Читать онлайн
"Осторожно! Злая училка!"

ДНЕВНИК НАЧИНАЮЩЕГО ПЕДАГОГА

ЛЕТО АБХАЗИЯ

1. 06. 2018

Лето началось с отработки. Мои питомцы усердно пылили вениками и мётлами, поливали клумбы и друг друга из леек, леечек и шлангов, сажали цветочки и старательно пытались отлынить от работы.

- У меня дико болит голова. Наверное, давление поднялось! Плющит не по-детски! – притомившийся от безделья Куковалин устроился в тени раскидистой ветлы и в изнеможении закатил глазоньки под лоб. Рядом брякнулся Сеник, а за ним и добрая часть класса.

- Я смотрю, вы затарились ленью основательно! Оптом скупили у того тюленя. Значит так! Кто будет работать добросовестно, пойдёт домой на пятнадцать минут раньше! - озвучила я замануху. – Если, конечно, успеете выполнить всю запланированную работу!

- Кончай крота давить, Валя, нам ещё вон те кусты втыкать, - Василий кивнул в сторону «кустов» - рассады анютиных глазок, весело подмигивающих на ветру радужными лепестками. – Шевели копытами!

- А вы правда пораньше отпустите?

- Я же обещала!

Лёша нехотя поднялся на «копыта», потянулся, зевая, и поплёлся к ящику с растениями. За ним остальные. Анна Степановна, хозяйка школьной теплицы, споро выдала детям по пучку глазок, вручила совочки, снабдила инструкцией по применению инвентаря и правилами посадки.

Дети нехотя копались на клумбах, я вместе с ними, попутно отслеживая и пресекая разного рода проказы. Работа спорилась. Мы заканчивали оформлять окантовку центрального газона, когда посадочный материал закончился. Разноцветная дорожка как-то не вовремя обрывалась, и изрядный клок пустующей площади неприглядно торчал жирным чернозёмом. Анна Степановна уехала по каким-то хозяйственным делам, и выдать дополнительные «кусты» было некому.

- Что же, придётся подождать.

Дети скривились. Ждать у моря погоды им не улыбалось. Хотелось срулить пораньше домой и заняться более интересными делами и делишками.

Тут меня позвала Юлия Винеровна, и я, оставив Василия за старшего, убежала к директрисе. Вернулась через полчаса и обнаружила питомцев, рьяно втыкающих корешки разномастных цветов в бороздки, улитые сверх меры так, что на солнце поблёскивала густая кремообразная жижа. А Васька давал мастер-класс.

- Ляп корешками в тину – и засыпай. Ток старайся, чтобы не упало всё. Стопэ, Сеник, куда этот саксаул прёшь? Давай вон ту, с красными цветочками.

- Анна Степановна вернулась? – спросила я у детей.

- Ага! – не глядя на меня, бросил Василий. – Вот. Сажаем. Зацените.

Я «заценила». После ровненьких и весёленьких рядов анютиных глазок тянулась вереница разнокалиберных пеларгоний, бальзаминов, петуний и бархатцев. Точку в строке поставил чахлый кустик юного клематиса. Что-то заскребло в саааамой глубине моей доверчивой души. Робко так, едва-едва. Но я тут же успокоила себя - всё норм, у Анны Степановны закончилась рассада анютиных глазок и она выдала то, что осталось. Ну… Ничего так… Нарядненько получилось.

Время отработки подходило к концу, питомцы занервничали, поглядывая в мобильники и переживая, что коварная класснуха не сдержит обещания. Но я же человек слова!

- Что ж, зайцы мои! Поработали вы неплохо, посему отпускаю вас, как и обещала, чуть раньше. Идите отмывайтесь, возвращайтесь ко мне, я кое-что вам скажу, и по домам.

- Ураааааа! – гаркнули детки и помчали смывать трудовой пот. То есть, грязь с рук и физиономий.

Я осталась возле газона, поджидая гавриков и осматривая плоды их труда. Вот тут-то меня и встретило приключение.

- Это что же это такое творится на белом свете-то?! Это что же за разбой посередь бела дня?! Совсем страх, стыд и совесть потеряли люди! И кто?! Педагоги! – последнее слово бодрая пенсионерка шестидесятого размера выплюнула с особым чувством. Так, что оно прозвучало как «питакоки». Почти эхинококки. Брезгливо так выплюнула!

Женщина затормозила возле меня и стала медленно сокращать оставшееся между нами расстояние, напирая на меня ведёрными грудями. Да уж, весовые категории у нас разные. Весьма!

- Позвольте узнать причину вашего негодования, - поинтересовалась я.

- А вот сейчас ты узнаешь всё про моё негодование! Воровка! Все вы тут воры! Школа буржуинов, а туда же! На дармовщину, на халяву! – женщина широко разевала рот, украшенный новенькими металлокерамическими зубами. Мясистое лицо её с носом-картофелиной пылало пятьюдесятью оттенками красного и, словно бисером, было усыпано мелкими капельками пота. - А ты эти цветы покупала? А?! Ты их из семян взращивала, а?! Ты их пестовала, как деток родных?! А?! Я на них полпенсии потратила! Для людей старалась! А вы, ворьё, как кабаны, мой палисадник изрылили! С корнями повыдирали, кваземоды бесстыжие!

- Позвольте, какой палисадник? – недоумевала я, но уже была уверена в том, что Василий подложил «класснухе» очередного кабана. Наглого такого, противного. С мощным клыкастым рылом. Вот как у этой гражд… Кхм.

В это время на крыльцо школы вышла шальная троица. Василий, узрев возле меня дородную гражданку, увлечённо брызгающую слюной и поносящую их руководительницу на все лады, невинно закатил глазки под лоб, задрал голову к небесам, невозмутимо развернулся на сто восемьдесят градусов и беспечно стал спускаться по ступеням. Тааааак!

- Василий! – гневный окрик мой, идущий из самой глубины израненной педагогической души, меткой стрелой вонзился в уши питомца. – Немедленно подойди сюда!

Васька, так же меланхолично, снова совершил оборот на сто восемьдесят и с опаской посмотрел в мою сторону.

- Василий! Мы ждём!

Дудукин вздохнул и потопал на зов.

- Рассказывай, негодник! И без фокусов.

- А чё рассказывать-то? Руки я вымыл, можно мне домой?

- Василий! Не буди во мне зверя! – я налепила на лицо самую добренькую улыбочку из своего мимического арсенала, а руки мои непроизвольно шарили в воздухе в поисках доброго, жирного, увесистого леща.

- Гражданка…э…

- Ольга Мироновна! – сурово отрапортовала пенсионерка.

- Ольга Мироновна утверждает, что вы варварски разграбили её огород.

- Палисадник, - поправила женщина. – Всё у меня повыдирали. Вот как есть – всё!

И дама зачем-то поправила намертво залакированную укладку а’ля продавщица гастронома времён СССР.

- Да, палисадник. Зачем вы повыдирали женщине всё?

Васька коротко хихикнул и начал отбрёхиваться:

- Ничё мы у ней не выдирали! Мы просто шли мимо, а там ничейные цветы растут. Ну мы и подумали, зачем они ничейные, когда быть школьными намного лучше, почётнее. И цветам радостнее и людям всяким, проходимцам и учителям.

- Что значит, «проходимцам», Вася?

- Ну которые мимо школы будут проходить и смотреть на цветы. Вот. И радоваться такой красоте.

- Я для тебя сажала, бандит малолетний, а?! Для твоих негодяйских рук, а?! Чтобы ты, прохиндей, лишил меня и всех жильцов нашего дома, живописности, а?! Я столько труда положила на них, столько тепла. Как младенцев лелеяла, а какой-то негодник, паршивец, так надругался надо мной! Я этого так не оставлю! Я в департамент Образования позвоню, в полицию! Чтобы вас уволили, негодяйку! Не умеете с детьми работать, воспитывать их в духе марксизма-ленинизма и патриотизма, нечего делать в школе! Из-за таких как вы, мы потеряли целые поколения молодых людей! Они уже не стремятся к светлому будущему, они жируют, паразитируют на телах старших! Они порочат светлый образ советского россиянина! Они готовая площадка для агентов и шпионов, сепаратисты!

Женщина надрывалась всё сильнее и сильнее. Она обвиняла меня во всех мыслимых и немыслимых грехах, насылала на меня все казни египетские, пророчила кривую дорожку и мне, и ученикам. В общем, выплеснула весь негатив и сдулась.

- Давай-ка, упырь, выкапывай всё и сажай на место, где росло!

- Ольга Мироновна, не переживайте! Не ругайтесь! Детки ещё маленькие, они по недомыслию поступили так. Сейчас Василий с друзьями всё вернёт назад.

Мы выковыряли цветы и под руководством пенсионерки-активистки прикопали бедные растения туда, откуда их уволок Васька вместе с подельниками. Приживутся ли? Хорошо, Ваське хватило ума не рвать цветы, а аккуратно выкапывать, так что корневая система их не очень пострадала. Ольга Мироновна ацтекским идолом возвышалась над нами и давала указания:

- Куда! Куда ты лепишь герань? Тут бальзамины, не видишь, что ли?

- Какая разница? – бубнил Васька. – Всё равно собаки обос… ой, обгадят!

- Поговори мне ещё! Собаки! Я и на собак управу найду! Развели тварей, водят без намордников! - грозила женщина вслед девушке со шпицем. И снова уставилась на детей. – Стой! Куудаа?! Клематис вот тут, у пенёчка был. Там он скульптуры загородит.

«Скульптуры» - вырезанные из старых покрышек и выкрашенные в белый цвет лебеди понуро склонились к «ручейку» из голубой ( походу, из баллончика красили) гальки, «журчащему» меж валунов и пеньков, в котором «резвились» караси, тоже вырезанные, но уже из баночной жести. На одном из пеньков печально возлежал мохнатый одноглазый крокодил, средь веток шиповника торчала голова облезлого зайца, а гигантского размера тряпичная мышь, с розовым лысым хвостом, «вскарабкалась» на не менее гигантский мухомор, выполненный местными умельцами из белого пластикового ведра и старого таза.

- Ольга Мироновна! Машенька готова! – из подъезда шустрой белкой выскочила ещё одна пенсионерка, волоча на вытянутых руках огромную лоскутную куклу. - Дошила, успела к сезону! – хвалилась женщина. – Как вам?

Ольга Мироновна скептически окинула взглядом новую «инсталляцию» и скомандовала:

- Вон под то дерево её! Будет очень гармонично смотреться на фоне львиного зева.

Старушка посеменила туда, куда указал перст старшей по дому и начала пристраивать куклу под деревом. Но массивная фигура никак не желала стоять или сидеть ровно и заваливалась то вправо, то влево. Недолго думая, Ольга Мироновна достала из объёмного кармана блузы-разлетайки моток верёвочного шпагата и направилась к соседке. Общими усилиями они примотали Машеньку к стволу на высоте полуметра от земли. Примотали верёвкой за талию и шею. Вышитые глаза куклы пучились в пространство с тоской побитого лемура. Голова её свесилась набок. Жёлтые косы, уложенные веночком вокруг головы, кучерявились старой пряжей. Платье в шотландскую клетку с экстремально короткой юбкой украшал кокетливый кружевной передничек. А ноги-колбаски игриво болтались на ветру, упакованные в старые чёрные чулки.

Я хмыкнула. Ну прямо персонаж фильма для взрослых. Но Ольге Мироновне кукла очень понравилась.

- Душевно! Отражает суть истинной женщины! Это аллегория феминизма.

Сказала бы я, аллегория чего, но лучше промолчу.

Закончив возвращать милому дворику былое великолепие, я отпустила детей, вернулась в гимназию отработать положенное время. И заодно изловить Григория, пришедшего на консультацию.

Мы топали домой специально мимо двора Ольги Мироновны. Хотелось посмотреть, как чувствуют себя цветочки. Первым увидел ЭТО Гришка. Он остановился и захохотал, словно гиппопотам, которого защекотали мартышки. Достал телефон и принялся снимать Машеньку. На пышной тряпичной груди повешенной куклы кто-то пришпилил листок формата А4, на котором крупно было напечатано:

PARTIZAN

Проходившие мимо граждане веселились от души и делали селфи с Марусей.

Надеюсь, это дело рук не моих архаровцев. Надо провести беседу о недопустимости подобных забав! Я сорвала лист, и мы пошли дальше.

5.06.2018

Летний день тянулся липкой карамелькой. Тягучий поток от раскалённого светила расплавленным сахаром цедился сквозь плотные шторы, обволакивал обнажённые и не очень тела, согревал, обжигал и румянил. Липким было всё: вспотевший, несмотря на бриз кондишена, Гришка, любящий спать, замотавшись в одеяло (я, в отличие от Лиса, сплю в пижамке Евы и без разных одеял-покрывал), липкие поручни в метро, липкие граждане, липкие взгляды. Да и сам воздух был липким. У Гришки завтра ЕГЭ по русскому, до трёх утра повторяли с ним опасные моменты. Он остался обнимать подушку, а мне пришлось топать в школу. Поднимите мне веки…

На сегодня, как и обещала завхозиха, пятиклашкам предстоял разбор каморки возле библиотеки. Гаврики с энтузиазмом ринулись в недра захламлённого закутка – вдруг отыщется что-то интересное! Кладоискатели, хехех!

Выносить было велено всё. А навалено таааам! Школа родилась ещё в СССР, в 1970 году, ей почти полсотни лет, и за всё время эта каморка пополнялась исправно, а вот чистить эту конюшню гераклов не нашлось. Во всяком случае, завхозиха, проработавшая в храме науки сорок лет, не помнила, чтобы хоть раз кто-то проводил ревизию объекта. Повезло моим мелким изыскателям!

Первыми вышли из долгого заточения таблицы и прочие наглядные пособия – потёртые, мятые, выцветшие. Дети разочарованно сминали их пополам и укладывали в стопку у стены, перевязывали полученные тючки шпагатом. Школа на макулатуре озолотится!

Васька с приятелями забрались в самую глубь бумажного кладбища и рылись там, словно археологи в загадочном кургане, обнажая глубинные пласты залежей.

- Ух, ты, чё нашёл! – Куковалин чихал и вытирал выступившие от чихания сопли аккуратным батистовым платочком. Пижон! – Чьи-то хари.

Он поволок «хари» к свету, то есть, к выходу.

- Это полюбас древние учителя гимназии, - прокомментил Сеник. – Микаэла Александровна, это ваши учителя?

Я взглянула на портреты, прибитые к палкам, как флаги к древкам. Словно лики святых с иконостаса, на меня взирали бумажными глазами из-за бумажных очков суровые и непоколебимые, властные и властолюбивые бумажные лица членов политбюро. Вроде бы. Ну… Во всяком случае, похожи на те, что были в учебнике истории. Жаль, подписей нет. Вот этот, пышнобровый, точно Брежнев. Остальных опознать не могу.

- Хм… Как вам сказать… Учителя и вдохновители, проводники по дорогам к светлому коммунистическому будущему, ещё чего-то там. Но не мои. Это лидеры канувшего в Лету государства под громким именем СССР.

- Куда камневшего? – не понял Куковалин.

- Канувшего, тупак! В Лету. Река такая была в доисторические греческие времена. Все, кто плавал в ней, всё забывали, - поправил Василий друга.

- Прикольно! И где щас эта река?

- Тоже канула, - Василий задумчиво созерцал «лики святых». – Микаэла Александровна, можно я их себе возьму?

- Зачем тебе хлам?

- Ну… так… На память…

Странные у тебя желания, Василий!

- Бери, всё равно выбросят.

- Йэс! – он аккуратно уложил портреты возле стены отдельным холмиком и снова внедрился в мир хлама. На свет божий выползали древние (по Васькиному определению) учебники, папки с газетами и стенгазетами, которые питомцы начали дружно листать. Я, поддавшись всеобщему ажиотажу, тоже полистала стенгазеты за 1979 год. Чем жили- то хоть тогда?

«На общем собрании ВЛКСМ школы было рассмотрено вопиющее, некомсомольское поведение комсомольцев Пряхина Сергея и Матвейчук Елены. Позорящие высокое звание комсомольца, эти молодые люди, не стесняясь одноклассников и учителей – заслуженных работников образования и коммунистов, – открыто устраивают любовные шашни друг с другом, что недопустимо и не сочетается со светлым образом строителя коммунизма! Эти прогулки по школьным коридорам за ручку, эти елейные глупые улыбочки и взгляды украдкой на уроках - шлак обывательщины! Комсомолец чужд любовным предрассудкам! Школьный комитет ВЛКСМ постановил объявить Пряхину Сергею и Матвейчук Елене строгий выговор с занесением в личное дело».

Фига се, как всё круто! Какое счастье, что этот ВэЛэКэСэМэ скончался задолго до моего рождения. Представляю, какое аутодафе устроили бы мне и Гришке! Полистала ещё пару рукописных изданий. Вот за 1981 год.

«Уголок политинформатора. На ударной стройке пятилетки. Коллектив строительной бригады СМУ - 18 досрочно завершил возведение и сдал в эксплуатацию…» Боже, какая скука! Неужели дети тех лет это читали? Жесть!

Василий со товарищи тем временем выволок из «спецхрана» гнутые проволочные рамки, обмотанные зелёной когда-то, а сейчас желтоватой гофрированной бумагой и украшенные листиками и цветами разных форм и размеров, скрученными из той же бумаженции.

- Это чтобы на похороны ходить, - пояснил всем Сеник.

- Нет, не на похороны. Это веточки вишни. С ними мы ходили на демонстрации, - завхозиха вздохнула. Видимо, вспомнила свою комсомольскую юность, когда она с этими ветками что-то там и кому-то демонстрировала.

- Акции протеста, - понимающе кивнул Васька. – Пикеты и митинги. Только не пойму для чего цветы-то? Дачники бастовали против повышения цен на проезд в автобусах дачных?

Завхозиха промолчала. А я вспомнила: в фотоальбоме у бабули есть снимки нарядной толпы вот с такими ветками и шарами.

- Нет, Василий, это раньше так жизни радовались. Собирались огромными толпами и шли по улицам Москвы на Красную площадь. А там, на трибуне мавзолея, их ждали руководители страны и поздравляли с миром и весной.

- Типа, идите с миром, господа, да? – Василий понимающе кивал головой.

- Типа того, - кивнула я.

- Фига се развлекались!

Наконец, разбор рухляди был закончен. Возле стены покоились внушительные стопки макулатуры. Учебники времён СССР библиотекарша Валентина Игоревна уволокла к себе, мотивировав это тем, что только советские учебники несли весь свет знаний. Не чета современным. Может быть, может быть, мне сложно судить…

Отработка на сегодня закончилась. Я отпустила питомцев и они, прихватив «реквизит», как обозвал портреты и рамки с цветами Василий, помчали по домам.

Я прошла в класс и открыла окно. Надо проветрить и заодно полить цветы. Набирала воду в лейку (в углу класса у нас мойка), когда услышала какой-то вой. Словно стая больных собак выла от беспредельной боли и тоски. Прислушалась. Вой, исторгаемый отнюдь не пёсьими, а детскими горлами, очень верно (с маааааленькими пролётами мимо нот) выводил… похоронный марш.

- У-уу-уу-у-у! У-уу-уу-у-у! У-у-уу! У-уу-уу-уу!

После каждого «У-у-у» следовало мощное «Бумс!», исполняемое тоже с помощью щёк и горла. Вой внезапно оборвался, но разом включились мобильники, «запевшие» то же произведение Шопена. Надо же как синхронизировали! Я выглянула в окно. Так и есть! Мои!

Со ступеней гимназии, скорбно склонив головы, медленно спускалась вереница пятиклашек. Возглавлял шествие Василий. Он, задрав голову, торжественной поступью вышагивал по дорожке, неся перед собой портрет на палке. За ним, волоча проволочные рамки с цветами, шествовали девочки, замыкали колонну мальчики, несущие «хари» остальных вождей пролетариата.

Прогуливающаяся с малолетним внуком баба Маша поспешно отошла к газону, пропуская скорбное шествие, и поинтересовалась:

- Чевой-то приключилось у вас?

Василий, выдавив скупую мужскую слезу и с чувством размазав её по щеке, выдал:

- Директор умер у нас. Минута памяти.

- Ааа, - протянула старушка. – Вон оно как! Памяти – это хорошо, это вы молодцы! – и баба Маша понеслась по своим делам.

А Василий тем временем дошёл до конца дорожки и свернул в аллейку. Там на газоне руками старшеклассников были сооружены новёхонькие овальные клумбы, ещё не заселённые цветами. Они призывно чернели рыхлым чернозёмом в ожидании проказ Васятки. И дождались.

В это время колонну приметила баба Рая, зычно призывавшая Мурзу и, заодно, проклятия на его усатую рыжую башку. Она не могла пропустить мероприятия и вихлястой походкой, чем-то напоминающей спортивную ходьбу, устремилась к моим питомцам. Так, Микаэла Александровна, мигом к детям!

Я сорвалась с места и грозным торнадо помчала на улицу. Успела как раз на «гражданскую панихиду». Притаившись за голубой елью, стала наблюдать.

- Горе-то какое! – увидела меня баба Рая и присеменила поближе. – Такой молодой ещё, а так бесславно почил!

- Кто?

- Так директор ваш! Жалко как мужчину! Красавец был! Ещё жить да жить! А это теперь так принято – директоров прямо на территории школы погребать?

Я хмыкнула и ничего не сказала. А баба Рая всё продолжала кручиниться:

- Хорошая традиция! Правильная. Потомки должны помнить! Это как же он так не вовремя убрался? Болел или как?

И не дождавшись ответа, всплеснула руками:

- Неужто самоубился?! Отчего? Проворовался никак?! Они ведь, директора, все так. Как проворуются, так сразу в петлю. От правосудия уходят.

Василий тем временем, воткнув портрет в рыхлую землю, вёл речь:

- Друзья и близкие, все присутствующие! Сегодня мы навсегда прощаемся с дорогим нам человеком Сидором Дормидонтовичем Ухобрюховым!

Детки прыснули, а Васёк, не помяв постной физиономии своей, так же скорбно продолжил:

- Он был человеком с непростой и удивительной судьбой, уверенно ведущий гимназический корабль по волнам житейского моря.

Фига се Вася загнул!

А баба Рая скуксилась, подперла щёку рукой, и затуманившимся взором стала сканировать портрет.

- Ты был наш вождь и учитель, наш друг и защитник. Ты учил нас мудрости и честности, стойкости и пониманию математики, самой ненужной из наук. Как и русский язык. Но мы благодарны тебе за три урока физры в неделю и за два урока хореографии, где можно расслабиться и получить заряд бодрости. Мы помним тебя и скорбим от всей души. Мир праху твоему.

Василий приложил ладонь к груди в области сердца и поклонился портрету. Затем перекрестился и передал слово Сенику. Тот, размахивая маленькой корзиночкой на верёвке (тоже трофей из каморки), словно поп кадилом, утробно забубнил дьяконским голосом:

- Господу помо-олимся-а-а-а-а-а… Ещё раз помо-олимся-а-а-а… Все помолимся, сказа-ал!

Мелко осыпая себя крестными знамениями, девочки и мальчики с серьёзными лицами стали класть земные поклоны. И Раиса с ними. Она, троекратно перекрестившись и пожелав почившему земли пухом, снова подсеменила ко мне в засаду.

- Когда похоронили-то? Вчера, что-ли? А чего это я не видала? Тайно захоронили? Разрешения департамент не дал на погребение, вот вы втихую и засыпали, да? Э-э-х-х… Да, беда… Хороший мужик был, что ни говори. И так на Суслова похож! Так похож! Прям вот одно лицо! И очки даже как у него! Ты знала Суслова-то?

- Нет, не довелось.

Баба Рая вновь уставилась на портрет:

- Да, вылитый Суслов!

И тут в голове её что-то щёлкнуло:

- Позвольте! Так директором –то у вас женщина! Молодая ещё, в теле тощем таком! Вот как есть – баба! Это что же вы опять творите?! Вот похабники проходимцы твои! Опять навертели пакостей! Дурные игры свои играют ! И ты нахалка такая! А я -то дура и поверила! Я-то к тебе со всей своей широкой душой, а тыыы?! Снова над престарелой ветеранкой потешаешься! Хабалка ты, вот ты кто! - и Раиса Максимилиановна, плюнув троекратно в мою и Васькину сторону, удалилась, снова призывая Мурзу.

Сделав зачем-то на телефон несколько кадров похоронного действа, я вышла из засады. Сеник, продолжавший бухтеть своё «Господу помолимся!», увидел меня и машинально перекрестился, выдав:

- Христос Воскрес!

- Воистину воскрес! – отозвалась я. – Что тут происходит?

Притихшие питомцы молчали. Я сфотографировала «могильный холмик», усыпанный проволочными венками и пристально уставилась на Василия. Тот почесал маковку, шмыгнул и тихо ответил:

- Мы это… Играем.

- Во что, голуби мои?

- В похороны.

- Забавная игра, не отрицаю, а кого хороните, если не секрет?

- Мужика вот, - Васька кивнул на портрет.

- А вдруг мужик этот на самом деле ещё жив?

- Не думаю. Это когда он жил-то?! В ваши древние времена, тыщу лет уж прошло.

- К сведению – я закончила школу в год, когда ты пошёл в первый класс, Вася. Не думаю, что мои времена настолько древние.

- Правда, что-ли? А я думал, что вы просто хорошо сохранились.

- Так, ликвидируйте этот стихийный погост и побыстрее. Додумались! И молите бога, чтобы Юлия Винеровна о ваших игрищах не прослышала.

- А вы донесёте?

- Василий!

- Да я чё? Я ничё! - дети мигом разобрали «инвентарь» и понесли к мусорным бачкам.

- Сразу нужно было это сделать, - я попрощалась с питомцами ещё раз и вернулась в гимназию. А навстречу мне с пакетами из супермаркета тащилась баба Маша.

- Вынос –то когда?

Я удивлённо уставилась на старушку:

- Вынос чего?

- Тела?

- Чьего?

- Так директорского! Он же у вас отошёл в мир иной.

- Вы ошибаетесь, у нас все живы и здоровы.

- А что же это тогда было? – растерянно смотрела она на меня.

- Не понимаю, о чём вы. Извините, меня работа ждёт.

А вечером я ругала Гришку! Вместо того, чтобы думать об экзамене, он, пока я работу работала, прикупил пива и славно посидел с друзьями. Гришка убирал следы пиршества, а я сидела на диване и злилась.

- Ну ладно, Эль, не злись! Я всего-то 0,33 принял, много, что ли?! Это парни оторвались, а я так, чисто поддержать. Посидели по-мужски.

- Честно, мне не нравятся подобные мужские посиделки. Сначала пиво, потом сорокоградусная. Мне не нужен алкаш! Если планируешь и в дальнейшем такие праздники души, то нам лучше сразу расстаться.

- Эль, ты чего?! Ну подумаешь, первый раз выпил пива! Чего ты сразу завелась?

- Гриш, я всё сказала!

Остаток дня был испорчен. Мы надулись, как мыши на крупу, и не разговаривали. Спать легли в разных комнатах.