Читать онлайн
"Путешествия Никласа"

Экспансия

4/76. Еще полчаса, и закончится самая утомительная и бестолковая часть путешествия. Как обычно, когда место назначения заранее неизвестно, приходится двигаться к нему в четыре приема. Первые три целиком определяются бортовой программой жилой станции модели “Пионер”, а значит, мне остается только фиксировать “этапы пути” в личном мнемографе.

Сначала, разумеется, от Центра, где я получил вид на экспансию, к спиральной галактике NGC 69307-3. Незаселенных отыскалось всего несколько сотен тысяч... Мне, конечно, предоставили ту, что поближе к моей родине, хоть я об этом и не просил.

Программа дырокола забрасывает “Пионер” в один из разреженных рукавов – естественно, как можно дальше от центра галактики. Тут уже я волен выбирать звезду по своему усмотрению, лишь бы дыроколу хватило антиматерии. А значит – сверяюсь с индикатором топлива, – я ограничен радиусом в две десятых парсека. Выбор невелик: белый карлик, нейтронная звезда, бродячая черная дыра, голубой гигант, восемь “обычных” звезд. Экспресс-анализ показывает, что область богата металлами. Это хорошо, что много массивных звезд – они стабилизируют обстановку, не давая метаться “без прикола” газу и холодным туманностям.

И что, больше ничего не предвидится? Что ж, придется жить под белым карликом. У него три планеты, как будто специально рожденные для меня... Подозреваю, гелиодезисты заранее просчитали, куда отправить станцию.

У моей новой звезды три планеты. Одна слишком близко к карлику, другая великовата и не имеет выраженной твердой поверхности... А вот та, что посередине – в самый раз. Еще один импульс дырокола, и “Пионер” уже на ее орбите. Пора установить местное время: хронометр станции выудил из моего мозга записанный в Центре импульс и перевел мнимое время в реальное. Теперь моя система синхронизована с Центром, здесь потекло принятое во Вселенной время. А значит, можно считать экспансию состоявшейся.

Через внутренние камеры вижу на мониторах, как запускаются гироскопы ориентации и тормозные двигатели. Скорость – двенадцать километров в секунду, вход в атмосферу пологий, чтобы оценить качество планеты. Да уж, каменная пустыня как она есть. Мелкие горки, обширные плато и разломы неизвестной пока глубины. Температура ночной стороны около ста Кельвинов, дневная немного потеплее, на экваторе доходит до двухсот. Не полагаясь на меня, программа отстреливает от станции микрозонды, один за другим. За полный оборот их наберется двести сорок штук. Пусть ползают по планете, собирают информацию, тем более мне это ничего не будет стоить, а гелиодезисты из Центра порадуются.

Время от времени включаются двигатели коррекции, чтобы сдвинуть орбиту “Пионера” в сторону – надо осмотреть не только экваториальные области, но и полярные. Когда станция находится уже на высоте сто километров, планетный сканер обнаруживает достаточно плоскую равнину из ледяной криомагмы. Я не возражаю против посадки, и тормозной импульс переводит станцию в режим вертикального спуска.

Наконец-то я смогу начать новую жизнь в своем новом доме, не связанный никем и ничем.

Приглашение, или свадьба Никласа

8/219. Никлас получил приглашение от матери в не самый подходящий момент. Неподходящий потому, что неделю назад к нему обратилась с запросом Демографическая Комиссия. А точнее, один из трех тысяч ее самых старых сопредседателей, Петров DFS-0976 Иан-1.

Ассоциация 1

– Дело деликатное... Оплата приоритетом в классе “инфо” и антинейтронами. Вы как специалист по клановой истории сектора 7H Галактики NGC 69307-1 имеете доступ к закрытой информации, общаетесь с главами кланов. Пришла пора обновлять каталог биоформ, а многие семьи в последние годы записывают в категорию детей совсем уж механических... малышей. В результате льготы на объем исследований увеличиваются настолько, что Гелиодезическая Комиссия уже бьет тревогу. Ну, вы знаете этих типов, помешанных на тотальной классификации Вселенной...

“А ты помешан на классификации жизни в этой Вселенной”, – мысленно возразил Никлас.

– Мы тоже в итоге страдаем от их запросов, – продолжал Иан-1. – Полагаю, вам под силу убедить эти семьи не усыновлять (или удочерять) некоторые из своих... э... поделок. Тогда бы мы смогли законно определить их в биоформы и выпустить достаточно полный каталог. Авторские права на дизайн и так далее... Только сообщите нам, к каким категориям информации вы бы хотели иметь расширенный доступ.

К письму прилагался список “строптивых” кланов с указанием их ответвлений и полных адресов. Поскольку Никлас занимался семейной историей сектора 7H, вся генеалогия и так хранилась у него в постоянной памяти. Но список он распечатал, чтобы просто подумать над ним, не отвлекаясь на блокировку модуля ассоциативных связей. У Никласа как профессионального историка этот модуль был особенно силен. Порой казалось, что он работает всегда, даже будучи отключенным от общей цепи питания.

Конец Ассоциации 1

Письмо матери пришло по семейному каналу связи. На диске не значилось, что послание личное, поэтому Никлас вызвал по внутренней связи жену, Ирину-66, урожденную Макарову NGC-7455.

Она находилась на противоположном краю планеты, где сейчас был день, и отлаживала генератор сейсмической активности. “Неудивительно, что с вечера трясет”, – с нежностью подумал Никлас. Ирина соорудила свою лабораторию на обломке древней плиты, твердо стоящем на месте последние семьсот миллионов лет, зато остальная планетная кора под ее чуткими руками так и ходила ходуном. Железное ядро Галилеи, кажется, тоже тряслось вместе с магмой, точно слива в апельсиновом желе.

– Ты можешь прерваться? – спросил ее Никлас.

– Минутку... – Жена подняла пальчик. – У меня фаза усиления. От датчиков на экваторе приходят интересные сигналы...

– Развалишь нам планету.

– Соберем, – отмахнулась она и подкрутила еще несколько верньеров. – Зато, если повезет, получится любопытный узор коры. На прошлом конкурсе Светкин был признан самым красивым, помнишь?

– Конечно, конечно...

Когда она работала с плитами, то всегда надевала свой любимый экзокостюм с десятком щупальцев – они росли у нее из спины, не мешая оперировать родными руками, и слушались прямых команд мозга. Правда, в основном ее тонкие руки, не будучи слишком полезными, теребили челку, разминали нос, потирали щеки или просто хватались за голову, когда кора начинала вести себя неправильно. Даже сквозь силовую ткань, изъеденную песчаными бурями, при воображении можно было увидеть ее немного архаичное, но привлекательное тело с четырьмя самыми необходимыми конечностями и одной головой. Ирина, даже выйдя замуж за Антонова NDG-08873 Никласа-14 (в те годы он еще не был девятым), сохранила традиции своего бывшего клана и лишь незначительно изменила физиологию тела, избавившись от аллергии на кварцевый песок. Но Никласу она нравилась именно такой, неуклюжей и двуглазой.

– Все, пошел резонанс! – обрадовалась Ирина. Она повернулась к мужу и мысленной командой расстегнула экзоткань, осыпавшуюся к ее ногам стальной стружкой. Щупальца повозились, сбрасывая остаточные напряжения в суставах, и замерли на полу. – Я им еще покажу! Уверена, на этот раз у меня все получится. У Светки планета моложе в два раза, она куда более текучая и плиты легко поддаются воздействию... К вечеру будет готов прогноз материковых узоров на миллиард лет вперед.

– То есть к утру? – улыбнулся Никлас.

– Отругай меня Королёв! У нас ночь, что ли?

– Хочешь, буду у тебя? Погуляем по барханам, послушаем письмо от матери.

– Нет, тут пыльная буря. – Жена поморщилась, смешно сдвинув губы к носу. – Давай на Земле.

За долгие годы совместной с Никласом жизни черты ее родового лица постоянно менялись, подстраиваясь под его текущий вкус. Но в них всегда можно было увидеть, пусть не в оптическом диапазоне, нечто присущее урожденной Макаровой NGC-7455 Ирине-242, и только ей одной.

Ассоциация 2

Каждый стандартный год в Центре Вселенной, на трех модельных планетах искусственной звездной системы всегда проводится брачная ярмарка кланов. Вообще-то она действует постоянно, но в июле поток желающих найти себе пару достигает максимума. В тот год Никласу исполнилось ровно девяносто лет, и он все еще был четырнадцатым. Он вволю постранствовал по родному сектору 8F галактики NDG-08873, навестил не только сотни братьев и сестер, но и поучаствовал в некоторых исследовательских проектах. Особенно ему запомнилось путешествие к отдаленному скоплению квазаров, ведь за него всей группе смелых исследователей отвалили сто граммов антиматерии. Потом он с десятком родственников выбрался на противоположный конец Вселенной (за четыре с лишним гигапарсека), в гости к дружественному клану, и потратил там кучу заработанного у квазаров топлива. Двадцать шесть лет он жил на столичной планете, где бездумно развлекался с прочими молодыми людьми и девушками, не забыв нарастить при этом постоянную память (по совету отца, который в молодости также пользовался государственными хранилищами информации). Он дважды менял пол, с мужского на женский и обратно, потому что среди столичных жителей не было принято постоянно эксплуатировать одну и ту же схему эротического возбуждения. Так что в юные годы Никлас успел позаниматься всем тем, что входит в набор любого молодого человека.

Но всерьез менять свой геном он не собирался, поэтому к девяностолетию вернул себе данное ему при рождении и прибыл на кислородную планету Центра. Она была создана государством сугубо для заключения брачных контрактов.

Жизнь тут не особенно бурлила: возле общественного мульти-дырокола суетились киберы с напитками и сухариками, зазывно сверкали огоньками туристические автоматы и звучал полный спектр электромагнитного диапазона частот, забитый рекламой. А в целом вокзал, конечно, был пуст и ухожен – все-таки он не предназначался для флирта. К тому же брачный сезон давно подошел к концу, и основные его участники успели разлететься по Вселенной.

Никлас выбрал автомат, предлагавший привычные для него с детства сухие ландшафты. Тот стоял в песочной яме, между трех красно-бурых скал, и шумел в коротковолновом диапазоне словно ветер в пустыне. К тому же вокруг него вертелся виртуальный песчаный смерч, нимало не похожий на настоящий.

– Подделка, – хмыкнул Никлас и отключил спецэффекты мысленным сигналом.

– А у меня, думаете, лучше? – услышал он голос из-за скалы.

Заинтересовавшись, молодой человек высунул голову и половину тела из силового кокона, в котором стоял его автомат, и попал в ужасную водную феерию. Между голубых торосов, гладких будто пластик, торчал раструб фонтана, из которого во все стороны густо летели капли. Никласа захлестнуло ими, и он в ужасе попытался закрыть голову руками. В итоге же попросту вывалился в мокрый ландшафт с ядовитым сине-зеленым небом и глубокой круглой лужей. Скатившись по влажному пандусу, он плюхнулся в водоем и пошел ко дну. Легкие тут же прекратили работу, чтобы не закачиваться водой вместо воздуха.

Но как выбраться наружу, Никлас понять не мог – стены были совершенно гладкими, и пальцы бесполезно скользили по ним. Он уже совсем смирился с тем, что придется полежать на дне с замедленным метаболизмом, пока кто-нибудь не вынет его, как в ушах родились тугие, словно сама вода, акустические колебания:

– И что, так и будем под водой сидеть?

Средства, чтобы ответить таким же образом, у Никласа не было, поэтому он банально промолчал. Он уже совсем было собрался подать команду на приостановку функционирования тела, как сверху к нему опустилась быстрая фигура в ореоле текучих волос и ухватила его за ветряные антенны на макушке.

Никлас помог ей руками и ногами и через несколько секунд очутился на поверхности, отплевываясь и шумно дыша.

– Тут лесенка...

С помощью поручней на боку ямы они выбрались на густую зеленую траву между бассейном и автоматом, и Никлас упал на спину (чтобы скорее просушить чувствительный к воде живот). Он был безумно рад, что не пролежал на дне несколько часов или даже суток.

– Спасибо, – проговорил Никлас и открыл глаза.

Над ним стояло странное существо с двумя руками и с двумя же ногами, но переменной толщины – кверху оно расширялось, потом опять сужалось... На просвет спаситель походил на пару эллиптических функций Якоби. По каталогу жизни, вшитому в память, Никлас определил, что это архаичная женская форма тела. Видеть таких редких особей вблизи ему еще не доводилось.

– Послушайте, у вас шесть конечностей, а плавать не умеете! – воскликнула она и склонилась над “утопленником”.

– На моей родной планете нет воды, – обиделся он. – А шесть потому, что так удобнее противостоять песчаным бурям.

– И где тут буря?

– Не нравится – не смотрите. Мне, может быть, тоже странно видеть такую древнюю форму, как ваша, но я же молчу. Вот, например, разве удобно иметь такое мелкое ротовое отверстие и внешние уши? А эти ваши выступы на груди резко снижают аэродинамические качества туловища. Ступни ног слишком маленькие, они будут вязнуть в песке, пальцы слишком короткие и без когтей, к тому же с перепонками, что повышает общую парусность... Разрезы на шее будут быстро забиваться пылью, придется вечно чистить их. Центр тяжести тела сильно смещен вверх, поэтому при первом же порыве зимнего ветра вас оторвет от земли и унесет в небеса.

– А вы вообще сплошное недоразумение! Весь какой-то плоский, шестиногий и трехглазый. А что это за глупые проволочки на голове? Я уж боялась, что они оторвутся. И к тому же у вас редуцированы половые органы, что вообще смешно.

– Нисколько не смешно. У меня всякие бывали, сейчас вот скрытые.

В этот момент в зоне туристического автомата возник еще один человек, круглый и какой-то булькающий, словно котел с кипящей водой. “Пузырь” просканировал обстановку, на мгновение задержавшись чувствительными мембранами на женщине, и надолго замер при виде Никласа. Тот содрогнулся, представив, как человек лопается, и из него прямо на голову Никласа изливается целая тонна воды. Нет, надо поскорее делать отсюда ноги! Не дожидаясь полной просушки живота, он вскочил, и от этого движения воздух вокруг него закрутился в короткий турбулентный вихрь, принеся с собой целое облако феромонов. Архаичная незнакомка пахла так, что у Никласа подкосились ноги.

– Примите мое имя, пожалуйста, – не своим голосом сказал он и сбросил в ее память последовательность “Антонов NDG-08873 Никлас-14”. Потом собрал силы в сочленения и ретировался за силовой барьер, облегченно окунаясь в горячий, сухой воздух ячейки “своего” автомата.

Скоро он уже воспользовался локальным дыроколом и поселился в пирамиде посреди пустыни. Никлас был, разумеется, бойким парнем и за месяц успел погулять по барханам с множеством девушек – одноглазых и трехногих, длинноруких и большеголовых, с крупными половыми органами и без них вовсе, звонкоголосых и шелестящих словно песок под когтем, белых и крапчатых... И постоянно вспоминал, как на мгновение потерял сознание, вдохнув запах “водной” незнакомки. Это было как наваждение, ему всюду чудился этот неповторимый набор органических молекул. Никлас даже пытался воспроизвести его, загрузив программу анализа собственной памяти в блок химического синтеза. Конечно, ничего дельного не получилось.

Она не стерла его “прощальный” сигнал – спустя всего полгода он получил от главы ее клана брачный контракт. К этому времени Никлас детально изучил физиологию архаичной человеческой формы, с которой столкнулся в бассейне. Он просмотрел множество стереофильмов с участием таких женщин, и ознакомился с произведениями искусства, воспевавшими их. Никлас заключил, что формы незнакомки, пожалуй, совершенны для той среды, в которой она обитает. И он был готов на то, чтобы пожертвовать структурой и “пустынным” метаболизмом собственного тела ради нее. Наверное, на его выборе сказался обычный юношеский максимализм и стремление отличаться от родителей. Он был молод, горяч и склонен принимать быстрые решения, идущие вразрез с мнением родителей и других старших членов клана. Но никто, естественно, и не подумал осудить юного жениха. Кому это нужно?

Конец Ассоциации 2

Никлас прошел в восточный блок дома, где располагался транспортный узел, и настроил дырокол на местную координатную сетку. В памяти устройства хранилось три стационарных точки на поверхности Галилеи, и одна из них находилась точно в месте пересечения меридианов, на южном полюсе.

Гравитационный коллапс за микросекунду сжал тело в сингулярность, переместил его в 6-мерный континуум и перебросил по назначению, где обратная процедура свёртки “восстановила” Никласа до прежнего вида (попросту спроецировала на три обычных измерения). Искажения пространства от белой дыры поглотились стенками камеры, и Никлас вышел под навес.

Южный полюс Галилеи, по представлению хозяина планеты, был не так привлекателен, как экваториальные области, но Ирине тут нравилось. Среднегодовая температура здесь колебалась около трехсот Кельвинов, и в период увлечения растительными организмами, пару тысяч лет назад, Ирина развела тут настоящий живой парк. Она смонтировала под землей фабрику по производству воды и залила ей многие квадратные метры искусственных впадин. С помощью Тани-74 (знатока геофизики) она воздвигла вокруг своей экосистемы кольцевой горный хребет, и за сотни лет на его вершинах образовался тонкий слой снега. Вода-то испарялась, и ветер нес ее на скалы... Здесь не было только растений, которые размножались бы с помощью насекомых.

День и ночь автоматические линии выдавали тонны питательных веществ, закачивая их в водные артерии.

– Земля... – Никлас поморщился, вдохнув слишком насыщенный кислородом воздух. У него моментально закружилась голова, и программа биоконтроля поставила в ноздрях кислородные фильтры, убрав пылевые. Дыхательная смесь на полюсе была предельно чистой, не считая безвредных смол и эфиров, источаемых деревьями и кустарниками.

Кабинка дырокола звякнула, выпуская Ирину.

– Пойдем? – Она взяла мужа под руку, стесняя его движения, но он не возразил.

– Может, лучше покатимся? Дорожки пока позволяют...

– Нет уж, кататься сам будешь. Да, давно я тут не бывала... Гляди, вьюн ползет нам наперерез!

– У растений нет глаз.

– Правда?

Ирина в сомнении потрогала босой ногой листья. Она всегда освобождала постоянную память, когда увлекалась чем-то новым – вот и ботанике не повезло, сгинула на свалке старых чипов. Если когда-нибудь жена решит, что пора привести Землю в порядок или вовсе сровнять ее с песком, она извлечет из компьютера нужную информацию и перекачает ее в мозг. Никлас, напротив, предпочитал знать многие вещи постоянно, хоть и редко ими пользовался (как сейчас, например, когда “блеснул” глазами растений).

Сейчас тут было лето, и солнечные лучи, косо падавшие на парк, рождали резкие тени и сумрак под кронами. Где-то слева шелестел по галечному дну ручей.

– Я включу запись письма?

– Ах, письмо! – очнулась жена. – Прости, я как-то забыла. Все еще плиты в голове сдвигаются. От кого-то из детей?

– От моей матери.

– Ты уверен, что мне это будет интересно?

Никлас достал из кармашка комбинезона виртуальную клавиатуру, попросту ви-кей, и настроил ее на воспроизведение записи. Голограмма матери возникла на расстоянии в пять метров перед ними – Аманда-7 сидела на высоком круглом кресле, на фоне красных скал и песчаного водопада. От искусственного потока поднималась густая пыль, замутившая низкое оранжевое солнце ее домашней планеты. Из-за того, что Никлас продолжал неспешно шагать, голограмма вздрагивала, но аудиоканал работал стабильно.

– Здравствуй, мой дорогой ребенок, – сказала Аманда с довольной улыбкой. – Если твой супруг, супруга или ваши дети видят меня, то им я также желаю всего питательного. – Она подняла лицо к ветру, чтобы насыщенный пылью воздух попадал в брюшную щель, неся энергию организму. Видно, Аманда отказалась от диетического ультрафиолетового питания, поборницей которого была еще лет сто назад. – У нас с отцом намечено торжественное прощание с кланом, и я приглашаю всю вашу ветвь навестить наш дом в полдень 8/223.

– Как? – воскликнул Никлас, забыв о том, что мать не слышит и не видит его.

– Чудесно! – обрадовалась Ирина. – Мудрые люди твои родители.

– Пожалуй...

Голограмма схлопнулась, оставив после себя ощущение того, что на парк надвигается песчаная буря. Но листья по-прежнему свежо шелестели, а ручей в кустах перетекал с камня на камень.

– Все-таки это слишком, – заметил Никлас. – Глава клана еще жив и только год назад, судя по реестру Демографической Комиссии, произвел очередного потомка... А моим всего по девятнадцать с чем-то тысяч лет, и вот! Не ожидал.

– Как бы то ни было, мы должны приехать к ним в их последний день, – деловито сказала жена. – Пожалуйста, оповести детей. Они могут захотеть проститься с бабушкой. Может, и мы своих потомков увидим...

– Обязательно. Среди них есть немало Аманд и Егоров, они захотят покрасоваться перед родичами.

Негэнтроп

4/78. Первые же будничные дела вытеснили из головы всякий переселенческий пафос. Временная станция непригодна как постоянное жилье – сидеть в ней в качестве составной части, кем-то вроде инспектора бортовых систем, донельзя скучно.

Негэнтроп модели “Нептун” (по-моему, самая дешевая на рынке разумных биоформ, обошлась мне всего в два миллиграмма антинейтронов) обустраивает стационарный дом, заглубленный на десять метров в криомагму. Не собираюсь ему мешать. Проект, естественно, выбирал я сам, хотя и ограничился стандартным набором блоков. Все очень компактно и с минимальным перепадом высот. Лишь лаборатория у меня в два раза больше, чем якобы необходимо для получения и анализа данных. Тип из Гелиодезической Комиссии, подписавший мне вид на экспансию в NGC 69307-3, удивился, зачем мне нужен такой громоздкий усилитель к генератору гравитационного поля, если я не собираюсь лепить нейтронную звезду. Мол, где мое разрешение на опасные эксперименты с веществом... Пришлось показать старику кассету со своими трудами по сверхдальней переброске материи в “Вестнике единой Вселенной”, сразу сник.

Пока негэнтроп вторые сутки возится с форматором, “выплавляя” из грунта нужные для дома детали, я занимаюсь спутником под странным названием “Зеница-88”. “Пионер” при посадке отстрелил его, чтобы он болтался на орбите и собирал самую простую информацию обо всем на свете. Но сам по себе этот сателлит туп, нужно закачать в него программу. Я проглядел список вещей, которые интересны моим “сюзеренам” из Комиссии – все как обычно, от снимков звезды до сбора микрометеоритов. Хорошо, что эта орбитальная “Зеница” совсем не потребует моего внимания, она способна сама себя ремонтировать.

Эротический опыт

8/220. Планировать посещение кого-либо из списка Комиссии было глупо – хорошо еще, что Никлас не успел договориться ни с кем из “подозреваемых” кланов. На второй же день по получении письма от матери он скопировал его и размножил в количестве 376 экземпляров. Пришлось открывать новую упаковку с “кормом” для форматора, чтобы изготовить такое количество кассет. Запись собственного комментария к письму также отняла время. Отправив наконец последнее послание своему 376-му ребенку, урожденной Антоновой NDG-09973 Гемме-19, которая сейчас проживала в свободном браке неподалеку от Центра, он приложил ладонь третьей руки к горячему боку почтового дырокола и чуть не ошпарился.

– Нет, так нельзя работать, – пробормотал Никлас и решил отдохнуть.

Спальный блок, как всегда затененный, встретил его озоновым запахом влаги и цветов: видимо, Ирина еще не проснулась.

Дверь ее комнаты светилась зеленым, и Никлас мягко приоткрыл ее, окунаясь в переливчатую, матово-синюю атмосферу, наполненную шелестом листвы и пузырьков газа в жидкости. Сейчас это сочетание нравилось ему уже не меньше, чем завывание ветра в голых каменных щелях и шорох песка. Некоторые, например, не могут без шипения лавы или грохота камнепада... Но вода и листья все же лучше, что бы эти “некоторые” ни думали.

Ирина плавала в горячем глицериновом бассейне, лежа на спине с закрытыми глазами. Никлас пробежал по диапазону восприятия, и на ультракоротких волнах наткнулся на медленную медитативную музыку. Резонансное излучение ее мозга также было задействовано, и Никлас активировал собственные нейроны, вклиниваясь в музыку Ирининого разума. Она пошевелилась и вытянула все четыре конечности, с колыханием концентрических волн уходя в глубину. Жабры ее заработали с изящной грацией, испуская пульсирующее люминесцентное сияние, через тысячи пор в ее коже к поверхности протянулись серебристые струйки микроскопических пузырьков углекислого газа. Их уже подсвечивали лазерные прожекторы, установленные по периметру бассейна, и цвет их медленно менялся вдоль всего видимого спектра.

Ирина-66 была прекрасна в своем глубинном танце неподвижности, и по коже Никласа прокатился импульс возбуждения – ответ на резонансный сигнал от жены. Он лег на гравитационную линзу, медленно пульсирующую над бассейном, и позволил линиям поля связать себя с женой. Эрогенные зоны, сплошь рассеянные по его коже, подались под согласованными потоками гравитонов, мозг наполнился возбуждающей смесью звуковых, световых и обонятельных импульсов. Их интенсивность мягко нарастала с каждой пульсацией поля, конечности будто погрузились в переменное электромагнитное поле, разогнавшее кровь до шума в улитковых нервах. Внезапно частоты всех полей изменились, сбросив возбуждение до половинного уровня, в радиодиапазоне зазвучала тихая мелодия. Колебания гравитационного поля опять робко нащупали чувствительные точки на теле Никласа, словно не решаясь связать их с плывущей где-то в пространстве Ириной. Царапающими толчками включились информационные потоки между ними, настраивая на резонансное возбуждение коры мозга. Эротическая программа выходила на заключительную фазу. Никлас погрузился в буйство полей, его растягивало и сжимало гравитацией, словно нейтронную звезду, и ни одно из нервных окончаний не осталось без толики внимания. Через геологическое время его притянуло к жене, как наблюдателя к черной дыре, и последний электромагнитный разряд перетряхнул его нервную систему до самого последнего аксона, чуть не расплавив эротический сектор мозга.

Силовая линза растеклась по бассейну, а вслед за ней и Никлас, обездвиженный, слился с морем газовых пузырьков. Ирина всплыла и коснулась мужа, и глицерин под ними тотчас вскипел, распадаясь на водяной пар и углекислый газ.

– Ты гений сексуального программирования. – Никлас притянул к себе улыбающуюся с закрытыми глазами Ирину и провел языком по ее груди и шее.

– Мы вместе... Это симфония для двоих.

Через десять минут, вволю покувыркавшись в бассейне, они вернулись в привычный мир трех измерений, со стабильным вектором тяготения. Никлас надумал отдохнуть час-другой и подкинуть организму пару мегаджоулей, а Ирина стала собираться к своей установке. Она поела во сне, переключившись на растительный цикл питания.

– Удалось получить нетривиальный узор, Иришка?

– Не совсем, – нахмурилась жена. – Через полмиллиарда лет упала вязкость мантии, Белл ее заморозь, и движение континентов резко замедлилось. Береговые фракталы получились какие-то банальные, будто ученические. Сегодня попробую заложить в уравнения переменную вязкость и заново просчитать тектонику.

– Любопытно, – задумался Никлас. – Но ведь в исходной программе наверняка учтен фактор остывания планеты. Разработчик не мог упустить этот момент.

– Он-то не упустил!.. Там есть еще два параметра – класс и возраст звезды. Ее температура серьезно влияет на Галилею.

Никлас еще раз обнял жену и ощутил, как остаточное возбуждение растекается по ней последними всполохами электромагнетизма. Между ними проскочило с десяток микро-молний, и этот полевой всплеск стал кодой их сегодняшнего слияния.

– А ты не хочешь сделать все параметры постоянными?

– Нет уж! – Она лукаво сверкнула глазами. – Иначе у Светки будет повод указать на простоту моей модели. А я хочу победить ее безоговорочно.

Рождение “Хаоса”

4/86. Подумал и решил назвать свою планету Бетой. Банально, конечно, но перед кем тут оригинальничать? Остальные две пусть будут Альфой и Омегой. Команда роботов-“Сито” ползает по Бете, то и дело тормозя для отбора проб. Параллельно с роботами трудится спутник, “Зеница-88”, это он командует всей оравой ползучих “Сито” и собирает от них данные, чтобы причесать их и скинуть на мою станцию для автоматического (или “ручного”) анализа. Собственно, если бы у меня был нормальный дом, который я мог обживать, то заниматься такой чепухой, как просмотр информации со спутника, я бы не стал. Хватало бы и других забот – например, обустройства лаборатории или жилого блока. Но мой негэнтроп почему-то не спешит особо нагружать форматор.

– Необходимо ускорить постройку дома, – сказал я ему вчера, когда он завалился на “Пионер”, чтобы подзарядиться от солнечного аккумулятора. Уж и не знаю, почему эта модель лишена простого термоядерного двигателя. Может быть, разработчики испугались почти полной автономности “Нептуна”?

– Тяп-ляп? – загадочно буркнул он.

Мне показалось, он тяготится тем, что не умеет работать без подзарядки. Хотя откуда у “Нептуна” могут появиться такие эмоции? Это шагающий параллелепипед с десятком манипуляторов, датчиками по всему “телу”, антенной на макушке и акустической насадкой, чтобы обмениваться звуковыми данными с хозяином, особенно слушать его ругательства. Ведь костерить робота удобнее всего с помощью голосовых связок, радиообмен совсем не дает такого успокоительного эффекта, как ругань во все горло. Да, удобно придумано – уже сам неуклюжий дизайн “Нептуна” настраивает на то, что негэнтроп склонен к ошибкам.

– Скажи-ка, с чего начал строительство?

– С блока поддержки систем.

Конечно, самый сложный блок принято возводить вначале, с этим я согласен...

– Мне нужен помощник, – заявил час назад этот трудяга. – Я не справляюсь. В спецификации форматора он под 490678-м номером.

– И кто это? – насторожился я.

– Энтроп модели “Хаос”. Он способен вносить элементы беспорядка в природную среду. Мне это делать трудно ввиду другой конструкции и программных ограничений на виды деятельности.

– Робот родит робота, что ли? – Не нравилось мне его предложение, и все тут. Но я ни разу не занимался постройкой дома на такой неприспособленной для этого планете, поэтому допускал, что негэнтроп прав в своих притязаниях. – Зачем он тебе?

– Дробить и распылять крепкие породы камня, – терпеливо объяснил “Нептун”. – У меня слишком хрупкие манипуляторы, чтобы самостоятельно заниматься этим видом деятельности. Дело пойдет намного быстрее, хозяин.

Надо бы покопаться в его настройках, а то уж очень странно он выражается. Аргумент со скоростью возведения дома меня сразил, и негэнтроп радостно кинулся наружу, к форматору, намереваясь первым делом создать себе коллегу.

Семья в сборе

8/223. Клан Антоновых занимал небольшое скопление звезд в секторе 8F NDG-08873. Может быть, не самых редких и красивых – например, клан не арендовал ни одного пульсара, а природная черная дыра у него имелась всего одна, – зато спокойных и уютных.

Сверхновая рождалась в секторе уже целых сорок тысяч лет назад, и тогда на это представление съехалась чуть ли не половина галактики. Гелиодезическая Комиссия выделила туристам ближайшего к сверхновой белого карлика, и пространство рядом с ним так и кишело времянками. Конечно, они тут же сгинули в пламени, едва волна взрыва накрыла их... Особые ценители таких катастроф годами кочевали потом перед волной разрушения, раз за разом переживая восторг от встречи с мощной волной излучения. Нашлись и такие романтики, которые покончили с собой, отключив автоматику орбитальных домиков. “Я поглотил два антинейтрино!” – хвастался потом один из самых ярых туристов в познавательном фильме, снятом по итогам взрыва звезды, и демонстрировал пленки со столкновением частицы и какого-то своего протона (вроде бы в селезенке).

Ирина с Никласом прибыли в звездную систему родителей ровно в полдень по времени Центра.

– Наверное, все испугались затора, – удивилась жена, когда дырокол, загнав пробный пакет атомов по адресу, не предложил им подождать, а сразу загудел генератором гравитационного поля, чтобы свернуть путешественников в сингулярность.

– Или они поставили мульти-дырокол, – сказал Никлас.

Такие устройства повсеместно применялись в многолюдном Центре, иначе людям там пришлось бы часами ожидать своей очереди на транспортировку. Никласу такой способ не нравился, он привык с комфортом восстанавливаться в индивидуальной ячейке.

Он оказался прав, по случаю массового наплыва потомков Аманда-7 и Егор-5 взяли напрокат приемную камеру с распылителем белых дыр. Родственники вылетали из центральной зоны в форме сгустков поля, в течение секунды восстанавливаясь в размерах, но уже на расстоянии десяти метров от приемника. Тут их полет мягко гасился, и непрерывный конвейер поднимал гостей на поверхность планеты. Неприятности избежать не удалось – некий крабовидный господин в блестящем металлическом костюме царапнул Ирину клешней. Но тут же извинился и полез к ней на конвейер знакомиться, скрипя в длинноволновом диапазоне:

– Геннадий-124, поколение 46...

– Ирина-66, 7-бис поколение, – холодно ответила жена.

Крабовидный отшатнулся, вскинув клешни к голове, и пятясь исчез за красной скалой. Цветом она была обязана не столько особым свойствам камня, сколько звезды, арендованной патриархами клана – это был красный гигант в эпоху своей мощи, зрелый и вполне горячий.

– Ты для него слишком опытная, – ухмыльнулся Никлас, беря ее под руку.

Оба надели многослойные силовые поля, перемежающиеся разноцветными газовыми и жидкими смесями – тут был и мерцающий закатным светом оранжево-алый, и натриево-желтый... Грудь Ирины полыхала сиреневым словно атомы марганца в пламени горелки, а по поясу ее бегали искры, в нем ежесекундно вспыхивали змейки белых разрядов. Они препятствовали сканированию ее тела в электромагнитном диапазоне. Никлас выглядел строже, предпочтя холодную гамму, но такую же текучую, как грозовое облако, и набрякшую электричеством.

– Пожалуй, мы слегка отстали от моды... – проговорила Ирина, выбрав для передачи своего сообщения модулированный поток гравитонов.

Никлас ничего не ответил, занятый не нарядами многих сотен родственников, а ландшафтом. Тут была его родина, именно тут он родился в семейном автоклаве больше восьми тысяч лет назад. Конечно, он хорошо помнил Нуклеотиду, потому что провел на ней первые двадцать лет жизни, постигая главное о Вселенной и человеке в ней. На выщербленных холмах, в ущельях и рукотворных каньонах он ставил опыты с материей, зажигая собственные маленькие сверхновые и генерируя игрушечные пульсары из “Набора юного создателя”. Эту планетную кору он буравил глубинным обитаемым зондом, постигая тайны космических тел, способных обезопасить человека от неприютного космоса. В этого красного гиганта он погружался в жаропрочном силовом коконе, воочию наблюдая термоядерные реакции, без мощи которых в мире стало бы так темно и стыло – какие другие источники тепла и света сравнятся со звездами? Наконец, именно в родительской лаборатории проходил он основы воспроизводства человека и искусства управления собственными генами. Здесь он спроектировал свою первую биоформу, робко поместив в нее только один логический процессор, и здесь же убил ее, когда решил усложнить ей схему. Именно в лаборатории отца Никлас впервые осознал особенности своей среды обитания и нарастил на животе влагоприемник, чтобы подготовиться к путешествию в водные миры.

...Они находились в потоке родственников, двигаясь в направлении колоссального сооружения в форме стелы высотой не меньше километра. А всего таких башен было шесть, они стояли по углам воображаемой соты, в центре которой хозяева планеты и установили мульти-дырокол. Разреженный ветер спиралями гулял на свободных участках почвы, густо-оранжевое небо с искусственной подсветкой куполом сияло на головами гостей, словно истекая из стел и образуя в зените бурлящую воронку. Добавляли фееричности шумные горизонтальные молнии – весь радиодиапазон буквально гремел, затрудняя беседы между приглашенными.

Ирина с Никласом вошли в широкие открытые двери строения и обомлели. Их занесло в переплетение пневматических тоннелей, эстакад, площадок и лифтовых шахт, и все это цветное великолепие непрерывно пульсировало и совершало медленные хаотические движения.

– Святой Хаббл, да весь диапазон забит музыкой! – воскликнула Ирина. – Настройся на двадцать пять килогерц, симпатичная гармоника. И на других частотах... Фу, какофония!

– Каждому свое, – банальностью отозвался Никлас.

Супруги перешли на световой код, потому что в такой обстановке он лучше всего годился для общения и позволял не тревожить соседей по толпе всплесками гравитации или рентгеновского излучения. Глаза, превращенные в чувствительные приемопередатчики оптических сигналов, пришлось выдвинуть к макушке, чтобы не поворачиваться друг к другу лицом при каждой реплике.

Повсюду сновали особой конструкции биоформы, многоногие и лишенные выраженных голов – так их труднее было спутать с гостями. Они предлагали потомкам именинников разнообразные угощения от сгустка плазмы температурой семь миллионов Кельвинов и сверхтекучего гелия в дырявом ведерке до таблетки празеодима и блюдца с пропанолом. Попадались также отличные напитки, например, бозе- и ферми-жидкости, разнообразные коктейли из них. Никлас выбрал двойную колбу с идеальным веселящим газом, а Ирину чем-то прельстили рогалики из зеркального межгалактического вещества с начинкой из очарованных кварков.

– Глотнешь? – предложил свою колбу Никлас.

Но Ирина отказалась, ее метаболизм плохо соответствовал газообразной пище. Биоформа тактично посоветовала им выдать в эфир на собственной частоте свои имена, если они желают вступить с кем-нибудь в беседу.

– Я никого из наших детей не слышу, – пожаловалась жена, последовав совету.

– Может быть, они в других башнях? Или еще не подъехали? Не огорчайся, праздник только начался. – Никласу уже стало хорошо, веселящий газ оказался качественным и быстро впитался в кровь, разогревая ее не хуже плазменного мороженого (популярного среди гостей угощения).

– Нет, все-таки в наше время не одевались так функционально... – сказала Ирина. Они решили подняться на площадку повыше и втиснулись в лифт, в компанию к двум фигурам вращения на шести ногах и одному столбу на конической пружине. – Погляди на этих молодых людей, нимало не озабоченных эстетикой внешнего вида. Отсюда и разобщенность в кланах, поскольку никто не интересуется собственным n-юродным родственником. Все стремятся к изощренным удовольствиям, не находя их в обмене репликами.

Наверное, ей не понравилось, что из приглашенных только половина или даже меньше сделали доступными для окружающих свои имена. Никлас постарался развеять критическое настроение жены и указал ей на забавного малыша о трех ногах, который съезжал по вертикальной спирали, мигая всеми глазенками и вереща в акустическом диапазоне. Вообще, народ тут толокся в основном парами, порой попадались тройки и четверки гостей – родители с одним или двумя детьми.

– Ты права, – кивнул Никлас. Они остановились на прозрачном балкончике. Вокруг крутилась искрящаяся звездочками тропа к вершине башни. – Дети слишком рано покидают родные планеты, стремясь повидать чудеса Вселенной и думая наладить собственный, отличный от родительского мир.

– И вы сами повели себя так же, – сказал кто-то насмешливо, сплетя радиоволны в узкий, звонкий интерферированный пучок.

Оба гостя разом обернулись, отыскивая обладателя свежего голоса, и тут же приняли в объятия свое последнее дитя, юную Антонову NDG-09973 Гемму-19. Девушка насмешливо окинула родителей взглядом и натянула на тело матовый силовой кокон, и вовремя, потому что Ирина уже приготовилась сделать ей замечание. Четыре округлых бугорка на ее груди, тем не менее, остались обнаженными, помаргивая разными цветами – кажется, она использовала их для выражения эмоций. Но Никлас все равно не понимал молодежный сленг Центра, поэтому эти всполохи ничего для него не значили.

– Я уж думала, что придется вас по другим башням выискивать, – сказала Гемма, переходя на световой код. – А то так одиноко...

– Где же твой друг? – нахмурилась Ирина. – Я помню, ты писала, что познакомилась с очень интересным человеком, у которого чуть ли не килограмм антиматерии на счетах Гелиодезической Комиссии. Или ты уже с другим живешь?

– Тот арендовал самую глухую дыру в целой Вселенной... – Гемма как-то нехорошо насупилась и вдруг взвизгнула, заметив призрачный шар, падающий с потолка. Внутри его парил какой-то многорукий человек. – А другой мне уже не нравится. Ух, я тоже так хочу! Полетаем, папа?

– Отчего не полетать?

Они поднялись на восходящем гравитационном потоке к самой вершине, откуда падали шары, и моментально окуклились. Гемма обняла Никласа всеми руками, и они упали в невесомость, любуясь безумным круговоротом красок за пределами силового кокона. Гравитация на Нуклеотиде была понижена по сравнению с той, что запомнилась Никласу, и летели они почти минуту. На дне башни шар растекся невидимой волной.

– Обратно?

– Давай немного прогуляемся, – серьезно ответила Гемма. Она выглядела чем-то озабоченной, и Никлас притянул дочь к себе, взъерошив ее короткие волосы. Расспрашивать ее он не торопился, чувствовал, что она недаром увлекла его в полет. – Ты ведь вроде бы клановой историей занимаешься?

– Да, конечно...

– Работы много?

– Это уже от меня зависит. Ну, почти всегда, – поправился он, вспомнив о задании Петрова DFS-0976. – Приходят иногда запросы из Демографической Комиссии...

– Я покопалась в базах Центра и узнала, что ты специализируешься на секторе 7H NGC 69307-1. Так ведь?

Никлас стал подозревать, что у дочери к нему возник вопрос, в чем-то аналогичный тому, что озаботил демографов Центра. Но неужели какие-то биоформы, которых вечно скрывают от налогообложения, могли ее озаботить? Не такая уж это любопытная для столь молодой девушки проблема, рано ей еще детей заводить и биоформами баловаться. Или... Он прервал бесполезные раздумья – к чему строить предположения, когда можно просто выслушать Гемму?

– Да, через три года под моей редакцией выйдет 9335-е издание “Клановой истории NGC 69307-1 (сектор 7H)”, – подтвердил Никлас.

– Я на днях загружала себе в память 9334-ое! Интересно написано, только как-то бессмысленно... Ты прости, но кому это нужно? Генеалогия, терраформирование, модификация генов! Даже постройкой планетной системы из подручного материала никого не удивишь, сама этим не так давно развлекалась... Все равно ничего нового невозможно придумать, любой набор генов кем-то когда-то испытывался, любой тип планеты обживался, всюду во Вселенной горят одни и те же звезды и так же точно, как миллиарды лет назад, люди ищут удовольствия.

– Это моя профессия, – удивился Никлас. Для своих сорока Гемма рассуждала слишком максималистски, будто не понимая, что жажда индивидуального познания мира всегда будет двигать каждым нормальным человеком, пока он молод. Расхожая истина, доказанная математически, что кто-то когда-то непременно имел ту же форму тела и тот же набор генов, что и ты, волнует только философски настроенных стариков, разменявших третий десяток тысяч лет. – Разве бы я занимался этим делом, если бы не любил его? Поверь, во Вселенной множество глобальных историков, которые анализируют миллионы таких трудов, как мой, разрабатывают стратегию экспансии и составляют различные обзоры... Например, “10000 величайших генетиков от начала времен до наших дней”. И мне платят за работу нормальными антинейтронами, а это важно. Зачем ты спрашиваешь? И кстати, откуда у тебя взялась АМ на свою систему, это ведь очень дорого?

– А, тур купила...

Она какое-то время молчала, любуясь игрой света на стене пузатой лифтовой шахты. Повсюду носились дети, успевшие перезнакомиться, взрослые же проникались атмосферой прощания с патриархами клана, просветленно ожидая апофеоза праздника. Озабоченные биоформы не уставали предлагать гостям самые экзотические яства. Гемма схватила с подноса стаканчик азотного мороженого, стряхнула силовую оболочку и коснулась лакомства языком, проверяя, достаточно ли низка его температура. От бруска, испаряясь, густо повалила терпкая смесь азота и веселящего газа.

– Помнишь, я пять лет назад писала вам, что познакомилась с одним странным парнем... – сказала она, внимательно глядя на отца. – Ему уже семьсот сорок лет, а он всего два раза был женат. А замуж вообще не ходил, по-моему...

– Да уж, редкий индивидуум.

– Скандально известный в своей области ученый, между прочим. Да, самое главное – четыре года назад он порвал со своим кланом.

– Что? – Никлас непроизвольно встопорщил уши, пораженный, но тотчас смутился и погладил их, прижимая к черепным впадинам. – Не может быть!

– Я точно знаю, он мне сам сказал.

Никлас с трудом верил Гемме – но наверняка у нее были веские основания, чтобы утверждать почти невозможное. В конце концов, в Конституции записано право каждого на основание собственного клана...

– И как его имя?

– Деев NGC 69307-3 Леонид-1.

– Как? – Глаза историка вспыхнули на голове словно протуберанцы. Никлас вторично испытал смущение. Того и гляди, какая-нибудь биоформа подкатит с вопросом, не требуется ли ему охладить нервы ферми-коктейлем... – Но ведь эта галактика не заселена, там нет ни одного клана! Выходит, он поменял среднее имя?

– Да, я тоже удивилась, – моргнула Гемма. – Его клан живет в секторе 7H галактики NGC 69307-1. Ну, совпадение не самое уникальное, все-таки мы одно время тусовались на одних вечеринках в Центре. А там довольно жесткое разделение по галактикам и даже секторам. Почему, интересно?

– Клановые предрассудки, основанные на здравом расчете, – рассеянно ответил Никлас. Его все еще занимала череда удивительных фактов, сопутствующих неведомому Леониду-1. – Девушка, выходящая замуж, остается неподалеку от своего клана и всегда может рассчитывать на поддержку родственников. А когда в семье происходит обмен полами, можно переехать в соседнюю галактику, арендуемую кланом бывшей жены, чтобы не платить субаренду клану бывшего мужа. Дешевизна удаленного общения, опять же...

– Я примерно так и думала. Так вот, когда он отделился от своего клана и стал основателем нового, арендовал свободную систему подальше от Центра. Получилось недалеко от его родных краев... Так что он поменял себе среднее имя на NGC 69307-3 и заменил суффикс 87 на единицу.

В атмосфере как будто стали сгущаться электрические заряды, тут и там возникли крошечные глобулы плазмы. Они побежали по гладким поверхностям эстакад и мостиков, стенам шахт и перилам лесенок. Апогей торжества явно назревал, поэтому Гемме пришлось сократить предисловие:

– Мне он нравится! Он не такой взбалмошный, как другие мои приятели, но с ним все равно здорово... Все-таки Леонид постарше прочих моих знакомых. Он странный, конечно, но это даже лучше, с таким не скучно прожить даже сотню-другую лет. И он не мешал мне путешествовать и оплачивал всякие глупости без вопросов.

– Мы с твоей матерью вместе уже восемь тысяч лет, – заметил Никлас.

– Жуть! Слушай, не перебивай. Я думаю, ты не откажешься мне помочь, потому что... Ну, не знаю, все-таки речь обо мне, младшей, – она немного кокетливо опустила глаза с макушки на лоб, чтобы не повредить их при входе в шахту. Гравитационное поле подхватило обоих и повлекло ввысь. Мощность звукового наполнения эфира тем временем бледнела, уступая место торжественной тишине. – Я перешлю тебе привязку к его последним координатам и внешний вид. Видишь ли, пятьдесят суток назад я написала ему, и он мне не ответил, я обиделась... Через двадцать дней написала еще, но ответа опять не было. Точнее, пришла странная кассета, вот, погляди. Я сняла копию, так что это тебе. Я сгоряча пыталась сама попасть к нему в дом, но его дырокол заблокирован паролем. А он наверняка есть только у Гелиодезической и Транспортной Комиссий. Сомневаюсь, что Леонид дал его кому-нибудь еще.

Гемма протянула отцу стандартный микродиск с записью. Наверное, при других условиях он смогла бы сбросить информацию непосредственно в его оперативную память, но сейчас был неподходящий момент: девочка как чувствовала, что потребуется материальный носитель. Засорять радиодиапазон, когда он полон возвышенного молчания, было бы верхом святотатства.

Показалась прозрачная платформа, на которой их спокойно поджидала Ирина. Под ногами жены уже вовсю бушевали холодные сгустки плазмы.

– Это рядом с твоим профессиональным сектором, в соседней галактике, – добавила Гемма. – Узнай, в чем тут дело, хорошо? Мне бы не хотелось потерять этого человека... У меня от него отложенная беременность, и сканирование показывает, что ребенок мог бы получиться хорошеньким. Я думаю выбрать его для рождения, когда вернусь к Леониду-1, вот только отделаюсь от последнего приятеля.

– И давно ты его носишь?

– Зародыш? Уже четыре года.

Обещать Никлас, разумеется, ничего не стал, но Гемме этого и не требовалось. Она знала, что как последний ребенок в семье наиболее любима, и отец наверняка приложит серьезные усилия, чтобы помочь ей. А если не сумеет – что ж, тогда подскажет, как быть дальше. Может быть, это опасно? Не станет же она соваться в пустую галактику одна, без надежной привязки к дыроколу-приемнику (а это много недель поисков цели).

– Ты не находишь, что поддерживать связь с изгоем несколько... предосудительно? – осторожно спросил историк.

– Он не изгой, а основатель клана. Ничего позорного в его отделении не было, это я точно знаю. Он мне рассказывал, что сам все подстроил...

Они подошли к Ирине – и вовремя, потому что стены башни стали бледнеть, обретая небесно-желтую прозрачность, а весь диапазон наполнился легкими, как бы воздушными звуками. Под стать им засияли и силовые структуры, наполнявшие объем здания. “Отдать ребенка в клан одиночки? – размышлял между тем Никлас. – Не значит ли это навлечь на себя недовольство Деевых NGC 69307-1, да и всех прочих тоже? Если этот факт получит огласку... Нет, лучше не сейчас, когда на мне висит дело с биоформами”. Никлас еще не надумал бросать работу историка, она по-прежнему нравилась ему – как и семь тысяч лет назад, когда он, запросив Демографическую Комиссию о наличии вакантных мест, получил предложение принять к обслуживанию сектор 7H галактики NGC 69307-1.

Вершины башен медленно соединились между собой, вытянув гибкие световые щупальца, и на их перекрестье возникла гигантская голограмма. Все приглашенные моментально узнали главу клана. Тот поздравил родичей, решивших умереть, и пожелал им удачи в благом замысле.

– Мужественные люди, – просветленно сказала Ирина, когда изображение патриарха рассеялось в небе. Чтобы не тревожить незнакомых родственников, она выпустила из ушей две узконаправленных акустических антенны.

– И настойчивые! – Гемма поддержала мать. – Всего за девятнадцать тысяч лет смогли познать все аспекты бытия. Великий Зумино, как же глубоко они проникли в его ткань, если рассудили таким решительным образом. Вы не знаете, каким путем предки собираются подарить себя Вселенной?

– Подожди, объявят, – вступил Никлас. – Сейчас в моде очень красивый способ – мгновенное ослабление межатомных связей вдали от жилья, как раз между звездами своего клана. Бывшие частицы тел миллионы лет летят в космосе, пока не осядут на твердых телах или не поглотятся газовыми облаками.

– Прекрасная смерть.

Гемма была права, потому что подарить свое вещество открытому космосу – значит ненамного, на неуловимую долю наносекунды, но все-таки отдалить тепловую смерть мира. Великий долг человека в том, чтобы отдавать материю собственного тела вплоть до последнего мига, до Всеобщего Конца по имени лептонный распад. Пусть до него еще целых 830 миллиардов лет, а мир еще не вышел из “младенческого” возраста... Именно сейчас стоит заботиться о далеких потомках и завещать им свои атомы – ведь из них когда-нибудь родятся новые звезды.

Ролик Гелиодезической Комиссии, прокрученный в мозгах Антоновых, закончился торжественной нотой: счастливые Аманда-7 и Егор-5 пожелали родичам богатого и конечного бытия, вознесли хвалу негэнтропии и Хабблу, обнялись, чтобы слиться в единую структуру... Колоссальная голограмма растворилась в небе, и вслед за этим гостям праздника показали стандартный, но всегда волнующий процесс разрушения связей между атомами сцепленных тел именинников. Частицы, еще секунду назад организованные в живую структуру, рассеялись бледнеющим облаком и устремились каждая к своей неведомой цели...

Когда восхищение Антоновых поутихло и они принялись высматривать биоформы с горячительными или охлаждающими жидкостями, трансляторы отыскали в толпах Аманду-8 и Егора-5.

– Познакомьтесь с этими симпатичными людьми! – вскричал распорядитель праздника, чиновник из Демографической Комиссии, на всех электромагнитных частотах, акустикой и гравитацией. Женщина походила на перекошенную древнюю табуретку, а мужчина напомнил Никласу одну из его последних биоформ, с головой вместо живота. Стоял он на восьми ногах, причем не слишком устойчиво. – Их номера первыми сдвигаются на ступеньку вниз, к истокам вашего рода!

– Я так рада, – скрипнула бывшая Аманда-8, в одночасье ставшая седьмой в веренице тезок. – Я горжусь тем, что ношу теперь имя такого замечательного человека, каким была Аманда-7.

– И я, – утробно добавил человек-живот. – И я горжусь!

Они закричали от восторга, и все остальные присутствующие подхватили их ликующий крик. “Хорошо, что эти новорожденные не в нашей башне, – подумал Никлас. – А то бы затоптали”.

– Папа, а сколько раз тебе доводилось менять суффикс у имени? – спросила Гемма. Ей удалось поймать биоформу, и она ловко выудила из нее кучу разных лакомства вроде ферми-желе с плазменной крошкой и хиггс-бозонами, брикета прессованного зеркального вещества и бензольного пудинга в простом силовом стаканчике.

Историк отнял у нее пудинг и ответил:

– Не так много. Начинал я как Никлас-14.

– А меня при рождении назвали Ириной-73, – сообщила жена. Она раздобыла себе концентрированный коктейль из актиноидов в глубоком золотом бокале и помешивала его языком, заодно пробуя на вкус.

Тут в небе принялись показывать Егора-6, ставшего пятым, и Гемма заскучала:

– Этак еще долго может продолжаться.

– Была бы ты Амандой, скажем, 40-й – терпеливо бы дожидалась своей очереди, а потом прыгала перед транслятором и говорила глупости, – усмехнулась Ирина. – Когда еще показать себя всем родственникам сразу?

– Вот еще! Стану я прыгать...