Читать онлайн
"Шесть косточек"
Проснувшись, он долгое время глядел в потолок. На потолке не было абсолютно ничего интересного, но всё же процесс вызывал приятное ощущение отдохновения.
Часы показывали 21:00, до праздника оставалось ещё три часа. Он встал и прошёлся по комнате. На маленькой тумбочке стоял работающий телевизор, звук был выключен, что придавало солидным дядькам, зачитывающим пожелания, сходство с аквариумными рыбками.
Внезапно он поймал себя на мысли, что уже где-то видел посуду, расставленную на столе. Чувство было странным, и он не мог толком объяснить, что именно его напрягает. Конечно, он видел всю эту посуду, когда расставлял её на столе. Естественно, с первого раза расположить тарелки и миски на столе таким образом, что это устроило их обоих (на самом деле только её, ему не было дела до того, в какой последовательности принадлежности будут располагаться), и они неоднократно меняли расстановку.
Он собственноручно поставил бокалы симметрично относительно центра стола, а вот ту тарелку она никак не могла никуда пристроить. Странно... Вроде как последний раз тарелку он поставил на тумбочку... хотя особой уверенности в этом у него не было.
Остатки сна ещё бродили внутри его головы, но угнаться за ними не получалось. «Так, так, так... выходит я заснул уже после того, как нам наконец-таки удалось расставить всё по своим местам, — размышлял он, направляясь на маленькую кухню. — Но тогда почему я этого не помню? Вернее помню, но как-то странно... будто я бы делал это, но одновременно с этим и ничем таким не занимался...»
Путаница в голове грозила перерасти в очередную головную боль, а вот этого ему ни в коем случае не хотелось. Совершенно случайно, желая почесать гудящую голову, он заметил на руке длинный порез. Царапина была не столь глубокой, но тем не менее тянулась практически через всё предплечье. Начинаясь от локтевого сгиба, она лишь немного не доходила до кисти, края раны были уже немного обветрены.
Он уставился на собственную руку, словно она принадлежала не ему. Вряд ли ему удалось порезаться таким образом и при этом не обратить ни малейшего внимания на рассечённое предплечье? Он снова попытался напрячь свою голову, попытаться вспомнить, чем же таким он занимался перед сном, но ничего не вышло. Внутри черепной коробки царило смятение.
Единственным фактом, прорвавшимся сквозь неясную пелену его затуманенного рассудка, оказался совершенно уж нелепейший набор слов: «Шесть косточек». Каких косточек? Откуда они взялись? И почему из всего многообразия возможных вариантов его мозг выдаёт только этот? Шесть косточек! Ясными, чёткими и понятными были эти два слова, но, к сожалению, всей ситуации они ни коим образом не проясняли.
Проходя мимо ванной комнаты, он услышал шум бегущей воды и мелодичный голос, который напомнил ему, что наступающий Новый год он не будет встречать в гордом одиночестве. Её голос был приятен, а на фальшь он предпочитал не обращать внимания.
«Эта музыка будет вечной!» — доносилось до него из-за закрытой двери под аккомпанемент водяных струй и непривычной акустики ванной комнаты.
Он добрёл до кухни и внезапно осознал, что не понимает, зачем пришёл на неё. Ведь у него однозначно была какая-то цель. Зачем-то он проснулся и побрёл именно сюда?
Теперь в его голове крутились лишь строчки про вечную музыку, но было что-то ещё, что-то ему нужно было обязательно вспомнить, оно прямо долбилось в его сознание. Совсем недавно он держал в голове нужную мысль, но вновь утерял её суть.
На столе он заметил оранжевую...
...Открыв глаза на этот раз, он вновь смотрел наверх. Потолок тоже был, но ему никак не удавалось его разглядеть. Цвета поменялись, да и вообще пространство над ним было заполнено яркими пятнами, некоторые из которых пульсировали ровным светом, отчего в глазах начинало неприятно рябить.
А ещё ему было холодно, спину покалывали морозные иголки, как будто он заснул прямо под открытым окном, но ведь окно находилось у противоположной стены, как ему могло дуть в спину, если он лежал на диване?
Он чувствовал дискомфорт, но ничего не мог с этим поделать. Ему хотелось избавиться от неудобств, повернуться на другой бок и продолжить прерванный сон, но не получалось. Он подавал команды своим конечностям, но они лишь лежали на прежних местах, никоим образом, не реагируя на приказы мозга. Его лица коснулось что-то холодное.
Инстинктивно он попробовал смахнуть это рукой, но та осталась недвижной, а тем временем ему на лицо продолжали сыпаться хлопья, превращающиеся в холодные капли. Они стекали по щекам, по горлу и скатывались за ворот его майки, внезапно он осознал, что его майка полностью промокла, а капли на его лице ни что иное как...
От пришедшего осознания он дёрнулся, но добился лишь того, что повернул голову на несколько градусов. Рот и нос тут же забился пушистым снегом, который начал медленно таять от его дыхания. Дыхание?! Как же он раньше не обратил внимания на то, что воздух, выходя из его груди, превращается в пар? Он предпринял очередную попытку вырваться из объятий паралича, и вновь сумел лишь слегка переместить голову. Теперь с самого низа он прекрасно мог рассмотреть экспозицию.
Он не мог найти потолок... Да потому что не было никакого потолка! А эти огни — не те ли это окна, выходящие во двор их дома?
Картинка начала складывать в единое целое, но ему не хватало слишком многих кусочков. Он вспомнил, как очнулся на снегу, как впервые посмотрел наверх в поисках потолка, которого там быть не могло. Его начала охватывать паника. Облизнув растрескавшиеся губы, он почувствовал на них вкус мандарина, губы покалывало, а на языке сохранилось сладкое послевкусие.
«Какие к чёрту мандарины! Откуда взялся снег?» — ему пришлось сильно скосить глаза, чтобы отыскать одно единственное окно.
Но тело не хотело двигаться, тело вообще ничего не хотело. Оно согласно было лежать на месте и ждать неминуемого исхода. Снежинки нежно опускаются на его глаза, а мозг начинает постепенно угасать. Под самый занавес из глубин сознания выплывает мысль.
С полной отчётливостью он вспоминает фразу, которую сказала она...
...Стоя на кухне, он всё равно отмечает характерный звук, с которым выдёргивается пробка из ванной. Щёлкает замок, после чего слышится шлепки босых ног по полу, и она входит в кухню. Она выглядит по-домашнему, но в тоже время грациозно, он отрывается от своих занятий, чтобы лишний раз полюбоваться ей.
— Что ты натворил? — Надуманно серьёзно вопрошает она и приближается к раковине.
— Я тут ни при чём, оно само всё резко повыпадало из рук. — Конечно, он сам задел бокал и разбил его, но в Новогоднюю ночь можно прикинуться и невинным агнцем.
Он держит в руках большой осколок бокала, который не успел донести до мусорки. Вдвоём они быстро собирают всё разбросанные осколки, после чего тщательнейшим образом проходят тряпкой.
Чрезвычайная ситуация урегулирована, больше ничего не угрожает приближающемуся празднику. Он начинает шутить, она подхватывает его шутки, а потом они вместе и очень громко смеются над ними. Она заражает его предпраздничной суетой, но вскоре абсолютно про него забывает и в сотый раз начинает переставлять тарелки на столе по собственному желанию.
Солидные дядьки сменяют друг друга, через несколько кадров обязательно появляется изображение Столицы, Столицы праздничной, украшенной. Потом снова появляются дядьки, а он переводит взгляд на её мелькающие ноги. И всё хорошо, и давешняя мигрень перестала ощущаться, и будущее сразу заиграло множественными красками.
Атмосфера приближающего праздника накаляется, вот только часы под телевизором встали и показывают 21:00, но разве это может что-либо нарушить? На что влияют сломанные часы, когда на носу столь долгожданный праздник в не менее долгожданной и желанной компании? Она усаживается возле него, подгибая под себя ноги и спрашивает:
— Не правда ли хорошо?
— А как же иначе! — Отвечает он и начинает чувствовать беспокойство. Оно потихоньку скрадывает его настроение и заставляет нервно оглядываться по сторонам. Беспокойство отдаёт паникой, и в голове просыпаются смутные воспоминания, почему-то ему хочется поднять руку и смахнуть с лица невесомые хлопья.
— Хорошо, что я загадала то желание? — Её голос становится всё тише, туман вновь начинает брожение в его голове. «Такое уже случалось, уже случалось, уже...»
— Какое желание?..
...Ну конечно! Какие вообще в этом могли быть сомнения? Во время бесконечных походов на кухню они совершенно упустили из виду мандарины. Какой же Новый год без мандаринов, уважаемые?
Он проходит мимо ванной комнаты, из-за двери которой доносится пение. Он не сомневается, он почти уверен, что она поёт «Эта музыка будет вечной», хотя журчание воды сильно искажает звук, и слов не разобрать. В свете мигающих гирлянд блюдо с мандаринами одиноко стоит возле раковины.
Большим пальцем он без проблем пробил мягкую кожуру и принялся методично стаскивать её. Пока руки выполняют хорошо отлаженную работу, он поднимает голову и обращает внимание на окно. Оно довольно-таки большое и по непонятным причинам сильно понравившееся ей. Как и во многих аспектах, он не разделял её мании к большим окнам.
Но сейчас больше всего его интересовало не окно. Он глядел в собственное отражение, которое подобно призраку выступало из темноты всякий раз, когда гирлянды за его спиной начинали светиться. Разжевывая мандарин (ему уже попалось две косточки), он приблизился почти вплотную к окну, так что едва не врезался в собственное отражение.
Смотреть на тихий двор с такой высоты было интересно, странно, что раньше он никогда не пробовал так делать. Он даже задержал дыхание, чтобы запотевающее стекло не помешало ему разглядеть мир у него под ногами.
Снег проходил сквозь его отражение, ударялся о стекло и продолжал своё бесконечное наступление на землю. Машины превратились в единые снеговые хребты, от детской горки торчали только поручни, ничто не портило покоя снегового царства, вот только под самым его окном однообразие белой пелены было нарушено.
Пришлось отойти от окна, сделать несколько вдохов, забросить в рот ещё одну дольку мандарина (и несколько косточек) и снова вглядеться в снежное полотно. Действительно, под его окном равномерность снегового слоя была нарушена, с высоты было трудно определить, но складывалось такое ощущение, будто кому-то захотелось сделать «ангела», но уж очень неудачно у него это вышло. «Ангел» получился весь кривой и неаккуратный. Тот, кто его оставил, явно не стремился выполнить фигуру правдоподобно.
Отпечаток в снегу вызвал в его голове поток тревожных мыслей, он даже приостановился на пару мгновений, силясь припомнить нечто, имеющее колоссальное значение, но постепенно сила наваждения стала спадать, а потому если мысль и собиралась заявить о себе, то у неё так и не получилось.
Проходя мимо раковины, он выплюнул косточку, и она звонко щёлкнула о лежащие в ней осколки...
...Часы показывали девять, но у него были настоящие проблемы. Он осознал себя, лежащим на диване, в мокрой одежде. Первым его действием было мгновенно соскочить со спального места и ощупать его. Подушки и плед были влажными, а с его одежды текло ручьями. Холодная вода скользила вдоль позвоночника, заставляя его передёргиваться.
Как он очутился на диване в мокром белье? Всего пару минут назад он расставлял тарелки и постоянно бродил между комнатой и кухней, а сейчас дрожит от холода. Он смахнул с лица капли и подумал, что неплохо было бы прямо сразу залезть под душ, но что-то ему подсказывало, что ванная комната занята.
Он чувствовал себя пожёванный, измятым и бесконечно уставшим, неужели подготовка к празднику его настолько утомила? Хотя до Нового года оставалось ещё три часа, может быть, и в правду имеет смысл немного поспать. Он вспомнил, как в детстве родители заставляли его ложиться спать перед праздником, чтобы он досидел вместе с ними до полуночи и загадал желание. Каким же взрослым он себя чувствовал в такие моменты. Но сначала всё же нужно высохнуть.
Неуверенными шажками он добрался до шкафа и, взяв первую попавшуюся майку, стал энергично вытирать волосы. Больших усилий ему стоило держать своё тело в прямом состоянии, как будто его тело превратилось в мешок, и кости перестали функционировать. Ломота и острые боли то тут то там пронзали его тело и моментально переносились в другое место.
«Чтобы загадать желание. Он ложился спать, чтобы не пропустить Новый год и загадать желание» — отчего же спустя столько лет воспоминание вдруг обрело сильные краски? Дело в том, что он хочет спать... или всё сводится к желанию? Желание загадывают, а потом оно исполняется — в этом и заключается весь смысл желаний. Вот только в этот раз желание ассоциировалось у него с чем-то отрицательным, и дело было не в том, что желание было плохим, просто оно исполнилось!
Он выронил из рук майку и по стенке сполз на пол. Впервые ему удалось опередить собственный мозг до того, как тот начал забывать и стирать из его памяти предыдущие повторения. Он знал, почему ноги причиняют ему мучительную боль, а мокрая одежда лишь подтверждала очевидность произошедшего.
В конце каждой итерации, как только он осознавал её и пытался разорвать круг, всё начиналось сначала. Это он уже проходил, но всякий раз конец неизменно оказывался началом.
Лёжа на полу под шкафом, он вспомнил, как отодвинул с подоконника цветок, взялся за ручку окна и медленно раскрыл его. Он смотрел в открывшуюся перед ним пустоту и заставлял себя решиться. Где-то там под ним уже было приготовлено специальное место, нужно лишь толкнуться сильнее и избавиться от опоры.
Это походило на забавную игру: вход, вход, вход, везде есть только вход, а вот выход тут абсолютно не предусмотрен, разве что начать всё заново, но ведь так даже интереснее. Никто не проиграет, если будет играть вечно!
Он вспоминал, и память опускалась всё глубже и глубже.
Он проснулся и потом заметил на своей руке царапину, не просто царапину, а порез настоящий и осмысленный. Но это ли первопричина или есть что-то ещё? Были шесть косточек, но они точно не имеют к этому отношения, это можно утверждать с уверенностью. Хотя одна из них, ну нет это полнейший бред... одна из них, исключено... одну из шести он плюнул в раковину...
А она вышла из ванной, свежая, чистенькая и благоухающая и спросила, что же он натворил, а потом они вместе собирали осколки, и он запомнил, как она совершенно безбоязненно охватывала тонкими пальцами острые кромки и выкидывала их из раковины. Удивительно, что она так не разу и не порезалась.
Снег продолжал сыпаться на его лицо и не было больше сил, чтобы с ним бороться, и дыхание перестало превращаться в пар. Он уже ничего не ощущал кроме вкуса проклятого мандарина, даже собачий холод отступил, всё, потому что он вытер голову и сбросил мокрые вещи. Его глаза устремлены на многочисленные окна, которые пестрятся цветными гирляндами, одно из них раскрыто, и створка вращается, подвластная воле сурового ветра. А ведь какую чарующую песню он спел, когда земля становилась всё ближе.
Приближаясь к границе раздела циклов, чувствуя, что память сейчас откажет вновь, он прошептал сладкими от сока губами:
— Какое желание?
И она ответила:
— Чтобы этот праздник длился вечно!
.