Читать онлайн
"Мусорщик"
Однажды подружки потащили её на окраину городка посмотреть на нового садовника Мэра.
Его привезли с границы, после очередной стычки с алигейцами, населяющими небольшое государство первопоселенцев, отошедших от цивилизации прародительницы-Земли, и как обычно, сразу послали на плантации. Но вот недавно Мэру понадобился новый слуга, и он его забрал.
Многие из поселенцев стремились к естественности и патриархальности, но не всем это удавалось: мешали накопленные предрассудки и неписаные законы, привезённые с прародины и оставшиеся в крови.
Исконные алигейцы, потомки ссыльных диссидентов, не создавали серьёзного вооружения, не имели производств, не строили больших городов, жили разобщено, небольшими семейными общинами и, подобно древним язычникам, поклонялись Природе и стихиям, но без излишнего фанатизма. И за это поплатились: их почитали за дикарей и не гнушались брать в плен в качестве рабов. Пограничный с алигейцами штат Марона особенно в этом преуспел. Хотя окраинная планета Алигейя давно не использовалась для ссылки политических смутьянов, особо развиваться ей не позволяли, изредка подбрасывая то, что Земле негоже. Техника бывших заключённых и наука оставались на уровне, достаточном лишь для создания цивилизации аграриев и поддержания относительного комфорта, которым владели все, кроме аборигенов. Зато внутренняя инфраструктура была на высоте. Особенно активно развивался морская индустрия, вокруг морей располагались штаты, море кормило и соединяло.
Итак, девочки пренебрегли личными карами и соскочили с городского эскалатора на полпути – подвижность и беспечность, свойственные юности, – и отправились далее пешком на тот конец города, где над котлованом располагался мусороперерабатывающий, вечно дымящий заводик. Место для заводика было выбрано не случайно: небольшая лесополоса отделяла его от города, а роза ветров не позволяла запахам в него проникать, относя их в сторону полей и поселений рабов и селян.
- Мэр велел его выпороть и погнал на пустырь, прикованным к мусорному контейнеру! – щебетала белокурая Лайза. – Все наши девочки уже ходили на него смотреть.
- Что, так уж он и хорош собой? – усомнилась Мэри.
- Говорят, просто потрясающ! Понятно, почему Мэр его прятал первое время. Чтобы не стало жалко, и никто не захотел выкупить.
- Ну что смотреть на мусорщика, пусть он даже и хорош собой, - Мэри пожала плечами. – Это удовольствие для извращенцев.
- Нет, правда, - продолжала Лайза. – На него стоит взглянуть. Ты бы видела, какие у него плечи! А ручищи! Не зря его прадед был каторжником и вкалывал на Северных болотах аж до 70 лет!
- Ну уж до 70 лет! Глупые байки! – поморщилась Мэри. – Кто же это выживет на болотах!
- Нет, правда. Он был неотразим. И, говорят, даже прижил с хуторянкой сынишку, такого же злодея. А злодей от злодея недалеко уходит.
- Но наш мусорщик не похож на злодея, - возразила чёрненькая, кареглазая Розанна. – Он кроткий на вид. И чего ему у Мэра не хватало? Подрезать кусты – это не на болоте гнить.
- Но Мэр стегал его плетью. Как лошадь. Мэр даже собак стегает. Он просто изверг! – кипятилась Лайза. – Кто же это стерпит? Вот мусорщик ухватился за плеть своей ручищей и дёрнул изо всей силы – Мэр и упал…
- А я считаю, что Мэр просто душка! – рассудила Розанна. – Мэр дал, Мэр и взял! Он выбрал на плантации именно его и забрал в дом – и никакой благодарности!
Так болтая, они, стараясь не привлекать лишнего внимания, дошли до беднейшей окраины рядом с гигантским пустырём, занятым под свалку. Специализированный мини-цех на его задворках работал круглые сутки, перерабатывая мусор на стройматериалы, удобрения, дорожные покрытия, тару. У маронцев ничто не пропадало зря, и везде царила чистота, чем они и гордились.
Вход на пустырь перегораживала одинокая старинная арка, широкая и глубокая, с ошмётками полуразрушенных стен, оставшихся после первого Мэра: он, собирался соорудить на пустыре свою резиденцию, но этому событию помешало восстание рабов…
...
… К вечеру его приковывали прямо к каменной стенке довольно тонкими, но сверхпрочными цепями – Мэр имел слабость к столь архаичным методам удержания и принуждения. Только замок-ёж на щиколотке составлял исключение – он контролировал передвижение и в случае пересечения границы Нижнего города должен был дать болевой импульс в тело и сигнал на приёмник Мэра. Маленький переносной туалет был милосердно скрыт от глаз за стеной.
Рано утром алигейец дожидался очередной машины, сортировал мусор и часть отправлял под пресс. На сортировку уходил почти весь день. Потом он тщательно убирал территорию. А затем на весь оставшийся день начиналась пытка бездействием. Мусоровозчики привозили ему скудную еду и питьё. Здесь, в зеленоватом полумраке, он был хотя бы на время защищён от нестерпимого летнего зноя. Но после четырёх солнце победно вступало под арку, и убежать от него было невозможно; мусорщик жался к стенке в самом дальнем углу арки, защищая голову.
В это время жители южного штата Марона, даже бедняки, забивались в холодные дворики с сочащейся по плиткам водой, либо отдыхали на охлаждающих плитах и ковриках. А мусорщик оставался один на раскалённой сковородке. Его кожа была сожжена до черноты, облезала и покрывалась волдырями. Но он привык и к худшему… Ведь даже злое солнце Алигейи не было ему чужеродным, а в мусоре можно найти много полезного – например, остатки детского крема или бальзамов.
Он сильно хромал на правую ногу – её поранили ещё в перестрелке на болоте, а теперь глубокий шрам от едва зажившей раны, изуродовавший ногу от колена до ступни, растирался металлическим кольцом до крови, и нога ныла, воспалялась, особенно в холодные и промозглые рассветные часы. Ночью он спал на тщательно оберегаемом от собак клочке коврика, накрываясь от местных насекомых, медлительных, но упрямых, почти целым одеялом, выуженным из мусора.
Быстро прирученные собаки ему не докучали и почитали за хозяина – он подкармливал их объедками из баков, а они выедали насекомых вокруг. Мальчишек приручить было сложнее. Но и им скоро наскучило развлекаться, швыряя в мусорщика камни и палки. Они теперь приносили ему в жару воду, а вечерами сидели в сгущающейся темноте, настороженные, напуганные, и слушали его мрачноватые и таинственные рассказы о болотах и хуторах, а также легенды и мифы о Земле. Он казался им стариком. А ведь ему было едва за 30.
За смирение и послушание Мэр обещал через неделю, в Большой летний праздник, отпустить его погулять. Надо ведь и погладить – не только стегать. Но уж если тот опять сделает попытку сбежать, думал Мэр, кольцо пошлёт сигнал, скрутит в бараний рог, и тогда он посадит его на цепь окончательно. А поскольку он в побеге раба, равно как и в том, что поймает алигейца без усилий, не сомневался, то предвкушал потеху.
А мусорщик думал о том, что уж в этот день его не поймает никто, и кольцо – не помеха: в мусоре он нашёл обломок деструктора – вполне достаточно, чтобы вывести из строя замок. Только набраться терпения и дождаться праздника. Лучше сгинуть в болотах, чем иссохнуть под аркой.
...
… Девушки остановились напротив арки, под тенью аракуны – единственного дерева Мароны, дающего надёжную тень. Шляпки с широкими отражающими полями защищали их от солнца, набирающего силу – но всё равно не могли уберечь от загара. Мэри, как самая богатая, оставалась и самой белокожей. Авантюра с пешим походом к свалке уже тяготила её, привыкшую кататься на папином миникаре.
Мусорщик сидел на своей жалкой подстилке, откинувшись к стене, и, прикрыв глаза, напевал себе под нос что-то заунывное и тоскливое. Он походил на вырубленного из скалы идола. Выгоревшие до белизны длинные волосы, заплетённые в спутанную косу, щетина на лице и светлые глаза, искривлённый шрамом нос, великолепный торс и мощные, но стройные ноги – мусорщик и впрямь был красив, но какой-то непривычной красотой дикаря.
Несмотря на плачевное состояние, он следил за собой, насколько это было возможно: старался бриться начисто, хотя бы два раза в неделю, ибо обычно алигейцы не терпели растительности на лице; тратил часть питьевой воды для того, чтобы умыться. Кто-то из фермеров подкинул ему кусочек самодельного мыла и коробочку зубной пасты – и он оберегал их, как величайшую драгоценность.
- Эй, мусорщик! – крикнула ему Лайза.
- Эй, мусорщик! – повторила Розанна и, размахнувшись, кинула на подстилку конфету. Но он, не поворачивая головы, вскинул привычную к камням руку, и поймал её. И только потом взглянул на них. Мэри поразил его взгляд – мрачный, усталый, но спокойный.
- Эй, мусорщик, приходи в праздник на свидание, на вечеринке потанцуем! – продолжала Лайза. – Может, даже поцелуемся! Ты умеешь целоваться?
Девушки были одногодки, все весной отметили семнадцатилетие и уже не раз целовались с одноклассниками, а потому чувствовали себя знающими и роковыми. Почему бы не подразнить прикованного раба, безответного и безотказного, повести неприличные и потому соблазнительные беседы – будут потом темы для обсуждения. В этом возрасте так манят запретные плоды.
- Покажи, как ты целуешься! – крикнула Розанна, и выпятила вперёд полные розовые губки, а потом высунула язычок.
Мусорщик пробормотал что-то невнятное сквозь сжатые зубы. Потом вдруг рассмеялся: - Идите сюда, я покажу вам, что умею не только целоваться! Кто первая?
И, вытянув руку, он едва не ухватил подошедшую опрометчиво близко Розанну за край юбки. Лайза и Розанна с визгом отскочили, а он сделал им вслед непристойный жест. Мэри неожиданно для самой себя покраснела.
Теперь мусорщик продолжал над ними издеваться: - Только имейте в виду, я потребляю лишь настоящих девочек. Если кастрюлька без крышки, мой зайчик на лапки не встанет. Рыжая – хочешь моего зайчика за ушки подержать?
И он снова привстал и сделал вид, что собирается вскочить и броситься на них. Девушки вскрикнули и бросились из-под арки наутёк.
Они возвращались домой, и Мэри была задумчива и серьёзна. Подруги подшучивали – что, мол, впечатлило? Это тебе не маменькин сынок! Небось, дай ему волю – он перетрахает весь городок, да и Мэра в придачу! Они хохотали и толкались, а Мэри пыталась скрыть смятение.
Среди её знакомых юнцов не было ни одного похожего на него, и ни одного, достойного звания настоящего мужчины. Таковым оказался этот раб, сын потомственного каторжанина. Молодой, но со следами бурь на лице: глубокие морщины на лбу, шрамы, впалые щёки, пронзительно-голубые глаза, где не было смирения или злобы – но лишь терпеливое презрение: он знал себе цену. Они спровоцировали его на грубость – он ответил тем, чего от него ожидали, только и всего: «хотят видеть его шутом – что ж, извольте!» Но почему так легко он идёт на это? От скуки?
А его изумительному телу, загоревшему так, как не положено загорать маронцу-аристократу, его природной силе и грации могли бы позавидовать самые спортивные юноши городка.
А ведь Мэри Каспер была одной из самых избалованных и своенравных юных особ Мароны. Она потеряла в детстве свою дорогую Мамочку, после чего её дорогой Папочка, единственный в городке Банкир, первый человек после Мэра, а может, и не после, не жалел сил на её воспитание и развлечения. Причём больше на развлечения.
Ей позволялось, например, держать в теплице дюжину отборных алигейских змееящериц, и она сама кормила их свежими яйцами и клонированными цыплятами. Ей позволялось пороть горничную за плохо отглаженную юбку из натурального шёлка, или веселиться на вечеринке у подруги до утра. Её дорогой Папочка выращивал ей лошадей для скачек и разрешал кататься на своём личном каре. Брал с собой на охоту на степных волков и обещал к замужеству подарить яхту с собственным капитаном, а к скорому восемнадцатилетию – как минимум, парочку новых рабов.
А дорогая доченька лежала в спальне с охлаждающими стенами без сна, и молодой каторжник, никогда в жизни не спавший на пуховой перине, не выходил из головы.
Она мучилась и томилась, и вот через день решилась глянуть на раба ещё раз, но уже без сопровождающих. В конце концов, кого от этого убудет?
Обойтись без сопровождающей ей удалось легко – горничная давно не была дома в гостях, и с радостью воспользовалась «милостью» хозяйки, что Мэри и проделывала в дальнейшем.
Мусорщик кормил большую рыжую собаку с поджатым хвостом, и Мэри прошла мимо несколько раз, поглядывая на часы, будто кого-то поджидая. И на следующий день тоже повторила этот маневр. Но любопытные взгляды, бросаемые на алигейца, и праздный вид, не свойственный жителям Нижнего города, не оставляли сомнений в истинной причине её появления. Поначалу мусорщик не подавал виду, что разгадал её тайные причины. Но вот на третий день он поманил её под арку. Мэри нерешительно приблизилась – почему она робела в его присутствии, она сама не в силах была осознать.
- Девушка, мне бы курева немного… Не раздобудете? – попросил он тихо, чтобы никто не слышал. – Только с торпой. Нога болит… - пояснил он виновато.
Мэри зарделась. Просьба и разочаровала её, и подбодрила – есть повод придти ещё раз.
Торпу курили только каторжники и наркоманы. Она позволяла им хоть ненадолго забыться – своеобразное подобие земных одурманивающих растений-анальгетиков. Торпа являлась валютой для торговли с Землёй, и банкир единолично владел огромной плантацией, на которой ежегодно гибли рабы.
Мэри согласно кивнула. Но как же раздобыть торпу? Если только у конюхов. Они усмиряют торпой буйных одичавших лошадей, окуривая их – после чего не остаётся ничего другого, как покуривать самим. Собрав все свои деньги, отложенные на ставки для скачек, Мэри послала слугу в конюшни отца за торпой. Конечно, он не преминет воспользоваться случаем, и часть денег осядет у него в кармане, но десяток самокруток у неё должен быть.
.
ЛитСовет
Только что
