Читать онлайн
"Воскресенье"
Сестре — с любовью
«...Зенитчицы кричали
и стреляли,
размазывая слёзы по щекам.
И падали.
И поднимались снова.
Впервые защищая наяву
и честь свою
(в буквальном смысле слова!).
И Родину.
И маму.
И Москву...»1
- Доброе утро, Евгения Марковна!
- Доброе утро.
Поворот, монолитные сосны в парке Зенитчиц, сквозь которые пробивается солнечный свет. Еще пару метров - и у цели. Главное – не сбить дыхание.
«Привет, Женька!»
Короткий кивок. Дорога выкручивает налево, к выходу. Еще круг, и домой. Строго глядят с бронзовых бюстов партизанки Мария Мелентьева и Анна Лисицина2. Несмотря на ранний час, уже жарко.Тополиный пух мешает пробежке. Сорвавшись с дерева, шумно взлетает в чистое, голубое небо воробьиная стая. Радостно голосит свиристель — таежная певица. Автолюбитель чинит у входа в парк «рыжий» «Москвич-412».
- Здравствуйте, Евгения Марковна.
- Доброе утро.
Еще полкруга. Если дышать равномерно, должно хватить дыхания. Еще чуть — чуть. Уже появились «пузыри», вытянулись колени на синих, тренировочных штанах, но ничего. Ритмично, будто подгоняя, скрипят кеды «Два мяча»: высокие, синие, с белыми полосками. Сколько было радости от обмена. В обратную сторону ушли несколько редких виниловых пластинок, но это не страшно. Еще поворот. Похлопывают по спине убранные в хвост черные волосы. В голове звучит голос отца:
«Евгения, ты – советский милиционер! Какой пример подаешь братьям?! Ты подумала, что из них вырастет?! Люди БАМ строят, а моя дочь, ребенок уважаемого человека, занимается непонятно чем. Позор!»
Парк дышит цветами. В воздухе — аромат сирени. Вдоль прогулочных аллей — аккуратные клумбы с белыми флоксами, красными розами и пионами. На коричневой, деревянной скамейке у фонтана - пожилая пара. Он — в модной шляпе бурого цвета, белой рубашке с короткими рукавами и светлых брюках. Благородная седина, интеллигентный взгляд. Нога закинута на ногу - блестят начищенные, бежевые сандалии. Она — тоже в шляпе, алого цвета, в красивом, длинном розовом платье. Немного косметики, подчеркивающей большие темные глаза. Гордо вздернутый подбородок. Аккуратная, белая сумочка.
- Здравствуйте, Женя.
- Здравствуйте.
Снова воспоминания. Московский двор. День. Солнечно.
«Круглова, ну что с тобой не так? Все бабы как бабы. А ты – «мусор», что дальше - то?».
Звонкая затрещина. Жар в руке. Отчаянно колотится сердце. Обидно!
- Добрый день, товарищ участковый!
Метров за 300 до поворота, ведущего к выходу, девушка резко затормозила. Окатив мужчину на лавочке презрительным взглядом, она добрела до лавки и прильнула к медному, питьевому фонтанчику, жадно дыша.
- Яков Моисеевич, – отдышавшись, сказала Женя, сердито прищурившись, – как можно заниматься в таких условиях? Спорт – это у нас что?
- Так это, - жизнь. Клянусь своими седыми висками, – кивнул пожилой мужчина, сняв очки и положив их в нагрудный карман белой рубашки с короткими рукавами.
- Правильно, – распустила темные волосы девушка, – а вы мне бегать мешаете. Вредитель вы, Яков Моисеевич.
- Так, это же я с уважением, – примирительно произнес мужчина. На вытянутом лице появилась улыбка. Когда Ройзман улыбался, его зубы касались нижней губы: создавалось ощущение, что он смеется над собеседником. – Мы же любим, нашу милицию - то. А вы вот, это самое, чем бегать с утра, лучше бы бандитов ловили, да. Преступность – она такая. Не дремлет.
- Поучите меня еще. – погрозила пальцем Женя, присев рядом. Мимо пробежала группа молодых людей из секции самбо. В таких же, как у нее, синих тренировочных штанах, только кеды у них были черные. Остановившись неподалеку, они вышли на свободную асфальтную площадку перед сценой, исписанную мелками и сняли олимпийки, оставшись в белых майках. Девушка хмыкнула, отметив мощные мышцы. Ну, конечно. Самбо. Подпольная секция карате. Антисоветчики.
- А чего бы и не поучить? – Пожал плечами мужчина. Глаза устали после очков — он протер низко опущенные веки, – вот вы, Евгения Марковна, такая молодая, а приехали в Береговой, это же конец света. Граница, поди. Либо чего-то натворили, либо доказать хотите правоту свою. Черным по белому. Мы здесь все друг друга знаем, а вы среди нас чуть ли не самая молодая. Поддержать вас хотим.
- Ну и закончим наш балет на этой ноте, – поднялась Женя. – а попала я сюда, Яков Моисеевич, исключительно по своей воле. Хорошего дня вам.
- Евгения Марковна! - Крикнул вслед Ройзман. Мужчина опустил голову и пригладил светлые брюки.– У меня к вам исключительная просьба, душа моя.
- Да?
- Вы же знаете учительницу, Елену Павловну?
- Ракицкую?- Задумалась, вспоминая, Женя. – Да, знаю, а что с ней?
- Да вроде бы ничего, – замялся мужчина, разглядывая коричневые туфли с острым носом. В карих глазах появилась тревога. Ройзман будто бы хотел что-то сказать, что-то знал, но не решался, – не видно ее уже дня четыре как. Вы бы зашли к ней, узнали, что да как.
- Уехала, видать, - пожала плечами девушка.
- Мы искренне переживаем, Евгения Марковна.
- Хорошо, я зайду. До свидания, Яков Моисеевич.
- Хорошего дня, Евгения Марковна.
***
В служебном, деревенском доме по улице Звездиной3, на окраине города, заиграла музыка в темно-коричневом транзисторном приемнике.
Участковый Круглова, двадцати четырех лет от роду, посмотрела в зеркало и довольно улыбнулась, поправив убранные в пучок на затылке темные волосы. Подтянула форменную милицейскую юбку и застегнула пуговицу на пиджаке. Отойдя от зеркала, Женя ступила на уже нагревшийся от солнца домотканый ковер на деревянном полу. Половица отозвалась глухим недовольным стуком, ее стон отразился эхом в высоком, массивном деревянном потолке. Девушка подошла к накрытому белой скатертью столу и взяла из медной тарелки зеленое яблоко. Отодвинув деревянный стул, поправила на нем вязаный коврик и присела, положив голову на руки и уставившись на приемник.
В ней кипел огонь. Евгения воспринимала жизнь как большое приключение, кино. Женя умела заряжать энергией, которая лилась через край. Отец с матерью пророчили Жене карьеру медработника – тем удивительнее для них было решение дочери стать милиционером. Сначала они восприняли это как шутку, но когда Евгения с отличием получила профильное образование, стало совсем не до смеха. Попытки поговорить прошли неудачно – горячая Женя с годами стала страшно упрямой и принципиальной. Однако сбыться блестящим планам, к сожалению девушки и счастью отца, пока помешал случай.
- Евгения, ты, ты сошла с ума…? – Отец, мать, два младших брата в смешных, коротких синих шортах и белых майках. Московская квартира. Солнечный летний день. - Ты хоть понимаешь, что ты натворила?!
- Женечка, расскажи нам, как все было, – просит мать, пытаясь поправить дочери волосы. Женя сердито одергивает голову. Гостиная большого дома почти в центре Москвы. Роскошный, блестящий гарнитур из Чехословакии. Внутри – импортный сервиз. На полу — дорогой ковер.
- Да она людей бьет, ты представляешь?!- Взмахивает руками отец.- И кого?! Сына первого секретаря горкома ударила! Бутылкой! По голове! Позор! Дочь уважаемого человека! И это – советский милиционер!
- Женечка, дочь, расскажи…
- Так, хватит, – Круглова яростно вскакивает, – я никому ничего объяснять не собираюсь! Бекетов получил по делу! Не хочешь меня видеть, папа, не увидишь. Завтра же напишу заявление о переводе из Москвы.
- Женя, успокойся. Сядь и расскажи, – вновь тихо просит мать.
- Мама, да он не хочет слышать меня! – Отчаянно восклицает девушка. – Заладил – позор, позор! Я людей просто так бутылками по голове не бью! И да, если тебе это утешит, это был прекрасный коньяк!
С этими словами Круглова выбегает из квартиры, хлопнув дверью. Родители лишь ошарашено переглядываются.
Музыка в транзисторном приемнике захлебывается, прервавшись сердитым шипением. Женя вздрагивает, вернувшись из воспоминаний, и поворачивает голову. Взгляд падает на огромный красный ковер на стене, над кроватью с синими спинками. Пружины. В пионерских лагерях это был ее батут. Как весело скрипела кровать и подбрасывала вверх, на самый вверх! Может быть, прыгнуть, Евгения?
Пригладив белое покрывало и поправив пушистую подушку, Женя улыбается, принюхиваясь к букету ромашек в белой вазе на подоконнике. Хорошо.
Она выбегает из подъезда и направляется к парку. Несмотря на июль, на улице уже почти вечер и становится прохладно. Ветер треплет подол модного финского платья – темно-розового, с длинными рукавами. Ее страшно колотит от обиды, почему? Человек, которому она верила всей душой, не захотел ее слышать? Был ли смысл что-то доказывать внезапно оглохшей душе? Отец упрямо не хотел верить, что ребенок, которого он вырастил, не может без причины ударить человека бутылкой (пусть и очень хорошего коньяка) по голове. Где-то внутри заседает догадка, что заботливый и переживающий, ее, по – настоящему родной отец, просто использовал ситуацию для исполнения своего плана. Видеть дочь милиционером он не хотел.
«Жека!». Окликают ее четверо парней на светлых «Жигулях». Не обратив внимания, Круглова входит в парк. Автомобиль останавливается у входа, взвизгнув тормозами.
– Круглова!– Догоняет ее один из парней, остальные ждут в машине. Не бедный: модная, «битловская прическа» с длинными, темными бакенбардами. Импортные, светлые кеды, явно не «Два мяча», и черные джинсы. Явно не самодельные, не «варенки». Дорогая, бежевая олимпийка поверх черной футболки.– Куда бежишь- то?
– От тебя подальше.
– Ох, ну да,– парень смеется,– опять с отцом поругалась?
– Слушай,– резко оборачивается Женя. Бегать от него в босоножках на высокой танкетке – глупое занятие.– Чего с тобой не так, а? Вроде и красивый, и шмотки носишь заграничные. Машина вон хорошая. Чего же ты гад - то такой? Нашел бы себе дурочку и водил бы ее на танцы и еще куда - нибудь. Ты же всем противен, не думал об этом?
– Да, а чего так? – Нахально улыбается молодой человек. – Потому что я одеваюсь не как все, и вообще не как все? – Поправляет он зачесанные набок волосы. – Ну, не всем же кричать «Служу Советскому Союзу!» и жить стадом. А что с тобой не так, Женя Круглова? Вроде хороша собой. Родители – уважаемые люди. А сама – «мусор», – гогочет парень.
Кровь приливает к голове и Женя, не соображая, что делает, отвешивает ему звонкую затрещину. Наступает тишина.
– Это ты зря, – ощупывая лицо, проговорил парень.
– Эй, – за Женей вырастает светловолосый молодой человек крепкого телосложения, – что тут происходит?
– Да мы тут, «мусор» убираем, – с акцентом на предпоследнее слово произносит Противник.
– Вот и убирай отсюда, – указывает молодой человек парню на выход, – а то помогу.
– Всего доброго, Евгения Марковна, служу Советскому Союзу! – Зычно кричит Противник и убирается из парка.
– Все нормально? – Заботливо интересуется Алексей – лучший игрок футбольной команды района и Женин давний товарищ. Он не Противник, он простой советский парень. Товарищ. Добрый и надежный, конопатый, с непослушными, соломенного цвета волосами. Выразительные, карие (коньячного цвета) глаза, большие. Играет в футбол, носит черные, выцветшие отцовские «треники», белую майку (алкашку). Для Жени он кто – то вроде лучшего друга и потенциального жениха (если бы женщины, конечно же, выбирали хороших парней). Хотя в глубине души она прекрасно понимала, что отец никогда не примет сына простых рабочих. Вопреки стараниям, революция так и не стерла классовых границ. Пусть и яростно пыталась.
– Да, нормально, – машет еще горящей рукой Женя, чувствуя, как трясутся колени.
– Бекетов та еще сволочь, тебя никто не винит, Женя.
– Я знаю, Леш, – тепло улыбается девушка и берет парня под руку. – А не угостите даму мороженым, товарищ спортсмен? – Кокетливо спрашивает она.
– У меня есть выбор? – Смеется Алексей.
– Ох, это сложный вопрос, товарищ спортсмен.
– Ну, раз, милиция просит, – разводит руками парень, – теперь меня не арестуют.
– Леша.
– Как Эдуарда Стрельцова. 4
– Алексей!
– Ну, все, все, молчу.
Женя улыбается и, сощурившись, смотрит на небо. Такое чистое и прекрасное, как юная душа.
Светлое, летнее небо 1977 - го года.
***
Стрелка часов с красным циферблатом на стене доходит до 8. Отложив так и не съеденное яблоко обратно в тарелку, Женя встает со стула и, поднявшись на носочки, берет с темно-коричневого шкафа пилотку — ее гордость. Аккуратно надев головной убор, она еще раз смотрит в зеркало и козыряет сама себе, улыбнувшись. «Серьезнее, Евгения, - говорит она себе. – Ты — советский милиционер». Но все равно улыбается, когда взгляд падает на туфли у порога. Светлые, на деревянном каблуке, с кожаными ремешочками. Совершенно убийственные. Нужны были для встречи с молодым человеком, он был выше нее ростом. А ей хотелось смотреть сверху и с презрением, когда поссорились. На случай перемирия оставались те самые босоножки. Не помирились. Но туфли остались и были еще очень даже ничего.
Улыбнувшись, Женя нырнула в босоножки, поправила пилотку и вышла из дома, хлопнув дверью.
***
Маленький городок на границе начинает рабочую неделю. На уже залитых солнцем улицах появляются люди. Выезжает на дорогу труженик - грузовик «ЗИЛ», поливальная машина - ударный борец за чистоту и порядок. Вслед за фонтаном за его лобовым стеклом появляется радуга. Водитель в кабине синего цвета давит педаль газа, и фонтан поднимается еще выше, на радость прохожим у ларька с мороженым. Обогнав грузовик, из-за его оранжевого бака выскакивает, будто окинув сердитым взглядом, светлая «Волга» - ГАЗ-24, с шашечками на крыше. Резко выворачивая влево длинный корпус, автомобиль недовольно урчит и скрывается за поворотом, пропустив машину скорой помощи. Высунувшись по пояс из красно - белого «РАФа», врач благодарно машет таксисту рукой. Тот в ответ давит на клаксон.
Мороженщик, дядя Игорь, мужчина лет 50-ти с роскошными темными усами, поправляет колпак и открывает шторки ларька – к нему сразу же подходит ожидающая толпа. День обещает быть страшно знойным
***
На остановке, дребезжа, тормозит трамвай, красно — желтая «Татра». Город начинает рабочую неделю. Окруженный лесами, его будто бы укрывают от каких-то невзгод и мирской суеты. Толпа спешит к трамваю, однако транспорт не двигается с места. Пассажиры недовольно галдят, и лишь потом замечают приближающуюся девушку в милицейской форме . Казалось, блеск от начищенных туфлей, бляхи на ремне и кокарды на пилотке может в этот день заменить даже нещадно палившее солнце.
- Мороженое, Евгения Марковна?- Улыбается мороженщик, поправляя усы.
- Вечером, Игорь Андреевич, – щурясь от солнца, отвечает Женя, – наемся сладкого, бегать не смогу.
Бодро миновав пешеходный переход, Круглова лихо козыряет проходящему пионерскому отряду – они отвечают тем же.
- Здравствуйте, Евгения Марковна! – Дружно галдит группа детей.
- Доброе утро! – Смеется Женя и треплет одного из ребят по голове.
- Глянь, пошла, – шепчет проходящая мимо пожилая учительница своей подруге. – Прислали же ребенка, участковым работать. Сопля же еще совсем, а нос – выше крыши. Стыдоба! Здравствуйте, Женечка! – Притворно улыбается она.
- Доброе утро, – сухо отвечает девушка, смерив пенсионерку подозрительным взглядом.
- Надо бы обыск у нее дома провести, а то мало ли.
- Не говори.
***
- Спасибо большое!- Запрыгнув в трамвай, сказала Женя.
- Куда же мы, без товарища участкового, – улыбнулся водитель, – без него никак.
- Давай, езжай уже! – Крикнула пожилая женщина. – На работу опаздывают люди, ждать еще кого-то!
- Что же вы, девушка, людей задерживаете? – Склонился к Жене молодой человек. Прическа, почти как у Противника — модная, «битловская», русые, опущенные бакенбарды. Светлая спортивная сорочка в темную клетку. Светлые брюки - клеш, начищенные бежевые сандалии. Качнувшись, трамвай тронулся с места.
- Сухов, – коротко бросила Круглова, подойдя к компостеру и опуская монетку, - плакат видите? - Она ткнула пальцем в надпись стене трамвая. - «Совесть — лучший контролер», - Женя поправила пилотку и разгладила юбку. – Я вам не девушка, ясно? Я – советский милиционер, для вас вообще - товарищ участковый. И вообще, – подняла она голову, схватившись за поручень, - Автомастерская открывается с 9, время пол 10. Опаздываете, Сухов! - Крикнула Женя сквозь шум трамвая. Тот обладал удивительной шумоизоляцией от окружающего мира, полностью его заглушая. Взгляд девушки упал на газету, которую читал седой пожилой мужчина.
«Везут домохозяйки
Нещедрый свой паек,
Грудной ребенок — в байке
Откинут уголок — Глядит (ему все ново).
Гляди, не забывай Крещенья боевого,—
На фронт идет трамвай.
Дитя! Твоя квартира
В обломках. Ты — в бою
За обновленье мира,
За будущность твою.»5
- Ой, ну, что вы начинаете, Сухов, Сухов,- поморщился парень. – Давайте просто – Олег. Я вот, знаете, товарищ участковый, от всей души желаю, чтобы когда-нибудь, у нас в стране люди перестали называть друг друга по отчеству, да на вы. Ну, это же глупости. Формальности. Как было бы здорово встретить вас с утра в трамвае и просто сказать: «Привет Женя. Женечка». Правда, товарищ участковый?
- Сухов, – Круглова двинулась к выходу, – еще раз опоздаете – сообщу вашему начальству. Хорошего дня.
- Ой, – закатил глаза парень, спрыгивая с подножки трамвая вслед за Женей, – не с того вы карьеру здесь начинаете, Евгения Марковна. Две недели как приехали, а все учите всех. А куда это вы, товарищ участковый? Опорный пункт в другой стороне.
- Хочу к учительнице зайти, к Ракицкой.
- А что с ней?
- Да заболела, говорят, не видно давно. Зайду, посмотрю, может быть, надо чего.
- Так давайте я провожу. Мне как раз по пути.
- Строго до дома, и бегом на работу.
- Есть, товарищ участковый! - Улыбнувшись, козырнул Сухов.***
- У нас народ вообще мирный здесь, – сообщил Сухов, когда они дошли до железного моста через реку. На другой стороне уже виднелись финские и карельские домики. - Так что, скучно придется, товарищ участковый.
-Переживем, – Круглова с интересом взглянула на финских рабочих на той стороне. Один из них приветливо помахал рукой и улыбнулся. Олег ответил тем же. Евгения укоризненно взглянула на парня.
- Сухов! – Возмущенно воскликнула Женя. – И как часто вы туда ходите?!
- Да всю жизнь, - отмахнулся Олег, поправив волосы, – все ходят, вот вам крест. Мы же не секреты им выдаем. Так, в баньке париться и пиво из хвойных пьем. Ну, и они к нам заходят.
- Остановитесь! – Сверкнув глазами, проговорила Женя. – Узнаю еще раз – посажу. Честное пионерское.
- И чего добьетесь, товарищ участковый? – Пожал плечами молодой человек. – Это система, и вам ее не сломать. А вот и он, собственной персоной, – Олег указал на голубой дом с оранжевой крышей. «Улица имени партизанки Игнатовой», прочитала Женя на табличке. – Проще надо быть, Евгения Марковна. Приходите сегодня на танцы, будет весело.– он зашагал по проселочной тропинке.
- Сухов! – Крикнула Женя, – узнаю, что бегали за «колючку» – посажу, вы поняли меня?! – Парень лишь поднял руки вверх, не обернувшись.
***
Поправив пилотку, Женя подошла к аккуратно выкрашенному в голубой цвет деревянному забору. Ракицкая жила с дочерью одна, ее муж умер несколько лет назад от болезни легких. Учительница сама страдала закрытой формой туберкулеза много лет, но это не мешало ей работать в школе. Других работников в Береговой все равно не присылали.
Несмотря на одиночество, Елена Павловна скрупулезно следила за небольшим огородом. Взгляд девушки упал на многочисленные кусты красных роз, радовавших глаз. Ровные, ухоженные грядки с луком и картошкой. Огород уходил вдаль, к самому курятнику. Солнечные лучи падали на выкрашенные в белый цвет ставни, выполненные в узорах русского зодчества. Памятник архитектуры, улыбнулась Женя. Поправив пилотку и открыв калитку, она вошла во двор.
- Здравствуйте, – поздоровалась Круглова с девочкой лет 15-ти, моющей крыльцо.
- Здравствуйте, Евгения Марковна, – та испуганно захлопала голубыми глазами и приподнялась, поправив темные шорты. Такой чистый взгляд цвета небесной лазури Женя видела только у финских девушек, во время рабочей поездки отца в Хельсинки. В далеком детстве.
- Яна, да?
- Да – да. Вы проходите, товарищ участковый, - девочка отложила тряпку и вытерла руки о белую футболку в красную полоску. - Мама приболела немного, простите, - сбросив тапочки, она взлетела на крыльцо и открыла дверь. - Проходите, я сейчас чайник поставлю.
***
Женя тихо вошла и аккуратно прикрыла за собой дверь. Ее встретила звенящая тишина – казалось, что в доме не работали даже часы, что уж говорить о холодильнике или телевизоре. Она сняла пилотку, пригладив волосы, взглянула в зеркало. Старинное, жемчужное колье на комоде, явно ручной работы, его аккуратно уложили в шкатулку из синего бархата. Вещь была заграничная – Круглова, часто бывавшая за рубежом в рабочих поездках отца, знала толк в подобного рода украшениях.
Раздался кашель, и, вздрогнув, Женя только в этот момент заметила лежащую на кровати женщину. В доме была только одна комната, в которой умещались видавшие виды диван, стол и маленький холодильник в углу. Лицо женщины было мертвенно бледным. Укрывшись одеялом в жару, Елена Павловна тряслась в страшном ознобе.
- Кто здесь…? – Прохрипела Ракицкая, задыхаясь от страшного кашля. – Яна! Йоханна!
- Иду, мамочка! – Девочка ворвалась в дом и склонилась над матерью. – Что? Воды? Вы простите, она совсем плохая, – виновато произнесла Яна, – который день мучается.
- Евгения Марковна, – облегченно улыбнулась Ракицкая, - Женечка. Я так рада, что вы здесь. Дочь, сходи в магазин, купи конфет. Моих любимых, родная. Беги, скорее. Нужно Женечку чаем угостить.
***
- Елена Павловна, почему вы скорую не вызвали? – Спросила Женя, когда девочка ушла из дома и присела на край дивана. – Вам помощь нужна.
- Нет, нет, – спокойно ответила Елена Павловна, - присядьте, Женя. Я так рада вас видеть. Хотела с вами поболтать. Поговорите со мной, Женя. Пожалуйста.
- Конечно, – девушка поправила подушку под больной, – Елена Павловна, вам нужно в больницу, срочно.
- Женя…, - выдохнула Ракицкая, – как вас сюда занесло? Такая молодая, красивая.
- Это случай, Елена Павловна, – Круглова посмотрела на совсем еще не старую женщину, с невероятно теплыми глазами. Морщины выдавали трагедию жизни, но в густых, каштановых локонах не было седины, а на лице стояла улыбка, снисходительная, добрая. Невзгоды не сломали Ракицкую – она понимала, что умирает, но ни о чем не жалела.
- Замуж вам надо, Женечка, – тихо сказала она с улыбкой. – Любовь, она ломает все преграды.
- Елена Павловна, некогда мне, – смущенно усмехнулась девушка.
- Поверьте, на ваш век хватит приключений, - ответила Ракицкая. – Будет возможность «За Россию умереть». Вы знаете, в жизни столько всего было, что я иногда удивляюсь, как такое возможно? – Женщина с трудом поднялась и присела.
- Елена Павловна…
- Нет, нет, никаких больниц, – Ракицкая вновь страшно закашлялась, – я жалею только об одном – что не родилась по ту сторону реки, – улыбнулась она, так по-детски и счастливо, что у Жени проступили слезы. – Да, тогда, наверное, все было бы по-другому. Но это все мелочи жизни. Я хочу попросить вас, Женя, – Ракицкая повернулась к комоду, и вдруг схватилась за сердце.
- Елена Павловна! – Присела перед ней девушка, – Елена Павловна, я за врачом!
- Нет, нет! – Крикнула Ракицкая и схватила Женю за воротник пиджака, притянув к себе, – Женечка, – сказала она, глядя прямо в глаза, – Женя, я вас умоляю, расскажите ей правду. Моей девочке. Прошу, – женщина звучно сглотнула, по щекам покатились слезы, – правду. Пожалуйста.
- Какую… Какую правду, Елена Павловна?! – Крикнула Женя, но Ракицкая уже не дышала. Ослабив хватку, она уронила голову девушке на плечо.
Женя уложила учительницу на кровать и отступила назад. Прижалась к стене и сползла вниз.
Навсегда. На всю жизнь она запомнит эти огромные, зеленые глаза, этот отчаянный взгляд. Покрытое слезами и морщинами, но красивое лицо.
«Правду. Пожалуйста».
Лишь спустя пару минут Круглова заметила застывшую на пороге Яну. Понадобилось мгновение, чтобы она все поняла. Авоська выпала из рук, взгляд сошелся с Жениным. Секунда – и девочка выбежала из дома.
«Стой!». Крикнула Женя и кинулась следом. Затем вспомнила, что забыла пилотку, вернулась, вновь выбежала на улицу, но беглянки и след простыл.
1 «Баллада о зенитчицах». Р. Рождественский
2 В июне 1942 года партизанки Мария Мелентьева и Анна Лисицына были направлены в оккупированный Шёлтозерский район. При возвращении Лисицына утонула, а Мелентьева, переплыв реку, доставила важную информацию. Осенью того же года Марию Мелентьеву вновь направили в тыл врага с группой разведчиков, но, в результате предательства она была арестована и 2 июля 1943 года - расстреляна.
3 Советская подпольщица в годы Великой Отечественной войны, связная штаба Карельского фронта.
4 Эдуард Анатольевич Стрельцов — советский футболист, нападающий, известен по выступлениям за московское «Торпедо» и сборную СССР. Считается одним из лучших игроков в истории советского футбола. В 1958 году арестован по обвинению в изнасиловании и приговорён к 12 годам лишения свободы. Спустя 5 лет был освобождён и продолжил выступления в «Торпедо», но уже не блистал так, как в прошлые годы. Завершил карьеру в 1970 году.
5 «Трамвай идет на фронт», Вера Инбер.
.