Читать онлайн
"Честь за гранью бесчестья"
Их привезли в субботу пополудни.
Судья Бурбол захватил в плен новых мужчин из местного племени агаев – племени миролюбивого, но мужественного.
Однако мужество мужеством, но где им было устоять против военного снаряжения, хоть и старого образца, но всё-таки оружия. Агаи не использовали оружия, они жили в мире и ладу с планетой и самими собою, и не раз их вожди пытались заключить мирный договор. Однако условия со стороны сильных выставлялись настолько унизительные и неподъёмные, что свободолюбивые агаи никак не могли их принять. И тогда принялись изобретать свои средства защиты.
Но даже при постоянной опасности набега на их страну агаи не могли вооружиться достойно в короткий срок. Мужчины бесстрашно ходили с бумерангом и кинжалами на гигантских и злобных вепродов, чьё мясо, зубы и мех ценились по всей планете и даже попадали за её пределы как сувениры. Но против огнестрельного оружия агаи были бессильны, а на выручку от мехов не очень-то вооружишься. Тем более что поголовье вепродов резко сократилось, и небольшой заповедник, призванный сохранить генофонд нескольких видов вепродов, себя не оправдал.
Хозяева планеты не спешили восстанавливать численность исконных животных, полагая, что как только вепроды исчезнут с лица планеты, оголодавшие агаи сами приползут сдаваться в рабство.
Некоторые графства поселенцев брали в полон и женщин, и детей, но графство Милориков предпочитало крепких молодых мужчин. На этот раз их было трое. Они были в цепях. Они сидели в большой железной клетке, клетка стояла на повозке, повозка встала на площади в центре города. Вокруг собрались горожане и всё семейство Милориков. Начался аукцион.
Ева Милорик наблюдала аукцион не впервые, но всегда с интересом. Это была невысокая изящная девушка с каштановыми локонами, нежной персиковой кожей и по-детски припухлыми губами сердечком. Её васильковые, широко распахнутые глаза с густыми ресницами казались всегда удивленными. Среди поселенцев были популярны ранние браки. Но шестнадцатилетняя Ева была слишком упряма и горда, а её изощрённые издевательства держали страждущих женихов на расстоянии. Холодная и высокомерная, она презирала претендентов и безжалостно их высмеивала.
Что же привлекало её в агаях?
На этот раз граф Ишта Милорик выбрал всего одного из агаев – невысокого, коренастого, со шрамом на лбу и без большого пальца на левой руке: будет работать на графском скотном дворе, грести навоз, задавать питьё и ремонтировать ограду. Второго, двенадцатилетнего, белоголового и худенького паренька в кровоподтёках, просвечивающих сквозь драную рубаху, забрало семейство Кри. Парню повезло: если не будет строптивым – станет актером в их домашнем театре и куклой для детей. Крепостным и подневольным, но всё же не смертником на рудниках.
Третьего судья Бурбол оставил себе. Судья славился садизмом, его рабы часто получали увечья и рано умирали. На этот раз ему нужен был садовник взамен умершего, но все знали, что Бурбол выжмет из раба все соки, словно из мести за свою безобразную внешность.
Ева Милорик смотрела на раба во все глаза. Он не был юн. Он был в самом расцвете зрелости – агаи расцветали к сорока годам, когда становились главами семейного клана. Этому на вид было лет 35-38, но он был высок, атлетически сложен и красив особой мужской красотой агая. Так красив, что у Евы захватило дух.
Светлая коса перевита красной лентой – знак старшинства; серо-зеленые глаза смотрят невесело, но спокойно, без клокочущей злобы. Прямой нос с легкой горбинкой великолепен, а твердо очерченные и крепко сжатые губы – чувственные и притягательны. Его не портили свежие рубцы на щеке и на плече и кровоточащие порезы на руках и лбу, полученные в стычке при поимке. Было понятно, что он знает себе цену, и если в приграничной стычке ему не повезло – то он принимает это с достоинством, ибо сделал всё, что мог.
Ева первый раз пожалела, что агая купили не они, и она прямо заявила об этом отцу: - Папа, он был бы так неплох в роли дворецкого или в конюшне, почему ты позволил этому жирному бурдюку забрать его?
На что граф Ишта резонно ответил, что не намерен пререкаться с судьёй на эту тему, себе накладней. Ибо даже граф Ишта предпочитал не связываться со злопамятным и подловатым судьёй.
Всю ночь Еве не спалось, ей грезился статный, зеленоглазый агай на вороном коне, самом лучшем из гражданской конюшни, и она рядом на своем жеребце в яблоках, стремя в стремя. И они мчатся по степи, всё дальше и дальше, вдвоем, к голубым холмам у холодного Северного моря, где зеленые луга спускаются к самой кромке воды. А ветер раздувает и смешивает две волны волос – светлую и темную…
…Наутро Ева отправилась к судье под предлогом, что ей хочется взглянуть на новую роскошную пурпурную лилию, расцветшую первый раз – Бурбол был знатоком и ценителем редких сортов земных цветов. Она видела агая мимоходом, проходя по въездной аллее и задержав на нем пристальный взгляд. Агай стоял с граблями в руках, опустив глаза. Он лишь на мгновенье поднял их, и его взгляд был как укол. Его ногу опутывала тонкая, но прочная цепь, протянувшаяся к будке в саду. Еве показалось, что, если он захочет, то уйдёт без труда, сорвав с места будку-жилище – настолько великолепны и рельефны были бугры мышц под грубой одеждой.
Ева была любезна с судьёй и даже пококетничала с сыном судьи – таким же толстозадым, неповоротливым оболтусом-переростком, не сумевшим осилить ни одного престижного учебного заведения - а купленный диплом в графстве негласно презирался. Отчего тот вознёсся на небеса и тут же стал считать себя в женихах, а Ева получила доступ в дом и сад судьи.
Ева тут же увлеклась садоводством, вела с судьёй разговоры о ботанике, терпеливо выслушивала его скучнейшие лекции, выносила неуклюжие ухаживания толстого Бурбола-младшего, его плоские шутки и потные руки, когда они прогуливались по аллее, и запах его пота тошнотворно смешивался с запахом резких духов, которыми тот обильно поливался. И всё это Ева терпела лишь для того, чтобы еще раз пройти мимо садовника и бросить на него восхищенный, зовущий взгляд. Первый раз в жизни Ева встретила мужчину, достойного того, чтобы быть обольщенным. И тот был в цепях и был рабом.
Отец привык к Евиным причудам и воспринял её увлечение цветами как очередную, быстропроходящую прихоть.
И вот однажды ей повезло – дома никого не оказалось, но слуги встретили и проводили её в сад, к питомнику лилий. Острый пряный аромат и экзотическая цветовая гамма гибридов, полученных судьёй, волновали её куда меньше, чем присутствие нового садовника. Агай выносил ведрами старую землю из теплиц и уносил её в другой конец сада, почти к ограде, формируя очередную открытую клумбу. Ему не нужны были тележки и самоходки – он играючи таскал огромные ведра, лишь мышцы слегка напрягались на обнаженных руках. И только цепь звякала за ним по дорожке, извиваясь и скользя, точно змея.
Ева села на лавку в том самом дальнем углу, близ глухой ограды, странные и нелепые мысли бороздили голову: она вспомнила единственный случай, когда молодой агай, оторванный от семьи и беременных жен, взял свою хозяйку в заложницы; поговаривали, что хозяйка страдала нимфоманией, и агай, пользовавшийся относительной свободой, сделал попытку убежать. Когда его вернули, хозяйка приковала его цепями и принялась изощренно издеваться и провоцировать. Агай улучил момент и сдавил её не в любовных, а в медвежьих объятиях и потребовал освободить, иначе он задушит её цепями. Хозяйка напрасно лила слезы и умоляла пощадить и остаться по доброй воле, и даже, впадая в транс, ухитрялась делать попытки заняться сексом.
Закончился инцидент печально. Полиция ослепила агая, затем усыпила обоих. А через сутки, когда снотворное иссякло, и женщина успокоилась, хозяйке раба предложили самостоятельно выбрать казнь. И та отвела душу…
Ева помотала головой, сбрасывая неприятные видения. Вот уж воспоминание ни к селу, ни к городу. Та дура сама виновата. С ней такого никак не может случиться. Она не такая. Она так уверена в своей непобедимой красоте и ореоле власти. И новоизобретенная цепь крепка…
Она дождалась агая и приказала ему остановиться. Он не спеша ссыпал землю, поставил бадьи, утер лоб ладонью, и только потом подошел к скамье, замерев на предписанном расстоянии пяти шагов. Ева подозвала его ближе, ближе, еще ближе… пока он не оказался совсем близко: высокий, прямой и мощный, как скала. Еву бросило в жар, но она не показала виду.
- Как тебя зовут? – спросила она.
- Кор Галлимар, госпожа, - помедлив, ответил он. Его голос был мелодичен и тягуч. Агаи славились музыкальностью и прекрасными голосами – Ева знала многих рабов, поющих в частных театрах.
- Что значит это имя на вашем языке?
- Тот, кто запрягает в повозку ветер, госпожа.
- Кор, ты такой сильный, как случилось, что тебя поймали?
Желваки на его скулах заходили, и Ева едва не отпрянула, но голос его оставался ровным и тихим: - Зато я сумел защитить свою семью, госпожа.
- У тебя осталась семья? Большая? Расскажи? – потребовала Ева, горя любопытством, и забыв о мимолетных страхах, снова подалась вперед.
- Два брата и две сестры, трое племянников, две жены и двое детей, госпожа.
- Хватит без конца повторять госпожа, - досадливо поморщилась Ева. – Я разрешаю звать меня просто… Ева.
- Хорошо, госпожа, - Кор склонился в низком поклоне. Казалось, он совсем не удивился.
- Говорят, что вы берете себе по 5-6 жен, а у тебя только две. Почему?
Кор усмехнулся: - Это неверный слух. Мы однолюбы, у нас одна подруга до конца жизни, мы чтим супружескую верность и почитаем обряд брака священным. Но мужчин остается всё меньше, кто-то погибает в стычках, кто-то попадает в плен. Мой брат погиб, и его жена по древнему обычаю стала моей женой, а его дети – моими детьми.
Неведомое доселе чувство ревности кольнуло Еву.
- А ты взял бы меня в жёны? – продолжала допытываться она, пытаясь усмехнуться, хотя грудь её ходила ходуном.
- Почел бы за честь, - ответил Кор ей в тон, улыбаясь уголками глаз.
- Как звали твою жену, Кор? – спросила она вкрадчиво.
- Её зовут Гелла. Гелла Кор… госпожа.
- И ты думаешь о ней? – задыхаясь, прошептала Ева, её ноздри раздувались. Она порывисто вскочила, подошла к нему вплотную и прижалась губами к его горячим, твердым, сухим губам.
Отпрянула испуганно. Потянулась снова. Тронула кончиками пальцев плечо, провела по груди, взяла за руку. Она перебирала пальцами его пальцы, трогала шрамы и мозоли. А он стоял неподвижно, позволяя госпоже изучать его, и рука его была удивительно податливой, отвечая лаской на её ласку. И она придвигалась к нему, ближе и ближе, пока снова её губы не потянулись к его губам.
Но Кор покачал головой и отстранился первым.
Ева опомнилась и отскочила. Посмотрела на Кора испуганным взглядом, отступила на шаг, другой… Кор стоял, не двигаясь, опустив руки, только глаза светились странным светом. О чём он думал? О том, что её можно было бы легко использовать в своих целях? Или она затронула глубины его загадочной души, души агая? Это не имело значения! Ева повернулась и побежала прочь, по дорожке к теплицам, пронеслась сквозь них, выскочила к дому, от дома к калитке – и на улицу. В её сердце было смятение и ликование.
ЛитСовет
Только что
