Читать онлайн
"Вувер"
Мне идёт шестой десяток лет. За жизнь я перепробовал множество занятий: я был журналистом, грузчиком, сантехником, матросом речного флота, плотником, уезжал на Крайний Север на буровую станцию… Такой уж я, с шилом в одном месте. Я даже пару лет работал сторожем на кладбище!
Когда люди об этом узнают, обычно делают круглые глаза и спрашивают: “О, ты, наверное, много потустороннего видел? Призраки всякие, ожившие мертвецы?”. Мой ответ обычно разочаровывает.
Работа кладбищенского сторожа, конечно, своеобразная. Видел я много всякого: смешного, страшного, трагического. Но вот мистики не наблюдал. А мёртвые? Что мёртвые, они лежат тихонько. Все проблемы случаются от живых, их-то и надо бояться.
Но всё-таки была одна история, которую я до сих никак не могу объяснить рационально. И даже готов поверить, что это всё правда…
Было это в конце девяностых. Я работал сторожем на кладбище одного довольно большого города в Поволжье. Работа мне в общем-то нравилась: график сутки через трое, двухкомнатная тёплая избушка-сторожка, где есть электричество — можно и чайник вскипятить, и телевизор посмотреть. Зарплата небольшая, но можно всегда подзаработать на копании ям и других делах, которых на кладбище с избытком.
Правда, нервы на такой работе нужны крепкие. Например, часто приходилось общаться с криминалом, от мелкой шушеры, тырящей оградки, до серьёзных бандитов, заметающих следы своих разборок.
Насмотрелся я и на всяких “колдунов шестого разряда”, которые норовили то земли с могилы накопать, то фотографию чью-нибудь зарыть. Какими проклятиями осыпали меня эти граждане, когда я их с погоста выводил!.. Раз двадцать я уж должен был помереть в страшных муках, но ничего, жив-здоров и вполне счастлив.
Сектанты, бомжи, алкоголики, любители экзотических веществ с интересным эффектом, странные подростки, местные психи… Всю эту публику почему-то тянет на кладбище.
Один из постоянных клиентов психдиспансера однажды что учудил: он срезал трубки с уличных телефонов-автоматов и ночью приходил на кладбище, чтобы эти трубки зарыть в могилы. Зачем? А он слышал голоса, которые ему говорили так сделать. Мол, через эти трубки мертвецы смогут разговаривать с живыми родственниками. Причём, как сам псих рассказывал, голоса были все разные, и они между собой ругались, кому первому трубка достанется.
Дело было громкое, так как посрезал псих трубки с почти всех новеньких, только что установленных телефонов. Помню, даже с телевидения приезжали на кладбище, снимали большой сюжет для новостей. Да, ваш покорный слуга в телеке мелькнул на полминуты! Но я отвлёкся, простите. Итак, про ту очень странную историю.…Была середина августа, самый обычный день. Я пришёл утром, принял дела у сменщика и приступил к работе. Сторож на кладбище не только ночью обходит территорию, у него и днём много дел. Например, он заполняет похоронные документы и следит за ходом погребения, чтобы ничего не перепутали, чтобы все пришли на нужный участок.
День выдался суматошный. Последним, перед самым закрытием, хоронили старика. Гроб у него был самый дешёвый, и провожали его в последний путь только двое — мужчина и женщина лет пятидесяти. И они вовсе не выглядели скорбящими родственниками.
— Это сосед наш, — сказала женщина. — Мы смотрим, у него свет не горит, во двор никто не выходит. Заглянули с мужем в окно — а он уже и готов… От пьянки помер.
— Что сразу “от пьянки”? — возразил муж. — Может, сердце! Хотя выпить он любил, это правда.
Пока суть да дело, словоохотливые супруги рассказали, что старик жил в пригородном посёлке в частном доме. Был он был человеком скандальным, завистливым и жадным. Он постоянно ругался с соседями и после ссор ходил счастливый, а другие люди чувствовали себя разбитыми, будто вагоны разгружали. Старик любил выпить, иногда срывался в запои, и тогда становился особенно невыносим. Более-менее нормальные отношения у него сохранились только с одними соседями. Они-то теперь и провожали его в вечность.
Жена его умерла давно, выросшие дети жили далеко и общаться с папаней не рвались. Впрочем, как и он с ними. Когда соседи позвонили детям, те устраивать похороны отца не поехали, сославшись на неотложные дела. Но немного денег добрым соседям выслали, попросили устроить всё по мере сил и пообещали приехать позже.
…Вот наша маленькая процессия достигла нужного участка. Гроб опустили в могилу, забросали землёй и воткнули столбик с простенькой табличкой “Анатолий Васильевич Суханов, 1921-1997”. На табличке была и фотография. На ней полный седой мужчина с клочковатой бородой презрительно кривил губы и смотрел неприятным, цепким взглядом. Казалось, глаза на фото двигались и неотрывно следили за тобой.
Даже мне, привыкшему ко всякому, на мгновение стало не по себе.
— Ну и фотографию вы выбрали! — сказал я. — Жуткая она какая-то.
— Какую нашли, — отозвался сосед. — Наследники захотят, поменяют.
Он вздохнул, присел и коснулся пальцами могильной земли.
— Прощай, Томай. Спи спокойно.
На мой вопросительный взгляд мужчина ответил:
— Он мариец наполовину был. Мать его была марийкой, а отец — русский. Отец его Толькой звал, а мать — Томай, на своём языке. В документах-то как Анатолий записан, а ему нравилось, чтобы на материн манер Томаем звали.
— Ясно. Ну что, земля ему пухом.
Я проводил последних посетителей до ворот кладбища и запер ворота. Потом я обошёл территорию и заглянул в камнерезную мастерскую. Там ребята доделывали срочный заказ — пафосный памятник какому-то бизнесмену, и я посидел с ними, поболтал о том о сём.
Вот и они ушли. Я остался на кладбище один.
Солнце село. Вдалеке ещё догорал закат, раскрашивая край неба в золотые, алые и лимонные оттенки, но уже во весь рост вставала ночь, накрывая мир звёздным покрывалом.
Над городом висело зарево света. А над кладбищем, которое находилось чуть в стороне от города, небо было чёрным. Иногда по нему пробегали серые лоскуты облачков и быстро исчезали.
Я запрокинул голову, разглядывая звёзды. Вот ковш Большой Медведицы, а вот рядом Малая. А если посмотреть вправо, то увидишь Кассиопею — созвездие, похожее на латинскую букву “W”.
А вот низко над горизонтом пронеслась ярким росчерком и исчезла золотистая звёздочка с небольшим дымным хвостом. Комета?..
Какая ж красота!
Никогда не устану любоваться звёздным небом. Дух захватывает от величия вселенной, от её красоты и от осознания её невероятных масштабов. А ведь всё человечество, все страны и народы, люди всех культур, религий и языков, мчатся сквозь холодный космос на одной своей маленькой планетке…
Я бы стоял ещё долго, любуясь на звёзды и размышляя, но по-осеннему холодный ветер быстро убедил меня идти в сторожку.
Там я заполнил кое-какие бумаги, прибрался и стал готовить ужин. А после ужина я собирался на тщательный обход территории.
Многие спрашивали, страшно ли одному ночью на кладбище? Скажу так: сначала было страшно, но потом я успокоился и привык. Во-первых, в сторожке есть хороший, наточенный топор и ружьё-двустволка. В лихие девяностые это было совсем не лишним.
Во-вторых, главный враг сторожа — воображение. Тишина и темнота действуют на нервы и невольно придумываешь невесть что. Если сумеешь отключить воображение и чем-то себя занять, то всё будет хорошо. Мои сменщики смотрели телевизор или разгадывали кроссворды, а я чаще читал книги и слушал радио.
Вот и сейчас я подпевал группе Любэ: “Там за туманами, вечными, пьяными…” и разогревал суп в кастрюльке. На второй конфорке дачной электроплитки дожаривались котлеты.
Вдруг за стенами сторожки раздался какой-то звук.
Я прекратил петь, убавил радио и прислушался. Листва, ветер, шум автомобиля вдалеке… Вот оно!
Шаги — редкие, тяжёлые и совсем близко.
Я выключил плиту, поднял глаза к окну и обомлел. Волосы сами собой зашевелились на голове, по позвоночнику пробежал холод.
С той стороны к стеклу прижималась человеческая ладонь.
Она была так близко, что я мог разглядеть каждую мозоль, каждую линию на коже. Даже видел, что ногти на пальцах нестриженные.
Я схватил топор. Вслед за ладонью в окне появилось мужское лицо. Прижавшись к стеклу, неизвестный разглядывал меня. Его губы шевелились, он что-то говорил, но так тихо, что ничего не было слышно.
— Ты кто? Пошёл вон! — рявкнул я.
Взгляд нежданного гостя стал умоляющим, он стал делать какие-то жесты, показывая в сторону.
— Иди к двери! — приказал я.
Не снимая цепочки, я приоткрыл дверь сторожки.
Неизвестный подошёл к крыльцу, и теперь я мог его разглядеть. Парень лет двадцати, одет в новые и довольно дорогие вещи, но одежда мятая и в грязи, будто человек хорошо так повалялся на земле.
Волосы всклокочены, взгляд испуганный, затуманенный, зрачки расширены. По лицу градом стекал пот. И стоял парень в такой позе, будто на плечах лежит что-то тяжёлое: ноги широко расставлены и согнуты в коленях, руки шарят в воздухе, пытаясь это что-то придержать.
Ну всё понятно: очередной наркоман. Сколько мы их тут повидали!..
— Ты кто? Что надо? — громко спросил я и для убедительности показал в приоткрытую дверь топор. Сталь тускло блеснула в свете фонаря.
Увидел топор, парень отшатнулся, что-то забормотал и затрясся. Но вдруг он распрямился, будто скинул груз, и взгляд его стал осмысленным.
Он непонимающе осмотрелся вокруг и со страхом уставился на меня.
— Парень, ты кто? Чего шляешься тут по ночам?
— С-с-саня. Я заблудился, я не знаю, как сюда попал! — в голосе появились истерические нотки.
— Ты, Саня, на кладбище, а я — сторож местный, — пояснил я через приоткрытую дверь.
— НА КЛАДБИЩЕ??!! Я… умер?!
Глаза Сани округлились, ноги подкосились, и он сел прямо на землю.
Вздохнув, я открыл дверь и вышел на крыльцо. Кажется, парень не в себе, но не опасен. Впрочем, топор я держал в руке — на всякий случай.
— Ну, Саня, рассказывай. Кто такой, зачем на кладбище потащился.
— Да я не помню… Мы у Лысого сидели. Трёхэтажку розовую на Барбюса знаешь? Вот там.
Я кивнул. Этот дом, да и весь райончик имели весьма дурную славу.
— Мы сидели у Лысого на хате, пили… Боцман ещё самогона принёс. А потом плохо помню. Шли мы куда-то, девки смеялись… Потом лезли через забор, я штаниной зацепился. А потом иду по темноте, вижу, вдалеке огонёк горит. Я пошёл на свет, а мимо смерч летит.
— Какой ещё смерч?
— Ну, вихрь такой, воронкой. Как в фильмах американских, только маленький. А в нём — человеческое лицо!
— Смерч. С лицом. Хорошо, бывает. А чьё лицо?
— А хрен знает! Смерч остановился и превратился в жирного старика с бородой. Стоит он, смотрит, а взгляд такой жуткий!.. Я аж замер.
Тут я невольно вспомнил фото Анатолия-Томая, которого сегодня хоронили. У него тоже взгляд был очень неприятный.
— Ну, а потом что было?
— А потом он засмеялся и кааак прыгнет мне на плечи! Уселся и говорит: “Вези меня домой”. И стал меня гонять, как лошадь. Тяжёлый, падла! И хохочет страшно так. И с каждым шагом тяжелее становится. Всё, думаю, сейчас упаду и сдохну. А он меня за уши дёргает, типа направляет!
— Надо же, — иронично сказал я.
— Да я не вру! Он увидел, что окна в сторожке светятся, погнал меня и говорит: “Там ещё один! Щас повеселимся!”. А ты вышел, он топор увидел и всё, исчез.
Саня явно верил в ту чушь, что нёс. А я улыбался и думал, что надо записывать интересные рассказы наркоманов и сумасшедших, которые я слышал за время работы сторожем. Книгу потом на пенсии напишу.
— Так, Саня, — сказал я. — Ты очухался?
Парень прислушался к себе и неуверенно кивнул.
— Ну тогда вставай, отряхивайся. Пить хочешь?
— Ага! А у тебя пожрать чего-нибудь есть?
— Я тебе не ночной ресторан! Ладно, подожди, придумаю что-нибудь.
Я захлопнул дверь. Нашёл в сторожке на полке одноразовый стаканчик, налил воды. Потом положил на кусок хлеба котлету и вынес всё Сане.
Жадно чавкая, он съел бутерброд, запил его и спросил:
— Как мне теперь домой попасть?
— Как-как, ножками. Пошли, я тебя с кладбища на трассу выведу. А там жди утреннего транспорта, а лучше иди пешком до города, так не замёрзнешь. По дороге и по указателям не заблудишься.
— А может, я тут у тебя переночую?
— Имей совесть! — разозлился я. — Я не нянька, с каждым торчком цацкаться. Сейчас вызову охрану, приедут дяди с дубинками, им про злого старика в смерче расскажи.
— Ладно, — сник Саня. — Показывай, где выход.
Я оделся потеплее, взял фонарик и ещё кое-какие вещи, вышел из сторожки и зашагал к главным воротам. Саня семенил за мной. Всю дорогу оглядывался по сторонам и очень боялся отстать.
— Ну всё! — я отпер ворота и посторонился, выпуская парня. — Вот трасса, вон остановка. Город там. Иди всё время прямо. Или попутку поймай, тут машины в промзону из города и обратно ездят.
— Спасибо! — Саня крепко пожал мне руку.
— Ага, бывай!
Пару минут я постоял у ворот и убедился, что он действительно пошёл в сторону города. Ну наконец-то!..
Возвращаться в сторожку уже не было смысла, и я начал вечерний обход. Территория нашего кладбища была большая; она делилась на четыре неравные части, мы почему-то называли их секторами. Самый большой сектор отводился для обыкновенных могил, северный сектор считался мусульманским кладбищем, а соседний с ним участок — для почётных граждан города и особо уважаемых людей. Самый дальний и неприглядный сектор отвели для захоронения неопознанных тел и медицинских “отходов” (например, конечностей после ампутации).
Все сектора я должен был обходить несколько раз за ночь и смотреть, всё ли в порядке. Прошёл я и мимо могилы Анатолия Суханова. Старик с фото всё так же глядел неприятным взглядом. То ли так действовал лунный свет, то ли разыгралось воображение, подогретое байками Сани, но казалось, что теперь мертвец на фото стал улыбаться шире, а взгляд стал ещё и злорадный.
— Это ты что ли шляешься, залётных торчков пугаешь? Смотри, не балуй, — и я в шутку показал фотографии топор.
Разумеется, ничего не произошло, и мне стало стыдно за идиотскую выходку. И я поспешил дальше.
Остаток ночи прошёл спокойно и даже скучно. Утром я сдал сменщику дела и отправился на выходные.
.
ЛитСовет
Только что
