примостил ладонь на бедро, обжигая через ткань. Глядя в телевизор, не произнеся ни слова, Джерри взял его ладонь и положил себе на пах. Он тоже умеет играть нечестно и лезть на рожон. И – если уж мучиться, то с удовольствием.

- Нет, - усмехнулся Оскар, поведя головой. – Я тебя только трогаю, ничего больше.

- Вот и потрогай не впустую, ничего большего я не предлагаю, - язвительно сказал Джерри, сохраняя видимую собранность, несмотря на чужую руку у себя между ног, обладателя которой ничего не смущало и не побуждало убрать конечность.

- Тебе сейчас и «впустую» будет достаточно, - не менее колко ответил Шулейман и провёл по его груди, намеренно задевая затвердевший сосок.

Джерри отсел от него на подлокотник дивана, поскольку сиденье закончилось, вновь перекрестил руки, ноги.

- Как очаровательно: ты от меня убегаешь, - проговорил Оскар, подсаживаясь ближе.

Балансируя на краю подлокотника, Джерри ему ответил:

- Это стандартная модель отношений для нас, так всегда было: я пытаюсь держаться от тебя подальше, а ты меня преследуешь.

Шулейман подсел ещё ближе, и Джерри встал, обошёл диван и занял противоположный угол, который прежде занимал док. Кошки-мышки. Воодушевлённый исполняющимся желанием всласть поиздеваться, Оскар достал из кармана мобильник:

- Потанцуем?

Экстази не зря считается клубным наркотиком, мало кто под ним может не пуститься в пляс при наличии ритмичной музыки. Прежде чем Джерри успел сказать: «Не смей», из динамиков полился новомодный ремикс, сотрясающий танцполы всей Европы. Джерри стоически держался, игнорировал и зажигательную музыку, и сволочь, в чьих руках она играла. А Шулейман возомнил себе диджеем и переключал треки, подбирая всё более горячие композиции. Помимо воли нога всё-таки начала притопывать в ритме музыки, Джерри положил ладонь на колено, прижал, останавливая непослушную конечность.

- Пойдём на танцпол, - встав, Оскар подал Джерри руку.

Непроизвольно вжавшись спиной в спинку дивана, потому что держаться становилась всё сложнее и сложнее, Джерри скользнул по доку режущим взглядом. Выхватил злополучный телефон из его руки и бросился прочь из комнаты. Шулейман не догнал, но, спрятав телефон и вернувшись в гостиную, Джерри обнаружил, что музыка снова играет.

- В телевизоре тоже есть музыкальные каналы, - поведал Шулейман. – Пульт я уже спрятал.

В конечном итоге битву с зажигающим кровь ритмом Джерри проиграл. Никогда он не танцевал и очень, очень, очень не хотел танцевать при таких обстоятельствах, но с клубом в крови не поспоришь. Хорошо хоть, что телефона при Шулеймане нет и танцы останутся только в памяти.

А это оказалось даже весело, только пот по вискам и от сердцебиения вибрирует грудина и пылает кожа. Упав на диван после пляса, Джерри отдался золотому дракону, принял предложение забыть обо всём и быть свободным. Поставив локоть на спинку дивана, он блестящим, замутнённым взглядом томно смотрел на Шулеймана из-под опущенных наполовину ресниц.

- Знаешь, чего я всегда хотел? – проговорил Джерри. – Покурить марихуану. Купи.

Оскар усмехнулся и сказал:

- Если ты сейчас ещё и дурь покуришь, у тебя мозг превратится в кисель.

- Тем лучше. Чтобы наверняка произошло переключение. Мы убьём разом двух драконов. Двух… дятлов?

Джерри замолчал и нахмурился. Какие к чёрту дятлы?! Зайцы же! Или кролики? Выражение озадаченной сосредоточенной мыслительной деятельности на лице Джерри стало ещё ярче.

- Двух зайцев, - подсказал Шулейман.

- Я знаю, - включился Джерри. – Каждый может оговориться. Так что, купишь? Исполни моё желание, и я дам тебе то, чего хочешь ты, - улыбнулся он искушающе.

- Хоть я получу бо́льшую выгоду, но твоё предложение всё равно почему-то пугает меня, джин.

Оскар позвонил тому же дилеру, что и днём, полагая, что у них в ассортименте должна быть и такая несерьёзная вещь для простолюдинов как трава, ведь желание клиента – закон. Не взял один из двух оставшихся косяков, которых заказал три, эффект от курения марихуаны ему не нравился, считал её лёгкой блажью. Но закинул в рот одну из припасённых таблеток, запил коньяком. От одной ему ничего не будет, только расслабится немного. Комнату наполнял сладкий запах травы. Из разомкнутых губ вырывался плотный дым дурмана, и они алели кровью от жара. Джерри чувствовал себя прекрасно.

Косяк подходил к концу, исчезая в лёгких, остатки тлели в длинных расслабленных пальцах. Закинув голову на спинку дивана, Джерри улыбался в потолок. Оскар смотрел на него и не видел разницы, и в который раз упирался в вопрос, где же всё-таки проходит грань меж ними. Но отличие, которым Том и Джерри непримиримо различались, было – в степени свободы. В этой блаженной улыбке в потолок заключалась такая степень свободы, которую Тому никогда не получит, ни в объединении, ни вне его. Том тоже мог делать всякое, следуя своим желаниям и порывам, но он – всегда оглядывался, всегда оглядывался - на него. Оскар хорошо помнил, как это бывало. Том, например, мог точно так же блаженно, совершенно счастливо улыбаться, но осекался и настороженно смотрел на него, будто пёс на хозяина в ожидании одобрения или порицания. Джерри не оглядывался ни на кого, для него имели значение только собственное мнение и благополучие.

Сделав последнюю затяжку, Джерри задержал дым в лёгких и выдохнул из глубин души, затушил окурок. В углу полчаса как материализовался золотой дракон, метра полтора в холке, довольно миниатюрный, он вертикально висел в воздухе. Джерри подошёл к чуди, погладил по длинной шее. Тело зверя ощущалось нагретым металлом. Настоящее золото.

- Я знаю, что его нет, - улыбнулся Джерри, обернувшись к Шулейману.

- Ты что, что-то видишь? – удивился тот.

- Да. Я знаю, что его нет, - повторил Джерри.

Могут ли у альтер-личности быть галлюцинации? Наука не задавалась этим вопросом, но по умолчанию считается, что нет, ведь альтер-личность сама – есть расстройство психики. Но у него есть. Он совсем как настоящий. Он настоящий…

Джерри провёл пальцами по морде крылатого зверя – у него будто не было зубов, или он не скалился, не открывал свои бритвы, чтобы не пустить кровь. Весь он был будто выплавленный из благородного чистого металла, но тёплый, живой, с пульсирующим сердцем и дыханием в клетке рёбер. Рождённый из золота. Оскар наблюдал за этой картиной без тревоги, скорее со снисхождением и потягивал коньяк.

И взгляд живой, глубокий, мудрый. Они похожи, оба блистательные существа, которым нет места в реальном мире. Невесомо Джерри провёл ладонью по усу, неведомой силой плывущему в воздухе, и покинул зверя. Вернулся на диван к Шулейману, выкурил обычную сигарету, добавив к сладости ментола, и взял с чёрного блюдечка второй косяк. Гулять так гулять.

Никогда Джерри не позволял себе делать нечто опасное, уйти в отрыв, но сейчас – границ нет, барьеры в пыль! Пускай всего на один вечер. Это потрясающие ощущения, ощущение себя на сто процентов человеком, человеком, вольным делать всё, что заблагорассудится. Глотать колёса, танцевать, как будто никто не видит, курить сладкую дурь, от которой ни одной мысли в голове. Настолько свободным он не был никогда, свободным от оглядки на Тома и на то, кто он есть, без обдумывания, что тот или иной шаг принесёт, без щита между собой и тем, кто рядом. На парящего в углу дракона Джерри внимания больше не обращал.

Оставалось ещё кое-что, чего хотел. Бросив чуть-чуть недокуренный косяк на тарелочку, Джерри повернул голову к Шулейману, оседлал его и поцеловал так однозначно и тягуче, что мог бы вытянуть душу. Оскар его не остановил, потерял свет в голове и в сердце, Джерри его высосал; поддался тёмному низменному желанию «здесь и сейчас», от которого Том отучил, сам того не ведая, но не удержал.

Поутру оба испытывали чувство, что сделали что-то совершенно неправильное. Оскару не требовалось ничего спрашивать, одного взгляда хватило, чтобы понять, что с ним по-прежнему не Том. На полу валялся использованный презерватив. Зависшее между парнями молчание было непривычным. Джерри помнил вчерашний вечер яркими, полными урывками, но прекрасно помнил, что был сверху не в плане роли - и было очень хорошо.

Джерри первым встал с кровати и начал одеваться.

- Между нами ничего не было, - сказал, перечёркивая правду.

К его удивлению Шулейман не спорил и не дерзил:

- Согласен.

***

В клубах сигаретного дыма Шулейман думал о том, что было прошедшей ночью, что изменил, по-настоящему, без возможности сказать «это не считается» изменил Тому. Казалось бы, с чего тут беспокоиться: с Джерри он не единожды занимался сексом в прошлом, тело у них с Томом одно, и Том больше не воспринимает свою альтер-личность как врага и чуждую по отношению к себе сущность, сам говорил: «Он – это я, я – это он». Но… Но… Но… Сотня грёбанных «но»! С гадливым чувством, что предал, ничего не мог поделать. Запутался. Запутывался.

Часами ранее, покидая постель, переступил через презерватив на полу, использование которого по своей сути было абсурдным [тело одно!], разве что тем можно оправдать использование защиты, что никто не готовился, но побудило предохраняться их едва ли это. Оскар не мог сказать, кто из них предложил защищённый секс – кажется, всё-таки он, а Джерри всецело поддержал его намерение надеть резинку, и отчего-то был уверен, что, не прояви он эту инициативу, Джерри бы потребовал от него натянуть презерватив и на прямой контакт не согласился. Для Джерри это был будто случайный секс. Для него тоже. Страшнее всего то, что вчера в гостиной Оскар не думал о Томе, не подменял его Джерри, не сдался альтер-личности, между которой и Томом нет существенной разницы, а пошёл на поводу развратного желания отдельного человека, что точь-в-точь как Том, но с другими глазами. Он захотел этого человека и не вспомнил о том, что где-то там внутри есть Том.

Для Джерри это был случайный секс. Потому и чувствовал с утра напряжение и неловкость. Не планировал спать с Шулейманом – планировал ни при каких условиях этого не делать, но вчера обстоятельства сложились таким образом, что собственное намерение утратило актуальность. Что ж, не в первый раз – во всех смыслах не в первый. Инициатором выступал он, удовольствие получил, пора и честь знать. Приняв душ, смыв с себя засохшие, липкие остатки смазки, Джерри как всегда высоко поднял голову и пошёл дальше, не оглядываясь на спорный эпизод.

Два дня Джерри ничего не предпринимал, давая организму прийти в себя после наркотического отрыва, чего по ощущениям не требовалось, но перестраховаться не было лишним, чтобы не обзавестись проблемами со здоровьем. Убедившись, что переключение не случится, никаких подвижек не было, Джерри придумал следующий шаг – удар по себе, более серьёзный.

- Прежде чем я скажу, что от тебя требуется, ответь на один вопрос, - говорил Джерри. – Каким местом ты думал, когда применял к Тому электрошокер, зная, что именно таким способом в центре вызвали переключение?

- В центре была другая сила тока, - развёл Шулейман кистями рук, не видя в припомненных Джерри событиях оснований для претензии.

Джерри выгнул бровь:

- Думаешь, что меня поджаривали, как на электрическом стуле? – спросил и сложил руки на груди, сверху глядя на сидящего дока.

- Мне определённо нравится так думать, - «доброжелательно» ухмыльнулся Оскар. - Дождись ты меня, я бы именно так с тобой и поступал.

Джерри едко усмехнулся:

- Дождись я тебя, ты бы потерпел полное фиаско со своим единственным пациентом.

- Тебя бы я не выписал, - тем же ответил Оскар.

- Ты слишком хотел скорее вернуться к своей безоблачной жизни мажора-тунеядца, чтобы думать, насколько плох твой поступок, - с удовольствием парировал Джерри. – В принципе, как и было в реальности.

- О нет, с тобой я бы повёл себя иначе… Я бы потратил время. – Шулейман облокотился на стол и подпёр кулаком челюсть. – Интересно, что было бы, застань я тебя тогда?

- Ты уверен, что всё-таки любишь Тома, а не меня?

- Уверен, - не поведясь на подколку, ответил Оскар и, как велось у них, кольнул в ответ: - Тебя бы я не стал брать с собой.

- И тем самым бросил бы Тома, - сказал Джерри, одерживая разгромную победу в обсуждении текущей темы, потому что вопрос о любви был задан таким образом, что выигрышного ответа на него не существовало.

Шулейман сощурился - вот зараза колючая. Но с ответом он не растерялся:

- В то время до Тома мне дела не было. Я бы многое потерял, разойдись наши пути после выписки, но не узнал бы об этом, - развёл руками Оскар без тени огорчения представлением своей жизни без Тома.

- Тебя ни на какие размышления не наталкивает, что тебе на Тома было глубоко плевать, и обращался с ним ты как с животным, а потом вдруг провалился с головой в любовь?

- А ты считаешь, что любовь бывает исключительно с первого взгляда? – бросил ответный вопрос Шулейман. – В таком случае ты не такой умный, каким кажешься.

- Я ничего не считаю. Я спрашиваю. Ответишь?

- Ты меня задолбал. Устраивает ответ?

- Вполне. Следующий вопрос – ты ответишь на мой изначальный вопрос?

- На него я уже ответил. А если жаждешь конкретики – головой думал.

- Головой думал и додумался… - покивал Джерри, пристально посмотрел на дока. – То есть тебя ничего не смущает?

- Я уже сказал – в центре была большая сила тока, другой тип воздействия. К Тому я локально применял минимум, от которого ничего случиться не могло. Не пытайся вменить мне в вину, что электрошоком я спровоцировал раскол. Эта гипотеза несостоятельна как минимум по причине отдалённости во времени, - Оскар сложил руки на груди и покачал головой.

- Я вменяю тебе в вину, что ты дебил, - ответил Джерри хлёстко. Закатил глаза и покачал головой. – И зачем я доверил тебе Тома?..

- Не много ли ты на себя берёшь? Доверил… - пренебрежительно, насмешливо фыркнул Шулейман.

Джерри предпочёл не отвечать, подавил изгиб губ в торжествующей, злодейской ухмылке. Пока не знал, как устроит это, но был уверен, что при необходимости сумеет развестись с Шулейманом и увести от него Тома. Но Шулейману незачем об этом знать, незачем давать ему повод и возможность усиливать оборону, эффект неожиданности в любой схватке играет на руку.

- Так как внятного ответа я от тебя добиться не могу, поскольку его, по-видимому, не существует, перейдём к делу, - сказал Джерри. – Не хочется мне подключать к операции тебя, но в одиночку справиться мне будет сложно.

С последним словом он достал откуда-то из-за спины электрошокер и положил на стол перед Шулейманом, и тот задумался, где Джерри его прятал. Но через секунду, с узнаванием аппарата, голову занял другой вопрос, и Оскар поднял к Джерри непонимающий взгляд:

- Откуда он у тебя?

- Нашёл.

- Ты что, рылся в моих вещах? – Шулейман требовательно, зло сощурился.

- Да, - не таясь и не стесняясь, издеваясь тем самым, ответил Джерри. – Надо было кое-что найти, заодно отыскал шокер.

- Какого чёрта ты рылся в моих вещах?!

Оскар и сам не понимал, чего в нём сейчас больше: растерянности от небывалого эпизода, или негодования от того, что кто-то нагло попрал его личные границы, чего никто и никогда себе не позволял, это полнейший нонсенс!

- Такого, что я не Том, я на команду «Нельзя» не реагирую, как собака, - сказал Джерри.

- Я никогда не запрещал Тому заглядывать в мои вещи…

- Но он слишком уважает твои личные границы, чтобы их нарушать. Вспомни: хоть раз Том брал что-то твоё без спроса?

Шулейман задумался. Был эпизод с ноутбуком, который Том, перевозбудившись от игривого настроя, выхватил из его рук и едва не угрохал об пол, но после того случая – не было ни одного раза. Это как-то… неправильно? Они же пара – супружеская пара! У них всё должно быть общее. Понятное дело, что в некоторые вещи Тому нос не стоит сунуть ради его же блага, но всем остальным он может, он должен пользоваться. А Том этого не делает, если хочет что-то взять или сделать, он всегда спрашивает: «Можно?». Таким тоном спрашивает, будто он в этой квартире по-прежнему никто. Оскар задумчиво почесал нос.

По выражению лица рассудив, что мысли дока текут в верном направлении, Джерри произнёс:

- Не находишь, что это несправедливо: Том твои границы уважает как нечто священное, а ты его границы ни во что не ставишь и вовсе не признаёшь?

Поскольку ответ для него был неудобным, Шулейман освободил себя от необходимости отвечать. Взял шокер и шарахнул током в воздух в сторону крысы. Джерри шарахнулся от стола, трескучий звук электричества напугал и подстегнул сердце набрать обороты.

- Шулейман, какой же ты дебил.

- Надеюсь, твоё дело заключается в том, чтобы я бил тебя током? – поинтересовался Оскар, покачав шокером в воздухе.

Медля с ответом позволительные мгновения, Джерри ещё раз задумался о целесообразности своей просьбы, которую пока не озвучил и мог дать задний ход. Аргументы, изначально склонившие в сторону принятия неприятного решения вновь обратиться к Шулейману, оставались актуальными. Во-первых, не факт, что сможет ударить себя током больше одного раза. Во-вторых, такие процедуры следует проводить под контролем – а Шулейман лучше, чем никого.

- Да, - ответил Джерри. – Не хочется делать тебе такой подарок, но надо.

Шулейман расплылся в широкой ухмылке.

- Прекрасный подарок, - сказал он, ничуть не скрывая своего довольства. – Один из лучших, что я получал.

- Свечение поумерь, - осадил его наглую рожу Джерри. – Надо выбрать силу тока: минимум, который ты использовал с Томом, ничего не даст, а от максимальной мощности я буду биться в конвульсиях.

- Как заманчиво…

- Только попробуй, Шулейман, только попробуй, - предупредил Джерри.

- Почему только попробуй? – Оскар подкинул шокер на ладони и воззрился на собеседника. – Для дела же, для блага Тома.

- Я сейчас передумаю, и ты лишишься даже того удовольствия, которое можешь получить. На среднюю мощность поставь, - велел Джерри.

Шулейман не стал делать назло, потому что при использовании максимальной мощности тока присутствовала определённая доля риска для жизни и здоровья, выставил шестой режим мощности, которых всего было одиннадцать. Джерри взял от стола стул, поставил на свободном пространстве и сел, положив ладони на колени. Оборачиваться не хотелось, не хотелось знать, в которую секунду ток вгрызётся в тело. Хотелось слабовольно сказать: «Нет, я передумал» и отказаться от этой пугающей затеи, заставляющей жёстко напрягаться и едва не дрожать в ожидании боли. Дёргался бы, если бы не заставлял себя сидеть ровно. Да, он боялся, страдал от выработанного страха перед электрошоком, часть которого в своё время проявлял и Том. Любой бы обзавёлся страхом, кто прошёл через принудительную терапию электрошоком, а в Джерри страх усиливала ещё и его роль – роль Защитника, который должен избегать всего, что может спровоцировать переключение в неподходящий момент.

Джерри сглотнул, услышав приближающиеся шаги, вдавил подушечки белеющих пальцев в ткань штанов.

- Предупреждай, когда будешь бить, - сказал он.

Проще не знать, в который миг настигнет боль, но не мог отказаться от контроля.

- Куда бить? – прозвучал сверху голос Шулеймана.

- Не в голову. В остальном даю тебе волю решать.

- Разве не логично бить в голову, если надо вызвать изменения в ней? – не согласился Оскар. – В центре так и делали, - блеснул он неожиданными познаниями.

- В центре было специальное оборудование, - Джерри обернулся к нему, - а если ты ударишь меня шокером в голову, я или в эпилептическом припадке свалюсь, или ещё как-нибудь мозг закоротит, не факт, что без пролонгированных изменений в его работе.

- Подумаешь. Разок побьёшься в припадке и, глядишь, расстройство само исправится.

- Ты мне будешь помогать или нет? – Джерри вновь оглянулся, недовольно поджав губы.

- Буду-буду. В такой помощи я не могу тебе отказать, - ухмыльнулся Оскар, удобнее укладывая шокер в руке.

Первый разряд тока вонзился в спину на уровне правой почки. Джерри наклонился вперёд, скрипнул стиснутыми зубами, непроизвольно проронив через них тихий, короткий скулёж. Больно. Больно, больно, больно! Твою мать, как удержаться и заставить себя высидеть ещё не один удар?! Дёрнулась нога, и Джерри придавил ступню к полу.

Без предупреждения, не выждав и минуту, Шулейман ударил во второй раз. Джерри свалился со стула, обе ноги задёргались.

- Ты, блять, дебил?! – разъярённой фурией подскочив на ноги, Джерри от души вмазал Шулейману по лицу.

- За что драться-то?! – в ответ взревел тот, прикрывая ладонями побежавшие капли крови.

- За то, что без предупреждения бьёшь!

Где-то в квартире зажималась Жазель и старалась не слушать ругань хозяев дома, но непроизвольно прислушивалась к повышенным тонам. Что с ними происходит? За всё время, что Том жил здесь, ни разу она не слышала громкой ссоры, а в последние недели битьё посуды, ор, драки…

Оторвав несколько бумажных полотенец, Шулейман зажал разбитый нос и в приказном тоне указал на стул:

- Сядь.

Джерри повиновался – только потому, что сам видел необходимость продолжить.

- Сколько разрядов за сеанс было в центре? – спросил Оскар.

- Я не считал. Сеансы длились примерно десять минут.

Пять ударов. Джерри выдержал пять ударов, сжимая холодеющие пальцы в кулаки, смаргивая невольные слёзы, которых, на его радость, не мог увидеть док, и шипя сквозь зубы маты. Сердце ни разу не кольнуло, только споткнулась не знающая усталости мышца один раз. Если откинуть боль и с каждым разом растущую ненависть к электричеству, никаких эффектов от применения шокера не наблюдалось, никаких подвижек в груди и в голове.

За спиной Джерри Оскар самовольно перевёл мощность шокера на позицию выше и воткнул аппарат парню в шею. Джерри упал на пол, судорогой перевернулся на спину. Глаза застыли в закаченном состоянии, жутко белея белками, на разомкнутых губах блестели мелкие пузырьки вспенившейся слюны. Грудь замерла.

- Эй? – испугавшись, позвал Оскар. – Эй, ты меня слышишь?

Опустившись на колени, он коснулся щеки Джерри, шикнул, потому что бледная кожа ударила током. Выругавшись, Шулейман подсунул пальцы под нос Джерри и, не поймав ветерок дыхания, игнорируя уколы электричества, взял его за подбородок и припал к губам, вдыхая в уста воздух, после чего начал хлопать по щекам, постепенно розовеющим от его стараний.

Джерри моргнул и открыл глаза, сфокусировал мутный взор на лице Шулеймана и бесцветным тоном вымолвил:

- Я тебя убью.

- Шокер всё ещё у меня, - для усмирения напомнил Оскар, похвастав аппаратом.

Быстро оклемавшийся Джерри ловким ударом ноги выбил у него шокер, подхватил и вскинулся на ноги. Переключив на максимальный режим, выставил оружие перед собой.

- Сейчас ты будешь протирать собой пол, - сообщил пугающе, не сводя с дока жёсткого, неумолимого взгляда маньяка-убийцы.

Получить разряд и биться в конвульсиях Оскару совсем не улыбалось. Подняв руки, он отступил назад, без шутовства воззвал к разуму разъярённой крысы:

- Эй, положи шокер.

Джерри остался глух и угрожающе наступал, припирая врага к стенке. Рука дёрнулась, выпустив шокер. Шулейман ринулся вперёд и ударом ноги отправил аппарат в дальний угол, хотя логичнее было бы завладеть оружием. Джерри это не остановило, он бросился в лобовую атаку и вцепился доку в грудки. Оскар пытался отшвыривать Джерри от себя, не давая развиться полноценной драке, но надолго его выдержки не хватило.

Сцепившись, закрутились по комнате, больно врезались в стол, снесли стул, что с треском рухнул на пол. Жазель слышала грохот и сдавленный мат, и ей было страшно. Парни тоже оказались на полу, катались ожесточенным клубком, сшибая всё на своём пути. По лицу не били, но бока друг другу намяли всласть, разве что зубами друг друга не рвали.

- Сука!..

- Тварь!..

Шулейман подмял Джерри под себя, придавил, прижал, сцепились яростными взглядами и горячим рваным дыханием. Сверху готовы были порвать друг друга в клочья, а снизу – вжимались вставшими членами.

- Слезь с меня, - потребовал Джерри, чувствуя, что они подошли к той тонкой грани, что отделяет страстную схватку от иной страсти.

И всё-таки ненависть - это страстное чувство, а борьба возбуждает не хуже первоклассных оральных ласк. Оскар встал. Вспомнились слова Джерри о том, что Том хотел подраться. С удовольствием бы поборолся с ним так! И наверняка их бой окончился бы без трусов прямо на полу. И почему Том не говорил о своём желании, не попытался спровоцировать борьбу? Даже обидно стало. Пусть ворчал и смеялся, но Оскару даже нравилось, когда Том проявлял активность и игривость. Надо будет исправить ситуацию и побороться, когда избавятся от третьего лишнего.

- Будем заканчивать? – спросил Оскар, дёрнув ноющим плечом, на котором была разорвана рубашка.

Джерри метнул в него ожесточённый взгляд, но прежде чем открыл рот и выплюнул пару ласковых слов, сообразил, что Шулейман говорит об электрошоковой терапии, а не нечаянном петтинге. Наверное. С этим человеком никогда нельзя быть уверенным, что он не пошлит.

Договорились они на десять ударов, из которых осуществили только шесть. Но, несмотря на разбитый нос, кратковременный обморок и драку, усмирились и вернулись к общему делу. И всё-таки у них получалось работать в команде. Чего нельзя сказать про Тома и Оскара – после острого момента у них получалось вернуться к теме в лучшем случае через несколько часов.

До темноты блуждающий в теле остаточный ток проявлял себя дёрганьем то ноги, то руки, то секундной судорогой в шее. Но не ёкнуло сердце, не было чувства грядущего «щелчка». Том как спал крепко, так и продолжал спать.

«Ты обиделся на то, что я переспал с Оскаром? – проговаривал внутренне Джерри, гладя себя по груди, где сердце. – Не хочешь возвращаться? Ты скажи только, я с удовольствием займу твоё место. Телу и мозгу без разницы, кто из нас будет жить. Я – это ты, ты – это я»…

Но я лучше.

Глава 10

Все девять песен… обернулся страстью

Страх… войной в небесах.

Вам неизвестно, сколько длится счастье

Знак… окольцованный прах…

Tracktor Bowling, Вас больше нет©

- Ты не представляешь, что мне снилось! – сев на постели, взахлёб рассказывал Том, размахивая руками. – Будто вновь произошёл раскол, случилось переключение на Джерри, и вы постоянно ругались, дрались даже и думали, как меня вернуть!

Аж подскакивал, как возбудило потрясающе реалистичное – и совершенно невозможное по своему сюжету сновидение, так хотелось поделиться с Оскаром, что сидел рядом, также только проснувшийся. Шулейман его воодушевления не разделял, но молчал. Не знал, как сказать, что сон был вовсе не сном. Том сам должен это понять. Наверное. А пока Оскар отметил про себя, что Том всё помнит. Это хорошо? Пожалуй. Гораздо лучше, чем когда он просто пропускал целые отрезки своей жизни, и то, что Том был при памяти, указывало на то, что устройство расстройства перестроилось.

- Представляешь? – повторил Том, лучезарно улыбаясь, и посмотрел на Оскара. – Не знаю, что бы со мной произошло, будь это правдой. Наверное, сошёл бы с ума. Забавно: сошёл с ума от того, что сошёл с ума, - посмеялся он. – Каламбур.

Том сделал паузу, чтобы справиться со смешками и тянущей щёки улыбкой, и вновь заговорил:

- Удивительно. Не знал, что бывают такие «долгие» сны, в которых умещается несколько недель. Если бы я не знал, что это невозможно, то подумал бы, что…

Осёкся на полуслове, запнулся, смолк, потому что взгляд наткнулся на пятно лимонного цвета. Хмуря брови в напряжённом недоумении, Том выбрался из-под одеяла и подошёл к стулу, снял со спинки яркие тренировочные штаны из лёгкой эластичной ткани. Таких у него нет, не купил бы их, в последний раз видел нечто похожее в гардеробе Джерри, что перешёл ему по наследству.

Бледные пальцы комкали тонкую ткань, взгляд растерянно скользил по лимонному полотну. Из глубины живота вверх полз болезненный ком, чтобы встать поперёк горла и закупорить дыхание. Том не верил своим глазам, не верил рукам и их тактильным ощущениям. В этих штанах Джерри занимался йогой в его сне. Именно в этих, без сомнений. Но как они материализовались в реальности? Может быть, он всё ещё спит? Том сжал между подушечками пальцев ткань – ощущения слишком реальны, чтобы быть нереальными.

Не выпуская штанов из рук, Том повернулся обратно к кровати, решительно подошёл и нажал на телефоне Оскара кнопку блокировки, чтобы увидеть дату. Конец августа. А последним днём, который прожил своим умом, было двадцать третье июля… Может быть, это шутка, прикол?!

- Это правда? – спросил Том, повернув телефон экраном к Оскару.

- Да, - подтвердил Шулейман. – Тебе не приснилось.

С тревогой он смотрел в любимое лицо, что вновь приобрело знакомые черты, в глаза, что смотрели не на него. Том смотрел на неумолимую сегодняшнюю дату. Он помнил, каково это – проснуться и понять, что пропустил намного больше часов одной ночи. Как всегда бывало в прошлом, он пропустил лето: половину провёл в клинике, половину в небытие.

Том зажал лимонной штаниной рот и опустился на край постели. Глаза наполнились слезами, но отчего-то не покраснели. Ментальная боль ощущалась физически, кислотой выжигала мечты и светлые ожидания, овладевала каждым нервным волокном в теле, на которое снова утратил эксклюзивные права.

Всё пошло прахом. Будущее и настоящее. Отныне настоящее пишется другими красками, а жизнь, которую считал своей, осталась во вчерашнем прошлом месячной давности.

По щеке скользнула одинокая слеза, блеснула падающей звёздой и исчезла где-то в складках ткани. Том не шевелился, не произносил ни звука. Походил на восковую куклу, выточенную в виде предельного тихого внутреннего надлома, что никогда не разразится душераздирающим криком, потому что её удел – всё существование проживать эти страшные, непосильно тяжёлые минуты. Это жестоко до невообразимости – вкусить свободную, полноценную, счастливую жизнь, прожить счастливо почти три года и в одночасье откатиться назад, туда, где свобода и счастье – были лишь несбыточной мечтой. Теперь по-настоящему несбыточной… Потому что, раз произошёл новый раскол, всё былое было бессмысленно, бессмысленно всё, что знал о своём расстройстве и во что верил.

Всё зря. Зря убил четверых человек – и потом ещё двоих. Сейчас Том не думал о том, что защищал и защищался, а видел только одну уродливую, страшную сторону своих действий – он просто убивал, безо всякой заумной и загадочной подоплёки. Быть может, никакого объединения и не было вовсе, просто он поверил в то, во что отчаянно хотел верить, во что ему позволила поверить собственная психика.

Том вдавил пальцы в щёки сильнее. Хотелось перестать быть. Просто перестать, чтобы не чувствовать этого больше, чтобы не понимать, что твоя жизнь, которую так любил, закончилась. Чем так, лучше бы никогда её не знать. Выражение муки так глубоко изломало лицо, что казалось, будто на коже навсегда останутся болезненные заломы. Оскар положил ладонь на его плечо:

- Том.

Вздрогнув, Том повернул к нему голову; широко раскрытые карие глаза обдали волной разъедающей соли, проникающей прямо в душу. Шулейман так хотел его обнять, стиснуть, прижать к себе, не отпускать, он так сильно соскучился. Но боялся дотронуться, потому что Том уже пошёл трещинами, на вид был хрупкий настолько, что рассыплется от одного прикосновения.

- Всё пошло прахом… - севшим голосом вымолвил Том, глядя взглядом помешавшегося от непреодолимой внутренней муки. – Всё пошло прахом… - он снова зажал ладонью и штанами рот.

- Согласен, хорошего мало. Но не впервой же, - позитивно ответил Шулейман и подсел к Тому, обнял за плечи.

Том вывернулся резко, словно родное прикосновение причинило боль, повернулся корпусом.

- Ты не понимаешь? – слова сочились болью и отчаянием. – Я болен. Снова. Возможно, я вовсе и не был никогда здоровым. Потому что… - наконец-то Том опустил лимонные штаны и с прерывистым вздохом закрыл ладонью глаза, не в силах объяснить то, что роилось в голове. – Потому что в этом нет смысла. Всё то, что я считал истиной, поставлено под сомнение. Я больше не знаю, во что верить. Всё было бессмысленно…

- Давай без трагизма, - сказал Шулейман. – Я тебя здоровым знал гораздо меньше, чем больным, так что катастрофа не столь велика.

- Оскар, ты не понимаешь? – повторил Том.

- Всё я понимаю. Я имел удовольствие плотно общаться с Джерри в твоё отсутствие.

Совесть кольнула за то, насколькостарался

- Ты не понимаешь… - покачал головой Том.

Поднявшись на ноги, он прошёл к стулу и повесил штаны обратно на спинку. Задержал взгляд на тыльной стороне левой ладони, где не рассосались до конца рубцы после собачьих клыков. Сам был одет в одни трусы, и впервые за долгое время хотелось прикрыться одеждой полностью, оградиться от взгляда Оскара, от тела. Но желание было не настолько сильным, чтобы перебить другую потребность. Порывисто открыв дверь, Том крикнул:

- Лис!

Пёс прибежал и сел у ног Тома, поскуливал от счастья и тоски, что вновь видит своего дорогого, незаменимого хозяина, который может опять исчезнуть. Том опустился на колени, обхватил морду Лиса ладонями, трепля висячие уши. Упёрся лбом в пушистый лоб и раскачивался вместе со счастливым и одновременно несчастным любимцем, роняя слёзы. Тоже улыбался и одновременно рассыпался на куски от боли.

- Мой малыш… Прости меня…

Его боль была осязаема, Оскар её ощущал по воздуху. Но оковы предательства не позволяли подойти и заключить в объятия со спины, сказать, что не отпустит и придумает, как разобраться с проблемой. С кровати Оскар смотрел на худую фигуру с хрупкими ангельскими крыльями лопаток, с которой его разделяла невидимая стена, стеклянная, но крепкая очень.

В открытую дверь проскользнул Космос и, прежде чем успел разобраться, ожесточённо рыкнул на Тома и цапнул за руку, тотчас отскочив в сторону. Физическая боль добила, прорвала платину, и Том, от неожиданности упав на попу, расплакался, по-детски хныкал, поджав к груди пораненную, снова левую руку. Лис прикрыл его, ощерился, рыча и скаля зубы на брата, обидевшего его двуногое божество. От этой неправильной, враждебной картины Том разрыдался с удвоенной силой. Всё сыпалось прахом, утекало сквозь пальцы, не удержать. Его идеальный, счастливый, безмерно дорогой сердцу мир рушился, острые камни-валуны погребали под собой, ломая кости.

С опозданием Шулейман подлетел к ним и, зычно, зло скомандовав: «Фу!», дёрнул за ошейник своего пса, который и сам уже понял, что сделал что-то не то и прижал уши, издав виноватый звук. Прикрикнул на вторую собаку, чтобы не разводили тут собачьи бои, и Лис также послушно сел и посмотрел на хозяина.

- Ты в порядке? Покажи руку, - сказал Оскар Тому, протянув раскрытую ладонь. – Надо обработать укус.

Быстро сходив за всем необходимым из аптечки, Шулейман сел рядом с пострадавшим. Том уже взял себя в руки, перестал рыдать в голос и три ручья, хотя щёки сверкали от слёз. Не дав личному доктору руку, он отрицательно покачал головой:

- Не надо, я сам обработаю, - сказал и здоровой правой рукой потянулся за бутылочкой антисептика.

- Самому это делать неудобно, - не согласился Оскар.

- Я справлюсь. Пожалуйста, не настаивай, позволь мне сделать это самостоятельно, - попросил Том удивительно рассудительно для того, кто минуту назад был близок к истерике.

Не встретив более активного протеста, Том поднялся на ноги, забрав все медицинские предметы, и направился в ванную, чтобы не облить антисептиком пол. Покинул спальню – и самых любимых, кто составлял его маленький повседневный мирок. В коридоре, где Оскар не мог его увидеть, Том кулаком утирал с лица склизкую влагу и громко шмыгал носом. Старался втянуть в себя не столько сопли, сколько всё то, что убивало - что загнал глубоко, создавая иллюзию силы, поскольку в слабости ещё горше, у слабых нет права быть в одиночестве и думать.

Но Шулейман слышал горькие звуки, доносящиеся из коридора. Пошёл следом и встал на пороге ванной комнаты, привалившись к дверному косяку. Наблюдал за Томом, который полил обеззараживающим раствором ранки и пытался перебинтовать одну руку другой, что сложно сделать ловко. После нескольких неудач Оскар подошёл к нему:

- Давай помогу.

В этот раз Том дал руку, при этом уронив взгляд в пол, и не поднял глаза, даже когда Оскар закончил. Избежав смотреть на Оскара, Том перевёл взгляд к душевой кабине:

- Я хочу принять душ.

- Принимай, - ответил Шулейман, намекая, что уходить не собирается.

- Оскар, пожалуйста, дай мне хотя бы в душе побыть в одиночестве, - сказал Том и посмотрел на супруга прямо, давая понять, что не убегает от него, что было совершенной неправдой. – Я не собираюсь вешаться на шланге от душевой лейки или совершать какую-нибудь другую глупость. Я просто хочу принять душ. Это ведь хорошо, что я хочу помыться? – спросил с намёком и завуалированным нажимом.

Нечестный приём. Но Том чувствовал, что рассыплется, если продолжит разговор. Завершить его надо было до того момента, когда лишится сил на связную речь и начнёт трястись.

Безусловно, хорошо. Это значит, что Том не откатился во времена юности, что в свою очередь позитивный знак. Рассудив, что Том держится молодцом – насколько это возможно в текущей ситуации и с его неустойчивой нервной системой, Оскар удовлетворил его просьбу и закрыл дверь ванной комнаты с обратной стороны.

Не сняв единственную деталь одежды, Том шагнул в сухую, спящую душевую кабину, не притворив за собой дверцу. Упёрся расставленными, согнутыми в локтях руками в стеклянную стенку и опустил голову, ощущая, как сжимаются и перекатываются под кожей напряжённые до предела мышцы спины и плеч, как выворачиваются суставы. Кричал, душой кричал до разорванных голосовых связок, сам себя не слыша, не чувствуя почти, как расползается на куски нематериальное в груди, цепенея в этих сжатых пружиной секундах. Если расслабится, выстрелит пружина, острый конец железки пробьёт голову насквозь.

Том отнял руку от стекла, стиснул в кулак, желая ударить, но разжал пальцы, прихлопнул на стенку растопыренную лучами пятерню. Того и гляди начнут рваться сухожилия, натянутые мышцы звенели. Хотелось ударить головой в стенку со всей дури и повторять, пока не услышит треск. Но не будет делать глупости. Потому что это бессмысленно. Его не убил подвал, нож в сердце, смертельное переохлаждение, простреленные внутренности с критической кровопотерей. Живёт ли ныне кто-то столь же бессмертный, как он?

Со вздохом закрыв глаза, Том упёрся лбом в стекло. Тяжёлое, прерывистое дыхание рикошетило от глухих стен, не прерываемое ничем, ни одна капля не падала со смесителя. Истерика внутри, без единой слезинки, без крика, который мог бы позвать на помощь. Потому что так надо. Оскар не должен слышать, Оскар не должен знать. Эти минуты одиночества необходимы были Тому, пускай, закричав, мог временно облегчить свою муку. Ему не нужно временно. Согнул немеющие пальцы, скребя отросшими ногтями по стеклу. А ногти знакомой квадратной формы – без лака, без геля для прочности. Но хищная форма начала захватывать с кончиков пальцев…

Бросив на пол трусы и оставив открытой дверцу кабины, Том включил воду. Горячий поток ошпарил плечо, хлестанул пощёчиной по левой щеке. Том не шагнул в сторону, не переключил температуру, наслаждался этой недо-болью, вдумывался в неё, существующую лишь на поверхности кожи, в то время как под ней бушевали вихри, разверзались и бурлили болота, безжалостные ледяные ветры срывали с мест основы, выдирали стальные сваи, утягивая всё глубже в темноту. Кислород закончится. Он как Дороти, домик которой торнадо унёс в тартарары. Только ему не вернуться домой – в себя-нормального не вернёшься, не сохранишься в состоянии месячной давности. Том выплюнул просочившуюся в рот воду и взял с полки гель для душа и мочалку – редко мочалкой пользовался, а сейчас захотелось, хотелось пробыть в душе, в этой полной пара глухой одиночной камере, с поводом как можно дольше. Скользнул взглядом по полкам, на них стояло всё то же самое: его немногочисленные и не слишком изысканные ванные принадлежности, ванные принадлежности Оскара. Надолго ли?

Вытирая полотенцем мокрое тело, Том думал о своей нервной детской привычке прикусывать большой палец. С тоской вспоминал, потому что тот, у кого во рту соска, всегда спокоен – он младенец. Но не тянуло засунуть палец в рот и сгрызть ноготь, давно перерос эту привычку, не заметив, как она осталась в прошлом вместе с манерой постоянно дуть губы.

После душа Том не пошёл завтракать, хотя испытывал чувство голода – голова была сильнее телесных потребностей. Не пошёл к Оскару, избегал его. А Шулейман малодушно позволил ему одиночество, потому что невыносимо было быть вместе и не мочь быть близко, ближе из-за стены, существующей лишь в его собственной голове. Чего он только ни творил на протяжении жизни и никогда – никогда! – не испытывал угрызений совести и тем более чувства вины, чего ж сейчас изнемогает и тонет?! Это доказывало, насколько Том для него важен, но легче от этого понимания не становилось.

Бред. Какой же бред. Почему он сейчас здесь, в гостиной, а не с Томом? И не потому, что Том может/должен справиться сам, и он так и запланировал! Почему не может выбросить поселившуюся в сердце крысу-вину? Почему в свойственной себе манере просто не скажет: «Я сделал это», как утверждал, что поступит, и не продолжит жить дальше? Почему не покажет, не показал Тому, как неимоверно счастлив его возвращению?

Через два часа Шулейману позвонили из охраны и сообщили, что Том находится в аэропорту. Не должны были они уведомлять о перемещениях Тома, но Вайлдлес вновь посчитал нужным превысить должностные обязанности. Плюясь отборным матом, Оскар командовал: «Остановите его немедленно!».

- Как мы его остановим? – вопросил Вайлдлес. – Том на последней зоне контроля, мы не можем туда пройти.

- Придумайте что-нибудь! Скажи, что он собирается угнать самолёт! Я потом разберусь!

Том едва не улетел в Норвегию. Хотел отправиться в Россию или Украину, поскольку понравились эти страны во время путешествия, и казалось, что в них, практически в другом мире, проще затеряться. Но вылета ни туда, ни туда сегодня вовсе не было, а ближайший рейс направлялся в Скандинавию. Потому – Ставангер, а оттуда можно улететь за пределы ЕС, где легче потеряться и где руки Шулеймана будут не столь длинны и развязаны. Как умирающее животное, Том всегда уходил, сталкиваясь с непреодолимой ситуацией.

Вот и отступила и вина, и прочие нехарактерные для него чувства, их подавило жгучее, мечущее молнии задетое желание во что бы то ни стало держать Тома при себе. Оскар ждал беглеца, которого доставили домой под конвоем, у порога. Отпустил охрану.

- И что это было? – чернее тучи, обещающей разразится гневом небесным, спросил Шулейман.

- Я хотел избежать этого разговора, - опустив голову, признался в слабости Том.

Держа руку рукой, он стоял у порога. За спиной – дверь, впереди – Оскар. Собрав измученную волю в кулак, скрепя сердце, Том прошёл вперёд и, сняв с безымянного пальца кольца, положил их на столик для ключей и прочей мелочи.

- Оскар, я хочу развестись.

- Что?! – воскликнул в ответ Шулейман с удивлённым грубым пренебрежением, отказом верить.

Слова Тома уязвили, взбеленили, распотрошили лютый эгоизм и собственническое отношение, врубив защиту на полную мощность. Только это спасло от паралича, к которому должно было привести то, что Том ненамеренно повторил то, как уходила его мама: перед тем, как выйти из дома, Хелл также сняла и положила на столик у двери обручальное кольцо, которое ей более не было нужно.

- Оскар, я хочу развода, - твёрдо повторил Том.

- Что за ерунду ты говоришь?!

- Это не ерунда, - отвечал Том, проглотив горечь от того, что Оскар так реагирует, ранит пренебрежением. – Оскар, я хочу развестись. Я принял решение.

- С чего вдруг? – Шулейман сощурился, сплёл руки на груди и шагнул ближе, напирая.

- Я болен. У нас не будет нормальной жизни.

- У тебя уши заложило? Я тебе уже говорил – твоя болезнь для меня – вообще не в новинку, - едва не по слогам проговорил Оскар, бесясь от того, что Том вбил себе в голову очередную дурь.

Хорошо хоть, что дурь легко исправимая. Так ему показалось на тот момент.

- Раньше моя болезнь ничего не значила для тебя, но обстоятельства изменились, - покачал головой Том и пронзительно посмотрел на самого дорогого человека, от которого добровольно отказывался. – Мы взрослые. Ты занимаешь высокое место человека, которому не престало иметь душевнобольного партнёра, но даже не это столь важно. Ты хочешь детей, нормальную семью, тебе нужен наследник, но как это возможно со мной? Я – болен. В любой момент я могу переключиться…

- С Джерри можно договориться, он вполне адекватный, глубоко сомневаюсь, что он причинит вред нашим детям, - перебив, парировал Шулейман. – И притворяется тобой он отлично, так что проблем из-за переключения не возникнет.

- Будешь рассказывать младенцу, что его «второй папа» психически больной с расстройством личности и пусть он не пугается, если появится «дядя Джерри»? Или будешь скрывать, а Джерри пусть играет? – Тому тяжело было говорить, но он заставлял себя, это то малое, что он мог сделать сейчас, раз уж сразу не нашёл в себе сил и трусливо убежал. – Дети всё чувствуют, только понять не могут. Такая смена личностей будет пагубно влиять на психику. Хочешь, чтобы твой сын с малых лет получил психические проблемы?

- Не буду заводить детей, - отмахнулся Оскар. – Дела передать можно и не своему родному ребёнку. У тебя большая семья, назначу ребёнка кого-нибудь из твоих сестёр наследником. А, нет… - нахмурился он. - Оили не подходит в этом плане, она уже продемонстрировала свою неразборчивость в связях. Но есть ещё Минтту, она девочка умная, папе моему нравится, а он в таких вещах не ошибается.

- Оскар, ты не должен отказываться от жизни, которую выбрал для себя, которая тебе необходима, - каждое слово – спица в сердце. – Я люблю тебя. Дороже тебя у меня нет человека, и именно поэтому я ухожу. Я не хочу, чтобы из-за меня ты страдал. Прости. Ты найдёшь кого-то лучше меня, ты сам говорил, что лучше меня много, и будешь счастлив, а я… Мне хватит того, что было.

Решив окончить этот сложный, болезненный диалог, на поводу которого не собирался идти, Шулейман сказал:

- Иди в спальню.

- Нет, - не слушая расползающееся на кровавые ошмётки сердце, твёрдо отказал Том. – Я соберу вещи, если ты не будешь пытаться меня удержать, но я не останусь. Я всё решил.

- Решил он, - фыркнул Оскар. – А меня ты спросить не забыл? Я – против. Ты как всегда надумал себе трагедию на пустом месте. Ты не из-за расстройства больной, а из-за таких вот дурных идей. Всё, разговор окончен, пойдём.

Шулейман протянул к Тому руку, чтобы взять за локоть и повести в комнату, но Том сделал шаг назад:

- Нет, - повторил он твёрдо. – Я принял решение, и ты не заставишь меня передумать.

- Твоё расстройство – излечимо. В прошлый раз ты достиг объединения, достигнешь ещё раз.

- Оскар, ты не понимаешь, что, возможно, не было никакого прошлого раза? Если бы всё было так, как я думал, как рассказывал тебе, то я не раскололся бы снова. А значит, не будет никакого объединения наверняка. Нет никаких гарантий. В моей болезни нет того большого смысла, в который я верил. Я просто больной, как все те люди, у которых тоже стоит диагноз диссоциативное расстройство идентичности, при котором, как ты сам говорил, никогда нельзя быть уверенным, что выздоровел.

Шулейман сделал шаг вперёд и раскрыл объятия:

- Иди сюда.

Но Том сделал шаг назад. Не отшатнулся, что не значило бы ничего, а осознанно отдалился, надрывая нить, что по случайности связала их много лет назад. От этого момента, от скреплённой уверенности в глазах Тома, побеждающей всё то, что привык в них видеть, у Оскара опускались руки. Но он не позволил рукам опуститься не в буквальном смысле и сказал:

- Ты не в себе. Хочешь, стой у порога, но лучше иди в нормальную комнату, потому что из квартиры я тебя всё равно не выпущу.

- Ты не можешь удерживать меня силой.

- Могу, - серьёзно кивнул Шулейман и вновь сложил руки на груди. – Завтра ты сам поймёшь, что говорил нелепицу, с тобой так постоянно происходит.

- Оскар, - также серьёзно воззвал к нему Том. – Я не буду с тобой жить. Я прошу развода.

- А я его тебе не дам, - просто и непреклонно сказал Шулейман, давая понять, что не желает даже обсуждать данный вопрос.

- Ты не можешь удержать меня силой, - повторился Том. – Я ухожу от тебя.

- Максимум куда ты уходишь – это в спальню, или в гостиную, на кухню, в пределах квартиры в выборе я тебя не ограничиваю.

- Оскар, это глупо. Если я решил, то всё равно…

- Я никуда тебя не отпущу и развод тебе не дам, - закончил за Тома Оскар. – Ещё чего!

Уверенность в глазах Тома пошатнулась, крылья носа тревожно затрепетали. Он хотел избежать этого разговора, хотел провести его с минимальной болью (если предельная боль, когда по живому вырываешь из себя кусок, может быть минимальной), но Оскар всё усложнял. Он должен был быть сильным и разрубить всё, закончить, но приходилось преодолевать не только себя, незримо истекающего кровью от вершащейся потери, но и сопротивление другого человека.

- Оскар, отпусти меня, не держи, - попросил Том. – Я не хочу, чтобы ты страдал, чтобы ломал свою жизнь из-за меня – со мной. Мне жаль, мне неимоверно жаль, последние годы были счастливейшими в моей жизни, но я ничего не могу с этим поделать, я могу только исправить то, что ещё не случилось. Оскар, я не хочу снова бояться – за тебя, за детей. Не хочу однажды понять, что испортил жизнь своих самых дорогих людей.

- Ты можешь повторить прошение отпустить тебя миллион раз, но это ничего не изменит.

- Оскар, я требую развода, - вернулся к твёрдости Том.

- Ещё раз – нет.

Том прошёл мимо Оскара в спальню, притащил чемодан. Шулейман последовал за ним, подле порога прислонился к стене, наблюдая за тем, как Том снимает с вешалок одежду и в меру аккуратно складывает в чемодан.

- Если тебя этот процесс успокаивает, то продолжай, но в принципе твои действия не имеют смысла. Ты никуда не пойдёшь.

Захлопнув крышку полупустого чемодана, Том разогнулся и повернулся к Оскару:

- Оскар, как ты не можешь понять?! Почему ты никогда меня не слушаешь?! – выговорил с нотками отчаяния. – Я не хочу продолжать с тобой жить. Наше «долго и счастливо» закончилось, больше не будет. Я и так виноват в этом, я не хочу оказаться виноватым ещё в чём-то, когда ты разочаруешься во мне и будешь думать, как от меня избавиться корректно, потому что всё это – не романтическая история, это – жизнь с психически больным человеком. Я. Не. Хочу.

Шулейман подошёл к нему, взял за плечи. Том дёрнулся, но хват был слишком крепким, чтобы смог вырваться. Оскар толчком потянул его к себе и заключил в объятия. Ожидал, что Том подёргается и затихнет, успокоится, сам прильнёт к нему, как это всегда случалось. Том бился в его руках мотыльком, раз за разом в попытках высвободиться врезался в тело. И Шулейман поддался желанию и припал к губам Тома поцелуем, обхватив его лицо ладонями. Потому что такой тёплый, такой нужный, такой желанный – и пахнет снова собой.

Том укусил, вмиг пробив зубами плоть в нескольких местах, и благодаря этому наконец-то вырвался. Оскар влепил ему пощёчину. Осознанно, а не в ответ на причинённую боль. Вопреки его ожиданиям Том не вызверился и не кинулся на него мстить, не утихомирился. Будто разом его покинули все силы и ноги подогнулись, Том сокрушённо опустился на край кровати, зажимая рукой побитую щёку.

- Оскар, я требую развода… - севшим голосом проговорил Том, не поднимая взгляда к парню.

- Нет.

- Оскар, отпусти меня.

- Нет.

- Отпусти меня.

- Нет.

- Отпусти меня…

Шулейман перестал отвечать, а Том вжимал дрожащие пальцы в скулу и всё повторял, как заведенный:

- Отпусти меня, отпусти меня, отпусти меня…

Голос треснул, подскочил, скатываясь в истеричный крик. Весь он скатывался в истерику, требуя всё громче:

- Отпусти меня. Отпусти меня! Отпусти меня!..

Оскар присел перед ним на корточки, пытался поймать взгляд и взывал:

- Успокойся. Эй, ты слышишь меня?..

Том не отвечал. Озаботившись его несколько невменяемым состоянием, Шулейман сел рядом, обнял, прижав к себе боком, продолжал попытки дозваться:

- Ты меня слышишь? Успокойся. Послушай меня!..

Том не слушал.

- Отпусти меня! – кричал надрывно, зажмурив глаза, сгибаясь вперёд. – Отпусти меня! Отпусти!..

Гром всё-таки грянул. Перегруженная событиями и переживаниями ужасного дня психика не выдержала, сбросила лишнюю энергию в настоящую истерику. Через полчаса безуспешных попыток поняв, что одними лишь словами Тома не успокоить, объятиями не удержать разваливающегося человека, Шулейман, чертыхаясь и одновременно продолжая разговаривать с Томом, не отпуская его, вытянул из кармана мобильник. Позвонил в клинику и вызвал доктора с одним препаратом из списка, который намертво въелся в мозг ещё в студенческие годы.

В дверь позвонили. Оставлять Тома в таком состоянии даже на минуту было опасно, потому Оскар взвалил его на себя и понёс к двери. Там же, едва не на прихожем коврике, собственноручно вколол дозу успокоительного и потащил стремительно слабеющего и успокаивающегося буйного обратно. К моменту, когда оказался на кровати, Том практически затих, а ещё через две минуты заснул. Оскар сел рядом и положил ладонь на бедро уложенного на бок парня. Сердце сжималось от того, что вот он, рядом, но уже не здесь.

Оскар пересел на другую сторону, чтобы Том был к нему лицом, погладил по волосам, по тёплой щеке.

- Я переспал с тобой без твоего участия, - признался, перебирая каштановые прядки. – Лучше бы ты не пытался убежать, а устроил мне скандал по данному поводу. Побил посуду, попытался ударить…

Замолчал, сжав губы, разглядывал умиротворённое действием мощного препарата лицо. Лицо любимого человека, который его всё равно не слышит.

Я скучаю.

Шулейман осторожно поднял Тома, усадил, положив спиной себе на грудь, повернул повисшую голову к себе лицом, на котором не дрогнул ни единый мускул, не дрогнули ресницы от того, что тревожил спящее тело. Словно спящая красавица в его руках Том сейчас был, ничто его не разбудит. Безвольная кукла с душой и теплом дыхания. Оскар прикоснулся к губам Тома невинным поцелуем. Будь больше похож с покойным бывшим другом, мог бы воспользоваться состоянием Тома в своих корыстных целях, но ему и неинтересно такое было, и это было бы слишком низко.

- Я скучаю

Оскар обнял Тома, держа поперёк груди, и прижался щекой к щеке. Не хотел отпускать его даже на постель.

Глава 11

Мой бой! Это мой бой!

Даже если моя песня спета.

Пускай, в этом мой кайф,

И моя боль - вся моя боль в этом!

Слот, Бой©

- Ты не мог успокоить Тома раньше, до того, как у него случиться нервный срыв? – ясно выразил Джерри недовольство поведением Шулеймана.

- Это не так-то просто. Сам знаешь.

- Знаю. Но мог бы хотя бы попытаться – поговорить с ним вместо того, чтобы бросать в одиночестве.

- Откуда мне было знать, что он попытается сбежать? – развёл руками Оскар.

- Оттуда, что это – Том. Он всегда так поступает. А раз ты не ожидал от него этого, вы определённо рано поженились. Не должны вступать в брак люди, столь плохо знающие друг друга.

Уязвлённый, раздражённый замечанием крысы, Шулейман сощурился, опроверг укор:

- Я прекрасно знаю Тома.

- Тогда почему не предусмотрел его побег? – резонно спросил Джерри.

- Я не подумал.

Сообразив, что сказал, Оскар нахмурился, а затем вновь прищурился. Уже не только Джерри пытается поставить его на место Тома – он сам разговаривает фразами Тома. Это «я не подумал» - ярчайший, дебильный пример.

- Я не подумал, что он так поступит, потому что ничего подобного давно не было. Том разительно изменился, - исправился Шулейман. – Кто мог предположить, что он вздумает от меня сбежать?

- Я бы предусмотрел такой вариант и не оставлял его одного, как минимум потому, что неизвестно, в каком состоянии Тома окажется после раскола и, следовательно, каких действий от него ожидать. Или ты убедился, что Том не откатился назад?

- Убедился, - кивнул Оскар.

- На основе чего ты сделал вывод?

Шулейман начал загибать пальцы:

- Том не забыл про личную гигиену и в первую очередь пошёл в душ, что в своём «старом варианте» делал в единичных случаях. Несмотря на внутренний разгром, Том разговаривал как взрослый…

«И к Тому не вернулось психогенное обжорство», - про себя добавил Джерри, с кивком приняв аргументы дока.

Ознаменовав временное перемирие, он занял стул напротив Шулеймана, положил руки на стол и сцепил пальцы в замок.

- Итак, что мы имеем? – произнёс Джерри.

- Это ты мне скажи. Ты должен был что-то понять, - всплеснул руками Оскар. – Я ведь правильно понял, почему ты так стремился вызвать переключение?

- Поразительно правильно, - кивнул Джерри, но этим его любезность и ограничилась. – Жаль, что ты забыл про свою миссию: ты должен был поговорить с Томом.

- Я поговорил – да только с Томом хрен конструктивно поговоришь, когда он что-то втемяшил себе в голову.

- Раньше тебя это не останавливало.

- Раньше я с Томом не церемонился. Окей, в следующий раз возьму его за горло и прижму к стенке, а если вздумает убегать, запру в комнате, - язвительно проговорил Оскар.

- Запри сразу в тёмной кладовке, чтобы Том точно никогда не оклемался, - также едко отозвался Джерри.

- Я не понял, ты добиваешься, чтобы я действовал жёстко или дипломатично?

- Я добиваюсь, чтобы ты хоть как-то действовал. Потому что вчера ты трусливо спрятал голову в песок и не вынул её, пока зад не подгорел. Кстати, поведаешь, в чём причина твоего избегания Тома? Может, у тебя был план, который не сработал?

На челюстях Шулеймана двинулись желваки, взгляд впивался в ненавистного противника. Не будет же он признаваться, что изнемогал от чувства вины за измену, потому был не с Томом и не мог, почему-то не мог вести себя как обычно. Или наоборот стоит признаться? Ведь в этом всегда была его сила – он бросал правду в лицо, не страшась последствий и не стыдясь уже свершённого.

Видимо, слишком долго думал. В глазах Джерри лукаво сверкнули бесы.

- Причина твоего смятения случайно не связана с тем, что мы переспали? – спрашивал, но голос говорил, что на озвученный вопрос он себе уже ответил.

Покинув стул, Джерри обошёл стол и сел на край перед Шулейманом, широко расставив колени, поставив ступни на его бёдра, точно самый изощрённый демон-искуситель.

- Хочешь повторить? – осведомился в ответ Оскар.

Джерри только уклончиво пожал одним плечом, склонив к нему голову.

- А знаешь, давай, - неожиданно согласился Оскар на не озвученное непристойное предложение. – Причина моего стресса в тебе, справедливо, чтобы снимал я его с тобой.

Джерри имел намерение развести заводящую игру в близко-далеко, по итогу которой скажет, что ни за что между ними ничего не будет и гордо удалится. Но Шулейман спутал карты. Поднявшись, Оскар рывком перевернул его и нагнул над столом, стукнув об столешницу, припечатав щекой к гладкому дереву. Джерри рыпнулся, но руки его оказались вывернутыми за спину до боли. Особые неудобства доставляла левая рука: давний перелом срастался в отвратительных условиях жизни бездомного и при некоторых нагрузках напоминал о себе болью, сейчас был как раз такой случай.

- Что ты задумал?! Больной ублюдок! – выплюнул Джерри, когда Шулейман стащил с него штаны с бельём.

В наказание за оскорбительный выкрик и для усмирения Оскар толкнул его голову лицом об стол, намеренно недостаточно сильно, чтобы разбить нос. Растолкал колени Джерри в стороны, насколько позволяли болтающиеся на них одежды, и принялся расстегивать свои штаны. Джерри слышал, как звякнула пряжка ремня; за осторожную по причине опаски за свои вывернутые конечности попытку освободиться его за затылок придавили к столу, до боли в затылочной части черепа и лицевых костях от избыточного давления.

Джерри затаил дыхание. Бороться он не мог – поломает себе руки, как минимум одну. Вперёд не рванёт – и так ребро стола врезалось в низ живота. Не получится подогнуть ноги и свалиться на пол, чем мог бы уйти от захвата, потому что центр тяжести у него всё-таки сверху, а верх надёжно лежит на столе, не соскользнёт без опоры. Почувствовав прижавшиеся к голым ягодицам бёдра, Джерри попытался расслабить мышцы, чтобы хотя бы повреждений избежать и снизить боль, которая без подготовки и насильно обещала быть сильной.

Джерри готовился к боли, готовился к тому, что твёрдая плоть начнёт продавливать, растягивать, проталкиваясь всё глубже в тело. Но неожиданно Шулейман не вставил ему, а наклонился к уху и прошептал:

- В следующий раз просто скажи, что хочешь. А я откажусь, - закончил он обычным тоном и, отпустив жертву не случившегося изнасилования, ушёл с кухни.

Тяжело дыша в полированную столешницу, Джерри приподнялся на локтях и обернулся к пустому дверному проёму. Сука. Сволочь. Скотина. Поверил ведь, что Шулейман изнасилует его. Рвано выдохнув, успокаивая раскаченные за зря нервы, Джерри выпрямился, подтянул штаны с трусами и занял освобождённый Шулейманом стул, закинув ногу на ногу.

От справедливой – и страшной – мести Шулеймана спасла рациональная, самая сильная и директивная часть Джерри, подсказав, что если он сделает ответный ход, то развернётся война, что будет длиться до бесконечности, потому что док тоже не отступит. Пришлось простить ему эту жёсткую, отвратительную шутку.

А Шулейман хорош. В кавычках. Бросил Тома в одиночестве наедине со своими мыслями, что громадная глупость и преступление, потому что никогда ещё Тома одинокие размышления над проблемой не доводили до добра. Не поговорил с Томом, хотя прямым текстом ему было сказано – вам надо поговорить. Шулейман мог многое проверить, но не выяснил ни-чер-та. Как минимум мог бы проверить, говорит ли Том всё ещё по-английски, что дало бы колоссальное знание о том, каков вид текущего раскола, а за знанием всегда следует понимание внутренних процессов. Но он не сделал ничего. Изображал страуса, потом мужа-тирана и в завершении недолгого дня вколол Тому убойную дозу успокоительного препарата, от которого тот в считанные минуты отъехал в царство Морфея, а после – просто отъехал, ушёл обратно в небытиё.

Всё, что выяснилось из возвращения Тома, стало известно не благодаря усилиям горе-дока (безусловно, он активно зарабатывал прозвище обратно). Но и имеющаяся информация на поверку была не так уж скудна и весьма интересна и важна. Первое – Том не откатился к состоянию до объединения. Второе – теперь Том также имеет доступ к памяти о том, что происходило без него. Интересно… Джерри сам не заметил, как в глубокой задумчивости начал грызть ноготь на большом пальце.

Второй пункт оставлял вопросы, поскольку не было понятно, будет ли Том каждый раз помнить всё, сможет ли он пользоваться «чужой» памятью, как это делает Джерри, или, если его перед пробуждением не посетит сновидение, в его памяти будет провал, как прежде? Джерри закрыл глаза, откинулся на спинку стула, прислушиваясь к себе – к Тому в себе, к самой психике, с которой всегда имел теснейший контакт.

Будет помнить. Губы Джерри тронула улыбка. Не смог бы объяснить, откуда взял знание, но так происходило со многими, многими фактами, которыми владел по умолчанию, получал их напрямую от психики.

«Мы снова друзья?»,

И ещё кое-что занимательное открыл вчерашний день. Том требовал развода. Конечно, это логично с учётом того, что он хотел покинуть жизнь Шулеймана во имя его же блага, он всё стройно объяснил, но – куда проще было бы просто разойтись, окончить отношения и совместную жизнь немедленно, без официоза. Это в духе Тома – срываться с места, в его духе было бы желать разойтись так, без аннулирования штампа о браке. Развод – непростое дело, а развод с Шулейманом – Джерри мог лишь представлять себе этот процесс, но наверняка он не был бы быстрым и лёгким во всех смыслах. Куда проще не настаивать на нём, по крайней мере сходу. Но Том требовал развода,

Совпадение?

Доказательство?

Всё может быть…

Может быть, Том бессознательно потребовал именно развода

И – Том снял кольца, что считал оковами. Джерри также не надел особенные украшения обратно, оставил их лежать где-то там, даже не видел их сегодня.

Также интересно было бы узнать, что было после того, как угнетённое действием медикамента сознание Тома отключилось. Отчего-то не верилось, что Шулейман просто положил его спать и оставил. Любопытство желало узнать, что он говорил, что делал, понимая, что Том не слышит, не чувствует. Но ответы на вопросы, к большому сожалению Джерри, спящий мозг не сохранил.

Похоже, он здесь, в жизни, задержится. А значит, можно не торопиться и наслаждаться представившейся возможностью, украшенной, как торт вишенкой, тем, чего никогда прежде у него не было – свободой. Стоит вынести своё существование за пределы квартиры, заняться собой и заодно сделать что-то полезное.

К удаче Джерри мобильник, которым ещё он пользовался, Том не выбросил, а лишь закинул в тумбочку перед побегом на парижское кладбище и больше о нём не вспоминал. Отыскав аппарат и зарядив его достаточно, чтобы он ожил, Джерри включил телефон и зашёл в список контактов. Сколько полезных номеров хранила электроника… Но сейчас его интересовал один конкретный контакт.

Нажав «вызов», Джерри приложил телефон к уху. Не было никакой уверенности, что абонент не сменил номер, потому оставалось только надеяться на удачный исход. В случае неудачи к Шулейману он обращаться не будет, чтобы найти необходимого человека, не хотел ввязывать его в свои личные дела, обойдётся без помощи и выберет другой вариант.

На звонок ответили, и Джерри поздоровался и представился:

- Привет, Криц. Это Джерри, Джерри Каулиц.

- Я узнал тебя. По какой причине звонишь?

- Не хотелось бы обсуждать это по телефону. Мы можем встретиться?..

Завершив разговор, Джерри спрятал телефон обратно в тумбочку и взял бирюзовый мобильник Тома, который следовало поменять, поскольку данная модель морально устарела – и куда Шулейман смотрит? Но это позже. А сейчас – самое время воплотить незатратную во всех смыслах идею, что завелась в голове ещё две недели назад.

Джерри дал Вайлдлесу поручение купить некоторые косметические продукты, подробно расписав, что именно ему требуется, и подкрепив текст скриншотами, так как не приходилось рассчитывать на то, что обычный мужчина, далёкий от бьюти-мира, понимает разницу между хайлайтером и иллюминайзером и сможет без подсказок подобрать правильный тон основы.

И в этот раз тоже хвостатая собачка послушалась беспрекословно. Жаль, нельзя выгнать четвероногих собак на улицу и заменить их Вайлдлесом, с двуногим «пёсиком» у Джерри куда приятнее складывались отношения. Забрав покупки, из которых можно было составить небольшую косметичку, Джерри взял из специально купленного под неё шкафчика корону, что покоилась в темнице на подушке, и ушёл в комнату, куда не захаживал Шулейман. Нанёс «голый» макияж, чтобы и без того совершенная кожа приобрела недосягаемо идеальный журнальный вид; из видимой косметики нанёс только два слоя туши на верхние ресницы, расчесал брови.

Закончив приготовления, Джерри царственным движением надел корону и оценил своё отражение в ясном, отражающем дневной свет зеркале. Ему, безусловно, к лицу. Настоящий король.

Дай ему волю, как мифический Нарцисс всю жизнь провёл бы пред зеркалом. Прервав самолюбование ради дела, Джерри включил фронтальную камеру на мобильнике и поднял его перед собой. Сделал броское селфи и опубликовал с вызывающей подписью: «Достойное украшение для короля». Это совсем не искусство, но подобные фотографии прекрасно справляются с задачей разжигания интереса, а брать в руки камеру и пытаться творить Джерри не желал; подобные фотографии вызывают зависть, что порождает ненависть, а она – лучше любви будет, поскольку не перегорает.

«Мне захотелось назвать тебя Джерри, так ты напомнил здесь себя прошлого», - среди прочих мелькнул улыбчивый комментарий от Карлоса.

«Я вернулся»,

Ещё немного последив за уведомлениями, сообщающими о реакции подписчиков и случайных людей на последнюю публикацию, Джерри отложил телефон, напоследок заглянул в зеркало и проследовал в гостиную. Вальяжно заняв собой всё свободное сиденье дивана, Джерри закинул ноги на Шулеймана.

- Ты чего корону напялил? Снимай, - неласково и требовательно сказал Оскар.

В ответ Джерри певуче произнёс:

- Бездомный маленький принц неожиданно стал настоящим королём.

- Корону сними, она не твоя, - проигнорировав высоту полёта его художественной мысли, повторил требование Шулейман, и дёрнулся, чтобы лично раскороновать гадину.

Джерри приструнил его, красиво упёршись подушечками пальцев ног в плечо, и как ни в чём не бывало сказал:

- Обсуди с Томом «Маленького принца».

Оскар вопросительно поднял брови: уж слишком резко Джерри перешёл от одной темы к другой, при этом оставаясь в рамках одних слов, что совершенно сбивало с точку.

- Что? – переспросил он.

- Обсуди с Томом «Маленького принца», - повторил Джерри и впрыснул в речь яда. – Его ты хотя бы читал.

- Я много чего читал, - не оскорбившись, не менее вредным тоном ответил Шулейман.

- Ого. Я поражён.

А это задело. Шулейман вновь дёрнулся, в этот раз чтобы откинуть от себя ногу не в меру наглого паршивца, скорее всего, с причинением боли. Но Джерри сильнее упёрся ступнёй в его плечо и затем погладил пальцами ноги по шее, как большого кота, полудикого зверя:

- Тише-тише.

- Ты охренел? – вопросил Оскар.

- Нет, - не признал вину Джерри и скользнул кончиком большого пальца ноги по щеке дока. – Я успокаиваю злого мальчика.

Шулейман всё же отшвырнул от себя его ногу, но не выкрутил тощую лодыжку, как подумывал сделать минуту назад. Вновь заняв расслабленную, горделивую позу, Джерри согнул правую ногу – а левая продолжала покоиться на бедре Шулеймана.

- Разговаривай с Томом, - будто не отходили от заведённой им темы, заговорил Джерри. – Обсуждай литературу, кино, произведения искусства, а не только вашу повседневность. Том хочет об этом говорить, обмениваться мнениями, но ему приходится реализовывать свою потребность с другими.

- Я не против, чтобы Том обсуждал всё это с Марселем, - усмехнулся Оскар, голосом демонстрируя пренебрежение к лучшему и единственному настоящему другу Тома.

- Не с Марселем, - немногословно ответил Джерри, разжигая в собеседнике интерес.

В глазах и мимике Шулеймана отразилось вопрошающее недоумение.

- А с кем? – спросил он. – Не с психом же ряженым.

- Помнишь, на одном из приёмов Том прибежал к тебе в испуге и сказал, что познакомился с мужчиной? До того, как Хай позвал его вместе сбежать, они обсуждали всевозможные произведения, и Том наслаждался общением с ним. Знаешь же, как говорят – если человек не получает чего-то дома, он найдёт это в другом месте. – Джерри выдержал короткую паузу и едко закончил: - Но ты ведь всё равно не изменишься, да? Тебе это просто не надо. Ты крайне приземлённый человек.

- Я не приземлённый, а прагматичный, - поправил его Оскар.

- Прагматичный – я. А ты приземлённый, даже примитивный, - ответил Джерри не зло, просто констатируя факты, что придавало словам больше веса, чем открытая вербальная агрессия.

- Ты – стерва с яйцами, - также парировал Шулейман, вернув оппоненту удар.

- Если обратиться к качествам, входящим в понятие «стерва», то оно описывает скорее Тома, - проявил эрудицию Джерри и предоставил качество взамен опровергнутого. - Я несколько циничен, есть такое.

- А ещё слишком умный, бесишь, - добавил от себя Оскар. – Уверен, тебя в школе били.

- Тебя тоже били, - напомнил Джерри.

Случайно ответил так, что его замечание можно было расценить как признание ума Шулеймана. Оскар остановился на этом угодном ему варианте и воздержался от ответа. Выждав достаточно, Джерри ткнул его пальцами ноги в плечо:

- Почему ты не заставлял Тома читать?

- Копыто убери, - оставив вопрос без внимания, сказал Оскар.

- Свои конечности ты волен называть как хочешь, а у меня – красивые ноги. Будь добр, называй вещи своими именами.

- Убери свою красивую ногу

- Сломаешь ногу Тому? - Джерри вздёрнул бровь и следом слегка кивнул. – Умно. Со сломанной ногой Том никуда от тебя не убежит. Хотя – ломай сразу обе, Том достаточно отчаянный, чтобы упрыгать от тебя на одной здоровой ноге. И ещё кое-что – ты в уши долбишься, что не слушаешь меня?

- Ты тоже не ответил на мой вопрос, следи в первую очередь за собой.

- Вопрос о короне, правильно я помню? – невозмутимо проговорил Джерри, дал ответ: - Она мне к лицу.

- Сними, - снова потребовал Шулейман, обжигая его тяжёлым, жёстким взглядом, к которому Джерри оставался равнодушен.

Его злило, задевало за душу то, что Джерри самовольно взял корону и красуется в ней. Присвой он себе что-нибудь другое хоть в сотню раз ценнее, Оскар бы не обратил внимания, но корона – его подарок Тому, пускай не значимый, сделанный от балды. Значительно позже покупки её наделило смыслом их общее с Томом решение оставить корону в качестве фамильной драгоценности и когда-нибудь передать своим детям, а Джерри как будто осквернил реликвию, богохульствовал, так воспринимала его действия ревностная душа.

Увернувшись от руки дока, потянувшейся отнять украшение, Джерри поднялся с дивана и отошёл на пару шагов, выполняя все движения с поистине королевской статью, не уронив ни достоинство, ни корону. Поправил корону, повернулся к Шулейману и как будто между прочим вбросил разрывную информацию:

- Том хочет, чтобы ты отымел его в горло.

Суровая сердитость смешалась на лице Оскара с недоумением, и он выговорил:

- Чего?

- Я более чем уверен, что ты меня услышал и понял.

- Ты взрываешь мне мозг, - покачал головой Шулейман и посмотрел на Джерри. – Не вмешивайся в наш секс.

- Я не вмешиваюсь, а раскрываю тебе потаённые желания Тома, о которых он по различным причинам не рассказывает, чтобы они перестали быть тайными и ты смог удивить и порадовать его пониманием. Только не переходи к агрессивному оральному сексу без предупреждения, это чревато испугом Тома, слезами и травмами горла.

- Давай прямо сейчас с тобой потренируемся, - сменив тактику, сказал Оскар, принижая Джерри до статуса шлюхи, с которой можно делать что угодно.

Джерри не принизился, ответил:

- Не получится. В рот я не беру.

- Значит, злостное изнасилование в горло не придётся разыгрывать, - блеснул зубами Шулейман в широкой ухмылке.

- Не забывай, что во рту есть такая полезная вещь, как зубы, а средняя сила сжатия челюстей составляет семьдесят килограмм.

- Раз минета не будет – изыди прочь, демон, - сказал Оскар, устав от этого разговора.

- Мой тебе совет – не называй других словами, которые применяешь или применял к Тому, он ревнует. Даже когда это слово «недоразумение».

- Пошёл вон. Так лучше?

- Лучше. – Джерри прошёл к выходу из комнаты, но обернулся у порога с деланным сожалением: - С Томом ты разговаривать не хочешь, со мной тоже. Шулейман, тебе только с проститутками встречаться, а не серьёзные отношения иметь.

- Это Том не хочет со мной разговаривать! – всплеснув руками, прикрикнул Оскар, поскольку слова Джерри напомнили о той неожиданной, неприятной правде, которую тот сам же поведал.

- Но ты не хочешь разговаривать со мной, - утвердил Джерри, интонацией тыкая дока мордой в грязь – в неправильность его поведения.

Изменив курс, он вернулся к дивану и, сняв корону, глядя Шулейману в глаза, положил украшение на сиденье:

- Возвращаю.

То, что не надел корону Шулейману на голову, показывало, что не считает его себе равным. Джерри и рад бы был не считать себя выше, но док с каждым днём разочаровывал его всё больше.

***

Криц прибыл в Ниццу, так как Джерри объяснил, что ему будет затруднительно выехать в другой город и тем более страну – ага, затруднительно будет уехать инкогнито, чтобы Шулейман не засунул нос не в своё дело раньше времени.

Приехав по адресу, Джерри переступил порог здания, где Криц назначил встречу, огляделся. Бывший, и, как Джерри рассчитывал, будущий тренер стоял подле правой стены, где свет двух потолочных ламп еле рассеивал сумрак, царящий в скупом на окна помещении. Видимо, первые встречи с этим человеком всегда должны проходить в своеобразных условиях. Держа крупные руки сложенными на груди, которую, в свою очередь, обтягивала простая чёрная футболка, подчёркивая внушающие страх объёмы мышцы, Криц, как и в прошлом, опустил лишние любезности в виде приветствия и произнёс:

- Не думал, что увижу тебя вновь. Ученики ко мне не возвращаются. Какое у тебя ко мне дело?

Сразу к делу. Джерри немного растерялся от необходимости сразу выкладывать суть, поскольку привык подступать к цели постепенно, сужающимися кругами, чтобы наверняка достигнуть её, но в Крице ему импонировала его предельная лаконичность. С этим человеком можно было играть только по его правилам, что заслуживало уважения и выделяло его среди прочих. Не только Шулейман любил эксклюзив – Джерри тоже, по крайней мере, когда он был по-настоящему ценным.

- Я хочу вновь тренироваться с тобой, - озвучил Джерри.

- Ты не завершил дело, к которому я тебя готовил? – спросил в ответ мужчина.

- Завершил. Но я снова нуждаюсь в боевых тренировках.

Несколько секунд Криц с расстояния смотрел на Джерри непроницаемым взглядом и односложно ответил:

- Нет.

- Что? – отказа Джерри не ожидал. – Почему нет? Ты больше не тренируешь?

- Я не тренирую тех, кого однажды уже подготовил. Для тебя я сделал всё, что мог. Как я понял, ты успешно справился с тем, к чему готовился. В дальнейшем в нашем сотрудничестве нет смысла.

Криц взял брошенный на пыльный стул рюкзак – здесь всё было в пыли – и повесил на плечо. Для него разговор был исчерпанным.

- Подожди, - Джерри преградил мужчине путь, что было довольно глупо и самонадеянно с учётом габаритов второго. – Я справился с тем, к чему ты меня готовил, но мне требуется возобновление тренировок.

- Найди себе другого тренера, в чём проблема?

- Я нуждаюсь в тебе, - глядя в глаза, увещевал Джерри, - потому что я не встречал тренера подобного тебе. Только ты подходишь мне идеально.

- Я не тренирую просто так, - сухо сказал Криц.

- Я и не предлагаю просто так, - заговорщически сверкнул глазами Джерри. – Я состою в браке с Оскаром Шулейманом. Знаешь, кто это?

- Слышал о нём, - кивнул мужчина.

- Он человек с практически неограниченными возможностями, к которым имею доступ и я. В обмен на твою помощь я могу многое тебе предложить. Всё, что угодно, кроме тайн бизнеса, разумеется.

Заманчивым предложением Криц не заинтересовался ничуть:

- Деньги меня не интересуют, - отвечал он. – А доступ ко всему, что мне необходимо, у меня и так есть.

- Подумай ещё раз, - не отступал Джерри. – Криц, не отказывайся.

Мужчина задумался, но отнюдь не об искушающих бонусах, что может получить, как подумал Джерри.

- Я готов снова взяться тебя тренировать, если ты ответишь мне на один вопрос, - выдвинул Криц неожиданное условие.

Джерри насторожился:

- Какой вопрос?

- Скажи, что готов ответить, и я его озвучу. Если нет, говорить нам больше не о чем.

Джерри замер в противоречивых раздумьях. С одной стороны, неизвестный вопрос по всем законам не мог быть простым и приятным. С другой, один ответ – ничтожная плата за желаемое. Криц смотрел на него не выжидающе, не внимательнее обычного – просто смотрел, казалось, эту скалу, закалённую боевыми действиями и прочим, о чём Джерри мог лишь догадываться, ничего не способно было вывести на эмоции.

- Я отвечу, - решился Джерри.

Криц заговорил:

- Несколько лет назад ты выступал фигурантом одного достаточно громкого дела о насильниках несовершеннолетних. Было такое?

У Джерри краска отошла от лица, поскольку меньше всего хотел говорить об этом событии, которое, как любое и преступление, могло всплыть в самый неподходящий момент и отравить жизнь. Но что-то подсказывало, что Криц спрашивал не потому, что не знал ответа.

- Было, - подтвердил Джерри, обратившись комком настороженности и готовности к неизвестно чему.

Но к тому, что заготовил для него Криц, он при всём желании не имел возможности подготовиться. Помыслить о таком не мог.

- Те мужчины – они и были делом, к которому я тебя готовил? – продолжал Криц.

Мысли Джерри заметались в панике между привычной, необходимой ложью и пониманием, что Криц и так всё понимает.

- Да, - вновь подтвердил Джерри, полагая, что его признание в преступлении ничего не изменит.

Криц не из тех, кто будет его сдавать, шантажировать, порицать – иначе бы не готовил к заведомо противозаконному делу, не задавая вопросов. Конечно, так думать опрометчиво про человека, которого знаешь поверхностно, но Джерри был склонен доверять своей интуиции, тем более что её поддерживали наблюдения.

- Они умерли не так, как говорилось в официальной версии, а от твоих рук?

- Почему ты спрашиваешь?

- Ты обещал ответить, - Криц не позволил Джерри уйти от ответа или выяснить больше до момента, когда ответ даст. Но ещё кое-какую информацию предоставил. – Меня интересует Бахир Аббас Юсуф Якуб.

Несколько секунд они боролись взглядами, и Джерри вынужден был сдаться, поскольку сдался ещё до того, как услышал первый вопрос, пойти на попятную сейчас означало бы дать слабину и отказаться от желания вернуть себе уникального тренера, готовящего к самой смерти.

- Он умер от моей руки, - сознался Джерри в том, о чём Криц и так наверняка знал, разве что не на сто процентов был уверен, поскольку нельзя быть уверенным в том, чего не видел своими глазами. – Все они. Я их застрелил – пустил по пуле в лоб.

Не расплетая сложенных на груди рук, Криц кивнул, принимая его показания, и через недолгую паузу задал очередной вопрос:

- Они на самом деле сделали с тобой то, о чём говорили?

- Никто не передаст того, что они со мной сделали, - небывало честно ответил Джерри.

- Похищение, подвал, множественное групповое изнасилование с извращениями, после чего они бросили тебя умирать, прикованным к батарее? – перечислил мужчина, желая услышать конкретный ответ.

- Всё верно. Они избивали меня, насиловали, душили, мочились в рот, когда я изнемогал от жажды, и бросили в подвале с крысами, где меня нашли только по счастливой случайности.

Криц снова кивнул, только кивнул. Подождав, чтобы он что-то сказал, чего не случилось, Джерри произнёс:

- Почему они так волнуют тебя?

- Бахир – мой брат, - прогремел ответ Крица сотрясшим землю громом.

Сердце в груди Джерри притихло и поползло к пяткам. Не пытался он предположить, в чём причина интереса Крица к той мутной истории, но его родство с одним из насильников предположить не смог бы, а откровение Крица не сулило ничего хорошего.

Брат. Как так вообще могло получиться?! Но стоило думать не о том, насколько неожиданно тесен мир, а о том, чем ему грозит открывшаяся правда. «Брат за брата», кровная месть… Криц определённо был из тех, кто может за семью убить. Да он же его убьёт! На месте шею свернёт, да что там шею – с его силой и навыками Криц одним ударом в солнечное сплетение отправит его к праотцам. И Джерри даже телефон достать не успеет, чтобы вызвать на помощь охрану. Достаточно высоко Джерри оценивал свои боевые умения, но не обманывался и понимал, что если Криц захочет его убить, то шансов на спасение и жизнь у него не будет.

Какая глупая смерть: рассказать человеку, что убил его брата, к чему он сам же тебя готовил, не зная, для кого ты овладеваешь умением убивать. Криц смотрел на Джерри непроницаемым взглядом, который не говорил ровным счётом ни о чём, кроме того, что его обладатель не пребывает в приподнятом благодушном настроении, в котором он, похоже, не бывал никогда. Джерри сдержался и не попятился только потому, что бегство положит начало действию, а пока стоят на месте, остаётся шанс. Видимо, ему тоже не чужда надежда.

- Ты правильно поступил, - нарушил молчание Криц, и Джерри не сдержал удивления.

- Ты… поддерживаешь меня? – не следовало уточнять, дёргать отказавшегося от прыжка тигра за усы, но Джерри не мог поверить в услышанное.

- Да, - в кивке Криц склонил подбородок к мощной груди. – Есть вещи, которые нельзя прощать. Знай я, что сотворил Бахир и встреться с ним, я бы сам его казнил.

- Это довольно неожиданно с учётом вашего родства.

Мужчина покачал головой:

- Бахир с юных лет встал не на ту дорогу. Я был ребёнком, а он занимался наркотиками, имел множество стычек с полицией и приводов, в том числе за изнасилование соседской девушки, за которое так и не понёс наказание, а в двадцать два года сбежал из дома и больше никогда не выходил на связь. Я рад, что наш отец не дожил до момента, когда твоя история стала достоянием гласности, он не заслуживал узнать, что тот, кого он породил и вырастил, пал настолько низко. Но я благодарен тебе за то, что ты не мучил Бахира, а убил быстро, хотя по справедливости он заслуживал страданий.

- А я благодарен тебе за то, что ты не свернул мне шею за брата, - в свою очередь полушутливо сказал Джерри, оправляясь от шока.

Криц не ответил и положил конец текущей теме следующей фразой:

- Поздравляю, я согласен тебя тренировать – если ты готов к прежним условиям.

- Я готов.

- Ты постоянно проживаешь в Ницце?

- Да. Ты можешь перебраться сюда?

Правильно Джерри помнил, что Криц не привязан к какому-то конкретному месту, он ведёт кочевой образ жизни, задерживается там, где нужен, и двигается дальше, без сожалений разменивая города и страны. Криц согласился на временный переезд, от которого его ничего не удерживало, и сказал, что успеет совершить его уже на этой неделе, потом позвонит и скажет, когда и где будет первая тренировка.

Перед расставанием Джерри всё же озвучил один опасный вопрос:

- Криц, ты ведь убивал, думаю, среди тех людей, были и невиновные люди, даже дети, почему ты считаешь себя лучше Бахира?

- Потому что я не получал удовольствие от своих действий, а исполнял приказ или заказ, - коротко и чрезвычайно ёмко ответил мужчина.

Покинув необставленное помещение с растяжкой «Сдаётся в аренду», Джерри сел в машину охраны, которая и привезла его сюда. К нему тихо обратился Вайлдлес:

- Где Вы были?

- Встречался с давним другом.

- Довольно неординарное место для встречи…

- Все мои знакомые неординарные люди, включая мужа, - не моргнув глазом, ответил Джерри.

Первую после долгого перерыва тренировку Криц назначил на пятницу. Помня подарившие озарение слова тренера, на тренировку Джерри отправился налегке, без спортивной формы и даже без сменной одежды. Переступил порог арендованного Крицем помещения, где отсутствовали окна, как и в прошлом его зале, было светло, чисто, вдоль стен стояло лаконичное количество мебели, которая также повторяла необходимую мебелировку прошлого места, где они занимались. Ни одного кресла, дивана и даже стула в зале не было.

Не успел Джерри найти взглядом тренера, как справа прилетел сокрушительный удар в бок, выбивший воздух из лёгких, искры из глаз и сбивший с ног. Сидя на полу, Джерри шипел от боли и зажимал рукой место удара, вскинул к Крицу разъярённый взгляд:

- Меня нельзя бить в правый бок! У меня недавно была серьёзная травма печени и поставлено искусственное ребро!

- Хочешь, чтобы я не бил тебя в правый бок – сделай так, чтобы я в него не попал, - невозмутимо ответил мужчина, в своём обыкновении не проявив ни толику жалости или раскаяния.

- Криц, - умерив бурление эмоций, твёрдо обратился Джерри к тренеру, - меня нельзя бить в правый бок.

- Исключений я не делаю, - с той же холодностью сказал Криц. – Если тебя больше не устраивает моя методика, поищи другого тренера, который будет выполнять твои прихоти.

Джерри сжал губы. Не любил он, когда его не слушают, не любил, когда бьют, но – ему нравилось, что Криц такой, именно это выделяло его среди всех прочих, у кого клиент всегда прав, и заставляло желать тренироваться именно с ним, не дающим поблажек, незнающим жалости, не позволяющим распускать сопли, диктовать правила и включать диву.

Сделав выбор остаться, над которым и не раздумывал, не рассматривал альтернативу, Джерри хотел было протянуть руку, чтобы Криц помог ему встать, но не мысль – побежавший к конечности импульс натолкнулся на понимание, что тот не подаст ему руку. В прошлом Криц достаточно доходчиво объяснил ему, что если упал – должен встать сам, иначе останешься на земле, в чём Джерри был с ним согласен. Джерри встал самостоятельно, отряхнулся от невидимой пыли и, подняв голову, взглянул на тренера.

- За прошедшие годы ты сильно расслабился, - озвучил наблюдение Криц. – В начале наших занятий твоя реакция была лучше, чем сейчас, - в голосе его сквозило недовольство распустившимся учеником.

Джерри покривил губы: неприятно слышать напрочь лишённое смягчения подтверждение собственного неутешительного вывода. Но не выказал свои ощущения, а вздёрнул подбородок и спросил:

- Я так понимаю, бесполезно просить тебя не бить меня по лицу?

- Бесполезно. Но я даю тебе возможность сбросить балласт, - сказал в ответ тренер, имея в виду сумку, висящую на сгибе локтя Джерри.

Джерри поставил сумку, поправил футболку с длинными рукавами, более не теряя бдительности. Но предельная бдительность, в которой каждый шорох врезался в мозг криком: «Внимание!», не слишком помогла телу, растерявшему всю сноровку за многие месяцы отсутствия практики и необходимости сражаться за что бы то ни было. Сердце толкнулось в горло от страха, что огромный кулак молотом раздробит лицо, Джерри увернулся, но его настиг удар ребром запястья по загривку и бросил к полу. Упёршись пальцами рук в пол, Джерри пружинисто подскочил, возвращаясь в вертикальное положение, но второй пропущенный удар закончил начатое и уронил его, чего, разными манёврами, Криц добился ещё не раз.

Утерев кровь с губы, которую неловко разбил об собственную руку, Джерри, тяжело дыша, сердито посмотрел на тренера с пола. Тело требовало передышки, передышки требовали лёгкие, ежесекундно переплавляющие кислород в удушающий газ.

- Соберись, тряпка, и вставай, - унизительно холодно бросил тренер.

Разум блеснул идеей крикнуть: «Отвали, дай мне отдышаться!», но сдаться и признать свою слабость – ещё хуже, чем быть слабым. Знал, на что идёт – и не захнычет и не попросит пощады, не позволит себе этого. Хочешь добиться силы и мастерства – потей, преодолевай боль и роняй капли крови. Джерри встал. В следующий раз, когда оказался на полу, он получил ещё и удар ногой. Перекатился, подскочил, чиркнув ногтями по полу, сломав сразу два, и побежал, делая обманный манёвр – в том числе, чтобы выиграть для себя несколько лишних секунд на соображение хоть какой-то тактики.

Пощады Джерри всё-таки попросил. Перевернулся на спину и перекрестил над собой руки:

- Перерыв! Дай мне полминуты. – Он перекатился на бок, подогнул колени и обнял себя за живот, ходящий ходуном вместе с грудной клеткой. – Сытая семейная жизнь не пошла мне на пользу…

Казалось, лёгкие сейчас начнёт выплёвывать кровавыми кусочками ливера.

- Определённо, - согласился Криц, взирая на жалкую картину с высоты своего роста. – Раньше ты выглядел как девчонка, а теперь так дерёшься. Так и быть, даю тебе семь занятий на восстановление, буду с тобой помягче. Если не успеешь – твои проблемы. В реальном бою никто не будет ждать, пока ты утрёшь слёзы и восстановишь дыхание.

Справедливо.

Иногда Джерри ненавидел тренера, когда тот причинял боль, портил идеальную шкурку, но всё-таки больше Криц привлекал его своей бескомпромиссностью. Джерри перевернулся на спину и закрыл глаза, отсчитывая про себя оставшиеся на роздых полтора десятка секунд, по истечению которых – кровь из носу! – встанет и будет продолжать неравный бой.

Тренировочный зал Джерри покидал с хромотой на правую ногу, что приняла на себя удар об пол при одном из последних падений, но довольный собой. С него сошло семь потов, у него болело всё, что только могло болеть, но это и есть – путь к успеху. При таких беспощадных тренировках велик риск сдаться и отказаться от добровольного изнурения и истязания, ведь ему больше не нужно никого убивать – все убиты, не нужно защищать свою жизнь – для этого есть охрана, но если выстоит, сумеет не только восстановить былую форму, но и достигнуть большего мастерства. Если не заноет (а он не заноет) и сможет одерживать верх над машиной для убийств, именуемой его тренером, то и Шулейман не сумеет больше его скрутить. Оно того стоит – сила стоит того, чтобы выстоять. Главное зубы не растерять в процессе обучения.

Сев в машину, Джерри сказал Вайлдлесу, что ему требуется купить кое-что из косметики, и машину послушно покатилась в указанном направлении.

- Купи мороженого. Большую упаковку, - дал Джерри поручение своему «пёсику», прежде чем захлопнуть дверцу машины и отправиться в магазин.

К моменту его возвращения Вайлдлес уже сидел с килограммовой морозной коробкой в руках.

- Я не знаю, какой вкус Вам нравится, - произнёс охранник. – Я взял «дуэт»: клубничное и сливочное.

- Оно не для еды, - в награду за старания Джерри подарил ему улыбку и затем положил повреждённую ногу мужчине на колено. – Положи мороженое мне на щиколотку и заодно проверь, нет ли у меня вывиха.

В глазах Вайлдлеса отразилось удивление – больше не просьбой-приказом, а пришедшим без предупреждения в некотором смысле интимным физическим контактом. Но он подчинился, бережно опустил холодящую упаковку мороженого на тонкую щиколотку, прикрытую от мороза и глаз штаниной тёмных джинсов.

- Вас разуть? – спросил охранник, взглянув на хозяина.

- Извини, - Джерри подарил ему ещё одну улыбку. – Мне стоило разуться, чтобы не запачкать тебя.

- Не беспокойтесь, - качнул головой охранник.

Также осторожно он избавил ступню Джерри от туфли, закатал штанину, чтобы не промокла – то, что конденсат будет капать на его брюки, Вайлдлеса не волновало, - и приложил мороженое к оголенному телу. Коснулся пальцами алебастровой кожи на изящной щиколотке без единого волоска. Наполовину прикрыв веки, Джерри удовлетворённо улыбнулся, довольствуясь текущим под кожу холодом, усыпляющим боль.

Избавив купленные косметические средства от упаковок, Джерри приготовился маскировать макияжем разбитую губу во избежание вопросов, на которые не хотел отвечать, и несвоевременного осведомления Шулеймана о его тренировках. Целовать его в губы Шулейман не будет, а значит, ничего не заметит.

Поймав в зеркале заднего вида взгляд водителя, Джерри опустил кисточку консилера обратно в тюбик.

- Во избежание распространения сплетен за моей спиной отвечу сразу на напрашивающийся вопрос: я подвернул ногу и страдаю от боли, - сказал ледяным тоном господина.

Пристыженный водитель поспешил отвести взгляд и положить руки на руль. Третьего охранника в машине не было. Покончив с нанесением на лицо краски, Джерри придирчиво изучил взглядом ногти и заявил своей свите, что теперь они отправятся в салон красоты – он нуждался в маникюре. Не хотелось срезать ногти, не любил он ходить с короткими скруглёнными, но и два – на поверку оказалось, что три – уже сломаны, надо подравнять под них остальные, и пока не восстановит форму хотя бы частично, лучше сделать более практичный маникюр, поскольку длинные ногти всё равно сломаются.

Дома, как и планировал, не попав под расстрел вопросов Шулеймана, при котором не показывал боли и скрывал синяки на теле одеждой, Джерри поставил галочку в своём списке «Сделать», существующем лишь в голове. Освоил велосипед – техника ещё не совершенна, но он и не собирается участвовать в профессиональных соревнованиях. Вернул Крица и возобновил тренировки, как Том и хотел – как он хотел. Остальное вопрос лишь времени. А что-нибудь одно, несложное, оставит Тому.

Сняв крышку с упаковки подтаявшего и вновь застывшего в морозильной камере мороженого, которое забрал с собой, Джерри немаленькой ложкой зачерпнул десерт и отправил в рот, смакуя не приторную сливочную сладость, смешанную с клубникой. Вкусно. Всё складывается прекрасно. Хорошо жить.

Глава 12

- Решил заняться странной благотворительностью? – прозвучал над головой вопрос.

Шулейман резко обернулся к Джерри, что подкрался к нему совершенно бесшумно.

- И давно ты здесь стоишь?! – вопросил раздражённо, поскольку он сидел с ноутбуком, занимался рабочими вопросами, а Джерри, получается, сунул нос в его дела.

- Достаточно давно, чтобы заметить подвох.

- Какой ещё подвох?

- Ошибку, - ответил Джерри. – Если утвердишь этот контракт, то потеряешь деньги.

- Ой, вот только дурака из меня делать не надо, не разведёшь. Ты представляешь, сколько людей вычитывают документы, прежде чем они попадают ко мне?

- В таком случае у меня два варианта: или твои люди вступили в заговор с твоими нечистыми на руку деловыми партнёрами, либо у них так замылился глаз, что отказало внимание, - произнёс Джерри и наклонился через спинку дивана и плечо Шулеймана к ноутбуку, указал на экран. – Смотри. Из вычислений следует, что прибыль будет составлять восемьсот восемьдесят четыре. Но далее, - он прокрутил бегунок вниз и подчеркнул пальцем другую строку, - указана прибыль четыреста восемьдесят четыре. Догадываешься, куда уйдёт разница? – повернул голову, едва не проведя кончиком носа по виску дока, но задел кожу теплом выдоха.

- Этого не может быть.

Нахмурившись, Оскар вернулся к формуле расчётов, к цифрам и коэффициенту, на основе которых они производились. Пересчитал не только в уме, но и на калькуляторе в телефоне, но сумма в итоге обоих способом счёта получилась одинаковой – той, которую озвучил Джерри, цепко выхватив из многостраничного полотна текста несоответствие данных.

- Не может быть, - повторил Шулейман, переводя напряжённый взгляд с цифр на экране на мобильнике к цифрам на большем экране компьютера.

Человек, с которым должен был заключить договор, был для него новым, но у него была исключительно положительная репутация. Что же это? Его едва не кинули на четыреста миллионов, причём таким простецким образом – подменой цифр, которую почему-то никто не заметил – сам не заметил замыленным взглядом.

Никакого подписания контракта о сотрудничестве не будет, это понятное дело. Но остаются два вопроса: первый – почему его люди пропустили ошибку, не предатели ли они; второй – как наказать наглеца, посчитавшего, что может безнаказанно его обуть, и надо ли его наказывать или достаточно отказа в каких-либо деловых отношениях? В суровых раздумьях Оскар метался взглядом.

Джерри сел рядом – рядом, почти коленом к колену. Не торопился что-то сказать и нарушить мыслительную деятельность дока. Шулейман повернулся к нему с недоумевающим вопросом:

- Как ты заметил ошибку?

Джерри пожал плечами:

- Я внимательный.

- Я тоже внимательный, но ты меня поразил, - сказал Оскар, забыв об их войне и своём отношении к альтер Тома. – Ты же ничего не смыслишь в этом, - махнул он рукой на текст на экране, - как ты умудрился приметить то, что опытные профессионалы пропустили?

- Вероятно, что как раз по этим причинам. Дилетанты способны сделать то, что не под силу учёным профессионалам.

Шулейман покачал головой и отвернулся обратно к экрану, произнёс:

- Я в шоке.

У него в голове не укладывалось, что он ничегошеньки не заметил и едва не облажался по-крупному, а Джерри – Джерри! – просто проходил мимо и указал ему на ошибку. Подперев кулаком челюсть, Джерри выждал паузу, не сводя взгляда с озадаченного дока, и добавил к своей предыдущей реплике:

- Я намерен исправить отсутствие у себя понимания рода твоей деятельности.

Оскар повернул к нему голову:

- Зачем?

- Новые знания никогда не бывают лишними, - вновь слегка пожал плечами Джерри. – И для Тома, конечно. Ему следует понимать, чем ты занимаешься, хотя бы для того, чтобы на твоих званых приёмах не ощущать себя чужаком, который и слова не может вставить в ваши разговоры, потому что они для него – белый шум. Но Том слишком ленив, чтобы самостоятельно разбираться в неинтересной ему теме. Предоставлю ему готовую информацию, базу, которую сможет дополнять.

- У меня нет ни малейшего желания посвящать тебя в мои дела, - чётко ответил ему Шулейман.

- Боишься, что я разберусь в ваших схемах, устрою твою смерть, чтобы получить всё то, что мне причитается согласно завещанию, потом избавлюсь от твоего отца и стану единственным владельцем и управляющим империи Шулейманов? – проговорил Джерри с колкой улыбкой.

Оскар понимал, что он шутит, но – шутка ему не понравилась. Джерри улыбнулся шире, живее, качнул головой:

- Я этого не сделаю. Мне нравится Пальтиэль.

- Паскаль тебе тоже нравился, - констатировал Шулейман не внушающий спокойствия факт.

- Нравился, - не поспорил Джерри. – Оба на «Па», - выговорил, выразительно округлив губы на объединяющем начало двух имён звуке.

Вообще не смешно. Несколько секунд Оскар впивался в него взглядом и покачал головой:

- Лучше бы я потерял эти деньги, чем был вынужден терпеть тебя. Когда ты уже придумаешь, как тебя убить и растворить?

Речь его не источала привычную язвительность человека, который может сколько угодно пинать, но никогда не убьёт. Слова несли граничащее с ненавистью неприятие, обжигающее до кости, знакомое Джерри с юных лет. Сколько раз он слышал подобное между слов докторов центра, читал в глазах: «Ты – тварь, не имеющая ничего общего с человеком, ты должен исчезнуть».

Джерри вскинул голову выше:

- «Бей меня, ломай, трави, живьём отрезай куски от тела!.. Но я всё равно выживу», - в лицо Шулеймана громко продекламировал цитату из одной малоизвестной книги, что довелось прочитать в первом учреждении принудительного лечения, где пациентам позволялось пользоваться библиотекой раз в неделю.

Псих чёртов. Крайне забавно мысленно прикреплять такой эпитет к человеку, являющемуся по своей сути проявлением психиатрического расстройства.

- Аплодисментов не будет, - отказал Оскар в признании выдающегося артистизма Джерри.

Внезапно рука Джерри коснулась его лица. Отнюдь не резким движение было, но слишком неожиданным для Шулеймана.

- Я тебя расстроил? – с улыбкой просюсюкал Джерри, щипля, трепля дока за колючую щёку. – Плохой Джерри тебя обидел? Ай-яй-яй.

- Какого чёрта ты делаешь? – слетело с губ Оскара, брови которого сползлись к переносице в озадаченности крайне странным, нелепым действием, участником которого являлся.

- Играю, - одарил его Джерри ещё одной чарующей солнечной улыбкой, не убрав тонких пальцев от сурового лица.

- Это плохая пародия на Тома.

- Это – оригинал.

- Хочешь сказать, что игривость в Томе от тебя? – выгнул бровь Оскар без намёка на удивление, с которым рука об руку идёт озарение или подозрение озарения. Он не верил, что может быть так.

Джерри мог бы дать информацию в готовом виде, но предпочёл ответить вопросом, который не оставит возможности не сделать верный вывод, дабы Шулейман пришёл к ответу самостоятельно.

- Ты помнишь, чтобы Том хоть раз проявлял игривость до объединения? – также выгнул он бровь, глядя Шулейману в лицо.

И сейчас тоже Оскар не дрогнул, не запутался от того, что образ Тома в его голове ещё одной деталью оказался отличным от реальности.

- Здесь как нигде подходит фраза «это от лукавого», - высказался в ответ Шулейман.

- Мы с тобой похожи, - блеснул зубами Джерри в оскале острой улыбки.

- Не знай я, что ты не можешь «пойти против системы», подумал бы, что ты пытаешься меня соблазнить и остаться вместо Тома.

Джерри плавно, точно дикая кошка, приблизился к доку и, смотря в глаза со слишком малого расстояния, чтобы не стало не по себе, произнёс в его губы:

- Ты уверен, что я не могу?

Не отклонившись, стойко выдержав изощрённую атаку, Оскар ответил:

- Тома тебе удалось провести и запугать, но я – не Том.

- Я тоже.

Уголки губ Джерри, остающегося ближе положенного, склонила вверх ухмылка. Шулейман взял его за подбородок и силой опустил уголки рта вниз, сотворив на красивом лице карикатурно кислую мину Арлекино. Когда отпустившие пальцы дока оказались на уровне рта, Джерри звонко клацнул зубами, грозясь вонзить их в плоть, но не сделал этого намеренно. Оскар инстинктивно отдёрнул руку, впился взглядом в крысу. Будто до этого со стороны смотрел на своё тело, а теперь воссоединился с ним и почувствовал, что ускорилось сердцебиение и отяжелело дыхание. О да, их острое, жаркое противостояние заводило. Но рождающиеся в груди чувства не имели ничего общего с той любовью, с тем вожделением, которые испытывал к Тому – с Джерри его охватывало злое чёрное пламя, которое не согреет, но испепелит, не даст жизнь, а убьёт как минимум одного. Джерри он хотел уронить во всех возможных смыслах этого слова, сломать, свернуть тощую шею, чтобы хруст костей знаменовал безоговорочную победу. Хотел уничтожить – за то, что каждую минуту уничтожал его спокойную, слаженную счастливую жизнь.

- Только пугаешь ты, - сказал Оскар, обесценив старания противника, на самом деле возымевшие эффект.

- Могу не пугать, - загадочно, с блуждающей улыбкой на губах произнёс Джерри и снова подался к нему. – Я знаю, чего ты хочешь… - промурлыкал, преступно соблазнительно понизив голос, и широким, длинным мазком провёл языком по щеке дока.

В голове Шулеймана замкнуло последние нервы, он как ужаленный подскочил с места:

- Что ты, блять, делаешь?!

- Хотел, чтобы ты освободил диван, - сверкнул ему Джерри очаровательной улыбкой, взял пульт и включил телевизор.

- Пошёл вон, - отчеканил Оскар, стискивая кулаки, которые, знал, не пустит в ход. Не сейчас.

- Будь осторожен в своих желаниях.

- Не доводи до рукоприкладства, - посоветовал Шулейман, стоя на узкой границе перед тем, как броситься в атаку и сделать больно не только тому, кого ненавидит, но и – тому, кого любит.

- Мы ещё не закончили. Ты должен посвятить меня в суть твоей работы, - бесстрашно, невозмутимо сказал в ответ Джерри.

Забрав, захлопнув ноутбук, Оскар сам ушёл. Впервые оставил территорию другому человеку – другому самцу, что при всех своих далёких от эталонной мужественности характеристиках умудрялся быть несгибаемым альфой. Джерри проводил его взглядом.

По поводу дел своих Шулейман Джерри не просветил, не рассказал ничего, что помогло бы Тому в будущем. Но Джерри не был бы собой, если бы его это остановило. Было кое-что, что Оскар не учёл в своём нежелании помогать Джерри и нагружать голову Тома потенциально опасной информацией. Всё сложное всегда просто.

Джерри не стал делать тайну из своей победы – наоборот, о ней необходимо было сообщить.

- Поскольку ты вредный и не хочешь помогать мне, я разобрался во всём самостоятельно, - сказал Джерри в качестве прелюдии к основной информации. – Теперь Том будет осведомлён о твоих делах и части деловых связей и сможет поддержать беседу. Но советую тебе говорить и непосредственно с ним и сообщать новую информацию, поскольку текущая через год утратит актуальность.

- Не понял? – Оскар повернулся к нему. – Откуда ты мог это узнать? Составил картину на основе своих домыслов? – спросил с оттенком пренебрежения.

- На твоём ноутбуке нет ни одного пароля, - дал Джерри ответ, объясняющий всё.

В первые мгновения воцарившееся на лице Шулеймана неверие, удивление сменялось растерянностью, в которой вскипала злость.

- Ты брал мой ноутбук? – переспросил Оскар.

- Брал, - с кивком подтвердил Джерри.

В голове Шулеймана спутывались мысли, шипели, плавились и испарялись.

- Ты… Ты… Ты… - слова не подбирались, такого градуса за считанные секунды достиг гнев.

- Я – что? – вопросительно выгнул брови Джерри. – Правильно поступил? Молодец?

- Ты понимаешь, что натворил?! – Шулейман подскочил на ноги, яростно всплеснув руками.

- Овладел конфиденциальной информацией без твоего разрешения и ведома. Согласен, не очень красиво, но ты не оставил мне другого выбора.

- Ты подверг Тома опасности!

Редко Оскар кричал, но крыса, поступившая как – крыса, довела его. Взирая на него снизу со змеиным спокойствием, Джерри в ответ вопросил:

- Какой же?

- Ты вложил ему в голову информацию, за которую его могут пытать и убить! Ты хоть представляешь, сколько стоит то, что ты прочитал?!

Шулейман орал так, что болело горло; так, что ударил бы, разбивая кожу и кости, если бы мог думать о чём-то ещё, кроме того, что Джерри всё испортил, уничтожил шаткую безопасность искусственного неведения, снижающего ценность Тома в глазах недоброжелателей.

- И как же владение информацией увеличивает риск для Тома? - сохраняя холодность рассудка в противовес доку, спросил Джерри.

- Так, что его ради её выпытывания могут похитить!

- Это уже твоя ответственность – обеспечение его безопасности.

- Я не могу обезопасить его на сто процентов! Никто не может! Это невозможно!

- Откуда твоим недоброжелателям знать, что Том владеет важной информацией?

- Это логично – супруг посвящён в секреты, - махнул рукой Оскар. Он перестал орать, но всё равно говорил громко, звучно, и взбудораженное сердце долбилось в основание горла.

- Какая разница в таком случае, знает ли Том что-то на самом деле или нет, если все уверены в его осведомлённости? Знание даёт не риск, а фору – Том сможет его продать.

- Ты наивный? Или просто тупой? – грубо спросил Шулейман. – Никто не отпустит похищенного человека целым и невредимым, даже если он всё расскажет, как минимум потому, что он свидетель.

- Понимаю, - сказал Джерри, не ответив на оскорбление. – Но убьют информатора быстро, а не будут замучивать, пока не повредится рассудком и не превратится в кровавое месиво, не будут истязать, чтобы повлиять на тебя, что тоже неплохо.

- Мучить его всё равно будут, потому что никто не поверит сходу, что он говорит правду, - озвучил суровую, жестокую истину Оскар.

- Тем более непонятно, почему ты так всполошился, если для Тома нет никакой разницы.

- Разница в том, что, если Том заговорит, у него не останется шансов.

Шулейман упрямо не понимал, что Джерри не просто так ведёт с ним полный схожих вопросов диалог, эмоции не идут сухому рассудку на пользу, а они захватили с головой. Но Джерри не раздражался даже внутренне, подобно опытному психотерапевту был терпелив и ждал, когда клиент созреет.

- Заложников не возвращают, получив выкуп, каким бы он ни был, так? – произнёс Джерри.

- Да.

- Почему у Тома не останется шансов, если он заговорит?

- Потому что если его будут пытать, чтобы выведать информацию, которой он не владеет… - посреди предложения Оскар сделал паузу, чтобы протолкнуть обратно по горлу, проглотить свинцовую тяжесть ужаса того, о чём говорил, что представил помимо воли, - или повлиять на меня, у меня будет время и возможности найти его живым и спасти. Сможет ли Том простить мне пережитые муки, решать ему, но он будет жить, - ещё одно страшное предложение, сбрасывающее в темноту и холод. – А если он всё расскажет, у меня не будет ни времени на спасение, ни возможностей отомстить за него.

- Боишься пойти на дно вместе с ним? – спросил Джерри, подводя к тому, что начинал понимать всё яснее.

- Причём здесь это?! – раздражился Шулейман, но следующее предложение вступило в противоречие с его эмоциями и выраженной мыслью. – Да, я не хочу, чтобы нас двоих уничтожили одним махом. Чем это поможет Тому?! – и снова раздражение тем, что Джерри упрямо не хочет его понимать, не хочет даже попытаться осознать, что натворил.

Джерри задал один вопрос:

- А чем Тому поможет то, что ты за него отомстишь?

- Тем, что злодеи не останутся безнаказанными, - ответил Оскар, чуточку растерявшись от тупости вопроса.

Не отводя от него взгляда, Джерри повторил:

- Чем это поможет Тому?

Что-то в голове Шулеймана сдвинулось, стопоря слова, что должны были слететь с губ в качестве ответной реплики. Джерри ждал ответа – озвучить его должен был Шулейман.

- Ничем, - признал Оскар в бо́льшем замешательстве. – Мёртвым всё равно.

Джерри кивнул и вновь вперил в него внимательный, проницательный взгляд, точно док был насекомым под стеклом, которое изучал со всех сторон и разбирал на составные части. Настал момент раздвинуть пластины хитинового скелета.

- Раз Тому будет всё равно, то это имеет значение только для тебя

Оскара замкнуло, парализовало озарением, он будто очутился за стеклянной стеной, что кругом окружила его, отделяя от реальности с её звуками и непрестанным течением времени, чтобы он, только он сам разобрался с тем в себе, на что наткнулся. Выверено выстроенная речь Джерри вытащила наружу и распутала клубок, о существовании которого не догадывался. А действительно, почему он так простив того, чтобы Том знал?

Пальтиэль доверял лишь сыну да Эдвину, жизнь научила его быть предельно осторожным и не верить людям. А Оскар не доверял никому. В общем смысле он был лёгок и мог рассказать кому угодно что угодно, но если капнуть глубже, то никого он не считал партнёром, с которым можно идти плечом к плечу – он всегда должен быть на шаг впереди. Он подавлял, в контроле находя способ обретения уверенности, что жизнь в лице другого человека не подкинет неприятный сюрприз. Проблемы доверия берут свои истоки в первых годах жизни, когда формируется базовое доверие к миру, зависящее от качества материнской любви и принятия.

В ошеломлении Шулейман опустился на диван, водил глазами, не останавливая взгляд на том, кто без спроса выступил его личным психоаналитиком и взломал мозг. Теперь, когда замки взломаны, можно вложить в сундучок новую информацию. Джерри подсел ближе к Шулейману и накрыл ладонью его ладонь:

- Я понимаю, что тебе не хочется всё терять, - начал он с правильных слов. – Но посмотри на ситуацию с гипотетическим похищением Тома с другом стороны: у него будет шанс продать информацию взамен на свою жизнь. В Томе немало от меня, а я умею договариваться с людьми, есть немалая вероятность, что он сумеет убедить похитителей в том, что перешёл на их сторону, и тем самым спасётся. А ты сможешь выстоять, под твоими ногами слишком крепкая почва, чтобы тебя смогли уничтожить в одночасье. Тягаться с тобой мог разве что Эванес, их империя, а те, кто идут ниже по списку, против тебя мелкие сошки, им ты не по зубам.

«Другой вопрос – как сделать так, чтобы Том предал меня ради себя?», - подумал Оскар, приняв лишённым защит разумом всю остальную информацию в себя.

Не сказал этого, но согласился с Джерри. Неподвластные разуму установки в голове перестроились, обличённая старая установка утратила диктаторскую силу. Шулейман повернулся к Джерри:

- Как?.. – задал вопрос без раздумий, поймёт ли собеседник, о чём он спрашивает.

Джерри понял.

- В разговоре рождается истина, - улыбнулся он, но на губах расцвёл не один из идеальных фирменных оскалов, а простая, мягкая улыбка, какой Том освещал мир Оскара. – Я затеял всё не ради этого разговора, а ради того, чтобы дать Тому знания, которые помогут ему чувствовать себя увереннее, как я и сказал. Но в процессе нашего с тобой диалога я понял, что у твоего поведения есть не озвученная причина, а докопаться до истины не слишком сложно, если знаешь, где и как копать. Спасибо, что не сопротивлялся, - закончил Джерри также верными, располагающими к себе и укрепляющими установившуюся связь словами. – Этот разговор пойдёт на пользу нам обоим. Нам троим.

Шулейман отвернулся, побарабанил пальцами свободной руки по колену – про вторую руку будто забыл, перестал чувствовать её, подменившуюся теплом чужой кожи, потому не пытался ни взять чужую ладонь, откидывая чуждую пассивную, принимающую роль, ни выдернуть её из-под чужой руки. Снова посмотрел на Джерри:

- А если Том проболтается?

Джерри покачал головой:

- Том совершает глупые поступки, они никому не чужды. Он может необдуманно навредить себе, но никогда – тебе.

«Цени это», - прозвучало дополнение между строк, поскольку произнесённые вслух слова прозвучали бы резко, навязчиво, и Оскар услышал его, принял, кивнул.

Ещё некоторое время Оскар помолчал, раздумывая, и серьёзно обратился к Джерри:

- Я могу тебе доверять?

- Ты можешь мне доверять, - утвердительно, без подвоха отзеркалил тот его слова.

Сейчас в нём говорил и Джерри, и Том. Том искренне хотел обсудить всё, понять, договориться, сделать то, что без опоры на плечо «старшего брата» сделать не смог. А Джерри всего лишь показывал завидное психологическое мастерство, вёл ситуацию, разыгрывая ради достижения угодного ему результата очередную партию своей многогранной игры. С этой двойственностью, ничуть ему мешающей, не расшатывающей должную быть единой личность, Джерри жил большую часть своего существования, мог подавить её, а мог выпустить и чувствовать и мыслить за двоих, в двух плоскостях. Можно было запутаться от такого, но Джерри – единственный – всегда чётко понимал разницу между собой и Томом. А теперь различать их стало ещё проще. Том любил Оскара, а Джерри с удовольствием уехал бы в собственную квартиру в выбранном им городе, где будет не только единственным полноправным хозяином квадратных метров, но и избавится от необходимости делить жизненное пространство с другим человеком, что неизменно вынуждает подстраиваться, и принял в свою жизнь кого-то более приятного, чем Шулейман. Джерри предпочёл бы вернуться в Париж, ему нравился этот город; нравился вид из окна в том районе, где снимал квартиру, которую мечтал купить; нравились просторные веранды, на которых можно предаваться философскому созерцанию прекрасных, душу радующих видов классической архитектуры да пылающих золотом или серебром в зависимости от времени дня крыш; нравилась глупая мысль, что там случилось чудо. Или в Амстердам переехал бы – был там только проездами для съёмок, но показалось, что люди там очень расслабленные, что не может не привлекать. Или в Лондон, колоритный город-многомиллионник, что может многое предложить и своим жителям, и случайным прохожим-туристам; Джерри в отличие от Тома не так нуждался в солнце и тепле, потому вполне смог бы основаться в промозглой столице Великобритании; там вишнёвые автобусы-великаны снуют муравьями, сокрушающий своей атмосферностью Тауэр и вечно свинцовая Темза.

Наконец-то Оскар ощутил единство с правой рукой, заботливо укрытой ладонью человека, от которого нежность и участие, простое человеческое тепло были совершенно неожиданны, и ему было приятно это тепло, текущее под кожу, успокоившее встревожившееся не на шутку сердце, что сейчас билось ровно. Не отказался бы от объятий, душа просила их, но вовремя – или не вовремя – вспомнил, что с ним не тот, у кого стоит искать поддержки. А Джерри не настаивал, лишь на мгновение сжал его ладонь чуть сильнее, чтобы ощущение контакта не растворилось в привычности.

Шулейман смотрел на отставленный на столик ноутбук, но так и не дал его Джерри, не показал запрятанные архивы, которые, не зная о них, не найти и не вскрыть, не рассказал всё то, что дополнило бы полученные им знания, - может быть, потом с Томом поговорит и раскроет все карты [вряд ли]. Одного «сеанса» мало, чтобы выстроить здоровое доверие и исправить всё то, что формировалось на протяжении тридцати двух лет жизни. Оскар вытащил ладонь из-под ладони Джерри, и Джерри в молчании тоже убрал руку.

В голове блуждала выбивающаяся из прочих размышлений вредоносная недоверчивая мысль, что теперь Джерри владеет мощнейшим из оружий – информацией, которой может воспользоваться как угодно. И Оскар никак не может изъять знания из его головы – они исчезнут лишь вместе с угасанием в нём жизни, а жизнь его в смысле физического существования неразрывно связана с жизнью Тома, что связывает руки.

До того, как распалось соприкосновение рук, Оскар не приметил кое-что важное.

***

По окончании седьмой тренировки, вытирая маленьким полотенцем пот с лица и шеи, Джерри обратился к тренеру:

- Криц, у меня есть к тебе ещё одна просьба-предложение.

Мужчина, также занятый приведением себя в порядок после активного занятия, кивнул, показывая, что слушает.

- Будь моим охранником, - озвучил Джерри желание.

Криц посмотрел на него вопросительно, несколько удивлённо, снисходительно.

- Шутишь?

- Нет, - уверенно качнул головой Джерри. – Я предлагаю тебе занять место моей личной охраны. Прошу об этом и настаиваю.

- Я таким не занимаюсь, - без раздумий отказал Криц и бросил своё полотенце на высокий квадратный столик.

- Я более чем уверен, что у тебя получится. С твоим опытом и навыками – ты идеальный телохранитель.

- Я хорош в другом, но за охрану я не возьмусь, не проси, это не моё поприще.

- Криц, ты нужен мне.

- Не проси, - повторил мужчина, ставя точку, после которой что-либо говорить бесполезно – только время тратить.

Но Джерри умел не только просить и убалтывать, у него в рукаве был припасён один козырь, которым, как и предполагал, пришлось воспользоваться.

- Я не прошу – я настаиваю, - сказал Джерри, с высоко поднятой головой смотря на тренера. – Ты так-то должен мне.

Криц, собиравшийся уже выйти в другую комнату, где располагалось несколько узких шкафов и стиральная машина для грязных вещей, удивлённо обернулся к ученику. Добившись внимания к себе, Джерри раскрыл карты:

- Ты менял согласие меня тренировать на мой ответ на один вопрос, но вопросов задал куда больше, и я на все честно ответил. Ты мне должен за дополнительные ответы.

Мужчина усмехнулся, отвернув голову к стене, и снова посмотрел на Джерри:

- Ты далеко пойдёшь.

- Даже не знаю, куда дальше, - сказал Джерри и сложил руки на груди. – Так что, твоё отношение к моему предложению изменилось?

Долг – священное понятие для тех, кому не чужда честь. Криц был из тех, для кого это не пустой звук, даже если речь идёт о чём-то столь объективно смешном, несерьёзном, как количество данных ответов.

- Я могу как-то иначе отдать тебе долг? – совершенно серьёзно спросил мужчина, также сложив руки на груди.

- Нет. Если ты не удовлетворишь мою просьбу, то так и останешься моим должником.

Криц улыбнулся – странно, неровно. Определённо, он улыбался так редко, что мышцы лица забыли, как это делается. Джерри впервые видел у него улыбку.

- Ты представляешь собой удивительное сочетание хрупкого тела и стального духа, - сказал мужчина, кивнул сам себе. – Что ж, раз у меня нет выбора, я согласен на твоё предложение, но – на своих условиях. Поскольку ты не уточнил, что я обязан выполнять твои требования, я могу на них не соглашаться.

- Я приму твои условия, если ты примешь мои. Думаю, мы сможем договориться, - дипломатично ответил Джерри.

- Я не буду тебя сопровождать на всех прогулках и ждать на улице в машине, как твоя нынешняя охрана, - выдвинул Криц первое условие.

- Для меня главное, чтобы если на меня нападут или похитят, ты подоспел и спас меня. Думаю, с этим ты без проблем справишься.

- Справлюсь. Но можешь инсценировать ситуацию и проверить меня. Это будет справедливо, - ответил мужчина.

- Хорошо, я подумаю над этим. Какие ещё у тебя условия?

- Я работаю в одиночку и не буду входить в службу безопасности Шулеймана.

- Принимаю, - на иной расклад Джерри и не рассчитывал. – У меня останется и другая охрана, но вы будете работать отдельно и исполнять разные функции. Сами разберётесь, как и когда вам взаимодействовать.

Криц кивнул в знак согласия с частично компромиссным моментом будущего сотрудничества в новом качестве.

- Оружие, - сказал мужчина после некоторых обсуждений других вопросов. – Приобретать всё необходимое я буду самостоятельно, но вы должны покрывать мои расходы.

- Разумеется. Но позволь спросить – что тебе может понадобиться, кроме пистолетов? Охрана вооружена только ими.

- Лучше тебе не знать, - покачал головой Криц. – Увидишь в действии, если тебя возьмут в плен.

Джерри улыбнулся:

- Похоже, в случае похищения за меня развяжется настоящая мини-война.

- Не улыбайся. В этом нет ничего весёлого.

Сверкающую до этого улыбку Джерри проглотил. Так вот, как чувствуешь себя, когда тебя одёргивают, стыдят, и это действует на самом деле, добираясь до сердца, а не потому, что надо подыграть и быть хорошим мальчиком.

- Тебе лучше знать, что такое война, - сказал Джерри, чтобы заполнить неловкую для него, одёрнутого, как невоспитанный ребёнок, паузу.

- Поэтому я и говорю, что смешного в ней нет ничего. Позже, когда разберусь со всеми вопросами и составлю план действий, проведу с тобой инструктаж, как вести себя в «горячих» ситуациях.

- Эм… Окей.

Джерри замялся, не думал, что от него тоже что-то будет требоваться. Но, судя по тому, что знал о Крице, шансов отказаться от инструктажа у него не будет. Поздно говорить «я не хочу» и «мы так не договаривались», раз сам затеял это сотрудничество.

- Но что от меня может потребоваться, если, например, ты будешь вызволять меня из плена? – спросил Джерри. Не понимал, какие может предпринять вспомогательные действия непосредственно в ситуации спасения.

- Как минимум потребуются знания, как не попасть под пули во время перестрелки и не задохнуться дымом.

- Научишь меня, как не дышать? – не к месту пошутил Джерри.

Криц ответил серьёзно, как и всегда:

- Научу, как дышать, чтобы не лишиться чувств и не угореть.

- Есть смысл спрашивать, откуда возьмётся дым?

- На этот вопрос я отвечу тебе во время инструктирования.

Обсудив, уладив все вопросы с тренером тире самым лучшим телохранителем, дома Джерри подошёл к Шулейману с заявлением, лишь с громадной натяжкой похожим на просьбу.

- Купи ещё одну квартиру в этом доме.

Подняв взгляд от экрана телефона, Оскар посмотрел на него вопросительно:

- Съехать от меня решил? Я не против, но оставь Тома здесь.

- Это не для меня, а для моей охраны. Твоя охрана живёт под нами, моя тоже должна быть в шаговой доступности.

- «Твоя» охрана выполняет несколько иные функции, им не нужно жить в одном с нами доме.

- У меня новая охрана, с другими функциями.

- В смысле новая? – нахмурился Оскар, которого озадачило услышанное, совсем не понравившееся ему.

- Я нашёл идеального телохранителя и нанял его, для удобства он будет жить в одном с нами доме. Из старой охраны я оставляю только Вайлдлеса, остальных перекинь на другую задачу, - невозмутимо объяснил Джерри.

- Ты не можешь принимать такие решения, - зло напрягся Шулейман.

- Могу. Необходимость мириться с навязанной личной охраной является для Тома стрессом, но его устроит выбранный мной вариант. По той же причине я оставляю Вайлдлеса – велики шансы, что они найдёт общий язык и даже подружатся, Тому подходят такие люди, как он.

- То есть всё опять во благо Тома? – приподнял бровь Оскар, не слишком доверяя крысиным речам, которым безусловной веры быть не может – не должно быть.

- Именно.

Несколько секунд Шулейман сверлил Джерри пристальным, испытывающим взглядом и покачал головой:

- Ты бессовестно манипулируешь Томом…

- Возможно. Но можешь ли ты позволить себе не поверить мне? – не удержался Джерри от малюсенькой психологической игры, вздёрнув бровь.

На челюстях Оскара двинулись желваки.

- Сука ты, - выдохнул он, за границей разума сознавая своё бессилие, поскольку он на самом деле не имеет возможности проверить – только поверить гадине на слово.

Джерри поднял ладонь:

- Позже обменяемся любезностями. Пока мы не решили вопрос с квартирой.

- Что за человека ты нашёл? – строго выдвинул Шулейман свою тему.

- Мой бывший и нынешний тренер по боевому искусству. Он идеально подходит на роль нашего с Томом телохранителя.

- Тренер? – переспросил Оскар удивлённо. – И давно ты возобновил тренировки?

- Три недели как.

- Почему не сказал?

- Потому что не хотел, чтобы ты узнал об этом раньше времени.

Шулейман поднялся с дивана, раздражённо прошёл перед ним вперёд, назад. Подошёл к Джерри и схватил одной рукой за грудки, притянув к себе, предельно чётко говоря в лицо:

- Не смей ничего делать за моей спиной. Понял?

Выглядел он весьма устрашающе, но Джерри не испугался, не напрягся по простой причине понимания, что из-за Тома док не причинит ему серьёзного зла.

- Понял, - сказал Джерри не с интонацией и видом «отъебись», но именно такой смысл, который не нужно знать адресату словесного послания, нёс его ответ.

Понял, послушался – как же! Ни перед кем он не был кристально честен, открыт, бесхитростен, и Шулейман определённо не тот, кто удостоится такой чести. Но заявлять об этом в лицо ни к чему, поскольку в доверии можно добиться куда большего. Но удержаться от некоторых колкостей, от очевидных выводящих из себя игр, как пятью минутами назад, Джерри не мог (это его маленькая слабость), должен же он, в конце концов, получать какое-то удовольствие от взаимодействия с доком.

- Я пошутил, - добавил Джерри. – Смена охраны – стопроцентно во благо Тома, как и возобновление боевых тренировок. Поскольку мне неизвестно, что из списка послужило причиной раскола, я исправлю всё – кроме Эванеса, его воскрешение и последующее повторное умерщвление – твоя задача, - вот снова – не удержался от капли едкости.

Удовлетворившись приятным – до второй части последнего предложения - ответом, отступлением противника, в котором не углядел притворства, Оскар отпустил одежду Джерри, но не вернулся на диван, скрестил руки на груди. Не ожидая вопросов, которые должны были блуждать в голове дока, Джерри пояснил про необходимость тренировок:

- Ещё первой зимой после объединения Том хотел продолжить тренировки, именно с этим, моим, тренером, но откладывал, а потом разленился и забыл думать о своём желании. Я бы с удовольствием позволил себе полениться, в безопасной, устроенной жизни с тобой я могу себе это позволить, что мне очень нравится, но если я не положу начало занятиям, Том к ним так и не приступит. А если он вернётся, когда тренировки уже станут накатанной колеёй, то продолжит их – если ты не позволишь ему

- Криц, значит, - кивнул Шулейман. – Теперь я хотя бы имя его знаю.

- Это не имя, - вернул к нулю его знания о загадочном новом охраннике Джерри и вернулся к прерванной мысли. – С Крицем у Тома не будет шанса не чувствовать себя мужчиной, и здесь мы откатываемся к пункту «отсутствие реализации как мужчины». Не в сексуальном смысле он реализуется, но всё же. И вполне вероятно, что, распаляясь на занятиях, Том будет приходить домой и задираться с тобой, что бонусом даст исполнение его желание с тобой побороться.

Можно выдохнуть. Прекрасную речь выдал, таковые всегда были его сильной стороной. Оскар не торопился что-то сказать в ту же секунду, как Джерри замолчал, раздумывал, изучая его взглядом.

- Я не могу тебя понять, - сощурился Шулейман. – Ты вроде бы такой хороший, всё для Тома делаешь, помогаешь. Но ты не такой, не добрый герой.

- Почему ты так думаешь?

- Потому что я тебя знаю; потому что Том достаточно о тебе рассказывал, - назвал Оскар две весомые причины. – И я не могу понять, что у тебя в голове.

Джерри покачал головой:

- У моих действий не всегда есть второе дно. Моя помощь Тому искренна. Но мне интересно, почему ты не веришь мне, почему не можешь довериться?

- Я уже сказал, почему.

Снова Джерри покачал головой:

- Это о доверии, вернее – недоверии, - пристально посмотрел на Шулеймана. – Оскар, почему ты никому не доверяешь?

- Не обобщай, я не доверяю только тебе.

- А Тому доверяешь? – задал Джерри цепкий вопрос.

- Доверяю, - не погружаясь в глубокий смысл вопроса, ответил Шулейман.

- Как давно?

- Что?

- Как давно ты обрёл уверенность в Томе? – более развёрнуто повторил Джерри, но этим не ограничился. – Ты долгое время был не уверен в Томе, думал, что он уйдёт. Потом, уже в браке, ты перестал бояться его ухода, наконец-то обрёл внутреннее спокойствие. Но теперь, после его попытки побега и требования развода, снова боишься, так ведь?

Шулеймана запутало высказывание Джерри, потому что первая и последняя его части прямо противоречили друг другу, и потому, что в ходе одного изречения он ловко сменил смысловую нагрузку, что было изощрённой психологической игрой, в капкан которой попался.

- Я не боюсь, - ответил Оскар не с непоколебимой уверенностью, поскольку мозг не мог обработать разом так много, что вновь подковыривало незримые замки.

- Не ври мне, - глядя в глаза, внушил Джерри. – Мы должны доверять друг другу, чтобы добиться успехов в общем деле.

- Я не боюсь, - уже без сомнений повторил Шулейман. – Побег Тома и желание развестись были психозом от страха и растерянности из-за возвращения расстройства. Уверен, в следующий раз он не вспомнит об этом. А если и попытается вновь смотать, я его удержу и никуда не выпущу из квартиры.

- А если Том не отступится, если не откажется от своего желания развестись и уйти, неделю, месяц, полгода всерьёз будет говорить, что не может больше, не хочет с тобой жить? Что сделаешь ты?

- Я объясню ему, что он говорит дурь, и не отпущу.

- А если это не блажь? Что ты будешь делать?

- Я уже ответил.

- Будешь держать его силой? Каждый день смотреть, как он медленно затухает в насильственной неволе; как ложится с тобой в постель от неизбежности, а не желания?

- Мне не нужно его держать.

- А если?

Шулейман молчал, но не в растерянности чувств, взгляда не отводил. Упёрся, не желая даже повторять то, что уже говорил. Возможно, понимал, что любой диалог, в котором, как мячиком в пинг-понге, будут перебрасываться вопросами-ответами, приведёт не туда.

- Почему ты не доверяешь Тому? – продолжал Джерри наносить ювелирные удары в одну точку с разных сторон.

- Я ему доверяю.

Положительный ответ Шулеймана не помешал Джерри дальше следовать своей линии:

- Почему ты не считаешь Тома равным себе? Не относишься так? Даже женщины не должны играть второстепенную роль в паре. Но Том – не женщина. Не мальчик, не юноша уже. Он – мужчина, без малого двадцатишестилетний мужчина, Том сейчас на два года старше, чем ты был на момент вашего знакомства.

- А я его женщиной считаю? Меня вполне устраивает его мужской пол. Платья Том по своему желанию надевает, я его не прошу.

- Ты считаешь его мальчиком.

- А он кто? – развёл руками Оскар

- А он кто? – вторил ему Джерри.

Оскар нахмурился, но за считанные мгновения сообразил, что к чему.

- А, я понял тебя, - произнёс он приподнятым тоном. – Ты сказал, что Том мужчина, я ответил, что кто он, если не мальчик. Если предположишь у меня латентную педофилию, разговор окончен, - серьёзно, строго добавил.

Джерри отрицательно качнул головой:

- Нет. Педофилию я у тебя не подозреваю. Но ты делаешь из Тома мальчика, ребёнка. Это выгодно, поскольку дети зависимы и ограничены в правах. Повторю – почему тебя не устраивают равноправные отношения?

Джерри смотрел пристально, зрачки, две прицельные бездны, снимали защиты слой за слоем, забирались в душу. Посмотри в глаза секундой дольше, Оскару стало бы не по себе от того, что его препарируют как жалкое насекомое.

- Что ты почувствуешь, если Том не захочет оставаться? – добавил Джерри, нанеся новый удар молоточком по повреждённому ранее стеклу.

- Ой всё! – фыркнул Шулейман, махнув рукой, отбросив искусные старания Джерри. – Не пытайся копаться во мне. Даже специалисты не нашли в моей голове никаких проблем, а тебе, выскочке-самоучке, и подавно не светит.

«Я не удивлён, что они в твоей голове ничего не нашли…», - подумал Джерри, имея в виду отнюдь не отсутствие психологических проблем, и произнёс:

- В центре меня не могли погрузить в гипноз, как ни старались, а Тома легко загипнотизировали, - поделился он будто совсем не в тему. – Всё дело в сопротивлении. Но, повторю, мы должны друг другу доверять, - произнёс Джерри вкрадчиво, словно удав, и шагнул к доку.

Шулейман сделал шаг от него и разозлился сам на себя за позорное отступление, стиснул челюсти, обдав крысу потяжелевшим взглядом.

- Сейчас я испытываю неимоверное желание надеть тебе на голову пакет и не отпускать, - сказал Оскар, взирая на Джерри. – Определённо, надо вложиться в науку, чтобы тебя отселили в отдельное тело.

- Хорошая идея. Но для начала вложись в квартиру, - Джерри грациозно уселся на диван, закинув ногу на ногу, и подпёр висок двумя пальцами.

Вместо ответа Шулейман вновь сложил руки на груди и задал собственный вопрос:

- Ты уверен, что смена охраны сработает?

Джерри не стал настаивать на ответе по поднятой им теме – вернутся ещё к ней – и сам ответил:

- Должно сработать. Я знаю, что Тому подходит. Если же ему не станет легче с новой охраной, придётся задуматься об изменении чего-нибудь другого.

- Чего?

- Тебя, - прямолинейно, как кнутом рассек воздух, ответил Джерри. – Раз рядом с тобой Том в опасности, безопасность ты ему обеспечить не можешь, а охрана ограничивает его свободу и лишает счастья, тем самым подрывая психическое благополучие, придётся убрать тебя от Тома.

На долю, самую незначительную долю секунды Оскар поверил в реальность угрозы, которая на деле была всего лишь оповещением, но даже не успел задуматься о таком жестоком, кардинальном варианте, ответил уверенный:

- Ты не можешь навредить Тому. А даже если со мной у него что-то не так, без меня ему будет намного хуже.

Благоразумно Джерри не стал спорить, напомнил:

- Что по квартире?

Снова Шулейман вместо ответа озвучил свой вопрос с заложенным требованием:

- Когда я познакомлюсь с этим Крицем?

- После того, как мы с тобой решим все вопросы, может быть, он согласится с тобой встретиться.

- Он согласится? – от души усмехнулся Оскар такой ереси, что слышал впервые в жизни.

- Ты будешь удивлён, но не каждый в мире горит желанием обзавестись знакомством с тобой, - отвечал Джерри. – Более того скажу тебе – некоторые были бы рады никогда тебя не видеть. Так что с квартирой? – напомнил о главном вопросе повестки дня, намекая, что не отступится, не забудет, а Шулейману пора достать бумажник.

- Пусть живёт с моей охраной.

Джерри покачал головой:

- Он одиночка.

- Квартира огромная, при желании они могут не пересекаться.

- Криц всегда живёт в одиночестве, - не уступая, не намереваясь снижать цену, повторил Джерри отрицательное движение головой.

- А не слишком ли шикарно – целые апартаменты для одного всего лишь охранника? – также упрямо не желал уступать Оскар, раздражаясь от того, что крыса намутила что-то за его спиной, а он ещё и должен за это платить.

- Денег жалко? – с лукавством в голосе вздёрнул брови Джерри. - Кровь твоего народа в тебе проснулась?

- Да, жалко, - без стыда подтвердил Шулейман. – Не понимаю, почему я должен покупать квартиру твоему охраннику.

- Можешь не покупать, а арендовать, - пожал плечами Джерри. – Главное, чтобы квартира была.

- Даже если представить, что я согласился, приобрести квартиру в нашем доме не так просто, они все заняты.

Джерри вновь пожал плечами:

- Своей охране ты квартиру обеспечил, хотя тоже свободных не было. Тебе лучше знать, как это устроить.

Помолчал, держа ладонь на тонком колене, смотря на Шулеймана, и добавил:

- Оскар, не упирайся. Ты сам знаешь, что охрана должна быть под боком, к тому же так мне, а затем и Тому не придётся далеко ходить на тренировки.

Приняв про себя то, что квартиру ему придётся купить, Оскар покачал головой:

- Дорого ты мне обходишься…

- Я – дорогое удовольствие, - проговорил Джерри без тени ложной скромности. – А счастье Тома и подавно.

Шулейман усмехнулся негромко:

- Счастье Тома ничего не стоит, какие-то дорогие вещи не делают его счастливым.

- Знаешь такое – бесплатное обходится дороже всего? – выгнул бровь Джерри. – Ты не смог обеспечить ничего не стоящее счастье Тома, а теперь тебе придётся платить. Дорого платить, - выделил он.

Хлопнув себя по коленям, Джерри поднялся на ноги и бросил:

- В общем, улаживай жилищный вопрос. Когда принесёшь мне ключи от квартиры, я позвоню Крицу и договорюсь о вашем знакомстве.

- Сначала знакомство, потом ключи, - сказал Оскар, твёрдо намеренный оставить на своих условиях хотя бы эту часть невыгодной для него сделки.

- Сначала предварительный договор о квартире, чтобы потом не получилось, что её не будет, потом знакомство, потом ключи, - на ходу внёс правку Джерри, тем самым сказав последнее слово и оставив его за собой.

Шулейман проводил парня взглядом с отвратительным, унизительным пониманием, что мелочь ухоженная загнала его под фигуральный каблук. Вроде бы сказал своё слово, Джерри уступил в чём-то, а всё равно он оказался проигравшим, а Джерри добился своего в полном размере.

Получив звонок с приглашением от Джерри, Криц согласился познакомиться с влиятельным супругом своего ученика и не только, зашёл в гости, как раз неподалёку был. Сунув руки в карманы большими пальцами наружу, не обронив слов приветствия, Криц с неприветливого расстояния в стенах дорогой гостиной рассматривал щегольски одетого Шулеймана с его бриллиантами на часах. В точности повторяя его позу, Оскар также не торопился заговорить, также изучал взглядом заочно знакомого незнакомца, не вписывающегося в его лакшери-аппартаменты, бросающего тёмную тень под стать его монолитно чёрной одежде на мощном теле со шрамами. Джерри стоял подле открытого дверного проёма с той стороны комнаты, не вмешивался в их знакомство, покуда безмолвную беседу-испытание. Они как два случайно столкнувшихся конкурирующих самца, у одного за спиной армия, другой – сам армия. Джерри было занимательно за ними наблюдать, особенно, конечно, за Шулейманом, который видел, чувствовал, что пришёл более большой, более сильный самец. Самец, который ему пока (пусть думает, что только пока) не подчиняется, что всё вместе на животном уровне включало конкурирование, желание расправить плечи, выпятить грудь, утвердить своё место и показать, что он здесь единственный вожак и альфа. Это в мужской природе, у кого-то больше, у кого-то меньше. Шулейман в большой степени был животным.

- Оскар Шулейман, - проговорил Криц, положив начало диалогу.

- Могу не представляться, - кивнул Шулейман и воззрился на мужчину. – Как тебя зовут?

- Просто Криц.

- Я уже знаю, что это не твоё имя.

- Достаточно его. Если ты захочешь узнать обо мне больше, то сделаешь это и без моих рассказов.

Шулейман кивнул. Принял к сведению, что Криц понимает, каковы его возможности, что хорошо. Он любил, когда люди сознают, с кем имеют дело. Ещё больше любил трепет, к которому с горшка привык, но и просто уважения (а Оскар самовольно решил, что новый охранник его уважает) достаточно.

По инициативе Шулеймана и с согласия Крица второму устроили проверку на профпригодность. Не успели Джерри довезти до окраинного района города, как их настиг Криц, помяв лощёный Порше, и отобрал «жертву похищения». По прибытии к дому Джерри потирал плечо, ушибленное о жёсткую дверцу во время крутой погони в рамках разыгранной операции, и недовольно смотрел на тренера-телохранителя исподлобья. С ценным живым объектом мужчина обращался отнюдь не как с хрустальным – а Джерри любил, чтобы как с хрустальным! Но с юных лет все тумаки достаются ему, у Тома такого не происходило. Таков нерадостный удел сильных – их бьют, тех бьют, кто не соглашается быть слабым.

Разгадав причину недовольства парня на заднем сиденье, Криц, не оборачиваясь, сказал:

- В следующий раз ляжешь на пол. Так и не ушибёшься, и пулю не поймаешь.

- В следующий раз машина будет бронированной, пулю я в любом случае не поймаю.

- Машина будет – моя, - бескомпромиссно сказал своё слово Криц.

- Кто откажется от хорошей новой машины? – более дружелюбно, с улыбкой обратился Джерри к мужчине, разведя рукой.

- Я откажусь. Ты спишь с Оскаром, ты и принимай от него подарки.

А вот это было пиздец оскорбительно. Ограничив выражение возмущения движением брови, Джерри не огрызнулся в ответ – потому что ругаться с камнем бессмысленно – и зашёл хитрее:

- У всей охраны крутые тачки, это часть рабочего инструментария. Зачем тебе выбиваться?

- Я уже говорил – я не часть службы Шулеймана. Я работаю с тобой. Если тебя не устраивает моя машина, ничем не могу помочь.

Джерри мог бы поспорить, но понимал, что этот бой им заведомо проигран. Потому что истина не на его стороне: чёрный внедорожник Крица, припорошенный дорожной пылью, будто матовым покрытием, отвечал всем необходимым характеристикам, кроме элитарности и услаждения эстетического чувства. И потому, что это Криц – человек-скала-кремень-машина, с которым невозможно спорить, невозможно его переубедить, а свой единственный козырь он уже израсходовал.

Ладно, он как-нибудь перебьётся со своей тягой к прекрасному, так даже лучше, если подняться над ситуацией, - у него эксклюзив. А вот Шулеймана точно хватит инфаркт при виде этой тачки. На этой злорадной внутренней ноте Джерри покинул машину и вместе с Крицем пошёл к парадному входу. Только плечо продолжало болеть, грузом привязавшись к поднявшемуся настроению, не давая ему закрепиться в высокой точке. Такими темпами его убьют не недоброжелатели Шулеймана, а во время спасения.

Глава 13

Люби меня, люби жарким огнем,

Ночью и днем, сердце сжигая…

Люби меня, люби, не улетай,

Не исчезай, я умоляю!..

Люби меня, люби!..

Люби меня, люби!..

Гречка, Люби меня, люби©

Открыв глаза среди ночи, Том не понял, почему вокруг так темно, ведь в их с Оскаром спальне шторы не задёргивались никогда, потому непроглядной темноты не бывало; почему проснулся в пустой постели, кажущейся огромной, бесконечной для одного. Дезориентированный непроглядной теменью, висящей в комнате по причине сомкнутых плотных штор, через которые не могли пробиться ни искусственные ночные городские огни, ни льющиеся с высоты лучи небесных светил, Том закрутился на постели и выпутался из одеяла. Выйдя в коридор, по памяти ориентируясь в темноте, что здесь была рассеянной, находя дорогу, поспешил в спальню, где привык, где должен находиться ночью. Забрался к Оскару под одеяло, нырнул в нагретый телом воздух, и, умиротворённо улыбнувшись темноте, опустил голову на подушку и закрыл глаза.

Забыл, что хотел уйти. Но запоздало вспомнил о вчерашнем дне, вчерашнем разговоре – про себя считал тот день вчерашним, поскольку потом жил не он, и не копался покуда в памяти, чтобы понять, сколько времени прошло с его неудавшегося побега и тяжёлого разговора после. Понял, какую ошибку допустил, придя к Оскару в постель, ведь добивался расставания. Тихо и медленно, теперь затаив дыхание, чтобы ненароком не разбудить, пополз в обратную сторону.

Шулейман зашевелился, проснулся.

- Ты чего припёрся? – спросил сонным и недовольным тоном. – Какую на этот раз пакость задумал?

Том не обозначил себя, промолчал – пусть лучше Оскар не знает, так будет проще уйти, по крайней мере сейчас. До конца кровати Том, замерший спиной к Оскару от звуков его голоса, полного забытого им раздражения, не успел добраться. Взбешённый тем, что гадина ещё и сон его потревожила, Шулейман придал ему ускорения пинком ноги, выпихивая с кровати. Не ожидавший этого Том, ничуть не сгруппировавшись, с грохотом свалился на пол. Ударился, не понял, за что, но ни единого писка не обронил.

Озадачившись тем, что Джерри не зашипел матом, не прикрикнул на него, обозвав как-нибудь, не бросился восстанавливать справедливость путём причинения боли, Оскар в подозрениях потянулся к выключателю лампы. Электрический свет, режущий глаза и мозг в самый тёмный ночной час на границе утра, рассеял темноту, оттеснил её в углы, выхватив у мрака сидящую на полу фигуру. Том прищурился лишь в первое мгновение и снова широко раскрыл глаза с напряжённым, отчасти растерянным и испуганным взглядом. Он не успел уйти под прикрытием темноты и теперь, глаза в глаза, не мог сообразить, что ему делать, мысли отказались рождаться и развиваться.

- Том? – произнёс Шулейман недоверчиво, но с затаённым, готовым взорваться тысячами фейерверков счастьем от встречи.

Том не ответил, буквально онемел и не отводил взгляда. Его молчание, огромные шоколадные глаза, выражение лица и даже поза окончательно убедили Оскара и позволили внутри черепной коробки распуститься искрящимся цветам счастья, которого не показал, в противном случае пустился бы в пляс с прыжками до потолка. Не размениваясь на долгий разговор в неравных условиях, Шулейман затащил Тома обратно на кровать, уложил, обняв крепко, надёжно, уткнувшись носом в затылок, и погасил свет.

- Завтра поговорим, а сейчас спи, - сказал Оскар в волосы Тома, окутывая печным теплом горячего, истосковавшегося тела. – Так будем спать, и никаких возражений, я тебя не отпущу. Захочешь в туалет – буди. Или можешь не будить и обмочиться в кровать, я переживу. Плевать.

Снова Том не ответил, не попытался высвободиться из капкана горячих, взявших в плен до утра объятий. Не шевелился, дышал тихо, неслышно, всё в нём притихло, затаившись, кроме беспокойного, страдающего сердца. Не отпуская, Оскар положил ладонь ему на грудь посередине, и волосы колыхнуло дыхание негромкого веления:

- Успокойся. Спи.

По щеке к носу скользнул знакомый и забытый дубовый запах коньяка. Превозмогая себя, Том кивнул, чтобы дать какую-то реакцию, что в темноте, спиной к собеседнику, было глупо. Шулейман считал «ответ» по движению и на том успокоился, растворялся в сладости объятий и соскальзывал в продолжение пьяного, теперь счастливого сна. Изгибом сомкнутых губ улыбался в макушку Тома, пока сон не расслабил лицевые мышцы.

Том лежал и смотрел в темноту, на фоне которой более светлым цветом выделялся прямоугольник окна, где за стеклом огни витрин, машин и тонкий серп молодого жёлтого полумесяца, невидимый с его места. В голове звучали фразы «вчерашнего» разговора, собственные мысли, не утратившие силу и актуальность на настоящий момент. Но теперь понимал, что безрассудно срываться с места не выход – не станет таковым, что просто разорвать отношения и уйти не получится – Оскар не отпустит. Это заставляло чувствовать себя загнанным в угол, бессильным перед обстоятельствами, как когда-то. Он не может остаться – не должен, но и уйти тоже не может, не из-за своего искреннего, похороненного на дне сердца желания быть с человеком, без которого не видит жизни. Пат. Всё возвращается на круги своя… Полное безысходности прошлое оживает, призраки обретают плоть, восставшие мертвецы окружают.

В немом надрыве заходящегося болью сердца Том стиснул пальцы одной из рук Оскара, опоясывающих его тело под грудью, будто в последний раз – в последний раз, потому что не позволит себе этого, когда Оскар сможет почувствовать полный крика контакт и осознать, не должен себе позволять, потому что должен отстраниться. Должен спасти хотя бы его, не от Джерри, на этот счёт Том больше не имел страхов, а от себя, от отношений и чувств, что обратились медленным ядом. Лежал так долго, что на востоке, на самом краю горизонта, забрезжил бледный огонь нового дня. И только с первым светом измученное мыслями и чувствами сознание наконец-то сморило сном без сновидений.

Шулейман проснулся раньше, долго сидел на постели и ждал пробуждения Тома, разглядывал его лицо, даже во власти сна нерадостное, словно напряжённое, линии открытых одеялом белых плеч. Не курил, чтобы щелчком зажигалки и крепким терпким запахом дыма не потревожить его сон, да и не хотелось курить, у него было более приятное, более нужное занятие. Смотреть, быть рядом, думать, что делать дальше, когда Том наконец-то проснётся. Но в конце концов Оскару пришлось покинуть кровать и супруга-засоню, чтобы навестить унитаз, а затем решил принять душ, раз уж всё равно пришёл в ванную комнату, а Том спит крепчайшим сном.

Проснулся Том в половине двенадцатого, выспавшийся, отдохнувший, но секунды ясного нового дня хватило, чтобы реальность вспомнилась, затопила, и плечи опустились под её тяжестью. Сев на нагретой, помятой за ночь двумя телами постели, он посмотрел дату на телефоне Оскара и не удивился, что уже к концу близится сентябрь. Это открытие не вызвало никаких эмоций, не всколыхнуло ровно подавленное состояние, потому что не стало сюрпризом.

Вернув погасший, обернувшийся тёмным зеркалом – точь-в-точь отражение его состояния – мобильник на тумбочку, Том оделся и, заглянув на кухню за стаканом воды, направился принять душ, но обнаружил, что ванная занята. Второй ванной Том не пользовался даже в те далёкие времена, когда был здесь прислугой, потому и сейчас не подумал пойти туда. Не увидел, что полочки второй ванной комнаты заполнены не-его

Перекрестив ладони на пояснице, Том прислонился к стене напротив двери и смотрел в пол, разглядывал пальцы босых стоп. Плеск воды стих и через три минуты открылась дверь, не ожидавший увидеть Тома Шулейман встал на пороге, обнажённый по пояс, с полотенцем на плече, концом которого сушил волосы. Том вскинул взгляд.

- Помыться хочешь? – спросил Оскар. Уронив взгляд обратно себе под ноги, Том кивнул. – Иди, - он отступил в сторону, пропуская парня, что прошмыгнул мимо него, не задев ни плечом, ни убегающим взором.

Обернувшись к закрывшейся двери, за которой скрылся не проронивший ни слова Том, Шулейман отошёл на пару шагов, чтобы не стукнула, когда откроется, и, в последний раз растерев волосы полотенцем, бросил домработнице, что была где-то в квартире, сообщение с распоряжением принести ему рубашку. Отдав Жазель мокрое полотенце и одевшись, Оскар отпустил её и занял место Тома напротив двери в ванную, упёршись в стену лопатками и скрестив руки на груди. Урок он усвоил и не намерен был оставлять Тома одного, без присмотра и общества.

Том расправился со всеми ванными процедурами за пятнадцать минут, вышел в той же тёмной одежде, нечёсаный, с печально склонённой головой и опущенным глазами, поскольку, открыв дверь, заметил, что Оскар всё ещё здесь, и избегал на него смотреть, встречаться взглядом. Шулейман не то что видел – чувствовал, что Том зажат и сторонится его, и взял ситуацию в свои руки.

- Пойдём завтракать, - не предложил, а утвердил Оскар.

Том молчал, не поднимал глаз, снова онемел. Не был уверен, что сможет дать ответ, если захочет, потому что с ночного пробуждения не произнёс и звука, и не ощущал языка, не ощущал возможности управлять им для воспроизведения речи. Прождав ответа целых полминуты, Шулейман подошёл к Тому, поднял его лицо за подбородок и вопросительно выгнул брови. Вынужденно подняв голову, мазнув по Оскару взглядом, Том тотчас скосил глаза в сторону и вниз.

- Старый добрый мутизм? – поинтересовался Шулейман.

Хоть какую-то реакцию Том дал, ещё и новую в сравнении с ночью – отрицательно покачал головой, внутри страдая, выгорая от контакта кожи лица с родными пальцами. Поцеловал бы их и расплакался от тяжести принятого в одиночку решения, которое теперь не знал, как претворить в жизни, и не знал, как вынести, перерубить себя надвое. Но нельзя.

- Тогда скажи что-нибудь, - Оскар отпустил и скрестил руки на груди. – Например, «гриб».

Всё-таки Том посмотрел на него добровольно, изломив брови в удивлении предложенным словом. Шулейман добавил:

- Я просто предложил вариант, ты можешь сказать что-то своё. Идём на кухню?

Том вздохнул, вместе с воздухом набравшись силы и смелости, и наконец разлепил ссохшиеся губы:

- Я не хочу есть. Завтракай без меня.

Лгал. Желудок, из которого уже ушла выпитая вода, ныл от пустоты. В этот самый неподходящий момент живот предательски заурчал, издавая заунывные звуки одинокого кита. Том прикрыл желудок ладонями, будто это могло помочь не позволить звуку повториться и стереть его из памяти Оскара.

- Ага, не хочешь, - сказал Шулейман. – Мне твоих голодных обмороков больше не надо. Пойдём.

- Оскар, я не хочу есть, - повторил Том не слишком убедительное заверение.

Показывая, что короткий спор окончен, Оскар взял его за руку:

- Идём.

Как малого ребёнка, Шулейман за руку отвёл не сопротивляющегося Тома на кухню, своей ладонью грея тонкую прохладную ладонь. Подождал, чтобы Том занял стул, и только после этого переложил оставленный на плите горячий завтрак в две тарелки и также сел за стол.

- Кофе забыл, - разочарованно цокнул языком Оскар, глянув в сторону кофе-машины.

- Я сделаю, - кивнул Том и поднялся из-за стола.

Запустив ответственный за бодрость аппарат, как делал за время их разного сожительства тысячи раз, Том упёрся ладонями в ребро тумб по бокам от машины, опустив голову и ожидая, когда она закончит. Шулейман, успевший попробовать завтрак, без него не ел, смотрел на тонкую спину, выгнутую по вине позы, запутывался взглядом в спутанных волосах, к которым хотелось прикоснуться, пропустить через пальцы.

Перелив обжигающий кофе в две белые чашки, Том поставил одну перед Оскаром, а вторую подле своей тарелки, в кой-то веке сразу не добавив себе молока или сливок, и снова сел, наконец-то попробовал творение Жазель. Завтрак был невероятно вкусным – оладьи с лёгкой кислинкой в нежном тесте и карамелизованной клубникой, текущей сгустившимся сахарно-ягодным соком; настолько вкусным, что помимо воли разогнал тучи на внутреннем небе. Орудуя вилкой и ножом, Шулейман непрестанно следил за ним, считывая, впитывая каждую чёрточку.

- Не надо за мной следить, - в конце концов сказал Том, нарушив царящее за столом молчание, в котором больше не видел, а ощущал направленное на него внимание. – Ешь, не отвлекайся. Я не побегу ни в дверь, ни в окно.

- Хорошо, если так. Но я смотрю на тебя не по этой причине.

Том взглянул на Оскара, но оставил за глазами вопрос: «А почему?», потому что догадывался об ответе, и услышать его было бы больно. Убрав со стола опустевшую тарелку, Том обхватил ладонями чашку и сделал глоток. Чёрный кофе был горький, но этот неласковый вкус больше подходил его горестному состоянию, потому, наверное, и не разбавил его ничем.

Несколько минут Шулейман, пересевший пить кофе на соседний стул, разглядывал Тома и, ничего не сказав, встал из-за стола и куда-то ушёл. Том не обратил внимания, с каким предметом в руках он вернулся, потому, когда расчёска погладила по голове, зубьями цепляя и натягивая спутавшиеся вихры, удивлённо обернулся к вставшему у него за спиной Оскару:

- Что ты делаешь?

- Хочу тебя расчесать, что в этом такого? – в своём обыкновении не видя в собственных действиях ничего такого, отвечал Шулейман. – Ты лохматый.

Том немного растерялся от его инициативы, от звуков уверенного голоса, в котором, в этом обидном вроде бы словосочетании «ты лохматый» скрывалась едва не отеческая забота, и произнёс:

- Я сам могу.

- Давай сам, - Оскар положил расчёску на край стола и сел слева от Тома.

- Не за столом же… - пробормотал Том, вновь склонив голову, отчего позвонки натянули кожу под шеей. – Волосы будут… - путано объяснил причину, по которой на кухне негоже причёсываться.

- Впервые ты блеснул культурой и сразу мне наперекор, - в ответ изрёк Шулейман. – Обидненько. Но я не замечал, чтобы у тебя выпадали волосы. Думаю, тебе облысение вообще не грозит, потому что у тебя не та половая конституция. Держи, - взял он расчёску и подал Тому.

В первую секунду Том ощутил протестный внутренний порыв, требующий не соглашаться, но он не ребёнок и не буйный подросток, чтобы протестом реагировать на каждое замечание и просьбу. Послушно забрав расчёску, он не слишком усердно причесался, чего было достаточно ухоженным стараниями Джерри волосам, и убрал её на тумбочку.

Удовлетворённо и в знак одобрения кивнув, Шулейман указал на чашку Тома:

- Пей кофе. У нас есть одно важное дело.

Вновь Том промолчал в ответ, не спросил, что за дело, только глотнул горького кофе, спрятав в чашке нос. Как ни тянул он время – ненамеренно, впрочем, а от безграничной грусти, что тормозит все действия, - напиток кончился.

- Что-то ещё тебе надо сделать? – спросил Оскар, когда опустевшая кружка Тома глухо звякнула дном об стол.

Том отрицательно качнул головой:

- Нет.

Следом за Оскаром Том прошёл в гостиную, сел на диван.

- Сиди здесь, я сейчас приду, - велел Шулейман и покинул комнату.

Вернулся он с листом бумаги альбомного формата и положил его на столик перед Томом. Мазнув по бумаге взглядом, не успев ничего прочитать, Том вскинул глаза к Оскару.

- Что это?

- Список предполагаемых причин раскола. Джерри составил, - ответил Шулейман. – Пойдём по порядку. Эванес, - ткнул он пальцем в первую строку.

Не заметил он, что список изменился, в нём не хватало двух мелких деталей – Джерри переписал список и положил на то же место, чтобы Шулейман взял его, если потребуется.

- Оскар, я не… - попытался Том отказаться от ответа, но Оскар его перебил.

- Никаких возражений. Мы обсудим это. Лучше я обсужу это с тобой, чем с Джерри.

Том опустил глаза к списку, поглядел на первый пункт и снова посмотрел на Оскара:

- Что ты хочешь от меня услышать?

- Правду и ничего кроме правды.

- Какую правду? – искренне не понимал Том, чего от него хочет Оскар, и что он может сказать.

- Пункт первый – изнасилование, - с врачебной сухостью проговорил Шулейман. – Не самая приятная тема, но не впервой. Ты справился с этой травмой?

Несколько раз Том хлопнул ресницами, в самом деле прислушиваясь к себе, пытаясь прочувствовать травму(?), и уверенно отрицательно качнул головой:

- Я справился, эту травму я пережил.

Оскар кивнул, озвучил следующий пункт:

- Нападение Эванеса в туалете и сотрясение мозга.

- Я даже не испугался, - честно ответил Том, - потому что сразу пришёл ты и защитил меня, и не понял, что получил большую травму, чем удар по лицу.

- Покушение?

- Мне… - Том задумался посреди фразы, погрузился в те непонятные, страшные минуты, озвученные частыми выстрелами и треском, звоном металла за спиной, служащего единственной защитой от пуль, - было страшно. Страшно из-за того, что я не понимал, что происходит, что мне делать. Я не успел подумать, что мы можем умереть, пока не оказался в машине.

- Могло это для тебя стать непосильным стрессом, вызвавшим раскол? – чётко сформулировал вопрос Оскар.

- Не думаю, - ответил Том и следом утвердил без сомнений: - Нет. У меня был шок, но не стресс.

- Шок сильнее стресса, - заметил Шулейман.

- Сильнее, - согласился Том, но только в этом. – Но важнее не сам момент шока-стресса, а то, что после. После у меня не было никаких негативных чувств, не было мысли: «Я больше не могу».

- То есть ничего из этого не стало для тебя непреодолимой травмой?

Том отрицательно покачал головой, не лукавя этим жестом и посылом, который он несёт.

- Вслух, - напомнил Шулейман о давнем правиле.

Вздохнув, Том озвучил свой несложный ответ:

- Нет.

Снова Оскар кивнул:

- Я так и говорил: что не могло ничего из этого стать причиной раскола. Кроме покушения, про него я уверен не был, поскольку после этого эпизода была клиника, а по возвращении домой, в привычные условия, ты переключился.

«Переключился по возвращении домой…», - повторили мысли окончание фразы, но Шулейман не зацепился за этот подозрительный нелицеприятный факт, не задумался.

- Идём дальше, - заключил он и, пропустив «электрошок», перешёл ко второму столбцу. – Инфантилизация.

- Что? – изумлённо выговорил Том истончившимся голосом.

- Инфантилизация, - повторил Шулейман. – Объяснить, что это?

Том качнул головой:

- Не надо, я знаю. Но… каким боком это относится ко мне?

- Это ты мне объясни. Список составлял не я, а твоя «вторая половинка», ты лучше меня должен знать, что у тебя в голове.

- Я… - начал Том, но не нашёл, что сказать дальше, и закрыл рот.

Не считал, что инфантилен. Если сравнивать с тем, что было, то в настоящем и недавнем прошлом он никак не инфантилен, наоборот, он скучал по себе-ребёнку, именно – скучал, а значит, не был им, никак не мог быть. Но, заглядывая в свою голову, Том видел, что Джерри утверждал обратное – что он откатывается в детство. Противоречие.

- Я не знаю, что сказать, - качнул головой Том.

Оскар, также не видящий в его поведении инфантильности, не стал выпытывать у Тома размышления вслух, и пошёл дальше:

- Ладно, следующая причина. Отсутствие реализации как мужчины, - озвучил он и, выгнув брови, вопросительно посмотрел на Тома, побуждая к ответу.

В свою очередь Том в недоумении и лёгком испуге изломил вздёрнувшиеся брови, потому что – что за тема такая?!

- Отсутствие реализации как мужчины? – переспросил.

- Да, - подтвердил Шулейман, что Том всё услышал правильно и, судя по реакции, понял тоже. – Поясню, что туда входит: ты, оказывается, склонен быть в активе, но со мной так не можешь, что создаёт проблему, и тебе важно быть сильным, быть частью мужской группы, и ты хочешь со мной подраться.

Том хлопал ресницами в удивлении тем, что его потаённые потребности и желания не он высказал, а ему их озвучил в лицо Оскар.

- Я… Я… - запутавшись в мыслях, Том закрыл ладонью глаза, потёр лицо.

Не мог быстро смириться с тем, что Джерри выложил всё это, то, о чём он по разным причинам молчал, то, что частично не осознавал. От растерянности разобщённых чувств не догадался заглянуть в память или хотя бы прочесть весь список, чтобы знать, к чему готовиться дальше.

Поскольку ответа от Тома не поступало, Шулейман сам дал ответ – озвучил выход из ситуации с мужской нереализованностью:

- Раз меня в пассиве ты не воспринимаешь, можем периодически брать кого-нибудь третьего, чтобы ты реализовывался в активной роли. Сильным ты будешь, поскольку возобновил боевые тренировки, будешь тренироваться. По поводу причастности к мужской группе – теперь ты владеешь знаниями о моих делах и партнёрах и сможешь поддержать разговор. К теме твоей информированности мы ещё вернёмся позже, отдельно. А «подраться» - вообще не проблема, в любой момент можно исполнить. Дальше… - Оскар заглянул в список.

- Подожди, - Том поднял ладонь и, когда Оскар удостоил его взглядом, попросил: - Давай я сам прочитаю и отвечу?

- Хорошо, - Шулейман подтолкнул к нему лист.

Прочитав два оставшихся пункта, Том сказал по первому:

- Нереализованные желания и мечты – это бред, - он поднял глаза к Оскару. – Меня ничего не останавливает, не сдерживает. Если я чего-то не делаю, то по каким-то своим причинам, а это не может быть фактором риска.

- По каким причинам? – спросил Оскар, сканируя, препарируя Тома взглядом.

- Потому что мне некуда торопиться, - назвал Том удобоваримую причину, которая была похожа на чистую правду, если бы не являлась верхушкой айсберга, ниже которой, в тёмной воде, скрывалось то, что от самого себя прятал.

Шулеймана устроил такой ответ, но, прежде чем Том успел перейти к следующему пункту, произнёс:

- Джерри научился кататься на велосипеде. Как ты к этому относишься?

- Я… Подумаю об этом позже, - качнул головой Том, не захотел задумываться. Не сейчас, ему и так достаточно непростых мыслей выше головы.

Оскар не согласился одним ровным, но требовательным словом:

- Сейчас.

Том не хотел об этом думать, не хотел говорить – потому что это уже не имеет никакого смысла, потому только размыто покачал головой, мученически, устало прикрыв глаза. Шулейман присел перед ним на корточки, положив ладони на сиденье дивана по бокам от худых сведённых бедёр, заглянул в глаза, открытые по неосторожности и лишённые возможности сбежать от зрительного контакта, поскольку это было бы слишком подозрительно. Хоть Оскар его не касался, Тома изнутри, невидимо глазу затрясло – от близости, желанной и запретной, запрещённой самим собой, от стальной сваи в сердце, которую по доброй воле загнал в грудь, и которая вызывала медленную агонию.

- Ответь, - настоял Оскар, не отпуская взглядом шоколадные глаза, душу за ними, что норовила удрать. – Джерри говорит, что исправляет все эти причины и овладевает новыми навыками для тебя, но если тебе это неприятно, если ты сам хочешь учиться, я не позволю ему больше что-либо делать за тебя.

- Всё в порядке, - Том выдавил вымученную ободряющую улыбку.

Искренне смотрелась улыбка, хоть и была невесела, другая и не была бы уместна в его состоянии, но Том всеми мышцами лица, занывшими от усилия, ощущал её фальшь.

- Точно? – недоверчиво, участливо спросил Оскар, вглядываясь в его глаза, отчего Тому выть хотелось.

- Да, - ответил Том и вновь на мгновение показал зубы в слабой улыбке. – Да и что ты можешь сделать с тем, что уже есть в моей голове?

- Могу сделать так, чтобы ты забыл.

Том удивлённо и вопросительно поднял брови. Шулейман, и до этого говоривший без доли шутки, пояснил:

- Есть препараты, стирающие память подчистую. Они отнюдь не полезные, но риск от них меньше, чем от того, что ты будешь несчастен из-за того, что Джерри отнял у тебя, что сделал. Если ты скажешь, что хочешь забыть, я их достану.

Том забыл, что должен дышать.

- Ты что, согласен, чтобы я всё забыл?

- Да, - без тени сомнений ответил Оскар. – Лучше я буду заново знакомиться с тобой, завоёвывать и всё рассказывать, чем потеряю тебя.

Невыносимо. Не выдержав, обваренный накалом собственных сконцентрировавшихся эмоций, Том резво поднялся с дивана и отошёл на пару шагов, убегая от близости, что вкупе с серьёзными словами Оскара изжигала изнутри, превращала в чёрные угли. Шулейман выпрямился, протянулся к нему взглядом, опутывающим крепкой шёлковой паутиной. Только мысленно Том позволил себе повернуться к нему спиной, а в реальности склонился над столиком, заглядывая в распластанный на нём список, чтобы оправданно не смотреть в глаза и уйти от напрашивающегося обсуждения этого момента.

- Это всё? – спросил. Волосы упали на лицо, но отрасли недостаточно, чтобы завесить и сыграть роль ширмы.

- Нет, остался последний пункт, - ответил Шулейман. – «Отсутствие свободы». Джерри говорил, что тебя угнетает наличие охраны, и ты не можешь чувствовать себя свободным…

Джерри говорил. Джерри всё знает. Джерри, Джерри, Джерри. Сколько раз Оскар сделал отсылку к нему? Но Том не думал, что его неординарная альтер всё знает и снова спасёт.

- Охрану уже заменили, - продолжал Оскар. – Твой главный телохранитель теперь Криц, ты должен его помнить, а из старой остался только Вайлдлес. Джерри утверждает, что у вас есть все шансы сработаться и подружиться, и, в принципе, я с ним согласен.

Том был обескуражен новостями о произошедших изменениях. Память его работала так, как прежде у Джерри – необходимо было подумать о чём-то, чтобы вызвать воспоминание, потому без затруднений смог бы ответить на вопрос, кто его новый охранник, но удивился, когда это сказал Оскар. Том обнял себя за локти.

- Что скажешь? – обратился к нему Оскар.

Том пожал плечами, но ответил:

- Хорошо.

- Тебя устраивает такой вариант?

- Да, это… хорошо, - просто верх красноречивости.

Но как блистать ораторским мастерством и разнообразной красотой фраз, когда внутри выжженная кислотными дождями пустыня с лишь одной полной жизни мыслью: «Всё это не имеет значения»?.. Шулейман не пропустил его состояние, некоторое время смотрел внимательно из-под слегка сведённых бровей и подметил:

- Ты переживаешь.

- Я не могу не переживать.

- О да, это про тебя, - усмехнулся Оскар.

Том отвёл взгляд, снова заглянул в список и повторил:

- Всё?

- Да. Теперь самый важный момент и главный вопрос – которая из этих причин дала раскол?

В первую секунду Том удивился, но затем, ещё раз посмотрев на записанные каллиграфическим почерком пункты, сказал:

- Ни одна.

- Не пытайся солгать, что всё это неправда. Ты сам подтвердил, что эти моменты имеют место быть, - осадил Тома Шулейман.

- Это правда. Та же охрана угнетала меня, потому что я не мог больше свободно гулять, мне так казалось, но всё это уже не актуально. Я не выходил на улицу потому, что не успел, а не потому, что мне было плохо. Не успел влиться в перестроенную прежнюю жизнь, потому что мы уехали и застряли в Швейцарии. Дело не в чём-то, а во мне: я медлительный, увязающий, если у меня не вспыхивает энтузиазм и мне не дать пинка, я могу долго-долго сидеть на месте.

- Окей, с охраной разобрались, отметаем. Но остаются другие причины – которая из них? – твёрдо задал вопрос Оскар. – Ты должен знать.

- Никакая, - качнув головой, немного иначе повторил Том.

- Как это? У раскола должна быть причина – причина, которую можно исправить.

- А её нет, - скорбно заключил Том. – Об этом я тебе и говорил. Всё не так, как я думал.

- Ты уверен? – спросил Оскар через паузу, потребовавшуюся за переваривание поступившей информации, на решение, доверяет ли он ей.

- Я бы знал, будь какая-то причина, с которой моя психика снова не смогла справиться.

Том звучал более чем убедительно, он тоже умел виртуозно лгать – потому что искренне верил в собственные слова. Верил, что ничего из изложенных причин (в том числе брак, который Оскар не озвучил, но Том помнил, что раньше он был в списке) не стало причиной нового раскола, потому что ни одна из них не была тем же, что подвал; потому что у расстройства нет того большого смысла, в который верил, оно не излечит само себя и могло проявиться на пустом месте, поскольку никуда не исчезало. Верил, что ничего не поможет, ничего не спасёт.

- Получается, ты утверждаешь, что Джерри дурил мне голову, и всё это не причины, причины вообще нет? – спросил Шулейман.

- Причины нет, - подтвердил Том и сел на покинутый ранее диван, поставив локти на бёдра и снова сцепив руки в замок.

- Ладно, разберёмся, - сказал Шулейман, будто дав обнадёживающее слово, коим его высказывание и являлось, и по его тону, его виду ощущалось, что он на самом деле не бросит ни из-за болезни, ни наедине с ней.

Не поднимая глаз, Том кивнул якобы в знак согласия. Ему стало горше от того, что теперь молчит ещё об одном. Молчит о том, что на самом деле все причины из списка были актуальны до последнего, пока не случился рецидив болезни, затмивший все иные проблемы, сделавший их незначительными и смешными; о том, что в браке страдал от кольца на пальце и непонимания, как быть в узах, которые оно символизирует, и не мог об этом поговорить, до сих пор не может; о том, что не отказался от идеи разрыва. Настолько паршиво было, что сам в себе захлёбывался, потонул с головой и травился полной тины гнилой ядовитой водой. Но не мог поступить иначе.

Оскар сказал, что не бросит, и Том верил ему. Они могли бы всю жизнь, до смертного одра прожить так – так, как жили, разбираясь с его расстройством, ища выходы и не признавая поставленный на полноценной жизни крест. Но Том этого не хотел. Это будет не жизнь, а топтание на месте, танцы на зыбучих песках, неизменно, незаметно затягивающих туда, где нет движения, самой жизни нет. Никакого прогресса, никакой полноценной семьи с детьми, их продолжением. Ничего, кроме того, что у них было. Его жизнь – болото, Том не хотел, чтобы Оскар увяз в трясине вместе с ним. Он уже не ребёнок, чтобы думать только о себе и себя жалеть. Время брать ответственность, тем более что этого вопреки инстинкту самосохранения сердце желало, хотело спасти другого больше, чем сберечь себя.

Какая ирония. Том хотел, чтобы их жизнь не менялась – она не изменится, их останется только двое. Охрана сменилась, и с новой, наверное, действительно будет иначе. Под предлогом «боюсь, что перещёлкнет» мог бы отказаться сопровождать Оскара на приёмы. Мог бы сказать «брак гнетёт», развестись без мук совести, потому что для здоровья же, и просто жить с Оскаром, как и хотел всё оставить, когда тот преподнёс ему кольцо с предложением руки и сердца. Всё сбылось. Но сбылось коварно, извращённо. Бойтесь своих желаний, они самые злые джины.

- Это не всё, что я хотел обсудить, - добавил Оскар к своим предыдущим словам. - The beavers have blocked the hydroelectric power plant. Do you understand what I said?

- Понял, - кивнув, ответил Том.

- Что?

- «Бобры заблокировали гидроэлектростанцию, - не прыснув смехом с оригинального выбора фразы Оскаром, перевёл Том. – Ты понимаешь, что я сказал?».

Не остановившись на одном эксперименте – в этот раз он не намерен был допускать прошлые ошибки – Шулейман достал мобильник, быстро что-то нащёлкал в инете и протянул его Тому:

- Читай.

Том не повиновался и удостоил научную статью на английском языке лишь одним рефлекторным взглядом, сказал:

- Оскар, я всё ещё говорю по-английски, можешь не проверять. – Предупреждая дальнейшие проверки, одним заверением он не ограничился. – Я не боюсь прикосновений и секса. Знаю, как драться. Умею играть на пианино. Показать?

Не дожидаясь ответа, Том стремительно прошёл к роялю, поднял клавиатурный клап и пробежался пальцами по клавишам, звонко наигрывая складную мелодию. Что-то из классики. Бетховен соната для скрипки и фортепиано №5, что ли?.. Пальцы работали лучше мозга. Одной правой исполнив короткий бодрый отрывок, Том повернулся к Оскару.

- Я не понимаю, - произнёс Шулейман, в растерянной озадаченности хмуря брови.

Умения и навыки, доставшиеся Тому от Джерри после распада второго и слияния, вместе с новым расколом должны были уйти. Разве нет? Но он своими глазами видел, своими ушами слышал. Что же это значит?

- Я тоже не понимаю, - сказал в ответ Том и обнял себя одной рукой, потёр ладонью плечо.

Оставив клавиши величавого рояля открытыми, он вернулся к дивану, встав позади спинки. Обогнув диван, Оскар встал перед Томом, на расстоянии очень широкого шага. Том не смотрел в глаза, не смотрел в лицо и на какую-либо другую часть тела, опустив руки, он в молчании глядел в сторону. Как может один человек, в той же одежде выглядеть так по-разному в зависимости от правящей в голове личности? Тома Оскар хотел касаться, проводить пальцами по незащищённой одеждой белой коже; хотел обнять и защитить. Защищать. Перманентно. До последнего вздоха, когда от глубокой старческой дряхлости будут еле двигаться ноги, хотел чувствовать рядом его тепло и иметь возможность держать за руку. Взглядом он обводил, обласкивал изгиб изящной шеи.

Том поднял глаза – две грустные бездны, полные плещущейся тоски. Какие у него глаза… Шулейман шагнул к нему и, нежно взяв за талию, накрыл его губы поцелуем. Погрузившись во мрак опустившихся век, Том научено разомкнул губы и зубы, не препятствуя углублению поцелуя, словно приглашая, поскольку опередил просьбу впустить. Язык коснулся языка, сплелись в скользящей ласке в его, Тома, рту. Целовал Том механически, а в голове стена, не пропускающая ни тепло, ни действия, что прежде заводили влёт.

Позабыв о том, что хотел лишь поцеловать, Оскар распалялся стремительно, разгорался животной похотью, основанной на обожании, восторге от ощущения тела под руками и вкуса губ и кожи. Уже целовал не только губы, а лицо, шею, тонкое плечо, оголённое оттянутым воротом домашней футболки. Том позволял ему всё, откидывал голову, податливо открывая доступ к шее, но не проявлял ни единой инициативы. Был куклой, отзывчивой, но холодной. Впервые в жизни ему было всё равно, будет или нет.

Жаркие ладони проникли под резинку спортивных штанов и сразу под ткань трусов, представляющих собой никудышную защиту, в однозначном желании тискали ягодицы, разводя в стороны. Том отодвинулся, насколько позволил диван за спиной, отклонился назад корпусом.

- Я не… Мне надо в ванную, - кое-как изложил Том мысль, что отнюдь не уверен в чистоте своей прямой кишки.

- Помочь? – отпустив его, предложил Шулейман с такой естественностью, будто подобная помощь в порядке вещей.

Будь всё как обычно, Том бы подскочил, взвизгнул: «Что ты такое предлагаешь?!», пылая возмущением и смущением. Но не в текущей ситуации.

- Не надо, - только и ответил Том с несвойственным ему спокойствием.

Проведя в ванной комнате необходимую процедуру, Том пришёл в спальню, не в полотенце одном, что было бы уместно, а полностью одетый. Забрался на кровать и сел на пятки, положив ладони на колени. Походил на засидевшегося в девственниках странного парня, который не очень-то горит желанием обзаводиться опытом. Шулейман присоединился к нему, повалил спиной на постель, снова завладевая ртом в пылком поцелуе.

- Том… - просто имя, в трёх буквах которого сконцентрировано так много, что космос и того меньше.

За сегодняшний день Оскар назвал Тома по имени больше раз, чем за прошедший год. Не из-за слов Джерри. А потому, что, встречаясь с Томом раз в месяц, ещё острее ощутил болезненную, почти больную потребность в нём и истовое счастье от того, что он сейчас рядом, в его объятиях. Шулейман хотел звать Тома по имени, хотел повторять его сотни и сотни раз, преодолел то, что толкало обезличивать общение, чем грешил со всеми. Он вновь и вновь припадал к губам Тома и хотел целовать его больше, чем сделать следующий вдох. Готов был отдать полжизни и полцарства за то, чтобы эти мгновения длились бесконечно. Нет, не готов… Потому что если этот поцелуй будет последним, то ничего больше не будет, а он так многого хотел.

Том не испытывал желания, был слишком подавлен и внутренне напряжён, чтобы возбуждение сумело пробиться сквозь толщу свинцово-серой мёрзлой воды и высечь хоть одну искру. В низ живота упиралась рвущая ширинку эрекция, но, проведя ладонью по паху Тома, Оскар обнаружил, что тот нисколько не возбуждён. Это удивило, поскольку обычно Том возбуждался крайне быстро, но вместо обиды на то, что тот не сгорает от желания столь же сильно, как он, Шулейман взялся исправить ситуацию: запустил руку Тому в трусы и обхватил пальцами беззащитно мягкую плоть.

Настолько прямолинейная ласка не оставила равнодушным – всё-таки либидо Тома было подавлено, а не отмерло; член набухал, наполняясь кровью. Том закусил отпущенные Оскаром губы, лежал с согнутыми и разведёнными, наклонёнными внутрь коленями. Рука Шулеймана сдвинулась ниже, палец проник между ягодиц, где кожа была влажной от пропущенных капель воды, погладил, коснулся подушечкой входа. Как только он перестал стимулировать член Тома, едва установившееся возбуждение начало его покидать.

Том думал, что, хочет он того или нет, должен отдаться Оскару. На прощание. Но не мог, само тело не могло преодолеть внутренний барьер – засевшее на задворках сознания суждение, что не нужно сближаться, если принял решение расстаться, пусть и не завтра. Спустившись ниже, Шулейман поцеловал Тома через ткань штанов, потёрся лицом о его пах и спросил:

- Ты не хочешь?

И, не дожидаясь ответа, приспустил на Томе штаны с трусами, намереваясь приласкать его орально. Но Том воспротивился:

- Оскар, не надо… Не надо! – Том упёрся ладонью в плечо Оскара.

Шулейман поднялся, сел, спросил серьёзно:

- Ты боишься?

- Нет, - покачал головой Том и поправил одежду. – Но я не хочу. Просто не хочу сейчас.

Оскар уважил его нежелание вступать в сексуальный контакт, но и собственное противоположное желание игнорировать не мог, не хотел. Жаждал быть близко, максимально близко и получить удовольствие и долгожданную разрядку с ним. Снова Шулейман опрокинул Тома на спину, лёг на него, устроившись между разведённых ног, и, целуя в губы, толкнулся бёдрами. Раз за разом, всё быстрее, вжимался жёстким бугром члена Тому между ног. Одуревал от буйства вскипающей крови в венах, целовал ожесточённее, терзая, прикусывая любимые краснеющие губы. Зализывал укусы и прихватывал зубами кожу в другом месте, уподобившись животному в гоне. Он так и чувствовал и стремился к цели с напором бронепоезда с сорванными к чертям тормозами.

Том лежал на спине, придавленный Оскаром, вжимаемый его сильными рывками в матрас вплоть до боли. Странно было воспринимать всё не через призму разделённой на двоих страсти, а трезвым рассудком. Открывая глаза, Том смотрел в потолок. Но периодически искорки заразной похоти всё же вспыхивали в теле, и в такие моменты Тому хотелось то обхватить Оскара ногами, вжимая в себя ещё сильнее, то отпихнуть.

В груди рождались животные рыки, рвались из горла. Хотелось перевернуть Тома, поставить на четвереньки, сорвать штаны с бельём и вставить ему между сведённых бёдер, хотя бы так ощутить проникновение. Но едва ли сумеет не соскользнуть выше и не загнать член в манящую узкую дырку, растягивая горячее нутро под себя, заполняя до предела, овладевая тем, что принадлежит ему, но никогда не будет принадлежать в полной мере. Ему ведь понравится, как бы ни вырывался вначале и ни кричал… Тому нравится всё, что он делает с ним. Но не может поступить так с Томом, не может причинить ему боль, слушать слёзы и увидеть кровь, что вполне вероятно при грубом, насильственном проникновении после перерыва.

Как же Оскар хотел его… И как сильно хотел кончить… Мысли подменил гул крови, в голове царила вспыхивающая темнота.

- Оскар, хватит! – прикрикнул Том, крепко схватив Шулеймана за плечи. – Нет!

Шулейман остановился и посмотрел на Тома. Ноздри у него раздувались, глаза из-за огромных по вине предельного возбуждения зрачков были непроглядно чёрными, пугающими вкупе с жёстким взглядом. Он был в полушаге от того, чтобы ударить Тома, перевернуть, вдавив лицом в матрас, и взять силой. Кровь в венах бурлила, свернувшись обжигающей чёрной смолой, сузила сознание до одного-единственного звериного желания. Инстинкта, который уже расцвёл раскидистым огненным цветком, жадно требующим удовлетворения.

Том не убирал ладоней с его плеч, что не спасёт, реши Оскар не останавливаться. Думал, что Оскар ударит, и не обиделся бы, потому что заслужил, не мальчик уже, чтобы выкидывать такие финты «хочу-не хочу». Но ожидаемая боль не пришла; с трудом контролируя сбитый, хриплый голос, Шулейман произнёс:

- Давай руками, - приподнявшись над Томом, Шулейман взял его ладонь и потянул к своему паху, второй рукой пытаясь расстегнуть ремень.

Том сжал пальцы той руки в кулак:

- Нет, - отказал без крика, без надрыва. – Оскар, нам лучше этого не делать.

Ещё один момент, когда черта опасно близка. От возбуждения разве что пар из ушей не валил, мышцы застывших бёдер вибрировали от напряжения, от туманящего рассудок желания двигаться. Более двух месяцев Томиного пребывания в клинике между ними ничего не было и лишь один вечер насладились друг другом, после этого опять два месяца воздержания, за время которых один раз по глупости перепихнулся с Джерри, и тут облом. Казалось, сейчас или штаны в паху разорвутся, или то, что в них. Но Шулейман усмирил внутреннего зверя, который обзавёлся привязью ещё тогда, когда к Тому нельзя было прикасаться. Поднялся с Тома, отпуская его на волю из-под своего тела. Том отодвинулся и сел, обняв колени, перекрестив лодыжки. Вновь принял облик юноши невинного, решившего не расставаться с чистотой.

- Я просто не хочу, - повторился Том виноватым тоном, снова не смотря в глаза.

Шулейман протяжно, но тихо выдохнул и закрыл глаза, успокаивая дыхание, сердцебиение и дикую пульсацию в штанах. Последняя теперь не имела смысла и права быть. Он придвинулся к Тому с примирительными словами:

- Ладно, давай просто пообнимаемся.

Оскар обнял Тома и снова уложил на постель. Больше не трогал с сексуальным подтекстом, не вжимался, не тёрся, выбросил неудовлетворённое, никуда не девшееся желание, переполнившее яйца. Только обнимал его, невесомо целовал в губы, касался лица пальцами обеих рук, будто боялся, что если разорвёт физический контакт, Том окажется видением и растворится в воздухе; будто лишь видеть Тома было бесконечно мало. Второе «будто» лишнее. Шулейману было мало. Мало, мало, мало. Мало поцелуев, мало ощущения тела своей кожей, мало времени вместе. Понимая, что может снова потерять, чувствовал это так остро, что разрывалось сердце.

NoneЯ скучаю по тебеМне плохо без теб

И в глазах не требование, не злость за то, что приручил его и заставляет испытывать такие унижающие чувства, а мольба, которой у него, сильного, имеющего всё человека, пред которым другие встают на колени, тоже никто никогда не увидит. Том обнял Оскара, прижал к себе, за тронутым, отвечающим на чувства жестом пряча отсутствие сил смотреть в глаза после таких слов, выворачивающих наизнанку, раздирающих душу на кровавые потроха. Затаив дыхание, зажмурился, и на виски жидкими алмазами брызнули слёзы, пробежали по коже и исчезли в волосах. Потому что мысленно он уже попрощался, закрыл с обратной стороны дверь единственного настоящего дома. Повернув голову, Шулейман прижался губами к горячей и сухой щеке Тома.

Перед сном, пока Оскар был в душе, Том смотрел на заглавный экран мобильного телефона. Через пять дней у него день рождения. Но Том не сомневался, что праздника не будет – или пропустит лично-особенный день, или не до празднования будет, как всегда было раньше. Раньше… Оно вернулось нежданно, цементным булыжником по голове, железным колом в сердце, и этого не изменить. Он перестал ценить всё то, что имел, считал должным, забыв, что может быть иначе. И теперь оставалось только сидеть у разбившейся лодки и думать, что делать дальше – вплавь, своими силами плыть через тёмные воды. Счастливые три года, не завершившиеся и уже никогда не придущие к завершению, сейчас виделись прекрасным сном, который закончился. Иначе и быть не могло, ведь сны априори конечны, за ними следует явь.

Вернувшийся из ванной Шулейман затащил Тома на середину постели, помог избавиться от одежды. Обнял со спины, прижавшись щекой к мягким волосам на затылке.

- Не уходи, - попросил Оскар, и Том снова затаил дыхание, воздушной пробкой закупоривая взбаламученные чувства, что с лёгкостью могут пролиться градом слёз.

Всегда Том спал лицом к Оскару, но не в теперешней ситуации, в которой неимоверно сложно и больно смотреть в глаза, зная, что всё решил за двоих.

Все искренние слова и просьбы оказались напрасны. Том ушёл. Растворился на рассвете.

Глава 14

Детские сказки кончились,

Я лягу не на тот бок.

Лица в гримасах корчились,

Когда меня тащил волк.

Мой друг – пластилин, пластилин,

Я леплю из него мир,

Новый мир, новый мир,

На-на-на.

Малиновый амфетамин -

Мой друг, мой друг, мой друг, мой друг!..

Ai Mori, Пластилин©

- Не уходи!

Оскар вытерпел и коварный, жестокий удар, и оскорбление, ответил спокойно:

- Если ты считаешь человеческие чувства жалкими, то это мне тебя жаль.

- В чувствах нет ничего плохого, к ним нет вопросов, а к тебе – есть, - в свою очередь отвечал Джерри. – Ты вчера так хорошо начал и так плохо кончил, - намеренно использовал двусмысленную укороченную форму слова «закончил», чтобы кольнуть дока ещё и в то, что вчера ему это как раз не удалось сделать, если, конечно, в душе перед сном не помог себе рукой.

- Я вчера вообще не кончил, - отреагировал Шулейман на игру слов.

- Мне тебя пожалеть? – поднял бровь Джерри и как ни в чём не бывало поинтересовался: - Кстати, как насчёт того, чтобы закончить начатый вчера минет?

- Не дождёшься, дорогой, - едко ответил Оскар, не скрывая того, что текущий диалог его не радует, как и общество Джерри в целом, как и то, что тот испоганил ему настроение на день как минимум, проснувшись утром вместо Тома. - В рот я беру только у Тома.

- Так член тот же самый. Можешь закрыть глаза и представлять Тома, мне не принципиально.

- Тебе прям неймётся?

К удивлению Шулеймана Джерри не ушёл от честного ответа:

- Да, - подтвердил он наличие у себя желания. – У меня секса не было столько же, сколько и у тебя, а это немалый срок.

Оскар не собирался соглашаться ни на отсос не для себя, ни на секс в принципе, но, раз уж они вынуждены взаимодействовать, было интересно послушать, почему же крыса так часто меняет точку зрения.

- А как же «только через твой труп»? – напомнил Оскар.

- Ты мне, конечно, противен, но в качестве варианта для сброса напряжения сгодишься, - отвратительно прямо ответил Джерри.

- Если кто-то из нас и будет сбрасывать напряжение при помощи другого, то это буду я. Так что не нарывайся и уйди с моих глаз.

Джерри придрался к последним словам дока:

- Тебе так сложно удержаться от соблазна? – он подошёл ближе и опёрся руками на стол, прогнувшись к Шулейману.

Шулейман не повёлся на провокацию, отвечал холодно, враждебно:

- Очень сложно. Я сгораю от желания сделать тебе очень больно и держусь только из-за Тома.

- А ты не думал, что Том может не узнать?

- Что? – не понял Оскар, потому что – как Том может не узнать, что его тело побили?

- Что «что?»?

- Как Том может не узнать, что я тебя побил? А если я сделаю с тобой всё, что хочу, то мне его, то есть вас обоих в одном теле вообще хоронить придётся.

- Я говорил не об избиении, а о сексе, - спокойно ответил Джерри. – Что-то мне подсказывает, что ты отказываешься от меня не от отсутствия желания, оно у тебя есть, давно проверено, а потому, что алогично боишься изменить Тому и испытываешь муки совести. Так вот, я могу сделать так, чтобы Том не узнал.

- Я мучаюсь совестью из-за того, что переспал с тобой? С дуба рухнул? – не признал Оскар, что прозорливая гадина попала в самую точку.

- Разве не этим было продиктовано то, что в первое пробуждение Тома в текущем расколе ты боялся смотреть ему в глаза? – высказал ещё одно точнейшее замечание Джерри. – Других поводов для такого твоего поведения я не вижу. Но если другая причина есть, назови её.

В тупик загнал, в котором Оскар должен или придумать что-то и солгать, или признать, что на самом деле маялся из-за измены и потому вёл себя несвойственно себе. Можно ещё отказаться отвечать, но по отсутствию ответа разве Джерри не поймёт, что всё сказал верно?

- Я не собираюсь обсуждать с тобой свои чувства, - наконец ответил Шулейман.

Джерри не отступил, забросил жирную наживку:

- То, что ты так кардинально разделяешь меня и Тома, не есть хорошо.

- Почему? – без особой заинтересованности спросил в ответ Оскар. – Ты сам говорил: «Я – не Том».

- Но Том – это я.

Шулейман нахмурился. Что раньше он не понимал, что значит эта фраза: «Том – это я, но я – не Том», что сейчас.

- Я не понимаю, что это значит, - озвучил он свой мыслительный ступор.

- Попробуй понять. Поразмышляй вслух, - подтолкнул его Джерри.

Оскара и так этот разговор задолбал, а то, что Джерри как обычно не мог дать ответ, а вёл какие-то свои игры, стало последней каплей.

- Иди-ка ты к чёрту.

- Думай, Шулейман, - настоял Джерри, проигнорировав конкретный посыл дока. – Тебе ничего не остаётся, кроме как думать.

- Думать я буду про себя и не по твоей указке.

- Как же тогда узнаешь, в верном направлении ты мыслишь или нет?

Шулейман усмехнулся, поведя подбородком, и снова посмотрел на Джерри:

- Ты не истина в первой инстанции, чтобы я свои мысли сверял с тобой. Знаешь что, пожалуй, я больше не буду к тебе прислушиваться, потому что оказалось, что ты дурил мне голову и втюхивал неправду.

Джерри вопросительно выгнул брови:

- С чего такие выводы?

- Том сказал, что все выделенные тобой причины раскола – бред, они уже не актуальны. Причины вообще нет.

Пришёл через Джерри усмехаться, от души, красиво.

- Шулейман, как можно быть таким наивным?

- Причём здесь наивность? Тому точно лучше знать, что происходит у него в голове и что он чувствует.

Джерри выпрямился и покачал головой, заключил ёмко:

- Идиот. Во-первых, Тому неоткуда знать, что послужило причиной раскола, он и в прошлый раз ничего не знал, вся информация пришла к нему извне. Во-вторых, верить Тому на слово – последнее дело.

- Не путай Тома с собой, это тебе верить нельзя, - не согласился Оскар.

- Ошибаешься, - легко парировал Джерри. – Мы всё-таки происходим из одного ядра, мы оба склонны ко лжи, но по-разному: я лгу для дела, а Том – чтобы у меня было дело.

- Не понял, - нахмурился Оскар.

- Последнее я утрировал – Том не лжёт осознанно для того, чтобы мне было, чем заняться. Но получается именно так: он утаивает нечто важное, и психика вызывает меня, чтобы я разобрался с его внутренними демонами.

Отвратительное чувство – когда понимаешь, что то, во что-то верил, что-то хорошее, оказывается принятой на веру ложью, существующей лишь в твоей голове фальшивкой. В последние месяцы Оскару слишком часто приходилось проходить через такие моменты, связанные с Томом. С Томом, которого в своей голове рисовал чуть ли не святым, идеальным, но, кажется, светлый образ не совпадал с реальностью.

- Хочешь сказать, что Том мне солгал? – произнёс Оскар, ощущая отторжение от собственных слов, нежелание в них верить.

- Бинго! – хлопнул в ладоши Джерри. – Том лжёт, смирись. Он не неспособный что-то скрывать невинный мальчик, которым ты его почему-то считаешь, и никогда им не был. Начиная с того, что в четырнадцать украл деньги и без разрешения убежал на вечеринку, и заканчивая вчерашним днём и всем тем, о чём он молчал.

Оскар выглядел потерянным, встал перед сложным, в большей степени неосознаваемым внутренним выбором: поверить и развивать тему, или остаться при своём удобном и красивом суждении.

- И в чём же Том мне солгал? – спросил он.

- Во всём, - ударил по сердцу Джерри. – Все причины из списка актуальны, Том бы продолжал загоняться по поводу них, если бы не переживал больше из-за возвращения расстройства. Том не отказался от идеи развестись и разорвать с тобой отношения, но решил действовать не так резко, как именно, он пока не придумал…

Последнее было как гром среди ясного неба, больно, что отразилось на лице Шулеймана, фактически узнавшего, что в то время как обнимал Тома, говоря ему, как нужен, прося не оставлять, Том думал, как ему уйти. Джерри продолжал говорить:

- Даже в том, что не хочет секса, Том солгал – утаил причину. Ему было так тяжело из-за своего молчания и решения расстаться, что не мог возбудиться. И хоть он думал, что должен переспать с тобой, цитирую, на прощание, не смог преодолеть внутренний барьер суждения, что лучше не сближаться, если решил расстаться.

- Охренеть, - только и сказал Шулейман, то ли расстроенный, то ли разозлённый тем, что Том ему настолько не доверяет, прибывающий в растрёпанных чувствах.

Встал, отошёл к тумбочкам, где валялась початая пачка сигарет, зажигалка и подле них стояла одна из множества пепельниц. Закурил и вернулся за стол. Несколько затяжек он молчал, в раздумьях хмуря брови, и посмотрел на Джерри:

- Почему Том не поговорил со мной?

- Потому что это Том, - озвучил очевидное объяснение Джерри.

- Но Том же уже научился всё со мной обсуждать, что опять пошло не так? – в раздражённом недоумении произнёс Шулейман.

- Он поговорил, ты отказался соглашаться на развод и расставание, а Том считает, что это для твоего блага, тут возвращаемся к предыдущему моему ответу – это Том, человеческая суть не меняется, что ни делай. Мне неприятно это говорить, но Тома надо бить, чтобы был толк.

- Здорово, просто здорово, - зажав сигарету в зубах, всплеснул руками Оскар, и снова прихватил фильтр двумя пальцами.

- Дай затяжку.

- Что? – затупил Шулейман от чрезмерно резкой смены темы.

- Дай затяжку, - повторил Джерри и взглядом указал на сигарету в его пальцах.

- Вон твои сигареты, - Оскар мотнул головой в сторону тумбочек, где и вытянутая белая пачка имелась.

- Я не хочу целую.

И снова Оскар затупил, но уже по другой причине – потому что Джерри сейчас, в своём желании украсть одну затяжку, был точь-в-точь – Том. Никогда он не проявлял такого желания и вообще говорил, что любимые Шулейманом сигареты вонючие, слишком крепкие. Это несоответствие прибилось кое к чему ещё, но Оскар отложил размышления на потом и отказал:

- Не дам.

Потому что это не Том. В третий раз Джерри не попросил, взял тонкую из своей пачки, щёлкнул зажигалкой и поставил на стол перед доком пепельницу с культурной формой упрёка в свинстве: «Не сори», встал над душой. Оскара раздражало выбранное им положение, раздражала близость «того тела не с той начинкой», но промолчал. Докурил он первым и, развернувшись на стуле, чтобы быть к Джерри лицом, сказал:

- Скажи мне, почему я должен верить тебе, а не Тому? Вы оба хорошо обосновали свои версии.

- Заставить тебя я не могу, но советую верить мне. Потому что я всегда

- Не очень убедительно. Как я могу проверить то, что ты действуешь во благо, а не пудришь мне мозги?

- Вспомни прошлое – кто привёл нас с Томом к объединению? Я.

Приведённый Джерри довод был весом и логичен, но Оскар не спешил признавать это вслух, мысленно искал подвох в словах Джерри, в его поведении – всём. Чуял – или хотел чуять, - что подвох есть, просто пока не увидел его. Джерри словесно пихнул его:

- Шулейман, ты стареешь, я тоже не молодею, думай быстрее.

- Я не могу тебе доверять, - вынес вердикт Оскар. – Потому что ты – Джерри, - скривился он.

- Мне ты не доверяешь, Тому тоже. Может, проблема в тебе?

- Тому я верю.

- «Верю» и «доверяю» - это разные вещи, - важно заметил Джерри и снова опёрся рукой на стол. – Но не будем сейчас об этом. Вернёмся к прерванной перекуром теме. Я рассказал тебе, о чём молчал Том, благодаря чему ему больше не будет смысла хранить немую тайну, и ты сможешь обсудить с ним его страхи и варианты действий – и не верить на слово, что всё в порядке, и не отставать, что бы ни было, как ты делал раньше. Что также доказывает, что я действую во благо Тома. Вот только я уже не уверен, что ты способен на «как раньше», - Джерри выпрямился, сложил руки на груди и окинул дока снисходительно-разочарованным взглядом. – И тут мы возвращаемся к тому, с чего начали – к тому, что ты хорошо вчера начал и плохо закончил.

- А зачем «как раньше»? – вопросил Шулейман, не тронутый сомнениями в крысиной речи. – Люди меняются, это нормально.

- Проблема как раз таки в том, что Тому надо как раньше. Одну правду он вчера всё-таки сказал – его надо пинать, чтобы двигался. Я со спокойной душой доверил тебе Тома именно поэтому – потому, что ты находил к нему подход, заставлял его двигаться, преодолевать себя. А ты взял и размяк в ваших отношениях и последующем браке. Ты Тома не только не стимулировал, но и содействовал, когда он хотел отказаться от чего-то, что делал.

- Том плохо реагирует на грубость, - не согласился с ним Оскар, до сих пор уверенный, что знает Тома лучше и лучше понимает, как с ним надо выстраивать отношения. – Самый правильный подход к нему – терпение и любовь. Иногда это бывает сложно, но оно того стоит.

- Твоё терпение похвально. Я тоже думал, что к Тому надо подступать через любовь и ласку, сблизиться, подружиться, но это не работает. С ним надо жёстко, я на своём опыте убедился. Но, опять же, не думаю, что ты так сможешь, в прежнюю версию себя вернуться нельзя, а игра будет лишь жалкой пародией и не даст результатов, потому что фальшь всегда ощущается – ощущается слабина.

Проигнорировав вторую половину высказывания Джерри, Оскар грубовато, что показывало отношение к его словам, произнёс:

- Предлагаешь мне шпынять Тома и обзывать, как в начале наших отношений?

- Говорю же – у тебя не получится, - бесстрастно вынес ему приговор Джерри. – Раньше ты был идеален. Но ныне в тебе мало что осталось от той обаятельной беспринципной сволочи, которая, не просыхая, сумела справиться с самым сложным пациентом Центра принудительного лечения для самых-самых. Это не плохо, наоборот, хорошо, что ты перерос состояние пещерного человека, но не для Тома.

Шулейман сплёл руки на груди, смотрел на оппонента, который, непонятно, то ли хвалил его, то ли оскорблял и утверждал, что Тому надо совсем не то, что он, Оскар, ему давал, опьянев от любви и желания видеть его улыбающимся.

- Что-то я не помню, чтобы раньше Том что-то рассказывал мне, - выдвинул Оскар аргумент против правоты Джерри.

- Том множество раз хотел с тобой поговорить, но ты затыкал ему рот и не хотел слушать, - красиво разнёс его довод Джерри. – Шулейман, пользуйся тем, что дано: Том рос с авторитарным отцом, которому во всём подчинялся, играй на этой зафиксированной детской модели отношений. Это не очень честно и не ведёт к здоровью, но когда речь идёт о большем нездоровье, можно поступиться этичностью.

Оскар нахмурился. Ведь правильно услышал и понял, что Джерри, фактически, сказал, что он для Тома – второй Феликс, и что Тому именно этого надо, чтобы в голове всё встало на место?

- Ты постоянно сам себе противоречишь, - подметил Шулейман. – То говорил, что я делаю из Тома ребёнка, и это пагубно влияет на его психическое здоровье, то утверждаешь, что Томиному здоровью способствуют отношения отец-сын.

- Ты меня не понял, - покачал головой Джерри, - поверхностно смотришь. Для первичного здоровья, то есть преодоления внутренних проблем, в число которых входит их замалчивание, Тому необходимы директивные отношения, какие были у тебя с ним. А для сохранения и развития установившегося здоровья нужны равноправные отношения, которые ты ему так и не смог дать.

- Я не хочу обращаться с Томом так, как раньше, - твёрдо обозначил Шулейман свою позицию. – Всё изменилось.

- Я и говорю – так ты больше неспособен, но и по-другому у тебя не получается. Ни на что ты неспособен.

- Ты пытаешься меня разозлить через оскорбления?

- Нет. Я всего лишь говорю правду. Тебе же нравится, когда я и Том не лжём.

- Ладно, - сказал Шулейман, воздержавшись от открытой ссоры, если, конечно, текущую ситуацию можно назвать миром. – Как ты представляешь себе моё былое отношение к Тому в теперешних наших отношениях?

- У тебя не получится, - не вступая в обсуждение, отказал ему Джерри в ответе и в вере в его способности. – Такое поведение должно идти от души, от самой натуры.

- Хочешь сказать, что ты искренне хотел давить Тома? – со скепсисом выгнул бровь Оскар.

- Нет, - не стал приписывать себе лишнего Джерри. – Но у меня были две форы, благодаря которым Том не мог не воспринимать меня всерьёз.

- Какие же?

- Шулейман, ты вправду хочешь поговорить о прошлом, а не о том, что делать сейчас? – одёрнул его Джерри.

- Я всё же хочу услышать ответ на свой вопрос, после чего продолжим о том, что делать сейчас, - сказал в ответ Оскар.

- Спроси у Тома.

- Это не ответ.

- Ошибаешься. Я ответил, а то, что мой ответ не оправдал твои ожидания, только твоя проблема.

- Какая же ты всё-таки сучка, - проговорил Шулейман без злости, отчасти с усталостью от этого демона, посланного ему непонятно за какие грехи, ведь и не грешил в последние годы, а былые сомнительные деяния уже отработал – с Томом. – Вроде бы помогаешь, а всё равно сучья натура так и лезет наружу.

- Шулейман, ты снова отходишь от темы, - вновь одёрнул его Джерри.

- И какая же у нас тема? С Томом надо пожёстче, а я ни на что не способен? Так она упёрлась в тупик и тем самым исчерпана.

Джерри не согласился с ним:

- Не исчерпана. Ты не способен, но не безнадёжен. Учись, пока есть такая возможность, - или вспоминай, дело твоё. Если раз ударишь Тома, он сядет и будет слушать. Если рявкнешь на него, но не полушуточно, а серьёзно, он сядет и будет слушать. В этом плане Том как животное: для него важно не то, что ты говоришь, а каким тоном ты это делаешь, с каким посылом, какие действия совершаешь.

- Тебя не смущаешь, что ты сравниваешь Тома с животным и предлагаешь дрессировать соответствующими способами?

- А тебя не смущает, что ты придираешься к словам и задаёшь бесполезные лишние вопросы, вместо того, чтобы мотать на ус и пытаться заставить шевелиться свои заплесневевшие извилины? – в конце концов психанул Джерри из-за манеры горе-дока растягивать недолгий разговор до бесконечности и перегружать его ненужными вставками. – Ты скажи, если тебя всё устраивает, оформим развод, я заберу Тома и дальше мы с ним вдвоём будем.

- Сидеть, - не прикрикнул, но зычно, глубоким голосом скомандовал Шулейман. – Встанешь, когда я тебе разрешу.

- Уже лучше, - не дрогнув, похвалил его Джерри и действительно сел, поскольку надоело стоять. – Но маловато чувств.

Не посчитав нужным давать ответную реплику по поводу полученной оценки, Шулейман обратился к Джерри:

- Ответь мне на один интересный вопрос. Объясни, как получилось, что Том играет на рояле? Получается, ты всё-таки солгал мне, поскольку утверждал, что он разучился.

- Спроси у него в следующий раз, Том подтвердит, что разучился играть. Почему он снова обрёл умение музицировать, я не знаю. Подумай над этим, ты же у нас доктор. – Облокотившись на стол, Джерри упёрся подбородком в сцепленные пальцы рук, взирая на дока с вызовом: «Давай, думай. Или слабо?».

Шулейман сощурился, несколько секунд разглядывал Джерри, раздумывая над его словами, наталкивающими на то, что внезапное парадоксальное возвращение навыка игры на рояле что-то означает. И казалось, что Джерри известен ответ.

- Рассказывай, - повелительным тоном сказал Оскар.

- Ты можешь меня хоть пытать, я буду корчиться от боли, кричать и тому подобное, но ничего не скажу, потому что по твоему вопросу мне нечего сказать.

- А ты подумай.

- А сам что, не горазд уже думать? – ухмыльнулся Джерри.

Оскар представил, как за грудки дёргает его к себе, рёбрами об ребро стола, чтобы дыхание перехватило от удара и боли, лицом об стол, чтобы кровью смылась сучья гримаса, потому что, сука, бесит. Но в реальности только сжал ладонь в кулак, и то неосознанно, а когда осознал, послал руке приказ расслабиться. Не время бить. Всегда не время, потому что, во-первых, внутри Том, во-вторых, с крысой лучше хоть как-то дружить, хотя бы не ломать ей кости, чтобы не ловить потом по миру.

- Шулейман, не зависай.

- А может, мне тебя тоже по фамилии называть? – не выдержал Оскар, раздражённый тем, что Джерри постоянно нарочито называет его по фамилии, тыкает. – Так-то у тебя вторая тоже Шулейман.

- Это у Тома вторая фамилия Шулейман, а я Муссон, - спокойно ответил Джерри.

Позабавленный его словами Шулейман усмехнулся:

- Это фамилия, которую ты выбрал себе во время самого первого пробуждения, - он и не думал воспринимать слова Джерри всерьёз.

Но Джерри не шутил, кивнул:

- И моя настоящая фамилия.

Почему-то эти его слова убедили. Оскар нахмурился, произнёс:

- Я думал, что твоя фамилия, как и у Тома, Каулиц. Так должно быть.

Джерри пожал плечами:

- Но это не так.

Вроде бы такая мелочь – фамилия. Но Оскара новость удивила и озадачила, и он прицепился к Джерри с расспросами.

- Том говорил, что всё, что до полного раскола после подвала, у вас общее, у тебя нет собственного детства. И ты тоже говорил про одно ядро, из которого вы происходите. Почему у тебя другая фамилия?

- Потому что Том носит фамилию Феликса и считает её своей, а мне Феликс никогда не был отцом. Как бы объяснить, чтобы ты понял. – Джерри склонил голову набок и подпёр кулаком висок. Понимал, что обычному человеку не постичь внутренний мир и образ мышления его, рождённого иначе. – Я был счастливым сиротой, свободным от всего взрослого и материального вроде дома и воспитания, который приходил поиграть с Томом.

На лице Шулеймана отразилось вопрошающее недоумение, которое он изложил в вопросе и последующей реплике:

- Сиротой? Скажи ещё, что Кристиан и Хенриикка не являются твоими родителями.

- Не являются, - ответил Джерри, не видя в своих словах ничего странного. Это его правда, выворачивающая мозг простых людей.

- А кто твои родители? – грубовато проговорил Оскар. – Те двое, кого ты придумал в пятнадцать и похоронил?

- Нет. У меня нет родителей.

- И после этого ты утверждаешь, что ты человек.

- А разве у всех людей есть родители? – в ответ резонно вопросил Джерри и пояснил свою ситуацию и позицию по данному вопросу. – Я знаю, что меня, как и Тома, произвели на свет Кристиан и Хенриикка, но родителями я их не считаю, как и не считаю Томиных сестёр и брата своими сиблингами и не чувствую с ними всеми никакого родства. Если не в исключительно биологическом смысле, то родители это намного больше, чем яйцеклетка и сперматозоид, из соединения которых ты развился, а семья это больше, чем родство крови. Как сирота, который не рос в семье, знает, что биологические родители у него есть, но не имеет семьи, так и я знаю, но не считаю, что у меня есть семья. У меня её нет. Том простил и принял семью, которая его не растила и не помогла, когда была нужна. А я как бы другая его версия, не испытывающая надобности в тех, кто никогда не был рядом.

- Интересно рассуждаешь, - признал Шулейман и пытливо спросил: - Другая версия, говоришь?

- Да. Нас с Томом уместно сравнить с близнецами, которые росли в разных условиях, потому при всех равных характеристиках получились непохожими людьми. На моём примере можно посмотреть, каким был бы Том, если бы не воспитание Феликса, потому что первично именно оно сформировало личность Тома.

- Близнецы, - повторил за ним Оскар. – Монозиготные, я так понимаю? – собственные слова воспринимались бредом, но ничто не может однозначно считаться бредом, когда речь идёт об этой парочке в одном лице. – Ты это имел в виду, говоря, что у вас одно ядро?

- Только так ты поймёшь. Но я на самом деле отношусь к Тому как к брату, младшему, нередко глупому и менее опытному брату.

Оскар понял Джерри. По крайней мере, вопросов у него по этой теме больше не было. Но не дал покоя другой, вспомнившийся вопрос.

- Я так и не понял, что ты имел в виду, говоря, что Том – это ты, а ты – не Том?

- То и имел. Лучше я не скажу, это и есть правда.

Шулейман задумался и через недолгую паузу озвучил предположение:

- Том – это ты, потому что ему необходимо взять от тебя, чтобы быть здоровым, быть полноценным собой.

- Верно, - одобрил его версию Джерри, которая была всецело верной.

Том – это он, потому что отдельный Том – лишь половина личности, неказистая, урезанная половина. Оскар продолжил озвучивать размышления:

- А ты – не Том, потому что ты ничего не можешь от него взять, ты завершённая личность.

- Ты делаешь успехи. Всё так и есть.

- Но… - начал, но не закончил Шулейман, не озвучил сложную мысль с претензией на революционность, чтобы подумать над ней самостоятельно.

Джерри не подталкивал его к завершению высказывания, тоже молчал, думая о своём. Но по прошествии нескольких минут обратился к Шулейману.

- Оскар, Тому плохо, - Джерри внезапно заговорил тоном серьёзным, притопленным в усталости и тяжёлых чувствах, оттого очень честным. - Очень плохо. Он был готов что-то сделать с собой и отказался такого выхода только потому, что думает, будто ничего не получится, слишком живучий, и это хорошо…

- Не боишься, что Том увидит твои слова, воодушевится и решится? – перебив, поддел его Шулейман.

Джерри только непонятно покачал головой, продолжил непростую мысль:

- Том страдает не из-за своей поломанной жизни, не меня боится. Он боится – что ты лишишься полноценной жизни.

- Так это ерунда! – всплеснул руками Шулейман. – Я ему уже говорил об этом. Не очень-то и хотелось, просто надо, а на «надо» я класть всегда умел.

Джерри снова покачал головой:

- Ты должен не отказываться от чего-то, а предоставить Тому вариант, при котором полноценная, намеченная тобой жизнь будет возможна. Только это его успокоит.

Нахмурившись, Оскар задумчиво почесал нос. Через паузу Джерри продолжил говорить:

- Слушай, я рассказываю тебе всё это, чтобы ты понял Тома и мог исправить вашу плачевную ситуацию. Том недоволен тем, что я раскрываю тебе его секреты, но мне к его недовольству мной не привыкать, поэтому я говорю, и буду говорить, пока он сам не научится это делать, а ты запоминай и используй слитую информацию в ваших разговорах, в отношениях. Я уверен, что текущий раскол так или иначе связан с тобой, поэтому ты должен быть рядом, - закончил Джерри иносказательным, но доходчивым, разбивающим розовые очки уточнением, что доверительно говорит не потому, что проникся к Шулейману симпатией, и даже не ради их с Томом общего семейного счастья. Защитник всегда останется Защитником.

И оба подумали, что если проблема в Оскаре, по аналогии с прошлым расколом может оказаться, что его потребуется физически устранить, и Джерри это сделает, но оба промолчали. Неважно, что такое решение противоречит всем чувствам Тома. Том и насильников своих не хотел убивать.

Убей то, что любишь больше всего, и у тебя больше не будет слабостей…

Где-то Джерри читал эту фразу [надо будет выбрать какую-нибудь хорошую книгу для досуга, а то два месяца уже живёт, а не прочёл ничего весомого художественного]. И был более чем уверен, что Шулейман тоже подумал о риске, о том, что сидит за столом со своим потенциальным убийцей, которого ничего не остановит, если психика даст команду: «Убей».

- Ещё кое-что я хочу тебе сказать, - произнёс Джерри более холодным, бесстрастным тоном. – На сто процентов я не могу быть уверен в том, что Том не прав по поводу того, что расстройство не имеет глубокого смысла, а я не спасаю его, а лишь придумываю какие-то действия и наделяю их силой, как и положено психическому расстройству. Малый, но процент вероятности остаётся. В свете этого и всей текущей ситуации подумай ещё раз: готов ли ты на это? Готов прожить жизнь с психически больным человеком, которого может куда угодно повернуть? Ведь если смысла нет, то и излечения наверняка не будет, а значит, психическое состояние Тома может ухудшаться, психические болезни редко остаются стоять на месте.

- Я готов, - коротко и без проблеска сомнений в голосе и в глазах ответил Шулейман, не желая вдаваться в объяснения, почему его не страшит столь незавидная тяжелейшая перспектива, как быть супругом психически больного человека, чьё состояние может усугубляться вплоть до полной потери контакта с реальностью.

- Не надо отвечать сейчас, - качнул головой Джерри. – Подумай.

- Зачем мне думать, если я знаю ответ?

- Чтобы не передумать. Лучше ты откажешься от Тома сейчас, когда он молод, в своём уме, и я могу ему помочь, чем позже.

- Для отсутствия смысла ты слишком беспокоишься о благополучии Тома, - важно подметил Оскар.

Джерри улыбнулся уголком губ.

- Я же его старший брат, не могу не беспокоиться. Но это не мешает мне испытывать к нему сексуальное влечение и целовать в губы, - изгиб его губ стал ярче.

- Да, Том рассказывал про ваши… Не знаю даже, как это назвать. Человечество ещё не придумало термина для домогательств явившейся галлюцинацией альтер-личности к своему носителю.

На том и завершили разговор, но не разошлись. Смотря в стол, Шулейман задел взглядом руку Джерри, лежащую на полированной столешнице, и озарением ворвалось в мозг ещё одно несоответствие, на которое непозволительно не обратил внимания, когда оно происходило. Чтобы проверить, верно ли отпечатавшееся в памяти наблюдение или оно являлось лишь случайностью, Оскар протянул руку к пачке сигарет, задевая кисть Джерри.

Джерри поднял к нему взгляд. Понял, что док нечто проверяет. Но не догадался, что именно, не подумал о том, что и Оскар ранее упускал из виду. Как ни в чём не бывало вытянув из пачки сигарету, Шулейман зажал фильтр губами и прикурил, выпустив в сторону первую струю дыма.

Уйдя в спальню, Оскар закрыл за собой дверь и сел на заправленную кровать, которую сам ни разу в жизни не застилал. Не обманывался он и был более чем уверен, что Джерри с ним не кристально честен, припрятывает что-то для себя, сидя на двух стульях, и в свою очередь не собирался отвечать ему бесхитростной прямотой, выкладывая всё, о чём думает. Сам подумает – и придёт к чему-то, не дурак.

Включил музыку, просто чтобы была. Чтобы не давила на барабанные перепонки тишина и создавалась видимость того, что он не занят сложнейшим дифференциальным анализом.

Что он имеет?

Слишком много чего, чтобы позволять себе об этом не задуматься.

Джерри вновь ассимилировался в отдельную, полностью автономную личность, но Том остался в объединённом виде. Остался ли – или вернулся? Если верить Джерри, Том забыл, как играть на рояле, но Оскар своими глазами видел, как он играл, и своими ушами слышал, что делал Том это достаточно искусно, точно не случайно по правильным клавишам попадал. Навык исчез и вернулся? В таком случае обоснованно можно предполагать, что снова пошло объединение, в этот раз не нуждавшееся в каких-либо «особых действиях». Но гипотезу о самопроизвольном слиянии опровергал факт последовавшего за проявлением навыков переключения. Во время слияния альтер-личность не может быть активна, она должна распасться и вернуть носителю то, что отняла. Должна ведь? И – что отнял Джерри у Тома в этот раз? Альтер-личность базируется на непосильно травматическом опыте и вбирает его в себя, защищая психику. Но в этот раз не произошло ничего, что могло Тома настолько ранить, а два события, которые могли бы (изнасилование и покушение), Том помнит и относительно спокойно о них говорит, что противоречит самой сути диссоциации, потому её основой быть не могут.

А если раскол уже был и «сросся», соблюдаются ли все условия первичной диссоциации при повторном проявлении альтер-личности? Нужна ли вообще имевшемуся расстройству причина, чтобы рецидивировать? Диссоциативное расстройство идентичности не лечится наверняка. Но – не в случае Тома. Том был здоров, он объединился, никак иначе произошедшие в нём метаморфозы нельзя объяснить. К тому же, будь Том болен всё это время, переключение давно бы произошло, потому что достаточно сильным для провокации щелчка стрессом было изнасилование, сотрясение мозга, да даже свадьба, что также лишает данную версию оснований для существования.

Вывод – Том однозначно выздоровел. Но по какой-то причине произошёл новый раскол. Или же без причины, которую можно считать основой диссоциации. Но какая-то причина, какая-то цель повторного отпочковывания и активации Джерри должна быть, поскольку он Защитник, решатель. Если бы не нужны были его умения, психика бы создала и оживила кого-нибудь нового, больше подходящего для новых обстоятельств, в которых, грубо говоря, никого не нужно искать и убивать.

Какова вероятность, что психика «ошибётся», и можно ли это считать ошибкой? Какова вероятность, что альтер-личность, созданная для конкретной миссии, вернётся после её завершения и в отсутствии новой задачи? Версии ответа существует три. Первая – миссия не завершена (отметается). Вторая – миссия была подлогом, придумкой больной психики (отсылает к словам Тома и двухпроцентному допущению Джерри, что в расстройстве нет смысла). Третья – миссия есть, кардинально отличная от предыдущей, потому кажется, что её нет. Человеческая психика невероятно гибкий пластид, в том числе повреждённая.

Шулейман бросил на постель перед собой ноутбук и включил, чтобы посоветоваться с научными трудами мастодонтов психиатрии.

«Думай, ты же у нас доктор», - всплывали в голове слова Джерри, стимулируя активную мыслительную деятельность.

Но что если этого Джерри и добивался? Хотел, чтобы он думал втайне, считая, что это его инициатива? Нет. Не из-за сложности многоходовки, а потому, что Джерри добровольно не уступит свою доминантную просвещённую позицию. Если только крысиный план не состоит в том, чтобы Оскар думал, будто Джерри им управляет, и не думал. Но это уже клиническая паранойя с примесью бреда.

Том не раскололся в дообъединённое состояние, но раскололся в том смысле, что вернулось расстройство в лице Джерри. Том не раскололся, не утратил всё, что приобрёл при слиянии, но Джерри вернулся… На этом месте мозг спотыкался, и Оскар чувствовал прям, что оставшиеся при Томе умения много значат.

Том остался в виде Том+Джерри, Джерри вернулся в том же виде, в котором был…

В раздумьях Шулейман поглаживал короткую щетину на щеках, смотрел в горящий белым монитор.

Может ли альтер-личность быть двухслойной? Первый слой – то, что необходимо было Тому для полноценной жизни, и что он получил при объединении. Второй слой – та же личность, оставшаяся в полной сохранности. В такой случае получается, что Том – это Том и Джерри, а Джерри – это по-прежнему Джерри. Неужели он разгадал секрет крысиных слов: «Я – не он»? Но в чём смысл?

В стройную теорию-открытие: «Том=Том+Джерри и Джерри», от которой самому впору двинуться умом, не вписывался один факт.

То, что проверял часом ранее, было – температурой. Во время объединения у Тома руки начали быть постоянно холодными или прохладными, организм взял данную особенность терморегуляции от Джерри, Оскар сам много ранее указывал ему на это. Но вчера руки у Тома были – холодными, вчера Оскар не обратил на это внимания, но отчётливо ощутил своей ладонью. В то время как Джерри, отличающийся змеиной холодностью кистей, ломал систему – тёплыми руками. Перекрёстное несоответствие. Параллельная равноценная взаимная замена характеристики. Взаимопроникновение?..

Пошло зеркальное слияние? Отдав Тому расщеплённого на составные элементы «первослойного» Джерри, проявившаяся независимая личность Джерри начала проявлять черты Тома, объединяясь наоборот? Это объясняло и некоторые другие моменты, в которых Джерри «был Томом». Но – для того, чтобы проникать в Джерри, Том – тоже должен быть альтер-личностью. Настоящая, обычная личность этого не может.

[Господи, головной процессор, именуемый мозгом, сейчас перегорит!].

Слишком много вопросов, слишком много не согласовывающейся между собой информации. Потому что – во всём мире никто не сталкивался с подобным. Или сталкивался? Если на всём земном шаре есть хоть один человек, Оскар должен его найти.

Слишком много деталей, которые превращают ранее логичную картину в хаос. Но это, если отойти от известной картины расстройства, нормально. В психиатрических заболеваниях нет логики. Строгая логика прошлого раскола была нарушением закона. Быть может, Том просто болен. Болен как другие, а не эксклюзивно. Оскар не верил в это. Но понимал, что не верит потому, что такой вариант самый удручающий и потому нежеланный, он исключает чёткое спасение, которое можно получить через некие действия.

Шулейман накупил, накачал узкоспециализированных психиатрических трудов и спрятал не хуже стоящих миллиарды архивов, чтобы Джерри не нашёл и не понял, что Оскар думает за его спиной, если снова залезет в его компьютер.

С сумерками пришёл Джерри, включил свет в полной сгущающихся теней комнате и упал спиной на кровать слева от Шулеймана. Оскар не удостоил его вниманием, но открыл глаза и скосил вбок, когда в нос проник известный сладкий запах.

- Ты дурь куришь?

- Да, - отозвался Джерри, держа над грудью истекающий дымом косяк. – У меня остался один.

- В отрыв решил уйти? Не боишься увлечься?

Не удостоив его ответом, объяснением, оправданием, Джерри только покачал головой. Он знает, где остановиться, а его силе воле и самоконтролю позавидует самый сильный человек. Но ему надоело быть хорошим и правильным мальчиком, который во всём себя ограничивает, потому что избегает рисков.

Заодно и желание Тома исполняет – своё желание, передавшееся Тому. Обошёлся без посредника.

Джерри затянулся, прикрыв в блаженстве глаза, и оставил дым в лёгких. Ни через десять секунд не выдохнул, ни через минуту. Змеиная гадина что, ко всему прочему умеет не дышать? Нет, верно, это Оскар надышался дымом анаши.

Косяк дотлел в музыкальных пальцах. Джерри лежал на боку, положив голову на вытянутую руку. Подёрнутые дурманом глаза были так похожи на те, что смотрели на него вчера. Шулейман протянул руку и коснулся лица Джерри, с нажимом провёл большим пальцем по скуле.

- Отвернись.

Джерри отвернулся, перевернулся на другой бок, повторив прежнюю позу.

Глава 15

Так пожалей мои нервы, нервы, нервы,

Хватит быть со мной верной, верной, верной.

Я-то знаю, ты - стерва, стерва, стерва.

Пожалей мои нервы, нервы, нервы, и проваливай…

Лёша Свик, Стерва©

- Привет, радость моя! – ответив на звонок, поприветствовал Джерри Карлос, голосом выдавая заразительную широкую улыбку. – Как всегда счастлив тебя слышать.

- Карлос, у меня к тебе дело, - интригующе начал Джерри. – Я обещал грандиозное гуляние с твоим участием по случаю моего двадцатипятилетия, но в прошлом году был немного занят медовым месяцем. Но я хочу исправить ситуацию и устроить крутую вечеринку в этот раз. Ты со мной?

- Какие вопросы? – воскликнул Монти. - Назови время и место, и я буду там, реши ты хоть на Южном полюсе праздновать!

- Со своим мужем я могу себе это позволить, - сдержанно посмеялся Джерри.

- Джерри, признайся мне в одной вещи, – вдруг заговорщически обратился к парню Карлос. – Ты ведь только притворяешься хорошим и милым, а на самом деле остался той же очаровательной сучкой? – голос его снова улыбался.

Обрадовавшись тому, что его самый любимый на свете мальчик снова стал тем Джерри, которого он знал, что увидел ещё на фото в инстаграме, Карлос позабыл о разговоре с Томом, в котором обещал называть его не Джерри, а Томом. Потому что вот эта блистательная остроязычная стервочка в штанах – только Джерри.

- Ты меня раскусил, - громче рассмеялся Джерри. – Только не говори Оскару.

- Понимаю-понимаю. Рот на замок.

- Я всегда знал, что на тебя можно положиться. Поможешь мне с организацией вечеринки? Понимаю, что раньше надо было сказать, три дня всего осталось.

- Радость моя, ты говоришь с мастером вечеринок! Я за несколько часов могу устроить конфетку, не то что за три дня. Какие будут пожелания? – поинтересовался, озаботился Карлос, с головой нырнув в роль организатора праздника. – Или сюрприз тебе сделать? Давай сюрприз!

- Не откажусь от сюрприза, но некоторые моменты всё-таки лучше уточнить.

- Я весь внимание. И что насчёт гостей, кто будет?

Том так ни разу и не провёл день рождения как положено, шумно, ярко, чтобы запомнилось. В последние года, хоть были все возможности и не было больше тёмных, отбирающих настроение преград, как и прежде не праздновал, а Шулейман почему-то не догадался и не сподобился устроить ему праздник. Уверен был Том, что в этом году дня рождения у него не будет, но Джерри был иного мнения и собирался отгулять за двоих. Живём один раз, в его случае эта фраза приобретала ещё больший смысл. Надо пользоваться тем, что границы раздвинулись настолько, что их и не видно.

В их с Томом день рождения двадцать восьмого сентября Джерри вышел из квартиры с пухлой сумкой с праздничным нарядом и некоторыми предметами для наведения полного марафета, а часом позже комфортабельно вылетел из аэропорта на частном самолёте в сторону Рима. Шулейману ничего не сказал, он в список приглашённых не входил.

Вайлдлес, которого Джерри неофициально перевёл из охранника в парня на побегушках, больше не дежурил денно и нощно у дома, потому не знал о его отъезде. Знал Криц, но не считал нужным отчитываться Шулейману, к тому же он тоже был приглашён на празднование, в качестве желанного гостя, а не сопровождающего телохранителя, и, решив посетить вечеринку, улетел вместе с Джерри.

- Тебя не смутит, если я переоденусь при тебе? – повернувшись в карамельного цвета кожаном кресле, спросил Джерри у Крица.

- Переодевайся. Мне какое дело? – ответил мужчина, продолжая смотреть в экран повёрнутого горизонтально телефона.

Правой ногой, подошвой грубого ботинка, он упирался в элегантный точёный столик перед креслом. Длинноногие стюардессы тряслись от него и едва не лишались чувств. Им Криц виделся похожим на наёмника или бывалого вояку с покорёженной психикой, но никак не на кого-то нормального, кого ожидаешь увидеть в окружении Шулеймана и в его самолёте.

Джерри снял свитшот и вынул из сумки замену ему. Криц взглянул на него, привычно оценивая обстановку.

- Криц, хотел кое-что спросить у тебя, - переодеваясь, обратился Джерри к тренеру-телохранителю. – Тебя не волнует, что я в браке с мужчиной?

- Почему это должно меня волновать? – равнодушно спросил мужчина.

- Ты похож на того, кто подобное не одобряет.

- Я никак не отношусь к сексуальным меньшинствам, мне нет дела до того, кто с кем и как спит. У меня был друг-гей, две горячие точки вместе прошли, в первой и познакомились и подружились. Мне до его ориентации не было дела, я с ним спокойно спал рядом, когда была возможность поспать. Хороший парень был, жаль, гражданка его убила.

- Не смог вернуться к обычной жизни? – уточнил Джерри, которому было на самом деле интересно, и он не совсем понял, что именно в высказывании Крица значит гражданка – гражданская жизнь или некая гражданка, то есть женщина, что свела его друга в могилу.

- Вроде того. Он без единого ранения и травм всё прошёл, а по психике ударило сильно, хотя по нему сказать нельзя было, пока там были. Через год после возвращения домой, добровольно пролечившись девять месяцев, он свёл счёты с жизнью.

- Мне жаль.

- Глупо это, - пожал плечами Криц и направил взгляд куда-то вперёд. – Но каждый сам волен выбирать, что делать со своей жизнью.

Джерри выдержал почтенную паузу, которой требовала затронутая тема смерти, оделся до конца, от чего отвлёкся, и снова обратился к Крицу:

- У тебя есть кто-нибудь?

- Отчего ты так интересуешься мной? – в ответ спросил тот, повернув к парню голову.

- Просто интересно, я о тебе ничего не знаю. Не волнуйся, быть моим любовником не предлагаю, - ухмыльнулся Джерри.

- Не с твоей комплекцией мне волноваться, - коротко, низко и негромко посмеялся Криц.

Смех у него был такой же, как и улыбка – кривой, до мурашек у окружающих от непривычности этих звуков от этого человека. Пережив лёгкий шок от того, что машина для убийств, оказывается, ещё и смеяться умеет, Джерри игриво поднял брови и с улыбочкой сказал:

- Ты хорошо меня учишь, а я способный ученик. Да и убить меня ты теперь не можешь, потому что охраняешь мою жизнь.

- Убивать тебя я бы и так не стал, не за что. Но в случае необходимости могу воспитать силовыми методами.

- А если мне понравится? – вновь вздёрнул брови Джерри, так и сверкая глазами.

Начинать пить до начала вечеринки он не хотел, потому что так можно раньше времени выйти из строя, и случайно нашёл занимательный способ скоротать время в полёте – заигрывать с Крицем.

- Если понравится, тебе дорога к психиатру, - усмехнулся телохранитель, не придавая значения ужимкам Джерри.

- У меня муж по образованию психиатр.

- Повезло. Далеко ходить не придётся.

Джерри усмехнулся уголком рта, повернулся всем телом к мужчине, подогнув под себя ноги, подперев челюсть кулаком, и напомнил о своём вопросе:

- Криц, так есть у тебя кто-нибудь?

- Никого.

- Давно?

- Да. При моём образе жизни семья противопоказана, а отношения не приживутся.

- К проституткам обращаешься или разовым свиданиям? – задал вопрос Джерри тоном столь обыденным, словно спрашивал о погоде.

- К проституткам. Это удобнее, когда нужно просто спустить пар.

На лице Джерри снова возникла улыбка, медленно оголившая зубы, и он произнёс:

- Мне сложно представить тебя в постели.

- И не надо представлять.

- Почему? Таких мужчин у меня ещё не было, - масляно улыбаясь, Джерри скользнул взглядом по телу телохранителя. – Это может быть интересной фантазией.

Криц поступил самым верным образом – никак не отреагировал на его слова, перекрыв раззадорившемуся вампиру доступ к крови, которой в этот раз не суждено хлебнуть.

Через пять часов после того, как хлопнула входная дверь, Шулейман забеспокоился, поскольку прежде Джерри так надолго не уходил. Случиться с ним ничего не могло, а значит – значит, что-то мутит тайком за пределами дома. Наверняка что-то нехорошее. Не одним звонком Оскару удалось выяснить, куда же запропастился Джерри, и он впал в праведный гнев от того, что гадина не только куда-то сошла из квартиры, но и «украла» его самолёт с экипажем и улетела, мать его, в Италию! И никто, ни одна собака его об этом не уведомила!

Как только второму самолёту Шулеймана разрешили вылет, он отправился вслед за Джерри в Рим, чтобы надрать наглую тощую задницу на месте преступления. Вариант «подождать, пока сам вернётся» не рассматривался, инфаркт схватит, если будет ждать, так клокотало всё внутри.

- Коньяк, - скомандовал Оскар, бросив на стюардессу взгляд, и снова потерял интерес и к ней, и ко всему, что происходило в самолёте, готовящемся к взлёту.

Барабанил пальцами по подлокотнику кресла – кресла, в котором Том сидел во время отправления в медовый месяц, а сейчас, год спустя, всё активно летело к чертям, превращалось в сюр. Думал, что скажет Джерри, когда встретятся лицом к лицу – специально не позвонил, гадина сделала ему сюрприз, и он тоже сделает.

Тем временем в одном доме вечернего Рима происходило веселье. Карлос не обманул и не разочаровал, организованная им вечеринка оправдывала самые изыскательные ожидания и была даже лучше, чем то, что Джерри себе представлял. Особенно постарался, проявил выдумку Монти по части выпивки – такого количества интересных, необычных, привлекательных алкогольных напитков Джерри прежде не видел в одном месте, что приятно удивляло. И минимум нелюбимого им шампанского, для дам, которые, впрочем, тоже предпочитали авторские коктейли со всех уголков мира и что покрепче.

Стены, потолок, пол и людей заливал глубокий лиловый, пурпурный и синий цвет подсветки. Гости состояли из модной тусовки, Джерри попросил друга пригласить их, тех, с кем в прошлом плотно работал, и никто не отказался. Дизайнеры, фотографы, даже модели заполнили этаж. Последние, конечно, лукавили, улыбаясь имениннику и говоря слова поздравлений и пожеланий, но Джерри это не заботило. Они все чествуют его персону, а искренне или нет – их дело. Джерри опрокинул в себя Олд-фэшенд, весьма подходящий под местную публику коктейль, привлёкший морковным цветом и вдохновивший раскрытым ромом ароматом эфирных масел апельсина.

Только один именитый, важный, хорошо знакомый Джерри дизайнер не был приглашён на вечеринку – Маэстро Миранда Чили. По двум причинам. Во-первых, Джерри его по-прежнему не терпел и, хоть уже был значительнее расслабленнее по поводу вещей, которые могут спровоцировать щелчок, не желал оказываться в замкнутом помещении с неуправляемым психом, от которого чёрт знает, чего ожидать, и которого невозможно контролировать. Во-вторых, позови он Маэстро, пришлось бы приглашать и сестрицу, а с Оили Джерри контактировать не хотел, как и со всей Томиной роднёй.

- Не могу привыкнуть, - держа левую руку Джерри, говорил пожилой, серебристо, благородно седой дизайнер, он же фэшн-фотограф, - что у тебя больше нет шрамов. Почему ты решил их свести?

- Они были полезны для работы, но не в повседневной жизни. По их поводу я никогда не испытывал комплексов, но всегда хотел свести. Каждому хочется иметь тело без изъянов.

- Понимаю, - кивнул мужчина, выказывая уважение к выбору Джерри. – Но они были большой изюминкой.

- Изюминкой мои шрамы были, когда я стал моделью, а в детстве мне из-за них постоянно прилетало, - улыбнулся Джерри.

- Неужели тебя били? – ужаснулся дизайнер, тем не менее прекрасно понимая, что подобное происходит постоянно.

- Из-за них меня обзывали, задирали, а за то, что я не реагировал или наоборот достойно отвечал, не давая себя в обиду, били. Увы, я всегда был худым и слабым, а их было много.

Дизайнер осуждающе покачал головой из стороны в сторону, сказал:

- Дети жестоки. Всё зависит от воспитания, но большинство родителей не справляются с задачей взращивания доброго, сострадательного человека.

Джерри согласно кивнул. Дизайнер выдержал недолгую паузу и обратился к нему:

- Не подумай дурного, но я всегда хотел потрогать твои рубцы. К сожалению, теперь никогда не узнаю, какие они на ощупь.

- Почему не потрогал? – удивлённо спросил Джерри.

Не каждый дизайнер может потрогать моделей, но для фотографа это совершенно нормально, а с Карлом Джерри отработал не одну съёмку, он мог даже не спрашивать, а «случайно» ощупать.

Дизайнер покачал головой:

- Не хотел тебя смущать. Модели не куски мяса и заслуживают уважения к личным границам не меньше прочих людей.

- Твоим моделям везёт, - улыбнулся ему Джерри и участливо задал вопрос: - Как твоя осенняя коллекция? Был уже показ? Извини, в последнее время я не слежу за модными новостями, было сложное лето.

- Премьера состоялась. Всё прошло прекрасно.

Самолёт летел по стремительно темнеющему небу, напитывающемуся чернильным цветом, местами ещё расчёркнутому узкими полосами красного и малинового закатного огня. Шулейман приговорил второй бокал коньяка и дал себе зарок не пить больше, чтобы не поломать Джерри шею. Если будет бить его, то надо бить так, чтобы не до инвалидности.

Долго. Казалось, что самолёт летит очень медленно, вообще не двигается по небу, что одинаково за иллюминаторами. Сверхзвуковой истребитель себе, что ли, прикупить, чтобы за считанные минуты добираться в пункт назначения? Том наверняка будет под большущим впечатлением от полётов на такой «ласточке». Оскар улыбнулся мысли о том, как Том будет визжать и хвататься за него и за кресло во время прохождения самолётом фигур высшего пилотажа, исполнить парочку которых он непременно попросит пилота. Но неизвестно, когда это будет, когда снова смогут жить счастливо и спокойно, без третьего лишнего и без внутренних Томиных терзаний, и будет ли вообще.

Решено – когда Том вылечится, купит истребитель. Вот просто чтобы был, и чтобы Тому были острые ощущения. Средняя цена за «птичку» всего лишь тридцать миллионов. А пока – надо добраться до гадины.

С тоской Шулейман вспоминал о том, как Том всегда оставался там, где его посадишь… Его хороший, добрый, милый мальчик. Взрывной, но не способный на зло. Преданный как щенок, требующий внимания и ласки. Мягкий котёнок.

Среди прочих гостей вечеринки из модельного прошлого была и Бо Аксель, преданная, безнадёжно влюблённая бывшая личная помощница, согласная быть для Джерри всем, чем он только пожелает. Конечно же, Джерри знал, что у неё при виде его слабеют колени, но всегда умело делал вид, что ничего не видит, чтобы не обижать удобную девочку отказом. Судя по взглядам её, мнущейся в сторонке, ничего не изменилось. Потому Джерри и выбрал её для приятного и полезного времяпрепровождения под шум гуляния тайком от остальных гостей.

Какую-то другую, более эффектную женщину, какими были все остальные, пришлось бы убалтывать, тратить время, и не факт, что не отказала бы в итоге. Посему Джерри предпочёл беспроигрышный вариант попроще. Бо, конечно, совсем не красавица, но и не страшная настолько, чтобы ничего не получилось. Да и выглядеть она стала лучше, прибавила килограмм пять навскидку, что пошло ей только на пользу, убрала жиденькие невнятного цвета волосы в аккуратный гладкий хвост и сутулиться перестала. Бабушкины очки остались на прежнем месте, но эта деталь была не столь принципиально отталкивающей. Тело у Бо нормальное, сойдёт, а для секса только оно и важно. Джерри просто хотелось потрахаться. Он даже думал соблазнить своего старшего друга Карлоса, но отказался от этой идеи, потому что, во-первых, секс всё-таки портит дружбу, а ему не хотелось, чтобы их товарищеские отношения изменились в худшую сторону и тем более прекратились; во-вторых, Том очень опечалится, если узнает, что Карлос, которого так отводил от измены, всё же отступил от верности – с ним.

Джерри отвёл Бо в комнату на втором этаже и, ничего не объясняя, не включив свет, прижал её к стене. Они даже не разделись: Джерри только расстегнул штаны, а на своей внезапной любовнице сдвинул в сторону трусики, в этот раз любовь Бо к юбкам сыграла только на руку. Ему быстрый секс в темноте понравился, ей, кажется, тоже, Джерри это не заботило.

Смахнув назад растрепавшиеся прядки, Джерри поправил приспущенные трусы и застегнул ширинку. Хорошо, ох, хорошо было… Как удачно по дороге в аэропорт заехал в аптеку и купил презервативы, планируя, что что-то может быть. Без резинки не рискнул бы – только детей незапланированных ему не хватало.

Бо не спрашивала, что это было, румянилась, пребывала в некоторой полупьяной растерянности от произошедшего и не пыталась упрекнуть в том, что Джерри воспользовался ею, или спросить, значит ли это что-то. В коридоре, где тоже царил мрак, но не настолько плотный, куда они вышли из комнаты, Джерри окинул девушку взглядом, цепляясь за припухшие губы, блестящие глаза и помятую блузку, и, махнув на надобность вернуться к гостям, снова набросился на неё, поцелуем впиваясь в рот, требовательно сжимая едва округлые бёдра. Наслаждался мягкостью женского тела, податливостью, природной готовностью принять, было бы желание. Вдыхал запах – от Бо не пахло ничем, только ею самой, женским телом, аромат которого Джерри успел позабыть. Благодаря чёртовому Шулейману в последний раз с женщиной он был три года и девять месяцев назад. С Кристиной – первой и последней своей женщиной до сегодняшнего вечера.

Надо натрахаться вдоволь, наперёд, кто знает, когда в следующий раз получится.

В этот раз свет включил, захлопнул дверь. На поверку освещённая комната оказалась спальней. Джерри раздел Бо догола и толкнул на кровать. Сам тоже разделся, стукнув сброшенными туфлями об пол, поставил девушку на четвереньки и, притормозив, оценил её в этом пикантном положении с тыла. Провёл ладонями по узкой спине, по раскрытым бёдрам. А у неё оказалась ничего такая попка, чего не было заметно под уродскими юбками.

Блистер заупрямился, не давал спрятанный в себе презерватив. Наконец Джерри справился с ним, аккуратненько надорвав зубами, раскатал по себе латексное изделие и снова погрузился в жаркую глубину. Останавливался, чтобы растянуть услаждающий процесс, гладил, пощипывал худое тело под собой. Пробегала мыслишка усадить любовницу верхом и переложить на неё все усилия на пути к своему оргазму, но – не Бо. Её лицо он видеть не хотел.

А на десерт получил ещё и минет, неумелый, но о-о-очень старательный. Бо работала как насос, и Джерри приязненно шипел сквозь зубы и одобрительно гладил сидящую на коленях у его ног девушку по голове, пока она выдаивала его до капли и играла тоненькими прохладными пальцами с поджавшимися яичками. Правду говорят про тихие омуты. Том до двадцати трёх лет доходил мальчиком пуганным, невинным – и какой охочий до секса и богатый на выдумку. И Бо туда же – типичнейшая серая мышь, а сколько желания и энтузиазма.

После всего, одевшись уже, Бо всё-таки заговорила, осторожно обратилась к Джерри:

- Джерри, я слышала, что ты в браке…

- Да, у меня есть муж, - подтвердил Джерри, отлично отыгрывая, будто ничего предосудительного не сделал. – Но мы разрешаем друг другу спать с другими, если хочется.

Подойдя к Бо, он спросил участливо:

- Ты расстроена из-за того, что произошло и моих слов?

Пусть к Бо никаких эмоций Джерри не испытывал, но обижать её не хотел – вообще никого не хотел обижать, кроме тех, кто задевал его или Тома. И Шулеймана. Изводить его было слабостью Джерри, с которой ничего не мог поделать, да и не очень-то хотел.

- Нет, ничего подобного, - не очень убедительно мотнула головой девушка, натянула улыбку. – Мне уже не пятнадцать, чтобы ждать чего-то после, - это было правдой, она ничего не ждала.

Джерри улыбнулся губами, на прощание подарил ей поцелуй – одно прикосновение к губам и открыл дверь. Больше Бо ни о чём не спрашивала, вместе с Джерри покинула обзаведшуюся секретом комнату и сильно отстала, чтобы не возвращаться вместе и не привлекать внимание.

- Где ты был? – спросил Карлос у Джерри, имевшего вид растрёпанный, довольный и затраханный.

Джерри ответил ему с очаровательной улыбкой:

- С Бо трахался.

Монти рассмеялся и похлопал его по плечу со словами:

- Ладно, не говори, если не хочешь. Ты ж моя вечно таинственная радость! – и тиснул в объятиях, смачно чмокнул в щёку, не унюхав, что от «радости его» сексом прёт за версту.

Воистину, хочешь сохранить секрет – озвучь его в шутку. Выбравшись из крепких дружеских объятий, Джерри обвёл взглядом огромный ассортимент напитков и выбрал нежно-цыплячьего цвета коктейль в высоком стакане. Выпил залпом, запил маленькой бутылочкой воды, так как после секс-рывка сушило, и закурил приятный, отдающий грушей вкус коктейля ментоловой сигаретой. Следующий в руку, а после в рот к Джерри перекочевал шот Форрест Гамп – гадость редкостная, если бы в рюмке не было на один глоток, пришлось бы искать, куда выплюнуть кисло-горькую зелёную жижу. А вот Белый русский, на которого положил глаз, порадовал вкусом. И Шпритц, что надо тянуть через две короткие чёрные трубочки, весьма и весьма. После Шпритца Джерри притормозил на полчаса, чтобы оценить степень своего опьянения, перекусил и подхватил с тянущейся вдоль двух стен стойки очередной красивый бокал. Стоя у стены, Криц, хоть отказывался быть нянькой и находился здесь не по работе, наблюдал за подопечным. По отдельности парочка сошедших с подиумов мадам пытались познакомиться с ним, молчаливым, суровым, до дрожи настоящим мужчиной, но Криц их интерес игнорировал. Подошла и третья девушка, пьяненькая, маленькая, улыбчивая, звонкая, как птичка.

- А ты тоже модель? Я раньше не видела тебя на показах и съёмках, но ты такой колоритный…

Не расплетая неприветливо сложенных на груди рук, Криц с высоты своей массивной фигуры обратил взгляд к девушке. Она продолжала щебетать:

- Я мало знакома с Джерри, почти не пересекалась с ним, когда он ещё работал. На самом деле, не знаю, что я здесь делаю… - девушка растерянно огляделась и вернула взор к незнакомцу-махине, улыбнулась, протягивая тонкую ладошку к широкому каменному бицепсу: - Можно потрогать?

В детстве она не получила от отца любви и чувства защищённости и большую часть жизни искала их у других мужчин. И только что она нашла свой идеал – мужчину, который воплощает собой каменную стену, за которой ничего не страшно. Взрослый, серьёзный, сильный, совсем не похожий на мужчин модного мира, среди которых она привыкла вращаться, от такого у неё дрожь зарождалась под ложечкой.

Криц сделал шаг в сторону от неё, ответил холодно:

- Мадам, я при исполнении.

- При исполнении? – распахнула голубые глаза девушка. – Ты…?

- Телохранитель, - подсказал Криц.

- Чей? – снова удивилась нежеланная собеседница.

- Телохранитель Джерри, - Криц кивком указал на парня.

Девушка проследила его жест и взяла со стойки два одинаковых напитка, предложила:

- Выпьем?

- Я не пью.

- Совсем?

- Совсем.

Озадачившись причиной полного отказа от спиртного, девушка придумала только одну:

- Ты мусульманин? – предположила.

- Только по крови.

- Точно! – воскликнула дама. – По тебе видно, что ты откуда-то оттуда… Это так привлекательно… - она всё-таки прошлась рукой по развитым, взбыченным мышцам груди Крица.

Отделаться от приставучей девицы Крицу не удавалось, как он ни показывал незаинтересованность в знакомстве. Сложно с женщинами, как с мужчинами не поговоришь, не припугнёшь одним своим видом, силой вопрос не решишь, потому что поднимать руку на женщину – недостойное дело, за исключением самых редких случаев, например, когда речь идёт о защите своего ребёнка. Звонкая пигалица в небесном платье отиралась вокруг своего идеала, крутила воздушным подолом.

Звонок в дверь слышали не все. Одна девушка, одетая в короткое, сложного покроя платье цвета фуксии, пошла и бесстрашно открыла дверь, полагая, что это припозднившийся гость. Шулейман зашёл в зал, где играла музыка, злой, как чёрт, источая чёрную грозу. Не сразу, но постепенно все остановились и обратили свои взгляды к нему, тому, кто в любом месте становился эпицентром внимания. Одним из последних законного супруга, испепеляющего его взглядом, заметил Джерри, просиял улыбкой и поспешил подойти к нему.

- Оскар, ты привёз мне подарок?

- Я его тебе дома отдам, - Оскар выдавил из себя ответную улыбку, потому что вокруг было слишком много лишних глаз и ушей, наблюдающих за ними, слушающих.

- Он неприличный? – хихикнул Джерри, захлопал ресницами, отлично отыгрывая роль пьяного дурачка. Впрочем, пьяным прикидываться не приходилось.

От него пахло чем-то крепким и сладким, ягодным. Напиток в звонко-точёном коктейльном бокале в его согнутой и отведённой в сторону руке цветом тоже намекал на наличие в составе ягод.

- Он личный, - ответил Шулейман с той же улыбкой – судорогой лица.

Отпив из бокала, Джерри обвил Шулеймана одной рукой за шею, повис на нём и поцеловал, протолкнув язык в его рот, насильно опаивая вкусом коктейля из водки, ликёра и чего-то там ещё. Шулейман был вынужден ответить на поцелуй, взял за талию, потому что, опять же – на них смотрят десятки глаз, а для всех на него вешается Том, любимый супруг, которому нет причин отказывать в ласке. Но под благовидным предлогом, что застеснялся выражать чувства при посторонних, Оскар отцепил от себя пьяную пиявку.

- Достаточно. На нас все смотрят.

- И что? – вздёрнув брови, тонким голосом вопросил Джерри и снова сладко заулыбался, потянулся к муженьку. – Пусть смотрят, все и так знают, в каких мы отношениях, - и снова засосал, толкнулся всем телом вперёд, прижимаясь.

Не воспылал Джерри к Шулейману чувствами, не захотел его сильно-сильно, не решил сегодня затрахаться до изнеможения, а банально бесил дока, дёргал за нервы, понимая, что тот ничего не сделает при стольких свидетелях.

- Почему ты не сказал мне, что уезжаешь и устраиваешь вечеринку? – шёпотом прошипел Оскар, больно сжимая хрупкое запястье.

Джерри ответил в полный голос – ему-то нечего скрывать:

- Хотел, чтобы ты сделал мне сюрприз, - сказал с неугасающей счастливой любовной улыбкой. – Сюрприз получился. Оскар… - протянул Джерри, потянулся к уху дока, говоря заговорщически: - Может, подаришь мне два подарка? Первый – крышесносный оргазм, чтобы у меня ноги потом дрожали…

- Я тебе сейчас ремня дам, - Шулейман зло дёрнул Джерри за руку, отчего в запястье хрустнули косточки, и парень поморщился, - что неделю сидеть не сможешь.

- Оскар, это мой день рождения, - жалобно надул губы Джерри, лицом и голосом изображая обиду за начинающуюся супружескую ссору. И голову понурил, чтобы всем его жалко стало.

Оскар на его мордашку не повёлся, сжал запястье сильнее, так, что у Джерри кровь перестала поступать к занемевшим, заколовшим пальцам, но Джерри даже не попытался высвободить руку, только болезненно свёл брови.

- Закругляйся. Мы едем домой.

К ним подоспел Карлос, спросил добродушно:

- У вас всё в порядке?

- Да. Просто мы друг друга немного не поняли, - натянуто ответил Шулейман, наградив фотографа свинцовым взглядом, говорящим пойти прочь и не нарываться.

Но Карлос видел, что Шулейман явно расстроил его радость ненаглядную и не собирался так легко уходить, пусть и было страшновато.

- Том, успокой своего тревожного товарища, - внешне сменив гнев на милость, сказал [велел] Оскар Джерри.

- Ой, Том! – распахнув глаза, воскликнул Монти. – Точно, я совсем забыл, что ты говорил насчёт своего имени. Почему ты меня не поправил?

Моментально выйдя из убитого состояния, Джерри одарил друга сиятельной улыбкой:

- Я отзываюсь на оба имени. Если тебе привычнее «Джерри», называй Джерри. Мне приятно.

Шулейман позволил Джерри уйти с Карлосом, смотрел зверем, но больше не пытался увести силой. Потому что проблематично устраивать разборки, когда за вами все следят, а дрянь этим пользуется и разыгрывает миниатюры для публики. Никто не должен знать о том, что происходит на самом деле. Точно ли он всё ещё умеет класть на «надо»? Оскар принуждённо задался этим вопросом, наблюдая за празднующим Томин день рождения, весело проводящим время Джерри, с которым ничего не мог сделать.

Сделав круг по комнате, по гостям, Джерри сам подошёл к Шулейману, с двумя бокалами чего-то плотного, кроваво-красного в руках, отпивая из одного. Облизывал губы, окрашенные напитком в вампирский алый цвет.

- Что это? – спросил Оскар, понюхав необычный, ничем толком не пахнущий коктейль в целом бокале, и попробовал.

Чего он только ни пил, сотни напитков мог различить, но память молчала, не сумев идентифицировать коктейль и ту его часть, которая дополняла алкоголь. Шулейман сделал ещё один глоток.

- Это самая настоящая Кровавая Мэри, - назвал коктейль Джерри, не сводя глаз с дока. – Водка с кровью.

Получив ориентир, мозг наконец-то определил, что это за солоноватый, ни на что не похожий вкус. Нервы ударили в голову сиреной: «Кровь!», и Шулейман выплюнул извращённый коктейль, сфонтанировавший от чрезмерного давления, обрызгавший лицо и парой капель рубашку. Джерри медленно, довольно растянул губы в улыбке.

- Повёлся! – хихикая, сказал непринуждённо и невинно. – Не знаю, что это, какой-то натуралистичный заменитель, но не кровь, не человеческая и не животная. Не думаю, что гости спокойно отнеслись бы к коктейлю с кровью. И я не псих ненормальный, чтобы пить кровь. Фу, - Джерри скривил губы и нахмурил брови, подражая Томиному, по-детски яркому выражению неприязни.

Шулейман жёг его взглядом и играл желваками на стиснутых в злости челюстях. Джерри не остановился на достигнутом, прильнул к нему, поцеловал в «окровавленные» губы.

- Ты немного испачкался, - заботливо проговорил Джерри и коснулся подушечкой пальца рубашки дока около свежего красного пятнышка.

- Пойдём поговорим, - для всех сохраняя доброжелательное выражение лица, процедил Оскар.

Джерри продолжил разыгрывать «пьяный цирк мальчика-зайчика», но Шулейман дёрнул его за руку, тряхнул, не обращая внимания на обращённые к ним взгляды. Не только Джерри мог позволять себе больше, Оскар тоже, у него и оправдание есть – он утихомиривает перебравшего супруга, а ещё он избалованный самодур, что ни для кого не секрет, и ему глубоко похуй на всех этих людей, которых при желании может уничтожить, если кто-то посмеет что-то не то вякнуть. Он уже подошёл к той опасной, непримиримой черте, за которой сжигаются целые города.

Уловив перемену его настроения, Джерри прекратил придуриваться и согласился:

- Пойдём.

Поставив бокал, он с Шулейманом поднялся в комнату на втором этаже. Дом был жилой – второй дом Карлоса в Риме, где он проживал большую часть года, который Монти использовал в качестве рабочей мастерской, уезжал сюда, когда нужно было настроиться и поймать творческую волну, поскольку дома влюблённым и озабоченным мальчишкой вечно отвлекался на Дино, если тот не был на работе.

- Что ты себе позволяешь? – пихнув Джерри об стену, прошипел Оскар.

Джерри стерпел, не ответил ни делом, ни словом, только глаза к нему поднял.

- На поставленный вопрос отвечай, - Шулейман дёрнул Джерри за руку, испытывая на прочность тонкие косточки в запястье и занывшие хрящи.

- Оскар, отпусти меня, ты делаешь мне больно, - дипломатично сказал Джерри, не проявляя сопротивления.

- Больно?! – и ещё раз Шулейман тряхнул его за руку, и на секунду брови Джерри болезненно сошлись к переносице.

- Оскар, я не хочу с тобой драться. Здесь слишком много людей, - продолжил Джерри попытки договориться мирно.

- Что, уже не такой смелый?

Что и следовало доказать: как бы Джерри ни вёл себя, он по-прежнему боится раскрытия, потому что он – крыса. Крыса может только исподтишка кусать и не допустит обличения.

- Оскар, давай поговорим позже. Здесь не время и не место, ты слишком взвинчен, - проговорил Джерри, аккуратно вертя запястьем в кулаке дока и пытаясь подцепить и разжать его пальцы.

Шулейман игнорировал его слова, повторил:

- Что ты себе позволяешь? – голос вибрировал, жёсткий взгляд прожигал дыры с обугленными тлеющими краями. – Думаешь, то, что позволено Тому, и тебе сойдёт с рук? – Оскар в который раз тряхнул Джерри за многострадальную руку, которую тот так и не сумел высвободить.

- Оскар, ты делаешь мне больно. Я не хочу с тобой драться, - также повторил Джерри.

- Кто тебе разрешил брать самолёт? Кто разрешил устроить вечеринку и улететь из страны?

На кончике языке крутилось множество яда и стрел, которые мог плюнуть Шулейману в лицо. Но Джерри ни слова не сказал из этого колкого комка, понимал, что умнее не провоцировать эскалацию конфликта, который и так пыхал и пульсировал огненным паром. Повторялась ситуация со школьными задирами: Джерри нарывался и потом вынужден был спасаться хитростью и смекалкой. Сейчас он не мог драться, не те обстоятельства.

Но Оскара не успокаивали отсутствие сопротивления и подливающей масла в огонь реакции.

- Кто. Тебе. Разрешил? Свободным почувствовал себя? Если я захочу

«Так вот, какое твоё истинное лицо, когда что-то идёт не так, как хочется тебе. Повезло, что оно проявилось не при Томе», - эти слова промелькнули в голове Джерри, но и их тоже не озвучил.

Оскар ударил Джерри по щеке, отчего его голова мотнулась вбок. Джерри и это стерпел, только глаза на секунду закрыл, переставая чувствовать холодеющую кисть всё ещё сдавливаемой Шулейманом руки. И сказал:

- Оскар, не бей меня. Отпусти мою руку, - прозвучало не просьбой, а предупреждением. – Я тебя понял. Больше я не буду сбегать, - пообещал бы что угодно, чтобы прекратить эту катастрофически неудобную ситуацию.

Шулейман и эти его слова пропустил мимо ушей.

- Что-то ты уж больно довольный и удовлетворённый, - заметил Оскар и жёстко, требовательно спросил: - С кем?

Джерри изобразил на лице недоумение и оскорблённость претензией, но Оскар не повёлся.

- С кем?

- Оскар, я не…

Фразу Джерри оборвала вторая пощёчина, ужалившая другую щёку. Тело его снова ударилось об стену и оказалось прижатым к ней лицом, а в штаны сзади сунулась чужая рука. Шулейман загнал в него два пальца, и Джерри стиснул зубы и зажмурился – это было больно и унизительно. Внутри он был сухой и очень узкий, что доказывало отсутствие сексуального контакта в предшествующие часы.

Не подумал Шулейман, что у Джерри мог быть секс с мужчиной в активе или с женщиной. Потому что, несмотря на то, что знал о нём и на собственный опыт с ним, считал Джерри – блядью. А блядь не берёт, а даёт. Удовлетворившись тем, что дрянь не осквернила с кем-то Томино тело, Оскар вынул пальцы и демонстративно вытер их об изнанку нарядной кофты Джерри. Повернувшийся к нему Джерри позволил это брезгливое, оскорбительное действие, но проинформировал ледяным тоном:

- Том узнает об этом.

- Конечно, - угроза Оскара не тронула ничуть.

- Твой поступок отвратителен, но он не испортил мне настроение, - неожиданно сказал Джерри. – Я счастлив, потому что сегодня провожу время с теми, кто был частью моей жизни, кто были моими друзьями, - сыграл на душещипательной теме «я так хочу жить», и это возымело некоторый эффект, Шулейман поостыл.

Солгал. От праздничного настроения ничего не осталось; чувствовал, что об него вытерли ноги, болели дважды ударенные об стену кости и перемученная рука и ощущался дискомфорт в заднем проходе, потревоженном грубым вторжением через напряжённые мышцы. Но ни за что не покажет этого, не скажет, как и всегда, будет улыбаться, никому не доставив удовольствия своей болью, спрятав чувства за идеальной маской. Таков его удел. И ведь не с кем поделиться, даже если бы захотел, во всём мире нет человека, которому мог бы рассказать, потому что всё

Не вздумай дать им ухватиться за твой плач, они из него себе улыбок нашьют.*

Приметив, что в главной паре сегодняшнего вечера наметился разлад, дамы отринули совесть и активизировались, снова загоревшись надеждой, что смогут заполучить самого завидного ныне-не-холостяка-но-это-исправимо. Кружили вокруг Шулеймана голодными акулами, подступаясь всё ближе, одна даже сумела задержаться рядом, втянув красавчика в живую интересную беседу, украдкой демонстрируя и подчёркивая свои недурственные достоинства, что и так бросались в глаза.

Хоть и был зол на Шулеймана и ненавидел его в принципе, Джерри не терял его из виду. Видя, что он уже пять минут общается с хитро лезущей на амбразуру мадам, Джерри допил крепкий коктейль, подошёл к ним и мило улыбнулся наглой девице:

- Дорогуша, я тебя не раз видел за кулисами показов, у тебя без бюстгальтера грудь ужасно висит. Мужчинам такое не нравится, а таким мужчинам, как Оскар, тем более.

В другой ситуации ответила бы гадюке, но не при Оскаре. Растерявшись донельзя, униженная и оскорблённая девушка поспешила уйти с места позора. Шулейман вопросительно посмотрел на Джерри:

- Что, заменяешь Тома на поприще ревности?

- Охраняю Томину собственность, - ответил Джерри, не поведя бровью.

Шулейман выгнул бровь:

- Собственность?

- Не нравится объективация? – поинтересовался Джерри с колкой улыбкой.

- Не очень.

Джерри усмехнулся:

- Думаешь, только Том тебе принадлежит? Нет. Это и есть партнёрские отношения: вы принадлежите друг другу в равной степени.

- Какая же ты всё-таки гадина, - сказал Оскар, но не зло, а с усмешкой. Буря уже прошла.

- Я тебя тоже люблю, дорогой, - елейно-едким тоном проговорил Джерри и добавил твёрдо, зло: - Ещё раз засунешь пальцы мне в задницу, я тебе их поломаю.

- Ага, прям задницей. Долго придётся качать мышцы для этого. Скажи спасибо, что я тебя силой не трахнул, ты же просил оргазм.

- Думаешь, я смог бы его испытать? – вновь усмехнулся Джерри.

- Это твои проблемы.

По прошествии пары минут пикировок уголок рта Шулеймана подняла ухмылка, но Джерри не догадался, что он замыслил, и не успел остановить. Оскар повернулся к гостям и громко заявил:

- Внимание! Вечеринка окончена, именинник вместе со мной уезжает домой. Он вторым подарком запросил оргазм, а мне тут ни одна кровать не нравится, - он обнял Джерри одной рукой и облапал за попу. Обратил взор к Карлосу, хозяину дома, и уничижительно покрутил кистью в воздухе. – Домик на слабенькую троечку.

Вспыхнув смущением перед знакомыми, Джерри жестами показал, что супруг его пьяный и вообще неадекватный, не надо воспринимать его слова всерьёз. Шулейман это увидел, сказал ему, но достаточно громко, чтобы все слышали:

- Специально меня злишь? Чтобы я тебя пожёстче отделал, как ты любишь, - Оскар наклонился и куснул Джерри за шею, оставив на бледной коже розовый след зубов.

Джерри шумно втянул воздух, кипя от негодования, но не мог ответить, потому что для всех они – счастливая супружеская пара, и он беспросветную наглость и пошлость в муже тоже любит.

- Не при всех же, - произнёс Джерри с улыбкой, о которую при ближайшем рассмотрении можно было порезаться насмерть.

- Я бы трахнул тебя при всех. Но боюсь, что дамы зальют пол, если я сниму штаны. Счастливо оставаться, - Шулейман весело отсалютовал двумя пальцами от виска остолбеневшим гостям и развязно потащил к двери Джерри, которого продолжал обнимать одной рукой.

Сев в машину, Оскар захлопнул водительскую дверцу и обратился к Джерри совершенно другим тоном, холодным и неприязненным:

- Пристегнись и молчи, пока не прилетим домой.

- У меня нет ни малейшего желания с тобой разговаривать, - не воздержался от такого же недружелюбного ответа Джерри, защёлкнув ремень безопасности, и отвернулся к окну.

Дома не поговорили, разошлись каждый по своей спальне. Шулейман счёл, что Джерри усвоил урок и остальное додумает сам, не дурак. Джерри и усвоил и думал, но направление его мыслей едва ли понравится Оскару.

На следующий день, справившись с похмельем посредством чуда фармакологии, Джерри вызвал Вайлдлеса.

- Прости, что не позвал тебя на вечеринку по поводу моего дня рождения. Ты бы сдал меня Оскару, - виновато промурлыкал Джерри.

И прямо на пороге, не страшась законного супруга, потянулся к охраннику и поцеловал. Вайлдлес опешил настолько, что не оттолкнул, не ответил и не закрыл рефлекторно глаза. Таращился на закрытые веки Джерри, принимая искусные, нежные прикосновения мягких губ.

- Что… это было? – запнувшись, спросил Вайлдлес.

- Поцелуй, - обозначил очевидное Джерри, без капли смущения глядя на мужчину.

- Почему Вы меня поцеловали? – обычно невозмутимый Вайлдлес растерял всю выдержку, взгляд его метался в истовой растерянности, а речь была неровной и неуверенной.

- Мне показалось, что я нравлюсь тебе.

- Да, Вы мне нравитесь, очень нравитесь, но как человек. Не в этом смысле. Я вообще не… Меня привлекают женщины.

Джерри выдержал паузу и улыбнулся:

- Это была маленькая проверка. Извини. Если бы я спросил, ты бы в любом случае сказал, что у тебя нет симпатии, а так твоя реакция показала, что мне не о чем беспокоиться.

- Почему Вы подумали обо мне так? – в недоумении спросил охранник.

- Мне показалось, - уклончиво, но уместно ответил Джерри. – Мной очень часто в сексуальном и романтическом смысле интересовались и продолжают интересоваться мужчины, в том числе натуралы. Видимо, я так к подобному привык, что начал видеть даже там, где этого нет. Но я рад, что мы всё выяснили.

Джерри отступил назад, обратно в квартиру, и взялся за дверную ручку, давая понять, что разговор подходит к концу. Прежде чем попрощаться, сказал:

- Тебе решать, говорить о нашем поцелуе Оскару или нет. Но лучше не надо. Оскар может не поверить, что ты не интересуешься мной не в том смысле, его можно понять, а я бы очень хотел, чтобы ты остался работать со мной.

Отпустив «пёсика», Джерри пришёл в гостиную к Шулейману и тоже сел на диван, подогнув под себя одну ногу.

- Кто приходил? – спросил Оскар.

- Вайдлес.

- Какое задание на этот раз ты ему придумал?

- Никакое. Я просто хотел удостовериться, что он прибежит по первому моему требованию, - ответил Джерри, захватив пульт и ища по каналам что-нибудь интересное.

Оскар покачал головой:

- Мне его жаль. Ты, вампир чёртов, конкретно к нему присосался.

- Не нравится конкуренция? – приподняв бровь, осведомился Джерри и глянул на дока.

Тот снова покачал головой:

- Ты мне не конкурент.

Джерри не поспорил, а унизил его ответом – кивнул:

- Да. Ты мне не конкурент.

Около минуты Джерри молчал и повернулся, подался к Шулейману с неожиданной просьбой:

- Поцелуй меня.

Хотел испытать моральное удовлетворение от того, что Шулейман будет целовать его после охранника. То, что док не знает о том, что его губы буквально десять минут назад уже были с кем-то в контакте, только прибавляли злорадного удовольствия.

Оскар скосился к Джерри, окинул взглядом, ничуть не проникшись прошением, и вопросил:

- С чего бы мне тебя целовать?

- Мы договорились, что ты будешь тренироваться на мне целовать Тома просто так, - не моргнув глазом, притянул Джерри объяснение своего желания. – Но я забыл о своём обещании, а сейчас вспомнил и исполняю. Целуй.

- Вот вернётся Том – буду целовать его хоть сто раз в день. А тебя – нет.

Отворачиваясь обратно к телевизору, Джерри деланно вздохнул:

- Ты только обещаешь.

*Цитата из книги «Надвигается буря» Рэй Брэдбери.

Глава 16

Кто хочет быть милым?

Кто хочет быть смирным?

Все эти ваши хорошие парни похожи друг на друга.

Florence + the Machine, Call me Cruella©

Раз он здесь задержится и, похоже, что надолго, надо бы прикупить собственных вещей. Так рассудил Джерри и решил обновить унылый Томин гардероб одеждой на свой вкус. За два года романтических отношений и год брака Том ни разу не воспользовался выданными Шулейманом картами, спрятал их в шкафу под стопкой одежды и не доставал. Джерри был намерен исправить ситуацию. Карточку Тома он выложил и убрал в шкаф, а в бумажник положил карты Шулеймана. Опустил бумажник в сумку и вызвал Вайлдлеса.

Выпорхнув на улицу, Джерри сел в служебный Порше, заняв переднее пассажирское кресло, и назвал направление сидящему за рулём Вайлдлесу. В первую очередь он хотел заглянуть в бутик Шанель. Неспешно прохаживаясь по ярко освещённому помещению бутика, Джерри с удовольствием и придирчивостью рассматривал ассортимент последней коллекции, мужской и женской, и не стеснялся свысока задавать множество уточняющих вопросов вышколенным консультантам, чтобы облегчить себе задачу подбора идеальной одежды.

- Какая милая вещица, - проговорил Джерри и пытливо взглянул на девушку-консультантку. – Материал?

- Крепдешин, - заученно ответила работница бутика.

Оставшись довольным услышанным, Джерри посмотрел на молочный кардиган с широкими рукавами ещё немного, прикидывая, как он будет на нём смотреться – шикарно, и указал консультантке:

- В примерочную.

Отослав в примерочную достаточно вещей, которые ему приглянулись и непременно должны были подойти, Джерри и сам проследовал туда, задёрнул тяжёлую плотную шторку на крупных кольцах. Собрав наряд в классической чёрно-белой гамме с узкими брюками, неприлично подчёркивающими длинные и красивые ноги, Джерри вышел обратно в зал и обратился к Вайлдлесу:

- Как я выгляжу?

Стоявший ближе к выходу охранник удивлённо посмотрел на него.

- Мне идёт? – иначе повторил вопрос Джерри, внимательно, ожидающе глядя на мужчину, оказавшегося в непривычных условиях и ситуации.

Конечно, он и так знал, что выглядит бесподобно, у самого едва не встал от собственного отражения, но восхищение в чужих глазах не бывает лишним – и поиздеваться чуть-чуть, понаблюдать растерянность обычно невозмутимого человека тоже приятно.

Поняв, что от него требуется, Вайлдлес сосредоточился на задаче, обвёл парня оценивающим взглядом и озвучил искренний вердикт:

- Вы выглядите прекрасно.

- Штаны не слишком обтягивающие? – Джерри коснулся ладонью бедра и повернулся спиной, давая оценить себя сзади, оглянулся к охраннику через плечо.

В ответ Вайлдлес сказал самую неправильную реплику, разрушившую весь момент:

- Они вам жмут?

Джерри вздохнул: каков неотёсанный мужлан. Он ему предлагает оценить, как сидит вещь на красивой и соблазнительной пятой точке, а Вайлдлес думает, что ему штаны в промежности жмут. Джерри расстегнул и снял жилетку, оставшись в тонкой до лёгкой прозрачности белоснежной рубашке, и снова заглянул в зеркало. Без жилетки наряд выглядел не так эффектно, но тоже весьма привлекательно, такие базовые вещи необходимо брать. Прежде чем вернуться в примерочную, Джерри взял вешалку со свитером овер-сайз счастливого ярко-персикового цвета, приложил его к себе и снова обратился к Вайлдлесу:

- Мне к лицу?

Вайлдлес посмотрел на него и задумчиво сказал:

- Так сложно сказать, как он будет сидеть.

- Цвет мне к лицу? – конкретизировал Джерри. – Я сомневаюсь, - он повернул свитер к себе. – Яркий персиковый прекрасно сочетается с блондом при моём цветотипе, но сейчас-то у меня тёмные волосы.

Никакого экспертного мнения Вайлдлес так и не смог дать, не разбирался он в цветовых сочетаниях и модной одежде. Но в любом случае Джерри собирался купить этот свитер, он ему понравился и смотреться будет хорошо – и Тому в будущем он наверняка понравится, Том любитель таких мягких и комфортных вещей, чистый кинестетик, что с него взять. Не примерив даже свитер, Джерри отдал его на кассу и, перемеряв остальные вещи, которые ждали его в примерочной, обратился к работнице:

- У вас есть бельё?

- Мужское или женское? – аккуратно уточнила консультантка, опасаясь, что нестандартный клиент, выбирающий себе одежду без привязки к полу, оскорбится подозрением в том, что он носит женское нижнее бельё.

- Оба, - ответил Джерри.

Девушка кивнула и учтиво указала рукой:

- Пройдёмте со мной.

Бельё Джерри пересмотрел, не одна единица ему приглянулась, но решил не покупать всё в одном, первом же месте. Расплатившись за покупки, он указал Вайлдлесу на пакеты и, не подумав взять ни один, направился на выход. В следующий бутик заглянул бренда Диор, потом Кельвин Кляйн, Армани, Прада, Живанши, Гуччи… У Гуччи насмотрел больше всего интересных, стоящих вещей, правда, мало что из них подходило для повседневной носки, потому пока взял только вышитый жакет, а в любимый Шулейманом Дольче и Габбано принципиально не стал заходить.

Заодно зашёл в банк, попросив Вайлдлеса подождать на улице, и купил слиток золота, который просто бросил в сумочку, что утяжелило её так, что одним ударом можно убить. Но, с улыбкой выйдя к своему сопровождающему и продолжив путь, не показал вида, что сумка на сгибе локтя передавила руку, эта ноша и не тяготила, а радовала, так что его загадочная улыбка была вполне искренней. Джерри решил каждую неделю покупать по слитку. Потому что деньги и всё то, что ему или Тому полагается при разводе, это хорошо, но золото – это вечная валюта. И надо будет подумать, какому банку доверить хранение золотого счёта, чтобы банк был подальше от Шулеймана (хотя бы не принадлежал кому-нибудь из его деловых партнёров). В этой теме Джерри ничего не смыслил, придётся изучить вопрос, варианты и разобраться во всех нюансах, прежде чем начинать. И надо подумать о приобретении недвижимости где-нибудь… на испанском побережье навскидку, поскольку брак браком, а собственное жильё должно быть, даже если оно всю жизнь простоит невостребованным – оно гарант устроенности и даёт важное чувство защищённости, знание, что тебе есть, куда уйти временно или с концами.

Отведя душу успешным шопингом, Джерри пожелал выпить коктейль, и они направились в кафе, разместились на террасе с плетёной мебелью и такой же плетёной толстенькой оградкой, выкрашенной белой краской и состаренной. Джерри потягивал через соломинку молочный коктейль с гранатовым соком, приятно кисленький и освещающий, восполняющий потраченные силы, пока Вайлдлес, не притронувшийся ещё к своему эспрессо, рассказывал занимательную историю. Постоянно Джерри дёргал его с собой, когда собирался пообедать где-нибудь, выпить кофе или просто погулять. Вайлдлес был хорошим собеседником, весьма разносторонним и эрудированным, мог поддержать практически любую тему и имел в запасе множество историй и при этом строго соблюдал почтительную субординацию. Джерри очень нравилось это сочетание, Вайлдлес нравился ему всё больше и больше – идеальный «пёсик», готовый прибежать по первому требованию, исполнять любые прихоти, развлекать и жизнь за него отдать, если потребуется. И сопровождение, опять же, конечно, Вайлдлес – не Криц, но он тоже человек с армейским прошлым, бывший морской пехотинец, не абы что. Из того, что Тома угнетало, Джерри извлекал пользу и наслаждался своим особенным положением и всем, что оно предлагало.

Домой Джерри захотел идти пешком. Солнце светило, погода стояла тёплая, ветер от берега приносил освежающий запах моря, а позади него послушно шёл Вайлдлес, нагружённый семью пакетами с логотипами мировых модных домов. Идеально. О да, Джерри, безусловно, нравилась такая жизнь… И она ему подходила, в роли представителя высшего света он был органичен и чувствовал себя прекрасно. Не с тем парнем Шулейман решил сочетаться браком.

Придя домой, Джерри убрал шуршащие пакеты с обновками в шкаф, чтобы развесить их позже. Переоделся, положил тринадцатикилограммовый, ложащийся в ладонь приятной тяжестью золотой слиток на стол и сел. Положил согнутую руку на стол, а на неё голову и стал разглядывать драгоценное приобретение, окрашивающее отражённый от гладких граней свет благородным жёлтым цветом.

Ему нравилось всё это: дорогая брендовая одежда, золото, бриллианты и прочие атрибуты роскоши и успеха, но прежде считал нецелесообразным тратить деньги на то, без чего легко можно прожить. Но теперь платит не из своего кармана, потому может себе позволить больше не изображать скромность. Шулейман заплатит. Шулейман за всё заплатит. Ухмыляясь собственным мыслям, Джерри провёл указательным пальцем по ребру слитка.

Услышав приближающиеся шаги, Джерри быстро спрятал слиток в ящик стола и на крутящемся стуле развернулся к двери и Шулейману на пороге, что как обычно был в недобром расположении духа.

- Где ты был так долго? – спросил Оскар.

- Ходил по магазинам с целью обновления гардероба, - почти предельно честно ответил Джерри, отталкиваясь одной ногой и слегка раскачиваясь со стулом из стороны в сторону, при этом не терял взглядом дока.

- Зачем?

- Затем, что Томина одежда никуда не годится.

- Лучше бы ты думал, как исправить ситуацию, - сказал Шулейман тем же хозяйским тоном, готовый начать злиться, поскольку крыса не только явилась и украла уже два с половиной месяца их с Томом счастливой и спокойной жизни, но и развлекается и страдает ерундой вместо того, чтобы заниматься полезным делом.

- Я думаю.

- Ага, я вижу, - едко ответил Оскар.

- Ты всё-таки научился читать мои мысли? – вздёрнул брови Джерри. – Если нет, то не бросай мне ложные упрёки. Я думаю о Томе и о том, как исправить то, что вы на пару натворили, но я также хочу сделать свою жизнь более приятной. Должен же мне быть какой-то профит от того, что я вечный «Чип и Дейл спешат на помощь», имею право.

- Право ты имеешь заткнуться и делать своё дело, - грубо отбил Шулейман. – И где покупки? Может, ты мне вообще напиздел?

- Примеряешь роль недоверчивого мужа-тирана? – поинтересовался Джерри и коснулся кончиком языка верхних зубов.

- Покупки предъяви, - настоял Оскар, проигнорировав его вызывающий жест.

Джерри молча встал, извлёк из шкафа пакеты и поставил на кровать. С видом ничему не доверяющего детектива Шулейман заглянул в один пакет, во второй и начал неаккуратно вываливать их содержимое. Стоя чуть в стороне со скрещенными на груди руками, Джерри поморщился его свинству. Убедившись в том, что одежда есть, одежда новая и её много, Оскар бросил молочный кардиган, который не бережно рассматривал, и посмотрел на Джерри.

- Убедился? – поинтересовался Джерри и предложил: - Могу примерить.

- Обойдусь.

- Зря. Когда ещё будет возможность увидеть Тома таким красивым и элегантным. И кстати, ты бы следил за наполнением гардероба Тома и за его своевременным обновлением, а то он ходит не как муж мультимиллиардера, а как бедный студент, которому некогда и нет необходимости смотреть в зеркало.

- Том одевается так, как ему нравится. Что я ему, указывать буду, как выглядеть?

- Ты же любишь всё контролировать и командовать, - красиво и легко пожал плечами Джерри.

- Даже если бы я хотел, Том не станет меня слушаться. Я ему говорил, что мне его домашние шмотки не нравится – и что?

- А какие понравятся? – осведомился Джерри.

- Какая разница?

- Том может прислушаться к тому, что ты поведаешь мне, и исполнить твоё желание.

- Ага, а потом снова объявишься ты, потому что у Тома приключилась душевная беда от того, что он одевается не так, как ему хочется, и будешь совокуплять мне мозг, ещё и виноватым сделаешь. Нет уж, - Оскар поднял ладонь, подчёркивая, что не надо ему этого счастья, - асексуальный домашний прикид я переживу, привык уже. Пусть одевается так, как ему хочется. В конце концов, когда я в первый раз его захотел, Том вообще мыться забывал. Я его не за внешность ценю.

- Какая душевная речь. Я даже проникся.

- Интересно, сколько канистр получится, если сцедить из тебя желчь и яд? – сощурившись, проговорил Шулейман.

- Хочешь меня подоить? – выгнул бровь Джерри, вызывающе прямо смотря в глаза. – Я по-прежнему не против.

На секунду Оскар растерялся от ударившей в лоб завуалированной похабности его слов, но отбросил помутнение, желанное помутнение, если смотреть только на оболочку, цокнул языком и закатил глаза, выражая скучающее пренебрежение к действиям крысы, показывая, что предложение не вызывает в нём никакого интереса.

- Отвернись, - загадочно попросил Джерри.

- Что?

- Отвернись, - повторил Джерри с лёгкой таинственной улыбкой. – Не бойся. Оружия у меня нет и прыгать на тебя со спины я не собираюсь.

- Зачем мне отворачиваться?

- Я хочу переодеться.

Шулейман снова, теперь совершенно искренне цокнул языком и закатил глаза, но отвернулся. Потому что делать ему нечего, как хотеть посмотреть на обнажённую крысу. Ещё чего! Джерри спустил штаны и, подумав, снял и трусы, надел другие, более миниатюрные, приобретённые сегодня.

- Можно, - разрешил Джерри.

Оскар повернулся, и взгляд его помимо воли упал и прокатился по белым, стройным, неприлично красивым для парня ногам, поставленным в выигрышную позу, коих их обладатель благодаря модельному прошлому и природной пластичности и эстетичности знал десятки, а то и сотни. Неприличные ноги лишь вверху бедра были прикрыты шортиками. Как вырос, Джерри всегда любил носить дома шорты, а сейчас, когда его ноги очистились от изъянов и стали ещё более совершенными, тем более хотел иметь эту деталь одежды в гардеробе и активно носить. Вид подвисшего Шулеймана радовал, но хорошего понемногу [чтобы стало ещё лучше], Джерри сам разрушил момент обращением:

- Так ты хотел бы, чтобы Том ходил дома?

- Нет, это слишком… соблазнительно, - не слишком убедительно соврал Шулейман, не сразу подобрав нужное слово, потому что нужным было: «Одуреть и обкончаться можно!». И почему ему так мало надо, когда речь идёт о Томе?

- Понимаю, - без издёвки ответил Джерри, невзначай коснувшись пальцами бедра. – Поэтому хотел попросить – если Том будет надевать их или что-то подобное, доставай из него член хотя бы иногда, чтобы ему не пришлось использовать пробку не в сексуальных играх.

«Не могу этого гарантировать», - подумал Оскар, беспардонно и без зазрения совести глазея на Джерри, поскольку представлял на его месте, в этих шортиках, Тома. Но и член заинтересовался фантазией, что было совершенно не к месту.

И почему всё так сложно? Раньше бы не думал и просто трахнул Джерри, потому что разницы-то никакой особо, что и делал ещё до того, как заполучил Тома в объятия. А сейчас верность, совесть, чувство вины – сплошные внутренние ограничители, не позволяющие плевать на всё и получать удовольствие.

«А может…?», - мелькнула в голове мысль, включившая внутренний интерес, сделавшая взгляд предельно внимательным, изучающим. Прежний безбашенный Оскар шевельнулся, пробуждаясь.

Но фантазию-размышление о возможности связи с Джерри, развернувшуюся в голове в весьма порнографических заманчивых образах, перекрыло печальное лицо Тома, который, может, и не скажет ничего, но будет чувствовать себя преданным. И «старый Оскар», намертво приручённый и привязанный, опустил голову.

Блядство! Внезапно взяла злость на Тома за то, что у него с дурной головой случился очередной трабл, а он, Оскар, страдает. Вот пусть только вернётся Том – месяц из кровати не вылезет, вообще ходить не будет! Оскар мог долго, очень долго воздерживаться и ждать, когда Том был рядом, и существовала некая уважительная причина, почему ему нельзя. Но сейчас Тома вовсе не было, не было причины, почему Тома надо пожалеть, а себя попридержать, зато был провоцирующий и без того раздражённый неудовлетворённый организм, доступный Джерри, который до последнего будет изображать незаинтересованность и отказывать, но только от вредности сучьего характера, а сам будет не против. Держаться становилось всё сложнее. Уже скоро пар из ушей повалит – или что другое потечёт. Такими темпами, если Том не поспешит вернуться и остаться, Оскар или изнасилует кого-нибудь, или по старинке по блядям пойдёт.

Рассудив, что пауза чрезмерно затянулась, Шулейман свернул размышления.

- Мне не нравится, что ты проводишь с Вайлдлесом всё больше времени, - сказал он, чтобы перевести тему, и потому, что этот момент его на самом деле не устраивал.

Джерри растянул губы в улыбке и поднял брови с вопросом:

- Ревнуешь и боишься, что я сплю или буду спать с ним за твоей спиной? Не бойся, Вайлдлес не в моём вкусе, и я не собираюсь заводить любовника. Если меня прижмёт, я обращусь к тебе за супружеским долгом.

- Я не боюсь, а не хочу, чтобы ты блядовал Томиным телом, - категорично высказался в ответ Оскар. – Заведи себе собственное и тогда делай, что хочешь.

- Так организуй мне отдельное тело, и все будут счастливы.

- Если бы это было возможно, я бы не пожалел денег, но человечество до таких операций ещё не скоро дойдёт, если дойдёт вообще.

- Ты узнавал? – на полном серьёзе спросил Джерри.

- Что узнавал? И так понятно, что ничего подобного и в помине нет, это фантастика.

- А ты узнай. Насколько я понял, ты не очень-то интересуешься научными инновациями. Мало ли, чего ты не знаешь.

- Это просто смешно, - сложив руки на груди, качнул головой Оскар. – Но ладно, я спрошу.

- Спроси, - кивнул Джерри и подступился ближе к нему. – Если у меня будет отдельная жизнь, вы сможете жить спокойно, иногда буду наведываться к вам, чтобы убедиться, что у вас всё в порядке, и ты ведёшь себя хорошо. Можно будет втроём устраивать… - он провёл ладонью по плечу дока.

- Если у тебя будет отдельная жизнь, мы тебя на порог не пустим.

Джерри тихо вздохнул и убрал руку, сказал:

- Говорить «спорим?» пока что рано. Но мы найдём общий язык, - утвердил без единого сомнения и добавил многообещающе: – И ты окажешься в малиннике.

И снова неудовлетворённость сделала своё дело, Шулейман на секунду задумался, как это могло бы быть: он, Том и Джерри в одной постели, и почему-то представил Джерри не таким, как сейчас, точь-в-точь Томом, а платиновым блондином, которого уместнее назвать блондинкой. Погнал прочь картинку и недовольно посмотрел на виновника игры его воображения, явно не признающего вину и не считающего, что говорит что-то не то.

- Если у тебя так зудит, подрочи или вибратор купи, не знаю, как тебе больше нравится, а меня не впутывай, - холодно отрезал Оскар.

Джерри пожал плечами – «дело твоё», - но, прежде чем направиться к двери, всё-таки кое-что сказал, без насмешки посоветовал:

- Лучше купи Тому вибратор, он оценит.

Шулейман мог бы, должен был задеться, вызвериться и напасть с вопросами, расценив совет Джерри как упрёк в том, что его Тому мало, но был слишком занят собственной нерастраченной сексуальностью, что начинала изнутри давить на глазные яблоки, чтобы думать о желаниях Тома. Вместо высказывания не случившегося раздражения Оскар повернулся вслед Джерри и также серьёзно спросил:

- Как сделать, чтобы Том не загонялся по поводу возраста?

Удивил. Не показав удивления, Джерри остановился на пороге и обернулся к нему с неутешительным ответом:

- Никак.

- Почему? – не удовлетворился таким ответом Оскар. – Я адекватно отношусь к возрасту. Ты тоже, хотя ты помешан на всём, что связано со словом «бьюти».

- Во-первых, я не помешан, а разумно использую предложения индустрии красоты себе на благо, - Джерри полностью повернулся к доку. – Во-вторых, наше с Томом отношение ко многим вещам отличается.

- Как это согласуется с тем, что у вас одно ядро?

Джерри честно пожал плечами:

- На этот вопрос у меня нет ответа. На самом деле, ответ на твой предыдущий вопрос у меня есть, но он тебе не понравится, - добавил он, предоставив Шулейману право выбора, узнавать или нет.

- И всё же? – Оскар выбрал знание.

- Чтобы Том не загонялся по поводу возраста, он должен не быть с тобой.

Шулейман нахмурился в недоумении и недоверии. Джерри продолжил, объясняя:

- В целом Тому всё равно, как он выглядит, об этом он переживает только рядом с тобой, потому что считает, что кроме тела ему больше нечего тебе дать. Поэтому Том испытывает тревогу по поводу взросления и неизбежности естественных изменений внешности, выхода из образа миловидного привлекательного юноши, который нравился тебе. И он не знает, каким будет, каким ему быть, когда станет взрослее, поскольку у него нет другого амплуа, он не знает, как быть просто взрослым мужчиной, и не думает, что сможет им стать. Том хочет быть красивым для тебя, хочет быть желанным, а для этого надо в числе прочего быть молодым, у него нет такой установки, но он иррационально так думает. Но при этом он ничего не делает для того, чтобы быть красивее, сохранить то, что ему дано, поскольку предпочитает комфорт, и получается замкнутый круг.

- Но это ерунда и неправда, - сказал Оскар, всё ещё хмурясь.

- Я знаю, - кивнул Джерри. – Том тоже знает и верит тебе, но едва ли когда-нибудь услышит тебя по-настоящему. И его можно понять. При своих заслугах и всём, что даёт тебе, по сути, рядом с тобой Том всего лишь человек, в которого ты засовываешь свой член, когда тебе или вам обоим хочется. Тело.

- И что мне делать? – спросил Шулейман, по факту прося совета, помощи.

Джерри пожал плечами:

- Помочь Тому стать полноценной личностью, ценной сама по себе, - и покинул комнату, так как сказал достаточно.

Оскар не остановил его, погрузился в глубокие раздумья. Почему-то очередная придурь Тома, из которых он состоит практически сплошь, не воспринялась таковой и заставляла о себе думать, думать много, серьёзно, сосредоточенно. В словах Джерри было что-то такое… такое, что цепляло внимание и провоцировало активизацию мыслительных процессов.

«Чтобы Том не загонялся по поводу возраста, он должен не быть с тобой».

Разве Джерри уже не говорил нечто подобное, не говорил, что проблема в нём, Оскаре, в их с Томом отношениях? Говорил. И сейчас, уже по другому поводу, иносказательно сказал, что Тому будет лучше без него. Но Оскар и мысли не допускал, чтобы развестись с Томом и с концами отпустить его из своей жизни. Это всё Том виноват, тупица… Ну ничего, пусть только вернётся, он ему устроит! Сначала затрахает до беспамятства, а потом устроит. Гадство… Одна мысль о том, как будет брать Тома, дала пинка сердцу и возбудила.

Нервно походив по комнате, Шулейман сунул в рот сигарету и прикурил, ожидая, когда кровь перестанет требовательно, мучительно клубиться и пульсировать в паху. Ещё столько же он не выдержит. Срочно нужен Том, или придётся поискать и принимать таблетки, блокирующие либидо. Дожил. Том за это ответит.

Окурок Оскар бросил на пол, вернувшись к былому наплевательскому отношению к чужому труду и отсутствию бережного отношения к своему жилью. Такого отношения удостаивались только две его собственности: машины, которые никому не позволял трогать, и, гораздо больше, Том.

- Я спущусь к Крицу, потренируюсь, - часом позже сообщил Джерри.

- В таких шортах? – в недовольстве грозно свёл брови Шулейман.

Джерри очаровательно улыбнулся, подошёл к нему и погладил по щеке:

- Не ревнуй, дорогой, Крица я при всём желании не сумею соблазнить и желания не имею, а сам он не питает ко мне никакого романтического интереса, ему женщины по душе.

Оскар отбросил от себя его руку, всего Джерри отпихнул, всем своим видом выражая презрение к поведению гадины. Но в который раз за день слова Джерри спровоцировали определённые мысли. Если бы видел себя только со стороны, сам бы поверил, что ревнует, чего никогда не наблюдалось в его отношениях с Томом. Но на самом деле просто бесился из-за того, что Джерри без зазрения совести светит своими (чужими, Томиными!) охуенно красивыми ногами. Ходит тут, раздражает и намерен в таком виде выйти из квартиры, показаться перед другим человеком, чужим! Неожиданно подобное поведение стало для Шулеймана неприемлемым. Тянуло Джерри закутать, желательно, в паранджу, и загнать в далёкий тёмный угол, подальше от посторонних глаз. Но это подозрительное с виду огненное желание с ревностью имело общего ровно столько же, сколько охота задушить его с любовью.

По итогу недолгого разговора Джерри отправился к тренеру в той одежде, в которой и собирался. Шулейман сам ему сказал: «Иди как хочешь» и ушёл в спальню, показывая, что ему до лампочки и никакой абсурдной ревности в нём в помине нет. Объяснить, почему против, было бы слишком сложно, и не имел ни малейшего желания выслушивать хитросплетённые убеждения в том, что он всё-таки ревнует, подкреплённые гаденькой самодовольной улыбкой на смазливом лице. Проще махнуть рукой и сделать вид, что ему всё равно, как и должно быть. И в качестве моральной компенсации представлять, как гадине в коротких шортиках наставят синяков.

***

- Как-то неправильно ты уши чистишь, - не воздержался от высказывания мнения Шулейман, вставший в дверях ванной, где Джерри у зеркала над раковиной аккуратно проводил гигиеническую процедуру.

- Я не чищу, а протираю, - невозмутимо поправил его тот, не обернувшись и не прерывая своего занятия.

Оскар прищурился, приглядываясь, и разглядел то, что сначала не приметил – в розовеющих по вине свежих проколов и проводимых манипуляций мочках явственно виднелась, сверкала пара гвоздиков. Естественно, с бриллиантами.

- Ты что, уши проколол?! – рявкнул Шулейман.

- Да. Я давно хотел, - с прежней невозмутимостью ответил Джерри, нагло не удостаивая злого законного супруга взглядом даже через зеркало.

- Снимай, - потребовал Оскар.

- Нет.

Не намеренный сюсюкаться с ним, Шулейман решительно подошёл к Джерри, чтобы собственноручно избавить его от украшений, вставленных в тело без разрешения. Но Джерри резко повернулся:

- Не смей трогать мои уши своими грязными руками! – прикрикнул в лицо доку таким стальным, звучным, сильным тоном, что тот притормозил перед ним и посмотрел удивлённо. Как будто на шкодящее животное рявкнул, и животное от неожиданности пригнуло ушки.

Удостоверившись, что Шулейман поосёкся, вышел из состояния злостного неандертальца и включил мозг, Джерри, не сводя холодного взгляда с его лица, сложил руки под грудью и добавил:

- Только инфекции мне не хватало.

- Вот мы и вернулись к тому, что ты считаешь меня рассадником инфекции и якобы брезгуешь, - кивнул Оскар, также скрестив руки на торсе.

- Ниже пояса ты ныне чистый, но я не могу быть уверен в чистоте твоих рук, кто знает, что ты ими делал.

- Тому не понравится, что ты проколол ему уши.

- Тому вообще не нравится ничего, что я делаю, - легко парировал Джерри. – Если не захочет носить серёжки, снимет их, это не проблема. А я буду ходить так, как нравится мне. Про право и профит я тебе уже говорил.

- Про твои права я тебе тоже уже говорил, - не растерялся с ответом Шулейман. – И если какие-то права у тебя, допустим, есть, я могу их тебе разрешить, то права делать в Томином теле новые отверстия точно нет.

- Я более чем уверен, что, будь новое отверстие пригодно для сексуальных целей, ты бы не реагировал отрицательно.

- Ты переоцениваешь степень моей озабоченности, - спокойно и холодно ответил Оскар.

Но и Джерри не полез в карман за дерзким ответом:

- Я вспоминаю.

Оскар окинул его взглядом и велел:

- Раздевайся.

- Так сразу? – выгнул брови Джерри. – А как же предварительные ласки?

Проигнорировав его иронию, Оскар сказал:

- Хочу удостовериться, что на Томином теле не появилось больше новых дырок.

Он был готов к спору, отстаиванию своего правильного, оправданного требования и избавлению крысы от одежды силой. Но Джерри без пререканий начал раздеваться самостоятельно, отпустил на пол футболку, штаны и отбросил к ним в сторонку трусы.

- Смотри, - сказал, встав перед доком в первозданном виде.

И покрутился медленно, давая рассмотреть себя со всех сторон и ракурсов, провокационно проводя ладонями по стройному гибкому телу. Шулейман оценил. Правда, не отсутствие другого нового пирсинга, а тело, ставшее благодаря беспощадным тренировкам более твёрдым, рельефным, при этом сохраняя изящную не мужскую хрупкость и трепетную плавность линий. Захотелось дотронуться, ужас как захотелось. Потрогать плечо, где при движениях руки под кожей прорисовывались мышцы, необъёмные, но проработанные; провести ладонью по спине. Но Оскар помнил, что перед ним не тот. Подождёт того

Но легко подумать, сложнее сделать. Шулейман неосознанно облизнул разомкнутые в истовом телесном голоде губы. Выпал из реальности, упал в фантазию, в которой разворачивает соблазнительное тело к стенке, прижимает к ней, обжигая контрастом горячей кожи и холодного отделочного материала, расстегивает штаны и вставляет ему, наплевав на всякую подготовку, овладевает тем, кого так сильно, нестерпимо хочет, и наконец-то спускает раздирающее яйца напряжение. Но даже в фантазии тело повернуло к нему голову и взрезало нервы чужим, не Томиным, голосом.

Желание, помимо воли воплотившееся в образах в голове, читалось в расширенных, непроглядно чёрных зрачках и выражении лица, несколько отсутствующем и одновременно предельно пристальном. И увеличившаяся выпуклость в области ширинки от взгляда Джерри тоже не укрылась. Но он это никак не прокомментировал и поинтересовался:

- Будешь ощупывать меня на предмет имплантнов?

- Что? – Оскар посмотрел ему в лицо, с трудом возвращаясь в реальность, обратившуюся патокой, в которой так легко завязнуть.

- Подкожные украшения, - подсказал Джерри. – Будешь искать их?

- Нет, не буду, - качнул головой Шулейман. Подумал и, подозрительно сощурившись, спросил: - А они что, есть у тебя?

- Нет. Но ты же пожелал лично удостовериться в том, что на моём теле нет пирсинга. Поэтому я и предлагаю проверить сразу на наличие других модификаций, чтобы дважды не раздеваться.

Шулейман оглядел его тело и снова поплыл бы, но вовремя зацепился взглядом за блеск камней в серьгах преткновения и недовольно, осуждающе произнёс:

- Ты специально выбрал серьги с отсылкой к Эванесу? Догадываешься, какие эмоции испытает Том?

- У Эванеса камни были квадратной формы, а у меня шестиугольники, - Джерри легко объяснил разницу и пустоту обвинения дока. – Или предлагаешь мне вовсе отказаться от бриллиантов из-за него? Так-то ты их тоже любишь и носишь.

Этот аргумент Оскару крыть было нечем, кроме тупого неаргументированного упрямства:

- Всё равно похожи.

- Когда уши заживут и привыкнут, куплю другие серёжки, - спокойно ответил Джерри, он и без комментариев Шулеймана не собирался ограничиваться одной парой.

Шулейман вновь окинул его взглядом и задумчиво сказал:

- Косметика, одежда, половина которой женская, теперь серёжки. Что дальше, сиськи себе приделаешь?

- Не рассчитывай, - отбрил его Джерри и спросил: - Я могу одеться?

- Одевайся.

Джерри надел трусы, и Оскар внутренне заорал. Джерри ещё и трусы купил и носит такие, которые Оскар просил купить Тома и носить вместо традиционных повседневных боксеров, и Том согласился, но до дела так и не дошло. Зато Джерри до магазина дошёл и прямо сейчас крутил перед носом миниатюрными брифами, низко сидящими на узких бёдрах и соблазнительно подчёркивающими единственную покрытую часть стройного тела. Очень, очень, очень аппетитную часть. Маленькие, округлые, подтянутые половинки так и просились в руки и под зубы. Оскар знал, видел в воображении, что Тому подобное бельё будет к лицу, если можно так сказать, но не представлял, что он будет в нём настолько хорош. Вернее, не он

Как назло Джерри наклонился за штанами, нагнулся, стоя на прямых, немного расставленных ногах, подставив взору вздёрнутую пятую точку и промежность. Фантазия снова, на ускоренной съёмке пробежала в голове зависшего Шулеймана: прижать к стене, содрать треклятые трусы и спустить пар, отодрать так, чтобы потом мог только на пол сползти. В глазах потемнело, кровь дико, ударно пульсировала в висках.

Рука сама собой дёрнулась шлёпнуть по привлекательной, желанной до умопомрачения попе. С… Сучка. Какая же сучка. И Том – сука.

Одёрнув, остановив себя последним усилием воли, Оскар изменившимся, глубоким голосом приказал:

- Выйди вон.

В этот раз ему удалось удивить Джерри, и Джерри не скрыл недоумения, обернувшись к нему с немым вопросом в глазах.

- Выйди вон, - повторил Шулейман, держась на краю. – Я хочу принять душ.

Воздержавшись от пререканий, Джерри быстро надел майку и вышел в коридор, в ванной комнате он всё равно уже сделал всё, что требовалось. Оскар захлопнул за ним дверь, запер на замок, содрал с себя одежду, побросав её на пол, и зашёл в душевую кабину. Включил воду на полную мощность и зашипел от того, как обожгли холодом ледяные струи, бьющие по телу. По прошествии нескольких секунд экзекуции сделал воду теплее, комфортной температуры, решив, что не хочет себя мучить ещё и закаливанием. Припал спиной к стенке, упёрся в неё затылком и закрыл глаза, каждой клеткой чувствуя, как на износ долбится сердце в грудину, гоняя по венам горячечное давление.

Похоже, от измены его остановит только чудо. Чудо – щелчок.

Не открывая глаз, Оскар провёл кулаком по вздыбленному, яростно пульсирующему члену, представляя Тома, стоящего перед ним на коленях. Эта картинка сама возникла в голове, и он не захотел выдумывать ничего другого. Большие глаза и взгляд снизу, разомкнутые губы, покорно опущенные на колени ладони, лицо, доверчиво открытое, подставленное в ожидании жемчужных капель… Кажется, обзавёлся новой сексуальной фантазией, привязанной исключительно к Тому.

Разрядка наступила быстро, тупо, пресно. Это не то, совсем не то, разве что яйца немного убавили в весе. Не почувствовавший никакого удовлетворения Оскар обмылся, оделся и вышел из ванной, к своему удивлению обнаружив под дверью Джерри, что опирался спиной о стену, сложив ладони на пояснице.

- Что ты здесь делаешь?

- Тебя жду, - к удивлению Оскара ответил Джерри обычным человеческим тоном, не лишённым участия.

- Зачем? – Шулейман сощурился, всеми фибрами души чуя подвох.

Но подвоха не было. Не меняя своего скромного положения, тем же ставящим в тупик нормальным тоном без капли яда Джерри ответил:

- Чтобы удостовериться, что с тобой всё в порядке. Мне показалось, что ты несколько не в себе.

Хмуря брови, Оскар хлопал глазами, силясь разглядеть в крысе что-то, что укажет на очередной хитроумный план – или просто игру развлечения ради, но ничего не находил. Единственное, что не заметить, не видеть не мог при всём желании – поражающее, ещё больше сбивающее с толку сходство Джерри сейчас с Томом. Общий вид, поза, необоснованное беспокойство, проявляющееся в глупой и трогательной заботе.

- Ты переживал за меня? – недоверчиво уточнил Шулейман.

- Да. Я опасался, что ты совершишь какую-нибудь глупость.

У Оскара от такого откровения зависал мозг, дезориентированный полным

- Что, даже не отпустишь какой-нибудь гаденький комментарий по поводу того, что я дрочил в душе?

- Я не знал, что ты этим занимался. Но буду иметь в виду, - корректно ответил Джерри.

Оскар ощущал себя попавшим в зазеркалье, в котором… Да чёрт его разбери, что в котором! В котором Джерри – это Том, где Том и каков непонятно, и это только одна деталь сюрриалистического мира наоборот. Из этого мира Шулейману хотелось скорее выбраться.

- Прекрати быть таким милым. Тебе не идёт, - хмыкнул Шулейман в надежде «разбить зеркало».

- Я не притворяюсь. Я тебе уже говорил, что не только сука по своей сути. Сегодня мы уже вдоволь поцапались, можно и по-человечески поговорить.

Шулейман искал подвох, искал, несмотря на то, что вроде бы ещё в начале этого дурдома на дому принял, что Джерри может быть очень похожим на Тома. Но лишённое хитрости лицо обезоруживало и убеждало в реальности нереального, противоречащего его суждениям и желанию.

- Верни обычного Джерри, - сказал Оскар. – Тот мне хотя бы понятен, а от этого, - он обвёл Джерри пальцем, - мне не по себе.

Джерри пару секунд не сводил с него внимательного, но ничуть не агрессивного взгляда, и произнёс:

- Оскар, подумай над своими словами и желаниями. Больше всего тебе нравится Том в варианте до объединения, но ты хочешь, ждёшь от него тех качеств, которые есть во мне. Ты скучаешь по Тому, любишь его и хочешь вернуть, а я тебя раздражаю, но когда я без притворства показываю близкое к Тому поведение, ты просишь меня вести себя как обычно. Оскар, чего ты хочешь?

[Кого ты хочешь?]

«Тебя хочу», - подумал Шулейман, обманувшись единством оболочки и большими невинными глазами.

Разозлился, раздражился, бросил Джерри:

- Я хочу, чтобы всё стало, как прежде. А ты прекрати умасливать меня сладостью, я не поведусь, - и быстрым шагом направился прочь по коридору, поставив в разговоре точку.

О своём поведении и противоречивых желаниях Оскар думать не собирался. Нет в нём никаких противоречий, он чётко сознавал свои чувства: Тома – любит, Джерри – не терпит. И неважно, что изначально он с Джерри имел подобие отношений, которые его устраивали, бегал за Джерри и даже шёл на некоторые уступки. Это любовь к Тому тогда зарождалась, чтобы расцвести с его возвращением. И одна маленькая деталь, пропущенное звено, которое Эдвин по причине неведения не учёл в своей стройной, полностью доказанной теории о благотворном влиянии Тома на Оскара, тоже не имела значения. Шулейман о нём также не помнил.

Джерри проводил его взглядом и, тихо вздохнув, покачал головой. Шулейман, Шулейман, какой же ты… осёл. Большой ребёнок, хочу – и всё, а сам не знает, чего хочет, поскольку не привык подвергать свои хотелки рефлексии.

Хотел Джерри пойти за Шулейманом, полежать рядом, но решил воздержаться. Ушёл в гостиную и включил телевизор, раздумывая, перекусить ли ему перед сном, выпить ли чего-нибудь, или лёгкого ужина, бывшего три часа назад, хватит до утра. Выпил питьевой йогурт без добавок, сгрыз яблоко, удержавшись от конфет и манящих похрустеть вкусной вредностью солёных крекеров, и отправился чистить зубы.

Приласкать себя, что ли, тоже на сон грядущий? Лёжа в кровати, Джерри задумался, какое бы видео хотел посмотреть для создания правильного настроения. Но после десяти минут размышлений с телефоном в руках так и не определился, убрал заблокированный мобильник на тумбочку и просто лёг спать.

Вечером следующего дня Джерри спустился к Крицу на тренировку, хваля себя в очередной раз за находчивость: Криц – настоящее сокровище, а его нахождение в соседней квартире крайне удобно.

- Лучше сразу сними серёжки, - бросив на Джерри один взгляд, посоветовал Криц.

- Они аккуратные, не заденешь.

- Дело твоё.

Мужчина помолчал, заканчивая протирать нож, и, бросив на Джерри ещё один взгляд и не оценив сочетание коротких шортиков с бриллиантами в ушах, сказал:

- В следующий раз в платье приходи.

- В платье мне будет неудобно, - не смутившись, ответил Джерри.

Походил по просторной комнате, разглядывая знакомую обстановку, которую Криц продолжал совершенствовать под себя, дополнять практичными, в большинстве боевыми деталями. И обратился к тренеру:

- Криц, у тебя с боксом как, умеешь?

- Когда-то в числе прочего занимался.

- Научишь меня?

- Тебе это не нужно, - безэмоционально заключил Криц. - В реальном бою бокс малопригоден, и у тебя верх слабый, тебе лучше не руками драться, а ногами.

- И всё-таки я настаиваю, - Джерри сделал пару шагов к нему. – Мне не для боя надо, а для себя, для общего развития.

Мужчина не стал его переубеждать, только уточнил:

- Ты в курсе, что в боксе удары наносятся по корпусу и в голову?

- В курсе, - ответил Джерри, понявший намёк, улыбнулся. – Будет мне стимул шустро двигаться и быстро учиться.

Криц поднял руку, и Джерри дёрнулся, подумав, что тот без предупреждения нанесёт удар, что случалось нередко. Но тренер беззвучно усмехнулся уголком рта его пуганой реакции и провёл ладонью по ёжику на голове, кивнул:

- Туда иди.

Джерри прошёл в соседнюю комнату, и зашедший за ним мужчина сказал:

- Я с тобой драться не буду, иначе ты сразу отправишься в нокаут. Это твой спарринг-партнёр, - указал он на боксёрскую грушу в углу. – Для начала посмотрю твой удар. Вперёд.

Джерри выгнул бровь – на грушу он не рассчитывал, - но спорить не стал, подошёл к спортивному снаряду и попросил:

- Дай мне перчатки.

- Нет.

В этот раз Джерри в вопрошающем удивлении выгнул обе брови.

- Почему?

- Потому что ты должен сразу приучаться к «голому удару», и так лучше видно силу и технику.

- Хотя бы повязки на руки мне дай.

- Нет, - снова отказал тренер.

- Криц, я не хочу попортить себе руки, - Джерри продемонстрировал ухоженные кисти.

Но его слова не произвели на Крица ровным счётом никакого впечатления, что он выразил ответом:

- Я тебе никакой защиты не дам. Ты или бьёшь так, или отказываешься от своей идеи.

Несмотря на проигрыш в споре, Джерри всё равно поступил по-своему, поскольку не желал терпеть боль и ходить потом с разбитыми костяшками. Он снял майку, чтобы намотать её на руку – Криц сказал, что не даст ни перчаток, ни защитных повязок, но не уточнил, что нельзя их делать из подручных материалов.

Прозвучал дверной звонок. Криц обернулся на звук и велел Джерри:

- Оставайся здесь.

Бесшумно подкравшись к двери, Криц взял в руку пистолет – он никого не ждал. Но, заглянув в дверной глазок, он увидел всего лишь Шулеймана и открыл дверь.

- Джерри здесь? – требовательно спросил Оскар.

- Там, - кивнул мужчина себе за спину и направился обратно, безмолвно предложив гостю проследовать за ним.

Оскар проследовал в комнату и увидел Джерри, который по-прежнему стоял полуголый, в своих блядских шортах и с майкой в руках.

- Почему ты раздет? – Шулейман потребовал объяснений.

В свою очередь Джерри обратился к тренеру:

- Почему я раздет?

Криц посмотрел на него, на Оскара и пожал плечами:

- Понятия не имею.

Чувство юмора у него тоже имелось, такое же странное, как и сам этот человек.

В секунду Оскар придумал объяснение происходящему: крыса намеревалась соблазнить тренера, и непременно сделала бы это, если бы он не пришёл. В глазах полыхнуло чёрным, ожесточая впившийся в гулящую непокорную дрянь, чёртову Дездемону, взгляд.

- Быстро домой, - отчеканил Шулейман.

Растерявшись в этой ситуации, в которой в кой-то веке на самом деле был невиновен, Джерри посмотрел на тренера:

- Криц, скажи.

Криц только пожал плечами и отошёл к окну, открыл его и закурил, наблюдая за развитием ситуации. Гад. Джерри стало бы смешно, если бы не опасался Шулеймана, который сейчас больше всего походил на Отелло перед своим главным действием. Избегая оправдательного тона, смотря в лицо, Джерри объяснил:

- Я разделся, чтобы использовать майку в качестве защиты для руки при ударах по груше. Криц отказался давать мне перчатки, а я не хочу разбить руки.

- Так и было, - наконец-то подтвердил Криц.

Джерри мысленно выдохнул: он в принципе не хотел быть удушенным, а быть удушенным не за что не хотел тем более. Прищурившись, Оскар недоверчиво посмотрел на мужчину у окна, на Джерри и заявил:

- Я останусь, посмотрю тренировку, - он подошёл к креслу и вальяжно развалился в нём, положив руки на подлокотники.

Криц не попытался его выгнать, ему было всё равно, только предупредил:

- За случайные увечья я ответственности не несу.

- Окей, - согласился Шулейман и приклеился внимательным взглядом к Джерри.

Джерри поджал губы, но промолчал, переключился на майку, расправил её, чтобы аккуратно замотать правую руку. Криц подошёл к нему, отобрал майку и бросил Шулейману, хлопнул ладонью по груше:

- Бей.

- Разве перчатки и обвязки используют не для безопасности бьющего человека? – стоя на своём, спросил Джерри.

- Суставы я тебе вправлю, если что. А если ты с одного удара сломаешь кость, то о чём может идти речь?

Джерри поскрипел зубами, посверлил невозмутимого и непробиваемого мужчину взглядом, но проглотил недовольство и несогласие. Примерился к груше и ударил. Слабенько ударил, так, что она и не шелохнулась, потому что избегал боли.

- Это смешно, - дал комментарий Криц.

В конце концов своими комментариями он довёл Джерри до нужной кондиции, разозлил, и тот начал бить по-настоящему, весьма дилетантски с точки зрения профессионального боксёра, которым и Криц не являлся, но техникой владел. Энергия ударов голыми руками прокатывалась по лучевым костям и болью била в локтевые суставы. Костяшки пальцев Джерри не разбил, но они покраснели, стёрлись, пропитавшаяся потом чёлка липла ко лбу. Криц зацепил его за плечо и пихнул на середину комнаты.

- Майку надень, - сказал и замахнулся.

Джерри увернулся, отскочил. Тренер повторил:

- Майку надень.

Понятно. Очередное испытание – оденься и при этом не дай себя побить. Джерри бросился к Шулейману, у которого на коленях лежала его майка, но потерял драгоценную секунду, и атакой сбоку Криц отшвырнул его на пол. Проехавшийся по полу плечом Джерри подскочил на ноги, игнорируя боль, схватил майку и рванул к противоположной стене, на бегу одеваясь.

Посмотрев сорок минут тренировки, удостоверившись в том, что Джерри занимается боем, а не непотребством, Шулейман потерял к происходящему интерес и по-английски удалился. Джерри поднялся в квартиру через час, вымотанный, мокрый и липкий от пота. Закинув на плечо полотенце, он направился в ванную, немного шаркая от усталости, позволяя себе это.

Прохладный душ освежил и взбодрил, а горячая пенная ванна, которую, пораздумав, Джерри решил принять, расслабила нагруженные мышцы. Прикрыв глаза, Джерри наслаждался ощущениями, потом сделал маску на лицо, вымыл волосы и, отдохнувший и благоухающий, покинул ванную комнату.

- Где список причин? – спросил Шулейман, с которым Джерри встретился в коридоре.

- Уничтожил, - ответил Джерри, посмотрев ему в глаза.

Оскар непонятливо нахмурился. Снова почуял подвох, но не успел за него ухватиться и осознать. С губ слетел глупый, но единственно возможный вопрос:

- Зачем?

- Я пересмотрел свою позицию касательно визуальных стимулов и материальных носителей, - отвечал Джерри с тем же спокойным выражением, смотря доку в глаза и держа подбородок чуть вздёрнутым, поскольку тот стоял близко и всё-таки был выше. – Мне надоело твоё скотское поведение. А моя ценность в твоих глазах прямо пропорциональна количеству нужной тебе информации в моей голове. Ты же бизнесмен, сам должен это знать. Если же не знаешь, то удача вскоре тебе изменит.

Чистую правду изложил. Но наполовину. Второй, пожалуй, истинной, первостепенной причиной его решения больше не переносить догадки и знания на материальные носители, было то, что от Шулеймана помощи, как с козла молока. С него больше пользы будет в умеренном, контролируемом неведении, когда Джерри будет выдавать ему информацию в правильном виде и подталкивать к необходимым действиям.

- Я тоже умный. Не забывай об этом, - сощурился Оскар.

- Умный, - не поспорил Джерри. – Но в прошлый раз ты бы в жизни не догадался, в чём суть раскола, и сейчас тоже не догадаешься.

- Ты знаешь? – с шоком выговорил Шулейман; сердце застучало чаще от лавинообразно накатывающего понимания, что крыса водила его за нос.

Джерри позволил себе его побесить и только уклончиво пожал плечами, наклонив голову к правому. Оскар замахнулся, но не ударил, что-то остановило. Он больше пугал. Но Джерри не дрогнул, даже глаза не закрыл и сказал:

- Бей. Я не буду защищаться. Но помни, что каждым ударом ты отдаляешь себя от цели.

- Сука ты…

- Ты повторяешься.

Прожигая Джерри взглядом, Оскар мог только в бессилии сжимать кулаки. Он мог сотрясти мир, но перед этой дрянью был бессилен, как мальчишка. Перед ними обоими он был ничтожно слаб и уязвим: перед Томом – из-за своей любви, перед Джерри – из-за любви к Тому. На минуту Шулейман задумался: а может, послать к чертям эту невозможную парочку в одном лице, что ставит его на колени, что озаряет жизнь смыслом и счастьем и низвергает в ад. Выдрать с корнем из сердца и из жизни и не вспоминать безумие, ставшее его безумием. Сладким и ядовитым, необходимым и отравляющим мутагеном. Но Оскар даже под страхом смерти не согласится отказаться от Тома, усмехнётся и скажет: «Стреляй», зная, что Том последует за ним.

- И на тебя найдётся управа, - проговорил Шулейман предупредительно, с достоинством.

- И на меня есть управа, - согласно кивнул Джерри, и глаза его сверкнули победной ухмылкой навылет. – Но эту информацию мне тем более невыгодно тебе сообщать.

Выдержал паузу и равнодушно спросил:

- Дашь пройти?

«Хотел суку – получай суку, дорогой».

Оскар отошёл в сторону и опёрся предплечьем о стену, не обернувшись ему вслед.

Глава 17

Это сильнее меня,

Это больнее огня,

Я никогда не кричу,

Только тебя я хочу.

Это страшнее беды,

Это важнее воды,

Это сильнее меня,

Это сильнее меня!

Гости из будущего, Это сильнее меня©

В этот раз Том проснулся спокойно, не истерил и не выглядел особенно подавленным. Встал и пошёл в ванную. Перед зеркалом вынул из ушей серёжки и бросил в раковину, ничуть не заботясь о том, что швыряется драгоценностями. После душа он встретился в коридоре с Оскаром, которого ещё не видел сегодня, так как проснулся в другой спальне.

Оскару хватило полутора секунд, какого-то необъяснимого чувства-радара, щёлкнувшего внутри: «Он», чтобы понять, что перед ним не Джерри, и отсутствие серёжек в аккуратных, беспощадно проколотых на прошлой неделе мочках окончательно убедило, что сегодня праздник, вернулся Том. Ничего не говоря, Шулейман в пару шагов преодолел разделяющее их расстояние, подхватил Тома и сжал в объятиях, притиснул к стене, зажав между ней и собой. Уткнулся носом в изгиб шеи и закрыл глаза. Том пах свежим гелем для душа, запах которого Оскар уже начал забывать, только что вымытым, чистым до скрипа телом. Собой.

Том несколько опешил от такой медвежьей нежности, но послушно повис в его объятиях, ожидая, когда Оскар закончит, что он там хочет сделать.

- В следующий раз – сразу ко мне, - сказал Шулейман, поставив Тома обратно на пол и требовательно заглядывая ему в глаза.

Том кивнул.

- Вслух.

Противореча собственному требованию говорить или вовсе забыв о нём, Оскар протянул руку к лицу Тома, коснулся рта, провёл в одну сторону, в другую, растягивая губы, касался с нажимом острого края зубов. Огладил его лицо, размазывая по растягиваемой коже чуть-чуть попавшей на пальцы слюны, в то время как Том стоял руки по швам и хлопал ресницами, снова пытаясь понять, что он делает.

Не объяснив, почему превратился в тактильного маньяка, Шулейман поцеловал Тома, прижал к себе, ощущая под сердцем рычащее утробное урчание от удовольствия, от вкуса губ, слюны, умеренно мятной зубной пасты.

- Я бы с удовольствием пренебрёг завтраком, - проговорил Оскар, на секунды прерывая поцелуй, покачиваясь, прижимаясь к бедру Тома. – Или ты как обычно умираешь от голода?

- Я хочу… есть.

- Точно хочешь? Я могу тебя накормить… – ухмыльнулся Шулейман, опустил руку и начал лапать Тома между ног.

- Точно хочу. – Том поднял колено, пытаясь избавиться от руки Оскара, беспардонно мнущей его гениталии, и придержал её. – Оскар, прекрати, - он упёрся ладонями в плечи Шулеймана и двинулся вбок, но упёрся в дверную ручку, а ускользать в другую сторону теперь было бессмысленно.

Вместо ответа Шулейман опять поцеловал его, лизнул. Том снова отстранил его от себя:

- Ты что, пьян?

Не боялся он, но не мог понять, почему Оскар ни с того ни с сего ведёт себя так развязно и озабоченно.

- Немного выпил, - не став врать, пожал плечами Шулейман и снова прижал Тома к себе.

- Оскар, сейчас… - Том взял его запястье и взглянул на циферблат часов, - нет и одиннадцати, - закончил он и поднял взгляд к глазам Оскара.

- В спальне осталась открытая бутылка, я выпил, как проснулся. Ерунда, кофе выпью и протрезвею, - махнул рукой Шулейман и хотел вновь заключить Тома в объятия и потискать с разной степенью приличия.

Том не дался, заглядывая в его лицо, спросил серьёзно и обеспокоенно:

- Оскар, у тебя какие-то проблемы?

- Ага. Супруг с расстройством психики – горе в семье. Особенно когда у него альтер-личность такая, что каждый час хочется её отравить, но нельзя, потому что это тот самый случай, когда одним махом можно убить двух зайцев.

- Оскар, запивать проблемы – это плохой выход…

- Не нуди, - отмахнулся Шулейман.

Не подумал он, что предыдущим высказыванием ударил Тома в больную тему, а сейчас отказал ему в разговоре, которого сам требовал. Том тоже не подумал, не обиделся. Он мог почти до бесконечности терпеть плохое к себе отношение и не обращать внимания на причиняемую ему боль.

Опять Шулейман уцепился за Тома, дёрнул к себе, ударив бёдрами о свои бёдра, огладил щёку, скулу, запутался пальцами в волосах. Поцеловал, эстетом снял пробу с испитых ранее губ, но отпустил, оставив одну руку на пояснице Тома, и сказал:

- Ладно, пойдём завтракать.

По пути на кухню Оскар не отпускал руку Тома, тянул к себе, позволял отойти, встряхивал. Будто ребёнок, дорвавшийся до любимой мягкой игрушки.

- Доброе утро, Джерри, - улыбнулась Жазель, когда парни зашли на кухню.

- Я Том, - машинально поправил Том. И осёкся, распахнул глаза. – То есть… - судорожно начал он придумывать объяснение. – Сегодня я Том. Сегодня называй меня Томом.

Он отошёл к плите, снял крышку с блюда и сделал вид, что крайне занят изучением его содержимого. Жазель вопросительно посмотрела на Оскара.

- Что? – развёл Шулейман кистями рук. – У каждого свои причуды. Иди давай, занимайся своими обязанностями.

Оскар подошёл к Тому сзади, взял за плечи, оставив между их телами расстояние в ладонь. Держа отложенную на тумбочку крышку и голову опущенной, Том произнёс:

- Глупо получилось. Неудобно.

- Нормально. Она всего лишь прислуга, - по-своему успокоил его Шулейман.

Том повернулся, его всегда остро задевало подобное несправедливое отношение Оскара к тем, кто стоит ниже его на социальной лестнице и одним этим заслуживают неуважения.

- Я тоже когда-то был всего лишь прислугой, - сказал в ответ Том, глядя Оскару в глаза. – А сейчас я… - хотел сказать, что всё может измениться, он тому пример.

Опустил взгляд к левой руке и смолк на полуслове, по глазам вдруг резануло отсутствие колец, без которых безымянный палец выглядел голым. Том сунул руку в карман, будто Оскар не видел, что на нём нет обручального кольца, не знал, что он их снял не только что, не слышал его речь о разводе, после которой кольца остались где-то. Но карманов на этих штанах не было, ладонь скользнула по бедру, и Том поспешил отвернуться обратно. Неловким движением руки он сбросил с плиты горячий завтрак. Кастрюлька громко звякнула об пол и исторгла, разбросала своё содержимое.

Прислонившись к плите, Том закрыл глаза и потёр пальцами переносицу. Что с ним не так? Был ведь спокоен, но рядом с Оскаром почему-то теряется, обращается всё позволяющей куклой и суетится.

Этот жест – непривычный у него, как Оскару показалось, взрослый. Он заставил вспомнить, прочувствовать, что Том уже не мальчик, он взрослеет, и этот процесс ничем не остановить.

- Я ходячая катастрофа, - произнёс Том и опустил руку, открыл глаза.

- Не больше, чем обычно.

Шустро достав из шкафчика щётку для уборки мусора и совок, Том присел на корточки у учинённого на полу беспорядка, следуя много лет назад вдолбленному в голову, потерявшему актуальность и давно искореняемому правилу: «Кто намусорил, тот и убирает». Оскар отобрал у него щётку и громко кликнул:

- Жазель!

Том открыл рот, чтобы сказать, что сам уберёт, но так и закрыл, не произведя ни звука, потому что говорить что-то бессмысленно. Не раз уже поднималась эта тема, Оскар ответит: «Каждый должен делать свою работу» или «Снова тебе лавры уборщика покоя не дают?». Но домработнице Том сказал, когда та оперативно справилась со своей работой:

- Жазель, извини. Я случайно столкнул. Новый завтрак я сам приготовлю.

- Да? – посмотрев на Тома, переспросил Оскар, явно ожидавший, что тот не захочет сейчас заниматься домашними делами.

- Да.

Получив подтверждение, что вопреки сложной ситуации, в которой они находятся, Том как обычно хочет самостоятельно встать к плите и обеспечить их обоих завтраком, Шулейман отпустил Жазель и сел за стол. Занимаясь приготовлением завтрака-импровизации, Том подкреплялся тонко нарезанными кусочками сладкого апельсина. Методично постукивая ножом по разделочной доске, ритмичными деревянными звуками и монотонными движениями Том вогнал себя в подобие кратковременного поверхностного транса. Прекратив рубить, он задумчиво посмотрел на небольшой нож, потрогал подушечкой большого пальца выгнутое узкое лезвие, проверяя остроту. Испытал желание стиснуть нож и со всей силы вонзить в деревянную дощечку. Но позволил себе только сжать в кулаке рукоять и повернуть орудие вертикально, остриём вниз. Это в нём Джерри говорит или он сам по себе псих? Видимо, сам по себе…

Оскару не понравилось то, что он увидел – эти игры с ножом.

- Ты ведь не собираешься устроить харакири дубль два?

Том обернулся к нему:

- Конечно нет. Я… Я не смогу объяснить, - качнул он головой и отвернулся обратно, вернулся к нарезке, которой осталось всего ничего.

- А ты попробуй.

- Оскар – я не собираюсь делать глупости, - максимально чётко, честно сказал Том, снова стуча ножом.

- Что собираешься? – надавил Оскар, пристально наблюдая за тонкой фигурой.

И Том раскололся, вспылил:

- С ножиком я поиграть хотел! Доволен? – развернувшись к Оскару, взмахнул руками, указанными предметом в правой. – А позже, возможно, захочу побить посуду, но тоже не стану этого делать.

- Можешь побить, я не против. Только не бросай мне в голову: я от тебя удара не жду и могу не успеть увернуться.

- Не буду я бить посуду и крушить квартиру, - уже спокойно сказал Том. – Я не…

Снова он смолк на полуслове. Ярко вспомнил не единожды случившееся страстное битьё посуды Оскаром и Джерри, в котором Оскар лидировал по количеству угробленных с его руки кухонных предметов.

- Я не Джерри, - всё-таки договорил Том, хотя изначально на языке крутилось «Я не псих», но озвученное противопоставление было более наглядным. И сразу уточнил: - Но я не отрицаю Джерри. Как это правильно сказать? Не отриниваю его. Он – часть меня. Я его тихо ненавижу, но не как раньше, а как неприятного родственника, от которого не отделаться, - объяснил и вернулся к завтраку, который ещё нужно приготовить, а чувство голода никуда не делось.

Оскар снова подошёл к Тому со спины, но в этот раз обнял, устроил подбородок во впадинке над ключицей.

- Ты долго, - сказал он, прижимаясь колючей щекой к тёплой шее.

- Извини, я не шеф-повар, чтобы готовить с ошеломляющей профессиональной скоростью, - ответ выглядел язвительно, но был сказан миролюбивым, извиняющимся тоном. Том повернул к Оскару голову, мельком улыбнулся.

Шулейман плотнее обхватил его поперёк живота.

- Ты долго не идёшь ко мне, - объяснил, потёрся щекой. – Я не хочу тебя отпускать.

- Оскар, ты мне мешаешь, - улыбаясь, Том передёрнул плечами, потому что щетина кололась и вызывала щекотку.

- Давай я тебе помогу, - предложил, но по факту утвердил Оскар, нехотя расцепив объятия.

Но он не взял себе отдельную часть работы, а накрыл рукой руку Тома, чтобы необходимые действия совершать вдвоём, в связке, чувствуя его кожей и мышцами. Том не повторил, что Оскар ему мешает, потому что он и не мешал. Приловчился двигать рукой под тяжестью его руки, дотягивался куда надо, то вёл, то подчинялся давлению Оскара.

Долго Шулейман не выдержал быть просто помощником по кухне, прикоснулся губами к шее Тома, поцеловал, пробежался кончиком языка по нежной коже к уху. Том повернул голову и угодил в поцелуй, которому не успел воспротивиться, принял чужой язык, умело изучающий каждый миллиметр широко раскрытого рта, целовал, ласкал в ответ, следуя заданной неторопливости глубокого томящего поцелуя. Оскар прижался к нему, вжимая в плиту, что для Тома было не очень комфортно, придерживал рукой его лицо под челюстью и готов был урчать, как большой кот, от двух элементарных ощущений – кожи под своей рукой и одуряющего запаха, что как животное улавливал на каком-то нечеловеческом уровне.

Том разорвал поцелуй и покрутился, отталкивая Оскара спиной.

- Оскар, я всё ещё хочу есть, а завтрак всё ещё не готов. Ты снова мешаешь мне.

Неимоверным и нежеланным усилием воли Шулейман заставил себя убрать от Тома руки и ушёл за стол, поскольку желание помогать стряпать отпало – неудобно помогать, когда ширинку рвёт изнутри. Откинувшись на спинку стула, он сложил руки на груди и снова предался наблюдению за Томом. Поправил джинсы в паху и подумал расстегнуть ширинку, чтобы так невыносимо не давило, но воздержался. Он и так вёл себя озабоченно как никогда, демонстративно расстегнуть за столом штаны – это уже лишнее. Тем более практика показывала, что когда Том по-настоящему голоден с утра, от него даже в безоблачные времена ничего не добьёшься. Хотя с удовольствием поставил бы Тома на колени и накормил натуральнейшим белком. На этой мысли Оскар подвис и ею довольствовался, пока Том не спешил идти в его объятия, занятый кручением у плиты. На голодный, не считая коньяка, желудок потягивал крепкий чёрный кофе.

Наконец Том поставил на стол две тарелки, кофе с молоком для себя и сам сел, пожелал приятного аппетита. И во время завтрака, лениво растянувшегося до обеда и разбавленного тремя порциями крепкого кофе, и после него Оскар оставался верен своему слову – не отпускал Тома, касался, так или иначе трогал. Ударная доза кофеина окончательно вытравила из крови алкоголь, потому никакого оправдания ему не было, кроме того, что испытывает и никак не может утолить дикий тактильный голод по одному-единственному человеку. Ему хотелось касаться Тома, хотелось с такой трясущей, неконтролируемой силой, которую можно сравнить лишь с жаждой смертельно обезвоженного человека, когда нет «для чего?», а есть только – сдохну, если не получу.

Шулейман потащил Тома в спальню. Это их

- Оскар, я запрещаю тебе спать с Джерри, - прозвучало твёрдо, безапелляционно, хотя сам от себя ждал, что будет мямлить.

Видимо, когда дело касается верности Оскара, ему отказывают все мягкие стороны личности и остаётся только ожесточённое, несогласное на компромиссы собственничество. Шулейман, не ожидавший этого поворота, посмотрел на Тома с оттенком удивления и ответил:

- Я так-то и не собирался, - о том, что он уже, Оскар предпочёл сейчас, прямо сейчас не вспоминать, особенно вслух.

- Оскар, я серьёзно. Я не разрешаю тебе спать с Джерри, - повторил Том ещё твёрже, снизу сверкая глазами, серьёзнейшим решительным взглядом. – Я понимаю, тебе надо. И я не могу требовать от тебя верности, когда меня подолгу нет рядом, сознательно нет. Но – не с ним. Спи с кем-нибудь незнакомым, с проститутками. Я не против.

Только не говорил он о том, почему так категорично настроен против их сближения. А причина в том, что банально боится – сознаёт преимущество Джерри во всём и боится, что Оскар это тоже разглядит и выберет лучшего, того, кто ему больше подходит. Том мог быть разным, он больше не был тем затюканным недоразумением, с которым Оскар когда-то познакомился, но – он не мог стать Джерри, максимум мог притвориться, но и то ненадолго и не со стопроцентной достоверностью, внутри у него было не то, а того не было. Быть Джерри мог – только Джерри. Том словно со стороны видел свою жизнь, когда правил Джерри, словно через стекло видел их с Оскаром страстные взаимоотношения и орал внутри. Видел это – их с Оскаром взаимодействие, и чувствовал себя ущербным, блеклым в сравнении с более ярким, без преувеличения блистательным «близнецом», который всегда побеждает, и все его обожают. Это в точности как некогда с Оили, когда наблюдал за их с Оскаром общением, подобным пинг-понгу по активности, увлечённости и азарту, чего у него с Оскаром никогда не было, и внутри себя сходил с ума от ревности и от понимания, что он не такой, не тот, не может так же и дать Оскару того же. Но на сестру он мог как-то воздействовать, мог даже физически, если бы совсем тронулся умом на почве ревности того, кого ни с кем не согласен делить, от одной мысли заходится психотическим припадком. А с Джерри ничего не мог поделать, совсем ничего, мог только Оскара отговаривать.

Всего полминуты Том продержался в высказанной уверенности, что примет физическую измену Оскара, и прерывисто, мучительно выдохнул, потёр ладонями лицо и опустил плечи.

- Чёрт… - Том закрыл глаза и сжал пальцами переносицу. – Я соврал. Я против проституток и кого угодно. Я даже думать об этом не могу, меня трясти начинает… Но тебе ведь надо, - он поднял голову и растерянно, с затаённой мольбой посмотрел на Оскара.

- Что не буду спать с Джерри, я могу пообещать тебе и обещаю, у меня нет ни малейшего желания это делать. А насчёт того, как мне не страдать от сексуальной неудовлетворённости, у меня есть идея получше, - Шулейман сел рядом и с хитро-довольным заговорщическим видом заглянул Тому в лицо. – Натрахаться наперёд.

Том успел только брови удивлённо и вопросительно поднять, как Оскар поцеловал его, сразу заваливая спиной на постель. Том отвернул голову, разрывая поцелуй, но и вдохнуть толком не успел, не то что вымолвить что-то, как Оскар снова завладел его губами.

- Оскар, подожди… - пытался сказать Том, но Шулейман затыкал ему рот и заводился с пол-оборота

Том крутил головой, насколько позволял недетский напор Оскара, крутился весь, силясь или отстранить его, или из-под него выползти. Но Шулейман не пускал, прижимал его собой и целовал, целовал, целовал, истерзывая губы до боли, обжимал, лез под одежду.

- Оскар…

- Закрой рот, - отрывисто отчеканил Шулейман в губы Тома. – В плане разговоров – просто закрой рот.

Том не оставлял раздражающих попыток притормозить, не толкал, но упирался ладонями в плечи Оскара, касался и всё бубнил, бубнил что-то, в большинстве раз не успевая выговорить целое слово, отчего речь становилась вовсе бессвязной и лишней в постели после долгой разлуки.

- Ты заткнёшься или нет? – в конце концов грубо спросил Шулейман, приподнявшись над Томом на руках.

Не ожидая ответа, он встал и, начав расстегивать рубашку, велел:

- Раздевайся.

- Что? – Том сел на смятом покрывале.

- Раздевайся, - повторил Оскар и бросил на пол снятую рубашку. – Ты же хочешь, чтобы я хранил тебе верность, так будь добр, способствуй, закрой рот и сними трусы.

Он вытянул из шлёвок ремень и швырнул туда же, на пол. Тяжёлая металлическая пряжка громко стукнула об пол, вкупе с резкими словами заставив Тома вздрогнуть и выдав злое напряжение хозяина ремня.

- Оскар, мне не…

Шулейман перебил:

- Одежду снимай.

Том согнул ноги, прикрываясь коленями, и растерянно смотрел на Оскара, которого не узнавал. Оставив джинсы на потом, Шулейман подошёл к нему.

- Чего смотришь так? Раздевайся! – он дёрнул майку на Томе.

Том потёр плечо, приглаживая оттянутую ткань. Подтянул к себе и обнял подушку, используя и её в качестве бесполезного щита и хлопая ресницами. В его огромных, направленных на Оскара глазах к растерянности примешался испуг. Увидев страх на лице Тома и в его позе, Шулейман понял, что ни черта у них не получится.

- Почему с тобой столько проблем?! – обвинил Оскар Тома, плюхнувшись на кровать. – Почему ты не можешь быть нормальным?

Снова не подумал, что бьёт в больное место, место, которое лечить должен, чтобы Том успокоился и не убежал. В эти секунды он вовсе не думал, а выплёскивал клокочущую неудовлетворённость ситуацией, в которой, по его мнению, был виновен один человек. А Том почувствовал себя плохо от его слов, убито, виновато опустил взгляд и обнял себя одной рукой, зацепившись пальцами за лопатку.

Повернув голову, Шулейман увидел, в каком Том состоянии, и поостыл, по крайней мере вернул себе некоторую способность соображать головой, а не гениталиями. Он поднялся и подполз к Тому.

- Прости. За всё это прости, - сказал Оскар, заглядывая Тому в глаза, и обхватил ладонями его лицо, упёрся лбом в лоб. – У меня крышу рвёт…

Том не держал зла и молчал, ощущая горячие ладони на щеках.

- Что мне делать? – вдруг спросил Шулейман.

«Отпустить меня», - грустно подумал Том, но вслух не сказал.

Потому что не хотел уходить. Уже. Никогда. Оскар своим категоричным «Не отпущу» и прочими речами и подтверждающими действиями переломил в нём трусливый и одновременно благородной порыв, который мог спасти их обоих. И теперь оба съехавшим с рельс скоростным поездом летели под откос.

После недолгой паузы Шулейман заговорил снова и уже не останавливался:

- Я скучаю по тебе. Я тебя люблю. Я так сильно тебя люблю, что ненавижу. Веришь? Меня пугают собственные чувства тем, что я не могу их контролировать, ничего не могу; тем, что они становятся всё сильнее. Каждый раз я думаю, что сильнее уже нельзя, некуда, но очередной предел рушится, ломая что-то во мне. Я совершенно точно уверен, что сегодня люблю тебя больше, чем вчера, чем месяц назад и так далее, и так больше четырёх грёбанных лет, и это только тот срок, что я сознаю, и я не сомневаюсь, что дальше будет только хуже. Том…

Оскар говорил и дышал так прерывисто, сдавленно, с хрипотцой, словно сейчас заплачет, но лицо было сухим и горячим.

- Я ударить тебя хочу за то, что ты со мной делаешь. – Шулейман отлепился лбом от Томиного лба, заглядывая в глаза, сжал на его плечах кулаки, самую малость ударил по ключицам. – Хочу, потому что перед тобой я слаб, и это меня пугает и злит. Но не могу, - ладони разжались, огладили хрупкие плечи, и он снова упёрся лбом в Томин лоб, не смотря в глаза. – Даже этого не могу. Сука. Даже Джерри не могу ударить, поскольку это всё равно ты, ты внутри, и твоему телу будет больно.

От откровений Оскара Тому делалось страшно и тошно. Потому что они напомнили о том, что периодически грызло и до свадьбы, и после, только потом оно забылось, припорошенное повседневностью и прочими проблемами. Оскар любит его сильнее. В собственных чувствах Том не сомневался, но у Оскара они были глубже, острее, выражались в каждодневных и особенных действиях и таких вот словах, от которых мир, кроме его фигуры, переставал существовать и звучать шумом машин и чем угодно ещё, и ответ при всём желании не мог придумать. И от этого Том терялся и чувствовал себя неполноценным, неспособным чувствовать так

- Ты переживаешь по поводу моей верности, и я хочу признаться – я изменил тебе. Почти изменил. Так прижало, что собирался, - продолжал говорить Шулейман, глядя вниз из-под прикрытых век, не отпуская плеч Тома и не отодвигаясь от его лица. – Как не знаю кто сбежал из собственной квартиры в отель, вызвал проститутку, сказал, что хочу только анал, чтобы похоже было, думал, сойдёт. Но посмотрел на неё и понял – не могу. Не хочу. Буду тебя ждать и дождусь. Я знал, что верный, давно понял, но оказалось, что патологически. Не могу я с другими, не хочу других. – В секундной паузе Оскар усмехнулся, посмеялся коротко, сухо и заглянул Тому в глаза. – Кто бы мог подумать? Я никогда не думал, что будет так, что так может быть. Меня от тебя кроет. От запаха, прикосновений к твоей коже, тепла и одного вида. Как чёртов наркоман я вдыхаю твой запах и не могу надышаться. А ведь ты даже не пахнешь ничем, что можно объяснить, вроде приятного или запоминающегося парфюма. Ты им никогда не пользовался. Сука… Я сидел на коксе и слез сам, без какой-либо зависимости, в клинику я от балды лёг и потому, что папа настаивал. Я много лет не мыслил свою жизнь без коньяка, каждый день пил, но перестал, и не было у меня никакого абстинентного синдрома, я и не заметил, что перестал пить. Ни от чего, ни от каких веществ, доказано вызывающих привыкание, у меня не было зависимости, и без них я не страдал. А от тебя есть зависимость.

Шулейман прерывисто вздохнул, снова опустил, прикрыл глаза.

- Я знал, что ты мне нужен. Знаю. Но сейчас, когда ты есть день через месяц, когда всё рушится, и я тебя теряю, ещё… больше… сильнее… Не знаю, как сказать, какие слова подобрать. Ты мне нужен. Необходим. И это тоже меня пугает – степень зависимости. Когда-то я думал и сейчас снова задумываюсь: а может, лучше без тебя? Никогда не знать тебя, или прогнать тебя, пока не стало ещё хуже? Но не могу. Не хочу, как бы ни корёжило. Потому что это безумие стоит того, чтобы жить. Без тебя у меня есть только коньяк и деньги, я вспомнил об этом в прошедшие три месяца, а это дерьмовая жизнь. Поверь мне. Ты считаешь, что у меня была насыщенная и весёлая жизнь, и она действительно была таковой, но вспомнить мне нечего, нечего, чтобы со смыслом. До тебя. Понимаешь? Даже в начале нашего знакомства ты привнёс в мою жизнь что-то новое, какой-то смысл. Я просыпался и знал, что в квартире есть кто-то, кому я нужен. И сейчас, вернее, ещё недавно, я просыпался и знал это. И знаешь, это лучшее на свете чувство. Мне есть с чем сравнивать. Я бы что угодно отдал за то, чтобы его вернуть, если бы кто-то производил такой обмен.

Том слушал Оскара и испытывал невыносимую, противоречащую их отношениям, ролям и самой личности Оскара жалость, выворачивающую, сжимающую, раздирающую душу в кровавое месиво с отчаянно, больно толкающимся сердцем в центре. Он сам не заметил, как по щекам протянулись две непрерывные мокрые линии. Всего две слезы. Он не плакал, просто чувств от монолога Оскара было так много, что чуть-чуть пролилось.

- Том… Я не могу тебя спасти. Не могу помочь. За все свои деньги и возможности я не могу купить тебе здоровье, и это меня убивает, злит, разбивает на куски. Раньше я не думал, и всё как-то само получалось. А теперь я не могу не думать, и не получается ни чер-та. Я не знаю, что мне делать. Ни с ситуацией, ни с собой. Ты мне нужен, а в остальном у меня непонятки. Нужнее, чем вода и пища, а это витальные потребности… Что мне делать? – повторил Шулейман вопрос, в котором крылось так много, и на который не было ответа.

Том провёл ладонью по загривку Оскара, по волосам на затылке, шее и щеке и нашёл губами его губы, в темноте, закрыв глаза заранее. Сам подтолкнул, чтобы они снова легли. Не для того, чтобы отвлечь и заставить Оскара замолчать, не из жалости, а потому, что сам этого хотел. Не секса хотел, а близости. Предельной, взаимопроникающей близости, что словами не передать, не объяснить потребность быть с этим человеком чем-то большим, глубже, прорасти в несущие кровь сосуды. Они зависли на краю и, вероятно, сорвутся вниз. Но этот момент перед падением принадлежит только им, на этом острие они могут быть.

«Не закрывай глаза», - подумал Том.

И Шулейман будто услышал, открыл глаза, не разрывая поцелуй. Целуя его или отвечая на поцелуй, сейчас не мог понять, кто из них ведёт, Том смотрел, смотрел, смотрел в зелёные с демоническим жёлтым кошачьи глаза. Пока глаза не заслезились от такой чрезмерной, непривычной, анатомически неправильной близости объекта, на котором сконцентрировано зрение – и каждая клеточка тела.

Они целовались без бешеной страсти, но так, что следующий глоток кислорода был не нужен, они словно пили воздух альтернативным способом, из уст друг друга. Раздевались вместе, без спешки. Оскар избавил Тома от майки и штанов, а трусы Том снял самостоятельно. Снова откинувшись на спину, Том раздвинул согнутые колени, пропуская между ног руку Оскара с прозрачным гелем на пальцах.

Шулеймана посетила мысль, что неплохо было бы Тома отправить в ванную, поскольку едва ли он с утра чистился. И Джерри вчера и ранее едва ли проводил данную процедуру, эта сволочь слишком себя любит, чтобы без надобности совать в себя что-то и вымывать полезную микрофлору. Но в прошлый раз после посещения Томом ванной комнаты ничего между ними не случилось, а Оскар скорее голову на отсечение даст, чем откажется сейчас от секса с ним. Можно и так, плевать. Вначале их отношений, пока не приучился к «гейскому гигиеническому этикету», Том постоянно отлынивал от чистки, и ни разу ничего не случилось.

Том шевельнул разомкнутыми губами, беззвучно прося Оскара вернуться к нему и продолжить целовать. И Шулейман отозвался, навис над ними, целуя в губы, и ввёл в него указательный палец. Том выгнулся от знакомых и забытых телом ощущений. Сейчас не было «как вчера», впрочем, «вчера», в прошлое его пробуждение и в позапрошлое тоже, между ними ничего не было. Последний их секс был вечером и ночью двадцать третьего июля, а ныне к исходу шёл октябрь…

Шулейман опустился на Тома, опираясь на локоть, и, приставив головку члена к его входу, протолкнув её внутрь, вошёл одним движением. Но когда он двинул бёдрами назад, Том схватился за его лопатки, впился, заскрёб пальцами по спине.

- Оскар, подожди…

- Тебе больно? – обеспокоенно спросил Шулейман, заглядывая Тому в глаза.

Должной подготовкой он пренебрёг. Не имел сил для основательной растяжки, вконец лишился бы рассудка, минута за минутой двигая пальцами внутри вожделенного тела, где горячо, упруго и, он рассчитывал, ждёт его.

Прикрыв веки, Том отрицательно качнул головой:

- Нет. Мне не больно. Мне хорошо. Просто побудь во мне. Пожалуйста…

Как ни бушевала кровь, барабаня в висках, Шулейман ему не отказал, полностью лёг сверху, позволяя просто обнимать, обнимая. И Том обнимал, обхватив, сжав, насколько хватало длины рук и сил. Щекотал дыханием ключицу, шею. Вскользь, случайно касался губами линии челюсти. Ничего не говорил, оба говорили на другом языке. Потом целовались, также без движения, превратив близость в изощрённую чувственную пытку и одновременно высшую точку единения.

- Я больше не могу… - извинился Оскар, прижавшись губами к виску Тома, и совершил первое движение.

А со вторым движением услышал первый стон, музыкальной наградой слетевший с губ Тома. Том закрыл глаза и откинул голову, упираясь затылком в матрас. Шулейман двигался медленно, плавно, тягуче, продлевая пытку в первую очередь самого себя. Но в какой-то момент ускорился и в скором времени спустил тормоза, начал трахать Тома по-животному быстро, сильно, грубо, отчего Том рывками сдвигался к изголовью кровати и его силами возвращался обратно, к чертям свозя простыню. Поджимая разведённые, задранные к подмышкам ноги с немеющими растопыренными пальцами, Том со вскриком и последующем стуком резко сведённых челюстей схватился обеими руками за задницу Оскара, вцепился. Шулейман дурел от таких моментов, когда Том, потерявшись в наслаждении, вжимал его в себя, исступлённо, жадно желая сильнее, глубже.

Оскар не останавливался. Кончив, не прерывался, не доставал из Тома по-прежнему каменный, немеющий от не проходящего перевозбуждения член и продолжал двигаться в нём. Даже после второй вынесшей мозг разрядки стояло колом, и Шулейман двумя заходами не ограничился. Задирал ноги Тома, разводил, растягивал, вертел его, как тряпичную куклу, укладывая в разные позы. Тому оставалось только подчиняться сметающему, сминающему торнадо и скулить и кричать от эмоций.

- Всё, хватит! Оскар, прошу тебя, остановись! – слезливо выкрикнул Том, лежащий плашмя на животе под таранящим, терзающим его парнем.

В этот раз Шулейман его не послушал, не остановился. Том кричал будто от боли, но Оскар знал, что на самом деле от удовольствия. С ним постоянно, с самого первого осознанного раза так происходит – настолько чувствительный, что не может выдержать силу собственных ощущений. Том вертелся под ним, царапался, пытаясь избавиться от невыносимого причиняемого наслаждения, и в момент очередного оргазма забился, закричал пронзительно. Как Шулейман любил такие моменты, когда Тому крышу срывало так, что он плакать от экстаза начинал, а как охеренно он сжимал внутри, пульсировал. А когда он ещё и бёдрами в забытьи начинал хаотично двигать – полный кайф. Оскар сжал бедро Тома, пресекая движение, немного вздёрнул его таз и продолжил безжалостно вбиваться в содрогающееся после оргазма обжигающее нутро. Повернул к себе лицо невменяемого почти, размякшего Тома и жадно, голодно, мокро поцеловал в губы.

После двух часов непрерывного марафона Тому понадобилось ещё немало времени, чтобы прийти в себя и отрастить новые кости, которых, судя по ощущениям, лишился полностью.

- У меня там болит, - неловко поделился Том, смотря вниз и комкая в пальцах одеяло.

- Четвёртый раз определённо был лишним, - заключил Шулейман.

Нагишом он проследовал в ванную и вернулся с тюбиком обезболивающей противовоспалительной мази, сел на кровать и сказал Тому:

- Вставай на четвереньки или на спину и ноги вверх.

- Оскар, я сам могу, - ответил Том, которого по-прежнему несколько смущало, что у Оскара отношения с его пятой точкой более близкие, чем у него самого.

Проигнорировав его слова и протянутую руку, Шулейман повторил альтернативы:

- На четвереньки или на спину?

Вздохнув, Том подчинился и лёг на спину, широко раздвинув колени. Передумал и перевернулся, опёршись на колени и локти.

- Ноги шире, - подсказал Оскар, откручивая крышку тюбика. - Сначала надо убрать смазку.

Отведя ягодицу Тома, он визуально оценил припухший покрасневший вход. Обернул салфеткой указательный палец и ввёл его в Тома, начиная как ни в чём не бывало методично очищать стенки от смазки, что на водной основе, но всё равно покрывает плотным слоем и воспрепятствует проникновению медицинского препарата. На секунду расширив глаза, Том нахмурился и обернулся к нему через плечо. Но ничего не сказал, потому что не в первый раз, и Оскар всё равно не послушает и сделает своё дело. В самом деле, у Оскара с его попой отношения такие особенные, что впору начать ревновать, но гораздо чаще Том испытывал неловкость от столь близких трепетных отношений и повышенного внимания. Ощущения были не самые приятные, но разве можно ощущать комфорт, когда тебе изнутри протирают ректрум?

«У меня там чисто?», - мысленно спросил Том и, вспыхнув от стыда, упёрся лбом в сжатые кулаки.

Прочитав его по частому смущённому дыханию, Шулейман ответил на не заданный вопрос:

- Нормально всё.

Бросив на пол третью использованную салфетку, он выдавил на пальцы мазь и прикоснулся подушечкой пальца к сфинктеру. Том подобрался, готовясь к боли, но она не пришла. Напротив, осторожно распределяемая внутри прохладная субстанция успокаивала перенапряжённые мышцы, в чём-то этот процесс был даже приятен. Оскар понял, что Тому не больно, по тому, как размягчились изначально жёсткие мышцы у него внутри.

- Теперь давай поговорим, - сказал Шулейман, когда Том принял нормальное сидячее положение и снова укрылся по пояс.

От перспективы разговора, наверняка серьёзного, Том напрягся, но не поспорил. Наоборот – к неожиданности Оскара сам заговорил:

- Я хочу сказать по поводу Джерри. Я не могу тебе запретить с ним спать, - говорил Том, не глядя на Оскара и перебирая пальцами мелкие складки одеяла. – Вернее, я могу. Но ты также можешь меня не послушать. – Он поднял голову и взглянул на мужа без обвинений и сердитости в глазах. И снова опустил глаза. – В конце концов, я оставляю тебя по причине своей болезни, это моя вина, и ты имеешь полное право не хранить мне верность в этих неординарных обстоятельствах. К тому же с Джерри, вроде как, и не измена, тело-то одно.

Том выдержал короткую паузу, провёл зубами по верхней губе и добавил:

- Но я этого очень не хочу.

- Не об этом я поговорить собирался, но ладно, - сказал в ответ Шулейман.

- Наверное, я должен объяснить, почему так категорически против, - продолжил Том мысль, снова прикусил губу, заправил за ухо прядь волос, не находя рукам покоя в этом непростом для себя разговоре. – Это будет правильно и честно. Я… - глоток кислорода, решиться, раскрыться, посмотреть на того, с кем говоришь. – Я боюсь, что Джерри понравится тебе больше, что ты сочтёшь его лучшим для себя. В постели, в жизни. Он на самом деле больше тебе подходит.

О том, что Оскар и Джерри уже переспали, Том помнил, но не обижался, и вслух вспоминать этот эпизод не считал нужным. Потому что на тот момент он ещё ни о чём не просил Оскара, это вроде как не считается. И Шулейман тоже не планировал говорить, хотя в голове всплывал вопрос: «Знает ли Том?». А надо бы сказать, хотя бы одному заговорить.

- Какой ты дурной, - Оскар подсел к нему, обнял, прижав к себе боком, чмокнул в щёку. – Мне Джерри сто лет не нужен. Он меня раздражает.

- Но ты не можешь отрицать, что между вами искрит. У вас очень страстные взаимоотношения. Я всё вижу, - заметил Том, украдкой взглянув на мужа.

- Допустим, - кивнул Оскар, заговорив серьёзно. – Но страсть и любовь – не одно и то же, даже желание не то же. Сложно объяснить разницу словами, но я её ощущаю. И ты тоже должен ощущать, понимать, если чувствуешь ко мне то, что я к тебе, - не упрёк, не проверка, а констатация факта без сомнений в том, что Том чувствует. – Это как было у меня с твоей сестрицей, пока она не упала в моих глазах, переспав с ряженым психом и родив от него ребёнка. С ней мне было интересно общаться, азартно, не соскучишься. Было ли некое напряжение и влечение? Вероятно. Переспал бы я с ней, если бы не было тебя? Да, скорее всего, переспал. Но смог бы я с ней жить? Ответ – нет, не смог бы. А с тобой могу. В этом кардинальная разница между влечением, страстью и чем-то большим. И потом, в чём смысл прошедших лет, если я мог выбрать Джерри ещё три с половиной года назад, будь он для меня предпочтителен? Это было бы более чем странно – любить и связать жизнь с альтер-личностью, но меня бы это не остановило. Между нами что-то было, но оно там, в прошлом, и осталось. Интрижка – не больше. А сейчас между мной и Джерри ничего нет, кроме неприязни с моей стороны.

Немного кривил душой, поскольку не мог отрицать, что между ним и Джерри что-то происходит, что-то, что не перешло в действия, так же, как и в прошлом происходило. Но понимал, что виной тому – Том, то, что Джерри выступает ему заменой и на него волей-неволей направляются эмоции и переплавляются в новые покорёженные формы. А что движет Джерри, Оскара не волновало – он руководствуется исключительно стратегиями и играми для достижения некого полезного результата.

- Дело в том, что я удобный? – задал вопрос Том. – Поэтому ты выбрал для жизни меня, а не более яркую и сильную личность?

- Ты – неудобный, - посмотрев на него, серьёзно ответил, отрезал Оскар. – В тебе нет ничего удобного для меня, вдобавок ещё и душу вынимаешь.

- Тогда почему? Я не могу понять.

Шулейман пожал плечами.

- Я не могу выделить, за что полюбил тебя, что мне в тебе нравится настолько, что за это можно полюбить. Если попросят перечислить, что меня привлекает, я перечислю всё в тебе. Но выделить что-то – не могу. Наверное, так и должно быть, когда на самом деле.

Том молчал, устроив голову на его плечо, обдумывал его слова, которым не мог не верить. Подумав всего ничего, Шулейман искренне, серьёзно дал слово:

- Обещаю, что не буду спать с Джерри.

- А если тебе…

Оскар не дослушал:

- Опыт воздержания у меня по твоей вине большой, справлюсь, - ответил он. – Но предупреждаю – на тебе я буду отрываться.

Выдержав паузу, он посмотрел на Тома с вопросом:

- Всё, вопрос с Джерри исчерпан?

Том кивнул. Положа руку на сердце, вопрос для него исчерпан не был, но это только его проблема: он никогда не успокоится, по поводу Джерри, по поводу кого угодно, кто оказывается рядом с Оскаром и может быть ему интересен. Это мания. Каждый год, каждый день рождаются новые люди, что как минимум намного моложе его, а Оскар и в шестьдесят, да что там – в восемьдесят сможет позволить себе молодую любовницу или любовника. И что он, Том, будет делать, если Оскар предаст его и бросит на закате дней? Лучше не дожить до тех лет, если исход их истории будет таким безрадостным.

- Теперь моя очередь задавать тему разговора, - сказал Шулейман и требовательно и пытливо глянул на Тома. – Ты успокоился? Больше не хочешь развестись?

Беззвучно вздохнув, Том честно ответил:

- Не хочу. На самом деле я и не хотел. Просто я испугался.

- Это я понял, - кивнул Оскар, не думая отпускать Тома из объятий и из-под бока, где тот уютно пригрелся. – Но твои страхи – дурь чистой воды, не имеющая никаких оснований. Я и раньше и с тобой больным спокойно жил, и с Джерри, когда у меня была только собственная уверенность в том, что Джерри для меня не представляет опасности, соответственно, ты тоже. Теперь же это доказанная истина: Джерри мне вреда не причинит, максимум, что он может мне испортить, это нервы, но нервы у меня крепкие. А насчёт твоих страхов касательно будущего – доверь это мне. Я разберусь. Не скажу сейчас, какой у меня план, но я что-нибудь придумаю. Экспромт и сюрпризы мне всегда удавались.

Том сказал, что верит, и на самом деле поверил, что у них всё может быть хорошо, что у них что-то ещё будет. Но не представлял, как может выглядеть нормальная жизнь в преломлении ненормальности.

- Пообещай, что если я буду мешать тебе жить, ты избавишься от меня, - подняв голову, без тени жалости к себе потребовал Том с Оскара дать слово.

- Обещаю, что я что-нибудь придумаю, - по-своему важно ответил Шулейман и добавил для убедительности: - А будешь ныть, что отравляешь мне жизнь – отхожу ремнём.

Том вздохнул и опустил голову обратно ему на плечо, уткнулся лицом, потёрся. Повернулся корпусом и поджал руку к груди, прижимаясь торсом к боку Оскара, утрамбовываясь подмышку.

- Мне твоя небезызвестная альтер-личность кое-что интересное сказала, и я склонен с этим согласиться, - проговорил Шулейман. – Ты соврал, что половина возможных причин раскола из списка не актуальна, а половина неправда. Так?

- Так, - тихо, нехотя признал Том с его плеча, домашним котом продолжая жаться к нему лицом и телом, тереться.

- Закономерный вопрос на миллиард – что основная причина?

Вздохнув беззвучно и замучено, Том поднял голову и отстранился, чтобы посмотреть на Оскара.

- В этом я не лгал, - сказал он. – Я могу не знать, в чём причина, но я не могу не чувствовать. Попробую объяснить на примере подвала: я не помнил, не знал, но я ощущал, что это моя травма, моя боль, и без ярких картин памяти. Да, я совсем ничего не помнил, не чувствовал и жил спокойно до того, как меня под гипнозом заставили вспомнить, но сейчас-то я – всё помню. Да, все причины из списка были моими переживаниями, некоторые весьма сильными, но каждая из них и все они вместе – ерунда по сравнению с тем, какой должна быть травма.

- Должна быть? – сощурившись, придрался к формулировке Шулейман. – Не забывай, что, во-первых, всё не должно быть одинаково, во-вторых, психика у тебя однажды уже сломанная, ей много не надо.

- Оскар. – Том покачал головой. – Может быть, я не заслуживаю этого после всего моего вранья, но просто поверь мне.

- Ладно, - согласился Оскар и снова обнял Тома, притягивая к себе.

Но оставил за собой право не безоговорочно и бездумно доверять сказанному слову, а допускать всякие вероятности и проверять.

- Оскар? – через некоторое время нарушил Том уютное молчание и, получив от Оскара вопросительное «М?», спросил: - Ты сказал всё это, чтобы я согласился?

- Нет. Вряд ли я смогу повторить, что говорил, у меня какой-то поток сознания случился, но я был честен каждым словом, - не лукавя, ответил Шулейман и в свою очередь тоже поинтересовался: - А ты? Из жалости согласился?

- Нет. Я хотел.

- Буду знать, что тебя такое возбуждает, - фыркнул Шулейман, понемногу тиская Тома.

- Меня не возбуждает. Но я хотел быть с тобой. Ты тоже должен знать, как это: когда секс только способ.

Оскар кивнул. Да, он знал. Но от непривычных до сих пор размышлений о том, что заниматься любовью приятнее, чем заниматься сексом, и что секс не так важен сам по себе, как ценен контакт, отвлек вопрос более насущный.

- Не откажусь повторить, - ухмыльнулся Оскар и завалил Тома на спину. – Я готов, - и бессовестно скользнул рукой ему между ног.

Том поджал колени, свёл, насколько позволяли бёдра Оскара между ними.

- Оскар, не надо… - Том аккуратно придержал его руку и отодвинул от своей промежности. – Я вправду не могу больше. И так не знаю, как я завтра буду сидеть.

Шулеймана разочаровал отказ, но как ребёнка порадовало обещанное «завтра».

- Давай в рот? – предложил Том.

Оскар предпочёл бы классику, всегда предпочитал, но в текущих обстоятельствах уже было не столь важно, куда, главное, что это отверстие в Томином теле.

- Принято, - согласился Шулейман и поднялся с Тома для того, чтобы перекинуть ногу через его грудь и упереться коленями в постель по бокам от плеч.

Оказавшись носом у паха Оскара, Том сглотнул, прикрыл глаза, высунул язык и лизнул ствол. Заранее, машинально впился пальцами в измученную ими простыню. Спустив Тому в рот, размазав сперму со слюной по раскрасневшимся губам, Шулейман лёг рядом, обнимал, лениво, упоённо покрывал поцелуями его лицо, отвлёкшись лишь на одну сигарету. Так лежать вместе, обниматься, нежиться после потрясающего, не раз повторённого секса можно бесконечно, а солнце пусть делает своё дело, плывёт по небосводу, убавляя песок в часах очередного земного дня, что с полуночью перевернутся, чтобы начать сначала.

- У меня к тебе есть ещё один вопрос, - сказал Оскар. – Ты ведь помнишь, что происходило в твоё отсутствие?

- Помню.

- Что задумал Джерри? – озвучил Шулейман вопрос, который с самого начала надо было задать Тому, а не ломать голову. – Я практически уверен, что он не до конца со мной честен, что-то он замышляет.

Том задумался, заглядывая в себя, и неровно пожал плечами, с сожалением покачал головой:

- Я не знаю.

Шулейман вопросительно выгнул брови, и Том объяснил:

- Я помню всё, но со стороны, мыслей Джерри я не вижу. Я как будто из-за стекла наблюдаю за тем, что делает моё тело без меня, то есть как он живёт.

- Беда… - протянул Оскар и отвернул голову к двери, постучал пальцами по одеялу. – Я рассчитывал на твою помощь. Ладно, не суть, - фигурально махнул он рукой и вновь посмотрел на Тома. – Разберёмся.

Помолчал, подумал и обратился к Тому:

- А может, ну её, самодеятельность? Ляжешь в клинику, полечат тебя консервативными методами.

- Я согласен лечь на лечение, если ты этого хочешь, - ответил Том без энтузиазма, но и без страдания или явного нежелания.

Где-то глубоко внутри него Джерри хлопнул пятерню себе на лицо. Идиоты. Оба. Один баран придумывает всякую дурь, а другая овечка на всякую дурь соглашается.

Вечером Том, закутавшись в нетолстый плед, сидел у окна и наблюдал закат, разлившийся по небу полным света розовым цветом и золотом. Хотел бы посидеть на балконе, но в огромных двухэтажных апартаментах не было ни одного. Оскар балконы, веранды и иже с ними не любил, не пользовался ими и ещё на этапе перепланировки и ремонта в квартире распорядился все демонтировать.

Шулейман пришёл к нему, сел позади и обнял, поцеловал в скулу. Хотел пошутить, что если Том не останется, то он будет трахаться с Джерри до потери пульса во всех позах. Но побоялся испугать и вложить в трепетную душу сомнения. Вместо слов он прижался щекой к щеке Тома и тоже смотрел, как заходит солнце.

Завтра не факт, что будет. Но у них есть сегодня, и этот день у них уже никто не отнимет.

Глава 18

У нас не было выбора,

Мы либо выиграли, либо выбыли.

Наши корабли на мели, все, что мы могли,

Там, где все сдаются, еще выше летать.

Don’t stop, baby, у нас один шанс из ста

Mary Gu, Девочка из ниоткуда©

Проснувшись немного после десяти, Том столкнулся с ощущением, что сегодняшний день – это вчерашнее завтра. И сразу потянулся к мобильнику Оскара на тумбочке, чтобы проверить, в каком времени открыл глаза. Быть может, уже наступил следующий год, а сегодня первое января, или вовсе минуло два года. Том не слишком надеялся, не слишком верил себе, потому не думал, что испытает страдания, увидев, как много жизни прошло без его активного участия.

Дата электронного календаря подтвердила, что умиротворяющее ощущение не обмануло: вчера было двадцать третье октября, а сегодня – двадцать четвёртое. И год тот же. Бросив телефон обратно на тумбочку так неаккуратно, что тот едва не упал, Том кинулся к безмятежно досыпающему Оскару.

- Оскар, я проснулся! Я остался! – экзальтированно твердил Том, тряся Шулеймана за плечо. – Оскар! Оскар! Я остался!

Шулейман открыл глаза и моргал и хмурился, от резкого пробуждения не очень-то понимая, что происходит и чего от него хотят. От переизбытка эмоций Том забрался на Оскара.

- Оскар, это я! Том, - убавив экспрессию, на всякий случай уточнил Том и мишкой Коала лёг грудью на грудь Оскара, улыбаясь и сверкая от счастья.

Наконец Шулейман сообразил, что за новость до него столь эмоционально доносят.

- Лучшего начала дня и придумать нельзя.

Оскар пристроил ладони на бёдрах Тома и улыбался глупо и всё равно чуточку насмешливо, в своём репертуаре.

- Я не поверил сначала своему чувству, но всё правильно, - поделился Том, кончиками пальцев перебирая по груди Оскара.

Шулейман кувыркнул Тома на постель, подминая под себя, и с лукавой ухмылкой сказал:

- Это надо отметить, - и заткнул рот поцелуем, не давая что-либо ответить.

Не смущало его то, что никто из них зубы после сна не почистил и глотка воды ещё не сделал, как, впрочем, и почти всегда с тех пор, как провалился в любовь, чтобы день за днём открывать для себя новую глубину, а после свадьбы и подавно. Это – моё. А моё по определению не может быть неприятным в любом состоянии.

- Оскар… Оскар… - пытался сказать Том между требовательными, сминающими поцелуями, слабенько упираясь пальцами в грудь Шулеймана. – Подожди, - освободив рот, выговорил он, заглядывая Оскару в глаза. – Мне надо в туалет. В ванную! – восклицательно поправился, распахнув глаза, испугавшись собственной откровенности. – Мне надо в ванную.

- Да ладно, - Шулейман поднялся с него и сел рядом, - я прекрасно знаю, для чего в первую очередь природой предусмотрено твоё функциональное отверстие. Чего тут стесняться?

Том открыл рот, закрыл и закрыл глаза, теряясь в мыслях и эмоциях, и, наконец, мотнул головой и сказал:

- Стесняться нечего, - он тоже сел. – Но и говорить о чистке в постели, где эта часть тела будет использоваться в сексуальных целях, как-то… не очень. Неуместно.

- Не вижу ничего такого, - пожал плечами Оскар, парируя спокойно и уверенно. – Позаботиться об опорожнении кишечника перед анальным сексом – правильный и ответственный подход. И почему об этом не поговорить, если все взрослые люди и всё понимают?

Снова Том открыл рот и закрыл, закрыл глаза и покачал головой. Не стеснялся он, понимал, что физиология никому не чужда, но некоторые ограничения у него были. Его смущало и коробило то, с какой простотой Оскар говорит о таких вещах «не для обсуждения».

- Это не то, что мне хотелось бы обсуждать, - по возможности без стеснения ответил Том и бочком перебрался к краю кровати.

В приметы Шулейман не верил никогда, но впору было в одну, его личную, поверить: Том честно вернулся из ванной, но близости между ними не случилось. Вместо этого они недолго поговорили ни о чём и покинули спальню, что Оскара расстроило, но в меру, поскольку Том всё равно рядом и рано или поздно никуда от него не денется.

- Ты мылся? – спросил Шулейман в коридоре.

Том неопределённо покрутил кистью в воздухе. Он почистил зубы и ополоснулся, но полноценным мытьём это едва ли можно было назвать; хотел нормально, по правилам принять душ, но подумал, что не надо тратить лишнее время, когда Оскар ждёт его.

- Значит – в душ, - постановил Оскар.

Том послушно и согласно кивнул и направился к ванной комнате. Собирался закрыть дверь и принять душ в одиночестве, но Оскар также зашёл в ванную и закрыл дверь за собой. Нахмурив брови, Том несколько секунд в недоумении смотрел на мужа и спросил:

- Ты будешь здесь со мной?

- Тебя что-то смущает? – в свою очередь вопросил Шулейман, глянув на него.

- Нет. Но я всё-таки привык и предпочитаю принимать душ в одиночестве. Мне не очень уютно мыться как под прицелом камеры.

- Под прицелом не будет. Я буду принимать душ вместе с тобой. Так что не торопись. Мне ещё зубы почистить надо. И побриться. – Оскар посмотрел в зеркало, покрутил головой, потрогал колючие щёки и спросил Тома: - Или не надо?

Том неровно пожал плечами, выражая не безразличие, а незнание, как Оскару лучше поступить: не трогать пока уже достаточно заметную тёмную щетину или побриться? Подошёл к Оскару, что занялся чисткой зубов, и встал за левым плечом, посмотрел в зеркало. Также глядя в зеркало, будто не обратив внимания на приближение Тома, Шулейман свободной рукой коснулся его кисти и захватил ладонь, тёплую, хрупкую и тонкую по сравнению с его ладонью, мягкую из-за нежности кожи и жёсткую за счёт не обтянутых жиром костей и сухожилий. Прекратив на секунду орудовать щёткой во рту, улыбнулся уголками губ Томиному отражению, родному, светлому, вернувшемуся к нему и не покинувшему.

Пока Оскар брился, Том, не зная, что ещё ему делать, начал раздеваться, снимая с себя предметы одежды так медленно, как только мог. На стриптиз это не тянуло даже с натяжкой, но Шулейман всё равно обратил внимание на его движения и, не удержавшись, ущипнул за попу. Том вздрогнул, поставил на пол правую ногу, которую вынимал из штанины, и обернулся к Оскару с выражением непонимания и осуждения на лице. Ничего не сказав, он отвернулся обратно, полностью снял штаны. Раззадорившись, ухмыляясь, Шулейман с чувством, всеми пальцами ущипнул его за другую ягодицу. Том снова дёрнулся, повернулся, недовольно засопев.

- Мне больно.

- Прости.

Шулейман шагнул к Тому, притянул его к себе и ласково огладил попу. После чего повернул его спиной, сдёрнул трусы и, придерживая за бёдра, поцеловал одну половинку с покраснением от воздействия его пальцев, вторую.

- Оскар, ты же не собираешься…? – оглянувшись к нему, дрогнувшим голосом спросил Том.

- Не планировал, - ответил Шулейман, повторяя «лечебную процедуру». – Но идея мне по душе.

- Только не сейчас.

Том вывернулся из его рук, подтянул трусы и отошёл к душевой кабине. Обнял себя за локти и устремил взгляд на Оскара, ожидая, когда он закончит с прочими делами. Быстро добив бритьё, Шулейман положил бритву на место, избавился от одежды, и вместе с Томом они зашли в душ и закрыли дверцу. Оскар включил воду, которая Тому показалась прохладной, поскольку до него долетали лишь отдельные брызжущие капли. Кожа покрылась мелкими мурашками.

Немного не находя себе места, снова обняв себя за локти, потерев их, Том потоптался и обратился к Оскару:

- В чём прикол совместного принятия душа? Если без секса?

- Совместное интимное времяпрепровождение. Устраивает ответ? А ещё приятная возможность лишний раз посмотреть на тебя голого и мокрого и помыть тебя, - как ни в чём не бывало сказал в ответ Шулейман, ухмыльнувшись, скользнув по телу Тома взглядом.

Так оглядел его, что Тому от этого восторженного и плотоядного взгляда захотелось прикрыться, а лучше убежать на безопасное расстояние. Нельзя одновременно обожествлять и хотеть растерзать оружием из своих штанов, но Оскар, кажется, мог. Пока Том пребывал в смятённой задумчивости, решая, отойти ему, отвернуться или остаться, как есть, Шулейман притянул его к себе, мазнул губами по скуле, обеими руками обжимая манящие ягодицы.

- Оскар, - с нажимом произнёс Том, не ведясь на ласки, уворачиваясь от них.

Шулейман заткнул ему рот поцелуем и бесцеремонно вставил палец. Зажмурившись, Том прогнулся в пояснице, вперёд, поскольку в строго вертикальном положении палец вошёл под непривычным углом.

- Оскар! – возмущённо прикрикнул Том, ладонями ударив супруга по плечам, и строго посмотрел в лицо. – Вынь.

- Почему? – бессовестно вопросил в ответ Шулейман, второй рукой обхватывая Тома за поясницу. – И с чего ты взял, что секса между нами не будет?

- Потому что сейчас не будет, - непреклонно сказал Том, вертясь, что у него не очень получалось, в попытке вырваться и соскользнуть с поправшего границы тела пальца, слишком отчётливо ощущаемого внутри.

Шулейман его выслушал и поступил по своему, согнул погружённый в горячее палец, находя точку простаты, и с точно выверенным нажимом погладил. Тома снова выгнуло с ярким страдальческим выражением на лице, против воли прижав к нему. Изломив брови, Том жалобно, с ноткой детской капризности произнёс:

- Ну Оскар!

Покрывая покусывающими поцелуями его шею, надёжно удерживая одной рукой, пальцем второй Шулейман погладил ободок сфинктера и ввёл внутрь второй палец. Том задёргался, вырываясь, но силы были как всегда не равны. Оскар развёл пальцы ножницами, растягивая, раскрывая мышечное кольцо.

- Оскар, между нами сейчас всё равно ничего не будет, - упрямо говорил Том, раз от раза упираясь предплечьями в грудь Оскара и отворачиваясь от его поцелуев. – Вытащи из меня пальцы. Мы сюда помыться пришли. Ты меня слышишь?

Был твёрдо намерен не допустить близости потому, что если они сейчас займутся сексом, то только начавшийся день закончится. Неизвестно когда дойдут поесть, едва ли поговорят о чём-то серьёзном. Оскар его залюбит до состояния желе и потери связи с реальностью, когда можешь только глупо блаженно улыбаться, а то и вовсе до потери сознания, что в его ситуации опасно.

- Слышу, - отозвался Шулейман, поцеловав в косточку на нижней челюсти. – А пофиг.

- Что пофиг? – не понял Том и строго глянул на него. – Оскар, я не дам. Я серьёзно. Да вынь ты! – вновь дёрнулся, с тем же нулевым успехом.

- Нет.

- В чём смысл совать в меня пальцы, если ничего большего не будет? – хмуря брови, спросил Том, искренне недоумевая, зачем так делать.

- Мне нравится, когда в тебе находится хотя бы какая-то часть меня, - ответил Шулейман с очаровательной широкой ухмылкой.

- А мне нет, - категорично заявил Том, полоснув острым взглядом, как лезвием по лицу.

Но понял, что его слова прозвучали слишком резко, обидно для любящего сердца, да и не были они правдой

- Сейчас нет, - смягчившись, поправился Том, вкрадчиво заглядывая Оскару в глаза. – Давай просто помоемся?

Шулейман вроде бы услышал его, отпустил. Но ненадолго. В итоге Тома нагло отымели пальцами, да так приятно, что он забылся от причиняемого удовольствия. Приязненно жмурился, выгибая шею, покачивался, то и дело прижимаясь к Оскару, проезжаясь вставшим членом по его бедру, животу. Поймав проблеск сознания, из последних сил Том оттолкнул его и наконец-то соскочил с мучащих пальцев и вырвался. Шулейман его схватил и развернул лицом к задней стенке, прижал.

- Оскар, нет! – выкрикнул Том не в страхе, но твёрдо давая понять, что любые последующие действия будут насилием.

Насиловать его в планы Шулеймана не входило, он вообще больше игрался [и заигрывался], чем всерьёз терял рассудок от похоти, что не исключало желания, но позволяло подождать.

- Ладно… - протянул Оскар и отпустил Тома, позволяя ему повернуться. Взял лейку душа. – Давай мыться.

Том лейку у него отобрал, включил максимально холодную воду и занёс лейку над головой. Очень быстро задрожал осинкой, но стойко терпел сводящий кости лёд до тех пор, пока от возбуждения не осталось и следа. Опустил руку, отплёвываясь от капель и стуча зубами. Шулейман, со скрещенными на груди руками наблюдавший за ним на протяжении измывательства над собственным организмом, окинул его взглядом и сказал:

- Теперь ты просто обязан остаться, потому что имеешь все шансы простудиться. Ухаживать за тобой больным я не против, это приятно, но больной Джерри – это что-то из кошмаров.

- Думаю, Джерри сам о себе позаботится… - пробормотал Том, роняя с волос ледяные капли.

- Ага, уйдёт куда-нибудь и тихо сдохнет, как и положено крысе, - хмыкнул Оскар. – На него мне плевать, но ты как?

- Крысы тоже уходят? Я думал, только коты…

- Иди сюда, Кот, - Шулейман раскрыл руки и шагнул к Тому.

Том глянул на него недоверчиво, вновь напрягшись, предчувствуя новый круг домогательств.

- Не бойся, - добавил Оскар. – Приставать не буду, только погрею.

Поверив, Том подошёл и дался в объятия, обжигающе холодный прижался к горячему телу. Шулейман обнимал его, мелко дрожащего, стараясь прикрыть руками как можно больше тела, ненавязчиво растирал кожу.

- Какого хрена замораживаешь себя, если боишься холода? – спросил Оскар в мокрый висок.

- Это самый растиражированный способ сбить возбуждение, - негромко ответил Том, думая, что мог бы так заснуть, стоя в душевой кабине и прижимаясь к Оскару, положившись на его грудь. Ему было невероятно уютно.

- А самый действенный – кончить, - экспертно заметил Шулейман.

Том поднял голову с его плеча.

- Оскар…

- Ага, помню – сейчас не дашь.

Оскар отпустил его, взял душевую лейку и настроил температуру воды тёплую, почти горячую. Облил Тома водой, окончательно разбивая власть холода, и собрался его помыть, но Том намерение не оценил и не принял, отступил.

- Оскар, это уже чересчур. Я не недееспособный и мне не два года, чтобы меня мыть. Я прекрасно справлюсь с этим сам.

- И? – произнёс в ответ Шулейман. – Я хочу тебя помыть не как ребёнка или инвалида, который не может себя обслуживать, а как своего партнёра. Это нормальная практика. Ты тоже можешь.

- Да? – недоверчиво переспросил Том.

- Да. Мне тоже будет приятно.

Том подумал и, приняв предложение о взаимном мытье, заявил:

- Я первый.

Шулейман согласился и вручил ему лейку, встал в ожидании Томиных действий. Том взял с полочки гель для душа и снова призадумался, глядя на Оскара в полутора шагах перед ним. Взгляд блуждал по атлетическому телу с вечно загорелой кожей, по широким плечам и шикарному мощному торсу с цветной мультяшной татуировкой на груди слева. Всё это выглядело крайне соблазнительно, и Том понимал, что, касаясь, едва ли сможет не завестись, у него от простого созерцания уже голова и зрачки немного поплыли. Так как бездействие затягивалось, Шулейман вопросительно выгнул брови, а ещё через пару секунд пощёлкал пальцами перед носом Тома:

- Приём, вызывает Земля.

Том моргнул и во избежание предательства собственной идеи велел:

- Повернись спиной.

Подумал, что со спины будет проще не соблазниться. Вылив на мочалку достаточно геля для душа, Том прикоснулся ею к телу Оскара, бережно, сперва несмело растирая, покрывая верх его спины пеной. Идея мытья друг друга, поначалу показавшаяся соблазнительной по причине равноправия, возможности сделать для Оскара то, что и он для него сделает, на практике быстро превратилась в пытку, в сладкую, донельзя приятную пытку. Орудуя текущей пеной мочалкой, случайно касаясь пальцами горячей загорелой кожи с развитыми мышцами под ней, Том впадал в транс и от души прибалдевал, а в ушах с гулом стучали глухие барабаны.

Поддавшись порыву, Том приблизился к Оскару и, прикрыв глаза, не переставая двигать рукой, провёл носом в сантиметре от его кожи. Готов был урчать и повизгивать от удовольствия физического и морального. Но запаха, который забивал аромат геля для душа, оказалось мало. Том прижался щекой к лопатке Оскара, потёрся, пачкая лицо пеной. И так нестерпимо захотелось укусить, что сводило зубы и трясучка засела под ложечкой. Том коснулся манящего тела зубами, царапнул острым краем, не замечая мыльного вкуса во рту.

Шулейман был несколько озадачен тем, что Том делает, но молчал и не мешал – до тех пор, пока, поддавшись животному желанию, Том по-настоящему не впился зубами в его плечо.

- Что за дикий котёнок мне достался?! – развернувшись к нему, возмутился Оскар, переходя на смех.

- Всё-всё, - Том поднял ладонь. – Всё-всё, - повторил для себя, мысленно беря с себя обещание дальше не отвлекаться и заниматься делом.

- Может, я тебя? – прозвучало двусмысленно, но Шулейман ничего такого не имел в виду.

Том мотнул головой:

- Нет. Я закончу. Отвернись.

Красноречивым закатыванием глаз и общей гримасой лица Шулейман выразил то, что ему надоело стоять лицом к стенке – хотелось лицом к Тому, но послушно повернулся спиной. Повторно смочив и щедро полив гелем мочалку, ставшую похожей на маленькое облако, Том вернулся к прерванному делу. В этот раз старался не отвлекаться, следил за собой и выполнял движения с профессиональной точностью, исключающей чувства. Исключающей, да не исключившей. Добравшись до рук Оскара, по которым несколько раз успел провести мочалкой, Том снова завис слегка, задержался, обводя пальцем детали заковыристой яркой татуировки, сплошь покрывающей кожу. Обернувшись через плечо, Шулейман глянул на него, упоённо разглядывающего, кончиками пальцев трогающего рисунок на его предплечье, и улыбнулся уголками губ, но промолчал, чтобы не спугнуть и не смущать.

Пришло время переходить к переду. Но Том, подумав немножко, не попросил Оскара повернуться, а просунул руку с мочалкой ему между боком и рукой, коснулся облачком живота. Но, совершив пару слабых движений, подступил к Оскару и прижался грудью к его спине, телом к телу, обнял поперёк живота и поцеловал в ключицу.

- Хочешь наоборот? – резонно поинтересовался Шулейман, глянув на Тома через плечо.

- Нет. Я просто тебя обнимаю, - ответил Том и отлепился от него.

Шулейман сказал, что нижнюю часть тела помоет сам, но Том не согласился и, придержав его, собравшегося повернуться, за плечо, пружинисто опустился на корточки. Перед носом оказался зад Оскара, такой же загорелый, как и всё остальное тело, и не успел Том приступить к мытью, как Оскар повернулся, и перед лицом оказался уже его пах. Сжимая в руке мочалку, Том медленно поднял глаза. Но отбросил смятение, зародившееся внутри от того, что однозначно истолковал план Оскара, и, стряхнув с мочалки излишки пены, принялся мылить его бедро. Наблюдая сверху, Шулейман беззвучно усмехнулся с его деловитого выражения лица. Он и не строил коварных планов, как развести на минет, но реакции Тома радовали – кажется, ему всё-таки очень нравился Том-невинный мальчик, смущать его было так же занимательно, как иметь дома декоративного динозаврика – что-то уникальное и захватывающее.

- Повернись спиной, - буркнул Том, глядя на его залитые пеной ступни. Ухмыляясь, Оскар повернулся.

Наконец Том закончил, и эстафета перешла к Шулейману.

- Разве моют не мочалкой? – спросил Том, когда Оскар бросил мочалку на пол и налил геля в ладонь.

- Ты выбрал мочалку, я выбираю свои руки, - исчерпывающе ответил тот.

Вспенив гель, он прикоснулся к Тому, круговыми движениями растирая его грудь голыми руками. Том прикусил губу, подрагивал ресницами – уж очень это было интимно. Не пикантно даже в большей степени, а именно – интимно, новый уровень сближения. Том испытал это, когда мыл Оскара, а сейчас, когда принимал скольжение ладоней по телу, ощутил вдвойне. И открылась очевидная истина, что быть обхаживаемым чужими руками не менее приятно, чем касаться самому. Ещё и соски Оскар то ли случайно, то ли намеренно задевал, растирал, прихватывал между пальцами; они у Тома были не особенно чувствительными – особенно чувствительными были другие места, - но мало людей, кто может остаться полностью равнодушным к такому воздействию. От стимуляции соски напряглись, и каждое прикосновение Том ощущал острее, особенно когда Оскар проводил всей ладонью, и чувствовал себя неловко от того, что тело его не слушается и вдобавок выдаёт реакциями.

Оскар брал его руки по очереди, обводил ладонями сверху вниз, намыливал каждый палец. Том старался не кусать губы, но всё равно кусал, не знал, куда ему смотреть – вроде бы надо на Оскара, но сложно, неловко, а если отводить взгляд, то выдаст своё смятение, от которого розовели щёки и пульс тук-тук, тук-тук.

- Ниже пояса я помылся, - сказал Том, подняв руки и попятившись, когда ладони Оскара добрались до его попы.

- А я ещё раз помою.

Шулейман притянул Тома обратно, близко-близко, обхватив одной рукой за поясницу, а мыльные пальцы второй скользнули в ложбинку между ягодиц.

- Оскар, это очень… - сдавленно проговорил Том, чувствуя, как сильные пальцы скользко двигаются сверху вниз, снизу верх, каждый раз касаясь входа, но не договорил слово «неловко».

К его удивлению Оскар не предпринял никаких неприличных действий и руку убрал, прежде чем он успел до конца выразить свои чувства. Его рука перебралась Тому вперёд, и скользкая ладонь прошлась по гениталиям.

- Оскар…

- Тихо, - негрубо цыкнул Шулейман, тем не менее, отбив желание спорить.

Но и на паху Тома он не задержался, перешёл к ногам, муча тем, что перестал активно мучить. А потом поднялся с корточек, перешёл Тому за спину и, подлив на руку ещё геля, обхватил ладонью его наполовину вставший член.

- Оскар… - не оборачиваясь, Том зацепился пальцами за его запястье.

- Тихо, - повторил Шулейман ёмкое требование не сопротивляться, для начала аккуратно, толком без амплитуды двигая рукой.

Хотел просто сделать Тому приятно, безвозмездно подарить оргазм, а свою долю удовольствия позже получит. На данный момент думал только о Томе. Том сам не понял, как согласился: вот он не дышит в напряжении и думает, как отказаться, высвободиться, а вот уже сдался удовольствию, накатывающему мерными, тёплыми волнами снизу и до кончиков пальцев. Прикрыв глаза, он откинул голову Оскару на плечо и прерывисто дышал ртом. Прогибался, прижимаясь ягодицами к паху Оскара, а тот умело стимулировал его, ускоряя темп, и пылко целовал в изгиб шеи, доводя наслаждение до максимума.

Том чувствовал, что вот-вот изольётся, внизу зрел тугой, горячий, пульсирующий комок. Но, испытав первую колкую судорогу, предвещающую в ближайшие секунды яркую разрядку, он открыл глаза и резко разжал сжимающие его пальцы Оскара:

- Стоп.

- От второго оргазма отказываешься? – произнёс Шулейман, окинув повернувшегося к нему Тома непонятным взглядом со смесью недоумения и уважения. – Ого, ты вырос.

Не поняв, что он имеет в виду, Том нахмурился, но почти сразу передумал спрашивать. Оскар добавил:

- Дело твоё. Только в этот раз давай без терапии холодом, естественным путём остывай – или меня попроси.

Задержав на нём взгляд, Том испытал желание попросить Оскара взять в рот. Но проглотил неожиданное волнующее и эгоистичное возжелание, потому что итог будет тот же самый – кончит и размякнет, поплывёт мозг. Да и неловко как-то просить Оскара встать на колени. Но, вытираясь после душа, Тому захотелось попробовать потереть не до конца спавшую эрекцию пушистым полотенцем – интересно, какие будут ощущения, должно быть, необычные. Пришлось срочно в переносном смысле брать себя в руки и убеждать, что не озабоченный с намёком на извращение.

Спустя полтора часа они наконец-то покинули ванную комнату. В коридоре им встретился Лис, залаял радостно, запрыгал, упирался лапами Тому в грудь и повизгивал как щенок, выражая безмерное счастье от возвращения обожаемого хозяина. Том наклонился и, обхватив питомца, поднял на руки, что далось с трудом, поскольку, хоть королевский пудель и не тяжеловес отнюдь среди собак, но и двадцать пять кило – не пушинка.

- Малыш, ты так быстро вырос, - проговорил Том, сердечно улыбаясь любимому питомцу. – Кажется, ещё вчера был щенком, и я мог поднять тебя над головой.

- Иногда я думаю то же самое про тебя, - вставил слово Шулейман, встав рядом и закинув руку Тому на плечи.

Том машинально кивнул в ответ, а затем, задумавшись над смыслом его слов, нахмурился и посмотрел на Оскара:

- О чём ты?

- О тебе, - просто ответил Шулейман и не утрудился объяснениями, взял Тома за локоть. – Пойдём. Поставь собаку на пол.

- Не поставлю, - Том крепче обнял любимца и отвернул от Оскара. – Я соскучился по нему, и Лис тоже соскучился.

- Тогда отдай мне, он тяжёлый.

На попытку Шулеймана забрать его силой Лис зарычал и клацнул в воздухе зубами, предупреждая, что будет защищаться и защищать. Запомнил, что Оскар обижал его хозяина, и готов был за своё двуногое божество снова впиться клыками в тело. Шулейман отдёрнул руку и затем потряс пальцем перед собачьей мордой:

- Зря я тебя купил. Достался бы тому арабу и поделом тебе.

- Оскар, не ругай Лиса, - Том осуждающе взглянул на супруга и удобнее перехватил любимца. – Он просто не любит насилие и хочет побыть со мной.

Вытянув шею, он примирительно чмокнул Оскара в щёку, и тот сказал:

- За нормальный поцелуй прощу.

Том с улыбкой закатил глаза, и Шулейман притянул его к себе за ворот футболки и развязно поцеловал, едва не насилуя языком рот. Находящийся между ними, прижимаемый Томом к груди Лис не мешал их лобызаниям, но через какое-то время повёл носом и, рассудив, что Оскар вкусно пахнет, лизнул в шею. От щекотки Шулейман дёрнул плечом и отпустил губы Тома, говоря псу:

- Не подлизывайся, с нами в постели ты не окажешься ни при каких условиях.

- Оскар, не надо так шутить. Мне от одной мысли противно, - поморщился Том, крепче обнимая своего взрослого малыша.

- Мне тоже. Потому и говорю – ни при каких условиях.

Оскар поцеловал Тома в лоб, взъерошил волосы у него на затылке, в довесок шлёпнул по попе и снова сказал поставить собаку на пол. Том не послушался, на руках отнёс на кухню счастливейшего пса, почувствовавшего себя щенком и любовно заглядывающего ему в глаза. Отпустил на пол, наполнил миску кормом и сам опустился рядом на колени. Гладил любимца по хребту, пока тот с аппетитом уплетал мясной поёк.

На кухню прибежал Космос, остановился, напряжённо разглядывая Тома, недоверчиво обнюхал его, обойдя по кругу. Удостоверившись, что перед ним тот хороший человек, которого он знает с первого дня здесь, который кормит, гуляет с ними и играет с его братом, а не его злой близнец, в качестве приветствия пёс ткнулся носом Тому в бедро и перешёл к своей миске, также приступая к трапезе. Оскар в очередной раз отметил про себя, как по-разному на Тома и на Джерри реагируют животные и как удивительно точно понимают, кто перед ними, невзирая на одно тело, один запах, на который, согласно науке, и ориентируются собаки. Вот и не верь после этого, что животные видят больше людей – и впору поверить, что Джерри имеет больше отношения к бесам и прочей мистике, чем к психиатрии, поскольку никогда не слышал, чтобы животные остро реагировали на психиатрических больных и проявления болезней и расстройств.

- Знаешь, - заговорил Том, продолжая гладить Лиса, но обращался не к нему, а к Оскару, - мне кажется, что всё в порядке. Я никогда не чувствовал Джерри и не чувствую, только у него со мной так было, потому не могу сказать, что больше не ощущаю его, но я чувствую, что всё хорошо. Не надеюсь особо я ни на что, такие ощущения ненадёжная вещь, но сейчас у меня такое чувство, будто я не исчезну. Будто раскола больше нет. Как думаешь, это возможно? – он перестал наглаживать пса и обернулся к Оскару. – Может быть такое, чтобы раскол исцелился сам по себе?

- Вполне может быть, - ответил Шулейман, серьёзно задумавшись над его словами. – По сути, то, что произошло в прошлый раз, и есть – самоисцеление. Имеется вероятность, что оно могло произойти просто так, без каких-либо особых действий – или эти действия Джерри уже совершил.

- Уже совершил?

- Раз ты не знаешь, в чём причина раскола, то мы не можем утверждать, что Джерри уже не сделал всё для его сращения, - развёл руками Оскар.

- Действительно… - задумчиво проговорил Том, взглянул на Лиса, и пёс, оставив опустевшую миску, лизнул его ладонь. Отвлёкшись на секунду, Том улыбнулся ему, своему пушистому любимцу цвета шампанского, завершил мысль. – Но я утверждаю, что причина раскола вообще нет, - он снова обернулся к Оскару.

- Тем более, - кивнул тот, сложив руки на груди. – Нет причины – нет глубокого раскола.

- Как в тот раз, когда Джерри появился на три дня?

- Не очень верное сравнение, но пусть. Не утверждаю, что всё позади, как бы мне того ни хотелось, но так может быть. Всё можёт быть.

- Думаешь? – повторил Том, словно не веря в версию, которую сам озвучил, нуждаясь в подтверждении от человека умного, профессионально разбирающегося в теме, слову которого во всём доверял.

- Предполагаю, - ответил Оскар, одним словом повторяя, что не верит (верит, конечно, очень-очень хочет верить), но и не отрицает вероятность.

Том кивнул и отвернулся обратно к Лису, который сидел рядом, вывалив язык, и жаждал его внимания, ласки, в идеале – активных игр. На Том и остановились, что всё может быть, что означало подвешенное состояние, в котором нет никакой определённости, находящееся точно посередине между «хорошо» и «плохо».

Поднявшись, Том окинул пустую плиту тоскливым взглядом и заглянул в холодильник, привычно соображая по факту, что будет готовить на завтрак. Достал необходимые продукты и лоток со свежими ягодами, чтобы занять рот в процессе готовки. Шулейман закурил, наблюдая за ним, замешивающим основу для будущего блюда в большой пиале. Ещё до того, как Том приступил непосредственно к подготовке продуктов, Оскар предложил позвать Жазель, чтобы она завтрак быстренько приготовила, но Том отказался – он любил готовить, особенно не для себя одного, и не сознавал, никогда не задумывался, почему так любит делать это для них с Оскаром, ревностно отвоёвывает у Жазель кухню и организацию их питания. Иногда все три приёма пищи готовил и получал истинное удовольствие и удовлетворение.

Оскар выпил полчашки кофе – с молоком благодаря Тому, который не спросил его и прилично разбавил чёрный напиток, рассудив, что крепкий чистый кофе натощак пить вредно и пора от этой привычки отвыкать. Оставил кофе на столе и подошёл к Тому, усердно нарезающему к омлету овощи, которые надо будет ещё припустить на сковороде. Периодически он не глядя подхватывал с тарелки ягоду и отправлял в рот. Шулейман обнял его со спины, прижался, слегка покачивался из стороны в сторону. Том не реагировал.

Не получая ни реакции, ни сопротивления, Шулейман не останавливался. Стискивал так, что Тому наверняка было трудно дышать; целовал шею, ключицы, уши; обжимал впалый живот; тёрся пахом о маленький зад. Том игнорировал его так долго, как только мог, несколько раз слабенько попросив отстать. Но не выдержал, когда Оскар, оголив его плечо, предварительно обцеловав, облизав, весьма ощутимо укусил.

- Ай, больно! – дёрнулся Том.

- Мне хочется от тебя кусок откусить, - с блуждающей усмешкой на губах говорил в ответ Оскар, снова обняв повернувшегося к нему Тома, смотря в лицо с не очень здоровым блеском в глазах и прижимаясь нижней частью тела, танцую его лёгкими покачиваниями. – Чтобы, если ты исчезнешь, со мной осталась часть тебя.

- Ненадолго она останется, - пробормотал Том, высвободившись и потирая больное место.

Оттянул ворот футболки и взглянул на укушенное плечо – не до крови Оскар впился в него, но на плече остались яркие отметины зубов. Том обиженно посмотрел на Оскара:

- Не делай так больше.

- Ты тоже меня кусаешь. Теперь мы квиты.

- Больше не буду так делать, - сказал Том, примирительно подняв ладони. – Я понял, что это больно.

- Делай, - мотнул головой Шулейман и с ухмылкой притянул Тома к себе. – И я буду делать.

- Не надо. – Том упёрся ладонью в его грудь и отклонился назад, насколько позволял крепкий захват посередине спины. – Отпусти. Пригорит же.

Нехотя Шулейман отпустил его, но через полминуты снова пристал сзади, обхватил, раздражал нервы, дурил голову ласками. Том дёргал плечами, втягивал шею, пытаясь укрыть нежные чувствительные места от посягательств, но как черепаха не умел, а по-человечески не спасало. Оскар массировал его загривок, отчего в глазах блаженно мутилось, ерошил волосы, посылая по телу мурашки. Потянул Тома за волосы на затылке, принуждая вытянуть и выгнуть шею, поцеловал переднюю поверхность горла, обвёл языком выпуклость кадыка, прикусил, перегреваясь и плавясь от удовольствия прикасаться. Неожиданно он открыл для себя, что мужской кадык – крайне сексуальная часть тела. Тянуло снова и снова касаться губами и языком, цеплять зубами этот хрящевой излом.

По телу Тома то и дело пробегала внутренняя дрожь, от которой колени слабли и размягчалась воля. Но он был твёрдо намерен не сдаваться

- Оставь меня в покое, - Том уклонялся от поцелуев и пытался стряхнуть со спины настырного не в меру любвеобильного мужа. – У меня с утра во рту ничего не было. Я есть хочу. Хочешь, чтобы я упал в голодный обморок?

- Ты уже полпачки ягод схомячил, дотянешь до полноценного приёма пищи, - не согласился с ним Шулейман и взял под челюсть, чтобы поцеловать в губы.

Том вывернулся и вместо своего языка ловко сунул ему в рот клубнику. Шулейман ягоду прожевал, проглотил и сказал:

- Кажется, я знаю, что мы обязаны попробовать в постели. Тебе точно понравится. Но не сейчас, потом как-нибудь.

Том вопросительно выгнул бровь, но затем, отрицая собственный интерес, мотнул головой:

- Ничего не хочу сейчас об этом слышать.

- И не надо. Будет сюрприз.

От второго поцелуя Том тоже увернулся, отвернулся обратно к плите, на которой в двух сковородах доходил завтрак, и получил хлёсткий шлепок по попе. Оскар прилип к нему, вновь обхватив сильными руками, бесстыдно, будто так и надо вжимаясь жёстким бугром вздыбленной ширинки в ложбинку между ягодиц. Ощущая его красноречивое, заражающее возбуждение, Том опасался, что Оскар полезет ему ниже пояса, где всё также не было в спокойном состоянии.

- У нас что, второй медовый месяц? – дёргая плечом, вопросил Том, когда Оскар снова полез целовать во все открытые досягаемые места, и повернул к нему голову.

- У нас счастливое воссоединение. Я предупреждал, что буду на тебе отыгрываться. Ты здесь, я отыгрываюсь, - бессовестно отвечал Шулейман, явно получая недурственное удовольствие от всего происходящего, в том числе от этого диалога. – А когда ты выздоровеешь, у нас начнётся бесконечный медовый месяц, - он наклонил голову и поцеловал Тома в плечо, задевая оголёнными усмешкой влажными зубами.

Ладонь огладила ягодицы и скользнула вперёд. Том перехватил его руку и отвёл от своего паха, отвечая:

- В таком случае у меня точно начнутся проблемы определённого толка.

- Я тебя и таким буду любить.

- Не уверен, что возможно не изменить отношение к человеку с такой неприятной проблемой.

- Подумаешь, - в своём репертуаре не признал проблему Шулейман. – Это не самое плохое твоё состояние.

- «Большое» недержание не самое плохое состояние? – Том обернулся и серьёзно, скептически посмотрел на него. – Ты вправду так считаешь?

Держа руки сцепленными на его животе, Оскар пожал плечами:

- Заткнёшься пробкой, и дел-то. Или операцию тебе сделаем по стяжке мышц. Любой вопрос решаем.

Том укоризненно покачал головой, но ничего не сказал и выключил огонь. И, когда Оскар продолжил свои наглые приятные манипуляции, теперь мешая снять со сковороды крышку и переложить завтрак на тарелки, сказал:

- У меня под рукой больше десятка ножей. Не нарывайся.

- Боюсь-боюсь, - с нахальной усмешкой не отступился Шулейман.

- Я тебя сейчас сковородой ударю, - пригрозил Том, мельком бросив через плечо суровый взгляд.

- Я жертва домашнего насилия – это нонсенс.

Сомкнув ладонь на ручке свободной чистой увесистой сковороды, Том резко развернулся и замахнулся. В сторону замахнулся, поскольку, конечно же, не хотел ударить на самом деле. Шулейман также взялся за сковороду, и Том двумя руками не смог её вырвать, в то время как Оскар спокойно удерживал её одной. Обозлено засопев, Том замахнулся ногой, но также без малейшего старания попасть по цели, в чём был похож на журавля с судорогой.

- Нечестно пользоваться физическим преимуществом, - капризно заявил Том.

- Будь ты сильнее, ты бы считал иначе, - ответил Оскар, продолжая спокойно удерживать сковороду одной правой.

В ответ на справедливое, наверное, всё-таки справедливое и потому колкое замечание Том забавно наморщил нос. Подёргал сковороду. Разжав пальцы, он резво обогнул Оскара, задиристо стукнул ногой по попе и отбежал. Схватил другую сковороду и вытянутой рукой выставил её перед собой, двигаясь так красиво, словно в руках у него была шпага, а не посуда, делающая всё происходящее нелепым и смешным.

- Хочешь подраться на сковородах? – осведомился Шулейман, у которого осталось первое орудие.

- Почему бы и нет?

- Ты же умираешь от голода?

- У меня открылось последнее дыхание. Оно поможет мне победить, - Том горделиво вздёрнул подбородок. – Месье, я вызываю вас на бой, - он почтительно склонил голову и вновь принял стойку готовности к атаке, с вызовом и в ожидании глядя на противника. – Защищайтесь.

- Туше.

С такой интонацией и соответствующим выражением лица Оскар сказал это, что Том совершенно не героически прыснул смехом, но быстро взял себя в руки и вернулся в позу бесстрашного славного бойца.

Шулейман усмехнулся, поведя подбородком. Том вёл себя так, словно нет беды, что точно была, что расколола жизнь надвое [на двое

Но как ни был велик соблазн поребячиться, Оскар остался взрослым. Собой.

- А по жопе сковородкой? – спросил он.

- Почему все твои угрозы связаны с моей пятой точкой?

- Люблю её очень, - ухмыльнулся Шулейман и сделал шаг к Тому.

Том снова поднял оружие и сказал серьёзно и угрожающе:

- Предупреждаю – если в ходе наших действий завтрак окажется на полу, я тебя покусаю.

Дуэль ограничилась одним ударом, в котором столкнулись, звякнув друг о друга сковороды, потому что следующим движением Шулейман выхватил у Тома оружие и замахнулся своим. Обезоруженный Том инстинктивно закрыл лицо сжатыми в кулаки кистями и втянул голову в плечи. Оскар опустил руку. Ничего не меняется – Том по-прежнему боится насилия, неважно, кто перед ним и сколько времени прошло. Быть может, хоть Криц сумеет сломать в нём «реакцию жертвы».

- Ты победил. Противник сражён твоей умилительностью, - сказал Шулейман и водрузил Тому на голову в качестве короны победителя сковороду, что держалась плохо по вине низких бортиков, но как-то зацепилась.

Опустив руки, Том глянул на него, и Оскар добавил:

- Поздравляю с безоговорочной победой.

- Такая себе победа, - кисло заметил Том, придержав съезжающую «корону».

Понимал он, что его шансы одержать победу в каком-либо честном физическом бою с Оскаром ничтожно малы, но был не против проиграть, если до этого выложится, покажет, на что способен, и тоже измотает противника. А поддавки его расстраивали, они показывали, что его настолько не считают нормальным мужчиной и хоть сколько-нибудь достойным противником, что не дают шанса побороться на равных. Это заставляло чувствовать себя жалким.

- Самый лучший бой – этот тот, который не состоялся, - с профессорским видом ответил Шулейман. - И неважно, каким путём достигается цель, главное – результат. Ты можешь разбить противника одним своим видом, пользуйся этим. Поучись у своей альтер, - Шулейман усмехнулся уголком рта и похлопал его по плечу.

Сказано – сделано. Взяв на вооружение не использование обаяния или сексуальности в корыстных целях, а то, что эффект неожиданности решает, Том поставил направившемуся к столу Оскару подсекающую подножку. И схватил его, взмахнувшего руками, за руку, чтобы не дать упасть. Но не учёл разницу в массе и на пол сверзились оба.

- Быстро учишься, - усмехнулся Оскар и, приподнявшись на локтях, обернулся к Тому. – Но в плане непредсказуемости это Джерри у тебя надо поучиться. И что это было?

- Показал тебе, что я тоже могу. – Том принял сидячее положение и обеспокоенно посмотрел на него. – Ты ударился?

- Мне не так больно падать, как тебе. А ты?

- Я на тебя упал.

Том наконец-то накрыл на стол, и они сели завтракать, дыша ароматом свежесваренного кофе, вьющимся из двух чашек. Примерно в середине трапезы Том заговорил:

- Оскар. Ты вчера говорил про моё лечение, - он смотрел то в тарелку, то на Шулеймана. – Когда это будет?

- Думаю, можно повременить. Ты остался, и ты утверждаешь, что, возможно, всё закончилось. Не вижу причин класть тебя в клинику немедленно. Может, в этом вовсе уже нет необходимости. А если вернётся Джерри, его я на лечение и отправлю.

- Разве для лечения не должна быть активна настоящая личность? – нахмурился Том.

- Должна, - подтвердил Оскар. – Но ваша ситуация от психиатрических догм далека, так что ни в чём нельзя быть уверенными. Пусть специалисты разбираются, а я им буду подсказывать.

Он выдержал паузу, отправил в рот кусочек, запил глотком кофе и добавил:

- И кстати, ты вернулся к праворукости.

- Да, я заметил… - Том посмотрел на правую кисть и уточнил, подняв к Оскару взгляд: - Я не специально.

- Знаю.

В итоге Том всё-таки попался. В пять забежал на кухню перекусить и столкнулся с Оскаром, которому в этот раз не смог отказать. После трёх волн возбуждения, ни одна из которых не окончилась разрядкой, у него не оставалось шансов остаться при твёрдой воле. Тело почти сразу сдалось, а за ним и разум. Они занялись сексом прямо на кухне. В футболке и полностью голый снизу Том опирался руками на тумбочку и сотрясался под ударами сзади, прогибаясь, жмуря глаза и скрежеща зубами от наслаждения. А на пике так накрыло, что ноги подогнулись, и Оскар пришлось отпустить обмякшее тело и позволить опуститься на пол.

Сидя голым задом на полу, Том прислонился спиной к тумбочке и плывущим взглядом смотрел перед собой, а губы тянула непреднамеренная и неконтролируемая блаженная улыбка. От прединфарктного биения сердца вибрировала грудина. Оскар приземлился рядом с ним и, подождав немного, с ухмылкой напомнил о себе:

- Я ещё не всё.

- А я всё, - с бессовестным кокетством ответил Том, сверкая улыбкой, как самый счастливый на свете человек.

- Иди сюда, - Шулейман похлопал себя по бёдрам и потянулся к нему, желая продолжить ещё больше от того, что Том играл в недотрогу.

Том отклонился от его руки, но немного позже подполз и перекинул колено через бёдра Оскара, седлая его, как тот хотел.

- По-моему, так не получится, - произнёс Том и, приподнявшись, через плечо взглянул на ноги Оскара. В этом положении нужные части тела не соединялись.

Также заглянув Тому за спину, прикинув и убедившись, что поза неудобная, Шулейман сказал:

- Давай так. Перевернись.

Он повернул Тома спиной к себе, потянул за широко расставленные бёдра и провёл пунцовой головкой между ягодиц, размазывая нагретый телом гель.

- Оскар, не надо… - передумал Том и подался вперёд.

Но Шулейман притянул его обратно и натянул на свой член, что как в масло вошёл в размягчённое горячее нутро. Том вскрикнул не от боли, дёрнулся, выгнулся. Не сидел спокойно, сопротивлялся, прикрикивал на Оскара, как нехорошо он поступает, но стонал без притворства. Это было похоже на насильственное принуждение, от которого оба получали удовольствие и «жертва» не так уж всерьёз не хотела продолжать. Игра без игры.

Оскар надавил Тому между лопаток, укладывая на свои ноги, и, крепко придерживая за бёдра, двигался в нём. Лёжа в какой-то странной раскоряченной позе со снующим в заднем проходе каменным членом, Том подвывал от кайфа и скрёб по полу немеющими, бессмысленно сгибающимися и разгибающимися пальцами. Подняв голову, он мутящимся взором заметил Лиса и Космоса. Псы стояли на пороге и с интересом наблюдали за ожесточённым совокуплением хозяев.

Ощущая неумолимое, гулом отзывающееся в голове приближение второго оргазма, а может, и третьего сразу, с ним так бывало, Том замахал рукой, пытаясь прогнать собак, но те не двигались с места. Лис только ухом повёл, а Космос его конвульсии вовсе проигнорировал.

- Оскар, прогони их! – отчаявшись, едва не в истерике выкрикнул Том, для которого было слишком трахаться на полу под взглядами их питомцев.

Оскар повторил его махи руками, прикрикнул на псов, отдавая команду пойти прочь с кухни, но и его животные не послушались.

- Оскар!

Притормозив, Шулейман снял с запястья часы и бросил ими в собак. Космос, в которого попал аксессуар, отступил, но не убежал, а понюхал отлетевшие на пол часы и, сев, снова устремил на хозяев взгляд. Лис также понюхал часы и сел рядом с братом.

- Оскар! – Том снова попытался вырваться, но куда там.

Так и заканчивали. Том, хнычущий от того, что голову разрывали одновременно подкатывающий экстаз и стыд. Оскар, злящийся на собак, что могли всё испортить, и игнорирующий их. И собаки, наблюдающие живое кино для взрослых. В момент разрядки Тома ослепило белой вспышкой, и на некоторое время всё потеряло значение.

Сев, Том вновь привалился спиной к тумбочке и упёрся в неё затылком откинутой головы, переводя напрочь убитое дыхание. Подошёл Лис, тихонько лизнул его руку около локтя. В первые секунды Том заулыбался и почесал пса за ухом, но, опомнившись, начал закрываться руками и отгонять его. Испугался, что любимец лизнёт его – там. Понимал, что в этом не будет никакого подтекста, но не готов был с этим жить и повторять себе: «Ничего страшного не произошло».

Том схватил трусы и подскочил на ноги, от этого мимолётного напряжения по ногам потекло. Очаровательные ощущения – когда сзади и спереди мокро и липко. В кавычках очаровательные. Иногда Том не замечал их, одевался и продолжал день, но в другие разы они раздражали, и ему всегда не нравилось, когда текло по ногам, замедленно, вязко, щекоча кожу тёплыми каплями. Том надел трусы, но на большее его не хватило, и он упёрся лицом в плечо также поднявшегося Оскара.

- Надо в душ. Я без сил, - кратко высказался Том.

- Перед сном сходишь.

- Надо сейчас, - вздохнул Том. - У меня мокро, липко и течёт.

- С каких пор ты стал таким чистоплотным? – осведомился Шулейман.

- Я чистоплотничаю, когда чувствую себя некомфортно. Сейчас мне некомфортно.

Вечером Том не очень намеренно задумался о том, что же произошло, по какой причине он вновь раскололся – притом, что Джерри существовал как отдельная личность, а он оставался таким, как до раскола, в слитом виде. Слитом, но расколотом. В самой этой формулировке, верно отражающей текущую картину болезни, было противоречие. Как так может быть? Почему? Зачем? В чём смысл? В чём смысл раскола, если он сам – какая нелепица! – не понимает, от чего психика его спасает? Потому что спасать не от чего!

Что произошло? Том видел всё, что видел Джерри, потому в отличие от Оскара помнил, что в списке предполагаемых причин раскола был ещё один пункт. Пункт, который потом почему-то исчез, и он Оскару об этом не сказал. Брак. Том склонен был полагать, что в этом коротком слове, поставленным на последнюю позицию, есть смысл, большой смысл. За последний год он действительно так и не научился жить в браке, не привык к тому, что они связаны официальным союзом, означающим крепкие узы, отличные от всего того, что было до, в которых тоже так и не разобрался. Тому катастрофически не хватало перед глазами примера семьи, чтобы он мог понять, что означает – быть в браке, быть семьёй, которую они начали строить, что вызывало у него ступор и ужас от непонимания, как быть частью этого союза, частью семьи, не родительской, а собственной, взрослой. Он не чувствовал себя комфортно в браке, в котором постоянно тревожился то из-за потери свободы, то из-за своей ущербной неспособности быть полноценной половинкой ячейки общества, то из-за того, какая роль ему отводилась в их семье, то из-за десятка других причин, так или иначе вытекающих из его растерянности и страхов.

Казалось бы, ответ найден, пазл сложился. Причина раскола – в браке. В их с Оскаром союз ведь и охрана, и прочие выделенные причины входят. Этакое комбо всё в одном, корень зла. Том поверил, что проблема в браке, на это всё указывало. Но – он не хотел разводиться. Сейчас, конкретно сейчас, сегодня и вчера, ему было хорошо, как давно не было. Он был счастлив и совершенно точно не хотел рвать отношения с Оскаром.

А значит, проблема не в браке. Потому что причина должна быть такой, которую можно исправить, а нельзя исправить то, что не нуждается в исправлении. Вернее, можно, конечно, но в чём смысл разводиться, если он не ощущает в этом необходимости?

Но что тогда? Что-то не складывается… И складывается прекрасно, но безвыходно и потому бессмысленно.

Том чувствовал, чувствовал, что составленный Джерри список причин имеет прямое отношение к новому расколу, даже если он сам ничто не считает достаточно весомой проблемой. Поскольку Джерри никогда не ошибается. И пусть ныне Джерри сам не знал наверняка, что именно породило раскол, Том ощущал, что он взял верный курс. Потому что между ними связь, что позволяет Джерри всегда быть правым, даже когда Том готов его [себя] убить за те или иные действия.

Но в списке Джерри очевидно прослеживается связь всего с браком, даже выделенные им временные рамки «до лета всё было в порядке» на это указывают. Что было летом? Свадьба и подготовка к ней, тоже не ставшая для Тома приятным делом, потому что ему пришлось читать многостраничные варианты брачного контракта и завещание и соглашаться с претящими ему условиями. Но – разводиться-то он не хочет. Снова тупик.

Быть может, он что-то пропустил, не замечает чего-то?

Том начал вспоминать острые события прошедших полутора лет. Прогнал в голове изнасилование, всё время в плену у Эванеса; нападение в туалете; покушение, отпечатавшееся в памяти свистом пуль и последующим чувством, как холодеет тело, из которого вытекает кровь. Не то. Это страшно, неприятно, но это не причина, а максимум провокаторы. Хмуря брови, Том выискивал в памяти пробелы. Но не нашёл ни одного. Не было пробелов, а значит, и эталонной травмы, хоть головой об стену бейся.

Мысленно Том перерисовал уничтоженный Джерри список, который помнил наизусть. Дважды подчеркнул последний подпункт и внимательно пересмотрел каждую строку. Выбросил воображаемый лист и переписал, сделав пункт «Брак» заглавным, а всё остальное его подпунктами. Так всё выглядело правильно, стройно. Том погрыз кончик большого пальца, задумчиво щурясь. Получается, всё-таки в браке дело. В этом не страшно было себе признаваться, потому что не предавал, а всего лишь не понимал, потому изводил себя и в итоге довёл. Это очень в его стиле: сам придумал проблему, сам довёл её до масштабов реальной катастрофы. Так ведь Оскар о нём говорит? Тревожное недоразумение.

Том решил пока ничего не говорить Оскару, а сначала разобраться в себе самостоятельно. Потому что Оскар мог расценить как упрёк то, что свадьба и последующая семейная жизнь с ним, его сломали. А этого Том по-прежнему хотел меньше всего в жизни. Его тараканы, ему с ними и разбираться. Не надо впутывать и обижать того, кто, несмотря на все заскоки, любит его, пускай Том так и не мог понять, за что, если он такой непутёвый.

Они с Джерри разберутся. Джерри дал и систематизировал почву для размышлений, а он тоже не дурак, не настолько дурак, чтобы в самом себе не разобраться. А потом обязательно всё скажет Оскару, мол: «Представляешь, какая глупость – я настолько запутался в себе, что мне понадобился Джерри, чтобы вернуться на правильный путь». И Оскар даст ему по шее – и будет абсолютно прав.

И оставался ещё один важный вопрос… Что задумал Джерри? Том во всём верил Оскару и подозрениям его доверял и пытался разгадать намерения своей альтер, но не мог. Почему Джерри видит его мысли, а он - нет?

Джерри, Джерри… Джерри есть или уже нет? Если Том разгадал причину раскола, признал её, то в нём более нет надобности.

В ходе размышлений Том понял, что случайно обманул Оскара. Он чувствует Джерри. Не прямо сейчас ощущает, что он скоро проснётся, или, что его больше нет, а в принципе – чувствует. Так, как Джерри его чувствовал. В груди.

Том думал, должен ли он сказать Оскару то, к чему пришёл, и решил, что должен. Поспешил позвать его, пока не засомневался.

- Джерри не может причинить тебе вред, потому что этим он навредит мне. Он этого никогда не сделает, - серьёзно говорил Том, держа Оскара за руку. – И не бойся, что он уйдёт. Он не может уйти. Джерри привязан к тебе тем, что я к тебе привязан. Максимум, что может делать Джерри, это кусать тебя, выводить из себя, и он будет это делать, потому что это приносит ему удовольствие. Но ничего серьёзного он сделать не может.

Том ощущал озарённый лишённый злорадства внутренний подъём от осознания, что Джерри несвободен, намного более несвободен, чем он. Теперь, когда не стало многих запретов, Джерри по-прежнему был птицей в силках. В силках огромных, шикарных, унизанных нитями, в которых запутывался, к которым лип, как к паутине, и был не в силах разорвать эту сеть, что существовала не снаружи, а внутри его.

Джерри рассказывал Оскару его секреты, и Том поступал так же – раскрывал его слабости. Не из мести. А чтобы Оскар знал, чтобы не мучился мыслями, что же Джерри задумал. Если Джерри и задумал, то это не навредит ни им обоим, ни одному Оскару. В конечном итоге Джерри всегда – помощник. Том вспомнил об этом, и стало спокойно. Он осознал, что главный, и ничего плохого не случится. По крайней мере, если Джерри тот же, каким был. А он тот.

Шулейман и так знал, что Джерри не причинит ему вреда, и надеялся, что Джерри не сбежит, потому что его что-то держит. Но услышать это от того, кто связан с ним на уровне нейронов, другое дело. Другое дело, что Джерри не по каким-то разумным причинам не тронет его, а не может этого сделать, как и не может сбежать. Не может

- Спасибо, - искренне сказал Оскар и коснулся лица Тома.

Том улыбнулся ему уголками губ, помолчал некоторое время и сказал:

- И не бойся, что Джерри переспит с кем-нибудь. Он не…

Мысль оборвалась и потеряла смысл, потому что Том вдруг, слишком живо вспомнил, как

- Вот сука! – выкрикнул Том, заметавшись глазами.

- Если ты о Джерри, то я в любом случае согласен. Но что случилось? – поинтересовался Шулейман, не понявший его внезапной смены настроения.

- Он… Он… Он… - в голове крутились одни маты и кровь кипела. – Сука!

Том порывисто встал с края кровати, нервно прошёл два шага в одну сторону, в другую, остановился, клокоча от негодования, того и гляди из ушей польётся свист. Он хотел ударить полигамного наглеца, хотел так сильно, что руки чесались и нервы дёргались. Занёс сжатые кулаки согнутых в локтях рук над животом, но вовремя подумал, что бить себя глупо и бессмысленно. До Джерри он никак не сумеет добраться, поскольку Джерри надёжно спрятан внутри его головы, а когда он есть, то нет его. Но будь сейчас Джерри в пределах досягаемости, будь он физически отдельным, Том вцепился бы ему в горло и съездил кулаком по смазливому личику, так он на него был зол! И навалял бы ему, хватило бы злости!

Но злость его не имела выхода, сколько ни распаляйся. Трещащий, плюющийся огнём ад внутри жёг только его самого. Протяжно выдохнув, Том вернулся на кровать, опустив плечи, и озвучил новость:

- Джерри изменил тебе мной.

- Когда? С кем? – удивился Оскар.

Первым делом он подумал на Вайлдлеса, с которым гадина уж больно подозрительно сблизилась, и за две секунды в красках представил, какими способами будет казнить несчастного оступившегося охранника. Вернее, не он сам, а другие по его приказу.

- На дне рождении до твоего приезда. С Бо, - ответил Том, не понимая, как так произошло, почему?

К собственным изменам он относился куда более терпимо, чем к поступку Джерри. Потому что Джерри сделал это без его ведома, согласия и желания! И вообще Том решил больше не изменять, а Джерри всё испортил! Сука! У Тома не хватало злости и обиды.

- Это что за оно? – спросил Шулейман.

- Она, - поправил Том, не смотря на него. – Это девушка. Моя бывшая личная помощница. Помнишь её? – он взглянул на Оскара. - Такая… не модельной внешности.

- Не помню.

Шулейман помолчал, перебрал пальцами по колену и сухо, жёстко усмехнулся:

- Сука. Всё-таки потрахался с кем-то, правильно я подозревал. Только не ту сторону проверял, а ту не проверишь.

Он снова выдержал паузу и махнул рукой:

- Ладно, прошлого не исправить. А на будущее – я бы с удовольствием его кастрировал. Но придётся оставить тебя без части гениталий, а этого я допустить не могу, - с лёгкой улыбкой-усмешкой Оскар положил ладонь Тому на бедро близ паха.

- Да мне без разницы, с ними или без них, - тускло ответил Том, разбитый тем, что его тело снова что-то натворило без него.

- Как это без разницы? – усмехнувшись, Шулейман подцепил его подбородок и повернул к себе хмурое лицо. – А кончать как будешь?

Том пожал плечами:

- Анально, - и снова отвернулся.

Некоторое время он молчал, погружённый в невесёлые тяжёлые думы, пришедшие на смену праведной злобе и топящие в тоске, и обратился к Шулейману:

- Оскар, ты не должен был проверять Джерри на измену пальцами. Если бы ты поступил так со мной, я бы чувствовал себя очень плохо. Хотя… Наверное, за свои измены я заслужил плохо себя чувствовать.

Том совсем скатился в чёрную болезненную меланхолию, в которой заведомо видел себя шлюхой, которую можно прижать к стене и загнать в зад пальцы, потому что с блядью разговор короткий. И смирился с этим. Он и так был блядью, блядью мужского пола, что позволяла себе и в отношениях, и в браке ложиться в чужие постели, а теперь Джерри ещё больше изваляет его в грязи. Оскар обнял его за плечи и искренне заверил:

- С тобой я так не поступлю. Я хоть раз обижал тебя, когда ты изменял?

Том отрицательно качнул головой, вынырнул на поверхность, к свету. В самом деле, чего это он? Оскар его и пальцем не тронул за распутство, даже когда он сам просил ударить, и не ругал, в то время как сам он клял себя последними словами. Том благодарно улыбнулся уголками губ и потёрся щекой об плечо Оскара.

Но…

Том поднял голову и посмотрел на супруга:

- Оскар, почему ты совсем не ревнуешь меня, но ревнуешь Джерри?

- Я его не ревную.

- Ревнуешь.

- Я уже говорил это, но объясню специально для тебя – я не хочу, чтобы Джерри трахался с кем-то твоим телом, поэтому злюсь.

Том отрицательно качнул головой:

- Неважно, как ты это объясняешь, это ревновать.

- О Господи… - Шулейман отпустил его и повернулся корпусом. – Повторяю для особо упрямых – я его не ревную. С чего бы мне ревновать того, кого я терплю рядом только по причине одного с тобой тела?

- Но и меня ты не ревнуешь, - справедливо, но без укора напомнил Том. – Ты разрешаешь мне изменять и спокойно воспринимаешь факты связи на стороне. А когда всего лишь заподозрил в измене Джерри, ты вышел из себя и сделал то, что сделал. Почему такая разница?

- Несколько минут назад ты расстраивался из-за того, что я сделал, а сейчас что, обижаешься из-за того, что я не делаю этого с тобой? – несколько грубо произнёс Шулейман. – Я учту.

- Я не обижаюсь и ни в чём не обвиняю тебя, - Том снова качнул головой. – Я пытаюсь понять, почему. Я тебя слышу. Ты не хочешь, чтобы Джерри пользовался моим телом. Но почему ты мне это разрешаешь, и не просто разрешаешь, а не испытываешь негативных эмоций?

- У моего отсутствия ревности в отношении тебя есть причина, и я её тебе тоже уже объяснял ещё после Марселя, - твёрдо говорил Шулейман. – Я разумно смотрю на ситуацию и выбираю меньшее зло: чтобы ты гулял и возвращался ко мне, а не чтобы ты терпел и ушёл с концами. Такой вот я жалкий, - он развёл руками. – Практически куколд, только мне не обязательно смотреть.

- Но ты не ревнуешь, - повторил Том.

- С чего ты взял?

- Столь острые чувства невозможно контролировать, они сжигают изнутри, ты бы выдал себя чем-то, - разумно объяснял Том. – Это ярко демонстрирует эпизод с Джерри на дне рождения, когда тебя понесло. Я хорошо понимаю, о чём говори, потому что так же схожу с ума от ревности, только я хочу с кулаками не на тебя, а на тех, к кому ты проявляешь интерес.

- Учту, что моя верность может спасти не одну жизнь, - хмыкнул Оскар.

Том не позволил разговору перетечь в шутливое русло и сказал крайне мудрую вещь:

- Людям свойственно ревностно относиться к тому, что они считают своим, и не желать делить это с кем-то. Это в человеческой природе. – Он выдержал короткую паузу и по-прежнему без укора и без обиды, поразительно зрело спросил: - Ты не считаешь меня своим? Или наоборот – считаешь, что я больше никому не нужен?

- Ты себя слышишь? А меня? – вопросил в ответ Шулейман. – Я готов сносить твои похождения на стороне, только бы ты не ушёл. И я только недавно перестал бояться, что в скором будущем ты уйдёшь к тому, кто для тебя будет лучше меня.

- Но к Джерри ты испытываешь это чувство собственничества. Дело не в моём теле, а в личности.

- Какой ты тупой… - Оскар потёр ладонью лицо и жёстко посмотрел на Тома. – Вот, довёл меня. Потом не обижайся, что я тебя обзываю.

- Не буду обижаться.

Том помолчал немного и аккуратно спросил:

- Тебе нравится Джерри, но ты не можешь это признать, поэтому так ведёшь себя?

- Я его душил, по-настоящему. Сам как думаешь? Не знаю, как в твоей вселенной, но в моей это означает, что тебя тот человек как минимум раздражает.

- Со мной ты тоже не всегда был терпимым, нежным и любящим.

- Но тебя я никогда не ненавидел, - также резонно заметил в ответ Оскар. – Ты максимум раздражал меня.

- И Джерри тоже тебя раздражает, ты повторил это не раз.

- В чём ты пытаешься меня убедить? – Шулейман поджал губы, смотрел сурово. – В мазохисты записался? Или нужен новый повод, чтобы пострадать?

- Я пытаюсь тебя понять, больше ничего, - честно ответил Том, не понимая, почему Оскар так злится.

- Окей, понимай, - кивнул тот и вновь вперил взгляд в его лицо. – Повторяю в последний раз – тебя я люблю и считаю своим, а Джерри для меня в первую очередь тот, кто тебя у меня отнимает. Понял?

- Понял. Но это не объясняет разницы твоего отношения…

- Разговор окончен, - отрезал Шулейман, не дав Тому договорить, поднялся на ноги и одёрнул рубашку, что сейчас была навыпуск, расстегнутая на нижние пуговицы.

- Оскар, ты отказывай мне в разговоре, - Том добавил в голос твёрдости, проведя взглядом движения супруга.

- Я отказываю тебе в глупом, ведущем в никуда разговоре. Другую тему поддержу с радостью. Или без радости, но поддержу.

Том не стал настаивать, опустил глаза. Помолчал, думая, и обратился к Оскару по другому, как и было сказано, вопросу:

- Не надо так разделять меня и Джерри. Я понимаю твои чувства и мне приятно, что ты так хочешь, чтобы я был с тобой. Но не надо. В конечном итоге мы две части одного целого. Не смотри на нас как на двух разных людей, это вредно. Каким бы Джерри ни был, воспринимай его как что-то причастное ко мне.

- Я постараюсь, - кивнул Шулейман и сел обратно, заметил важно: – Видишь, я не затыкаю тебе рот, когда ты не несёшь ерунду.

Том улыбнулся губами, наклонил голову и через рубашку поцеловал его плечо, после чего положил на него голову.

Разговаривать сложно. Особенно когда тебя не хотят слушать.

Но счастье стоит того, чтобы что-то придумывать, идти на компромиссы и становиться лучше.

Он ведь счастлив?

Точно счастлив.

Том нашёл руку Оскара и обхватил пальцами.

Глава 19

Уходи по-английски, уходи как будто.

Это наше последнее доброе утро.

Уходи, даже если ты захочешь остаться,

Расставанье с тобою… Надоело бояться.

Григорий Лепс, Ани Лорак, Уходи по-английски©

Проснувшийся первым Оскар подлёг к Тому, что ещё досматривал мирный сон, и вероломно целовал в плечо, тёплое, нежное. Обнимал сзади, гладил живот, грудь, в которой понемногу ускоряло бег сердце. Не открывая глаз, Том отвернулся от поцелуя, пряча лицо в подушке, словно случайно подставив шею. Шулейман намёк понял и с удовольствием принялся обласкивать изящный изгиб, бросая взгляды на лицо Тома и видя, что он приязненно улыбается уголками губ. Какова лиса! Нет, хитрый котёнок, ленивый и любящий ласку. Шулейман и не против был, чтобы Том полежал тёплым бревнышком, тихим до поры до времени.

Обслюнявив пальцы, Оскар опустил их Тому между ягодиц, надавил на звёздочку сфинктера и, преодолевая мышечную преграду, постепенно ввёл внутрь.

- Как я соскучился по утреннему сексу… - хрипло со сна и от желания говорил он, прокручивая кисть, сгибая пальцы, и снова целовал плечо Тома, шею, обводил языком контуры ушной раковины. – Попробуй только сказать, что тебе нужно в ванную… Не пущу. Убирать всё равно не нам.

Вытащив из него пальцы, Шулейман дотянулся до флакончика смазки. Нанёс прозрачный гель на себя и на Тома сзади и спереди. Придуривающийся спящим Том повернул таз и согнул ногу, удобнее, соблазнительно подставляя зад. Оскар пристроился сзади, обхватил его рукой под грудью. Отвлекая приятнейшими влажными поцелуями под ухом, вошёл в него, плавно покачивался, разрабатывая под себя стянувшееся за ночь отверстие. Остановившись, Шулейман бросил взгляд вниз, на ноги Тома с забавно топырящимися пальцами. Ему даже не нужно было видеть или трогать член Тома, чтобы знать, что он возбуждён – достаточно посмотреть на кончики стоп, уникальной особенностью выдающие его удовольствие и желание.

До слуха донёсся тихий мычащий стон. Чувствуя, что член начал входить свободнее, Оскар ускорился. Обхватил бедро Тома своим бедром, начиная ударять сильно, глубоко, в то время как Том продолжал лежать с закрытыми глазами, изображая Спящую красавицу для взрослых.

Рукой Оскар помог Тому кончить, ощутив кожей горячие капли, и вслед за ним съехал в оргазм, наполнив спермой размякшее, содрогающееся нутро. Целовал, сбивчиво говоря всякие искренние глупости, как ему хорошо, как он соскучился и тому подобное.

- Это всё чудно. Но теперь убери от меня руки, Шулейман, - Джерри сбросил с себя руки дока и повернулся. – Не люблю обниматься после секса.

Оскар воззрился на него в недоумении:

- Что?

- Ты удивлён? – Джерри сел и вопросительно выгнул брови.

- Джерри? – проскрежетал Шулейман.

- Он самый. Не велика разница, не так ли? Не ожидал, что не заметишь её?

- Какого… Какого чёрта ты не сказал?!

Джерри красиво пожал плечами:

- А зачем? Мне ты отказываешь, пришлось немного схитрить. Спасибо, мне понравилось, - он очаровательно улыбнулся, добивая нервы Шулеймана, и выбрался из кровати.

- Ты меня обманул!

- Не обманул, а промолчал, - невозмутимо ответил Джерри, взял салфетку и начал вытирать сперму с живота и бёдер.

- Ты же…

У Оскара сводило челюсти и мысли в голове путались, коктейль из растерянности и злости накачивал давление. Он снова сделал это! Переспал с Джерри! Причём непреднамеренно! Пообещал Тому, что будет верен, и снова изменил с тем, с кем больше всего нельзя, потому что крыса обвела его вокруг пальца!

- Ты же говорил, что я тебе отвратителен? – выговорил Шулейман. – Зачем?

- Я по-прежнему не питаю к тебе большой симпатии. Но мне нужен секс, а ты подвернулся и любовник ты хороший,- ответил Джерри без капли смущения.

Он скомкал салфетку, надел трусы и проследовал к двери. Шулейман проводил его взглядом, контуженный вопиющим, идущим вразрез со всей его жизнью фактом, что его – его, блять! – цинично использовали для секса, как какого-то быка-осеменилителя. Всю жизнь он всех пользовал и подумать не мог, что когда-то случится иначе. Хоть это он проникал в Джерри, было чувство, что поимели его. От этого оглушения легко не оправиться. И за этим ватным чувством по-прежнему оставалось понимание, что опять изменил, предал данное слово и Тома. Неважно, специально или нет. Незнание, как известно, не освобождает от ответственности.

Оскар склонил голову и обтёр ладонью лицо. Что за гадтство такое?! Прекрасно начавшийся день полетел ко всем чертям. И всё из-за крысы! Всё! Всегда! Из-за крысы! Резко опустив руку, Шулейман откинул мешающееся одеяло, натянул трусы и быстрым шагом направился за коварной бессовестной гадиной, что уже плескалось в ванной, преисполненный желания и решимости восстановить справедливость и наказать.

«Не надо так разделять меня и Джерри. Воспринимай его как что-то причастное ко мне», - вспомнились вчерашние слова Тома, и Оскар, остановившись перед дверью ванной комнаты, притормозил с желанием помять крысе бока и подпортить лицо.

Не разделять. Том и Джерри – две части одного целого. Так оно и есть, только он об этом почему-то забыл. А чтобы не разделять, надо смотреть на всё проще, как когда-то, когда прекрасно понимал разницу между Томом и Джерри, но для него не имело значения, кто перед ним. В конце концов, тело одно и психика, из которой происходят оба, тоже одна. И начать не делать различий можно с секса, раз уж так получилось. В прошлом ему отлично удавалось получать удовольствие от ситуации.

Приняв решение пересмотреть своё отношение к уже произошедшему и к ситуации в целом, Оскар требовательно постучал и крикнул:

- Я ещё хочу!

- Рукой! – отозвался Джерри из-за шума воды.

- Открой!

- Нет. Дай мне спокойно помыться.

- Открой или я сломаю замок!

- А дальше что?

- Узнаешь.

Шум воды стих, щёлкнул замок и дверь открылась. Джерри в полотенце на бёдрах встал на пороге, скрестив руки на груди, и без большого интереса вопросительно кивнул:

- Слушаю.

- Пойдём обратно в спальню.

Джерри склонил голову к правому плечу, глядя на Шулеймана нечитаемым взглядом и не торопясь с ответом.

- В принципе, я не откажусь от второго захода, - наконец сказал Джерри и повернул голову прямо. – Но я сверху.

- Нет.

- До свидания.

Джерри хотел закрыть дверь, но Оскар её придержал и поставил ногу на порог. Шулейман попытался схватить Джерри, но тот убрал руку за спину и отступил назад.

- Я назвал своё условие, - сказал Джерри. – Устраивает – пойдём. Нет – уходи.

- Тебе понравилось, не набивай себе цену.

- Понравилось, - согласился Джерри. – Но я не Том, чтобы всегда играть в одни ворота.

- Одна неувязка – Том рассказывал, что тебе больше нравится в пассиве.

- Я универсал, - вновь невозмутимо подтвердил Джерри. – Но это не значит, что мне не хочется быть сверху. Хочу тебя трахнуть.

Он вновь сложил руки на груди и привалился плечом к дверному косяку, в ожидании смотря на Шулеймана. Последняя его фраза резанула, покоробила, так как Оскар категорически не привык слышать такого рода пошлости в отношении себя. Но он не позволил этому себя смутить. Забив на разговоры, Оскар всё-таки зацепил Джерри за локоть, вытащил в коридор и пихнул к стене.

- Ну и? – поинтересовался Джерри, спокойно, скучающе глядя на дока. – Изнасилуешь меня? Попробуй, - закончил он насмешливо.

- Не придётся пробовать. Нельзя изнасиловать того, кто согласен.

- У меня дежа-вю, - закатил глаза Джерри.

Забив на разговоры, Шулейман попытался его поцеловать, но Джерри отвернул лицо, и губы Оскара мазнули по щеке.

- Как проститутка не целуешься в губы? – осведомился Оскар, обдав жаром дыхания.

- Не целуюсь с теми, кто мне неприятен.

Шулейман взял его за подбородок, больно надавливая на щёки, принуждая разжать челюсти, и всё-таки впился в губы. Джерри попробовал укусить, но док не отпускал его лица, и он не смог сомкнуть зубы, мог только скалиться и шипеть в перерывах между отрывистыми по его вине, жёсткими, кусающими поцелуями. Джерри открыл рот одновременно с намерением вдохнуть и сказать что-нибудь желчное, но Шулейман заткнул его своим ртом, языком. Поддавшись обоюдному бешенству, блуждающей в крови колючей злости, Джерри начал целовать в ответ, ожесточённо, хищно задевая зубами. Оскар теперь держал его под челюстью, давил на горло.

- Готов отдаться? – жёстко усмехнулся Джерри, сверкая глазами.

- Пойдём.

Оскар за руку сдёрнул его с места и потащил назад по коридору. Джерри пошёл за ним, свободной рукой поправляя полотенце, но на подходе к спальне высвободил руку и зашёл в комнату первым.

- Ложись, - Джерри указал взглядом на кровать.

Шулейман решительно подступил к нему, но Джерри отошёл на два шага и затем сам перешёл в наступление:

- Ложись ты. Тебе понравится, - блеснул он клыками, коснувшись ладонями груди дока.

Без лишних слов Оскар сжал его неосторожно подставленные запястья и пихнул на кровать. Джерри повалился, сел, упираясь руками в упругую перину матраса, глядя на Шулеймана тёмным лукавым взглядом.

- Иди сюда, - Джерри отодвинулся ближе к изголовью и похлопал ладонью по постели.

Шулейман также забрался на кровать, подобрался к нему. Джерри ловко опрокинул его на спину, перекинул через него ногу, но не оседлал, а встал на колени над его бёдрами. Воздух беспрепятственно прогулялся по бёдрам, покрытым лишь полотенцем, будоражаще лизнул пах, открытую позой промежность.

- Если не хочешь давать, возьми, - говорил Джерри, склонившись над Шулейманом. – Отсоси мне.

Перебросив колено в обратном направлении, он перебрался выше, к голове дока, и сдёрнул с себя полотенце. У него стояло не в полную силу, но почти, озлобленные лобызания и предвкушение взятия верха над Шулейманом прилично завели.

Оскар отвёл взгляд от члена перед носом и посмотрел в лицо Джерри.

- Нет.

- Не спеши отказываться, - с улыбкой Джерри провёл пальцами по его щеке.

Шулейман дёрнул головой, уходя от касания, но не попытался оттолкнуть и сесть, хотя это было просто. Не прикасался к Джерри, только смотрел хмуро и думал, что гадина в край обнаглела.

- Ни за что.

- Услуга за услугу, - Джерри продолжал улыбаться змеем-искусителем и возобновил контакт руки с лицом дока. – Сделай мне приятно, и взамен я попрыгаю на тебе верхом, как ты любишь.

На секунду предложение соблазнило. Оскар ведь всегда хотел увидеть, как Джерри, эта заносчивая сука, скачет на его члене, но видел только Тома. Но он отогнал от себя похотливый морок. Не хватало ещё унизиться ради исполнения давней блажи. Во времена «отношений» с Джерри между ними существовало негласное правило – никакого орального секса. Каждый их половой акт был сражением, в котором кто-то кого-то заваливал и одерживал верх, даже когда стало понятно, что им обоим нравится, эта система сохранялась, а в бою нет места оральным ласкам. Шулейман не собирался нарушать правило и тем более быть первым.

- А ты мне отсосёшь? – спросил Оскар, зная, что скажет Джерри.

Но не угадал.

- Может быть, - уклончиво и многообещающе ответил Джерри. - Давай же, будь зайчиком, открой рот, - он провёл большим пальцем по нижней губе Шулеймана, оттягивая её, чуть приоткрывая его рот.

Шулейману претила мысль согласиться, корёжила до полнейшего внутреннего протеста и спазма челюстных мышц. Он мог бы сделать минет кому-то из своих давнишних партнёров, но не испытывал такого желание; без проблем брал в рот у Тома, даже на колени перед ним вставал, что, думал, никогда не сможет сделать, пока в один момент не понял, что с Томом для него и это возможно, и по своей инициативе не опустился перед ним на колени. Для него никогда не было проблемой сделать что-то немужественное, недостойное с точки зрения традиционных, зашоренных, изживающих себя в цивилизованном обществе взглядов. Но не с Джерри. С Джерри у них всегда была борьба «кто кого?». Над Джерри он хотел, стремился взять верх во всём. А тот, кто берёт в рот, даёт слабину и автоматически спускается на ступеньку ниже, в уязвимое положение. Он не хотел уступать Джерри, только не сейчас, когда он и так ему проигрывает.

Но раньше таких мыслей у него почему-то не возникало. Первый его с Джерри секс был для Оскара в пассивной роли и второй тоже. И это его ничуть не задевало и не заботило. Его самолюбие не могла подорвать такая мелочь, как смена ролей в постели, для этого он был слишком в себе уверен.

В голове Шулеймана эхом отозвались слова, сказанные Томом этим летом: «Наверное, дело в том, что тебе просто не нужно таким образом самоутверждаться».

Но это что получается… сейчас он в себе не уверен, раз обзавёлся внутренним барьером и не может его преодолеть; раз минет для него равен сдаче позиций? Это значит, что он слабый, слабее и закостенелее, чем в их с крысой прошлом противостоянии Найдя в себе противоречие, Оскар решил откатиться к прежней версии поведения и мышления, более устойчивой, для которой не существовало запретов не только внешних, но и внутренних.

Облизнув губы, Шулейман прикрыл глаза и открыл рот, тут же почувствовав на губах прикосновение гладкой горячей головки и терпкий вкус.

- Вот и умница, - довольно проговорил Джерри, не погружаясь глубоко, медленно водя головкой по языку, в то время как ниже губы дока обхватывали кольцом ствол.

За эту похвалу захотелось стиснуть зубы. Но Оскар принадлежал к тем мужчинам, которые из мужской солидарности в пах не бьют и другого вреда этой части тела не причиняют, разве что непреднамеренно мог что-то сделать. Бить в самое слабое и уязвимое место – удел женщин и слабаков, которые никак иначе побороться не могут, а он был сильным и в таких запрещённых приёмах не нуждался. И ударить в пах мог Джерри, который шкурку свою защищает любыми способами. И Том мог бы – не подумать, ударить, подумать, испугаться, снова ударить, потому что подумал не о том. В этом весь Том.

С собственных мыслей Оскар посмеялся, что приглушил член во рту, но не помешал. Джерри его неуместную реакцию благоразумно проигнорировал, чтобы не давать повода отвлечься и заговорить. Ему вообще нравилось, когда Шулейман молчал, а когда рот горе-дока был занят его членом, Джерри нравилось десятикратно. Он в принципе любил оральный секс – принимать, а минет от Шулеймана был особенно приятен. В первую очередь не телу даже, а самолюбию приятен. Аж торопиться не хотелось, так приятно. Джерри и не торопился, то плавно качал бёдрами, двигаясь между сжатых губ, скользя по языку, то позволял доку действовать самостоятельно. Направлял, подталкивал, кладя руку на затылок.

Перед разрядкой Джерри не подумал отстраниться и с удовольствием излился Шулейману в рот. Пережив последнюю оргазмическую судорогу, выгибающую вперёд, он сел Шулейману на грудь и блаженно улыбнулся. Выдохнул и сдул со лба прядки волос, ощущая полную разнежившую расслабленность. Сейчас бы ещё покурить. Но все его сигареты лежали в других комнатах.

- Спасибо, - поблагодарил Джерри и переместился на кровать.

Сложно придумать что-то более унижающее и портящее впечатления от секса, чем слова благодарности после. Во второй раз уже.

Не ответив, Оскар также поднялся, садясь, и сказал:

- Твоя очередь.

- Я передумал.

- Что значит передумал? – напрягся Шулейман, чьё насильно притянутое к пофигизму настроение стремительно ползло вниз.

- У нижнего приоритет в праве отказаться, - нарочито певуче ответил Джерри, кокетливо дёрнув плечом.

На сжатых челюстях Шулеймана двинулись желваки, а взгляд налился прожигающей темнотой. Это что получается – Джерри не только развёл его на минет, но и обвёл вокруг пальца? Хрен тебе, допрыгалась, крыса. Резким, сильным движением Оскар схватил торжествующего Джерри за плечо и нагнул, ткнув лицом в простыню. Прижал, немилосердно давя на затылок.

- Ты мне череп проломишь! – зло выкрикнул Джерри.

- Не дёргайся, хуже будет, - безжалостно сказал Шулейман и высвободил член из трусов.

Знал, что без проблем въедет в сопротивляющееся тело, поскольку меньше часа назад хорошенько оттрахал его, и Джерри едва ли успел вычистить смазку. Не мирясь с перспективой секса с сомнительного согласия, Джерри извернулся и локтем ударил Шулеймана в челюсть. Оскар отпустил его, но недолго был дезориентирован и в ответ наотмашь ударил поднявшегося Джерри кулаком по лицу. Джерри кувырком свалился с кровати.

В короткой паузе они схлестнулись взглядами, когда Джерри сел на полу, готовые кинуться в атаку и рвать противника в клочья, бить по всем местам, ломать кости. Оба с разбитыми в кровь губами, но Джерри досталось больше, ему ещё и нос задело, из которого двумя тонкими струйками тянулось алое, и щёку тоже, что неприятно немела.

Но сигналом «Брейк!» прозвучал дверной звонок, не позволив им сцепиться немедленно и, вероятно, с плачевными последствиями для здоровья, разрушив момент. Шулейман обернулся к двери, и, полоснув по Джерри жёстким взглядом, пригвоздив к месту, выглянул в коридор и крикнул:

- Жазель, открой!

Он никого не ждал. Но случайный человек к его порогу прийти не мог, а значит, открыть придётся. Оскар закрыл дверь и повернулся к Джерри, который по-прежнему сидел на полу и смотрел на него таким же напряжённым, жёстким, тёмным взглядом, пристально выискивающим признаки атаки. Никто из них не утирал кровь, и красные капли стекали по подбородку на грудь, срывались на пол.

Домработница постучала в дверь спальни и боязливо сообщила:

- Ваш отец пришёл.

- Впусти его, - через дверь распорядился Шулейман, хотя визит папы сейчас был совсем не к месту. – Я скоро выйду.

Жазель не сказала, что уже впустила гостя – разве она могла оставить под дверью Пальтиэля Шулеймана? – и поспешила убежать. Оскар бросил на Джерри, замершего в напряжённой готовности драться, защищаться или убегать, ещё один взгляд, поправил трусы и вышел из комнаты. Увидев окровавленное лицо сына, расположившийся в кресле в гостиной Пальтиэль забыл, что хотел сказать, и непонимающе и напряжённо произнёс:

- Оскар, что произошло?

- Чуть-чуть подрались, - отмахнулся Оскар, не пытаясь изобразить хорошее настроение.

- Подрались?

- Да. Ты не смотри, что Том мелкий и хилый, он как грёбанный чихуахуа – не знает страха и не видит краёв.

- Точно подрались? – недоверчиво уточнил Шулейман-старший.

- На что ещё это похоже? Я на ровном месте не спотыкаюсь, в стены не врезаюсь.

- Я не это имел в виду, - произнёс Пальтиэль, подозревающий беду.

- А что?

Отец обвёл Оскара взглядом и вместо ответа спросил:

- Где Том?

Тут Оскар понял, что имел в виду папа.

- Да что вы все меня за садиста держите?! – всплеснул он руками. – Я что, на домашнего тирана похож? Я в жизни никого не бил! За что такие обвинения?

- О том, как ты «ни в жизни», я в курсе, - прямо смотря на сына, сказал Пальтиэль, намекая на то, что как минимум в детстве Оскар никогда не чурался пускать в ход кулаки и не дрался, а бил. – Я ни за кого тебя не держу, но я хорошо знаю твой взрывной характер. И перевес в силе и массе явно на твоей стороне.

- Зачем ты приехал? – Оскар сложил руки на груди и поджал губы.

- Не переводи тему. Если всё так, как ты говоришь, позови Тома и докажи, что мне не о чем беспокоиться.

- Почему я должен что-то доказывать?

- Мне самому пойти к Тому? – в ответ спросил Пальтиэль, не намеренный отступать.

Красноречиво вздохнув, Оскар крикнул:

- Том, иди сюда! Мы в гостиной!

Джерри зашёл в комнату через несколько минут, полностью одетый и с ворохом салфеток, которыми зажимал нижнюю часть лица. Улыбнулся, обратился к гостю из-за салфеток:

- Добрый день, Пальтиэль. Рад вас видеть.

- Здравствуй, Том, - также поприветствовал его Шулейман-старший. – У вас всё в порядке? – он взглянул на сына, чтобы он никаких знаков не подавал, и снова посмотрел на Джерри.

Джерри бросил взгляд на Шулеймана и ответил, умело изображая Томину непосредственность:

- Всё в порядке. Мы немного подрались, но это моя вина. По мне не скажешь, но я люблю драться. Я занимаюсь боевым искусством с персональным тренером и попросил Оскара побороться со мной, но мы немного не рассчитали. Извините, если наш вид заставил вас беспокоиться.

- Вот видишь, - сразу за ним вступил Оскар. – Мы всё-таки мужчины и можем побороться. И мы были в спальне, когда ты застал нас врасплох звонком в дверь, а там у нас и не такое бывает.

Пальтиэль вновь посмотрел на сына. Ни в речи Тома, ни в том, как они держались, он не заметил ничего подозрительного и указывающего на ложь и кивнул:

- Я рад, что у вас всё в порядке.

Оскар не стал требовать от папы извинений и спросил:

- Так зачем ты приехал?

- Потому что мы в последний раз виделись на вашей свадьбе и тогда же разговаривали, - ответил Шулейман-старший, не без укоризны глядя на сына. – Я хотел тебя, вас обоих увидеть и посчитал, что могу приехать без предупреждения.

- В следующий раз сначала позвони. Не люблю незваных гостей, ничего личного.

- Ты бы тоже звонил хоть иногда. Мне, вероятно, немного осталось.

- Не надо этих гнилых манипуляций, - отмахнулся Оскар. – С современным уровнем медицины и нашим состоянием ты без проблем доживёшь до ста.

Пальтиэль только покачал головой. Обеспокоившись от реакции отца, Оскар нахмурился и серьёзно спросил:

- Что-то случилось?

Он не собирался обсуждать папины проблемы со здоровьем и возможную скорую кончину, если они усугубились, при Джерри, но должен был узнать правду о текущей ситуации. А подробности они потом наедине обсудят, если всё на самом деле стало хуже.

- Нет, не случилось, - ответил папа. – Но и в лучшую сторону не изменилось.

Оскар кивнул. Пальтиэль выдержал короткую паузу и сказал:

- Оскар, может быть, ты наденешь штаны?

- Это моя квартира, имею право ходить без штанов, - встал в позу Оскар, вновь сложив руки на груди. – И я ещё не дошёл до душа. Когда дойду, тогда и оденусь полностью.

- Вы только проснулись? – удивился Шулейман-старший и взглянул на часы. – Час не ранний…

- Мы проснулись, занялись сексом, пошли в ванную, вернулись в спальню, начали второй заход и тут пришёл ты, - перечислил Оскар.

Пальтиэль качнул головой:

- Мне не обязательно знать подробности.

- Ты же хочешь знать обо всём, что происходит в нашей жизни, - вредно ответил ему Оскар и сказал: - С твоего позволения я всё-таки пойду помоюсь. Том, ты со мной, - он взял Джерри за запястье и вытащил из комнаты, не дожидаясь его согласия.

- Хочешь принять душ вместе? – поинтересовался Джерри, когда они отошли от гостиной.

- Нет. Но я не оставлю тебя наедине со своим папой.

- Неужто ты боишься, что я что-то сделаю? – усмехнулся Джерри.

- Кто тебя знает, - хмыкнул в ответ Шулейман. – Мой папа как раз старший мужчина, вдруг захочешь повторить былые подвиги? И я не хочу, чтобы ты разговаривал с ним без меня. Не надо мне этого счастья – гадать потом, что ты ему в уши влил.

- Ууу. Да ты меня боишься. Как приятно, - Джерри сверкнул зубами.

- Вот уйдёт папа, и будет тебе приятно. Мы с тобой ещё не закончили.

- Не надо угрожать пенетрацией. Я тоже мужчина, и у меня в штанах тоже есть это оружие.

- Заходи вместе со своими штанами, - Оскар открыл дверь и втолкнул Джерри в ванную комнату.

- Не хочешь смыть кровь? – поинтересовался тот.

- Обязательно. – Шулейман подошёл к раковине и бросил Джерри: - А ты пока прими душ. Я так понимаю, зубы ты уже почистил.

Через пятнадцать минут они вернулись в гостиную. Джерри по-прежнему держал у лица салфетки, уже новые, поскольку кровь несильно, но продолжала сочиться и из носа, и из разбитых губ, а щека просила о чём-нибудь холодном.

- Мы ещё не завтракали. Вы поедите с нами? – умилительным голосом обратился Джерри к гостю.

- Я уже ел, но выпью кофе, - кивнул Пальтиэль, приняв предложение посидеть с ними.

- Разве тебе можно кофе? – поинтересовался Оскар.

- Чашку в день можно.

- И ты её ещё не выпил?

- Нет. После завтрака я пил чай.

- В котором тоже предостаточно кофеина, - добавил Оскар к словам отца.

Выражением лица Пальтиэль уподобился ребёнку, которому не дали конфету. Он хотел по вечерам позволять себе бокал-другой любимого коньяка да под сигареты или сигару и пить из маленьких чашечек крепкий чёрный кофе, в паре с которым в молодости выстраивал свою империю. Но подорванное здоровье всё запрещало, а что не запрещало, на то накладывало ограничения. И вёл он щадящий образ жизни, в одиночестве сидя в своём дворце, питался скучной пресной пищей, которую, опостылевшую, даже повар с тремя звёздами Мишлен не мог сделать яркой. Не жизнь, а сплошное уныние и никаких радостей.

- Я сделаю слабенький кофе, какой для себя варю, - с улыбкой в голосе предложил решение Джерри. – Там молока больше, чем кофеина.

На кухне он позвонил Жазель и попросил приготовить завтрак.

- А почему сам не приготовишь? – поинтересовался Оскар, непонятно зачем, из вредности, коля в то, что Том так не делает. – Ты же любишь?

- У меня кровь не останавливается, а одной рукой сложно, - не растерялся с ответом Джерри, вложив в голос дрогнувшую извиняющуюся улыбку, что автоматически выставило Шулеймана чёрствой невнимательной сволочью.

- Может быть, тебе надо в больницу? – обеспокоенно обратился к нему Пальтиэль. – Такие кровотечения тоже могут быть опасны.

- Не нужно. Я же не гемофилик, а просто кровь у меня сворачивается медленнее, чем должно быть в норме.

Запустив кофе-машину, Джерри поставил на тумбочку три чашки и внимательно спросил у гостя:

- Вам кофе с обычным молоком или растительным?

- Лучше с растительным.

- Кокос или кедр?

- Кедр.

- С каких пор у нас есть растительное молоко? – спросил Оскар.

- Я недавно попробовал его в чистом виде и решил покупать. Оно вкусненькое.

Оскара аж внутренне передёрнуло от того, как Джерри подражал Тому, коверкал речь. Это «вкусненькое» - как бритвой по нервам.

Пальтиэль помнил, что Том, когда они с Оскаром гостили в их семейном доме, пытался хозяйничать на кухне, чем едва не довёл до сердечного приступа повара, ревностно относящегося к своей обители. Но его удивляло то, что Том делает это на постоянной основе дома. Ему как человеку, который в жизни не стоял у плиты, это казалось странным, тем более что у них была домработница. И вводила в недоумение невнимательность Оскара, с тем же молоком.

- Том, ты всегда сам готовишь?

- В основном, - ответил Джерри, обернувшись к старшему Шулейману. – Мне жаль Жазель, на ней и так все домашние дела, и мне действительно нравится этим заниматься.

Забыв, что папа может увидеть, Оскар закатил глаза. Нравится ему. Ага, конечно. Крыса ни в жизни палец о палец не ударит без надобности и к плите встаёт только тогда, когда его не устраивает приготовленный Жазель завтрак – у него же маникюр, или чем там оправдывают неспособность готовить? Но Тома Джерри показывал феноменально. И Том в его исполнении получался бесячий. Именно потому, что – на самом деле это не Том.

Жазель скоренько стряпала, Пальтиэль с Джерри разговаривали, находя всё новые темы, а Оскар сидел за столом со скрещенными на груди руками и хмуро наблюдал за ними. Гадина так и светилась, улыбалась, смеялась, источала тоны милоты и обаяния. У Оскара зубы сводило от его слащавости. Сейчас, глядя на их общение, Оскар впервые представил, как пятнадцатилетний Джерри прикидывался таким же милым мальчиком-зайчиком и забалтывал взрослых, чтобы получить от них то, что ему было нужно. Спустя одиннадцать лет ничего не изменилось – старший мужчина и милый-милый парень, которому невозможно не верить и которого невозможно не любить. Интересно, есть на свете человек, которого Джерри не может обаять? Похоже, он был единственным таким, кто мог устоять перед чарами крысы. Хоть в президенты его баллотируй, таким продуманным харизматичным ораторам в политику дорога. Но Оскар не хотел такого зла для Франции. Может быть, книгу написать? «Альтер у власти», прекрасная антиутопия получится.

Оскар ухмыльнулся собственным мыслям, в которых представлял путь Джерри от кресла президента одной страны к лидеру мира, который ввергнет в несчастье. Наверняка он будет вырезать олигархию из личной неприязни к одному конкретному её представителю – и во избежание конкуренции в возможностях. Определённо, надо писать книгу. Как ещё справляться и не двинуться умом в ситуации, когда живёшь то с любимым человеком, то с его в крайней степени неординарной альтер-личностью? И почему-то в воображении Оскар снова видел Джерри белокурым, но не обратил на это внимания, захваченный фантазированием сюжета о трагической перестройке мирового устройства.

Пальтиэль поверил, что у парней всё в порядке. Но чем больше времени он проводил с Оскаром и Томом, тем меньше казалось, что в их отношениях нет проблем. Его озадачивало и настораживало то, что они не подходили друг к другу, хотя раньше Оскар всегда лез к Тому, никого и ничего не стесняясь, и Том к нему тянулся, в рот заглядывал. Не нравилось то, каким тоном Оскар с Томом разговаривал и как смотрел – говорил грубо, а смотрел так, словно контролировал, чтобы Том не сболтнул лишнего. И Пальтиэль заметил, что на Томе – нет обручального кольца. Ещё и побои эти на лицах…

Точно ли они подрались не всерьёз и по обоюдному согласию? Или Оскару уже надоела семейная жизнь, и он начал вымещать раздражение на муже, а Том только защищаться пытался? То, что Том покрывает его и молчит, не удивительно, а вполне закономерно… Или Том по какой-то причине захотел уйти, что объясняет отсутствие обручального кольца на пальце, а Оскар его не отпускает и силой заставляет передумать? Вдобавок Оскар снова стал несносным и раздражительным, что тоже не указывало на то, что в их молодой семье всё благополучно. Их взаимодействие походило на натянутую игру, сквозь которую всё равно просачивались истинные эмоции. Причём только со стороны Оскара, Том вёл себя как обычно, кроме того, что к мужу без необходимости не приближался.

Все эти подозрения тяжестью ложились на сердце.

Уличив момент, Пальтиэль попросил Джерри о разговоре тет-а-тет.

- Том, у вас с Оскаром точно всё в порядке? – доверительно наклонившись к парню, серьёзно спросил Шулейман-старший.

- Да, всё в порядке. Почему вы спрашиваете?

- Потому что похоже, что у вас проблемы. Вероятно, большие. Не подумай, что я лезу не в своё дело. Это моё дело. Оскар мой сын и ты тоже часть моей семьи. Я беспокоюсь о тебе.

- Беспокоитесь обо мне? – Джерри изумлённо захлопал ресницами.

- Да. В вашем союзе ты – незащищённая сторона. Поэтому я спрашиваю. Том, скажи честно, Оскар бьёт тебя? Как-то по-другому угнетает? Ты хочешь от него уйти?

Джерри открыл рот, закрыл и мотнул головой.

- Нет, вы что. У нас сейчас на самом деле не всё гладко, кризис первого года, как-то так, наверное… Но Оскар меня не обижает, правда. Он меня никогда не бил, только пощёчину мог дать, но в тех ситуациях, когда он так делал, это был правильный ход, и я полностью его одобряю.

- У тебя на руке синяки, - Пальтиэль указал взглядом и посмотрел парню в глаза. – Откуда?

Джерри сам не помнил, откуда у него взялись синяки – конкретно эти.

- Мне неловко рассказывать, как они появились, - ответил он со смущённой улыбкой, потупив взгляд и прикрыв ладонью травмированный участок.

Отсылка к сексу сработала, дальше Шулейман-старший не стал допытываться, при каких обстоятельствах появились кровоподтёки. Но не успокоился.

- Почему ты не носишь обручальное кольцо? – задал Пальтиэль новый провокационный вопрос, на который Джерри также сходу дал невинный убедительный ответ.

- Чаще всего я не ношу кольца дома, поскольку царапаюсь ими, и они цепляются за всё, там же такие камни.

Ответ Пальтиэля удовлетворил, но тяжкие подозрения его не отпускали.

- Том, ты не лжёшь мне?

- Не лгу. Клянусь, - Джерри сложил руки в молитвенном жесте, рассчитывая, что это подсознательно подействует на верующего мужчину и убедит в честности собеседника.

- Хорошо, я верю тебе, - кивнул Шулейман-старший и попросил: - Пожалуйста, не говори Оскару о нашем разговоре.

- Конечно, - также кивнул Джерри. – Говорят, что правда всегда лучше, но я бы не хотел узнать, что мой отец во мне сомневается. И я прошу вас, - он проникновенно посмотрел на мужчину, - не подозревайте Оскара в дурном. Он хороший человек, намного лучше тех, кто производит впечатление хороших.

Пальтиэль покинул квартиру сына ближе ко времени ужина. Когда за гостем закрылась дверь, Джерри снял милую маску Тома, и они с Оскаром снова встретились за столом.

- Почему бы нам не приглашать твоего отца в гости чаще? Он мне весьма симпатичен.

- Руки прочь от моего папы, - одёрнул змеюку Оскар.

- Ревнуешь? – Джерри растянул губы в улыбке, склонил голову чуть набок. – Или снова боишься? Оба эти чувства на твоём лице очаровательны. – Лицо Шулеймана приобретало недовольно-хмурое выражение. – Связаться с твоим отцом неплохой вариант. Очаровать одного Шулеймана – это высший пилотаж, обоих – это настоящий роял-флеш.

- Ты меня не очаровал, - чётко напомнил Шулейман.

- Ещё не ночь.

- И почему ты не показал при папе своё истинное лицо? – язвительно спросил Оскар. – Так бы он думал, что я женился на копии своей мамы, и не задавал лишних вопросов.

- Ты тоже считаешь, что я похож на твою маму и это что-то означает? – неожиданно не в шутку поинтересовался в ответ Джерри.

Оскар нахмурился, не поняв, о чём он. Мама у него продуманная бессердечная стерва, Джерри тоже стерва с теми же характеристиками, вот и всё, что это может значить?

- Нам нужно решить вопрос с сексом, - буднично произнёс Джерри через некоторое время.

- Начало интригующее. Но мне надо больше подробностей.

- Пожалуйста. Мне нужен секс, и я предлагаю тебе выбрать, с кем я буду его получать: с тобой или с кем-то другим?

- Ого, ты предоставляешь мне право выбора? – с язвительным подтекстом проговорил Шулейман.

- Да. Мне без разницы, с кем спать. В обоих случаях Том будет недоволен: или ты будешь ему изменять со мной, что он запретил, или я буду его телом изменять тебе, что Тома тоже расстраивает. Потому выбирать тебе.

- Дрочить не пробовал?

- Надоело, - коротко и в высшей степени ёмко и откровенно ответил Джерри.

- А ты руку поменяй и вперёд.

- Раньше я по очевидным причинам избегал любых личных отношений, потому справлялся сам. Но ситуация изменилась, и я больше не хочу ограничивать себя в чём-либо. Не вижу смысла это делать. Секс это немаловажная часть жизни, доставляющая удовольствие, и я больше не намерен себе в нём отказывать. – Джерри выдержал паузу и добавил: - Так что? – он внимательно посмотрел на Шулеймана. – На неделю мне хватит, либидо у меня довольно низкое, но потом надо будет что-то решать.

- У тебя низкое либидо? – скептически переспросил Оскар. – От кого тогда у Тома такая страсть до секса?

- Это исключительно Томино качество. Ещё до подвала он интересовался девочками, не представлял, что с ними делать, но интерес проявлял. А я в пятнадцать, ближе к шестнадцати, не испытывал никакого интереса к противоположному или своему полу и приобрёл сексуальный опыт только потому, что мне предложили, - объяснил Джерри на примере.

- Неожиданно, - сказал Шулейман уже без издёвки. – Я был уверен, что сексуальность в Томе от тебя. – Он помолчал и добавил с раздражённой досадой: - Иногда мне кажется, что я совсем не знаю Тома.

- Так и есть, - также без желания ударить, по крайней мере, явного ответил Джерри. – Ты считаешь, что тот Том, каким он был до объединения, настоящий, чистый, а всё, что проявилось в нём после, досталось ему от меня. Но это не так. Тот Том – это ребёнок, которым его насильно заставили быть и которым он оставался слишком долго. По сути, ты полюбил такую же альтер-личность, как я, половинку от целого, обладающую только теми качествами, которые позволялись Тому

- Это что, хитрый вброс, чтобы заставить меня усомниться в истинности Тома? – сощурился Оскар.

- Нет. Это всего лишь правда с надеждой, что ты её наконец-то поймёшь. Я не утверждаю, что Том альтер-личность, это было бы неправильно, но без того, что я ему вернул, он неполноценная личность.

- Я понимаю, - не без уязвления сказал Шулейман, которому уже надоело, что Джерри держит его за идиота, а сам весь из себя такой умный, всё знает. – Пусть Том с примесью тебя вредный, но я понимаю, что это здоровый вариант его личности, и меня он устраивает.

«Жаль, что на практике ты этим пониманием пользуешься всё меньше», - подумал Джерри, но не сказал вслух и вернулся к предыдущей, заботящей его теме:

- Ты дашь мне ответ насчёт секса?

- Ответ – нет.

- Почему так? – Джерри с хитрецой в глазах приподнял уголки губ. – Мне показалось, что утром ты воспылал ко мне если не любовью, то желанием.

- Я попробовал и мне не понравилось.

- В будущем будет по-другому. Может быть.

- Вот это «может быть» мне и не понравилось.

- В принципе, я согласен на шестьдесят на сорок или даже семьдесят на тридцать. Большую часть в активе будешь ты.

- Чего ж тебе так неймётся затащить меня в постель? Подозрительно смотрится.

- В данном случае у меня нет никакого хитрого плана, только прагматичный подход к вопросу, - деловым тоном отвечал Джерри. – Для меня предпочтительнее удовлетворять свою потребность с тобой, ты хороший любовник, особенно когда стараешься как с Томом, - он позволил себе ухмылку, - и ты всегда под боком, ты проверенный. А с новыми людьми всегда присутствует определённая доля риска и поиск сексуального партнёра без обязательств это трата времени и сил. Подумай ещё раз над моим предложением, оно выгодно нам обоим.

- То ли я старею, то ли твоему уровню цинизма позавидует сам сатана.

- Ты стареешь. А цинизм у меня здоровый. Брось, Шулейман, это всего лишь секс.

- И всё-таки я откажусь.

- В таком случае мне придётся поискать удовольствие на стороне.

- Нет, - отрезал Шулейман.

Джерри покачал головой и посмотрел на дока:

- Шулейман, ты кое-что забываешь – я не спрашиваю, а ставлю тебе перед фактом. И ты должен быть за это благодарен, поскольку я мог бы просто пойти и сделать, и ты бы об этом узнал в лучшем случае постфактум.

- Ты и так пошёл и сделал, - с укором заметил Оскар. – Том рассказал, что ты изменил.

- Да, я в курсе, что Том наябедничал, - кивнул Джерри, - и что он запретил тебе впредь что-то пихать мне в задницу.

- Как же мы можем заниматься сексом, если мне ничего нельзя в тебя засовывать? – придрался к словам Шулейман.

- Про член Том говорил отдельно. Это другая тема.

- А с растяжкой что делать? Без неё обходиться? Это же тоже пальцы в задницу. Или сам будешь готовиться?

- Сам. Собственным рукам я больше доверяю, и самостоятельная подготовка исключит лишнее промедление перед половым актом.

- Допустим, я соглашусь, - сказал Оскар и скрестил руки на груди, на самом деле не имея ни малейшего желания соглашаться на договорную связь, но интересно было послушать ответы Джерри, раз у них тут такой занимательный откровенный разговор. Надо же как-то коротать время. – Но мне секс нужен гораздо чаще, чем раз в неделю. Что с этим будем делать?

- Я могу и каждый день, - пожал плечами Джерри. – Но в таком случае будет пятьдесят на пятьдесят: день ты в активе, день я. На растерзание каждодневным анальным сексом я своё тело не отдам.

- Ничего у нас с тобой не получится, - покачал головой Шулейман с лёгким изгибом улыбки на губах.

Удивительно, но впервые за три с небольшим месяца он чувствовал себя рядом с Джерри нормально, даже приятно было разговаривать, по крайней мере, не испытывал чувства, что сейчас пар из ушей повалит, и желания гадину удавить.

- В прошлом я тоже так думал, но у нас получилось довольно приятное сотрудничество, - отвечал Джерри, - не считая того, что ты выносил мне мозг и вынес. Спасибо, что не буквально.

- Пожалуйста. Знал бы, что ты вернёшься, потрудился бы тебя добить.

- Мы с Томом оба неубиваемые. – Джерри поднялся из-за стола и забрал свою пустую тарелку, поставил её на тумбочку около раковины. Обернулся к Шулейману. – Ты подумай над моим предложением, не торопись. Через неделю я спрошу ещё раз.

- Занимательно чувствовать себя человеком, которого дьявол уговаривает продать его невинную душу.

- Мне льстит, что ты дважды сравнил меня с дьяволом, - с ухмылкой Джерри полностью повернулся и прислонился к тумбочке, красиво сложив руки под грудью, взяв себя пальцами за локти.

- Скромность явно не твой конёк.

- Оставлю ложную скромность для посторонних.

- Нарвёшься на серебряный кол, тёмный.

- Серебряная пуля, а кол осиновый, - с удовольствием поправил Джерри.

- Знаю. Но я не поскуплюсь на серебряный кол, - Оскар ухмыльнулся уголком губ, также получая удовольствие от их пикировок, - и загонять его буду неординарным путём.

Джерри медленно подошёл и облокотился на стол, оказавшись близко от лица дока.

- Это то, о чём я думаю? – спросил он, порнографично понизив голос и заглядывая Шулейману в глаза.

- О да, тебе понравится. Кровь, порванные кишки и, наконец, пронзённое сердце.

- У меня – нет сердца, - произнёс Джерри тем же вызывающим мурашки тоном.

- Твоё сердце странный предмет: то оно есть, а то его нет…

Джерри усмехнулся, оценив то, что Шулейман не куксится и подыгрывает, и выпрямился. Заварив себе чай, он вернулся за стол.

- Оскар, позавчера ты говорил Тому о лечении в клинике. Надеюсь, ты несерьёзно?

О своей идее отправить Тома-Джерри в клинику Шулейман забыл, но не поблагодарил Джерри за напоминание.

- Серьёзно, - ответил он без шуток. – Завтра отвезу тебя в клинику. Пусть лечат тебя хоть электрошоком, хоть лоботомией, я дам добро на любые методы. И не пытайся отговорить меня или сбежать.

- Я не собираюсь сбегать и отговаривать тебя тоже не буду, - сохраняя завидное неподдельное спокойствие в этот острый момент, Джерри сложил руки на столе. – Но я рассчитываю на твоё благоразумие. Прежде чем принимать решение, ответь на вопрос – чем для меня и Тома обернулось пребывание в центре и в предшествующих ему медицинских учреждениях?

- Тем, что тебя выключили, а Тома разбудили.

- Верно, - кивнул Джерри. – А что было бы, если бы этого не произошло?

Оскар нахмурился. Чувствовал, что знает ответ – Джерри справился бы со своей миссией раньше, и жизнь Тома сложилась бы совершенно иначе. Но всё равно спросил:

- Что?

- Я бы справился со своей задачей и привёл нас к объединению раньше, - озвучил Джерри его предположение. – Звучит неубедительно, но я бы смог. Я бы не потерял три года, а Том не пережил всё то, что ему довелось пережить по вине докторов, заставивших его вспомнить и выбросивших в жизнь. Он бы спал в сладком неведении, а вернулся выздоровевшим, пережившим травму.

- Так бы Том не познакомился со мной.

- Ты уверен, что это не благо? – выгнул бровь Джерри, но сразу продолжил: - Неважно. В свете того, что я изложил, что уже было и не изменилось, медицинское лечение – это потерянное время, поскольку вылечить нас извне невозможно.

- Ты пытаешься заставить меня усомниться в целесообразности лечения, - не поведясь на складные речи, ткнул его Оскар. – Впрочем, я не удивлён.

Но Джерри не хитрил. Сейчас на его стороне была правда, что позволяло ему находиться в равновесном состоянии дзен.

- Вовсе нет, - спокойно парировал Джерри. – Я не испытываю радости от перспективы отправиться в клинику, но и из кожи вон не полезу, чтобы этого избежать. По большей части мне всё равно, даже плюс для меня есть – я задержусь и буду периодически возвращаться, навскидку, в ближайшие лет десять. Решать тебе – если ты готов потерять годы, я приму твоё решение и сам соберу вещи.

Не особо подавая о том вида, Шулейман задумался, заключив чашку с кофе в свободное кольцо ладоней. Верить Джерри – гиблое дело, хитрее его Оскар не встречал, а он крутился в кругах, где все обязаны быть умными и продуманными, других там попросту нет, не попадают. Но… Разве он сам не знает, что всё было так, как сказал Джерри, не был свидетелем их с Томом поразительной истории? Знает. Был. Джерри, а потом Томом не один год занимались высококвалифицированные специалисты с применением тяжёлой медикаментозной терапии, психотерапии и аппаратного воздействия. Но чего лечением добились? Разбудили Тома, вскрыли его травму и… всё. Можно было подумать, что в том, что лечение не привело ни к какому успеху, виноват лечащий доктор, в угоду себе ускоренно приведший пациента к выписке, но Оскар не видел в этом своей вины. Поскольку и до него Тома лечили, и становилось только хуже, а он его оставил в покое, в плане традиционного лечения оставил в покое, и состояние Тома изменилось в лучшую сторону. А через «каких-то» шесть лет Том сам выздоровел, его психика посредством Джерри самоисцелилась. Но уместно ли ставить «каких-то» в кавычки? Шесть лет – это малый срок в сравнении с целой жизнью, которую нередко длятся психические расстройства после манифеста. При условии, что Том выздоровел, а не находился три с половиной года в состоянии ремиссии. Но в версию продолжительной ремиссии Оскар не верил, слишком много имелось доказательств объединения, доказательств, которые никак иначе не объяснить. Начиная с затяжного обморока, в который Том провалился, лишив жизни последнего насильника.

Джерри бы точно справился быстрее и с меньшими потерями, не случись продолжительного и бесполезного лечения, спутавшего все его карты. Быть может, это и есть ответ на вопрос, как лечить диссоциативное расстройство идентичности, что традиционными методами не лечится наверняка? Больной излечивается сам. Психика всегда стремится к равновесию и здоровью, почему это не означает, что она излечится сама, если не мешать? Диссоциативное расстройство личности само по себе – способ психики спастись, пережить непреодолимую травму. Болезнь – есть здоровье. При данном расстройстве альтер-личность как-то связана с травмой, и это не совпадение. Оскар не со многими случаями дисс. расстройства был знаком теоретически, но связь должна быть. Потому что в этом есть логика. И пусть считается, что в психических расстройствах и болезнях логики нет и быть не может, и так оно и выглядит, но во всём всегда есть система. Это закон вселенной.

Не факт, что он не познакомился бы с Томом, не случись лечение. Оскар мог наехать на приехавшего в Ниццу Джерри и… познакомился бы с ним первым. Нет, не так. Он бы наехал на Джерри, тот отлетел от удара машины, и от этой встряски случилось бы переключение, и включился Том. Или Джерри мог подумать: «Оскар Шулейман будет мне полезен» и целенаправленно приехать в Ниццу для знакомства и последующего охмурения, чтобы получить доступ к его обширнейшим возможностям. И… он снова познакомился бы с Джерри первым, чего Оскар категорически не хотел. Не хотел, потому что в таком случае Джерри был бы первым, а Том, которого узнал бы позже, навсегда вторым, вторичным. Шулейману было интересно, что было бы, если бы Джерри дождался его в качестве врача. Но он не хотел знать, не хотел думать, что было бы, если бы он случайно познакомился с Джерри до знакомства с Томом, потому что всё могло сложиться совершенно иначе.

Джерри поставил на стол чашку, из которой небольшими беззвучными глотками попивал чай.

- Мне собирать вещи? – спросил спокойно и смирно, показывая, что время на размышления вышло.

Вот он, момент выбора. Ответишь «Да» - и снимешь с себя ответственность, тебе надо будет только платить за то, что делают другие. Скажешь «Нет» - и всё останется по-прежнему, ты останешься наедине с тем, за что взялся более восьми лет тому назад. Непростой выбор, велик соблазн скинуть с себя нагрузку, что в теперешнем времени всё чаще оказывается непосильной. Но не трусость ли это? Сбагрить Тома в клинику, дав себе покой и иллюзию того, что помогаешь, но заведомо зная, что это не поможет? Так с Томом хотели поступить родители; так с ним поступали врачи, видимо, руководствуясь логикой, что раз не лечится его изъян, пусть он живёт в больнице. Избавиться от больного человека проще, чем понять.

Да или нет?

Нет. Он так не поступит. Не потому, что будет стыдно перед Томом за свою слабость, а потому, что тоже доктор и знает, что если вероятность благоприятного эффекта от лечения меньше тридцати процентов, оно не назначается. Он всегда работал с Томом альтернативными методами. Пусть так и останется. Себе не изменяют.

- Нет, - ответил Оскар, возможно, подписав себе приговор сойти с ума.

Джерри кивнул, приняв его решение, и сказал:

- Давай на этом навсегда закроем вопрос. Не грозись больше, что сдашь меня в клинику.

- Ты лишаешь меня одного из немногочисленных удовольствий нашего взаимодействия.

- Совру, если скажу, что мне жаль, - Джерри обводил подушечкой пальца ободок чашки. – Не грозись, если не собираешься исполнять. Как с сексом. Ты пригрозил – и где мой секс?

- Снимай трусы и ложись животом на стол, - указал ему Шулейман без какого-либо желания перейти от слов к действиям.

- Я сейчас не хочу.

- Динамо.

- Бывает, - Джерри показал зубы в очаровательной стервозной улыбке.

Оскар вернул ему укол:

- А ты не проси, если не собираешься пользоваться.

Джерри тут же отбил вызывающим вопросом:

- Ты готов согласиться?

- Чем больше времени я провожу с тобой, тем больше готов жить без секса.

- Не ври себе, - не отводя взгляда от лица дока, лукаво сказал Джерри и склонил голову набок. - Хочешь интересный свежий факт в тему секса? Про Тома.

- Я тебе говорил не лезть в нашу постель?

- Во-первых, постель у нас одна на троих, я не могу оставаться в стороне. Во-вторых, это будет не рекомендация, а наблюдение.

- Ну давай. Всё равно ведь скажешь, вижу, как распирает тебя, аж глаза сверкают.

- Плюс тебе за наблюдательность – и сразу минус. Но о минусе позже.

Джерри глотнул чая, обеспечив себе эффектную паузу, и озвучил интересный факт:

- Вчера в душе Том хотел попросить тебя сделать ему минет, но постеснялся. А я потребовал и получил. Мило и весьма показательно, не так ли? – он и в самом деле светился, предовольный и самой информацией, и тем, как её преподнёс. Десять из десяти, молодец, Джерри.

Шулейман не оценил ни его блистательность, ни напоминание о своём утреннем конфузе.

- Окей, - сказал Оскар и откинулся на спинку стула. – Мы возвращаемся к тому, что я должен Тома бить, чтобы он не молчал.

- Если будешь его бить каждый раз, когда Том будет молчать, ты его или зашугаешь, или сделаешь завсегдатаем травматологии, - не согласился с «терапевтическим методом» Джерри.

- А что мне делать? Мысли я читать не умею, - развёл руками Шулейман.

- Учись. Ты же наблюдательный, по крайней мере, был таковым, и утверждаешь, что у Тома всё на лице написано. По взгляду, мимике, движениям тела угадывай его желания и мысли и озвучивай их, всё озвучивай. Ты же мастер изливать на людей словесный понос и прямо говорить обо всём. Том уже не изменится, потому что он взрослый человек, а личность взрослого человека не способна измениться глобально, кроме случаев массированного слома. Но ты можешь добиться подвижек в его поведении и характере, что пойдёт на пользу и Тому, и вашим отношениям. В противном случае или всё останется как есть, и ты будешь пролонгировано иметь удовольствие встречаться со мной, или вы разойдётесь.

- Как мило. Даже не знаю, что выбрать, - саркастично высказался Оскар.

- Выбирай вариант, прозвучавший ранее последнего предложения, - любезно подсказал Джерри.

- И что бы я без тебя делал?

- Продолжал бы нездоровые отношения с Томом. Впрочем, говорить об исправлении ситуации ещё рано, - Джерри также откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу, покачивая под столом верхней. - Не буду себя заранее хвалить за успех.

- Ты типа в мои психотерапевты записался?

- Да. К твоим услугам.

- Где мне подписать, чтобы отказаться от этой услуги?

- Перепиши завещание, чтобы всё досталось мне, и умри, и я гарантировано растворюсь в воздухе, - Джерри сделал губами «Пу» и жест руками как у фокусников, только волшебной пыли или дыма не хватало для антуража.

- Варианты без моей скоропостижной смерти есть?

Почему Оскар продолжает этот полусерьёзный колкий диалог? Потому что затягивает. Потому что пир во время чумы и все дела. Если ты живёшь в дурдоме, стань его частью, чтобы не сойти с ума.

- Есть, - ответил Джерри. – Но смерть проще. Для остального надо напрягаться, меняться, меня терпеть и слушать…

- Я и так терплю тебя и слушаю. Так что, пожалуй, ещё поживу.

- Так и знал, что ты не захочешь избавить меня от креста, - вздохнул Джерри и поднял голову, посмотрел Шулейману в лицо, мгновенно переключившись с темы на тему. – Я обещал рассказать о минусе твоей наблюдательности. Сегодня утром в постели я допустил один прокол. На твою фразу: «Убирать всё равно не нам» я никак не отреагировал, а Том бы непременно это сделал, поскольку его задевает, когда ты по-свински проявляешь свои барские замашки. А ты этого не заметил.

Шулейман задумался, припоминая моменты в постели. Действительно – Том не промолчал бы. И вообще Том никогда не лежал так тихо, когда он к нему лез, обязательно что-нибудь бурчал, бормотал. По сути, всё притворство Джерри заключалось в том, что он молчал и позволил сделать то, что Оскар хотел сделать.

- В следующий раз буду внимательней, - сказал Оскар, мысленно записав на свой счёт ещё один маленький, но значимый промах. – А ты с чего вдруг указываешь мне на детали, по которым можно отличить тебя от Тома? Не боишься, что в случае надобности у тебя останется ещё меньше шансов меня обдурить?

«Никакие подсказки не помогут, если я захочу тебя обмануть», - подумал Джерри, но вслух сказал другое, не вызывающее опасений:

- Мне не нужно тебя дурить.

- Неужели люди всё-таки меняются? Даже те, которые не совсем люди?

- Не коли меня в отсутствие собственного отдельного тела и вместе с тем независимой жизни, а лучше помоги, - ответил Джерри, поставив на стол чашку. – Ты узнавал про возможность отселения меня?

- Я понять не могу: ты прикалываешься или реально веришь в эту фантастику?

- Не верю, но я не могу отрицать вероятность чего-то только потому, что оно кажется невозможным. Наука не стоит на месте. Кому, как не тебе, не людям твоего круга пользоваться самыми удивительными и лучшими её достижениями, к которым у простых людей нет доступа.

- Меня психом сочтут, если я кому-то задам такой вопрос.

- Тебе есть до этого дело? – приподняв брови, резонно спросил Джерри.

А ведь правда – разве ему есть дело до того, что о нём подумают? С каких пор есть?

- Ладно, - ответил Оскар. – На следующем официальном вечере поспрашиваю у тех, кто контачит с наукой, существуют ли такие технологии или разработки. В конце концов, я же психиатр, могу интересоваться подобными странными вопросами. И моя психиатрическая карьера всё никак не заканчивается… - добавил он, сложив руки на груди и отвернув голову в сторону.

- Спасибо.

- Меня коробит то, что ты всегда, даже если мы ругаемся, благодаришь, если есть хоть какая-то мелочь, за которую можно сказать спасибо, - с долей недоумения проговорил Шулейман.

Джерри пожал плечами:

- Тома этому не научили, а у меня с нормами социального взаимодействия всё в полном порядке.

Оскар вспомнил, сколько раз он попрекал Тома в неблагодарности, в основном в шутку. Но от культурности Джерри по коже шли мурашки. Подумалось, что Джерри можно было бы брать с собой на приёмы и без уроков по этикету и чёткого проговаривания, что можно, а что нельзя, он бы точно не ударил в грязь лицом. В отличие от Тома, который и после всех предварительных процедур или тосковал в уголке, или связывался с какими-нибудь мужчинами. Вопреки всем его стараниям не получалось сделать из Тома то, что ему надо.

Джерри допил чай до половины, постучал пальцами по столу и обратился к Оскару:

- Шулейман, ты дебил?

- Чем на этот раз я вызвал твоё недовольство? – недовольно спросил тот в ответ.

- Что я тебе говорил по поводу Тома?

- Чего ты только ни говорил.

- По поводу желания подраться.

- Что, я должен был спровоцировать его на драку?! – раздражённо и скептически произнёс Шулейман.

Со вздохом прикрыв глаза, Джерри покачал головой.

- Шулейман, ты дебил, - утвердил он и пристально посмотрел на тормоза. – Что было вчера на кухне? До секса?

- Том хотел подраться на сковородах, - дал ответ Оскар.

- А ты что сделал? – задал вопрос Джерри, но и ответ озвучил сам. – Ты не прямо, но отказал ему. Внимание, вопрос: каким местом ты меня слушаешь, что не слышишь? И, может быть, мне стоит говорить в какое-нибудь другое место, чтобы ты слышал?

- Бой на сковородах – это бред, - отмахнулся Шулейман, не признавая свою вину, не видя её.

- Не всё, что ты считаешь бредом, является таковым. Том хотел этой игры, а ты ему отказал.

- Я что, должен соглашаться на всю ерунду, которой ему хочется? – резковато произнёс Оскар.

- Разводитесь, - махнул рукой Джерри и сплёл руки на груди. – Я уже не знаю, как вам помочь.

- Ха-ха, - выговорил Шулейман.

- Я серьёзно. Разводитесь, - без насмешки сказал ему Джерри. – Помочь одному Тому мне будет проще, чем с таким тяжёлым приложением, - он ладонью указал на Шулеймана.

- Раз не знаешь, как помочь, уходи, а мы с Томом сами справимся.

- Справились уже, - тихо, сам себе хмыкнул Джерри из-за чашки, утопив окончание фразы в глотке чая.

Относительно позитивный задорный разговор закончился.

За окнами давно стемнело, небо затянуло дымчатым покрывалом облаков без границ, суля ночной дождь. Оскар сидел на краю кровати и думал.

Что происходит? Что произошло?

Почему Том ушёл? Всё же было хорошо, ничего не предвещало! Он задержался на два дня, а не на день, а это уже подвижки, это должно что-то значить! Но – почему?!

Нужно утихомирить эмоции. Взяв себя в руки, Оскар начал анализировать два счастливых дня с Томом. Что случилось в эти дни, а скорее, в первый день такого, что Том задержался? Шулейман взял за гипотезу, что продление «времени Тома» говорит о том, что они нащупали верный путь, и что у Тома ослаб тот страх (травма), который вызывает Джерри.

Думай, Оскар, думай.

Что было такого, чего в предыдущие разы не происходило?

Они занялись сексом. Бесспорно, это позитивное изменение, но могло ли оно удержать Тома? Надо рассмотреть и другие варианты. Он излил Тому поток откровений о своих чувствах и переживаниях. И они разговаривали. Три явных отличия.

Секс Шулейман вычеркнул из благотворных факторов. Как ни высоко он оценивал свои сексуальные способности, но член у него не волшебный и не лечебный. Они регулярно качественно трахались, и всё равно Том раскололся.

Значит… Искреннее общение поспособствовало тому, что Том задержался, почувствовал себя так, как должен чувствовать, чтобы не уходить? По-видимому. Правду постулировал дедушка Фрейд, несмотря на всю спорность его теории, и повторяют за ним творческие люди: сублимированная сексуальная энергия – топливо для вдохновения и продуктивности. В нормальном состоянии он бы ни в жизни такого не наговорил, в голову бы не пришло. А именно с его надрывного монолога что-то сдвинулось между ними, Том словно из оцепенения вышел и в ответ потянулся к нему.

Так вот она, панацея? Разговаривать?

Допустим. Джерри в самом начале тоже говорил: «Ты должен поговорить с Томом».

Но почему Том переключился, хотя утверждал, что всё в порядке? Что спугнуло его? Шулейман при всём желании смог вспомнить только один эпизод, тянущий на провоцирующий фактор – не случившийся бой сковородами. Но это откровенный бред. Что ещё? Что было после? Они занялись сексом на кухне, а вечером Том рассказывал о том, что Джерри не может сделать ничего плохого. Провоцирующего фактора попросту не было. Или он существовал только в голове Тома, а туда Оскар, увы, залезть не в силах.

Ладно. И то успех, что понял, что, похоже, помогает. С Томом нужно разговаривать. Окей, будет разговаривать. Другой вопрос – о чём? Но об этом подумает позже, по факту, потому что заготовленные заранее речи всё равно никуда не годятся.

Но главный вопрос по-прежнему оставался без ответа. Почему произошёл новый раскол? И почему Том остаётся в объединённом состоянии, Шулейман окончательно в этом убедился, притом, что Джерри снова отделился?

У Тома позавчера и вчера были тёплые руки, Оскар хорошо это запомнил. А у Джерри сегодня – снова холодные, это он тоже прекрасно почувствовал собственной кожей. И ведущая рука у Тома снова стала правая. И у Джерри тоже правая, специально воскресил в памяти моменты, как он брал тарелку, держал чашку и так далее. Процесс, который про себя окрестил зеркальным смешением, остановился? Или протекал по каким-то непонятным ему законам?

Из всех гипотез, которые выделил в качестве объяснения нового раскола, наиболее правдоподобной всё больше виделась одна. Двухслойная альтер-личность. Правда, она не объясняла, почему до этого Том и Джерри «обменивались» характеристиками. Что-то не складывалось. Как будто он упустил нечто важное.

В психиатрии нет логики. Но определённые закономерности есть во всём, в том числе в психиатрических заболеваниях. Просто не все их видят.

Оскар послал Лоретту запрос, чтобы тот собрал для него полные истории болезни ста человек с диагнозом диссоциативное расстройство идентичности. Чтобы набрать больше информации про то, с чем имеет дело, проанализировать и ответить себе на три вопроса. Расстройство всегда возникает после травмы? Альтер-личность всегда связана с травмой? Альтер-личность спасает? Никак объяснять главе службы безопасности, зачем ему эти конфиденциальные сведения, Шулейман, разумеется, не стал.

Перед сном к нему пришёл Джерри. Шулейман ожидал новой порции попыток соблазнить, но Джерри ничего не сделал, ничего не говорил и просто лёг спать. А среди ночи ушёл, что ввело в недоумение Оскара, проснувшегося, когда нагретая постель рядом с ним остыла.

Глава 20

Откуда ты взялась,

Восхитительная мразь,

Я не играл в эти игры.

Почему никто не спас,

Когда из радужек глаз

В меня брызнули иглы?

Сметана band, В моём тихом омуте©

Хэллоуин подкрался незаметно. Давно Шулейман не отмечал этот праздник, но в этот раз друзья, а прежде всего объединившиеся подруги уговорили его отпраздновать. И уламывали устроить тематическую вечеринку непременно у него дома, чтобы не только встретиться и повеселиться, но и окунуться в атмосферу минувших лет, когда частенько собирались у Оскара и отрывались, молодые, разбитные и ничем не обременённые. Впрочем, сейчас чем-либо были обременены лишь Оскар, Адам и Мэрилин, которую всё больше захватывало желание обзавестись семьёй и ребёнком, а остальные тоже повзрослели, но в целом продолжали вести прежний образ жизни.

Огромную квартиру украсила всевозможная «страшная» атрибутика, светились огненными глазами тыквы. Придумывать и надевать тематический костюм Шулейман принципиально не стал. И не поинтересовался, в кого собирается перевоплотиться Джерри. Был уверен, что его костюм будет сексуальным и скорее всего женским. Но Джерри его удивил. Он перевоплотился – в себя, пятнадцатилетнего себя. Выпрямил волосы и прицепил накладные пряди, чтобы причёска получилась чуть выше плеч, как носил в то время; соорудил чёлку набок. Подвёл глаза карандашом и надел подросткового стиля вещи, чёрные с мелкими вкраплениями ярких цветов, а именно красного, поскольку мальчиком отдавал предпочтение тёмным оттенкам. Специально сутулился немного, что свойственно почти всем парням в период полового созревания, и сводил плечи, создавая видимость, что они ещё не раздались вширь, движениями и позами предавал телу подростковую нескладную ломкость. И, конечно, говорил более тонким голосом, в пятнадцать голос у него ещё не сломался, и никаких предпосылок к тому не было. И нож в руке как завершающая деталь образа, обычный кухонный нож.

Так талантливо, вживчиво воплощал Джерри дешёвый по затраченным средствам образ, что в самом деле походил на подростка, только более высокий рост отличал его от того, каким был. Оскар тоже отметил, насколько Джерри похож на себя-подростка, будто с фотографии сошёл, только в более крупном виде, поскольку всё-таки разница между пятнадцатилетним мальчиком и двадцатишестилетним мужчиной велика, даже если это Том и Джерри с их дохлой конституцией.

Гости смотрели, дивились и не понимали, кем облачился Джерри, что привлекало к нему всеобщее внимание. Едва не каждый подошёл к нему, чтобы задать одинаковый вопрос.

- Кто ты? – спросила Данилла, держащая в руках стакан выпивки.

- Я – Джерри, - ответил Джерри, сверкнув зубами в улыбке от уха до уха.

Девушка непонимающе нахмурилась.

- Джерри? А, это игра имён такая? Ты Том, но сегодня ты Джерри? Как в мультфильме? – она тоже улыбнулась. – Но Джерри же был коричневой крысой, а у тебя совсем другой костюм.

- Я человек, - продолжая тянуть губы в улыбке, сказал Джерри.

- Хуманизация Джерри? – осенило Даниллу.

- Нет, - Джерри качнул головой. – К мультфильму я не имею никакого отношения. Я человек, меня зовут Джерри, и мне пятнадцать лет.

Данилла вновь недоумевающе нахмурила брови.

- Что за Джерри? Это герой какого-то малоизвестного фильма?

- Нет, это настоящий человек.

К ним подошли Мэрилин и Блонди.

- О чём разговор? – поинтересовалась Блонди.

- Об образе Тома, - ответила ей Данилла и вернулась к Джерри. – Объяснишь, кто этот Джерри?

- Джерри? – переспросила Блонди. – Что за Джерри?

- Том сегодня в образе Джерри, - объяснила подруге Данилла.

- Но Джерри – это крыса, а ты не в костюме крысы, - отметила очевидное Блонди, ткнув в Джерри ладонью.

- Может быть, дадите Тому сказать? – одёрнула их Мэрилин и посмотрела на Джерри. – Расскажешь про свой образ? И мои тебе поздравления – напугать не напугал, но заинтересовал ты всех, - она искренне улыбнулась и по-дружески ударила Джерри кулаком в плечо.

- Да-да, расскажи, - подхватила Блонди, обняв обеих подруг за плечи. – И заодно объясни, зачем тебе нож.

Джерри с удовольствием взялся рассказать, кто же он такой, что за загадочный Джерри?

- Подростком я одно время жил в деревне под Лионом. Там происходили убийства, и всех убитых объединяло одно: это были мужчины средних лет, им перерезали горло. Они подбирали попутчика, и на утро в оставленной на обочине машине находили труп. Это происходило недалеко от места, где я жил, на загородном шоссе.

Данилла поёжилась и обняла себя одной рукой, зябко потерев голое плечо.

- Об этом во всех местных новостях твердили, - продолжал Джерри и не лгал.

О его деяниях на самом деле говорили все, пока не раскрылась личность убийцы, и освещение событий не свернули и дело не засекретили по причине несовершеннолетия подозреваемого и его предполагаемой невменяемости. Общественность так и не узнала, кем был загадочный ночной убийца, новый неуловимый маньяк, как его окрестили в страхе.

А дальше Джерри немного исказил реальность, рассказал то, что не мог бы знать, не будь он тем самым ночным убийцей, державшим в страхе округу, особенно взрослых женщин, чьи мужья подходили под портрет его жертвы, и матерей, которые всегда боятся за своих детей, и поставившим полицию в тупик.

- Убивал пятнадцатилетний подросток по имени Джерри, делал он это обычным кухонным ножом. Говорили, что это кареглазый парень кукольной внешности, - какое удовольствие испытывал, описывая себя, заигрывая с опасностью раскрытия. - И не знаю, насколько это правда, но поговаривали, что он учился в одной со мной школе…

Шулейман стоял в стороне, но недостаточно далеко, чтобы не слышать их разговора. Одобрить то, что Джерри не только вырядился собой, но и рассказывает всем свою историю, он не мог. Это же высшая степень самолюбования! Даже Оскару в голову никогда не приходило быть на праздник собой не потому, что не хочет участвовать в маскараде, а в качестве образа.

- Какой ужас! – воскликнула Данилла.

- Пятнадцатилетний мальчик убивал взрослых мужчин при помощи одного ножа? Что-то не верится! – выразила скепсис Блонди.

- Говорили, что у него психическое расстройство. А такие люди могут быть чрезвычайно сильными, - объяснил Джерри.

- Конечно у него были проблемы с психикой! - наехала на громкую подругу Мэрилин. – Какой нормальный подросток будет убивать просто так?

- А что с ним случилось? – заинтересованно спросила Блонди. – В смысле – я когда-то смотрела документалку, там говорилось, что если человек убивает кого-то конкретного, то у него есть травма, связанная с таким типом людей.

- Этого я не знаю, - качнул головой Джерри.

- Я думаю, этот Джерри был жертвой насилия со стороны отца, отчима или какого-то постороннего взрослого мужчины или мужчин, - высказала умную мысль Мэрилин.

- Что вы тут такое обсуждаете? – к ним присоединились заинтересовавшиеся сборищем Бесс и Элла.

Подруги быстро пересказали новеньким слова Джерри, девушки поохали, впечатлённые историей о мальчике-убийце. Также к их увеличивающейся группе подошла и Изабелла, наряжённая байкерской версией невесты Франкенштейна.

- А где он сейчас? – с распахнутыми глазами спросила Элла.

- Не знаю. Его должны были принудительно лечить. А дальше… - Джерри развёл руками. – Прошло десять лет, он должен был выйти и, наверное, уехал и сменил имя, чтобы отмыться от этой истории.

- То есть этот псих где-то ходит? – испуганно спросила Данилла, обнимающая себя уже двумя руками.

- Возможно, он среди нас, - жутковато улыбнулся ей Джерри.

Мэрилин посмеялась:

- Короля и королеву вечеринки мы никогда не выбирали, но ты определённо король сегодняшней! Только короны у нас для тебя нет, - она обняла Джерри за плечи и улыбнулась.

- У меня есть.

- Ты засранец! – беззлобно воскликнула Бесс. – Королевы мы, а корона есть только у тебя! Это нечестно, мы тоже спали с Шулейманом.

- Бесс, - обратилась к ней Мэрилин в образе мёртвой невесты, выражением лица намекая, что не нужно напоминать человеку, который в браке с Оскаром, что они все с Оскаром спали.

- Ты сама можешь купить себе корону, - с мягкой улыбкой сказал Джерри Бесс.

- Могу, - согласилась та и лукаво сверкнула зубами. – Но подаренная корона лучше купленной.

- Мне не даёт покоя, что он где-то ходит… - проговорила Данилла, потирая плечи. – Это так страшно.

- Это не первый маньяк за историю человечества, при нашей жизни тоже были они, но ты не боялась. Чего этого как-то особенно бояться? – сказала ей Блонди.

- Одно дело, когда по телевизору слышишь про ненормального убийцу, и другое, когда о нём рассказывает знакомый тебе человек, который жил рядом и был свидетелем истории…

- Он убивал на дорогах, - вступила в разговор Бесс, - а ты попутчиков не подбираешь никогда и вообще по загородным трассам не ездишь. Ты вне опасности.

- Теперь я знаю, как тебя напугать, - недобро улыбнулась впечатлительной подруге Блонди.

Мэрилин перекрыла их, обращаясь к Джерри:

- Это мощно – нарядиться тем, кого ты едва ни лично знал, кто ныне живёт.

- Оскар! – позвала Блонди и спросила, когда тот подошёл: – Ты же психиатр. Скажи, психиатрическое расстройство можно вылечить?

Шулейман посмотрел на Джерри, снова на подругу и ответил:

- Всё зависит от расстройства.

- А какие не лечатся?

- Их много.

- При каких болезнях тянет убивать? – хлопая ресницами, Элла также обратилась к Шулейману за экспертным мнением.

- Их тоже много.

- Кого вы спрашиваете? – смешливо воскликнула Бесс. – Можно подумать, вы не помните, как Шулейман учился!

Подошли Даниэль и Адам.

- Что у вас тут за сходка?

- Джерри – убийца! – восклицательно и непонятно откликнулась Элла.

Адам растерянно посмотрел на присутствующих и шёпотом спросил у Шулеймана:

- Кто из них Джерри? Девушки меня порвут, если я не запомнил чей-то образ.

Оскар от души усмехнулся с друга и указал на Джерри:

- Это Джерри.

Адам тоже перевёл взгляд к Джерри, нахмурился в недоумении и снова обратился к Шулейману:

- Это Том. Оскар, ты прикалываешься надо мной?

- Это Джерри! – сдерживая смех, хором подтвердили девушки.

Судя по виду Адама, мозг его завис. Но спустя несколько секунд он вновь обрёл способность критически мыслить и догадался:

- Понял. Том и Джерри. Это игра имён?

Девушки покатились со смеху, потому что разговор пошёл по кругу. В итоге собрали всех и общими усилиями, с вставками дам, объяснили всем, кто такой Джерри, которым наряжен Том, и какова его холодящая кровь история.

Воздух взрезал душераздирающий крик Эллы, которая зашла в одну комнату и обнаружила там – окровавленное тело мужчины с перерезанным горлом. Началась пронизанная всеобщим ужасом паника, никто не понимал, что происходит. Шулейман задержал взгляд на Джерри, который также изображал непонимание. На какой-то момент он поверил, что Джерри мог притащить в дом незнакомца и убить его, чтобы… Чтобы что? Мысли сверлили своды черепной коробки, спутывались клубками змей, натыкаясь на реальность, которая казалась частью страшного сна. Джерри всё-таки не человек, а проявление психического расстройства, тот, кто уже убивал просто для того, чтобы потренироваться. Мотива может и не быть. Или мотивом может быть – звездануть так, чтобы войти в историю.

Домашний дурдом превращался в комнату ужасов. Но раньше, чем успел двинуться умом от этого вопиющего обстоятельства, Оскар понял, что труп – всего-навсего загримированный натуралистичный муляж, который Джерри раздобыл при помощи Карлоса, водящего дружбу не только с деятелями моды, но и с киношниками, у коих с доступом к такому добру проблем нет. Со стороны этого не было заметно, но нерв правого глаза у Оскара начал дёргаться, чувствовал это. Он наградил Джерри таким взглядом, что любой другой упал бы на месте замертво. Любой, но не Джерри. Он только улыбнулся:

- Сегодня Хэллоуин. Понравился сюрприз?

- Как же я тебя люблю, - проговорил Шулейман со сводящим скулы оскалом улыбки и обнял Джерри. И тихо сказал ему на ухо: - Нож положи, где взял, чучело. Я тебе не доверяю.

- Что я тебе говорил насчёт называния других словами, которые ты использовал с Томом? – также тихо произнёс Джерри и повернул и немного задрал голову, отчего их губы оказались в полутора сантиметрах друг от друга.

- Мне надо в туалет, - глупо хихикнула Элла, повиснув на локте Изабеллы. – Я чуть не обмочилась со страха!

- Не мочись, - сказал ей Оскар, про себя порадовавшись возможности отвернуться от Джерри под благовидным предлогом. – Туалет найдёшь?

После яркого эпизода с «трупом мужчины среднего возраста», послужившего сплочению гостей, Джерри затеял игру по типу классического детектива «Кто убийца?», в которой выступал ведущим и активным участником.

- Все думают, что убийца я, на это всё указывает, - говорил Джерри, обращаясь ко всем присутствующим. – Но на меня наговорили, что я не отдаю себе отчёта в своих действиях. Я не совершал это преступление, меня подставили. Кто же убийца?

Избалованные гости никогда прежде не играли в подобное, и игра в реальности пришлась всем по вкусу, окончательно превратив Джерри в звезду вечеринки. А Джерри только рад был, купаясь в лучах всеобщего внимания. Все вовлечённо разгадывали тайну убийства, в процессе игры обрастая новыми подробностями своих игровых личностей, основанных на их хэллоуинских образах, вживаясь в них, как во вторую кожу.

- Мне кажется, это сделала я, - произнесла Мэрилин, прикрыв окрашенной в трупный серо-синий цвет ладонью рот, словно на самом деле осознала, что совершила страшное преступление.

- Зачем ты это сделала? – сведя ухоженные брови, спросила у неё Бесс, войдя в роль въедливого детектива.

- Я… - Мэрилин растерянно посмотрела на «труп», который перетащили в гостиную, и вернула взгляд к подруге, ко всем, кто внимательно её слушал. – Он похож на моего отца, запретившего мне выходить замуж за любимого, - произнесла она не очень уверенно и воскликнула, осознав, что невиновна: - Я не делала этого!

- Ты призналась! – ткнул ей Дайон, настроенный на раскрытие убийцы.

- Я ошиблась! Он всего лишь похож. Зачем мне убивать так явно при стольких свидетелях?

- Не знаю, не знаю, - Дайон скрестил руки на груди и покачал головой.

- Я верю, что Мэри невиновна, - вступил Даниэль. – Она же мёртвая, а мёртвые из солидарности не убивают.

- Думаешь? – Дайон обратил взор к другу и скептически прищурился. – По-моему, наоборот – мёртвые убивают, потому что завидуют живым.

- Я думаю, что всё-таки Джерри убийца, - сказал своё слово Биф, сверля подозреваемого взглядом. – Это умная и действенная стратегия: рассказать свою историю, по которой все его заподозрят, сказать, что его подставили, во что легко поверить, потому что серийные убийцы не поступают так глупо, и наблюдать со стороны, как мы ломаем головы.

- Мой нож чист, - возразил Джерри, продемонстрировав оружие.

- Это не единственный нож в доме.

- Точно, ножи! – воскликнула Бесс, и все ринулись в комнату, где был обнаружен труп, а после на кухню в поисках улик.

На кухонной тумбочке нашлась улика – окровавленный нож. Мэрилин взяла его в руки, внимательно разглядывая и ища зацепки.

- Надеюсь, кровь не настоящая, и, когда все разойдутся, я не обнаружу в холодильнике труп? – тихо спросил у Джерри Шулейман, который в игре не участвовал, но наблюдал за цирком и следовал за ним.

- Не трогай, отпечатки сотрёшь! – прикрикнула на подругу Бесс.

- Чем мы их снимать будем? – резонно вопросила в ответ Мэрилин и обратилась к Шулейману: - Оскар, это твой нож?

- Я в этом не участвую, - поднял ладони тот.

- Почему никто не думает, что убийца – Оскар? – высказался Чадвиг, недоверчиво глядя на друга.

- Аллё, я не играю!

- Он хорошо устроился: не участвует в расследовании, и поэтому его никто не подозревает.

Шулейман поднял брови, глядя на друзей, как на сборище сумасшедший, какими они и казались в увлечённости игрой, подменившей реальность. И снова тихо обратился к Джерри:

- Что ты с ними сделал?

- Все любят играть, - Джерри отсветил ему улыбкой довольного кукловода. – А тем, кто не знают, каково это – быть не в себе в клиническом понимании, нравится иногда входить в роль другого человека. Это знаменитый способ психологической разгрузки.

Спустя три с половиной часа игры, пролетевших незаметно для всех вовлечённых участников, выяснилось, что убийца – кто бы мог подумать? – Адам. Адам сам не понял, как получилось, что убил нечастного мужчину именно он, но поверил выстроившейся из крупиц истории и признал, что он это сделал. Сделал и хотел всё спихнуть на Джерри. После его признания друзья и подруги неодобрительно загудели, а Биф заявил, что он ему больше не друг. Завершилась игра постановочным звонком в полицию и проходом Адама с опущенной головой к входной двери, чтобы сдаться служителям закона с чистосердечным признанием. В реальности игры у него не было властного, контролирующего отпрысков отца, и отвечать за своё деяние он должен был лишь перед судом и самим собой, что давало чувство одиночества, безысходности, но и удивительное чувство свободы, несмотря на общественное порицание.

- Спасибо за игру, - с искренней улыбкой Адам похлопал Джерри по плечу. – Мне нужна была эта разгрузка.

Немного позже Джерри под руку взяла Мэрилин, также радостно улыбающаяся:

- Это была одна из лучших вечеринок в моей жизни. Может быть, сделаешь меня ещё счастливее? – девушка по-птичьи склонила голову набок, хитро заглядывая Джерри в лицо. – Пожертвуешь мне немного спермы? Мне всего ничего надо. У тебя это добро каждый день вырабатывается, а у меня каждый месяц яйцеклетки пропадают!.. Может быть, рыженький получится, в кого-то же пошёл твой очаровательный племянник, - она снова заулыбалась.

- Скорее всего, Марс пошёл в линию Миранды, - Джерри высвободил руку, тоже улыбнулся. – Извини, но нет. Я вообще не хочу детей, даже если буду видеть их лишь в инстаграме.

Мэрилин свела брови домиками и надула губки, жалобно глядя на парня, не желающего становиться донором. И обратилась к Шулейману:

- Оскар, поговори с Джерри! – жалобно протянула она, забыв перестроиться после игры на настоящее имя. – Он не хочет давать мне сперму!

- Оставь в покое сперму моего мужа, - отрезал Шулейман. – Вся она принадлежит мне.

Мэрилин снова надула губы, но через пару секунд воспрянула духом и предложила:

- Я даже не против естественного оплодотворения. Хотите втроём? Но ты будешь в резинке, - серьёзно сказала она, указав на Шулеймана, - или вагинальным сексом не будешь со мной заниматься, чтобы я была уверена, что я забеременела от Джерри. Ой – от Тома.

- Чего это ты так против меня? – Оскар скрестил руки на груди.

- Ты, конечно, шикарен, но у тебя хреновый генетический материал. Ты куришь с юных лет, пьёшь, и у твоего отца проблемы с сердцем.

- Проблемы с сердцем у него приобретённые, - не согласился Шулейман.

- У дедушки тоже были. И у тебя низкая плодовитость. Ты сам рассказывал, что у тебя в роду не одно поколение рождается только один ребёнок. А в родительской семье Тома несколько детей, все здоровые.

- В семье моей мамы было семеро детей, - парировал Оскар, ему не понравилось, что его несправедливо записали в неликвид. - А у Тома так-то тоже не лучшая наследственность. У него мама алкоголичка.

- Это правда? – изумлённо спросила у Джерри Мэрилин.

- Да. Но и без этого я не лучший донор – посмотри на меня, - Джерри развёл руки. – Я бледный, тощий, слабый и не выношу холода. Заготовка мужчины какая-то! Это мне повезло, что я с Оскаром, а в обычной жизни и тем более с гетеро ориентацией с таким набором тяжело.

- У тебя очень красивая внешность. А какие глаза… - Мэрилин погладила Джерри по щеке, заглядывая в карие омуты. – Как я поняла, у вас большие распахнутые глаза – это семейное…

- У Мэрилин бешенство матки прогрессирует, - хихикнул Биф.

- Бешенство матки – это другое, - поправил его Даниэль.

Когда гости разошлись, Джерри обвёл взглядом украшенную, несколько разгромленную гостиную, с чем завтра предстоит разбираться Жазель, и посмотрел на Шулеймана с вопросом:

- Спать?

Без объяснений поняв, что Джерри имеет в виду пойти спать вместе, Оскар спросил в ответ:

- Ты сегодня среди ночи ушёл. Почему?

- Мне стало жарко, - пожал плечами Джерри.

- Жарко? – переспросил Шулейман, сверху вниз обведя его взглядом. – Не легче ли было открыть окно? Неправдоподобно нелогичный поступок для тебя.

- Открытое окно не помогло бы. Спать с тобой под боком, всё равно что на печке.

- Тому нравится, - заметил Оскар.

- Нам с Томом нравятся разные вещи. Ему нравишься ты, а мне – я и он.

Не договорившись ни о чём, мимо тыкв и страшилищ на стенах они вдвоём прошли в спальню, встали по разные стороны кровати. Джерри взглянул на часы:

- Уже наступило первое ноября. Прошла неделя, - он поднял взгляд к Шулейману. – Мне повторить вопрос или ты помнишь?

- Мой ответ по-прежнему нет.

- Хорошо. Обращусь к кому-нибудь другому.

- Ты этого не сделаешь.

- Посмотрим, - ответил Джерри не с вызовом и взбил подушку.

Он говорил, что если не Оскар, то будет кто-то другой. Но не был уверен в том, что стоит отказываться от идеи связи с ним.

***

Перед Оскаром встала необходимость посетить очередной официальный вечер и непростой выбор: появиться на приёме одному или взять с собой Джерри? После трёхдневных размышлений он решил остановиться на втором варианте.

В отличие от Тома, внешне Джерри воспринял новость ровно, но внутри порадовался возможности наконец-то выйти в свет, в высший свет, надо заметить, в который всегда хотел. Шулейман того не видел, но Джерри подошёл к подготовке к скорому мероприятию с присущей ему ответственностью. Повторно изучил документы Шулеймана, запоминая имена и фамилии важных людей и род их деятельности.

- Ты куда вырядился? – спросил Оскар, когда незадолго до намеченного времени выхода к нему вышел Джерри.

Он заказал для них обоих смокинги, обойдясь без личного визита к семейному портному, но наряд Джерри совсем не походил на классический вечерний чёрный костюм. На Джерри был надет ультрамариновый костюм с брюками прямого покроя с острыми стрелками. Ни о какой бабочке не шло и речи, под пиджаком виднелась белоснежная полупрозрачная сорочка, расстегнутая на две верхние пуговицы, что демонстрировало привлекательную впадинку между ключицами. Зачёсанные на косой пробор, тщательно гладко уложенные волосы подчёркивали идеальное лицо с кукольными чертами, дополняли наряд и предавали экстравагантному образу элегантной строгости. Для этого вечера Джерри окрасился оттеночной краской своего цвета, отчего волосы приобрели более глубокий и насыщенный тёмный тон и эффектно контрастировали с ярким цветом костюма и фарфоровой белизной кожи. Завершали образ миниатюрные золотые шайбы в ушах и безукоризненные глянцевые туфли.

- Ни для кого не секрет, что на приёмах я прохожу в качестве твоей «жены». Имею право не соблюдать мужской дресс-код, - невозмутимо ответил Джерри.

Шулейман окинул его ещё одним придирчивым взглядом. На фрика Джерри не тянул, его внешний вид как всегда был гармоничен и безупречен. Но и среди женщин он выделится яркостью, поскольку большинство отдаёт предпочтение сдержанным цветам, чтобы неосторожным оттенком не попасть в разряд моветон и не удостоиться клейма безвкусицы, о котором долго будут шептаться за спиной. А про мужчин, к которым Джерри так-то относится и это тоже ни для кого не секрет, и говорить нечего – среди мужчин он будет белой вороной. Вернее, ультрамариновой. Попугай, блин, красивый. Видать, модельное прошлое ему всё покоя не даёт, не может не выряжаться.

И с этой отставной моделью ему, Оскару, предстоит выйти в свет.

- Переодеваться не буду, - бескомпромиссно уточнил Джерри.

Оскар надевал нелюбимые официальные костюмы, потому что – так тупо надо, и Тома агитировал к тому же, что было несложно. Но, подумав, он решил отпустить ситуацию и не тратить время и нервы.

- Чёрт с тобой, иди, как хочешь, - махнул рукой Оскар и направился к двери.

- Нравится, как выгляжу? – поинтересовался Джерри перед выходом из дома, у зеркала поправляя воротничок сорочки, и, выгнув бровь, выжидающе взглянул на Шулеймана.

- Ага, кончу сейчас, - едко буркнул тот в ответ.

Перед тем, как пройти в основной зал, что уже был полон гостей, Шулейман сжал локоть Джерри и предупредил:

- Веди себя прилично.

- Я буду так обходителен и обаятелен, что ты заново в меня влюбишься, - улыбнулся ему Джерри.

- Для этого мне надо влюбиться в тебя в первый раз.

На секунду Оскар сжал его локоть сильнее, до боли, и отпустил. Не поведя бровью от грубого обращения, Джерри отошёл к зеркалу в две трети роста, заключённому в шикарную оправу, и чинно начал расправлять ткань рукава в том месте, где пальцы Шулеймана её смяли. Каков щегол! Оскар закатил глаза, раздражившись от его выверенной помпезности. Быстрым шагом он подошёл к Джерри и снова дёрнул за локоть:

- Пойдём уже.

Джерри повернул голову и прямо посмотрел ему в глаза:

- Ты мнёшь мой пиджак.

- Никто тебя под увеличительным стеклом разглядывать не будет. Хватит красоваться перед зеркалом.

- Тебе бы тоже не помешало посмотреть в зеркало.

Джерри полностью повернулся к доку и ладонями пригладил пиджак на его плечах, поправил бабочку, что была наклонена на какой-то жалкий миллиметр, но его цепкий взгляд и это приметил. Мимо проходили другие приглашённые, что также продолжали подъезжать, задерживали взгляд на чете Шулейманов и все как один воспринимали происходящее между ними как момент нежности, которому никто не хотел мешать.

- На нас смотрят, - произнёс Джерри, имея в виду немолодую женщину в платье цвета чёрного янтаря, более мягкого оттенка чёрного. – Поцелуешь меня перед заходом в зал?

- Физически проявлять чувства на людях неприлично.

В основном зале, огромном, овальном, с узорчатыми паркетными полами, было полно народа. Свет крупных потолочных люстр преломлялся на ожерельях и серьгах прекрасных дам. Джерри окинул внимательным взглядом всех присутствующих. Как и обычно, на приёме он был единственным младше тридцати. Ан нет, одним из трёх. Также на приёме присутствовала девушка лет двадцати, крашеная в блонд оттенка, что был моден в девяностых, что ужасно её дешевило, как и платье, вульгарно зажимающее и выдавливающее её грудь из широкого декольте, и фасон и цвет платья. Весь её образ отсылал к моделям журнала плейбой всё тех же прошедших десятилетий. Крайне неудачное сочетание всего со всем. Третьим из «молодняка» был парень лет двадцати двух-двадцати пяти на вид, бронзовый от загара, наверняка приобретённого в солярии, светловолосый, стройный, холённый, на сто процентов похожий на мальчика из эскорта.

Немножко неприятно было осознать, что ты уже не самый молодой. Но в отличие от Тома Джерри воспринимал взросление не как приговор, а как преимущество перед более молодыми и глупыми по причине меньшего опыта. Джерри повернулся к Шулейману, сказал негромко:

- Видишь пару – мужчину с молоденьким парнем? Расскажи о мужчине.

- Ты не наглей, - осадил его Оскар. - Я и так против твоего промискуитета и тем более не позволю тебе здесь с кем-то спутаться.

- И в мыслях не было, - не отводя глаз, ответил Джерри. - Просто интересно. Он женат?

- Странный какой-то интерес, - скептически заметил Шулейман.

- Вполне оправданный, - не согласился с ним Джерри. – Если он женат или состоит в серьёзных отношениях, его связь со своим спутником становится ещё более интересным фактом. Этот парень явно из эскорта.

- Тебе почём знать, как выглядят эскортники? Или ты всё-таки подрабатывал когда-то? – Оскар сощурился и чуть наклонил голову, ухмыляясь уголками губ.

- Я не слепой, этого достаточно.

Шулейман хмыкнул, взглянул в сторону пары, о которой они говорили, и снова посмотрел на Джерри:

- Зачем тебе эта информация?

- Затем, что сама по себе связь мужчины твоего круга с парнем-проституткой намного младше его достаточно спорна для репутации, а очевидно, что у них не единичная встреча для совместного выхода в свет, а отношения, - подчеркнул Джерри. – А связь женатого мужчины с тем же продажным парнем скандальна и порицаема вдвойне.

- Я сам в браке с мужчиной, и никто мне слова не сказал. О каком порицании ты говоришь?

- Во-первых, ты в браке не с проституткой. Во-вторых, ты – Оскар Шулейман, тебе можно всё. А он всего лишь… Увы, не получится закончить эффектно, не знаю, как его зовут. – Джерри выдержал секундную паузу и напомнил о своём интересе: - Ответишь на мой вопрос?

Шулейман вновь глянул в сторону парочки и ответил:

- Его зовут Оливье. Оливье Стамп. Женат. В прошлом году собирался развестись, но о бракоразводном процессе ничего не слышно.

Джерри кивнул и посоветовал:

- Запомни этот эпизод. Всегда надо знать слабые места людей и постыдные моменты их биографии, даже если никогда ими не воспользуешься.

Он бросил взгляд на изменщика-Оливье и его юного безымянного спутника и с улыбкой-усмешкой добавил:

- Если я ошибся и этот парень не из эскорта, похоже, ты ввёл моду заводить отношения со смазливыми молоденькими парнями и не стесняться выводить их в свет.

- Я всего на шесть лет старше тебя, - Шулейман развёл кистями рук, - а ты выразился так, словно на пятнадцать минимум.

- Шесть лет тоже немалая разница, - отметил Джерри. – Когда ты уже ходил в школу, я ходил в подгузник.

- Ага. А когда Том смотрел в окно на девочек и не знал, что с ними делать, я уже шесть лет как активно практиковал все виды секса и позы, - в его духе отозвался Оскар и скрестил руки на груди.

Как и всегда, подходили знакомые, здоровались с Шулейманом, с Джерри, вели беседы. К ним подошёл мужчина, которого прежде не видел Том, а вместе с ним и Джерри. Оскар не напоминал и не объяснял каждому, что парень рядом с ним – его муж Том, и Джерри воспользовался этим обстоятельством, представился незнакомцу собой.

- Джерри.

Он протянул незнакомцу руку для рукопожатия, но невзначай изящно подал её ладонью вниз. Поддавшись наученному рефлексу, спровоцированному жестом, мужчина взял кисть Джерри и наклонился к ней с галантным поцелуем, не коснувшимся кожи, как и должно.

- Мне льстит ваша обходительность. Но я всё же не прекрасная дама, - произнёс Джерри с очаровательной улыбкой, но руку не отнял.

Осознав, что сделал, мужчина резко выпрямился и распахнул глаза, испугавшись невероятности своего ужасного конфуза.

- Прошу прошения! Я не хотел вас оскорбить! – сбивчиво и быстро говорил он. – Я случайно…

- Не извиняйтесь. Всякое бывает, - с примирительной, ещё более обезоруживающей улыбкой сказал Джерри. – Мне было приятно.

- Ещё раз прошу прощения. Не знаю, что на меня нашло, - мужчина покачал головой и тоже улыбнулся, неуверенно. – Вы прекрасно выглядите, но вовсе не похожи на женщину.

- Благодарю, - ответил Джерри и сделал пару шагов вперёд, незаметно уводя от Шулеймана нового собеседника. - Вы не назвали своего имени.

Заставь человека в момент знакомства оплошать и чувствовать себя виноватым, и он в твоём распоряжении. Расчёт сработал идеально. Охреневая от происходящего, Оскар провожал их взглядом.

- Кирен Адлер, - представился мужчина.

- Кирен Адлер, - повторил за ним Джерри, спросил с интересом: - У вас немецкая фамилия. Вы немец?

- Верно, - с улыбкой подтвердил Кирен. – Я родился в Австрии, но мои родители немцы, и большую часть жизни я прожил в Германии.

- Я тоже немец! – Джерри изобразил радостное изумление.

- В самом деле? – удивился Адлер. – Я думал, вы француз.

- Я Каулиц. Фамилия говорит сама за себя, - улыбнулся Джерри. – Мои родители немцы. Правда, в Германии я только родился, а вырос и всю жизнь прожил во Франции.

- Как приятно встретить соотечественника, - Адлер окончательно расположился к новому знакомому и пошутил: - Мне кажется, нас здесь не любят, - он доверительно наклонился к Джерри и сбоку прикрыл лицо ладонью.

- Я даже знаю, почему, - подыграл ему Джерри, и оба рассмеялись.

- Не хотите выпить? – предложил Кирен. – Признаться честно, на этих мероприятиях бывает сложно без алкоголя, только он помогает не умереть со скуки.

- Я думал, что один такой, - поделился Джерри лживым откровением, позаимствованным у Тома, ещё больше убеждая нового знакомого в родстве душ и том, что ему можно доверять. – Приятно узнать, что это не так. Пойдёмте.

Стоя на том же месте, Шулейман охреневал всё больше, наблюдая за тем, как заместитель его законного супруга мило болтает с новым знакомым, имени которого он не знал и видел впервые в жизни, и явно флиртует. И незнакомец отвечает гадине тем же расположением. Кто-то подошёл, но Оскар не слушал, что ему говорят, и ответил на автомате, не отрывая взгляда от пары, проследовавшей к столу с напитками. Он чувствовал себя так, словно его собственность уводят у него на глазах, а он ничего не может сделать, стоит столбом и смотрит.

Кирен передал Джерри напиток, после чего взял себе бокал, приподнял его.

- За знакомство, - озвучил тост Джерри, также приподняв бокал, и пригубил напиток.

- Джерри, вы один здесь? – спросил Кирен, тоже сделав глоток.

- Да. А вы?

- К сожалению, да.

- К сожалению? – Джерри приподнял бровь, спросил участливо: – Ваша спутница не смогла прийти?

- Нет, - Адлер улыбнулся, и тут же улыбка его угасла. – К сожалению, я одинок. Но при первом знакомстве об этом не стоит говорить.

- Стоит, если собеседник вас понимает, - не согласился Джерри.

Кирен опустил взгляд к его левой руке, нахмурился и с некоторым недоумением посмотрел на Джерри:

- Мне казалось, у вас на пальце было кольцо.

Кольцо на самом деле было – не обручальное Томино, а новое, купленное лично, они же с Оскаром для всех женатая пара, необходимо соответствовать, а едва ли кто-то в деталях помнит, каким было кольцо, главное, чтобы оно было на безымянном пальце. Но, найдя того, кто его не знал и соответственно не знал о том, кем он приходится Шулейману, Джерри кольцо быстренько снял и спрятал в карман.

Джерри улыбнулся и поднял левую кисть тыльной стороной к мужчине:

- Как видите, нет. Я не состою в браке.

- Видимо, причудилось. Прошу прощения.

- Ничего страшного. Кирен, давайте перейдём на «ты»?

- С радостью, Джерри, - улыбнулся Адлер.

Оскар пил коньяк, как воду, не ощущая вкуса, и смотрел, смотрел, смотрел, мазохистически изматывая себя наблюдением за вертихвосткой в штанах, в ультрамариновом, мать его, костюме, который и из другого конца зала было видно. Кажется, он всё-таки ревнует. Это ощущение злости, растерянности, страха, сжимающихся в кулаки ладоней, повышающегося давления, звучащего в голове чётким, жёстким битом сердца, туннельного зрения, сконцентрированном на главном, и чёрной пелены, застилающей всё остальное. Ревность – чёрная, ядовитая сука, в первую очередь сгрызающая твоё собственное сердце, в которой и убить можно запросто. Или моё – или ничьё. Хуже наркотика отравляющий кровь аффект.

Столько раз он видел подобное состояние у Тома, но переживал впервые. Но он ревновал не от чувств, а потому, что Джерри ему не принадлежал, Джерри он не мог контролировать, и это выводило из себя, рождало страх бессилия. Оскар повторял это себе. С Томом такой проблемы никогда не возникало – Оскар боялся, что он уйдёт, но Том всегда возвращается, и этим фактом взращённая глубоко-глубоко внутри жила успокаивающая уверенность, что и в любой следующий раз он никуда не денется. И потом – Том привязан к нему, Том от него зависит. А Джерри – слишком независимый, чтобы кому-либо принадлежать; слишком любит себя, чтобы любить кого-то сильнее. Его не удержит ни штамп в паспорте, ни цепь на шее.

Казалось бы, какая ему разница? Джерри – это Джерри, свободная личность, которая ему ничего не должна и на которую ему плевать. Но разум упрямо не желал включать холодный режим. Чёрта с два! Джерри тоже принадлежит ему, должен принадлежать ему одному! Даже если он ему самому не нужен.

Апогеем стал момент, когда Джерри и его новый знакомый, вызывающий у Шулеймана жгучую неприязнь, удалились из зала. Не на улицу, чтобы уехать, но и в здании было предостаточно комнат, где при желании можно уединиться. Оскар представлял, как они будут развлекаться, думал, кто будет сверху. Воображение рисовало порнографические картины. В голове стояла быстрая страстная прелюдия и как потом Джерри кусает губы, силясь сдержать звуки удовольствия, ведь их могут услышать, застукать, и с губ вместо стонов срывается сбитое, частое, хриплое дыхание.

Хотелось побежать следом, оттаскать дрянь за волосы, протащить через всё здание, наплевав на всё и всех. Но Оскар и сейчас ничего не предпринял. Представлял, что происходит за какой-то закрытой дверью, и ни секунды не сомневался, что Джерри уже хорошо. Очень хорошо…

Дрянь! Сука! Да как он смеет?!

Почему ему не всё равно? Почему. Ему. Не. Всё равно?

Да потому, что Джерри не имеет права не принадлежать ему!

Пусть не думает, что свободный, что может распоряжаться телом Тома по своему усмотрению. Опустим, что дело отнюдь не в теле.

Оскар сделал четыре твёрдых шага вперёд, раздражённо выдохнул, развернулся на каблуках и пошёл в противоположную сторону. Не будет он останавливать Джерри. Пусть что хочет, то делает. Дрянь блудливая. Он не ревнует. Совсем-совсем не ревнует.

Через два часа, изведясь не-ревностью и войдя в состояние ненависти ко всем вокруг, Шулейман подхватил со стола бокал коньяка и покинул зал. В тишине поднявшись на второй этаж, он открыл дверь на балкон и к своему удивлению обнаружил там Джерри, который курил, облокотившись на широкие каменные перила. Какое совпадение.

Пристроившись к перилам на расстоянии от гадины, Оскар также сунул в рот сигарету и щёлкнул зажигалкой. Выдохнул дым в холодный воздух поздней осени. С открытого балкона открывался прекрасный умиротворяющий вид на утопленный в темноте сад. Не обращая внимания на холод, ведь не накинул верхнюю одежду, Джерри смотрел на клочок засыпающей к зиме природы, границы которой терялись во мраке, и наслаждался философским ощущением причастности к чему-то большему.

- У меня для тебя есть интересная информация, - заговорил Джерри. – У мужчины, с которым я общался, Кирена Адлера, есть кое-что на тебя, что он собирается использовать, чтобы отнять у тебя незаконно присвоенную ещё твоим отцом, по его словам, компанию и с учётом её масштабов целую нишу в пяти странах. Прими меры.

- А, так ты трахался с ним не только удовольствия ради, но и для дела? – едко произнёс Шулейман. – Тогда ладно.

- Ничего не было.

Джерри не солгал. Во время общения он представлял секс с Адлером, думал, кому из них быть в активе – в первый раз быть снизу не в его правилах, но как пассив Кирен его не привлекал. Но не тянуло, вообще не тянуло к нему. Джерри решил сохранить верность идее добиться Шулеймана.

- Как тогда ты выведал информацию?

- Много алкоголя, очень много обаяния и никакого секса, - не без гордости за себя раскрыл секрет Джерри.

- Ты не пьян.

- Ты забыл о моём умении пить, но не пить?

- Что-то слабо верится, что всё было именно так, - выразил скепсис Оскар и, сделав последнюю затяжку, отправил окурок в полёт вниз. Он был раздражён и не воспринимал всерьёз донос о готовящейся диверсии против него.

- Сложнее поверить в то, что подобную информацию можно узнать в постели. Как ты себе это представляешь? «О да, как хорошо… Я считаю Шулеймана нечистым на руку, и у меня есть компромат, при помощи которого я восстановлю справедливость в свою пользу»?

- С чего вдруг он тебе это рассказал?

- Он не знал, кто я и кем тебе прихожусь, а я умею входить в доверие.

Наконец-то Оскар перестал беситься, включил мозг и подумал, что мог понести убытки и потерять сферу влияния, что теперь, при помощи Джерри, можно предотвратить. Он нахмурился и спросил:

- Откуда ты знал, что именно он что-то замышляет?

Джерри пожал плечами:

- Это случайность. Адлер упомянул тебя, - он повернул голову прямо и устремил взгляд в тёмный сад, - и я решил воспользоваться ситуацией и выведать что-нибудь полезное. А когда он оговорился о своих планах, я уже не мог остановиться и не узнать всё. У нас всё-таки всё общее, - с лёгким хитрым изгибом улыбки на губах Джерри скосил к доку поблёскивающие в полумраке глаза.

Шулеймана посетила мысль-ощущение, что его мама могла вести себя так же, помогать папе, располагать к себе внешностью, обаянием, узнавать что-то или просто налаживать контакты. Кажется, он помнил, как мама улыбалась какому-то мужчине точь-в-точь так, как Джерри улыбался этому Адлеру. Именно с ней папа достиг высот, как бы всё ни кончилось.

- С тобой в качестве компаньона я мог бы усилиться до сотки, - сказал Оскар. – Но я всё-таки предпочитаю Тома.

- Я на тебя и не претендую. Максимум на тело, - ответил Джерри и обратился к нему: - Ты узнал, о чём я просил?

- Нет.

- Иди и спроси.

- Ты мне приказываешь? – выгнул бровь Шулейман.

- Я напоминаю о данном тобой слове. А в качестве стимула – у меня есть для тебя важная информация, которую я тебе сообщу, как только ты принесёшь мне ответ.

Оскар шумно выдохнул, полоснул по Джерри гневным взглядом, и направился обратно в зал. Джерри остался на балконе, растёр замёрзшие ладони и спрятал их подмышками. За пальто было лень идти.

- Разрабатывается технология переноса сознания, - сообщил вернувшийся Шулейман, снова заняв место слева от Джерри. – Пока безуспешно. Ни о каком отделении и отселении альтер-личности речи не идёт, и не думаю, что когда-нибудь это будет возможно. Потому что сознание – нематериально, как отделить от этого нематериального часть?

Джерри вздохнул, выдохнул облачко пара:

- Придётся жить с тобой.

- Твоя очередь, - Оскар в ожидании глянул на него.

Джерри повернулся к нему и медленно растянул губы в улыбке.

- Шулейман, ещё один минус тебе за внимательность. Важную информацию я тебе уже сообщил, - сказал он и щёлкнул дока по носу.

Ожидаемо Шулейман взбесился, но Джерри побежал от него раньше, чем Оскар успел схватить его за руку или за горло.

- Думаешь, я буду за тобой бегать? – спросил Оскар, через дверной проём глядя на Джерри, что стоял посреди комнаты и продолжал задорно улыбаться.

- Не будешь?

- Делать мне больше нечего, - фыркнул Шулейман и также переступил порог комнаты.

Но вспомнилось, как играли в догонялки с Томом на пляже. Как гонялся за Джерри когда-то, как бегал за Томом. А он не прочь повторить… Ещё и Джерри задиристо задел его ногой, всё сложилось.

Долго азартная погоня не продлилась. Шулейман нагнал Джерри, пихнул к стене, прижал собой, загораживая свет.

- Твоё обвинение, что я невнимательный, безосновательное и глупое, - сказал Оскар, что вызывающе резонировало со страстной интимностью момента, озвученного сбившимся дыханием лицо в лицо. – Ты мог владеть ещё какой-то информацией. Откуда мне знать, что это не так?

- Эта ситуация доказала, что не обязательно владеть информацией, чтобы её продать, - проговорил Джерри, лукаво, заносчиво глядя ему в глаза. – Главное, быть убедительным.

- Хотел бы сказать, что однажды тебе не станет веры, и когда ты честно попросишь о помощи, никто не поверит. Но ты и в такой ситуации выкрутишься. Так ведь?

- Безусловно, - без ложной скромности, но и без хвастовства ответил Джерри. Это факт.

Он выдержал паузу и, подавшись вперёд, поцеловал Шулеймана. Без языка. Всего пара движений губ, на которые Шулейман ответил без раздумий, словно в трансе.

- По-моему, ты готов сказать мне «да», - ухмыльнулся Джерри. – Но когда ты это сделаешь, я, пожалуй, скажу тебе «нет» в качестве наказания.

- Признайся уже, что хочешь меня, - вспомнил Оскар былое.

- Возможно… - уклончиво ответил Джерри.

Но Шулейман не воспользовался ситуацией, заманчивым предложением и почти признанием.

- Тебе придётся очень долго ждать, чтобы отказать мне, - сказал он и отступил от крысы.

Джерри только пожал плечами – он умел ждать и добиваться поставленных целей, а сейчас он хотел получить Шулеймана. Пройдя мимо дока, он направился к выходу из комнаты и обернулся близ двери:

- Всё-таки сообщу тебе информацию. Ты заслужил. Том знает, в чём причина раскола.

- Что? – опешил Шулейман, грозно сведя брови, и шагнул к Джерри. – В чём причина?

- Я не скажу, - покачал головой Джерри. – Нельзя. Если я расскажу, получится не так, как должно быть. Вы должны разобраться в этом с Томом. Спроси его, - порекомендовал он и вышел в коридор.

Это жестоко – сказать, что знаешь секрет, и не рассказать его, даже не намекнуть. Заставить ждать.

Шулейман поспешил за Джерри, неласково схватил под локоть, продолжая путь по коридору вместе и требуя:

- Скажи.

- Мне не сложно сказать, - спокойно отвечал Джерри. – Но как Защитник и Помощник я должен поступать так, как будет лучше. Поэтому я сохраню тайну.

- Зачем тогда сказал, что знаешь?

- Чтобы ты знал, что Том знает, и разбирался с ним.

- Как я узнаю, что Том сказал правду?

- Никак, - не обнадёжил Джерри. – Пока я не вернусь.

- Так ты скажешь мне, если Том солжёт?

- Возможно.

За то, что мутит воду, Шулейман Джерри пихнул, встряхнул за локоть, после чего притянул обратно к себе и обнял за плечи. Усмехнулся:

- С тобой можно иметь дела. Но костюм у тебя бесячий, - он окинул Джерри взглядом, - сожгу его, когда вернёмся домой.

Позволяя себя панибратски обнимать, Джерри повернул к нему голову и выгнул бровь:

- Хочешь поиграть в святую инквизицию?

- Увы, это лишь мечта, - с сожалением вздохнул Оскар. – Но если изобретут процедуру пересадки альтер-личности, я не пожалею на это никаких денег и потом устрою тебе очищающий костёр. Ведьма! – воскликнул он весело.

На подходе к дверям в зал, Джерри поставил Шулейману подножку и ловко пригнулся, чтобы тот не утянул его за собой. Шулейман растянулся на широкой ковровой дорожке, покрывающей пол. Джерри встал у него в голове.

- Мне нравится, когда ты у моих ног, - проговорил Джерри с предовольной ухмылкой. – Вы отправили меня на костёр, но сейчас сами у моих ног, неожиданный поворот, господин инквизитор?

Оттолкнувшись от пола, Оскар подскочил на ноги и бросился за предусмотрительно припустившим от него гадом. Официальный приём, на котором налаживаются связи миллиардных состояний и предварительно решаются судьбы, он сам один из тех, в чьих руках колоссальная власть перекраивать мир, а он как мальчишка бегает по коридорам, потому что зараза умеет довести. Взрослый и серьёзный. Ага, дважды.

И счастлив бегать. Даже забывает на мгновения, что перед ним не тоттого

На протяжении всего этого вечера Оскар забывался. Но потом, конечно же, вспомнил и был уверен, что хочет Тома обратно. Перед сном он курил в окно и думал, сколько им осталось до возвращения спокойного счастья, сколько ещё они будут втроём?

Джерри пришёл и лёг в его постель, сбив с мысли.

Глава 21

И пока твоя страсть разжигает азарт,

За тебя объявлена награда.

Разрешаю смотреть, остальное нельзя

В неизбежный час твоей расплаты.

Lascala, Cuba Libre©

- На тебе что, лифчик? – в недоумении спросил Шулейман.

- Это не лифчик, а бра-бандо, - ответил Джерри, отвлёкшись от зеркала.

- А похоже на лифчик.

- Бра-бандо – это разновидность бюстгальтера, а именно бралетта, единственный его вид, не требующий наличия груди и потому подходящий мне, - просветил Джерри несведущего дока.

- Я же говорю – лифчик. Откуда мне знать, как эта хрень называется?

- Ты на протяжении многих лет активно взаимодействовал с женщинами, которые наверняка носили красивое нижнее бельё. Должен знать такие простые вещи.

- У всех моих женщин была грудь, - отбил Оскар, подошёл ближе. – Зачем ты напялил лифчик?

- Он красивый, идёт мне и прекрасно сочетается с этим пиджаком, - сказал в ответ Джерри, снова заглянув в зеркало. – И он очень приятен к телу, - добавил с улыбкой.

Шулейман сложил руки на груди и привалился плечом к стене.

- Не боишься несуществующие сиськи застудить? – осведомился он. – На пороге зима.

- Будет весна, - ответил Джерри так, словно не сомневался, что весна для него будет. – Хотя можно и не ждать и уже сейчас выгулять наряд в клуб или бар.

- В таком виде в клуб или в бар? Что ж, тебе предначертано повторить печальный Томин опыт.

- Не беспокойся, я возьму с собой Крица.

- А теперь серьёзно – в таком виде ты никуда не пойдёшь, максимум погулять по улице в застёгнутой наглухо куртке.

- Ты провоцируешь меня поступить тебе назло. Но в таком случае мне придётся поступить назло и себе, поскольку я никуда не собирался, просто примеряю.

- Вот и чудно. Нагляделся? Снимай этот ужас.

- Снять? – Джерри выгнул бровь.

- Я так и сказал.

Не потребовав от дока выйти, дерзко глядя ему в глаза, Джерри расстегнул пуговицы стильного пиджака платинового тёмно-серого оттенка и сбросил его на пол, оставшись в зауженных чёрных брюках и том самом бра-бандо, представляющим собой широкую полоску тонкого кружева, поблёскивающего вплетением шёлковых нитей.

Хотел он того или нет [не хотел!], но взглядом Оскар прилип к наполовину оголённому телу, худому, идеально проработанному жёсткими боевыми тренировками и регулярной йогой, гибкому. Никогда ему не приходило в голову попросить Тома надеть женское бельё, эта идея казалась как минимум странной, поскольку Том мужчина, что его абсолютно устраивало, трансы его никогда не привлекали, и женское бельё смотрелось бы на Томе нелепо и неуместно чисто из анатомической разницы между мужским и женским телом. Особенно это касается женских трусов, из которых у мужчины всё вывалится, и это будет выглядеть скорее смешно, чем сексуально.

Но Джерри разбил все его представления и суждения. Джерри выглядел чертовски сексуально в этом топике-бюстгальтере без бретелек! Так сексуально, что рот наполнился слюной, а затем начал пересыхать. Шулейман пожирал его глазами, позабыв, что человек разумный и имеет способность мыслить. В голове только стрекотания сверчков не хватало, чтобы подчеркнуть наполненную пульсацией крови пустоту.

- Ужасно, - высказался Оскар, за шкирку вытянув себя из залипания на привлекательную заразу, надеясь себя обмануть. – Выглядишь как транссексуал, которому не хватило денег на операцию.

Что угодно он мог говорить, Джерри бы это не задело. К тому же Джерри верил не словам, а глазам, непроглядно чёрным расширенным зрачкам, голодно облизывающим его тело. Даже сейчас, когда Шулейман говорил, что он плохо выглядит, взгляд его не был холодным и плохо задерживался на уровне лица.

- Знаешь, в чём ещё плюс таких вещиц? – проговорил Джерри и провёл ладонями по бокам, по груди с тотчас напрягшимися сосками. – Тонкая ткань повышает чувствительность.

- А, так ты подрочить хотел с бо́льшим удовольствием? – огрызнулся Оскар. – Прошу прощения. Продолжай.

Но он не ушёл. Мысли такой не возникло. Ноги приросли к полу, и мозг был с ними солидарен.

- Хочешь посмотреть?

Джерри повторно огладил себя, спустил руку вниз по животу и просунул пальцы под пояс брюк, не отрывая взгляд от Шулеймана во время провокационных действий. Это заводило. Заводило то, что Шулейман смотрит, что хочет казаться равнодушным, но проигрывает сам себе.

Не убирая руку из штанов, Джерри игриво дёрнул бровями:

- Поможешь?

- Сам с собой играй, - ответил Оскар, борясь с гудящей и тёмной пустотой, в которой, как в кислоте, растворялись мысли.

- Что ж, раз тебе не нравится, пожалуй, сниму всё, - сказал Джерри.

Он расстегнул пуговицу и молнию ширинки и снял брюки. Шулейман испытал второй шок. На Джерри и трусы были женские, такие же бежевые и кружевные, как и топ. И вопреки ожиданиям Оскара ничего у него не вываливалось. Женское бельё не обманывало, было прекрасно видно, что перед ним мужчина, в том числе по очертаниям под кружевными трусиками. Но мужчина поразительной, невиданной, преступной красоты, молодой и дерзкий, не признающий стереотипов и кем-то другим написанных правил.

Мужское начало и нежное женское бельё не противоречили друг другу, а создавали вызывающий, соблазнительный тандем, ничуть не кажущийся неправильным. Сочетание мягкой алебастровой кожи и кружева влекло прикоснуться и овладеть. Он бы не стал снимать бельё. Оскар сглотнул, ощущая, что в джинсах тесно. Месяц без Тома подходил к концу, но терпение подводило. Он хотел, хотел того, кто перед ним, до перебоев в сознании.

Дав Шулейману налюбоваться им, Джерри через голову снял бра-бандо, развернулся и красиво, неспешно пошёл к двери, покачивая узкими бёдрами. Кружевные трусики не полностью закрывали маленькие подтянутые ягодицы. От этого вида у Оскара одновременно свело и челюсти, и в паху и в горле застрял животный рык.

Джерри обернулся через плечо с лёгкой лукавой ухмылкой:

- Присоединишься?

Оскар почти согласился, почти пошёл за ним, отдавшись манящей на свою сторону порочной темноте. Почти. Одёрнув себя на самом краю, Шулейман развернулся и ринулся прочь, случайно ударил себя дверью, так резко её открыл, и вырвался в коридор. Убежал от искушения.

Распахнув окно, Шулейман подставил лицо холодному воздуху и закурил. Ничего-ничего. Осталось совсем чуть-чуть подождать, Том вернётся, и он оторвётся. Правда, как бы Тома в больницу не отправить своим энтузиазмом. Сейчас, представляя себе долгожданный секс, Оскар с удовольствием затрахал бы Тома до смерти. Пусть хоть кричит, хоть плачет… Господи, о чём он?

Куда делась хвалёная выдержка, позволявшая ему месяцами ждать? Оскар засыпал с желанием трахаться и просыпался с ним же, с железным стояком, который так хотелось загнать в тело. Спасало только то, что Джерри просыпался раньше или уходил среди ночи в другую комнату. По утрам его нахальная соблазнительная задница не маячила перед носом. Но маячила днём. Как же по утрам не хватало Тома… Того, как пристраивался к нему сзади, целовал, обнимал тёплое, размякшее со сна тело, наслаждаясь его обнажённым видом и ощущением под ладонями, а после они занимались сексом в позе ложек. Или Том плашмя на животе, а он на нём.

Джерри не успокаивался. Надевал свои блядские шортики, крутился перед глазами, представал в выигрышных сексуальных позах и, главное, был рядом, в принципе был в пределах досягаемости. Шулейман понимал, что гадина его соблазняет – он и прямым текстом продолжал предлагать, но это не помогало не реагировать. Когда Том во время спора пытался развести его на секс, Оскар не вёлся и смеялся. Но с Джерри почему-то так не получалось. Притом что Джерри не соблазнял нарочито, не наклонялся похабно, не ползал перед ним, выставляя пятую точку. Но когда Джерри сидел на другом конце дивана и ел банан – не исполнял с ним порнографический этюд, как это делал Том, а просто ел, втыкая в телевизор, - мозг помахал Оскару ручкой и отключился. Джерри тогда повернулся и спросил: «Что?», после чего отправил в рот последний кусочек фрукта, и только его обращение вернуло Шулеймана в реальность. Реальность мгновенно раздражила, потому что залип как идиот, а рядом по-прежнему крыса.

Но от крысы вело. Воздержание с крысой проходило совсем не так, как с Томом. Оскар не единожды задавался сформулированным матом вопросом: «Почему так?». Но ответ был на поверхности, надо лишь осмелиться его увидеть. Том невероятно красивый, сексуальный, желанный, но он привлекателен как ребёнок или котёнок, что-то мимимишное, что уместнее жамкать в объятиях, чем трахать. А Джерри другой, его сексуальность неприкрытая, она разит за версту, сшибает наповал и проникает в организм вирусом. Он знает, насколько хорош, и пользуется своим оружием; он уверен в себе на тысячу процентов и знает себе цену. Это заводит, провоцирует. Есть женщины-вамп, а Джерри мужчина того же сорта – непреступная себялюбивая стерва с ледяным сердцем, которую так хочется нагнуть. Именно Джерри разбудил, растравил в нём желание, которое к Тому не утихало по настоящий момент.

Джерри как блестящая игрушка, которую избалованному ребёнку никак не удаётся заполучить. И поэтому избалованный ребёнок бесился, капризничал и вставал в позу, он привык получать всё, что захочет. Но даже укладывая его в свою постель, Оскар его не получал в собственность. Джерри оставался свободным человеком, который с ним спал из личных соображений. В прошлом между ними был скорее не озвученный договор на отношения. В настоящем… Нет. В настоящем ничего не будет. Но, ох, как бы Оскар хотел, чтобы у Джерри были чувства… Это бы усладило эго, как ничто другое.

Первый секс у него был с Джерри. Шулейман вспомнил об этом, понял ещё вечером того дня, когда Джерри включился в последний раз. Тот недоделанный раз с Томом под наркотой он не считал. Жили вместе как пара они с Джерри до того, как между ним и Томом завязались отношения. Джерри, а не Тому, как долгое время думал, он впервые помог готовить, что для него было нонсенсом. Об этом Оскар вспомнил, когда помогал Тому на кухне в их последнюю встречу. Но отмахнулся от этого осознания, чтобы не омрачать своё счастье. И Тому не рассказал, потому что если не слёзы, то несчастная кислая мина обязательно последовала бы за правдой. Том ведь и так загоняется из-за того, что альтер его во всём превосходит. То, что Джерри не только превосходит его, но и во всём опередил, раздавило бы Тома. Шулейману совсем не хотелось, чтобы он ныл и убивался ещё и по этому поводу. И впервые отказался от проституток и ничего не значащих связей в пользу одного человека он тоже вовсе не с Томом.

Оскар многое забыл, не захотел помнить. Но подавленные воспоминания лезли как черти из омута. Правда в том, что всё началось с Джерри, а Том пришёл потом, на проторенную дорожку. От замены элементов система не меняется. Но это ничего не значит. Он спал с Джерри, потому что не мог спать с Томом. Полюбил он именно Тома, это случилось ненамного, но всё-таки позже. Чувства проявились, когда раскусил Джерри и папа сослал его в Штаты, а он сбежал обратно в Париж. Оскар думал, что хочет удостовериться в своей правоте, поэтому ему необходимо увидеть Тома, выбрал для себя эту причину. Но нет, врачебный интерес здесь был вторичен, он втюрился, вляпался и не мог без Тома, без него не жилось. Поэтому неизменно возвращался, даже когда Том встречал его ором и дракой, требовал убираться вон и просил не приходить. Уходил, рычал, зарекался впредь вспоминать о тощем недоразумении, но через некоторое время летел, бежал обратно. Потому что нуждался в Томе рядом, ещё несколько месяцев не знал, зачем ему в жизни эта пучеглазая ошибка природы, но не мог себе отказать.

С Джерри всё началось. Джерри дал толчок его чувствам. Но сердце его принадлежало Тому. Смотря на Джерри, Оскар не ощущал тех чувств, которые испытывал к Тому. Но к Джерри он испытывал жгучее желание, когда-то открывшее ему глаза на то, насколько сексуально привлекателен Том. Безусловно, в этом заслуга Джерри. До того как столкнулся с ним, Шулейман и не подозревал, какое сокровище подобрал в центре.

Но хуже всего было не неудобное, равное измене влечение к Джерри. Не осознание, что во многих аспектах их отношений Том номер два. А то, что в моменты, когда не сгорал и не дурел от возбуждения, когда они не цапались, Оскар ощущал себя хорошо с Джерри. Они равные, могут помочь друг другу, два взрослых человека, которые разговаривают, добиваются общего блага и не зависят друг от друга. Странное чувство, непривычное, но – по большому секрету самому себе – приятное. С Томом подобного нет и быть не может за исключением редчайших моментов. Том котёнок, слабый, милый, его хочется и нужно защищать. А Джерри в защите не нуждается, с ним можно быть равным. Насколько Оскар вообще умел воспринимать кого-то равным и вести себя соответствующим образом. Оказывается, умел, проблесками, но регулярными, с той периодичностью, с какой складывались обстоятельства, способствующие такому ощущению.

Шулейман начал забывать Тома. Нет, он по-прежнему думал о нём и ждал, когда он вернётся навсегда. Но его образ в голове Оскара смазывался, смешивался с Джерри и с прошлым. Шулейман прекрасно, в мельчайших деталях помнил, каким Том был до объединения, но забывал его слитого, то есть настоящего. Он скучал по Тому, но иногда не мог понять, по кому же скучает – не мог разобрать образ на черты, из которых складывается неповторимая личность человека. Том милый, но упрямый. Мягкий и уязвимый, но… сильный? Добрый альтруист, но… эгоист? Пассивный, но активный? Несёт и делает глупости, но говорит мудрые вещи и совершает взрослые поступки? Какой же Том? Как вспомнить, когда Тома нет, но есть Джерри? И как отделаться от неприятнейшего чувства, что забываешь?

Том нужен и как можно скорее. Иначе крыша начнёт подтекать.

Оскар даже радовался моментам, когда рядом с Джерри переставал мыслить из-за желания, поскольку последствием их шло истовое раздражение, отменяющее возможность нормального отношения к нему, обесценивающего неудобную память о том, что он во многом первый.

В последнюю неделю ничего не осталось, кроме адского вожделения. Где же хвалёная выдержка, которой дивился Том? Форменное гадство, а не жизнь, когда на глаза постоянно попадается, крутит хвостом сука, от которой в штанах дымится. Шулейман кипел, выгорал, варился в собственном соку. Джерри же лишь бровью вёл в ответ на его бешенство и периодически напоминал о своём интересном предложении.

Осталось пять дней до ожидаемой даты возвращения Тома. Не дождался.

- Пойдём, - ответил Оскар на очередные разглагольствования сучки о взаимовыгодных отношениях и порывисто поднялся с дивана.

Джерри повёл бровью, удивлённый его столь резким согласием, но не стал задавать вопросов и, вздёрнув подбородок, сказал:

- Иди в ванную. Сегодня я сверху.

- В спальне разберёмся.

Шулейман за руку сдёрнул Джерри с места и потащил в сторону спальни. Джерри едва не споткнулся, так быстро тот шёл и тянул его за собой. В спальне Оскар не дал Джерри и рта раскрыть, грубо поцеловал и завалил на кровать. Джерри позволил ему лобызания, поскольку сам был не против разогрева, и не сразу воспротивился тому, что уложен на лопатки и прижат чужим телом.

- Полегче, - с усмешкой на губах Джерри похлопал Шулеймана по плечам. – Тебе не удастся поставить меня в коленно-локтевую.

Он закинул ногу на бедро дока и перевернул их, занимая верхнюю позицию. Сам поцеловал, движениями всего тела показывая, что он здесь – главный мужчина. Шулейман сильно сжал его бока, сминая, задирая майку.

- Эй, - Джерри ударил его по руке и заглянул в глаза. – Давай обойдёмся без синяков.

- Тогда ляг и заткнись, - Оскар скинул его на постель.

Джерри приподнялся на локтях и ухмыльнулся:

- Я думал, ты любишь, когда в постели кричат.

- Очень люблю, когда это Том, - холодным, недружелюбным тоном ответил Шулейман и сильно пихнул Джерри в плечо, опрокидывая на спину.

Они катались по кровати, борясь за место сверху, кусая губы партнёра-соперника. Джерри оказался плашмя на животе, сильные руки вжались в поясницу, вдавливая в матрас, а губы и зубы терзали шею. Джерри разнежился от этой ласки, что была больше приятна, чем болезненна, поднял голову, выгибая шею и закрыв глаза. Задранная майка осталась на уровне нижней линии лопаток, а штаны поехали вниз. Джерри дёрнул плечом и упёрся ладонями в постель, чтобы подняться, но Оскар пихнул его обратно.

- Шулейман, не раскатывай губу, - Джерри скосился через плечо и согнул руки для второй попытки подняться из-под наглеющего дока, но и она была грубо пресечена.

Шулейману всё это надоело. Он придавил Джерри за загривок и навалился всем весом, стягивая с него трусы. Джерри взбрыкнул, прикрикнул, но он пропустил момент, когда мог побороться на равных и победить, Шулейман уже применил к нему своё несокрушимое преимущество – значительное превосходство в массе и силе. Джерри попал в ловушку, в которой не мог применить ни один из приёмов.

- Не дёргайся, сучка, - прозвучало в затылок жёсткое, хриплое. – Сам же хотел.

- Шулейман, твою мать, это не смешно! Не смей!

Джерри крутился, но Шулейман был для него слишком тяжёлым, слишком превосходил по габаритам. Он ударил локтем, но вышло абы как, вскользь, и в ответ док схватил его за волосы и вдавил лицом в постель, больно сминая нос и отбирая возможность нормально дышать. Звякнула пряжка ремня, вжикнула молния и головка члена, горячо мазнув по коже, упёрлась между ягодиц.

После долгого воздержания, без смазки и растяжки шло туго. Оскар протолкнул головку и пару сантиметров в Джерри, хватающего ртом воздух, и дальше, до конца, вонзился одним сильным движением. Джерри закричал от боли. Шулейман сразу начал двигаться, беря своё. Выпустил на волю внутреннего зверя, которого давно посадил на цепь и запер в темноте, чтобы не тронуть и не потерять Тома. Который получил по носу ещё той далёкой ночью, когда зажал восемнадцатилетнего Тома в коридоре. Этот зверь и есть он настоящий – эгоистичная сволочь, всегда получающая то, чего хочет, лишённая сострадания. Ему пришлось измениться, подавить жестокие эгоистичные порывы, но зверь внутри сорвал цепи и снёс крышку подпола, откуда мог только рычать. Это освобождение.

Крики не трогали, а распаляли ещё больше. Так сучке и надо, так с такими и до́лжно поступать – драть как сидорову козу. Ещё почти четыре года назад обещал ему это. Сам нарвался, хотел же, провоцировал. Получай, сука. Нравится? Шулейман больно придавил Джерри предплечьем, чтобы не рыпался, называл сукой, кусал. Наконец-то брал над ним верх и испытывал от этого колоссальное удовольствие и удовлетворение. Вымещал злость, раздражение. Этот эпизод дрянь не переврёт.

Изнасилование имеет куда больше общего с насилием, чем с сексом. Оно не про чувства, не про вожделение даже – это агрессия, злость, желание унизить другого человека и утвердить свою власть.

У Стена в подвале Джерри думал, что без проблем переживёт изнасилование. Знал, каково было Тому. Но оказалось, что переживать изнасилование своим умом не то же самое, что помнить ощущения. Это невероятно больно, словно тебя разрывают изнутри. И это морально отвратительно, когда границы твоего тела насильно нарушают, взламывают, каждым движением мучают и утверждают свою над тобой силу. Ресницы намокли от рефлекторных слёз, капли оставляли мокрые пятнышки на простыне.

Джерри пытался расслабиться, но спазмированные болью мышцы не повиновались воле. Он вообще не умел полностью расслабляться, так открыто, как Том, принимать, самозабвенно отдаваться, что при любом количестве опыта и практики создавало эффект девственной узости. Из-за данной особенности его старший заботливый любовник Гарри всегда был с ним осторожен, а Шулеймана это никогда не останавливало. Джерри преувеличивал, но не лгал, вменяя Оскару в вину, что после пассивного секса с ним испытывает дискомфорт.

Джерри не смирился с насилием, сопротивлялся, чем делал только хуже себе. Он не мог смирно лежать и терпеть эту боль, ожидая, когда всё закончится естественным образом. Лучше пережить половину изнасилования и вырваться, чем лежать тихо и стараться быть хорошей жертвой, чтобы не мешать насильнику делать своё гадкое жестокое дело. На то, что Шулейман кончит быстро, надеяться не приходилось, он и после долгого воздержания умел прилично держаться.

Вырваться не удалось, только по бокам Джерри получил за свои верчения. Пытка казалась бесконечной. Туда-сюда, туда-сюда. Больно, больно, больно. Страшно за свои внутренности. Наконец Шулейман кончил и слез с него. Джерри лежал лицом вниз, сбито дыша в смятую простыню. Он не был уверен, что сзади мокро только из-за спермы.

Ничто не ломает так сильно и страшно, как изнасилование. Джерри был раздавлен поступком Шулеймана. Ощущал себя разорванным, разобранным на части. Собрав себя в кучу, он поднялся на руках. Дрожащие ноги плохо слушались, не хотели сводиться. Перебравшись к краю кровати, Джерри подтянул бельё со штанами и встал. Тянуло поясницу и низ живота, а промежность горела. Но большего удовольствия он уроду не доставит, не позволит увидеть свою боль и слабость. Прилагая усилия, чтобы не ковылять и не шататься, стиснув зубы, Джерри вышел из комнаты, не произнеся ни слова.

Вернулся Джерри с пистолетом в руке и направил его на Шулеймана, что курил, вальяжно устроившись на кровати.

- Ты не выстрелишь, - усмехнулся Оскар. В содеянном он ничуть не раскаивался.

От ответа Джерри воздержался. Спустил курок. Вслед за грохотом выстрела воздух взорвал крик Шулеймана. Он завалился вбок, уткнувшись лбом в постель, шипел и матерился, зажимая истекающее кровью плечо. Пуля вошла точно туда, куда было рассчитано.

Джерри опустил оружие.

- Ты не подставишь Тома и скажешь, что это была случайность. Звони в скорую, - холодно сказал он и бросил на одеяло мобильник Шулеймана.

Пуля не задела лёгкое и крупные сосуды, только мягкие ткани и отбила кусок лопатки. Оскара прооперировали под местным наркозом, зашили и вкатили обезболивающего. От госпитализации он отказался, так как его состояние того не требовало. В коридоре они встретились с Джерри, оба сидели лицом к противоположной стене.

- Зачем ты это сделал? – безразличным тоном спросил Шулейман, не взглянув на Джерри, упираясь затылком в стену.

- Я прощал тебе достаточно и давал шансы. Последний ты уже истратил, - также ровно ответил Джерри. – Имей в виду, в следующий раз я буду стрелять ниже пояса.

- Урок я усвоил.

- Я тоже был у врача, - через паузу сказал Джерри. – В общей сложности у меня пять разрывов. Уже зашили. Придётся соблюдать строгую диету и ограничить физическую активность, пока не заживёт.

Как он молча принял к сведению, что Шулейман урок усвоил, так и Оскар без ответа принял выданную им информацию о повреждениях. Он по-прежнему не сожалел о своём поступке, но охоту повторять отбило.

Воцарилась тишина, периодически нарушаемая шагами медиков. Через пять минут Оскар прервал наполненное думами молчание:

- Том говорил, что ты не можешь причинить мне вред. Как? – спросил он, повернув к Джерри голову. В глазах его читалось недоумение.

Джерри позволил себе ответить не сразу. Тоже повернулся к доку:

- Хочешь секрет?

- Говори.

«Том знает только то, что я позволяю ему знать», - произнёс Джерри про себя и торжествующе ухмыльнулся:

- Не скажу.

- Зачем тогда предлагал?

- Чтобы ты знал, что есть что-то важное, о чём ты не знаешь.

- Как мило с твоей стороны.

- Не более мило, чем изнасилование с твоей стороны.

- Ты в меня пулю всадил, - в обмене любезностями Шулейман понизил голос до шипящего шёпота.

- Благодаря тебе у меня пять швов снаружи и внутри заднего прохода, - также шипел в ответ Джерри.

- Не надо было сопротивляться.

- Хочешь контрольный в голову? – перейдя на обычный тон, Джерри выгнул бровь.

Оскар резко выдохнул и снова откинулся на спинку стула и стену.

- Что ты сказал врачу? – спросил он вскоре.

- Что мы с моим партнёром перестарались, - ровно ответил Джерри, вернувшись в ту же позу. – Мне было так хорошо, что только после оргазма, когда анестезирующая горячка возбуждения и удовольствия схлынула, почувствовал боль.

Шулейман кивнул, выражая удовлетворённость ответом. Снова замолчали, но ненадолго. Джерри поделился размышлением:

- Думаю, что после таких событий Том повременит с возвращением.

Оскар скривил губы. Верить Джерри он не хотел. Но, если задуматься, был с ним согласен.

Дома Джерри думал, что, возможно, продешевил. Стоило стрелять не в плечо, а в грудь. Зачем Тому человек, который может так поступить с его телом? Вполне вероятно, что однажды поступит и с ним. Пусть лучше Том его один раз оплачет и будет строить новую жизнь. Один-два выстрела и нет человека. А нет человека – нет проблем. Проблемы ныне именно от Шулеймана, он довёл Тома до того, что ему снова понадобилась подмога. Джерри сумеет выкрутиться, чтобы не понести наказание, сейчас – сумеет.

Смог бы он стоять и смотреть, как Шулейман умирает? Смог бы. С Паскалем было сложнее, он не был сволочью, и ничего, справился, в кошмарах убиенный опекун ему не является. Джерри провёл пальцем по холодной стали пистолета и бросил взгляд на дверь, где-то за которой находился горе-муженёк.

Живи, пока что, Шулейман. Но шутки и игры кончились. Я объявляю войну. Когда-то так же у него сложилось с Томом. Джерри был с ним добрым, ласковым, любящим, хотел помочь, но Том шипел на него, гнал прочь и сам убегал. А после его подлой выходки с Кристиной Джерри разозлился, перестал с ним сюсюкаться и начал направленно давить, что привело к победе. Видимо, поначалу с людьми он слишком добрый, потому незаслуженно получает пинки. Но теперь и к Шулейману кредит доверия исчерпан. И пусть ему в голову Джерри залезть не может, но и на Шулеймана есть управа. Найдётся. Главное – они больше не соратники.

Джерри протёр пистолет и убрал в новое место хранения. В случае необходимости у него не дрогнет ни рука, ни сердце.

Глава 22

И ты вроде еще жив,

И вроде налажен быт.

Скажи мне, ты счастлив

Или делаешь вид?

В белую тетрадь

Нарисуй своей рукой

Того, кем хотел бы стать,

И скажи, почему ты другой?

Mary Gu, Маленький принц©

Каково жить под одной крышей с человеком, которого ты изнасиловал и который в тебя стрелял? Не хуже, чем прежде. Разве что оба узнали друг о друге кое-что новое и проявляли некоторую настороженность, понятную лишь им двоим. Как два волка кружили, запертых в замкнутом пространстве, каждый в чём-то слабее, в чём-то имеет преимущество, по итогу равносильные. Клыки не скалили, не рычали, но за противником следили. Оскар знал, что Джерри может взять оружие и убить его, хоть во сне, а что потом, для него будет уже неважно, и Джерри знал, что он знает. Джерри знал, что Шулейман при желании может сделать ему очень больно, если опередит, как в тот вечер, и Оскар знал, что он знает.

Застав в гостиной кого-то незнакомого образом, первым делом Оскар подумал, что в доме чужой. Но, присмотревшись к силуэту, понял, что это Джерри, и с губ сорвался закономерный вопрос:

- Что ты с собой сделал?!

- Немного сменил имидж, - Джерри повернулся к нему и сложил руки под грудью.

Сбоившее воображение Шулеймана, отчего-то рисовавшее Джерри блондином, оказалось пророческим. Джерри снова превратился в платинового блондина и в салоне остриг волосы в стрижку Сессон с прямой, распадающейся надвое чёлкой. Новый образ, дополненный простой и удобной, но стильно подобранной домашней одеждой, сделали из него объект высокой моды. Даже в огромных дорогих апартаментах Шулеймана Джерри смотрелся неуместно, он был точь-в-точь модель с обложки модного журнала, помещённая в повседневность, которую затмевала и стыдила красотой, лоском и совершенством. Картинка, которой не бывает в реальности, и быть не должно, потому что живым существам свойственны изъяны, а у неё нет ни одного. Все знают, что нельзя верить рекламным фотографиям и публикациям в инстаграм, они подвергнуты ретуши, иной раз до неузнаваемости. Но фотография вышла в жизнь. От стильной, выверенной до последнего волоска безупречности Джерри коробило, от неё веяло холодом безжизненности, а новый цвет волос попросту раздражал. Как движущаяся красная тряпка на быка действовал, в том числе потому, что без спроса сменил цвет волос и причёску, и потому, что отнял то немногое, что ему оставалось от Тома – внешность.

- Ты немедленно пойдёшь и перекрасишься в нормальный цвет, - бескомпромиссно приказал Оскар.

- Нет, - и бровью не поведя, ответил Джерри. – Это мои волосы, и они будут такого цвета, какой нравится мне.

- Принципиальный? Я тебя налысо побрею.

- Попробуй. Но я отвечу тебе тем же. Детская месть, но ты без волос будешь выглядеть хуже, чем я.

- Тому эта смена имиджа не понравится, - зашёл Шулейман с другой стороны.

- Лысина больше придётся Тому не по душе. А так перекрасится, если захочет, - спокойно и достойно парировал Джерри. – И к твоему сведению, - поднял он палец, - Том хотел перекраситься в блондина.

- Том терпеть не может блонд, - привёл Оскар аргумент в пользу своей правоты.

Джерри и на это было, что ответить. Безупречен он был не только внешне, доводы у него водились также безукоризненные.

- В Томе есть мои проблески, не забывай. Помнишь, как он перекрасился в рыжий цвет? В то время он ощущал потребность в экспериментах в поисках нового образа себя и хотел сменить цвет волос на светлый, но почему-то затянул, забылось и в итоге не успел.

Шулейман смотрел на него скептически, из-под нахмуренных бровей.

- Том хотел сменить образ? Искал себя? Это совсем на него не похоже, - он отрицательно крутанул головой и скрестил руки на груди, насколько позволяла травма плеча. – Он и стричься-то ходит раз в полтора года и совсем не зациклен на своей внешности, заботится о ней на базовом уровне.

- Да, Том не зациклен на внешности, но и ему важно быть красивым, пусть для этого он ничего не делает. Но сейчас не об этом. У всех бывают периоды, когда хочется что-то изменить, у Тома был как раз такой. Это ещё одно подтверждение, что ты совсем его не знаешь. А что было бы, если бы он перекрасился в блондина? Как бы ты отреагировал? Дай угадаю – так, как сейчас. Но Тому было бы не наплевать, - последнее предложение Джерри выделил.

Как бы Оскар ни хотел того не признавать, Джерри был прав. Он бы негативно отреагировал на смену Томом цвета волос на блонд. В прошлом он высказывал мнение, которого у него не спрашивали, что блондином быть Джерри не к лицу, соответственно и Тому тоже, но в душе цвет волос его ничуть не заботил. Но впоследствии неприязнь как-то незаметно стала искренней, светлый цвет волос начал его жёстко раздражать. Оскар хорошо понял это сейчас, когда смотрел на Джерри и мог представить Тома с чем-то подобным на голове, что он также натворил бы без спроса.

Но Джерри ещё даже не разогрелся. Сейчас прекрасный момент, чтобы начать давить.

- Правильно ты глаза потупил, - произнёс он, медленно делая пару шагов вперёд. – Ты знал, что Том хочет самостоятельно научиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, предпочтительно на скрипке?

Шулейман свёл брови. Нет, он не знал и не догадывался.

- Знал, что он хочет выучить финский язык, чтобы знать языки обоих своих родителей, что ему кажется честным? И в качестве вызова себе, поскольку во время попытки его освоить, финский язык казался Тому бесконечно сложным.

- Откуда мне это знать, если Том ничего об этом не говорил? – вопросил в ответ Оскар.

- Действительно, неоткуда, - согласился Джерри, всё больше обращаясь змеёй, подбирающейся к жертве. – Но есть повод задуматься – почему Том не делится с тобой своими желаниями и планами? – выпад, предупредительный. Времени озвучить ответ он не дал. – Том говорил тебе, что мечтает научиться кататься на велосипеде, давно говорил, почему ты его не подтолкнул к действиям, не поучаствовал?

- Зачем ему было осваивать велосипед? – развёл кистями рук Шулейман. – И вопрос уже всё равно неактуален, ты же научился ездить.

- Вопрос не об обоснованности желания, а о твоих действиях. Нулевых действиях, хотя ты знал. Оскар, что ты сделал, когда Том захотел завершить модельную карьеру? Ты сказал ему подумать, придумать, чем будет заниматься вместо этого? Нет, - сам же ответил на собственный вопрос Джерри. – Ты с готовностью помог ему отказаться от того прибыльного и интересного дела, которым я его обеспечил, в котором у него было имя, не предоставив ничего взамен.

- Тому не нравилось быть моделью, - возразил Оскар. – Что, я должен был заставлять его продолжать работать? Ты вправду считаешь, что так было бы лучше для Тома? – спросил без сомнения в правильности того, как поступил.

- Что ты предоставил ему взамен? – повторил Джерри.

- Я должен был предоставить ему работу? – произнёс Шулейман, тоном обесценивая упрёк, он искренне не считал это своей задачей.

- Действительно, зачем? – Джерри сделал ещё один шаг вперёд. – Тебе ведь невыгодно, чтобы он работал. Когда Том страдал в поисках призвания и поделился с тобой, что ему очень нравится готовить, ты сказал, что «повар – это неподходящая работа». Не дословно, но суть такова. Какая подходящая?

А нет подходящей работы для Тома. Джерри знал, что Шулейман так считает, тот собственными словами и поступками давно выдал себя с потрохами и ничуть не стеснялся своей позиции.

- Что ты говорил Тому, когда он горел энтузиазмом работать, развиваться в своём направлении? – тем временем продолжил Джерри. - Ты говорил: «Я бы предпочёл, чтобы ты не работал, никуда не уезжал и сидел дома». Тому было неприятно это слышать, но в конце концов он тебя послушался. Было? Говорил ты ему такие слова?

- Было, - признал Шулейман. – И? – он упрямо и от чистого сердца не признавал свою вину. – Я более чем в состоянии содержать нас обоих, и я считаю, что Тому не нужно работать, мне нравится, когда он сидит дома со мной, не вижу ничего плохого в том, что я говорил ему о том, что думаю по этому поводу. Заметь – я никогда не заставлял его не работать, а всего лишь пару раз высказал своё честное мнение.

- И не надо заставлять, - ядовито усмехнулся Джерри. – Достаточно периодически капать на мозг и показывать своё отношение. Почему ты никогда не проявлял интереса к творчеству Тома, не спрашивал об идеях, планах, нынешних наработках?

- Если бы Том хотел рассказывать, он бы это делал.

- Не догадываешься, почему Том этого не делал? – Джерри выгнул бровь, смотрел в глаза. – Он знает, что тебе искусство фотографии неинтересно, в том числе то, что творит он. Почему он это знает? Потому что ты показывал отсутствие интереса и даже пренебрежение.

- Том тоже моими рабочими делами не интересуется. И что, мне обидеться и всё бросить?

- Не путай причину и следствие. Ты запретил

- Захотел бы – интересовался, - отрезал Шулейман, указал на Джерри. - Ты же влез в мою работу. Том слово «нет» тоже понимает далеко не всегда. Так что всё честно. И отсутствие активного интереса не означает, что я его не поддерживаю. Когда мне нравится какая-то его работа, я об этом ему говорю. И так-то это я пропиарил его, когда он только для себя снимал. Твоё обвинение, что я не предоставил ему новую работу, не в кассу.

Джерри вновь усмехнулся, остановился на полпути к доку.

- Молодец, помог, - проговорил он отнюдь не благодарно. – Но – как помог

- Перепроверь свои данные, - Оскар покрутил кистью у виска. – На тот момент у нас ещё не было секса.

- Хоть «дитя» не отрицаешь. Хотелось бы думать, что по той причине, что понимаешь и признаёшь мою правоту. Но я не склонен питать пустые надежды. – Джерри вздёрнул подбородок, шагнул вперёд. - Безусловно, работать с представителями высшего общества – это круто, высший уровень. Но кто все эти люди? Твои подруги. Это не работа, а фикция, максимум хобби, несмотря на щедрейшую оплату. Твои друзья и знакомые хотели работать с Томом, потому что за него говорило твоё имя, в этой ситуации и талант иметь не обязательно. Где во всём этом Том, его имя, независимое Я? Почему ты не подтолкнул Тома заниматься рекламными и фэшн съёмками? У него прекрасно получилось бы, у него «для себя» фотографию выкупила косметическая фирма, случайно наткнувшись на неё, и это было бы – только его дело. С твоим состоянием можно нанять моделей любого ранга и делать Тому искусство, моду, бизнес.

- Почему ты говоришь так, будто это я виноват в том, что Том что-то не делал?

- Потому что так и есть, - глядя в глаза, заявил Джерри. – Ты избавил Тома от того, что у него было, задавил и не помог построить что-то своё. Как итог – Том сидит дома, тихий, ничем не занятый, кроме обслуживания тебя, и возвращаюсь я. Доволен?

По лицу было видно, что Шулейман недоволен, что ему вообще не нравится то, что Джерри говорит.

- Ты когда-нибудь задумывался, почему Том так любит, так рвётся готовить? – Джерри подошёл близко. – Потому что хочет хотя бы так быть полезным, что-то делать – в жизни в принципе и для тебя. Том не любит убирать в доме, но он и этим бы занимался, если бы ты его не одёргивал. У каждого человека есть потребность не быть бесполезным, и Том не исключение, а дважды подчёркнутое правило. Ты не даёшь ему быть мужчиной, быть самодостаточной личностью, и он берёт на себя роль домохозяйки. Но и этого ты ему не позволяешь. Ты превратил его в диванную собачку, на шикарном содержании, но оно не приближает её к человеку. Лучше бы вместо короны ты подарил Тому развитие. Почему ты не отправил его учиться? – очередной вопрос-обвинение, вопрос-выстрел.

- Чему учиться? Зачем? – не понял Оскар, снова сведя брови. – У Тома уже есть дело, которым ему нравится заниматься, и он никогда не изъявлял желания учиться.

- А ты должен был настоять, - бескомпромиссно сказал Джерри. – Высшее образование полезно и для общего развития, и для узкоспециального. Стоит выбрать экономику или бизнес, чтобы Том мог помогать тебе. Я планирую этим заняться. Всегда хотел получить высшее образование, но не хватало времени. Школьный аттестат ты устроишь. Я буду учиться или уже Том, его и моих школьных знаний хватит для обучения.

- Тома спросить не хочешь? Ты обвиняешь меня в том, что я давлю на Тома, но и в том винишь, что я не заставил его делать кучу вещей. Противоречие, не находишь? – голос Шулеймана прозвучал не очень уверено.

- Надо было заставлять, толкать, - заявил Джерри. – Но ты не сделал даже того, в чём мастак. Почему ты не убедил Тома научиться водить машину? – очередной удар.

- Зачем? – что до этого, что сейчас вопрос был глупым, но иного в голове не водилось. – Том давно сказал, что не хочет водить сам, он ездит со мной, и ему это нравится.

- Затем, что умение водить необходимый навык в современном мире. Том может никогда не водить, если не захочет, но он должен уметь. Для себя. Для уверенности и чувства свободы и независимости, которую дают водительские права и личный автомобиль, на котором ты в любой момент можешь поехать куда угодно. Этим я тоже займусь. А ты проследишь, - Джерри ткнул Шулеймана пальцем в грудь, - чтобы Том не бросил учёбу, если я не успею её закончить. Хотя о чём я? – он красиво развёл кистью. – Если я не прослежу за ростом Тома, уровень его развития так и останется печально-никаким, как хочется тебе.

- Мне не…

- Что ты не? – перебив, жёстко усмехнулся Джерри. – Тебе не хочется, чтобы Том был ручной амёбой? Что ты сделал, чтобы ему помочь, к чему подтолкнул? Ни-че-го, ни-к-че-му, - отчеканил по слогам. – Я дал Тому базу материальную и внутреннюю после объединения, чтобы он стал нормальным человеком, тем, кем должен быть. У него получалось, всё шло так, как должно было идти. Но ты всё уничтожил – что-то своей якобы понимающей помощью, что-то давлением. Результат этого мы оба видим – процесс развития остановился, Том скатился в регресс. Когда-то в ответ на жалобы Тома, что ты его пинаешь, заставляешь делать больше, чем он может, ты сказал прекрасную фразу. «Если человек ничего не делает, он деградирует». Твои слова.

Оскар помнил, помнил, как говорил Тому эти слова, как пихал его физически и словесно, чтобы шевелился, преодолевал себя, не признавая оправданием немощности его «Не могу». Но годы спустя что-то изменилось, ему расхотелось быть жёстким и пинать Тома. Наоборот, хотелось окружить его безопасностью и лаской, как коконом, в котором он будет сидеть под боком.

- Том хотел зарабатывать. Он чувствовал себя счастливым, когда купил ноутбук за самостоятельно заработанные деньги, гордился собой. Он ни разу не пользовался твоими картами, потому что хотел быть самостоятельным, хотя бы за что-то платить, раз жильё, продукты и поездки с тебя. Помнишь, как Том отреагировал, когда ты принёс ему на изучение и подписание брачный контракт? Тот, который настоящий. Том не хотел этого, он просил тебя не обещать ему обеспечение и кучу всего в придачу в случае развода. Но ты его не послушал, ты только себя слушаешь и считаешь всегда правым. Своим контрактом и завещанием ты отнял у Тома необходимость бороться. Зачем ему крутиться, если в любом случае, с тобой или после тебя, он обеспечен до конца жизни? Ты отнял у него главное - смысл что-то делать и зарабатывать деньги.

- Что, по-твоему, я должен был сделать? Оставить Тома без гроша?

- Достаточно сказать, что переписал контракт, - без заминки ответил Джерри, ответ у него давно был готов.

Шулейман нахмурился, обдумывая его странное предложение, и произнёс:

- Ничего, что Том всё помнит, и этот наш разговор тоже будет помнить? Тебя ничего не смущает?

- Я умею скрывать воспоминания. Для Тома всё будет выглядеть, будто ты это сам придумал. – Джерри выдержал короткую паузу и продолжил: - Но сейчас разговор не об этом. Глупо менять одну деталь, если весь механизм не работает. Том отрастил и расправил крылья, но укрепиться в полёте не смог. Ты тому виной. Ты его окольцевал и посадил в клетку, дверца которой открыта, но о какой свободе может идти речь, если все знают, куда возвращать зверушку, и сама зверушка это тоже знает?

- Мне не нравится твоя аналогия с кольцеванием. Ты так говоришь, как будто…

Оскар не договорил, потому что сказал Джерри:

- Это не аналогия. Ты когда-нибудь замечал, что Том постоянно поглядывает на обручальное кольцо, крутит его?

После вопроса Джерри ничего не добавил, потому Шулейман ответил:

- Замечал.

- Как думаешь, почему он так делал?

Оскар пожал плечами:

- Не привык к кольцу, оно мешало.

- Не привык, мешало, - покивал Джерри, завершив долгий неспешный путь, подойдя вплотную к доку. – Но мешало не само кольцо, а то, символом чего оно является, - правда как окат холодной водой и удар железным ведром сверху. - Том не хотел вступать в брак с тобой, нервничал и чувствовал себя плохо. Не только перед свадьбой, но и сравнительно недавно. Во время вашего медового месяца Том лежал рядом с тобой, смотрел на кольцо и думал, что не хотел бы всего этого, не знает, что ему теперь делать. Для него обручальное кольцо – оковы. Тому плохо в браке с тобой, - в лицо говорил он безжалостно.

- Это неправда…

- Правда. Том был не готов к браку, не хотел его и согласился только потому, что ты настаивал. Но после свадьбы ничего не изменилось. Том не понимал и не понимает до сих пор, что значит – быть в браке, это его изводит и заставляет чувствовать себя неполноценным. И он по-прежнему не готов. Том хотел бы развестись, он не раз думал об этом вначале, пока трясина не засосала с головой. Но не поговорил с тобой потому, что боялся причинить тебе боль. Он готов страдать, чахнуть и разрушаться, только бы тебя не обидеть, - сказал Джерри с презрением, с неприязнью к тому, кто Тома довёл.

До этого Шулейман защищался, защищал свою правду, в которую не прекращал упрямо верить. Но теперь перестал, потух внутренний запал. Но и это был ещё не конец. Джерри выплюнул ему в лицо очередную порцию оголённой травящей правды:

- Том не тот человек, каким ты его узнал, и не должен таким быть. Он не хочет быть таким. А ты не даёшь ему развиваться и тянешь назад. Всецело неправильно себя ведёшь. Ему нужна борьба, противодействие, а не потакание и оберегание от всего. Я был спокоен за Тома, когда оставлял его с тобой, потому что ты лучшее, что могло с ним случиться, ты умел с ним обходиться и стимулировать. Но ты не справился со своей задачей. Ты не стал психологически здоровым понимающим партнёром, но и жёстким самодуром, который, как бы я ни относился к этому, Тому нужен, перестал быть. Ни то ни сё. Дерьмо ты, Шулейман. Ты виноват в том, что Том заново раскололся, - вынес Джерри вердикт. – Только ты. Со своим браком, со своими замашками, со своим неумением выстраивать полноценные равноправные отношения, - яд, яд, чистый яд. – Тебя проще пристрелить, чем изменить.

Выстрел в голову, нокаут, приглушивший краски и выключивший способность возражать. Сказав всё, что хотел, размазав «дорогого муженька», Джерри круто развернулся и пошёл к двери. Обернулся на пороге:

- Я хочу поучиться практике вождения, прежде идти в школу. Ты будешь меня учить или мне попросить Вайлдлеса? Подумай.

Он сделал шаг за порог и вновь оглянулся с бесстрастным советом:

- Расстанься с Томом по-хорошему. И не будет надобности меня учить.

Впавший в ступор организм резко пробудился, поскакало сердце и сорвались нервы. Как током дёрнуло. Шулейман схватил со стола пепельницу и швырнул вслед крысе:

- Пошёл прочь!

Стеклянное изделие врезалось в дверной косяк и брызнуло острыми осколками. Джерри скрылся из виду, потому как в дальнейшем взаимодействии не видел смысла, а Оскар после пепельницы схватил телефон, позвонил своей охране и сказал следить, чтобы Джерри – Том для них – никуда не ушёл из дома, возвращать силой, если потребуется. На всякий случай. Потому что он гнал Джерри прочь из их с Томом жизни, из Тома, но не вместе с Томом неизвестно куда. Отказаться от Тома он был не готов.

Но как изгнать из Тома этого демона? Сука, сука, сука! Сил уже нет. Оскар бросил телефон в угол дивана. Сел, потёр обеими руками лицо, взъерошил волосы и на несколько секунд закрыл ладонями глаза, поставив локти на колени.

Это ведь неправда, что он во всём виноват? Что Том всё время лгал?

«Том знает, в чём причина раскола»,

Сука. Оба суки, если это правда.

Джерри устроился с ноутбуком за столом и вышел в интернет. Он был намерен купить машину уже сейчас. Но подумал, что Том не захочет ездить на выбранном им автомобиле, а новый не купит по причине щепетильного отношения к деньгам. Пожалуй, лучше повременить с покупкой. Пусть Том сам себе машину приобретёт (и надо будет предупредить Шулеймана, чтобы не дал ему поскромничать), а он поездит на феррари Оскара.

Но отсрочивание покупки не означает, что нельзя помечтать, наметить ориентир. Какую машину он бы купил себе? Джерри ввёл в строку поиска запрос, сорок минут изучал страницы с фотографиями и характеристиками престижных авто и проникся большой симпатией к одной. Безусловно, он бы хотел ездить на Астон Мартин. Серебристом. Так и видел себя за рулём этого элегантного автомобиля. Уезжающим подальше от Шулеймана. Ха.

Мечты-мечты…

Но мечты имеют свойство сбываться, если называть их планами. Машинку он себе обязательно прикупит, если раскол затянется. Придётся себя побаловать. Придётся себя побаловать – какое прекрасное словосочетание.

А что выберет Том?

Глава 23

Давай вот так просидим до утра,

«Не уходи, погоди!», но «Мне пора».

И если выход один впереди,

То почему мы то холод, то жара?

Раскладывать по местам я устал

И поворачивать вспять, ну вот опять.

Прикосновения плавили мой металл,

Ты элемент номер пять ни дать, ни взять.

Nansi & Sidorov, Вахтёрам (Бумбокс cover)©

Прогноз Джерри сбылся. Том вернулся не после двадцать третьего числа, а только десятого декабря. Пошёл в ванную, но, посмотрев в зеркало, забыл про все гигиенические процедуры и фурией метнулся в спальню, к Оскару.

- Почему ты его не остановил?! – истово негодовал Том, и казалось, что растрепанные со сна крашеные волосы шевелились.

- Как я должен был его остановить? – развёл Шулейман кистями рук. – Я уже результат увидел. Была мысль зажать и побрить наголо, но лысина тебе не пойдёт, и не думаю, что ты бы остался доволен, проснувшись без волос.

Том рефлекторно коснулся шевелюры, с которой, по его мнению, сотворили беспредел. Да, он бы совсем не обрадовался, если бы проснулся с лысой головой. Но и тому, что на голове было сейчас, он был совсем не рад. Он терпеть не мог белые волосы, и стрижка идиотская! Но главное – Джерри переделал его внешность самовольно! Разве так можно? Куда Оскар смотрел?

- Или надо было отвезти в салон, привязать там к креслу и велеть покрасить насильно? – добавил Шулейман.

- Красить волосы можно не раньше чем через неделю после последней покраски, - машинально пробормотал Том взятое от Джерри знание. И встрепенулся, вскинул голову. – Всё равно. Это ужасно. Я похож на… на… - он посмотрел в подвернувшееся зеркало, скривил губы и выкрикнул, повернувшись обратно к Оскару: - На Джерри!

- Но Джерри похож на тебя, - заметил тот. – Так что в сухом остатке всё не так уж плохо.

Том поджал губы, засопел.

- Всё ужасно, - повторил и, резко развернувшись, выскочил в коридор.

- Куда ты? – крикнул вслед Оскар. Ему совсем не нравилось, что Том такой дёрганный, убежал, ничего не сказав.

Ответа не последовало. Шулейман поднялся с кровати и направился вслед за беглецом, который нашёлся около ванной комнаты, привалившийся плечом к стене и смотрящий в пол с переплетёнными на груди руками.

- Я сейчас пойду мыться, - буркнул Том, предупреждая вопросы.

- А здесь стоишь, потому что к такому важному делу нужно морально подготовиться?

Том взглянул на Оскара исподлобья и снова опустил глаза, отвечая:

- Да.

- Пойдём. Я прогоню монстров, - открыв дверь, Шулейман взял Тома за локоть и завёл в ванную комнату.

Том не сопротивлялся, но основанную на былом шутку не оценил и выглядел подавленным и недовольным. Он отошёл от Оскара ближе к раковине, не заглядывая в зеркало над ней, и посмотрел на супруга:

- Я буду мыться один.

- Не стесняйся, - сказал в ответ Шулейман, судя по всему, не планирующий уходить.

- Оскар, выйди, - твёрдо сказал Том и начал выпихивать того за дверь.

Когда смотрел на Джерри с внешностью Тома, Шулейман не ощущал большого противоречия, но так странно было видеть характерный образ Джерри с поведением, мимикой, голосом и всеми отличительными чертами Тома. Огромный диссонанс. Том быстро закрыл дверь за спиной мужа. Конечно, у него получилось вытолкнуть его в коридор только потому, что Оскар не противился.

Оскар обернулся к двери, за которой включилась вода. Не ушёл, пока шум в ванной не стих и Том не вышел к нему.

- Зачем ты меня контролируешь? – спросил Том, напряжённым зверьком зыркая исподлобья.

- Во-первых, я тебя жду. Во-вторых, я тоже хочу почистить зубы и принять душ. Не уходи, я быстро, - дал команду Шулейман.

- Не надо ходить за мной по пятам. Мне это не нравится, - ожесточённо произнёс Том.

Шулейман в ответ также раздражился:

- Ты уж как-нибудь определись, чего тебе надо: когда я тебя оставляю одного, ты недоволен, когда я этого не делаю, тоже.

У Тома трепетали крылья носа, что выдавало нервное напряжение и неустойчивость состояния, и взгляд был как у загнанного в угол волчонка, готового к атаке за свою свободу. Но он воздержался от эскалации конфликта и сказал:

- Пойду пока завтрак приготовлю.

Оскар поймал его за руку:

- Тебе подождать сложно?

Том руку вырвал и, глядя в лицо, выговорил:

- Я не собака, чтобы сидеть там, где ты меня оставишь. Зачем, если я могу в это время что-то сделать?

- Ты с утра пораньше ёбнулся? Чего ты дёрганный такой? Какая собака? – всплёскивал руками Шулейман, злящийся на Тома из-за его неадекватного поведения, перечёркивающего всю радость от того, что он вернулся. - Я просто прошу тебя подождать меня.

- Почему бы мне не быть дёрганным? – Том также взмахнул руками, разгоняя градус эмоций. – У меня раздвоение личности, я проснулся чёрти с чем на голове, а ты приказываешь мне сидеть на коврике и ждать! Ты не попросил, а приказал, и когда просят, вторая сторона имеет право отказать.

Какой же у Тома всё-таки вредный характер. Когда не боится, ведёт себя как несносный испорченный ребёнок. Разве что ногой не топает и по полу в истерике не катается, но ещё не вечер.

- Помнишь, какой диагноз я тебе когда-то ставил, который недостаток секса? – выгнув брови, поинтересовался Оскар. – По-моему, он у тебя снова.

Слова прозвучали как издёвка. Полшага до черты, до слома. Шулейман понял, что перегнул палку, они оба перегнули, и как взрослый и умный человек отступил. Он шагнул к Тому и обнял, спрятав его лицо у себя на груди, успокаивая, показывая, что больше не хочет ругаться. Том напрягся ещё больше, обратившись жёстким сгустком напряжения, поскольку подумал, что Оскар решил лечить его от недотраха. Но никаких действий со стороны Оскара не последовало, он просто обнимал его, и Том выдохнул, постепенно успокаиваясь.

- Иди готовь, - примирительно сказал Шулейман и отпустил Тома, отошёл к ванной.

Том закусил губы и, когда за Оскаром закрылась дверь, остался стоять на месте. Сделал два шага в сторону кухни, обратно к ванной комнате, разрываемый противоречивыми порывами, долженствованиями и чувствами. Том сел на пол напротив двери и обнял колени. В самом деле, будто щенок, ожидающий на коврике возвращения хозяина, как, по его словам, Оскар сказал ему поступить. Но, несмотря на определённость действия, внутренней определённости в нём по-прежнему не было. Мысли и чувства раздирали и рождали панику от незнания, как поступить. Уйдёт – Оскару будет неприятно. Останется – пойдёт против себя. Пойдёт ли? Сейчас уже не был уверен в том, что хочет уйти, потому что замолотил главный бич – вина за то, какой он неправильный. Психованный в данном случае. Но хотел же, до того, как чувства сбили с толку, хотел уйти, потому что в этом его маленькая свобода. Его право. Но зачем свобода, если из-за неё так паршиво, если ею обижаешь? А без неё как?

Зажмурившись, Том сжал в зубах ткань штанов, чтобы не заскулить в голос от того, что творилось внутри, от невозможности сделать выбор без потери. Но уйти логичнее. Логичнее не терять время впустую, а пойти и заняться завтраком, приготовить его полностью не успеет, Оскар так долго не торчит в ванной, но хотя бы начнёт. Том отпустил штаны и поднял голову. Подумав немного, он поднялся на ноги и направился в сторону кухни. Но остановился, оглянулся к двери, глядя на неё так пристально и пронзительно, словно пытался увидеть сквозь, словно был уверен, что там, за непрозрачной преградой стен и двери, Оскару тоже плохо. Вернулся к двери, подошёл близко, почти коснулся, прислушиваясь к звукам по ту сторону. Ушёл, вернулся, ушёл, вернулся. Ушёл, вернулся. Крутанулся на месте, повернувшись лицом к противоположной стене.

Том ударился лбом об стену. Чёлка самую малость смягчила удар, но напомнила о ненавистной причёске и цвете волос, и захотелось выдрать себе волосы. Что с ним не так? Почему он не может справиться с такой мелочью? Не волосы вырвать, а сделать выбор. Том закрыл глаза и завыл под нос, опёршись предплечьями о стену. Припадал к ней, извивался, будто хотел залезть на стену или продавить себя через твердь, размазаться по ней тонким непривлекательным слоем мяса и крови.

Погружённый в оглушительные муки разума и сердца, Том не услышал, что вода перестала шуметь и дверь тихо открылась. Вопросительно выгнув брови, Шулейман остановился на пороге ванной и наблюдал за тем, как Том в каком-то необъяснимом и оригинальном состоянии червя в ломке обтирает собой стену. Зрелище было поистине занимательное. Один вопрос – какого чёрта он делает? Подумал бы, что из Тома бес выходит, было очень похоже. Но излечение от психиатрических заболеваний выглядит по-другому, а в экзорцизм Оскар не верил, считая его подменой психиатрии. Увы.

Оскар подошёл к Тому и положил ладонь на бок. Том, не услышавший и его приближения, вздрогнул и повернулся. Две секунды он широко раскрытыми глазами смотрел на Оскара и, не придумав ничего лучше, чтобы не объясняться, убежал. Шулейман провёл его взглядом, всё больше не понимая, что происходит. В частности – что происходит у Тома в голове?

Зачесав руками чёлку назад, Том, как бандану повязал на голову симпатичное кухонное полотенце, пряча раздражающую причёску. Когда Шулейман зашёл на кухню, он уже гремел ящиками, посудой и выкладываемыми на тумбочку продуктами. Обойдясь без вопросов, Оскар подошёл к Тому и снял с него нелепый импровизированный головной убор. Не вьющиеся благодаря салонному выпрямлению, сохранившие объём пряди упруго вернулись на место, и Том наградил его хмурым неодобрительным взглядом.

- Ты нормально выглядишь, - сказал Шулейман и откинул полотенце на тумбочку.

- Я хорошо выгляжу. Но я выгляжу как Джерри, - возразил Том. – А хочу выглядеть как я.

- Но не при помощи водружения на голову кухонных предметов. Давай готовить, я тебе помогу.

Шулейман встал рядом с Томом, выше закатал рукава и окинул взглядом груду всего, что Том стащил к плите. Помогая, как и сказал, он бросал на Тома взгляды и, улыбнувшись уголками губ, поцеловал в висок, носом задев аккуратно постриженные щекотные волоски. Оскар планировал серьёзный и важный разговор, но он наверняка отсрочил бы или отменил завтрак, а Шулейман не хотел, чтобы Том голодал, потому решил отложить беседу. Невзначай он касался руки Тома, пока они не закончили у плиты.

Позавтракали без эксцессов и столкновений, а после перебрались в гостиную. Шулейман всем телом повернулся к Тому, поставив локоть на спинку дивана, и завёл тему, что вот уже без малого пять месяцев была главной на повестке каждого дня.

- Джерри сказал, что ты знаешь, в чём причина раскола, - без прелюдий сказал Оскар, не сводя с Тома пристального пытливого взгляда, чтобы ничто не укрылось от внимания.

- Я не знаю, - ответил Том чуть тише обычного, поскольку голос сел в сжатом страхом горле. – Вернее, знаю – её нет. Я тебе уже говорил.

Забегали глаза или нет? Не успел это проконтролировать. Остаётся только надеяться, что выглядит не так, как ощущает себя, не испуганным. Борьба взглядов и уверенностей. Последней в Томе не было, кроме уверенности в том, что должен охранить свою тайну, которую из него выковыривал Оскар. Глупо скрывать то, что уже озвучено не тобой, но должен постараться. Это его правда, правда, которую не выносят на обсуждение, он сам разберётся в своём болоте чувств. Оскара это не касается, не должно коснуться.

- У меня другая информация. И мне достаточно доходчиво намекнули, что причина во мне, в нашем браке, - строго произнёс Шулейман, твёрдо намеренный расколоть Тома, развести на откровенный разговор, пусть даже по принуждению.

Что-то взорвалось в груди. Сердце? Нет, оно продолжало биться, запинаясь от ужаса и впрыскивая в вены холодок. Это паника бабахнула, но и её Том никак не выдал, кроме того, что все мышцы напряглись, а более всего лицевые.

- Это неправда, - возразил Том так искренне, что сам себе поверил бы, если бы не чувствовал, как сердце стукает в грудину и спотыкается. – Мне хорошо с тобой. Разве было похоже, что я страдал?

- Так ты же скрытничаешь во всём, что тебя тревожит, - парировал Оскар, не скрывая недовольства тем, что Том так себя ведёт, что привело к тому, что они имеют сейчас. - Одного понять не могу – сейчас-то ты зачем продолжаешь гнуть свою линию? Почему ты не можешь просто признаться? – он сжал ладонь на запястье Тома и тряхнул его.

- Мне не в чем признаваться, - не отступал Том, честно смотрел ему в глаза. – Да, я не хотел вступать в брак, для меня это было попросту рано, мне двадцать четыре года было. Но я хочу быть с тобой, хочу с тобой жить, это самое главное. Какая разница, что я думал?

- Такая, что твои душевные метания привели к рецидиву расстройства.

- Они не привели.

Шулейман ударил Тому пощёчину. Надо с ним быть пожёстче? Пожалуйста. Тем более что на самом деле уже выводил из себя. Заебал. Ангелочек слабоумный, всё у него просто, всё неважно.

На несильный, но всё равно болезненный, морально неприятный удар Том не ответил никак, только глаза закрыл на секунду.

- Попробуй ещё раз, - сказал, а скорее велел Оскар.

- То, о чём ты говоришь, не привело к рецидиву, - повторил Том.

Оскар ударил его второй раз, по другой щеке. Произнёс с наездом:

- Все проблемы из-за того, что ты язык в жопу засунул и сидишь ровно вместо того, чтобы поговорить со мной, обсудить свои проблемы с головой.

- У меня нет проблем с головой. В смысле не было.

- И даже сейчас, когда я прямо тебе говорю, что знаю, прямо спрашиваю, ты язык ещё глубже загнал и продолжаешь отнекиваться, - продолжил мысль Шулейман. - Ждёшь, когда на большее количество личностей рассыплешься? Или когда я умом тронусь во всём этом дерьме?

- Оскар, я говорю правду, почему ты мне не веришь?

Том выглядел жертвой, если не знать правду, что была за глазами. Несчастным человеком, которого бьют, а он всё сносит от любви и даже не плачет.

- Потому что после всех твоих поступков веры тебе нет, - жестоко ответил Шулейман. - Твои слова. Но я верю Джерри.

- Вот и живи с Джерри, раз ты веришь ему, а не мне! – вспылил Том и, вырвав руку из пальцев Оскара, убежал из комнаты.

Перегнул? Не надо было его бить? Оскар уже не знал, что ему делать, как быть. Всё летело к чертям. Они не слышали друг друга и не могли разговаривать. Недавно счастливый брак трещал по швам. А был ли он счастливым? Для Оскара был, каждая его минута, даже страшные. Он вспоминал, как Том улыбался и ластился, как он успокаивал его раненного в машине в треклятой Швейцарии, а позже, в клинике, стоял под дверью операционной и не знал, как будет жить, если Том не выживет. Бесспорно, он был счастлив, не мог в этом усомниться, но то время казалось далёким и нереальным. Между ними чёрной тенью встал Джерри и подобно дыханию смерти отравлял всё живое, все прекрасное, оставляя только серые тона и безрадостность полных страданий дней. Или дело вовсе не в Джерри, а счастливая сказка существовала лишь для него одного. Между ними царил холод недосказанности, и как Оскар ни пытался его пробить, лёд становился только крепче. Том не хотел разговаривать. Значит ли это, что ему всё не нужно? Не может же он не понимать, что вредит таким поведением…

В спальне Том стоял у окна, обнимая себя за локти, и смотрел на улицу, блеклую и растекающуюся по вине средней силы дождя. Ему было плохо, но не так плохо, чтобы биться в истерике или хотя бы поплакать в три ручья, за чем обязательно последует если не облегчение, но опустошение, что тоже какое никакое освобождение. Странное состояние, неприятнейшее. Выть бы, да не воется. Том поёжился. Холодно. Или, скорее, зябко. Или просто плохо. Когда душе плохо, всегда не хватает тепла. Плохо, плохо… Так много слова «плохо», потому как чувства ещё больше.

Пальцы холодели. Том спрятал их подмышками. Он не считал себя молодцом за то, что не желает обсуждать с Оскаром то, что его изводило и сейчас, наверное, тоже не отпустило, просто другая проблема вышла на первый план. В возвращении расстройства можно даже плюс найти, благодаря этому появилась настоящая проблема, которая отвлекла от внутренних переживаний. Но остроумным и циничным оптимизмом он не отличался, потому мысль о том, что стакан наполовину всё же полон, как посетила, так и ушла, растворившись в безрадостной серости. Да, Том не считал себя хорошим, но и поведение Оскара его обидело. И пощёчины были очень неприятны, если подумать, что он сейчас и делал. Том нормально воспринимал удары по лицу в качестве успокоительного, но когда Оскар бил просто так, когда никак не защищался и не испытывал закономерной злости от того, что на него поднимают руку… Том чувствовал себя слабым и ничтожным, чем-то, на что можно замахнуться, и ничего за это не будет. Но это лишние размышления, гораздо важнее то, что чувствовал и думал по поводу своего молчания и сопутствующего поведения Оскара.

Прав ли он? Конечно прав. К чему обсуждать, что мечтал проснуться без кольца на пальце? Гораздо важнее понять, как такая ерунда могла спровоцировать новый раскол. Понять и самостоятельно разобраться, потому что не хотел рассказывать о своих неуверенностях. Вопросом «Как будет с этим разбираться?» Том пока что не задавался, главное сохранить свою тайну. И не задумывался, что логичнее обсудить проблемы, которые касаются обоих, которые возникли из-за того, что они вдвоём, как и не посещала его мысль, что единственный способ выздороветь - устранить первопричину всех бед.

Том посмотрел на бледную, осиротевшую без колец руку, потёр безымянный палец и снова убрал ладонь в тепло подмышку. За окном было холодно, дул ветер. Когда он в последний раз выходил на улицу? А когда выйдет? Пойти бы погулять, просто без цели походить по улицам, невзирая на непогоду, но у них не ладится и глупо тратить, скорее всего, единственный день на прогулку – Том бы потратил, но Оскар думает иначе. Не будет даже предлагать.

Шулейман пришёл через полчаса, встал позади Тома на расстоянии шага и обратился к нему:

- Том.

- Не называй меня по имени, - оставшись стоять спиной, сказал Том.

- Почему? Снова не устраивает собственное имя? – осведомился Оскар.

- Я люблю своё имя. Но мне не нравится, когда ты зовёшь меня по имени.

- Почему? – удивился Шулейман. – Всем нравится, когда их зовут по имени.

Тома задело, поскольку это были слова Джерри. Он ответил:

- Я не все. Не надо звать меня по имени только потому, что так сказал Джерри.

- Я сам этого хочу, - возразил Оскар и не слукавил, замечание Джерри совпадало с его желанием, и желание случилось раньше.

- А я нет, - Том повернулся к нему, резко перейдя на твёрдый, эмоциональный тон. – Ты никогда не звал меня по имени и не надо это менять. Мне это не нравится, пусть всё остаётся, как было.

Пусть всё остаётся как есть. Не то же ли самое Том говорил, когда Оскар предложил пожениться? Именно, он не хотел ничего менять. Но Шулейман за его кричащие слова не зацепился, хотя они были ответом на многие вопросы. Том всего лишь хотел оставить всё, как есть, поскольку в объединении его жизнь кардинально изменилась, и он это новое, потрясающее, полное возможностей в полной мере прожить ещё не успел. Он непременно пришёл бы к следующему этапу, но позже, ему банально нужно было время, так как молод и только обрёл волю. Но Оскар поторопился и вместо плавной закономерной эволюции учинил ему революцию, насильно перевёл его жизнь на следующий виток, в то время как Том остался прежним.

- Ладно, буду по старинке называть тебя Котомышом. Как раз снова актуально, - подумав и почесав затылок, усмехнулся Шулейман.

Острота вышла вымученной и никого не рассмешила. Том издал кислый звук, заменивший «угу», и отвернулся обратно к окну. Оскар смотрел на его спину, на затылок и не знал, что сказать дальше. Как с ним разговаривать? Как подступиться к нему?

Так и не придумав, что сказать, Шулейман обнял Тома, устроил подбородок у него на плече и просто стоял с ним.

Хотел бы заняться сексом, после него и во время всё становится проще и пресловутый контакт опять же. Но последствия огнестрельного ранения ещё не зажили, что ограничивало активность, большинство поз сулили Оскару вспышку боли и вред сломанной кости – разве что верхом Тома усадить. Он даже обнять как следует не мог, поскольку мог свободно пользоваться левой рукой только ниже локтя.

- Я не в первый раз назвал тебя по имени, - произнёс Шулейман. – Почему ты раньше не говорил, что тебе это не нравится?

- Потому что ты делал так редко, - ответил Том, не оглядываясь, снова зябко обнимая себя. – Но теперь похоже, что ты решил звать меня по имени на постоянной основе. И, может быть, я ошибаюсь, но я уверен, что слова Джерри сыграли в этом не последнюю роль. Как он сказал? «Том пугается, но он привыкнет, называй». Нет, не привыкну, - отрезал он. – Не надо. Не заставляй меня привыкать.

- А если мне самому приятно звать тебя по имени? – отпустив его, задал Шулейман закономерный вопрос, разводя на диалог о чувствах, о позициях в отношениях.

Том скривил губы, чего Оскар не мог видеть. Вопрос ему не понравился, поскольку выставлял его виноватым в том, что его желание противоречит желанию Оскара, и, прислушавшись к нему, Оскар лишит себя того, что ему нужно, к чему он пришёл. Только за это он ещё не испытывал угрызений совести.

- Кому-то из нас придётся уступить, - сказал в ответ Том, бессмысленно и беспорядочно водя взглядом по соседнему зданию и грязному молоку неба над ним. Он помолчал пару секунд и добавил другим тоном, раскрашенным уверенностью, смиренностью и фатализмом. - А знаешь, называй. Я потерплю и привыкну. Джерри прав.

Последняя фраза, то, как она была сказана, выдало, что Том соглашается не от понимания, что так правильнее и лучше, а из какой-то нездоровой вредности к самому себе. Оскар сжал ладонь на его плече и повернул к себе.

- Можно обойтись без жертв? – в голосе Шулеймана прозвучала толика раздражения, взгляд в глаза был твёрд. - По-моему, ты сам уже должен понимать, что ни к чему хорошему такое поведение не приводит.

- Как иначе? – без наезда Том выгнул брови. – В столкновении интересов кто-то должен отказаться от своего. Ты не откажешься, а значит, должен я. Не беспокойся, мне не привыкать.

- Ты меня слышишь? А себя? – Шулейман не сильно встряхнул его, чтобы пришёл в себя и перестал нести пургу.

- Слышу, - Том на секунду глянул Оскару в глаза и продолжил крутиться в попытке избавиться от его сжимающих рук. – Но какой смысл нам бодаться, если… - он подумал, что разговор становится откровенным, грозится вскрыть то, что он любыми правдами и неправдами желал сохранить в тайне. Нахмурился и мотнул головой, прекратив извиваться. – Неважно. Мне плохо не будет от того, что я уступлю, я ко всему привыкаю.

- Адаптируется ко всему Джерри. А ты думаешь, что привыкаешь, страдаешь, и в конце концов тебя бабахает, - безапелляционно отрезал Шулейман, больно сжав пальцы на его плече от того, что внутри бурлило из-за его идиотизма, выдаваемого за святую невинность.

Том повёл плечом, но рука Оскара никуда не сдвинулась.

- Считаешь, что знаешь меня лучше, чем я сам? – Том посмотрел на него, терпя боль.

- Должен же кто-то знать, - ответил Шулейман, что было довольно обидно, и вернулся к прерванной теме. – Ты сказал, что должен уступать и терпеть, поскольку я никогда этого не делаю, и так далее. Считаешь себя бедным и несчастным, а меня тираном?

Челюсти его сжались после последнего слова, суровый, недобрый взгляд давил, пришпиливал. От всего этого Тому становилось не по себе.

- Я этого не говорил, - сказал Том, смотря в лицо Оскара искренним дрожащим взглядом.

- Но думаешь так.

- Оскар, ты делаешь мне больно, - не выдержал Том, у него уже пальцы немели, так Оскар пережимал руку вверху.

- И могу сделать ещё больнее, - хладнокровно, страшно сказал Шулейман и потеснил Тома, угрожающе сделав шаг вперёд. – Мне тут намекнули, что с тобой нужно пожёстче.

Том отступил, но в поясницу упёрся подоконник. Обе руки Шулеймана сжались на его плечах, тряхнули, пугая грядущим насилием, и Том, поскольку отступать было некуда, ударил его ладонями в грудь:

- Ты с ума сошёл?!

Воспользовавшись незначительным выигранным расстоянием, Том отошёл в сторону, подальше. Шулейман больно, слишком сильно для его тонкого запястья сжал руку Тома. Прежде чем успел подумать, Том точным махом ноги отбил его руку и быстро попятился на безопасное расстояние. Не сводил с Оскара напряжённого, испуганного, непонимающего взгляда, следящего за каждым движением. Он не хотел драться с Оскаром, боялся настоящего, серьёзного столкновения, в котором придётся причинить боль, но и позволять себя избивать не собирался.

Вдруг в сердце, а из него в голову ворвалось осознание, что они подошли к очередной опасной, ломкой, уже хрустящей под ногами черте, за которой могут всё потерять, потерять то самое дорогое, что у них есть, по крайней мере, у него ничего дороже не было. На свой страх и риск Том на одном вдохе преодолел разделяющее их расстояние, приближаясь к разъярённому зверю без намёка на защиту. Он сбросил всю оборону. Взял лицо Оскара в ладони и, мечась взглядом по его чертам, заговорил:

- Оскар, не слушай его. Умоляю тебя, не слушай. Джерри всё про меня знает, знает потаённые желания, мысли и чувства. Но всё моё он чувствует не так, как я, он и сам уже это понял. Он не может говорить за меня.

- Ты меня бесишь, - сказал Шулейман через недолгую паузу, словами, голосом и взглядом вонзив под рёбра нож.

Тому ладони укололо холодными иглами, но он не убрал руки. Оскар продолжил:

- Бесишь тем, что я пытаюсь поговорить с тобой, чтобы помочь, а ты упираешься, выкручиваешься, будто не понимаешь, что делаешь хуже. Тем, как ты себя ведёшь… Бесишь.

Том закусил губы, облизал и, беззвучно выдохнув, сказал:

- Хорошо, давай поговорим. Я всё скажу. Только не перебивай, пожалуйста.

За руку он увлёк Оскара к кровати, сели на край.

- Да, я не хотел вступать в брак. Это правда. Согласился я только из-за тебя, ради тебя, - говорил Том, повернувшись к Оскару и подогнув одну ногу. – Я хотел развестись и продолжать просто жить с тобой, это тоже чистая правда. Я не хотел носить кольца, они были для меня в тягость из-за уз, которые символизируют. Вот, я признался. Я думаю, что причина раскола в браке, он стал для меня слишком сильным стрессом. Это моя вина. Дело не в тебе, а в тараканах в моей голове. Я не буду рассказывать, что думал и чувствовал на протяжении всех месяцев, потому что это неважно.

- Почему ты не говорил? – задал Оскар самый главный вопрос, из отсутствия ответа на который вытекали все прочие.

Том потупил взгляд.

- Потому что не хотел, чтобы тебе было неприятно. Для тебя всё это важно: брак, кольца, контракт…

- Да, как сейчас, мне намного лучше, - хмыкнул Шулейман и отвернул голову в сторону.

Том прикусил губу и осторожно взял Оскара за руку.

- Ты злишься на меня? – спросил негромко, всецело сознавая свою вину. Но вина не заставляла быть честным на сто процентов и даже на пятьдесят, он уже сам в себе запутался.

- Не знаю, - честно ответил Шулейман и посмотрел на него. – Что с остальным? С работой?

- Давай об этом в другой раз? – попросил Том, подкупающе заглянув в глаза. – Всё это детали, которые по отдельности не имеют веса. Главное я сказал.

Шулейман был не уверен, что им стоит бороться, что у него есть, за что бороться. Впервые за долгие годы он смотрел на Тома и ничего не чувствовал, кроме выжженного опустошения, как едкой солью присыпанного раздражением. Но понимал, что там, за глушащим перенапряжением, по-прежнему есть то, за что можно убить, умереть и расшибиться в лепёшку. Любит ли он? Любит. Просто ненавидит за то, что происходит, за то, что всё не так, как было и как хочется ему.

Оскар протянул руку, положил ладонь на щёку Тома – и пихнул его вбок, на кровать. Посмотрел на него, непонятным внимательным взглядом изучая черты лица и тела, обвёл ладонью руку, бок до середины бедра, вернулся к груди, к плечу и снова толкнул, переворачивая на бок. Так повторялось раз за разом, только время первых двух действий сокращалось: смотрел, касался, толкал. За плечо или за футболку брал и шкуматал, валяя по постели и ничего не говоря. Это были действия на грани, но отсутствие боли не делало их не насилием. Такое обращение не было приятно, но Том интуитивно угадывал, что Оскару это нужно – выпустить пар хотя бы так, хотя бы часть, чтобы не громыхнуло. Молчал и не мешал, послушной тряпичной куклой падая и перекатываясь вслед за рывками Оскара. Волосы растрепались, лицом он то и дело падал в покрывало, пока Оскар швырял и валял его как шавку.

- Можешь ударить меня, если хочешь, - предложил Том.

И сейчас, в этих обстоятельствах, он на самом деле не обиделся бы на побои и воспринял их как должное, как необходимое.

- Ударил уже, - сказал Шулейман, опустив руки, и в голосе его звучало сожаление.

Его тоже кидало из стороны в сторону. Но если Том, хоть и испытывал неудобство от таких качелей, качался на них всю жизнь и был привычен, то Оскар впервые сталкивался с подобным состоянием, и оно разбивало на куски. Его швыряло из крайности в крайность. То ненавидел Тома и раздражался, то любовь билась вместо пульса. То обнять хотел, поцеловать, уложить с собой в постель, то истово, бешено желал ударить, измордовать. Он устал, хотел сложить с себя полномочия ответственного за Тома и всё закончить, потому что не вывозил, нет никаких сил продолжать и желания продолжать, иногда казалось, тоже нет. Ловил порыв отпустить Тома, нет, не отпустить – прогнать, чтобы перестал рвать сердце и сводить с ума. А в другой момент хотел ни за что не отпускать и быть рядом во всём и несмотря ни на что. Последнее перевешивало, пересиливало, гнало кровь. Чем быть без Тома, лучше ломаться вместе с ним.

Сев, Том ободряюще и примирительно улыбнулся уголками губ, давая понять, что не в обиде за рукоприкладство. Не помнит уже. Когда это было? Но они не заговорили, не клеился разговор, который никто не начал, и голову постепенно захватывали всякие мысли. Том сидел на их кровати, которая больше не принадлежала только им двоим, и не мог об этом не думать. Слишком много всего произошло на этой кровати: он и Оскар, Оскар и Джерри… А сколько прошло через неё до того, как он в ней обосновался? Сотни… Том присмотрелся – нет, это не та кровать, которая стояла здесь в первые годы их с Оскаром знакомства, стало быть, помнит она не настолько много, но всё равно не одного его. Наверняка не одного, потому как она была здесь на тот момент, когда он въехал в последний раз, а значит, Оскар ею пользовался до того, в том числе не только для сна. Внезапные размышления вызывали неприятное чувство: в супружеской постели он последний, но не первый и далеко не единственный… Но те безликие женщины, чьи тел призраки хранил матрас, не так заботили, они в прошлом, у них нет имён. Главное, что ныне эта кровать принадлежала троим: Оскару, ему и Джерри, а с Джерри он не мог ни соперничать, ни бороться. Их просто трое, кровать всё помнит.

Том наткнулся взглядом на дырку от пули в изголовье кровати, служащую напоминанием об остром моменте. Разглядывал её долго, обвёл пальцами, поковырял. Джерри в Оскара стрелял. А Оскар… Эту мысль Том не продолжал, он знал и этого было достаточно. Но недостаточно было сил, чтобы не смотреть на эту метку, что останется с ними. Видя его действия и угадав нелёгкие мысли, Шулейман сказал:

- Я хотел заменить кровать, но не дошли руки, не успел. Куплю новую.

- Не надо, - качнул головой Том. – Меня это не волнует.

Он отсел от изголовья и отвернулся, посмотрел на Оскара. Взгляд опустился к плечу Оскара, скользнул по рубашке, под которой ничего не выделялось, но Том знал, что там.

- Как ты? – спросил Том. – Болит?

- Нормально всё, заживает, - не отмахнулся, но ответил Шулейман.

Том помолчал немного, подсел ближе и протянул руку, касаясь воротника рубашки:

- Можно?

Шулейман кивнул. Том аккуратно оттянул рубашку в сторону, оголяя его плечо. След от ранения ещё был свеж, Том изучал его взглядом, невесомо обвёл кончиками пальцев, не решаясь коснуться центра, формирующегося рубца, который – останется шрамом или рассосётся? Войди пуля немного ниже и левее, она бы разбила рисунок радостных мультипликационных Тома и Джерри. И пробила бы лёгкое. Сместись она ещё левее, попала бы в сердце. В сердце… Том знал, что Джерри не промахнулся, а целился именно в плечо, но существовало так много вариантов более страшного исхода.

- Не понимаю, почему он это сделал… - тихо проговорил Том, растерянным взглядом водя по коже Оскара.

- Ты вправду не понимаешь, почему

- Я знаю – за что. Но я не понимаю – как? Я был уверен, что Джерри не может причинить тебе вред… - проговорил Том в полной растрепанности мыслей и чувств.

- Надеюсь, из-за этого ты не захочешь снова уйти? – спросил Оскар через некоторую паузу.

Том отрицательно качнул головой:

- Нет. Но… Я всё равно не понимаю, - этот случай не укладывался у него в голове, ломал всё то, что давало ему уверенность, и вместо неё оставлял хаос.

- А я понимаю. В конце концов, я сам нарвался, - сделал Шулейман невиданное – признал вину. Но только потому, что перед ним Том, по отношению к Джерри он по-прежнему считал себя правым и ничуть не раскаивался за причинённое насилие. – Джерри защищает тебя любой ценой, и если для этого нужно выстрелить в меня, он выстрелит. Но заметь, он выстрелил так, чтобы не нанести мне серьёзного вреда.

- Ты уверен, что он не промахнулся? – Том поднял к нему взгляд.

- Я думаю, ты сам в этом уверен, - разумно ответил Оскар.

И Том не мог с ним не согласиться. Если бы Джерри хотел всадить пулю в более опасное место, он бы не промахнулся, тем более что Оскар не двигался и расстояние было малым. Но что будет, если Оскар совершит более серьёзный проступок?..

- Всё честно – я пустил ему кровь, он мне, - усмехнулся Шулейман.

Но весёлое выражение быстро сошло с его лица. Он помолчал и обратился к Тому с признанием:

- Я изнасиловал Джерри.

Страшно об этом говорить, тянет сделать вид, что ничего не было, ведь так намного проще, да и сделанного уже не исправишь, но он должен сказать. Том знает, и они должны это обсудить, чтобы данный непростой эпизод не стал очередным молчанием между ними. Чтобы Том не загнал вглубь тяжёлые чувства, что ещё больше его подточат и могут аукнуться когда-нибудь в неподходящий момент.

- Я знаю, - спокойно ответил Том, не поднимая глаз.

- Что ты думаешь по этому поводу? – серьёзно спросил Шулейман, желая услышать правду, какой бы она ни была.

Том подумал и пожал плечами:

- Ничего.

- Ничего? – скептически переспросил Оскар, слабо веря в то, что Том может равнодушно относиться к изнасилованию.

- Это плохой поступок, я его не одобряю, но я понимаю, почему ты так поступил, ты хотел секса и был зол. Я не осуждаю тебя, не злюсь и не обижаюсь, - объяснил Том. – И если ты когда-нибудь обойдёшься со мной так, я тоже прощу.

Удивительно. Не человек, а фокус: на ерунду обижается, а серьёзный проступок простил и готов простить ещё раз. Но оно и к лучшему, поскольку мелкие обиды и забываются быстро, а изнасилование могло бы надолго оставить грязный отпечаток… Шулейман не стал убеждать Тома, что он на самом деле чувствует что-то тягостное, и выпытывать эту правду, поверил ему – и не прогадал. Но это было не всё, что он хотел сказать.

- Я спал с Джерри, - признался Оскар. – Первым утром после того, как ты попросил меня этого не делать, и ещё один раз, вначале.

Должен был облегчить свою совесть, и будь, что будет. Быть может, всё сложилось бы иначе, если бы не промолчал с самого начала, ведь именно чувство вины за измену с Джерри заставило вести себя неправильно и нехарактерно себе и встало между ними стеной.

- Об этом я тоже знаю, - без намёка на истерику сказал в ответ Том.

Не дождавшись от него эмоций или ещё каких-то слов, Шулейман вопросительно выгнул брови:

- И? Ты не ревнуешь?

- Нет.

- Почему? – глупый вопрос, но это же Том, демон ревности, который с пеной у рта запрещал прикасаться к его альтер, а сейчас сидит и демонстрирует завидное спокойствие, если не равнодушие. – Ты же всегда ревнуешь?

Том пожал плечами:

- Прошлого я всё равно не могу изменить, оно уже случилось. Зачем к нему ревновать? Переживать и действовать стоит тогда, когда можешь как-то повлиять на ситуацию.

Вот! Может же говорить, рассуждать разумно и даже мудро. Но почему же когда дело касается его личных переживаний и проблем, Том превращается в трёхлетнего ребёнка в кризисе, который на что угодно вопит: «Я сам!».

- Понятно. Ты ревнуешь только к будущему.

- Наверное, да, - согласился Том. – Если бы я ревновал к прошлому, давно сошёл бы с ума.

- Шпилька засчитана. – Оскар выдержал короткую паузу и усмехнулся, в этот раз не натянуто. – Твоя ревнивость порой пугает, но пока она есть, я могу быть уверен, что ты меня любишь.

- А ты меня совсем не ревнуешь, - припомнил Том, но не в качестве укола.

- Моя ревность проявляется иначе.

И то правда. Не обязательно ревновать ко всему, что движется, чтобы быть ярым собственником, бдительно следящим за тем, что происходит с его собственностью, кто к ней прикасается и как смотрит.

«Если нужно выстрелить, он выстрелит…».

Том не мог видеть мысли Джерри, но он его чувствовал. И чувствовал, что тот в качестве запасного плана задумывается о радикальном устранении проблемы, что он готов на это пойти. Что делать? Что он может сделать? Бежать, бежать, бежать!.. Но смысл? Оскар всё равно его найдёт, а Джерри большего не надо, чтобы исполнить страшное дело. Вечером, оставшись на время в одиночестве, Том думал обо всём этом, что было очень тяжело.

Джерри готов убить. От этого понимания стыла кровь и взрывалось сердце. Он не посмеет! Не посмеет! Но посмеет и его не спросит, не нужно себе лгать. Джерри сделает всё, что необходимо. Не подумает, каково Тому будет потом, без Оскара. Раз Джерри готов пойти на это, значит, уверен, что так будет лучше, что Том сможет жить после Оскара. Наверное, Джерри прав, он сможет, но… Том не был не согласен мириться с ещё чьей-то кровью на своих руках, тем более с кровью Оскара.

В комнате, которую Джерри облюбовал своей спальней, Том сел за стол и положил перед собой чистый лист. Джерри и мысленное послание бы получил, но Том хотел сделать его материальным, чтобы Джерри мог взять его в руки и точно отметил содержание. Том взял в руку ручку и приготовился писать, застыв над белоснежной бумагой. В голове билось: «Ненавижу тебя!», рвалось выплеснуться на лист. Но если начнёт с ненависти, если будет писать на эмоциях, получится просто крик, а ничего разумного не выйдет. Им нужно договориться, а не биться друг против друга. Джерри должен его услышать и понимать, что он серьёзен.

Подавив внутренний крик, Том отдал предпочтение разуму и коснулся ручкой листа, выводя слова:

«Джерри, я знаю, о чём ты думаешь. Не лезь. Не вздумай убивать Оскара. Если ты это сделаешь, я убью себя. Не потому, что так сильно его люблю или не могу без него жить, а потому, что ты не имеешь права совершать такие поступки.

Если ты хочешь жить, если хочешь, чтобы жил я, должен жить Оскар. Не иди против меня»…

«Мой милый Том, я никогда не действую против тебя».

За сосредоточенностью мыслей и чувств Том не услышал в глубине головы этого ответа, произнесённого Его

Дописав, Том перечитал короткое, но ёмкое письмо. Вспоминал грохот выстрела, крик, кровь, дыру в изголовье кровати и свежий рубец, которые видел сегодня, своими глазами. Думал: «Как ты мог?».

«Признайся себе, что я исполнил твоё страшное потаённое желание. Помнишь тот раз на кухне? Разве твоё желание воткнуть нож в разделочную доску не было вторым?».

Было. Но Том себе в этом никогда не признается. Игры с пистолетами и ножами… Тот раз, о котором говорил Джерри, не был ни единственным, ни первым. Иногда вспышками Том испытывал не основанное на злости или любой другой негативной эмоции желание выстрелить в Оскара или ударить его ножом. Просто так странные мысли не помещали, Том никогда не думал о том, чтобы убить или покалечить Оскара, но когда держал в руках какое-то оружие, бывало, что хотелось его применить. Без преследования некого результата и мыслей о нём, просто так. Как будто не понимал, что другой человек тоже живой, и удар ножом его убьёт или как минимум причинит вред. Том считал, что такие желания всех посещают, естественно, запрещал себе их исполнять, подавлял и не видел смысла говорить о своих мимолётных порывах, ведь это нормально.

Том по-прежнему не слышал свою вторую половинку, тёмную сторону личности. Отложил ручку, убрал письмо в ящик стола, где Джерри легко сможет его найти, но не найдёт Оскар, и сел прямо. Несколько минут он молчал в тяжёлых раздумьях и, решившись, тихо сказал:

- Джерри, поговори со мной.

«Я внимательно тебя слушаю».

- Ты не убьёшь Оскара.

Том говорил, но не слышал ответов и не чувствовал, что его сейчас кто-то слышит, мешал блок неприятия. Мог только надеяться.

- Перестань всё рассказывать Оскару. Я сам разберусь, его это не касается.

«Рассказывай ты, я буду только рад. Но ты ведь этого не сделаешь, верно? Потому извини, ничего обещать не буду».

- Джерри…

Том много чего хотел сказать, глядя в стену над столом, но предложения спутывались в голове и застревали в горле. Хотел попросить, чтобы Джерри ушёл и не возвращался, но есть ли в этом смысл? Замолчав, он почувствовал холод и безысходность. Но продолжил, поскольку ничего другого придумать попросту не мог.

- Не учись водить машину. Пожалуйста, не надо. Я сам это сделаю, я хочу сам.

«Могу ли я положиться на твоё обещание?».

Том не знал, хочет ли он водить, никогда не представлял себя за рулём, но точно знал, что не хочет, чтобы Джерри учился за него. Так глупо – разговаривать, по сути, с самим с собой, с пустотой, потому как обращался он всё-таки не к себе, и чего-то ждать. Он дважды ненормальный. Или в квадрате, как вам угодно.

Дверь в комнату открылась, и Том обернулся к ней.

- С кем ты разговариваешь? – спросил Шулейман с порога.

- С Джерри, - ответил Том, теперь боясь ещё и того, что Оскар узнает, о чём на самом деле он говорил. – Просил его не возвращаться.

- А, это хорошее дело, - кивнул Оскар, прошёл к кровати, сел и вопросительно воззрился на Тома. – И что он ответил?

- Не смешно, - понуро сказал Том.

- А я шучу?

Поняв, что Оскар не издевается, Том ответил нормально:

- Ничего не ответил. Он же выключен, когда активен я. Только в один короткий период было так, что я мог его слышать.

«Зачем ты лжёшь?», - вопрос принадлежал не Джерри, а собственному внутреннему голосу.

Не о том, что не услышал ответа, а о содержании разговора, обо всём. Вздохнув, Том поднялся из-за стола и сел рядом с Оскаром.

«Зачем ты лжёшь?».

Паршиво так. Убегая от чувства вины, Том положил голову Оскару на колени, собравшись клубком. Шулейман не видел выражение его глаз, и это хорошо, потому что они отражали всю тяжесть гнетущих чувств и дум. Зачем он лжёт? Почему не может сказать правду? Том сам начал задаваться этими вопросами, но единственным ответом было – не могу.

Не знал, как будет разбираться с ситуацией и добиваться излечения, но был уверен, что справится самостоятельно и хотел только так. Почему-то не принимал, что проблему двоих нужно решать вдвоём, в этом смысл брака и любого партнёрства. Не чувствовал лишённую голоса очень правую частичку себя, говорящую, что он не вывозит и не вывезет разобраться в одиночку.

Сохраняя молчание, Шулейман гладил его по голове и перебирал волосы, а Том был здесь, но не здесь, в своём стыде за молчание и ложь, от которых не хотел отказываться. Не мог. Уже не мог. Тепло и холодно одновременно, контакт и одиночество, чувство вины и уверенность в том, что прав.

Том поднялся, сел, опёршись на правую руку. Обвёл взглядом лицо Оскара, что было близко, и предложил:

- Давай займёмся сексом?

- Я всеми конечностями и прочими выступающими частями тела только за. Но у меня с этим могут возникнуть проблемы.

На лице Тома отразилось оправданное недоумение, и Шулейман уточнил:

- Лопатка ещё не срослась, большинство поз мне недоступны.

- Я могу быть сверху, - с готовностью озвучил выход Том. – В смысле верхом.

- Принято.

Оскар говорил вполне как обычно, изъявлял искреннее желание. Они оба не притворялись и оба понимали, что это лишь один слой реальности, а на втором их корабль попал в лютый шторм, и они пытаются его спасти или хотя бы стабилизировать.

- Ещё кое-что, - сказал Том. - Ты не возражаешь, если я не буду готовиться?

Том терпеть не мог проводить чистку непосредственно перед сексом, это сбивало настрой и создавало эффект подготовки не к сексу, а к какой-то операции. Он предпочитал проводить необходимую процедуру в начале дня, и за несколько лет гомосексуальной жизни с Оскаром использование анального душа стало для него такой же рутинной утреней привычкой, как чистка зубов. Но сегодня не до того было, забыл.

- Не готовься, - разрешил Оскар. - Если чувствуешь, что не очень чистый, надену резинку.

- Не надо презерватив, - несколько смутившись, мотнул головой Том. – У меня всё в порядке.

- Как знаешь.

Закусив губы, Том посмотрел на Оскара. Снова это знакомое чувство – странно начинать, когда не само по себе так получается, а оба знаете, что будет. Но не в первый раз уже, не нужно думать и мяться. Надо только начать. Пока Том думал, Шулейман взял его сзади за шею и поцеловал. И правда, нужно только начать, все волнения растворились в темноте опустившихся век.

За полтора месяца отсутствия Том и забыл, как потрясающе Оскар целуется, как виртуозно владеет языком. Ммм… Так вкусно, что впору мычать от удовольствия, как при поедании самого искусного десерта. Блаженствуя и принимая в поцелуе активное участие, Том обвил Оскара рукой за шею.

Шулейман плавно опрокинул Тома на спину, но Том мягко упёрся ладонями в его грудь и поменял их местами, аккуратно, помня о травме, уложив на спину Оскара.

- Лежи. Я всё сделаю сам.

Заманчивое предложение для разнообразия полежать бревном, пока Том старается для их общего удовольствия. Хотя Оскар не думал, что справится с этой непосильной задачей. Не трогать Тома, не притягивать к себе за бёдра, не подминать под себя – это как?

Том сразу избавил себя от всей одежды и Оскара тоже раздел, поскольку оба знали, что сейчас будет, и в продолжительной прелюдии не нуждались. Но, достав из ящика тумбочки флакончик смазки, Том подумал секунду-другую и вместо того чтобы нанести лубрикант на член Оскара, склонился и погрузил его в рот.

Шулейман закусил губы, не ожидал, что Том решить помедлить и побаловать его – или помучить, как знать. Наблюдал, как его белокурая голова опускается, поднимается и выписывает фигуры… А Джерри никогда не делал ему минет, у него принципы. Но можно представить, что это Джерри обхаживает его, образ один в один, когда глаза у Тома закрыты.

Что за чёрт? Какой нахрен Джерри? Оскар выбрасывал, пинками вышвыривал из головы непрошеные мысли, но они возвращались. Эти мысли не только мешали сами по себе, но и провоцировали размышления о том, почему он об этом думает. С каких это пор он думает во время того, как Том отсасывает ему, одурительно приятно благодаря старательности и умению заглатывать под корень и не кашлять?

Все эти размышления отвлекали так сильно, что ослабла эрекция. Том почувствовал это и удивлённо и вопросительно посмотрел на Оскара. Во взгляде его так и читалось: «Я сделал что-то не так?».

- Извини, я задумался. Всё круто, продолжай, - отмахнулся Шулейман, после чего положил под голову здоровую руку и закрыл глаза, настраиваясь на удовольствие без лишних мыслей.

Том тоже удивился тому, что Оскар в такой момент думает – Оскар в такие моменты Не думает, - но у них сложная ситуация, есть о чём подумать, потому не стал заострять на этом внимание и вернулся к делу. Темнота помогала, фантазия разгулялась не настолько, чтобы рисовать образ Джерри под закрытыми веками, потому Шулейман смог всецело отдаться процессу, и потом, когда взглянул вниз, на Тома, увидел только его, самозабвенно придающемуся оральному ублажению, придерживающему ствол у основания тонкими пальцами, когда не надевался до упора. У него очаровательно подрагивали опущенные ресницы. Слюна выделялась обильно, стекала по стволу, от неё развратно блестели раскрасневшиеся губы, между которыми скользил толстый член. Потрясающая картина, смотрел бы и смотрел. Но ограничиваться ртом Оскар не хотел, и Том был с ним солидарен.

С ненамеренным влажным звуком выпустив член изо рта, Том поднялся выше и встал на колени над бёдрами Оскара. Тот его остановил:

- Плохая идея – без подготовки.

- Я уже.

Не поверив на слово, Шулейман развернул Тома боком и отметил влажные разводы смазки на ягодицах, доказывающие, что Том работал обеими руками в двух направлениях. Выдавив смазку на ладонь, Том нанёс её на Оскара, несколько раз проведя кулаком верх вниз, ещё раз мазнул себе между ягодиц и, присев, приставил головку к входу. Надавил, ощущая растяжение расходящихся мышц.

Произошедшее с Джерри сексуальное насилие не стало для Тома травмой и поводом избегать близости. Но тело всё помнило, помнило причинённую боль и травмы. На добровольное проникновение тело ответило болью, фантомной, а следом несильной, но реальной, и мышцы сократились. Том остановился и свёл брови. Он хотел, он настроился, но тело-предатель злопамятно запомнило эпизод насилия и противостояло близости с тем, кто его свершил, или вообще с кем угодно, этого Том знать не мог. Очередное противоречие, на этот раз тела и сознания. Но это ерунда, это всё в голове, вернее, простите, в заднице, поскольку как раз таки головой Том хотел близости и не видел поводов её избегать, а нижняя часть тела имела иной взгляд на ситуацию. Но голова сильнее, сомнений в этом быть не может, надо только переступить через не очень приятные, останавливающие чувства, и они отступят. Выдохнув, Том расслабил бёдра и, позволив силе тяжести сделать своё дело, одним движением опустился до конца.

- Сколько раз я тебе говорил не садиться одним махом? – через недовольство проявил заботу Шулейман. – Ты бы ещё с разбега запрыгнул!

- Всё в порядке, - не открывая глаз, срывающимся голосом проговорил Том. – Мне нравится, когда ты так… глубоко…

Оскар покачал головой, но ничего не сказал. Не тратя много времени, чтобы привыкнуть к наполненности, Том обернулся к ногам Оскара, думая, на что ему опереться, ведь на плечи нельзя, и приподнялся, чтобы в следующее мгновение снова насадиться, и ещё раз, и ещё, и ещё. Без опоры на руки он двигался на крепком члене, так приятно раздвигающем всё внутри. Взглядом пожирая его, облизывая сантиметры гибкого тела, Шулейман не мог не задумываться, что же будет делать, когда Том устанет? Как показывала практика, Том ещё ни разу не смог в позе наездника отпрыгать от начала и до конца. А ближе к оргазму его и вовсе нередко парализовывало, и оставалось только подминать под себя и доводить до криков и полной истомы.

Том заламывал руки к груди, шее, лицу, касался пылающей белой кожи, в удовольствии жмуря глаза и закидывая голову, пока ускорял рывки вверх и вниз. Шулейман скользил по нему взглядом, по животу, груди с маленькими торчащими сосками, лицу с выражением истинного блаженства.

«Взамен я попрыгаю на тебе верхом, как ты хотел»,

Джерри этого так и не сделал, принципиальная ленивая сучка. Но Оскар начал видеть его – сейчас. На разомкнутых губах видел лукавую ухмылку, вместо опущенных век дерзкий взгляд в глаза и слышал змеиный голос: «Нравится?». Фантазия обезумила и воле не поддавалась, как ни старайся. Оскар закрыл глаза. Помогло. Но как только он поднял веки, вновь увидел на себе белокурую суку вместо Тома. Этот лукавый распутный образ разъедал мозг и глаза, накладывался на реальность и был непреодолим. Закрыть глаза, открыть. Не будет же он всё время лежать с закрытыми глазами?

Сука, Джерри!

«Реальность оправдывает твои ожидания?».

- Подожди, - Шулейман остановил Тома, придержав за бёдра.

Том удивлённо и непонимающе посмотрел на него. Облизнув губы, Оскар сказал правду:

- Я вижу Джерри.

Хуже вещи не придумать, что можно сказать во время секса. Но не трахаться же с образом Джерри, пока трахаешься с Томом. Дурдом! Лучше признаться и что-то с этим сделать, поскольку ненормальная воображаемая измена не приходилась Шулейману по душе и только отвлекала.

Изумление на лице Тома стало ярче. Поняв Оскара буквально, он завертел головой по сторонам, ища свою альтер, явившуюся не ему.

- Не в этом смысле, - сказал Шулейман, и Том снова остановил на нём взгляд. – Я вижу Джерри вместо тебя из-за цвета волос и причёски, это его образ.

Том подумал и, найдя выход, поднялся с Оскара и поспешил к шкафу. Странно было бегать после того, как только что встал с члена, внутри ныла растянутая полость и, казалось, ощущался холодок проникающего в нутро воздуха, но это, конечно, лишь игра воображения. Порывшись в ящиках, Том нашёл и натянул на голову самую обычную спортивную чёрную шапку, спрятав под неё все волосы. Потратив ещё немного времени, он выудил на свет чёрную маску, купленную Джерри неизвестно для какой цели и доселе не использованную, и, поддавшись родившейся из ничего игривости, нацепил на лицо. Не в силах держать гнущиеся вверх уголки рта ровно, вернулся к кровати и снова оседлал Оскара.

Чертёнок. Презабавный и такой милый. Кто, ну кто ещё после признания, что вместо него видят не того, без обид побежит, нацепит шапку и вернётся? С любовной усмешкой Шулейман провёл рукой по его лицу, сдвигая маску вверх:

- Хочу видеть твоё лицо.

Теперь никакого Джерри. Сучий образ не выдержал столкновения с неординарной находчивостью Тома и его улыбкой. Только Том, которого так хотелось… Как только ни хотелось! Смотреть, касаться, обладать! Шулейман провёл ладонями по бокам Тома, и Том, приподнявшись, вновь насадился на него. Быстро вспомнил, на чём они остановились, приноровился и стремился к большему.

Как в воду глядел, что невозможно смирно лежать, пока котёнок объезжает его. Оскар сел, обхватил Тома за поясницу и целовал и вылизывал плоскую грудь, твёрдые чувствительные комочки сосков. По возможности нежно Том пихнул его обратно, велев лежать. Отклонился назад, ускорился, водил тазом не только вверх и вниз, снова приязненно жмурясь.

- Это издевательство! – шутливо возмутился Шулейман. – Как можно лежать и ничего не делать, когда ты такое творишь?

- Заткнись, - не останавливаясь, отрывисто сказал Том. И открыл глаза, добавил мягче: - Лежи… Пожалуйста… Я сам…

Можно ли ему отказать? Пожалуй, нет.

Недооценил Оскар Тома, ошибся, что тот раньше времени выдохнется, и придётся брать бразды правления в свои руки. Том более чем резво прыгал на нём, срываясь в ожесточённость, остервенелость движений, которые должны были приносить ему уже боль, но нет. Приходилось тормозить себя, даже останавливаться на секунды, чтобы не кончить раньше Оскара, поскольку знал, что в противном случае растечётся неосмысленным желе и не сможет продолжать. Только когда почувствовал оргазм Оскара, Том отпустил себя и тут же горячо излился ему на живот и грудь, содрогаясь всем телом, сгорбившись над ним.

Прекрасное зрелище. Шулейман насладился им и, когда Том расслабился, обмяк, с ухмылкой положил ладони на его бёдра:

- Я голосую за второй заход без перерыва.

- Во второй раз подряд я кончу через минуту. Ты же знаешь, - ответил Том со слабой усталой улыбкой.

- Значит, для тебя это будет второй, третий и так далее раз, - сказал Оскар, не видя проблемы.

- Я столько не смогу.

Том смог. Поддался и ничуть не пожалел, поскольку сам хотел того же. Потом Оскар долго курил, Том сидел рядом и дышал знакомым до невозможности дымом сигарет, которым Шулейман не изменял с момента их знакомства. И ощущал такое спокойствие, будто всё хорошо, будто нет никаких проблем, нет пяти месяцев нового раскола и Джерри внутри, а они всего лишь не очень обычная молодая супружеская пара.

- Я хочу тебе кое в чём признаться, - сказал Шулейман и взглянул на Тома. – Джерри никогда не делал мне минет, и когда ты сосал, я представлял, что это он.

Всякой реакции он ожидал, но не того, что Том со всей дури врежет кулаком ему в больное плечо. Том сам этого не ожидал, просто привычно не подумал и сделал. И испугался, когда Оскар зашипел от боли и схватился за плечо. Но эмоции молниеносно сделали очередной кульбит, и испуг Том выразил не сожалением, а наездом:

- Ты идиот! Нельзя мне такое говорить! Я же себя не контролирую! Я идиот!

Шулейман услышал его и – рассмеялся. С его реакций, с его криков.

- Я идиот, ты идиот – мы идеальная пара, - произнёс Оскар сквозь смех. – Так ты же не ревнуешь к прошлому, за что мне прилетело? – поинтересовался весело.

- Фантазия – это не прошлое, а дорога в будущее, половина будущего действия, если его не пресечь, - ответил Том со знанием дела.

Всё, это последняя капля. Едва успокоившись, Шулейман снова взорвался смехом. Позабыв о боли, хохотал от души как никогда, не в силах остановиться – это всё колоссальное напряжение разряжалось и окончательно выходило.

Том насупился, наблюдая за покатывающимся со смеху, заливающимся супругом. Ни разу он не видел, чтобы Оскар так хохотал.

- Чудо ты, - смахнув выступившие от смеха слёзы, Шулейман подсел ближе и обнял Тома одной рукой. Чмокнул в скулу. – Стукнутое на всю голову. Зато теперь я знаю, что мне надо сказать, если вдруг захочу умереть мучительной смертью, - и вновь засмеялся.

Том неодобрительно глянул на него, но не обиделся, и слегка приподнявшиеся уголки губ говорили о том, что ему тоже светло. Перестав ржать, Шулейман Тома не отпустил, ненавязчиво разглядывал лицо, гладил по плечу. Положил ладонь на его щёку и попросил:

- Останься на Новый год.

Приласкавшись к большой горячей ладони, Том потупил взгляд и закусил губы. Как и перед днём рождения, он чувствовал, что этот праздник, который новый год, пропустит. Но он не сказал «Я знаю, что меня не будет», а только попросил:

- Следи на празднике за Джерри, чтобы он не переспал с кем-нибудь. Лучше с тобой.

- Не думаю, что между нами возможна какая-то связь после того, что было.

- Да, действительно, - кивнул Том, не поднимая глаз.

- Останься, - повторил Оскар через паузу. – Не хочу встречать праздник с Джерри.

- Ты можешь поступить так, как во второй наш новый год: отметить числа десятого января и сделать вид, что праздника не было, а он только должен наступить.

- Почему раз в месяц? Ты проверяешь, изменялось ли что-то? – задал Шулейман важный вопрос, на который наталкивала нынешняя система переключений.

- Нет, не проверяю. Была бы моя воля, я бы не уходил. Ты помнишь, как я радовался, когда проснулся на второе утро? – Том посмотрел на него со всей неподдельной искренностью. – Но… Но я никак не могу на это повлиять, - с сожалением покачал он головой.

- Я думаю, что можешь.

- Оскар, - Том снова покачал головой. – Не обвиняй меня в том, что я болею. Раньше переключение действительно в некотором смысле зависело от меня, оно наступало, когда я совсем опускал руки. Но сейчас всё иначе, и я не понимаю – как? В прошлый раз я был счастлив, я верил, что останусь, но заснул я в октябре, а проснулся сегодня, спустя полтора месяца.

- Я не осуждаю. Но явственно прослеживается определённая система, что должно что-то значить.

- Система дала сбой, - парировал Том. – Я вернулся не через месяц, а через полтора. Так есть ли система, или это совпадение?

- Если бы ты вернулся в срок, то имел бы дело со свежими последствиями изнасилования и моего ранения. Не удивительно, что ты задержался.

- Хочешь сказать, что я струсил и намеренно отсиделся, пока не прошло больше времени? – такое предположение Тома обидело.

- Не совсем. Но смысл такой.

- Оскар, прошу, - Том вздохнул, отсел немного. – Всё хорошо, не надо портить этот вечер.

- На протяжении года всё было хорошо, по крайней мере, для меня, но – привет, Джерри.

Том вновь вздохнул, потупил взгляд, не ответил. Шулейман взял его за подбородок, подняв голову, и серьёзно, без наезда спросил:

- Что тебя во мне не устраивает?

«Меня во мне многое не устраивает, не в тебе», - подумал Том. Но он не хотел, не мог и не знал, как это исправить.

- Не молчи, - сказал Оскар. – Я не буду ругаться и попытаюсь измениться, скажи правду.

- Не надо меняться, - негромко ответил, а скорее попросил Том. – Проблема во мне. Это не красивые слова, а правда.

- В чём проблема?

- В том, что я – это я, - ответил Том честно, и нет, и наполовину. Хотел скрыть свои неприглядные мысли и чувства, которых Оскар не заслуживал, и на самом деле верил, что дело только в нём самом. Сплошная двойственность.

Шулейман поднял его лицо выше, заглянул в глаза.

- Я тебя брошу, если в новом году ситуация не изменится.

Том не испугался, поскольку понимал, что угроза пуста, и по лицу это было видно. Но показательно немедленно исполнить угрозу у Оскара не хватало духа. Как он может выгнать Тома, если больше всего хочет, чтобы он остался? Том неидеальный, раздражающий, больной и просто ненормальный, но он даёт жизни тот смысл, что ни за какие деньги не купишь. Он стоит того, чтобы любить и ждать, иначе не получается, даже когда опускаются руки.

- Я тебя пойму, если бросишь, - подыгрывая, тихо сказал Том.

Шулейман снова взял его за подбородок, посмотрел в глаза, мазнул взглядом вниз по скулам и поцеловал.

«Останься».

«Не смогу».

Том не думал, он знал. У них снова есть только этот день, что уже идёт к концу, едва ли два.

Глава 24

Как только отойдут красные воды,

Найдутся всем куклы вуду и кукловоды.

Сеанс иглотерапии идёт покуда,

Есть в зеркале кукловод или кукла вуду.

Слот, Кукла вуду©

Наконец-то Лорет прислал запрошенные данные по ста пациентам с диагнозом диссоциативное расстройство идентичности, которые пришлось собирать не только во Франции. Их изучение заняло не один день, но свободного времени у Оскара было валом, так как Том ушёл. Он читал, перечитывал, анализировал множество страниц, ища общее, подчёркивал, выделял, составлял таблицу зависимостей, которую прятал туда же, к самой фундаментальной и дорогой информации о фамильной империи, подальше от лап Джерри. Обложившись всеми пригодными для чтения электронными устройствами, какие у него имелись, Оскар по очереди читал со всех экранов, чтобы каждый блок важной информации был на виду.

Общее присутствовало. Шулейман нашёл ответы на все вопросы, ради которых озадачил главу службы безопасности поиском специфической информации.

Расстройство всегда возникает после травмы? – Да.

Альтер-личность всегда связана с травмой? – Да.

Альтер-личность спасает? – Да.

В ста случаях из ста в том или ином виде прослеживались все три закономерности. А главное – в девяноста восьми из ста случаев можно было утверждать, что альтер-личность спасала, даже когда её(их) действия не выглядели благом. Но Оскар полагал, что эту погрешность можно отмести, так как он располагал только теми данными, которые составляли другие врачи, и не был знаком с пациентами, потому не мог знать больше, чем было написано. Тем более что и в имеющихся картинах болезней проглядывались намёки на помощь. Надо признать – альтер-личности всегда помогают своему носителю, даже когда делают нечто страшное. Джерри не исключение, а исключительное подтверждение правила.

Но изучением найденных Лоретом случаев по выделенным критериям Шулейман не ограничился и узнал намного больше «трёх “да”», как окрестил закономерность. Также он узнал, что в большинстве случаев альтер-личности знают и друг о друге, и об истинной личности и контактируют между собой. К контакту с субличностями стоит стремиться, поскольку при его наличии личность-носитель может запросить воспоминания и заполнить пробелы в памяти, являющиеся одним из главных признаков диссоциативного расстройства идентичности. Носитель может заручаться помощью альтер-личностей и даже «выпускать» их по своему желанию.

Альтер-личности не считают себя единственными и истинными и ведут себя так, чтобы сохранять видимость здоровья носителя, то есть – скрывают недуг, воплощением которого являются, не говорят: «Я – Диана», если носителя зовут Катрин, не проявляют на людях яркие отличительные черты и пытаются функционировать в обществе на месте носителя. И в этом Джерри оказался не уникальным в том, что сознаёт себя как альтер и может притворяться. Получается, вся официальная, общепринятая психиатрическая наука ошибается и вкладывает в головы своих студентов и простых обывателей ложные знания? Оскар чувствовал себя первооткрывателем нового мира и не мог понять – как так? Большая часть информации, которую он изучал и на основе которой сделал выводы, была в открытом доступе. Почему же психиатрия учит другому, во многом противоположному подлинной картине заболевания?

Есть случаи, когда альтер-личности не знают друг о друге и об истинной личности, они считаются самыми тяжёлыми и сложными. Но есть и другие варианты, о которых почему-то все молчат. Получается, у Тома случай не самый сложный.

Почему ни профессоры, ни учёбные пособия не рассказывают, что может быть и есть иначе, а не только «провалы в памяти и перед вами как бы другой человек, который не знает, что он субличность»? Всегда и всюду диссоциативного расстройства идентичности касаются лишь вскользь, но почему в это вскользь нельзя вложить правду? В университете не раскрывали тему данного расстройства, Оскар присутствовал лишь на половине одного занятия, но потом читал материалы лекций и прекрасно помнил – им, будущим докторам, не рассказывали и десятой части того, что он узнал самостоятельно. Даже прожжённые практикой доктора из центра опирались на ошибочные понятия, судя по тактике лечения и отношению к Джерри. Похоже на мировой заговор психиатров. Какой же бред, что информацией, которую может найти любой желающий, не располагают заслуженные деятели образования и лечащие врачи.

Но нет никакого заговора. С бредом не всё так однозначно, но и ему есть объяснение. На текущий момент в мире зарегистрированы триста пятьдесят пациентов с диагнозом диссоциативного расстройства идентичности. Человеческая популяция насчитывает почти восемь миллиардов, а больных ДРИ всего три с половиной сотни. На самом деле их наверняка намного больше, поскольку и к специалистам обращаются не все, и верный диагноз ставится не всегда, особенно когда дело касается ДРИ, в которое до сих пор многие доктора не верят и которое легко спутать со многими другими расстройствами и заболеваниями психики. Но пусть их будет в десять раз больше, три тысячи пятьсот, это всё равно – капля в океане, один случай на два миллиона двести пятьдесят семь тысяч сто сорок два человека. Сколько таких пациентов встречает один психиатр? Большинство – ни одного. Поэтому вместо подлинных знаний поддерживаются более понятные мифы. Зачем глубоко погружаться в тему, с которой, скорее всего, никогда не столкнёшься?

Ему, безусловно, достался редкий случай. Оскар знал это ещё на момент знакомства с Томом, он так ему и сказал – поздравляю, редкое заболевание, но когда перевёл абстрактное «редко» в цифры, когда сам высчитал соотношение, по-настоящему осознал это. Правда, в других источниках он нашёл информацию, что ДРИ ошибочно причислялся к разряду редких заболеваний из-за несовершенства диагностического инструментария, им болеют один-три процента человеческой популяции и данный диагноз ставится пяти процентам от всех пациентов, поступающих в стационар с проблемами психологического здоровья. Шулейман мог бы узнать подлинную картину. Сбор конфиденциальных данных со всего мира мог занять не один месяц, но это исполнимая задача. Но он не видел в этом смысла. Не столь важно, сколько человек в мире болеют, его интересовали другие вопросы.

Склонность Тома впадать в спячку во время активных изменений в психике также оказалась не уникальной особенностью. В числе прочего Шулейман нашёл написанные чёрным по белому слова самого больного: «…я надолго засыпаю». И вычитал о двух способах лечения ДРИ. Специфического медикаментозного лечения нет, это факт, медикаменты применяют только для борьбы с сопутствующими психологическими и психическими проблемами, возникающими из-за расстройства, например с депрессией. Для лечения ДРИ используется гипноз, о чём Оскар знал. Но второй способ, вынесенный им не из теоретических научных трудов, а из статей, посвящённых описанию конкретных случаев, поразил. Зная, какими отличительными способностями обладает его альтер-личность, человек может делать то, что делает она, тем самым присваивая себе её навыки, идентифицируя себя с ней и интегрируясь. Основанное на принятии поглощение – путь к объединению. Оскар вспоминал, как Том вёл себя на протяжении года, когда происходило слияние – он делал то, что делал Джерри, что-то только пробовал, что-то оставлял себе. Быть может, это и есть ответ на загадку – почему объединились Том и Джерри в день убийства насильников, но окончательно слились только через год? Не психике нужно было время, чтобы перестроиться, а Том интуитивно делал то, что вело к интеграции частей в целое? Это похоже на правду, поскольку гипотеза о необходимости времени сомнительна. Психике мог потребоваться месяц, два, но не год. К тому моменту, когда свершилось вторичное, окончательное слияние, Том закончил работу над серией фотографий «Двое», для которой был и собой, и Джерри. Он всецело вжился в образ Джерри. И незадолго до того дня Том – убил, убил из защиты, что тоже повторяет поведение Джерри.

Все боролись против Джерри, Оскар и сам ныне борется, а надо – бороться вместе с ним. Услышать, понять, не мешать, только корректировать, если субличность представляет опасность для носителя или общества. Потому что альтер-личность всегда лучше знает, в чём проблема носителя и что ему необходимо. Взять те же убийства, за которые Джерри приговорили к принудительному лечению. Если бы доктора не пытались устранить их источник, а докопались до причин, Тома ещё в центре вылечили бы. Господи, как всё просто! Шулеймана пробило на смех, когда он это понял. Пусть тогда он незаслуженно получил гласное звание одарённого молодого специалиста, который справился с самым тяжёлым пациентом, но годы спустя он на самом деле стал тем единственным, кто разобрался в ситуации.

Все ключевые цитаты Оскар копировал в текстовый файл и потом редактировал, чтобы придать обрывчатым фразам вид текста, пронизанного общей мыслью. Память у него отличная, но рассчитывать на одну неё не стоит, это слишком самонадеянно. Вдруг с ним приключится сотрясение мозга, и из памяти выпадет именно этот блок информации? И без травмы естественное изменение восприятия и мышления может исказить сделанные выводы, сохранённые исключительно в голове; и он может неверно изложить информацию Тому. Оскар был почти уверен, что потом, когда ситуация стабилизируется, должен будет рассказать Тому правду о его расстройстве.

Знает ли Джерри обо всех этих нюансах? Шулейман полагал, что нет. Но, с другой стороны, Джерри может быть выгодно поддерживать миф о своей уникальности. Это и вправду выгодно.

Альтер-личность стремится к сохранению жизни и благополучия. Так, если человека посещают суицидальные мысли, субличности будут его останавливать. Потому что – они не хотят умирать. Из этого следует, что альтер-личностям свойственна сознательность, которая считалась отличительной особенностью Джерри как уникальной субличности.

Но бывает и по-другому. Есть случаи, когда альтер-личность намеренно причиняет вред носителю, например, режет, изводит словами, что он должен умереть, потому что плохой, неполноценный и не заслуживает жить. Так происходит потому, что субличность хочет захватить власть над телом и остаться единственной. Но этому дано объяснение: альтер-личность проявляет агрессию по отношению к носителю, когда последний не принимает что-то в себе и хочет себя за что-то плохое наказать, она воплощает подавленные мысли. Получается, Том всегда любил себя, а не сравнительно недавно научился этому, раз Джерри на протяжении всей истории носится с ним и пылинки сдувает? Интересный вопрос на миллион. Оскар уже задавался им ранее, но к какому-либо окончательному ответу так и не пришёл. Но пришёл сейчас – у Тома было и есть немало проблем, но не с любовью к себе. Этот факт доказывает не только то, как сильно любит его Джерри.

Диссоциативное расстройство идентичности всегда возникает на фоне травмы, детской травмы, что взято почти за аксиому, поскольку во всех описанных случаях диссоциации у пациентов возникали вследствие сексуального, физического, психологического насилия, пережитого в раннем возрасте, а также потери близкого, природного катаклизма, военных действий. Но травма не всегда ведёт к расстройству. Существуют несколько факторов, от которых зависит, случится ли расщепление личности на субличности или человек переживёт травматический опыт каким-то иным образом. Первый фактор – впечатлительность. Впечатлительные дети и так называемые фантазёры имеют намного больше шансов диссоциировать в случае травмы. С этим вопросов нет, с учётом того, какой Том взрослый, можно представить, каким он был ребёнком, он крайне впечатлительный человек. И напротив фантазёрства тоже можно поставить галочку, Том жил в мире грёз. Второй фактор – отсутствие здоровой привязанности с родителями или людьми их заменяющими. Был ли Том привязан к Феликсу? Да, чересчур. Были ли у них здоровые отношения? Нет, ни капли. В эту же копилку можно положить несуществующую умершую маму, фотографии которой показывал Тому психбольной названый отец, что тоже не очень полезно для детской психики. Третий фактор – отсутствие поддержки взрослого на момент травмы. На момент травмы Том был в подвале, Феликс скончался, а новый день наступил для Тома только через четыре года, в окружении докторов, охраны и прочей не самой приятной обстановки. Можно сказать, что Том собрал комбо. Впечатлительный мальчик с нездоровой ситуацией в семье, травмой в незрелом возрасте и отсутствием поддержки в критический момент.

Случай Тома вовсе не особенный, Оскар это понял, хотя было непросто принять, поскольку рухнула вся картина болезни, к которой он привык. Но в нём всё-таки было кое-что особенное. Для рецидива расстройства после интеграции не нужна новая травма, достаточно стресса (не так уж Том и лгал, утверждая, что травмы нет?). Но при повторном расколе образуются новые личности, отвечающие за новые актуальные функции. Именно личности, поскольку ни одного случая, где субличность была бы одна, Шулейман не нашёл, обычно их от трёх до шестнадцати. А у Тома был только Джерри – и Джерри вернулся, точь-в-точь в том виде, в каком существовал раньше.

Почему? Возвращение Джерри должно значить, что его функции вновь востребованы, что Том нуждается в них. Но в двух совершенно разных ситуациях не могут быть востребованы одни и те же специфические функции. Чтобы ответить на вопрос, почему вернулся Джерри, нужно понять – кто он? В чём функция Джерри? Он Защитник. Но в широком смысле каждая личность – защитник. Это не то, нужно брать уже. В чём отличие Джерри от любой другой альтер-личности, какая могла бы быть у Тома? Его миссия? Джерри на всё мастак, он крайне разносторонняя личность с кучей умений, так что вычленить что-то одно задача сложная. Сложная, но выполнимая. Главная функция Джерри – приведение жизни Тома к благополучию и радикальное устранение причины раскола.

Это значит, что нынешняя ситуация с точки зрения функций альтер-личности ничем не отличается от последствий подвала? Джерри – убийца, он запустил процесс слияния посредством физического устранения людей, давших причину раскола. А кто создал причину текущего раскола? Он, Оскар. Но если бы Джерри хотел его убить, он бы уже это сделал. Или нет? Обязательно ли Джерри убивать, если исправить ситуацию можно другими способами? Или полное уничтожение принципиально важно? Почему Джерри, если то, что он умеет, не нужно? Шулейман почесал большим пальцем лоб, не глядя стряхнул пепел в пепельницу. Ни одной дорогостоящей сделке он не уделял столько времени и сил, сколько тратил на изучение психиатрических источников и сопутствующие размышления.

«Ты нормальная, просто вас много»

«Позволь им поговорить»

В статье о той же девушке, некой Н., была и другая интересная информация для размышлений. Она говорила, что во время приступов субличности полностью захватывают контроль над телом. Когда кто-то из них вылезает, она ещё некоторое время продолжает видеть, что происходит, потом как бы засыпает и полностью передаёт им управление. «Я как бы со стороны вижу, что Джерри делает, и никак не могу повлиять» - так сказал Том, описывая, как помнит время, когда активен Джерри. Видит… Значит ли это, что ныне происходят неполные переключения, и Том сохраняет какую-то активность и вместе с ней власть? Но если бы ему категорически не нравилось что-то, что делает Джерри, Том смог бы его остановить, он достаточно сильная личность, при внутренней борьбе Джерри не смог бы продолжать. Это значит… что глубоко внутри Том одобряет всё, что делает Джерри? Взрыв мозга, а не предположение. Возможно, вполне возможно, как бы ни претила мысль, что Джерри стрелял в него с «благословления» Тома и кучу других неприятных вещей делал и говорил. Или же Том выключается полностью, а потом просто получает воспоминания в виде взгляда со стороны. Если первый вариант верен, то… То пиздец. На данный момент Оскар не представлял, что ему делать с вовлечённым Томом, кроме желания надавать ему по шее за вредительство и ложь.

Оскар потёр лицо ладонью и сжал переносицу, на секунду закрыв уставшие глаза. Сложно. Том – это Джерри, Джерри – это Том… Нет. Как он там говорил? «Том – это я, но я – не Том». Что же это значит?..

И ещё кое-что было, что отличало случай Тома от прочих. Частота переключений и время активности альтер-личностей. Приступы случаются часто, но имеют непродолжительный характер, самый долгий эпизод, о котором Оскар прочёл, длился три недели. А у Тома переключения случались редко (раньше редко), и Джерри бывал активен и три года, и четыре. Четыре года Джерри просто жил вместо Тома без проблеска последнего.

Диссоциация – это примитивный механизм защиты, свойственный детской психике, который фрагментирует наш опыт: например, то, что ребёнок считает хорошим, отделено от того, что он считает плохим. С возрастом на смену этому механизму приходят более сложные, точные и зрелые. Если человек по каким-то причинам продолжает активно использовать диссоциацию в течение многих лет до взрослого возраста, могут сформироваться отдельные идентичности с разными качествами и наборами воспоминаний. Но Том же вырос и отошёл от незрелых механизмов защиты, это доказывает то, как он пережил изнасилование Эванесом. Если он к каким-то защитам и прибегал, то это точно была не диссоциация.

«Ты привёл Тома к регрессу»

Оскар знал, что ранее диссоциативное расстройство идентичности называлось расстройством множественной личности, но никогда не интересовался и не задумывался, почему название сменили. Но ответ нашёлся сам, среди нескончаемой перелопаченной информации. Название сменили потому, что части самоидентичности пациента, образующиеся в результате отделения от его личности, нельзя считать самостоятельными полноценными личностями. Альтер-личности – части личности больного, его идентичности. С этим утверждением прекрасно согласовывались слова Тома: «Джерри – это я, другой я».

Вот только так и оставался без ответа вопрос – почему Том в объединённом виде, если от него откололась часть? Ни один источник не давал ни ответа, ни зацепки. Возможно, Джерри зажал некое воспоминание или навык, сохранился благодаря ему и потом, когда появилась благодатная почва, вновь раскрылся. В таком случае нового раскола не было, стало быть, Том не должен лишаться того, что приобрёл. Но это значит, что объединения не было. А оно было. Как, если не посредством объединения, Том приобрёл всё то, что вернул и отдал ему Джерри? Размышления зашли в тупик. А из тупиков Оскар привык выходить. В данном случае – перестать мучить себя вопросом, на который с имеющимися данными при всём желании не может ответить. Продолжать ломать над ним голову – значит тратить время, а время не только деньги.

Шулейман нашёл историю, посвящённую беспрецедентному случаю. Австралийка британского происхождения по фамилии Хэйнс в детском возрасте на протяжении многих лет подвергалась извращённому, особо жестокому сексуальному насилию со стороны родного отца, что привело не только к психическому нездоровью, но и к множественным физическим травмам, с которыми она не получала лечения, что привело к развитию серьёзных хронических заболеваний. Вследствие пережитого тяжелейшего опыта её личность раскололась на – две с половиной тысячи субличностей, каждая из которых отвечала за отдельную функцию, например, реагировала на запах, связанный с неприятными воспоминаниями. Первой альтер-личностью была четырёхлетняя девочка по имени Симфони. Большую часть детства мисс Хэйнс говорила себе, что она – Симфони, и думала, что когда отец издевается над ней, на самом деле он мучает ту девочку. На этом моменте Оскар вспомнил о том, как Том рассказывал, что в детстве хотел зваться Джерри и просил Феликса так его называть. Правда, одно это ни о чём не говорит, его подруга Бесс какое-то время в детстве требовала, чтобы её звали Авророй, очень уж ей нравилась диснеевская Спящая красавица, но ни диссоциитивного расстройства идентичности, ни любого другого психиатрического расстройства у неё и в помине нет. Детство у Тома было счастливо, ненормально, но счастливое.

Отец продолжал издеваться над Хэйнс, внушал, что может читать её мысли, ограничивал общение с другими людьми, она не чувствовала себя в безопасности даже в собственной голове, и одной личности-защитницы стало не хватать. Симфони не справилась в одиночку и начала создавать собственные субличности, они выходили из-за неё и вставали на защиту. Но самым поразительным в этой истории было не количество альтер-личностей, не то, что альтер-личность создавала собственные субличности. На суде над отцом, случившимся, когда мисс Хэйнс было сорок девять лет, позволили свидетельствовать не только ей, но и Симфони и пяти другим субличностям, каждая из которых могла рассказать о различных аспектах пережитого насилия. Альтер-личности давали показания в суде – уму непостижимо! Это уникальный случай, прорыв и своего рода революция. Но альтер-личность, в отличие от обычной памяти, сохраняет воспоминания в неизменном виде и может хранить их годами и десятилетиями и рассказать так, как будто травма случилась вчера. Это делает субличности идеальными свидетелями.

Джерри тоже хранил воспоминания о подвале в законсервированном виде. Может быть, не такой уж он мстительный, просто это его задача – защищать Тома?

Следующая статья была посвящена необычному случаю болезни женщины по имени Мелани, национальность не указана. Необычность его в том, что альтер-личности Мелани являются – ею, но разного возраста, трёх и шестнадцати лет. До сорока лет Мелани жила самой обычной жизнью, просто не помнила себя до шестнадцати лет, однако семейная трагедия послужила спусковым крючком к началу психических перемен. Вдруг она поняла, что в ней живут разные личности, причём возраст этих, других, Мелани не случаен. Постепенно ей удалось вспомнить о пережитом насилии со стороны взрослых, начиная с трёх лет и до шестнадцатилетнего возраста. Также случай Мелани интересен тем, что она, в отличие от других больных, ощущает, что в ней есть доминирующая часть, чей возраст соответствует возрасту её тела. «Возможно ли в таком случае утверждать, что настоящая Мелани – это больше, чем совокупность пугливого трехлетнего ребёнка, шестнадцатилетней девушки, любящей флирт, и шестидесятичетырёхлетней женщины, которой Мелани является сейчас?» - такой крайне занимательный и непростой вопрос поднимали в статье, но ответа никто не дал.

Тут Оскар задумался над моментом, которому никогда раньше почему-то не уделял внимания. Альтер-личности – это замороженный во времени момент. Они не взрослеют. Во всех случаях говорилось, например, Стефании семнадцать – семнадцать на момент появления, семнадцать на момент лечения спустя годы, всегда семнадцать. Почему же Джерри взрослеет синхронно с Томом и больше того – опережает его по развитию? По крайней мере, раньше опережал на порядок.

Том говорил, что Джерри был с ним всегда, с самого раннего детства, и слова Джерри утверждали то же самое: «Мы как близнецы, развивались параллельно». Должно быть, это объяснение того, почему Джерри развивается вместе с Томом, вопреки тому, что альтер-личность взрослеть не должна, не может. Но откуда Джерри было взяться в детстве Тома? Для диссоциации требуется травма. Снова что-то не сходится. Джерри родом из детства Тома, но каким образом он появился – вопрос. И ответ на данный вопрос, если он будет получен, всё равно не даст ответа на первый вопрос – почему Джерри взрослеет?

Если не к ответу, то к факту Оскар подошёл. И Том, и Джерри утверждают, что они вместе с детства. Том рассказывал о воображаемом друге, которого как раз звали Джерри. Их так называемая дружба похожа на общение больного со своими субличностями, каким оно описано не раз, с той разницей, что ребёнок не может понимать, что с ним что-то не так. То есть Том болел с детства, но в более лёгкой форме, а после подвала расстройство расцвело и приобрело более тяжёлую степень. Но если Том «создал» Джерри в условные три года для защиты от чего-то, Джерри должен был остаться в том возрасте, в каком он пришёл в качестве помощника, возраст альтер-личности не случайно оказывается тем или иным, никогда не случайно. И если Джерри в окончательном виде появился в Томины четырнадцать лет, когда произошёл полный раскол, почему он оказался ровесником Тома? По логике, попав в жуткую ситуацию насилия, депривации физических потребностей и сенсорной, у Тома должна была образоваться субличность, старшая по возрасту по отношению к нему, потому что взрослый обладает большими возможностями, в том числе внутренними, и может оказать ту самую помощь и поддержку, которой Том не получил. Но Джерри тоже включился ребёнком. Почему?

Оскар обратился к случаю мисс Хэйнс и её первой субличности четырёхлетней девочки Симфони. На момент появления альтер, Хэйнс была примерно того же возраста. Она перенесла на Симфони всё то, с чем не могла справиться, «это не я страдаю, а та девочка». Вероятно, у Тома было то же самое, потому Джерри его ровесник. Но снова ответ не полный, потому что – Симфони не взрослела, не взрослела трёхлетняя Мелани и все прочие, а Джерри прошёл полный цикл развития. Чем-то Джерри всё-таки отличается от остальных альтер-личностей. Нет, не взрослением, а – его причиной. Неведомой причиной.

В истории Мелани была ещё одна интересная словам. Она замужем, любит мужа, счастлива, но, по её же словам, не осознаёт себя частью брака, а как бы наблюдает со стороны. Из-за разобранности на части и расинхронизации по причине ДРИ брак не стал её частью.

В день окончательного слияния Том сказал: «Неважно, кем я буду, я останусь с тобой»; говорил, что Джерри тоже мог бы его, Оскара, полюбить, что он подходит им обоим. Но – Джерри его не любит. Быть может, в этом кроется корень несчастья Тома в браке? У Тома есть чувства к нему чувства, Шулейман в этом не сомневался, но у Джерри нет, а Джерри – часть Тома. То есть половиной себя Том любит, половиной нет. Итого, получается, чтобы Том успокоился и смог быть счастливым, Оскар должен завоевать сердце Джерри? А можно лучше дракона победить? Это будет намного проще, всего-то надо – отвалить денег, чтобы сделали полноразмерного динозавра, как раз наработки в этом направлении есть, отвалить ещё денег, чтобы динозавру приделали крылья и наградили способностью дышать огнём (не критично, если не смогут, но по канону надо), и убить дракона. Всё, герой, забирай свою принцессу. Жаль, что так нельзя. Но как завоевать Джерри? Шулейман в принципе никого в жизни не завоёвывал, все сами падали к его ногам и в его объятия, а Джерри его ещё и ненавидит, сейчас больше, чем когда-либо, и самое скверное, что есть, за что ненавидеть.

Может быть, всё-таки можно сторговаться на дракона? Вселенная, слышишь, а?

Вселенная ответила: «Нельзя». Разумно. Сука ты, Вселенная, не перестаёшь издеваться и упражняться в злой иронии.

В принципе, всё возможно, Том же смог Оскара полюбить после всего сомнительного обращения. Но Джерри – не Том. Эта мстительная сучка твоё сердце скорее вырвет, чем примет.

Поздравляю, Оскар, если тебе придётся завоёвывать любовь Джерри, то ты ответишь за все разбитые тобой сердца. Ироничность ему никогда не отказывала. Хотя к чему ирония? Джерри был к нему неравнодушен, так что заставить его полюбить плёвая задача. Правда, ключевое слово здесь «был», а сейчас всё очень и очень сложно.

Огромное количество разрозненной информации Шулейман перебрал и прочёл, и узнал, что ДРИ чаще всего сопровождается и другими психическими проблемами, а именно депрессией, галлюцинациями, суицидальным поведением (некоторые источники утверждают, что многие больные ДРИ не доживают до двадцати двух лет, не выдерживают), неэпилептическими судорогами, тревожным расстройством. Тревожное расстройство. Так может быть, Том не сам по себе такой тревожный, а во всём виновато расстройство? ДРИ вызывает тревогу, а тревога вызывает приступы ДРИ, а именно переключения. Замкнутый круг. Всё-таки надо было лечить Тома медикаментозно от повышенной тревожности, хотел же, но Том упёрся: «Не хочу пить таблетки», и Оскар его послушал и не стал заставлять. А надо было заставить, уколы колоть, если наотрез откажется принимать таблетки. Но что уж сейчас сожалеть о том, что чего-то не сделал?..

Почему никто, ни одна скотина не рассказывала про сопутствующие ДРИ проблемы? За то, что не озаботился вопросом раньше, себя Оскар уже отругал.

И всё-таки нетяжёлая или тяжёлая степень расстройства идентичности у Тома? С самого начала Оскар пришёл к выводу, что случай его не тяжёлый, потому что связь между личностью и альтер-личностью присутствует. Но, с другой стороны, раньше у Тома никакой связи с Джерри не было и сейчас она тоже неполная, ведь он не может видеть мысли Джерри. Только Джерри мог и может всё. Загадочная ситуация, неправильная: у Тома с Джерри контакт или никакой, или не стопроцентный, а у Джерри с Томом всегда был полный. Что это может значить? А хрен знает. Предположение только одно – в голове Джерри есть нечто, от чего Том себя ограждает. Нечто, что Том в себе не принимает, Джерри забрал, и Том этого не видит.

Каждый вечер Шулейман окапывался в кабинете в окружении ноутбука, телефона, двух планшетов и распечаток. Водя взглядом по строкам текста, он отломил дольку горького шоколада и откусил. За окном дрожали морозные звёзды. Дни выдались холодные, температура ушла в минус, минус два, что на Лазурном берегу случается невероятно редко. С начала следующей недели обещают потепление до обычных десяти выше нуля.

По кусочкам, по крупицам Оскар собирал информацию, отражающую реальную картину болезни. Каковы результаты многодневной поисковой и умственной работы?

Результат получился не один, и каждый вывод предполагал собственную стратегию поведения.

Вывод номер один, неоспоримый. С Джерри не нужно бороться, альтер-личность знает, что нужно делать.

Номер два. Возможно, расстройство вовсе не надо излечивать в клиническом понимании, а нужно только добиться перехода в более лёгкую, плодотворную форму, при которой Том сможет слышать Джерри и использовать в качестве помощника. Так у них ведь было, в последние полгода перед объединением, Том слышал Джерри, а потом и видел, и их общение принесло впечатляющие плоды. Именно при такой форме протекания пациенты отказываются от полной интеграции, что логично, поскольку друг в голове, если он не порождение шизофрении, а другой ты, полезен.

Номер три. Джерри – это другой Том. Всё, что говорит или делает Джерри, на самом деле принадлежит Тому.

Номер четыре. Чтобы интегрироваться, Том должен сделать что-то, свойственное Джерри, в идеале убить человека.

Номер пять. Если Джерри родом из детства Тома, то и причину расстройства необходимо искать в детстве. Получается, все думали не в ту сторону, а подвал не причина старта расстройства, а причина усугубления состояния и полного отделения частей личности друг от друга.

Номер шесть. Том может быть несчастлив в браке из-за отсутствия чувств у Джерри. Соответственно, для разрешения противоречий внутри личности Тома, Джерри должен полюбить и захотеть быть с Оскаром.

Номер семь. Необходимо бороться с тревожностью, избегать регресса и помочь Тому повзрослеть, потому что зрелая личность не прибегает к диссоциациям.

Шулейману пришлось передать статью переводчикам, поскольку она присутствовала в сети лишь в русскоязычном варианте. И когда он её прочёл, новая частичка информации затмила собой все сделанные выводы.

В статье шла речь о девушке по имени Кристина, двадцати семи лет от роду. ДРИ у неё также стартовало в возрасте примерно четырнадцати лет. В тексте говорилось, что у Кристины был очень сложный период в жизни, в какой-то момент у неё появилось ощущение пробитой дыры в груди. Несколько дней ей казалось, что она умрёт из-за этой условной дыры, а потом что-то начало разговаривать с девушкой из неё. Оно говорило: «Ты — ничтожество, ты слишком слабая, ты не должна существовать, я убью тебя», «Если я не смогу убить тебя, я убью нас, потому что существование с тобой — это невыносимая боль». Это была Тень, так назвалась первая альтер-личность – воплощение подавленных негативных эмоций, имеющая вид маленькой темноволосой девочки в мокром платье. С Тенью Кристина с самого начала могла общаться, всегда знала, как она выглядит, что чувствует и что она где-то рядом.

«Я жила с ней десять лет, и в процессе нашего взаимодействия она росла. На момент нашего прощания она была уже старше меня»

Интегрировалась с Тенью Кристина самостоятельно и случайно. Однажды ей приснился сон, в котором Тень пыталась на неё напасть, и в какой-то момент девушка её остановила и сказала: «Зачем ты это делаешь? За эти годы я стала таким же чудовищем, как и ты». Тень посмотрела на неё и ушла. Проснувшись утром, Кристина поняла, что одна. Вместе с ней пропала другая субличность, Берсерк, также являющаяся агрессивной. После этого Кристина попробовала поставить эксперимент по выделению субличности Карьерист, чтобы он сделал всё необходимые неприятные ей действия для продвижения по службе. Получилось. Так и они интегрировались.

Уму непостижимо! Какая-то русская девушка самостоятельно, чисто интуитивно излечивала у себя диссоциативное расстройство идентичности, с которым многие маститые специалисты не справляются. То ли у них всё так плохо с медицинской помощью, что остаётся только самолечением заниматься, то ли страшные они люди, эти русские.

Но вот момент, о который Шулейман споткнулся и не смог продолжать прежним. Кристина вместе со специалистом выяснили, что у неё много альтер-личностей. Среди них есть Ребёнок, субличность, с которой Кристина не может ни интегрироваться, ни взаимодействовать. Доктор предполагает, что исходная личность – это как раз Ребёнок, а личность Кристины возникла в процессе адаптации.

«Мне неприятно об этом думать»,

Шок. Мир в глазах покачнулся и потерял точку опоры.

Настоящая личность не та, что жила всегда, что обращалась за помощью и общалась со специалистами, а другая.

Какова вероятность, что основная личность не неустойчивый, несформированный Том, а цельный Джерри? Раньше не Том, а именно Джерри был два в одном не номинально, а фактически. Джерри гораздо больше похож на полноценную личность, ему не нужны дополнения.

Возможно ли, чтобы основная личность считать себя альтер? Если альтер считают себя истинными, то может быть и наоборот. Если человеку очень долго что-либо внушать, он в это поверит.

Но если исходная личность – Джерри, то в детстве должен был быть он, а не Том. Вот только никто не знает, каким Том был, единственный свидетель его детства давно мёртв. Это вполне мог быть Джерри. И тогда появляется основание для диссоциации в раннем детстве: Феликс не принимал Джерри, заставлял его быть подобным его умершему сыну, и вследствие постоянного психологического насилия произошло расщепление, выработалась адаптивная личность, которой является Том.

Это слишком хорошо всё объясняет. Разрозненные кусочки со щелчком собрались в единую картинку.

Вот, что имел в виду Джерри, говоря, что Том – это он, но он – не Том. Часть идентична целому, но целое – не идентично части.