Читать онлайн
"Зыбкая тень"

1

— Красавец какой! — вполголоса сказала женщина своей спутнице, когда автобус, покачиваясь и поскрипывая, поворачивал на перекрестке. Стояли они на задней площадке у окна возле прораба Виталия Трофимовича Маркелова.

— Тут, говорят, таких домов целый микрорайон будет, — ответила спутница.

Маркелов понял, что разговаривают они о новом доме, который на повороте стал виден в окно автобуса. Отделочными работами в нем руководил Виталий Трофимович. Дом под утренним солнцем был действительно хорош: белый, светлый. Издали не были видны забрызганные шпаклевкой стекла. «На балконах стены выкрасим в зеленоватый цвет, совсем расцветет!» — подумал Виталий Трофимович и хотел сказать это женщинам, но автобус затормозил, заскрипел, двери, шипя, распахнулись. Маркелов вышел на тротуар и еще раз взглянул на освещенный солнцем дом. «Хорош! Хорош! И планировка хороша, не то что прежде строили!» — подумал он об устаревшем проекте, по которому до недавнего времени монтировал дома домостроительный комбинат.

Маркелов двинулся по тротуару мимо щитов с объявлениями и газетами. Возле одного из них, широко открыв застекленные рамы, парень прикалывал кнопками листок — объявление о розыске преступника. Несколько любопытных, ожидавших автобуса, стояли рядом. Парень закрыл рамы и отошел. Виталий Трофимович приостановился возле щита. У него были причины интересоваться уголовными историями. Между желтых, выцветших на солнце и известных Маркелову плакатов только что приколотый листок выделялся своей белизной. С размытой фотографии смотрел на Маркелова худощавый парень с коротко остриженными волосами. Облик его был знаком. По-раженный Виталий Трофимович не сразу оторвался от лица преступника, чтобы прочитать имя, а когда увидел черные слова: «Разыскивается особо опасный преступник Анохин Степан Игнатьевич», у него перехватило дыхание. Шея одеревенела. Виталию Трофимовичу показалось вдруг, что разыскивается он, Маркелов, и об этом уже догадались все: вывернут ему сейчас руки за спину и поведут в милицию. Неодолимо захотелось отойти потихоньку, на цыпочках, от щита и бежать, пока не скроешься. Маркелов сглотнул несколько раз, освобождаясь от внезапно подступившей тошноты, и стал читать дальше, надеясь узнать, что Анохин совершил на этот раз. Но об этом не говорилось. Маркелов с Анохиным смотрели друг на друга. И был Анохин точно таким, каким его запомнил Виталий Трофимович.

«Придет! Точно придет! — с тоской подумал Виталий Трофимович, отходя от щита. — За деньгами ладно бы, отдам хоть все… Как бы отсиживаться не пришел!» Вдруг вспомнилась ему Лида, жена, вспомнилось, как утром за завтраком отчего-то грустно стало, когда он увидел дочурку Леночку, заспанную, в длинной ночной сорочке — она босиком шлепала по паркету, направляясь в туалет, и остановилась перед дверью, глядя на него прищуренными спросонья глазами. Грустно стало, словно в командировку собирался. Никогда с ним такого не было. Нехорошо это! «Не предчувствие ли встречи с Анохиным? — думал Маркелов. — Придет! Нужно приготовить деньги!..»

Познакомились Анохин с Маркеловым пять лет назад в милиции. Оба попали в изолятор первый раз. Обстановка там была им одинаково непривычна. Оба сторонились шумных, старающихся казаться бывалыми, временных соседей. Чтобы не быть в одиночестве, потянулись друг к другу… Прораб Маркелов попался на краже линолеума, а Анохина обвинили в ограблении колхозной кассы. Когда стало ясно, что Анохину не выпутаться, а Маркелова управление возьмет на поруки, Анохин рассказал новому приятелю, где спрятал довольно большую часть денег из колхозной кассы. Рассказал потому, что опасался, что до его выхода из колонии денег в тайнике не окажется. Нена-дежное было место. Прятал впопыхах. Маркелов мог пользоваться теми деньгами, но вернуть должен был половину по первому требованию Анохина. Виталию Трофимовичу деньги тогда были нужны.

Маркелов весь день на работе нервничал, не покидало ощущение, что за ним наблюдают, постоянно хотелось оглянуться. И он не выдерживал, оглядывался. На другой день, в четверг, тревога притупилась, стала отпускать, а в пятницу утром начальник потребовал, чтобы он обеспечил работу в выходной день, в субботу, иначе отделку дома в срок не закончить. Виталий Трофимович, бегая по этажам, забыл о Анохине, забыл о своей тревоге.

2

Начальник уголовного розыска Батурин вызвал к себе оперуполномоченного Морозова. Когда тот вошел в кабинет начальника, там сидел парень: аккуратный пиджак, галстук.

— Познакомься, Валерий Григорьевич! — сказал Батурин Морозову, и парень быстро поднялся. — Николай Егорович Чистяков, оперуполномоченный, пока по документам, а настоящего оперуполномоченного из него должен сделать ты!

— Сделаем! — усмехнулся Морозов, пожимая руку Чистякова.

Лицо парня ему понравилось: энергичное, волевое, взгляд доброжелательный.

— Это одно! — продолжал Батурин и указал рукой на стул: — Садись… Не успели мы объявление о розыске Анохина вывесить, как вот, первый сигнал! — Батурин поднял над столом листок из школьной тетради и заглянул в конец письма. — Гражданка Стыркина пишет, что видела Анохина возле кинотеатра «Зенит» с женщиной в розовом сарафане. Мужчина высокого роста, кареглазый, нос прямой, лоб высокий, коротко остриженный, худощавый… с усами… Приметы совпадают, а усы отрастить недолго… Как видите, Валерий Григорьевич, Анохин объявился у нас… к сожалению, конечно… Раньше занимался им ты, займись снова…

Николай Чистяков слушал Батурина с деловым видом, чуть нахмурив брови, старался не пропустить ни слова. Начальник уголовного розыска был похож на учителя истории, перед которым Чистяков сильно робел в школьные годы и всегда смущался, когда учитель обращался к нему, хотя говорил он ровным, даже ласковым голосом. Батурин говорил точно так же, неторопливо и обстоятельно, словно объяснял новую тему урока.

— Сомневаюсь я, чтобы такой неглупый человек, как Анохин, полез в город, где можно знакомых встретить и погореть, — сказал Морозов, подставляя руку под прохладную струю воздуха от вентилятора, который, тихонько урча, поворачивал свою белую голову то к Батурину, то к нему. — По таким приметам и меня за Анохина принять можно: нос прямой, глаза карие, лоб высокий, рост выше среднего…

— Верно!.. Но давай размышлять! Давай поставим себя на место Анохина… Допустим, мы с тобой взяли кассу. Я ушел с деньгами, а ты попался и рассказал все обо мне. Объявлен розыск. Что мне делать? Что бы ты стал делать на месте Анохина, Николай Егорович? — обратился Батурин к Чистякову.

Николай не ожидал вопроса, смутился, но быстро нашелся:

— Пришел бы с повинной!

Батурин и Морозов засмеялись.

— Приходят, приходят после объявления всесоюзного розыска, но на это надеяться не надо…

— У меня было бы два варианта, — серьезно сказал Чистяков. — Первый — перейти на нелегальное положение и второй — купить документы на другое имя!

— Верно! И что бы ты выбрал из двух версий, Валерий Григорьевич? — взглянул Батурин на Морозова. — Характер Анохина тебе известен!

— Второй, конечно!.. У него были документы на другое имя, почему же и снова там не достать?

— Там уж нельзя! Доставал Анохину его сообщник…

— Но я могу купить в другом городе, зачем мне соваться в Красногорск?

— Где? Ты когда-нибудь читал объявление: продаются, мол, документы, — пошутил Батурин. — Анохин с преступным миром связан не был. Это тобой установлено! Конечно, он мог узнать адреса, когда отбывал срок. Познакомился он с сообщником там… Мог!.. — Батурин вспомнил о Штронине, заводском художнике, который был судим несколько лет назад за изготовление фальшивых документов, и спросил: — В каком Анохин институте учился?

— В художественно-промышленном…

— А Штронин?

— Там же!

— Проверьте, не однокурсниками ли они были?

— Нет-нет! Анохина перед судом с третьего курса отчислили, а Штронин в то время уже срок отсидел. Диплом у него был.

— Но исключать возможность, что они были знакомы, мы не можем! А если были знакомы, почему бы Анохину не рискнуть, не приехать к нему?

— Он ведь мог еще и до объявления розыска купить у Штронина документы и умотать отсюда.

— Мог, мог, конечно. Но мог и подождать: объявят или не объявят розыск. Он ведь не знал, остался жив сообщник или умер. Выдал он его или нет? Версий много! А вот перед нами сигнал, — указал Батурин на письмо в руках Морозова. — А как Штронин поживает?

— Ничего подозрительного… Говорит, что с прошлым распрощался…

— А где деньги взял на машину? Проверили?

— Мать у него в деревне умерла… На сберкнижке у нее мелочь была, но он утверждает, что мать сберкассе не доверяла. Дома держала деньги. Проверить нельзя. Да и заказ он солидный для завода перед праздником делал…

— Хорошо! Установите наблюдение за квартирой и дачей Штронина. Там мы можем Анохина встретить… Действуйте!

— Вы с Анохиным знакомы? — спросил Николай, когда Морозов привел его в свой кабинет.

— Знаком! Дружок мой закадычный! — усмехнулся Валерий Григорьевич, располагаясь за столом и доставая папку из ящика. — Лет пять назад он в колхозе сейф вскрыл. Меня к тому делу подключили… Повозиться пришлось… А теперь опыта набрался, легко не дастся!.. Если он вообще в нашем городе. К кому он сюда мог приехать? Действовал раньше в одиночку. Бывшие знакомые его — порядочные люди. Вряд ли кто осмелится скрывать его у себя. А вообще-то, черт его знает, человек он темный! В хорошем институте учился, мог бы художником стать. Все данные были! Я интересовался. Преподаватели в один голос утверждали — талантливый парень! А он стал таскаться по колхозам, халтуру искать и доискался до сейфа. И все, что взял, за две недели спустил!

Морозов, рассказывая, пробил две дырки в письме Стыркиной и вложил его в папку-скоросшиватель вместе с объявлением о розыске Анохина.

— А теперь что он сделал?

— В Сибири зарплату большого завода взял. Хорошо, что на этот раз был не один. А то б нам его не искать… — Валерий Григорьевич достал из ящика стола фотокарточку и обратился к Чистякову: — Слушай, Николай… — он запнулся. Называть по отчеству парня почему-то не стал. — Слушай, Николай, отнеси-ка фотографию Анохина в лабораторию. Пусть срочно размножат… Вечером мы ее по ресторанам и танцплощадкам развезем. В таксопарк тоже нужно занести… Человек он общительный, любит погулять, повеселиться. Если он у нас, то долго в норе не просидит. Официа-нты и таксисты не раз помогали нам в таком деле.

3

На втором этаже Маркелов встретился с маляром. Девушка несла в ведре зеленую краску для панелей.

— Люба, ты точно выходишь завтра? — по инерции спросил Виталий Трофимович.

— Я — Люда, — поправила его девушка. — Я же обещала, значит, выйду!

— Да-да, Люда, извини, я уж совсем закружился сегодня!

Девушка повернулась и пошла к открытой двери двухкомнатной квартиры, но возле порога остановилась и сказала:

— На улице вас парень какой-то ищет… Вот он, смотрите! — указала она в окно лестничной клетки.

Виталий Трофимович нахмурился, нагнулся, чтобы посмотреть в низко, над самым полом расположенное окно, кто его ищет. Об Анохине он забыл и решил, что снова пришел Витька Заварзин, бывший приятель по строительному техникуму. Витька жил в зятьях. С женой не ладил. Сегодня она в очередной раз выставила его за дверь. Заварзин приходил утром к Маркелову, просился пожить недельку. Он знал, что у Виталия Трофимовича трехкомнатная квартира. Место есть. Но Маркелов не пустил, сказал, что у него живет теща. Теща у него не жила, а отказал он потому, что Заварзин был бабником. Поэтому и с женой не ладил. Маркелов боялся, как бы Витька не стал приударять за его женой. Виталий Трофимович с раздражением думал, как ему отвязаться от Витьки. Но от прорабской к подъезду уверенным шагом шел парень в розовой сорочке и джинсах, совсем не похожий на Заварзина. В руках «дипломат». Что-то знакомое было в облике парня. И чем ближе он подходил к подъезду, тем тревожнее становилось Маркелову. Когда парень быстро метнул взгляд влево-вправо, Маркелов вспомнил: «Анохин!» — и отпрянул от окна. На мгновение перехватило дух. Виталий Трофимович, осторожно ступая по лестнице, поднялся на один пролет, потом кинулся вверх, стараясь как можно бесшумнее опускать ноги на ступени. Так бежал он этажей пять, пока не задохнулся. Остановился и, переведя дыхание, стал прислушиваться. Сердце разрывалось у самого горла.

— Девочка, ты Маркелова не встречала? — услышал он через минуту.

— Сейчас только наверх побежал!

Виталий Трофимович сразу сник, оперся на забрызганные шпаклевкой перила, потом встряхнулся и неожиданно спокойно и деловито отправился вниз. Встретив звеньевого плотников, остановил его и громко сказал:

— Саша, у вас клеймера не прибиты на чердачной двери. Срочно надо сделать! Не забудь!

Показался парень. Он неспешно поднимался по ступеням. Увидев Маркелова, улыбнулся и пошел на-встречу. А Виталий Трофимович разговаривал с плотником, не обращая внимания на Анохина, хотя каждый его приближающийся шаг давил и давил на него. Но ничем не выдал этого Маркелов.

— За клеймерами надо вниз бежать, в будку. Может, завтра, с утра? Зачем сейчас время тратить? — возражал плотник.

— Нет!.. Выход на чердак и на крышу сегодня ночью должен быть на замке!

Парень остановился в двух шагах от них и, когда плотник недовольно взял ящик и двинулся вниз, обратился к прорабу:

— Извините, вы Маркелов?

— Он самый! — повернулся Виталий Трофимович к нему и стал разглядывать Анохина. — Где-то встречались, а где не припомню, — улыбнулся он. — Вы не из газеты?

— Почти угадал! — усмехнулся Анохин.

— Степа! — воскликнул Маркелов и радостно шагнул к нему, протягивая сразу обе руки.

— Степа, Степа! — ворчливо заговорил Анохин и кинул взгляд на плотника, который, спускаясь, оглядывался на них.

Они вошли в комнату.

— Значит, не забыл? А я боялся, что напоминать придется, — сказал Анохин.

— Долги свои я хорошо помню… Вернуть готов хоть завтра!

— Давай лучше не вспоминать о нем. Я не за этим… Нора мне нужна недельки на две. Отсидеться! И будем квиты!

Виталий Трофимович отвел глаза в сторону и стал дрожащими руками шарить по карманам в поисках носового платка. Потом он торопливо и нервно вытирал вспотевшую шею и лоб и говорил:

— Понимаешь, я бы с удовольствием… Тем более, помня… Ну, сам понимаешь… Я сейчас ничего не имею с тем, прошлым… Дурость то была… Понимаешь, семья у меня… Жена, дочка… Кабы я один, то с удовольствием… Прости, друг, не могу… А деньги я верну! Все!.. И теща у меня сейчас… Не надо лучше, а?

Анохин насмешливо следил за Маркеловым.

— Читал уже?

Виталий Трофимович ничего не ответил, только вздохнул.

— Взгляни-ка, похож я на того, кого ищут?

Маркелов глянул на Анохина и тут же отвел глаза, ничего не ответив. Общего было мало, можно сказать, ничего не было.

На фотокарточке был коротко остриженный парень с пустыми глазами и с неестественно откинутой назад головой, а перед Виталием Трофимовичем стоял молодой человек с аккуратной прической, с живыми глазами, в глубине которых теплился слабенький оттенок грусти, особенно ощущавшийся, когда Анохин улыбался.

— Ну, похож или нет?

— Нет, — качнул головой Маркелов.

— А на преступника похож?

Маркелов снова отрицательно мотнул головой.

— Теща у тебя не живет! В трехкомнатной квартире найдется для меня уголок на две недели. Жене скажешь, что я приехал из другого города. Ясно? Выходить из квартиры буду не часто. За один день плачу «стольник». Где бы ты еще такого квартиранта нашел, а?

— Понимаешь, я не этого боюсь.

— Ну, что еще? — недовольно спросил Анохин.

— Семья у меня… жена, дочка…

— Знаю! Ну и что? — перебил Анохин. — Боишься, что ли, как бы я к жене не подвалил? Спи спокойно!..

4

Домой с работы ехали в автобусе. На душе у Маркелова было тягостно. Вся налаженная жизнь, все счастье семьи его висит на волоске. Любой неосторожный шаг квартиранта мгновенно разрушит все. А как неосмотрительно ведет себя Анохин! Вместо того чтобы не привлекать внимания людей, влез в разговор с девчатами-малярами, которые были в автобусе, и рассыпается перед ними. На черта они ему сдались! А тем только дай похохотать. Виталий Трофимович стал прислушиваться к разговору. Анохин зубоскалил так складно, смешно, что даже Маркелов заулыбался и посмотрел на него впервые со стороны. «Он парень приятный, — подумал Виталий Трофимович с каким-то облегчением. — Перебьемся как-нибудь две недели… Дома только не усидит он, наверно. Человек общительный! Сколько он за день обещал — «стольник»? Сотню в день — это полторы тысячи почти за две недели. Видно, опять кассу грабанул?»

Выйдя из автобуса, Анохин весело помахал девчатам рукой, потом увидел гастроном рядом с остановкой и потащил туда Маркелова. Купил коробку конфет, шоколадку и бутылку шампанского. Анохин был в хорошем расположении духа. Теперь, думал он, есть где переждать, пока не найдет новые документы. А потом можно будет вычеркнуть Анохина Степана Игнатьевича из списков и начинать новую жизнь.

Не успела открыться дверь в квартиру Маркелова, как раздался звонкий, чуть картавый по-детски голосок:

— Папа пришел!

Виталий Трофимович ежедневно слышал этот радостный возглас дочери. Но сегодня он воспринял его с грустью, словно перед разлукой, и подумал, что Лида поймет по его виду, что у него что-то неладно, и подтянулся, приободрился. Он пропустил вперед Анохина. Девочка разбежалась навстречу, но, увидев незнакомого человека, остановилась и оробела.

— Что же ты застеснялась, а? — ласково заговорил Анохин. Он поставил «дипломат» на пол и присел на корточки: — Ну, иди ко мне. Иди! Не бойся!

Девочка взглянула на отца. Он улыбался. Тогда она нерешительно подошла к Анохину. Он взял ее на руки, ласково приговаривая:

— Ну, вот и молодец!.. Как тебя зовут, а?

— Лена, — тихо ответила девочка.

— Аленка, значит! А меня — дядя Степа! Ну, вот и познакомились! Дядя Степа тебе конфеты принес и еще что-то, — Анохин присел с девочкой на руках возле «дипломата», свободной рукой откинул крышку, вытащил коробку конфет и отдал девочке, потом спрятал шоколадку за спину. — Что у меня в руке? А?

Коробку конфет Лена взяла с удовольствием и потянулась через плечо посмотреть, что он прячет в руке за спиной.

— Э-э, не подглядывать! — засмеялся Анохин.

— «Аленка»! «Аленка»! — вдруг звонко завизжала Лена.

— Смотри-ка, сразу угадала! — удивился радостно Анохин и протянул девочке шоколадку.

— «Аленку» она любит больше всего, — ответил Виталий Трофимович, снимая туфли.

Он достал тапки из шкафа, стоявшего в коридоре, и бросил на пол возле Анохина. Наблюдая за дочерью и Анохиным, он думал: «А говорят, что дети прекрасно чувствуют людей и никогда не пойдут на руки к плохому… Может, просто Лена у нас такая ручная? Вроде бы не к каждому она раньше шла. А с ним, ишь, сразу освоилась!»

Лида все не выходила из комнаты, хотя, вероятно, слышала, что он пришел не один.

— Лида, у нас гости! — позвал Маркелов.

Слышно было, как в спальне торопливо захлопнулась дверь шкафа, и Лида ответила:

— Я сейчас!

А Анохин продолжал разговаривать с Леной, которая с довольным видом крутила в руке шоколадку, а другой прижимала к груди коробку конфет «Ассорти».

— Похожа на тебя Аленка? — спрашивал Анохин. — Ну-ка, давай посмотрим… Смотри-ка! Прямо как с тебя написана!

Дверь спальни открылась, и вышла жена Маркелова, поправляя на ходу прическу. Она была небольшого росточка, полненькая, но нельзя сказать, чтобы чересчур, вся какая-то чистенькая, беленькая. Выйдя из комнаты, она заговорила виновато:

— Ой, извините меня! Я как раз переодевалась!

— Ничего, ничего… — почему-то смутившись, пробормотал Анохин.

От звука голоса Лиды у него на душе стало как-то тепло и покойно. «Понятно теперь, почему Маркелов не хотел, чтобы я у него жил!» — подумал он.

— Лида, это мой товарищ по техникуму. Он из Белгорода… Недели две у нас поживет…

— Конечно!.. Места хватит! — проговорила Лида, подходя знакомиться.

Анохин назвал себя, все еще чувствуя неловкость, словно он в грязных сапожищах ввалился в комнату на ковер. Девочка отдала матери конфеты, а потом и сама потянулась к ней.

— Проходите в комнату… Я сейчас поесть приготовлю, — сказала Лида и взяла девочку, потом обратилась к мужу: — А у тебя на работе как? Все наладилось?

— Куда там! — хмуро махнул рукой Маркелов. — Завтра, в субботу, работать…

5

Анохин вошел в комнату и остановился на пороге, удивленный. Такой комнаты он еще никогда не видел наяву: только в мечтах да в кино. Она, казалось, сама излучала приятный голубоватый свет. На стенах был нанесен колер какого-то необычного голубого небесного цвета, окно закрывали нежные капроновые шторы, портьеры были того же голубоватого цвета. На полу лежал большой ковер, в углу на тумбочке цветной телевизор. Высокая, под потолок, импортная стенка с резной инкрустацией на дверцах. Софа с накинутым на нее ковром у противоположной стены. Над софой третий ковер, поменьше. В одном из отделений стенки серебрился панелью японский магнитофон. Два глубоких кресла возле журнального столика со статуэткой, изображающей купальщицу, которая с берега пробует ногой воду: не холодна ли?

— Проходи, что ты остановился? — пригласил Маркелов.

Он заметил, какое впечатление произвела комната на Анохина, и это приятно отозвалось в груди. Они сели на софу. Но Анохин тут же поднялся, прошелся по ковру туда-сюда, словно пробуя, хорошо ли ходить по нему, потом остановился напротив книжного шкафа и окинул взглядом корешки книг. Здесь были в основном собрания сочинений зарубежных классиков. В комнату вбежала Лена, и Анохин повернулся к ней.

Маркелов молча наблюдал за дочерью и гостем. Он заметил, что Анохин возится с Аленкой не от скуки, а потому, что это нравится ему. И еще заметил Маркелов, что глаза Анохина, когда он разговаривал с девочкой, становились печальными и влажными. «Э-эх, дружок, видать, надоело шататься. Тянет к семье, к деткам!» — подумал Виталий Трофимович. Он встал, включил магнитофон и обратился к дочери:

— Леночка, спляши! Спляши дяде Степе…

Девочка посмотрела на Анохина. Он отпустил ее.

Она выбежала на середину ковра, остановилась и хлопнула ладошками в такт музыке, потом стала притопывать ногами, вдруг ловко повернулась на месте и стала плясать.

— Молодец ты какая! — воскликнул Анохин.

А девочка все плясала. Споткнулась и села с размаху на ковер. Довольный отец подхватил ее на руки и стал целовать.

— Скажи дяде, кем ты будешь, когда вырастешь?

— Артисткой, — картавя, ответила девочка, повернувшись к Анохину.

— Ах ты, артисточка моя! — вновь стал целовать дочь Маркелов.

Лида позвала на кухню. За столом разговорились. Лида расспрашивала Анохина о его жизни, о семье. Маркелов нервничал. А Анохин врал, что развелся с женой, что у него тоже дочка есть, только чуть-чуть постарше Леночки.

— Жили мы с женой вроде хорошо, — теребил Анохин бумажную салфетку и говорил медленно, словно заново переживая прошлое. — Лучше, наверно, некуда! Дочка родилась… Я, когда уезжать из города собрался три дня дежурил в телефонной будке возле тещиного дома, ждал — не выведут ли ее гулять! Посмотреть хотелось, хоть издали… Все было хорошо, пока жена на другую работу не перешла. Полегче, говорит! Я уж не заметил, как подружки у нее новые появились. Грубая она какая-то стала, недовольная всем… Я хватился, а изменить уж ничего нельзя… И разошлись… А развелись — все из рук валиться стало… В комнате тоска заедает, а выйдешь погулять, куда ни повернешься, вспоминаешь — там сидели, здесь гуляли, там целовались! Глупость всякая в голову лезла — витрину разбить или с милиционером подраться, чтоб в тюрьму попасть… Потом решил уехать… Может, здесь, где устроюсь…

Анохин замолчал.

— Да-а! — вздохнула Лида. — Никогда не знаешь, откуда ее ждать, беду-то…

Анохин грустно и неотрывно смотрел в одну точку, на тарелку с сыром, нарезанным тонкими ломтиками. Лида со страданием глядела на него, не зная, как деликатнее оторвать Анохина от грустных воспоминаний.

— Давайте допьем! — предложил Маркелов.

Анохин пил шампанское неспешно, глотками, отхлебнет немного — и оторвется от бокала, отхлебнет — оторвется.

Зазвонил телефон. Маркелов вышел. Анохин отвел взгляд от тарелки и посмотрел ему вслед. Слышно было, как Виталий Трофимович снял трубку и быстро ответил:

— Да! Здравствуй!

Затем наступила тишина, беспокойная долгая тишина. Нарушил ее приглушенный и взволнованный голос Маркелова:

— Ты же говорил тогда… Последний раз! А теперь опять?.. Я не могу… Пойми, не могу больше… И у меня гость сейчас… Может…

Маркелов замолчал. Через минуту покорно и устало ответил:

— Не забуду! Иду!

Он положил трубку, но долго не появлялся, потом вошел с сердитым и раздраженным лицом и развел Руками:

— Опять двадцать пять! Этот дом из меня все жилы вытянет! И все из-за этой бездарности… На комбинат какая-то шишка приехала… Требует немедленно быть… Скоро из постели в полночь вынимать будут… Человека сколько не видел, поговорить не дадут. Ты уж извини, Степа, я постараюсь побыстрее. Может, через часик буду! Вы посидите еще… Я побегу собираться!

Виталий Трофимович выскочил в коридор и минуты через две заглянул уже в пиджаке. Был он, по глазам видно, сильно взволнован чем-то.

«Неужели он так перед начальством дрожит?» — подумал Анохин и спросил у Лиды, когда за Маркеловым захлопнулась дверь.

— Что он так разволновался?

— Видать, не получается у него что-то… Нагоняя ждет! Раньше ему работалось лучше. Премии большие давали! Правда, и мотался он тогда — не дай бог! Худющий был, страх! Даже спал беспокойно… Потом вроде успокоился немного, поправляться стал. А тут начальство сменилось, все по-своему поворачивает…

Леночка потянулась за кусочком сыра. Она не достала и попыталась встать на коленях у матери.

— Лена, ты уже наелась, хватит с тебя, а то опять плохо будет, — усадила ее мать и продолжила: — В этом месяце ему нужно сдавать школу и дом. Витя за дом в основном отвечает, там дела шли хорошо, как обычно, а на школе отставали. Начальник новый взял людей с дома да на школу перевел на целую неделю. Школу-то сдали, а дом стоит… Витя изнервничался весь!.. Завтра работать придется. А мы за ягодами в лес собирались! Я уж и с Галкой, подружкой своей, договорилась, а теперь отказываться придется…

— А вы бы вдвоем сходили? — улыбнулся Анохин.

— Она-то с мужем, а я одна не могу. Непривыкшая… Уже четыре года всюду вместе с Витей бываю…

Леночка пыталась слезть с колен матери, а она удерживала:

— Лена, сиди смирно! Дай с дядей поговорить!

Но девочка настойчиво вырывалась из рук.

— К дяде Степе! — капризно сказала она.

— Ну, иди, иди к дяде Степе, — отпустила ее мать. Анохин посадил девочку к себе на колени и вновь стал слушать Лиду.

6

В дверях ресторана «Вечерние зори» Маркелов столкнулся с Николаем Чистяковым. Запнулся, растерялся и, увидев, что Чистяков узнал его, брякнул:

— Здравствуй!

— А-а, крестный, привет! — обрадовался Николай, протягивая руку.

У Маркелова чуточку отлегло от сердца, окаменевшего при виде Чистякова. Слышал Виталий Трофимович, что Николай окончил школу милиции, куда пригласили его после того, как он поймал на краже линолеума Маркелова и паркетчика Афонина. Потому Чистяков и назвал Виталия Трофимовича крестным.

— Как дела на стройке? Как Гольцов? — спросил Николай о своем бывшем бригадире. Просто так разойтись было неудобно.

— Работаем… Строим… А ты как? Слышал я, что окончил школу? Где теперь?

— Окончил вроде, — засмеялся Николай. — Ну ладно… Я побежал, дела… Привет Гольцову, Гале Журавлевой…

Чистяков повернулся и вышел. Нужно было сегодня побывать еще в пяти ресторанах, познакомить официантов с фотографией Анохина, оставить ее в ресторане вместе с телефоном милиции. Потом Чистяков хотел покрутиться возле кинотеатра «Зенит», где Стыркина видела Анохина с женщиной, посидеть во дворе, откуда, по словам Стыркиной, они вышли. Вдруг повезет, удастся встретить Анохина.

В фойе ресторана Маркелов подошел к зеркалу, поправил галстук, попытался улыбнуться, придать лицу бодрый вид. «Похоже, Артамонов не врет! — подумал Виталий Трофимович и приободрился. — Ничего, в последний раз сделаем дело, и хватит… А что здесь Чистяков крутился? Не из-за нас ли?» — снова кольнуло беспокойство. Маркелов отошел от зеркала и поднялся по лестнице на второй этаж, где был зал ресторана. Там за столом под пальмой ждал его клиент, заместитель директора универсама, которому Маркелов должен был продать государственную квартиру. Три года Маркелов и начальник жилотдела райисполкома Артамонов Василий Степанович занимались этим.

Познакомила их Лида. Она работала под началом Артамонова. Сошлись они сами. Лида не подозревала о тайной деятельности мужа и начальника. Действовали они необыкновенно просто. С клиентом, которому срочно нужна была квартира, встречался Маркелов, договаривался о цене, о нужных документах, затем заводской художник Штронин, сосед Виталия Трофимовича по даче, по заказу Маркелова готовил необходимые документы клиенту, по которым его можно поставить на льготную очередь в райисполкоме. Клиента делали или многодетным отцом, или инвалидом, или больным. Вариантов было много. Любую печать Штронин мог изготовить мастерски. Разве лишь экс-перт отличит от настоящей. Но документы в райисполкомах принимают обычно не эксперты, а девчушки, так называемые «общественницы», которые бесплатно работают в райисполкоме полный рабочий день, чтобы через два года получить квартиру. «Общественницы» из-за бесправного своего положения в рот начальника жилотдела смотрят. Что не скажет — сделают! Клиентов ставили на льготную очередь: документы в порядке, а потом недели через три-четыре Артамонов выносил на заседание жилищной комиссии предложение о выделении квартир льготникам. Среди них обязательно были два-три клиента.

Маркелов охотно занимался этим, но в последнее время, когда контроль стал строже, Виталий Трофимович вспомнил пословицу: сколько веревочке ни виться— конец будет, и решил остановиться. Хватит! Миллионером он стать не мечтал. Жизнь налажена! Дальше рисковать не стоит, в один миг можно все потерять. Месяц назад Маркелов сказал Артамонову, что пора закрывать лавочку. Начальник жилотдела согласился. Он как раз хлопотал о переводе в облисполком. Там вскоре открывалась вакансия. Но сегодня вдруг снова вызвал.

Артамонов ждал Маркелова на улице в такси. Возле городского парка они вышли, прогулялись по аллее, поговорили. Маркелов запомнил приметы клиента, потом Артамонов вернулся, а Виталий Трофимович отправился в ресторан. Маркелов понял, что Артамонов не захотел упускать выгодного клиента, каким был заместитель директора универсама Сергей Сергеевич Лаврушкин.

Виталий Трофимович сразу узнал Сергея Сергеевича, полного мужчину с курчавыми седыми волосами и большими навыкате глазами на обрюзгшем лице. На Лаврушкине был дорогой серый костюм. Стол перед ним накрыт на две персоны. В то время, когда в зал входил Маркелов, официантка Лерочка ставила на стол графин с коньяком. Раньше он часто бывал в этом ресторане с подобными поручениями и знал всех официантов по имени. Подходя к столу, Маркелов обратил внимание, что Лерочка слишком пристально вглядывается в клиента. Сердце дрогнуло, но Виталий Трофимович успокоил себя: мол, сегодня он слишком подозрителен. Это естественно — помнил, что часто попадаются именно на последнем деле.

Официантка действительно внимательно осматривала посетителей ресторана после встречи в кабинете директора с молоденьким оперуполномоченным. Вглядываясь в посетителей, Лерочка мысленно сбривала с мужчин волосы и сличала с фотографией. И что удивительно, почти все молодые люди были похожи на преступника. Человек под пальмой тоже вызвал у нее подозрение. Он был немолод, и худощавым его назвать было нельзя, но вел он себя странно, беспокойно как-то и все время поглядывал на дверь. К нему подсел знакомый мужчина, который часто забегал сюда. Лерочка к нему хорошо относилась: пил он немного, но щедро оставлял чаевые и был всегда ласков. Лерочка успокоилась и перестала обращать внимание на человека под пальмой, начала вглядываться в других. Вдруг сердце у нее екнуло. Он! С подносом в руке она заторопилась на кухню. В коридоре столкнулась с подругой и громко зашептала:

— Люба, он здесь!

— Что с тобой? Кто? — остановилась подруга.

— Ну, он, тот самый… с фотокарточки!

— Где?

— За моим столом! За вторым от окна… Ой, не ходи, не ходи туда! Он догадается! — зашептала Лера, видя, что подруга направилась к двери.

Люба вышла в зал, и через несколько секунд вернулась.

— За каким столом?

Лера подошла к двери и показала:

— Во-он, видишь?

— Ну, ты даешь! Это же учитель физики! Он моего брата учит!

— Ой, а я перепугалась! — засмеялась Лерочка.

Маркелов по-хозяйски взялся за графин, наполнил рюмки, поднял свою, кивнул Лаврушкину на другую и, когда Сергей Сергеевич тоже взял, произнес:

— За нее! За удачу! — Он поковырялся в тарелке и отложил вилку, пояснив: — Я только что из-за стола… И, по правде сказать, я спешу, давайте побыстрее…

— Я тоже тянуть не люблю! — быстро откликнулся Сергей Сергеевич.

— Тогда объясните обстановку!

— Сын у меня женился… Ну, понимаете, жить отдельно хотят! А расширяться площадь не позволяет! Вот и посоветовали добрые люди…

— Ясно. Сколько комнат?

— Где? У нас?

— Нужно сыну…

— Желательно бы три… Дети есть?

— Еще девочка, школьница…

— У сына?

— Нет… Они только поженились.

— Это хуже… И дороже… В каком районе желательно и на каком этаже?

— О, у вас даже так! — обрадовался Лаврушкин. — Тогда в центре и на третьем этаже…

— Это дорого, дорого! — задумчиво протянул Маркелов. — Имеется в районе колхозного рынка трехкомнатная… Девятиэтажный дом, пятый этаж… Потолки высокие. Но это дорого! Квартира роскошная. На двоих сделать трудно. Нужны документы, что у сына близнецы появились… Достанете?

— Где?.. Может, вы поможете?

— Может, и поможем… Ладно, достанем мы вам документы!

Маркелов замолчал, откинулся на спинку стула и стал разглядывать зал. Музыканты только появились на эстраде и, разминаясь, заиграли медленный танец. Две пары вышли танцевать. Было еще рано и не так шумно. Сергей Сергеевич наполнил рюмки. Маркелов отказался. Тогда и Лаврушкин поставил свою на стол. Виталий Трофимович наклонился к нему и назвал цену.

— Ого! Дороговато! — вскинул брови Сергей Сергеевич.

— Я уже говорил: центр, три комнаты на двоих, хороший этаж, документы… В хорошую сумму выливается… Недельки через три ордерок будет у вас в кармане, тогда и деньги внесете…

Лаврушкин поразмышлял, потом вздохнул:

— Ладно… Ограбили вы меня!

— Сегодня я вас, вы меня завтра, — усмехнулся Маркелов. — Давайте адресок ваш, метраж квартиры да состав семьи… Недельки через три сын ваш может переезжать, — придвинул Маркелов к Лаврушкину записную книжку. — Телефончик не забудьте вписать! Мы вам позвоним, когда документы будут готовы…

7

Лида вышла, чтобы приготовить комнату Анохину, а он остался с Леночкой на кухне. Девочка сидела на стуле и играла надкушенным яблоком, не обращая на Анохина внимания. А он глядел на нее, склонив набок голову.

Щелкнул, включившись, холодильник. Степан нервно вздрогнул и оглянулся. Девочка посмотрела на него и пояснила:

— Это холодильник!

— Ах ты, маленькая моя! Все-то она знает, — нежно заговорил Анохин и поманил к себе.

Лена доверчиво протянула руки навстречу. Он прижал ее к груди, но, видимо, слишком сильно. Девочка попыталась вырваться и уронила яблоко. Анохин поцеловал ее в щеку.

— Дядя Степа, ты колючий! — Лена погладила рукой по щеке Анохина и спросила: — Тебя твоя мама не ругает за колючки?

— Ругает, знаешь, как ругает, у-у!

— И папу мама ругает, а он бреется!

— А у меня бритвы нет…

— А у папы есть! И у нас еще телевизор есть! Пойдем, покажу!

Девочка соскользнула с колен Анохина на пол и потянула его из кухни, звонко крича:

— Идем, идем! Там мульти-пульти!

Анохин поднялся, взял с пола яблоко, положил на стол и пошел за девочкой.

— Мама, мы мультики смотреть будем!

Лида выглянула из детской, которую готовила для гостя.

— Дочка, их сейчас не показывают. «Время» идет! И тебе спать пора!

Есть! Есть! — крикнула Лена, подбегая к телевизору. — Дядя Степа, ты включать умеешь? Вот эту кнопочку нажми, а это вставь сюда — и все!

— Сейчас включим! Вот так, говоришь?

— Я умею, а мне папа не разрешает, — сказала Лена, забираясь на софу.

Анохин сел рядом с ней.

— Ты папу всегда слушаешь?

— Ага.

— Молодец! А он строгий?

— Не-а… Мама его всегда слушается, и я тоже!

— Секреты наши выбалтываешь? — пошутила Лида, входя.

Телевизор нагрелся, и появилось изображение.

— Вот видишь — «Время»! — сказал Анохин. — Значит, мама правду сказала, пора спать!

— А ты переключи!

— А если и там «Время», ляжешь спать?

Девочка, соглашаясь, кивнула. Анохин переключил:

— Видишь, и здесь «Время»!

— Леночка, идем! Ты сегодня с нами спать будешь. В твоей комнате дядя Степа. Идем, идем!..

Чувствовалось, что девочке не хочется идти спать. От огорчения она сунула палец в рот и прикусила его, но все-таки покорно и безмолвно пошла за матерью.

— И ты можешь устраиваться в комнате. Устал, наверное, за день…

Анохин выключил телевизор и прошел в приготовленную для него комнату. Мебели в ней почти не было. Только возле боковых стен стояли две кровати: маленькая — для Леночки и большая — двуспальная. Она, вероятно, осталась от тех времен, когда Маркеловы начинали совместную жизнь. Все стены комнаты были разрисованы героями мультфильмов. Были здесь, конечно, и Волк с Зайцем, и Винни-Пух, и Чебурашка. На полу лежал толстый ковер, более яркий, чем в общей комнате.

Было душновато. Анохин раздвинул шторы и открыл окно. На него дохнуло вечерней свежестью. Послышались возгласы играющих возле дома детей, звонки и постукивания трамвая, слитный гул машин за углом была оживленная улица. А напротив, за неширокой и тихой улочкой, начинался парк. Неподалеку над зеленой массой деревьев возвышалось желто-красное колесо обозрения, виднелись карусели, качели и другие аттракционы. И все они сейчас крутились, раскачивались, вращались, манили к себе. Из глубины доносились звуки эстрадного оркестра, игравшего, видимо, на танцплощадке. И Анохину захотелось туда, к людям, на танцплощадку, но он только вздохнул и отошел от окна, стал ходить по комнате взад-вперед, опустив голову.

Остановился возле стола, на котором лежали детские книги и коробки с цветными карандашами, постоял. Из полуоткрытой двери спальни было слышно, как Лида ворковала с дочерью. Анохин вытащил из коробки синий карандаш, открыл книгу и стал на внутренней стороне обложки набрасывать быстрыми уверенными движениями портрет Леночки. Набросал, полюбовался, кинул на стол и вновь стал ходить по комнате. Потом остановился у окна и начал смотреть вдаль, слушая музыку и думая о своем. Парк кончался у яра. На другой стороне стояли железные решетчатые столбы высоковольтной электролинии, а дальше поднимались в сумеречной дымке трубы какого-то завода.

Постучалась и вошла Лида.

— Слушаешь музыку?

Анохин грустно улыбнулся в ответ.

— Расстроила я тебя, наверно, своими расспросами?

— Ничего… Это я так! Пройдет…

Некоторое время стояли молча, потом Лида заговорила:

— Парк у нас хороший! И погулять, побродить в тишине есть где, и повеселиться… Я раньше на танцы часто бегала. Да и сейчас не против попрыгать, думаю, не отстала бы от малолеток, — засмеялась она. — Только танцор у меня плохой… Вот он, смотри, как торопится!

По улице, широко размахивая руками, спешил Маркелов.

— Обошлось все, видать! — ласково сказала Лида, наблюдая за мужем. Анохин вопросительно взглянул на нее. — По походке вижу, — пояснила Лида и вышла из комнаты.

Анохин проводил ее взглядом и подавил в себе вздох.

Слышно было, как открылась и захлопнулась дверь, впуская хозяина, как сердитым (на начальство!) голосом отвечал он жене:

— Ничего там особенного не было! Просто не могут без того, чтобы вечер человеку не испортить… А Степа отдыхает уже? — Маркелов вошел в комнату к Анохину. — Ну вот, здесь ты и будешь жить! Устраивайся… Дверь, правда, не закрывается, я приделаю крючочек. Хотя, впрочем, к нам редко кто заходит, но все-таки спокойнее будет. У окна тоже, пожалуйста, не торчи, хоть и четвертый этаж, а вдруг кто из старушек заметит, начнутся расспросы: кто да кто? — последние слова Маркелов проговорил тихо и неожиданно замолчал, как споткнулся, и вдруг закричал: — Лида! Иди сюда! — Анохин быстро обернулся, но Маркелов смотрел не на него. Он смотрел на стол, где лежала открытая книга, на обложке которой был нарисован портрет Леночки. Анохин усмехнулся и снова отвернулся к окну. А на душе потеплело, небезразлично было то, что происходит у него за спиной. Маркелов осторожно взял книгу обеими руками, словно она была из тонкого стекла, и повернул обложку к жене, вбежавшей в комнату: — Смотри!

На Лиду с обложки глядела Леночка, глядела лукавым взглядом, словно намеревалась погрозить пальчиком, как она делала иногда, и сказать шутливо: «Смотри, мамка, папке скажу!».

8

Маркелов утром, уходя на работу, сказал жене, чтобы она не тревожила гостя, пока сам не встанет, пусть спит сколько ему хочется. И Лида копалась на кухне, старалась не греметь посудой. Анохин Лиде понравился, и она думала, почему так получается, что хорошим людям в жизни редко везет. Было обидно за Степана и жалко его. Может, воли у него не хватает, не умеет поставить по-своему. А вообще-то лицо у него волевое, энергичное. Да и по всему видать, что он не тряпка. И все равно не получается что-то у него.

А Анохин лежал в постели, обдумывая, как отыскать ему в Москве Штронина Сергея, чтобы купить у него документы на другое имя. Без них оставалось одно: идти в милицию с повинной. Можно было узнать адрес Штронина в справочном бюро, но Анохин опасался, что Сергей на учете в милиции. Спросишь адресок, а дождешься оперуполномоченного. Анохин знал, что Штронин живет где-то возле Водного стадиона. Но где? На какой улице? Встречался с ним Анохин раза три, и всегда в компании. Может быть, Сергей сейчас и не узнает его. Не узнает и разговаривать не станет… Ничего, убедить можно! Лишь бы найти… А что, если Маркелова подключить? Может, он на все пойдет, лишь бы поскорей избавиться!

Анохин слышал, как Лида разговаривала с девочкой на кухне, тихонько позвякивала посудой. Он представил, что Лида его жена, а Лена — дочь. «Устроился как, гад! — подумал Анохин о Маркелове. — Все имеет, о чем я только мечтать могу… Может, счастье приходит только к тем, кто честно хлеб свой зарабатывает?.. Ерунда! На зарплату прораба нельзя так жить! Недаром же Маркелов привлекался, недаром!» Анохин поднялся, раздвинул шторы.

День был солнечный, тихий. Деревья в парке стояли неподвижно, замерли под солнцем и разноцветные аттракционы. «Народ уж, вероятно, на пляж потянулся! — подумал Анохин, вспоминая речку, на которой он загорал с приятелями, будучи студентом. — Ничего, скоро и я заживу!» — успокоил он себя и начал разминаться, махать руками, с удовольствием чувствуя, как туго напрягаются мышцы на плечах и груди.

— Доброе утро! — сказал он Лиде, проходя в ванную.

— Дядя Степа! — закричала Лена и побежала к нему, но мать удержала ее.

— Погоди, дядя Степа умоется!

За завтраком Лида попросила его посидеть с девочкой: она хотела сбегать в магазин.

— Иди, иди! Мы с Леной книжки читать будем! — повернулся он к девочке.

— И дома строить! — важно добавила Лена.

— И дома строить, — подтвердил Анохин. — Как папа!

Когда Лида ушла, Анохин с Леночкой устроились на полу на ковре в детской комнате, высыпали из коробки разноцветные кубики в кучу и начали строить дом. Анохину все время хотелось прикасаться к Лене, гладить по мягким, как пушок, волосам, чувствовать ее тепло. И он, разговаривая с девочкой, ласкал ее, будто поощряя за умелое строительство дома. «Будет и у меня такая дочка! Будет и своя Лида… непременно такая же, как Лида!»

— Уф, устала! — вздохнула Лена.

— Устала? — засмеялся Анохин. — Устала, каменщица! Тогда давай перекурим!

— Перекурим, — картавя, согласилась девочка и легла на ковер.

Анохин вытянулся рядом с ней так, что ее голова оказалась у него под мышкой. Он с отцовской нежностью ощущал ее мягкие волосы. Внезапно вспомнилось объявление на стене дома около входа в подъезд, которое видел он вчера, когда приехали с Маркеловым: «В дэзе № 6 состоится диспут на тему: «Что нужно человеку для полного счастья?» Тогда Анохин усмехнулся, представив, как старики и старушки будут рассуждать о счастье…

Степан твердо знал, что ему нужно для полного счастья. И теперь семья Маркеловых еще прочнее ут-вердила его в этой мысли. Во-первых, нужны деньги, хорошие деньги; во-вторых, крыша над головой, приличная крыша, такая же, как у Маркелова; в-третьих, жена вроде Лиды, такой свою жену он давно представлял, но досталась она почему-то Маркелову, ну дети, конечно, двое-трое; и самое главное, в-четвертых, возможность проводить время у холста, чувствовать запах красок, писать картины. Деньги есть! Добыть бы поскорее документы и подальше отсюда, куда-нибудь в центр России, в городишко на берегу реки. Там купить квартиру и начинать новую жизнь. Все у него будет: и жена, и дети, и счастье будет!

Щелкнул замок входной двери. Девочка вскочила:

— Мама пришла!

Но в комнату заглянул отец.

Сегодня на строительство дома вышла большая группа отрабатывающих, тех, кто получал в этом доме квартиры. Маркелов расставил их по рабочим местам, приказал мастеру и бригадирам не отпускать людей раньше трех часов и заспешил домой, сожалея, что не может остаться на работе до конца. Без него отрабатывающие не выложатся полностью, проболтаются до часу, отметятся и разбредутся по домам. Мастер, молодой еще парень, не сможет их удержать. А с отрабатывающими можно было бы здорово подтянуть дом. Но, несмотря на это, Маркелов не смог остаться на работе, заторопился к опасному гостю. Скорее бы он уезжал, скорее бы заканчивалось дело с последней квартирой, и можно было бы жить спокойно, можно было бы забыть прошлое! Забудется ли оно? Настанет ли когда спокойствие? Пришли вчерашние ночные вопросы.

Ночь он спал плохо. Думал, думал… Хорошо, уедет Анохин, закончит он дела с Артамоновым, но не забудутся они никогда. Не забудутся не потому, что совесть будет мучить, совесть заглушить можно, но не заглушить сознания того, что вдруг Артамонов или Штронин засыплются, а ведь это в любой момент может произойти. Тогда всплывет и он!

Эта мысль давила, мучила, и Маркелов знал, что это на всю жизнь. Бросить все, бежать из города, а как объяснить Лиде причину? Да и куда сбежишь, везде найдут, везде! Раньше, когда он только начинал, ему все казалось проще. Он считал, что сумеет остановиться. Знал, чего хотел. И все его желания сбылись! Все! Больше ему ничего не надо!

Но, вступая на такой путь, он не знал одного, что счастья на этом пути встретить еще никому не удавалось. Можно найти материальное благополучие, можно получить звания и чины, но душевного равновесия, счастья никогда не будет, хотя бы только из-за страха перед разоблачением. Как бы хитро, как бы тонко ни были обстряпаны дела, но всегда будет мучить мысль, что что-то упустил, где-то недостраховался. С такими мыслями подходил Маркелов к своему дому.

День был замечательный. Машины по этой улице ходили редко. Из парка доносились детские голоса и шум фонтана. Сквозь деревья было видно, как на площадке под старым дубом полукругом расставляли стулья для музыкантов духового оркестра. Все это отметил Маркелов равнодушно, как факты, его не касающиеся. И мысль о духовом оркестре не вызвала в нем никаких чувств, хотя и он и Лида любили слушать оркестр, особенно вальсы.

— А Лиды нет? — спросил Маркелов, заглядывая в комнату, где были Анохин с Леной.

— Она в магазин ушла, — Анохин поднялся с ковра.

— А я с работы сбежал… Наладил дело — и ушел. Сами справятся.

— Мне как раз с тобой поговорить надо наедине, — сказал Анохин. — Мне адресок одного парня нужен. Самому мне, понятное дело, торчать на улице не резон… Сходи-ка в справочное бюро, узнай! Я тебе сейчас черкну его данные. Год и место рождения приблизительные, но ничего, найдут, фамилия у него редкая…

— Говори так… Я запомню! — недовольно ответил Маркелов. — Но это первое и последнее поручение. Мы не договаривались…

— Ладно, ладно! — перебил Анохин. — Запоминай! Штронин Сергей Владимирович…

— Штронин! — воскликнул Маркелов. Он сразу понял, что Анохину нужны документы на другое имя, и едва сдержался, чтобы не сказать, что поможет ему сделать документы, но вовремя опомнился.

— Ты что, знаешь его? — Анохин внимательно посмотрел на Маркелова.

— Сосед у меня по даче Штронин. И зовут Сергеем!

— Врешь! — теперь воскликнул Анохин. — Ну, пруха! Это же надо, а?.. А кем он работает? — вдруг совсем иным тоном спросил он, подумав, что, может, сосед просто однофамилец.

— Художником вроде, на заводе…

— Он!.. А далеко дачи-то?

— Час езды… Полчаса до вокзала да электричкой полчаса…

— Сгоняем сегодня? Чего тянуть? От него зависит, сколько я у тебя проживу! Думаю, тебе выгодно поскорей от такого постояльца освободиться, а? — Анохин радостно хлопнул Маркелова по спине.

— Мы собирались сегодня за ягодами, а потом туда, но работать пришлось, да и ты…

9

Приближался полдень. Николай Чистяков торопливо шагал по улице к кинотеатру «Зенит». Вчера прогуливался он рядом с кинотеатром после работы, сидел во дворе на скамейке в скверике. Старушки, выходившие на улицу, когда спадала жара, сразу обратили на него внимание и стали гадать, кого он поджидает. Одна из них уверяла, что видела парня со студенткой Наташей Бегуновой из третьего подъезда. Наташа уехала в деревню к бабке и, наверно, заявится скоро, раз он здесь торчит.

Сегодня Чистяков должен был встретиться со своей подругой Ирой возле кинотеатра «Зенит» в час дня. Было только половина двенадцатого, но Николай торопился, хотелось посидеть в скверике во дворе, понаблюдать. Вечером Анохин не появился — вдруг днем выйдет. Хотелось также спрятаться от жары. Мягкий асфальт тротуара был весь истыкан каблучками женских туфель. Вдоль дороги росли деревья. Тени от них были небольшие, но редкие прохожие все равно жались к деревьям. Николай тоже старался шагать в тени. Возле кинотеатра было малолюдно. В выходные дни все, кто был не занят, стремились на озеро, на пляж. Николай не стал задерживаться возле кинотеатра, направился во двор. Около угла дома он едва не столкнулся с мужчиной, извинился, уступая дорогу, и похолодел при виде знакомого лица: прямой нос, карие глаза, усы, волосы коротко острижены… Анохин!

Мужчина прошел мимо Чистякова, даже не взглянув на него. Николай остановился и с волнением стал смотреть ему вслед, не зная, что предпринять. А вдруг ошибка? Мужчина удалялся. Николай вытащил из кармана пачку сигарет и побежал за ним:

— Извините, пожалуйста! У вас спички есть?

Мужчина остановился, молча достал из кармана зажигалку и щелкнул. Зажигалка была в виде пистолета. Николай, прикуривая, взглянул на лицо мужчины. «Анохин!» — определил он, волнуясь все сильнее и сильнее. В первый раз он был вот так лицом к лицу с преступником, опасным преступником!

— Хорошо, видно, стоит? — кивнул на зажигалку.

— Немало! — ответил мужчина и отправился дальше.

Николай глубоко затянулся сигаретой, глядя ему вслед. Неподалеку была стоянка такси. Там две машины ожидали пассажиров. Людей на улице было мало. «Нужно задержать!» — решил Чистяков. Он швырнул сигарету в урну и снова догнал мужчину:

— Извините… Вам придется пройти со мной!

Мужчина обернулся и взглянул на Николая удивленно и насмешливо. Чистяков вытащил из кармана удостоверение. Лицо мужчины стало беспокойным. Он кинул взгляд по улице и хмуро спросил:

— В чем дело?

— Спокойнее! Идите к машине! — указал Чистяков напряженными глазами на такси и твердо повторил: — И спокойнее!

В такси они сели рядом. Во рту Николая было сухо от волнения. Он ловил взглядом каждое движение мужчины, который, впрочем, сидел тихо, а Чистякову казалось, что тот ищет удобный момент, чтобы попытаться удрать. Успокаиваться Николай стал, когда они, выйдя из машины, подошли к зданию милиции. Дверь стукнула, закрылась за ними. Николай ликовал: «Задержал! Без помощи! Сам задержал опасного преступника!»

— Вот, Анохина привел, — сказал он небрежно дежурному.

Тот стал медленно подниматься со стула, глядя на мужчину.

— Я не Анохин, я Николаев! — бросил нервно мужчина. — Я буду жаловаться… Хватать человека на улице…

— Документы с собой есть? — перебил его растерянно Чистяков.

— Нет…

— Вызовите Морозова, — попросил Чистяков дежурного.

Морозов приехал через полчаса.

Мужчина, задержанный Чистяковым, инженер машиностроительного завода Николаев Василий Сидорович, жил в том доме, во дворе которого Чистяков надеялся встретить Анохина.

— Вы простите нас за беспокойство, Василий Сидорович, ответьте нам, пожалуйста, на один вопрос… Вы не помните, где вы были во вторник от пяти до восьми вечера? — спросил Морозов.

Николаев потеребил пальцами усы, задумчиво повторяя:

— Во вторник… во вторник… — Потом ответил уверенно: — Около шести я пришел с работы домой. Поел. Потом с женой пошли в кино, взяли билет на семь двадцать, погуляли немного рядом с кинотеатром… А потом смотрели фильм!

— В каком кинотеатре вы были?

— В «Зените»… Он рядом с нашим домом…

— Все понятно!.. — произнес Морозов. — Вы не разрешите нам взять вашу фотографию? Мы вас подбросим домой…

Еще через полчаса Морозов и Чистяков были в квартире Стыркиной, пожилой неторопливой женщины. Морозов разложил перед ней на столе несколько фотокарточек мужчин, среди которых был Николаев, и спросил:

— Вы можете узнать его здесь?

— Узнаю!.. Я ведь по фотокарточке вашей и узнала. Только там он без усов… Вот он! — едва взглянув на стол, взяла женщина фотокарточку Николаева.

— Вот и нашли мы Анохина, — усмехнулся Морозов, когда они вышли на улицу и остановились возле автомата с газированной водой. — Ничего, и без него скучать не придется, работы хватает, — он вымыл стакан и опустил монетку в автомат. — Слушай, Николай, что ты делаешь завтра?

— Да так… — ответил Чистяков. — А что?

— Да вот хотел тебя в лес затащить. Жена у меня большая любительница отдыха на природе и меня приучила… Сейчас малины в лесу — страсть! А воздух, воздух, м-м-м! — Морозов покрутил головой, взял наполнившийся стакан из автомата и выпил воду. — Может, рванем вместе? Я киноаппарат прихвачу… — Морозов поставил пустой стакан, и они пошли по улице. — Там озеро есть в одном местечке! Прелесть! Вода прозрачная, у одного берега камыш, у другого плакучие ивы косы в воде полощут, кувшинки, лилии! И тихо-тихо. Ну, как ты? Не соблазнился?

— Понимаете, с девушкой я обычно бываю…

— А-а? Это дело важное… Слушай, Николай, ты заходи к нам в гости как-нибудь, вместе с девушкой, а? Ну, хоть в воскресенье вечером. Мы уж из лесу вернемся…

— Спасибо! Я рад бы, да боюсь, что Ира постесняется…

— Вы только познакомились?

— Нет. Мы вместе на стройке работали пять лет назад… Она застенчивая…

— Но ты все-таки пригласи ее, пригласи!.. Идем. Сейчас мы проинформируем Батурина, что поймали Анохина, — усмехнулся Морозов, — и снимем наблюдение с дома и дачи Штронина… Нету Анохина в Москве. Ошиблась Стыркина… Бывает…

10

Дача Маркеловых находилась неподалеку от железной дороги. Дачи и дорогу разделяла густая лесопосадка. По другую сторону железнодорожного полотна был лес, выходивший на крутой берег реки. От платформы Маркеловы и Анохин шли минут пять вдоль заросшего густой и высокой травой забора. Лена сидела верхом на шее Анохина.

— Вот мы и прибыли! — Маркелов поставил сумку возле калитки, просунул руку в щель забора, откинул крючок. Калитка заскрипела, распахнулась. — Обветшал забор… Руки не доходят поменять, — продолжал Маркелов. — Домик мы уже заменили! Два года назад, когда покупали дачу, тут сарайчик стоял, — указал он на зеленый финский дом с широкими стеклами окон.

Маркелов хотел сказать, что дачу эту ему сосватал Штронин, но решил, что Анохин может понять, что с тем связывает его не только соседство по дачам.

В палисаднике в два ряда стояли молодые яблони. Между ними густо зеленели грядки клубники, растопырились пышно кусты крыжовника и смородины. Возле низенького забора, разделявшего участки двух дач, сплелись высокие стебли малины, темно-красные ягоды которой многоглазо выглядывали из-за листьев.

— Малины-то сколько созрело! — радостно проговорила Лида. — Убирать надо поскорей, а то зачервивеет!

Анохин снял Лену и опустил на дорожку. Она побежала впереди всех к дому.

Посреди соседнего участка стоял почти точно такой же дом, что и у Маркелова. «Дачка Штронина!» — догадался Анохин. Двери застекленной веранды были распахнуты настежь. Значит, хозяин был дома. Услышав голоса, он появился на пороге, и Анохин узнал Штронина. За пять лет он пополнел, обрюзг. Волосы заметно поредели, появились залысины.

— Что-то поздновато вы сегодня? — громко поприветствовал Штронин соседа.

— Работа! Работа! — откликнулся Маркелов. — Ты дома будешь сейчас? Мы вот с гостем забежать к тебе хотели на минутку!

В двери веранды рядом со Штрониным появилась сильно загорелая женщина в сарафане.

— Здравствуйте! Мы на речку собираемся… Вы не идете? — спросила она.

— Пойдем… Чуть попозже только!

— Я один к нему схожу, — сказал Анохин Маркелову вполголоса, когда они вошли в дом.

— Ступай! — ответил Виталий Трофимович и обратился к жене: — Лида, выложи продукты в холодильник.

Анохин быстрым, уверенным шагом прошел по дорожке к веранде дома Штрониных и протянул руку хозяину, с улыбкой кивая хозяйке.

— Не узнаешь? — спросил он у Штронина.

— Вижу, знакомый, а не припомню… — глядел Штронин на Анохина.

Жена собирала сумку на веранде и прислушивалась к разговору.

— Мы лет пять назад встречались раза три. Я студентом тогда был, худпрома… Степа меня зовут!

— А, коллега, значит, — улыбнулся Штронин и, заметив, что Анохин несколько раз подозрительно взглянул в сторону его жены, добавил: — Пошли, присядем в холодке!

— Вы надолго отправились-то? — недовольно спросила жена.

— Вы извините, мы на минуточку всего! — обернулся Анохин.

Они обошли вокруг дома и сели под березой на скамейку возле врытого в землю стола.

— Давай, не тяни, видишь, жена ждет! — сказал Штронин, облокачиваясь одной рукой о стол. Он догадывался, зачем понадобился гостю Маркелова, только не понимал, почему Виталий Трофимович направил гостя, а не пришел сам.

— Документы мне нужны! — сказал Анохин, глядя на Штронина.

— Какие?

Анохин облегченно улыбнулся. Больше всего он боялся, что Штронин начнет юлить: мол, помочь он ничем не может, давно завязал.

— Все! Паспорт, трудовая, военный и диплом худпрома…

Штронин помолчал, разглядывая крышку стола, обитую светло-зеленым пластиком, потом спросил:

— А почему Маркелов сам не пришел?

— Зачем его впутывать? — сказал Анохин и сообразил, что надо быть поосторожней.

— Значит, не он тебя направил?

— Он, он! — быстро ответил Анохин. — Только я не хотел, чтобы лишний человек знал мое новое имя!

— Ну да! — согласился Штронин. — А знаешь, сколько это будет стоить?

— Не важно… Главное — побыстрей!

— Быстро не получится. Кое-что доставать придется… Ладно. Сделаю. Ты ночевать-то здесь будешь?

— Здесь…

— Черкни на бумажке продвижения свои, в трудовую… Но раньше, чем через две недели, не жди!

11

Маркеловы ушли на речку, а Анохин остался на даче. Лида и Леночка звали его с собой, но Виталий Трофимович возразил: пусть человек один в тишине отдохнет.

Анохин разделся, расстелил одеяло на траве за домом и растянулся под солнцем. Было тихо. Изредка доносился торопливый перестук колес поездов. Ветер слегка шелестел листьями на верхушках яблонь. Анохин часто переворачивался, подставлял солнцу то спину, то грудь, то ложился на бок. Он опасался перегреться. Несмотря на жаркое лето, он не загорал еще ни разу. Покрутившись на одеяле с полчаса, он решил, что хватит на первый раз, и перетащил одеяло в тень, под яблоню. Там улегся и закрыл глаза. Лежал долго, изредка лениво сгонял с себя муху, с жужжанием летавшую вокруг, и представлял, как у него будет такая же дача, как выстроит он беседку в саду с белыми столбами и обязательно напишет картину — жена с ребенком в беседке. Неплохо было бы поставить дачу на берегу реки, чтобы из сада слышно было, как журчит вода. Думая об этом, он услышал скрип калитки. «Что-то быстро вернулись», — подумал Анохин, но подниматься не стал. Через минуту он услышал неспешные шаги и приоткрыл глаза, ожидая увидеть Маркелова, но увидел девушку. Она не заметила его, подошла к малиннику, присела и начала рвать ягоды и есть. Девушка сидела на корточках спиной к Анохину метрах в десяти от него. Длинный ситцевый сарафан ее касался травы. Светло-русые волосы были ровно обрезаны до плеч. Анохин приподнялся на одеяле, наблюдая за девушкой, потом громко крикнул:

— Ты что делаешь?

Девушка встрепенулась, вскочила и повернулась к нему, испуганно замерла, сжавшись, как птичка, почувствовавшая опасность и готовая в мгновение упорхнуть. Замер и Анохин изумленно.

— Лида! — прошептал он. Девушка была удивительно похожа на Лиду.

— Ты кто? Ты как здесь оказался? — спросила она, по-прежнему с опаской глядя на него.

— Ты сестра Лиды? — спросил Анохин в свою очередь, снимая с сучка яблони джинсы, и начал быстро натягивать их на себя, сидя на одеяле.

— Нет… Яплемянница. А ты кто?

— А я племянник, — пошутил Анохин, застегивая пуговицы сорочки, потом быстро заправил ее в брюки и поднялся: — Я шучу! Я товарищ Виталика!

— А-а! — протянула девушка. — Ты так меня испугал!.. А где они? На речке?

— Загорают… — Анохин подошел к девушке, глядя на ее смуглое от загара лицо.

— Я так и знала… Меня Верой зовут…

Степан назвал себя и сказал смеясь:

— А я гляжу, бог ты мой, Лида юная явилась… Онемел даже!

— Ты не первый… На работе тоже удивляются нашему сходству… Почему они малину не собрали? — спросила она, оглядываясь на кусты.

— Мы недавно приехали… Хочешь, давай вдвоем собирать. Пока они придут, мы управимся!

— Давай! — засмеялась Вера. — Я сейчас что-нибудь принесу! — побежала она в дом.

Анохин с восхищением смотрел, как развевается широкий сарафан. Через минуту она выскочила из дому с большой кастрюлей и двумя кружками.

— Вот, — протянула Вера одну. — В кружки собирать будем, а в кастрюлю ссыпать!.. Я здесь буду, а ты туда иди, — указала она в середину куста. — А то я исцарапаюсь.

— Правильно! — согласился Анохин и, раздвигая куст, полез в середину, а Вера присела на корточки возле куста.

— А почему ты с ними не пошел на речку? — спросила она.

— Обгореть побоялся! Я еще ни разу не загорал…

— Почему?

— Работа такая… А ты вместе с Лидой в райисполкоме работаешь?

— Да…

— Председателем? — пошутил Анохин.

— Почти! — засмеялась Вера. — Еще чуть-чуть осталось до председателя… Общественница я, в жилотделе!

— А что это за должность?

— Это и не должность вовсе… Сижу в жилотделе, документы разные оформляю, и никто мне за это ни копейки не платит. Все на общественных началах. Поэтому и общественницей зовут, — пояснила Вера.

— Целый день бесплатно работаешь? — удивился Анохин. — Почему? А жить-то на что?

— А я за квартиру! Два года — и квартира без очереди… А я уже полтора года просидела. Еще полгода — и все! А квартиру сама выбирать буду, в любом районе, на любом этаже…

— Да-а! А я не знал о такой системе… Но два года жить-то на что-то надо?

— А я уборщицей в универсаме по вечерам работаю…

— Вот, а тут уж работа кипит! — услышали они веселый возглас Лиды.

Леночка первой влетела в калитку и, радостно повизгивая, побежала по дорожке к Вере, которая, улыбаясь, поднялась ей навстречу.

— Упадешь! — крикнула Лене мать. Вера подхватила девочку на руки. — Как ты догадалась, что мы здесь? — спросила у племянницы Лида.

— По телефону… Раз не откликаетесь — значит, здесь!

До сумерек сидели за столом в комнате с открытыми окнами, разговаривали, а когда Лида предложила включить свет, Вера поднялась — пора уезжать.

— Ночуй здесь! Не все ли тебе равно! — сказала Лида.

Вера отказалась. Рано утром нужно бежать в универсам, чтобы успеть до открытия вымыть полы, сегодня-то вечером не была. А отсюда слишком далеко добираться. В городе — рядом… Было заметно, что она захмелела.

Анохин пошел ее провожать до платформы. Он был возбужден, говорлив. Вера держала его под руку, а он рассказывал о жизни художника Гогена, о котором она раньше никогда не слышала. Когда Степан наклонялся к ней, он чувствовал горячий запах волос.

— Волосы твои солнцем пахнут, и малиной, — сказал он вдруг, прерывая рассказ, и замолчал.

Она ничего не ответила, и они молчали, пока не подошла электричка. Анохин забыл о своем положении и вскочил в вагон вслед за Верой. В городе проводил до подъезда и, прощаясь, спросил:

— Завтра ты снова приедешь?

— Нет… Завтра универсам до трех работает. После закрытия мне нужно там быть!

— А долго ты убираешь?

— Часа два.

— В пять, значит, освободишься, а часов в семь давай встретимся где-нибудь?

— Где?

— Где скажешь.

— Можно в парке, у фонтана…

— Я жду! — клюнул он ее носом в душистые волосы возле уха и долго слушал с бьющимся сердцем, как мягко стучат по ступеням ее туфельки.

12

В воскресенье утром Анохин спал долго. Просыпался несколько раз, но какая-то необычно сладкая лень, томительная дремота не отпускала его. Он, не шевелясь, смотрел на стену, разрисованную альфрейщиками под ковер. В душе было ощущение чего-то хорошего, светлого, внезапно вошедшего в его жизнь. Причудливые рисунки на стене расплывались, и он снова засыпал. Проснувшись в десятом часу, он еще долго лежал, смотрел, как тихонько шевелятся легкие занавески. Окно было открыто всю ночь. Анохин вспоминал с нежной сладостью вчерашний вечер, вспоминал голос девушки, смех, вспомнил, как при прощании ткнулся носом в волосы Веры, с насмешкой подумал о себе: «Семинарист!» — и вскочил с постели. Крашеные доски пола приятно холодили подошвы ног. Анохин бодро и энергично покрутил руками, высоко поднимая плечи, и выскочил на улицу умываться.

— Проснулся, наконец! — окликнула его Лида. — А мы уже искупаться сбегали!

Маркеловы всей семьей собирали малину. Вчера не успели. Анохин умылся и стал помогать им. За работой снова вспомнилась Вера, вспомнилось, как вчера он увидел ее у малинника, как собирали с ней ягоды, но от воспоминаний уже не было радостного, волнующего чувства, а была грусть, тихая грусть, какая обычно бывает при воспоминаниях о чем-то милом, добром, но уже недоступном тебе, о том, что никогда не вернется. Вчера он забыл, что знакомство их не может иметь продолжения, ни к чему не приведет… А жаль, жаль, хорошая девчонка! Такую не часто можно встретить!.. И свидание напрасно назначил. Зачем волновать девчонку? Теперь она будет собираться, торопиться к нему, ждать в парке, вглядываться в каждого прохожего, не он ли это? И уйдет с обидой! А ведь он не хотел ее обижать!.. «А может, она и не думает о свидании?» — пришла вдруг мысль. Согласилась просто так, чтоб отвязался!

Степан весь день был задумчив и неразговорчив. Лена тормошила его, пыталась втянуть в игру, но потом заскучала и отошла к матери. К вечеру Анохин с Маркеловым расположились на траве под яблоней. Время двигалось к шести. В парк можно было еще успеть. Анохин решительно поднялся, но тут же передумал, снова сел на одеяло. Маркелов подозрительно покосился на него. Он чувствовал, что Анохин чем-то взволнован, чего-то ждет, но спрашивать не решался.

«Все, поздно!» — решил Анохин, в очередной раз взглянув на часы. Они показывали половину седьмого. Подумав это, он спросил:

— Где здесь можно быстро такси поймать?

— На площади, — махнул рукой Маркелов в противоположную сторону от железной дороги.

Анохин вскочил и направился в комнату переодеваться.

— Ты куда? — крикнул ему вслед тревожно Маркелов.

Степан не обернулся. Через две минуты он выскочил на улицу и спросил:

— Как быстрее на площадь пройти?

Маркелов указал и заговорил просительно:

— Степа, ты же обещал не выходить…

— Не шипи! — перебил Анохин. — Что ты все пузыри пускаешь? Отдыхай!

Анохин нырнул в калитку за сарайчиком и по тропинке в кустах желтой акации выбежал на площадь. Там, озираясь, стал искать глазами машину. Такси ему удалось поймать довольно быстро.

Возле парка он остановил машину и помчался меж деревьев к асфальтированной дорожке, которая вела к фонтану с другой стороны, откуда его не могла ждать Вера. По дорожке бежал, стараясь держаться ближе к кустам. В парке было многолюдно. Все скамейки были заняты. Анохин опаздывал на двадцать минут. Он страстно желал, чтобы Веры не было у фонтана, чтобы она не пришла, и в то же время боялся, что не успеет, не увидит ее.

Вера стояла неподалеку от фонтана на видном месте. На ней было белое платье с короткими рукавами. Держала она в руках небольшую светлую сумочку. Стояла боком к Анохину и смотрела в сторону главного входа. Лицо у нее было унылое. Видимо, Вера уже разуверилась в том, что он придет. Степан замедлил шаги и остановился. Вера медленно и разочарованно побрела к выходу. Анохин бросился за ней:

— Верочка!

Она оглянулась. Глаза ее радостно вспыхнули, а губы не могли сдержать улыбки:

— А я отсюда ждала!

— Прости меня, Верочка! Я так виноват… Но я спешил, поверь! Не от меня зависело…

— Ничего. Куда пойдем?

Глаза ее смотрели на него доверчиво. И ему вновь стало вдруг легко, так же, как вчера вечером, когда он ее провожал, словно все проблемы враз разрешились. Он забыл, что ему не следует появляться в людных местах.

— А куда хочешь! — сказал он весело. — Веди туда, где тебе нравится!

— Тогда в кино!

— Ну, в кино так в кино. А в какое?

— В любое. Лишь бы посидеть! Посидеть мы можем и в ресторане.

— А ну его!

— Почему?

— Я там почти не бывала…

— Тем более! Пошли!.. Не беспокойся, денег у меня достаточно!

Анохин помнил, что рядом с парком есть небольшой ресторан, где он был однажды со Штрониным и приятелем по институту.

В зале ресторана было душновато, несмотря на распахнутые настежь окна, и малолюдно. Анохин и Вера сели за стол. Он расположился спиной к залу и взял лист меню.

— Я сухое, — предупредила Вера.

— Тогда шампанское!

Когда официантка ушла, получив заказ, Анохин сказал:

— Я здесь уже был однажды с двумя художниками. Один, правда, студентом тогда был, а другой успел поработать, за тридцать тогда ему было… Он все на судьбу жаловался. — Анохин хотел назвать Штронина, но передумал. — Говорит, денег нет, приходится всякую халтуру делать, а на творчество времени не остается. А годы не ждут, уходят… Сейчас он разбогател, я недавно с ним встречался, но художником так и не стал, то ли в молодости талант растратил на погоню за деньгами, то ли и не было таланта…

— Знаешь, не верю я таким жалобам, — сказала Вера. — Денег нет! Условий нет! Это все отговорки для лодырей… Работали бы побольше, были бы и деньги и условия!

— Это так, конечно, но ведь люди же все, не хочется в молодости силы на быт растрачивать, хочется иметь нормальную семью, квартиру, мастерскую, и посмотреть мир хочется, и отдохнуть по-человечески тянет… А для всего этого деньги нужны!.. Бывают, конечно, люди, кому на быт наплевать. Знал я такого, была у него комнатушка. В ней он спал и работал… Помнится, у него на стене было написано: «Мне много ль надо? Краюшка хлеба да капля молока, да это небо, да эти облака!»

Когда они вышли из ресторана, на улице стемнело. Торопливо переливались, полыхали огнями разноцветные неоновые спирали, неправильные квадраты и треугольники. Позванивали на перекрестке ленивые трамваи и равнодушно катились вверх по улице. Их обгоняли легковые машины, шурша по асфальту шинами. Вера с Анохиным свернули в переулок. Здесь было тише. Меньше людей, меньше машин. Переулок привел их в парк. Они снова вышли на площадь, к фонтану. Площадь освещали матовым светом фонари, выглядывавшие из густых ветвей деревьев. Степан с Верой прошли по одной из аллей, лучами расходившихся от площади, в глубь парка. Анохин обнимал девушку за плечи и чувствовал себя снова студентом, удачливым человеком. Радостно ему было шагать рядом с милой девушкой по почти безлюдной аллее. Но когда они сели на свободную скамейку под деревом, листья которого тихо шелестели, от тишины, от шелеста листьев стало неспокойно и тревожно Анохину.

— Пошли отсюда! — поднялась Вера.

«Какая чуткая!» — удивился с нежностью Анохин и сказал:

— Второй день знаю тебя, а, кажется, всю жизнь ты была рядом!

Они повернули обратно и долго бродили по улицам, пока не оказались возле дома, где жила Вера.

13

Все дни Анохин проводил в квартире, лежал на диване, смотрел телевизор или читал книги до прихода Маркеловых. Первой приходила Лида. Райисполком был неподалеку. По дороге она забирала девочку из детского сада. Лена, войдя в квартиру, сразу же бежала к Анохину.

— Дядя Степа теперь набегался по конторам, устал! Пусть отдыхает, — удерживала ее мать.

Но Анохин радостно подхватывал девочку на руки, говоря:

— Ничего, ничего! Я с ней быстрей отдохну!..

— Не приискал еще ничего? — интересовалась Лида.

— Что-то наклевываться стало! В одной ПМК прораб нужен. Но начальник в командировке… Придется ждать! Через неделю должен приехать… Без него решать не берутся…

— Это хорошо! Может, мытарства твои скоро кончатся. А с жильем там как?

— Я еще не узнавал.

— Что же ты так? Об этом в первую очередь узнавать надо…

Анохин вошел в свою роль и почти сам верил, разговаривая с Лидой, в то, что он ищет работу. После ужина он уходил в город. Маркелов провожал его мрачным взглядом, но удерживать больше не пытался. Он считал, что Анохин ходит к своим дружкам, и только в субботу, когда они снова были на даче, куда приезжала и Вера, Маркелов узнал, что тот проводит вечера с девушкой. Больше всего поразило Виталия Трофимовича, что Лида с одобрением относится к этому.

— И ты давно знаешь? — спросил он у жены сердито, когда они возвращались с реки по лесной тропинке.

Степан с Верой и Леночкой отстали.

— Вера мне еще в понедельник сказала, — взглянула Лида на мужа, не понимая, почему он сердится.

— Ты ей хоть сказала, что он разведенный? Что ребенок у него растет?

— Сказала…

— А она?

— Он ей нравится.

— Нравится? — передразнил Маркелов. — А ты-то! Ты-то почему не отговорила ее! Племянница все-таки!

— А почему я должна отговаривать? — удивилась Лида, не понимая настроения мужа. — Человек он хороший, я это сама вижу! Ну не получилось у него там… Мало ли какие жены бывают!

— Во! Во, бабы! Она уже и сосватать готова! «Хороший человек»! — передразнил Виталий Трофимович. — Давно ты его знаешь? Мало ли что он напоет, нарасскажет!

— Что ты взвился-то! — рассердилась и Лида. — Однокурсник-то он чей? Мой, что ли? Сам привел, сам расхваливал…

— Ладно! — вполголоса отмахнулся Маркелов, оглядываясь, не догоняют ли их Вера со Степаном. — Ух! — выдохнул он. — С ума с вами сойдешь!

«Скорее бы проходили эти дни! — думал он с тоской. — Анохин уехал бы! Артамонов ушел бы из райисполкома. Можно жить спокойно». Документы Лаврушкину Виталий Трофимович уже передал. На следующей неделе тот должен был нести их в райисполком.

— Я слышал, начальник твой, Артамонов, в облисполком уходит, инструктором? — спросил он у Лиды, переводя разговор на другую интересующую его тему.

— Утверждения ждет…

— А новым кого назначат?

— Неизвестно пока… Хорошо бы заместителя теперешнего поставили. С ним легко работать, — сказала Лида.

14

Сергей Сергеевич Лаврушкин со всеми документами явился, как и говорил ему Маркелов, к начальнику отдела учета и распределения жилой площади райисполкома Артамонову. Тот показался Лаврушкину человеком неразговорчивым, придирчивым: взял документы, указал на стул и начал внимательно разглядывать бумажку за бумажкой, складывая их в стопку на столе. «Ну, все! Влип! — думал тревожно Лаврушкин. — Обнаружит фальшивку, и все!» Артамонов осмотрел последнюю бумажку, положил ее сверху в стопку и улыбнулся Лаврушкину, поднимаясь:

— Поздравляю вас, Сергей Сергеевич, с двумя внуками! Не часто такое бывает, не часто! Сами, наверно, не ожидали такого! — улыбался Артамонов, пожимая руку.

— Откуда же! — пробормотал довольный Лаврушкин. — И думать не могли!

Артамонов взял документы со стола и сказал:

— Идемте!

Они вышли в коридор. Артамонов открыл дверь, на которой висела табличка «Группа учета очередников».

— Верочка, примите документы у Сергея Сергеевича, — обратился Артамонов к девушке, сидевшей за столом, и Лаврушкин с удивлением узнал в ней уборщицу из универсама. — Я проверил их, все в порядке!.. Поставьте его в льготную очередь и готовьте документы на первую же жилищную комиссию… Близнецы в нашем районе не часто рождаются, — снова улыбнулся Лаврушкину Артамонов и вышел.

— Здравствуйте, Сергей Сергеевич! — сказала смущенно Вера Лаврушкину, когда они остались од-ни.

— Вера, а как ты здесь оказалась? Ты что, работаешь здесь?

— У меня тетя тут… — ответила Вера. — Я помогаю…

— Понятно… А я так удивился!

— Это у вас близнецы родились? — взяла Вера документы.

— Ну, нет, что ты! — засмеялся Лаврушкин. — У сына… Только женился — и подарочек!..

Вечером в универсаме Вера сказала продавцу из колбасного отдела, которая всегда оставляла ей хорошую колбасу, что у сына заместителя директора близнецы родились.

- Кто это тебе сказал? — засмеялась продавец. — Он только женился!

— Ну да! Только женился, и уже появились! Сергей Сергеевич сам говорил…

— Кому говорил-то?

В универсаме не знали, что Вера днем работает в райисполкоме.

— Мне…

— Тебе? Он шутил… Я-то его семью хорошо знаю! И молодых неделю назад видела! Да если б у них близнецы появились, тут бы разговору-то сколько было! Сергей Сергеевич шутил!

Вера не стала доказывать продавцу, что своими глазами видела документы, но потом засомневалась, стала думать: почему же действительно на работе никому о близнецах неизвестно? Один ребенок родится у сотрудника, и то сразу все знают, а близнецы не часто появляются.

На другой день она позвонила в паспортный стол ДЭЗа и спросила о составе семьи Лаврушкиных. Внуков у Сергея Сергеевича не было, и справок последнее время Лаврушкины никаких не брали. Вера побежала к Артамонову, но он уехал в облисполком и обещал приехать только к концу дня. Девушка вернулась в комнату и задумалась тревожно. А если и другие льготники их обманывали, думала она. Если они получали квартиры по фальшивым документам? Проверить надо! Вера нашла в папке список льготников, получивших квартиры за последние полтора года, когда она работала, и начала обзванивать паспортисток. До конца рабочего дня она не выпускала трубку из руки. От того, что она узнавала, ей становилось страшно. Почти каждый второй льготник получал квартиру по фальшивым документам. Ей захотелось посоветоваться с Лидой. Она побежала к ней, но у Лиды были посетители. Она попросила зайти попозже. Вера чувствовала себя виноватой, ведь документы принимала она. И оформляла их на комиссию она. Правда, у льготников документы сначала смотрел начальник жилотдела, но у него работы и без этого достаточно, может быть, он надеялся на нее, надеялся, что основательно проверит, а она что-то не так делала, если ее постоянно обманывали.

— Василий Степанович! — ворвалась она в кабинет к Артамонову, когда он в конце работы приехал в райисполком. — Нас обманывали! — всхлипнула Вера. — Мы квартиры давали по фальшивым документам!

Артамонов приехал из облисполкома окрыленный. На следующей неделе его должны были утвердить инструктором — и прощай, райисполком. В понедельник он собирался протащить через жилищную комиссию квартиру для Лаврушкина и прикрыть лавочку. Хватит! И вдруг к нему врывается Вера с такими словами. Василий Степанович выскочил из-за стола и начал усаживать девушку на стул, успокаивая:

— Что с тобой? Что ты выдумала? Успокойся, пожалуйста! Говори толком…

Он сел рядом с Верой. Она начала рассказывать:

— Я по вечерам уборщицей работаю… в магазине…

— Так-так-так! — подбадривал ее Артамонов.

— Заместитель директора у нас Лаврушкин…

— Понятно, понятно! — поежился начальник жилотдела.

— Когда он принес документы, я думала, правда, у него близнецы… А на работе говорят, никого у них нет… Тогда я в ДЭЗ позвонила… Нет у его сына детей, и справок им ДЭЗ никаких не давал. Вот так-то!

— Ай-яй-яй! И ты кому-нибудь говорила об этом?

— Нет… Хотела Лиде сказать, но она занята была…

— Правильно, правильно, — быстро подхватил Артамонов. — Надо сначала разобраться.

— Это не все, Василий Степанович! — перебила Вера. — Я испугалась и всех льготников проверять начала, какие квартиры за полтора года… Вы знаете, сколько раз нас обманывали! Вот список, — положила она лист на стол. — Я во все ДЭЗы звонила…

— Как же так! — придвинул к себе список Артамонов и начал тереть лоб похолодевшими пальцами, соображая, что делать. — Куда же ты смотрела раньше? Ты знаешь, что тебе за это будет?

Вера наклонилась к столу. Слезы текли по ее щекам. Она вытащила платок.

— Ну, ладно, ладно! Не хлюпти! — ласково приобнял ее за плечи Василий Степанович. — Успокойся, успокойся! Я тоже хорош… Вместе облапошились, вместе и выкручиваться будем… Ты и об этом никому не говорила? — поднял он список со стола.

— Нет…

— И то хорошо!

В кабинет открылась дверь, и заглянула Лида.

— Верочка, тебя подождать?

Девушка вопросительно взглянула на Артамонова. Василий Степанович поднялся, улыбаясь Лиде, и сказал:

— У нас с ней длинный разговор…

— Тогда я пойду. Завтра на даче встретимся. Приедешь?

Вера кивнула. Лида ушла. Василий Степанович прошелся по кабинету, вспоминая, сколько у него с собой денег. Рублей триста наберется, да пообещать еще столько же…

— Да, Верочка, сделали мы с тобой промашку… Сделали, — заговорил Артамонов. — Но теперь ничем не поправишь. Поздно!

— Почему? В милицию заявить, и все!

— И все? — усмехнулся Василий Степанович, глядя на девушку. — Ты соображаешь, что говоришь-то! Ты думаешь, тебя по головке погладят за это? Посадят лет на пять! Тебе сколько сейчас? Двадцать один? Всю молодость и проведешь там… Придешь оттуда, кому ты нужна будешь? Вся жизнь из-за каких-то дураков пропадет… Забудь о них, наплюй! Мало у нас чего творится… Давай порвем этот списочек к чертям собачьим! И не было его! Дорабатывай спокойно полгода, получай квартиру и живи…

— Нет-нет! — воскликнула Вера. — И думать об этом нечего. Нет! Я своими руками жуликам ордера выписывала, и я буду жить спокойно?! Нет! Надо в милицию… Там разберутся, поймут… На документах ведь печати были, подписи… Как я могу узнать… И вы смотрели!.. Там разберутся!

— Разберутся, жди! — зло сказал Артамонов, но тут же улыбнулся. — Я понимаю тебя… Работница ты хорошая! Мы уже думали поощрить тебя досрочно квартирой… В понедельник жилищная комиссия будет квартиры в доме на Пудинской распределять. Ступай, выбери себе однокомнатную на любом этаже и подготовь свои документы! Получишь — и до свидания, живи спокойно с чистой совестью…

— Нет, Василий Степанович, я по закону, я подожду еще полгода… А об этом нужно в милицию сообщать!

— По закону! По какому закону? Где ты читала такой закон, чтобы человек два года бесплатно работал, лишь бы квартиру без очереди получить! Нет такого закона! Все это делается в обход закона!

— Я не знала… — пролепетала Вера.

— Там ты не знала, тут ты не знала… — начал резко Василий Степанович и вдруг оборвал себя, замолчал, задумался, потом вздохнул и заговорил совсем другим, каким-то доверительным тоном: — Как мы еще невнимательны друг к другу! В суете, в заботе не думаем о сотрудниках, чем живут? Как живут? Молодая девчонка, ей бы жить да жить, веселиться, гулять, одеваться! А ей приходится бесплатно работать, и ни разу мне в голову не пришло, на какие шиши человек живет. Да! — потер он лоб. — А ей вон уборщицей приходится работать! В грязи возиться! Сколько тебе там платят?

— Восемьдесят… — тихо ответила девушка. Восемьдесят рублей в городе только на еду, — вздохнул Артамонов. — А девушке тряпок сколько надо! Да и дорогие они сейчас — ужас! Раньше надо было мне об этом подумать! Извини уж! — улыбнулся он виновато. — Закрутился! — Артамонов достал толстый кошелек, вытащил пачку десяток и положил перед девушкой: — Это авансик! В понедельник раза в три больше получишь. Только забудь ты об этом списке! обнял он Веру за плечи. — К черту его!

Вера отодвинула деньги и повела плечом, освобождаясь от руки Артамонова.

— Вы что? Зачем это? — указала она на деньги и встала. — Нет! О жуликах я молчать не буду! — Вера поняла, что что-то здесь не то, раз начальник предлагает деньги. А может быть, он просто боится, что теперь его не возьмут в облисполком?

— Ну, ладно, ладно! — Артамонов быстро взял деньги со стола и сунул в карман. — Будь по-твоему! Не хотелось сор из избы выносить! Ладно. Оставляй список! Сейчас уже поздно, — глянул он на часы. — Милиция тоже до шести работает… В понедельник прямо с утра вместе отправимся туда… Только молчи пока, не распространяйся, а то черт их знает, что это за мошенники и на что пойти могут, если узнают! Их надо разом и быстро прихлопнуть! Поняла? До свиданья! Будь осторожна, — улыбнулся он девушке на прощанье, думая: «Дура! Дура!.. Что делать-то?» А сердце у него ныло, ныло, ныло.

Вера вышла, не зная, что и думать, может, все-таки Василий Степанович ничего не знал, просто не хочет скандала. Ведь его могут и не взять в инструкторы… Завтра надо непременно все Лиде рассказать, посоветоваться.

Артамонов постоял у окна, проводил Веру глазами до угла дома и подошел к телефону. Маркелов был дома.

— Срочно нужно встретиться! — жестко сказал Василий Степанович. — Срочно! Я жду!

Встретились они в парке. Сели на лавочку. Артамонов рассказал о разговоре с Верой.

— Влипли мы с тобой! Крепко влипли! — закончил он. — Слышал, наверно: только что директора гастронома в Москве по суду шлепнули… С конфискацией имущества…

— А как же быть?! — прошептал Маркелов.

— Как быть? Думай! Ты же глава фирмы, — усмехнулся зло Артамонов. — Ты договаривался с клиентами, ты доставал фальшивые документы, ты брал деньги… Сколько ты брал, я не знаю, я лишь принимал от тебя подачку!

— Ты знаешь! Все ты знаешь! — яростно зашептал Маркелов, стуча кулаком по скамейке.

— Ну ладно, ладно! Успокойся! — прикрикнул Артамонов. — Оба хороши! Думать надо, как выкрутиться… Я к ней уж по-всякому подходил… Выход тут один! И ты его знаешь, — взглянул он на Маркелова.

— Нет, только не я… Она же племянница… Я не могу! — зашептал Маркелов.

— Деньги брать ты мог… И племянница она не твоя…

— Не могу! Не могу! — качнул головой Маркелов.

— Ладно! Рядиться не будем!.. Она вроде завтра на дачу к вам собиралась? Вы как туда ездите — вместе?

— Нет… Она попозже приезжает…

— А если вы на дачу не поедете, она все равно туда приедет?

— Она звонит… если нас нет, значит, мы там!

— Это уже полегче… Сейчас мне ключи принесешь от дачи… Туда завтра вы не поедете, поеду я. Ты приедешь к вечеру, поможешь мне… Там у вас лес рядом?

— Да… — начиная нервно вздрагивать, ответил Маркелов.

— Лопаты на даче есть?

— Да…

— Не дрожи ты! Я, может, еще уговорю ее. Не совсем же она дура! Значит, договорились! Приедешь к вечеру… И телефон утром не забудь отключить…

15

Маркелов обещал Лиде прийти пораньше, чтобы ехать на дачу. Степан смотрел с девочкой по телевизору «Утреннюю почту». Потом пришла из магазина Лида, и Лена убежала к ней на кухню. Анохину было грустно, хотелось поскорее увидеть Веру. Завтра он получал документы у Штронина и мучился теперь, не зная, как быть. Уехать, сбежать втихомолку он уже не мог. Открыться, сказать, чтобы она уезжала с ним? Но как она поведет себя, когда все узнает? Анохин прилег на кровать и начал растирать грудь ладонью. Ему вспомнились недавние слова Веры, ее шепот: «Я столько тебя ждала, столько ждала!» Анохин стал вспоминать последние встречи с девушкой. Потом представилось ему, как они идут по солнечному парку. Кругом празднично одетые люди, яркие цветы вдоль дорожки. Впереди широко взлетает вверх шумящая струя фонтана. Сзади слышен духовой оркестр. Вера держит его под руку и что-то рассказывает. Он слушает, улыбается, тоже что-то говорит. Она смеется, возможно, не от его остроумных слов, а просто так, оттого, что так хорошо жить на земле, бродить среди цветов под звуки оркестра. Он обнимает девушку за плечи и прижимает к себе. Она вдруг вырывается и бежит к мороженщице. Берет эскимо и протягивает Леночке, которую он ведет за руку. Девочка начинает разворачивать обертку.

— Леночка, а что нужно сказать маме? — спрашивает Анохин.

Лена поднимает голову и говорит Вере:

— Спасибо!

Он поправляет платье дочери, берет девочку за свободную руку, и они направляются мимо фонтана.

— Мама, давай сфотографируемся! — просит Леночка Веру, увидев фотографа возле фонтана.

— Давай! — поддерживает дочь Степан.

Он осторожно берет Леночку под мышки и сажает в самолет, а сам встает рядом с Верой у нее за спиной.

И вот эта фотография в рамке висит на стене в комнате. На полу на ковре сидит Анохин с пятилетним сыном. Они что-то мастерят. Вокруг них разбросаны разные детали и лежит коробка с надписью «Конструктор». В комнату входит Вера. Она чем-то озабочена.

— Степа! — говорит она. — У Леночки температура!

Анохин быстро поднимается с пола и торопливо идет в детскую, где на кроватке разметалась девочка.

— Может, врача вызвать? — тревожно шепчет Вера.

Анохин отогнал видение, решительно вскочил с кровати, быстро заправил выбившуюся сорочку в брюки и направился к двери. Но вдруг остановился, медленно вернулся назад и сел на кровать. За окном, в парке, духовой оркестр играл вальс «Синий платочек». Музыка звучала томительно, грустно, то замирала, то вновь возвышалась. Анохин нагнулся, вытянул из-под кровати свою спортивную сумку за длинный ремень. Расстегнул. В сумке аккуратными стопками лежали пачки денег. Он взял одну, покрутил в руке, резко сжал, швырнул в сумку и ногой загнал ее назад, под кровать. «Если бы не эти деньги, как было бы просто!» Анохин сидел неподвижно довольно долго. Потом встал, поправил сорочку перед зеркалом и вышел в коридор.

— Лида! — сказал он громко. — Я пойду прогуляюсь. Поезжайте на дачу без меня… Я один туда приеду… Потом… А может быть, вместе с Верой!

— Хорошо! — ответила из кухни Лида. — Ступай! Мы вас ждем! Долго не задерживайтесь!

Минут через пять после ухода Анохина пришел с работы Маркелов, пришел, сильно прихрамывая.

— Что с тобой? — тревожно встретила его жена.

— Черт, ногу подвихнул! Ступить нельзя, ой! — стонал он, снимая туфли.

Лида помогла ему разуться, отвела в комнату на софу, сняла носок и начала растирать ступню. На ней не было видно ни синяка, ни опухоли. Маркелов охал, кряхтел. Лида хотела вызвать врача, но Виталий Трофимович отказался:

— Часа два полежу — пройдет, опухоли-то нет! Лучше водочный компресс сделай… А Степа где?

— Прогуляться вышел… — суетилась возле него жена.

О поездке на дачу теперь и думать было нечего. Лида полила чистую тряпку водкой и перевязала ушиб. Маркелов улегся на софу, вытянул «больную» ногу и попросил включить телевизор. Леночка осталась с отцом. В комнате сильно пахло спиртным.

Расстроенная Лида разобрала на кухне сумки с продуктами, приготовленными к поездке на дачу, и решила убрать квартиру. Уборку начала с комнаты Анохина. Вытерла всюду пыль, принесла швабру и ведро с водой. Взяла «дипломат» Анохина и положила на стул, потом потянула за ручку сумку из-под кровати. Тяжелая сумка была расстегнута, и в ней видны были пачки денег. Сверху лежала одна с порванной упаковкой. Лида, увидев деньги, испуганно выпрямилась и закричала, сжимая ладонями щеки:

— Витя! Витя!

Маркелов вбежал в комнату, не забывая прихрамывать.

— Смотри! — указала ему Лида на сумку.

Виталий Трофимович растерянно уставился на деньги, затем наклонился, вытянул одну красную пачку, повертел в руке и осторожно, будто опасаясь, что она взорвется, опустил назад.

— Откуда они? — прошептала Лида.

— А я знаю! — так же шепотом ответил Маркелов.

— Что же делать?

— Придет — пусть выметается отсюда! — заявил Виталий Трофимович.

— Может, в милицию сообщить… — нерешительно предложила Лида. — А вдруг он их украл?

— Украл? Где он мог украсть?

— А где же он взял столько?

— А если украл, заявишь, а ночью дружки придут и придушат… Иль сам… когда вернется оттуда! На черта он нам нужен, пусть убирается!

— Ну да! Ну да! — охала Лида. — Забирай ты его вещи! Отнеси от греха подальше… Ой, а нога-то у тебя!

— Ничего, она уже прошла почти! — потопал ногой по полу Маркелов. — Куда он направился?

— Сказал, что погуляет, потом с Верой на дачу поедет…

— С Верой? На дачу? — сел на кровать Виталий Трофимович.

— Ну да!

— Я… Я иду… — засуетился Маркелов, перестав хромать. — Собери-ка быстренько его вещички!

Через пять минут он уже спускался по лестнице, лихорадочно соображая, что делать, если Анохин с Верой приедут на дачу и встретят там Артамонова. Что делать? И вдруг обожгла мысль: «А что, если… их там… вместе, деньги-то мне останутся!» Надо бы только успеть на дачу раньше их. Маркелов поймал такси.

16

Анохин, выйдя из дому, перешел улицу и направился мимо высоких колонн у входа в парк, мимо памятника летчику, неподалеку от которого под старым дубом сидели полукругом музыканты духового оркестра. Они отдыхали, опустив инструменты, и о чем-то тихо переговаривались между собой. Возле них в тени под деревьями на скамейках сидели слушатели. Вокруг одной из скамеек толпились мужчины. Там играли в шахматы. Было жарко. Степан медленно брел по широкой аллее к фонтану. Откуда-то издалека из глубины парка, по-видимому, от Зеленого театра доносилась песня: «Где же ты, счастье? Где светлый твой лик? Где же ты, счастье?»

Пел, а вернее, спрашивал, вопрошал судьбу свою мужчина. От этих слов, от мучительно тоскливого голоса Анохину стало невыносимо грустно, и казалось, что не певец спрашивает, а он: «Где же ты, счастье? Я тысячу рек переплыл! Где же ты, счастье?»

Около фонтана Анохина обдало прохладной водяной пылью. Он сел на скамейку напротив. При сильном порыве ветра водяная пыль достигала его и на мгновение освежала. Рядом с фонтаном играли две маленькие девочки. Они были в одинаковых платьицах и босоножках. Девочки забегали в то место, где оседала водяная пыль, и замирали, сжавшись и широко раскрыв глаза. Когда их осыпало брызгами, они с радостным визгом выскакивали на сухое место.

«Где ты, я песню тебе посвятил? Где же ты, счастье?»

Мальчик лет семи стоял, прислонившись боком к парапету фонтана, ел мороженое, доставая его палочкой из бумажного стакана, и смотрел на девочек. Покончив с мороженым, он наклонился через парапет, попытался достать стаканом воду. Мать мальчика недовольно позвала его к себе и что-то долго и сердито говорила ему. Мальчик тихо стоял перед ней, опустив голову, и теребил бумажный стакан. Потом послушно побрел к урне, опустив в нее стакан, вернулся на свое место к парапету и продолжал тихо наблюдать за девочками печальными глазами.

К скамейке Анохина приближался малыш, вероятно, месяца два назад научившийся ходить. Он катил перед собой свою коляску, крепко держась за борт пухлыми пальцами и усердно упираясь в асфальт слабыми еще ногами. Временами малыш останавливался и рассматривал человека, сидевшего напротив, умными и любопытными глазами. Сделав какой-то вывод о человеке, он поворачивался и катил коляску дальше. Малыш, видимо, заметил, что Степан наблюдает за ним, остановился возле и, держась одной рукой за борт, стал смотреть на Анохина. И непонятно отчего противным до омерзения показался себе Анохин, словно сделал он что-то гадкое этому мальчику и тот знает и смотрит на него без всякого укора, будто от Степана иного и ждать нельзя. «Уйди, мальчик!» — захотелось крикнуть Анохину, но он поднялся сам и быстрым шагом пошел по аллее. Он не смотрел вокруг, глядел в землю, он чувствовал себя виноватым перед всеми, и в то же время озлобление на всех вскипало в нем.

Так ходил он по парку, переходя с одной аллеи на другую, пока не оказался возле летнего кафе. Оно все было оплетено каким-то вьющимся растением. Несмотря на жаркий день, внутри было прохладно и полутемно. Два стола были заняты парами, да два парня и пожилой мужчина стояли возле стойки. Продавец наливала вино в стакан.

Анохин встал в очередь за парнями и окинул взглядом обе парочки. Взглянув на одну, он усмехнулся. Здесь все ясно! Девушка с сожженными перекисью водорода волосами держала в отставленной назад руке сигарету и сидела вроде бы обычно, но вместе с тем в ее позе чувствовалось какое-то бесстыдство. Парень ее был чересчур вежлив, чересчур внимателен к ней, и это ей нравилось, а он все подливал и подливал вина в ее стакан.

Степан перевел взгляд на другую пару. Парень с девушкой тоже сидели напротив друг друга, боком к Анохину. Между ними стояли две бутылки «Фанты» да два стакана и тарелка с несколькими конфетами. Все это стояло даже не между ними, а сбоку от них, а они облокотились локтями о стол, наклонились друг к другу так близко, что едва не касались головами. Парень что-то тихо говорил, а девушка теребила в руках конфетную обертку и изредка вскидывала глаза на парня. И такая нежность, такая любовь чувствовались во взгляде, да и во всей фигуре девушки, что казалось, будто каждый волосок ее обыкновенных русых волос, лежавших на плечах, куда она отбрасывала их, когда они сползали на щеки, каждая прядь излучала любовь!

И такой показалась эта пара трогательной, что Степан сам почувствовал нежность и ревность. Ревность не к парню, нет, а вообще к любви. Почему этот парень и эта девушка могут переживать такое чувство, что даже среди людей они в уединении! А почему он обделен? Почему? И вдруг в голове Анохина мелькнула мысль, что никто не виноват в этом. Никто! Он сам себе отрезал путь к любви. Понял, что напрасно думал, что приближает жизнь, настоящую жизнь, а сам отдалял ее, уходил дальше и дальше.

— Молодой человек, вы что, заснули? Что брать-то будешь?

Анохин не сразу понял, что это относится к нему.

— Молодой человек, не задерживай людей! — сердито повторила продавец.

— Три бокала шампанского, — неожиданно для самого себя торопливо заказал Степан. Он расплатился, подошел к парню с девушкой и поставил перед ними два бокала. — За ваше счастье! — улыбнулся он грустно. — Я прошу вас! За ваше!

Парень с девушкой удивленно подняли головы, переглянулись и смущенно заулыбались.

— Ну что вы! Зачем?

— Я прошу вас! — повторил Анохин.

— И за ваше счастье! — поднял парень бокал. Девушка тоже робко коснулась своего.

— Спасибо, мальчик! Но счастье, видно, мне не по карману!

Анохин выпил, поставил бокал на соседний стол и направился к выходу. На улице он поймал такси.

— Фестивальная, сорок три, — буркнул Анохин, опускаясь на заднее сиденье.

Таксист подождал, пока он захлопнет дверь, и молча включил сцепление. Он сразу определил, что пассажир чем-то расстроен, и сам почувствовал какое-то беспокойство, непонятную тревогу. Машина прошла вдоль парка и вышла на Сумскую улицу. Тревога не уходила. Таксист взглянул в зеркало на пассажира. Анохин хмуро смотрел в окно, закинув руку на спинку сиденья. «На кого он так похож?» — подумал таксист и вспомнил одноклассника жены, которого они вчера случайно встретили в кинотеатре. Ночью жена рассказала, как одноклассник ухаживал за ней в школе, как целовались они на диване в ее комнате, когда родителей не было дома.

— Мужу такие вещи не рассказывают, — сказал таксист и повернулся в постели на другой бок, изображая обиженного.

— Почему? — подняла голос жена. — Детская любовь! У нас все было чисто…

— Чисто… как у трубочиста, — буркнул он.

Жена обиделась всерьез и утром хмурилась, а он чувствовал себя виноватым, пытался развеселить ее, загладить вину.

Вспомнив это, таксист усмехнулся над своей тревогой и снова взглянул в зеркальце. Пассажир по-прежнему смотрел в окно, думая грустную думу. И вдруг таксист увидел перед собой милицейскую ориентировку, которая появилась в таксопарке недавно, увидел фотокарточку преступника. Он? Память на лица у таксиста была цепкая. Он опять кинул взгляд в зеркальце, проверяя себя. «Он!.. Только не показать вида…» Машина пересекла трамвайные рельсы, глухо гремя колесами и покачиваясь, свернула на Фестивальную улицу и мягко покатила по черному, недавно уложенному асфальту. А Анохин все думал и думал, что он скажет Вере, представил, как она отнесется к его сло-вам… Как-то нужно, нужно выходить из положения. Возле дома Веры он указал водителю, где нужно остановиться, вытащил из кармана три рубля и добавил:

— Погоди немного…

Он хотел взять Веру и вместе с ней отправиться на дачу. Анохин выбрался из машины и быстро пошел к подъезду…

А Вера в это время сидела в электричке, приближаясь к поселку Южный, где была дача Маркелова.

Таксист с бьющимся сердцем увидел возле соседнего подъезда две телефонные будки. Когда дверь захлопнулась за Анохиным, он вылез из машины, постучал носком туфли по колесу и, сдерживая шаги, направился к будке. Милиция отозвалась мгновенно.

— У меня в машине преступник, которого вы разыскиваете! — прикрываясь рукой и искоса поглядывая на дверь подъезда, где скрылся Анохин, быстро сказал таксист.

— Кто вы? Кто преступник? Где находитесь? — быстро спросил дежурный.

— Петров я! Таксист! — дрожащим голосом говорил водитель. — Номер двадцать восемь тридцать пять… На Фестивальной улице мы… дом сорок три. Он сейчас вернется! Фамилию точно не помню… хин — последние буквы. Мухин, Клюхин! Так, кажется…

— Анохин?

— Да-да! Анохин!.. Он!

— Один?

— Был один… Сейчас вернется!

— Куда едет?

— Не знаю.

— Поезжайте, куда скажет! Только спокойно! Спокойно! Не суетитесь! Никакой самодеятельности. Ясно?

Через две минуты оперативная машина с дежурными оперуполномоченными Морозовым, Чистяковым и Трофимовым, который сидел за рулем, отъехала от милиции. Всем постам ГАИ был передан номер такси, в котором был Анохин.

Таксист вернулся к машине. Снова постучал ногой по колесу: увидел пыль на штанине брюк, нагнулся и стал отряхивать ее рукой. За спиной он услышал стук двери и невольно оглянулся. Степан вышел из подъезда один и торопливо направился к нему. Таксист сжался. «Неужели видел, как я звонил?»

— В Южный! — бросил Анохин и полез в машину.

Таксист, не торопясь, уселся за руль и медленно отъехал от бордюра, поджидая, когда обгонит его «Москвич», чтобы развернуться. За городом по ровному шоссе можно было гнать быстро, но пассажир не торопил, и таксист ехал спокойно, не обращая внимания на то, что их беспрерывно обгоняют машины. В боковое зеркало он высматривал сзади милицейскую машину, но не видел и нервничал: «Неужели до сих пор не засекли? Может, возле поста ГАИ остановят?» Анохин сидел в прежней позе, только глядел теперь вперед, на дорогу. Пост ГАИ проехали спокойно, словно никому до них не было дела. Таксист не знал, что его машину не выпускает из виду невзрачный сероватого цвета «Жигуленок», который пристроился к ним на выезде из города.

Неподалеку от поселка Южный их обогнало такси, в котором сидел Маркелов. Он оставил вещи Анохина на вокзале в камере хранения и летел на дачу, стараясь предупредить Артамонова, что Вера приедет не одна.

Девушка тем временем подходила к даче, вспоминая вчерашний разговор с начальником жилотдела. Лида знает Артамонова лучше, она подскажет, что делать. Степе Вера тоже хотела рассказать. Она была уверена, что он поймет, одобрит, даже если придется уйти из райисполкома без квартиры.

Дверь на веранду дачи была распахнута, но окна плотно закрыты шторами. В саду никого не было видно. Вера поднялась на веранду, вошла в комнату и вдруг увидела Артамонова на диване с книгой в руках.

— Вы? — растерянно остановилась на пороге девушка.

— Я! — улыбнулся Василий Степанович.

— А где Лида? Виталий?..

— Они сейчас придут, — поднялся Василий Степанович и положил книгу на диван.

Маркелов выскочил из такси на площади и побежал по тропинке среди кустов желтой акации. Вышел к даче он с другой стороны. Мягко обежал вдоль стены вокруг, остановился возле открытой двери веранды и прислушался. В комнате разговаривали. Слышались голоса Веры и Артамонова. Маркелов скинул туфли и в носках на цыпочках вошел на веранду, потом прокрался в коридор и встал за дверью.

Анохин расплатился с таксистом неподалеку от дачи, вылез из машины и направился к калитке. Издали увидел открытую дверь веранды. Он шел, не оглядываясь, уверенно. Оперуполномоченные наблюдали за ним из машины. Когда Степан вошел в палисадник одной из дач, машина медленно подъехала ближе, остановилась за деревьями. Оперуполномоченные вышли из нее и двинулись к калитке. Сквозь ветви деревьев видно было, как Анохин стоял спиной к входу в палисадник рядом с открытой дверью веранды и прислушивался к чему-то.

Он, подходя к даче, увидел возле ступенек туфли Маркелова. «Что это они здесь валяются?» — удивился он и услышал в комнате незнакомый мужской голос.

— Верочка! — говорил мужчина со злостью. — Ну что тебе это даст? Что ты от этого выиграешь? Я лишусь всего, но и ты окажешься у разбитого корыта!..

Вера что-то тихо отвечала.

— Ну, смотри! Дело твое! — громко и зло сказал мужчина.

И сразу же в комнате раздался какой-то стук, будто упал стул, сдавленный крик женщины, короткое ругательство мужчины, снова что-то с шумом упало, и послышались звуки борьбы, хрип. Анохин влетел в комнату и увидел на полу два извивающихся тела. Мужчина обеими руками сжимал горло Веры. Она хрипела, билась, извивалась по полу с перекошенным лицом. Степан кинулся к ним, схватил мужчину за волосы и рванул в сторону. Артамонов отлетел к стене, но тут же, как кошка, вскочил и бросился на Анохина. Они покатились по полу.

Маркелов слышал разговор Василия Степановича с Верой, слышал, как она захрипела. Он понял, что Артамонов начал ее душить, и сжался за дверью, зная, что никогда уже не забыть ему этого. И тут кто-то мелькнул мимо него в комнату. Раздался вскрик Артамонова, стук. Маркелов, чувствуя, как доски прогибаются под его ногами, вышел из-за двери и заглянул в комнату. Вера неподвижно лежала возле стола, а Артамонов и Анохин катались по полу. Было видно, что Степан сильнее. Наконец он оказался сверху, обеими руками ухватил Артамонова за волосы и начал бить головой об пол. Маркелов, дрожа, огляделся, ища что-нибудь, чем можно было ударить Анохина. В коридоре на стуле он увидел молоток, сжал его мокрыми вздрагивающими пальцами и шагнул в комнату. Из-за непонятного звона и шума в ушах он не слышал быстрый стук шагов в коридоре.

— Ни с места! — громыхнуло сзади.

Маркелов выронил молоток и пригнулся, закрыв рукой затылок, словно защищаясь от удара.

Крикнул Морозов. Он влетел в комнату впереди Трофимова. Вслед за ними появился Николай. Морозов увидел на полу неподвижную девушку, Анохина, сидевшего верхом на Артамонове, выхватил пистолет и рявкнул:

— Встать! К стене! Все к стене!

И подтолкнул в спину Маркелова. Виталий Трофимович, пo-прежнему не оглядываясь, подковылял к стене и уперся в нее обеими руками. Степан поднялся медленно и шагнул к Вере, но Морозов снова крикнул резко:

— К стене! — и сказал Трофимову: — Посмотри девушку.

Артамонов сидел на полу и, морщась, держался рукой за затылок.

Трофимов нащупал у Веры пульс:

— Жива!

Он бережно поднял девушку и понес к дивану.