Читать онлайн
"Оазис"

ОАЗИС

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

Я кинул взгляд на свои наручные часы и облегченно вздохнул. Через сорок минут, если не произойдет форс-мажора, всегда случающегося нежданно-негаданно, сюда подкатит рейсовый дилижанс и увезет меня из этой проклятой дыры, провонявшей выделанной кожей, помоями и лимонами. Как странно: здесь, сколько бы ни бывал, очень силен запах лимонов, хоть как-то перебивающий жуткое и незабываемое амбре, выворачивающее желудок наружу. Почему так? Вроде бы поблизости нет лимонных плантаций. Вздохнув, я натянул на нос шляпу с потертыми краями, и загребая носками ботинок щебенку на плохо отсыпанной дороге, дошел до бетонной коробки, на крыше которой было растянуто длинное и уже потрепанное полотнище с надписью «Кафе Салли». Поморщившись от одного вида сомнительного во всех отношениях заведения, я все же поднялся на невысокое крылечко и отодвинул в сторону легкую москитную сетку, висевшую в дверном проеме. Увы, в моем положении выбирать что-то более респектабельное не приходилось.

Я хотел есть. Предстояла дальняя дорога. Почти трое суток мне приходится убегать от людей сеньора Борджиа, менять места ночлежек, прикрываться чужими именами. Трое суток беспрерывной погони на грани срыва и усталости. Два трупа особо рьяных «торпед» мафиозного барона, рассвирепевшего от того, что ценнейший груз артефактов, собранных в Лазурных Чертогах, ушел из-под его носа к другому клиенту (а никто не заставлял этого жирного ублюдка обманом и шантажом заставлять исполнителя, то бишь меня, лезть в самую жуткую дыру на юге континента!); разбитая вдрызг машина преследователей; переломанные ноги несчастных лошадок – таков «послужной» список в режиме погони не способствовал душевному равновесию.

А к этому адскому коктейлю добавились люди шерифа, получившие указание найти некоего Алекса Волкова – охотника за артефактами, грабителя «заповедников», убийцу с глазами безжалостного маньяка (врут, сволочи!). Выходит, за мной по пятам шла вся королевская конница и королевская рать, и кто-то рано или поздно может дотянуться до меня, чего я старался избежать всеми силами. Которых почти не осталось. Себе-то врать не стану!

Мои пальцы то и дело поглаживали левую сторону запыленного пиджака, под которым скрывался старенький, но верный и безотказный «питон» двенадцатого калибра. При случае я всегда могу вырвать его из плечевой кобуры. Для этого и не защелкиваю жесткий клапан. Мало ли…

Войдя в помещение с маленькими оконцами, похожими на бойницы, которые никто не мыл с момента «божьего суда» - кажется, это все, что осталось от какого-то старого склада – я при скудном освещении оценил диспозицию на случай, если придется драпать. Ведь меня могли накрыть в любую минуту, и куда тогда бежать? Под окнами, в которые я никак не пролезу, обязательно поставят человека, как и у входа. Даже если прорвусь – подстрелят сразу же, щедро нашпигуют свинцом. Слышал я краем уха, что был приказ стрелять на поражение, не захоти Алекс Волков сдаться законникам. Живым я нужен только мафии. Так что дверь отпадает. Не прорвусь. Остается кухня и задний хоздвор. Перемахнуть через невысокий заборчик и попытаться скрыться в закоулках сараев, вонючих бочек с отходами и мусором, между двухэтажных каркасных домишек совсем не трудно.

Город я знаю, бывал здесь не один раз. Не заплутаю во время бега. Но тогда какой смысл цеплять на себя хвост из преследователей? Мне нужно уехать из американского сектора, контролируемого злым гением местной мафии господином Борджиа, а также законным представителем властей в Мемфисе – так называется эта дыра, перевалочный пункт в европейский сектор – шерифом Хартингом, тем еще злыднем, не хуже криминальных авторитетов. Причем, мафия и власти совершенно не мешают друг другу гоняться за мной. Можно подумать, кроме Алекса Волкова в секторе не осталось настоящих преступников, маньяков, душегубов. Вот не люблю я рьяных служак. Вредят они моему бизнесу, развернутому здесь за последние три года. А что, место хорошее, европейский сектор неподалеку, а к нему два сладких «заповедника» с древними ништяками. Греби и продавай.

В помещении было немноголюдно. С десяток человек наберется: две семейные пары, трое детей, бабушка-божий одуванчик, старик с желчным лицом мелкого зануды и любителя втайне от родственников поддать по вечерам, а еще девушка лет двадцати с миловидной мордашкой, которую портил вытянутый и скругленный тяжелый подбородок типичного англо-саксонки, в зеленой блузке и в бриджах песочного цвета. На голове залихватски напялена кепка с едва читаемой выцветшей надписью, кажется, с названием древней футбольной команды. Надпись едва просматривается, но мне удалось кое-что прочитать. Вроде «BA..C..ON..». Такие кепи еще находили на территории «заповедников» и толкали на рынках из-под полы, если они были в хорошем состоянии. Местные умельцы уже наловчились шить новоделы, искусственно старя их до состояния артефактов.

Настоящими древностями, добытыми в развалинах мегаполисов и городов канувшей в ад цивилизации, как бы нельзя нелегально торговать. Но ничего нельзя поделать с желаниями модников и модниц выглядеть смело и вызывающе, плюя на традиции ходить по городам в дурацких широкополых шляпах и беретках. За неподобающую вольность их никто не преследовал, а вот посадить на пару суток в каталажку и помурыжить вопросами, у кого была куплена данная вещь – могли легко и не напрягаясь. Шериф Хартинг, охраняя благополучие своего округа, дело знал туго, поэтому и вызывал злость пополам с досадой у черных копателей, к коим относился и ваш покорный слуга.

День обещал быть жарким, поэтому я хотел уехать как можно быстрее из чертовой печки в прохладном междугороднем дилижансе, оборудованном вентиляторами. Здесь все становится раздражающим и отвлекающим, что обдумывать дальнейшие ходы совершенно невозможно. Мозг плавится, заставляет организм впадать в полудрему. Из Мемфиса я рвался всей душой и мыслями. Надоело скопище унылых рассыхающихся каркасных халуп на окраине города с вечным запахом дерьма и чертовых лимонов, где мне пришлось сидеть подобно мыши под веником целых три дня!

Даешь Сан-Себастьян, прекрасный небольшой городок со свежими ветрами с гор, с кристально чистой рекой, текущей оттуда. Самая крайняя точка европейского сектора, далекая и манящая. Там я дома. Там я свой.

- Пожалуйста, яичницу с беконом, пару гренок и кружку темного «дракона», только не этой китайской мочи, а настоящего! – я сразу же предусмотрительно наставил палец на подошедшую официантку. Почему-то, несмотря на середину дня, у нее было помятое и усталое лицо.

- Сэр, китайцев в Мемфисе давно нет, - хмыкнула дама, выуживая из кармашка передника блокнот с огрызком карандаша. – Их как тараканов вытравили три года назад.

- За что такая немилость? – достаю из пачки сигарету и закуриваю, не обращая внимания на укоризненные взгляды мамаш, обеспокоенных за здоровье своих отпрысков. Вот-вот, лучше бы за ними следили, а не за курящим дяденькой. У каждого из детишек лежит по паре жирных кремовых эклеров на тарелке. Лопают и не нарадуются щедрому подарку. Обжоры мелкие.

- Почувствовали, что могут права качать, но переоценили свои силы. Взрыв на фабрике фейерверков – вот беда-то! Шериф предъявил оставшимся в живых узкоглазым, чтобы уматывали из города. Не любит мистер Хартинг, когда благочестивых жителей подвергают опасности.

- Весьма благоразумно, - я впервые согласился с действиями местных властей. – Кстати, не хотите подзаработать?

- Кто же не хочет? – официантка, собиравшаяся уходить, остановилась как вкопанная. – Что за дело?

- Нужно оставить открытыми двери из кухни в подсобное помещение или на внутренний двор, - тихо сказал я, выкладывая на стол две розовые ассигнации с цифрой «2» по углам. – И присмотреть, чтобы нерадивый помощник не закрыл их случайно. Четыре талера вас устроят?

- Хм, никогда не задавайте таких вопросов, сэр, - усмехнулась официантка и шустро смахнула деньги в карман, - иначе вас начнут доить по любому поводу. А красавчик чего-то боится и хочет дожить до прибытия дилижанса?

- Вы проницательны, мэм, но только не насчет красавчика, - я приподнял шляпу, демонстрируя старый шрам, тянущийся белесой полосой от виска до левой ноздри.

- Зрелище малоприятное, это правда, - голос у женщины остался ровным. – Но привыкнуть можно… Кстати, сколько яиц пожарить?

- Три.

- Ждите, сэр.

Итак, дилижанс, идущий из Феникса до Колорадо транзитом через вонючий Мемфис, а дальше вдоль границы секторов, прибывает через двадцать минут, если шерифу не придет в голову задержать его на въезде в город в рамках спецоперации по оцеплению города. Это я пойму лишь когда истечет время ожидания, и придется бежать в холмы, густо облепившие городок с трех сторон света. Понимаю, что бессмысленно: там меня рано или поздно схватят. Не привык я жить по-звериному, прячась в норах и колючих кустах. И что делать? В американском секторе поддержки я не дождусь; конкуренты будут только рады избавиться от удачливого мистера Волкова, умудрявшегося проникать в «заповедники» и вытаскивать оттуда такие артефакты, что слюнки текли у коллекционеров. Черт с ними, ублюдками. Не захотели спрятать меня на пару месяцев в своих схронах – еще приткнетесь, утираясь соплями.

Я выпустил струю дыма в потолок, где лениво шевелил лопастями единственный вентилятор, запитанный от генератора. Ну да, мне же не почудилась вышка ветряка, торчащая неподалеку от кафе. Именно он давал электричество убогому кафе и по совместительству – залу ожидания.

Женщина принесла заказ, я сразу же расплатился, чтобы при форс-мажоре ко мне не возникло претензий со стороны владельца общепита. Не люблю, когда люди начинают склоки из-за пары монет, не доставшихся им в случае внезапного побега клиента. Припоминают все грехи родственников вплоть до десятого колена. Ну, бывают моменты, не зависящие от человека. Я, вот, всегда учитываю плохие варианты.

Интересно, кто-то еще помнит своих предков на длинном генеалогическом древе? Дай бог, если до третьего вспомнят. «Божий суд» стер воспоминания о минувшем поголовно. Если первые счастливчики, оставшиеся в живых после катастрофы, держались за родственные связи, то следующие поколения плюнули на кровные привязанности. Надо было выживать и двигаться вперед. Для таких целей подходила любая организованная человеческая стая, объединенная одной идеологией. Неважно, какой: религиозной, охотничьей, бродяжнической или бандитской. Это только наметившаяся аристократическая прослойка кичится своим прошлым.

Яичница была недурна, бекон слегка пережарен, но тоже сойдет для голодного путника. Эта пища оказалась куда лучше, чем в гостиничной дыре. Пиво уже отдало холод, но оказалось приемлемым. Орудуя вилкой, машинально посмотрел на часы.

До прибытия дилижанса оставалось пять минут, а я все прокручивал в голове варианты на случай, если раньше него появятся охотники. Не оставляло меня поганое чувство опасности. Шериф, как гончий пес породы харьер, шел по пятам из самого Феникса – такой же крепкий и коренастый, вцепится – не оторвешь. Но вот вытянутая заостренная рожа шерифа с плотно прижатыми к черепу красными ушами… Не знаю, почему он у меня ассоциировался с этим симпатичным псом, но сам-то Хартинг был чуть красивее обезьяны. Так что я ему еще льстил.

Сидевшие за столиками будущие пассажиры, с которыми мне предстояло коротать дорогу, засуетились, проверяя багаж, задвигали стульями. Вот и ладно. Побыстрее бы дилижанс приехал. Начнись здесь стрельба – завалим кучу народа. Пусть уматывают на улицу. Там есть навес, в тенечке и на свежем воздухе куда приятнее ждать транспорт.

В этот момент в кафе зашел молодой парень, поджарый и легконогий, одетый, несмотря на жару, в кожаную куртку. Из-под распахнутой полы откровенно виднелась кобура с торчащей рукоятью «ремингтона». Ничего удивительного и подозрительного. Здесь все с оружием ходят, даже подростки. Но вид у мальчишки расслабленно-пренебрежительный, словно зашел сюда пивка попить. Ради этого стоило из города на окраину переться? Насмотрелся я на таких. Повадки как у любого представителя закона в американском секторе. Дурачок неопытный, сразу прокололся.

Парень скользнул рассеянным взглядом по сторонам, не останавливая его ни на ком, но на мне задержался лишнюю секунду, что стало его ошибкой. Сейчас попросит сигареты или бутылку пива, а потом выйдет. И вот тогда надо линять.

- Сигареты «Вильсон Голд», - ожидаемо бросил парень второму официанту за стойкой и положил на нее пару монет.

Ну вот, как я и предполагал. Засунув пачку в карман куртки, он вышел наружу, за ним тут же потянулись остальные. Я резко встал, отодвигая стул, и рванул за стойку. Официант удивленно взглянул на меня, открыл было рот, но передумал закатывать скандал, когда я приложил палец к губам. Оказавшись в узком бетонном коридоре, рванул к светлому пятну выхода. Слева от меня находилось кухонное помещение, откуда несло жареным мясом со специями, хозяйственная комната, раздевалка для персонала и душевая. Но я не отвлекался, стремясь побыстрее выйти наружу. Дверь оказалась открыта. Официантка честно отработала свои четыре талера. Вывалившись на улицу, быстро оценил обстановку, оглядываясь по сторонам.

Возле стены впритык стоят несколько бачков с отходами, вся территория кафе ограждена забором из тесаных досок. Ворота, через которые заезжают машины с продуктами, сейчас наглухо закрыты. А вот в глубине кафе я расслышал резкие и злые выкрики. Ха, опаздываете ребята!

Рванул изо всех сил к забору, подпрыгнул и зацепился за верх. Рывком подтягиваюсь и переваливаюсь на другую сторону. Хорошо, когда физическая форма позволяет тридцатилетнему мужику играючи перелететь через не самое сложное препятствие. Ни живот не мешает, ни застарелый ревматизм… Подняв кучу серой пыли, приземляюсь на согнутых коленях.

- Эй! – крик из-за угла придает мне прыти. Я даже не оглядываюсь, сразу рванул вперед, не забывая петлять. У людей шерифа в большинстве своем револьверы, но и дробовики есть. Не хочется получить в спину приличную порцию картечи. – А ну, стоять! Стоять, Волков!

Да хрен вам! Бегу по узкому проулку между глухими заборами, выискивая любую щель, чтобы нырнуть в нее. Грохнул выстрел. Неприятно взвизгнуло рикошетом, что-то просвистело над головой. Слава богу, не дробовик! Ошалевшая кошка метнулась из кустов мне под ноги и изящным прыжком перемахнула через забор. Делаю ускорение и заворачиваю за угол, вовремя попавшийся на пути. Здесь пока тихо. Несколько унылых бараков, возле которых торчали кусты акации и росли кривые тополя. И куда же меня занесло? От кафе я пробежал метров двести. Кругом тупики. А продолжать бежать по пустынной улице – это гарантированно выскочить на преследователей. У шерифа людей хватит чтобы перекрыть каждую щель в вонючем клоповнике. Придется уходить в холмы, что хорошо просматриваются с окраины в паре миль отсюда. Вопрос, успею ли добраться, учитывая открытую местность?

Между бараками увидел проход и нырнул туда. Чуткое ухо улавливает крики, ржание лошадей. Проклятье! Неужели привлекли ганфайтеров? Те любят верхом гоняться за преступниками, получая за это неплохие денежки. Почему не на автомобилях? Любая машина в наше время – большая редкость, доступная лишь аристократам, представителям власти, мафиозной верхушке. Пожалуй, все. Горожане и фермеры тоже иногда приобретают простенькие тачки, но большей частью держат машины в гаражах за мощными запорами. Горючее весьма дорого, увы, но это нисколько не останавливает воров.

Мысли разбились на несколько дорожек, каждая из которых обрабатывает свою информацию, а я на автомате влетаю в очередной проход между бараками, чуть не сбивая с ног чернокожую дамочку, едва шевелящуюся над веревками с бельем. Слышу только ее крики, часть из которых – одни маты. Внимание не обращаю, но наводку для преследователей она дала знатную. Мне уже удалось выскочить из лабиринтов улиц, как услышал за спиной топот копыт. Под ногами стеганул выстрел, разбрасывая песок и гравий в разные стороны. Черт! Так и под рикошет попаду! Неприятно оказаться на мушке. Еще один выстрел! Теперь сбоку от меня, и в опасной близости. Живьем берут, супостаты!

Выдергивая из кобуры оружие, не стал смотреть назад, кто же меня преследует. А надо было. Я упустил из виду, что некоторые ребята Хартинга в прошлом, до службы в полиции, были ковбоями и хорошо владели арканами. Вот один из них и накинул на меня петлю. Плотная волосяная змея упала на плечи, скользнула вниз, обхватывая руки. Последовал резкий рывок. Падаю на спину, успевая увидеть свои ноги на фоне белесо-голубого неба, на котором нет ни единого облачка. Перед глазами замелькали сапоги преследователей. Какой-то ублюдок врезал мыском обуви по ребрам, отчего ослепительная боль ударила в мозг.

- Добегался, гад? – слышится возбужденный голос. – Поднимай его, ребята!

Цепкие руки схватили за воротник пиджака и рывком поставили меня на ноги. Не успеваю отреагировать, как в глаз прилетает кулак. Искры, звездочки… Ошалело мотаю головой, а ничего поделать не могу. Пистолет вырвали из рук, и последнее, что помню – смачный удар по затылку. Дальше – тьма.

****

- Н-да, Алекс, выглядишь ты так себе, - голос Хартинга доносится откуда-то сбоку, и пришлось повернуть голову, чтобы разглядеть шерифа. Один глаз заплыл от удара и ничего не видит. Как бы вовсе не ослеп. Ретивым служакам ничего не стоит покалечить человека, попавшего в их руки. – Хреново выглядишь. Не бегал бы от правосудия – договорились бы на приемлемых условиях.

- О чем нам договариваться, шериф? – хрипло спрашиваю я, ощущая, как сухость в горле дерет голосовые связки. Пить хочется неимоверно. – Ты мне покажи тех козлов, которые меня спеленали. Хочу потом должок отдать.

- Ты так уверен, что сможешь это сделать? – Хартинг усмехается, а я, наконец, фокусирую взгляд.

Небольшая комнатушка с одним большим окном, закрытым деревянными плашками жалюзи. Возле окна – стол со скрипучим креслом-вертушкой, в котором сидит гончий пес породы харьер. Надо же, почти созвучно фамилии шерифа. Сам он лениво крутится: вполоборота туда, вполоборота обратно. И глаз с меня не сводит. На столе с тихим шуршанием гоняет воздух миниатюрный вентилятор. Да, в Мемфисе жарко, как и во всем американском секторе. Жарко, влажно, чувствуется близость океана. Как они живут здесь? С тоской понимаю, что мой дилижанс давно упылил в вожделенные дали.

- А расскажи-ка, мистер Волкофф, - именно так, с нарочито выделяемой двойной буквой «ф», начал допрос Хартинг, - как ты умудрился за год трижды попасть в «заповедники», и что такого вынес оттуда, что за тобой гоняется мафия жирного Борджиа?

- Обычная дешевая хозяйственная утварь, - пожал я плечами, прислонившись к стене. Меня качало от легкой контузии, болело ребро, и я хотел одного: просто поспать часиков двенадцать, прийти в себя и начать конструктивно думать, как выползти из дерьма. – Древние электронные платы, которые уже не будут работать никогда, светильники, спецодежда для работ в загрязненных зонах, небитый тонкий фарфор древних китайцев.

- Да ну? – удивился шериф. – Из-за такой мелочи мафия хочет расчленить тебя?

- Я сам не понимаю, почему он взбеленился, - вздохнул я, переступив с ноги на ноги. Этот пес предложит мне сесть, в конце концов? Сейчас грохнусь на пол, и пусть прыгает вокруг меня. – До сих пор никаких претензий ко мне не было…

- Зато у нас претензий на целое досье, - прихлопнул ладонью шериф наглую муху, решившую приземлиться на стол. – Несанкционированное проникновение в закрытые зоны карается лишением свободы на десять лет или каторгой. Что выберешь, Волкофф?

Усмехаюсь про себя. Тюрьма – рай, пусть и долгосрочный. А на каторгу меня не тянет совершенно. Что я забыл в аномальных зонах или в пустынных районах, где под слоем тяжелого песка или гранитной «подушки» такие же авантюристы тщательно обыскивают развалины древних городов?

Да, «божий суд», как называют до сих пор жуткий катаклизм в европейском секторе, или «судный день» в американском – сдвинул с мест тектонические плиты Земли, снес целые страны, перемешал континенты. Начало всему был мощнейший взрыв «Желтого дьявола» - Йеллоустонской кальдеры – разнесший половину североамериканского континента. Он дал толчок для активизации тихоокеанской вулканической цепи. Смешно и грустно одновременно: все боялись ядерной войны, которая могла покрыть планету прожаренной гранитной коркой, а получилось все гораздо хуже. Люди мерли сотнями тысяч от болезней, голода и постоянной грызни за ресурсы.

Сейчас на месте Йеллоустона плещется море. Желтое море, с желтоватым оттенком вод. Ураганный дрейф остатков североамериканского континента прибил плиту к евразийскому берегу, закупорив пролив из Северного Ледовитого океана. Половина Европы утоплена водами Атлантики. Оставшиеся в живых люди рванули на восток. Восточноафриканский рифт откололся и столкнулся с Аравийским полуостровом. На месте северной Африки вольно ходят океанские воды. Перешеек между обеими Америками перестал существовать.

А где были океаны – сейчас пустыни или аномальные зоны с пышной зеленью; под толщей скалистых напластований таятся погибшие города. Новые земли, горные хребты, реки, озера – мир уже не тот, что остался на бумажных картах древности, чудом сохранившихся за века забвения. Мне удалось как-то увидеть часть такой, усиленно охраняемой в музее Техаса. Хрупкий, ветхий обрывок погибшего мира, лежащий под стеклом. Кажется, на нем была изображена Австралия. Сейчас ее нет – вернее, плавучий континент влетел, подобно ледоколу, в оконечность Южной Америки, наполовину снеся Огненную Землю, создав мешанину горных вершин, в подножье которых мощно бьют холодные волны океана. Жутчайшее место. А вот за хребтами расстилаются великолепные луга с сочной травой, бесподобным климатом, где сейчас массово растут фешенебельные курорты. Водопады, чистейшая вода, воздух с ароматом хвои и эвкалиптов, удивительные звери, не чета местным тварям…

Катаклизм что-то сделал с планетой. Климат стал другой, льды в большинстве своем растаяли, утопив островки и острова. Антарктида стала ближе к евроазиатскому континенту. Сейчас это обширнейший материк, разделенный на европейский и американский сектора. Азиатско-африканские сектора находятся южнее. Нам до них дела нет. Слишком далеко. Тысячи и тысячи километров безлюдных и страшных земель. Не скажу, что они совсем не заселены, но мало кто хочет жить там.

А еще эпидемии, болезни… Боги постарались на славу, вычищая Землю.

Цивилизация смогла спасти остатки технологий, чтобы уж совсем не впасть в дикарское состояние, сохранила в памяти названия городов, но вернутся на проторенный путь предков оказалось не так просто. Точнее – тяжело. Жизнь сама начала диктовать свои условия. А мы только подстраиваемся под нее.

О чем я хочу сказать? Каторга неприемлема для таких людей, как я, только в одном ракурсе. Никто не даст умыкнуть великолепный артефакт и продать его коллекционерам. Все, что находят в развалинах, под песками, в штольнях, в ущельях или пещерах – переходит в собственность сектора, на чьей территории найдена древняя вещь.

Шериф грозится упечь меня на долгосрочные бесплатные работы в американском секторе. Это значит, что придется пахать на хитрожопых представителей истеблишмента в условиях, близких к боевым: жара, пыль, набеги вооруженных ублюдков из диких земель, где, кроме колючего терновника и козьих какашек ничего нет. Меня всегда удивляло, почему такие шустрые и ищущие во всем выгоду англосаксы предпочли поселиться в этих широтах, отвоевав себе огромный массив неперспективных земель. Земледелие слабое, только скотоводство и бескрайние хлопковые поля. Пока однажды не сообразил, что именно здесь вероятно нахождение погибших городов с их бесценными дарами в виде технологических изделий, аккуратно извлекаемых из толщи земли. Не знаю, что пытаются американцы создать на основе артефактов, но многих донимают такие же вопросы и сомнения. А янки молчат.

- Гляжу, выбор дальнейшего пути тебя озадачил, Алекс, - чуть ли не доверительно и с долей сочувствия сказал шериф. – Ты бы поторопился, потому как уже завтра будут оглашены приговоры. Хватит кормить всякую шваль и не получать от них отдачу. Шесть человек, Алекс! Шесть ублюдков, которых я с радостью упеку на каторгу, сидят за решеткой и жрут в три горла кашу, которую могли быть кушать детки! А вот тебе даю право выбора!

- А как же суд? – я взбодрился, пытаясь понять намеки Хартинга.

- Пару месяцев назад из столицы пришла новая директива осуждать преступников на местах. Шерифам округов даны большие полномочия, мистер Волкофф. И я считаю такой подход правильным. Зачем разводить глупые разговоры? Если я поймал какого-то урода за грабежом или доказал его преступления – зачем говорильня? Виновен! Считаю, подход правильный! Итак, Алекс?

- Ваша демократия валится под откос, шериф, - усмехнулся я.

- Да хрен с ней! Всегда ненавидел ее, отрыжку прошлого, - отмахнулся Хартинг. – Не понимаю, почему за нее так держатся наши парламентарии. Я жду ответа.

- Пожалуй, все же на каторгу, - выдохнул я. – На свежем воздухе, среди людей. Глядишь, и с женщинами повезет.

- Волкофф, ты идиот? – выпучил глаза шериф. – Сам себя гробишь! Впрочем…

Кривая улыбка исказила толстые губы шерифа. Он полез в ящик стола, достал оттуда пачку сигарет, вытащил одну и закурил. Дым окутал его лицо. - Значит, каторга. Ну, что ж, Александэр Волкофф, рожденный в русском конгломерате европейского сектора в 425 году от «судного дня», а точнее, в Новоархангельске, тридцати двух лет от роду, известный в криминальном мире и среди подпольных коллекционеров под кличкой «Черный Археолог» за экономические и уголовные преступления приговаривается к пятнадцати годам каторги…

- Эй, шериф, какие пятнадцать лет? – возмущенный таким вероломством, я сделал пару шагов в сторону стола, но остановился под сверлящим взглядом Хартинга. – По уголовному уложению – десять лет!

- Десять лет тюрьмы, Алекс, но не каторги. Ты невнимательно слушал, - ответил шериф. – Каторга для таких как ты – дом родной. Думаешь, я не прочитал твои поганые мыслишки, крутящиеся в башке? Все я знаю, Волкофф! Наперед просчитал! Поэтому пятнадцать! Чтобы гарантированно сдох, а не вернулся в общество богатеньким дядюшкой Скруджем!

- Козел, - выдохнул я по-русски, хотя общемировым языком, дикой смесью немецкого, английского и испанского (этакий европейский пиджин) я владел неплохо. – Надеюсь, ты доживешь до того дня, когда я освобожусь и вернусь, чтобы отдать долг, Хартинг!

Последний мой спич шериф выслушал с каменным лицом, но затем оттаял и даже ласково ответил:

- А вот я не уверен в таком развитии событий. Ибо назначаю данной мне властью отбывание каторги в Приграничье, в сраном Гранд-Каньоне!

Вот здесь я не сдержался и высказал все, что думаю о шерифе, о его хозяевах, о странной правовой системе, извратившей любое понятие справедливого наказания. Мало того, что Хартинг запихал меня в Приграничье, так еще и в самую гиблую точку – Гранд-Каньон, прозываемый повсеместно «Гранд-Могилой»!

Приграничье являлось цепью небольших блокпостов, создававшихся для защиты секторов от нападений всяких тварей, мутантов, называемых метаморфами или метами, а также против нежити и людей, подвергшихся изменениям в организме. Общество изгоняет таких несчастных в аномальные зоны и заставляет их выживать всевозможными средствами, демонстрируя таким образом «человеколюбие» и отсутствие тирании.

Там же, в этих зонах, прячутся самые дрянные отбросы общества: ублюдки, любящие убивать изощренно, получая при этом небывалое удовольствие, маньяки, психически неуравновешенные люди. В общем, тот еще рассадник. И самая изюминка в том, что в таких аномальных зонах находятся особо лакомые «заповедники»! Вот где раздолье для охотников за артефактами! Это и была основная причина, по которой я согласился на каторжные работы. Ибо только каторжан привлекают в экспедиции по узаконенному разграблению древних развалин!

Блокпосты со временем разрослись в небольшие городки. В них, как накипь, прибивало искателей приключений, авантюристов, дельцов всех мастей и просто несчастных людей, не нашедших себя в жестоком новом мире. Цивилизация исторгала из себя то, что не могла переварить. А здесь, на рубежах секторов, жизнь помаленьку приобретала черты странного симбиоза порядка и самоуправления.

Аномальные зоны есть по всей Землей, но самая огромная и протяженная – как раз в северном полушарии, где образовались американский и европейские сектора (мы соседи, пусть и условные). Они раскинулись уродливыми кляксами, пышущие магическими флуктуациями, излучаемыми из разломов земной коры. Да-да, именно магия, о которой я до сих пор не говорил! Магия, изменившая наше представление о мире, тоже соседствует с нами. Магия, сформировавшая в недрах земли удивительные кристаллы, наделенные всевозможными волшебными свойствами, которые стали предметом поиска, продажи, перепродажи и многочисленных убийств. Я бы ни за что не верил в такие россказни, если бы сам не столкнулся с парочкой таких удивительных примеров, где магические камешки творят чудеса.

Магия похожа на невидимые лучи радиоактивности; она проникает в клетки человека и заставляет его мутировать, делая из него чародея, колдуна, мага. Радиоактивность тоже присутствует, но в той степени, что погибнуть от лейкемии или раковых заболеваний составляет мизерный шанс от опасностей аномальных зон. Когти и зубы тварей, жуткие выбросы магии сведут вас в могилу раньше срока!

Так что от магического фона есть только одно спасение – самому обрести возможность влиять на природу вещей! Но – увы! Такому обучены лишь монахи «Святого Ордена», раскинувшего свои филиалы по всему миру. Когда только успели, святоши? Именно их представители шныряют по секторам, конгломератам и всяким заброшенным анклавам, чтобы найти одаренных детей. Чистят основательно. Никто не проскочит сквозь их сети. Агентура Ордена работает четко, подобно конвейеру. Мораль их такова: если не повезло родиться с искрой одаренности – даже не думай примазываться к всесильной организации.

Гранд-Каньон «знаменит» своей способностью губить массу народа, чей контингент составляют, как я уже говорил, воры и убийцы, авантюристы и фальшивомонетчики, военные преступники и просто несчастные, оболганные люди. Аномальная зона, расстилающаяся за Могилой на многие сотни миль, представляет из себя полупустынную местность с бесконечными холмами, поросшими жесткой травой. Изредка встречаются лесные массивы, рассекающие бесплодные земли уродливыми темно-коричневыми языками. Реки тоже есть, но я бы не рекомендовал там купаться. Сразу станешь добычей местной ихтиофауны. Бесконечные пески под белым обжигающим солнцем – тоже в общую копилку гадостей.

Честно, не ожидал от шерифа такой подлянки.

- Чарли! – рявкнул Хартинг, докуривая сигарету.

Через полуоткрытую дверь хорошо было видно, как трое помощников шерифа сидят в комнатушке, похожей на тамбур. Через нее меня сюда и вели. Удрать не получится. Окно зарешечено, единственный путь на свободу отрезан бравыми ребятами с дробовиками.

Чарли – молодец с красной похмельной рожей, с мощными руками, в которых оружие выглядело как игрушечное недоразумение, распахнул плечами дверь и уставился на шерифа преданными собачьими глазами.

- Отведи этого бегунка в камеру. И глаз с него не спускайте. Завтра в восемь утра в Мемфис прибудет «Адская Мэри». Мы приданы для усиления сопровождения.

«Адская Мэри», насколько я был сведущ в местных реалиях – это тюремный дилижанс, развозящий бедолаг по каторгам. Почему у него такое название, я догадывался. Адская повозка… Осужденные действительно понимали, куда везет их дилижанс, но почему он связан с именем Мэри? По легендам, гуляющим среди преступников, лет двести назад некая Мэри Ивнинг, верховный прокурор американского сектора ввела в судопроизводство наказание в виде каторжных работ в аномальных зонах, и дилижансы жуткого багрово-красного цвета стали развозить их к местам последнего проживания.

- Понял, шеф, - кивнул Чарли и бесцеремонно схватил меня за шиворот. Развернул и толкнул в тамбур.

- Чарли, как твоя фамилия? – спросил я.

- Бэккинс, мать твою! – рыкнул Чарли. – Хочешь переписать свое имущество на меня? Валяй!

- Ты мою маму не трогай, кусок обезьяньего дерьма, - вежливо ответил я. – Хочу спросить: это ты ударил меня по голове прикладом?

- А если и я? – осклабился помощник, и размахнувшись, саданул меня своей ручищей по почкам. – Спасибо сказать хочешь?

Я согнулся от боли, и меня подхватили помощники шерифа. Парни живо дотащили меня до каморки, огороженной от коридора мощной решеткой, закинули внутрь. Грохнувшись всеми костями на пол, я с трудом дополз до топчана и завалился на него. Что ж, Чарли Бэккинс, я приду за должком.

Ночью я проснулся от воя бродячего пса, проникающего через тонкие стены каталажки, обшитых тесовыми плашками. Дерьмовая постройка, которая вряд ли спасет от нашествия морфов. Кошмарный концерт длился несколько минут, пока чей-то выстрел не заставил животное замолкнуть. Надеюсь, вокалисту удалось выжить. Хотелось ему завидовать. Несмотря на одичалую и полуголодную жизнь, он может идти куда хочет. Он свободен. А я обречен на мучительное существование в Приграничье. Откуда у меня взялась уверенность, что удастся вырваться с каторги и еще остаться в прибыли? Жизнь в «Гранд-Могиле» гарантированно укорачивает, чем продляет.

Сплюнув на пол тягучую слюну из пересохшей глотки, я завернулся в колючее потертое одеяло и постарался заснуть перед дальней дорогой.