Читать онлайн
"Проводник Ада."

ЛЮБОЙ ИЗ НАС МОЖЕТ СТАТЬ ПРОВОДНИКОМ.

Ко всякому, слушающему слово о Царствии и не разумеющему, приходит лукавый и похищает посеянное в сердце его. (Мф.13,19)

Был прекрасный сентябрьский вечер. Солнце клонилось к горизонту, заливая огненным светом всё окрест. В сухом, чистом воздухе пахло полынью и скошенной травой. Через огромное поле на закат двигалась телега, запряжённая облезлой старой клячей. Подводой управлял пожилой крестьянин, рядом с ним на небольшом ворохе сена полулежал молодой человек, одетый в казённую студенческую форму. Оперевшись на локоть и свесив босые ноги с края телеги, он грыз соломинку, напевая себе под нос весёлую французскую песенку. Студент был долговяз и худощав. Китель с брюками сильно измяты в следствии долгого путешествия без комфортных условий. Рубашка из белой превратилась в серую, воротничок смялся и на его краях и изломах появились тёмно-серые, а кое-где даже чёрные полосы. На голове лихо заломленная фуражка, из под которой торчали чёрные вихры. Рядом со студентом валялись ботинки распространяя непередаваемое амбре, но он не обращал на запах никакого внимания, наверное из-за долгого времяпрепровождения по вокзалам и станциям с не очень-то чистой средой у молодого человек отпала всякая способность различать какие-то ни было запахи. Недельная щетина на лице предавала ему вид интеллигента-бродяги, ищущего смысла и справедливости в устройстве государства, таких бродяг в то время было достаточно по всей империи. С правой стороны от студента стоял чёрный дорожный саквояж с университетским штемпелем на боку. Парень смотрел безразличным взглядом вдаль покачивая головой в такт ехавшей телеги.

Савелий, так звали студента, ехал домой в Кресты деревню, в которой родился и вырос, где давно уже не был. В последний раз приезжал три года назад, да и то на неделю. Мать с отцом совсем старые и он, единственный выживший ребёнок в семье помогал, чем мог. Но ученье отнимало уйму времени ещё дорога не близкая, с пересадками, а где и перекладными. Дорого и долго. Село, где жили его старики, находилось в верстах двадцати от Калиновки, до которой его согласился довезти мужичок. И вот он едет домой, как раз через ту деревню, где живёт и служит в местной церкви его давний друг, которого в миру звали Александром. Теперь он диакон Гавриил. Сколько раз в детстве Шурик гонял мальца по двору за неуместные с его точки зрения вопросы, которые, как казалось Саше, развивали ересь, но по разумению маленького Савы или как его ещё называл друг, Савл, в честь апостола Павла, они были совсем не такие. Например: «Ангелы дяди или тёти?» или «Кто создал Бога».

Когда Савелий подрос, его отдали в сельскую школу четырёхлетку. После её окончания мальчугана в десятилетнем возрасте родители отправили в реальное училище в город на курсы фабричного текстиля, где мальчик учился ещё семь лет. Там он узнал от старших, что есть возможность поступить в университет и изучить ещё массу новых дисциплин. В конце обучения Савелий выбрал самый дешёвый факультет педагогики в университете, находящимся в далёком от его села городе. Когда родители узнали о его решении продолжить образование далеко от дома, мать запричитала.

— Господи-и-и! Это ж куда тебя понесло-о-о! На кого ты нас с отцом на старости лет оставля-я-яешь! Аааааа! Нет, чтобы в городе на фабрике работа-а-ать, ему ещё учиться надо-о-о! Мы люди из просты-ы-ых, куда тебе в барины-то ле-е-езть!

— Не вой мать! — оборвал её отец. — Пущай едет. Авось в люди выбьется. Будет к нам в своей тарантайке приезжать, по тридцать целковых в месяц жалования иметь станет, да подарки тебе мать красивые возить будет.

После долгих рассуждений родители Савы согласились. Семья его была не богатой, так что пришлось собирать деньги в долг со всей округи. И поехал Савелий учиться. Учился он отлично, так что большую часть его обучали бесплатно, на средства попечительского совета. Но вот минуло пять лет и он пока свободен на целых полгода. Потом годовая практика, а там возможно столица, ведь у него свободный диплом с правом преподавания в частных школах по курсу естественных наук и материализма. Он отлично знал теорию Дарвина, мог рассказать о строении Вселенной, планет и звёзд. Был знаком с работами Джозефа Джона Томсона и был уверен в том, что в мире из ничего ничто не может появиться. Что мёртвая материя, просто так, без специальной среды, никогда не станет живой. Что живая материя со временем наоборот становится мёртвой. Что про душу у человека, это всё бред, ведь с точки зрения материалиста такое невозможно.

Мужик полез за пазуху, выудил оттуда фляжку, обтянутую рыжей кожей, вытащил из неё пробку, отпил глоток и повернувшись предложил.

— Будешь?

— Что там?

— А ты попробуй, — хитро прищурившись сказал крестьянин протягивая баклажку.

Студент, полагая, что там вино, не нюхая, сделал большой глоток. Тут же спазм перехватил горло. Савелий выпрямившись сел. Из широко раскрытых глаз потекли слёзы.

— Что это? — просипел он.

— Самопляc, — сказал довольный мужик забирая фляжку. — На закуси, — с этими словами он сунул парню краюху чёрного хлеба натёртого чесноком.

Хлопец стал жевать горбушку вытирая слёзы.— А воды нет? — спросил он.

— Есть. Держи, — сермяжник дал точно такую же ёмкость. — Тебя как звать-то? А то едем уже добрых полчаса, а так и не познакомились. Меня Богданом Вацловичем зовут. Можно дедом Богданом.

— Меня Савелий.

— Савелий? Не Шалимовых случайно будешь?

— Шалимовых. А вы откуда знаете?

— Про тебя вся округа знает. Мать твоя с моей соседкой из одной деревни были, замуж повыходили и разъехались. Встречаются иногда. Картузова её фамилия. Может знаешь?

— Нет, не знаю. В моей деревне с такой фамилией никого нет.

— Понятно. Так мать твоя всё хвастала, что сын её Савелий, выходит это ты, учиться поехал. А у подруги её, соседки моей тоже сын, твоего где-то возраста балбес, балбесом. Хотел жениться, да с нашими забулдыгами в запой ушёл. Потом его мать продавать что-то в наш город Щучинск послала, так он там три месяца где-то ошивался. Домой приехал без денег и торвару. Привёз какую-то бабу и мужиков двоих. Они у них с неделю пожили, потом пропали и он с ними. Так после этого приезжали жандармы, всё в доме перерыли. Дед его Аким по морде от них получил.

— За что же по морде?

— Да дед с пъяну на них матом понёс, что дескать они не имеют права в его хозяйстве рыться, что он пожалуется самому губернатору и тому подобное.

— Чего искали?

— Да литературу какую-то запрещенную. Ну в общем получил дед по морде и пошёл к другу своему, Фёдору за самогоном, обиделся на власть значит, решил напиться. По дороге встретил...

Савелий достал длинную папиросу, прикурил от дорогой, массивной инструктированной зажигалки, подаренной ему одной молодой особой, в знак дружбы и любви и не слушая болтовни деда предался воспоминаниям о том, как пять лет назад ехал по этой же дороге, но в другую сторону. А ехал он учиться. Любовь к знаниям как ни странно привили ему ни отец, ни мать, а друг детства, Сашка, тот самый диакон Гавриил. Когда Савелий был совсем маленький, Саша днём ходил в церковно-приходскую школу, а вечерами гонял его по арифметике, истязал пацана азбукой, заставлял учиться писать, так что Сава к шести годам кое-что умел. В столь юном возрасте его отдали, несмотря на протесты, в сельскую школу-четырёхлетку. Шурик был рад за друга.

— Молодец, — говорил он. — Учись, в люди выбьешься.

— Я хочу с тобой учиться, — жалобно ныл Савелий.

— Нет, ты ещё не дорос, — многозначительно отвечал друг.

— Почему? — не унимался малыш. — Почему не дорос?

— Не хнычь. Ты ещё мал. К нам с восьми лет берут, а тебе только шесть.

Потом Сашку забрали в религиозное училище и они целый год не виделись. При встрече радостный Савелий поспешил поделиться со своим старшим товарищем новыми познаниями в области анатомии человека, на что тот конечно с осторожностью, но согласился. Откуда таких знаний нахватался Савка, да ещё по анатомии в такой щекотливой теме, как «Размножение высшего класса приматов и человека», осталось для молодого послушника загадкой, были только предположения. Скорей всего Савка тайком у местного фельдшера-акушера Власова Накодима Фёдоровича в книге прочитал. Александр, когда услышал тему разговора, дал малому подзатыльник и грозя пальцем строго сказал, «Нельзя!». Савелий надулся как пузырь, но не заплакал. Старший начал читать наставление о том, что можно маленькому мальчику, а чего не разрешается и что за этим следует, если не слушать, чему учат старшие. В итоге лекция закончилась на тему «Нравственное воспитание сопливых мальчиков» или что-то в этом роде. Ближе к вечеру, сидя на крыше сарая, Шурик робко поинтересовался.

— И как размножаются эти? Как ты их там называл?

— Приматы?

— Да, — старший покраснел. — И люди.

Малой с радостью рассказал всё, что помнил. Бедный послушник сидел, открыв рот обливаясь холодным потом. Когда речь зашла о спаривании, Сашка побледнел, но когда повествование коснулось семяизвержения с оплодотворением яйцеклетки, его в пору было выносить на свежий воздух. Старший ушёл домой подавленный. Ещё бы, ведь у него как раз начался пубертатный период, могучее влечение к противоположному полу плюс полное незнание в теме. Но младший просветил друга, чем вверг его в уныние. Неужели люди размножаются как животные? Шурик не появлялся весь следующий день на улице, но под вечер всё же вышел прогуляться. Встретившись с Савой они решили такие темы больше не затрагивать.

Подвода, скрепя колёсами, катила по пыльной дороге. Дед закончив монолог молчал. Савелий выбросил погасший окурок. Солнце почти село, на безоблачном небе раскинулась бледная вечерняя зарница. Комары нависли над головами, противно жужжа то и дело атакуя открытые части тела. Студент хлопнул себя по голой пятке.

— Что, комары заели? — пробурчал крестьянин.

— Да, жрут сволочи, — ответил Савелий отмахиваясь от назойливых насекомых.

— А ты обуйся. К вечеру дело, да и болото близко. Чуешь, сыростью несёт.

Сава следуя совету обулся, поднял воротник кителя, закурил очередную папиросу, наивно полагая, что табачный дым отгонит назойливых насекомых. Не тут-то было. Крестьянин накрыл себе голову мешком, оставив небольшую щель. Студент начал хлопать себя по щекам и шее, но не выдержав спрыгнул с телеги.

— Пройдусь немного, ноги совсем одеревенели.

— Пройдись. Скоро погост, видишь лесок небольшой, а там и до деревни недалеко.

— Да я же знаю эти места. Сейчас будет небольшое болото, за ним кладбище, за кладбищем околица, а за ней чуть влево на пригорке стоит церковь. У меня в ней друг детства служит, диакон Гавриил, до этого его в миру Сашкой звали, Александр Кривошеев. Он меня старше на четыре года, вместе детство провели.

— Смотри-ка, — удивился дед. — Мир как тесен.

— Это не мир тесен дед Богдан, — усмехнувшись произнёс Савелий. — Просто мы все с одной округи. Все соседи. Вы когда-нибудь далеко отсюда бывали?

— Конечно. Раньше я в рыболовецкой артели числился, ходили аж до самого Азова. Да и в тех краях земляков встречал.

Болото приближалось. Савелий шёл, яростно махая руками.

— А ты ветку сломай, — посоветовал крестьянин. — Вон там куст, прямо у дороги, только смотри, чтоб мертвец за руку не утянул.

— Дед Богдан, вам сломать? — спросил Сава отламывая раскидистую ветвь.

— Не надо.

— Дед Богдан, вы что в мертвецов верите? — с плохо скрытой иронией спросил Сава догоняя телегу размахивая импровизированной защитой от назойливых насекомых.

— Я-то нет. Но рассказывают всякое, — произнёс крестьянин поворачивая телегу на болотную гать.

— Ну, расскажите тогда, — усмехнулся студент идя рядом с подводой.

Старик полез за пазуху, достал баклагу, откупорил, предложил. — На, хлебни.

— Нет, не хочу.

Богдан Вацлавич скинул с головы мешок приложившись к фляге, шумно выдохнул закупоривая её тряся головой, сунул обратно и поправляя на голове комариную защиту начал свои рассказ.

— Дед мой сказывал, когда ещё деревня эта строилась, жила здесь семья Антоновых. Было у них шестеро детишек. Четыре пацана и две девки. Померла у них бабка, мать жены, тёща значит. Ну так вот, через сорок дней после смерти устроили они, как полагается, поминки. Пришли на кладбище, помянули, а вечером следующего дня младшенькая и говорит, что во сне её бабушка звала к себе. Мать перепугалась, сказала, что завтра поведёт её в церковь, ну а в ту ночь была, говорят, в их доме синяя вспышка да собаки по всей деревне выли. Утром младшенькую не нашли. Пошли к попу, он сказал, что надо идти на кладбище посмотреть захоронение. Двинулись туда всей деревней, кто с чем, кто с вилами, кто с топорами, ну и дед мой с ними. Пришли, обступили могилу, а из неё детская ручонка торчит. Тут вперёд выступил батюшка с иконой Богоматери, да начал молитвы читать. Вдруг земля ходуном заходила, крест упал, из под него выскочила ведьма, клыки у неё выросли, в руках девчоночку держит, а та без памяти. В общем, загнали они эту фурию в лес, взяли в кольцо. Поп молитвами заставил отпустить ребятёнку. Малышку отнесли в сторону, а колдунью прикололи вилами к дереву, закидали сучьями и сожгли заживо. Через день девчонка померла, а ещё через месяц вся семья угорела в своей хате. Такое вот рассказывали. Где ведьму сожгли, образовалось болото. Мы через него сейчас как раз проезжаем.

Савелий шёл, отмахиваясь веткой от назойливых насекомых слушая байки старого крестьянина, в душе посмеиваясь над стариком. За свою жизнь в деревне он переслушал таких сказок великое множество, но поддеть в этом деда не хотел. Да и зачем, студент знал, что Земля для Богдана Вацловича до сих пор плоская и Солнце с Луною ходят вокруг неё прячась за край, что есть конец света, откуда вода падает вниз, а звёзды, это огоньки от свечек ангелов. Вдруг в зарослях трясины захохотала птица, да так громко, что у Савки душа встрепенулась. Может это не птица вовсе? Савелий озираясь по сторонам непроизвольно прибавил шагу. Наконец кончилось болото, вскоре они проехали околицу. Прошли ещё немного.

— Ну вот и прибыли, — сказал крестьянин останавливая лошадь.

— Прибыли, — Сава подвинул саквояж на телеге, открыл его и вытащил оттуда две обёрнутые в блестящую прозрачную слюду длинные полосатые красно белые палочки. Протянул их крестьянину.

— Держи дед Богдан.

— Это что ж?

— Конфеты. Ребятишек своих угостишь.

— Благодарствую. Что за конфеты такие диковинные.

— Французы в Щучинске магазин свой открыли, товар прямо из Парижа доставляют, — ответил студент застёгивая саквояж.

— Из самого Парижу? — изумился крестьянин.

— Из Парижа, из Парижа не сомневайся дед Богдан.

— Ну спасибо Савелий. К нам надолго?

— Переночую, там видно будет.

— Покатили ко мне, у меня и заночуешь. А что? Места хватит.

— Мне к товарищу надо. Столько с ним не виделись.

— Ну тогда прощай.

— До свидания.

— Но! — крикнул старик тряхнув вожжами, телега со скрипом и скрежетом тронулась с места.

Сава подхватил саквояж, посмотрел вслед удаляющейся дребезжащей повозке и пошёл по направлению к церкви, которая возвышалась над другими строениями в начавших сгущаться сумерках. Местные собаки подняли разноголосый гвалт. Маленькие шавки повыскакивали со дворов, заливаясь звонким лаем до хрипоты. Псы побольше сердито бухали из-за заборов. Дорогу перебежала стайка гусей громко гогоча, за ними следом с хворостинами босоногая ребятня. Студент подошёл к церковным воротам, которые были открыты. Из храма вышли две молодые женщины, он полюбопытствовал у них, где ему найти диакона Гавриила. Одна из девушек указала в сторону небольшой постройки у церкви. Савелий поблагодарил их поклонившись, сказав при этом, «Бонжур, мадам» , чем сильно развеселил барышень. Он поспешил к дощатой хибаре с небольшим окном, светящимся в надвигающемся сумраке тусклым жёлтым светом. Подойдя к пристройке Савелий заглянул в оконце. При слабом свете он увидел фигуру человека одетого в монашеский наряд, склонившегося над столом.

— «Читает наверное», — подумал Савелий узнав в нём своего друга.

Студент постучал по стеклу. Тишина. Тогда он подошёл к двери постучав в неё. Дверь приоткрылась и до слуха Савелия донёсся мощный храп. Студент вошёл в каморку, пробрался через всякий скарб, валяющийся прямо на полу, к столу и потряс полулежащего на нём детину за плечо. Диакон поднял голову, изумлённо посмотрел на незнакомца, потом покачиваясь встал, взял со стола керосинку поднеся её к лицу Савелия. Пригляделся, стукнул себя ладонью по лбу да как заорал.

— Савка! Приехал! Ну и изменился же ты! Сразу и не признаешь! — ревел густым басом Гаврила, сжимая в своих объятиях друга.

— Да ничего, — сдавленным голосом просипел студент. — Сколько не виделись.

— Что же мы стоим. Садись, садись сюда. К окну поближе.

Савелий сел на указанное место, поставил рядом на лавку саквояж. Напротив, расположился диакон. Он полез под стол, вытащил оттуда два стакана, бутыль самогона и кое-какой закуски, которая состояла из отварной в мундире картошки, нарезанного сала, головки чеснока с разломленным караваем чёрного хлеба. Монах начал разливать, но Сава жестом остановил его.

— Ты что, не пьёшь? — удивился диакон.

— Ваш напиток сильно крепок, я сегодня убедился. Давай сначала моего попробуем в качестве аперитива.

— Чего? — не понял диакон.

— Сначала пьют напитки послабже, а потом покрепче, — пояснил студент.

— Да? — удивился Гавриил. — Всё эти ваши штучки городские. Ну давай, доставай свой.

Савелий извлёк из саквояжа бутылку французского коньяка в изысканной бутылке с разноцветной этикеткой и плитку шоколада, завёрнутую в золотистую фольгу.

— Ого, — удивился диакон. — Знатные у тебя штучки. Столичные?

— Нет. В Щучинске в магазине французском купил, — ответил улыбнувшись студент.

— Во как? Значит, всё же открылись.

— Открылись, — кивнул студент.

Он откупорил бутылку, но тут же с иронией в голосе поинтересовался.

— А тебе можно? Ведь напиток заморский.

— Иисус сказал, «Вино, моя кровь», а Христос был не русским.

— Ну и хитрец же ты. Подставляй стакан.

Савелий разлил по половине каждому. Они чокнулись. Гаврила посмотрел в чарку, понюхал, потом глянул на студента. Тот чинно потягивал напиток, откусывая мелкие кусочки шоколада и разглагольствовал.

— Коньяк Хеннесси Приват Резерв, высшей пробы. Какой букет, аромат. Выстоян в подвалах при определённой температуре на глубине пятнадцати метров в специальных бочках из особого дуба. Состоит из четырнадцати коньячных спиртов с цветочным характером.

Диакон отпил немного, поморщился, понюхал шоколадку, кивнул в знак согласия и залпом осушил посуду.

— Как называется? — спросил скривясь Гавриил.

— Хеннесси.

— Хреннесси! Как вы там эту гадость пьёте. Слабый, вонючий. Ты лучше нашего попробуй.

— Уже пробовал.

— Ну и как?

— Крепкий сильно.

— А ты водой запей, потом сырым яйцом. Давай быстрее, надо сбить эту гадость во рту.

* * *

Они уже изрядно захмелели. В хате стало совсем темно. Гаврила подкрутил фитиль на лампе.

— Сашка, ты знаешь что такое электричество? — спросил Савелий глядя на огонёк.

— Слышал немного. А ты расскажи, просвети друга. Ты у нас теперь важный человек, учёный.

— Ну что же, слушай. Электричество, это, как бы выразиться понятнее, невидимая сущность, но её можно почувствовать. Есть такой прибор, лейденская банка называется, внешне похожая на твой стакан, только с крышкой, из которой торчит металлический штырь. Её можно зарядить этой самой сущностью. После зарядки, если допустим ты берёшь банку в одну руку, а другой возьмёшься за стержень, то тебя ударит током, даже может свалить с ног.

— Надо же? Ударит. Как дубиной что ли?

— Не совсем, слушай дальше. Есть ещё такая машина, чем-то похожая на водяное колесо у мельницы, называется динамо. Если её крутить, по специальным проволокам идёт незримый поток той самой сущности, которая по ним попадает в лампу, похожую на твой светильник, только без керосина и она начинает светиться.

— Это ж как? Без керосину горит? — поразился диакон.

— Вот так, горит, — отмахнулся Савелий. — Всё равно не поймёшь.

— Это никак сам Сатана, прости Господи, всё делает, — испуганно молвил диакон крестясь.

— Да ты что? У самого царя во дворце такие стоят. Подошёл к стене, повернул специальную ручку, загорелась. Повернул опять, потухла.

— А-а. Вон оно что? Ну если у самого царя, помазанника божьего..., — перестал креститься диакон. — Чему ещё тебя учили? Рассказывай, какие ещё чудеса есть.

— Ты что-нибудь о естественном отборе слышал?

— Нет.

— Знаешь, что мы люди, произошли от обезьян?

Диакон сосредоточенно молчал, пока до него доходило сказанное. Когда дошло, он приподнялся и наклонившись к самому лицу студента тряся указательным пальцем у его носа прошипел сквозь зубы.

— Что ты за ересь несёшь. Не богохульствуй, не то зашибу ненароком.

— Попробуй. Но ты меня не переубедишь, — ответил приподнимаясь Сава.

Они сцепились прямо над столом. Несколько минут тискали друг друга, сметая всё вокруг. Потом свалились на пол, продолжая драться. После упорной борьбы друзья затихли. Кое-как поднялись на ноги.

— Ну и силён ты стал Савелий, — тяжело дыша прохрипел Сашка, потирая ушибленный локоть.

— Так просто не дамся, — ответил студент трогая рукою челюсть.

— Пошли, ополоснёмся, — предложил диакон, вытирая с губ кровь и глядя на ладонь.

— Пошли, — согласился студент.

Друзья вышли на свежий воздух.

— Вон там колодец, — указал рукой в темноту Гавриил и они пошатываясь направились в ту сторону.

Над землёю взошла полная Луна. Ярко жёлтая, она огромным диском висела над горизонтом, закрывая своим светом половину звёзд. Слабый, тёплый ветерок шелестел листьями деревьев. Вокруг слышались ночные звуки, где-то матерились, кто-то навеселе возвращался домой, распевая удалую песню, гуляке отзывались деревенские собаки беспорядочным многоголосым лаем. Товарищи подошли к колодцу. Диакон столкнул ведро, которое со звоном полетело вниз.

— Не сильно я тебя? — виновато спросил Гаврила.

— Да нет, — успокоил его Савелий. — Как ты?

— Нормально, — ответил диакон. — Ты Савл прости, что я на тебя набросился. Но то, что мы произошли от обезьян..., — Гавриил с досадой махнул рукой. — Чему вас только в этих институтах учат.

— Истине. Ты знаешь, что про душу у человека это всё байки?

— Не начинай.

Савелий, потрогав пальцами передние зубы, согласился. Гаврила, глянув на друга шатающего зубы начал хохотать, вращая рукоять ржавого вала со скрипом поднимая ведро наверх. Студент тоже не удержался. Друзья умылись студёной водой прикладывая её в пригоршнях ладоней к ушибленным местам. Потом вернулись в хибарку. Сели за стол. Диакон налил ещё. Выпили за истину, каждый за свою. Было уже за полночь.

— Савелий, ты какой дорогой ехать собираешься? — спросил монах закусывая укропом с варёной картошкой.

— Самой короткой, через усадьбу графа Полецкого, — ответил студент, стараясь откусить хлеб коренными зубами, так как передние пострадали в схватке.

— Никто тебя той дорогой не повезёт.

— Это почему же?

— Нет больше графа.

— Так где же он? Уехал? Сгорел?

— Нет, не уехал и не сгорел. Крестьяне пару месяцев назад его забили, а сами разбежались. Хоть и лютый был, пусть земля ему будет пухом. Помянем его душу, — диакон разлил самогона, перекрестился и выпил.

Студент хотел было снова заикнуться о душе, но потрогав челюсть не рискнул, выпил молча.

— Так вот слушай, — продолжил диакон, жуя кусок сала с чесноком. — Усадьбу мужики не тронули, целёхонька и сейчас стоит. С тех пор поселился в ней не кто иной, как сам нечистый. Как-то пристав с жандармами имущество описывать ездили, наследника-то нет, так днём ездили, никто не вернулся. Да мужики, кто по той дороге двигался, все пропали. Ни слуху, ни духу. Лошади с подводами приходили, а людей с ними нет. В конях, как бес какой сидит. Скачут, ржут, никого к себе не подпускают, а на третий день, вот тебе крест околевали.

— Врут, — уверенно сказал Савелий, отламывая пальцами кусок от варёной картошки.

— Вот и не врут. Крестьяне сказывают, что ночью в той усадьбе сам покойник по комнатам ходит и свечкой в окна светит, как будто ждёт кого-то. Волосы на его голове дыбом, в глазах свет, как у волка, сам в исподнем, а если заметит кого, то рукой машет, к себе зовёт. И нет, говорят такой силы, чтобы назад поворотить. Сколько душ православных сгинуло, — утвердительно произнёс Гавриил неистово крестясь.

— Это как? Значит, кто-то видел и вернулся?

Диакон задумался. — Не знаю. Сказывают так. Может кто и видел, как покойник звал, так побоялись окликнуть идущего. Говорят, идёт человек не шелохнётся прямо к главным дверям особняка. Они сами открываются и за ним, когда он заходит в дом, захлопываются.

Савелий прикурил папиросу, выпустил струю дыма вверх. — Сашка, что если я целую ночь просижу в этом доме, а утром вернусь? — предложил он.

— Не дури, Савелий. Я тебя не пущу.

— Почему? Это ведь всё неправда. Выдумки, чтобы детей на ночь пугать, когда они спать не ложатся, да и только.

— Эх Савелий, Савелий. Спорить я с тобой не стану, знаю бесполезно. Пойдём спать, уже поздно.

— Пойдём, — согласился студент. С дороги действительно сказывалась усталость. — Где спать будем?

— Во флигеле. Можно здесь, да места мало.

* * *

Настало утро. Монах сходил на заутреннюю, уже дело к обедне а студент всё спит. Наконец Савелий проснулся. Приподнялся на локте. Сильная боль в голове отозвалась по всему телу.

— Пить хочешь? — спросил диакон. Савелий кивнул. Тут же перед его носом появился ковш с квасом. — Держи. Хорошая вещь, на хрене настояна.

Сава с трудом сел и припал губами к ковшу. Резкий запах ржаного хлеба ударил в нос.

— Вставай. Пошли умоешься. Рожа вся опухшая после вчерашнего. Скоро обедня, негоже будет, если кто тебя таким увидит.

Студент вышел следом за другом на улицу. Яркое солнце светило высоко в ясном небе припекая больную голову Савы. Птичье пение летело со всех сторон. Они двинулись к колодцу. Диакон толкнул ведро, оно полетело с грохотом вниз, гулко отдаваясь в голове Савелия. Монах поднял ведро наверх при ужасных скрипах вращающегося вала. Студент от этих звуков сжал скулы. Нижняя челюсть заныла. Он глянул в ведро, вспоминая вчерашнюю потасовку.

— Чего смотришь? Подставляй руки! — скомандовал диакон.

Савелий умылся. Вытерся подолом рубахи.

— С утра баньку истопили у Медведевых. Сейчас туда пойдём. Одежду свою отдашь Марье, служанке ихней, она постирает. Наденешь мою, пока твоя сохнуть будет.

— Поповскую? — усмехнулся Сава.

— Да нет. У меня обычная есть. Порты тафтяные и рубаха. Всё новое, один раз только и надевал, когда мерил.

— Банька в самый раз будет. Три недели без помывки, грязью зарос, за версту несёт.

— Да брат, несёт от тебя как от свинарника. Ну что пойдём?

Они зашли во флигель за чистой одеждой, вышли за ворота церкви и направились к центру деревни, где жили Медведевы. Встречающиеся жители почтительно здоровались с ними. По дороге им встретился Богдан Вацлович. Они поприветствовали друг друга.

— Куда путь держите? — поинтересовался старик.

— Да вот, в баню собрались, — ответил диакон. — С дороги человеку помыться надо.

— Нужное дело. А за гостинцы спасибо Савелий, — слегка поклонился старый крестьянин студенту. — Сначала ребята долго их разглядывали, потом драться стали. Ну я быстро утихомирил мальцов, поделив всё поровну. Ребятки одну конфету вчера съели, а другую припасли на потом.

— Сколько же у вас внуков? — поинтересовался Сава.

— Семеро, — ответил крестьянин.

— Дед Богдан, сам-то конфету-то не пробовал? — спросил диакон.

— Да нет. Я что, дитя? Им нужнее. Ладно, не буду задерживать. До свидания.

Они попрощались. Вскоре друзья подошли к двухэтажному, весьма внушительному дому, вокруг которого шёл высокий забор, выкрашенный в зелёный цвет. Из-за ограды выглядывали верхушки плодовых деревьев, увешанных яблоками и грушами. Диакон подойдя к двери расположенной рядом с воротами подёргал за верёвку, висящую на косяке. Тут же раздался громкий лай.

— Сашка, кто здесь живёт? — поинтересовался Сава, разглядывая добротный забор.

— Местный зажиточный. Не поведу же я тебя к босякам, — важно ответил диакон.

Лай утих. С той стороны щёлкнули засовом и дверь открылась. На пороге стояла молодая, миловидная девушка в костюме, какие носят в европейских гостиницах горничные. Чёрное платье с белым воротничком и белый кружевной фартук. На голове была небольшая белая шапочка, на ногах туфли на каблуках. У Савелия от удивления открылся рот. Он вопросительно посмотрел на друга. Тот глянул на него и улыбнулся.

— Знакомься, это Марья, служанка, — представил девушку Гавриил.

— Бонжур мадам. Савелий, — представился студент, наклонив голову и щёлкнув каблуками.

— Бонжур, — Мария сделала лёгкий реверанс. — Проходите. Прошу в дом.

Они пошли следом за ней через огромный двор. Из большущей конуры выглядывала морда огромной собаки. Псина не поднимая головы, лениво проводила их взглядом.

— Смотри, морда какая, — кивнул диакон в сторону будки. — Всё время удивляюсь, что за порода такая?

— Это сенбернар, — пояснил Савелий. — Их вывели монахи монастыря Святого Бернара для спасения людей в горах.

— Всё-то ты знаешь, только не то, что нужно, — буркнул Гаврила.

— Сашка, чего служанка так одета? — задался вопросом студент.

— Это Медведев Филарет Аполлоныч под старость лет чудит. Он раньше в армии служил, ушёл в отставку в чине полковника. Служил уже под конец карьеры где-то в посольстве в Европе, там и нахватался всяких штучек ихних. Говорит, там так все служанки ходят, а свою только по особому случаю одевает.

— Что за случай такой?

— Ты.

Савелий вопросительно поднял брови. — Я?

— Да, — кивнул диакон. — Филарет Аполлоныч страсть как любит с образованными людьми пообщаться, у нас в глуши такое событие большая редкость.

Они зашли в дом. В просторной комнате стоял большой стол, накрытый белой скатертью, на нём посуда и столовые приборы. К друзьям навстречу в парадном мундире вышел Медведев.

— Здравствуйте гости дорогие, — приветствовал их Филарет Аполлонович. — Проходите. Сейчас в баньку, а после соблаговолите у меня отобедать.

После бани Савелий, пока шёл до дома Медведевых, чуть не падал, путаясь в одежде диакона, так как она была больше на несколько размеров. В главном зале их уже ждал хозяин, сидя за столом, на котором появился самовар блестя медными боками. Гости сели. Разлили чай по чашкам.

Филарет Аполлонович, отхлёбывая чай спросил у Савы.

— Савелий, а правда что в городе французы недавно магазин открыли?

— Правда, — кивнул студент, отпевая горячий ароматный напиток небольшими глотками.

— И чем они там торгуют?

— Галантереей, алкоголем, кондитерскими изделиями.

— Надо же? — удивился Медведев. — До уездного города купцы иноземные добрались. У меня, кстати, есть хороший коньячок, французский. Не желаете попробовать?

— От чего же, можно, — утвердительно кивнул студент.

Диакон поморщился. — Я не буду.

— Почему же? — удивился Филарет Аполлонович.

— Не люблю я пойло иноземное, — ответил диакон. — Филарет Аполлоныч, у вас водки нет? — он умоляюще посмотрел на полковника.

— Как же без водки русскому человеку, конечно есть. Марья! Принеси-ка нам голубушка, графинчик водочки! И бутылочку коньячку!

Опустим все подробности встречи старого вояки с Савелием. В общем, посидели друзья после баньки под хорошую закуску. Попрощались и пошли обратно покачиваясь как шесты на ветру. Вернулись в каморку, в которой накануне напились.

— Слушай Сашка, что это за хибара такая? — спросил Савелий, разглядывая стены пристройки.

— Бывшее складское. Здесь раньше кувшины да горшки пустые валялись. Я его себе у священника выпросил.

Они сели за стол. Забежал пацан, принёс большую, накрытую белой тканью корзину. Поставил на стол и поклонившись смылся.

— Что это? — спросил Савелий.

— Оплата за письма. Долги возвращают. Ну-ка что нам принесли? Так, индюшка жареная, каравай, зелень, яйца, сало...

Диакон вытаскивал содержимое, раскладывая всё на столе. Чего здесь только не было и колбаса и сыр и чеснок, натёртый с хреном, сметана.

— Вот это да! — студент аж привстал, от запахов закружило голову.

— Савелий, — Сашка навис над корзиной. — Смотри.

В руках он держал четвертину с полугаром, чистым как слеза.

— Как к тебе самогон попал? — спросил Савелий, забирая бутыль и ставя её на стол.

— Это по отдельной договорённости, — ответил монах, хитро улыбаясь в бороду.

— Эксплуататор, — заключил студент.

— Чего?

— Это когда наживаются за счёт других.

— Ну это ж за труд. За умение писать, — насупился приятель.

— Верно, всё верно, — согласился Савелий. — За труд надо платить. Я тоже детей учить буду и за это жалование получать.

— Вот видишь, сам не лучше.

— Не обижайся. Это я так...

— Умничаешь?

— Привычка.

— Да иди ты..., стаканы лучше всполосни, — Гавриил открыл бутыль, понюхал содержимое. — Смотри-ка. Почти без запаха. Молодец Ефросинья, постаралась.

Студент налил в бокалы воды и вышел из хибары, вскоре вернулся.

— Сашка, ты вчерашний разговор помнишь? — спросил Савелий ставя ополоснутые стаканы и садясь за стол.

— Ночной? Конечно. Ты ещё всякую ересь нёс, богохульник.

— Да нет. Про усадьбу Полецкого. Ну, вспоминай. Ты меня ещё пускать не хотел.

— Отстань Савка. Завтра поедешь домой. Сегодня пей, отдыхай с дороги.

— Нет. Давай поговорим, — не отставал Сава.

— Хорошо, но для начала выпьем, — предложил Гавриил.

— Давай, — согласился Савелий.

Они уже прикончили полбутылки, когда Сава снова вернулся к разговору про усадьбу. Гавриил видя, что его план по накачиванию друга самогоном, от которого тот всё забудет, не удался, сдался.

— Ладно. Только я один с тобой не пойду. Боязно.

— Бери хоть всю деревню, — махнул рукой перед собой Савелий.

— Зачем? Я двоих с собой возьму.

— Кто они?

— Кузнец наш Иван и его помощник Васька. Только на вечернюю схожу. Заодно одежду твою принесу.

* * *

Уже смеркалось. В хибарку завалились с диаконом двое незнакомцев.

— Вот Савка и мы, — прогудел Гаврила. — Знакомься. Это Иван кузнец, а это его помощник Васька. Да вы садитесь потеснее.

Надо сказать что Васька был похож на медведя, а кузнец на зайца.

«Странно», — подумал студент. — «Кузнец-то маленький».

Выпили за знакомство. Диакон вкратце обрисовал суть дела. Решили, что выйдут они через час, когда совсем стемнеет, дабы не привлекать деревенских. Доведут Савелия до луга, где стоит усадьба, а утром будут ждать его в этой каморке. Подошло время. Изрядно захмелевшие, они вывалились из тесной комнаты на улицу. Небо заволокло тяжёлыми тучами. Свежий воздух слегка отрезвил их. Слабый прохладный ветерок нарушал тишину шелестом листьев. Силуэты деревьев и домов еле проглядывались в темноте. Диакон зажёг фитиль в фонаре.

— Видать гроза будет, — ни к кому не обращаясь сказал кузнец раскуривая трубку.

Они молча пошли в сторону усадьбы. Вышли за околицу, свернув в сторону небольшой рощи. Еле видная заросшая тропинка вилась через поле. Нужно было пройти через него с полверсты, потом через рощу, за ней был заболоченный луг, на котором стоял особняк. Вот кончился лесок. Впереди, сквозь начавший сгущаться туман, виднелось внушительное двухэтажное здание с постройками вокруг поменьше. Из разрывов облаков промелькнула Луна, осветив ненадолго мрачное строение, возвышающееся посреди луга. Начал подниматься ветер.

— Ну вот Савелий. Пришли. Прощаться не станем. Плохая примета. С Богом, — диакон обнял студента, наклонился к его уху шепнув. — Может не пойдёшь? Одумайся дурак.

— Да ну тебя, — Савелий высвободился из объятий друга.

Подошёл Иван с Василием и тоже попытались отговорить. Студент с усмешкой оглядел всех провожатых, отошёл спиной назад несколько шагов.

— До завтра! — громко сказал он и развернувшись решительно двинулся к усадьбе.

С каждым шагом заброшенный дом, зияя тёмными окнами, приближался. Казалось, что он смотрит на Савелия и хочет поглотить его в своё чрево. Студент непроизвольно вжал голову в плечи. Ноги начали вязнуть в грязи заболоченного луга. Вдруг ему показалось, как что-то блеснуло в окне на втором этаже. Он мотнул головой. Нет, показалось.

— Что за чёрт! — выругался он. — Мне нечего бояться. Ничего такого на свете нет.

Савелий пустился быстрее к усадьбе, напевая весёлую песенку. Но страх уже крепко вцепился в его душу и не отпускал. В кромешной тьме студент наткнулся на чугунную решётку. Опять выглянула Луна, осветив всё вокруг. Решеткой оказался кованый забор. Савелий пошёл вдоль него, вскоре наткнувшись на калитку. Она оказалась закрыта. Студент оглянулся. Там, где они прощались, никого уже не было, только мертвенный лунный свет высвечивал корявые деревья.

— Может и правда не ходить, — прошептал студент. — Догоню, окликну своих. Подождут. А может здесь переждать до утра, потом вернуться и не опозорюсь ни перед кем.

Савелий посмотрел на усадьбу. За спиной что-то скрипнуло, он резко обернулся. Калитка, которая только что была перед ним, оказалась позади. Сава повернулся в сторону дома. В окне второго этажа появилась человеческая фигура в белом балахоне с горящей свечой в руке. Луна опять закрылась тучами и среди кромешной тьмы, там, где стоял человек в окне, вспыхнули две точки. В голове четко прозвучали слова, «Иди ко мне». Студент схватился за голову, закрыв уши. Но голос продолжал звать.

— Замолчи! — закричал Сава. Но это не помогло. — Нет, нет, — шептал Савелий, давя руками на уши.

Вдруг всё тело налилось свинцом. Руки сами опустились, ноги стали ватными, голову сдавило как будто стальным обручем. Сознание лихорадила мысль «Сопротивляйся», но и она угасла. Студент выпрямился и безвольно двинулся прямо к дому. Взошёл по ступенькам к самым дверям. Они открылись, впуская его внутрь и сразу захлопнулись. Тут же вспыхнули свечи, стоящие везде в канделябрах, осветив помещение. Тяжесть отпустила. Студент стоял посреди большого зала напротив деревянной маршевой лестницы с чёрными перилами, покрытой красной дорожкой. Вдруг дверь сверху с грохотом открылась. Из неё вышел старик с косматой головой и большими седыми усами одетый в изорванный белый балахон. Всё лицо у него было в запёкшейся крови, глаза горели как у волка. Правая рука вывернута в бок, из левой в локте через ткань торчала сломанная кость.

— Граф Полецкий, — прошептал студент.

Старик поманил скрюченным пальцем Саву к себе. Тот безропотно пошёл по ступеням к деду. Старик молча указал ему на открытую дверь, откуда только что вышел. Студент вошёл в неё. Посреди просторной комнаты, освящённой чёрными свечами, за длинным, пустым столом сидели скрюченные страшные люди. Перегнутые и переломанные тела, с вывернутыми шеями и горящими глазами. Старые, молодые, были даже дети.

— Садись! Вот твоё место! — указал старик на стул, стоящий во главе стола.

Савелий сел. Он диким взглядом посмотрел на молчащих, шевелящихся чудовищ, на пустой стол и спросил.

— Где я? Кто вы?

В ответ раздался дикий хохот. Чудища смеялись над студентом.

— Зачем я здесь?

Кто-то заорал «Ты наша еда!» и все принялись тянуть к нему свои лапы. Савелий вскочил с места, прижавшись к стене. Кривые, с гниющей плотью руки потянулись к нему со всех сторон пытаясь схватить. «Кровь! Хотим твоей крови!» кричали чудища со всех сторон.

— Нет, нет, — зашептал студент. — Это не правда. Я сплю.

Уже корявые пальцы коснулись его кителя, вцепились в волосы и шею. Страшные, с большими клыками пасти потянулись к лицу.

— Стойте! — крикнул граф.

Все сразу же отскочили от Савелия, как ошпаренные рассевшись по своим местам, хищно озираясь и слизывая длинными языками пену со своих морд.

— Он нам нужен живой! Это единственный с их стороны, кто пришёл к нам по своей воле. Он наш проводник в мир живых.

Старик посмотрел на студента и произнёс.

— Сейчас ты исполнишь обряд став одним из нас. Если ты откажешься, они сожрут тебя заживо. Ты должен сам сказать, «согласен».

Савелий, стоял прижавшись к стене, растопырив руки. В горле пересохло, в голове сплошная каша. Сознание отказывалось согласиться с действительностью, считая всё видением. Оно бунтовало, заставляя сказать нет.

— Нет, — пошевелил одними губами Сава.

Тут же, по знаку старца, на него накинулись со всех сторон. И когда Савелий снова почувствовал их холодные лапы, их смрадное дыхание, не помня себя он осипшим голосом крикнул.

— Согласен!

Все тот час отскочили от студента. Полецкий выкрикнул что-то на незнакомом языке. Двое монстров, мужик в истлевшей крестьянской одежде с выгнутой горбом спиной и баба с головой повёрнутой назад, кинулись из комнаты, а когда вернулись, в руках у них была детская люлька. Они поставили её на середину стола. В ней мирно спал малыш. Вдруг малютка открыл глазки, несколько раз моргнул ими, покрутил головой и заплакал. Старик подошёл к колыбели. Своими кривыми, переломанными руками достал из неё ребёнка положив на столешницу. Развернул пелёнки. Малыш оказался мальчиком.

— Сядь на своё место! — приказал граф.

Савелий сел. Полецкий взял ребёнка на руки, поднёся к нему.

— Держи! — приказал он снова.

Студент взял малыша, дитя сразу успокоилось. Старик молниеносно когтем разрезал шейку ребёнку. Из раны потекла алая кровь.

— Пей! — повелел Полецкий.

Студент диким взглядом посмотрел в глаза чудищу, стиснул зубы, но сознание уступило место какому-то жуткому чувству голода и он с остервенением впился в детскую плоть.

— Всё, достаточно! — остановил его граф.

Сава оторвался от тельца. Мозг, как ток от лейденской банки прошила мысль, «Что я наделал!». С его подбородка капала кровь с прокусанных губ на безжизненное тельце. Вдруг оно стало чернеть превращаясь в пепел. Через растопыренные пальцы на стол просыпалась зола.

— Только что ты съел собственную сущность, — повелительным тоном произнёс старик. — Тебя больше нет. Ты никто. Никто тебя не узнает. Даже мать.

— Так это был я? — дрожащим голосом спросил Савелий.

— Да. Этот ребёнок был ты сам. Теперь ты с нами. И исполнишь нашу волю. Ты наш проводник в ваш мир. А теперь нам пора.

Граф махнул рукой. Всё вокруг закружилось. Сознание студента сузилось до точки и он отключился. Почти рассвело. Тяжёлые тучи нависли над заброшенной усадьбой. Сверкнула мощная молния, ударив в крышу дома. Тут же раздался многоголосый волчий вой и начался дождь.