Читать онлайн
"Шелк, пахнущий кровью"

Желание сократить долгий путь сыграло с Шекичем злую шутку. Места вокруг Керака не попадали на злорадные языки любителей посмаковать чужое горе, потому как разбойников и всякой нечисти не встречалось здесь уже очень давно. Понятное дело: после завершения войны с Нильфгаардом лет десять край полихорадило, как и все изъеденные войной земли, но затем вполне закономерно успокоилось — существовали и более привлекательные для разбойников торговые маршруты, и более интересные для хищных гадов земли. А здесь-то и сражений толком никаких не было, откуда тут трупоедам всяким взяться…

Совершенно незаметно, потому как очень плавно, лес затих. Постепенно ушли все те звуки, которыми полнится летний лес: крики и перепархивания птиц, кваканье лягушек у проток или болот, стрекот насекомых. Хотя нет, насекомые не исчезли. Исчезли комары. А вот мухи появились. Даже несведущий в лесной охоте Шекич чувствовал, что мух в нормальном лесу быть не должно, они больше к выгребным ямам тянутся. Но, видимо, кто-то сделал себе в чаще такую яму. И этот кто-то был сейчас впереди.

Вдоль обочины дороги стали появляться кусты орешника и рябиновые деревья, а сама дорога все более ощутимо пошла под уклон. Ну, мало ли, просто дорогой давно не пользовались. Так и сказала та девушка на окраине деревни. Собственно, именно она и подсказала ему этот обходной маршрут.

Шекич решил прекратить путь к возможным неприятностям и потянул поводья. Пара кобыл, запряженных в его крытую повозку, встала, и тишина придвинулась к нему еще ближе.

Он сидел и тщетно пытался выцепить из облепившей тишины хоть что-то, что поможет ему определить угрозу, но улавливал лишь позвякивание сбруи.

Поначалу в этой тишине не было ничего особенного, и спустя полминуты Шекич медленно слез с повозки и прошел несколько шагов вперед, чтобы перестать слышать лошадей. Тишина не сделалась меньше, в ней не прибавилось звуков, но Шекич почувствовал, что он уже не один. Казалось, опасность должна исходить спереди, но давление чьего-то взгляда он чувствовал спиной. Оттуда же и стали доноситься шумы. Весьма странные, похожие на звук топота многих копыт конницы, несущейся карьером через чащу напрямик на него. Он понимал, что никакая конница через такой бурелом не пройдет, да и нечего ей здесь делать.

Лошади испуганно заржали, кусая трензеля и выпучивая глаза, дергали упряжь, готовые сорваться. Шекич подбежал к повозке, быстро залез на козлы и вынул тщательно перевязанный веревкой сверток. Дернув завязку и сорвав мешковину, он достал короткий меч с небольшой гардой. Когда полтора года назад Шекич подбирал этот меч на зарастающем кустами поле среди позеленевших костяков, никак не мог подумать, что возникнет надобность применить его в бою. А вот же и возникла. Никаким воином он, разумеется, и в помине не был, но комель раскалывал с одного удара, да и в разборках на кулаках с другими членами купеческой гильдии редко давал спуску. Понимая, что меч ему никак не поможет, он все-таки выставил его вперед.

Тем временем топот прекратился. Шекич начал уже было думать, что либо ему это все померещилось, либо лихо пронесло стороной, как со всех сторон раздалось негромкое, но отчетливое шипение. Такой звук бывает, когда вспарывают брюхо умершей от заворота кишок корове. Судя по всему, сейчас с шипением тоже был связан какой-то газ. Приторно-сладкий, пахнущий патокой и фруктовой брагой. От него резко стала тяжелой голова, у стоящих рядом лошадей подогнулись колени и они упали на землю как подкошенные. Шекич не хотел сдаваться так просто, и, пытаясь привести себя в чувство, заорал, бесцельно размахивая мечом из стороны в сторону. Голова кружилась, к горлу подступала тошнота. Понимая, что конец близок, он пытался как-то добраться до нападавших, поэтому из последних сил побежал в сторону лесной стены. Ставшее в тот миг оглушительным, шипение резко оборвалось, внезапно в лицо Шекичу кто-то бросил белоснежную шелковую шаль, а сам он как будто налетел на острый сук, и сознание окончательно покинуло его.

Солнце вышибало искры бликов на серебряном медальоне с изображением головы змеи. Медальон раскачивался на цепочке, носящий его ведьмак школы Змеи раскачивался в седле, борясь с подступающей дремотой. Не то чтобы он не был любителем природы. Скорее наоборот. Люди приносили шум и беспокойство, и чем больше людей, тем больше беспокойства. А ведьмак Мигаэль любил тишину и в безлюдных пространствах видел гораздо больше гармонии и порядка, чем в городских толпах. Но средства к существованию ведьмакам давали именно люди. Большие скопления людей не только порождали болезни, но и привлекали всяких охочих до человеческого мяса существ, и порой не желавшие быть сожранными люди предпочитали потратить деньги на ведьмака, а не на выпивку и девок в корчме. А бывало и так, что кметы в порыве сэкономить монету-другую сбивались в толпу, вооружались кто чем попало и шли супротив чудища. Правда, результатом таких походов чаще всего была куча трупов и, как следствие, корм для тех самых чудовищ. Ну а больше всего кормежки находили трупоеды на местах сражений, ибо ничто не порождает столько чудовищ, как война.

Но сейчас редкие для окрестностей Керака места сражений давно уже позарастали ольхой и осиной. Кое-что из снаряжения нужно было починить, какие-то ингредиенты для эликсиров — купить, на все это нужны были деньги, а для их получения — ведьмачий заказ. Поэтому сейчас Мигаэль стремился ближе к городу.

По дорожной колее шел вполне себе четкий след колес груженой телеги, ведомой парой лошадей. И след хороших подков, и прямой след ободьев выдавал не полуразбитую кметскую колымагу, а купеческий фургон. Дорога уходила в понижение, лес становился гуще, воздух — влажнее, что указывало на близость воды, будь то речка или болото. Колея была пусть и старой, но торной, значит, впереди была переправа.

Окончательно забравшись в низину, дорога сменилась старой гатью. Обступила вокруг освежающая прохлада, а густая тень плотных крон дала отдых глазам. Следы арахноморфов Мигаэль заметил почти сразу. Трудно их было не заметить. Точнее, трудно не заметить ведьмаку. Эти следы не были какими-то ужасающими, годными для многолетних страшилок, постоянно обрастающих выдумками при бесчисленных пересказах в тавернах. Они были оставлены специально для таких же гадов, обозначая охотничью территорию: на стволе неохватного вяза в месте расхождения ветвей виднелись короткие глубокие следы, словно гигантская желна решила поискать добычи в здоровом стволе, а на самих ветвях висели хлопья белоснежной ваты. И запах. Обычный человек совершенно точно ничего бы не заметил. Жарким летом, да еще у воды лес полнится самыми разными запахами. Но этот приторно-сладкий запах, напоминающий безумную смесь пива, жженой карамели, подгнившей кураги и мочи, врезался в память Мигаэля еще в период обучения, когда их заставляли определять вид чудовища по запаху вытяжек в склянках темного стекла. Рвало от долгих часов таких занятий очень немногих — ведьмачьи мутации в большинстве случаев уничтожали рвотный рефлекс и формировали устойчивость ко всякого рода ядам, чем славилась школа Змеи.

Для арахноморфов близость воды не была типичной, более того, они ее избегали, ведь избыточная влажность приводила в негодность одно из главных их оружий — паутину. Поэтому ведьмак сделал вывод, что была какая-то особенная причина, заставившая этих кровожадных паукообразных изменить привычкам. И, возможно, это была тварь куда более серьезная. Редкие нападения арахноморфов совершенно точно никак не волновали глав Керака. В квартальных отчетах местной канцелярии жертвы таковых проходили по скупой графе «нападения разбойников и прочих». Увеличивать расходы на городской гарнизон из-за этого никто не собирался, а «прочие» явно подразумевали вызов ведьмака. Но нечто, прогнавшее арахноморфов с их старых гнезд, могло переубедить бюрократов. Это можно было бы подать как существенную угрозу государственным обозам и почтовой службе. И если нильфгаардский гонец потеряется в лесах у Керака, то главам города в лучшем случае придется работать золотарями в самых грязных кварталах пригородов, но что более вероятно — подергать пару минут ногами в яростном желании дышать на радостных глазах толпы своих бывших подданных.

Влажная земля бережет следы гораздо лучше сухой, поэтому тележный след, еле заметный на поросшем соснами суглинистом спуске, в низине можно было бы увидеть даже ночью. Судя по неосыпавшимся четким краям, колесо выдавило здесь след около суток назад и наверняка уже поскрипывало по булыжникам городской мостовой. Поэтому Мигаэль очень удивился, увидев стоящий у кустов орешника купеческий фургон. Устраивать привал и тем более ночевать в болотистой низине пришло бы в голову только умалишенному, каковых среди состоявшихся купцов не водилось. Деяние человеческих рук исключали и разорванные постромки, и переломленное словно о колено дышло, и торчащее из грязи нелепо загнутым пальцем лошадиное копыто.

— Вот уж действительно оставили рожки да ножки, — проворчал себе под нос ведьмак.

На земле у фургона почти не было видно никаких следов борьбы, как будто что-то сверху просто вырвало лошадей из постромков. И человека. От него остались следы. Он явно был напуган и побежал. В страхе человеку свойственно совершать совершенно нерациональные вещи. Вместо того чтобы прятаться, он начинает громко и воинственно кричать и размахивать заточенным железом в попытке не сколь побороть угрозу, сколь побороть страх внутри. И если страх побороть ему и удается, то вот угроза находит его гораздо быстрее. Так сделал и этот купец. На козлах фургона осталась пахнущая оружейной смазкой холстина, в которой много месяцев спокойно лежал меч. В последней попытке спасти свою жизнь купец явно решил воспользоваться тем, чем он никогда не занимался — фехтованием. Но редко какой купец хорошо фехтовал, обычно для охраны себя или караванов нанимая опытных воинов. Иногда даже и ведьмаков, но позволить себе это могли лишь особо богатые купцы, ведь, во-первых, далеко не каждый ведьмак за такое дело возьмется, а во-вторых, выставленная за такую услугу цена по силам ой как не многим.

Отбежавший от своего фургона купец явно был в отчаянии. Он не знал, кто ему угрожает и откуда. Следы его ног рассказывали, что тот поворачивался в разные стороны. А потом побежал. Рывком, быстро, насколько позволило тело. Но недалеко. Рядом с местом, где следы человеческих ног заканчивались, на земле словно взбалмошный юнец разбросал новиградскую сахарную вату. На самом деле это была легкая, словно офирский шелк, паутина. И были другие следы — арахноморфа.

Тварь оказала ведьмаку услугу, протащив жертву по земле, а не поднимая ее на деревья, по которым обычно они и передвигаются. Поэтому проследить цепочку следов до громадного вывороченного ствола не составило труда.

Обычно арахноморфы живут рядом со своей паутиной. Она для них и оружие, и защита. Но не гнушаются пользоваться и естественными укрытиями — пещерами, дуплами, выворотнями. Иногда Мигаэль встречал гнезда арахноморфов в давно брошенных полуразрушенных крепостях. Тут был вполне обычный случай: в огромной яме от большого упавшего дерева, чьи корни создавали дополнительное укрытие, валялось с десяток веретен из паутины. И маловероятно, что внутри коконов было что-то иное, кроме остатков добычи. Купец из фургона был одним из этих свертков.

Хотя это была, по сути, яма с трупами, никакого запаха не было, так как гнить было просто нечему. Яд паука представлял уникальную смесь самых разных компонентов с целым букетом воздействий, главным из которых было вовсе не сопротивление жертвы — паутина прекрасно исключала любые ее движения. Попав в кровь, яд за очень небольшой промежуток времени расщеплял все ткани тела до однородной желеобразной массы, погружая при этом саму жертву в сладостный сон. Малые дозы яда входили в состав ведьмачьих эликсиров, используемых для анабиоза и сильного обезболивания. Из-за этих свойств школа Змеи частенько наведывалась в гости к арахноморфам разжиться склянкой-другой яда, желательно вместе с железой. А такие визиты требовали от «гостей» тщательного изучения повадок «хозяев».

Ворошить коконы Мигаэль не стал, смысла в этом не было никакого. Обдирать трупы не входило в его привычки, но вот чего он точно не ожидал, так это услышать слабый стон от одного из коконов: одна из недавних жертв арахноморфов была еще жива. Не медля, Мигаэль ножом разрезал паутину и разорвал руками оболочку. Кажущаяся невероятно тонкой, словно высококачественный шелк, паутина была очень прочной, выдерживая как немалый вес туши паука, так и попытки жертвы освободиться.

Освободив верхнюю часть туловища, Мигаэль усадил его, прислонив к стенке ямы. Вид у того был не из лучших — бледный, с темными кругами под глазами, изо рта тянулась струйка слюны. Ведьмак встал, вылез из ямы и подошел к своей лошади. Порывшись немного в седельных сумках, он достал большую бутылку из темно-желтого стекла. В ней было универсальное противоядие, годное для употребления людьми (обычные ведьмачьи зелья в лучшем случае людям не помогали, а в худших — убивали, иногда довольно быстро). Применять его приходилось довольно часто, ведь люди травились не только из-за неосмотрительности при сборе грибов или бедности при употреблении порченого мяса. Встретить мужа, которому надоела жена и он присматривается к молодухе из соседней деревни, или девушку, которая ждет не дождется родительского наследства, можно было стабильно раз в несколько месяцев. Но вот применять зелье против яда арахноморфов приходилось впервые, до этого момента ни одной выжившей жертвы Мигаэль не встречал.

Влив человеку в рот мутноватой жидкости из склянки, ведьмак стал ждать какого-то результата. Он наступил быстро. Человек закашлялся, хрипло закричал, замахал руками перед лицом. Потом внезапно распахнул глаза и уставился на Мигаэля, после чего его вырвало. Утеревшись локтем, он прохрипел:

— Курва, понятия не имею, что со мной произошло — не помню ни хрена! И тебя не помню, но, во имя Лебеды, дай воды, коль она у тебя есть!

Мигаэль протянул ему свою флягу.

— Что помнишь последнее? Кто на тебя напал?

— Напал?! Хм… С чего бы? Я перебрал медовухи, кажись… Хотя, — человек задумчиво посмотрел на свои ноги, еще завернутые в белоснежный шелк, — может, и напал кто. Ни малейшего понятия, что со мной было и где я сейчас. Вот это что, например, такое?! — Мужчина яростно стал плохо слушающимися пальцами пытаться стянуть с себя остатки кокона.

— Паутина. На тебя напали арахноморфы. И то, что ты сейчас со мной разговариваешь — большое чудо.

— Паутина?! Арахно… чего?! Бандюганы-извращенцы, что ли?

— Не надейся. Пауки. Большие пауки. Посмотри на свои ногти. Видишь, почернели. Это значит, что пальцы отмирать начали. Тебя ужалили, в крови полно яда. Ты должен был умереть и стать обедом для пауков, но почему-то не сделал этого.

Не особо церемонясь, Мигаэль быстрыми движениями отодвинул ворот купца и осмотрел его шею. Найдя два посиневших места укусов с обеих сторон у основания шеи, ведьмак разрезал остатки кокона на ногах у человека.

— Ты говоришь, что перебрал с выпивкой? А что ты пил? Обычно арахноморфы на алкоголь никак не реагируют…

— Да не помню я. Что последнее пил? Хм… Да эту, как ее, «Силу Дракона»!

— Мне это ничего не говорит. В таверне какой?

— Да какой таверне? Настойка это, чтобы член стоял. Из зубов дракона. Уж не знаю, чего в нее кладут, но вкус скорее не как у зубов, а как у драконьева дерьма. В Оксенфурте делают. Но работает, зараза…

— А, ну да, — хмыкнул ведьмак, — «из зубов дракона, из глаз водной бабы». Гонят ее краснолюды, смешивая махакамский спирт с эстрагоном и женьшенем. Значит, именно она тебя от яда и спасла. Видения сладостные были?

— Издеваешься? Кошмары были всякие. Как вспомню — так блевать опять тянет.

— Ясно. Ладно, давай выбираться отсюда. Скоро закат, а арахноморфы спокойно могут и до темноты напасть. На тебя ведь днем напали?

— Да чтоб я помнил.

Мигаэль подхватил его за руки и потянул вверх.

— Встать-то у тебя вряд ли получится. Но ползти точно сможешь. Как тебя зовут, это-то ты помнишь?

— Помню. Шекич. Купец из Вызимы.

Подхватив купца за подмышки, Мигаэль резким рывком вытащил его из ямы. Идти самостоятельно тот не мог, но хотя бы стоять худо-бедно получалось. Кое-как затолкнув Шекича в седло, Мигаэль взял лошадь за поводья и отвел ее за фургон. Затем накинул поводья на выступавший шест фургонного навеса, вынул округлый тканевый сверток из седельной сумки и почти бегом вернулся к гнезду. Обычный для школы Волка пламенный знак Игни в школе Змеи почти не использовался — ведьмаки этой школы отдавали предпочтение Аарду, доводя его иногда до невероятно разрушительной мощи воздействия. Поэтому добывать огонь приходилось, как и обычному человеку — огнивом. От ловко выбитой искры зашелестел короткий шнур, пропитанный горючим маслом, и ведьмак тотчас бросил сверток в гнездо, стремительно метнувшись назад. Через пару мгновений жахнуло и полыхнуло белым, обдав Мигаэля упругой волной сухого жара с отчетливым запахом земляного масла. Подбежав к лошади, ведьмак подхватил поводья и скорым шагом повел лошадь со скорчившимся в седле купцом прочь из низины.

— Ты приехал с юга. Там есть какая-то деревня? — Про брошенный фургон Мигаэль решил пока не напоминать.

— Да, есть, — поморщился Шекич. — Быструхи, будь она неладна…

— А чем тебе там насолили? — Обернулся на едущего в седле купца Мигаэль.

— Да, девка там одна…

— Ну, понятно, — ухмыльнулся ведьмак.

— Да что тебе понятно?! Девка мне этой дорогой путь-то срезать и подсказала. Коль не она — меня б тут не было.

— Хм, — покачал головой ведьмак. — Всякое бывает… На вот, держи. Сделай пару глотков и запей потом водой из фляги, — Мигаэль протянул купцу склянку с противоядием.

— Фу, курва, — поморщился, проглотив зелье, Шекич, — ну и мерзость! Мне бы проспаться хорошенько.

— Проспаться — это верно. И воды пить как можно больше. За этим и идем.

Так и шли. Шекич качался в седле, ведьмак шагал впереди. Дорога петляла по лесу, медленно поднимаясь в горку. Деревья сменились на более светлые, пространства стало побольше. На полянке у липовой рощи сгрудились ульи, за перелеском виднелась желтизна гречишных полей. Малозаметная дорога, по которой шли ведьмак с купцом, ворвалась в торную тележную колею. Если не знать, где свернуть, то и за дорогу-то не посчитаешь — так, урожай по страде вывозить с поля. Но Шекич свернул, на свою беду послушав совета той загадочной девушки…

Вдали показался хутор, к которому петляла тропинка. За ним вдалеке показалась пара домов еще одного хутора. За небольшим мостком через ручей начиналась полноценная деревня, на дорогу выходили окна домов, где-то с заборами, на столбики которых были надеты треснувшие глиняные кувшины. Перед ведьмаком прошлась стая гусей с видом важности новиградской стражи. Людей было не много, но кто был, обращали внимание на необычных визитеров. Мигаэль заметил вышедшую на дорогу из проулка между двумя амбарами девушку, куда-то явно спешившую, которая встала как вкопанная и вытаращилась на них с Шекичем. Правда, потом спохватилась и прыснула обратно.

Трактир в деревне был. И был откровенно дрянным. Но выбирать не приходилось. Никаких комнат для гостей тут, разумеется, не было. Гости, ежели таковые вообще оказывались в этом керакском захолустье, спали либо на лавках, либо на соломе у большого камина. Мысленно поблагодарив арахноморфов за то, что те не обдирают своих жертв, Мигаэль радовался виду туго набитого поясного кошеля Шекича. За три золотых флорена весь трактир, конечно, было не купить, но трактирщик с большим энтузиазмом уступил Шекичу свою комнату, обязался кормить и регулярно приносить горячей воды в достатке. Ведьмак завел лошадь под навес, распорядился у того же трактирщика насчет фуража и закинул мешок с нехитрыми пожитками и седло с сумками в комнату к купцу. Как раз в этот момент лоснящийся улыбкой трактирщик принес две миски пшенной каши и две большие кружки, в одной из которых было пиво, а в другой…

— Вода?! Ополоумел?! Чтобы я, вызимец, воду словно холоп пил?

Трактирщик опешил, но быстро и привычно перевел ответственность на другого:

— Так ведь это, мастер ведьмак приказал: хмельного и жирного не давать. Грозился зарезать. А я ведь это, совсем не хочу того-этого, зарезанным быть, значится, извиняйте!

Последние слова он уже лепетал, быстрыми мелкими шажками пятясь спиной к двери. Ведьмак резко встал и закрыл у него перед носом дверь, успев поймать в его глазах облегчение и благодарность.

— Никто тут не ополоумел, купец. Повторю, что ты жив по счастливой и таинственной случайности. Если бы не твой хер и «зубы дракона», тебя, быть может, уже съели. Ты первый, кто остался в живых в стадии кокона. После укуса арахноморфа выжить тяжело, но можно, если быстро принять противоядие и обработать раны. Но в твоем случае яд уже полностью распространился по телу и, судя по твоим почерневшим ногтям, начал действовать. Твое пойло лишь замедлило процесс.

Купец сглотнул, уставившись на свои ногти:

— Приятно быть первым, тем более благодаря своему херу, — попытался пошутить он. — Хочешь сказать, что я подохну?

— Не хочу. Я из школы Змеи, а мы опытны во всяких ядах. Я даю тебе противоядие, довольно сильное для человека. От ведьмачьих противоядий тебе станет очень хорошо, но очень ненадолго. Поэтому изволь выполнять те требования, которые я тебе даю ради твоего же здоровья.

Шекич потупил взор и несколько раз молча кивнул.

— Ну, вот и отлично, — Мигаэль сел за стол. — Сейчас поем, а потом пройдусь по деревне. Очень меня интересуют те, по чьей вине ты на той злополучной дороге оказался.

— Да мне девушка про нее сказала.

— Что за девушка?

— Не знаю. Дом у нее рядом с тем мостиком через ручей. Я и спросил-то всего лишь, как до Керака покороче добраться, а она и сказала про поворот с главной дороги в полях. Мол, дорога старая, со времен войны с нильфами никто не пользуется, ибо идет по гати, а гать чинить надо. Ну, я и поверил… А что, мастер, думаешь, специально она меня так?

— Думаю я много чего, — перемешивая деревянной ложкой кашу, сказал Мигаэль, — да не все твоего ума касается. Но проверить не мешало бы. Поэтому сиди тут тихо. Если они и впрямь за фургоном твоим охотились, то новость о твоем спасении их явно не обрадует, могут и добить попытаться. Пиво, кстати, здесь не ахти какое, так что не расстраивайся.

Шекич схватил ложку и начал судорожно перемешивать кашу, изредка поднимая взгляд на ведьмака.

— В общем, сиди пока здесь, — сказал купцу Мигаэль. — А я пока за старостой этой дыры пошлю. Составим бумагу, что я тебя спас, потом в гильдии твоей предъявлю. Ну а после хочу навестить ту девушку, про которую ты мне рассказал.

Трактирный служка забрал грязную посуду и сбегал за старостой — усатым лысеющим крепышом. Под строгим руководством ведьмака составили акт, Шекич поставил свою печать, староста, шевеля губами, все перечитал и поставил следом свою. Мигаэль скрутил бумагу и убрал в специальный тубус к другим свиткам. Поняв, что ни выпивки, ни жратвы не намечается, кмет удалился. Ведьмак приказал Шекичу запереться изнутри, да тот и не возражал — ему снова стало хуже. Дав купцу очередную порцию эликсира, Мигаэль вышел из комнаты.

Деревня была самой что ни на есть обыкновенной. Такая же, как и в сотнях других деревень, наглухо разбитая тележная колея, такие же свиньи в лужах и коровьи желудки на окнах. И такие же обыкновенные жители. Они смотрели на него исподлобья, старались уйти с дороги, избегали.

Ведьмаков не любили, потому что боялись. Боялись, как и всего другого, непонятного и чуждого. Мужик мог не бояться подхватить какую хворь от соития с неделю не мытой бабенкой (а и что? Живут же с этим, и долго!), а оную бабенку ничуть не пугала угроза родным мужем в подпитии быть забитой насмерть поленом (а и что? Всех бьют!), но ведьмак — это мутант, выродок и злыдень, которого непонятно как твердь земная на себе носит.

Мигаэль никогда не расставался с мечами. Не потому, что всегда был готов к бою. Готов-то он был всегда, но мечи тут ни при чем — как говорится, «хоть с мечом, хоть просто так…» и дальше очень нелестное про ведьмака и наносимые им уродства. А вот коли украли бы, то мороки было бы без края. Слышал он как-то рассказ про ведьмака школы Волка, у которого оба меча по его неосмотрительности украли. Так вот такого приключения себе он точно не желал. Поэтому два меча привычно и уютно расположились за спиной.

Дом, в котором жила та самая девушка, заметно выделялся своей добротностью и опрятностью. Спрашивать про его хозяйку у того же старосты или других жителей ведьмак не стал, чтобы не возбудить подозрений и ненароком не вспугнуть. Так что род занятий девушки оставался пока для него тайной, но было точно понятно, что она не простая холопка.

Мигаэль бесшумно подошел к входной двери и прикоснулся к ней подушечками пальцев — так он мог ощутить вибрацию от живого существа, будь оно в доме. Живое в доме было, и не одно. Что-то мелкое, скорее всего, мыши, копошилось под крышей на горище. Одно более крупное — определенно, кошка — мерно дышало в хате. Запах ужа в коморе он почувствовал, как только подошел к двери. Человека в доме не было. По крайней мере, живого человека.

Быстро обойдя дом, ведьмак зашел на двор. Обычной коровой тут в прямом смысле и не пахло. В небольшом аккуратненьком загончике квохтало с дюжину пестрых куриц, в сарайчике рядом хрумкали свекольным листом вполне упитанные кролики.

Дверь в заднюю часть дома легко подалась. Смазанные петли выдавали либо хозяйскую мужскую руку, либо — что менее вероятно — знакомство девушки со способами снижения сопротивления трущихся поверхностей.

Открытая дверь дохнула на ведьмака целым букетом запахов, из которого самым ярким были лекарственные травы.

«Травница, — подумал Мигаэль. — Теперь понятно.»

Хорошая (то есть умелая и опытная) травница гарантированно получала гораздо больше дохода, чем любая крестьянка. Но обычно, сравнивая доходы, забывают и про долгий период обучения, и про постоянный поиск, сбор и подготовку ингредиентов.

Вдоль стен стояли сундуки. Открывая один из них, Мигаэль ожидал увидеть сложенные платья или ряды склянок. Но увидел совершенно иное: в сундуке, переложенные толстой просмоленной ветошью, лежали кольчуги. Хорошие, тонкого плетения. В другом сундуке тоже. В третьем действительно оказались склянки с махакамским «фламмер-ойлом». Вспыхивала эта дрянь от контакта с воздухом и горела, даже если заливать водой. Оружия он не нашел, либо оно было тщательно спрятано. Везде под потолком сушились венички трав, на полках вдоль стен стояли пузырьки и банки с содержимым самых разных цветов. Что плавало внутри, Мигаэль решил не рассматривать. Его внимание привлек один маленький пузырек темного стекла с тщательно притертой пробкой, от которого явственно несло вытяжкой железы арахноморфа.

Со стороны улицы раздались шаги, ведьмак поспешил выйти через заднюю хату, пригнувшись, обежал дом и постучался во входную дверь.

Открыли ему не сразу, продолжая возбуждать нехорошие подозрения. И да — открыла та самая девушка. Вполне приятная на вид, с распущенными волосами, что было недопустимо для замужних холопок, но допустимо для травниц и прочих хуторных отшельниц, которые, по убеждениям крестьян, поголовно общались с разного рода нечистью.

— День добрый, пан.

Мигаэль отметил и твердый взгляд темных глаз, и слегка отдающий сталью голос.

«Потрепала жизнь девку-то», — подумал он.

— Витаэ, пани. Я ведьмак. Есть у меня к тебе пара вопросов. Я могу войти в хату?

— Прошу.

Ведьмак вошел, картинно осматриваясь и делая вид, что он в сенях впервые.

— Ты ведь травница, верно?

— Верно, то всякий знает.

— А зовут тебя как?

— Камрин.

— А меня — Мигаэль. Богато живешь, Камрин.

— Так не задаром же. Лечу, кто попросит, скотину вот тоже пользую, разродиться помогаю.

— А в сундуках что? Приданое? — Мигаэль кивнул на сундуки с кольчугами.

— Не, то — плата от клиентов. Не все деньгами могут. Кто-то и товаром отдает. Аж с Керака, бывает, приезжают, купцы-то. Кто по мужской части слаб оказывается. Ты же не с этой проблемой пришел, верно?

— Верно, Камрин. Я по поводу арахноморфов.

Девушка вздрогнула, что не ускользнуло от внимания Мигаэля.

— Ты ведь знаешь, о чем я? — Ведьмак решил взять неожиданностью. — У тебя вон и вытяжка их желез имеется. Кстати, а зачем она тебе?

Камрин потупила взор.

— Я травами занимаюсь, — тихим голосом проговорила она. — Их во всем лесу искать приходится. А еще — грибы, трупы, ягоды, минералы. Вытяжки. Из всего чего только можно. Из тварей — в том числе. Из ядовитой железы арахноморфа можно и сильное обезболивающее сделать, которое роженице не даст умереть, и противоядие от его же укусов. А если голову его выварить — то…

Ведьмак не дал ей закончить.

— Камрин, повторюсь, я — ведьмак. Из школы Змеи. Яды — одна из главных специализаций нашей школы. Я по запаху могу определить многие вещества, экстракты и вытяжки, которые есть в этой комнате. И вообще, многое из того, что лежит в сундуках. — Решил немного пустить пыли в глаза Мигаэль. — И эта вытяжка — не из ядовитой железы, а из семенной. Ты приманиваешь их, посылаешь на дорогу купцов, а затем — обираешь их товар. От укуса арахноморфа не спасают никакие кольчуги, даже самой тонкой выделки. Их запах я прекрасно чувствую. — Соврал он не моргнув глазом.

— Как?.. Как?.. Впрочем, да. Ты же ведьмак. Но — нет. Я никого не приманиваю и никого не обираю. Я хожу в лес за ингредиентами, знаю все возможные тропы. Если ты про того несчастного купца, которого ты привез в трактир, то — да, это я рассказала ему про короткий путь до Керака. Но я сама им пользуюсь, когда хожу торговать в город. Та дорога безопасна.

— Уже нет. Там гнездо арахноморфов.

— Где?! Рядом с деревней? — Если девушка и играла, то очень умело. Позавидовал бы любой новиградский театр.

— Нет, рядом со старой гатью. Бывай, Камрин.

Мигаэль развернулся и оставил Камрин в сенях. Быть может, она и не врала, что в сундуках — плата каких-то керакских купцов за возможность вновь ощутить давно утраченную мужскую силу (только зачем деревенской травнице дорогие кольчуги и огненное масло?). А быть может, и нет. Но если в этом случае не было связи с нападениями арахноморфов, то это его не касалось. Дела людей — это дела людей, даже если эти дела связаны с убийствами.

Придя в трактир, Мигаэль застал купца в весьма плохом состоянии. Того не раз, судя по всему, вырвало, причем последние разы прямо себе же на грудь. Он лежал в беспамятстве. То ли это было следствием побочного действия эликсиров, выгонявших яд из крови, то ли яд уже нанес организму человека непоправимый ущерб. В любом случае дело было не очень.

Дав Шекичу понюхать едкой соли из маленькой металлической баночки и приведя его в чувство, Мигаэль влил в него очередную порцию эликсира, чертыхаясь про себя на свою забывчивость купить ингредиенты у Камрин. Бутылочка с зельем заканчивалась, нужно было варить новую порцию. Для этого Мигаэль планировал собрать травы и надеялся найти нужные минералы в ходе предстоящих поисков причины появления арахноморфов в неположенном для них месте.

Шекич худо-бедно пришел в себя, приподнялся на локте и закашлялся. Снизу из общей трактирной залы ему вторил другой кашель, куда более заливистый.

— Черт тебя дери, ведьмак. Видно, недолго мне осталось.

— Что ты чувствуешь? Чувствуешь жжение внутри?

— Да чтоб мне… Мутит невыносимо, и голова болит. Бывало, сивухи какой переберешь, так вот точно таким же порядком, только раз в сто крепче. Эт вот от твоего пойла вся нелегкая! А еще жратвы мне не даешь!

— Мое пойло, купец, не дало отправиться тебе к праотцам. И, скорее всего, не даст.

— Мда, — с сомнением покачал он головой. — Ну, будь по-твоему. За благодарностью не станет, все бумаги я подписал, в гильдии предъявишь…

— Завтра снова днем один побудешь. Никакой еды, запомни! Обычный пресный хлеб и много теплой воды. Заваривай травки вот из этого мешочка — они помогут выгнать остатки яда из крови.

— А, дери тебя! — Проворчал Шекич и бухнулся обратно на кровать.

Кашель снизу прекратился, зато послышались звуки драки. Засыпать под такое ведьмак не любил, равно как и под любые другие звуки, сопровождавшие скученные людские поселения. Он предпочитал померзнуть у костра, завернувшись в попону, нежели слушать все то, что постоянно продуцировали люди. А продуцировали они, кроме шума, еще много всякого неприятного для ведьмака. Но сейчас дело касалось работы, которая приносила какой-никакой доход, позволявший ему полгода прекрасно (пусть и весьма скромно) зимовать в замке школы Змеи в кряжах на границе с Махакамом.

Пробудился Мигаэль в отработанной годами манере. Никто не смог бы понять, что он проснулся. На его лице не дернулся ни один мускул, не шевелились под закрытыми веками глаза. Но ведьмак не спал, изучая звуки и запахи вокруг, равно как и определял время суток и погоду за стенами.

Взращенная до максимума чувствительность к запахам была одной из целей производимых мутаций в школе Змеи. Сейчас, помимо типичных для трактира подобного уровня запахов, ему не давал покоя один. Камрин обошла не один раз вокруг здания — стойкий запах вытяжек и экстрагированных масел, которые вечным ореолом сопровождают травников, аптекарей и многих целителей, забирался сквозь щели между досками.

«Зачем-то она меня искала, — подумал Мигаэль. — Интересно, зачем?»

Из близкого к селу леса протянулись к жилищу бледные языки тумана, словно тянувшиеся к теплу живых тел. Им предстояло извечно заведенным порядком пасть под яростными клинками солнечного тепла. Но это будет днем, а день даже еще и не думал начинать разгораться.

Не тратя времени на завтрак и решив поесть уже по возвращении, Мигаэль выверенными действиями быстро оседлал коня и выехал в сторону темневших полей. Мелкий моросящий дождик застал ведьмака уже рядом с дорогой на старую гать.

Среди деревьев серым пятном проглядывал фургон Шекича. Мигаэль подъехал к нему, слез с лошади и привязал поводья к тележной решетке. Искать следы на истоптанной копытами земле было бесполезно, поэтому ведьмак пошел к тому месту, где закончилась безумная пляска следов — к белеющему лошадиному скелету. Белел, правда, только кусок черепа, который успели подчистить истинные могильщики лесных чащ — черные вóроны. Остальная туша была покрыта шкурой с редкими темно-алыми пятнами, прогрызенными и проклеванными. Обычного смрада гниения не было почти совсем, так как не было основного ингредиента гниения — крови. Арахноморф высосал кобылу досуха.

«Значит, был голодный, — подумал Мигаэль. — Это хорошо. Арахноморфы оставляют кровь гнить в трупе только когда откладывают в него яйца. Пришлось бы сейчас еще и с потомством бороться…»

Следы арахноморфа нашлись. От высосанного трупа к гнезду вела цепочка приметных вмятин. Походив около гнезда, ведьмак нашел и следы, ведущие к гнезду из окрестного леса. Выбрав самый плохо читавшийся, а значит, и самый старый след, ведьмак пошел по нему. Через полчаса продираний через ежевику и крапиву он вышел на крохотную поляну, образованную стволом упавшего дерева. В яме, оставленной корнями выворотня, валялся сморщенный серый комок. Тронув его носком сапога, Мигаэль понял, что это — часть туловища арахноморфа. Присев на корточки и внимательно приглядевшись, ведьмак разглядел следы жвал арахноморфов. Да, эти паукообразные не гнушаются ни падалью, ни каннибализмом, но нападать на здорового собрата никогда бы не решились, а вряд ли бывший ныне лишь бесформенной кучкой хитина арахноморф был старым, немощным и больным. Значит, его задрал кто-то другой. Более зубастый и ядовитый.

Стараясь разглядеть следы жвал подробнее, Мигаэль наклонился еще ближе, и в этот момент дернулся медальон на его шее, отмечая наличие следа сильной магии. Резко отпрянув, Мигаэль поднялся с корточек и быстрым шагом пошел обратно к фургону. Решив не подвергать более свое средство передвижения риску нападения арахноморфов, ведьмак отвязал лошадь и повел ее к обнаруженным останкам. Там он достал из тюка сумку и, присев рядом с куском арахноморфа, раскрыл ее. В ней в специальных кармашках лежали стеклянные пробирки, блестящие инструменты и маленькие металлические баночки. Мигаэль достал большой медальон, похожий на иссиня-черный ядовитый зуб змеи. Подержав его с минуту над останками и не дождавшись какой-либо реакции, он убрал его обратно.

«Тварь была убита не чародеем, ибо магический след принадлежит кому-то, чья магия естественна и стихийна», — подумал он.

С такими мыслями ведьмак взял спиртовку. Знак Игни, как и любой из ведьмачьих знаков, требовал концентрации, поэтому он попросту воспользовался огнивом. Затем открыл маленький флакончик, миниатюрным пинцетом извлек из него крупинку прозрачного кристаллика и положил его в пробирку. Туда же отправилась насыпанная специальной серебряной ложечкой щепотка ярко-розового порошка. Пламя, в которое Мигаэль опустил пробирку, было почти незаметным. Осторожно и аккуратно поворачивая пробирку в пламени, ведьмак дождался расплавления ее содержимого в однородную массу и появления специфического запаха, очень напоминающего что-то среднее между запахом роз и подгнившего чеснока.

Закрыв горелку стеклянным колпачком, Мигаэль всунул металлическую трубку и потянул за тонкий стержень, выходивший из противоположного конца, медленно втягивая жидкость из пробирки. Опустошив пробирку, ведьмак отложил ее в сторону, поднес трубку к останкам арахноморфа и начал выдавливать жидкость на хитин, добившись более-менее однородного тонкого слоя. Дальше оставалось только ждать, занимаясь чисткой инструментов и их уборкой в сумку. Уложив инструментарий в седельную сумку, Мигаэль достал незамысловатую снедь, которую прихватил из трактира перед своим отъездом. Он уселся на траву рядом с предметом своего исследования и, пережевывая вяленые овощи, подумал, что, видимо, не зря простой люд зачастую почитает ведьмаков его школы за алхимиков. Впрочем, приходилось признавать, что некоторые ренегаты в самом деле выдавали себя за алхимиков, имея недурные в оной науке познания. Чем и пользовались и сколачивали вполне себе недурной капитал.

Мигаэль грустно ухмыльнулся и отправил в рот кусок сухаря и пару кругляшей вяленых помидоров. Ренегаты. Их хватало в каждой ведьмачьей школе. И про каждую школу ходили свои слухи. Например, «котов» считали за отличных наемных убийц, а «змеи» слыли превосходными отравителями и диверсантами, способными пробраться сквозь любые ограждения и охранения. Как первый, так и второй пример были настолько же близки к правде, насколько таковым был бы бред сумасшедшего. Все мнимые знатоки ссылаются на какой-то тайный и сакральный внутрицеховой ведьмачий кодекс, которому обязаны следовать ведьмаки всех школ, а нарушившие его и становились теми самыми ренегатами, отступниками от священного кодекса. Но никакого кодекса, да и вообще единого свода правил не существовало ни в одной из школ. Что уж говорить про общие для всех законы? Едиными были правила, обычные для всех здоровых людей, главным из которых было не причинять зла без очевидной на то причины. Но беда (и главная проблема всех ведьмаков) была в другом. Ведьмаками становились через сложный процесс мутаций. Телесных, прежде всего. Именно они позволяли быть устойчивым к самым сильным ядам, не чувствовать потери большей части крови и превосходно регенерировать все ткани, иметь стремительную реакцию, опережавшую существ постконьюкции, для аннигиляции (умное и любимое чародеями слово, за научностью стыдливо вуалирующее брызжущее кровью и гноем вульгарное определение ведьмачьего ремесла) которых ведьмаков и создавали. Эти мутации позволяли видеть в темноте, обходиться без воды и пищи и впадать на недели в летаргический сон. Но были и мутации психические. Не каждое сознание живого человека соглашалось с потерей той самой человечности, о которой сказано так много, но понято так мало. Такие ведьмаки могли убивать без причины просто потому, что никогда не осознавали и не чувствовали разницы между жизнью и убийством. А убийство — это то, что превосходно делали все ведьмаки.

Выждав положенный срок и отправив в рот последний кусок снеди, Мигаэль оглядел останки арахноморфа. И увидел то, что меньше всего хотел — в некоторых местах нанесенный ведьмаком реактив вступил в реакцию с оставшейся слюной того, кто и убил эту паукообразную тварь, и образовал ярко-желтые, словно пижма, пятна. А такую реакцию вызывала слюна того, с кем Мигаэль хотел бы встречаться меньше всего. Слюна вампира. Хвала Мелитэле, можно было уверенно исключить разумных высших вампиров — они никогда не позарились бы на арахноморфа. Впрочем, если это не какой-то вампир-извращенец.

Мигаэль вылил на покрытого желтыми пятнами и пахнущего розами и гнилым чесноком арахноморфа содержимое спиртовки, щелкнул огнивом, стремительно отпрянув назад. Невидимое бездымное пламя начало яростно распространять вокруг волны жара. Через несколько мгновений на проплешине выжженной травы белела лишь кучка золы.

«Итак, вампир, — подумал Мигаэль. — Максимально неприятно.»

Вампир — всегда максимально неприятно. Заказы на вампиров поступали редко. Умные вампиры не нападали на людей и их скот в одном и том же районе, а сытые вампиры были весьма склонны впадать на месяцы в анабиоз. Умного вампира тяжело выследить, умный вампир — старый. Другие не выжили. А значит, он и опытный. А значит, просто так ведьмаку свою работу сделать не даст. В итоге в ходе подготовки охоты на вампира уходило много денег на покупку ингредиентов и снаряжения, причем разные мастера жили в разных местах, и разъезжать между ними тоже выходило весьма накладно. Поэтому простым селянам цены ведьмаков были не по карману, даже если они продались бы всей деревней офирцам в рабство, и заказы на вампиров поступали либо от чародеев и алхимиков, которые использовали для своих целей самые разные части тел этих монстров, либо от состоятельных виноделов, где пробудившийся от вековой летаргии вампир мог стать серьезной угрозой для дальнейшего существования винодельни.

От нее странно пахло. Обостренное ведьмачьей мутацией почти до предела обоняние Мигаэля говорило, что что-то с этим человеком не так. Нет, не говорило. Кричало. От этого человека исходила какая-то холодная опасность, как от чего-то стихийно-нечеловеческого. Этим человеком была женщина.

Некий поэт, написавший «Полвека поэзии», без сомнения утверждал, что все женщины стихийно-нечеловеческие, и каждая из них представляет опасность. Обычный человек не почувствовал бы ничего необычного в изысканном шлейфе запахов, окружавшем ее. Она пахла цитрусами и лавандой. И полынью. Но был еще один почти совершенно незаметный запах — так пахнет скальпель.

Скальпель был. Он лежал на столике в лекарской, куда Мигаэля привел ее хозяин, лекарь Аполий. Рядом со скальпелем лежало тело женщины, из-за которой он и появился в Туссенте. Этой женщиной была графиня де Моринталь, урожденная Саринез из Помероля, жена графа де Моринталя.

Граф Симон де Моринталь владел немаленькой винодельней, где многие поколения его предков производили такие марочные вина, как «Грация» и «Ж’адор». Именно из-за смерти своей супруги граф де Моринталь приказал вызвать ведьмака. Его супругу убили, и граф был уверен, что это сделал вампир.

Злые языки судачили, что причиной вызова дорогостоящего профессионала были вовсе не сокрушения по поводу семейной утраты, но желание избежать репутационного ущерба, ведь винодельня, где орудует вампир, отпугивает работников и покупателей.

Доказательств того, что жертву убил вампир, взявшийся за заказ ведьмак Мигаэль нашел ровно два. Оба находились на расстоянии нескольких пальцев друг от друга и были похожи как две капельки крови.

— Это сделал вампир, — произнес Мигаэль. — Вот доказательства.

Мигаэль аккуратно повернул голову графини в сторону и показал два крохотных красных пятнышка на ее шее.

— Вот эти две крохотные ранки?! — Удивленно воскликнул граф. — Разве вампир не разрывает своих жертв?

— А с чего вы тогда решили, что ее убил именно вампир? — Спросил Мигаэль.

— Мастер Аполий… — Кивнул граф на стоящего рядом лекаря.

— Да, — встрепенулся он. — Она… Она была совершенно обескровлена. Но никаких ран, кроме этих двух маленьких. Вообще я склонен считать, что это насекомые. И глаза у нее до сих пор как у живого человека.

— Низшие вампиры, — произнес Мигаэль. — Такие, как экимма или гаркаин, нападают как звери и действительно разрывают жертву. А ее убил катакан. У него полые зубы, которые вонзаются глубоко, и через них он и высасывает всю кровь и лимфу. Глаза не стекленеют из-за антикоагулянта в его слюне. Я думаю, вам понятно, о чем я говорю, мастер Аполий. К слову, медики в Оксенфурте давно грезят научиться синтезировать такой же, ведьмаков постоянно нанимают на катакана охотиться, да пока безрезультатно…

— Почему? Почему именно она? — В глазах графа стояли слезы.

— Тут, милорд, никогда нельзя сказать наверняка. Каждый может стать жертвой такого зла, как вампир. Для защиты от такового зла и существуем мы, ведьмаки. Для этого нас и создавали. Но нас мало, а не все люди готовы платить нам за проделанную работу, поэтому мы иногда приходим уже после страшного свершившегося горя, когда нас зовут устранять корень проблемы.

Мигаэль врал. Графиня де Моринталь погибла из-за своего мужа. Под новые склады требовались новые площади, и часто для постройки новых погребов использовали пещеры, которыми были столь богаты карстовые породы округи Боклера. Умелые гномы-маркшейдеры из Махакама успешно прокладывали удобные тоннели к пустотам, соединяя их галереями со складами на поверхности. Но иногда в глубоких кавернах удары кирки пробуждали от многовековой спячки самых разных существ. Часто такими были именно вампиры. Очень редко — высшие. Среди соратников Мигаэля ходили рассказы про ведьмака школы Волка, с какой-то целью пробудившего Скрытого — высшего вампира такого уровня, с которым не сравнились бы все высшие вампиры Туссента вместе. И остался жив. Что это были за цели и как ему удалось выжить, Мигаэля не особо интересовало, по правде говоря, он не слишком верил подобным историям.

— Что касается платы за твою работу, ведьмак, то мы уже все обсудили, — судя по явным жестким ноткам в голосе графа, Мигаэлю удалось задеть его за живое. — Я готов ее заплатить, но только по завершению и предъявлению доказательств.

Мигаэль ничего не ответил, сделав вид, что всецело занят осмотром тела графини. Хотя смотреть там было уже не на что.

— Гм. Если я вам более не нужен, то позволю себе вас покинуть. Ведьмак, ты знаешь, где меня найти. В имении охрана будет предупреждена насчет тебя, так что приходи в любое время суток.

Мигаэль посмотрел на графа и медленно поклонился.

— Сударь Аполий, — вежливый кивок в сторону лекаря. — Всего хорошего.

Не дождавшись ответного поклона со стороны Аполия, граф резко развернулся и скорым шагом покинул инфермерию. Немного погодя за ним вышли и Мигаэль с лекарем.

— Осмелюсь уточнить, мэтр ведьмак, — тихим голосом сказал Аполий, — что госпожа была не первой жертвой кровососа. Было еще две до нее. Мужчины, средних лет. Без хронических болезней. Разве что к вину тянулись, ну дак это у всех тут. Так, о чем я? Ах, да. Ну, так граф стал уже бояться, что новых работников нанять не получится, коль скоро про вампира слух разнесется, но смерть жены… В общем, вот вы и здесь, мэтр.

— Вот я и здесь, — себе под нос пробурчал Мигаэль. — А где убили графиню, мэтр лекарь?

— А господин граф разве не сказал?

— Не успел.

— Ага. Так это не на новых складах, где те двое погибли, случилось.

— Где же тогда?

— А вот прям у них в имении и случилось.

— Что-то новое. Катакан пробирается в здание и не начинает жрать всех направо и налево, довольствуясь только одной жертвой. А графиня почему таковой оказалась? Катакан был донельзя вежлив и в дверь учтиво стучался, а она открывать пошла?

— Уж и не знаю. Токмо нашли графиню поутру в своей кровати. Сперва думали — удар, оттого за мной и послали. А я уже и раны от укуса нашел, и понял, что ее обескровили. Ну и подумал, что это вампир. Там уже и граф за ведьмаком послал, и вот…

— …и вот я здесь, да-да. Далеко усадьба от тех новых погребов?

— Миль десять будет. И места все обжитые — либо виноградники, либо дома и хозяйства работников. Есть пара ручьев, что в Сансретуру впадают. Вот вдоль них перелески тянутся. Но из каких-либо чудовищ там разве что архиспора или эхиопс после дождливого лета где и вылезет. Но их быстро гвардейцы из Боклера или ближайшего гарнизона горшками с махакамской горючей смесью закидывают. Все отработано так, что корневища догорают меньше чем через сутки после обнаружения. Кровосос не смог бы через такие населенные земли незамеченным пробежать.

— Мало ты знаешь про вампиров, Аполий, — покачал головой Мигаэль. — Какой-нибудь гаркаин или экимма в самом деле ломились бы напролом, выгрызая коров и людей без разбора. И прятались бы днем в Блессюре, Марцесенте или Кароберте. Но мы имеем дело с катаканом. А он запросто может и в Боклере купцом-бакалейщиком прикинуться — не отличишь. Что его побудило именно графиню своей жертвой избрать и как его теперь выследить — ума не приложу. Влюбился он, может?

— Влюбился?!

— Аполий, не забывай, что мы говорим о существе постконьюкции, с совершенно иной физиологией. Как они испытывают влечение и как размножаются, все еще остается загадкой. Катакан мог заприметить графиню, когда она объезжала с мужем виноградники. Надо будет спросить, не была ли она незадолго до своей гибели на тех новых складах.

— Тут я тебе не помощник.

— Что ж, тогда бывай, Аполий.

— Бывай, Мигаэль.

Нет, ведьмак не кривил душой, рассказывая лекарю, что катакана сложно уничтожить. Но прежде чем дело дойдет до уничтожения, его предстояло выследить. А это было самым сложным. Катаканы разумны. Они могут общаться с людьми, могут быть невероятно хитрыми и расчетливыми. Мигаэль встречал в хрониках своей школы, что были известны случаи сотрудничества людей и катаканов на криминальной почве банального разбоя. Чем в итоге закончилось такое сотрудничество, не указывалось, однако ведьмак слабо верил в позитивный исход вроде «и жили они долго и счастливо». Понять их логику человеку невозможно, поэтому невозможно предугадать действия катакана. Можно лишь постараться выявить алгоритм, если таковой вообще существует. А то, что катакан проделал путь в десять миль от мест первых жертв до места убийства графини де Моринталь, говорило либо об очень сложных мотивах вампира (а значит, выявить их, скорее всего, не получится), либо об их полном отсутствии (а значит, выявлять нечего и вампир действует хаотично и непредсказуемо).

В любом случае, Мигаэль уже принял заказ и заключил пусть и устный, но договор. Его нарушение означало бы для Мигаэля весьма вероятную потерю Туссента как потенциального поставщика будущих заказов. Отказаться от выполнения заказа ведьмак мог теперь только предъявив весомые доказательства. Одним из гарантированных способов было бы убийство ведьмака самим катаканом. В конце концов еще ни один ведьмак ни одной из существующих ведьмачьих школ не умер своей смертью. Такая уж у ведьмаков скверная жизнь. Которую они, ко всему прочему, и не выбирали вовсе, будучи результатом пресловутого Предназначения.

Опросив графа де Моринталь еще раз в более спокойной обстановке, Мигаэль получил уточненные подробности места убийства первых двух жертв. Теперь нужно было туда наведаться и попробовать найти место, где катакан находился в спячке. Вполне вероятно было обнаружить там какие-то дорогие для бестии вещи, которые можно было бы использовать как приманку. Затем нужно было понять, где лучше проводить бой с катаканом, оборудовать место ловушками и многочисленными самострелами. Параллельно с этим нужно наварить немалое количество яда, для чего придется собирать и покупать ингредиенты по всей округе. Его собственное снаряжение подрастрепалось и перед битвой с таким серьезным противником, как высший вампир, требовало ремонта. Необходимые мастера были в Боклере, но у Мигаэля не было необходимых денежных средств. Значит, для их получения придется выполнить пару-тройку заказов у виноделов в округе навроде очистки полей от археспор или уничтожения гнезда арахноморфов. Условленная за уничтожение катакана награда представляла прекрасную мотивацию для приложения всех этих усилий.

Для проживания ведьмака граф де Моринталь выделил маленький одноэтажный домик с потрескавшейся облетающей побелкой и простым крытым крыльцом. Сам домик состоял из крохотной комнатки с лежанкой и тумбочки со стоящей рядом с ней табуретом. На похожий на дупло чердак вела лестница, приставленная к лазу под коньком крыши. Как объяснил низенький работник в широкополой соломенной шляпе и с длиннющими усами, в этом домике в летнее время жил сторож, отгонявший охочих до сбора созревающего дармового винограда деревенских.

Теплые летние туссентские ночи не требовали ни печи (которой не было и в помине), ни костра, а в дополнительном освещении при столь ярких, как над долиной Сансретуры, звездах ведьмак и не нуждался.

Сняв перевязь с мечом и перенеся с лошади седельные сумки в домик, ведьмак стянул сапоги, давая отдых ногам. Открыл простую, но немаленькую глиняную бутыль с красным вином, разломил хрустящий хлеб, нарезал сочных сахарных помидоров, выложил на тумбочку с десяток яблок, достал головку рассольного сыра.

Ночь была полна шорохов. Меж деревьев паслась его лошадь, переступая копытами. Мигаэль слышал, как она трясет загривком и хвостом, отгоняя надоедливых комаров. На поле, словно кусочки пепла от сожженных писем, уснули мотыльки. Где-то очень далеко бежал журчащий на камнях ручей, мягкие порывы теплого ветра приносили из деревни запахи дыма и еды, голоса людей, крики пьяных разборок и стоны любви. Это было дыхание Туссента.

— Здравствуй, ведьмак.

От нее странно пахло. Обостренное ведьмачьей мутацией почти до предела обоняние Мигаэля говорило, что что-то с этим человеком не так. Этим человеком была женщина. Он не услышал ее шагов. И это заставило его медленно встать и потянуться за мечом.

— Ты не успеешь ничего сделать, поверь. А я совсем не хочу тебе зла.

Некий поэт, написавший «Полвека поэзии», без сомнения утверждал, что все женщины стихийно-нечеловеческие, и каждая из них представляет опасность. У этой женщины были длинные огненно-рыжие волосы и аристократичное лицо с тонкими чертами. Говорила она глубоким бархатным голосом, необычно низким для женщины. Но главное — это глаза. Это были глаза существа, которому уже много лет. Очень много. Глаза не человека. Существа не из этого мира.

— Ты ведь ведьмак, верно? — Спросила женщина.

Мигаэль медленно кивнул.

— И тебя нанял граф де Моринталь, чтобы найти и уничтожить катакана, который убил его жену, — по тону голоса женщины было непонятно, спрашивает ли она.

— С чего ты решила, что это сделал катакан?

Женщина ухмыльнулась. Ухмылка вышла очень скверной.

— Меня зовут Ориана.

— Мигаэль.

Обычный человек не почувствовал бы ничего необычного в изысканном шлейфе запахов, окружавшем ее. Она пахла цитрусами и лавандой. И полынью.

— У меня к тебе дело, Мигаэль.

— Слушаю.

— Я категорически не заинтересована в успехе твоей охоты на катакана.

— Это с чего еще? Не любишь ведьмаков? Или людей?

— Дослушай меня, пожалуйста, — голос Орианы стал еле заметно строже. — Нет. Людей я… скажем так, люблю. А ведьмаки меня не волнуют. До тех пор, пока не встанут у меня на пути. В общем, Мигаэль. Прекрати свою охоту. Не волнуйся, я гарантирую, что твоя репутация не пострадает — все будут абсолютно уверены в том, что катакан уничтожен и сделал это именно ты. Что до награды — я дам тебе ровно вдвое обещанной Кристианом платы.

— Кристианом?

— Да. Кристианом де Моринталь. Графом.

— А если я откажусь от твоего предложения?

— Ну, тогда мне придется тебя убить, — без видимого сожаления пожала плечами Ориана. — Хотя, повторюсь, я совершенно не хочу тебе зла. Много лет назад я имела удовольствие общаться с ведьмаком, и об этом общении у меня хорошие воспоминания.

Запах цитруса и лаванды начинал сводить с ума.

— Ты так уверена в своих силах, Ориана?

— А ты все еще ничего не понял? — Усмехнулась она. — Это я послала катакана убить эту женщину. Жену графа. Я одна хочу обладать Кристианом. До поры… Я вампир, Мигаэль. Одна из старейших в Туссенте. И тебе меня ни за что не одолеть даже подготовленным к такому бою. Но если ты начнешь бой прямо сейчас, то через мгновение мне на помощь явится и искомый тобой катакан, и многие экиммы, фледеры и гаркаины, обитающие поблизости. Но и тогда твоя репутация не пострадает, ведь все будут считать, что это весомое и гарантированное доказательство того, что ты не нарушил ведьмачий договор, пусть и устный.

Запах цитруса, лаванды и полыни щекотал ноздри.

— Ты следила за мной. Читала мои мысли.

— Решай, ведьмак. Или ты бросаешь этот заказ и спокойно покидаешь Туссент богатым, либо ты становишься настырным глупцом, но всего лишь на пару мгновений, ведь потом ты умрешь. Решай быстрее — летние ночи столь коротки.

— Хреновый выбор в пользу меньшего зла, при этом совершенно не ясно, где оно будет. Но что я понимаю точно, это что мне против всех вас не выстоять.

— Я не ошибалась в твоей сознательности, Мигаэль.

— Да иди ты к утопцам с твоей сознательностью! Лучше ответь на один вопрос.

— Слушаю.

— Для чего тебе граф? Разве ты не можешь его просто… гм… выпить, как катакан высосал его жену?

— Ну, нельзя же сводить все только к еде, ведьмак! — Ориана ухмыльнулась. Ухмылка вышла очень озорной. — Он нравится мне. Не как еда, как человек. Не думаю, что ты поймешь.

Цитрус, лаванда и полынь затмевали сознание.

— Наверное, я тебя разочарую, но я тебя понимаю. Мы вообще являем собой прекрасный пример, противоречащий расхожим мнениям.

— Не очень понимаю тебя, ведьмак.

— А я так надеялся на твою сообразительность! Думай быстрее, ведь летние ночи столь коротки. В помощь твоим размышлениям могу предложить вино. Вполне неплохое. Для людей. И ведьмаков.

— Я, пожалуй, соглашусь обновить свои приятные впечатления от общения с ведьмаками, пусть и предыдущие были совершенно иного рода. Выноси свое вино, Мигаэль. Не хочется входить в твою конуру, когда над головой такие звезды.

Цитрус, лаванда и полынь заполнили все, как звезды заполнили ночное небо над спящим Туссентом.

Летние ночи столь коротки. На утро Мигаэль погрузил на лошадь два увесистых мешка монет и уехал скорым шагом по рассветному туману.

«Нильфгаард». Надпись была нанесена красной краской на белой стене большого дома в заброшенной деревне. А самым большим домом, как водится, была корчма. То, что деревня была заброшена, было видно издалека. Между близко стоящими домами все было густо переплетено паутиной. Пахло арахноморфами. Так пахнет в осином гнезде — несвежей вяленой рыбой. В деревне было очередное гнездо этих инсектоидов. Соваться сейчас туда «с лету» Мигаэль не стал, решив сообщить обо всем старосте в Быструхах. Если будет у того желание — пусть тогда наймет его на уничтожение этого гнезда, а в альтруизм ведьмак играть не любил. Всерьез рисковать жизнью, уничтожая большое скопление инсектоидов разного возраста и размера (а маленькие и молодые особи более ядовиты), а потом объяснять жителям близлежащих сел, какая опасность им грозила, и доказывать, что таковая была уничтожена именно им, ведьмаком Мигаэлем, и в итоге чуть ли не вымаливать хоть какую-то плату в надежде окупить часть ремонта снаряжения и восполнение эликсиров. Нет, такой вариант развития событий его определенно не устраивал.

Судя по надписи, деревня была заброшена аж с самой войны. И вряд ли арахноморфы здесь кого-то убили. Скорее, просто использовали пустующие строения для своего обитания.

Мигаэль прикинул в уме, что за время его нахождения в окрестностях Керака он спас купца гильдии, за что потребует вознаграждение в представительстве оной по предъявлению официально составленной бумаги. В городской администрации Керака он заявит об обнаружении вампира и предложит свои услуги для его «аннигиляции» (любил он вставлять это научное словечко, услышанное в пригороде Оксенфурта от пьяного студента), а по возвращении в Быструхи постарается раскрутить старосту на заказ на уничтожение гнезда арахноморфов в этой заброшенной деревне. Вот так, «по крупице истины приближаясь к Абсолюту», как говорил пророк Лебеда, ведьмак рассчитывал заработать если не на всю зимовку, то на скромное существование до того, как снег закроет перевалы.

Лес расступался, стали заметны холмы, кое-где расчерченные пашнями, а где-то оставленные отдыхать и зарастающие мелким кустарником. У подножий некоторых холмов виднелись скалистые выступы каменного фундамента, словно коренной зуб прорезал десну. Как таковой дороги или тропы ведьмак не нашел, поэтому решил пробираться к распаханным полям с колосящимся урожаем, рассудив, что поля посещаются крестьянами, а значит, от них идет торная дорога в Быструхи, где Мигаэль рассчитывал быть уже к вечеру.

Внезапно из высокого разнотравья на Мигаэля выпрыгнул какой-то темный комок, ощетинившийся выставленным жалом короткого меча. Расчет был выполнен верно — клинок должен был войти ведьмаку в область сердца. И вошел бы, но нападавший не учел, что потенциальная жертва была ведьмаком, к тому же школы Змеи. Одной из главных мутаций ведьмаков этой школы была стремительная реакция, позволявшая им специализироваться на борьбе с чудовищами не только самыми ядовитыми, но и самыми быстрыми. Поэтому летящий со скоростью ветра клинок пронзил лишь воздух в том месте, где мгновение назад был Мигаэль. Как только нападавший, оказавшийся двуногим гуманоидом, одетым в темно-зеленое, мягко приземлился на ноги, его встретила комбинация знаков Аард и Игни, мгновенно сбившая его с ног и поджегшая одежду. Мигаэль быстро опознал противника: это был «скоя’таэль». Точнее, была. Эльфийка стонала, сплевывала кровью и ошарашено водила вокруг безумным взором, но жизни ее ничего не угрожало. Разве что только ресницы и брови были ощутимо подпалены.

Ведьмак сорвал с пояса бомбу «Сперма дракона», которая при взрыве разбрасывала горячие брызги белого фосфора в радиусе десяти шагов, а из-за спины снял стреляющий веером арбалет. На больших дистанциях стрельбы он действительно превращался в «игрушку», как подобное оружие презрительно именовали ведьмаки других школ и разного рода суровые вояки, бравые «лыцари» и прочие «мастера меча». Однако веер из семи отравленных болтов мог одним выстрелом уничтожить противника и серьезно ранить второго, если он находится рядом. Но нападавшие не спешили. Видимо, оценили ведьмака как серьезную опасность.

Мигаэль ждал. Его противники были разумными существами, нужно было хотя бы постараться понять их мотивы. Эльфийскую речь ведьмак не знал, поэтому решил обозначить себя хотя бы на всеобщем.

— Послушайте! Нам нет смысла продолжать бой! Я не человек, а ведьмак, и в дела людей не встреваю.

Поначалу никакой реакции не было. Но спустя какое-то время заговорила напавшая эльфка. Ей явно стало лучше, она медленно поднялась на ноги и, пошатываясь, пошла к нему.

— Посмотрите на него, не встревает он в дела людей! Да ты работаешь на их подачки!

— Потому как меня таковым создали! И вам это прекрасно известно. Если у вас есть необходимость в ведьмачьей работе — оформим заказ, и я буду работать за твои… гм… подачки.

— А неплохая идея, ведьмак! — Эльфка подошла к нему совсем близко, не мигая глядя в глаза. От нее пахло дикой розой и жасмином, но больше — паленым волосом и конским потом. — Мешок драгоценных камней — и ты вырезаешь все Быструхи. Как тебе такой заказ, а? Не смутит, что те камни будут в перстнях, а некоторые — так и вообще на отрезанных пальцах? — Спросила эльфка, ухмыльнулась, обнажив острые зубки, совсем непохожие на человеческие, и вызывающе вскинула голову.

— Я не выполняю заказы на убийства разумных созданий. Для меня нет разницы между троллем и человеком.

— Тут ты прав, мутант. От любого человека смердит за версту не лучше, чем от тролля.

Эльфийка резко сменила тон на серьезный и стала говорить тише, без вызова в голосе.

— Да, ведьмак. Ты такой же человек, как и остальные… Эй, вы, там! Выходите! — Прокричала она в заросли, обернувшись через плечо.

Из невысоких кустов вышло девять эльфов, тоже одетых в зеленые одежды разной степени потрепанности. В руках у них были длинные луки, за плечами — полные стрел колчаны. Мигаэль подумал, что если бы эльфийка не остановила нападение своей бригады, то, несмотря на веерный арбалет, бомбы и знаки, в конечном счете «белки» все равно бы завалили его.

— Слезай с лошади, ведьмак, — сурово произнесла эльфийка. — Поговорим.

— О чем? — Спросил Мигаэль, спрыгнув на землю. — О том, что я воняю как тролль?

— Можно и об этом, если тебе угодно, — эльфка присела на землю. Рядом с ней село еще трое. Шестеро остальных эльфов бесшумно разошлись по округе, мгновенно скрывшись из виду. — Но позже. Сначала расскажи нам, что ты здесь делаешь.

— А что, по-твоему, — спросил Мигаэль, присаживаясь напротив, — может делать ведьмак? Собирать грибы или охотиться на оленей? Ты не представилась, кстати.

— Ведьмак может охотиться. На белок, например. Рианна. Имена остальных тебе знать не обязательно.

— Да мне и твое знать не обязательно. Но есть приличия.

— Нет никаких приличий! Все смел Час Презрения! Не важно, как давно это было, и что ты не имеешь ни малейшего понятия, о чем я говорю, ведьмак-без-имени. Но давно уже нет никаких приличий, норм и законов, кроме меча…

— Мигаэль, — прервал Рианну ведьмак. — Меня так зовут. Ведьмак школы Змеи.

Рианна медленно кивнула, глядя ему прямо в глаза.

— Конкретно на этом поле я занимаюсь поиском следов того, кто выгнал арахноморфов из их изначального гнезда. Эти паукообразные стали нападать на людей. Вам это на руку, поэтому кто иной и подумал бы на вас, но я более склонен считать, что это сделал вампир.

Рианна вздрогнула.

— Вампир?! — С сомнением сказала она. — В наших краях?

— Да, и не надо думать, что я не заметил, что тебе что-то об этом известно. Если вампира на арахноморфов натравили вы, то лучше бы вам сообщить мне, где он находится. Вампиры не поддаются одомашниванию и не становятся ручными. Так что сделать из него идеальное оружие террора никак не выйдет.

Рианна долго смотрела на ведьмака. Потом она и трое сидевших начали переговариваться тихими голосами. После чего Рианна и другие эльфы встали. Ведьмак встал тоже.

— Мы видим пауков. Постоянно. Их много в этом лесу. И еще. Не знаю, можно ли тебе доверять. Мои братья, — Рианна кивнула на трех эльфов, — утверждают, что нельзя. Но я доверяю. У нас есть союзник в деревне. Девушка-травница. Она натравливает пауков на купеческие караваны. Это дает нам средства к существованию, еду, снаряжение. Но вампир… Нет, мы к этому совсем не причастны. Как видишь, мы откровенны с тобой. Подожди нас здесь, Мигаэль. Не волнуйся, это не долго.

Ведьмак пожал плечами, подошел к лошади, поправил седло, постромки и удила, погладил лошадь по шее. Лошадь изо всех сил демонстрировала, что всецело занята выискиванием более сочного клевера, но было заметно, что на самом деле ей нравится. Ведьмак услышал приближающиеся эльфьи шаги и обернулся. Через несколько секунд из кустов вышла Рианна.

— Пойдем со мной, Мигаэль. Я расскажу тебе про твоего вампира.

Мигаэль взял лошадь под уздцы, потянул от лужайки и пошел за эльфийкой. Продирались они через какие-то невероятные кущери, представляющие непреодолимые для всего живого заросли ежевики, чередующиеся с крапивой, малиной и борщевиком. Кое-где были видны почерневшие от солнца, дождей и времени остовы домов — значит, когда-то давным-давно здесь жили люди.

У особо колючих кустов ведьмак заметил свежие деревянные планки изгороди. Так «белки» избавляли себя от необходимости постоянно расчищать тропу и вместе с тем помогали ежевике, шиповнику и крапиве разрастаться еще сильнее, усиливая защитный зеленый заслон.

После пяти минут плутаний между зелеными колючими стенами копыта ведьмачьей лошади звонко застучали по белому мрамору. Заросли уступили место взметнувшимся к небу колоннам. Ясно было, что это развалины строения огромных размеров. Мигаэль заметил у поросшей мхом и увитой плющом стены стоящих эльфов, за спинами которых был постамент, укрытый белой тканью. Рианна остановилась перед постаментом и повернулась к ведьмаку.

— Ты уже наверняка понял, Мигаэль, что это развалины эльфийского дворца. Да, здесь было одно из наших крупных и значимых для нас поселений. Не Шаэрраведд, конечно… хотя уверена, что тебе это название ничего не говорит, как и другим людям. В общем, мы нашли вход в подземелья дворца. Мы надеялись найти там сокровища нашего народа, столь необходимые нам для покупки еды и оружия, снаряжения и одежды. Наш предводитель вошел туда со своим младшим братом. Они оба были опытными воинами, и они в самом деле нашли там сокровища.

Рианна замолчала, уставившись на носки своих сапог.

— Так, и что же в этом плохого, что они нашли эти сокровища? — Недоумевал Мигаэль.

— А то, что нашли они и свою смерть! — Выкрикнула Рианна. — Мы нашли их тела рядом с грудой драгоценностей, растерзанные и выпотрошенные, спустя двое суток после того, как они вошли внутрь. Вот они, перед тобой.

Эльфийка жестом ладони указала на пьедестал за спинами эльфов.

— И после того, как ты рассказал причину своего появления, мы просим избавить нас от этого вампира. Тогда мы с чистой совестью сможем похоронить их на костре. Что до платы… — Рианна на мгновение замолчала, — то можешь взять сокровищ столько, сколько сможешь увезти.

— Так вот, значит, как, — ведьмак не спрашивал. — Братья полезли в подземелья в поисках сокровищ, а нашли еще и впавшего в вековую летаргию вампира, который сначала разодрал их, а потом выбрался на поверхность и согнал с гнезд арахноморфов, а те в свою очередь подошли к человеческому жилью и стали нападать на людей.

Рианна молча смотрела на ведьмака. Другие эльфы тихо переговаривались.

— Тела осмотреть вы мне не дадите, верно?

— Верно. Но поверь — там почти нечего рассматривать.

— Я попробую решить этот вопрос, Рианна. Но мне нужно подготовиться. И я ничего не гарантирую, ведь мне до сих пор окончательно не известно, что это за тварь.

— Все ясно, Мигаэль. Пойдем в лагерь.

Лагерь располагался в одном из уцелевших помещений эльфийского дворца. Видимо, это был какой-то полуподвальный погреб, поэтому высоких стен у него не было, но они были массивные. Обрушаться там было нечему. Эльфы положили сверху ветви лапника, от чего погреб превратился в большой зеленый холм. Эльфийские кони бродили между колоннами, благо все развалины по периметру были окружены все той же растительной изгородью.

Ведьмак выбрал себе место в углу поближе к выходу, расседлал кобылу и сложил седло с сумками под крышу, отпустив животное пастись. Увидев проходящего мимо эльфа, Мигаэль попытался задать ему вопрос, но тот сокрушенно пожал плечами, демонстрируя непонимание всеобщего языка.

Сначала Мигаэль решил изучить вход в подземелье. Встретив по пути Рианну, он уточнил, что с их вожаком беда случилась десять дней назад. А нападение на купца по его расчетам произошло дней пять назад. Он учел и тело арахноморфа, в котором обнаружил следы слюны вампира. Частые нападения на сравнительно небольшой территории указывали на то, что вампир голодный, только-только вышедший из спячки. С одной стороны, такой вампир был более истощенным и медлительным, а с другой голод делал его более агрессивным.

Сокровища в эльфийских руинах были обязательно. И совершенно необязательно, что это золото и драгоценные камни. Часто в больших по площади развалинах эльфийских городов или дворцов встречались прекрасные образцы оружия и доспехов, редкие магические артефакты, за которые, пусть и нерабочие, чародеи и алхимики готовы были отвалить немалый куш. Поэтому Мигаэль не верил до конца в то, что его ждала награда в виде обычного «человеческого» золота и камней, но надеялся на что-то менее броское алчным глазам мародеров, эльфийских или человеческих.

Изначально на месте входа было вентиляционное отверстие из подземных этажей дворца. Потом оголовок завалило обломками стен, и это на века спасло подземелья от проникновений. Скоя’таэли, видимо, раздобыли где-то чертежи этого дворца, так как целенаправленно расчистили вентиляционный оголовок. Узкое отверстие вентиляции было расширено, и внутрь спустили веревочную лестницу. Сначала Мигаэль спустил тюк с необходимым для охоты на вампира снаряжением, а затем спустился и сам.

Лаз продуха сперва шел прямо, но затем повернул под прямым углом. Отвязав свой тюк от веревки, Мигаэль на корточках пополз вперед, волоча его за собой. Ход описывал огромную плавную дугу большого диаметра, вероятно, обходя какой-то подземный зал. Это могло быть все что угодно — от очистных сооружений до резервуаров с питьевой водой. В любом случае, перспектива сражаться с вампиром в таких подземельях радужной никак не выглядела. В стороны отходили другие вентиляционные отверстия, либо заваленные камнями, либо очень маленькие. Когда в лицо ощутимо пахнуло подземной затхлостью, ведьмак понял, что окончание хода поблизости. Так и оказалось. Чернота впереди сменила оттенок, и глаза ведьмака различили ровные прямоугольные края прохода. Мигаэль попытался найти следы когтей вампира, очевидно, прыгавшего снизу и цеплявшегося за камень, но все было в росчерках молотка, которым забивали стальные крючья, крепившие очередную веревочную лестницу.

Очень осторожно и стараясь не производить ни малейшего шума, ведьмак потянул лестницу на себя. По весу выходила немалая длина. Он смотал лестницу, привязал к ее нижнему концу тюк, начал медленно спускать. Уже ступая на лестницу, Мигаэль подумал, что самый выгодный для нападения вампира момент был бы сразу после его спуска. Поэтому, разглядев внизу свой баул, он подобрался и, раскачавшись, прыгнул в сторону от лестницы. Приземлился бесшумно, несколько раз перекатился через бок, присел на одно колено, выставив в обе стороны короткие мечи.

И почему ведьмаков на пафосных гравюрах изображают с длинными волосами и длинным мечом? В длинных немытых волосах (а где и как ты их помоешь на осенних дорогах, к примеру?) заводятся вши, а длинным мечом не помашешь в стесненных пространствах гнездовищ самых разных гадов. Длинными мечами более пользовались ведьмаки школ Грифона или Мантикоры, специализировавшиеся на шарлеях, големах, элементалях и горгульях. Бои с такими бестиями проходили не в узких кавернах и позволяли ведьмакам этих школ пользоваться тяжелыми мечами, которые те раскручивали всем телом в диких стремительных пируэтах.

Готовый к бою напружинившийся ведьмак в огромном подземном пространстве кроме растекавшегося отзвука своего приземления не слышал более ничего. Он встал с колена, убрав один из мечей за спину, отвязал тюк со снаряжением и раскрыл его. Достал и закрепил пояс, на котором была и ловчая сеть, и сразу несколько бомб. Сзади к поясу пристегнул пару веерных арбалетов со специальными болтами из серебра, внутри которых была хрупкая капсула с противовампирской эссенцией. Пора было начинать искать вампира, пока тот не нашел его первым.

Чем являлся тот зал, в который попал ведьмак, было непонятно. Он походил одновременно и на храм, и на сокровищницу. Золото местами в прямом смысле звенело под сапогами. Столь большие пространства не были идеальным местом для битвы с таким стремительным противником, как вампир — он мог набирать скорость, устраивая молниеносные атаки, также стремительно исчезая. В общем, заставлял играть по своим правилам и в таких случаях быстро выходил из игры победителем.

Искать следы эльфов долго не пришлось. В одном месте пол зала был словно подметен безумным уборщиком. Но, даже не будучи опытным в чтении следов, можно было понять, что на этом пятачке разыгралась внезапная битва. Один из эльфов явно был ранен. Об этом говорили небольшие темные пятнышки, слабо заметные обычному человеческому глазу, даже если бы путь освещался несколькими яркими факелами. Через десяток шагов была найдена стрела, в мелких зазубринах наконечника которой застрял микроскопический кусочек кожи. Эльф, конечно же, стрелял метко и попал, но вампир был быстрее и смог увернуться, дав себя только оцарапать.

Следы и кровь вывели ведьмака в более замкнутое помещение. Вдали чернел еще один проход, откуда чувствовалось еле заметное движение воздуха. В дальнем углу комнаты, уставленной сундуками с драгоценными камнями (часть сундуков была забита ими так плотно, что те не закрывались), чернело на полу большое пятно. Квадратная колонна рядом имела свежие следы когтей. Около стены лежали две стрелы — эльфы стреляли вдвоем. Но безрезультатно. Вампир все же их настиг, и черное пятно представляло с его точки зрения пролитые брызги вина при нетерпеливом открывании бутылки.

В тщетных попытках найти хоть какие-то следы, указывающие на конкретный вид вампира, Мигаэль присел у пятна на полу и разглядел рядом с большим черным пятном совсем маленькое невзрачное пятнышко — каплю крови раненого вампира. Ведьмак достал предусмотрительно взятый пузырек с универсальным определителем. Он менял цвет в зависимости от вида вампира. Мигаэль купил его в Оксенфурте пару лет назад и не был уверен, что случится оказия использовать его по назначению, а вот поди ж ты…

Растекшись по пятну, индикатор не реагировал ровным счетом никак, но потом на его поверхности проступила белесая пена и раздалось еле слышное шкворчащее шипение, само пятно стало расползаться, перемешиваясь с индикатором и меняя цвет на ярко-зеленый.

«Экимма!» — мысленно воскликнул ведьмак.

За своими исследованиями он так увлекся, что услышал быстро приближающиеся легкие шаги лишь в самый последний момент. Он резко развернулся, сорвав из-за спины один из арбалетов, и, не вставая с колен, разрядил в приближавшегося вампира. Экимму отбросило назад, из ран, оставленных вонзившимися болтами, повалил дымок, сама тварь жутко заорала.

Ведьмак вскочил и ударил знаком Игни. Экимме это не понравилось, но она нашла силы резко броситься вперед, не особо разбирая дороги и беспорядочно размахивая перед собой длинными когтистыми лапами. Ведьмак воспользовался ее минутной дезориентированностью, отошел вбок и позволил вбежать в комнату, сам же вышел из нее, разрядив в спину экимме второй арбалет. Экимму снова бросило, она не устояла на ногах и повалилась на пол как раз примерно в том месте, где нашли свой печальный конец братья-эльфы.

Мигаэль швырнул в орущую и шипящую экимму бутыль махакамской огненной смеси. Бутыль разбилась о череп экиммы и смесь растеклась по вскакивающей твари. Она издала мощный рык и взяла разбег на стоящего у выхода ведьмака. Он дождался, когда вампир почти подбежит к проему, и сложил пальцы в Игни еще раз. Как и любой повторно используемый знак, этот вышел ощутимо слабее и в иных обстоятельствах был бы абсолютно бессмысленным, но поджечь махакамскую смесь на шкуре экиммы он смог. В результате из комнаты в основной зал вылетел ревущий огненный шар, который Мигаэль успел полоснуть мечом, когда тот пронесся мимо.

Физиология вампиров до сих пор окончательно не изучена и не ясно, за счет чего они ориентируются в пространстве. Но даже покрытая пламенем экимма чувствовала, где находится постоянно меняющий местоположение ведьмак. Сбивая с морды пламя лапами, она приближалась к нему. Оставленный им порез на шкуре вампира быстро зарастал.

Мигаэль побежал по кругу, не давая вампиру выйти на прямую линию броска. Понимая, что пытаться вымотать вампира бесполезно, и дождавшись, когда линия между ним и вампиром окажется между двумя колоннами, он замер, держа в одной руке меч, а другой вынув из пояса ловчую сеть. Экимма взвыла, разбежалась на стоящего ведьмака и почти уже достала его, когда тот резко метнулся за колонну, одновременно выбрасывая на вампира сеть. Экимма, с разбега влетевшая в сеть, быстро в ней запуталась и снова повалилась на пол. Мигаэль подлетел к ней и нанес несколько колющих ударов вторым мечом, который предварительно смазал в масле против вампиров. Видя, что тварь почти выпуталась и разорвала сеть, ведьмак метнул в нее еще одну бутыль махакамской смеси. Сил концентрации на третий Игни уже не было, да и план был другим.

Дождавшись, когда экимма сбросит с себя сеть, ведьмак метнул в нее «Сперму Дракона», целясь в верхнюю часть тела. Белый фосфор, являющийся основным компонентом этой бомбы, мгновенно начал выжигать глубокие раны на морде, шее и груди монстра. Ведьмак метнул вторую бомбу, которая при ударе о грудь вампира подожгла и махакамскую смесь, покрывавшую его тело. Вся в дымящихся и светящихся ярким светом ожогах от белого фосфора и полыхающая яростным пламенем экимма заорала и заметалась по залу. В ее взрыкиваниях, переходящих от низких утробных к визжащим, стали слышны слова какого-то чуждого всем разумным существам языка. Ведьмак кружился вокруг экиммы, чиркая ее быстрыми выпадами обоих мечей. Весь пол зала покрылся брызгами вампирской крови. Мигаэль дождался, когда вампир попытается достать его лапой, резко упал на одно колено под выброшенную в его сторону когтистую лапу, вытягиваясь вперед в выпаде, и перерезал мышцы и сухожилия на одной из ног. Выйдя из выпада, он удовлетворенно заметил падающую обугленную экимму. Она елозила по полу, суча тремя лапами, жутко орала и рыгала. Ведьмак достал еще одну сеть, накинул ее на вампира, после чего быстро зарядил оба веерных арбалета и сразу же выстрелил в голову экиммы. Она издала долгий пузырчатый хрип, ее движения замедлились, а потом и вовсе прекратились. Но Мигаэль знал, что этого недостаточно. Он подошел к голове, засунул в пасть твари бомбу «картечь» и отбежал. Взрыв разнес голову по залу, оставив слабо подергивающееся дымящееся туловище.

Отдохнув с четверть часа, Мигаэль привязал веревки к сети, в которой находилась вампирская туша, и залез по лестнице в вентиляцию, затем потянул сеть за собой наверх. После ковыряний в вентиляции он вытащил ее на поверхность, передав ожидавшим у входа эльфам, и приказал готовить большой костер, а сам полез обратно за честно заработанной наградой.

Не особо зарясь на обилие золота и памятуя о том, что «белкам» оно нужнее, он все же забил седельные сумки драгоценными камнями под завязку. Потом Мигаэль отправился на более глубинные уровни подземелий. Тот коридор, где чувствовалось слабое движение воздуха, окончился тупиком с выходом еще одной вентиляционной шахты. Но придирчивые поиски обнаружили чуть более свежую кладку в боковой стене, скрывавшую узкий потайной ход. Пройдя с полсотни шагов в полусогнутом состоянии, ведьмак вышел в зал с высоким потолком, терявшимся в темноте. Ввысь уходили гладкие стены. На противоположной стороне помещения чернела трещина выхода. А посередине зала на ровном блестящем и казавшемся экстрактом темноты камне лежал меч в истлевшей мешковине. Нигде и никогда ведьмак не видел ни такого металла, ни такой выделки. Определенно, меч ковали эльфийские кузнецы не под звездами этого мира.

Любопытства ради Мигаэль сунулся в ведущий дальше коридор, который достаточно быстро окончился в большой каверне, явно проточенной водой подземной реки — ее шум доносился из пропасти снизу. Оттуда же ведьмак уловил слабый хитиновый запах и еле слышное цикадное потрескивание сколопендроморфов. Решив попусту не искушать судьбу, ведьмак забрал меч и поднялся наверх.

На поверхности Мигаэль появился уже поздно вечером. К его появлению эльфы соорудили громадный костер, в основании которого лежало обложенное бревнами и бочонками с махакамской огненной смесью («белки», по-видимому, израсходовали весь свой запас) тело экиммы, поверх которого были сложены сухие поленья, а на вершине лежало два тела — вожака бригады и его младшего брата.

Перед церемонией каждый из эльфов подошел к Мигаэлю, взял его за руку и сказал что-то, глядя ему в глаза.

— Они рассказывают о том, какими были братья, тому, кто убил их убийцу. Так надо. Для того чтобы память о них жила вечно и везде, а не только в нашей бригаде и нашей семье. Ведь они… были и моими братьями.

— Значит, теперь ты — лидер бригады, Рианна?

— Значит, теперь я… — сказала Рианна и опустила голову.

Костер занялся быстро и ладно. Уютное нежное тепло быстро сменилось яростным жаром. А потом лопнули бочонки со смесью, и стало казаться, что плавятся камни.

Как говорят низушки, летний рассвет приходит быстро, и иногда ему удается отвесить подзатыльник закату. Ведьмак оседлал лошадь, вскочил в седло, кивнул часовым и поехал по направлению к дороге на деревню. К дороге вела маленькая тропка среди терновых кустов и вход на нее был совершенно незаметен с тракта. Ведьмак проехал выход с полей, по которому вез спасенного Шекича, и доехал до хаты травницы. Разбудив ее стуком пальцев по стеклу, дождался ее появления на пороге и без приглашения вошел.

— День добрый, Камрин.

— Добрый, пусть пока только утро, к тому же весьма раннее.

— Я нашел тех, кто согнал арахноморфов. И я знаю про тебя. Я встретил «белок», они тебя сдали. Не пугайся, мне нет до этого дела и я никому об этом не скажу. Дела людей — это дела людей. Объясни лишь только свою цель. Тебя обижали люди?

Травница долго молчала, потом медленно прошлась по горнице.

— Обижали? Хм. А как ты думаешь? Сначала мне очень «повезло» с мужем, который либо пил, либо бил. Бил так, что наша… моя дочка родилась мертвой. Я устала это терпеть и убила его. Обижали ли одинокую женщину, которой негде жить? Спроси это у тех же купцов, которые силой добивались меня, надеясь на «честную плату» за миску похлебки и ночевку в хлеву. А потом я встретила бригаду Даратрина. И «белки» были первыми, кто уважал меня как живое существо.

Камрин на мгновенье замолчала.

— Да, я натравливала пауков, — Камрин подняла взор на Мигаэля, — на богатых купцов. Выслеживала их, иногда даже в Кераке, где я, как уже говорила, торгую травами и эликсирами. Подкарауливала обоз на выезде и разбивала пару ампул о повозки. А пары ампул вытяжки из половых желез более чем достаточно. Но я делала это не для себя. Я полюбила Даратрина, и он ответил мне взаимностью. Я добывала для них золото, чтобы им было что есть. А теперь… Наверное, ты должен убить меня за пособничество бандитам, но с тем купцом я ничего не делала, я просто подсказала ему дорогу.

Камрин отвернулась и заплакала. Ведьмак сначала молчал, а потом просто понял, что говорить не о чем. Осталось только последнее.

— Камрин. Я уже сказал, но повторю: мне нет дела до разборок между людьми и эльфами. Но твоего возлюбленного, Даратрина, больше нет. Его убил вампир, которого он вместе со своим братом разбудил от вековой летаргии, забравшись в поисках сокровищ в древние эльфийские руины. Этот же вампир согнал со своих гнездовищ арахноморфов, и те напали на купца. Я убил вампира. И мы похоронили Даратрина минувшей ночью.

Камрин медленно повернулась.

— Тогда мне больше нечего здесь делать, ведьмак. С твоим появлением жизнь перестала иметь смысл.

Спустя какое-то время общего молчания Камрин сказала:

— Наверное, я уйду в бригаду… Здесь мне делать точно нечего.

— Воля твоя, Камрин. Желаю тебе удачи. Окончание одного может быть началом другого.

— Ступай, ведьмак. Желаю тебе найти свое Предназначение.

Шекича было не узнать. У трактира Мигаэля встретил совсем другой человек — бойкий, волевой, хваткий. Он со дня на день собирался выехать на своем фургоне в Керак.

— Эво оно как, значит, то был вомпер! Мда. Ну, а ты, значит, эту тварь изничтожил?

— Не волнуйся, и в мыслях не было требовать награду с тебя.

— А ты в альтруисты заделался, я погляжу? Ну и ну, что-то новенькое для вашего брата!

— И не надейся. Предъявлю в городском совете, — соврал ведьмак. Рассказывать про «белок» он не собирался.

— А, ну и замечательно. А то хочешь — поехали со мной охраной до Керака, ну или дальше? Такие знатные профессионалы мне всегда нужны!

— Нет, купец. Я с людьми не работаю. «Коты» иногда в наемники идут, но не «Змеи».

— Зря. Оплатой не обидел бы, — соврал купец. Как и всегда, когда касалось оплаты.

— Бывай, купец. Чтобы дорога была с достатком, а убыль стороной обходила.

— Бывай, ведьмак. Удачи на Пути!

Дорога ровно ложилась под копыта спокойно идущей лошади ведьмака. При выезде из Быструх Мигаэль отметил, что на двери хаты травницы висел аккуратный замок, а окна были плотно закрыты ставнями.

На дальних хуторах стелился по полям печной дым. По кустам ирги и черноплодки с непрекращающимся стрекотом перепархивали сороки и крикливые сойки. Доехав до начинавшейся в полях тропки к старой гати, где он спас Шекича, ведьмак заметил на горизонте набухшие ливнем грозовые тучи, словно громадные синие горы, и подумал, что неплохо было бы успеть добраться до Керака до начала бури.

Почетный член купеческой гильдии Керака купец Шекич ехал в сопровождении двоих нанятых работников забирать свой фургон со старой гати. Он вспоминал свой путь со спасшим его ведьмаком и радовался как изначальному спасению, так и дальнейшему выздоровлению и финальному разрешению всей ситуации. Жаль было только лошадь, чей скелет белел у деревьев. В голове уже прокручивались предстоящие торговые сделки, с ухмылкой представлялся и отдых. Помимо мыслей о свежем пиве и кровяной колбасе, Шекич подумал, что неплохо было бы наведаться в один из керакских борделей.

Внезапно один из ехавших рядом с купцом людей резко развернулся в седле и всадил стилет в грудь Шекичу по самую гарду, провернув рукоятку несколько раз. Купец захрипел, на губах выступила кровавая пена. Он пытался что-то сказать, вытаращившись безумными глазами на убийцу, пытался его схватить, но вместо этого только упал с лошади. Убийца с напарником без лишних слов повернули коней и, сорвавшись в карьер, скрылись в лесу.

Уже на следующий день отправленные обеспокоенным старостой Быструх кметы притащили фургон купца с его телом. При личном присутствии старосты и писаря, кои были единственными представителями официальной власти в деревне, крестьяне вскрыли фургон. Товар нужно было точно описать — староста дорожил и репутацией, и своим местом, поэтому мародерства не терпел.

Основу товара составили дорогие ткани, а именно невероятно тонкий шелк. Разобрав все тюки, ушлые мужики обнаружили в днище фургона тайник, открыв который увидели сложенные в аккуратные пучки стрелы, перевязанные пахнущей смазкой мешковиной мечи, кинжалы и лезвия протазанов. В деревянных коробочках лежали бланки официальных документов и оттиски печатей, в самом краю стопкой стояли пачки листовок. Уже начавший что-то подозревать староста убедился в правоте своих страхов после прочтения одной из таковых листовок — они призывали к свободной Темерии и приглашали вступать в партизанское движение. Последними достали два тщательно сложенных темерских флага.

То, что купец на самом деле вез оружие темерским партизанам, старосте уже было понятно. Непонятно было, что делать с теми тюками, на которые положили труп Шекича при перевозке — тонкий, словно паутина, шелк в них пропитался кровью.