Читать онлайн
"Ветер перемен"

Иногда в протянутой руке заключено больше смысла, чем во всех торжественных обещаниях.

— Привет.

Сколько всего может начаться с такого простого слова. Возникнуть, продолжиться, немыслимо закрутиться и сложиться невероятным образом.

— Привет.

А из ответа — лишь из того факта, что он прозвучал, получится история, перевернувшая даже не жизнь отдельных людей — сами основы нашего мира.

Порой мне кажется, что у судьбы очень странное, воистину оригинальное чувство юмора. В какой-то степени ироничное. Иначе я не могу объяснить, зачем она сводит тех, кто никогда и ни при каких обстоятельствах не должен был оказаться рядом.

***

Весна в Ска́ндье — самое мерзкое время года. Сильные ветра́ с севера несут дожди, не прекращающиеся с утра до вечера. Реки выходят из берегов, озёра разливаются морями. На улицу вообще лучше носа не высовывать — пока портал создашь, вымокнешь с ног до головы. Посему все в этот период ограничиваются домашним уютом, наносят визиты вежливости, навещают родственников, гостят у друзей. Все, кроме меня.

По определённой уважительной причине мне разонравились семейные посиделки. Каждый норовит проявить к лишённой дара положенное сочувствие, выразить свои глубокие соболезнования. Не говоря о том, что я и раньше жалость на дух не переносила, сейчас, в моих обстоятельствах, она воспринимается откровенным оскорблением. Лучше бы реагировали, как отец, — гневом и плохо скрытым протестом против несправедливости происходящего.

А вот на маму я сердита. Я пока жива. Наверно, продержусь год, может, полтора… нет, полтора вряд ли, но чем чёрт не шутит! А мама по мне заранее убивается, как по уже ушедшей к Богам. Оно, конечно, оправданно, между тем я-то ещё здесь, всё замечаю. Неприятно, понимаете? Брат замкнулся, не знает, как себя вести, старается при встрече быстро поприветствовать и проскользнуть мимо — занят, мол. Он хороший целитель и действительно всегда загружен работой. Только раньше ему это не мешало болтать со мной часами.

Ой, я точно невоспитанная! Столько всего рассказала, а даже не представилась. Итак, я: Эльви́кэ Сэньé, двадцать лет, три локтя с хвостиком, светло-русые волосы, серо-голубые глаза. Близкие зовут Ви́кэ, а мне нравится Эль. Не выдающаяся красавица, но и не уродка — обычная девушка, каких в Скандье полным-полно. Родители — из потомственных целителей, старший брат, Хéйдер, обрёл дар четыре года назад.

Никто не сомневался, что я последую по их стопам. Но на церемонии Обретения Камень остался тёмным — вещь настолько невероятная, что Старшие не поверили, заставили меня положить руку второй раз. И третий. Пока не убедились — произошло немыслимое. В почтенном семействе Сэнье родилась бездарная. Меня быстро вывели из Зала Камня — не через парадные Врата, за которыми новую магиню приготовились встречать и поздравлять радостные родственники и друзья, а кружным, тайным путём. Оставили в крохотной комнатке с единственным окном, попросили подождать. Я ждала долго — церемонию в тот день проходило множество двадцатилетних юношей и девушек со всего Скандье. А потом в комнате стало необыкновенно тесно — от того, что кроме родителей туда явились Старшие в полном составе и сам Верховный.

Если я не оробела, то лишь потому, что и без того была слишком потрясена. Но тогда у меня оставалась надежда. Крохотная, и всё же! Вдруг это какая-то ошибка? Время рождения неверно поставили, ритуал неправильно провели, Камень испортился… Смешно, конечно, однако я упрямо выдумывала всё новые и новые объяснения.

Старейшие окружили меня плотным кольцом, замкнул которое Верховный — хорошо сложённый, осанистый, величественный маг с тонким обручем власти на светловолосой голове. Спокойные серые глаза оглядели меня, смерив, изучив, оценив, разложив на составляющие и сложив обратно — надеюсь, в первозданном порядке. О родовом даре семьи Тэгьéр ходили легенды, нынешний правитель являлся магом жизни — настолько редким, что их насчитывалось несколько человек на весь мир. Супруга его, из рода Дарьэ́, наоборот, владела уникальной силой смерти: поговаривали, что единственный сын и вовсе должен был стать чем-то исключительным.

— Как такое могло произойти? — мрачно поинтересовался Верховный у Старших, полностью проигнорировав моё присутствие.

Я не выдержала. Меня часто (и заслуженно!) обвиняли в недостатке хороших манер. Но при встрече с незнакомыми людьми я хотя бы кланялась!

— Светлого дня, — громко произнесла я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Клянусь — Верховный смутился. Острые ресницы качнулись туда-сюда, уголок красиво очерченного рта дрогнул.

— Простите, госпожа Сэнье. Ваш случай настолько исключителен, что заставил забыть о приличиях.

— Исключительнее некуда, — проскрипел Старший Тоньэ́. — Мы считали, что полностью справились с данной проблемой. Бездарные не рождались уже лет тридцать, Скандье почти забыл об этом наказании Богов.

Я поёжилась. Меня в детстве называли по-всякому, шалила я знатно, однако наказанием Богов — ни разу. Да и Боги у нас добрые, больше награждают, нежели гневаются.

— Господа, — подал голос мой отец, проталкиваясь ко мне, вставая рядом и опуская руку на плечо, — не потрудитесь ли вы объяснить поподробнее, что происходит? Не оскорбляя и не запугивая мою дочь.

Вроде и уважительно сказал, и без угрозы, а Старшие зашевелились, церемониальные парчовые балахоны заходили ходуном.

— Ваша дочь, господин Сэнье, к положенному возрасту не сформировала канал для принятия энергии, подпитывающей всех магов, — на сей раз ответил самый юный из Старших, Реньри́, симпатичный молодой человек с обаятельной улыбкой. Сейчас он не улыбался, смотрел с откровенной тоской: — Магия, что отпущена нам с рождения, поддерживает нас до совершеннолетия. В двадцать лет маг создаёт прочную устойчивую связь с общим энергетическим полем, откуда потом он и черпает силу. Тогда же определяется и направленность дара. Целитель или универсал, маг света или тени — каждый обретает себя в миг прохождения ритуала. Сложное устройство, названное для простоты Камнем, за секунды выявляет предназначение мага и открывает доступ к соответствующей энергии. В случае с вашей дочерью этого не произошло.

— То есть, — посуровел отец, — водная стихия Эльвикэ не будет иметь конкретной специализации?

— Не только, — Реньри тихонько вздохнул. — Без подпитки энергией запаса магии, заложенной изначально, хватит разве что на год медленного угасания. Тело не может существовать отрезанным от силы.

В наступившей тишине я отчётливо различила громкий стук. Моё сердце?

— Иными словами, — нашёл в себе мужество выговорить это вслух отец, — моя девочка с этой секунды начнёт умирать? И нет средства ей помочь?

— К сожалению, нет, — развёл руками Тоньэ. — Когда-то феномен бездарных тщательно изучали, пытались подпитывать извне, близкие делились энергией. Увы, это не давало даже отсрочки. Год с небольшим — и Боги забирают обделённого.

Невидимая мне мама всхлипнула, затем сдавленно зарыдала. Я же сосредоточенно кусала губы. Нет, я прекрасно поняла, о чём идёт речь. Но, согласитесь, очень сложно за минуты перестроить свои мысли, планы, мечты… Только что я в уме планировала своё будущее — и вот, какая-то каменюка за меня решила, что я его не заслуживаю! И умру, толком не начав жить. За что? Я в чём-то провинилась? И неужели действительно ничего нельзя сделать?!

Моё спокойствие могло показаться следствием свалившегося потрясения. Наверно, от меня ждали слёз, истерики, обвинений. Я же просто стояла и смотрела — на разом постаревшего отца, на Старших, на виновато потупившегося Верховного.

Именно к нему я и обратилась:

— Скажите, пожалуйста, а мне дозволяется искать средства исцеления самостоятельно?

Маг взглянул на меня с неподдельным интересом:

— Вы хотите изучить проблему сами? Несмотря на случившееся с вами несчастье?

— Я неплохой целитель… — голос всё же дал осечку. — Вернее, была бы хорошим целителем. Чем целый год покорно ждать конца, лучше провести отпущенное время с пользой. Прошу о полном допуске к главному Хранилищу, господин Тэгьер.

Впоследствии я только дивилась собственной смелости. И радовалась, что догадалась воспользоваться моментом. Сложно было в присутствии родителей отказать умирающей, и косые взгляды Старших не стали преградой.

— Конечно, госпожа Сэнье, считайте, разрешение получено.

Так я определила свою судьбу.

***

С того дня прошла денница. Я не чувствовала в себе никаких изменений — порталы по-прежнему строились легко, свет загорался по щелчку пальцев, из зеркала на меня взирала юная девушка, а отнюдь не старуха. Иногда, проснувшись утром, я, как и раньше, ощущала искрящуюся силу… и с ужасом вспоминала, что это лишь остаточные явления.

Родным было тяжелее. Мама, при мне старательно сдерживаясь, наедине безостановочно рыдала. Отец безуспешно пытался её успокоить, а в результате расстраивался сам. Временами он смотрел в одну точку, и губы его кривились в бессильной ярости. Брат, как я уже упоминала, старался меня избегать. А в Скандье бушевала весна.

Дожди заливали всё вокруг, но на сей раз наш дом не тревожили бесконечные друзья и знакомые, проявив деликатность по отношению к семье, застигнутой горем. Ко мне из десятка подруг не явилась ни одна, я тоже не желала никого видеть. О чём бы мы стали разговаривать? О выбранных ими учителях, первых успехах в управлении даром, их грандиозных планах на будущее? Или же о сватовстве парней, скорых свадьбах с подходящими магами? Мой собственный жених, навязанный мне родителями, примчался на второй день после ритуала, долго что-то мямлил и, к моему великому облегчению, разорвал помолвку. Я несказанно обрадовалась, поскольку давно собиралась объявить отцу, что в качестве будущего спутника жизни Лэсги́р меня ни в коем смысле не устраивает. Целитель он, не целитель, я не племенная тёлка, чтобы меня под надлежащего производителя подкладывать. Получив подтверждение, что парнем двигали отнюдь не романтические и нежные чувства, я даже вздохнула свободнее. Правильно говорят, что перед лицом смерти врать невозможно, вот и Лэсгир проявил себя во всей красе — расчётливый, равнодушный охотник за талантливой женой одного с ним дара.

Я же воспользовалась выклянченным разрешением и быстренько, пока Старшие не передумали, оформила себе официальный пожизненный допуск в главное Хранилище. В моём случае «пожизненный» и «годовой» — понятия равнозначные, но не хотелось бы из-за лишних прожитых месяцев повторять возню с документами. Так что, едва наступало утро, я уносилась в Танрэ́, резиденцию Верховного, где размещалось Хранилище, и с головой уходила в свитки. Не скажу, что узнала много нового, но занятие отвлекало от невесёлых раздумий.

Эти мысли я гнала. Жёстко пресекала любое желание размякнуть и поплакать. Во-первых, что толку? Слезами горю не поможешь. Во-вторых, и без меня есть кому рыдать — мама за двоих старается. Если отцу нас обеих придётся утешать, раньше меня к Богам уйдёт. В-третьих… Вот упрямая я. Пока жива — надеяться буду — на чудо, на тех же Богов. И на себя.

Только сегодня я как никогда была близка к тому, чтобы разреветься. Вернулась раньше обычного — весь день вспоминала, что наша домработница с вечера тесто на пироги поставила, прямо слюнями заходилась. Вкуснейшие у Одьéн пироги получаются, пальчики оближешь. Прокралась на кухню тихонечко — нечего лишний раз добрейшей женщине на глаза попадаться, охов и ахов наслушалась уже на год вперёд. И увидела брата, уронившего голову на стол в такой тоске, что аж сердце защемило.

— Хей, — окликнула его негромко, — с тобой всё нормально?

Он вздрогнул, резко вскочил.

— Викэ? Что ты здесь делаешь?

Странный вопрос, учитывая, что это мой дом и я тут живу. Пока.

Я виновато развела руками.

— Пирогов захотелось.

Братишка тут же постарался овладеть собой, вымученно улыбнулся, но получилось плохо. В глазах плескалась боль, словно это его приговорили и сроку год отмерили.

— Ты ешь, сестричка, ешь. А я побегу, меня ждут.

И умчался. Хорошие дела… Аппетит у меня, конечно же, пропал. Так, из принципа сжевала кусок, даже вкуса не почувствовала. Посидела, подумала и направилась к отцу.

Он тоже уже вернулся с работы, переоделся в домашнее, расположился в кресле, потягивал горячий взвар из объёмистой кружки. Тяжёлый взгляд скользил от стеллажей, заполненных свитками, к окну с бесконечными подтёками дождя.

— Папа! — начала я и тут же поправилась: — Славного вечера. Можно с тобой поговорить?

Отец дёргаться не стал, изображать весёлость — тем более. Серьёзно кивнул, поманил рукой.

— Садись, Викэ. Я всегда готов тебя выслушать.

Больше всего я была ему благодарна за то, что он не пытался меня утешать или, наоборот, делать вид, что ничего не случилось. Не справлялся ежеминутно о здоровье, не причитал, как мама, не пытался обкормить вкусненьким наподобие Одьен. Но и не избегал, как Хей, не прятал своего горя.

Об этом я и спросила:

— Папа, что с Хеем? Он, конечно, прекрасный брат и всё такое, но одно дело переживать за сестру, другое — самому готовиться помирать. И явно не из-за меня.

Отец замялся.

— Говори, — сердито нахмурилась, — я же всё равно узнаю. У Одьен спрошу, у Сильéн. Или у мамы.

Последняя угроза подействовала.

— Хейдеру запретили иметь детей, — злобно выплюнул отец. — Старшие боятся распространения проблемы.

От гнева я задохнулась.

— Почему? Бездарность — не заболевание, по наследству не передаётся! Как же так можно? Что же теперь… А Льен в курсе?

Сильен, красавицу-невесту брата, сильного целителя и мага воды, гордость рода Норьéк, мы обожали не меньше Хея. Весть о том, что по моей вине пострадала она, ударила меня едва ли не больнее, чем собственная незавидная участь.

— Разумеется, — криво усмехнулся отец, — Старшие сразу же после церемонии сообщили. После чего ещё и на беременность проверили… мерзавцы. Сильен — молодец, посмеялась им в лицо — мол, в семье Норьек не привыкли до свадьбы детей плодить. Только, Викэ, потом она ночь проплакала у Хея в объятиях, и уж на что я моралист законченный, и то пожалел, что они такие порядочные. Завели бы ребёночка, обратно б уже не засунули. Прости, доченька, за грубость.

Я стиснула зубы. Ладно, мне умирать в двадцать против обычных трёхсот лет средней жизни мага. Но брата за что?!

— Нельзя это так оставить, — решительно заявила я, глядя отцу в глаза. — Старшие слишком много на себя берут. Нет такого закона, чтобы осуждать на бездетность! И Хейдер должен не страдать молча, а бороться.

— Как, девочка? — покачал головой отец. — Оспорить волю Старших? Восстать против их запретов? Может, заклятиями припугнуть?

— Дойдёт до этого — и заклятиями! — я сжала кулаки. — Для начала — протестовать, громко! Высказать свою позицию, обосновать… пожаловаться Верховному, наконец! Он обязан защищать людей — вот пусть и вмешается в произвол!

— Ничего он не сделает! — сдавленный рык. — С его ведома и согласия Старшие Сильен и Хейдера счастья лишили… Викэ, ты — единственная бездарная на всё Скандье, у нас с твоей мамой детей уже быть не может. Два мага — два ребёнка, таков закон сохранения силы. Если на тебе наказание Богов остановится, Верховный довольно руки потрёт и забудет о досадном недоразумении.

— А если… если Сильен не выдержит? — глухо произнесла я то, о чём подумала. — Она милая девушка и брата любит. Но приговор не на ней, а на Хее. Вдруг она… бросит Хейдера?

— Поэтому мальчик так и мучается. И переживает, что невесте жизнь испортил, и боится, что она от него откажется. Викэ! — отец порывисто обнял меня. — Умоляю — не думай, что всё это по твоей вине! Ты и так наказана — уж не знаю, за что только. Худшее и придумать сложно, ан нет, мудрецы наши позаботились, чтобы тебе и последние дни отравить. Доченька, родная, ты не обижайся на Хея — что он так себя ведёт, в глаза тебе не глядит. Он любит тебя, и Сильен тоже любит, а оно вон как…

— Я понимаю, — прильнула к отцовской груди, — всё понимаю… Пап, может, мне пожить пока отдельно? Чтобы глаза не мозолить. Мне сегодня Зо́лин Решьéк, Смотритель Хранилища, предложил стать его помощницей и переселиться в Танрэ́. Вы потихоньку привыкнете к тому, что меня нет… не так тяжело будет.

— Викэ! — сильные руки встряхнули меня. — Да что ты такое говоришь, доченька? Считаешь, мы родную дочь просто так из жизни вычеркнем? Разлюбим, забудем?! Последние дни не захотим скрасить? Или… тебе нас жалко?!

— И это тоже. Папа, рядом с умирающими трудно. Вы приметесь обо мне заботиться, я начну раздражаться… Льен, приходя в гости, всякий раз невольно станет вспоминать, чего я её лишила. А на Хея мне теперь самой больно смотреть. Словно я его подвела. Потом… мне, правда, в Танрэ будет лучше. Больше времени для изучения свитков.

«А ещё, — подумала я, — вдруг мне удастся разобраться в проблеме бездарности. Не собираюсь я сдаваться!»

Отец протянул руку погладить меня по голове — и передумал, сжал вместо этого ладонь — как равной.

— Выросла ты, Викэ. Поступай, как сердце велит. В любом случае ты моя дочь, поддержу и помогу, только попроси…

Не выдержал — отвернулся, скрывая слёзы. А я поспешила выскользнуть за дверь.

Гадко было на душе, паршиво. Не ожидала я такой несправедливости от Богов… стоп! При чём здесь Боги? Не они же с небес сошли и Хея приговорили. Значит, надо бороться. И для начала — не откладывая переселиться в Танрэ.

***

Золин встретил меня приветливо, ласковой улыбкой. С самой первой нашей встречи я сразу обратила внимание на особенность этого абсолютно седого (невероятная редкость в Скандье), древнего как мир мага-универсала земли — он словно светился изнутри. Глядел на всё так, будто изначально пытался найти в человеке либо явлении что-то хорошее, даже на бесконечный дождь за окном взирал с пониманием.

— Эльвикэ, славного вечера! Надумала?

Я кивнула. Последовала за магом в жилую часть Хранилища, попутно подбирая слова, объясняющие мой поступок. Но они оказались не нужны: Смотритель начал благодарить меня за то, что я приняла его предложение.

— Сложно мне, девонька, одному с такой сокровищницей знания управляться. Триста сорок три года — не тридцать. Ногами всё не обойти, порталы быстро не построить. Новые свитки разбирать не успеваю, в коробках так и лежат. А ведь там, быть может, кому-то самые необходимые сведения содержатся.

— А отчего у вас помощников нет? — искренне удивилась я. — Такое здание в одиночку и молодому магу не обслужить. Это же везде надо очищающие и сберегающие заклинания обновлять, и климат поддерживать, и… да много чего.

— Даёт мне Верховный учеников, — поморщился Золин. — Побудут те положенный срок, магию земли освоят — и фьють! На волю стремятся, из полумрака и тишины залов к звукам и свету… Молодость простора требует, жажды деятельности. Вот от парочки старичков я бы не отказался. И компания, и интересы общие. Сидели бы вечерами, наливочку потягивали, свитки смотрели, былое вспоминали, иллюзиями бы развлекались… Тебе иллюзии нравятся, Эльвикэ?

— Нравятся, — улыбнулась я, — они у меня всегда получаются… получались.

Золин понял оговорку, приобнял.

— Ты ещё жива, девонька. Мы с тобой сейчас в равном положении, неизвестно, кого раньше Боги призовут. Я ведь тоже, спать ложась, не знаю, увижу ли наутро солнце, и радуюсь каждому прожитому дню. Потому и позвал, чувствуя, что со мной тебе проще будет.

Я напряглась, ожидая неизбежного «жаль, что ты, такая юная…», но Золин лишь ласково потрепал меня по плечу.

— Ты осваивайся, вещи переноси, потом приглашаю к ужину — Сэлинкэ, домработница моя, стол всегда в гостиной накрывает. Шумная она правда не в меру, но готовит вкусно, старается. Выспись хорошенько, а с утра я тебя по Хранилищу проведу, расскажу, где что и чем в первую очередь следует заняться.

— Спасибо, — поблагодарила я. Меня переполняла признательность к этому человеку, знакомому со мной всего несколько дней, а принимающему словно родную.

— Ой, вот ещё… — Смотритель смущённо потупился. — Я, девонька, глуховат стал. Заклинание связи не всегда слышу. Если не дозовёшься — комнату свою я тебе показывал. Не найдёшь меня там — у Сэли́нкэ спроси или лучше у Кавэ́йра, это главный охранник. Он мальчик молодой, сильный универсал-воздушник, сыщет где угодно. Не познакомились ещё? Сейчас…

Вежливый стук в дверь раздался через секунду. Пусть Золин и жаловался на глухоту и немощь, заклинаниями связи он владел прекрасно. Парня, что явился на зов, я охарактеризовала бы очень кратко: идеальный! Высокий, но в меру, мускулистый, но не перекачанный, красивый, но без слащавости. Глаза зелёные, озорные, на подбородке ямочка, пепельные волосы стянуты в низкий хвост. В другое время я растеклась бы сиропной лужицей, а тут вздохнула тихонько и поспешила представиться, чтобы сразу дать понять — мне о нём мечтать заказано.

— Эльвикэ Сэнье, бездарная.

К чести молодого человека, он хоть и побледнел, но не отшатнулся. Огоньки в глазах разве поугасли.

— Кавэйр Зэльи́, к вашим услугам, госпожа.

Эх!.. Какие мне теперь от него услуги… Смотрителя разве с его помощью разыскивать.

Золин объяснил зеленоглазому красавцу, зачем вызвал, отпустил его и сам распрощался. А я начала обживаться.

Комнату Золин мне определил замечательную — просторную, с огромной кроватью и окном во всю стену. Жаль, из-за дождя не понять, восход я буду встречать или закат провожать. Ладно, через полденницы ветер сменится, тучи пройдут и выглянет солнце. Столько я точно протяну, узна́ю. Одежду и прочие бытовые мелочи я перетаскала быстро: открыла портал в собственную комнату, закрепила его и заклинанием перенесла вещи. Надо пользоваться магией, пока она действует! Разложила всё старательно по полочкам шкафа, полюбовалась результатом, задумалась.

Спать рано, ужинать не хочется. Можно было бы наведаться в гостиную, чтобы посмотреть на упомянутую Сэлинкэ, но тогда пришлось бы из вежливости хоть что-нибудь да скушать. Дома вечерами я смотрела свитки или болтала с братом. Вспомнив Хейдера, загрустила. Затем насупилась.

Какое право имели Старшие так поступить с Хеем? Да, их обязанность — контролировать магов и предотвращать все нежелательные последствия заклинаний. Следить за порядком, осаживать особо резвых, карать зарвавшихся. Десять человек на всё Скандье. Все остальные вопросы регулирует Верховный с Советчиками. Случаются, конечно, забавные вещи. Молодые маги передерутся и в запале полквартала разнесут — кому их к ответственности призывать? С одной стороны, ущерб городу, градоправитель Верховному жалуется. С другой — недопустимое применение заклятий, пострадавшие владельцы домов Старшим претензии предъявляют. Но обычно Верховный со Старшими дружно живут, договариваются, виновники и порушенные здания восстанавливают, и положенные штрафы магоединицами выплачивают.

Хей ни в чём не провинился. Неужели бездарность — это такая страшная вещь, что её распространения боятся, словно магической чумы? Сами пострадавшие угрозы не несут, разве что какой-то юнец может психануть напоследок, пока сила ещё есть. Вот я даже сейчас способна вызвать приличных размеров потоп, бурю, небольшой пожар — гори, мол, всё огнём! Ну а толку? Мне полегчает? Поможет?

О бездарности все мы, конечно, слышали. В детстве обзывались — тупица, раззява, бездарный… Не особо задумываясь, что это означает. Потом родители объяснили: «бездарный» — человек без магии. То-то недоумения было! Без магии — это как? Когда мы с ней рождаемся? Я мучила отца вопросами до тех пор, пока не пошла в школу. Там учителя́ быстро растолковали и закон Вечной Энергии, и теорию Сбоев. А на уроках истории нам поведали о древних временах, когда на месте Скандье существовало множество мелких независимых государств, раздираемых бесконечными войнами. О страшных заклинаниях и магических эпидемиях, стирающих города. И о частой бездарности, как следствии не вовремя проведённых или пропущенных ритуалов Обретения, без углубления, правда, в подробности самого явления.

Скандье с честью вышло из испытаний. Во́йны остались в прошлом, государства объединились. Старшие, избираемая десятка магов исключительной силы, обуздали ретивых и несознательных. Для упрощения процедуры Обретения создали сложнейшее устройство, названное «Камнем», тысячи лет безотказно помогающее юным магам выявить свой дар. Но выяснилось, что бездарные всё равно появляются, несмотря на все прилагаемые усилия. Тогда я не придала значения скупой фразе преподавателя «Старшие принимают все меры, чтобы этого не происходило». Сейчас понимаю, что за ней скрывались тысячи разрушенных судеб. Запреты на деторождение, распавшиеся семьи, растоптанное счастье.

Легко судить со стороны, соглашаться на меньшее зло, когда мучаешься не ты. Не твой двадцатичетырёхлетний брат разрывается между состраданием к сестре и любовью к девушке. Я стиснула пальцы.

В моём распоряжении год, даже больше. Я целитель… должна была им стать. С пятнадцати лет увлекаюсь изучением свитков. У меня необходимый склад ума — холодный и отстранённый.

Если кто-то и разберётся с проблемой бездарности — лучшей кандидатуры не найти.

***

В комнате я всё же не усидела. Завтра Золин покажет мне Хранилище, а сегодня захотелось просто побродить по огромному мрачному, но не страшному, скорее, таинственному зданию.

Раньше Хранилища называли библиотеками. С момента, когда на смену книгам пришли свитки, сокровищницы знаний переименовали. Книги, разумеется, остались — в длинных нижних залах, ровными рядами на стеллажах или особо ценные — в застеклённых шкафах. Глядя на них, я понимала, откуда появилось выражение «пыль библиотек». Сейчас книги огромная редкость, сто́ят они бешеных денег, и не магоединиц, а настоящих золотых кружков, о которых в Скандье почти забыли.

Свиток в шкаф не поставишь. Свёрнутое заклинание выглядит как сгусток энергии, небольшой светящийся шарик, для удобства заключённый в оболочку. Хранят их в ячейках, прилепляют ярлычок, заносят в реестр. Год три тысячи сорок второй, запись Коршэ Авинье, воспоминания о первом полёте. Или год тысяча девятьсот пятьдесят третий, запись Шенха Нокорьи, разработка теории Сознания. Много информации, мало — на внешний вид свитка это не влияет. Небольшие сквозные залы, отведённые под их хранение, не требуют дополнительного освещения — записи сияют собственным светом, неярко, загадочно.

Я прошла сквозь миллионы мерцающих огоньков и оказалась (надо же!) в саду, защищённом от дождя и ветра невидимой преградой. Здесь вовсю цвели кустарники и благоухали клумбы; развешанные между деревьев фонари расцвечивали полумрак маленькими радугами. Сад террасами спускался с высоты второго этажа и до уровня земли, а в его дальнем конце бурлила река. Да-да, самая настоящая! Я знала, что Деньзэ́ протекает через Танрэ, но что она окажется так замечательно вписана во внутренний сад — не ожидала. Воображение рисовало мрачный глубокий ров со стоячей водой — а тут ничем не огороженный стремительный поток, весело скачущий через небольшие пороги. Здорово!

Не подбежала — подлетела. От восторга чуть не шлёпнулась, поскользнувшись на мокрой траве, — перепады рождали искрящуюся водяную пыль. Сама себе сделала втык: чему радуюсь? Мне этой красотой недолго любоваться. Только за денницу не перестроишься, люблю я воду, особенно такую — безудержную, яростную, ревущую. Маги всегда тянутся к своей стихии. Присела на корточки, обмакнула ладони, замерла… и совсем рядом заметила парня.

Он сидел всего в паре локтей от меня, прямо на земле, подтянув колени к груди и уткнувшись в них носом. Грива светлых волос спадала на сцепленные до побелевших костяшек пальцы — такие длинные и тонкие, что бывают лишь у сильнейших магов. Глаза прикрыты, пушистые ресницы отбрасывают тень на кожу необычного, тёмно-золотого цвета. В памяти всплыла легенда о древних временах и дарах Богов, магах, созданных из песка и солнца, и великих героях… Глупо, да? В Скандье давно не появляется новых преданий, и подвиги никто не совершает, но было что-то в этом неподвижном юноше, заставившее меня дрогнуть, прежде чем окликнуть его:

— Привет.

Он не сразу ответил. У меня успела возникнуть мысль, что он не расслышал или же не пожелал разговаривать. Я уже хотела незаметно уйти и оставить его одного, как услышала тихое, безжизненное:

— Привет.

Парень повернул ко мне голову и разглядывал меня — без интереса, просто пытаясь понять, кто нарушил его уединение. Я же рассматривала его с любопытством, поскольку никогда не встречала такой приметной внешности. Про кожу я упомянула, теперь, когда он убрал руки, стали видны высокие скулы, прямой нос, упрямый подбородок. Особенно выделялись глаза — яркие, янтарные, с голубыми крапинками. Не такой красавец, как Кавэйр, тем не менее он приковал мой взгляд намертво.

— Я — Эльвикэ, — поспешила представиться. — Все зовут меня Викэ, а мне нравится Эль.

— Мне тоже, — голос звучал бесстрастно, но не враждебно. — Что ты делаешь в Хранилище в такое время?

— Живу, — мотнула головой в ту сторону, откуда пришла. — Я буду помогать Смотрителю и заодно изучать свитки, разбираясь со своими проблемами.

— Это хорошо, — безучастно согласился со мной юноша, — Золину давно требуется помощник. А что у тебя за проблемы? Я могу помочь?

— Вряд ли, — я пересела поближе к нему, тоже на траву, — видишь ли, я… бездарная.

— Что?!

Его глаза, и без того огромные, распахнулись на половину лица. И вспыхнул в них настоящий неистовый гнев.

— Ты поиздеваться пришла, да?! Тебя Крэйль подослала?!

Я отшатнулась, поспешила подняться, дрожа и недоумевая.

— Не знаю, о ком ты говоришь, но я не вру. Моё имя Эльвикэ Сэнье, денницу назад Камень признал меня бездарной. Если я как-то обидела тебя, извини, пожалуйста, я не хотела. Славного вечера, я пойду к себе.

Развернулась — и была остановлена мёртвой хваткой вцепившихся пальцев.

— Эль, прости!

На ноги он вскочил столь стремительно, что движение напомнило смазанную картинку.

— Я не хотел тебя напугать!

И не напугал. Тогда. А сейчас — очень даже! Потому как, выпрямившись, возвышался надо мной больше чем на локоть, плечи, не сведённые горем, выглядели весьма внушительно, смуглая кожа по контрасту с моей белоснежной казалась слишком тёмной, а глаза пылали ярким огнём. И опять я невольно вспомнила легенду о великих магах, закалённых в пламени.

Лучший способ успокоиться — заговорить о чём-то незначительном. Что я и сделала.

— У тебя штаны намокли. Смотри, даже в ботинки капает.

Он перевёл взгляд вниз, оценил состояние потемневших от влаги штанин, нахмурился, и от ткани повалил пар, а сама она приняла сухой и чистый вид. Я завистливо вздохнула. Мне бытовые заклинания не давались, слишком тонкие, филигранные плетения. Притом эти чары предпочитают «сухие» стихии, я же водник… была бы.

— Ты маг огня? — спросила, заранее уверенная в ответе.

Парень усмехнулся — криво и вымученно.

— Один из самых сильных. Все пророчили мне блестящее будущее. Сам я уже таких грандиозных планов настроил! Исследования и освоение севера&.