Читать онлайн
"Чёртова обуза"

Если быстро произносить «Дрома» и «Дромос», они звучат почти одинаково. Впрочем, первому жрецу Архонтэ это даже в какой-то степени нравилось — кому ж не льстит, если тебя пусть на слух приближают к божеству? Конечно, и кочевникам с Ту, и дикому зверью с оранжевых земель плевать и на твой статус представителя бога дорог на земле, и на ценность золотой сигиллы на фургоне…

Но тут уж извините — всё как полагается, всё как в легендах. Хочешь успехов в начинаниях — не только молись у кресс-баб, но и денежки трать в нужную сторону, чтобы, значить, грота Дромосу, грота на добрые дела, половина вурцы на торговлю, а всё остальное — безопасность. Дромос, знаете ли, человеку посох вручил не только спину чесать, но и бить по голове несогласных.

И в этом сезона грота, пожертвованная сверх обычного — на удачу — принесла и странный путевой подарок. Подарок надсадно кашлял, кутался в «воссои» и помимо беспрестанных предложений помочь на спарсе, не знал ровным счётом ни слова. Впрочем, жесты понимал, от работы не отлынивал и в целом показал себя достойно подарка бога. Понятно, по традиции его всё равно придётся продать на невольничьем рынке, но пока что Дрома ни дня не жалел о том, что нашёл, обогрел, накормил…

Скажем так, с углем из-за туманов в этом году не сложилось — прииск намертво перегородило, но взамен при поддержке подарка удалось нарезать рогов с постоянно нападающих зверодемонов, а стоили эти безделицы куда как дороже топлива.

Сплошная выгода, как ни крути. Краем глаза продолжая следить за колеёй, пролёгшей по оранжевому камню, Дрома покосился на но Авьязо — смешного, безбородого, неловкого, не понимающего очевидных вещей. В конце концов, идти в одиночку через Оранжевые Земли? Или тащить на себе раненого до ближайшего свободного креста? Дрома этого не понимал, но в чужие дела не лез — препоручил пригляд за подарком начальнику фланги и лишь время от времени проверял, жив ли.

Жив, сумасшедшее создание. Сидит, как дитя малое, накопители перебирает — ими, как сговорившись, за помощь Деме платили все практики каравана. Опасно для нормального человека, крохотная заноза — и виэсти-лихорадка обеспечена, об этом любой акорит знает! А вот Деме не знает. И про ресквии не знает, хотя действительно спас человеку жизнь, вот что самое забавное! Сам своего подранка отвёл кресту, сам заработанными накопителями расплатился за услугу и наблюдал, как из пепельноволосого выводят злой дух искажённых земель Врома Цивилика, восстанавливают выпавшие волосы и зубы, закрывают кровотечение…

То есть, опасность тёплого яда он прекрасно знал — хоть и не действовал он на Деме, яд-то. Будто обходило стороной его проклятье оранжевых пустошей. И если бы не коварство яда — возможно, и не случилась бы встреча с караванов, и своими ногами бы дошёл от лекаря до самого Полилема. Тёплый яд лжив, он не только травит тело, но и вводит в заблуждение, убеждает, что студёный ветер нипочём, на снегу можно спать…

И, по итогу, Деме свалился от холода прямо у стоянки, где его и нашли разведчики-тени. Так что на его правой руке светилось кольцо — такое же оранжевое, как и земли, на которых однажды встретились жрец-торговец Дромоса Дорожного и дурачок из пустых земли. И, стало быть, Дрома имел полное право считать случайного попутчика дорожным подарком.

— Да, да, я в курсе, что ты меня спас и в благородство играть не будешь, рабовладелец несчастный — не оборачиваясь, на ломанной спарсе обронил подарок. — И быть но Авьязо рабом. Не бойся, не сбегу.

Снова не то. Но Авьязо — не фамилия. Не дом. Это титул странствующих аруор, означающий и пустого, и чужестранца, и кого угодно, неспособного понять твой родной язык. Сами понимая чуть ли не все наречия континента, должно быть, они удивились Деме достаточно сильно, чтобы наградить его таким именем. Из пустых земли — то есть, чуждый даже беспокойным монахам. Чуждый и достаточно наглый — дюжина вассои, от плаща до котелка, которые получить можно только в драке, никак иначе! Дрома даже побаивался по первой буйного нрава найдёныша. Раз уж его кулаки известных на весь мир бойцов не напугали…

Но подарок вёл себя спокойно, покладисто, в драку не лез, с делами по каравану помогал. А оба языка, ходившие в караване, осваивал с такой скоростью, что даже полиглоту Дерту завидно становилось. Двух дней не прошло, как он сказал первую осмысленную фразу на спарсе. Ещё через пять — и пусть в упрощённой форме, ему покорился международный руо. То есть, не дурачок, не сумасшедший, просто…

Но Авьязо. Чужой настолько, что у него нет даже родной земли — и пустой оттого.

— Кулум, — потеряв интерес к беседе, пробормотал Деметрос, — Кулум, Ррато, Инфим, Коласи. Юай!

— Эй, болезный, опять бредишь? — Дерт подсел к костру, погасил практику, которую как начальник ледяной фланги носил активной постоянно, сунул в руки Деме мех с подбродившим полынным отваром, — Глотни, отпустит!

— Дерт, ты другой, — Деметрос в упор уставился на практика, — совсем неправильный.

— Что там вякнул?! — мгновенно вспыхнул невысокий, желтокожий пагом. — На драку нарываешься?!

Историю вспыльчивого пагома не знал никто, о прошлом он не распространялся — как, впрочем, и все в караване. Ну, высокие скулы, глаза без зрачка — аэндью как он есть. От такого ждёшь чёрных одежд, самомнения, сопоставимого лишь с силой холодного интеллекта выпускника математического. Привычка такая, что поделаешь, так что алая роба климатерика пагома иных повергала в ступор, но Дрома не жаловался — лупил сосульками Дерт на загляденье, своих не бросал, приказам подчинялся.

— Ты не вром, ты пагом, — будто не обратив внимание на агрессию собеседника, продолжил Деметрос. — Должен быть аэндью, но баттас, да?

— Ты скажешь тоже, — расслабился Дерт, — у каждой страны свой язык. У некоторых даже помногу!

— Много языков знаешь?

— Ну-у-у… — пагом задумался. — Если по маршруту, то торговать могу со всеми почти — от Апосинты до Меэды. Стало быть, спарсу знаю, руо, разумеется, международную… Тунху — совсем чуть-чуть. Баттас уже в Разломе учил. А что?

— Хэлле Инфим, Эсти Да. Знаешь?

— Амм… Если подумать, то Эсти Да — это на руо — просто другое написание Виэсти, то есть, континента нашего. Другое слово не знаю, но по звучанию на аттри похоже, это из белых земель язык. Но я там мало был, так что не уверен.

— Печаль… — Деметрос проигнорировал предложенную выпивку и снова вернулся к перекладыванию камешков, бормоча себе под нос, — нельзя было нормально? В Апосинте — апосинтский, в Пагомате — пагоматский… понавыдумывают херни, а люди потом путаются…

Немного посидев рядом с найдёнышем и допив предложенную плошку с бульоном, Дерт поднялся и, похлопав товарища по плечу, отправился на обход стоящих фургонов. Дрома же, поняв, что спектакль окончен, украдкой зевнул и отвернулся, потеряв интерес к Деметросу.

Совсем чужеземному, совершенно бестолковому. Ну нельзя в дороге спрашивать, кто и почему по ней идёт — и Дромос, и Астрикс это явно запрещает! Не знать такое…

«Интересно, и откуда он такой взялся?..»

Дорога у каждого своя, так говорит Дромос. Не всякая дорога хожена, не всякая езжена, и если в пути ты встретил человека, значит, его история — его дорога. Почему, как, зачем — жрецов интересовало мало. Вот и набилась в ряды караванщиков самая разношёрстная компания со всех уголков континента. Объединяло их всех одно — никто из них не отправился в путь от хорошей жизни.

Путь через весь континент из Апосинты во Врома Цивилика — выбор только отчаянных сорвиголов. Больше года пешком, авантюра, с равным шансом несущая как богатство, так и бесславную смерть.

Так что но Авьязо ну ничем не выделялся на фоне всех прочих. Разве что так забавно таращился на совместную работу фланг пагомов и флогов, будто никогда не видел ни бешеных ледяных убийц, ни циничных крестов из Южных Пустынь.

Деметрос, или как он сам себя называл, Деме, расслабился, когда его перестал сверлить колючий взгляд торговца. Усмехнулся даже легонько, почесал пёструю макушку и, выплеснув из котла спитую заварку, насыпал новых листьев. Воровато огляделся — не смотрит ли кто — и обновил ещё один символ на самом краешке, отчего вскоре среди листьев забурлила невесть откуда взявшаяся вода.

— Кто бы мог подумать, — выдохнул он сердито, — чтобы я, беспомощный человек без прошлого…

Он ещё раз шевельнул ногой кучу разноцветных кристаллов, надаренных охраной — маслянисто поблескивающих, лишённых любых острых граней и прямых углов, будто созданных самой природой.

— Охиро, — произнёс он слово, которое ему говорили, пожалуй, чаще всех прочих в первые дни после спасения, — кириарх.

Стыдно до сих пор, очень стыдно. Казалось раньше — адаптироваться можно к чему угодно. К любым условиям. Можно освоить лук, топор, кулачный бой, в конце концов! Способность постоять за себя — основа выживания, как ни крути. Да только вот первые же столкновения с искушёнными в бою швертами продемонстрировали всю бездну реальной выучки и опыта по сравнению с одним глупеньким скитальцем. А кулачный бой…

Деме украдкой потёк бок — рёбра до сих пор ныли. Ещё одна причина для стыда. Две даже.

Ладно, уверив себя в том, что научился рукомашеству, он вступил в бой с крысиными монахами и закономерно проиграл — стыдиться стоило того, что в какой-то момент он начал этих монахов целенаправленно искать! Вассои, чего тут: аруоры все как на подбор здоровались, воздев три пальца к небу, мерзко смеялись над гладким подбородком Деме, охотно вступали в драку… А, победив, вместо логичного грабежа поверженного, напротив, оставляли ему какую-нибудь жизненно полезную вещичку со значком-сигиллой в виде кособокой снежинки.

Вторую причину для стыда Деме и вспоминать не хотел, если честно. Потому что…

— Ух, как уши горят, — проворчал он, прячась за пёстрыми прядями.

Дерт, опять же, никак не оставляющий попыток научить хоть чему-нибудь полезному — чтобы уж точно не продали каким-нибудь землекопом на ближайшем невольничьем рынке.

Потому что чужой здесь. Приблудный на дороге — со вполне очевидной судьбой. Это окружающим можно врать — мол, из Южных Пустынь, где виэсти бедная, или из Охиро, где чёрные камни твердыни обедняют фон до уровня природного, а потому никаких практиков там быть не может. Любому думающему очевидна нестыковка в легенде. Местные контактируют с виэсти с рождения, учатся либо игнорировать, либо подстраиваться под фон и тем самым меняться, копить чужеродную энергию внутри себя в виде кристаллов неправильной формы… Либо активно расходовать накопленный резерв и тем самым становиться практиками. Прерогатива местных, недоступная всяким там но Авьязо. А раз разумный с виэсти не контактирует никак, то…

— И быть мне рабом для какой-нибудь старушки, как обещал Дрома — фрукты ей таскать и пятки чесать, потому как ни на что другое не пригоден, — Деме поморщился от того, что на этот раз изнутри даже протеста не всплыло — свыкся, стало быть. Смирился. — Буду ходить в красивом, улыбаться. Может, даже обженят на какой-нибудь горячей красотке из Разлома. Плохо, что ли? Я же…

От головы каравана истошно заорала сигнальная труба — второй, третий, и Деме вскочил, схватив очередной воссой — длинную суковатую палку, обмотанную суровой тканью посередине. Другого оружия но Авьязо не полагалось.

— Всем в строй! — крикнул выскочивший из фургона Дрома. — прикрывать друг друга! Топоры не использовать!

И Деме знал почему. Железо слишком дорогое, чтобы использовать его против кого-то, кроме человека. Слишком труднодобываемое. А это значит — твари.

— Деме, сюда!

— Бегу! — придерживая палку, Деметрос перемахнул через высокий борт фургона и занял место за спиной тоговца.

— Доклад!

— Волки!

— А фига ли тогда орать?! — разозлился Дрома, — сами справиться не могли?

— Чешуя! — вместо ответа донеслось с головы конвоя.

— Тьфу, — Дрома отложил оружие в сторонку и, вцепившись в чётки, мерно загудел, — тварь клыкаста, тварь волшебна, демон с рогом, а от бога не сбежишь… Тварь земна, тварь волшебна, демон лютый, демон-царь…

С земли метнулась серая, поблескивающая стальным боком тень, и Деме с душой влупил по ней палкой, и на миг замешкался, когда оружие, хрустнув, переломилось пополам. Тварь, неуловимо похожая на волка, мотнула рогатая башка, встряхнулась всем телом, целиком закованным в металлическую броню. И пренебрежительно чихнула.

— Ох, ну нихрена ж себе, — подивился он, отбрасывая обломки в сторону.

— Не спи, дурак!

Мимо пронёсся жрец, с душой размахнулся — и влепил куда Дромос пошлёт тяжеленным каменными чётками. Послышался хруст, обиженный вой — тварь повалилась наземь, вздымая облачка оранжевой пыли.

— Шестопёр возьми и добей! — крикнул Дрома и, пробежав мимо растерявшегося чешуйчатого, разом вдарил по паре тварей поменьше.

В этот раз — наповал.

— Да я…

«Идиот я, вот кто», — зло подумал Деме, размахнувшись железным ежом на длинной рукоятке.

Сколько раз предлагали подтянуть бой с оружием — что Дерт, что тени. Хотя бы азы освоить, научиться защищать себя. Нет, артачился, времени не находил, потом всё, потом…

И вот оно — то самое «потом».

С первого раза пробить череп зверодемону не получилось даже в области виска. Деме пришлось бить ещё дважды, прежде чем тварь зверь засучила лапами и испустила дух. К тому моменту его окружили ещё четверо тварей поменьше.

— Побереги-и-ись! — Крикнула смешливая рыжая девица-целитель, и твари синхронно вспыхнули, сгорев дотла.

«Ох ты ж нихрена себе! А я ей глазки строил, идиот…»

— Флоги, свет!

Тут же вокруг каравана зажглась стена огня, а один из «зелёных» прилёг отдохнуть, растратив весь резерв.

— Пагомы…

— Есть!

Воздух вокруг потяжелел, налился холодом, словно вокруг каждой дефицитной капельки влаги в сухом воздухе Врома Цивилика пророс ледяной кристалл. Страшное оружие, если подумать. Любого неподготовленного человека убьёт наповал. Любого…

Из темноты донёсся отчаянный вой, сменившийся тяжёлым ударом — вторая и третья чешуйчатые твари синхроно грянулись оземь.

— Ещё двое осталось, поднажмите!

— Щас я его! — послышалось из второго фургона.

— Деме!

— Да! — Деметрос спрыгнул с фургона, бросился к костру и, схватив жменю кристаллов, побежал к фланге — знал уже, чем чреваты масштабные атаки фиолетовых.

— Кима Кеу! — небо расчертило угрюмыми багрянцевыми клетками, от которых шарахнулись даже тучи, в груди всех присутствующих поселилось ледяное, сосущее чувство безвозвратной потери.

Следующие полчаса здесь невозможно будет использовать ни практики, ни проклятья, не благословения. Абисс попросту выжег способность мира делать хоть что-то неестественное, и за это его, разумеется, ненавидели.

— Виэсти обнулена, тени!

— Тайрид, пошёл!

— Успе… — абисс не успел договорить — из темноты вокруг кольца огня метнулась огромная тень волка с пятью рогами на лобастой башке, будто походя срезала голову практика — и снова канула в ночи.

— Тайри-и-и-и..! — крик девушки захлебнулся, когда до неё добрался Деме и, не говоря дурного слова, сверившись с цветом мантии, засунул в рот девушке кристалл алого цвета.

Зелёного — для огня, алого — для льда. А вот фиолетовый — единственный. И нет в том никакой логики, и смысла никакого пытаться подружить ассоциации с пониманием, а действительность с заслугами. Тайрид был юный гений, до двадцати лет взявший пятый круг, и хоть его звали в другие университеты, так и оставшийся доксом Бездны. Хотел выпуститься после практики в караване, жениться на рыженькой да открыть свою крохотную практику где-нибудь в Полилеме, где из-за удалённости от Разлома конкуренция ой какая небольшая… А вот — вышло что вышло.

— Я вас, тварей… Всех… — Вырвавшись из объятий, она яростью выпрямилась на козлах и сжала кулаки уже обледеневших рук, — поголовно… Девас…

Не договорила. Деме только отшатнуться успел, когда ему в лицо ударила солёная, горячая жидкость, удивительно контрастирующая и со спокойным нравом, и с ледяной школой девушки, вся вина которой была лишь в…

Ещё один вскрик в ночи. Ещё… Чешуя, рога, иммунитет к урону стихиями — Деме с каким-то обречённым ужасом вспомнил считалочку Дромы.

— Рога — демон, а от бога не убежишь.

От зверобога, разумеется. От твари, которую зачем-то порождает мир, а потом всячески потакает ей, пока люди не соберут силы покрупнее да практиков кругом никак не меньше грандмастера-кириоса. То есть, местных полубогов, по сути. Но и то — никаких гарантий. У костра рассказывали легенды о том, как Белые Земли побелели, и какого масштаба там случился бой с прошлым зверобогом, почему аруоры не хотят задерживаться в графствах Лефкои и Кири, и уходят оттуда, едва разобравшись с экзаменами.

И почему-то не было страшно. Совсем — как будто Дромос потребовал жертву, и, получив её, пообещал всем остальным, что приглядит. Врал, конечно. Что он, что Астрикс — два жулика, никакой веры.

Слева яростно закричал Дерт, и Деме бросился на звук голоса, плюнув и на маскировку, и на возможные последствия своих действий. Потому что это Дрому можно дурить сколько угодно, это Тайриду можно врать о собственных проблемах, но Дерт…

— Сейчас, сейчас… — затараторил Деме, выцарапывая из воздуха необходимое и прижимая загоревшиеся пальцы к оторванной под корень левой ноге командира. — Ты у меня тут сдохнуть не посмеешь! Понял!

— Деме… — сквозь пузырящуюся на губах кровь зашипел Дерт, — ты сволочь.

— Да знаю я. Ты держись главное! Я всё сделаю! Ты у меня ещё на танцы пойдёшь! Не закрывай глаза!

— Сволочь и врун… — Дерт закрыл глаза и задышал неглубоко, поверхностно — отключился.

Кровь остановилась, ранку почти мгновенно затянуло тонкой розовой кожицей, и Деме спрыгнул с фургона наземь.

Прикрыл глаза, готовясь встретить атаку. Вдох — и рядом ахнул взрыв, заставивший позавидовать иного флогу. Выдох — ещё. Твари, привлеченные запахом крови, рвались к доступному, вкусному мясу, но вместо этого натыкались на невидимую препону и дохли, дохли десятками!..

Это не походило на обычную атаку дикого зверья — слишком уж слажено, чётко действовали твари. Слишком… скоординированно. Как будто ими управлял некто очень разумный, не понаслышке знакомый с тактикой засадной и партизанской войн. Кто-то вовсе не глупее человека.

Сзади за фургоном резко треснуло, в воздухе пахнуло озоном, и знакомая уже огромная тварь, оскалившись, завыла.

— Вот ты где, дружок, — ухмыльнулся Деме. — Иди сюда, родимый. Иди!

Растопырив руки в кажущейся глупой, нелепой позе, он побежал к зверодемону, и с его пальцев наземь стекало неяркое зеленовато-оранжевое свечение, и каждая новая тварь, столкнувшись со следом «приблуды неумелой», поджаривалась, взрывалась, разрывалась на кусочки. Зверодемон тоже окутался алыми молниями, всё сгущающимися с каждым мгновением.

— Глупо, — устало ухмыльнулся но Авьязо, — мы же не в пафосном романе, идиот. Я не собираюсь встречать тебя на разы. Просто потому, что мы не равны по силе! Не! — наземь стек символ, — Рав! — ещё один — Ны! — третий.

Вскочившиий сразу на три символа ловушки зверодемон будто споткнулся, сбился с аллюра, растянулся на животе, словно не в силах двинуться дальше, заскрёб когтями по оранжевому камню, пуская пену из пасти.

— Не нравится, псина? — ласково спросил Деме. Волк зарычал, забился, пытаясь освободиться. — Ты, дружок, скажи спасибо, что порвал всех, от кого я прятался. Ну и… Пока.

Он схватился за правое запястье, вспыхнувшее под касанием, растопырил пальцы правой ладони и произнёс на странном, каркающем языке:

— Кадул. Ли тонди!

И голова демона исчезла, словно канула вникуда. Тело, прижатое ловушкой, забилось в агонии, щедро разливая чёрную кровь вперемешку с зелёными кристаллами из обрубка шеи, засучило когтями, вздымая оранжевые облачка. И через минуту пало.

— Шестьдесят секунд чтоб околеть, — сплюнул Деме, старательно считающий время, — матерь вашу, а как его тогда нормально избить?! Чтоб без жульничества? Он же даже без башки своей флангу целиком порвёт!.. Или отрубил голову — и бегом по кустам, пока не крякнет окончательно?..

Сзади тоскливо завыли недобитки, но по всем законам жанра нападать после гибели главаря не стали. Потихоньку, тень за тенью, исчезли в темноте, оставляя на победителя и сбор трофеев, и похороны павших.

Вздохнув, Деме прикусил губу и, тщетно пытаясь выровнять сколиозные плечи разной высоты, поплёлся к головному каравану, чтобы если и не отчитаться, то хотя бы похоронить своего благодетеля.

— Или помочь, — криво ухмыльнулся он, обнаружив бессознательного Дрому. — Или помочь, — приводя в чувство командира лучников. — Или…

Демоволки вывели из строя больше половины отряда, но в основной части они почему-то не убивали, а просто отключали или ранили жертв. Так что пальцы Деме ещё не раз загорались этой ночью, останавливая кровь, латая пробитые черепа и приводя в порядок всех прочих.

Когда уже утром он совсем без сил повалился у костра и, наплевав на конспирацию, выудил из царящего вокруг бардака энергию огня, протянул трясущиеся ладони к костру, его окликнули:

— Но Авьязо.

— А, Дрома, — бесцветно выдохнул он. — Чем обязан?

— Ты спас нас всех, — странным голосом продолжил жрец.

— Угу.

— Один спас всех.

— Приму деньгами, — безразлично ответил Деме.

— Нет, — жрец истерично захихикал, — Деме, ты бестолочь. Это жизнь!

— И что?

— Нельзя деньгами! Это долг! Ресквий, как у того пустобрёха Кантоса!

— Себе оставь. Меня устроит простое золото.

— Я предложу тебе кое-что ценнее, — торжественно заявил Дрома, — держи!

Он бросил на колени Деметросу золотую сигнию с кособокой «снежинкой»-фракталом.

— Что это?

— Мой долг и твоя собода, Деме.

— Да ну? — скептически скривился Деме, — а как же дорожный подарок? Твой бог не обидится?

— Не обидится. Я ему лишнюю гроту на ближайшем перекрёстке пожертвую. Торгаш с торгашом завсегда договорится.

— Ну, если ты так говоришь…

— Просто носи, чтобы видно было. А будут приставать… Сами виноваты.

Потрепав найдёныша по плечу, торговец отправился на обход каравана.

— А я предпочёл бы деньгами, — недовольно проворчал Деме.

Но улыбнулся.