Читать онлайн
"Вотще рвалась душа моя"

Свидетельница.

- Да-да! Совершенно верно! Калачева Светлана Михайловна. Пятьдесят девять лет. Пенсионерка. Проживаю на проспекте Карла Маркса. Пятнадцать. Квартира одиннадцать. До выхода на пенсию работала ветврачом. Да! Всё видела. Всё своими глазами видела, вот как сейчас вас вижу, товарищ следователь. Ох, теперь мне это сниться будет.

Она достала платочек и высморкалась.

- Ой! Ужас! Всё же рядом со мной произошло. В двух шагах от меня. Всё до деталей видела и помню. Я ведь до этого только в кино видела убийства. А тут у тебя на глазах убивают. И по-настоящему. Живого человека убивают, и убийца рядом с тобой стоит. Никому не дай Бог такого пережить. Да! Да! По порядку. Так всё было. Было это уже после обеда. Точно время не скажу. Не смотрела на часы. Да и до этого ли было! Я собралась на рынок подкупить того-сего. Ну, там крупы, лука, петрушку, помидоров немного. Я в основном на рынке покупаю. Там подешевле можно купить. Да и идти недалеко. Хожу я через университет. Так ближе. По прямой мимо университета. Иду, значит. А тут в голове как стукнуло. «Дай, думаю, посмотрю. Всё ли купила». Ведь обязательно чего-нибудь забудешь. Память-то уже не та стала. Остановилась возле скамейки. Достаю кошелек. У меня там бумажка лежит, список, что надо купить. Я уже давно записывать стала. Так уж точно ничего не забудешь. Без списка уже и не хожу. На память не надеюсь. Точно чего-нибудь да забудешь. Вот смотрю этот список. Это купила, это купила. Ну, и одновременно смотрю, кто мимо проходит, кто рядом стоит. Боковым зрением смотрю, значит. Фиксирую. Он, этот паренек, от меня в шагах пяти стоял. Вот как от меня и до вашего шкафа, что у вас за спиной. Так что я его хорошо разглядела, и лицо, и одежду. Невысокий такой, плотный. И лицо у него такое красное, как будто обгорело на солнце. Никак у алкашей, а как у людей, которые постоянно работают на воздухе. Дорожные строители там, путейцы. Я одно время работала на железной дороге, насмотрелась. Куртка на нем такая черная, потертая куртка, дешевая. Китайская. Значит, паренек не из богатой семьи. Возможно, рабочий. Ну, это я себе думаю. Стоит он, значит, руки в карманах куртки. Смотрит туда, в сторону университета. Вроде как ждет кого-то. Может быть, друга или девушку. Стоит и с места не сходит. Проверила я список, уже идти хотела. А тут меня как будто кто-то дернул. «Постой немного! Погоди!» Вот бывает такое. Как будто кто-то сверху видит. Список-то проверила. А стою. Хотя чего стоять? Идти надо. А тут тот парень идет. Высокий такой, темноволосый. Волосы длинноватые, уши прикрывают. Прямые такие. Ветерок его волосы качает. Красивый парень. Куртка на нем длинная почти до колен. Такого сероватого цвета. Ну, джинсы там, светло-голубые, черные туфли. Подходит он, значит, улыбается. И тому руку протягивает. А ладонь такая белая, длинная. «Здорово, Толян!» - говорит. А тот, который Толян, руки ему не подает. А вынул ее из кармана и вот сюда сунул, сверху куртки, где карман нагрудной.

Высморкалась. Тяжело вздохнула.

- А тот улыбается. Спрашивает: «Ты чего?» Вроде, чего руку не подаешь, ведь здороваются с тобою. А этот глядит на него сердито, как волк. И даже с ненавистью такой глядит. Руку вытаскивает из-под куртки. А в руке у него нож. У меня так ноги сразу и подкосились. Чувствую, что сейчас страшное случится. Воздух хватаю открытым ртом, а ничего сказать не могу. Я даже крикнуть не успела. А тот, который высокий, глядит с удивлением на него, на нож. Нет, страха я не увидела в его глазах. Как будто он уверен, что ничего страшного не произойдет. Не мог, значит, поверить, что тот его может ножом убить. Ну, а этот, Толян который, говорит ему с такой злостью (и глаза у него такие страшные-страшные, бешенные глаза): «Это тебе за Люду». Да-да, так и сказал: «Это тебе за Люду». Ничего больше не говорил, только это и сказал. Руку назад отвел с ножом, для размаха, значит, чтобы удар был посильнее. А тот, высокий, стоит на месте и только глядит на него. Наверно, не верил до последнего, что ударит. А тот его ножом в живот. Ой, сначала даже не поверила, что у тебя на глазах в пяти шагах человека могут убить. Вот так запросто.

Она высморкалась, промокнула тем же платочком глаза.

- Не то, чтобы страшно перепугалась. Просто как-то не верилось, что вот так среди бела дня при людях можно зарезать человека. Я даже не подумала, что это может быть маньяк какой-нибудь. Уже потом подумала про это. Он же и меня вот так мог ткнуть. Я же свидетельница. Вот парня зарезал, а потом и меня мог, потому что я поблизости стояла. И всё видела. Но это я потом подумала. А тогда не думала об этом. А тогда, когда он ножом ударил, я просто остолбенела и не могла двинуться с места. И закричать не могу. Хочу закричать, а не могу, только воздух хватаю. Этот, который Толян, нож выдернул, а он красный, в крови. Ну, и нож у него из руки выпал, рядом с ногами его упал. А он стоит и не поднимает нож. Это мне тогда как-то странно показалось. А этот высокий двумя руками схватился за живот. «Больно! Больно! – стонет. – Ой, как больно! Ты же убил меня. Мне больно. Помогите!» Кровь сначала и не было видно. А потом у него колени прогнулись, и он стал приседать и упал на бок, руками за живот держится и стонет: «Больно! Больно мне!» Тут меня вроде как кипятком ошпарили. «Убили! – кричу. – Человека убили! Люди! Человека убили!» Кричу и не подумала тогда о том, что убийца рядом стоит. Тут мужчина, плотный такой, толстоватый, накинулся на убийцу сзади. Рукой так шею его обхватил. И назад отходит. Тот упал. А мужчина на него сверху, давит и кричит: «Полиция! Полиция! Человека убили. Я убийцу задержал. Да вызовите полицию!» И заматерился. Тут двое полицейских подбежали. Один убийце руки назад вывернул и наручники надел и кричит другому полицейскому: «Наряд вызывай!» Ну, еще другой полицейский потрогал шею парнишке, которого убили и давай «скорую» вызывать. Вот тогда я как-то немного успокоилась и слезы из глаз ручьем.

Она высморкалась, вздохнула.

- Ну, вот и всё, что я видела. До сих пор трясет. Это же на твоих глазах, в пяти шагах от тебя человека убивают. Никогда не думала, что мне такое придется увидеть и пережить. А кто он такой, убийца-то этот? Не положено говорить? Ну, не положено так не положено. Я понимаю. А так-то и не скажешь про него сразу, что он убить может. И вот что я думаю. Какой-то это странный убийца. В кино-то показывают совсем других. Среди бела дня принародно убивает и стоит на месте, никуда не бежит. Убивают же тайком, чтобы никто не видел и следы заметают, чтобы их не нашли. И он же и не пьяный был. Странно это как-то.

Людмила сидит ровно на стуле напротив следователя, ладони держит между колен.

- Сейчас не говорят «дружат». Это про подростков могут сказать «дружат». «Встречаюсь» говорят. Ну, я с ним встречалась. Ну, и встречаются тоже по-разному. У кого-то просто встретились и разбежались. У кого-то посерьезней. Близости между нами не было. Понимаете, Анатолий из какого-то другого теста, он не похож на других парней. Я до знакомства с ним думала, что сейчас таких вообще не существует. Сейчас ведь как? Не успеет еще толком познакомиться, а уже лезет. Ну, сами понимаете. Уверен, что девушка уже должна с ним переспать. Да и знакомятся чаще всего только для этого. А с Анатолием… я с ним раза три всего поцеловалась. И всё! Больше ничего и не было. Как-то он случайно задел мою грудь и покраснел, засмущался. Меня это тогда еще так удивило. Я чуть не засмеялась. Ну, правда! Вот такой он был. Ладно там, пацан какой-то. А то уже мужик, двадцать восемь лет. Знаете, мне кажется, что он девственник. И до сих пор не может перешагнуть вот эту грань.

Она поджала ноги под стул и продолжила:

- Он влюбился. Я видела, какие он взгляды бросал на меня. Знаете, девушка сразу почувствует, что ее любят. Так долго глядит, вздыхает. А когда говорит со мной, то глаза опущены и не смеет взглянуть на меня, как будто боится выдать свое чувство. Девчонки смеются: втюрился, как мальчишка. Ну, он не красавиц. Конечно, девчонки не о таких мечтают. Им непременно подавай голливудских красавчиков. Ростом вот так чуть повыше меня. Гол как сокол. Да и особого чувства я к нему не испытывала. Нет! Не была влюблена. И по ночам он мне не снился.

Она одернула подол юбки. Но юбка была коротка, чтобы прикрыть колени.

- Так-то он мне нравился. Не похож на других парней. Скромный, надежный. Он же сирота. Мог бы попасть в тюрьму, спиться. Но в нем вот стержень есть. Он и не пил, и не курил. Он с детских лет уже пахал как папа Карло. И когда он пришел в универ, у него уже был трудовой стаж десять лет. Он и мореходку закончил, и во флоте отслужил, и на судах походил, и матросом, и рулевым, и на заводе поработал. Мог на любом станке работать: и на токарном, и на фрезерном… Ну, какие там еще есть?

Она подняла руку и откинула прядь, упавшую на лоб.

- Он может всё, сделает, что угодно. А главное знаешь, что он тебя всегда защитит и никогда тебе не изменит. Вот эта надежность в нем чувствуется. Что сейчас редкость в парнях. В кино ходили с ним, в кафешке сидели, гуляли. Даже в музей как-то пригласил, но я не пошла. Девчонки бы узнали, засмеяли меня. С парнем в музей? Он романтик. Наверно, последний романтик. Я знала, что до свадьбы он себе ничего не позволит. Даже никаких поползновений не было с его стороны. Уже мужик, двадцать восемь лет, а он еще четыре года будет воздерживаться. Он сам говорил, что пока не закончит университет, жениться не собирается.

Она замолчала, повернулась к окну, за которым был пустынный внутренний дворик.

- Пока в загс не сводит, он себе ничего не позволит. Сейчас парни четыре дня не могут выдержать без секса. Такое ощущение, что вообще никакой любви нет. Всем только секс подавай. Знаете, я же не школьница, уже думаю о дальнейшей жизни. И хочу, чтобы со мной был рядом любящий надежный мужчина, который будет мне поддержкой. Я же не дурачка какая-нибудь, чтобы мечтать о том, что отхвачу какого-нибудь олигарха или поп-звезду, или знаменитого футболиста и буду в деньгах купаться. Мне бы найти кого-нибудь до того, как закончу университет, а потом нормальную работу, ну, и чтобы квартира была. И о детях потом можно подумать. Ну, не с этими же вертопрахами связываться. Им лишь бы потрахаться. А больше ты им ни для чего не нужна. Они в тебе и человека даже не видят. А Толя – это гарантия. И к тому же любовь. Ну, и мне он нравился. Страсти никакой не было. Но нравился. В общем, лучший кандидат. А то, что не спешит в загс, это хорошо. Надо универ закончить, каким-нибудь жильем обзавестись, а потом можно и в загс. А если забеременеешь, так не до учебы будет. А мне был нужен диплом, нужна была профессия. Я хочу, чтобы у меня была надежное будущее. Да, он мне так и говорил: «Давай закончим университет и поженимся». И я согласилась с ним. Он тогда такой был радостный, счастливый, даже на руки меня подхватил… С Трусовым? Ну, знаете, у любой может быть залет. Юрка – он парень видный, симпатичный, всегда при деньгах. Отец его в Томске директор крупного завода. Девчонки западали на него. Но я знаю такой тип. Ходок. Ему, кроме секса, ничего не надо. Да и не мог он долго с какой-нибудь одной. Ему разнообразие нужно было. Девчонок менял каждый месяц. Еще и в пед ездил. У нас в универе девчонок-то немного. А там малинник. Ну, в педагоги-то в основном девчонки идут. И там у них с парнями дефицит. В педе есть ему где разгуляться, хвост павлиний распустить. Знала я ему цену прекрасно. И никаких у меня иллюзий на этот счет не было. Никогда не думала, чтобы с ним. Всё случайно получилось. Бухали в общаге. День рождения было у одной девчонки. Пойла набрали, закуси всякой. Мальчишки пришли и Юрка с ними. Как это так такое мероприятие и без него? Я напилась хорошо. И не помню, как случилось. Уже утром проснулась в его комнате, рядом с ним голой лежу. Лифчик на тумбочке, трусики на полу. Извините, за подробности! Стала вспоминать. Да где там? Башка трещит. Ничего не помню. Оделась и пошла.

Она опустила голову, покачала ей из стороны в сторону.

- Всё ясно. Ну, трахнул и трахнул. И сопи себе в тряпочку. Не ты первая, не ты последняя. Он начал еще и хвалиться в открытую. Мне при парнях предлагал продолжить это дело. Мол, у него остались неизгладимые яркие впечатления об этой ночи. И Толя, конечно, услышал про это. Мне кажется, что он не поверил, что между нами что-то было. Решил, что это хвастовство и бахвальство Трусова, который любил рассказывать о своих сексуальных подвигах. Понимаете, Толя боготворил меня, считал такой чистой, как прекрасная незнакомка у Блока. Не верил, что я могу подобным себя запачкать. Он считал, что Юрка – хвастун. Он любит себя выставлять таким Казановой. Что там у него правда, а что насочинял, одному Богу известно. И Толя решил заступиться за мою честь. Ну, вот как Пушкин стрелялся из-за жены. Сейчас, конечно, какая дуэль? Если бы это было, он бы вызвал Трусова на дуэль. Вот так он отстоял мою честь. Глупо, конечно, страшно глупо. Ну, нельзя так. Но он, видно, не находил для себя никакого иного решения. Вот и решил сделать так, как сделал. Ужасно. Но вот так по-рыцарски. А кто из нынешних парней способен на такое? Да они и пальцем не шевельнут, если будут поливать их девушку.

Она открыла сумочку, но тут же закрыла ее.

- Ну, не знаю, буду ли я его ждать. Ведь за убийство большой срок дают. Нет, скорей всего не буду. Потом, когда он выйдет, у него же никаких перспектив. Только в грузчики, разнорабочие. Кто же убийцу возьмет к себе. Так что на своей жизни он поставил крест.

Анатолий.

- Никакого состояния аффекта. Всё я сделал при ясном сознании с холодной головой. И план обдумал тщательно. Разные были планы. Но в конце концов остановился на этом. Нож купил в хозяйственном магазине, положил его во внутренний карман куртки. Пришлось проделать дырку в кармане, чтобы нож не выпал и не торчал из-под куртки. Вечером накануне наточил его. Камень точильный взял у хозяйки. Когда и где он пойдет, я знал. Встал на тротуаре и стал поджидать его. Вижу он идет. В своей длинной серой курке. Я еще подумал, что на ней кровь будет хорошо видать. Увидел меня, протянул руку поздороваться. Я достал нож из кармана куртки. Он у меня был с левой стороны. И мне было легко его выхватить правой рукой. И ударил его в живот. Он зажал руками рану и стал кричать, что ему очень больно. Да, рядом возле скамейки стояла пожилая женщина, она какую-то бумажку читала. Он опустился и упал. Какая-то женщина закричала: «Ой, убили! Убили!» Нет, не та, что возле скамейки стояла. Она не кричала, а только глядела и держала бумажку в руке. Нож я бросил. Он рядом с ним упал. И тут кто-то сзади налетел и сбил меня с ног. Он, ну, этот мужчина навалился на меня и так вот рукой мне на шею давит. Я не мог подняться. Тут и полиция подоспела, надели не меня наручники. И люди стали собираться. А второй полицейский звонил. «Скорую помощь», наряд полиции вызывал. Я уже на ногах стоял. Народ сбежался. Ахают, охают. «Скорая» подъехала. И полицейская машина почти следом. Давай всё фотографировать, смотреть. Он еще жив был, когда его в «скорую» поднимали. Потому что стонал. Это уже здесь у вас сказали, что он умер в больнице, что шансов на спасение не было. Я, знаете, боялся, что он выкарабкается. Но нет, отправился туда, куда ему и дорога. Да, он не должен был жить. После того, что сделал, не должен был. Причина? Нет, это не ревность. Вот Пушкин вызвал Дантеса на дуэль, чтобы защитить честь своей жены и свою честь. Да, погиб. Но честь сохранил. Никто про него не может сказать, что он бесчестный человек. Если бы он этого не сделал, он перестал бы уважать себя. Это было бы для него хуже смерти. Бесчестие хуже смерти.

Он потер руки на запястьях.

- Трусов это сделал специально. Его бесило, что у кого-то может быть нормальное, не извращенное, не пошлое чувство. Подлец всегда хочет, чтобы кругом его тоже были подлецы. Для него же нет любви, нет чистоты. Он сам грязный, и всё вокруг мажет грязью. К чему бы он не притронулся, всё становится грязным. Я видел его мерзкую ухмылку. О женщинах он всегда отзывался грязно, цинично. Для него они все лишь предметы удовлетворения похоти. И больше в них нет ничего.

Он потер запястья о колени.

- Вокруг него собиралась компания, и он рассказывал о своих очередных похождениях. Из них можно было составить целую книгу. Что-то вроде «Казановы – 2». В подробностях. И все ржали. Мне это было отвратительно. С души воротило. Хотелось подойти и дать ему в рожу. Вот он своими грязными лапами залез ко мне в душу. Он оскорбил Людмилу, он публично осквернил ее. Всё ложь с начала до конца.

Он скрестил руки на груди.

- Рассказывал, как он ее… Врал. А если не врал, то, значит, опоил ее, подсыпал ей что-то и воспользовался ее беспомощностью. С него станется. Ради своей похоти он готов на всё. Он перечеркнул ее жизнь и мою. Разве он имел право жить после этого и продолжать убивать, калечить, развращать других? Таких надо останавливать.

Игорь

- Да, я жил с Юркой Трусовым в одной комнате в общаге. Два года жили вместе. В общем в комнате в общаге нас жило четверо. Но Толя Рыбкин, он с городской окраины, уезжал на выходные и праздники домой. Когда Юрка Трусов поселился в общаге, нас это удивило. Ну, как? Он же из мажоров. Стипендию получал, и родители ему регулярно подбрасывали деньжат. Так что вполне мог снять комнату в городе. Многие, кто при деньгах, так и делали. Еще и старались снять поближе к универу. Более того, ему как никому – ну, я уж скажу об этом раз начал – ему как никому подобало бы жить на съемной квартире, по крайней мере, комнатку снимать. Как-то я спросил его об этом. «Нет,- сказал он. – Я хочу пожить настоящей студенческой жизнью, чтобы можно было об этом детям рассказать, внукам своим. А настоящий студент – это тот, кто живет в общаге и хавает в студенческой столовой. Я вот на старости лет напишу мемуары. И в главе «Студенческие годы» о чем я расскажу, если жил на съемной квартире? Ненастоящий какой-то студент получается». Нет, ну, знаете, как говорится, о мертвом или хорошее или ничего. Я понимаю, что вам нужна объективная информация. Ну, я и буду рассказывать всё, как есть. Пусть уж покойник простит меня. Кажется, в городе у него была хатка. Может, кто-нибудь из хороших знакомых или родственников, ну, там в длительной заграничной командировке был, а ему ключ оставил. Потому что он часто не ночевал в общаге. Хотя ни о какой комнатке и не рассказывал. А может, ну, сейчас можно снять в городе квартирку на час или два снять. Ну, сдают по часам. В газетах и в интернете, знаете, сколько объявлений! А снимают, ну, сами знаете, для чего. Как для чего? Для быстрого секса. А Юрка был ловеласом. Парень он видный, высокий, симпатичный, баблос всегда водился. Шмотки на нем модные. Зубы мог заговорить хоть кому. Ну, у нас в универе девушек-то немного. Специфика такая, технический вуз. В основном парни идут.

Он хмыкнул.

- Выбор не богат. Если какая-то с кем-то закрутит, то весь универ знал. Юрка ездил в пед. Там противоположная ситуация. Парней очень мало, в основном девчонки. По субботам там дискотека. Вот он ездил. Каждый вечер в субботу туда уматывал. Ну, там парни еще из других вузов приезжали, из военного училища. Юрка еще хвастался, что деревенских, ну, те, что из деревне поступили, особенно и уламывать не надо. Они доверчивые, каждому твоему слову верят. То есть развести на секс, как два пальца… Извините! Конфетку ей показал и можно вести под ближайший кустик. А квартирка у него всё-таки была. Я уверен в этом. Где-то хранил он одежду, то сё. Приезжал он в воскресенье вечером или в понедельник утром. Чувствовался перегар, несколько помят, но всегда довольный, улыбался, шутил. Я у него как-то спросил: «Ну, у тебя постоянная там девчонка или как?» Он глаза выпучил: «Ты чо? На фиг мне постоянка нужна? Еще бы спросил: не женился ли я. Жениться я уж точно в ближайшие две пятилетки никак не собираюсь. Да и хочется новенького, свеженького. А тут с одной и той же… Фу! Девок надо менять чаще, чем трусы. Вот вроде всё у них там одинаково, а всё равно тянет на свежачок». – «Ну, девчонки они же говорят между собой, узнают же, что ты мутишь с разными. Ну, и мне кажется, что должны тебе устроить какой-нибудь разнос». – «А вот тут,- он говорит,- самое интересное. Конечно, знают, чувствуют, что они мне только на ночь нужны. Ну, а как же тогда быть с девичьей честью, гордостью, репутацией? А на самом деле ничего подобного. Между ними, как соревнование, кого я выберу на этот раз. И так гордятся, так довольны. Я даже уверен, что хвастаются перед другими». Вот такой он был. Но учился хорошо. Английский вообще в совершенстве. Англичанка была в восторге от него. Была бы моложе, непременно бы влюбилась.

Хмыкнул.

- Он же английскую школу у себя закончил в родном городе. Про таких говорят: родился с золотой ложкой во рту. Кто-то ему завидовал: девчонки на него западают, деньжата водятся. У него же папа начальник пароходства. Большой чин. Да и Юрка не собирался становиться к штурвалу или на каком-то заводе крутиться. При его-то возможностях, при папиных связях. Ему уже было обеспечено светлое будущее. Пристроился бы где-нибудь в зарубежном представительстве министерства водного транспорта. А что? На инглише шпрехает как англичанин. Сам такой представительный. У папы связи какие! Ногой двери в Кремле открывал. Ну, как относились? За всех говорить не буду. По-разному относились. А в общем таких мажоров не любят. Он, конечно, презрения ни к кому не показывал. Умный был. Такой общительный, улыбается, шутит. Но чувствуешь, что с барином говоришь, который в глубине души презирает тебя, ведь у тебя нет такого папы и девчонки гроздьями на тебе не виснут. Вот, знаете, удивительно было за ним наблюдать на экзамене. Сидит, ногу на ногу закинул, на спинку стула откинулся, улыбается, шутит, как будто не с препом, а со своим братом студентом общается. И ведь не один преп его не одернул, не поморщился даже. Мол, что за фамильярность? Экзаменатор, доцент там или профессор, тоже улыбается и смеется. Не экзамен, а какая-то дружеская беседа, если со стороны посмотреть. Ну, а когда он с Людой Смирновой, ну, того-самого, то это всех удивило. Она вроде как не из его обоймы. Ему же эффектных подавай. Еще и будет морщиться, перебирать. Люда, конечно, не дурнушка, но и красавицей ее нельзя назвать. Если, конечно, накрасится, то еще ничего. А если не накрасится, прикид модный не наденет, то на нее никто и внимания не обратит. Ну, не в его вкусе. Да и серьезная такая, постоянно нахмуренная. Но не это главное. Ведь все же знали, что она с Толей Овчинниковым. Ну, любовь у них или еще там как-то. Встречаются, вместе гуляют. И он от нее глаз не отрывает. Толю уважали. Он трудяга. Всё своим горбом добивался. Надежный такой парень. Но не скажешь: «Что ты, Юрка, делаешь?» Но ведь сам должен понимать. Нельзя же с подругой друга, хотя друзьями они, конечно, не были, но нельзя вот так поступать. Зачем ему эта Людка понадобилась? Ну, не знаю, было ли у них это дело или врал он. Но рассказывал всем с такими подробностями. Да, наверно, было.

Евгений

- В группе Толя был самый старший. Ему, когда он поступил в университет, уже было двадцать шесть лет. Мы-то еще девчонки и мальчишки, выпорхнувшие только что из школа, а он уже солидный, основательный, взрослый. Даже сначала его называли Дедом, но прозвище как-то не прижилось. Уже по его внешнему виду заметишь, что он взрослый мужик. До университета он уже успел закончить ремеслуху, ну, речной колледж, несколько лет ходил в навигацию, поработал на судоремонтном заводе.

Не сказать, что он сторонился одногруппников, даже наоборот. Всегда с интересом выслушивал, если что предлагали. Соглашался и делал. Хотя, что делал? А! хотели его назначить старостой группы. Вроде, как самый старший, самый опытный. Он отказался. «Это, говорит, надо девушку. Это же посещаемость вести, связь с деканатом поддерживать, к праздникам готовиться, профвзносы собирать. Нужно девушку назначить. Они аккуратные и записи будут вести, как надо. Выбрали Зину Овчинникову. И он оказался прав. Ей даже за второй курс дали грамоту «Лучшая староста университета».

Толя не жил в общаге. Не захотел жить в общаге. Я не понимал его. Он снял комнатушку в частном секторе. Такой неказистый домик. А значит, недорого и до универа рукой подать. Я сначала думал: «Зачем он это сделал?» Ведь в общаге почти бесплатно. Но потом понял. Он же детдомовский. Столько лет жил в общих комнатах. А тут наконец-то один. Сам себе хозяин. Надоела ему жизнь в казарме. Мечтал о своем уголке. Снимал у одной старушки. Она много не брала с него. Добрая была старушка. Да и за что там деньги-то особо брать? Такая комнатушка-клетушка. У него там кровать стояла, возле окна однотумбовый стол. Но старенький такой. Скорее всего, кто-нибудь отдал. А может, старушка сдала вместе с комнатушкой. А вот вдоль этой стены книжные полки. Самодельные. Наверно, он сам сделал. Он был такой мастеровой. Мог сделать, что угодно. И на станке любом работал. Он же одно время был рабочим на заводе.

Почесал голову.

- А полки для него – плюнуть. И книги… Меня это удивило. Сейчас редко кто книги собирает. Вроде как анахронизм. Ну, читать еще кое-кто читает. А чтобы собирать – это крайняя редкость. А он покупал, собирал, деньги тратил. Хотя сейчас на базаре бабушки книги из домашних библиотек продают за копейки. А многие их вообще на мусорку выбрасывают. Кое-кто, чтобы освободить место, сдают книги в библиотеки. Но там не все берут, капризничают. Они свои старые списывают, в макулатуру сдают. Советские книги почти не берут. Вот на свалку их и выбрасывают. А раньше, батя рассказывал, фиг хорошую книгу достанешь, какой-нибудь детектив или классику.

Почесал голову.

- Мешками на свалку вывозят. А ведь это родители ваши собирали, бабушки и дедушки, последнюю копейку от себя отрывали, по полдня в очереди стояли, макулатуру собирали, чтобы талончик на какого-нибудь Дюма или Агату Кристи получить. А теперь на свалку. Посмотришь, сердце кровью обливается. Это что же закончилась книжная цивилизация? Время другое, конечно. Вся молодежь на гаджеты подсела, как на наркотики. Без них уже и жизнь не представляет. Не успеет ребенок родиться, уже к гаджету тянется.

- А что у него за книги были?

- Так это самое интересное. Всё по морской тематике, по кораблестроению, навигации, всяким морским науках, по истории мореплавания, о морских путешествиях всяких. И художественная литература на эту тему. Станюкович там, Новиков-Прибой. Помню Станюковича собрание сочинений, такие толстые серые тома. А по другим темам почти ничего. Его, кроме моря, ничего не интересовало. Фанатик такой, мореман. Только в эту тему. Да, еще он коллекционировал разные морские вещи. Разыскивал их, у знакомых, по чердакам, по барахолкам. Где так выпросит, где купит. Над полками кортик висел. Настоящий кортик морского офицера.

- Кортик? А что же он, как мясник, воспользовался кухонным ножом? Кортиком-то романтичней.

- Не знаю. Еще компас большой такой помню, какие раньше на судах были. Ну, ракушки разные, галечки красивые. Еще он показывал сирену корабельную. Большая такая, ручку надо крутить. Самоходку списывали на металлолом. Вот он и раздобыл. У него, как будто в музей попал. Так что в общагу он не хотел. К тому же он не любил компаний. Никогда ни с кем не тусовался. Его даже приглашать перестали, потому что знали, что он не пойдет. Не пил, не курил. Очень много читал. Что-то всё там проектировал, чертил, высчитывал. Мечтал построить собственную яхту. А в общаге же там проходной двор. А некоторые ухари еще и девицу приведут на ночь. Ну, или там на пару часиков. И конечно, им комната свободная нужна. А остальные выметайся, кто куда. Идут к другим, просятся переночевать. А он не такой. Не легкомысленный был. О женщинах, о девушках никогда похабного не говорил. От него не слышали никаких скабрёзностей. Он и слов таких не употреблял, как лохушка, телка, чувичка. И отходил сразу, если на такую тему разговор возникал.

- А он что-нибудь рассказывал о своей прошлой жизни.

- Не! Он скрытный был. Малоразговорчивый. Вообще пустой болтовни не терпел. Не рассказывал. Так из случайных слов что-то узнавали.

- О родителях своих он, выходит, никогда ничего не говорил?

- Никогда. Странно это. Многие детдомовские пытаются отыскать своих родителей. Может, он искал, не знаю. Но не говорил на эту тему. Ну, а расспрашивать же не будешь. О себе он не распространялся. А учился хорошо. Лучше всех в группе. К каждому семинару готовился, контрольные, рефераты вовремя сдавал. На семинаре так отбарабанит – любо-дорого. А зачеты, экзамены он или автоматом получал или на пятерку сдавал. Получал повышенную стипендию. Мне кажется, что он еще и подрабатывал.

Почесал голову.

- Мы ходили консультироваться к нему, если затруднение какое.

- А друзья у него были?

- Ну, особенно он ни с кем не сходился. Хотя и не сторонился. Не был таким букой. Но дружба требует времени. Встречаться надо, компанию водить. А ему, чувствовалось, времени постоянно не хватало. Для него было главным учеба, занятия. Он целиком отдавал себя им. И ни на что постороннее не отвлекался, отметал всё, что могло его отвлечь от учебы. И всякие там мероприятия не очень уважал.

Валя.

- Да, мы с Людой подруги. Живем в одной комнате. Какая она? Да нормальная девчонка. Без всяких заскоков. Никого из себя не строит. Общительная, контактная, без комплексов . Звезд, конечно, не хватает. И с учебой не упирается. «Зачем мне, - говорит, - красный диплом? Мне что зарплату будут повышенную платить за красные корочки? Я же не тореадор, на красное бросаться. Для нее главное не учеба, не профессия, а личная жизнь. Ну, это нормально для девчонки. Любая хочет счастливой семейной жизни, любви. Она сама говорила, что прежде всего не ошибиться, попасть в десятку. В какой смысле? Выбрать себе нормального правильного партнера, то есть мужа. Вот она с первого курса была такая. Разговоры только о парнях. Вот это такой, а вот это такой. А с этим вообще не стоит связываться. Ходок, легкомысленный. Каждого недостатки и достоинства переберет. Как будто в магазине платье выбирает. Даже на преподавателей западала. Ну, на тех, кто моложе.

Провела кончиками пальцев по губам.

- Я ей говорю: «Да он же старый и женатый. Ты чего, Люд?» А она: «Да не такой он и старый. Для мужчины самый зрелый возраст. А разница в возрасте – вообще ерунда. Твердо стоит на ногах, всего уже добился. Работа престижная, квартира, машина. А что женатый… Так тут по Дарвину: выживает сильнейший. А у женщин – та, что моложе, красивей и интересней». На одного особенно запала, давай ему глазки строить, заговаривать с ним. А к нему на экзамен по гидрографическому обеспечению пришла вот в такой юбке по самое «не балуй» и накрашенная, как будто не на экзамен, а на дискотеку. И давай удочку закидывать. И так повернется, и этак. Наклоняется к нему, а разрез глубокий, и лифчик видно, и то, что под ним. Только Василий Иванович не повелся. Даже глазом не моргнул и не клюнул на ее прелести. А она села к его столу не прямо, как все, а сбоку, чтобы он ее ноги видел. И то одну ногу закинет, то другую. Ну, ножки-то у нее ничего. Есть на что поглядеть. А Василий Иванович говорит ей: «Вы бы, Людмила Петрова, меньше перед зеркалом крутились, а больше на подготовку тратили. Всё-таки это экзамен». Трояк поставил ей. Она все экзамены на трояки сдавала. И стипендию не получала. родители подкидывали ей, но видно немного, потому что одевалась-то в общем скромно.

Она провела кончиками пальцев по подбородку.

- Запросы у любой девушки, вы сами понимаете… И одеться, и косметика, и на концерт любимой группы сходить, и прическу себе порой хочется модную сделать. Как-то она сказала: «Может быть, спонсора найти?» Я ей: «Ты что, Людка, совсем ку-ку?». Не, никого не нашла. Да и не искала скорей всего. На такое она всё-таки не могла решиться. Так, наверно, сказанула. Ну, парни у ней были, но долго не задерживались. Все ей чем-то не подходили. Этот наглый, тот тю-тя, а у этого в кармане вша на аркане. Походит месяц-другой – и всё. Я спрашивала: «Ты чего, Люд, уже всё что ли с этим парнишкой? На свиданки перестала ходить, не звонишь, и он тоже».

Она провела кончиками пальцев по щеке.

- Она говорит; «Легкомысленный какой-то. Из подросткового возраста еще не вышел. Ему еще на велике по улицам гонять. Ничего с ним серьезного не может быть». А про другого: «Да ну его на фиг! Он уже на первом свидании руки распускать начал. А мне по-серьезному надо. А для этого дела пускай какую-нибудь дурочку ищут». Ну, и вообще всех девчонок удивила, когда стала с Толей встречаться. Ну, он так на внешность не очень. Да и росточком не вышел. Мы-то думали ей красавца подавай. Лицо у него красное. Его сразу Морским Волком прозвали. Людка-то самолюбивая. Ей надо, чтобы ей было хорошо, чтобы ее любили и лелеяли. Я у ней спрашиваю: «У тебя серьезно с Толяном?». А она: «Ну, некрасивый. С морды-то воду не пить. И я не голливудская красотка. И не парюсь из-за этого. Зато и за другими он не будет бегать. Главное, чтобы любил и надежным был». Да, Толя любил ее. Тут и психологом не надо быть. Достаточно увидеть, как он на нее смотрит. Глаза не обманывают. А у него во взгляде столько нежности, когда он глядит на нее. Так только влюбленные смотрят. А ведь у него не было ни квартиры, ни машины, ни состоятельных родителей. Вот что удивляло. Как-то сразу и не верилось, что у нее что-то серьезное в ним может быть.

Погладила кончиками пальцев шею.

- Девчонки вообще не понимали этого. А она: «Да вы дурочки! Всё ждете принца на белом коне. Нет никаких принцев. А Толя всего добьется. Он целеустремленный. Я ему скажу достать звезду, и он достанет. Он всё для меня будет делать. С ним у меня будущее». Вот тебе и будущее! Я как услышала про это, даже не поверила сначала. Ну, кто угодно, только не Толя. Думала сначала, что ошибка какая-то. А потом вспомнила опять его глаза. Иногда у него взгляд становился таким холодным, железным. Даже в дрожь бросало. Вот тогда я поняла, что он мог это сделать. Это человек, который готов на всё, которого ничто не остановит. Да, Людка была права, когда говорила, что он целеустремленный и всего добьется. У него железная воля, и он всегда добивается своего. Только не всегда того, что надо. Ну, в смысле не такого же – взять и убить человека. Кошмар какой-то! Свою жизнь загубил и человека нет.

Следователь

- Анатолий Овчинников противоречивое впечатление производит. Я знаете, даже уважение к нему почувствовал. Надеюсь, вы меня после таких слов не запишите в сообщники?

Кашлянул в кулак.

- Детдомовец. Говорят, пытался узнать, кто его мать. Наводил справки, ездил в детдом. Это в другом городе. Заходил к директору. Подняли архивы. Фамилия матери неизвестная, отказалась ее называть. Записала его имя, отчество, вымышленную фамилию. Ему было лишь несколько дней. Ему бы еще сосать и сосать материнскую грудь. Не понимаю я таких женщин. Не понимаю. Ни одна кошка, ни одна собака так не поступит. Выжил мальчишка. После девятого класса мореходку закончил, в университет поступил. А туда не всякий может поступить, конкурс. Характеристики положительные. Парень такой спокойный, рассудительный, основательный. Без вредных привычек. Не вертопрах, не ботало какое-нибудь. Не верится, что он убийца. Говорю ему: «Ну, понимаю, ревность, то сё… Но зачем же убивать? Ведь ты не вспыльчивый. Психолог заключение дал, что у тебя со психикой всё в норме.

Кашлянул в кулак.

- Извините! Ты же не урка какой-нибудь. И убить человека не каждый может. Это через себя перешагнуть нужно, через человечность. Нет! Просто не верю! А ведь убил. Набил бы ему морду. Вон у тебя кулаки какие! А он слизняк. А он мне: «Да нет! Вы не понимаете! Всё дело в том, что меня не хотят понять. Никто не хочет понять. Это не ревность. Никакая не ревность. Ревность – это когда женщина сама изменяет. Измена в голове начинается, когда женщина решает, что она делает правильно. А Люда не изменяла. У нее и в мыслях такого не было. Она никогда бы не сделала этого. Я ее прекрасно знаю. Я ее лучше себя знаю. И могу говорить за нее. Я ее все мысли и чувства вижу. И она никогда бы не сделала такого. Она чистая, святая. Он опоил ее, подсыпал ей что-то. Ну, не знаю. Снотворное или еще что-то. С него это станется. Я думаю, что он многими девушками вот так и овладевал. Вот в чем его подлость, его мерзость. Если бы между ними было взаимное, да разве я бы имел что-нибудь против. Она свободный человек, и сама выбирает, кто ей нужен. Ну, влюбилась. Симпатичен он ей. Тянет ее к нему. Ну, жизнь есть жизнь. И здесь ничего не попишешь. Нужно принимать ее такой, какая она есть».

Он кашлянул в кулак.

- «Значит, не повезло тебе. Ему повезло. Но здесь-то другое. Здесь подлость. Самая что ни на есть. И он еще гордится своей подлостью, рассказывает всем о своей подлости. Вот он воспользовался ее беспомощным состоянием. Какие тут могут быть кулаки? Он поступил как последний негодяй. И никаких ему оправданий не может быть. Это можно смыть только кровью. Если бы я не сделал этого, я всю жизнь презирал бы себя. А что может быть хуже, если ты презираешь себя, знаешь, что мог сделать, но не сделал? Как бы я после такого мог смотреть ей в глаза? С ней так подло поступили, а я, ее мужчина, ее надежда, ее защитник, промолчал, в тряпочку просопел, пальцем не шевельнул? Разве можно с таким человеком связывать свою жизнь? Да я после этого такое же ничтожество, такая же мерзость, как и он. Нет тут состояния какого-то аффекта. Повторяю, всё я делал с холодной головой. Каждый свой шаг просчитал, прокрутил в голове». Я говорю ему: «Понимаешь, что всё, что ты сломал свою жизнь? Вот из больницы сообщили, что Юрий Трусов скончался. А это значит, что ты уже пойдешь по полной программе, по тяжелой статье. Это очень большой срок. А у него еще и папа большая шишка. Начальник пароходства. Уж он надавит на все, чтобы тебе дали по максимуму. Был бы расстрел, он бы уж постарался, чтобы тебя расстреляли».

Раскашлялся. Отдышался и продолжил.

- Всё! Сломал свою жизнь. Даже, когда выйдешь, на тебе будет это несмываемое клеймо убийцы. До конца дней твоих. И никакими заслугами его не смоешь. Люда не будет тебя ждать. Выйдет замуж. Уже у нее дети будут ходить в садик или в школу, когда ты выйдешь. И даже думать не смей ни о какой встрече. Она тебя будет чураться как чумного. И на работу нормальную тебя нигде не возьмут. Всё! Вся жизнь под откос. Ты не только его убил. Ты и себя убил. Двойное убийство. «Знаю,- кивает он. – Но если бы я этого не сделал, я всю жизнь бы презирал себя. А это еще хуже смерти, когда презираешь себя, когда знаешь, что ты ничтожество. И Людмилы, конечно, я был бы недостоин». – «А вот ты думал, как она попала в эту компанию? Никто же ей спиртное не заливал в рот. Пила, веселилась, смеялась вместе со всеми». Вижу, он напрягся и багровеет. И понимаю, что если я что-то скажу про нее дурное, он сорвется и набросится на меня. Я же позволил наручники снять с него.

Кашлянул. Вытер губы платочком.

Через три дня Анатолий Овчинников покончил жизнь самоубийством в следственном изоляторе.