Читать онлайн
"Веселое шаманство чжурчжэньских рун"

Анатолий Эстрин

ВЕСЕЛОЕ ШАМАНСТВО ЧЖУРЧЖЭНЬСКИХ РУН

Обучающий роман не поэма

«Итак, если есть у тебя разум, учись чему-нибудь…». Унсур Аль-маали

ОТ АВТОРА АВТОРА

Аннотация

Археолог Валерий Павлович на полевых раскопках находит древнюю каменную табличку с надписью на чжурчжэньском языке. Расшифровать надпись ему не удается: язык этот утерян, и ключей к его пониманию не существует. Но поскольку Валерий Павлович недавно развелся, душевно страдает, испытывает финансовые трудности и давление со стороны коллег, он, чтобы доказать всем, и в том числе своей бывшей жене свою состоятельность, прибегает к редкому научному методу. В результате он открывает в себе скрытый потенциал, знакомится с чжурчжэньским шаманом и в соавторстве с ним пишет книгу по рунам Золотой Империи.

Книга является практическим руководством для овладения искусством работы с руническими формулами чжурчжэней.

ОТ АВТОРА

Друзья, товарищи, мадам, месье!

У данной книги две цели:

1. Показать вам, что современная история и археология в большей степени построена на предположениях, фантазиях, домыслах, иногда сделанных в алкогольном бреду, но никак не на точных исторических событиях, свидетельствах и неопровержимых фактах. Львиная доля этих самых свидетельств и фактов буквально взята с потолка или с погреба и ни на чем не основана. Они просто удобны, комфортны, соответствуют некоторым теориям, поэтому широко используются и тщательно поддерживаются официальной наукой.

На самом деле почти все исторические события, трактовки языков, уклады жизни древних народов, перипетии их политических и экономических взаимодействий являются вольными интерпретациями каких-то карманных ученых и не имеют ни малейшего отношения к действительности.

Со временем интерпретации обрастают новыми удобными мнениями, переосмыслениями и расшифровками, принимают политическую форму и так становятся очередными фальсификациями реально происходившей истории.

Посудите сами: сомнительный полет американцев на Луну, исход Второй мировой войны в пользу немцев, происхождение людей от обезьян — известные нам подтасованные факты недавней истории, но уже изрядно затуманившие умы тысяч людей. И это только то, что происходило в обозримом прошлом и лишь подверглось заинтересованной коррекции правды. Так что уж говорить о событиях десятитысячелетней давности, когда у нас под носом происходит такое ловкое искажение действительности!

Мы в точности не способны описать даже вчерашний день; мы даже забываем свое лицо, если не смотримся в зеркало более одной недели! Так о какой исторической достоверности, скрытой за гранью пыльных тысячелетий, мы говорим!

Таким образом, история — это глобальное допущение, всеобщая ложь, вымысел, сказка, создающаяся сегодня под современные политические и экономические задачи.

Все, что мы знаем, следует повергать сомнению и тщательному анализу, и прогонять через теорию относительности: где все события относительны по отношению друг к другу и существуют только с позиции наблюдателя, рассматривающего эти события. Иначе мы начинаем слепо верить в то, чего никогда не было и предложено нам в виде «вкусного» варианта былых событий.

2. Цель книги — познакомить вас с магией чжурчжэньских рун, с этой красивой, но, к сожалению, забытой, а если быть точнее — утерянной и реанимированной мною системой взаимодействия с мистическими символами, влияющими на сознание; с символами мудрого ума, способствующими его постепенному, ступенчатому преображению; с приемами и технологиями, помогающими корректировать собственное состояние и события жизни.

Конечно, эта система подверглась жесточайшей корректировке с моей стороны, и ей были даны адаптивные для современного понимания значения, но сделано это для того, чтобы передать и усилить свойства древних символов в соответствии с потребностями современного человека, поскольку без данной адаптации этих энергий и перестройки их на новый лад работа рунических символов проходила бы гораздо скромнее. А так — они огранены пониманием современных условий, синхронизированы с энергиями третьего тысячелетия и встроены в наш мир на уровне быстрой психики обновленными и заточенными на общение.

Книга написана мною в юмористическом стиле, в жанре обучающего романа, чтобы вдруг не задеть ваши академические знания истории и не вызвать у вас приступов душевного расстройства, чтобы вы вдруг не стали поднимать свои экспертные знания знатока исторических процессов на поверхность своего интеллекта и сравнивать их с моими скромными литературными выводами, тем самым подвергая нещадному осмеянию мои высказывания.

Я уверен, что вы сами знаете предостаточно, вы просто накачаны научными и околонаучными догадками, поэтому во избежание критики и прочего каламбура я позволил себе использовать смех в качестве самого безобидного и безопасного оружия передачи вам нужной информации, тем самым надежно защитив себя от острых ножей ваших сомнений и нелицеприятных высказываний.

Но, как известно, в каждой шутке есть доля шутки, и для меня этого достаточно! А посему примите это как должное, запаситесь благонравным терпением и научитесь видеть истину там, где ее отродясь не было, тем более что это у вас прекрасно получалось и ранее.

Поплевав на ладони три раза и живо растерев их в приступе будущих открытий, запрягаем паровоз словесности и отправляемся в путь. Миг с ним, с шумным плацкартом! Поехали!

Глава 1

СЧАСТЛИВАЯ НАХОДКА

Археолог Валерий Павлович развалился на теплой земле. Его не смущало, что белая рубашка, которую он надел по случаю окончания полевой экспедиции, станет зеленой от сочной травы, не смущало, что не мытые неделю волосы торчат пыльной копной полугнилого сена и вызывают страшный зуд; не пугало, что случайно порезанная вчера об острый камень рука подергивалась, отдавая болью, и нисколько не отвлекало от радостных мыслей злое комарье, так настырно старавшееся отпить как можно больше его теплой, кандидатской крови. За последний месяц интенсивных и весьма плодотворных раскопок в древнем чжурчжэньском городище, находящимся на краю леса среди высокой травы и торчащих из земли камней, он уже привык ко всем видам жужжащих и жалящих насекомых и умело игнорировал их присутствие в своей жизни.

Валерий Павлович мирно лежал, прикрыв глаза, и наполнялся счастьем от своей вчерашней находки — каменной цзиньской таблички, испещренной руническими надписями. — «Это ж надо подумать! — ухмылялся он. — Последний шаг выборки культурный пластований, и — на тебе! — подарок судьбы, невероятная удача. Скрипт в такой прекрасной сохранности. Теперь я точно докторскую напишу, облезу, но напишу. Получу премию, рассчитаюсь с долгами. Никаких больше кредитов и микрозаймов на нужды Полины! Никаких коллекторов! Свобода и уважение соотечественников. И мировое признание. Я плюну в рожу этому толстяку Ежикову, чтобы не каркал на меня своими язвительными колючими замечаниями. Не нравится, видите ли ему, моя работа! Пятнадцать лет ничего не нахожу, только штаны просиживаю, а я, может, силы копил все это время, что себя показать во всей красе. Копил гениальность для этой находки».

Валерий Павлович предался мечтаниям о стремительном взлете своей ученой карьеры, о поездке в Швейцарию и Германию на научный симпозиум по археологии, но, вспомнив о «холодной войне» с Западом», удовлетворился и симпозиумом в Китае.

Он представил китайских гейш в длинных красных платьях, танцующих перед ним нежный танец, и на минуту забыл, где сейчас находится. — «До этого еще далеко», — вспомнил он, вздрогнув, и, повернувшись на правый бок, прищуренными глазами, посмотрел на палаточный лагерь, готовящийся к отъезду. В нем, собирая вещи, суетилось с десяток студентов исторического факультета, отрабатывающих свою первую летнюю практику.

Юноши и девушки в коричневых футболках ходили с сумками и пакетами, ныряли и выныривали из палаток и негромко разговаривали между собой.

На поляне кипел котелок с обедом, дежурный по лагерю нарезал за наскоро сколоченным деревянным столом хлеб и расставлял железные тарелки и кружки. Не вдалеке виднелся хвост мелкой речушки, по берегу которой толпились и переплетались кронами между собой березы и ели, за ним поднималась сопка с оскаленными зубами коричневых камней. Небо стояло высоко и прямо, облачка лишь изредка проплывали, отбрасывая длинные тени, и скрывались за горизонтом.

Август на юге Приморья был в самом разгаре.

Дома Валерия Павловича никто не ждал. Его жена, школьная учительница Полина Илларионовна, ушла от него год назад, не выдержав его эгоизма, финансовой ограниченности и склонности к грязи. Валерий Павлович не только не любил мыться и чистить зубы, он еще не всегда пользовался дезодорантом, что бесило Полину до глубины души и воздвигало внутренние барьеры в отношениях. Ее ученый, мачо, мечта, кит, надежда, превратился в зашарпанного потного принца и перестал привлекать женщину своими мужскими достоинствами и феромонами. Лодка любви разбилась о быт, что ничего удивительного с тем бытом, что у нас есть.

Никакая женщина не будет терпеть бесконечно! Естественно, терпение Полины лопнуло, и она, собрав личные вещи, и зрелищно перевернув на прощание мусорное ведро, с гордостью и прочими наставлениями ушла в одиночное плавание. На развод, правда, не подала, решила, что с этим торопиться не стоит, ведь Валеру можно еще как-то использовать.

«Потный принц! — выкрикнула она, закрывая за собой своим мясистым боком входную дверь. —Ноги моей здесь больше не будет —ни правой, ни левой. Не зови и не ищи меня. Буду жить в маминой квартире. В чистом воздухе, а не в кошмаре. Не среди твоих полуразвалин, что ты с работы таскаешь. Лучше бы деньги так приносил, а то таскаешь всякие барахлины. Буду приходить раз в неделю, проверять, не умер ли ты в своих отходах».

Валерий Павлович остался жить один, со своими пыльными экспонатами; с осколками каменных изваяний, приютившихся во всех углах квартиры; с кривым книжным шкафом, доверху наполненным собраниями сочинений российских и зарубежных классиков; со скрипучим диваном, пережившим многогодовую страсть с весомой женщиной; с двумя деревянным креслами, покрытыми красными дерюгами; и с кошкой Маврой, которой было плевать на разборки хозяев, лишь бы ее кормили.

Острое чувство справедливости, собственной важности и правоты, замешанное на тесте низкой самооценки, самокритики и самоуничижения, ни на минуту не покидало ученого после скандала. Он чувствовал себя раздавленным, побитым, униженным и оскорбленным, обманутым и испепеленным ничтожеством; наивным ребенком, столкнувшимся с суровой реальностью мира. С одной стороны, он страдал, безудержно и мятежно; с другой стороны, ему нравилась роль страдальца, в которой он находил некоторое интеллектуальное удовольствие. «Никто не понимает меня!» — восклицал Валерий Павлович, скрипя зубами в такт своим любимым песням. — Никто! Даже жена, казалось бы, близкий человек, давшая клятву «и в горе, и в радости», не соизволила сложить голову на плаху моей любви. Не смогла заглянуть в мою чувствительную, робкую, трепещущую душу и, так по-хабальски, променяв мою любовь на кусок мыла, свалила. И черт с ней! Теперь уж ей никак не дотянуться своей любовью до моих высот, до высоты моей научной мысли. Жалко будет взирать, как она, дрожащая и плачущая, воздев руки к небу, где я стою на пьедестале, будет умолять меня простить ее ошибку, но я еще хорошенько подумаю и, может быть, смилостивлюсь. Наш сын уже вырос. Он давно уехал в Москву учиться. Я буду помогать ему, помогать ей! Но никогда, ни при каких обстоятельствах не стану первым просить ее вернуться! У меня еще есть гордость».

Валерий Павлович вырос в неполной семье. Он видел, как его родители развелись, помнил, как страдала его мама, и всячески сглаживал внутри себя острые углы возможного полного развода и вечного расставания. Он надеялся, что Полина одумается и вернется, и не сжигал мосты, тем более что ни спичек, ни зажигалки у него не было.

Сейчас археолог был полностью предоставлен сам себе. Раньше он мечтал о таком уединении, воображал, сколько полезной работы он сможет выполнить, когда ему перестанут мешать выполнением обязанностей! Но сейчас, оставшись наедине с собой, наедине со своими делами, он будто отлынивал от них, страдал, что его никто не отвлекает. «Оказывается, в дерганьях есть свои плюсы, — рассуждал он. — Дерганья стимулируют мозг к анализу и раздумью. Все-таки семья — это святое».

Потихоньку, то ли от скуки, то ли от тоски, то ли от свободы и незнания, что с ней делать; то ли от грандиозных планов на свой счет и готовности столкнуться со своей будущей славой, Валерий Павлович нехотя и лениво подсаживался на успокоительные. Во-первых, они успокаивали и поддерживали его внутренний статус востребованного и занятого мужчины, а во-вторых, помогали о себе лучше думать. То есть он и так думал о себе лучше, чем был на самом деле, и это было для него не в новинку, но теперь под их действием Валерий Павлович казался себе настолько талантливым и гениальным, что прямо сходил с ума от своей талантливости и гениальности. Это был предел его скромной восторженности самим собой!

Давний знакомый Валерия Павловича, врач-психиатр Джордж Редькин, испытывал свои непереносимые трудности с женской половиной человечества и тоже принимал успокоительные, но делал это по другой схеме. Он запивал их водкой или коньяком, в чем находил особое удовлетворение. По дружбе, для большего эффекта, он рекомендовал и Валерию Павловичу свою уникальную лечебную схему, но поскольку Валерий Павлович отрицательно относился к алкоголю, даже в лечебных целях, такой рецепт не прошел. Валерий Павлович тупо запивал таблетки водой, напрочь игнорируя официальную медицину. Максимум, что он позволял себе — это мухлевать с дозами, понемногу увеличивая их каждую неделю.

— Кряк, — сказала вахтерша Груня, увидев чистого, розового и хорошо пахнувшего тройной свежестью Валерия Павловича, переступившего порог родного Института. Он бросил ей надменный приветственный кивок и гордо вошел в знакомые недра коридоров, лестниц и этажей. Первым, кого он увидел, был Ежиков, словно специально поджидавший его не лестнице.

— Добрый друг, — ехидно выступил вперед Ежиков, протягивая свою загорелую руку для приветствия. — Снова осень, все в сборе. Никто за лето не потерялся на просторах необъятной страны. Наслышан о твоей находке. Славно. Говорят же: везет дуракам и пьяницам.

— Я не пью, — громко парировал Валерий Павлович, уничтожая Ежикова пронзительным взглядом.

— Знаю, знаю, ласково пролепетал Ежиков. — В этом тебя никто не обвиняет. Прими мои поздравления.

Валерий Павлович поднялся на несколько ступенек выше и с высоты птичьего полета презрительно посмотрел на своего ничтожного коллегу. «Сто одежек и все без застежек. Кто это? Ежик! Жалкий тип», — подумал он удовлетворенно и проследовал в свой кабинет. На его пути встретились еще две молоденькие лаборантки, младший научный сотрудник в синем рабочем халате, библиотекарша и завхоз. Другие работники института корпели в своих лабораториях и кабинетах, издавая ровный шуршавший шум тишины и неразборчивых словосочетаний. Иногда в котором слышались поскрипывающие колени, звонкие научные мысли и звуки кашля. В остальном все были заняты своими интересными делами, и Валерий Павлович занимался своим.

Первым делом он отредактировал свой научный отчет об экспедиции, уточнил описания и графики раскопок, подшил топографический план, систематизировал фотофиксацию, проверил паспорта находок, подготовил бумаги к сдаче на кафедру.

В этот раз список найденных артефактов был большой: осколки глиняной посуды, полусгнившие деревянные пуговицы, рогатки для перемешивания пищи, десяток железных монет с квадратными отверстиями внутри, кусок кожаного ремня; наконечники стрел, медные зеркала с хорошо сохранившимися рисунками оленей и рыб и, конечно, драгоценная каменная табличка с десятками рунических надписей на чжурчжэньском — или черт пойми каком — языке, предположительно, династии Сунь.

«Вот бы десять таких найти! — впав в офисное бытие, предался мечтанию археолог. — Чтобы все в отличной сохранности, с надписями на чжурчжэньском. А лучше — если золотые слитки с надписями! В карман себе не положу, боюсь, что поймают, да и совестно, непрофессионально, но ведь можно было бы и попробовать. Если б точно знать, что не поймают. Не на продажу, а токмо ради бросившей меня жены и светлой идеи. Хранил бы дома в бархатной коробочке. По вечерам бы доставал, любовался. И разгадал бы тайну этих надписей, и читал бы их свободно, и никому бы про это не рассказывал, только посмеивался. Хранил бы тайну до гроба, а как умер бы, тогда бы и сознался. Тогда бы все и выяснилось. Простили бы меня, простили. Я ж бы изучил этот утерянный язык и оставил после себя словарь чжурчжэньского языка с полной выкладкой и расшифровкой. И стал бы я известным во всем мире лингвистом-археологом, историком с большой буквы. И воздвигли бы мне памятник, и шли бы любители истории ко мне толпами, и кланялись бы мне в ножки, восхищаясь моей мудростью. Полина приходила бы и плакала, а я смотрел бы на нее с того света и говорил: «Не разглядела-то счастья своего вовремя, вот и плакать приходится. Такого человека прошляпила! Все прошляпили! Я, может, ради всего человечества жил, старался что есть мочи, был гоним, бедствовал. Подвижник! Не иначе». На лице Валерия Павловича появилась мягкая сочувственная улыбка, и он продолжил предаваться своим вязким мыслям: «Как же им разглядеть во мне искру? Где уж! Заняты своими делами, житейскими хлопотами. Мысли все о еде, постели и выгоде. Я выгоды не ищу, я — человек тонкой организации. Ко мне подход нужен, теплота сердца. Доброе слово. Разве рявканьем и пенями можно меня понять? Загубить можно, а понять — никак. Маленький я для всех человечек, песчинка на пузе истории. Сгину, и никто не вспомнит обо мне добрым словом, не споет песню на радио. Не заплачут дети в нестерпимой утрате, лишь спросят: «Что в завещании?» Грустно и радостно мне от этого. Душа разрывается в предчувствии моего триумфа».

Валерий Павлович дурашливо вздохнул, потер раскрасневшиеся щеки руками и полетел дальше: «Главное теперь — расшифровать эти надписи. До меня этого еще никто не сделал. Слабаки потому что! Я смогу. Пару месяцев покорячиться придется, и все, сделаю. Раскрою тайну чжурчжэньского языка. Я же способен к языкам с самой школы: русский выучил, а он, говорят, самый сложный. Английский за год освоил, через себя пропустил. Китайский почти понял, опять же, енотский учу, кошачий. Неужели и чжурчжэньский не освою? Да за милую душу! Двадцать пятый кадр Илоны Давыдовой применю на способность к языкам, самовнушение по методу Куэ, Ключ Алиева использую, и дело в дамках. Профессор Чудинов, вон, во всех языках видит только русский. Поучусь у него расшифровывать эти чертовые иероглифы. Я просто уверен, что у меня получится. Скооперируюсь с лингвистами, выпишу себе мальчика-китайца для спорных вопросов, да и выдавлю всю тайну утерянной письменности, как пасту из тюбика. Нельзя упускать такой шанс, нельзя!»

С каждым месяцем неудачных попыток расшифровать древние надписи,Валерий Павлович становился все более замкнутым и угрюмым. Дружеские подтрунивания коллег озлобляли его и больно били по самолюбию, превращая вдруг расцветшего и вдохновленного высокой идей ученого в желтый, раздраженный, бормочущий себе под нос странные фразы, осунувшийся зимний скелет.

Глаза Валерия Павловича запали, руки стали дрожать мелкими непрекращающимися амплитудами. И без того ранее не очень общительный и неопрятный, он превратился в угрюмого, замкнутого, одержимого дьяволом словесности человека.

«Нахрен ты ее нашел, Валерий Хренов?! — спрашивал он себя в порыве творческого отчаянья. — На хрена не пошел на метр в сторону?! Не нашел бы ничего, да и жил спокойно. Пока я тут бьюсь над открытием века, другие за моей спиной докторские защищают, да по каким темам! «Влияние самураев Средневековья на обрезание овец средней полосы Средиземноморья». Это что, тема?! Тема. Мне-то за что, за какой-такой грех человеческий находка данная дана была?! Что я сделал, Господи, что покарал ты меня сиим наказанием?! Неужто за мои атеистические речи? Поделом! Даю обет святой: не буду стричься и мыться, как это делали дикие варварские тюрки, и ногти стричь, пока не разгадаю мудреный скрипт, тем более, я это уже умею хорошо делать и делал раньше. Костьми лягу, но всем покажу на что я способен!»

Трехглавая гидра лингвистов-дешифровщиков Маша, Даша и Глаша без устали колдовали над найденной табличкой. Практически все известные им системы декодирования информации были применены, но результатов не дали. Ни поиск внутренней структуры, выделяющей повторяющиеся конструкции текста, ни логико-комбинаторные методы, ни традиционный сравнительный анализ ни к чему не привели. Рунические надписи оставались непостижимыми для современного понимания.

Коричневые потертые шкафы экспертной лаборатории с грустью и вожделением смотрели на научных сотрудниц, слегка подзадоривая их своим авторитетом; большие мытые окна внушали им атмосферу сосредоточенности и вялого, но планомерного движения; потертые столы эконом-класса с облезлыми боками давали им кратковременный оптимизм и ощущение приближения дня зарплаты, которую следует честно и со смыслом отрабатывать.

Все, так или иначе, способствовало спокойной и углубленной научной работе.

— Это алфавит или абигуда? — с каплей пота на лбу спрашивала рыжеватая Маша.

— Сложное письмо или идеографическое? — вопрошала сухопарая Даша.

— Чему могут быть ревалентны эти руны? — глубокомысленно вздыхала беременная Глаша. — И будем ли мы их называть рунами? Или иероглифами? Под рунами в древности подразумевали любую письменность, как тексты, так и отдельные слова, и отдельные знаки. Давайте определимся с определениями и от этого будем отталкиваться.

— Пусть будут рунами, — согласилась Даша. Да и так говорить короче. Можно слога экономить. При каждом произношении слова «руны», а не «иероглифы», при условии, что мы говорим это сто раз в день, мы экономим пятьсот звуков. Классно же. Это практически полный рот невысказанных высказываний. А, если сюда добавить износ языка и зубов, то, вообще сплошная выгода получается. Поэтому, будем говорить «руны». Так короче.

— Ха-ха! — усмехалась Глаша. — Все равно параллели проводить не с чем. С чем сравнивать, когда не понятны никакие закономерности и нет двуязычных документов? Мне скоро в декрет. Нервничать нельзя, особо напрягаться нельзя. И Ваньянь ли это написал?

— Ваньянь не Ваньянь, — все одно — Синь, — закивала Маша. — Ваньянь Синь — создатель рун. А мне от этого ни холодно, ни жарко. Я, вот, вообще, без мужчины живу— ни синего, ни красного, никакого нет. Хочется маленького.

— Мужика маленького, — поддевала ее Глаша, — или ребеночка?

— Ребеночка, да и мужика маленького тоже. А что? Удобно. Места много не занимает. С кровати сталкивать не будет, ноги на тебя складывать не станет. Если что, можно его и сковородой. Сдачи не даст. Маленькие — они такие милые!

— Думаю, что это логограммы, подруги, — возвращала к своим обязанностям другие головы Даша. — Каждый символ — целое слово. Нужно только понять, что означают символы, и тогда нам удастся расшифровать надпись.

— Я не согласна, — сопротивлялась Маша, — уверена, что текст выражается фонемами или группой фонем, а также идеограммами, служащими для обозначения грамматических категорий слов или морфем.

— Давайте рассуждать. Часть чжурчжэньского письма родственно киданьскому и китайскому, но мы точно знаем, что их значения совершенно иные. Какие? Я вас спрашиваю! Будем ждать, когда археологи найдут какие-то документы и артефакты в будущем, чтобы можно было найти ключ к этому языку. Напишем отчет, что ничего так и не поняли, но очень старались, и займемся текущими делами спокойно, без напряжения. Помните наш девиз?

И гидра дружно скандировала: «Не дадим себя использовать ни козлам, ни разным пользователям!».

— Как только Хренова успокоить? — возбужденно спохватилась Глаша. — Ведь проходу не дает. Каждый час интересуется— , не расшифровали ли.

— Не расшифровали, — зло вставила Даша, — и не расшифруем. И если бы даже могли, то из принципа не стали бы, чтобы этому идиоту не помогать! Правда, девочки? Как он к жене своей относился, что она от него ушла? Проявим женскую солидарность.

Гидра в общем порыве зацокала, затопала и изрыгнула пламя единодушного мнения окончания периода исследований. Более никто, кроме Валерия Павловича, иллюзий по поводу прочтения таблички не строил. Все прекрасно понимали, что ни один ученый надписи на чжурчжэньском прочесть не смог и навряд ли вообще когда-нибудь сможет, разве что случится чудо и где-то в анналах случайно найдется не исковерканный средневековыми монахами словарь чжурчжэньско-китайского языка, и только тогда, при самых благоприятных условиях, перед историками откроются те самые радужные перспективы, о которых все грезят.

Валерий Павлович тоже в глубине души понимал это. Он рвал и метал от отчаяния и собственного бессилия. Рвал он, как правило, бумагу, а метал металл. Свое раздражение и агрессию он выплескивал на трехголовую гидру, посмеивающуюся и ехидничающую над ним, на вахтершу Груню, признающую абсолютным неопровержимым фактом реальности бытия — лишь полную тарелку пельменей, на оголтелых водителей, подрезавших его авто и вилявших на дороге, когда он возвращался с работы, и на пакеты с мусором, которые ему приходилось выносить в контейнер на улице, возле которого он потрошил их с бешеной хваткой ротвейлера и жуткими завываниями.

Злоба, перемешенная с неудовлетворенностью жизнью, заметно разрасталась в сердце Валерия Павловича. Она превращала его в оголенный нерв, в острую боль от несправедливости мира, коснувшегося именно его и заставляющую страдать денно и нощно. Она сгибала его спину к земле, делала походку свинцовой и многотонной, дыхание — громким и поверхностным, а взгляд —диким и волчьим.

«Как несправедлив мир! — ревел Валерий Павлович внутри себя самого. — Как безнравственен и подл по отношению к простому человеку. Как он предательски убивает надежды на счастье. И нельзя ни на минуту надеяться на его понимание. Вот он дает обещание, надежду, огонек на спасение, намекает, что жизнь обретет новые горизонты, и следующим шагом — убивает, подкашивает, отворачивает от надежды, рушит планы, что так тщательно строились до этого и придавали сил. Предает, словно лучший друг, что рос с тобой вместе и казался тебе братом. Нельзя, нельзя верить миру! Никому нельзя верить! Нельзя открываться. Лишь откроешься, примешь свое предназначение, особую миссию, — и тут же получишь под дых его кулаком. Как же больно осознавать предательство мира! Ноги подкашиваются от такого подвоха».

Прошло десять месяцев тупиков и страданий. Снова пролетело лето, и наступила осень. Археолог Валерий Павлович окончательно потерял сон и покой, осунулся, посерел, почти перестал есть и общаться. Он горстями пил таблетки и воду, и постоянно бурчал себе под нос нечленораздельные фразы: «Гласная, согласная... Ударение на втором слоге… Морфема… Акционированная парадигма… Рецессивный акуд... Лабиовелярные гортанные смычки… Нулевая инициаль… Каузативный прификс и прочее».

Однажды он даже позволил себе накричать на заместителя директора по научной части, беспардонно вмешавшегося в его размышления, за что чуть не лишился должности и не был выдворен из Института. Его спасло божественное вмешательство в лице Полины, знавшей заместителя по научной части лично, поскольку его сын учился в ее классе, и замолвила за бывшего мужа свое словечко пощады.

В знак благодарности Валерий Павлович ей сухо сказал: «Спасибо. Не нуждался». Полина же всплеснула руками, хмыкнула и напомнила Валерию Павловичу о его обещании каждый месяц отчислять ей в качестве компенсации за загубленную молодость свою зарплату, за исключением трат на еду и коммунальные платежи.

Валерий Павлович стойко сглотнул эту горькую пилюлю и рыцарски произнес: «Разве что».

Семейные передряги перестали его интересовать, весь его мозг кипел размышлениями о чжурчжэньском языке, и там не оставалось места ни для чего более — . «Слишком уж язык заковыристый, — барабанил он днем своими желтыми сухими пальцами по рабочему столу на работе, а вечером, съев печенье и выпив стакан воды, по своему столу дома. — Подлючий язык. Ни в какие таблицы не укладывается, ни в какие логики не умещается. Даром, что на китайский похож, на киданьский. Да не китайский вовсе, не киданьский. Адский язык! Сущий яд, а не язык!»

Поиск ответов у Валерия Павловича стал сопровождаться продолжительными головными болями. Они мучали его по шесть часов в сутки, особенно в вечернее время. Чтобы как-то купировать свое неблагополучное состояние и отвлечь себя от недомогания, Валерий Павлович повадился капать себе в чай алкоголь. Сначала он добавлял по нескольку капель коньяку, затем капли стали стопками, а затем он автоматически перешел на более крупные дозы, которые действительно, влияли на сосуды самым положительным образом и облегчали его самочувствие.

«Что, если там, на табличке, — думал воодушевленный археолог, — написано о сражении Агуды, или о монголах, или об императоре Поднебесной, или о законах чжурчжэньского общества, или об образовании, политике, или о звездах и астрологии? Что, если на табличке написан эликсир вечной молодости! Я тогда не только сделаю грандиозное открытие и переверну мир средневековой истории, но и в медицину свой вклад внесу. И Полина Илларионовна помолодеет. Станет егозой Поличкой. Я на ней первой этот эликсир испытаю. А получится, жир стечет, то и сам выпью. Превращусь в писаного молодца, красавца, атлета, арабского шейха, и девки на мне виснуть будут, а только я плеваться буду: у этой ноги кривые, у этой губы надувные, у этой глаза косые, у этой – мозг куриный. Возьму свое за все свои унижения от этого змеиного рода!»

Однажды вечером, когда делать было нечего, но делать что-то хотелось, к Валерию Павловичу пришла гениальная идея о проведении опыта синхронизации с энергией рун. Эту идею ему подкинул его друг-психиатр в одной из дружеских бесед. «Ты от обратного попробуй, — как-то говорил ему Редькин. — Отключи логику, раз она не помогает, убери самоидентификацию историка. Сдайся. Воспользуйся природным даром под названием «деменция» и раскрой себя от обратного! Не через вершину иди, а через падение, не через острый интеллект, а через приобретенное слабоумие. А у тебя талант к слабоумию! «Еклидменос» по-гречески. Понял? Никто не знает, чем дело кончится. Шанс! Вдруг повезет, и откроешь ты, что хочешь открыть. Фильтры восприятия отлетят в сторону, а потом тебя ко мне положат, и я тебя спасу. Методика апробирована на многих психах. Волноваться не о чем. Сейчас насильно в «дурку» не кладут, и какой диагноз у тех, кто ходит по улицам, сидит в правительстве, преподает в высших учебных заведениях, точно никому не известно. Я даже подозреваю, что некоторые законы пишут разные психи, а открытия делают всякие придурки. Есть косвенные подтверждения этому, симптомы, проверяемые доказательства.

Перестань изображать умного, Валера! Стань дураком, как все. Кругом одни дураки. на дураках сидят, дураками погоняют. Не выбивайся из общей картины, не нарушай гармонию. Подойди проще к решению вопроса. С широтою души! Без всяких там исследований. Используй дурацкий подход. Все равно никто ничего не понимает, а все только делают вид! «Везет дуракам и пьяницам» – русская народная поговорка».

Валерий Павлович взвесил советы друга, (а психиатр плохого не посоветует) и, немного созрев, решился их применить. «Будь, что будет, — подумал он. — Авось, и поможет». — И заглотнул горсть синих таблеток (которых в отличие от Нео у него было несколько), дополнил их красными, чем вызвал усиление действия синих, и запил эту гремучую смесь стаканом водки. Откинулся на спинку стула, и, как говорится в узких медицинских кругах, Валерия Павловича поперло.

Увидел он боцмана, сидящего на гондоле. Во рту его был свисток, а в руках — якорь. И якорь наполнял всю гондолу и не давал плыть. Вокруг него стояли лица, у каждого из них по шесть рыл: двумя рылами они улыбались, каждый на лице своем, и двумя закрывали ноги свои, и двумя шептали: «Брось якорь, — — и поплывешь». — «Если брошу я якорь, то не поплыву», — говорил боцман и был прав. И взывали лица друг к другу, и говорили: «Банк, банк, банк Тинькофф. Вся халява — подстава. Земля полна лавой, а вода переправой». И поколебались верхи переплат от глаз восклицающих, и боцман понес якорь домой, и дом наполнился курением «Беломора».

Второй стакан беляшки утвердил археолога в возможности проникать в глубины пространства и времени и проходить на двести, триста, тысячу лет назад. «Какое чудное изобретение, — думал он, — — эти таблетки с водкой! Прямо машина времени! Что я раньше ею не воспользовался? Это действительно, новое слово в науке и технике! Конечно, такие эксперименты следует проводить с санкции соответствующих органов, но сейчас не до этого. Тьфу на них! Тьфу на них еще раз! Я не могу терпеть, я сейчас же проникну в прошлое, увижу древнюю Империю, услышу древний язык. Я волнуюсь. Еще лампадку для успокоения зажгу».

Сумерки сгущались, надвигалась ночь, звуки города затихали. В доме с разных этажей и открытых окон, слышалось шебуршание соседей, топот и приглушенные голоса вернувшихся из школ и детских садов детей. «Несчастные массы! — думал Валерий Павлович. — Живут свои жалкие жизни, ходят на работу, в кино, сидят перед телевизором и ничего не знают ни о смысле самой жизни, ни обо мне, величайшем уме современности, стоящем на пороге открытия этого смысла. Эпохальное открытие не за горами, а никто из них и не знает, что за их стеной или их потолком живет такой гений. Как мне их жаль!»

Валерий Павлович нахмурился, погрозил кулаком мяукающей кошке и прижался плечом к кухонной стене. Перед ним на столе лежала черно-белая фотография найденной таблички с рунами; толстая общая тетрадь с какими-то пометками, сделанными мелким подчерком — вероятно, чтобы их никогда нельзя было разобрать; возвышались четыре не откупоренные бутылки «беленькой» и одна полупустая, рядом с которой примостилась буханка порезанного белого хлеба; тут же стояла банка балтийских шпротов, источавшая омерзительный запах горелого масла, и валялась синяя пачка крупных разноцветных леденцов. К эксперименту все было готово, и пока все складывалось удачно.

«Физика говорит, что все случайные импульсы через какое-то время синхронизируются, аплодисменты в зале обретают единый ритм, часы начинают тикать с одинаковой скоростью, генераторы переменного тока — работать на одинаковой частоте, клетки тела, а также нейроны симпатизируют друг другу. Значит, и мысли могут синхронизироваться! Я должен заставить себя думать, как чжурчжэнь, и я стану чжурчжэнем! Я проникну в него, он проникнет в меня».

Валерий Павлович воодушевился, разволновался, вдохновился, подпрыгнул от своей эврикии накатил еще. — «Как же думает чжурчжэнь? — хищно потирая руки и входя в раж нащупывающего истину исследователя, продолжал думать Валерий Павлович. — Чжурчжэнь думает как чжурчжэнь. Это — истина, аксиома. Не как бурят, казах или испанец, а как чжурчжэнь! Ясно. Чтобы понять думания чжурчженя, следует, следует» … — На этом мысли Валерия Павловича оборвались и никак не соглашались восстанавливаться в нужной последовательности. Ощущения надетой на голову пустой кастрюли, не пропускающей внутрь ничего разумного и радостного, создавали в сердце Валерия Павловича целую бурю эмоций. Он то вставал из-за своего стола и стоял прямо, вытянувшись по стойке «смирно», то садился и подпирал подбородок руками, отдаленно копируя позу роденовского «Мыслителя», то делал круговые движения плечами, снимая таким образом скопившееся напряжение, то начинал резко и глубоко дышать ртом, изображая йоговские дыхательные упражнения, то беззвучно замирал, затихал, сидел неподвижно, словно впадая в прострацию.

В минуты прострации ему виделся Менделеев, танцующий в белом свадебном платье, со свернутой химической таблицей в руках, виделся Исаак Ньютон, пожалевший для него целое яблоко и предложивший червивое, виделся депутат Хинштейн, читавший Лимонова голым на площади Борцов Революции за власть Советов во Владивостоке, а также мельком возникал и исчезал Серый Волк из сказки «Волк и семеро козлят». При чем здесь — волк, Валерий Павлович категорически не понимал и подвергался страшному отчаянию на грани нервного срыва. К полуночи, окончательно вымотавшись от бесполезных попыток разбудить в себе чжурчженя, Валерий Павлович мирно вздохнул, впал в полудрему и сдался на милость судьбы.

Глава 2

ПОЯВЛЕНИЕ ШАМАНА

После второй бутылки горькой Валерий Павлович вздрогнул от неожиданности, внезапно у него в голове, прямо во время жевания хлеба, отмоталось на тысячу лет назад, и он увидел набирающую резкость картину, как чжурчжэньский шаман на темной лесной поляне готовится к камланию. Шаман, присев на корточки, укладывал березовые поленницы для своего костра в виде пирамиды и с шумом разбрасывал по сторонам света какие-то странные восклицания. Костер долго не разгорался. Поленницы, купленные у крестьянина, оказались сырыми, крупа, приготовленная для кормления духов, просыпалась на землю, бубен отказывался звучать в хлопьях навалившегося вечернего тумана. И еще его длинные волосы, заплетенные в косу, распустились, что не предвещало ничего хорошего, и теперь они бурной рекой сваливались шаману на глаза и плечи.

Шаман чувствовал неладное, поэтому с еще большей концентрацией и ожесточением хотел скорее начать свое камлание. Что-то странное происходило в его душе, желудок сжимался в непривычном спазме, и по ногам проходила электрическая волна незнакомой ему энергии. Он сел на траву, сосредоточенно закрыл глаза и призвал духов-помощников. Но вместо духов-помощников он увидел пьяную рожу Валерия Павловича, освященную желтым светом электрической лампочки.

«Кубердуй, дуй, дуй. Кубердуй, дуй, дуй», — взволнованно запел шаман свою песню Силы, еле сдерживая обуявший его страх, и истово запрыгал вокруг костра, изображая резвого коня, скачущего по бескрайним просторам родной земли. Шаман надеялся ускакать от навязчивого видения и постоянно ускорялся, менял направления движения, останавливался, замирал, приседал и вновь пускался вскачь, бросая при этом щедрыми пригоршнями крупу в едва тлеющий огонь в знак подношения духам.

Шаман надеялся, что рожа исчезнет и на ее месте возникнет морда знакомого ему медведя или волка, но все его усилия были напрасны и физиономия ученого никак не исчезала. Более того, она становилась крупнее, реальнее и краснее, пока наконец полностью не превратилась в человека. Окружающий темный лес исчез, и на его месте возникла комната с сидящим за столом ученым.

Обессиленный Ву упал спиной на пол кухни, сделал несколько отчаянных судорожных движений ногами и, впав в детскую беспомощность, отрывисто и зло задышал, приготовившись к худшему.

— Макар Чудра! — закричал Валерий Павлович. — Вот, кто у меня в голове живет! — Он с интересом склонился над распростертым телом шамана. — Я же знал, чувствовал, что наделен даром! Вот он, мой дар, валяется на полу! Отсюда и тяга к истории, к мистическому реализму! Но почему дар пришел ко мне, а не я к дару? Машина заглючила. Бывает, живешь-живешь и не подозреваешь, что есть в тебе какая-то сила, стремление, способность. Скрыта эта способность за пеленой социальных ограничений, и требуется особый случай, чтобы способность эта явилась, открылась взору и заявила о себе во всей своей полноте. Смертные, трепещите! Есть у меня способность! И она лежит сейчас прямо передо мной. Остается только поднять ее, усадить на стул, чтобы открылась тайна и внутри произошли изменения.

Валерий Павлович нежно потер свой лоб руками, чтобы наладить мышление и зрение, помотал головой, как мокрая после купания собака, и налил шаману стакан. Шаман каким-то чудом мгновенно оказался за столом и опрокинул стакан с большим удовольствием, не закусывая.

— Мир, дружка, жвачка, — сказал он ученому довольным знакомым голосом и расслабился.

— Хояко-мояко, — парировал Валерий Павлович. — Русский с чжурчжэнем — братья навек.

Шаман внимательно осмотрел своего создателя и увидел перед собой дрожащего больного человека, одетого в смешные цветные трусы и белую майку, разговаривающего с самим собой через него. «Я всегда жил у него в голове, а мне казалось, что я реальный», — подумал он с грустью. Среди непонятного хлама в квартире Ву обнаружил несколько знакомых предметов своей эпохи, что очень его удивило, воодушевило и обрадовало. «Пусть я являюсь плодом его воображения, — решил Ву, — но я мыслю, а, следовательно, существую».

— Ву, — гордо представился шаман Валерию Павловичу, — значит, Червяк. Высшая шаманская проекция!

В ответ Валерий Павлович сидя поклонился и повторил: — Червяк. Червяк — это круто! То-то меня с детства, с того самого момента, когда я упал и ударился головой о столб, манила мистика и непознанное. Я слышал себя, но не догадывался, что это я сам себя призываю. Так и не догадался, а пошел в археологию, чтобы хоть как-то приобщиться к древним знаниям. Я хотел докопаться до истины. И вот оно случилось! Истина сама докапывается до меня!

«Сперва надо расспросить шамана о жизни, о его народе, об устоях в его обществе из первых уст, а затем плавно сместиться к языку, к устной и письменной речи. Но раз сейчас, — пронзила струя мыслей Валерия Павловича, — — я понимаю, что говорит Червяк, значит, я уже владею его языком на интуитивном уровне. Это странно и жутко полезно. К этому я шел несколько лет семимильными шагами, и вот пришел, не сходя с места. Я на месте, и это уместно».

— Я — археолог, — обращаясь шаману, причмокивая, сказал Валерий Павлович. — Раскопщик могил и искатель кладов. Я очень важный челдобрек, и мои знания очень дорого стоят. Я стою на вершине научного коллектива, и все ждут моих открытий с задранными носами, чтобы вознести причитающиеся мне почести и выразить заслуженные благодарности. Я вижу, что ты тоже хороший человек, как я, и расскажешь мне всю правду, что меня интересует. Где спрятана Золотая Баба?

Ву задумался, наморщил лицо и возмущенно плюнул в Валерия Павловича пересохшей слюной: — Не знаю. Я по бабам не хожу. А богиню нашу не трогай! Не про тебя она сделана и спрятана в надежном месте. Уместно?

Валерий Павлович уронил голову на грудь и заплакал. Плакал он долго и горько и никак не мог остановиться. Ему было больно и обидно, что шаман не выдает ему тайну спрятанной древней богини и еще позволяет себе хамские высказывания в его адрес. Нарыдавшись вдоволь, ученый положил перед шаманом фотографию каменной таблички с надписями. — Прочти, что написано.

— Я читать не умею, — съехидничал шаман, — грамоте не обучен.

— Не ври мне! — заорал Валерий Павлович и ударил кулаком по столу. Шаман съежился, завонял псиной и туже затянул широкий пояс на своем длинном шелковом халате.

— Я в таком тоне беседовать не намерен, — пробурчал шаман. — Вы же о литературе говорить желаете.

— Пить будешь? — виновато спросил Валерий Павлович. — За науку, за письменность, не чокаясь.

— За дружбу выпью, — ответил Ву, и опустошил предложенный ему граненый стакан.

Валерий Павлович захмелел еще больше и предложил шаману сигарету. Шаман закурил, Валерий Павлович закашлялся.

— Другое дело! — сказал шаман. — Спрашивай.

— Поведай мне, друже, о Золотой Империи, Айсинь-Гурунь, — вдохновенно и торжественно заявил Валерий Павлович. — Очень уж надо знать.

— Ты меня уважаешь? — проверяя твердость намерения своего создателя, спросил шаман.

— Уважаю. А ты меня уважаешь? — прижимаясь ко лбу шамана своим лбом, прошипел археолог.

— Уважаю.

Когда уважение приблизилось к вечной дружбе, Валерий Павлович поведал гостю о своей беде с нерасшифрованной надписью и вновь указал на фотографию на столе. —

— Из-за нее все, треклятой. Из-за этой находки. Больно мудрено написано. Шифр, а не надпись. Центр, центр, десять-двадцать, ничего не понятно. Закорючка, точка-тире!

Шаман взял фотографию в руки и сделал вид, что читает надпись. Валерий Павлович напрягся, покраснел от волнения и застыл. — Ну, ну, — повторял он. — Что здесь написано?

Шаман, смекнул в чем дело и не торопился давать ответ: — Что-то не разборчиво, — вдруг сказал он, сохраняя интригу. — Да я тебе и не чтец!

— Ну, пожалуйста, умоляю, — стонал Валерий Павлович, — напрягись. Мне очень нужно.

— А ты попробуй угадай, — съехидничал шаман.

— Не угадывается. Я уж по всякому… Хватит надо мной издеваться! Читай, неуч, что написано!

— Ладно. Здесь написано…

То ли от волнения, то ли от неверия в свое счастье голос Ву звучал к голове Валерия Павловича приглушенно и тихо, так, что слов было не разобрать.

— Что? — тупо глядя на Ву, спросил он. — Еще раз! Повтори!

— Повторяю: здесь написано… что… — шаман выжидающе замолчал.

— Что? Ну что!? Государственный акт? Стихи? Любовное послание?

— Мыльная опера, — самодовольно сказал шаман. — Чжурчжэни пишут письмо китайскому императору. Сия надпись гласит: «Налоги на средства личной гигиены платить отказываемся. Кредиты на мыло погашать не собираемся. Идите со своими шампунями и выгодными предложениями в волчью нору…» И далее, списком, указываются со всеми подробностями, куда и как идти. Где завернуть и где остановиться. Эти десять строчек с точными сантиметровыми характеристиками нефритовых стержней наших воинов. Детальное описание дорог и тропинок, ведущих точно к ним… Наш ответ желтокожим бизнесменам на их требования заставить нас мыться три раза в день, тем самым впасть в финансовую зависимость от грабительских цен на банном рынке.

— Фу-у! — облегченно выдохнул Валерий Павлович, будто сняв с себя тяжелые мешки. — Идиоматические выражения древнего народа. Суть. Корни. Понятно, почему было непонятно. А я уж думал, что зоны Броке и Вернике не расшифровывают сигнал. Вот я ошибся. Выпьем.

Ву с гордостью поставил локти на стол и на минуту отключился от происходящего. Валерий Павлович обнял его за плечи и через вновь выступившие слезы предложил соавторство в только что случившимся научном открытии.

— Только что родилась идея, — тождественно провозгласил он. — А не написать ли мне книгу про это? Большую. Грандиозную Научную. Тянущую на нобелевку! Лучше – научно-популярную. Чтобы для всех! Приглашаю тебя, друг мой шаман Ву, поучаствовать в моем литературном триумфе. Напишем с тобой новую книгу. Совместно. В соавторстве. В так сказать, тандеме. Только ручку возьму и тетрадку. Ты будешь говорить, я — записывать. Перерабатывать твой разговорный заплетающийся на литературный искрящийся язык. У нас равные права на произведение, но главный автор — я.

— Хронофагия, — кивнул шаман, — потеря времени. Годится.

— Сначала — несколько слов от главного автора:

«О себе: веселый, красивый, высокий, косая сажень в плечах. Имею тонкую душевную организацию. Школу окончил с золотой медалью, затем эту медаль сдал в ломбард за бешеные деньги, на которые купил диплом о высшем образовании и ученую степень. Специализируюсь на археологии, архитектонике, и других архиважных вещах! Безумно хорош собой, талантлив, очарователен, эрудирован. В длину прыгаю десять метров, в высоту — все двадцать. Когда подпрыгиваю, попадаю в астрал. Там нахожусь некоторое время, пока позволяет сила земного притяжения, а потом возвращаюсь назад, в привычную реальность. В один прекрасный день прыгал много. И допрыгался. С тех пор обладаю массой достоинств! Могу одной рукой чистить картошку, другой — печатать на компьютере, сопровождать эту работу вычерчиванием на песке ногами параллелепипеда, одним глазом читая газету, а вторым — считая звезды на небе, даже днем и в облачную погоду. В определенные часы солнечной активности, все это бурно сопровождается катарсисом и занятием физкультурой. Еще я играю на всех музыкальных инструментах, пою и сочиняю стихи. Именно так: сначала пою, а уже потом сочиняю, в такой последовательности. Беру четыре октавы сразу, при этом мастерски используя этническое горловое пение. В слонячьей депрессии сплю крепким беспробудным сном. В такие минуты меня лучше не трогать, потому что я сплю мало, а работаю много!

Иногда, на моем пути встречаются антагонисты. Я им даю возможность высказать их точку зрения, подшучивая над их убежденностью, а потом смеюсь в их светлые лики праведным смехом, ха-ха, поскольку знаю, что они не правы и несут околесицу! Челдобреколюбие, тактичность и чувство справедливости у меня очень развито! Я — борец за правду! Разве может быть правда у антагонистов и противников меня? Вот и я говорю: никогда! Моя правда — самая правдивая правда из всех других правд, и все тут! Соответственно, мои мысли — самые мыслимые из всех мыслей! Это правда! Именно они, написываются мной здесь на полном серьезе! На таком серьезе, что даже об этом серьезе серьезно и разговаривать нельзя! Потому что никто не поверит».

Кошка запрыгнула на колени к шаману и замурлыкала. Он погладил ее по серой шерстке и как-то пронзительно понял, что знает и умеет ровно столько же, сколько знает и умеет Валерий Павлович. Он — такой же, только наоборот. И нет между ними никакой разницы, нет различий. Кроме степени трезвости. Они — единое целое, единый творческий организм. Это вдохновило шамана на создание произведения и окончательно расположило к сотрудничеству.

Глава 3

НАЧАЛО КНИГИ

«Начало книги», — переворачивая тетрадный лист, аккуратно вывел ученый, ощутив подъем вдохновения и приход музы. «Многие люди не умеют ни читать, ни писать», — торжественно написал он далее. — Я, например, не умею писать, но читать умею, а кто-то из вас, — обратился он к идеальным читателям, — наверняка не умеет и читать. Это очень плохо! Не умея читать, как же вы прочтете эту книгу?

«Очень просто», — ответит мне какой-то смельчак. — Точно так же, как вы, не умея писать, ее написали, так же и мы, не умея читать, ее прочитаем!

С этим аргументом я соглашусь и дам некоторые важные рекомендации для ее правильного прочтения.

Самая главная и важная рекомендация заключается в том, что книгу стоит читать только на русском языке! На другом языке вы ее просто не поймете, тем более, на чжурчжэньском. Не поймете вы ее не потому, что она непонятно написана, написана она понятно, а потому, что она поддается чтению только на русском!

Если вы, например, захотите прочитать ее на таджикском, узбекском или хинди, что вы поймете? Скажу откровенно: ничего! А зачем читать книгу, если в ней ничего не понятно? Лучше ведь читать, когда в ней все понятно. Молвлю: читайте на русском! И нет тут никакой национальной идеи, расизма и угнетения негров, просто мне нравится писать на русском. Я –одноязыкий писатель.

Далее, читайте ее не справа налево и не сзади к началу, как делают многоуважаемые мудрецы- евреи, а читайте ее слева направо, с начала до конца, как это делают все остальные. В общем, присоединяйтесь в этом вопросе к большинству жителей нашей страны. Хотя на самом деле к меньшинству, так как, по статистике, 20 % россиян — чистые евреи, 20% — евреи— -полукровки, и 20% — латентные евреи, то есть те, которые, независимо от национальности, готовы ими стать в любой момент за определенное вознаграждение.

Что еще важно? Читать эту книгу стоит не торопясь, вдумчиво, вдумываясь в прочитанное! Вдумываться в прочитанное лучше на трезвую голову! Причем трезвой голова должна быть не менее трех дней перед началом чтения. Знаю по собственному опыту, который вам тут же передаю безвозмездно. Так лучше вдумывается и больше понимается! Вдумавшись, не стоит перепрыгивать с главы на главу, со страницы на страницу, со строчки на строчку; что-то пропускать и делать вид, что вы уже это знаете. Если вы все знаете, то уже никогда ничему не научитесь! А вы же хотите научиться? Я так понимаю.

Не поддавайтесь искушению ее вообще не читать! Пусть ерунда, пусть бредятина, но разве мало в вас самих домыслов, фантазии и бредятины? Еще немного не помешает.

Ищите скрытый смысл между строк! Он там есть… наверное. Я точно не знаю, но кто-то мне на ухо шептал, что есть. Я даже сам поверил, что он там есть, значит, действительно, где-то находится.

Да снизойдет на вас благодать и акции Газпрома!

Агуна-матата! Приступаем к размышлениям».

Валерий Павлович перехватил инициативу писательства у самого себя в свои руки и продолжил:

«Для чего написана книга? За что вам такая честь? Что вы такого в своей жизни сделали, что вам посчастливилось ее читать? Думаю, карма. Вы много прикарманивали в свое время, вот и заслужили кармические поблажки! Поэтому:

1. Я расскажу вам о могучем и сильном народе;

2. Познакомлю с его обычаями и обрядами;

3. Раскрою систему верований и поклонений;

4. Воздам хвалу их героям и правителям;

5. Объясню значение рунической письменности;

6. Дам полезную шаманскую информацию.

Многому вы сможете научиться, многое для себя откроете, если, конечно, открывашка будет неподалеку.

Время имеет свойство стирать память и следы жизни, и когда проходит достаточно много времени, века и тысячелетия, бывает невозможно ничего вспомнить из того, что было когда-то до нас. Все оказывается погребено под пластами земли и под слоями быстробегущего времени. Но то, что удалось накопать и найти, прочитать и домыслить, то теперь и находится в ваших дрожащих и слегка потных от возбуждения руках.

Так вот, начну я свою книгу о рунах чжурчжэней с изучения этих самых чжурчжэней! Один такой сидит здесь, и я все про него знаю. Запрокидываем голову назад и смотрим в прошлое. Кто такие чжурчжэни? Откуда они? Где жили? Что делали? С чем их едят? Точнее, что они ели? С кем и когда? Кому поклонялись? Чем занимались? И прочее, и прочее. Только узнав все это, поняв ментальность народа и духовные предпочтения, можно мягко и точно войти в рунические практики Золотой Империи. Так!

Алчун, или Цзинь, или Айсинь Гурунь — Золотая Империя чжурчжэней, появилась на территории Приморья, Приамурья, Маньчжурии, Восточной Монголии, Кореи, Северного и Центрального Китая около тысячи лет назад. Более точно, правдиво и досконально определить время возникновения Империи невозможно, но оно варьируется от девятьсот семьдесят шестого года до тысяча сто пятнадцатого. К такому выводу пришли мои коллеги, сделав сложные математические вычисления на глиняной дощечке и клочке бумаги, найденных на берегу Японского моря, использовав в своих уравнениях, калькулятор «маде ин шина», лопату, простой карандаш и поллитровку, которая мне тогда не досталось. Вслед за таким сенсационным открытием другие мои коллеги стали скрупулезно пересчитывать рассчитанные данные, взявшись за лопаты и кирки, принялись проводить археологические исследования по всему Приморью и за его пределами. Копали они основательно, задорно и глубоко, поэтому некоторые местные жители (чтоб самим не батрачить) сообщали им о якобы найденных ими у себя под забором, на полях и огородах остатках поселений древний людей. Таким образом, приморская наука внесла свой пассивный вклад в дело развития сельского хозяйства на всем Дальнем Востоке, перекопав уйму огородов и крестьянских хозяйств. Крестьяне остались довольны и благодарны. Но надо сказать, помимо той пользы народному хозяйству, которую ему оказали ученые умы, ими были действительно найдены древние городища, стоянки, крепости и капища с различной утварью, оружием, предметами культуры и быта. Из этих находок исследователи почерпнули много ценного и полезного, например, они пришли к выводу, что на всем этом можно хорошо заработать, продав что-то ценное из-под полы; защитить кандидатские диссертации, создать себе имидж «просветленных знатоков древности», и так далее в том же духе. Это было настоящее спасение для пыльных енотов, и копать им еще не перекопать родную матушку землю.

Кроме землекопательства, ученые еще читали китайские хроники и летописи, чтобы подтянуться в своей отсталости, удивлялись и верили написанному. Оказывается, согласно этим китайским грамотам, происхождение чжурчжэней связано с тунгусо-маньчжурскими племенами. В те далекие времена, когда в лесу нельзя было найти открытые консервные банки и целлофановые пакеты и вода в реках была настолько чистая, что ее можно было пить прямо с берега, зачерпнув в ладони, дикие тунгусы большими толпами повалили из Южного Забайкалья в Приморье. Постепенно сливаясь с местным населением, женясь на нанайках, удэгейках, и других попадавшихся им на пути женщинах, обогащая культуру и мировоззрение местных аборигенов, тунгусы стали плодиться и размножаться настолько, что создали целый народ и целое государство Бохай! Затем Бохай завоевали китайцы и кидани, а бедные тунгусы и иже с ними спрятались в тайге, и сидели там до тех пор, пока среди них не появились три брата-лидера, три брата-вождя: Агунай, Ханьпу и Баохоли.

Однажды Ханьпу стал уговаривать своих братьев переселиться в другое место, дескать, хватит нам по лесам прятаться! Пора уже этим киданям уши пообрывать и ноги повыдергивать! Но Агунай ответил, что он уже старый и не желает переселяться в другие места, и сам остался жить возле старого дуба, а младших братьев отпустил людей посмотреть и себя показать. Раньше самолетов и поездов не было, с автомобилями тоже была напряженка, миряне в большей части своей передвигались на лошадях и пешком. Наши герои тоже шли пешком, изнемогли, умаялись и решили остановиться на речке у села Пугань. Рано утром Ханьпу увидел, как в речке купается молодая красивая девушка, она запала ему в душу, и он решил там остаться. А Баохоли пошел дальше, пока не добрался до лесотундры под названием Елань (Южное Приморье), где и поселился. От потомков этих братьев произошли все остальные чжурчжэни! Но все родовые кланы чжурчжэней жили отдельно, и их продолжали напрягать своими поборами и притязаниями кидани. Тогда потомок Ханьпу, мужественный воин Агуда, решил всех чжурчжэней поставить под свой флаг. Он распустил слух, что тот, кто пойдет к нему в армию, будет всегда сыт, умыт и сексуально удовлетворен, а еще он попадет в рай после смерти, если что, где будет вкушать спелые плоды, пить вино и иметь прекрасных женщин… Ему все поверили. Он и сам не ожидал такого успеха от своих высказываний и, чтобы не ударить в грязь лицом, саморучно поймал киданьского «языка», выпытал у него страшную тайну восточных боевых искусств, обучил всех своих солдат кунг-фу и ушу и выгнал киданей в свое Кидалово и всех китайцев в свой Китай, который тогда назывался Ляо. Китайцы настолько струхнули, когда бежали, что пообещали платить дань чжурчжэням и делали это много десятилетий потом с большим уважением и покорностью! А потом ими завладела жадность, и они стали требовать деньги назад.

Чтобы окончательно, и в моральном плане, добить и зачморить киданей и китайцев, Агуда провозгласил создание собственной империи, которую назвал Золотая. Он говорил: «Кидани назвали свою империю Стальная, но сталь покрывается ржавчиной, а золото никогда не ржавеет, не портится и не может разрушиться», и при этом делал многозначительный жест средним пальцем правой руки в сторону Ляо. Вслед за ним такой же жест делали все народы и племена, входившие в состав Золотой Империи: мохэ, уго, сушени, шеннючжи, хаоши, байшай, ужэ, эвенки, сумо, орочи, илоу, коре, энцы, фуне, нанайцы, тацзы, удэгай, хэйшуй, тели, юэси, фуне, шунюйчжи. Все это получалось очень задорно и весело, и приводило всех в необычайный восторг! Когда ажиотаж вокруг массовых праздников и народных гуляний немного угас, чжурчжэни стали строить дома, заниматься ремеслом, земледелием, рыбалкой. Особенно большой размах и развитие получило строительство, обработка цветных и черных металлов. По свидетельствам очевидцев, — Валерий Павлович с восхищением посмотрел на Ву, — Чжурчжэням был чужд «квартирный вопрос». Все жители страны имели свои дома и жилища. Те, кто побогаче и познатней, строил себе дворцы и крепости, а те, кто победней, рыл «пенхаузы», то бишь просторные и теплые землянки. Эти землянки представляли собой уютные деревянные полуподземные сооружения. Со стороны такая землянка напоминала небольшой крестьянский домик, вросший в землю, и этот «домик» был многоуровневым коттеджем!

На верхнем уровне находилась прихожая и гардеробная. Уровень ниже служил спальней и гостиной. Самый нижний уровень был кухней. На кухне стояла железная печь, модель «буржуйка», которая обогревала все жилище. От нее вдоль стен землянки шел широкий дымоход — кан, который, согревая своим теплом все уровни жилища, поднимался над поверхностью земли на расстояние четырех метров и выпускал дым в небо. Сверху дымоходные каналы покрывали плоской галькой, кирпичом и глиной. Так что все было достаточно эстетично и архитектурно правильно!

По всем законам «фен-шуя», чтобы окончательно досадить киданям и китайцам, чжурчжэни ориентировали двери своих землянок на юго-восток и расставляли свои пожитки — горшки, ступы, лежанки, столы и стулья — строго по правилам «богуа» — мистического квадрата, указывающего движение энергии.

Рядом с жилым помещением чжурчжэни возводили хозяйственные постройки: ставили свайные амбары на девяти столбах, расположенных в три ряда, и сколачивали сараи для хранения утвари.

Свои дома и сараи чжурчжэни не запирали, камеры видеонаблюдения не ставили, так как преступность в Золотой Империи практически отсутствовала благодаря грамотному политическому руководству. Как боролись с преступниками? Им говорили: «Идите грабьте киданей, а своих не трогайте! Кто тронет, будет предан казни»! Большая часть «романтиков с большой дороги» отправилась развлекаться в Ляо, те же, кто посчитали себя неуязвимыми и неуловимыми и остались промышлять в Золотой Империи, действительно были преданы казни! Но вот что интересно! Обычай наказывать вора отрубанием руки проводился не сразу. Челдобреку всегда давали возможность исправиться и встать на путь истинный. Первый привод в Цзиньскую полицию, к стражникам правопорядка, заканчивался порицанием, бритьем наголо, клеймом на лбу, которое ставили раскаленным железом, и вручением энной суммы денег, «подъемных средств» для заведения собственного хозяйства и начала новой жизни. Оступившемуся челдобреку государство давало возможность что-то понять, осознать и исправиться, став добропорядочным гражданином, купив себе на эти деньги землянку и скот. Мало ли по каким причинам челдобрек начал воровать? Может быть, ему просто есть нечего было? И такому челдобреку давался шанс вернуться в общество! Кто-то завязывал с криминалом и шел в депутаты, а кто-то, кто попадался второй раз, и по законам Империи, предавался казни: лишался правой руки или сразу обеих рук принародно, путем медленного отрубания, отрезания, отпиливания.

В Золотой Империи существовала кровная месть, которая тоже была сдерживающим фактором преступности. У чжурчжэней бытовало понятие, что за насильственную смерть нельзя не мстить, ибо душа неотомщенного никогда не попадет в царство теней, а будет шляться по земле и мешать людям жить. Потом она может озлобиться, наказать свой род несчастиями и, в конечном итоге, попасть к черту. Вот почему месть — это святое дело.

По этой ли причине, по другой ли, но преступность в Золотой Империи была искоренена, и мирные граждане могли спокойно ходить по ночам на дискотеки и друг к другу в гости, не опасаясь, что их кто-то пырнет ножом из-за угла, заберет сотовый телефон или наличные. Максимум, что грозило гражданам — это быть случайно съеденными медведем или тигром! Ву говорит, что его друга съел тигр прямо на Рождество, поэтому он больше этот праздник не отмечает.

Городища чжурчжэней строились на возвышенностях, на равнинах, на горных террасах в долинах рек. Городища обносились оборонительным земляным валом, который достигал в высоту шести-десяти метров. В наиболее уязвимых местах с внешней стороны земляных валов сооружались башни для лучников и площадки для камнеметательных машин, на которых было написано: «Кто к нам с камнем придет, от камня и погибнет» или что-то в этом роде.

Рядом с поселениями находились пашни, огороды и скотофермы.

Игральные дома, в которых можно было перекинуться в покер или крутануть рулетку, строились в низинах рек; и в случае подъема воды смывались вместе со всем игровым бизнесом, что позволяло властям сохранять спокойную, оптимистичную обстановку в регионе».

Валерий Павлович ткнул вилкой в «балтийские шпроты» и продолжил творить:

«Чжурчжэни разводили лошадей, коров, овец, свиней и собак. У них это хорошо получалось, поскольку, питались они очень даже калорийно! Ели картофель, огурцы, помидоры, лук, рыбу, мясо животных, пили молоко, обожали грибы и ягоды. Редкий пикничок обходился без слабоалкогольных и крепких напитков, типа браги. Несмотря на обилие и разнообразие пищи, любимой едой рядовых чжурчжэней была похлебка из гороха и вареное пшено, которое употреблялось в недоваренном виде с приправой из чеснока и сырой собачьей крови. На родовых праздниках и в торжественных случаях вместо самогонки пили вино. Его употребляли тогда, когда все гости хозяина дома, что приходили к нему без особого приглашения, более не могли поглощать ни мясо, ни похлебку. Иногда при официальных приемах вино подавали прежде еды. Под звуки музыки гостей девять раз обносили вином, а на закуску подавали фрукты и кедровые орехи. После угощения вином на стол ставилась рисовая каша и мясные кушанья. Особенно любили чжурчжэни рисовый отвар в больших деревянных тарелках. Его ели деревянными ложками с длинными ручками. Мясо хозяйки слегка не доваривали, поэтому вкус его лишался, по мнению гостей из далеких стран, многих качеств и представлял нечто среднее между сырым мясом рыбы и сырым мясом сайги. Мясо употреблялось также в сушеном и жареном виде, иногда вместе с овощами.

В зимнее время и ранней весной охотники с собаками уходили в тайгу, где добывали оленей, лосей, медведей и пушного зверя. Особой популярностью среди чжурчжэней пользовалась охота на оленя с помощью берестяного рожка. Зверя выслеживали по следу, а затем приманивали рожком, подражая реву самца. Вот так вот обманывали бедного вислоухого! Закона о жестоком обращении с животными в то время еще не придумали!

На Дальнем Востоке климат суровый, и там зимой холодно. Я, правда, слышал, что есть такие страны, где зимой тепло, и там можно в январе в одних трусах ходить, но это не про Дальний Восток! Если вы не «морж», например, и не Порфирий Иванов, то вам зимой без одежды несладко придется. Сразу можно закоченеть и в сугроб свалиться! И чтобы потом не говорили: «креонотерапия, креонотерапия». Не про нас все это! Нормальные сапиенсы зимой мерзнут, поэтому, одеваются! Чтобы переносить суровые зимы, чжурчжэни шили себе теплую одежду: штаны, рубашки, чулки. Изготовляли из шкур оленя, кабарги, соболя, лисицы, белок модные шубы. Самые гламурные представители общества заказывали свои наряды в модных домах у известных модельеров: Сяо Зайцева, Мяо Гуччи, Вяо Мисони и других.

В теплое время года чжурчжэни носили легкие халаты из ткани, шелка, рыбьей чешуи и змеиной кожи. На ноги надевали кожаные сапоги с травяными стельками — улы. Платье из белого материала была самая любимая одежда чжурчжэней. Она подчеркивала их особый статус свободного народа! Чжурчжэньские женщины носили длинный халат-кафтан, у которого в отличие от такого же типа одежды у мужчин воротник не пришивался. К ушам подвешивались серьги из золота, серебра, полудрагоценных и драгоценных камней. Вот какие модницы и прелестницы эти чжурчжэньские женщины были! И не толстые, как некоторые жены! С них даже Никас Сафронов картины писал! Ой, он, по-моему, с других писал, чего-то я перепутал, ну да ладно! Пошли дальше. Ни духов, ни дезодорантов чжурчжэни не производили. Мазались они и обрызгивались различными травяными настоями и маслами, чтобы, значит, приятно пахнуть. Судя по запаху соавтора, пахли они очень разнообразно и решительно, и иногда резко. Как пахли другие, доподлинно не известно, а те запахи, которые сохранились в найденных захоронениях, полной картины в вопросах парфюма не дают, но, опираясь на данные этих же раскопок, можно с уверенностью сказать, что парикмахерское искусство в Золотой Империи процветало! В отличие от киданей и китайцев, которые всех своих стилистов утопили в реках Хуанхэ и Амуре, чжурчжэни вырастили в своих рядах высококлассных специалистов. У меня даже есть подозрение, что роды Зверева и Рогова взяли свои началы именно оттуда. Так вот, женщины Золотой Империи, носили совершенно разные прически и укладки, с различными завитушками и сложными локонами. А вот — мужчины чжурчжэни особым разнообразием в этой пикантной сфере не отличались. Они постоянно носили волосы распущенными по плечам, как некогда тюрки, но иногда заплетали их в косы. У Ву волосы распушены и торчат паклей, но можно и так. И у мужчин, и у женщин волосы придерживались специальным футляром или кольцом, который изготовлялся из золота. Пряди волос переплетались цветными лоскутками материи и украшались золотом и жемчугом.

В сексуальном вопросе чжурчжэни были продвинутые пиплы. Они удовлетворяли свои половые инстинкты очень активно! По некоторым данным, численность Золотой Империи варьировалась от миллиона до пяти миллионов мужчин и женщин. Точно сказать сколько народу — никто не может, никто не считал, — но очень много! Есть мнение, что усилиями шпионов-декамеронщиков китайцы похитили секрет кроличьего размножения у чжурчжэней и за пару десятилетий сами научились плодиться и размножаться, чтобы хоть как-то отомстить за поруганную китайскую честь и вселенский позор.

Проводя брачную церемонию, чжурчжэни от души веселились. Они пели в караоке на дубе, играли в футбол головами врагов, проводили состязания по плевкам в длину, боролись, перетягивали канаты, вместо воздушных шаров подкидывали вверх надутых лягушек, устраивали горячие эллинские оргии. Ни один современный мужчина не отказался бы от такого празднества.

Официально чжурчжэни женились один раз в жизни, но при этом у одного мужчины могло быть несколько жен. Согласно семейному кодексу Золотой Империи, мужчина мог вступать в половые связи с женами своих братьев и с женой своего младшего дяди по отцовской линии, а в случае их смерти он обязан был жениться, не проводя никаких торжеств, на вдовах и содержать их до самой смерти. Причем главной женой, любимой и единственной, считалась женщина, на которой мужчина женился сам, а не та или те, которые ему достались по наследству.

Никакой имущественной и моральной дискриминации женщины, доставшиеся мужчине «в нагрузку», не испытывали. Ну и что, что штамп в паспорте отсутствует? Подумаешь, большое дело! Главное, что любовь была неземная, закон и выгода. Каждая шавка свое место знала и не вякала. Молчаливый гарем — чем не мечта поэта! Никто тебя не пилит, не грызет, принимает таким, как ты есть, со всеми достоинствами и недостатками. И уважает. С открытым ртом слушает, что ты говоришь… Что-то окончательно поменялось в женской психологии за последние сто столетий».

Валерий Палыч с ободряющей завистью похлопал Ву по плечу и вновь погрузился в текст: «Торжественными и сложными обрядами сопровождалась свадьба чжурчжэней. Состоятельные семьи посылали родственников сватать невесту. Их сопровождал обоз повозок, нагруженных напитками и разнообразными кушаньями, десятки лошадей, предназначенных для дара родителям невесты. Когда подарки были рассмотрены и посчитаны, в доме невесты начинался пир, на котором прислуживали родственники жениха. Они трижды разносили вино, налитое в золотые, глиняные или деревянные сосуды, затем угощали других гостей салом, а под конец пили чай или молоко. После этого они устраивали танцы и скачки на лошадях, делали запись в реестр актов гражданского состояния, и все начинали поздравлять молодоженов. Народ гудел так, что иногда дотла сжигал дворцы и землянки! Их затем, отстраивали всем миром, в общем, все оставались довольны!

В Золотой Империи чжурчжэней, которая вобрала в себя историю и культуру более древнего государства Бохай, юношам знатного рода, достигшим совершеннолетия, не разрешалось жениться, если они не овладели грамотой и стрельбой из лука. И правильно! Сначала надо подумать о том, как семью кормить, а уж потом обо всем остальном! В бедных слоях чжурчжэньского общества, конечно, все значительно упрощалось. Там часто родители женили своих детей, когда те были еще маленькими. Родители договаривались об условиях, заверяли их у нотариуса и ждали, когда дети подрастут. Пока они росли, отец мальчика выплачивал денежный или вещевой калым отцу невесты, зачастую чисто символический, лишь бы только дочурку свою сплавить. Если, например, юноша и девушка полюбили друг друга, а средств на калым у отца жениха не было, то он совершал «обряд похищения невесты». Все были в курсе, и никто этому не препятствовал, так как это всех устраивало: семья жениха получала себе молодую рабочую силу — жену, а семья невесты всегда могла рассчитывать на помощь рода жениха. Если уж у молодого мужчины дела были совсем плохи, например, его уволили по сокращению штатов без выходного пособия и он нуждался в помощи социальных работников, но хотел жениться, он мог войти в дом тестя в качестве примака — по-русски, приживалки. Смысл такого действия состоял в том, что примак обязывался кормить тестя до самой смерти и заботиться о нем в старости за право наследования им землянки и, естественно, его дочери.

Когда девушка была ну очень бедна, то она искала себе жениха, не дожидаясь, когда жених ее сам найдет. Она шлялась по дорогам, распевая матерные частушки и зазывные песни, в которых она расхваливала прелести женщины и семейного быта, тем самым намекая на то, что ищет дружка. Девушки, которые сейчас ходят по дорогам и распевают зазывные песни, тоже себе ищут дружков, но в отличие от этих девушек чжурчжэньские девушки стремились к высокому, светлому чувству и отношениям! Их не интересовали разовые связи с дальнобойщиками, они искали любовь на всю жизнь. Когда к ним на своем «мерине» подруливал мужчина, честная девушка сразу говорила, что хочет замуж, а не простых любовных развлечений. Если мужчину устраивала такая постановка вопроса, он отводил девушку в дом родителей, чтобы они знали о принятом решении. Вскоре играли скромную свадьбу в Турции на двести персон.

У бедных девушек было одно наиболее популярное место для поиска женихов, которое они исходили вдоль и поперек, и вытоптали всю растительность так, что и теперь там ничего не растет. Сейчас это место находится на территории Поднебесной республики, и называется Ябули. Конечно, кого там и как ябули, исторические хроники умалчивают, но судя по численности Китая, это место до сих пор пользуется огромной популярностью у населения».

Ву закатил глаза и широко улыбнулся. В его воображении всплыла сцена восемнадцать плюс. Дыхание его участилось, ладони вспотели, и на минуту он окунулся в страстные фантазии. Ему виделось, как он купается в речке, ныряет, плавает на надувном матрасе, и на берег выбегает группа смеющихся молодых моделей, одна краше другой. Они легким движением руки скидывают с себя одежду, остаются в одних набедренных повязках и устраивают шоу-рум.

— Дубай нам только снится, — бесцеремонно прерывает его мечтания Валерий Павлович, — Модель нам друг, но истина дороже! Продолжим работать.

«Чжурчжэни курили опиум! Нет, не так! Чжурчжэни имели свои религии! Да, правильно! Имели свои религии, свои верования! Руководящая верхушка веровала в конфуцианство, буддизм и марксизм-ленинизм! А главной народной религией был шаманизм.

Шаманизм — это поклонение духам предков, высшему Богу, небу, земле, воде, огню, воздуху, лесу, одухотворение различных явлений природы и связывание их исключительно с деятельностью тех или иных духов.

Фридрих Энгельс в своей книге, переведенной на чжурчжэньский язык Малым иероглифическим письмом, как-то обмолвился, что материя первична, а дух вторичен. Так вот, чжурчжэни на это плевали и поклонялись, прежде всего, Духовному Началу, а уже потом всему материальному! Они верили в очистительную силу огня, земли, мыла и космоса; верили в то, что наша планета — живой организм.

Суперпуперсовременные данные, действительно, позволяют сделать вывод о том, что некоторые явления природы имеют какую-то разумную составляющую, не объяснимую наукой. Насколько эта составляющая разумна и в каком процентном соотношении находится со всеми тупыми природными явлениями, сказать трудно, но что какая-то часть разумна, не поддается сомнению. Что значит разумна? Это значит, что некое явление природы, воспринимаемое людьми как природное явление, на самом деле является деятельностью духов — ни больше ни меньше! Одно из таких явлений замечательно описано академиком Абрамовым в журнале «Вестник Дальневосточного отделения Российской академии наук» за тысяча девятьсот девяносто восьмой год под названием «Смерчи над Владивостоком». Даже фотографии есть! Представляете, до чего докатились? До того, что в научной среде признали существование тонкоматериальных существ! Да, наука не стоит на месте! Развивается! То, что шаманы знали с незапамятных времен, теперь и ученые прочухали! Это называется — прогресс, научная мысль».

— У меня брат — нобелевский лауреат! — захлопал в ладоши Ву. — В соседнем со мной бараке живет. Может слышал? Бама. Он меня до десяти по-негритянски считать научил: — Еен, твен, дрен, четырен, десять. Десять негритят. Я теперь с Евклидом на одной ноге, образованный. К науке имею отношения. К уму. У Бамы есть еще один брат, старший. Не мой родственник. По другой линии. Все время байду какую-то гонит антинаучную. Байден его зовут. Гонит и падает. Гонит и падает. К черту его! Хочешь знать, какие я песни сочиняю!

Валерий Павлович отчаянно замотал головой: — Не надо.

— Спасибо, что пришел на мой концерт в качестве благодарного слушателя, — парировал шаман. — Ценю, — и запел такую дикую песню, что волосы на голове Валерия Павловича сначала встали дыбом, потом упали травой, потом свернулись, как от плойки, и снова выпрямились. Песня была похожа на храп, крик, стон, визжание и хрюканье, перемежающиеся с кашлем астматика.

Услышав, что соседи стучат чем-то по батарее и даже ногами в дверь, шаман довольно заметил: — Почувствовали ритм. Стиль. Силу исполнителя! Музыкальные люди! Тонко чувствуют настоящее искусство. Высокое им не чуждо. Жаль, что у тебя нет пианинов и барабанов. Я профессионально на них играю и при желании могу поделиться секретом громкого звучания. У нас каждый второй на чем-нибудь играет: кто на балалайке, кто на гуслях, кто на биржах, кто на нервах. Нашу Империю недаром называют «Страной мудрецов, поэтов и музыкантов». Андрей Макаревич, Анита Цой, Борис Гребенщиков записали у нас свои первые песни и уже потом распространили их дальше. У моего соседа такая же татуировка, как у Моргенштерна, а у другого соседа с птичьей фамилией — такая же певучая и старая жена, как у вашего пародиста. У нас в культурах много общего.

Ву закрыл глаза и замолк. Когда стук прекратился, он, продолжил: — У нас народ любит искусство, поэтому оно повсеместное и всенародное, а продюсеров мы вешаем на березах.

Валерий Павлович, не зная, что ответить, молча встал, подошел к окну и взял пульт телевизора. Вытянул руку вперед, как будто это как-то помогало ему его включить, с силой нажал кнопку «вкл», и на экране старенького телевизора, стоящего на холодильнике, замерцал белый экран.

— — Не показывает, — радостно проговорил Валерий Павлович, — а то я бы тебе продемонстрировал, как у нас выступают русские не русские артисты. В Израиль свалили, Францию, Латвию, вот их не показывают. Вроде ж ничего ж и раньше не пели, только рты открывали под фонограмму, а бабки лопатой гребли. За них все на компьютере делали — голос бархатили, ноты вытягивали, а сами-то они безголосые, но сосут хорошо. За сосания их и держали. А теперь политика изменилась. Соси не соси — ты против Руси! Проехался по ним каток справедливости! На пятьдесят лет — вон из страны, и пойте, где хотите! Положа руку на сердце, эти поющие кровососущие надоели до чертиков. Слов не хватает!

Валерий Павлович зло выдернул провод питания телевизора из розетки и пристально уставился в окно. Сквозь мутные глаза и запотевшие стекла он видел темную улицу, пустые лавочки и детскую площадку во дворе, видел контуры спящих домов, в которых уже практически не горел свет и люди старались заснуть, видел редкие проезжающие автомобили, шины которых издавали неприятный растянутый гул, и слышал гадкую, глухую музыку шансона.

Он открыл окно и полной грудью вдохнул посвежевший прохладный воздух. В голове несколько слоев прояснилось, и он вернулся к рукописи.

«Чжурчжэни верили, что есть добрые и злые духи. Они могут вселяться в любую вещь и любого челдобрека. Злых духов надо изгонять, чтобы они не принесли вреда и не навели порчу. Злые духи — плохие, они вызывают в людях агрессию, заставляют жрать помои и напиваться до чертиков. Они поднимают в людях плохие качества и не дают развиваться ни духовно, ни материально. Они мешают челдобреку понимать себя и насылают всякие болезни и страдания.

Духов изгоняли шаманы. Шаманы в чжурчжэньском обществе — очень почитаемая публика. К ним за помощью обращался народец всех слоев и социальных групп. Шаманы предсказывали будущее, очищали от влияния темных сил, открывали пути и лечили болезни. Ву обещает вылечить мой простатит и улучшить репродуктивную функцию слабыми ударами по яичкам. Я пока не соглашаюсь. Жду внутренней готовности. Созревание приходит постепенно и не требует поспешных решений.

Если шаман видел, что больному помочь нельзя и все надежды на выздоровление полностью исчезли, то больного отвозили на телеге в одну из дальних горных долин и там бросали. Такой больной, которого не покидали, несмотря на заклинания шаманов, злые духи, превращался в опасное для соплеменников существо, поэтому от него старались избавиться всеми силами. Насколько я знаю, каждый десятый мужчина и каждая пятнадцатая женщина современности блюдет эти древние традиции и старается избавиться от своих больных престарелых родственников схожим путем.

Чжурчжэни, которые погибали в бою, сжигались и не оплакивались, потому что считалось, что душа воина сразу попадает к предкам и слезы могут явиться помехой на ее пути.

Если челдобрек умирал не во время сражения, то родичи оплакивали умершего, сопровождая затем его сожжение «слезными и кровавыми проводами»: участники погребальной процессии делали себе на лбу надрезы ножом, и кровь из ран струилась по лицу, смешиваясь со слезами.

Это делалось для того, чтобы душа умершего знала, что она всегда может вернуться в свою семью, к своему племени, своему народу и воплотиться снова в теле челдобрека.

Особенно торжественно хоронили родовых вождей, шаманов и членов богатых и влиятельных семей. При их погребении не ограничивались простым захоронением в могильной яме без гроба. В жертву им приносили любимых слуг и служанок, а также оседланных лошадей. И тех, и других сжигали, а останки помещали в могилу. Кроме того, для покойника и его загробного путешествия чжурчжэни приносили в жертву свиней и собак, которых также сжигали. Кроме еды, в могилу помещали сосуды с питьем, зеркала различной формы, кубки УЕФА, украшения.

Весь этот торжественный церемониал носил название «варить кашу для умершего».

Так жили и умирали чжурчжэни, свободолюбивый и сильный народ! Такие имели устои, мировоззрение и понятия!

Кто вспомнит обо мне через тысячу лет? Кто всплакнет и восхитится полетом моего интеллекта? Кто? Кто? Да никто! Откопают могилку, вытряхнут содержимое, достанут самое ценное — и в музей. А еще говорят, что «никто не забыт, ничто не забыто»! Я уже при жизни забыт, где уж после смерти обо мне вспомнить! Попадется какой-нибудь черный копатель или ядовитый археолог, как Ежиков, Пыжиков, Рыжиков или Чижиков, и не то что слезу не прольют, а еще специально нагадят. Придумают такие перипетии моей судьбы, коих отродясь не было, и с перчиком, с сальными подробностями, с перемалыванием костей станут рассказывать в своих отчетах. А внешность какую они мне придумают! Ужасаюсь подумать: «У него был широкий лоб и лицевая часть скелета. Челюсть массивная, зубы крепкие и мощные, приспособлены для раскалывания твердых орехов. Глаза посажены близко, при этом взгляд у него то ли осмысленный, то ли дебильный. На пальцах нет ногтей — ноги напоминают грабли. На груди росли бурно-рыжие волосы, похожие на шерсть мамонта. И так далее, в том же роде. Конечно, мужественно выглядит, гормонально, но на меня не похоже, и в этом — оскорбление».

Валерий Павлович, не чокаясь с шаманом, опрокинул еще порцию горячительной, и продолжил: «Появление чжурчжэньских рун».

Глава 4

ПОЯВЛЕНИЕ ЧЖУРЧЖЭНЬСКИХ РУН

«Идут бобры, бобры храбры. К бобрам бобры добры, а не к бобрам бобры — злы».

«Что-то стиль сбился», — почесал кулаком свой затылок Валерий Павлович и погрозил указательным пальцем сидящему напротив шаману.

«Короче, я хотел сказать: у чжурчжэней на момент образования Золотой Империи, своей письменности не было. Не знали они ни букв, ни цифр, ни каракулей, ни закорючек, и были напрочь оторваны от своих этнических корней. При острой необходимости они разговаривали на смешанном тарабарском, что походил отчасти на хохлятский, отчасти на бурятский, отчасти на шпанятский, и содержал помеси тюркского, китайского и маньчжурского языков. Все остальное время чжурчжэни, когда не говорили, прикидывались глухонемыми и только мычали и размахивали руками. Так они поддерживали национальную идею, объединяющую национальности. Когда молчать стало невмоготу и тарабарский надоел до косточек, чжурчжэни стали обдумывать, как им общаться и передавать зреющие мысли в этническом варианте. И, в конце концов, придумали создать свой народный письменный язык, который не стыдно писать и проговаривать вслух.

Отдаю должное чжурчжэньским филологам: они создали чжурчжэньскую письменность буквально за несколько месяцев, как и казахи, и указом императора она обрела статус официальной письменности для всех жителей страны. Как только эта письменность появилась, ею стали нещадно и повсеместно пользоваться! Стали на ней писать книги, грамоты, летописи, записки, крылатые выражения, похабные надписи на заборах. В общем, прижилась чжурчжэньская письменность среди всех чжурчжэней — и старых, и малых, и высокопоставленных, и бедных! И все расписались в своей мудрости и находчивости. Больше всего писали обкуренные поэты и обожравшиеся грибов писатели, поэтому им ввели квоты на количество строк в сутки. Кто превышал квоты,наказывался: его били розгами и полдня купали в холодной реке, а иногда сажали в лагерь. Особенно пострадали авторы самиздата: «Литнет», «Литрес», «Литмаркет» и Ридеро», наводнившие города своими низкосортными произведениями. Их согнали на лужайку перед высоким холмом и заставили читать друг другу свои романы. Вокруг стояли лучники, строго следившие, чтобы никто не халтурил. При малейшем намеке на тишину лучники натягивали тетиву и грозились поразить уставших и взбесившихся от своих творений авторов. Экзекуция длилась три дня, по окончании участники платили штраф в десять вэней, что очень много, и отпускались по домам.

В Золотой Империи существовало четыре крупных издательства «АСТ», «Эксмо», «Росмэн» и «Дрофа». Они располагались в столице и других крупных городах. Вели активную деятельность и определяли сознание народа. Известно, что средства массовой информации влияют на сознание народа и направляют его туда, куда выгодно правящей верхушке. Чтобы сознание цзиньского народа было светлым и незамутненным, в стране была создана Литературная коллегия, занимающаяся рецензированием произведений. В ней председательствовала Дарья Донцова, ей прислуживали Борис Акунин, Захар Прилепин, Дмитрий Глуховский, Сергей Лукъяненко. Они жестко отсекали мелких авторов своими секирами и всячески чморили недостойные произведения изобилием своих творений.

Отдельной фигурой в этой комиссии стояла Гузель Яхина, так как все знала про татар, что через сто лет захотят напасть на Золотую Империю. И кроме того, она понимала в сельском хозяйстве и позиционировалась экспертом по голоду при императорском дворе.

«Плейбой», «Максим», «Желтая газета» и иже с ними в Золотой Империи были запрещены, так как растлевали молодежь своей беспринципностью и подрывали устои общества своей ложью. Издательства печатали только религиозную, историческую, философскую, государственную литературу, сборники пьес, детективы Солженицына, рассказы Улицкой и стихи местных поэтов. Настю Евлееву не печатали, хотя она очень хотела и приносила в редакцию лишь пустые листы с будущими идеями. Потом ее депортировали в Монголию, и на этом ее карьера закончилась.

В истории сохранились имена четырехсот чжурчжэньских писателей, поэтов и драматургов, среди которых Цай Гун, Дан Хуайин, Ван Тинъюнь, Юань Хаовэнь, Юйвэнь Сюйчжун, Гао Шитань, Хань Фан, Ху Ли, Ван Шу, У Цзи, Ши Ишэн, и другие.

Литературой и поэзией увлекались чжурчжэньские императоры, их родственники и простые смертные. Вот одно из стихотворений той эпохи:

«Мене милый подарил

Золотые часики.

И пришлось за это мне

Прыгать на матрасике».

Валерий Павлович дико посмотрел на шамана, встряхнул головой и скорректировал текст:

«Человеческий век

не вмещает и ста годов.

Но содержит всегда

он на тысячу лет забот.

Когда краток твой день

и досадно, что ночь длинна,

Почему бы тебе

со свечою не побродить?

Если радость пришла,

не теряй ее ни на миг:

Разве можешь ты знать,

что наступит будущий год!

Безрассудный глупец -

кто дрожит над своим добром.

Ожидает его

непочтительных внуков смех.

Как преданье гласит,

вечной жизни Цяо достиг.

Очень мало притом

на бессмертье надежд у нас».

Валерий Павлович снова заплакал. Это были светлые слезы растревоженного и любящего сердца. Они лились сами и выражали его открытость и любовь к написанному и только что прочитанному им. Ему казалось, что в этот самый миг он понимает все на свете, знает и чувствует каждую букву, каждую строчку, каждый потаенный и скрытый смысл мироздания. Ему был знаком каждый звук, каждый шорох, каждое движение его бесконечной, огромной души, резонирующей в это самое мгновение с настоящим и неподдельным искусством.

Валерий Павлович расправил плечи и ощутил вращения небесных светил, ритмы солнца, движение облаков и дуновение ветра, уловил колыхание занавески и скрип дремлющих под его ногами полов, он пропустил через себя звук смывающегося унитаза у соседей сверху и остановил свое расплывающееся внимание на настойчивом пульсе на правом виске.

«Какой же я молодец»! — подумал он с наслаждением. — который раз удивляюсь! — И причмокнул от удовольствия слегка высохшим языком:. —Я проник в тайны вВеленной. Сочленился с величайшей гармонией. Подвергся беспардонному излучению элементарных частиц. Не каждому дано превратиться в Стивена Хокинга. Честь мне и хвала!»

Валерий Павлович гордо запрокинул голову, слегка долбанувшись затылком о стенку, и услышал, как шаман ойкнул.

— Не ойкай! — сказал он ему. — Чего ойкаешь? Мужчины не ойкают. — И продолжил писать:

«В столице Империи, городе Бэйцзине, современном Пекине, была построена государственная Императорская библиотека. Император лично наложил в ее стену… — Валерий Павлович на секунду задумался и зачеркнул слово «наложил», погрыз ручку и заменил его на слово «заложил», чем остался очень доволен. — …первый кирпич и выпил бутылку шампанского! Наслаждаясь алкогольными пузырьками и присутствующими там дамами, он благословил библиотекарей и библиотекарш на филологический подвиг, чем поставил окончательную точку безграмотности и беспризорности. До наших дней ни бутылка, ни сама библиотека не дошла! Ее сожгли злые христианские монахи-просветители, ратующие за правду, знания и среднюю температуру воздуха в атмосфере не менее двадцати четырех градусов по Цельсию, которую все время надо чем-то поддерживать, поскольку без их вмешательства мир рухнет. Они поддерживали температуру повсеместными кострами и разрушениями, но это уже другая история.

До нас не дошел и чжурчжэньский язык! Он подвергся нещадному шифрованию со стороны его — знатоков Кирилла и Мефодия, что до этого загубили всю славянскую письменность и культуру других народов и обладали обширными знаниями, как это делать правильно, естественно и не обидно. Они наняли на службу двести ватиканских палачей-болтунов и тихонечко истребляли аборигенов — коренных носителей языка, тем самым приговорив его к постепенному вымиранию.

Но несмотря на то, что язык Золотой Империи исчез, он полностью не растворился! Отдельные слова и обороты речи перекочевали в другие языки, и стали, например, в русском, очень известны. Боевой клич «— ура» пришел к нам из чжурчжэньского языка и в дословном переводе, означает «задница». Как только противник разворачивался и начинал бежать с поля боя, передние чжурчжэньские воины кричали «ура!», давая остальным понять, что враг обернулся задом и его надо преследовать. «Ура!» — кричали они, лицезря томатные вражеские тылы, улепетывающие с огромной скоростью, и стреляли солью и стрелами в сверкающие на солнце филейные части.

Теперь передо мной встает справедливый вопрос использования данного слова в современном контексте! Что ж получается: идет какой-нибудь парад, праздник, на трибуне стоят официальные лица, перед ними солдаты вытянулись по стойке «смирно». Люди вокруг радуются, смеются, машут флажками, строят надежды на будущее и уверены в настоящем. Им кажется, что в стране все хорошо, все в порядке, все отлажено, ни у кого нет никаких проблем, и тут кто-то кричит «ура», и его крик подхватывают ряды военнослужащих! Шок! Кошмар! Кровь стынет в жилах! Людям требуется разъяснение! Что за крик? Что он значит? Какое смысловое значение имеет? И позволительны ли на народных праздниках такие изумленные крики?

Я бы смягчил этот острый лингвистический угол, переведя его в плоскость доходчивого «ау-у!», чтобы не было никакой пищи для иноагентов обсуждать обстановку в нашей стране. А то все-таки комично получается заявлять при всем честном народе: «Ура, товарищи!» — «Воистину ура!». Или это — покаяние за содеянное?

Многие термины чжурчжэньского языка, такие, как да (корень), дзаалан (поколение), нэхун (младший родственник), дзулэгэсе (предки), мапа (старик), садуган (родня) и другие, практически без изменений перешли в язык современных народов Приморья и Приамурья. Так что, если вы захотите услышать стилизованную речь чжурчжэней в человеческом исполнении, найдите себе для этого какого-нибудь нанайца, ороча или удэгейца, выставите им условие в виде подарка и слушайте их дивный рассказ. Они вам так завернут, так вкрутят, так расскажут функционал звучания, такие обороты речи используют, что вы ни в примерном понимании, ни в точном разборе ничего не поймете, что такое чжурчжэньский язык. Потому что потомки чжурчжэней — большая сила, и они его давно забыли и лишь отдаленно что-то припоминают, но не точно. Но обижаться за них на это нельзя, прошло много столетий, проскакало много конниц, пролетело много пернатых питомцев, много воды утекло.

Насчет религий. Шаманство было неотъемлемой частью чжурчжэньской жизни, что авторитетно подтверждает Великий Шаман Ву! Он клянется на белой скатерти, положив на нее левую руку и торжественно подняв правую. — «Торжественно клянусь», — говорит он, и скалится.

«Пойдем пошаманим», — говорили друг другу чжурчжэни перед началом важного дела или отношений. — «Пойдем пошаманим», — слышали они в ответ. Шли и шаманили, в лес, в поле, в рощу священных камней. Такая культура цзиньского населения: не к попам, а к шаманам! На свежий воздух, на природу, к реченьке, не к алтарю».

Валерий Павлович быстро перекрестился, чтобы выразить свое почтение и уважение к официальной религии и не травмировать чувства верующих. И подумал: — «Верую. Трепещу».

«В то время шаманы не открывали собственных кабинетов и салонов, не создавали ковенов и орденов, а мирно, без показухи и помпезности, вели прием всех желающих на дому. Свидетельства о регистрации частной трудовой деятельности с них никто не спрашивал, и трудились они совершенно легально. И даже приплачивало им государство за их полезный общественный труд. Выплата называлась «безгундяевка», и проводилась она три раза в год; составляла полмешка отборной пшеницы, мешок муки третьего сорта и пять вязанок березовых поленьев. Этого хватало на все обряды, на пижамные вечеринки и содержание помощников. Раз в год шаманам выдавался слиток золота, полученный в виде дани от киданей, и жизнь налаживалась.

— «Как так?» — спросите вы меня, присев на корточки и хитро прищурясь.

— «Да вот так! — скажу я вам. — Заботилось государство о работниках духовного труда, и все. Выплаты, компенсации, индексации, субсидии, процент от продажи рыбы, выделение земли в собственность, материнский капитал. Работай, помогай, общайся с духами и думай об этом, а не о том, как выжить в суровых древних условиях.

По исследованиям профессора Российской Академии Наук Широкогорова, слово «шаман» чисто чжурчжэньского происхождения, звучавшее, как «саман». Затем это слово перекочевало в Забайкалье и Монголию и стало эпитетом всех людей, зарабатывающих себе на жизнь с помощью посоха, колокольчика, колотушки, бубна и горлового пения».

Ву в знак согласия теперь хотел запеть горловым пением, но что-то не срослось, в животе заурчало, и попытки продемонстрировать свое умение были отложены на потом.

«Конченые материалисты, больные на голову обыватели и злобные гоблины из спецслужб утверждают, что существует только физический мир, — срубил фразу Валерий Павлович — Дескать, ничего другого нет, «потому что этого не может быть никогда». Все, что находится за рамками восприятия их органов чувств, их пчелиного разума, для них не существует! Не знаю. Если, например, мужчина занимается сексом с женщиной, а женщина при этом ничего не чувствует, то разве это означает, что мужчина не существует? То-то!

Важнейшим культом у чжурчжэней считался культ Неба, за тем следовал культ полей, лесов и рек. Про это даже сохранилась песня: «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек. Я другой такой страны не знаю, где шаманит каждый челдобрек». За ним следовал культ предков, а за ним шел Буддизм и Конфуцианство. Конфуцианством занимались только чиновники, воры и бюрократы, поскольку это очень удобная философия. А вот буддизмом занимался даже император Си-Цзун. При нем было построено тридцать шесть буддийских храмов, при которых кормилось тридцать тысяч буддийских монахов.

При императоре Хай-ли-ване положение изменилось: он не любил буддистов и видел в монахах сторонников Си-Цзуна. С тысяча сто пятьдесят седьмого года стали запрещать праздновать дни рождения Будды и вместо этого предлагать празднование царской семьи. Но больше всего в Золотой Империи любили шаманство, оно было настоящей общенародной религией!

По взглядам чжурчжэньских шаманов, мир делился на три части: мир Земли, мир Неба, Подземный мир. Все миры управлялись хозяевами природы и многочисленными добрыми и злыми духами. Верхнюю ступеньку иерархической лестницы занимал Невыразимый Бог, Бог — император, Бэсуи, который и есть все три мира. Его потомок — божество Эндури, похожее на нас с вами неопределенного возраста и внешности, — обитал высоко в небе и наблюдал за деятельностью людей и духов. Он бессмертен и никогда не показывался людям, но если он замечал, что люди стали внаглую нарушать законы и обычаи, он предупреждал их тем, что делал солнечное затмение, отпуская от себя небесную собаку Боа Инаи, которая начинала преследовать Солнце и проглатывать его. Как только собака проглатывала солнце, на Земле становилось темно даже днем. Чтобы отогнать собаку от Солнца, шаманы кричали и стучали в металлические предметы, просили Эндури, чтобы он отозвал собаку к себе, и обещали никогда не нарушать лесных законов. Хозяин неба всегда был милостив, он приказывал собаке отпустить Солнце, и та тут же выполняла его волю. Хорошая собачка, дрессированная, обучалась у маститого кинолога, есть медали и документы заводчиков. Но какая бы отличная собака ни была, мы-то с вами, современные люди, начитанные, образованные, знающие астрономию, отдаем себе отчет в том, что одной собаке Солнце никак не проглотить! Тут нужна целая свора Баскервилей, а может, даже и не свора Баскервилей, а свора бегемотов Гуго!

Кроме собаки, у Эндури в подчинении находился гром Агды — дух, изрыгающий пламя изо рта и имеющий вид змея с лапами и с крыльями. Гром Агды, являлся мощным оружием против злых духов, он гонял их по тайге, не давая вредить людям. Вероятно, сейчас тайгу вырубают, чтобы сократить популяцию злых духов. Электорат толпами валит в города, а здесь его, словно духов, гоняют мэры муниципальных образований. Равновесие и баланс соблюдается во все времена.

Более низкую ступеньку в пантеоне божеств чжурчжэней занимали небесная старуха Тагу Мама и небесный старик Чинихэ Мафа. Они муж и жена, но жили в разных местах, как богатые. Их разделяли высокие горы. На юге этих гор жила старуха, а на севере — старик. Эндури когда-то поручил старику создать теплый климат на всей Земле, но старик не успел на севере закрыть щель между небом и Землей, отчего северная часть Земли осталась холодной на вечные времена. В наказание за это хозяин неба оставил старика жить на северной стороне вдали от старухи. Только один раз в месяц, когда над горами появлялась полная луна, старуха Тагу Мама по воле Эндури встречалась со своим стариком и рассказывала ему о своем артрите, артрозе, ревматизме, склерозе.

Тагу Мама давала людям детей и помогала вести семейное хозяйство, а старик Чинихэ владел снегом и дождем. Снег сохранялся в длинной бороде старика, а дождь — в ресницах и бровях. В периоды засухи, род людской просил шамана сходить к Чинихэ и попросить у старика дождя.

Я пытаюсь объяснить Ву, что невозможно сохранять воду в бровях и ресницах! Старик сохранял ее в почках и мочевом пузыре и капля за каплей, струйка за струйкой орошал вверенное ему хозяйство. Строго физиологично! По Павлову! Срабатывал условный рефлекс: шаман камлал, небесный старик реагировал на условный сигнал — раздражитель, звук бубна, и водичка из него вытекала! В лучах чжурчжэньского солнца она часто казалась желтой, что всячески подчеркивалось средствами массовой информации для поддержания патриотизма, мол, смотрите, у нас все свое! Золотое! Никакого китайского импорта! Империя Золотая, и дождь у нас — золотой! Отсюда произошло выражение «золотой дождь» и голубиной почтой распространилось по свету».

Валерий Павлович остановил свое автоматическое письмо и задумался о величии человеческого ума. «Превосходно, что пиплы придумали зонтики, — первым делом подумал он. — Ведь не все хотят под дождем мочиться!» — а затем перед его мысленным взором пролетели десятки научных открытий, придумок, изобретений, среди которых были странные механизмы, напоминающие трехколесный велосипед, бинокль и патефон. Отдельно ему представился супермаркет «Хороший», вероятно, выражавший состояние его разгоряченной души, твердящей во всеуслышание: «Все хорошо».

Ученый бодро поморгал красными опухшими глазами, облизал губы, отломил кусок хлеба и дал себе знак продолжить рассказ:

«Если на небе правил Эндури, то хозяином морей и рек был дух Ганихи, который представлялся в виде седовласого старика, живущего в морской пучине. У него были свои помощники: касатка Тэму и хозяин всех рыб Сугдзи Адзани. Когда чжурчжэньские рыбаки ловили мало рыбы, они приносили жертву хозяину морей и просили его направить к ним побольше рыбы. Он, реагируя на просьбы людей, открывал свои закрома и выпускал стаи кеты и горбуши и приказывал морскому челдобреку — касатке Тэму — загонять их в сети рыбаков.

Хозяином лесов и гор в Золотой Империи считался лесной челдобрек Онку. Онку выглядел как орангутанг, только с одной рукой и на одной ноге. В его руке было большое копье, которое он запуливал в того, кто ему не понравится. На голове Онку носил живого зайца вместо шапки и командовал своим помощником — собакой духом Уонки. Естественно, чтобы охота была удачной, шаманы просили лесного челдобрека оказать содействие в этом, по крайней мере, не препятствовать.

Самым сильным и независимым духом являлся хозяин огня Пудзэ. Сам он редко являлся к людям, а действовал через свою огненную собаку — костер и пламя. Эта собака постоянно голодная, и поэтому шаманы кормили ее, бросая в огонь различные подношения: печенье, крупу, сладости, рыбку и бешбармак. Меню самое разнообразное! Когда собака насыщалась, она помогала в различных людских делах, начиная от карьеры и заканчивая здоровьем, взаимоотношениями. Традиция «кормления огня» — один из самых популярных ритуалов шаманизма! Случайно увидев его, апостолы Петр и Павел были в таком восторге, испытали такую искреннюю непосредственную радость и восхищение, что настоятельно рекомендовали использовать его в своей вере, несколько усовершенствовав. Они цивилизованно, по-европейски облагородили дикий шаманский ритуал зрелищными театральными постановками, добавили туда массу пикантных подробностей типа молитв, восклицаний, потряхиванием распятий, снабдили его несложными пытками и издевательствами, приладили чтение приговора и, естественно, с присущей им прозорливостью, презентовали его общественности. Название ритуал получил поэтическое — «Костры Инквизиции», и сразу снискал уважение своих религиозных коллег. Огонь стали кормить не только крупой и сладостями, а добавляли в него для пущего экстаза и человеченки, от чего получали несравненное удовольствие и даже оргазм. Вот что значит рационализаторство, пытливый ум и находчивость!

У чжурчжэньских шаманов было много самых разнообразных технических экстатических средств, приемов и инструментов для своей сверхъестественной кручено-мудреной шаманской работы. Это и заговоры, и заклятия, и грязные танцы, и байна в бубен, и песни народов мира с сурдопереводом на родной язык, и трава-мурава из Чуйской долины, которую им привозили предприимчивые путешественники типа Марка Поло; и развязные пляски голышом под луной с этими путешественниками без различия пола, и прыжки через этих путешественников, когда уже те не могли двигаться от переполнения духовной силой, и амулеты, и талисманы, и грибы— -глюкоштыры, и шаманские руны, и прочее, и прочее.

Ни грибы-глюкоштыры, ни трава-мурава меня как ученого не интересуют в принципе, если только на выходные, а вот с рунами следует разобраться! Именно они не дают мне покоя даже после принятия успокоительных средств. Казалось бы, вот тебе успокоительные! Выпей и будь спокоен! Так нет, не успокаивают, а лишь разжигают медленный пыл познания в научных делах! Хочу, хочу понять рунические значения, расшифровать, как следует изучить и исследовать! Нашел — значит, должен знать, что нашел, хоть кровь из носу! Сколько уже таких найденышей на складах музеев пылится, никому не нужных, кроме частных коллекционеров. Пусть по крупицам, по капелькам, по песчинкам, по граммам, по рюмкам, по миллиметрам, по дециметрам, но постигну непостигаемое, разгребу завалы лингвистики, войду в историю человечества самым умным -преумным на свете».

— Хрен вам! — вдруг дико крикнул Валерий Павлович Хренов, изобразив дулю на левой руке и толкая ее в морду невидимых оппонентов. — Не буду я ничего расшифровывать. Ха-ха, бездари, сами старайтесь! Прибегну к проверенному приему ученых двенадцатого, пятнадцатого, шестнадцатого, семнадцатого, восемнадцатого, девятнадцатого века и создам свою легенду своей находке. Вы потом парьтесь, консолидируйтесь, симпозиумизируйтесь, чешите свои опухшие физиономии с видом замешкавшихся знатоков древности, а я вам предоставлю иезуитские доказательства. Неопровержимые в силу своей идеальности и аподиктичности доказательства!

Ву недовольно дернул головой, скривился, как турецкий подданный, но не сказал ни слова. Такое впечатление, что ему стало все равно. Он устал от общения с ученым и готов был исчезнуть в недрах его подсознания. Образ шамана заколебался, побледнел, задрожал, однако после порции сорокоградусной почему-то вместо того, чтобы исчезнуть, стал более выпуклым, объемным, большим, похожим на деревянного Буратино-великана. Одежда его казалась кукольной, маленькой и бумажной, с трудом натянутой на рельеф мышц Ву.

«Нельзя так много и нещадно врать!» — думал Ву, краснея от напряжения и стыда и выстраивая в себе план дальнейшего написания книги.

Валерий Павлович уловил настроение шамана и странность во всем теле, сжался и приготовился к сопротивлению, но через три напряженных вздоха и выдоха сдался, и отчетливо понял, что скоропостижно заразился шаманством воздушно-капельным путем и может теперь говорить о рунах только в этом контексте. Его научная мысль скукожилась, сжалась в комок и потеряла всякий смысл, но упорно продолжила попытки поменять угол рассуждений:

«Что такое руны? — спросите вы меня, жуя пирожок с повидлом и запивая его морковным соком? — Это — символы языка. Что такое язык? Это средство передачи значений, средство выражения личности и выражения общества! Все чжурчжэньское общество выражалось —тьфу! — выражало свое мироощущение, мировоззрение и мировосприятие через общенародный, общеизвестный, общедоступный, общественно-политический, официальный «золотоимперский язык». Выражало, и правильно делало! Что бы это было за общество, если бы оно ничего не выражало? Российское, что ли? А так все правильно, все по законам жанра! Придворный писатель И-Ван Тургенев, глядя на все это сквозь свои полуприщуренные зоркие глаза, писал: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей — родины, ты один мне поддержка и опора, о, великий, могучий, правдивый и свободный чжурчжэньский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!».

До середины двенадцатого века просвещение в Империи Цзинь не обрело еще того значения, какое оно имело для Китая. С тысяча сто пятнадцатого года чжурчжэньские власти стали использовать любые способы, чтобы получить киданьских или китайских учителей и начетчиков. В тысяча сто двадцать шестом году из захваченного Кайфына, чжурчжэни вывезли всех китайских учителей, а известный преподаватель Хун Хао провел в плену девятнадцать лет и был учителем в знатной чжурчжэньской семье в Пятиградье. Тяга к образованию поддерживалось и всячески поощрялась властями, правительству требовались чиновники, знающие письменность и культуру.

Экзамены на чин проводились среди кандидатов, получивших самую разную подготовку (в киданьском Ляо, Северной и Южной Сунн, в сохранившихся китайских школах самой Империи), раздельно для северных и южных наборов. Северный набор проводился среди населения бывших киданьских владений в Китае, южный — среди бывших подданных династии Сун (в северном и центральном Китае). Кандидаты-северяне сдавали на экзаменах «стихи и стансы», то есть поэзию с комментариями, южане — классическую китайскую литературу и Довлатова. «Стансы и стихи» считались неизмеримо более легкими для изучения, и это ставило выходцев с Севера в привилегированное положение.

Различие в наборах и программах имело смысл. Население Севера, в особенности служивое сословие, считалось более лояльным к власти. Предпочтительное привлечение его на цзиньскую службу облегчалось не только экзаменационными программами, но и системой квот. Так, северянам выделялось двести степеней цзиньши, то есть должностей на каждый тур столичных экзаменов, а южанам — сто, при огромном численном превосходстве жителей центрального Китая. Формально к экзаменам допускались почти все желающие мужчины (даже сыновья рабов), за исключением самих рабов, работников императорских мастерских, актеров, музыкантов, но не все абитуриенты могли получить нужную подготовку.

Новый этап в просвещении начался в тысяча сто пятьдесят первом году открытием Государственного Университета имени Ломоносова. Два профессора руководили обучением и принимали экзамены. Два преподавателя и четыре ассистента непосредственно обучали учащихся. Спустя десятилетия под эгидой Государственного Университета стали создаваться высшие учебные заведения отдельно для китайцев и для чжурчжэней. В тысяча сто шестьдесят шестом году открылся государственный институт государевых детей (Гоцзы тайсюэ). Открылись ремесленные училища и вечерние школы в главных городах губерний, в центрах пограничных и сторожевых округах. Учащиеся жили там на полном пансионе, ели, пили и одевались, пользовались казенными книгами, отпечатанными в университете.

Образование велось на трех языках: киданьском, китайском и чжурчжэньском, но основной упор делался на изучение родного чжурчжэньского языка. Это создавало и поддерживало культурную традицию и самобытность народов Золотой Империи.

Вследствие незначительного количества дошедших до нас источников чжурчжэньской письменности и гибели словаря чжурчжэньского языка, имеется лишь смутное представление о фонетике этого языка, но на могильной стеле Елюй Люя про киданьский и чжурчжэньский языки говорится: «Языки хотя и неодинаковы по своей внутренней сущности, но и резко не отличаются».

Основная масса чжурчжэньских иероглифов делится на фонограммы и идеограммы, а последние — на полные и неполные. Полная идеограмма — это понятие, данное одним знаком, и произносится одним или несколькими способами, как существительное. Неполная — произносится только в сочетании с другой идеограммой и так образует слово.

Шаманские иероглифы (руны) — часть чжурчжэньского языка, часть тайная, скрытая, сакральная, завуалированная, используемая лишь шаманами в области своих приключений! Часть языка, никак внешне не отличающаяся от народной, но имеющая в своей основе иные ключи прочтения, значений и расшифровывания. Это «азбука Морзе» для общения с духами, тайный шифр получения информации, влияния на мозг, и других преференций. Это пароль для общения с Богом, чтобы лучше передавать Ему свои просьбы и чайники, в смысле, чаянья.

Поскольку Бог всегда молчит, Он — молчаливый товарищ, любит тишину и безмолвие— , публика в знак своей значимости и желания признания орет еще громче. Она жаждет, чтобы Он всех услышал и выполнил странные просьбы. Публика орет в молитвах, орет в ритуалах, орет в бесконечных причитаниях и шепотках. Но стилистическое понимание между Богом и публикой пока не достигнуто и зависает в воздухе самым тяжелым облаком. Облако настолько тяжелое, что может придавить ожидающих ответа. Люди к этому морально готовы и надеются на обратную связь. Особенно терпеливые внутри себя слышат голос: «Ваш ор очень важен для нас. Продолжайте настойчивее. Не кладите на свои попытки докричаться до небес и долбитесь дальше. Когда придет время, вам ответит первый освободившийся оператор»».

Участковый влетел в окно и завис под люстрой. Его не смутило, что окно было закрыто, а само стекло сделано из оксида кремния, извести, песка и соды. Он просто проник сквозь него и теперь висел в воздухе, быстро перебирая своими перламутровыми стрекозьими крылышками. В электрическом свете он походил на ангелочка в погонах, размером с башмак. Участковый изобразил строгий взгляд, и от этого взгляда воздух на кухне сначала задрожал, заколыхался, а потом стал холодным, леденящим, нагоняющим страх на присутствующих. Шаман и Валерий Павлович замерли в беззвучном ужасе. Участковый облетел вокруг стола, примостился на подоконнике и приготовился писать протокол.

Больше его интересовал шаман, чем ученый. Он спросил его, выводя каждую букву железным голосом диктора Первого канала:

— Вы зарегистрированы в городе? К вам! К вам, морда узкоглазая, обращаюсь! По какому адресу проживаете? Есть разрешение на гастарбайтерскую деятельность? Как я и предполагал — нет. С вас штраф — два золотых слитка и депортация.

Шаман с силой дунул на участкового, и того так же чудесно, сквозь стекло, выбросило на улицу. На улице он минут пять парил над детской площадкой и был похож на громадного махаона или капустницу (больше на капустницу, так как любил «капусту»). Вскоре его загрызли муки совести, и он пропал в закоулках сибаритствующей ночи.

«Эпическая поэма, — очухавшись, подумал Валерий Павлович. — Пошли дальше»:

«Были у чжурчжэней руны народные, обиходные, писавшиеся, в разных местах и где попало, и были руны шаманские, партизанские, со своими тайными смыслами, функциями, значениями, коннотациями, и течениями. О них знали только шаманы и шаманши, а простой народ, как всегда, оставался в неведении и жрал те помои, которые ему предлагают. В смысле, пользовался той информацией, которая ему предлагалась официальными лицами.

Шаманские руны писались точно так же, как и общенародные, в виде иероглифов, но помимо обыденного и житейского смысла имели еще и другое, сокровенное, скрытое, мистическое понимание. Точно так же, как например, в русском языке, все думают, что это просто буква «у», а на самом деле, это писающий мальчик; или думают, что это просто буква «й», а на самом деле — это баран на дереве, или думают, что это «ь», а на самом деле — это беременный мужик. Такие тайные смыслы русских букв известны не многим, а те, кому они известны, молчат как рыбы, или рассматривают их в строжайшей тайне под усиленной охраной в специальных лечебных учреждениях».

Шаман прервал вдохновение Валерия Павловича позывами малой нужды и, опираясь рукой о стену, отправился в туалет. Стоя над унитазом, он философски думал, что никакой малой нужды нет и быть не может. Нужда либо есть, либо ее нет. А делить нужду на малую и большую — это простое скотство. «Глумление, — думал он, — — малая нужда в состоянии прервать любое большое дело. Например, творчество или утренний сон. Когда ты еще спишь и видишь сны про горячих красавиц; когда весь наполнен нежностью, страстью, мечтою и негой, приходится прерываться в самом интересном месте и открывать глаза. Да, ты еще борешься с этим, не соглашаешься вставать, но с каждой минутой все больше сдаешься зову природы. Малая нужда побеждает тебя. Так можно ли ее называть малой, ведь и большое дело она может прервать? Нельзя так пренебрежительно относиться к тому, что тобой руководит помимо твоей воли. Нельзя принижать значение малой нужды! Но как в таком случае называть большую нужду, если малой нужде дать ее название? Что ли, огромная нужда? Нет, некрасиво, несовременно. Вульгарно. Пролив Лаперуза, что ли?».

Шаман вернулся на кухню и обнаружил, что Валерия Павловича там не было. Он переполз в комнату и храпел на диване.

— Археологи! — заорал шаман с интонацией из фильма «Джентльмены удачи» и растолкал Валерия Павловича. — В гробу выспишься! Садись, работай!

Ученый подчинился воле этого злобного демона и принялся строчить:

«Природа в сознании людей живет в архетипах. Эти архетипы являются в виде неких символов и программируют мозг на всякие пакости и всякие блага. При грамотном взаимодействии с символами челдобрек становится египетским конем, способным скакать сквозь бурю и мглу, или становится сфинксом, лежащим века, и фиг знает, что дальше».

Мысль издевательски зажужжала возле головы Валерия Павловича и села на занавеску. Она, словно муха, сидела там и наблюдала за попытками ученого выдавить из себя разумные строки. Строки не выдавливались. Процесс не шел. Валерий Павлович помрачнел, зашевелил скулами, глаза его налились кровью. Он вырвал из тетради чистый лист, свернул его в трубочку и приложил обнаглевшую мысль своим грозным оружием. Она рухнула перед ним на пол и беспомощно задергала своими черными лапками. Он торжественно схватил ее за волосатую спинку и сунул в правое ухо. Тут же творчество зажужжало:

«Каждая шаманская руна — это символ, включающий или отключающий цепочки нейронов. Символ создает условия в головном мозге, при которых включаются те или иные внутренние программы, реакции, поведение, чувства, эмоции и прочее. Челдобрек, словно робот, напичкан различными программами и полностью обусловлен их содержанием. Миряне думают, что они свободны и имеют собственный выбор. Смешно до коликов! О какой свободе идет речь, если любой выбор основан на информации полученной ранее: из детского, школьного и любого другого возраста; если решение, принимаемое сейчас, всегда опирается на прошлый опыт, то есть на те правила, мнения, ограничения, что были заложены в него с самого рождения и по сей день!

Докажите мне, что люди не роботы, и я посажу вас рядом с собой на постамент!!

Все предопределено информацией, что накапливалась в челдобреке с годами и по сути стала им. А накапливалась она целыми блоками, корзинами, упаковками, ящиками, пачками и помечалась мозгом в виде конкретных символов. Например, информация о семье, родственниках, предках и тещах помечалась символом «ж», а информация о рыбалке, охоте, собирании грибов и ягод — символом «р». Любая сочетающаяся по значениям информация утрамбовывалась и заверялась мозгом каким-то символом! И вот, челдобрек живет, прыгает с ветки на ветку, ходит по клубам или читает учебник метеорологии, и ему кажется, что все он делает сам по себе. На самом деле, как я уже убедительно доказал, он просто не понимает, что обращается к той информации, которой напичкан, совершает действия и думает, исходя из тех вариантов, что в нем уже существуют. Таким образом, мы все — зомби. Добро пожаловать в Зомболенд!

«Символы правят миром», — говорил бородатый Кун Цю. — «Мы можем править символами», — добавляю я, дергая его за бороду. Для этого требуется понимание символов и нужны инструменты их замены! И руны как раз являются этими инструментами!

Судите сами, да не судимы будете, вы воспринимаете окружающий мир с чьих-то слов, услышанных, увиденных, прочитанных. Вы формируете свою картину мира, исходя из понимания этих символов, то есть принимаете символы-буквы за саму реальность. Объяснения вам важнее того, что есть на самом деле, поскольку вы увлечены расшифровкой собственных значений, а не восприятием жизни. Вы видите не жизнь, а свое объяснение происходящего! Пропускаете реальность сквозь призму собственных представлений. Для вас формула, словарь, алгоритм, — правописание важнее того, что происходит с вами рядом и в вас самих! Вы варитесь в символах, создающих, поддерживающих и объясняющих жизнь. Это катастрофа! Но так устроено, и этим следует пользоваться. Следует поставить символы на службу народу!

У каждого народа свой набор символов. Например, у россиян это флаг, звезда, балет, гимн и прочее. Они вызывают у нас определенные ассоциации. Нам сразу представляется наша огромная страна, ее необъятные просторы, Крым, Кремль, Красная площадь, поезда дальнего следования, провинциальные населенные пункты, покосившиеся деревенские заборы, крашеная трава, островки культуры и строительства. Нам вспоминается «Бессмертный полк», русская широта характера, наши бабушки и дедушки, ковавшие нам счастье. Нас сразу берет гордость за нашу историю, и нам искренне наплевать на не очень удачную экспозицию полудепрессивной картинки. «Сто лет так жили, и еще проживем», — говорим мы с гордостью, и в душе понимаем, что любим свою Родину, несмотря ни на что.

Смотря на американский флаг, белоголового орлана и Статую Свободы, мы тоже что-то чувствуем, но уже не то. Эти символы вызывают в нас иные ассоциации, иные душевные позывы. При случае мы готовы запустить туда бомбу, чтобы не раздражаться на бургеры, колу и их неадекватное поведение. При этом мы не испытываем личной вражды к этому примитивному англоязычному народу, просто не хотим, чтобы они нас лишний беспокоили, ведь нервные клетки не восстанавливаются. Мы просто заботимся о своем здоровье.

Любой символ, как на уровне общности и глобала, так и на уровне личности и частного капитала, вызывает целый ряд переживаний, эмоций, реакций человеческой психики. Например, символ «Деньги» задействует целую цепочку мыслей, образов и воспоминаний челдобрека, с учетом накопленной им ранее информации. Для кого-то деньги — это зло, месть, предательство, разочарование, война, крах надежд. Для кого-то деньги — это полет, радость, путешествие, семья, связь с друзьями, возможности воплотить мечты, естественное состояние реализации.

Для конкретной личности или группы людей каждый символ обладает своими индивидуальными характеристиками, которые зависят от базовой информации!

В связи с этим напрашивается неутешительный вывод: для каждого конкретного челдобрека один и тот же символ будет иметь различное значение. Для — одних собака — друг челдобрека; для других управдом — друг челдобрека, такие дела. Для одних собака — это дом, детство и игра на улице, а для других — покусанные ноги и испуг. Что это нам дает? Дает понимание: одна и та же руна для каждого челдобрека будет иметь свои индивидуальные значения и свойства и включать совершенно различные психические ассоциации и событийные ряды.

Фишка шаманских рун в том, что они больше интуитивные, чем смысловые, и требуют чувствительности и осознанности при работе с ними, а не только тупого, логического лингвистического толкования! При этом нельзя сбрасывать со счетов, что у каждой шаманской руны есть и объективное, понятное предназначение, имя, функция, указывающая на ее действие или обозначающее предмет, событие или явление. То есть, если руна называется «Анчун» — «Золото», то она и указывает на золото, а не на свинец, носки, копыта или букашки. Если руна называется «Улла» — «Река», то она и указывает на уллу, а не на море, озеро, простоквашу или пустыню.

Чувствование рун — есть основной ключ к их прочтению! Он открывает нам бесконечные возможности построения новых нейронных связей, последовательностей и цепочек событий!

Каждая цепочка событий — это циркуляция энергии определенного качества, адронный коллайдер — тьфу, нейронный ансамбль! — играющий не только на балалайках, но и на контрабасах. И это не самодеятельность, а выпускники музыкальных школ и похоронных оркестров! Вся какофония такого звучания, весь эпический гала-концерт нервной системы зиждется на активно доминирующих символах! Поэтому замена таких символов, активация или подавление уже существующих способна вызвать реальные изменения в любом существе, в его мышлении, зарплате и судьбе.

Вопрос состоит лишь в умении подобрать нужные символы и запустить их в работу на уровне головного мозга, типа дорожных знаков для водителя автомобиля. Далее: сам примат, автоматически перебрав в себе различные варианты взаимодействия компонентов своих внутренних программ, выстраивает себе новую цепочку нейронных связей, создает новую программу событий, целей и жизнедеятельности, настраивает себя на новый лад, пользуясь внутренним камертоном звучания.

В зависимости от подбора рун в рунический ряд меняется качество передаваемой энергии, или, говоря проще, каждый ряд — надпись, скрипт, талисман — обладает собственной энергетической частотой. Если частота соответствует выбранным критериям события, то скрипт оказывает заметное влияние на конкретную область жизни. Например, по утрам Бузова пьет коньяк, это известный факт. Если подсунуть ей под скатерть руническую надпись, то она сначала будет в шоке и перейдет на пиво, а затем успокоится и станет пить молоко. Ситуация поменяется. Певица перестанет пить, а затем петь. Все останутся довольны. А если подсунуть ей еще одну надпись или целых три, то она перестанет гулять и начнет читать, причем взахлеб, но не захлебываясь. Другая энергия — другая и глотательная способность!

Шаманские руны существуют по принципу волны и частицы, существуют в двух состояниях одновременно, как я с Ву, или как Путин с Медведевым, или как мужчина и женщина, или как день и ночь. Я хочу сказать, что любая — руна проявлена и не проявлена одновременно, существует не только в объективном пространстве в сфере конкретного применения, но и в пространстве возможностей, где сферы находятся в виде зарядов потенциалов и имеют весьма относительные характеристики. Они обладают не только известными, описанными свойствами, но и неизвестными, зачастую противоположными, как, например, магнит и пластмасса или дерево и парниковый эффект. Такое различие на самом деле является единством, является продолжением своей противоположности, создавая при этом единую форму события, и лишь челдобрек, в силу своей развитости или ограниченности, видит одну из сторон этого единства противоположностей. А одно без другого существовать не может, сколько Фургала ни закрывай!

Поэтому нужно надеяться не только на руны, но и действовать самостоятельно! Они помогут создать сценарий события, который играть придется самому челдобреку! Небесная манна не свалится на головы доверчивых граждан и не окропит «золотым дождем», если не заплатить за эту услугу».

Валерий Павлович устал. Он лениво положил ручку и откинулся на спинку стула. Спина затекла, мысли остановились. На голове ощущался алюминиевый чан, через который не проникала ни одна идея, как ни старалась. Мало того, чан гудел и глушил любую мыслительную деятельность. Валерию Павловичу требовалось умывание холодной водой, саундтрек Моцарта и отдых.

— Не зли меня! — раздраженно сказал шаман и поднес очередной стакаш ко рту Валерия Павловича. Тот отпрянул, но Ву насильно опрокинув его внутрь ученого. Ученый закашлялся, поморщился, беспомощно крякнул и театрально стукнул кулаком по столу.

— Не балуй, Илон Маск! — сказал он. — Всего не выпьешь, всего не напишешь. И на Марсе тебе не бывать. Выкуси! — Ученый показал тяжелый, плохо слушающийся его язык, американскому предпринимателю, странным образом принимавшему вид шамана.

— Ты что, пластическую операцию сделал? — искренне удивился он. — Не надо людей смешить. Ву! Чжурчжэнь мой любимый! Вернись, Христа ради! Я буду, буду писать!

Силуэт Ву закачался на подоконнике, и ученый продолжил:

«Шаманские руны в полную силу помогают тем, кто готов принять эту помощь; тем, кто открыт и работает над собой. Работает над собой — это значит, строит второй этаж, находясь на первом. Над собой! Ладно. В этом пусть разбираются психологи, ведь они психи. Я же хочу сказать, что эффективность работы рун прямо пропорциональна набору внутренних символов самого челдобрека, его начинке. Чем внутренняя, накопленная ранее информация, разрушительнее, несуразнее и тяжелее; чем его установки и убеждения безобразнее, уродливее и отвратнее, тем сложнее новым энергиям построить новые нейронные связи, вытягивающие челдобрека к другому качеству жизни. Когда баран упирается и не хочет идти в гору, его сложнее тащить. Если вкратце.

Для примера возьмем старый, грязный, ржавый, несмазанный замок. Он открывается трудно, с натяжкой, если вообще открывается. Мышление многих людей похоже на такой ржавый замок и не собирается открываться. Пока его не почистить, не смазать, не разработать, он так и будет нерабочим. Пока мышление «венца творения» не разработать, оно так будет закрытым. Но работу эту обязан вести сам «венок»: медитировать, изучать науки, физкультурничать, врать, иначе прошлая информация не даст ему двинуться дальше, туда, куда он наметил.

Из клубня картошки никогда не вырастет пальма, из зернышка пшеницы никогда не появится воробей! У жирафа никогда не родится котенок, у свиньи никогда не будет детей макаки. Короче, независимо от того, какими свойствами обладает руна, какой у нее есть потенциал и прочее, она будет проходить препятствия, внутренние завалы, склады, свалки и заторы на пути собственной реализации в конкретном индивидууме. Сию секунду, разом, по мановению волшебной палочки ее духов, дезодорантов и ароматов не хватит на все вонючее поле сразу. Потребуется определенное время, чтобы изменения произошли. Невозможно много лет страдать, бухать, вздрючиваться и за один раз все исправить! Требуется целый набор мер по изменению существующего положения дел. Втемяшенные в голову установки как основы мыслительной деятельности, очень тягучи и плохо отклеиваются, и надоть масса усилий, чтобы их отклеить. Если все же повезет и этот процесс начнется, то происходит он не всегда мягко. Например, суперклей даже спустя одну минуту уже въедается в кожу, так что же говорить о том, что въедалось в мозг на протяжении десятилетий! Отдирать неприятно. Могут возникнуть неприятные ощущения и компульсивные расстройства: понос, рвота, золотуха, мигрень, ломота, чесотка, разговор с воображаемым собеседником, сухость во рту, подбрасывание, расплющивание, придавливание, вытягивание, подпрыгивания. Насколько долго челдобрек будет находиться в состоянии клинического перехода, никто не знает, и зависит от множества факторов: готовности, гибкости, склизкости, вязкости, мягкости, прочности, адекватности. Чем больше его стремление к позитивным изменениям и внутренняя наполненность любовью и принятием, тем легче проходит всякая ерунда и наступают счастливые времена! И чем больше он держится за старое, унылое, ненужное и пыльное, тем медленнее и суровее будет его трансформация.

Созидание и разрушение — две стороны одной медали, два процесса, идущие одновременно. Когда создается новая нейронная связь, старая, мешающая ей, может разрушаться. Иногда такое разрушение происходит болезненно, неприятно, дискомфортно, пипл «выбаливает» свои комплексы, и рассол не помогает. Внутри мозгов происходит революция: одна власть сменяет другую, перекраиваются сферы влияния, отходы выбрасывается в виде токсинов в клетки и кровь. И требуется время, чтобы организм воспрял и обновился; чтобы все устаканилось и пришло в другую норму. Никто не обещает плавности и безопасности, а только тащит вперед, несмотря на коряги и препятствия. Такой кандибобер!

Все руны связаны между собой, связаны не веревкой или леской, а общей энергоинформационной конструкцией. По сути все руны — это одна большая толстая руна, одна геометрическая фигура, болтающаяся в пространстве. Но вы своим простым замутненным взглядом видите только маленький кусочек всей фигуры, ее проявленный вариант, и думаете, что это отдельная руна. На самом деле отдельная руна — это проявление какой-то определенной грани всей фигуры, проявление особого качества или свойства целого. Бочонки в лото только кажутся отдельными друг от друга, а ведь только когда они вместе, есть возможность что-то выиграть! И есть сама игра!

Все руны имеют единую общую конструкцию, коллективное одно на всех поле, и объединены в единую энергоинформационную систему, организм, который живет в постоянных изменениях (динамической комбинаторике) за счет взаимодействий со своими внутренними компонентами, событиями и двуногими. Соответственно, каждую руну следует рассматривать в контексте ее взаимодействия с другими рунами, учитывать ее местоположение в надписи. Потому что в одном варианте это — просто «пы», а в другом — «пэ-э-э»; просто «бы», а другом варианте — «бэ-э-э-э»! Например, не просто руна «Молитва», а, например, «Молитва» кроманьонца, если там рядом руна «Человек», стоящего в храме, если там руна «Храм», попавшего в глупую ситуацию, если там руна «Овца», и желающего выйти из нее сухим и невредимым, если там руна «Выход», или получившим незначительных пенделей, если там руны «Сражение» и «Пыль».

Делая надпись шаманскими рунами, шаманы писали историю события и показывали решение этого события. Значит, и нам, современным исследователям, стоит прибегнуть к такому же техническому приему и рассматривать руны в совокупности их значений. Видеть их, как карту движения из пункта А в пункт Б, но всегда помнить, что карта не есть территория.

Конечно, некоторые руны пишутся самостоятельно, отдельно от других, и не нуждаются в соседях. Тогда их значения полностью соответствуют их названию и обозначают событие само по себе. например, «Битихэ» — «Книга», означает именно предмет, книгу, а не мыслителя, ее читающего. Из символа «Книга» происходит ряд других значений: информация, познания, школа, литература и так далее, но якорное или матричное значение — именно книга: один из видов печатной продукции, непериодическое издание, состоящее из сброшюрованных бумажных листов, с нанесенными на них типографическим способом текстовой и графической информации.

Ву говорит, что шаманы чжурчжэней понимали в своем ремесле! И, как и другие граждане, сдавали экзамены и учились, но более углубленно. Если простой гражданин из народа заканчивал два-три класса начальной школы, то шаман заканчивал академию. Лично он проходил обучение в Государственной Медицинской Палатке, которая ведала административно-медицинской службой, шаманами и придворными лекарями. Медицинское обучение занимало пять годиков, плюс стажировка, аспирантура. Врачи получили разные специализации: лечили болезни взрослых, лечили болезни детей, лечили болезни рта и зубов, лечили болезни глаз, лечили болезни костей, лечили опухоли и ушибы, лечили ранения и язвы, лечили заболевания женщин. Делали прижигания, ставили банки, иголки, парили в бане, купали в термальных источниках. Ву (если не врет, ведь не может же он врать без остановки) получил диплом бакалавра по внушениям и заклинаниям. Он — будущий психиатр, как мой друг психиатр! А еще он работал в астрономической обсерватории, где был штат в сто пятьдесят сотрудников!

Вся государственная астрономическая служба чжурчжэней включала в себя ряд отделов: астрономии, хронологии, гадания по звездам, водяных часов. Велось наблюдение за Солнцем, Луной, Меркурием, Венерой, Марсом, Юпитером и Сатурном, за двадцатью восьмью созвездиями.

Вот вам и жизнь в землянках! Вот вам и разрез глаз! Вот вам и игра в бубен! Это вам не «образованная» Европа, излагающая населению о том, что звезды — это дырочки в небе, откуда просачивается божественный свет».

Ву одобрительно и вельможно поклонился, аплодирующему ему Валерию Павловичу.

«В древнем свищенном писании (именно в свищенном, так как его писал мудрец со свищем) о появлении рун сказано: «Давным-давно жили слепые особи. Они ничего не видели, кроме самих себя. Они думали, что на свете есть только они и никого больше нет. Они не знали, что есть горы, моря, леса и холмы. Они не знали, что есть день и ночь. Из животных они знали только лису, но они не знали, где она живет и как с ней разговаривать.

Однажды один юноша шел по тропинке и упал с крутого обрыва. Голова его оторвалась и покатилась вниз к реке. Когда она достигла воды, ее глаза широко раскрылись, и она увидела вокруг себя другой мир.

Вода сказала голове: «Иди на вершину горы и найди свое сердце! Оно уже ждет тебя. А пока ты будешь идти, слушай, что скажут тебе вокруг».

И голова стала взбираться на самую высокую вершину, где ее ожидало сердце. Пока голова поднималась по острым камням и выступам, она слышала, что ей говорили о большом мире. Она узнала много интересного, чего раньше не знала. И когда она соединилась со своим сердцем, юноша окончательно прозрел и стал небом, чтобы его могли увидеть другие.

Он опустился низко над своим домом и стал разговаривать со слепыми людьми на их языке, чтобы рассказать им о величии всего мира.

Долго его никто не замечал и не слышал, но вдруг его сестра увидела его и прозрела. Она написала на стене своего жилища священные слова неба.

Так и появились священные символы. Знаки, открывающие глаза на мир»».

— Что — к чему? — спросил удивленный шаман археолога. — Где ты такое взял? Я такой белиберды тысячу лет не слышал. Есть у нас один юродивый, у болота живет. Бывший депутат государственной думы. Тоже такую чушь несет.

— Нигде, — ответил довольный археолог. — Поэтическая метафора. Хотелось написать, и написал. От себя. В порыве творческого изумления. Я так вижу. Отсебятину несу.

— Ты меня бесишь! — возмутился шаман. — Неси отсебятину в другом месте. Нас интересует только правда в начальной инстанции.

— Мальчики, не ругайтесь, — прервала их диалог пучеглазая кошка, путаясь под ногами Валерия Павловича. — Лучше дайте рыбки.

— Дай уехал в Китай, и сказал: никому ничего не давай, — перенёс свое раздражение на кошку Валерий Павлович. — Жрешь не в себя, пузо по полу волочится! Я, конечно, знаю, что кошки съедают в три раза больше своего веса, но — стопэ! С сегодняшнего дня ты на строгой диете. И сними свой единственный сапог, нечего по дому в обуви шляться. Не надо стараться на своего братца походить. Вы – разные! Кроме того, от этого ты хромаешь и карябаешь пол.

— А мне нравится, — оскалилась кошка, — я себя персидской чувствую, а не какой-нибудь беспородной. И брата моего в сапогах не трогай! Он у маркиза служит. Буду в сапоге ходить. Буду. Мяу!

— Тогда надень второй, а то тебя шатает. Всю квартиру расшатала уже. Что ты ее шатаешь? Надень сапог для поддержания равновесия.

— Он в ремонте, — замурлыкала кошка. — Сдала армянскому сапожнику, чтобы каблук подбил. Старательный молодой человек. Будущий зубной врач. Ты бы с ним рассчитался.

Валерий Павлович задумался о рассудительности кошки и провел параллель между ней и Полиной. «Полина, — думал он, — Илларионовна — животное огромное, теплое, ласковое. Одно слово — жена. Ей надо шубу — это минус, а у кошки шуба встроена в комплект, и ей шубу не надо. Кошка не орет по пустякам и не требует постоянного внимания и уборки. Ей вообще не нужно, чтобы ты убирался. Ее все устраивает. Она всегда себе уютное местечко найдет и там ляжет. И прокормить ее проще. И еще, кошка ластится, трется. Полина об меня не трется, а когда сам начнешь к ней ластиться, царапается хуже кошки. Так что, кошка лучше жены в сто раз! Только знай — корыто чистить. Фу-у, это все портит! А вот жена сама все чистит — это плюс. Все недостатки перекрывающий плюс. Жена лучше. А траты! Какие траты на жену! А на кошку? Кошка выгоднее. Везде есть свои плюсы и минусы. Трудно понять, что лучше. Надо тщательнее исследовать параллель соответствий, провести генетический анализ. Где-то в бумагах у меня была Таблица сравнений от братьев Запашных, знатоков семейства кошачьих. С их автографом. Потом найду.

— Заплатишь, — напомнила о своей просьбе кошка, — сапожнику? Он ждет под окнами. Заплати.

Валерий Павлович наскреб мелочь в кармане пиджака, висевшего в прихожей, вышел на балкон и бросил ее на землю. Она звонко зазвенела в ночной тишине, ударившись о поверхность асфальта.

Краем глаза он увидел армянского сапожника, отчаянно напоминавшего ему Римского Папу, нагнувшегося за рассыпанною мелочью.

«Сапожник, или Римский Папа?», — подумал Валерий Павлович, но, не найдя ответа, вернулся к работе: «Постулаты рунических практик».

Глава 5

ПОСТУЛАТЫ РУНИЧЕСКИХ ПРАКТИК

«Что такое постулаты? Постулаты — это такое слово, которое мне очень понравилось. Оно красивое, загадочное и серьезное. Кроме того, оно созвучно со словом «Пошла ты», которое я сказал Полине, когда она от меня сама ушла. Вот пишу сейчас «постулаты» и чувствую психологическое освобождение от тяготящих меня эмоций и переживаний. Катарсис. Нравственное возвышение, возникающее в результате сбрасывания с себя ярма женитьбы. Чувствую поднимающееся во мне самосознание и нежелание возвращаться в стойло ограничивающего меня брака. Зачем мне на себе эту бабу тащить, мучить себя воспоминаниями и тревогами? За что племя мое мужское наказали этими сварливыми, вечно недовольными созданиями, забирающими все деньги? Как жестока любовь! Разрывает мне сердце своими тисками! Нет, не могу, не могу забыть ее! Ее запах, вкус, голос. Зачем ходил на курсы по тренировке памяти? Это же угораздило так себя подставить! А какие добрые слова она мне говорила: «Птенчик мой глуховатый, слеповатый, придурковатый! Люблю тебя всеми фибрами, что ненавижу. Прибить готова, да духу не хватает». Настоящая женщина! Один –одинешенек я на свете, некому и водички подать, если что. Не дождетесь! Рано мне еще воду пить! О чем это я? Постулаты.

Откроем толковый словарь и прочтем: от латинского, postulatum — требование, положение, суждение, утверждение, принимаемое в рамках научной теории за истинное в силу очевидности и поэтому играющее в данной теории роль аксиомы. С постулатом все понятно. Но теперь что делать с аксиомой, откуда она вылезла? Жена — это аксиома, данная за грехи во имя искупления и попадания в рай. Аксиома — женское слово, потому что — это то, что не доказывается, а принимается за основное во время семейных баталий и ежедневного общения с противоположным полом».

— Ты меня все больше злишь! — строго сказал шаман и дернул Валерия Павловича за нос. — Продолжишь в том же духе — кровью умоешься. Сосредоточься на теме, не проваливайся.

Валерий Павлович хитро и агрессивно посмотрел на шамана и промолчал. Его переполняли смешанные чувства к происходящему, к бывшей жене, к шаману, к участковому, к кошке, к самому себе. Он еще не разобрался с этими зачастую болезненными переживаниями и не хотел отвлекаться на мелкомещанские разборки и выяснение отношений. Ученый сильнее сдавил пальцами ручку и подумал: «Агрессивная окружающая среда. Отрезвление вызывает агрессию. Следует накатить следующую». Но накатить следующую, ему не удалось. Еда оказалась сильнее выпивки. Шаман оттолкнул Валерия Павловича, схватил со стола банку со шпротами и завопил: «Ты губишь меня, рыба! Это, конечно, твое право. Ни разу в жизни я не видел существа более томатного, прекрасного, спокойного и благородного, чем ты! Ну что ж, убей меня! Мне уже все равно, кто кого убьет!» — И одним движением проглотил все содержимое банки.

Валерия Павловича затошнило. Он любил шпроты, но заглатывать их одним махом было для него выше его сил. Выше его сил было и поведение шамана.

— По башке тебя теодолитом! — замычал ученый. — Сядь и сиди, дикобраз-любитель! Пожиратель морепродуктов! Что ты явился на мою голову? Звал тебя кто? Ну, я звал, но мог бы не приходить. А пришел — веди себя подобающе, интеллигентно. С интеллигентом говорушку пьешь! Не с мразью. Традицию соблюдай! Слышал, что русские после первой партии не закусывают? Первой партии! Две бутылки — первая партия, две — вторая, одна — третья. Не про рюмки речь. Понял? Ночь в среднем длится восемь-девять часов. Считай, Леонардо Пизанский, с какой скоростью следует пить, в каких пропорциях, и когда закусывать, чтобы соблюдать равномерность и гладкость желудка! Не выбиваться из графика и не делать примитивных ошибок! Ты вперед меня нажраться вздумал?! Вперед меня занять пространство живота? Бегемот!

Шаман покраснел от стыда за незнание традиции и точной математики, и покорно уселся на стул. Помолчал, виновато взглянул на ученого, испытал паническую атаку и сказал: — Ладно. Проехали. Расскажи еще какаю-ни будь легенду. Не терпится твою чушь послушать.

Валерий Павлович многозначительно надул щеки и выпалил скороговоркой: — Древняя цзиньская, а позже нанайская легенда — нангма, звучи так: «Когда Земля еще была Солнцем, и не было ничего, кроме бушующего огня; когда наши предки еще сидели в своих домах на окраине созвездий; когда еще время не знало своего пути и текло вспять, сворачиваясь в улитку, тогда и появился Закон. Закон, что создал другие законы. Закон, управляющий небесами и двигающий холодную бездну навстречу огню.

Так зародилась жизнь. Так появились правила. Так появился Дух Земли, и на его ладонях — челдобрек. Так суждено было произойти, и так произошло».

— Тебе водички дать? — спросил шаман сочувственно.

— Утопить меня хочешь! — взревел Валерий Павлович. — Я и так на семьдесят пять процентов состою из воды! Любой индивид на семьдесят пять процентов состоит из воды. Это примерно по сюда. — Валерий Павлович показал на уровень груди. — Куда мне еще ее пить? По горлышко? Так захлебнуться можно и ко дну пойти. Тело ко дну, а голова, как буй, будет на поверхности качаться, она же не заполнена жидкостью! И Архимед обидится. Да и водка не влезет. Не мешай сочинительствовать историю!

«Свою книгу я начал про культуру и письменность древнего народа с позиции научного незамутненного метода, где проповедуется строгий исследовательский подход, основанный на системе принципов, категорий, умозаключений и обоснований, которыми руководствуется научное сообщество, а сейчас перешел из этого эмпирического омута на магию и шаманство. Мне страшно до глубины души, и бросает в дрожь от собственного горизонта сознания и широты взглядов. Не многим удавалось окунуться в мистицизм, в нем утопая, оставаясь при этом учеными с большой буквы «Т». Из-за этого чумного шамана, который хочет меня напоить и контролирует мое поведение самым нещадным образом, я превращаюсь в Верховного Шамана Тувы, Хакасии, Еврейской автономной области, берега Белого моря, всея Руси и чжурчжэней. И меня не отлучат от этого звания ни за мои взгляды, ни за иконы.

Мне страшно и волнительно, что коллеги меня не поймут, и будут стебаться и завидовать черной нескрываемой завистью моему внезапному и такому удачному преображению, ведь все прекрасно знают, что археология — это чистой воды шаманство. Грамм правды, десять грамм предположений, шестьдесят девять грамм домыслов, баек и небылиц, основанных на недостатке материала, сознательном умолчании или передергивании фактов. И десять грамм вкусных паскудных инсинуаций, лжи и фикций, мастерски упакованных в современные национальные тенденции. Поэтому пусть будет шаманство! В нем не меньше честности, чем в науке! Просто пока непривычно ощущать себя в новом качестве проявления.

Один из великих чжурчжэней писал: «Крестьянам — землю, рабочим — заводы, шаманам — шаманство». Он ратовал за лучшую судьбу всего человечества и остался в веках. Продолжая его теорию, можно сказать: «рыбакам — рыбы, шахтерам — шахты, кузнецам — кузни, депутатам — путы. Всем всего и в полной мере». Разобрались, пошли дальше.

Шаманство — это умение камлать, завывать, базлать, скакать, постигать и усилием воли призывать духов, давать им команды и снаряжать в помощь. Духи так же реальны, как и люди, но находятся на другом измерении, в другом пространственно-временном континууме. Кто-то из них живет в земле, кто-то под землей, кто-то на небе, кто-то под небом, кто-то в воде, кто-то под водой, кто-то в огне, кто-то под огнем. Мир густо заселен не только гостями из азиатских республик, но и духами. Их много. Духи — могущественная Сила, руководящая происходящим. Это та правящая элита, то Мировое Правительство, о котором многие говорят, но которого никто не видел, и никто о нем ничего не знает.

Отрицать возможности шаманства — все равно что отрицать наличие головы у жирафов и гусениц. Потому что возможности у шаманства очень большие, но показывать их никому нельзя! Иначе нарушится привычный уклад жизни населения, социальные ориентиры потеряют свою актуальность, все поймут, что их водили за нос, и мир не такой, каким его нам представляют. Мир далеко не такой, и история этого мира далеко не такая! Но от этого общество сойдет с ума, начнутся массовые беспорядки, поднимутся цены на бензин и памперсы, электорат затребует уважения и повышения зарплаты, взбесится, заартачится, станет неуправляемым. Ни уголовный кодекс, ни конституция, ни электронные повестки не смогут сдержать в рамках приличия ополоумевшее население. Этого никак нельзя допустить — тайну следует держать в секрете специализированными силами внутренней секреции. Секрет — самое лучшее средство для любознательного народа».

Валерий Павлович тоскливо посмотрел в потолок и взял с потолка следующее рассуждение:

«Что такое руническая практика в шаманстве? То же самое, что любая другая, но более специфично направленная на раскрытие челдобрека через руны и улучшение мира вокруг. Практика — это разумная челдобреческая деятельность, основанная на сознательном целеполагании и направленная на преобразование действительности, в том числе и самого челдобрека. Невольно вспоминается крылатая поэтическая фраза: «Ты — пчела, я — пчеловод, а мы любим мед. Мы — просто пчелы». К чему она вспоминается? Хочется меда, а его нет. И трудиться надо, как пчелы, чтобы получить необходимую опытность, то есть заработать горб профессионализма от многолетнего труда. И еще, практика — это критерий истины, хотя это полная лажа.

В рунической шаманской практике есть свои эскалопы, эскулапы, постулаты! А как им не быть? Везде постулаты есть, а здесь, значит, нет? Нет! Есть они и здесь! Раз они есть, они должны к чему-то сводиться и что-то утверждать. Утверждают они следующее:

Руническая практика — это вкалывание на собственное благо и благо других людей-соплеменников за определенное вознаграждение. Причем вознаграждение берется заранее, чтобы не отвлекаться во время практики на вопросы: «Заплатит — не заплатит? Сколько заплатит? Не обманул бы». Это значит, что шаман помогает другим людям за свою зарплату, она для него крайне важна и необходима. Шаман — двуногий, и тоже хочет питаться и с женщинами кувыркаться, ему надо платить за свет, воду и шаманский интернет. Но даже если он не получает за свои камлания вознаграждения, он все равно честно и вдумчиво делает свою работу, так как считает своей прямой обязанностью помогать людям в их делах. Это — призвание души и сердца, служение, а не коммерческая деятельность.

Руническая практика является средством самопомощи, самопознания и саморазвития, и основывается не только на личной силе шамана, его мыслях и образах, но и на гуманитарной помощи духов, возмездной или безвозмездной.

Зачастую в камланиях шаман пользуется своей личной энергией, отдает ее людям, мышам и зверям. Но зачастую при самом удачном раскладе шаман ничего не отдает своего, а транслирует энергию своих духов-помощников и животных Силы. Он является проводником их энергии и полностью зависим от их воли, настроения и расположенности. При удачных раскладах, шаман камлает в союзе с духами, выполняет коллективную работу по изменению реальности. Чем сильнее шаман, тем меньше его суеты в камланиях, его духи делают все без его активного участия. Но требуется ремарка: нельзя моих соотечественников, современников назвать шаманами, хотя духи маркетинга полностью ими управляют.

Руническая — практика не делится на белую и черную, а существует сообразно индивидуальным личностным задачам. Какую мысль вкладывает шаман в скрипт, в таком направлении он и гребет. Скрип — инструмент, не более того. Например, у кого-то есть молоток. Этим молотком можно и орехи колоть, и гвозди забивать, и грозить кому-то страшной расправой. Или давайте возьмем нож. Ножом можно и хлеб резать, и в зубах ковыряться, и бриться, и, в крайнем случае, его можно метать. Поэтому скрип обретает качества только в руках конкретного шамана, в зависимости от его наполненности и развитости.

Руническая практика требует определенных знаний и умений, которые приходят со временем, при условии собственных усилий для их получения. Тут все просто: закончи школу, институт, получи профессию, получи опыт практической деятельности, закончи курсы повышения квалификации и работай, а не снимись голым в ролике для Ютуба, чтобы потом строить из себя эксперта в выбранной области».

Валерий Павлович довольно улыбнулся и обратился к Ву: — Дополнишь что-нибудь?

— До полной? — уточнил шаман, ковыряя мизинцем в ухе. — Это можно. — И быстро налил ученому полный кубок. — За дружбу людей и духов! За то, чтобы наши желания совпадали с нашими возможностями! Тост в трех экземплярах, хотя кошка пить не будет.

— Шутник! — развеселился Валерий Павлович. — Павел Воля, не меньше. Да, что там! — бери выше! Алексей Навальный! Шутил, шутил и дошутился.

Шаман засмущался от такого комплимента, покраснел, задумался. Его мысли закрутились с бешеной скоростью в желании понять шутку про Навального и сбились резвящимся табуном в дальнем углу подсознания в виде ассоциаций: «Всего навалом, в избытке, сколько угодно, более чем, воз и маленькая тележка, невпроворот, полным-полно, беспорядочной кучей». Он схватился за голову обеими руками, не в силах понять, что это значит, и пропел: «Ом, ом, металлолом». С силой растер уши, поскрипел зубами и успокоился.

Валерий Павлович уткнулся в тетрадку:

«Шаман общается с рунами, изучает их, познает. Ему интересны руны как способ самопознания.

Он щурит глаза, хотя их можно и не щурить, они и так узкие, и пристально смотрит на руну, что избрал для медитации. Входит в нее, в ее податливую структуру со всей своей страстью, упоением, и чувствует, чувствует, что происходит у него внутри, что где колышется и отдается и что не колышется, не отдается. Он ощущает движение в теле, движения в пространстве, покачивания и волны этого взаимодействия. Шаман изнутри изучает руну, открывает ее для себя, сливается с ней пропуская через себя ее энергии, и ждет, пока все устаканится и поймется, и только затем, передает ее смысл, вкладывая в рунескрипт. Помню, я как-то раз так же сливался в галерее современного искусства с инсталляцией «Слив». Меня еле оттошнили, оттащили на улицу под большим впечатлением, где, отдышавшись и опомнившись, я пришел в себя. Такое мощное отождествление доступно только истинным ценителям и шаманам. Так вот, шаманы влюбляются в руны, приклеиваются к ним, постигают их, как любимую женщину с ног до головы. А доходяги и обыватели в эти подробности не вдаются, они тупо таскают на себе артефакты, и остаются довольны этим обстоятельством.

Я считаю, что так — правильно. Каждый должен заниматься своим делом: пастух — пастушить, колбасник — колбасить, а шаман — шаманить. Каждый в своем деле должен быть профессионалом и не соваться своим свиным рылом в калашный ряд! Не пойду же я со своим умом и навыками землекопа в грузчики! Конечно, нет. Не пойду. Никуда не пойду, кроме родного института. Да и там мне не рады, ох, не рады замшелые работнички! Ничего! Завтра запоют соловьями, когда я представлю на суд общественности Гааги свои изыскания.

Теперь о желаниях. Чтобы шаман сделал рунескрипт, надо ему сначала рассказать о своих желаниях. Надо точно и подробно объяснить, чего от него хотят и в каких количествах. Желания должны быть конкретные, детальные, цельные и в меру разумные. Не следует, например, желать на троллейбусе съездить на Мальдивы, а потом назад, не покупая обратного билета, подкатить к своему дому. Никто вас без билета назад не повезет. Контролеры и водители с этого зарплату получают, и не собираются они вас бесплатно туда-сюда катать. А, если и повезут, то морду набьют обязательно, для проформы и для поддержания социального статуса. Или, например, не стоит желать большой дом в Подмосковье и двести миллионов долларов на халяву: тут же набегут жены, дети, родственники, оберут вас до нитки и выпнут за МКАД. И, если у них не получится, то бандосы нагрянут, налоговики с приставами, что по сути одно и то же, поинтересуются, откуда у вас такие нетрудовые доходы! И предложат поделиться с государством своими кровными. И тут начнется депрессия, нервный срыв: станет жалко отдавать то, что вам недавно принадлежало, и где-то там, за забором вы вполуха услышите блатные и эмигрантские песни.

Встает вопрос: как правильно хотеть, чтобы все иметь? Чтобы вы все имели, но вас не имели! Здесь страшная тайна, покрытая мраком, и мрак не рассеивается. Есть надежда, что мрак рассеется, но надежда умирает последней, и он не рассеивается. Мой друг-психиатр говорит, что желания приносят страдания, поэтому, хотеть надо нехотя, беспристрастно, лениво! Вернее, сразу сильно-сильно хотеть, а потом перестать хотеть, словно и не хотел, и не вспоминать об этом больше, и впасть в деменцию. Тогда все исполнится лучшим образом, но не для всех, как в сказках Гофмана!

Еще следует понимать, что вам даст исполнение желания! Как вы себя будете чувствовать после его исполнения? Как ваша жизнь поменяется? Куда вы придете? Как близкие будут себя чувствовать с вами рядом? И как вы вообще поймете, что ваше желание исполнилось? Это ведь не на «банане» покататься, а судьбу изменить! Как вы поймете, что она изменилась? То-то!

Все это шаман продумывает с заказчиком, мозгует и взвешивает, чтобы знать заранее, и получить нужный результат, а не то, что случайно получится.

Что еще делает шаман между тем, как чего-то хочет и чего-то не хочет, между началом работы и ее завершением, между стартом и финишем? Пыхтит, кряхтит, иврит, архимандрит, хандрит, сидит на завалинке. И любит людей! Без любви к людям шаманом не быть!

Сейчас по просьбе Ву, — лирическое отступление:

Помните, что ваша любовь к людям, в первую очередь, адресована вам лично, и цель ее — ваше освобождение от всего негативного, довлеющего, тормозящего и перекрывающего. Любите людей ради собственного волшебного мира, тогда вы станете их лучше понимать, и реакции ваши на их поведение будут более осознанные. Все разочарования и обиды на других станут для вас понятными, и вы сможете принять то, что существует, не стараясь переделывать всех и вся!

Благодаря чувству любви вы научитесь не наделять других людей теми качествами, которыми они не обладают, а сможете воспринимать окружающих с позиции их собственных мотиваций и потребностей.

Любовь дает не только комфорт восприятия, но позволяет прекратить перекладывать на других свои ожидания, свою картину мира, свои надежды, и от этого не упускать свое счастье.

Что еще знает и исповедует шаман? Знает — знания, исповедует — исповеди. Главное знание: меньше знаешь — крепче спишь, а поскольку сейчас, храпельной ночью, шаман не спит, то следует законный вывод: он много знает. И в корзину идет дураканская народная мудрость для дураков: «Кто много знает, тот быстро состарится». Ву уже тысячу лет, но он не старый. Он поджарый, сухопарый, изрытый морщинами мужчина в самом расцвете сил, под шофе и в тонусе. Знания обеспечивают тонус. Чтобы быть в тонусе, нужно, чтобы «тонус» был в тебе!

Каждый челдобрек имеет тонус в себе, когда понимает, что сам ответственен за все с ним происходящее, а не перекладывает свой пучок салата на плечи другого челдобрека или шамана. Все или почти все, что случается в жизни челдобрека, зависит от него самого и является следствием раскрутки его внутренней информации и грязных носков. Нельзя кидаться грязными носками в других, если не хочешь, чтобы они полетели в тебя, а тем более, нельзя раскрывать хайло, если не хочешь, чтобы его этими же носками заткнули. Поэтому для работы с рунами требуется усвоить эту простую истину, и стирать носки своевременно, или ими не разбрасываться направо и налево».

— Кстати, Ву, это мой ответ по поводу твоего немого вопроса по поводу бумеранга. Мы их не добываем в бою, а делаем сами. Технология изготовления весьма проста и понятна: нужно носить носки долгое время, не снимая, потом снять и дать высохнуть. После затвердения они обретают свойства смертельного оружия под названием бумеранги, потому что всегда в паре. Если бы вы в своем дремучем Цзине знали сию технологию, то на раз смели бы татаро-монгольцев и обратили их бегство на марафонскую дистанцию.

— Опять нарываешься, — сказал Ву. — Провоцируешь на высказывания и мордобой. Я тебя уже несколько раз, останавливал, осаживал, вразумлял. Призывал к коммуникации. Мотивировал на графское отношение. А – ты, крестьянская твоя душенка-тушенка, продолжаешь меня задевать. Где твоя культура общения? Куда подевалась красивая речь, легкость, изысканность слога? Я теряюсь от твоего сленга. Где твое образование и начитанность? Интеллект? Профукал в шансоне?

Еще раз что-то подобное скажешь— заеду в лоб без китайского предупреждения.

Валерий Павлович закусил губу, как веселая молодая собака, затем оскалился, икнул, помотал головой, отогнал нахлынувшее раздражение и разразился густым коротким смехом, в котором выразил свое презрительное отношение к замечанию шамана. «Врешь, не возьмешь», — сказал он сам себе и надменно подал шаману руку в знак примирения и понятливости. Рука зависла в воздухе, пошевелила пальцами, затем вернулась к бумаге.

«Шаман прежде чем писать руны на холсте, выбивать их на камне или выкалывать их на чьих-то плечах и тазобедренных суставах, входит в измененное состояние сознание: алкогольное, наркотическое, сексуальное опьянение или дикий культурный экстаз с видениями, имаготренингом и бальными танцами. Без этого состояния, вся работа — кобыле под хвост, один пустой звук в унылой кабинке общественного туалета. Только нужное состояние, измененка, транс обеспечивает качественное слияние с сутью рун, отключает ум и включает образное мышление, сопровождаемое припадками высоких энергий и нижним брейком на голой земле.

Полная шаманская отдача процессу, погруженность в него создает неповторимую мистическую атмосферу истинного духовного преображения. Ни один нормальный йети так не сможет, поэтому нормальные йети посещают шаманов, платят им вэни и просят раскинуть гадательные камешки Хуваанок, похлестать плеткой по тыльной стороне лопаток для очищения от зловредных духов, умоляют изобразить и выкатить рунические чудо-скрипты. От таких многочисленных просьб шаманы находятся в полной фантасмагории, но справляются с рассеянностью и обретают ясную голову и свежий ум.

Ясная свежая голова ювелирно подбирает нужные руны в рунескрипт, выверяет и просчитывает их значения и взаимодействия друг с другом, располагает их в определенном порядке, соответствующему стоящей задаче, и лишь затем мутнеет и отрывается в диком шаманском трансе для их зарядки и освящения духами.

И в значениях и сочетаниях, и в их пробуждении к жизни кроется искусство изготовления рунических надписей! Как это сказывается на людях? Доподлинно не известно. Никто до наших дней не дожил, никто не жаловался, но судя по раскопкам, всем нравилось».

— Согласен, — сказал шаман, — тут согласен, — и, воодушевленно почесав ладони, сложил их «лодочкой» перед грудью.

— Что задумал? — разволновался ученый. — Согласен он. Подозрительно как-то.

— Ничего, — пояснил на предъяву шаман. — Сейчас полночь! Два нуля плюс два нуля. Священная цифра. Нумерологи рекомендуют в полночь складывать руки перед грудью и считать до нуля, чтобы обнулиться. Ноль плюс ноль равно ноль. А еще они рекомендуют складывать дату своего рождения, имени и фамилии с домашним адресом, страной проживания и количеством пальцев на ногах, чтобы понять свое предназначение.

— Бред! — заорал Валерий Павлович, — Кто в этот бред верит?! Только сами нумерологи! И что это за профессия такая — циферки прибавлять?! Знаю, есть математики, физики, бухгалтера, они что-то считают, дифференциалят, подбивают барыш, биссектрисивают, строят графики в уравнения. А эти что прибавляют?! Таблицу умножения?! Нумерологи!

— Ты посеял во мне сомнения, — расстроенно сказал шаман. — Можно сказать, выбил почву из-под моих заблуждений. Разберу слово «нумерологи» и успокоюсь, мне это надо для самоуспокоения: «Нуми», — здесь все понятно, шведская актриса и телеведущая, а вот «рологи»… тут стоит поковыряться. Сперва можно подумать, что главное тут «ролл», то есть «жрущий рыбу». Но, может быть, и ошибочка, и главное тут «рога». Нуми-рологи, типа, паяцы с рогами. Но тут тоже закралась ошибочка, ведь «ро» — это — семнадцатая буква греческого алфавита, а «логи» — еврейская мера объема, равная объему шести куриных яиц. Тогда получается, что нумерологи — это «семнадцать клоунов-евреев с шестью яйцами, говорящих по-гречески. Да, верить им нельзя. Ты прав, Валерий.

— Харе умничать! — зашипел Валерий Павлович, высказывая недовольство прогрессивному набору знаний шамана. — Хватит нам одного ученого на рыло. Иди-ка делом займись! Слышишь, потусторонняя сила опять нам по батарее стучит? Барабанит, как на концерте.

— Что? — затупил шаман.

Валерий Павлович рассердился на нерасторопность и непонятливость шамана, рванул в ванную комнату, где звук слышался особо отчетливо, и заорал во вест голос, обращаясь к соседям, стучащим по батарее: «А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб?». И, присев на корточки, стал прислушиваться к происходящему. В доме появилось шевеление, кто-то спросонья закряхтел и закашлял, с разных сторон послышались недовольные звуки, шаги, комментарии и стоны усталости. На мгновение дом проснулся, завозился, встрепенулся, поднял голову, но тут же перевернулся на другой бок, поправил подушку и снова заснул. И только соседи снизу не унимались, они о чем-то громко бухтели, шипели, разговаривали, кляли Валерия Павловича высоким двусложным ямбом. Вскоре все вновь стихло, и наступила глухая притупленная тишина, изредка прерываемая смачной икотой археолога.

«Общественная структура многонационального государства Цзинь была очень сложной. Страна делилась на девятнадцать губерний во главе с генерал-губернаторами. Каждая губерния подчинялась правительству, правительство — депутатам законодательных собраний, а депутаты законодательных собраний — императору.

Всюду плодились и размножались чиновники, военнослужащие, бюджетники, которые образовывали органы государственной власти и пировали. Каждый уровень власти имел свои полномочия, поддерживал и наводил порядок в стране, определял территориальную целостность, организовывал население.

На каждом уровне общества существовали свои традиции и обычаи. Например, у чиновников было празднование дня рождения; раньше такого не существовало, а у простых граждан образовался праздник добровольных пожертвований в казну на праздники по поводу дней рождения чиновников. Чжурчжэньские господа так отрывались на этих праздниках, устраивали такие гульбища, что, если бы не мандаты в карманах, дающие неприкосновенность, их бы сажали в «кутузку». В «кутузке» начальствовал Кутузов, у него тоже были свои обычаи. Он в полной темноте ходил по камерам и тыкал пальцем в глаза осужденным. «Циклопы, — говорил он, — циклопы. Ну, точно! Кругом — циклопы».

— В Москве есть Кутузовский проспект, — как бы невзначай похвастался Валерий Павлович, тем самым, показывая шаману преемственность поколений и родство наших народов.

Шаман отметил посыл Валерия Павловича, но вида не подал.

«На практике, — написал ученый, — в настоящий момент мы имеем пять достоинств: «Доширак», кофе, книги Веллера, сайт Госуслуг и банковскую карту. Шаманы древности не имели «Доширака», кофе, книг Веллера, сайта Госуслуг и банковских карт, но были достойными людьми. Об их достоинстве говорят их дела, в частности, культурное наследие, предметы культа и завоеванные земли. Жаль, что нам не оставили литературных памятников с достойным и понятным для нас переводом, а так — все хорошо. По-птичьи никто из нас не говорит, и ничего мы ни хрена из того, что находим, не понимаем! Да и сейчас я ни слова не понимаю из того, что пишу сам! Но прошлого не исправить, а жить надо сейчас! Поэтому станем из сельских пройдох артистами балета и обретем достоинства, что будут торчать у нас из-под колготок! Достоинства нам понадобятся позарез, чтобы принять свою благодать дающихся нам рунами возможностей, что возможны.

Давайте детализируем, какие преобразования достигаются с помощью рун, и наконец-то используем бесплатный абонемент на год в городскую баню.

1. Адаптация. Руны помогают выжить в различных условиях и не потерять при этом фарс, гонор и денежные сбережения. Если, конечно, Набибуллина что-то по этому поводу не придумает и не опередит исполнение ваших желаний. Руны помогают выйти из сложных жизненных ситуаций, спастись, уберечься, защититься от произвола, вырваться из кровожадных и свирепых лап судебных приставов и пребывать в социально-экономической победе.

2. Коммуникация. Руны помогают научиться болтать без умолку с кем угодно и когда угодно. Они способствуют развитию навыка общения, взаимодействия с другими людьми, что крайне важно для осуществления любых целей.

3. Прозорливость. Руны помогают слушать сердце, тренировать память, развивать интуицию, что приводит к минимизации совершаемых ошибок, видению возможных вариантов будущего, замедлению маятника суеты действий, что, в свою очередь, приводит к снятию психического напряжения и игнорированию психологов и коучей за лютой ненадобностью.

4. Уверенность. Руны помогают ощутить присутствие Высших Сил и довериться их присутствию. Такое доверие обеспечивает состояние подъема, успеха, прухи, уверенности. Без такого доверия все происходит гораздо сложнее.

5. Карьера. Руны помогают преуспеть в карьере, продвинуться по служебной лестнице. Скоро я сделаю рунескрипт, чтобы подняться по служебной лестнице, и я поднимусь по служебной лестнице не из-за того, что отключат лифт, а сам по себе.

6. Здоровье. Руны помогают в улучшении здоровья. Если повнимательнее посмотреть на портрет Гиппократа или портрет Авиценны, под рубашками у них можно увидеть рунические татуировки. Рунические татуировки укрепляют веру и силу целителя и способствуют распространению здоровья. Без здоровья — труба! Поэтому руны необходимы, чтобы удачно лечиться в домашних условиях примочками и пиявками или попасть к знающему врачу, не хапуге. Не к веселому садисту-экспериментатору, как уже было однажды.

7. Любовь. Руны помогают в любви и межличностных отношениях. Достаточно начертить скрипт у себя на голове и посыпать ее пеплом от ритуального костра, как ваша «вторая половинка» встанет на задние лапки и станцует вам вальс Вальдтейфеля «Фигуристы». Потом приготовит сытный ужин, перестанет пилить, зажжет свечи и проявит максимум внимания и ласки. Конфликты уйдут, ваши отношения наладятся, если в последующем не разладятся. Для тех, кто в браке больше десяти лет, все пройдет почти так же, но значительно спокойнее и гораздо естественнее, быстрее, без амфитеатров и представлений, чтобы не проспать на работу.

8. Последний пункт. Финтифлюшки. Руны помогают фиг знает в чем, таких названий не знаю, таких ситуаций не видел, однако они есть».

Дверь холодильника приоткрылась, и оттуда высунулась физиономия помятого Римского Папы. — Мне лишнего не надо, — недовольно сказал он, — вы дали больше за сапог. Заберите лишнее. Сдачу. Кис-кис-кис. — И швырнул на отмажь две монетки по два рубля каждая. Они подпрыгнули, зазвенели и покатили в прихожую. — Так-то», — сказал Римский Папа и захлопнул за собой дверцу похрипывающей «Бирюсы».

— Нет, ты это видел? — прикусив язык, спросил Валерий Павлович шамана. — Никакого уважение к прихожанам! Не считают нашего брата за людей. А за что? Мы же – овцы! К хвостатым обращаются, сапоги итальянские шьют, а нас, кучерявых, игнорируют, будто и нет нас, пустое место вместо людей. Вот оно, истинное отношение! Пользовательское. Надо закон какой-то ввести – «за жестокое обращение с прихожанами», что ли. Накатим?

— Ты ж не прихожанин, — кивнул шаман. — Атеист до мозга костей. У прихожан Папы Римские по холодильникам не лазят.

— Считаешь, это обычный сапожник? Обычный папа-сапожник? Все равно, странно. Пишем.

«Рунические практики — очень мощные, — еще более захмелев вывел Валерий Павлович. — Что означает эта странная фраза? В то время, как космические корабли бороздят просторы Вселенной, кто-то смеет утверждать, что магия рун — мощная штука? Как такое может быть в век кибернетики и электроники?! Как какие-то там шаманы могут влиять на судьбы людей?! А вот — могут! Влияют! И испокон веков так было, и все это не требуют доказательств! Даже Президент ездит на Алтай и в Тыву, где процветает шаманство! Какие еще доказательства нужны? Какие факи предоставить?

Давайте порассуждаем здраво на примере помытого с мылом царя природы. Царь природы состоит из слоев, словно луковица лука. Внутри, в самой серединке, имеется плотное физическое тело, состоящее из миллиардов клеток. Процессы в клетках регулируют пять мозгов: головной мозг, спинной мозг, энтерический мозг, сердечный мозг и полевой мозг. До последних лет науке был известен только спинной и головной мозг, а теперь нашли сердечный, кишечный и полевой. Так вот, полевой, он, вообще, тонкоматериален, но именно он организует и корректирует работу всех других мозгов и систем организма гоминидов. Возникает справедливый вопрос: кто создал полевой мозг и почему именно он все регулирует? Почему идет от тонкого к толстому? Уж не Чехов ли нам насолил? Почему все происходит не наоборот, раз мир материален?

Наука допускает наличие неких вселенских полей, образований, формирующих полевой мозг, иже с ним и физические проявления людей и всего, известного нам мира. Что это за поля, никто не знает, но не сельскохозяйственные — точно! Из этого — вывод: материя в различных своих проявлениях, в том числе и тонкоматериальных, в виде энергий и частиц, в силу определенных условий уплотняется и формирует физическое пространство, в котором мы все и живем. Но не останавливается на этом формировании, а следует дальше по своим делам, не заморачиваясь нашим существованием. То есть наш мир — это некая форма материи, существующая где-то в пустоте, как и бесконечное множество других форм, отличающихся по плотности и содержанию, существующих в пустоте.

Наш мир и мы сами — это многослойная конструкция, имеющая свои клише где-то там, где нам не известно. Шаманы воздействуют на тонкие слои реальности и там производят изменения в физическом мире, что полностью соответствует представлениям современной физики о пространственных взаимодействиях. То, что вычленяется сознанием шамана, как бы оживает и начинает быть, а то, что не вычленяется, существует в пустоте как данность. На каждом слое есть свои вычленения, то есть воспринимаемые объекты. Отрицать это — все равно что отрицать частицу бозона, создающую бизона, или отрицать экскаватор, роющий экватор, или отрицать себя из-за невозможности понять себя, свои брови.

Это я к тому, что когда сапиенсы что-то отрицают, путь даже до общественной истерии, это совершенно не означает, что этого нет! Более того, если кто-то что-то отрицает — значит, это есть! Но зачем кому-то заморачиваться принятием очевидных фактов, когда они противоречат личным убеждениям! Дениализм проникает в кровь населения, как вирус, и остается там навсегда. Как говорит Джордж Редькин, «Лечить от тупости бесполезно, это не диагноз».

Если вдуматься, то правдивый окружающий мир нужен нам больше, чем мы ему. Правдивый окружающий мир — это гармоничная среда обитания, где все мозги работают слаженно и синхронно, без сбоев и рекламных программ. Однако пока я наблюдаю туфту! Брехнявый окружающий мир основан на ложной истории, дезинформации, бабских забубонах, блефе, навязывании примитивных ценностей, выворачивающих психику наизнанку. Сам, я конечно, верю в этот лживый мир, иначе не получить ни званий, ни степеней, ни наград, ни признания, но в свободные от работы часы иногда грущу по правде, рвущейся наружу из забитого моего слабого и сиплого горлышка. Попереживав, сдаюсь. Сдаюсь на милость средств массовой информации, привычек и реалий сегодняшнего дня. Нет, не споют уже в полный голос струны моей души, не залезут на самую высокую башню ее стройные ножки, чтобы возвестить оттуда, прокричать всем обманутым и оскорбленным о настоящей свободе. Я — мещанин и обыватель, как и все рядом. Меня прельщает оклад и теплое местечко старшего научного сотрудника, с возможностью поездить за государственный счет по разным местам и свалкам. Мне нравится этот размеренный образ жизни, вкусные булочки и пастеризованное молоко, запах моря, врывающийся в волосатые ноздри, звон колоколов на крыше старенькой церкви, перебивающий звон трамваев; нравится все. Я не хочу ничего менять за свой счет. Меня все утраивает. Раздражают только кредиты и быстрые займы. Они разрушают мою идиллию, мои грезы о счастье и не дают покоя и равновесия. «Как же так?! — думаю я с отчаянием и надеждой. — Самая большая и богатая страна в мире, а граждане живут в кредитах. Непорядок, несостыковочка, конфуз».

Валерий Павлович досадно высморкался и продолжил: «Самая богатая страна, но все портит бедный народ! Бедный народ не соответствует богатой стране, отстает. Ковыляет где-то сзади от ее успехов. Не принимает индексации, фьючерсы, рост ВВП. От этого и сложности, недопонимание. Душа не на месте, мечется, рвется, слетает в критику. Лично мне ничего не надо. Меня все устраивает. Надеюсь, что руны помогут мне рассчитаться с долгами.

А есть и недовольные! Так вот, что я скажу: « — Смотрите внутрь себя! Ищите причины своих страданий внутри! Не пеняйте вокруг!». — «Блин, пеня набегает».

— Слушал недавно аффирмации Свияша, друг Ву, — это свояк мудреца со свищем, — сказал Валерий Павлович, оторвавшись от пространных философских строк книги, — так вот, что-то там про деньги, про их привлечение, да чуть не кончился от удовольствия. Лежи себе, слушай, ничего не делай, а у тебя подсознание само привлекает нужную сумму. И, действительно, полез в карман пальто в шкафу, прям туда потянуло, там с прошлой зимы нычка в сто рублей завалялась. «Ну, — думаю, — первый успех обозначился, глядишь — и второй не за горами. Горы оказались высокими, снежными, не повезло. Благополучие затерялось в какой-то расщелине. Страшно, страшно до дрожи выйти из зоны комфорта, поменять жизненные привычки, выпрыгнуть из серых штанишек и надеть на себя блестящий костюм Киркорова. Страшно до слез изменить расписание дня и знакомый маршрут движения с работы до дома. Страшно знакомиться с другими людьми, особенно с красивыми женщинами, и рассказывать о себе, когда из себя ничего не представляешь. Протоптанная колея внутренней информации не отпускает от себя ни на шаг, не дает посмотреть вокруг на триста шестьдесят градусов и объективно оценить картину собственной беспомощности, слабины. Не хватает мужества признаться в бессилии и малом значении своей персоны не только для других, но и для самого себя. Поэтому хочется играть в эксперта и привлекать внимание людей к своей маске, ведь без этого внимания приходит тоска несусветная и ощущение незначительности, ущербности, никчемности. Я не какое-то там светило, звезда, деятель, чтобы в честь себя называть города и полесья! Не будем показывать пальцем на Бородину, но назвать Бородинское поле и город Бородино в свою честь — вершина самопрезентации и хамства и плевок остальному населению страны, мучающемуся от нереализованности и незаметности личного микромира.

Глаза Валерия Павловича наполнились слезами и горечью, к горлу подступил ком. Шаман внимательно посмотрел на ученого и погладил его по голове. Тот прижался к шаману, как ребенок прижимается к маме, и громко, не сдерживаясь, заплакал. Это были чистые душевные слезы о неудавшейся жизни и о тех мечтах, которым не суждено было сбыться.

— Не так все должно быть, не так, — сказал Валерий Павлович, успокоившись.

— Так, — возразил шаман. — Есть только то, что есть. Хочешь, я тебе для успокоения басню прочту. Нашего местного цзиньского баняпарца, баняпашца, баснописца — востоковеда Ююнь Крылова:

«Стрекозел все лето пел, да. Пел, да.

Чайхана сидел. Нумир-ханум слушал.

Оглянуться не успел, да.

Как зима шары на выкате.

Прилетает Стрекозел к Маракашка.

— Маракашка, маракашка, дай мне маленький кусочек лепешка.

А Маракашка ему отвечает:

— Ты все лето пел, да. Пел, да.

Чайхана сидел. Нумир-ханум слушал.

Уйди, баран! Уйди, ишак!

Ничего не получишь!»

И думаешь, Маракашка расстроилась? Опустила руки и перестала шляться? Статистика показывает, что у людей с одной извилиной, стоящих на уровне развития маракашек, шансов стать успешными, богатыми и счастливыми гораздо больше, чем у тех, кто обременен своим интеллектом и тащит его, как кувшин с водой на своей голове. Чем меньше интеллектуальные познания мира, тем меньше заморочек, правил, предписаний, ограничений и иных проблем, и препятствий, придуманных самим же интеллектом. Непосредственная жизнь, жизнь в потоке, жизнь по моменту есть самая насыщенная и наполненная, как это ни странно кажется.

Валерий Павлович оценил сочувствие шамана и снова задумался над текстом.

Глава 6

ПОЛИНА

Полина никогда не была красавицей, хотя сама считала иначе. С подачи ее мамаши, стародавней примадонны университетского самодеятельного кружка, еще в детстве в уме Полины сформировался образ ее жизни, ее внешности, ее карьеры и не покидал ее до самой смерти мамаши. Мамаша считала, что Полина обязана стать моделью, и только это сделает ее счастливой, поэтому водила девочку в танцевальные и музыкальные кружки, таскала в детские модельные агентства. Заставляла делать утреннюю зарядку и сидеть на диетах. Такое отношение, конечно, помогло сформироваться характеру Полины, но в остальном являлось препятствием ее «лебединой песне».

Мамашу не смущало, что Полина не совсем выдалась лицом и что ее сдобное белесое тело размером три икса эль, не совсем подходит для этих парижских целей. Она всячески поддерживала идею-фикс у своей дочери. Вплоть до зрелого возраста, проводила с ней разъяснительные беседы, заканчивающиеся слезами, раскаяниями, убеждениями и обнимашками. Мамаша качала свои права на дочь, не желаю принимать действительность, Полина — качала свои права на себя! — Понимаешь, — говорила она, — меня брали заниматься в кружки потому, что кружки были на самоокупаемости. Терять клиентов им никак не хотелось. Что касается модельных агентств, тут вообще был верх цинизма: тебе обещали сделать из меня звезду подиума, опираясь лишь своевременную оплату занятий и подарки преподавателям. Безусловно, у меня есть все данные, но денег у тебя не хватило, чтобы эти данные пустить в тираж. И больше не надо об этом.

Я же понимаю, что ты, мама, заботилась обо мне, как могла, и хотела моей славы. Я не против. Только где — слава, а где — я? Ни один поклонник своих обещаний не выполнил. Я старалась, видит бог. Сама знаешь. Так что, забудь о своих амбициях.

— А для чего еще нужны дети, как только не для удовлетворения амбиций родителей?

После разговоров с мамой Полина высказывала все своему мужу. Говорила, что было, что не было, что могло быть! Про загубленную молодость и упущенные миллионы. Валерий Павлович тихо скулил от своей любви и стесненного материального положения российского ученого.

Авторитет мамы для девочки, особенно в семье, где нет отца, – похуже, чем авторитет на зоне. Это – тотальное подавление, скрытое, хитрое, ядовитое. Оно пускает корни до пенсии и травит всю жизнь своими идеями.

Полине, как и любой девочке-подростку, хотелось быть красивой и востребованной, и в какой-то момент, то ли для того, чтобы не обижать маму, то ли для того, чтобы доказать себе, сама искренне поверила в свое подиумное предназначение. Она научилась мечтать о том, что ее милое личико будет красоваться на обложках глянцевых журналов и достойно смотреть с рекламных стендов по всей стране. Но время шло, карьера модели не складывалась, никаких предложений для участия в конкурсах красоты — ни детских, ни подростковых — не поступало; мечта уплывала белым облаком за горизонт. Постепенно проходя сквозь душевную боль рухнувших надежд, разочарования, давление мамы, приключение в бане, Полина приняла единственно верное решение своей жизни: поступить в педагогический институт и покончить с индустрией красоты.

— Отрекусь. Отрекусь! — восклицала мамаша. — Я ж все для тебя… подняла, воспитала, на ноги поставила… Кровиночка! Без ножа режешь! — Но понимая, что ухаживать за ней будет некому, вовремя останавливалась, соглашалась на выбор дочери, не забывая при этом при любом удобном случае упомянуть о Наталье Водяновой, девушке из простой семьи, так выгодно устроившейся за границей.

«— Так и проработаешь всю жизнь в школе», — тихо сверлила она Полину. — Серой мышью, канцелярской крысой состаришься. Я ж тебе добра желаю. Счастья. Услышь меня. Хочу, чтобы ты себя нашла, доченька. Заявила о себе всему миру! И будет кому обо мне позаботиться…

— Я себя нашла, — отвечала ей Полина. — И о тебе забочусь! Не так, как ты представляла, но… Ты все о себе, да о себе. Взяла бы и обо мне подумала, по-настоящему.

— Я только о тебе, ивушка моя. Ночами глаз не смыкаю, все тревожусь.

— Спасибо, мама. Права ты на сто процентов. Только не всем шанс выпадает — взлететь. — «Я — не взлетела, а пролетела. И слава Богу, забыли. Хотя я неплохо сложена, не дурна, умна, держаться умею. При определенных обстоятельствах и нужных знакомствах, могла бы попасть на большой подиум и обложки журналов. Не попала. Не под счастливой звездой родилась. Хотя, как сказать: после того случая с арабами, не знаю, как отправилась. Не иначе – везение. А теперь мне только в «Крестьянку» на рекламу зубных протезов. Нет, правильно сделала, что ушла! Вовремя остановилась! Надо адекватно относиться к происходящему и не рассчитывать на внимание имущих и нас гнущих. За все приходится платить свою цену. Я со всеми в расчете».

— Больше не желаю ни съемок, ни кастингов. Стала учителем. Поступила на службу в школу. Что еще надо? Буду красоту детям нести.

— Нести ты себя умеешь. Тащи.

— Хочется предсказуемости, постоянства, стабильности, уверенности в завтрашнем дне. Хочется дарить знания, а не ляжками сверкать.

Со слов мамаши, отец Полины служил в далеком Туркменистане на пограничной заставе, поэтому она его никогда не видела. Лишь изредка мамаша читала ей его письма, написанные левой ногой под столом, что отчасти сформировало мировоззрение дочки и отношение к мужчинам. Так и жила эта девушка-модель, а ныне целеустремленный педагог с отравленным сердцем и доставшимся ей от отца крепким, взбалмошным характером, отлитым усилиями мамы в чугунную форму собственных преставлений о жизни. Жила и барахталась в современных реалиях, приспосабливалась к ним, выживала, как и все мы, надежно пряча свою боль и невысказанность от себя, посторонних и родных глаз.

В первые годы работы в школе Полина еще любила детей, творчески подходила к урокам, старалась давать детишкам новые знания. Она доказывала себе, что находится на своем месте, занимается своим делом и что ее искренность и увлеченность делом способны все изменить. Она доказывала другим, что способна сломать старую схему образования, унылую, формальную и отжившую, и придать ей живые черты современности! Но, обламываясь раз за разом, видя лагерный подход к обучению, ломая копья и пики своих стремлений, сталкиваясь лицом к лицу с жесткой критикой, она поняла, что системе нужны не знающие учителя, а работающая челядь, средние, податливые, плохо разбирающиеся в деталях единицы, вкалывающие в рамках тех правил, ограничений и преставлений, что им навязали инструкции! Стране нужны не ученые, гении и политики, а простые трудяги, крестьяне, калымщики, и воспитывать их начинают со школьной скамьи! Полина сбавила обороты, свыклась с действительностью, ее захлестнувшей и несменяемой, пыл ее поубавился, и она сама превратилась в обычную школьную единицу. Никаких ярких красок и фейерверков, что виделись в ее мыслях, она больше не замечала, не видела, а практично настраивалась на быт и обыденность, на привычный уклад и обязанности обычной школьной учительницы.

Понимание своей беспомощности перед системой, осознание себя мелкой шайбочкой в огромном механизме образования, переживание за маму и свое будущее вогнали Полину в хроническую депрессию, мрачность и раздражение. Постепенно она привыкла повышать голос на учеников, развязано разговаривать с родителями и от души бухать в женском коллективе по праздникам, на выпускных. Случайные связи с физруком внушали временный оптимизм, который рассеивался в бесконечных буднях бессмысленного житейского трудолюбия.

Археолог Валерий Павлович, тогда еще младший научный сотрудник, в нагрузку брался читать лекции студентам и школьникам. Читал их по школам, библиотекам, университетам, закрытым мужским клубам интеллектуалов. — «Копеечка лишней не будет», — думал он. — «Час унижений, насмешек, аплодисментов, и — коммунальные платежи погашены. И людям приятно и мне полезно. Не вышел из меня танцор диско, за то артист разговорного жанра и рядом не валялся. Всегда люди внимательные, тактичные, любознательные. Аж рты раскрывают, когда я рассказываю. Неужто спят? За то всегда тихо в зале, хорошая, дружеская атмосфера. С детьми проще работать, они стремятся. Но дешевле, такса ниже».

Класс Полины Илларионовны расселся в первых рядах краевой библиотеки. Дети вертелись на стульях, шептались, пялились в телефоны, изображая уважение к мероприятию и особый интерес к истории. Полина Илларионовна умело направляла энергию мелкотни на вопросы, которые сама же и задавала. — «Скажите», — говорила она», — Петя Иванов интересуется. — «На какой глубине обычно проводятся раскопки?». Или: — спрашивает Саша Белый. Ирина Пенькина спрашивает. — «Что вы думаете о поездке князей Аскольда и Дира в Константинополь? Следовало ли им останавливаться на берегу Днепра отдохнуть? Или: — Саша Массажева спрашивает: — Какого размера шапка Мономаха? Налезет ли она на ее голову? И, если — да, то как ее потом снять?».

Глубина и качество вопросов шокировали и удивляли Валерия Павловича. В первый раз он видел перед собой такого красивого и обаятельного знатока древности. Это безумно подкупало его, и каждый новый ответ давался им все более теплым мурлыкающим, зазывающим к личному общению тоном.

После заключение брака на небесах и рождения наследницы на земле Полина ушла в декретный отпуск, он длился у нее по собственному желанию семь лет, а после выхода из него она вновь захотела испробовать себя в модельном бизнесе. После родов она реально похорошела, сбросила килограммов двадцать пять, стала ярко краситься и вызывающе одеваться. В ее компании появились незнакомые мужчины, что вызывало страшную ревность и переживания естественно стареющего мужа. Разница в возрасте сказалась именно сейчас, когда Валерий Павлович несколько обрюзг, поседел и осунулся от семейного быта.

— Я злюсь на тебя за то, что ты стареешь и болеешь, — бывало, говорила Полина Валерию Павловичу. — Люблю, но ничего не могу с собой поделать. Ты мне неприятен как мужчина и дорог как отец ребенка. Я без пяти лет снова ягодка, а ты – уже ближе к пенсионеру. Надо что-то с этим делать. Делай хотя бы гимнастику, блюди форму, мойся чаще. Для чего я всяких шампуней и мыл накупила? Чтобы тебя порадовать! Бери, миксуй, мажься дезодорантом. С тебе песок сыпется от твоих постоянных раскопок и мыслей о древности. Твоя древность – тебя старит, убивает, не дает быть в настоящем. А я еще пожить хочу с нормальным мужчиной, который меня на руках носить будет. Ты меня на руки не поднимешь, спину сорвешь. Факт.

— Давай осторожно попробуем.

— После прошлой пробы ты два месяца на диване лежал. Я тебе «лидокаин» с витаминами колола. Опять хочешь?

— Ну не могу же я, как Иван в трех чанах искупаться и помолодеть? В кипятке сварюсь.

В постоянных упреках, претензиях, рассуждениях о том, что могло бы быть, но никак быть невозможно, прошло еще сложных двенадцать лет. Супруги остыли друг к другу, сохраняя при этом твердую уверенность, что сейчас вот-вот все наладится. Само. Чудесным образом.

Дочку для продолжения семейных педагогических традиций отдали в модельное агентство и радовалась ее успехам, сами же виновато косились друг на друга, недоговаривали, копили обиды, жили в разных комнатах, избегали лишних болючих бесед.

— Давай поживем отдельно, разберемся в своих чувствах, — однажды произнесла Полина. — Я дочери все объясню.

Валерий Павлович боялся этого разговора, хотя и предчувствовал его неизбежность. Он понимал, что данного разговора не избежать, но, чтобы снять с себя ответственность, решил обидеться на Полину, вменив ей предательство высших идеалов семьи.

— Все люди стареют, — говорил он, выдавливая слезу. — Болеют. Мучатся. Не всех бросают. Не все жены такие непостоянные! Ветреные. Строптивые.

— Не все мужья такие пыльные, — получал он ответ. — Ветхие и мелочные. Твоя профессия тебя погубит.

— Моя профессия меня прославит, и тебя тоже.

— У меня сегодня в кафе увели перчатки… И я полюбила другого.

— Перчатки… Что перчатки?

— Да не перчатки! Я полюбила другого! Свершилось. Только не возражай мне и не нужно сцен. Что? Ты спрашиваешь – кто он? И, конечно, думаешь, что это учитель физкультуры Мячкин? Нет, не угадал. Трудовик Палкин? Тоже нет. Завхоз Тряпкин? Не-а. Хорошо, это блогер Даня Кукохин. Молодой, перспективный, зарабатывает. Сегодня мы с ним уезжаем в Израиль. Точнее, он уже там, а я пока здесь. Дочка останется с бабушкой. Тебе доверия нет. Что молчишь? Это даже как-то не вежливо. Жена от него уходит, а он свои вазы крутит да глину мнет. Положи. Не нервничай. Я долго размышляла среди бессонных ночей и пришла к выводу, то мы не подходим друг другу. Только ты меня пока из квартиры не выписывай. Мало ли что может случиться.

Чувствительное сердце Валерия Павловича болело от такого предательства, но головой он понимал, что жена права. Что он сделал для нее, своей писанной красавицы? Как восхвалил и наградил эту прекрасную женщину, которая моложе его на уйму лет, которая только и начинает цвети сейчас, освободившись от гнета энергичной мамаши? И имеет ли он право сдерживать ее порывы, стремления и неуемные желания? Кто он такой? Недостойный ее неудачник, копатель, крот, червь, встретивший свое счастье, что так хрупко, ярко, благоуханно, порхающе и свободолюбиво!

Валерий Павлович ушел в себя еще глубже, чем был в себе до этого, закрылся на семь замков и семь печатей внутренних страданий и самоедства. Подверг себя самобичеванию, четвертованию и изнасилованию, и со временем воздвиг невидимый, но высокий забор отчуждения и напущенного безразличия между собой и бывшей женой. Забор был высокий и крепкий, но не надеждой, каждый раз он кренился и падал, когда от Полины приходила какая-нибудь весточка. «Любовь – ничего не поделаешь», — думал он, — «Любить – это не владеть и не обладать. Любовь – это умение отдавать, если есть, что отдавать». — Поэтому Валерий Павлович остался верен дружбе с Полиной и с достоинством служил родительским обязательствам. Он лез вон из кожи, чтобы замасливать дочь, и оплачивать закидоны Полины, уже подававшей ему надежды на свое скорое возвращение.

«— Израильский паспорт», — говорила она в трубку, — «можно за два сделать. Не проблема. Шалом. Но на кой мне Стена Плача, когда я и дома не плохо плачу! Как на стену со старыми обоями посмотрю – плачу, на мебель – слезами исхожу, на ремонт – рыдаю взахлеб, на тебя – бьюсь в истерике.

— Не пустили? — принялся успокаивать Полину Валерий Павлович. — По отцовской линии не прошла. Дефективная?

— Ты же знаешь, как не люблю я эти черные шляпы и мушкетерские плащи! Я у тебя такая эстетка… В гости зайду…

Но в гости Полина не заходила. Она искала менее противные варианты личной жизни. Когда что-то наклевывалось, она пропадала, не выходила на связь, излучала холодную зиму или грубила в трубку. Когда на горизонте сгущались тучи, Полина хотела вернуться к Валерию Павловичу и ластилась у его ног, как побитая собака. Она вспоминала теплые семейные вечера, где царила открытость, наивность и искренность, однако до постели не доводила. Валерий Павлович сначала безропотно подавался ее чарам, манипуляциям, дрожал от желания и страсти, кричал, умолял, рвал на себе волосы, а спустя несколько месяцев систематических обещаний, уже стал боялся, что жена вернется к нему. Ему понравилось жить одному. Он вкусил быт одинокого свободного мужчины. Был в этом какой-то особенный кайф. — «Полиночка, девочка моя», — думал он, — «одному спокойнее. Хочу – халву ем, хочу – пряники».

Полина знала, что при любом раскладе бывший муж от нее никуда не денется. Как бы он не выезживался, а отступать некуда — семья для него – это святое, и вертеть им можно, как угодно и когда угодно. — «Пусть бронепоезд стоит на запасном пути», — подбадривала она себя, и сама радовалась от своей мысли. Мысль, что где-то там в далеких закромах у нее есть покладистый, безропотный, верный муж, наполнял сердце Полины странным довольным теплом, умиротворением. А остальное тело звало на поиски новых ощущений, засасывало и увлекало в кипящую гормонами странную игру, никак не давая вернуться в стойло к отцу своего ребенка.

Полина жила в квартире мамаши с дочкой, Валерий Павлович ютился в своей двухкомнатной «хрущевке», доставшейся ему от родителей. Ютился, потому что большая часть жилплощади была завалена всяким археологическим барахлом - «ценностями древности», как говорил хозяин, а на самом деле, кусками битой глины, потрескавшимися камнями и камушками, обрывками дореволюционных газет, почерневшей кожевенной кожей, чьими-то костями и черепками. В добавок к этому на полу, подпирая друг друга, одна на одной лежали толстенные картонные папки, изрыгающие из себя ворохи пожелтевшей бумаги, исписанной мелким, скорым рабочим почерком.

Если бы Валерий Павлович не был ученым, его признали бы сумасшедшим, таких иногда показывают в новостях и называют «последователями Диогенами». Сказать по правде, Диоген здесь не при чем, он был оригиналом, а Валерий Павлович маргиналом.

В счастливые дни зарплат и денежных премий, Полина, пересилив себя, приводила дочурку в гости к отцу. Под шумок устраивала с ним домашние посиделки, и под видом уборки в холостятской норе проводила с Валерием Павловичем разъяснительные беседы по поводу его обязанностей.

— «Хорошо устроился», — говорила она, — «живешь, как у Христа за пазухой. Только халву ешь, только пряники. Ни о ком не заботишься. Посуду не моешь. Копаешься в своем черноземье. А у меня нагрузки! Программа! Режим работы – пять через двое. Пять дней в школе, два дня в бутике одежду рекламирую. Еще — думки о ребенке думай. Нет уж, и ты думай. Думай материально! Скажу на твоем языке — готовь дань, оброк, как там еще ты называешь подати!

— Дань, — язвил уязвленный мужчина. — Зовешь нерадивого кавалера?

— Не строй из себя идиота. У тебя и так получается хорошо! Без дополнительных стараний.

Валерий Павлович послушно вынимал загашник с наличностью, плюс делал банковский перевод, и подергивал левой ногой, переживая свою значимость. Он ничего не утаивал, не прятал, отдавал все до копейки. Его тяготил не грабеж Полины, а смутное чувство вины, которое появлялось после ее прихода. Он чувствовал себя виноватым перед нею, жалким, провинившимся, грешным, словно нашкодивший пес перед внезапно вернувшимся домой хозяином. Он был виноват перед дочкой, что не сберег брак! Виноват, что видит ее так редко. И от этого глаза ученого наполнялись бесцветными, тщательно скрываемыми слезами. Сердце ныло, но предложения Полины «навести порядок», в миг отрезвляли его мужское самолюбие и вызывали отчужденную холодность и безразличие. Валерий Павлович не любил убираться, впадал в дикий припадок от одной мысли об уборке. Стиральные порошки и моющие средства вызывали в нем неконтролируемую дрожь и ужасное раздражение. Слово «порядок» и «чистота» были вычеркнуты из лексикона ученого, они портили ему кровь, заставляя задумываться о бренности жизни. Страх смерти ассоциировался у него с порядком, страх смерти, пришедший невесть откуда, и державший его за горло и управлявший им.

«Лишь на кладбище есть порядок», — сверлила ученого мысль, — «только там чистота. Жизнь – хаос и нарушать его я не намерен». «— Это - творческий беспорядок», — говорил он Полине, —мне так легче думается.

— Твои мысли нас до развода довели, — давила она его в ответ. — Ты был со мной отменной свиньей, Бальтазаром, чухной. Настолько был увлечен наукой, что забывал про меня. Никогда тебе не прощу твои измены с камнями! Ты боялся любви, свободы, боялся жить! Предпочитал древнюю пыль живым объятьям! Мы никуда с тобой не ходили, театр не посещали, в кино были раз в год! Твоя голова все время занята раскопками и экспонатами! Я – не экспонат, я – живой человек.

— Ты мне изменяла.

— Это еще доказать надо. Ты меня за руку не ловил. Ты же – точно мне изменял, со всем этим!

Валерий Павлович соглашался с Полиной. Нельзя было отрицать его стопроцентной вовлеченности в научный процесс. Любые житейские мелочи выбивали его из творческой колеи, сбрасывали с нужного настроя, не давали настроиться на умственную работу. Поэтому он тщательно игнорировал их, страшился, и оставлял Полине роль житейского регулятора и воюющей уборщицы. При этом он любил ее так сильно, как только возможно любить! По крайней мере, ему так казалось…

Полина была светом в окошке ученого, его правдой, его мотивацией, его добротой, которой прощалось все и всегда. Ей позволялось вить любые веревки из археолога, тянуть все его соки, изматывать душевно и физически, попрекать неудачами. Он был готов к тому, чтобы она вытирала об него ноги, тем более, что ее ноги были намного чище, чем Валерий Павлович после душа.

Как он радовался, когда она приходила к нему в гости, радовался и смеялся, как на концерте Жванецкого. Это был нервный смех, казавшейся Полине издевкой, она обижалась на поведение отшельника и в отместку пилила его, сама не понимая — для чего, вероятно, так выражая свою ядовитую ревность к его работе. — «Влюбленные бранятся – только тешатся», — объясняла она себе свое поведение, и словно слышала ответ Валерия Павловича: — «…только чешатся»… — «Опять издевается», — думала она, — «или я дура»…

Любовь двух бывших супругов напоминала больного, зависящего от лекарств, что каждый день отказывался их пить, но все равно пьет, ведь так требует распорядок. «Ни таблеточки больше», — говорит этот больной сам себе, клянется, но с большой охоткой и даже радостью глотает новую порцию лекарств, когда наступает время. Он просто играет в свою свободу, а на самом деле ему нравится быть зависимым и подчиняться, ведь так он достаточно ярко чувствует свою нужность кому-то. Без этого больной ощущает холод, безвыходность и пустоту. А кому это нравится — ощущать холод, безвыходность, пустоту и тотальное одиночество? Вот и клеились друг к другу экс-супруги, хотя бы просто для того, чтобы пощекотать друг другу нервы, поддержать родственную связь, чтобы не ощущать одиночества.

— Возвращайся, — тоскливо и неубедительно иногда говорил Полине Валерий Павлович и для пущего волнения цитировал кусочек классика: «Я не могу без тебя жить! Мне и в дожди без тебя – сушь. Мне и жару без тебя стыть…».

— Валера, это полная чушь! У тебя и так – глушь!

— Ну пожалуйста.

— Заставь меня вернуться.

— И не подумаю! — вспыхивал задетый археолог, начинавший именно в этот момент видеть в своей холостятской жизни некоторые привилегии.

— Как у тебя на фронте науки? — спрашивала тогда Полина. — Есть новости?

Валерий Павлович отрицательно мотал головой, супился и молчал. Атмосфера накалялась, тучи сгущались, Полина уходила. Она знала, что после таких вопросов ничтожность разъедала историка изнутри и требовала серьезных размышлений в гордом одиночестве.

В глубине души Полина соревновалась с Валерием Павловичем, боролась за лидерство, гегемонию интеллектов. Она понимала, что проседает по сравнению с ученым-гением в мозговом марше, и старалась насолить ему, увлекаясь альтернативной историей. Она много читала. Чтение погружало ее в иной мир, мир грез, надежд и исполнившихся желаний. Особенно ей нравились книги самиздата про любовь, принцев, древние цивилизации и золушек. Часто она сравнивала себя с героинями романов и понимала, что сравнение не в ее пользу. Понимала, что не дотягивает до страстного приключения и как-то упускает свою судьбу, сладко манящую с плотных страниц. Это раздражало, злило ее, обыденная серость жизни никак не хотела отпускать от себя, и Полина все сильнее заставляла себя мечтать, все сильнее кляла и любила бывшего мужа, чтобы не сойти от подводившего ее интеллекта с ума.

Из признанных и напечатанных авторов ей приглянулись Мопассан и Джейн Остин, Маркес и Бунин, Бронте, Хемингуэй и А.С. Пушкин. Когда из одной редкой, но увлекательной книги Полина узнала, что основатель русской словесности писал свои произведения на французском языке, а уже затем, с помощью гугл-переводчика, переводил их на русский, несколько разочаровалась в А.С. Пушкине и подумала, что он вообще, был негром и дедушка его работал на плантациях у Петра Первого. И если бы Пушкин жил в Америке, то работал бы на плантациях, и русская культура никогда бы не попала под его иностранное влияние, что было бы и не плохо. Потом, познакомившись поближе с работами о жизни А.С. Пушкина, она меняла свое мнение на противоположное и восхищалась образами, перцепциями и аллегориями его произведений. — «Вот это мужчина!», — думала она, — «Было бы плохо, если бы на плантациях…».

Еще Полина любила Алексея Толстого и недолюбливала его однофамильца, Толстого Льва. Она считала, что «два Толстых — это уже слишком! Лев — это не русское животное, не родное, и делать ему на территории суверенного государства нечего. Был-бы Медведь какой-нибудь – куда ни шло. Медведь Толстой. Красиво, печатно. А вот Лев – как-то не дотягивает до великих писателей».

После посещения кружка «Тайная жизнь учителей в глубинке», Полина стала презирать школьные учебники. К ней пришло понимание, что школьные учебники написаны не для детей, не для взрослых, и, вообще, не для людей. Они написаны для мациопиков - неизвестного вида разумных существ, и совсем не развивают ни мышление, ни восприятие, ни умение принимать решения. Конечно, в них есть полезная информация, но полезна она лишь пришельцам, которые через школьную программу зомбируют население. «Они превращают нас в рептилойдов!», —рассуждала она, — «орфографические ошибки, противоречивые задания, исковерканные даты событий, ломаные фамилии поэтов и писателей. Боже! Куда катится мир! И как я раньше этого не понимала!».

Полине, как в молодые былые годы хотелось во всеуслышание заявить о своем мнении и мнении кружка учителей, но ей нужны были деньги, как всем другим педагогам, поэтому она тактично умалчивала о своих открытиях и закрывала глаза на всеобщее безобразие, продуманную и осуществленную самым наглым образом инопланетную диверсию. Диверсию безграмотности и превращения молодого поколения в послушные марионетки Сарумана.

Однажды она даже поругалась по этому поводу с таксистом. Она ехала в РОНО, ей срочно нужно было в РОНО. В РОНО работают большие, серьезные ронимы, они вызвали Полину Илларионовну к себе на беседу, и опаздывать было никак нельзя. Как назло, таксист ехал медленно, останавливался на светофорах, пропускал пешеходов —— в общем, вел себя отвратительно. И вдобавок ко всему, слушал шансон. «Хоп, мусорок…» — неслось из динамиков, что выводило Полину из себя.

«Проблема свободы граждан, — сказала она тогда должна решаться на уровне законодательства. Граждане должны быть защищены от произвола правоохранительных органов. Вы это хотите сказать, слушая такие песни?» Таксист опешил и согласился, но сути самого намека не понял и музыку не выключил. Тогда Полина сказала: «Не считаете ли вы, что, слушая музыку подобного типа, вы провоцируете подобное отношение к людям и создаете дополнительные моральные условия для романтизации криминала?» Таксист напрягся, но до него снова не дошло. Тогда Полина заорала, что не может больше слушать эту дрянь и что ездить нужно быстрее, и что, если купили права, то хоть бы постыдились в такси работать! По факту ее высадили на половине пути, нагрубили, сняли с нее баллы надежности клиента, оскорбили ее женскую гордость и испортили день. С тех пор таксисты для нее как класс перестали существовать, вымерли. Душевная оскомина растворяла в ее восприятии машины с желтыми полосками и черными шашечками напрочь. Полина вычеркнула такси из своей жизни практически навсегда! По мере накопления конфликтов с другими рабочими классами эти классы тоже перестали для нее существовать, и так ее взгляд на общественное устройство постепенно приобрел вид искривленного зеркала, в котором замечалось и отражалось только то, что соответствовала ее взглядам.

«Это ваш мир», — поддерживала ее психолог на индивидуальном сеансе психотерапии. — «Не надо этого стыдиться своего взгляда. Слушайте себя, слушайте свою интуицию, и вы обретете спокойствие. Исключайте токсичных и тяжелых людей из своего круга общения».

— Я тогда останусь одна и захочу жить в пустыне, — несколько сомневалась Полина Илларионовна.

— Живите. Я принимаю и дистанционно, онлайн.

Особый взгляд выработался у Полины и по отношению к сексу. «Тебе надо— ты и делай! Я не нанималась тут напрасно пыхтеть», — говорила она Валерию Павловичу в последние месяцы совместной жизни и демонстративно поворачивалась на другой бок. Он долго не мог понять, отказывает ему жена в близости или играет в супружескую игру, вызывая в нем страсть. В конце концов, он понял, что отказывает, и прекратил свои притязания.

Когда Полине было особенно плохо, когда она ощущала боль одиночества, тоску от несбывшихся ожиданий или ее раздирали внутренние противоречия, или просто нужны были деньги, она становилась слегка верующей. Она повязывала белый материнский платок себе на голову, пряча волосы, вставала на колени и молилась перед отрытым окном. Ее молитва не отличалась глубиной и проникновенностью, а больше походила на клянченье еще не опытной цыганки, тем не менее, молитва Полине очень нравилась. Она давала ей смутную надежду на не понятно на что и наделяла непонятно какой энергией и оптимизмом на пустом месте.

«Гос-по-ди»! — говорила молящаяся модель-учительница, подчеркивая каждый слог. — Ты почти такой же сильный и красивый, как наш Президент. Да будет воля Твоя! Хлеба мне от Тебя не надо, хлеб я покупаю в проверенном супермаркете. А вот прощения долгов моих перед банками и кредитными организациями, перед всеми друзьями и знакомыми, у кого я их занимала и так и не отдала, я у Тебя попрошу. Еще попрошу индексации и премий, большой зарплаты учителям.

И не введи меня во искушение, кушать мне много нельзя, я от этого почему-то толстею. Но избавь меня от плюгавого, моего мужа Валерия Павловича, когда все долговые обязательства закончатся.

Ибо Твое государство, и Конституция, и основной закон. Аминь».

Молитва Полине помогала! Помогала без ложной скромности. Жизнь ее отчасти налаживалась, приобретала новые контуры и новые перспективы. Однажды она попала в нацпроект по улучшению отношений между мужчиной и женщиной, и по благословению на самом высоком уровне, получила первое призовое место среди всех отсутствующих участников. Эта победа сломала старые стереотипы опыта до основания, и на его месте взрастила другие. Другие модели модели стали одолевать и поглощать учителя младших классов, по капельке выдавливая из сознания и тела.

«Этика и психология семейной жизни», — говорила Полина, — «нуждается в кардинальных изменениях. Изменения нужны для сближения мужчин и женщин. Нужны новые пути - дороги друг к другу! Новые шаги соприкосновения! Сделать такие шаги мы сможем по специальным пешеходным переходам для женщин, состоящим только из белых полос и специальным пешеходным переходам для мужчин, состоящим только из черных полос. Чтобы не было никакого насилия над мужчинами и дискредитации их мужского достоинства, предлагаю заранее эти полоски смешать! В итоге у нас получатся Объединяющие Пешеходные Переходы. Сокращенно ОПП, или просто О-пп! ОПП следует назвать «зебрами», по которым мужчины и женщины будут идти на встречу друг к другу! Такой акт укрепит и усилит основу семьи в нашей стране, сблизит всех нас в едином порыве, поднимет дух и уважение к противоположному полу! Каждый, идущий по «зебре» будет знать, что идет к своему счастью! О чем следует донести до населения средствами массовой информации».

Потратив гранд за свою идею на модную дизайнерскую одежду, пластические операции по увеличению губ, груди, языка, удлинению ног и смены цвета глаз, и отсидев у всех на виду за нецелевое использование средств в центральных районах Москвы, чтоб ее не нашли, Полина пришла к выводу, что все только начинается, и она смертельно ошибалась, когда думала, что к сорока годам все заканчивается. «А, нет», — думала она, — «мамочка не ошибалась. Просто не учитывала некоторые нюансы. Действовать надо не только поверхностью тела, но и поверхностью головы. Не только привлекательность и ум женщины поднимает ее над суетою и бедностью, но и адекватное понимание реалий сегодняшнего дня».

Глава 7

ПОНЯТИЙНОЕ ЗНАЧЕНИЕ РУН

«Пришло время поговорить по понятиям. Разговор будет долгий и содержательный. Настолько долгий, что к концу разговора, все его содержание забудется. Хотя чего ему забываться? Если склеротики — ваши друзья, это не значит, что вы тоже ничего помнить не будете! Для укрепления памяти используйте аутогенную тренировку. Или автогенную? Все-таки, аутоафигенную. Точно! Аутоафигенную тренировку Шульца, которая поможет вам все запомнить! С ее помощью вы запомните значения чжурчжэньских рун и не забудете уже никогда, конечно, если не забудете. Лично меня память никогда не подводила. Пойдешь, например, в магазин за хлебом: всего купишь, чая, сахара, лапши, паштета, вяленные томаты, придешь домой — глядь, а хлеба-то и нет! Ничего страшного, дорогу до супермаркета помню, не забыл. Иду по новой и покупаю! Или, бывает, прочтешь книгу, закроешь последнюю страницу, а про что книга была, кто в ней главный герой, какие события происходили, не знаешь. Я сначала волновался, а потом понял, что эта книга многоразовая и специально так написана, чтобы постоянно быть под рукой и стать любимой книгой на всю жизнь. Маркетологи постарались, вечная им память!

Так что амнезия мне не грозит, но для профилактики я делаю зарядку и вам советую.

Закройте глаза, расслабьтесь, вытяните руки и ноги. Заунывным голосом, похожим на мяуканье, затяните формулу самовнушения: «Тут помню, тут не помню. Когда тут вспомню, то и тут запомню». Повторите аффирмацию десять раз и поставьте себе на руке крестик, что вы их повторяли.

Для чего вам понадобится память? Не только для того, чтобы не перепутать штаны с юбкой и не надеть юбку вместо штанов и так пойти в ней на работу, а еще для того, чтобы запомнить название, значение и изображение рун. «Кавинтон» вам в помощь.

У каждой руны есть свое название, изображение, аффинность, свойства, другие характеристики. Это вам и предстоит изучить, потратив на это кучу времени. Если будете осваивать по одной руне в день, то приблизительно получится семьдесят семь дней, а если взять строго математически с использованием таблицы умножения и логарифмической линейки, то и того меньше. Раз, два, Меркурий во втором доме, Луна ушла, шестнадцать — счастье, утро — семь. Аннушка поменяла масло в коробке передач. Восемь — девять тысяч отдала сервису. То есть примерно три месяца вам понадобится для освоения рун. Хотя никто из вас не знает, что будет делать завтра. Что — завтра? Уже сегодня вечером.

Вообще, математика увлекательная наука, мне тут Ву рассказал анекдот, я очень смеялся: «Приходит к шаману девушка на исповедь.

— Я согрешила два с половиной раза.

— Так иди и догреши, дочь моя, а то я в дробях не разбираюсь»».

Валерий Павлович захихикал, задергался и стал смачно ржать. Его охватила волна удовольствия и приподнятого настроения. Он находился в приятной компании, работа над книгой двигалась, впереди маячила перспектива получения ученой степени в десятой степени, и можно было немного расслабиться. Можно было шутить. Расслабление и шутовство нравилось Валерию Павловичу, и он расслаблялся и шутил. Ранее Валерий Павлович часто шутил с Полиной, заигрывал со своими сотрудниками и с коллегами, но его пассажи воспринимали за оскорбления и жалкое желание понравиться, а рассыпаемые афоризмы — за посягательство на честь и достоинства ученной братии. Валерию Павловичу, наоборот, его остроты очень нравились и доставляли приятные колебания души, вплоть до физического удовлетворения. Он чувствовал себя королем эстрады, пусть и не богом разговорного жанра, но уж точно достойным кандидатом для «Стендапа» или «Аншлага». Со временем, не понятый и понукаемый коллективом, он осекся, перестал шутить и закрылся в скорлупке благообразной и молчаливой задумчивости, изображая из себя «серьезного мужа». Он никому не говорил, что писал письмо сначала Петросяну, потом Гарику Мартиросяну с просьбой взять его в труппу, хотя бы на одно из своих выступлений, где обещал смачно пошутить над Академией естественных наук и Ученым советом. Ответ ни Петросян, ни Мартиросян не прислал, и, помыкавшись от непонимания своего тонкого чувства юмора, Валерий Павлович забросил эту идею и стал копать глубже на полевых экспедициях.

Сейчас душа Валерия Павловича пела и смеялась. Он наслаждался собственным смехом. Смех доносился из недр его скрипящей груди и наполнял пространство приятным мальчишеским весельем. На удивление Валерия Павловича, Ву понимал и принимал его шутки и сам шутил в такой же манере. Например, он сказал, что у Валерия Павловича хреновая фамилия — Хренов, и ему пора бы пойти на хрен, эрудиту хренову! На что Валерий Павлович просто растаял, разомлел в лучах собственного восторга: ведь более высокой похвалы его веселости и находчивости он не слыхал.

Открыв в шамане такое родное, близкое и душевное качество, как острый чжурчжэньский язык, Валерий Павлович не сдержался и пошутил в адрес Ву:

— Для образованных. Математический коллапс. Разрезая червяка лопатой, вы его делите на два и умножаете на два одновременно!

— Я сейчас тебе в морду дам, и посмотрим, на сколько ты умножишься! — в ответ сказал шаман, изобразив боксерский удар в замедленном темпе. — Пиши.

— Ой, боюсь, боюсь! — с насмешкой бравировал ученый, слегка забеспокоившись от угрозы.

«Понятийное значение рун», — вывел Валерий Павлович дряблым почерком. Затем зачеркнул и написал увереннее и ровнее: «Понятийное значение чжурчжэньских рун в контексте шаманских интерпретаций». Силы постепенно покидали ученого, он устал. Хотелось прилечь на диван и отключиться, но он понимал, что такого шанса, который ему представился этой ночью, больше не будет, и следует сделать все возможное, чтобы им воспользоваться в полной мере.

«Конечно, — рассуждал он, — Декарт и Эдисон во сне получали информацию, дрыхли, как суслики, и изобретали. И я так могу, это как пить дать! Но рисковать не стану, а вдруг усну беспробудным сном богатыря и отстану от цивилизации на тридцать лет и три года. С одной стороны, хорошо: меня поместят в криокамеру, где я пробуду до полного восстановления. С другой стороны, меня могут не понять и просто живьем закопают. Зачем мне это надо?»

Валерий Павлович довольно похмыкал, глотнул воды из-под крана, умылся. Вскользь посмотрел на часы — было уже двадцать минут четвертого — и вновь склонился над тетрадкой. Его переполняло чувство ответственности перед человечеством, чувство собственного долга перед отечеством, чувство собственного долга перед банком, чувство мести, перемешенное с чувством любви к Полине, и горячо любимая мания величия.

«По воззрениям чжурчжэньских шаманов, руны не имеют строгих, запрелых описаний их свойств, качеств и значений, а чтобы мозг закипал, базируются на индивидуальном восприятии их значений, вытекающих из внутренней информации и ассоциативных связей. Под внутренней информацией я подразумеваю ту начинку, что была впихнута в челдобрека с детства и за это время успела пустить корни, слюну, яды, разложиться, загнить и полностью завладеть челдобреком по самые гланды. Именно внутренняя информация создаёт индивидуальную картину мира и восприятие члена и вагины общества и является основной, искажающей восприятие всей последующей информации, к ней прилипающей. Смотря на женщину через «розовые очки», можно увидеть розовую женщину, добрую, покладистую, трудолюбивую, молчаливую, выполняющую все мои желания и прихоти. Смотря на женщину через «темные очки», можно увидеть темнокожую женщину с диким характером, крутым норовом, хищной челюстью и загребущими ручками. Смотря на женщину через «увеличительные очки», можно увидеть мегеру, волчицу, львицу, тигрицу, кошечку, способную съесть тебя с потрохами, переварить, выплюнуть и полюбить как готовое блюдо со всеми твоими странностями и недостатками. Смотря на женщину совсем без очков, можно увидеть то, чем ты сам наполнен, и то, что тебе предлагается в качестве рассмотрения, то есть приемлемый товар, который может оказаться бракованным, но сделать уже ничего будет нельзя.

В общем, мы видим мир и женщин, мир и мужчин, мир и общество сквозь собственные призмы восприятия, образовавшиеся в результате накопления внутренней информации. Поэтому одна вещь или одна картина всеми видится совершенно по-разному, со своей точки зрения, и нет ни одного хомо сапиенса, у которого мнение бы в точности совпадало с официальной версией. Подытожу: челдобрек — это совокупность чьих-то программ, установок, мнений, мыслей, систем ценностей, семейных устоев и традиций, общественных и политических тенденций. Челдобрек — это помойка, не имеющая очистительных сооружений, поэтому вечно хранящая в себе все, что туда сбросили!

Шаманы понимали эту истину и не хотели ее поддерживать, и создали вольный подход к интерпретации рун, чтобы дать всем свободу, равенство и братство, основанное на индивидуальном восприятии и личном опыте, что исключает дополнительное загрязнение психики с какой бы то ни было стороны.

Давайте разберем. Например, руна Иненги (Солнце). Для всех Солнце является светилом, но представляется по-разному. Кому-то оно видится палящим и иссушающим, для кому-то — ласковым и нежным, кому-то — манящим и любящим. А для кого-то Солнце — живой организм, бог, существо, делящееся с нами своим нескончаемым светом. Каждый фанат видит Солнце так, как он его видит через свое прямоглазие или косоглазие, и связывает Солнце со своими личными, только присущими ему получокнутыми ассоциациями! Именно личные, получокнутые ассоциации и используются для придания рунам определенных свойств, качеств и значений! Поэтому для одного одна и та же руна будет нести одно, а для другого — другое! Фанат будет воспринимать руну через свои ассоциации, внутренние связи, представления и сравнения!

Например, для второго примера, возьмем руну Индахун (Собака). Для одного это друг и защитник, воспоминания детства, теплая морда и радостный смех; для другого — покусанный зад, боль от потери близкого друга, развод родителей, желание спрятаться от людей; а для кого-то это зоофилия, армия, тюрьма, цепи, мясо от туберкулеза, «Каштанка» или «Дама с собачкой» из Чеховских рассказов. А для кого-то злобный Баскервиль-мутант с горящими глазами. Сколько людей, столько и видов ассоциаций! И самое главное, что это правильно!

У некоторых людей ассоциации могут оказаться похожими, это нормально, ведь все воспитывались в одной стране и головы всем забивали примерно одинаковыми шприцами. Кроме того, есть коллективное бессознательное. Оно устроено по типу банковской системы. У всех имеются карточки и счета, но самое крупное богатство скрыто где-то внутри банковской системы, и до него не добраться. Но все знают, что оно есть, и гордятся этими достижениями. Коллективное бессознательное — это накопленный опыт челдобречества, сформированный этим челдобречеством и, в свою очередь, формирующий это челдобречество с учетом эволюционных задач. То есть у каждого из нас есть мозги собственные и мозги покупные, и они похожи между собой, хотя нам кажется, что отличаются по цене, содержанию и производителю.

Психические ассоциации действуют странно, вот двадцать лет назад на меня наехало хамло в «Лендкрузере», наехало и уехало, а я до сих пор, как вижу «Лендкрузер», подрагиваюсь и волнуюсь. Чувствую — зря, лихие двухтысячные давно минули, и сейчас за рулем этих машин сидят сплошь честные и благородные господа. Понимаю, но пятки все равно поджимаются. Инстинкт на уровне беспокойства жмет. Или, как вижу я молодую невесту в белом платье и слышу откуда-то марш Мендельсона, так у меня в глазах сразу темнеет, и вся жизнь проплывает за один миг. На руках и на ногах чувствуются кандалы, а на шее — «испанский галстук», медленно удушающий мою прыткость.

Вообще, брак — это добровольная узаконенная каторга! Вот такая индивидуальная ассоциация».

Валерий Павлович поник, замер, глубоко вздохнул, поерзал на стуле, покачал головой, в которой крутился с десяток зубастых семейных мыслей, и вернулся к делу.

«Поиск собственных ассоциаций — дело непростое и интересное. Оно не только оживляет воспоминания о былом, не только заставляет обратить внимание на себя и понять, чем вы напичканы, не только позволяет настроиться на свой образно-эмоциональный ряд, но и активирует ПИН-код интуиции, переосмысления и внутренней свободы. Интуиция, переосмысление и внутренняя свобода не наступает, когда венец творения пользуется готовыми значениями, не обращая внимания на себя, а тут — шаманы без пыток и фанатизма выколачивают из вас ваши собственные значение и свойства.

Вы сами придаете рунам свои значения, свойства, характеристики, наделяете символы собственным восприятием и гамма-ощущениями, сами приписываете им черты, особенности, качества и параметры, сами творите их бесконечные функции, и так создаете личностный, оригинальный, персональный программный код своих изменений и трансформаций.

Плевать вам на общепринятые мнения и ценности, на социальную матрицу, на удобную культуру, на сосущую газ Европу, на всемирную историю и банк «Империал»! Внутри вас рождается своя, целая, правдивая, независимая ни от кого и не навязанная никем вселенная под названием «свобода мысли».

Вы входите в зону абсолютного творчества, интуиции, где учитывается ваш индивидуальный опыт и ставится во главу угла на главное место. Вы наконец-то обращаете внимание на себя, на свое содержание, и с помощью рун выстраиваете свой мир, свои цепочки соитий — тьфу! — событий, дистанцируясь от мнения и взглядов других проходимцев.

Со временем, когда у вас станет получаться опираться на свои ассоциации и видеть в рунах свои значения, вам светит безмозглая сердечность и чистота, умение собственного понимания!».

— Почему не открывается второе дыхание? — беспардонно отвлек Ву Валерий Павловича. — Пьешь, пьешь, а не пьянеешь. Цуйка твоя — ни в одном глазу, ни в первом, ни во втором, ни в третьем. Что за дела? Книги так не пишутся, научные открытия так не делаются! Ты упускаешь очень важный момент из всего процесса! Ты не произносишь ни одного тоста! За время нашего знакомства и совместной деятельности я ни разу от тебя не слышал тост! Нет, так не уважать старых друзей — это слишком! Или ты соблюдаешь технологию литературного творчества, или тебе каюк! Бросишь книгу на полуслове и ржавого абзаца не увидишь. Ты вытесняешь меня как соавтора! Я требую сатисфакции!

— Чего? — не сразу въехал увлеченный сочинительством Валерий Павлович.

—Комиссар ассамблеи объединенных наций по делам чжурчжэньских шаманов, кавалер ордена французского легиона, Почетный член Палаты лордов и лордозов, лауреат премии микрозаймов как-то сказал: «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел. И от тебя, тупая твоя археологическая башка, уйду, если сейчас же не скажешь приличного тоста и не станцуешь мне веселую песню!».

— Песни мне не хватало! — резко ответил ученый в глухом замешательстве.

— Лисица тебя не хватала, — пошутил шаман. — Не хватала!

— Хватит, — продолжил уходить от выступления, но пронзенный идеей художественной самодеятельности и видя серьезность намерений Ву, тут же сдался. — Какой репертуар изволите?

— На твой вкус.

Валерий Павлович встал, выпрямился, развел руки в стороны и помахал ими, как крыльями, изображая сову. «Угу, угу», — сопроводил он движения звуками и стал рисовать перед собой ладонями «восьмерки». Затем поочередно, начиная от мизинца, медленно стал загибать палец за пальцем, приближая их к запястью. Постепенно увеличивая темп, ученый добился эффекта веера, поднял руки вверх и на секунду замер. Вдруг с каким-то бешеным отчаянием и страстью он начал отбивать дробь своими сухими пятками. И хотя со стороны казалось, что он топчется по гороху, Валерий Павлович представлял, что он парит над сценой, словно Цискаридзе.

Вдруг ученый значительно приподнял правую ногу, еле удержав равновесие, и, сделав глухой удар об пол, убрал ногу назад. Приподнял левую ногу, сотворив то же самое. Экспрессивно подпрыгнул, как морковь в мешке, и совершил перестуки правой и левой ногой. Развернулся вокруг своей оси на сто восемьдесят градусов и нагнулся, оголив волосатые ягодницы, как танцовщица в водевиле.

— Вот тебе песня! — заявил он шаману, — пой. И протяжно завыл одиноким голодным волком: «У-у-у, у-у-у».

В дверь постучали.

— Кто там? — уныло осведомился Валерий Павлович.

— Смерть твоя.

— Ну и что?

— Ну и все! Открывай.

По голосу смерти Валерий Павлович безошибочно узнал своего соседа снизу. Тот говорил скрипящим гнусавым голосом, похожим на голос навигатора. Валерий Павлович недолюбливал Виктора, поскольку подозревал, что Полина иногда спускалась к этому коротышке за солью. Виктор тоже недолюбливал Валерия Павловича, поскольку считал его жидом, работавшим на Мировое Правительство.

— Открывай, — еще раз гнусаво, но уже громче проскрипел Виктор. — Я вызову полицию. Мое терпение кончилось. Инспектор Жак Клюзо приедет лично, оторвет твой длинный мохнатый нос и растопчет твою физиономию.

— Лучше полицейского с Рублевки позови. Быстрее будет.

— Звоню ноль два. — повторил угрозу Виктор. — Мне завтра рано вставать. Я требую тишины и покоя. Мне на смену в семь утра. Пашу, как проклятый, на мебельной фабрике, а мебель купить не могу. Хочу выспаться, а тут профессор концерты закатывает. Был бы кто, а то!..

— Мы тут пьем, — зная скверный характер и некоторое пристрастие Виктора, заявил Валерий Павлович. — Пьем… и никому не даем. Нечего под дверью шастать!

Голос за дверью стих, проглатывая неудачу. Еще пару минут слышались шуршание шагов, вдохи, стоны, какое-то женское взвизгивание, затем все умолкло. Валерий Павлович вернулся на кухню победителем в этой жестокой сватке и обомлел. — Участковый висел под потолком, размахивая крыльями. В этот раз он был немного побольше в размерах и напоминал пуделя.

— Нарушаете, — просвиристел он решительно. Я вас предупреждал. Штраф с конфискацией!

Валерий Павлович открыл было рот, но участковый молниеносно ринулся к столу, словно хищная птица, схватил две полные бутылки водки своими крючковатыми конечностями, скорчил пугающую рожу и вылетел в окно по привычному маршруту.

— Оборотень в погонах! — прокричал ему вслед Валерий Павлович, близко к сердцу принимая потерю боеприпасов. Ву сострадательно смотрел на Валерия Павловича и молчал.

Чтобы удостовериться, что участковый улетел далеко и опасность миновала, Ву с Валерием Павловичем вышли на балкон и стали вглядываться в темноту. Участкового видно не было, и ученый разжался.

— Метеоризм начался, — сказал он шаману, поднимая голову к звездному небу. — Метеориты падают на Россию и доставляют массу хлопот населению. Теперь опять все дороги будут разбиты и покорежены, в ямах и рытвинах. Знаешь, Ву, что скорость падения метеоритов в среднем тридцать километров в секунду? В местах их падения возникают ямы и колдобины, хруст и свист, переходящий в мат. Но люди всегда ошибались на этот счет, они думали, что в плохих дорогах виноваты чиновники и дорожные службы. А это — само небо разбивает асфальт на кусочки! Само небо не дает нам свободно передвигаться!

Метеоры делятся на железные и каменные. И падают в разное время, с задержкой до сотни лет. Если в твое время падают железные метеориты, это время называют Железный век; если падают каменные — называют Каменный. Поэтому города мы называем Каменными Джунглями, в честь метеоритов и целительницы Джуны Давиташвили.

Ву сочувственно плюнул с высоты собственного осознания на придомовую территорию и пригласил Валерия Павловича продолжить работу над «Сокровенным сказанием».

Глава 8

СОСТАВЛЕНИЕ РУНЕСКРИПТОВ

«Составление рунескриптов», — сделав губы трубочкой, сформулировал Валерий Павлович название следующей главы. — «В этой главе речь пойдет о составлении рунескриптов, подборе компонентов и составляющих рунескриптов, — косноязычно написал он. —Рунескрипты состоят из отдельных элементов и составляющих, и каждая составляющая есть компонент рунескрипта, — продолжил он в режиме строгой экономии новых слов и оборотов речи. — Известно, что любое целое состоит из частей, но совокупность не есть отдельные части. Целое всегда больше, чем его составляющие. Это понятно козлу, ослу и сивому мерину. Однако пренебрегать частями тоже не следует, так как без частей нет и целого. Возьмем сахар. Он сладкий и вредный, но очень вкусный, когда все его компоненты вместе. Сахар содержит сто процентов углеводов и состоит из свеклы, воды и золы. Совокупность этих составляющих, и еще всякой мелкой дряни, создают сахар! А, если, например, просто пить воду или жрать свеклу с золой, то сладко не будет, сахара не получится. Хотя золу можно добыть бесплатно, в любой печке или мангале, и никогда не будет никакого дефицита. Исходя из вышесказанного, вам предстоит познакомиться с принципами построения рунескриптов, чтобы все элементы надписи, то есть руны, сочетались между собой и составляли единую, целостную конструкцию».

После куска белого хлеба всухомятку, щедро намазанного майонезом, ученый понял, что красноречие снова к нему вернулось: «Как совмещать элементы целого, чтобы рунескрипт работал? В каком значении и пропорции? Что с чем смешивать? Как добиться желаемого результата? Сейчас, если смогу, объясню. Если не смогу объяснить — дойдете сами!

Итак, самый главный вопрос: когда конец света, и будет ли ядерная война?! Это — как повезет. Снимаем его с повестки. Второй вопрос: Как составлять рунескрипты и строить рунические заклинания? И третий вопрос: Чем руническое заклинание отличается от рунескрипта? Начну отвечать с третьего! Рунескрипт — это одно сложное слово, состоящее из десяти букв и трех звуков, ударение ставится на букву «и». Слово имеет два корня и соединительную гласную. Корень — это то, что растет под деревьями и держит их за ствол ровно, соединительная гласная — это, типа, всякая трава, изморозь, ветки, глинозем. Транскрипция тут такая: «р» — согласный, звонкий, непарный, твердый звук, «у» — гласный, «н» — согласный, звонкий, непарный, твердый, «е» — безударный, и в том же духе. А руническое заклинание — это два слова, состоящие из двадцати букв, пробела посередине и тучи звуков. Вот в чем их разница, отличия! Другой большой разницы и отличий между этими понятиями не наблюдается, то есть рунескрипт — это и есть руническое заклинание на зубастом наречии!

Как вы уже знаете, каждая руна обладает своими индивидуальными свойствами, характеристиками; знаете, что эти свойства приписываются ей ассоциациями конкретного умника; знаете, что у всех умников и умниц — свои персональные, доморощенные ассоциации. То есть вы уже почти все знаете, и ваши знания достаточно глубоки. До дна Марианской впадины не хватает совсем чуть-чуть, но кислород на исходе, и дальше погружаться не будем. Начнем потихоньку всплывать. По дороге всплывания я открою вам страшную тайну, без которой составление рунескрипта невозможно! Ее хранили на протяжении многих веков под семью замками и девятью печатями многие поколения людей, и теперь я, ученый с будущим мировым именем — Валерий, с этим красивым, звучным, запоминающимся и оригинальным именем, несущим значительный вклад в мировую историю, — готов открыть ее каждому проходимцу!

Внемлите, смертные! Трепещите! Ибо час пробил! Все тайное становится явным и вываливается прямо на стол! Так вот, самая страшная тайна, которую вам следует знать, чтобы рунескрипты работали: у вас должна быть проблема, которую вы хотите решить!! Вся суть — в проблеме! Без проблемы вам и решать нечего, это очевидно! Если у вас нет проблемы, но вы все равно суете нос в чжурчжэньскую письменность, то придумайте себе проблему, создайте ее, позаботьтесь о том, чтобы она у вас появилась! А затем смело ее решайте и наслаждайтесь ее решением. Будет еще лучше, если таких проблем будет много. Тогда поле для вашей деятельности будет шире! Если вы живете, скажем, в Приморском крае, Амурской области, Ямало-Нененком автономном округе или в любом другом субъекте необъятной родины, то вам даже искать ничего не придется, система сама о вас позаботится, предложит кучу проблем. Вам только останется хватать воздух ртом и наслаждаться щедро предлагаемыми обстоятельствами!»

Валерий Павлович сник. Голова его беспомощно свесилась на грудь и перестала подавать признаки жизни. Перед внутренним взором ученого со стремительной скоростью вырос ангел Гавриил и предложил убрать Ленина из Мавзолея, чтобы жить стало лучше, жить стало веселее. «Я-то что могу сделать? — грустно спросил архангела Гавриила Валерий Павлович. — Я это сам понимаю. Но нет у меня таких полномочий». «Тогда иди в ад!» — рассердился архангел и пнул Валерия Павловича своей белой ангельской ногой. Ученый очнулся и судорожно потянулся к бодряшке. «Вот оно, решение всех проблем! — подумал он, глотая из большого стакана. — Поклонение мертвому вызывает муки живых».

Ву многозначительно поднял указательный палец вверх, как бы подчеркивая значимость и весомость такой идеи, и, подержав его секунд двадцать в таком положении, направил на исписанную тетрадь.

«Составление рунескриптов похоже на собирание мозаики, когда цветные стеклышки разных форм и размеров тщательно подбираются и прилаживаются друг к другу, образуя целостную картину. Под руками умелого художника эти разрозненные фрагменты, ни на что не похожие по отдельности, обретают общие очертания и из отдельных кусочков образуют законченное произведение искусства. Удивительно наблюдать, как из ничего, из пустоты и возбужденного разума, рождаются прекрасные произведения, отражающие суть жизни. Я всегда восхищался такими мозаиками и фресками, если вдруг находил их на раскопках, поэтому из зависти к талантам других нещадно бил их и разбрасывал по периметру. Потом говорил, что они и были найдены в таком положении.

Для составления вашей цветной мозаики следует усвоить некоторые моменты. Во-первых, Мо — китайская фамилия, а Зайка — это ушастый гоблин в белой шкурке, жующий капусту. Во-вторых, хочу сразу отметить: я не расист и слово «цветной» использую строго в художественном смысле, а слово «момент» использую не в качестве клея, а в качестве измерения единицы времени.

Для лучшего усвоения некоторых моментов используйте «Мезим форте: усиленная формула», поскольку он оказывает весьма благотворное и полезное действие на флору и фауну челдобречесткого организма. Процесс усвоения пищи, как и информации, очень важен для челдобречесткого организма, ведь без него он существовать не может ни взад, ни вперед.

Процесс усвоения состоит из пяти этапов: восприятие, осмысление, воспроизведение, применение, творчество, и ой, как сказывается на работе всего интеллекта, кишок и общего самочувствия. Поэтому мой совет: не пренебрегайте этим, а серьезно усваивайте!

С чего начать? Начать нужно с начала, то есть с подбора материала для изготовления рунескрипта: шелка, бархата, крепдешина, хлопка или римской простыни. Вам подойдет любой материал в виде ткани и всего остального. Все остальное — это камни, деревья, зеркала, кости людей и животных, куски железа, бумага, и многое другое, что попадется вам под руку. Это значит, что под материалом я имею в виду не только материал в прямом смысле этого слова, но и материал в переносном смысле этого слова — все подряд, что под ногами валяется. Валяются ли под вашими ногами кости людей и животных? Вероятно, что нет. Но где их взять, если они не валяются, но очень хочется, чтоб валялись? Первая мысль, что приходит в голову, навязывает вам подсказку: вам не следует подходить в ночное время к прохожим с просьбой: «Одолжите, пожалуйста, мне ваши кости, талисман сделать». Вам не дадут, в лучшем случае. В худшем случае — дадут, но не кость, а в морду. Зачем вам эти сложности коммуникации? Не надо. Поэтому от изготовления рунескриптов на людских костях откажитесь категорически и бесповоротно!

Конечно, жалко упущенной возможности, ведь скрипты, сделанные на костях врагов, считались чжурчжэнями наиболее сильными, и много они их сделали на киданях и каракитайцах. Но тогда — не теперь! В современных политических, экономических, моральных, гуманных, гуманитарных условиях такой разворот категорически запрещен! Поэтому, затаив обиду, идем дальше. А что у нас дальше? Кости животных.

Скрипты, сварганенные на костях животных, тоже считались чжурчжэньскими шаманами, очень сильными. При этом животное, по шаманским законам, нельзя убивать. Шаман должен был найти подходящее для своей цели животное где-нибудь в ближайшем овраге или выбрать какую-то скотину для будущего рунескрипта, дождаться, когда она скопытится самостоятельно, и изготовить необходимый талисман на ее костях, отслужив соответствующую панихиду.

Все очень сложно и гуманно одновременно! Не под стать нынешним гуманоидам.

На чем еще делаются качественные, неудержимо действующие рунескрипты? На коже челдобрека! Уточняю: не на его перчатках, ремнях, кошельках и сумках, хотя такой вариант тоже возможен, а на его коже, натянутой на него самого поверх его мышц!

При современных техниках нанесения татуировок можно себя так разукрасить, что мать родная не узнает! Например, вытатуировать себе голую русалку, сидящую на якоре белого теплохода, или огромную змею, съедающую свой хвост, или сцены из сериала «Игры престолов», где Тирион Ланннистер плетет интриги, или веселого Роджера, бегущего на станцию метро, чтобы успеть на свой пиратский корабль на Речном вокзале, или что-то еще, на что вашей фантазии хватит. Тут — никаких сложностей, разве что в терпении и адекватности татуировщика и в запасе здоровья татуироемого. Шурум-бурум, машинки шум. Каждому шаману и ейному клиенту — по Пикассо!

Большой популярностью в Золотой Империи пользовались рунескрипты, изготовленные на медных и бронзовых пластинах. В те времена эти металлы, реже — золото и серебро, использовались для изготовления корпусов зеркал. На одну сторону металлической пластинки мастеровые наносили тонкий слой серебристо-белой амальгамы, а на другую сторону — иероглифы, рекомендованные шаманом. Получалось изысканно и изящно! В быту была практическая польза и наблюдение за собой, а в духовном смысле — шла помощь духов! Что лишний раз подтверждало теорию о необходимом равновесии между тонким и толстым миром. Кроме того, с помощью зеркал чжурчжэни опровергали высказывание: «Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива», потому что зеркала были магическими и обязаны были всякую рожу, харю, морду, физиономию делать более привлекательной, то есть создавать всеобщее очарование и красоту всех лиц в них смотрящих.

Делали чжурчжэньские шаманы рунические надписи и на морских и речных раковинах, и на морской и речной гальке, и на глиняной и на фарфоровой посуде — на всем, что им приносили их соплеменники! Приносят, например, им грецкие орехи — делают на грецких орехах, а приносят, например, кедровые — делают на кедровых. А приносят, например, арбузы — делают на грецких. Арбузы просто едят, потому что они вкусные!

Для знати шаманы делали рунескрипты из красного тиса, а для простых смертных — из березы, дуба и кедра. Знали они или не знали, что тис ядовитый, я не знаю, но высаживали они его специально, в определенной последовательности, в целые рощи для царских особ и других прихлебателей. Потом, когда деревья подрастали, шаманы их спиливали и стругали заготовки для рунескриптов, озорно и бодро, как обкуренные папы Карлы.

Пара-тройка таких рощ осталась по сегодняшний день в Приморье, но на них уже точат зубы бессовестные лесорубы, готовые продать китайцам остатки чжурчжэньской истории за бесценок. Китайцы очень хотят купить остатки чжурчжэньской истории за бесценок, так как это своего рода месть за поруганную честь своих предков!

Деревья бывают разные, вы знаете: высокие и низкие, широкие и узкие, хлипкие и коренастые, стройные и кривые, хворые и здоровые, белые и серые, черные и коричные, с листьями и без них, с иголками и без них. Как вам подобрать правильное дерево для изготовления рунескрипта и напилить дров под деревянные заготовки? Дерево подбирается очень просто: вам необходимо встать перед понравившимся вам деревом на расстоянии пяти-шести метров. Рассредоточить взгляд, расслабиться, затем, разбежаться, и с криком «Мама дорогая!» со своей дури чмокнуться лбом об ствол. Если искр не будет вообще, а будет только звон, то дерево это вам не подходит. Если искорки посыплются зеленые и слабые, то подходит, но не очень. Если искорки посыплются красные, голубые и белые, с неоновым следом, то подходит идеально. Его и нужно пилить! А если вдруг после соприкосновения вашего лба с деревом, у вас проявится праздничный фейерверк, можете и талисман не делать, все и так замечательно сложится!

Короче, без шуток, берете первое попавшееся дерево, никакого особого подбора по сортам не требуется. Липу для этих целей лучше не брать, а то неудобно получится: вы сделаете рунескрипт, вспотеете, вложите туда частичку души, а, когда станете отдавать клиенту, он спросит: «Это что –липа?». «Липа», — ответите вы, и получится неприятный казус.

Берите любое дерево, кроме липы! Спиливайте с него ветку и из нее строгайте заготовку под рунескрипт. Для этого вам потребуется острая пила, крепкие зубы и сноровка: пила — чтобы сделать спил; сноровка — чтобы быстро и ловко справиться с пилением, а крепкие зубы — чтобы держать язык за зубами, если пройдетесь по пальцам.

Какого размера нужна заготовка? Чтобы ее с собой носить было удобно. Ну, размером с пятак или с крышку от банки, больше не надо. Это самое удобное масштабирование. Вы, конечно, можете и по-крупному работать, показать весь размах вашей личности и сделать руническое заклинание на всю ширину фанеры, но представляете, как на вас люди будут смотреть, когда вы постоянно с фанерой ходить будете?

Хотите глобала и вечности — делайте рунические надписи на камнях! Их можно с собой не носить, а оставлять на возвышенностях, постаментах, верхних этажах зданий, или просто разбрасывать по земле, по границам своих территорий. Например, увидели дикий валун или какой-то декоративный камень, начертили на нем надписи, и пусть он на своем месте тысячу лет стоит, вам помогает. Вы видели, например, петроглифы на камнях — вот что-то похожее. Кто-то сделал себе зачин на следующее воплощение. Очнулся в будущей жизни, а тебя уже талисман поджидает. Круто! Вот, если вас не Петром назвали, а Зинкой или, там не знаю, какой-нибудь Клавой, то все зря. Петроглифы – для Петров.

Каменные рунескрипты в Золотой Империи представляли собой каменные глыбы правильной формы с гладкой поверхностью. Они выполняли роль талисманов, ограждающих от опасности, роль надгробных памятников разных семей, роль пограничных столбов, отмечающих границы собственности, и роль ориентиров для домашних животных: всяких бурундуков, собачек и кошечек.

Маленькие и драгоценные камушки чжурчжэни носили с собой и украшали ими личные внешности и интерьеры. Они носили их на шеях, на ушах, в карманах, в мешочках, в почках, в печени, в желчных пузырях и других весьма удобных местах.

Современные челдобреки тоже взяли за моду носить драгоценные и полудрагоценные камни и считают за нонсенс, если кто-то их не носит. А не носят их те, кто ничего не смыслит в тайных науках! Или им просто не на что их купить.

Разобравшись с заготовками, переходим к моменту грамотного составления рунескрипта.

Как составить грамотный рунескрипт и не поседеть от напряжения и усердия? Что при этом думать, не думать? Что учитывать? Где брать силы для поприща? На что обращать внимание?

Учитывать надо: а) понятийное значение каждой руны; б) сочетание руны с другими рунами; в) правильно определять нахождение руны в рунескрипте.

Я уже говорил, что значения руны соответствуют вашим ассоциациям. Это понятно и до придури просто. А вот по другим аспектам (как брать и что ставить) будем разбираться! Например, у вас есть какая-то ситуация, требующая решения, скажем, вам нужна защита от недоброжелателей, типа Виктора, маленького плюгавого карлика с гнусавым голосом, живущим по соседству, или плебея Ежикова, строящего козни великому исследователю. Вы берете руну Дэр (Человек), означающую вас самих, сосредотачиваетесь на своих качествах - лохмачествах, психологическом портрете, весе, поле, внешности, характере, прибабахах, прочей требухе, чтобы ясно определить, что это за хмырь. Затем берете руну, символизирующую силу или защиту, например, руну Дэгэр (Медведь), и ощущаете, каким свойствами она обладает именно для вас. То есть чувствуете и понимаете, что для вас значит Медведь и как он будет действовать в рунескрипте. Затем берете, например, руну Эзэн (Хозяин), означающую, что вы — хозяин положения, и наделяете ее своими характеристиками и значениями. В итоге у вас получается: Эзэн (Хозяин), Дэр (Человек), Дэгэр (Медведь). Причем, руна Дэр всегда пишется в середине рунескрипта, так как символизирует индивидуума, вокруг которого все происходит. А руны по бокам показывают, что происходит, как происходит, каким образом происходит. По сути, рунескрипт — это сценарий события, который вы расписываете в подробностях!

Берете несколько рун, соответствующих вашей ситуации, определяете, для чего они применяются, то есть с чем связаны в вашем личном опыте, ставите их в ряд поближе друг к другу

И, таким образом, составляете себе руническое заклинание. Опосля накладываете на них заговор, типа: «Ехал Грека через реку, видит Грека в реке рак, сунул Грека руку в реку, рак за руку Греку — фак»! Или чего попроще: «Заговариваю этот скрипт на защиту от физических и энергетических нападений, психологических давлений и козней врагов. Чтобы я их вертел, а они меня нет».

Дело сделали, пошли спать. Все дела.

Рунескрипт может быть из трех, пяти, семи рун — это нормально. Но следует помнить, что чем больше рун в рунескрипте, тем сложнее выстраивать их взаимодействие. И жадничать не надо! Пусть лучше он будет скромным и эффективным, чем сложным и бестолковым!

Если рунескрипт изготовляется не на конкретного челдобрека, а на событие или группу лиц, то в центре скрипта ставится руна Инэнги (Солнце), символизирующая центр нашего мира и основной источник его энергии. Однако в отдельных случаях рунескрипты пишутся по другим принципам, которые не принципиальны, скрытны и действенны. О них мне Ву не рассказывает, только сопит в обе дырочки».

Ву театрально насупился, поморгал своими черными раскосыми глазами и показал жестом, что намеревается идти спать. Он засеменил в комнату, согнал спящую кошку с дивана, лег и полушепотом затянул:

«Солнце — бог Белый Старик, освящает нас своими лучами,

И помогает нам в осуществлении наших желаний.

Он принимает нас, и своим светом дает нам возможность выжить.

Его лучи указывают нам путь движения, говоря нам:

«Счастье рядом. Внимательно осмотритесь вокруг, и вы его увидите.

Самые далекие дали, и самые большие чудеса творятся в сердце.

Научитесь смотреть правильно и замечать их»».

— Я без тебя не справлюсь, — заскулил ученый и отправился в комнату вслед за Ву. Он укрыл его пледом, поправил подушку, завел будильник и прилег на пол рядом с ним.

Ву снился сон. Ему виделось детство, как он вместе с отцом и братом пахал огород. Жирный вол тащил крестьянский плуг, а разгоряченный отец умело и мастерски направлял упрямое животное в нужную сторону, то и дело покрикивая на него и оборачиваясь на сыновей. Младший брат Ку тащился следом и хныкал по любому поводу, утирая слезы испачканным землей кулачком. От этого на лице оставались грязные полосы, и было очень смешно.

Еще Ву видел, как он ходил в воскресную школу обучаться разным наукам и как ему нравилась девочка-одноклассница, на две головы выше его. Ее в пятом классе выдали замуж за какого-то мальчика из соседней деревни и отправили жить туда. Горькое и одновременно сладкое чувство потерянной первой любви ненавязчиво саднило сердце Ву и давало ему какой-то смысл будущей жизни. Благодаря этому чувству он мечтал, что, когда вырастет, обязательно поедет в соседнюю деревню и проведает свою одноклассницу, и, если ей плохо живется, заберет ее к себе в семью. Этой мечте не дано было сбыться, поскольку вскоре одноклассница совсем забылась, как чаще всего забываются одноклассницы, и в сердце Ву поселилась новая девушка, которая и стала его избранницей.

Она была из порядочной семьи, ее мама работала в школе заместителем директора по хозяйственной части, и Ву очень ей нравился. Она считала его порядочным и честным юношей, способным позаботиться о ее дочери. Когда Канга забеременела, сыграли свадьбу, и Ву готовился стать отцом. После рождения сына у Ву начались видения. Он видел то духа огня, скачущего по полям на красном коне, то черепаху, ползущую по морскому дну к морскому правителю. Однажды Ву заболел и слег с высокой температурой. К нему пригласили старого шамана, изгнать духов болезни.

«— Кыш, кыш», — закричал старый шаман, прыгая вокруг него, — «пошли отсюда! Убирайтесь!»

— А вот – не уедем, — ответили духи болезни. — Еще чего? Ходят тут всякие, распространяют.

— Ах так! — разгневался старый шаман, — и обрушил на духов мощное заклятье. Духи болезни покинули тело Ву, и старый шаман взял здорового Ву к себе в подмастерья. Там он научился шаманскому ремеслу и сам стал изгонять духов болезней.

Однажды Ву решил поучаствовать во всечжурчжэньской государственной лотерее «Кинь-лото», заполнил билет и очень надеялся выиграть, но что-то пошло не так, и он еще остался должен предприимчивым коммерсантам. Его, как и многих других участников лотереи, наглым образом кинули, ведь организаторами лотереи были кидани. С тех пор Ву не играет в азартные игры, не надеется на халяву, а зарабатывает сам, камлая местному населению.

Во сне Ву видел, как, еще раз уговорив свою интуицию промолчать, он оправился в Китай на придворную передачу «Капитал-шоу Поле чудес», но до нее не доехал, так как знал мало китайских слов и побоялся ошибиться с угадыванием, зато у него был отменный музыкальный слух, и он посетил передачу «Угадай мелодию и спой песенку по-китайски». Мелодию он угадал, а спеть песенку по-китайски не смог, за что был дисквалифицирован и отправлен на галеры, но по дороге сбежал и вернулся в родные края потрепанным, но не побежденным.

Попросив помощи духов, Ву отправился попытать счастья в общенародной сельскохозяйственной викторине «Сельский час», где ответил на все вопросы, но последнее задание провалил. Его каламбур про зеленый стручок и парочку красных помидорок в руках члена жюри снизил его шансы на успех практически до нуля.

Ву вернулся домой, как побитая собака, и на этот раз успокоился и перестал участвовать в сомнительных государственных азартных мероприятиях навсегда.

Ву еще усерднее занялся шаманством, обзавелся огромном гулким бубном, желтыми колокольчиками, кунгузу, кимчи, по приказу наставника окончил университет и за десять лет заработал себе авторитет и много денег. Его зауважали в Золотой Империи и за ее пределами и стали звать на разные тусовки, банкеты, приглашать в богатые дома. Однажды китайский император лично лечил у него геморрой и остался очень доволен. Карьера шла в гору, а тут — внезапное проникновение в другой мир. «Все, что нажито непосильным трудом — все погибло! Три магнитофона, три кинокамеры заграничных, три портсигара отечественных, куртка замшевая, три...».

«И родители да жена, наверное, волнуются, с ума по мне сходят, — думал во сне Ву. — Уже, наверное, написали заявление в полицию, расклеили листовки по всем столбам. А клиенты! Что я скажу своим клиентам?! У меня одних приворотов сто штук! Скорей домой! В деревню! В глушь! В Саратов! Проснусь и вздую этого Валерия Павловича, больная голова которого призвала меня в это странное место!»

Валерий Павлович спал без сновидений. Он просто провалился в забытье, словно нырнул в бездонную яму, и продрал глаза по звонку будильника, совершенно не понимая, что происходит. Было уже шесть тридцать утра. Солнце ленно всходило и спросонья хватало своими желтыми руками все, что попадалось ему под руку: людей, машины, дома, города и страны.

Вскоре берлога ученого залилась острым болезненным светом нового трудового дня. Дом вокруг проснулся, зашевелился и начал готовиться к отторжению жителей. Где-то на этажах слышалось бурчания водопроводных труб, где-то скрипы утомленных кроватей, где-то жужжание кондиционеров, где-то настойчивое тявканье желающих на улицу собачек. На улице все громче и наглее затарахтели автомобили, и раздраженные мамаши стали собирать детей в школы и детские сады. Апофеозом оптимистичного утра было чавкающее хлопанье входной двери подъезда.

— Господи, ну дайте же, наконец поспать! — полностью бессознательно процитировал Валерий Павлович фразу из известного литературного произведения.

Голова ученого болела, желудок сжимался и хотел выпрыгнуть наружу; крепко штормило, во рту скреблась о небо наждачная бумага, в глазах троилось, и резкость никак не восстанавливалась.

Фрагментарно память вернулась спустя пару минут. Валерий Павлович уже понимал, кто он и где находится, но никак не мог сообразить, что за чудище мужского рода спит на его диване. Путем логического рассуждения, включения гиппокампа и височных долей головного мозга, он с трудом восстанавливал события прошедшего дня и в заключение пришел к выводу: что это король Мозамбика, приехавший к нему с официальным дружественным визитом по приглашению губернатора края. Но поскольку чудовище не похоже на короля Мозамбика, это, скорее всего, Чингисхан, пришедший в частном порядке, и тоже с официальным дружественным визитом. «Не может быть, — думал Валерий Павлович, тряся головой, — потому что этого не может быть никогда». Чингисхан никогда бы не пришел ко мне с дружественным визитом. Скорее, он бы вторгся на мою территорию и все разгромил. Разгрома не наблюдается, значит, это кто-то другой».

— Кто ты? — осторожно растолкал сладко почмокивающего во сне шамана Валерий Павлович и, получив исчерпывающий и понятный на всех языках ответ, состоящий из кратких, хлестких, резких, темпераментных словосочетаний, успокоился. Он интуитивно понимал, что этот челдобрек — друг, раз так душевно, по-дружески выражается.

«Ху», — вдруг вспомнил Валерий Павлович своего гостя, — «Ху – есть Ху», и, обрадованный, направился к кухонному столу, завершить свою бесценную работу над книгой.

Глава 9

ГРАФИЧЕСКОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ РУН

Дэр (Человек)

Инэнги (Солнце)

Байан (Богатый)

Шун (Энергия)

Абука (Небо)

Ира (Храм)

Турунун (Причина)

Амин (Отец)

Кунарэ (Разумность)

Пабун (Факел)

Энин (Мать)

Бун (Основание)

Уан (Радость)

Ошэха (Звезда)

Зуу (Путь истины)

Илэнгу (Язык)

Эзэн (Хозяин)

Худашамаи (Продавать)

Индахун (Собака)

Хони (Овца)

Монон (Обезьяна)

Элиу (Всадник)

Иу (Вход)

Медзхирен (Сердце)

Гиби (Птица)

Бандиру (Жить)

Ишиба (Достижение)

Тайбу (Черепица)

Бурэ (Пыль)

Хусун (Сила)

Гаман (Судьба)

Йабун (Поступок)

Дута (Существование)

Хачин (Праздник)

Чэ (Прибыль)

Ахун (Печать)

Анчун (Золото)

Тан (Порядок)

Дзюа (Лето)

Укчин (Стена)

Элин (Воздаяние)

Зиха (Деньги)

Булунгэ (Зеркало)

Боло (Осень)

Ниенэ (Весна)

Ава (Сражение)

Тувэ (Зима)

Дирцара (Удовольствие)

Илаха (Цветок)

Ву (Червяк)

Мудур (Дракон)

Дэгер (Медведь)

Дириби (Лисица)

Таша (Тигр)

Эпхэ (Мир)

Имо (Встреча)

Заха (Вещь)

Битихэ (Книга)

Удиэн (Весть)

Игэ (Новый)

Эйпун (Могила)

Бэ (Дело)

Гаиба (Взять)

Гиранги (Кость)

Захасаи (Наказание)

Нэлерэ (Страх)

Майлун (Шелк)

Ухэ (Камень)

Нэкур (Друг)

Амга (Охота)

Омо (Ребенок)

Хэи (Применять)

Улла (Река)

Кэн (молиться)

Ни (Самостоятельный)

Мун (Род)

Сахин (Знать)

Глава 10

ЗАКЛЮЧЕНИЕ КНИГИ

«Движусь к концу», — облегченно вывел Валерий Павлович в уже изрядно потрёпанной, мятой тетрадке, предчувствуя окончание своих литературных трудов. Уже не за горами замаячила возможность оставить адский писательский труд и, забросив все мысли о структуре и сюжете произведения, окунуться в вольную, не обремененную научной мыслью жизнь, жизнь без кропотливого сидения над текстом и дурацкого, муторного сочинительства. Уже совсем скоро можно будет вздохнуть полной грудью воздух свободы и направить свое внимание на долгожданное обывательское расслабление, а ноги — в продуктовый магазин. Пройдет час или два, и небо над городом откроется перед взором ученого всей своей леностью и бесконечным простором, в котором нет никаких рун, никаких шаманов, никаких уставших глаз и припухших от напряжения пальцев. Есть Институт, быт, высокие цены, бессмысленное существование, отражающееся в глазах людей безумным стремлением зарабатывать деньги, петь, плясать, постится и совокупляться.

Какое это непередаваемое счастье — чувствовать окончание работы над книгой, чувствовать сладкое ощущение истомы, переходящее в раздражение от того, что работа еще не закончена!

«Интересно и общедоступно, — написал ученый, — сглатывая слюну величия. — Прокладки бетонирующего действия! Впитывают всю влагу и затвердевают на десять лет. Цены без запроса. Все идейно и чисто. Тухлости никакой».

Ву с таким остервенением дал Валерию Павловичу затрещину за эти слова, что звук ее прозвучал, как церковный колокол, зазывающий прихожан, и ученый в один миг восстановил свое потерянное в туманности восприятия зрение.

— Фу-ты, черт возьми, реклама и сюда лезет! В любую паузу бессмыслия втискивается! Это не я, это привычка! — выругался Валерий Павлович на самого себя. — Агды меня! Агды! Возвращаюсь к теме.

«Жили-были старик со старухой у самого синего моря, и не было у них детей. Однажды поймал старик, то есть император Цзунгань, своей старухе принцессе Тутань золотую рыбку. Загадала она три желания, одно из которых было рождение сына. Родился в царской семье сын по имени Дигунай, или принц Вань-ляньский. И такой сволочью впоследствии оказался, что стал своих родственников убивать и всячески притеснять. Дошло дело и до императора. Выкрал он у него царскую печать и со своими приспешниками, предъявив страже эту печать, прошел в покои императора. Там они благополучно императора закололи, и стал Вань-лян императором.

Что императору делать? На работу ходить не надо, знай себе, развлекайся! А как развлекаться-то? Построил себе Вань-лян гарем, навез наложниц в него со всей страны. Но все ему мало было, и тогда он стал убивать своих министров и военачальников и забирать у них жен.

Он преследовал определенную цель: уничтожить тех людей, которые каким-то образом могли противостоять ему в его неблаговидных делах.

Совсем распоясался Дигунай, почти каждый день происходили публичные и тайные казни во дворце и на городской площади. Любой чиновник империи не мог знать, будет он завтра жить или нет, потому что, все зависело от настроения императора.

Дигунай казнил за все: за правду, за не вовремя сказанное слово, за молчание. Казнил даже лекарей, если те не могли вылечить какую-то болезнь.

Крыша императора продолжала ехать, но это «движение» остановила небольшая горстка солдат внутренней службы под руководством внука предыдущего императора. Они пригвоздили Дигуная к земле, затем порубили на мелкие кусочки саблями и останки сожгли на костре.

Дух Дигуная через несколько сот лет успешно переродился в Петра Первого, а затем — в Иосифа Сталина.

Еще при жизни Вань-ляна внук предыдущего императора, по имени Улу, занимал важные государственные посты. Он был дальновидной и сдержанной персоной. В то время, когда вокруг него десятками гибли опальные граждане, Улу ни разу не подавал повода для репрессий. Он даже не поддался на провокации, и тогда, когда император Вань-лян, прельстившись необыкновенной красотой его жены Улинь Даши, потребовал ее к себе во дворец для своей утехи. Смерть супруги Улу перенес стойко, но именно тогда у него зародилась мысль отомстить императору.

Вступив на трон, Улу издал манифест об амнистии людей, бывших в опале у Дигуная, обнародовал указ о злодеяниях Дигуная, казнил его сторонников, сделал угощение полководцам и войску, а народу простил на три года оброки.

Улу решил вопросы внешней политики и занялся устройством внутренних дел империи.

При нем полностью сформировался чжурчжэньский язык, возродилось искусство и науки, стал процветать шаманизм.

Улу отрегулировал вопросы собственности земли, стал помогать крестьянам вести успешное хозяйство, принял меры к сокращению расходов на свой стол и пищу придворным.

Улу запретил носить очень дорогую китайскую одежду, затем приказал придворным, которые говорили на китайском языке, изучать свой родной язык, и придерживаться своих родовых обычаев.