Читать онлайн
"Наследники. Вернуть нельзя уничтожить"
Глава 1
За месяц до поступления в Академию контролируемой магии.
Жарко, душно, неудобно. И неприятно даже для нас.
Я попытался распрямить шею, позвонки отозвались резкой болью и хрустом. Ша́ргховы степняки! Кто же знал, что здесь не действует никакая магия, кроме их собственной. Хотя назвать степняков магами…
— Фарка́сов зад! — раздался болезненный стон. — Да чтобы я ещё хоть раз…
— Эл, ты жив?
Я попытался развернуться, но сделать это в тесном деревянном ящике оказалось не так-то просто. Этих дикарей не интересовали ни наши титулы, ни угрозы, гораздо больше их волновало, что мы вторглись на священную территорию, куда даже степняков пускали далеко не всех. И, конечно, божественный тотем из цельного куска золота, который мы собирались оттуда вынести.
— Драный ты шаргх! — отозвался Элио́н.
Еле как удалось вытянуть ноги — слегка, потому что длины ящика не хватало даже на это. Но верхней части тела повезло ещё меньше — высотой это убожество едва ли доходило мне до пояса, так что сидеть приходилось, прижимаясь щекой к необтёсанной крышке.
— Брось, выберемся.
Нас застали в самый позорный момент — в шаге от выхода из священного шатра. Окружили молча, оттеснили. Вперёд вышел крепкий и, в отличие от большинства других, аккуратно подстриженный седой мужик с волосами до плеч, двумя заплетёнными косичками от висков и тяжёлым, но бесстрастным взглядом.
— Ты — драный шаргх, идиот.
Подняв руки, я упёрся ладонями в крышку, надавил, но та даже не шелохнулась.
— Твои идеи и раньше не блистали, сейчас же… — Эл — великий князь, племянник императора и по совместительству мой брат-близнец с шипением потёр шею и попытался сесть удобнее. — Вспорют тебе горло, а матери отправят палец с родовым перстнем. Двор будет в восторге.
— Не суетись раньше времени, — хмыкнул я, встал на четвереньки и подполз к ближайшей дыре между грубо сколоченных досок. — Смотри, сделать безмагическую зону у них ума хватило, а приставить к нам охрану уже нет. Тоже мне, степняки.
— А у тебя хватило ума попасться, — равнодушно бросил Эл, даже не пытаясь выбраться из ящика. — Не помогли ни поколения умных предков, ни десятки титулов.
— Титул. Один. — Горечь от императорской жестокости мгновенно появилась на языке. — Остальных, если помнишь, нас лишили.
— Лишили. А могли прикопать по-тихому. Спорю, об этом дядя даже матери бы не сказал.
— Дядя! — Так бы и почесал кулаки о наглую императорскую физиономию, если бы тот имел совесть снизойти до племянников. — Его императорское величество тебе дядя.
— Угу. — Эл скрестил руки на груди, насколько позволял ящик. — А брат — идиот.
— Зато этот идиот вытащит тебя из плена и спасёт от казни, — с кривой усмешкой. — Или думаешь это покои для почётных гостей?
Ярость — дикая, жгучая и бессильная снова подняла изнутри всё, что я засовывал туда месяцами. Казнь отца — предателя империи, презрение матери — словно забывшей, что у неё был муж, лишение всего — земель, богатства, титулов. Всё, ради того, чтобы унизить род Делабе́ргов. Чтобы доказать — то, что наша мать — родная сестра императора, не значит ничего. Для Ло́риана III Ориша́нского ничего.
Была бы магия, от разыгравшейся ярости выжег бы одним усилием воли не только этот ящик — всё племя степняков-дикарей с их варварским языком и отсталым образом жизни. Но магии нет, зато эта же ярость придавала сил и желания выбраться и поставить на колени всех, кто посмел тронуть великих князей. Даже если выглядели мы как обычное ворьё.
Перевернувшись на спину, я упёрся ногами в крышку. Поелозил плечами, нашёл подходящее для опоры место.
— Думаю, что твои идеи когда-нибудь нас убьют. Если ещё не убили.
Конечно! Ведь Араэ́л Делаберг — бунтарь, разгильдяй и скандалист. Несдержанный, наглый, хамоватый, невоспитанный и, вообще, изменник империи. Под стать казнённому ни за что отцу.
Злой выдох и первый удар, от которого крышка даже не шелохнулась.
— Заканчивай, Ал.
Зато Элион просто душка. Воспитанный, услужливый и спокойный — братец просто мечта матери и отрада всех дворцовых сплетниц! И несмотря на промах семьи и возраст — завидный жених.
Вот только девицы, которые скромно строили ему глазки, уединяться предпочитали со мной.
Двуличие и подлость императорского двора добавили в копилку ярости финальные штрихи.
— Да успокойся ты! Ещё ноги переломаешь.
Второй, третий, четвёртый — но шаргхова крышка словно заколдована, хотя всем известно, что среди степняков нет ни одного мага.
— Араэл!
Дыхание в и так душном ящике сорвалось окончательно, но проще умереть, чем остановиться и признать собственную слабость.
— Да утихни ты! — Прицельный пинок Эла в колено впечатал меня в стену ящика.
Со дна поднялась пыль, забила рот и нос. Нас обоих окутало иссушенной серо-коричневой землёй и добило кашлем.
— Чего ты добиваешься? — сипло рассмеялся Эл откашлявшись. — Ты, хоть и строишь из себя идиота, с мозгами дружишь. Должен быть заметить, что степняки хоть и не маги, но кое-что могут.
— Кое-что? — Казалось, что пыль осела внутри лёгких, продолжила царапать горло. — Они дикари и…
— Может, и дикари. — Эл развернулся и припал к одной из щелей, вот только вряд ли увидел что-то интересное. Степь, вытоптанная площадь, круглые шатры вокруг и ничего, что могло бы нам помочь. — Вот только ты сидишь в их ящике, а не они в твоём.
Эл вздохнул и вернулся в прежнее полусидячее положение, подперев головой крышку.
— Хватит, Ар. Прекращай придумывать все эти якобы гениальные планы. Я поддерживал тебя всё время с момента, как мы сбежали из дома. Помогал, вытаскивал, предостерегал, но и у меня закончилось терпение. Лориан лишил титула? Так было за что. Казнил отца? — Эл усмехнулся. — Брось. Как будто того волновало хоть что-то, кроме кра́нлей[1], власти и трона. Как будто он хоть раз поинтересовался нами и мамой.
— Заткнись, Эл, — сквозь зубы. — Заткнись или я…
— Что? — хмыкнул брат. — Подерёмся? Так я всегда побеждаю.
— Магией. Которой здесь, если ты не заметил, нет. — С трудом, но я всё же повторил позу брата. — Будешь опять в синяках ходить. Или забыл, какого это?
— Почти забыл. — Эл вдруг помрачнел. — Сколько мы уже не были дома? С прошлого лета?
— Весны. — Ярость, которая, казалось, ещё чуть-чуть и хватит через край, вдруг вся вышла. — С середины прошлой весны.
— Весны, — Эл покачал головой с грустной усмешкой. — Как, вообще, тебе пришла эта гениальная идея сбежать?
Я усмехнулся.
А потом вспомнил…
Больше года назад
Душно. Рванув расшитый золотом ворот сюртука, я с силой толкнул оконную раму. Старое, но крепкое дерево поддалось легко, словно только этого и ждало, а в спальню ринулся резкий и по-весеннему влажный ветер.
Душно.
Давит. Всё — ненависть, презрение, жалость, жестокость. Последнее — сильнее всего.
Глубокий рваный вдох — длинный выдох.
Императорские Ищейки не подвели. Сначала обнаружили заговор, потом его раскрыли и на всё это потратили жалкую неделю. И ещё три дня на то, чтобы казнить всех мятежников. Быстро даже для Ищеек — серых магов, что подчинялись напрямую императору. Магов, что проходили ритуал, давали кровную клятву самому Лориану. Что становились его марионетками до конца жизни.
Хорошая работа. Жизнь ради императора.
И я бы порадовался за родственника и его слуг.
Если бы главным зачинщиком бунта не стал мой отец.
— Араэл, ты здесь?
Наш отец.
— Жарко стало?
Я чувствовал его, он чувствовал меня. Для того чтобы знать — Эл прошёл в спальню и устроился в кресле, закинув ногу на ногу, мне не надо даже поворачиваться.
— Не могу больше.
То, кто назывался нашим дядей, не сказал об участии отца. Не пришёл, чтобы предупредить о надвигающейся угрозе. Даже матери — своей родной младшей сестре не прислал и весточки. Знал, что она волновалась. Сочувствовал её отчаянию, когда она жаловалась, что наш отец, Дитма́р Делаберг, пропал и не реагирует на вестники.
А на приёме в честь каких-то очередных шаргховых послов сообщил всему двору — весёлому, нарядному и блестящему, — о заговоре. Высокомерно, напоказ. Чтобы все поняли, с императором не шутят. Особенно так, расшатывая под ним трон.
А дальше всё как в тумане — негромкий приказ, страх в глазах матери, дрожащая рука Эла на плече и отец. Раненный, потрёпанный, но с гордо поднятой головой и яростью во взгляде. Отец, которого вели двое в сером, но это не помешало ему при всех назвать императора тираном, недостойным власти, глядя тому прямо в глаза.
Когда после пламенной речи отца поставили на колени перед троном и равнодушным Лорианом, я дёрнулся.
Эл всегда был слабее, он меня не удержал. Крикнул что-то вслед, но я уже пробирался сквозь толпы ряженых лизоблюдов. Расталкивал их локтями, не видел перед собой никого, кроме отца. Чувствовал жар в стиснутых кулаках — предвестник моей убийственной ярости.
И застыл, когда выбрался из толпы.
Лишился речи, слуха и дара разом, когда увидел, как мама — та, что клялась в храме рианов всегда следовать за отцом, вложила ладонь в протянутую руку Лориана. А после повернулась спиной к стоящему на коленях мужу, склонилась перед императором и получила в награду братский поцелуй в лоб.
А после…
Лёгкие взорвало огнём, но глаза продолжали следить.
Она — та, кто родила Дитмару Делабергу двоих детей, встала за правым плечом Лориана. Мазнула равнодушным взглядом по мужу. А Эл, наконец, добрался до меня, чтобы схватить за плечо и увести из зала.
Хуже был только день казни. Казни, на которую нас заставили смотреть, стоя рядом с императором.
Ненавижу!
— Мы живы, Ар. Мы и мама.
Звучало здраво, да. Вот только шаргха с два я приму это за аргумент!
Лориан мог предупредить! Мог намекнуть, что отец в беде! Да хотя бы заменить казнь пожизненным заточением в Гвинбо́ре! Но не устраивать из этого показательной порки. Не выставлять нас, словно клоунов в шапито. Словно мы отреклись от того, кто дал нам имя, ради… кого? Вшивого императора? Фаркасового выродка, только и способного…
— Ты ничего не изменишь.
Длинный выдох. Я прикрыл на мгновение глаза, а следом убрал руки от деревянного подоконника, на котором уже появились подпалины. Резко повернулся, впился взглядом в брата.
— А если смогу? — Но Эл лишь покачал головой.
— Тебе сносит крышу, словно пятилетнему. Как будто ты вернулся во времена магических всплесков. И не мечтай, — невесело усмехнулся он в ответ на вздёрнутый подбородок, — ты не стихийник. Твой потолок — обуглить пару деревяшек, да запустить маленький салют над головой. Но если раньше эти фокусы были безопасны, то сейчас ты выгоришь.
— Плевать! — Дёрнулся уголок губ.
Жертвой моей ярости оказался стул, раз уж до Лориана не дотянуться. Пока.
— Плевать? Тебе плевать? — рявкнул Эл и в два шага оказался рядом. Отпнул упавший стул ещё дальше. — А мне нет! — Толкнул в грудь. — Думаешь, легко терять отца? — Ещё удар, мой шаг назад. — Даже такого. Или надо было казнить и маму? — Удар, моё отступление. — А следом нас с тобой, идиотов!
Казнить маму? Нет.
Я потряс головой. Дышал сипло, тяжело. Словно терпел не удары брата, а сам с остервенением кого-то бил.
— Забыл, что ты наследник? Что случись что с Лорианом, на трон сядет кто-то из нас? — оскалился Эл. Схватил за шею, приблизил лицо к моему, поймал взгляд. — И это, брат, не сказки и не прихоть, это шаргхова реальность, в которой мы живём последние пятнадцать лет! Зубрим, тренируемся, давимся ядами, улыбаемся и, фаркасы их всех пожри, машем! Просто потому, что это наш долг. Перед дядей, перед империей и перед её жителями.
Элион выдохнулся, оттолкнул меня и прошёлся по спальне.
— Отец дурак. — Резко развернулся. — Да, и не спорь. Он дурак, что всё это затеял и ещё бо́льший дурак, что попался. Просто подумай. Ему мало было сыновей — наследников империи, он хотел власти. И в случае успеха долго бы мы прожили, являясь прямой угрозой его трону?
Эл всегда знал, чем успокоить.
Я криво усмехнулся, взлохматил волосы.
Ярость боролась со здравым смыслом, отчаяние с почтением. Почтением к шаргховой династии убийц. Почтении, что вдалбливали в нас с младенчества. Почтения к династии, частью которой мы являемся.
— И что теперь? — Последняя попытка поступить по чести. — Забыть и простить?
— Смириться и принять, — раздался мелодичный голос от двери и в спальню вошла красивейшая женщина двора. Красивейшая и сильнейшая. Рэнэ́йт Алеи́т Оришанская — наша мать. — Послушать брата, перетерпеть и выиграть.
Она встала рядом с нами, и только тогда я выпрямился.
— Вы — кровь и наследие этой империи, так будьте достойны её. — Светлые волосы, яркие синие глаза и хрупкость холодной ае́рии[2] шли ей, как никому в этом дворце. — Не склоняйтесь, не опускайте голов, не отвечайте тем, кто даже пыль с ваших сапог стирать недостоин. Даже когда они решат, что вы проиграли.
В желудке образовалась чёрная сосущая пустота. Она что-то знает?
— О чём ты, мама? — мягко спросил Эл. — Лориан придумал…
— Его императорское величество, — строго перебила она.
— Его, — Эл запнулся, — императорское величество придумал для нас наказание страшнее?
— В этом мире нет ничего страшнее смерти, — покачала она головой. Плетёная причёска качнулась в такт. — Сегодня его императорское величество объявит о лишении нас всех титулов, заслуг и привилегий. Всё наше золото изымут в счёт императорской казны.
Каждое слово — как гвоздь в крышку гроба, моего и всей семьи Делабергов.
— Об этом объявят на вечернем балу. — Вот кто должен был стать императрицей. Она говорила об этом так, словно сообщала о закупке продовольствия на год. — Пусть неприятности случаются, но семья с вами навсегда. Держитесь стойко и не смейте позорить меня и династию.
Мама коснулась щеки, и я встретился с ней взглядом.
В ушах шумело, сердце стучало как ненормальное. В голове же царил один вопрос: «Как мы теперь будем?»
Кивнув мне, она перевела взгляд и также долго изучала Эла.
А потом добавила с холодной улыбкой:
— Иначе всё это покажется вам детскими шалостями по сравнению с силой моей ярости. Обещаю.
Эл с шипением поменял позу, и я вернулся в реальность.
— Мы сбежали после того вечернего бала. Помнишь?
— Забудешь его, как же, — проворчал он. — Как и разговор с мамой до него.
Мы переглянулись, весело усмехнулись и…
— Она нас убьёт.
И последнее, что степняки ожидали услышать от пленников в ящике — искренний и громкий смех.
[1] Кранль — золотая монета, действительна по всему континенту
[2] Аерия — ядовитый цветок, растёт только в горах. Очень редкий и дорогой.
ЛитСовет
Только что
