Читать онлайн
"Цена ошибки"
Зак поглядел на хронометр в левом нижнем хвате и прислушался к детектору. Каждый щелчок, что воспроизводил его динамик, означал одну реакцию распада активного тяжёлого изотопа. Щелчков было столько, что Зак едва успевал их считать. А ведь ещё надо перемножить это количество в единицу времени на коэффицент вредности для детёныша мягкой формы и нанести на карту значение в точке наблюдения. Цифры выходили жуткие, получалось, что обе ближайшие кладки уже надо эвакуировать. Восемь больших единиц времени назад Зак попросил Хеса оповестить нянек в этих гротах по проводной связи, но лаборант пока не вернулся и это сильно беспокоило.
Со вчерашнего дня карта загрязнения, что Зак составлял, стала неактуальной и теперь глава научного кластера по-новой обходил опустевшую территорию поверхностного исследовательского центра. Держа во всех рабочих конечностях приборы и карту с графитовым стержнем, он наносил на бумагу новые очертания радиоактивного пятна. Пятно разрасталось.
Скверно то, что лучший его помощник, на которого при аварийном разливе попала жидкость с активными изотопами уже имел симптомы песчаной лихорадки и оба его зрительных симбионта погибли от жёсткого ионизирующего излучения. Да и сам Хес чувствовал себя прескверно, если судить по синхроимпульсам от ассистента.
Зак вдруг заметил, что его собственный левый глазной симбионт стал испытывать боль и хуже видеть и он надел свинцовые шоры на оба глаза. Глаза могут пригодиться, а карту он составил, и теперь вместо зрения можно использовать теневое чувство.
Биологи говорят, что до изобретения искусственного освещения пещерные предки вообще не пользовались оптическими симбионтами, поскольку в первобытных пещерах и в тоннелях царила кромешная тьма — там достаточно теневого чувства. Биологические радиочастотные всплески махсов, испущенные и отражённые от каменных стен вполне ощущаются контакторами на голове, интерпретируясь в мозгу очертаниями препятствий. И не только препятствий, но и сородичей, которые тоже излучают и тоже помогают ориентироваться, как бы подсвечивая друг другу обстановку.
Добравшись до журнала, он вновь воспользовался глазами, старательно записал каллиграфическими иероглифами свои финальные выкладки. Чем бы всё ни закончилось, но Сообщество должно получить результаты его работы. Энергией недр, Светила и ветра Сообщество может обойтись. Но вот без надёжных технологий на основе секретов атомного ядра невозможно освоение дальнего пространства. На химических ракетах систему не освоить. Небесную пустоту осваивать необходимо, жить — не столь уж необходимо.
— Зак!
Глава кластера не обратил внимания на оклик Хеса, пока не дописал выкладки и только потом обернулся, направив на главного ассистента свои контакторы. Судя по радиоимпульсам от него — Хес едва держался.
— Зак! — повторил он, — Я говорил по медной нити с жилыми гротами. Мы погубили ближайшую кладку! Мы поздно спохватились сообщить нянькам и малыши мягкой формы... Эта дрянь прошла через грунтовые воды к ним в родовой грот, и...
Ледяной ужас охватил Зака от этой информации. Учёный вспомнил о своих младших, когда он помогал нянькам их кормить. Как они жались к нему, такие беззащитные и горечь затопила его сознание. Получается,что это он убил детёнышей. Получается, что он, Зак, подобен тем же морским растам. Чудовищам, которые так же убивали махсианских детёнышей, пока их всем миром не отвадили взрывчаткой и кинетическими метателями от берегов. И какая часть яиц выживет — ещё большой вопрос. А ещё получается, что они с Хесом уже мертвы. Потому, что сигналы Сообщества убивают тех, кто вредит своим собратьям. Миллионы циклов эволюции, великая целесообразность, вывела закономерность среди разумных: вредители умирают, поскольку мешают жить не только ндивидуумам, но и всему Сообществу. И с этим, наверное, уже ничего нельзя поделать. Даже сигналы его матери помимо её желания неизбежно убьют и его, и Хеса. Но и без синхронизации с Сообществом тоже нельзя — махсам-одиночкам гарантирована мучительная смерть. Примерно как без сна, только агония растянется надолго. Они оба были живы лишь благодаря тому, что импульсы от сообщества почти мгновенно затухали в медной нити.
— Чем они заняты, Хес? — Спросил учёный.
Он вклеил новую карту загрязнений в лабораторный журнал и спрятал документ в защитный шкаф.
— Они идут сюда.
— Как — сюда?! Ледяная тьма! Уже?
Зак схватил задней парой ходильных конечностей Хеса и бегом потянул его как можно дальше от жилых выходов на поверхность. Проходя в ворота вспомогательного цеха, он зацепил панцирем баллон с фторидом одного из радиоизотопов и опрокинул его, но не стал обращать на это внимание. Они должны успеть к отвалу.
— Зак, помедленнее. — тихо сказал помощник, — Я с трудом ориентируюсь, мне очень плохо.
Даже понимая неизбежность, Зак упрямо тащил Хеса к отвалам привезённой активной породы, из которой выделялись изотопы. Учёный был сильным махсом приличной длинны глянцево-чёрного окраса, с цепкими конечностями. Можно залезть на высокую насыпь, чтобы до них не достали синхроимпульсами те, кто к ним придут. А они уже идут.
Левый глазной симбионт Зака отказал, но правым учёный видел, как позади, на дальнем конце ровного поля показалась цепочка махсов. Чёрные фигурки шли след в след, стараясь охватить весь комплекс поверхностных построек.
Он рванул к насыпи с удвоенной скоростью, но когда его длинное тело перевалило через гребень, Зак увидел далеко впереди точно такую же цепочку махсов, которая обходила комплекс с другой стороны.
— Поздно! — Прокричал он Хесу, — Назад, на останец!
Хес не ответил, а лишь натужно дышал, еле справляясь с бегом. Слева от насыпи рудного концентрата виднелась тонкая, словно иголка, базальтовая скала. Сносить её при постройке комплекса не стали и в погожие дни в качестве тренировки Зак забирался на её вершину, осматривая окрестности.
Достигнув подножия останца, учёный перехватил самой задней парой конечностей хваты Хеса поудобнее и покарабкался на вершину по давно отработанному маршруту. Возможно, смерть от сигнальной недостаточности всё таки лучше смерти при сигнальной несовместимости. Заку было и горько от осознания того, что он сотворил с детьми, и страшно, в ожидании неумолимой и неизбежной смерти. Ещё была надежда, что его работа хотя бы частично компенсирует содеянное, ведь в прошлом сезоне его научный кластер уже выдал проект первого в истории устройства, которое вырабатывает электричество от энергии распада атомного ядра. Жаль, если его не будет в живых к тому времени...
Вершина была тесной. На площадке уместились только первые четыре сегмента Зака, а Хесу пришлось оставаться на тропинке.
Учёный сосредоточился и, как он и ожидал, не ощутил присутствия других махсов. Вдохнув свежего углекислого газа, он воспользовался единственным симбионтом, оглядел местность вокруг скалы и вздрогнул.
Вокруг каменного шпиля, молча окружив скалу в несколько рядов, цепочками чёрных длинных фигурок стояли махсы. Они замерли полностью недвижимые.
— Что случилось? — вдруг спросил лаборант, — Почему волнуешься?
— Они пришли и ждут нас.
— Зак, отпустил бы ты меня. Мне и так конец, я с трудом тебя ощущаю, а твой сигнал один из самых мощных в кластере. Пошла деградация моих теневых рецепторов. Они ведь не уйдут, а мы губители. Зачем оттягивать неизбежное?
Учёный молча отпустил Хеса и теперь наблюдал, как он неуверенно пятился вниз, постепенно спускался к ожидающим внизу махсам. Они будут ждать и Зака до тех пор, пока тот будет цепляться за эту одинокую скалу среди песчаных пустошей. Острое чувство одиночества вдруг захватило учёного, это ещё не сигнальная недостаточность — синдром отрыва начнётся только через несколько дней. Но сожаление о своей фатальной небрежности вдруг вызвало тоску. Начнётся отрыв именно с ощущения такой вот тоски, это он знал ещё с тренировок.
— Будь что будет, — сказал он в пустоту. А затем развернулся и полез вниз, вслед за своим лаборантом. Впереди ждала чернота неизвестности.
.
ЛитСовет
Только что
