Читать онлайн
"О чём молчат камни"

— Где я?

Вопрос провалился во тьму, впитываясь в неё, как влага в рыхлую почву.

— Ещё не поняла? — эхом отразился ответ.

— А должна была?..

На этот раз вопрос иссох в чёрном полотне, не дождавшись ответа. Не последовало его и позже. Таинственный собеседник более не проявлял признаков жизни, но ощущение, что он здесь, было отчётливое.

— Эй? Отвечай!

Незнакомец был нем и недвижим. Его поведение напоминало игру. Странную, причудливую игру, потому что ощущения пока непонятной природы подсказывали: окружающая темнота — не просто область, лишённая света, а полуразумная субстанция, являющаяся с голосом если не одним целым, то точно его частью. Казалось, что неизвестный наблюдает не с одной конкретной точки, а отовсюду и сразу, будто имеет бесчисленное количество глаз.

— Так значит, ты не помнишь?

— Не помню чего?

— Своего прошлого.

И тут пришло осознание, что нет ничего — ни воспоминаний, ни личности, ни, похоже, даже плоти.

— Где я? — повторно был задан вопрос, уже не столь уверенно.

— Ты за порогом.

— За порогом чего? Смерти?..

Ответа не последовало. Да его и не требовалось, потому как молчание само по себе было согласием.

Странно, но вместо ужаса и страха было лишь безразличие. Такая страшная истина не шевельнула эмоций.

— Так, значит, я мертва?

— Хм, не совсем… пока не совсем.

— Это как?

— Твоё существование лишь условно можно назвать жизнью.

— Не понимаю.

— Ты — создание, чья плоть лишь тень образов, воссозданная из обломков желаний. Она существует, как призрак или мираж, не более.

— Тогда почему я здесь?

— Потому что в тебя утратили веру, — как приговор прозвучали слова.

Вновь наступило молчание. Роль тишины, видимо, заключалась в осознании и принятии, так как спустя время незнакомец продолжил:

— Вообще, интересный ты экземпляр.

— Почему?

— Потому что при всей своей незначительности, ощущаешь и воспринимаешь чувства, априори не данные тебе.

— Кто я?

Что-то лёгкое и прохладное начало касаться её, будто контуры плоти всё же имелись. Касания становились всё интенсивнее, а вместе с ними чёрная бесконечность стала бледнеть. Поднялся сильный ветер, который принялся размывать многослойную темноту. Она уплывала в незримую бездну, становясь тоньше и прозрачнее. Вскоре сквозь неё показались расплывчатые образы неопределенной формы, отдалённо напоминающие предметы быта людей. Когда всё закончилось, перед взором предстала впечатляющая картина: внизу, куда устремлялись шипящие дуновения, вращалась колоссальных размеров воронка. Она была настолько огромной, что каймы разглядеть не представлялось возможным. Заполняя собой внизу всё имеющееся пространство, она уходила даже за линии обозреваемого горизонта. Её горло являло собой пропасть, что сужалась ближе к основанию, но даже там, где своим щупальцем она должна впиваться в предполагаемое дно, диаметр колосса был не меньше Луны. Гигант медленно кружился, волоча по пустоте свои массы.

— Как думаешь, что это?

Рядом в невесомости парил сгусток чёрного пламени. Его жгучие лепестки вальяжно трепыхались, влекомые

порывами слабого ветра, слоняющегося по пустоте. В нём не было чего-то особенного, помимо лёгкого голубого свечения, редко пробивающегося из сердцевины воздушного костра. Ну и, конечно же, разума.

— Что такое? — вопросило чёрное пламя, почувствовав на себе пристальное внимание. Вопрос, заданный им, содрогнул что-то в сажистых недрах, и редкие голубоватые вспышки на миг стали ярче, брызнув россыпью искр.

— Мне почему-то казалось, что ты имеешь человеческую природу.

— Твоё предположение не лишено истины, потому что своим существованием мы обязаны ей.

— Мы?

— Именно, мы.

И действительно, вопрошающий сам выглядел как очаг, разве что цвет отличался — был абсолютно серым.

— Ну так что это, по-твоему? — вновь задало вопрос чёрное пламя.

Картинка стала отчётливее. Это было не зрение, а восприятие иного уровня, возможно, даже сакрального, позволяющее охватывать детали и фокусировать внимание везде и сразу. Стали отчётливее утопленные в теле воронки формы, утягиваемые её вращением — то были вещи, предметы, явления и даже живые организмы, знаний о которых у серого пламени не было, что не помешало ему их сразу узнать. Предметы человеческой мебели скользили друг над другом, врезаясь то в автомобили, вращающиеся вокруг своей оси, то в уличные фонари, хлещущие лучами в пустоту. Сшибали друг друга стулья и мойки, ванны врезались в оконные рамы, а двери то и дело распахивались в другие миры. Поток воздуха нёс за собой тарелки с едой, образы книг и отдельные строчки, воплощения людских фигур и бесформенных монстров. Непонятные карикатуры и отчётливые детали, размером иногда не превышающие блохи, а иногда — превосходящие целые города. А ещё животных, метеоритные дожди, людские улыбки, другие планеты, бездонные водопады и бланки контрольных для выпускного экзамена. Тут было всё, начиная от кухонных вилок и заканчивая бесконечными вселенными. Вся воронка состояла из этого сумбура.

— У меня нет даже предположения.

Угольного цвета создание не имело ничего общего с человеком, а соответственно и с проявлением человеческой мимики, но это не помешало ему ухмыльнуться.

— Это утроба для таких, как ты. Гнездо, в котором вы обрастаете коркой и скорлупой. Здесь вы пребываете, пока решается ваша судьба. Это воображение.

— Воображение?

Серое пламя с любопытством впилось восприятием в танцующий хаос.

— Впечатляет, не правда ли? Наверное, тебя мучает вопрос — чьё оно?

Подчёркивая важность момента, огневидное создание опять смолкло. Дав словам уложиться в сознании собеседника, оно продолжило:

— Это воображение человека, а ты, — оно словно посмотрело на серое пламя фантомным взором, — его ребёнок. Мечта.

После откровения пламя вновь смолкло.

— Утратил веру, значит?..

— Да, — с прискорбием ответил смолистый огонь. — Смотри.

Непонятно почему, но Мечта сразу поняла, куда следует обратить взор. Внимание проследовало за голосом, точно тот схватил за руку и повёл за собой.

Восприятие вновь многократно усилилось, сосредоточившись в маленькой области шевелящейся бездны. Она ширилась и росла, превращая крохи и песчинки в объекты планетарных масштабов, до тех пор, пока внимание не зафиксировалось на другом фиолетово-розовом пылающем очаге. Он пытался плыть против вращения сквозь миражи, чем-то похожие на кинофильмы, которые врубались в него, заставляя содрогаться, что только ускоряло встречу с неизбежным. Любопытно, что после каждого столкновения огонь впитывал в себя некоторые детали встречающихся объектов. То могли быть какие-то линии, цвета, либо просто образы многосложных геометрических форм, что отпечатывались на мгновение в теле огня фотографией, а далее растворялись. Иногда это были, конструкции состоящие из эмоций, воспоминаний и сладких снов, неподдающиеся описанию. Выглядело это очень красиво, во многом из-за того, что Мечта вспыхивала каждый раз ещё ярче, разбрызгивая вокруг снопы неоновых искр, и увеличивалась в размере, будто в неё подкинули дров.

— Она ещё совсем молодая, всего пару недель отроду. Она растёт с каждым днём, пытаясь пробиться то в мысли, то во сны, надеясь занять важное место.

— Важное место?

— Я думаю, ты понимаешь.

— Не понимаю, — ответила Мечта, — но… чувствую. Она пытается стать его реальностью?

— Верно. Но насколько бы не были усердны её попытки, она уже обречена вскоре отправиться за тобой.

— Откуда ты знаешь?

— Я всё знаю.

— Кто ты?..

— Тот, кто рождён служить верой и правдой хозяину этого хаоса. Память. Моя задача следить, чтобы мечты, связь с которыми сильно ослабла или вовсе оборвалась, исчезли, и более не тревожили его покой.

— Почему?

— Потому что такие, как вы — «несбывшиеся» — отравляют существование человека. Ничто так не ранит, как жизнь среди руин, что были когда-то грёзами. Эти памятники разрушенных надежд угнетают и ввергают в отчаяние. А оно, как неизлечимая болезнь, неизменно ведёт в пропасть.

— Какая пропасть? О чём ты говоришь? Разве мечты не существуют для того, чтобы человек следовал за ними к своему счастью?

— Представь, если бы ты была рождена червём, но при этом страстно желала быть бабочкой? Как бы ты себя чувствовала, заранее зная, что твой сердечный порыв недостижим? Ты бы перестала его меньше желать?

— Нет.

— О том-то и речь. Во многих случаях человек на протяжении почти всей своей жизни держит мечты подле себя, не желая с ними расстаться, прекрасно осознавая, что никогда их не осуществит, но совершенно не понимая, что этим отравляет себя. Чтобы этого не допустить, природа создала стражей вроде меня, чей долг — защищать их реальность, провожая таких, как ты, в один конец.

— Куда?

С громким шипящим звуком воронка истлела, её место занял вымощенный камнем двор.

— Сюда, — ответила Память.

Сразу за двором явился образ каменистых гор.

— И сюда, — продолжила Память. И говорила так каждый раз, когда картины сменяли друг друга.

— Я не понимаю, — сказала Мечта. — Для чего ты мне это показываешь?

— Присмотрись. Загляни дальше. Реальность сама откроет тебе эту тайну.

Истина была ужасающей. Суть продемонстрированных пейзажей ввергала в отчаяние. Никто и подумать не смел, что все они покоятся здесь, прямо под ногами…

— Иногда вы уходите сами, а иногда нужна моя «помощь», но в каждом из случаев, когда мечта умирает, в мире людей появляется камень. Вижу твою озадаченность, но ответа на то, как протекает это процесс, я не дам. Это мистическое событие неотъемлемо сопровождает человека в течение всей его жизни. Когда он зарождён и под чьим руководством осуществляется — великая тайна. И ни тебе, ни даже мне не дано её постичь. Некоторые мечты, как мгновение — являются в сознание между ударами сердца, и тут же, истлев, уходят сюда.

Реальность раскатало, точно тесто на столе пекаря, и вокруг раскинулся пляж. Это было прекрасное место, вылепленное природой и нарумяненное солнцем. Спокойные волны мерно поглаживали берег, на котором несколько детей строили песчаные замки.

— Куда? — спросила Мечта.

— Прямо сюда, в руки к тем, кто о них забыл.

И Мечта рассмотрела. Она поняла… Они были повсюду. Сотни тысяч, нет, миллионы, миллиарды песчинок, что покоились на берегу.

— Это всё…

— Да. Каждая из них в прошлом была чем-то большим. Желанием снять кошку с дерева, надкусить сочное яблоко или примерить дорогую одежду.

— Но это не мечты. Это желания.

— До тех пор, пока в них не начинают верить. Человеческая вера — это самая уникальная и неповторимая вещь, встречающаяся в природе. Она способна пробудить даже то, что спит мёртвым сном и вдохнуть жизнь туда, где её быть не должно.

Мальчуган, копавшийся в песке, неожиданно подбросил горсть, зажатую в кулаке, и, подхваченную южным ветром, её понесло на головы других ребят. Часть крупиц пролетела сквозь призрачных наблюдателей, и пляж растворился.

— А какие-то находят последнее пристанище здесь, — сказала Память, когда они зависли над глубоким горным ущельем. — Как, к примеру, эта.

Всплеском чёрного пламени указала Память на огромный валун, чьи габариты были сравнимы с пятиэтажным домом.

— О чём она была и кем из людей рождена, сказать невозможно, но что можно понять без сомнения — её создатель постоянно думал о ней, вкладывал в неё свои мысли, время и, конечно же, веру, прожив таким образом не один год, а возможно, и всю свою жизнь. Потому она и стала такой.

— Но как же так получилось? Почему она здесь, раз её человек столько думал о ней?

— Скорее всего, он так и не смог её осуществить — шагнул за порог раньше положенного.

Слова, сказанные Памятью, добавили концентрации в и без того удручающую атмосферу. Обе ненадолго умолкли.

— Но как? — рассматривая валун, вдруг заговорила Мечта. — Как люди до сих пор не заметили, что у них прямо под носом творится такое? Ладно крохотные песчинки, но это? — всполохами огня указала она на гигантский склеп.

— Что тут скажешь, у них слишком много забот… иногда даже настолько, что они не замечают, как из жизни уходят близкие для них люди, не то что ли…

— Получается, весь людской мир являет собой… кладбище…

Память промолчала.

— В котором для меня уже заготовлено место, — наблюдая, как солнце касается каменного горизонта, добавила Мечта. — Не самая завидная участь — угаснуть, не успев зажечься.

Ущелье развеялось, точно дым, и на его месте вновь воцарился хаос, именуемый воображением. Палач и жертва парили в тишине, наблюдая, как бездна продолжает вращение.

— Если нет ответа на то, как происходит процесс перехода, могу я хотя бы узнать, что предшествует ему?

— Можешь. Он для всех одинаков, даже для таких как ты — заблудших.

— Заблудших?

Ответ на вопрос был мгновенен, и он был не сказан, а показан. Внимание вновь проникло в тело воображения. Там, куда они переместились, среди мыслей и воспоминаний, влекомых хаосом, летели они… В обозреваемой части их было не больше десятка. Они тоже представляли из себя сгустки пламени, но в отличии от того, что уже Мечта до этого видела, эти собратья были все одного цвета, такого же как она — серого.

— Это они? Почему…

— Вы такие? — закончила за Мечту Память. — Видишь ли, в жизни человека происходит много событий. Настолько много, что иногда они вытесняют собой вас. Тогда связь дитя и родителя становится настолько слабой, что веры хватает мечте, чтобы не умереть, но не хватает, чтобы жить. И начинается замкнутый круг. Вы впадаете в состояние спячки и плывёте сквозь поток мыслей, изредка напоминая о себе, но не вмешиваясь в сознание настолько, чтобы вновь вспыхнуть ярким огнём. В большинстве случаев. Я наблюдаю за вами и стараюсь не вторгаться в естественный ход событий, но ровно до того времени, пока не возникает угрозы.

Чёрный огонь дрогнул, словно Память повернулась к Мечте.

— Если это продолжается достаточно долго, я извлекаю вас из воображения и насильно отправляю туда, куда вы должны были отправиться с самого начала. Как не упокоенным призракам не положено посещать живых, так и вам не следует навещать его.

— Но это неправильно. Ты не можешь решать, что для него важно, а что нет. Если мечта сама не совершила переход, это не означает, что она заблудилась. Возможно, она прекрасно осознает своё положение, просто пытается вновь и вновь пробиться к нему, что бы изменить его жизнь!

— Или сломать, — холодно ответила Память. — Я не встаю между вами до тех пор, пока вы не начинаете его преследовать. Пока вы не становитесь навязчивыми. За редким исключением…

Мечта ожидала, но Память не торопилась продолжать.

— За каким? — настойчиво спросила Мечта.

— Путешествия в другую вселенную, скачки во времени или обретение супер способностей — мечты такого плана заведомо обречены. Они никогда не сбудутся, сколько бы веры на них не было потрачено.

— Но ты же сказала, что человеческая вера способна пробудить от спячки даже то, что спит мёртвым сном?

— Это не тот случай.

— Откуда тебе знать?

— Так же как и вы, я имею свойство расти, и ещё одно, но уже недоступное вам — обучаться. Я наблюдаю за ним и за окружающим его миром из глубин подсознания, и на основе своих наблюдений могу смело сказать: мечты — лишь способ убежать от удручающей реальности. Мгновение счастья и эйфории, которые, исполнив своё предназначение, должны быть немедленно забыты, только в этом их польза. Иначе запускается разрушительный механизм — анализ. Человек начинает сравнивать жизнь в своей мечте с жизнью в реальности, и это всегда ведёт к разочарованию. Этого я не имею права допустить, потому что если человек разочаруется в своей реальности…

— Это не тебе решать!

— Возможно. Но только благодаря мне его мир находится в равновесии. Если бы я не отправляла таких, как ты, за завесу забвения, его давно поглотили бы такие монстры, как меланхолия, апатия или депрессия. Человеческая реальность так устроена, что мечтам там не место. Там властвует холодный расчёт, генетика и финансовое превосходство. Другие стражи, вроде меня, которые вовремя это поняли, смогли уберечь своих хозяев от дороги в один конец. Тебе сейчас кажется, что я действую, исходя из эгоистических соображений, но поспешу тебя разочаровать. Я тоже желаю ему только счастья и благополучия. Если бы не я, он бы давно уже закончил как и те, кто пошёл за своими мечтами, чего позволить я не могу. Не будь меня, не будет и всего этого, — память брызнула голубыми искрами в глубины воображения.

— Но это не жизнь. Это фальшивка. Наш человек лишь думает, что сам принимает решения, а на деле за него всё решаешь ты, копаясь в его голове.

— Ещё раз говорю — мой долг его защищать. И его вселенную.

— Тогда к чему это всё? Зачем ты мне всё это рассказываешь?

— Не только тебе, но и всем, кто был раньше. Тысячам твоих предшественников.

— Стольких… ты уже погубила?

— И стольких ещё погублю.

— Так зачем?

— Я считаю… вы имеете право знать.

— Знать что? Что мир людей — это искусственно возведённая такими, как ты, тюрьма? Что они лишь думают, что являются хозяевами своих жизней, а на деле не более, чем рабы, живущие в иллюзии, с изнанки которой подобные тебе управляют ими, точно марионетками? Это неправильно! Это противоестественно! Ты не имеешь на это права!

— Ты уверена?! — вопрос был без напора и угрожающей интонации, но в нём было что-то такое, что поколебало настрой Мечты. Это было похоже на разговор мудрого старца с неразумным дитя.

Мечта замолчала, лишь всплески серых искр сыпались из неё в бездну.

— Не думала, что до этого дойдет, но ты оказалась настойчивее остальных. Поэтому я покажу тебе…

Эти слова напугали Мечту, но решимости не убавили.

— Что?

— То, что я не даю забыть ему. То, что я держу в тени мыслей и выталкиваю на поверхность сознания каждый раз, когда он увлекается такими, как ты, слишком сильно. Реальность. Суровую, не прощающую ошибок реальность.

Воронка содрогнулась. В хаотичных местах из неё, словно черви из плоти, потянулись наверх бледные дымки. Они были как разбуженные призраки, сходство с которыми увеличилось, когда они синхронно оборвали пуповину, связывающую их с воображением, и заскользили над жерлом воронки, точно летающие змеи. Чем быстрее они приближались, тем больше Мечте хотелось спрятаться, исчезнуть, деться куда угодно, лишь бы не встречаться с этими сущностями, но контакт был неизбежен. Они атаковали очень стремительно, внезапно преодолев огромное расстояние, и как плотоядные создания впились в Мечту, и краски схлынули с восприятия. Это было похоже на потерю сознания, отличие только в том, что после утерянного одного, зажглось другое…

— Да сколько можно?!

Она резким движением швырнула тарелку о стену. Звук битого стекла прокатился по маленькой кухне, а следом за ним где-то рядом глухо заплакал ребенок.

— Разве ты не понимаешь, что этим нас не прокормить?!

За старым деревянным столиком у окна среди кучи бумажек с потерянным взглядом сидел молодой парень и пытался делать вид, что не слышит вспыхнувшего скандала.

Игнорирование ещё больше раззадорило супругу. Всего два шага, и она остервенело выхватила листок, над которым парень, видимо, корпел до конфликта. Бросив брезгливый взгляд на бумагу, она скомкала её и швырнула тому в лицо. Реакции опять не последовало.

— Какая же я была дура. Верила во все эти бредни, что скоро ты станешь знаменитым художником, и мы заживем. Что всё у нас будет хорошо. Что мы ни в чём больше не будем нуждаться. И где мы сейчас?! А?!

Парень понуро опустил голову.

— Правильно, мы на дне. Живем в съёмной квартире на деньги, что дают мои родители, и при этом ещё по уши в долгах. Что ты молчишь? Сказать нечего? А знаешь, почему? Потому что ты знаешь, что я права. Пора перестать витать в облаках и стать, наконец, мужчиной! Взять ответственность за свою семью и найти нормальную работу!

Детский плач стал сильнее.

— Слышишь? Это твой сын. Ему нужна еда, ему нужны подгузники, лекарства, одежда и ещё куча всего. Ему не нужно вот это, — девушка вновь схватила рисунок и потрясла перед носом у молодого мужчины. Тот всё так же молчал, пока жена сверлила его взглядом.

Ребёнок не унимался. Девушка бросила рисунок и пошла на звук плача.

— Но это… — стеклянным взглядом смотря на мятый эскиз, тихонько промямлил парень, — моя мечта.

Девушка остановилась в узеньком коридоре, ведущем на кухню.

— Я же нашел подработку, и декретные какие-никакие нам платят. Нужно просто потерпеть. Переждать. Скоро закончится тяжелый период. Я уже нашел студию, которая мной заинтересовалась, как дизайнером. Дай мне шанс?

Девушка повернулась и взглянула на мужа глазами, полными слёз.

— Я не дам тебе шанс, но я дам тебе выбор. Либо ты ищешь нормальную работу, либо я ухожу от тебя.

Резкая вспышка, и тихая кухня превратилась в спортивный зал.

— Ещё!

Лёгкий разбег, рондат, и стопы сменили ладони. Снова, снова и снова. Фляк за фляком, скорость всё нарастала, в паре с инерцией. Финальный удар ногами об пол и взлёт ввысь на несколько метров, двойной бланш и чёткий приход. Приземление почти не выбило пыли из матов.

— У-у-а-а-а!

Десятки людей, ликуя, бросились к мальчику, только что выполнившему отточенное сальто.

— Страшно было?

— Невероятно!

— Потрясающе!

— Немыслимо!

— Как ты это сделал?

Они наперебой нахваливали его, пока тот, краснея, скромно молчал.

— Ладно, будет вам. Тренировка ещё не закончена, расходимся и продолжаем заниматься. Тебя это не касается, — сказал тренер, ухватив за плечо местного героя, тоже пожелавшего удалиться. — Их восхищение тобою понятно, а что ты сам о себе думаешь?

— О чём конкретно? — робко спросил мальчик.

— Об уровне твоей подготовки, — сурово ответил тренер.

— Не знаю.

— Раз не знаешь, я тебе поясню, — скрестив на груди руки, сказал тренер. — Я сам когда-то был таким же, как ты — упорным, отчаянным и несгибаемым. Эти качества довели меня сначала до местных соревнований, потом до областных, а позже и до олимпиады. У меня дома полка ломится от медалей и кубков, которые я оттуда забрал. Посчитав, что добился всего, чего только можно, я пришёл сюда, — тренер развёл в стороны руки, обводя помещение, — в этот зал. С того момента прошло уже двадцать лет… Но никогда эти стены не видели настолько одаренных людей. Понимаешь, о чём я?

Такая похвала сделала лицо мальчика вовсе пунцовым.

— Я достаточно критично отношусь и к себе, и к моим ученикам, поэтому ты должен понимать, что если я говорю, что ты одарённый — это не пустые слова. Я никогда, даже во времена своей юности, и много времени после, не видел ничего подобного — чтобы люди обучались с такой скоростью. Чтобы так схватывали на лету. Не видел таких природных данных, как у тебя, и предрасположенности. Ты пришёл ко мне всего месяц назад, не имея гибкости совершенно. Ты был неуклюжим и не скоординированным. И ты посмотри, во что ты превратился сейчас. Шпагат был освоен тобой буквально за несколько дней, стандартные акробатические элементы, которые мы с учениками осваиваем за несколько месяцев, тобой были изучены за первую неделю, причём с хирургической точностью и кошачьей грацией. А винты? Об этом и рассуждать бессмысленно. Говорю тебе, как специалист — такие метаморфозы за столь короткое время невозможны. По крайней мере, я так думал до встречи с тобой. Ты гений, не постесняюсь этого слова. И ты должен показать себя миру. Я свяжусь с твоими родителями, чтобы обсудить твоё спортивное будущее. Если ты не против, конечно.

— Если честно…— теперь более уверенно заговорил мальчик, — это моя мечта.

— И мы не позволим ей остаться только мечтой, — добавил тренер. — Вот увидишь, скоро мир узнает, что границы человеческих способностей всего лишь иллюзия!

Вспышка, и спортивный зал сменился вольером.

— Стой! Не подходи!

Женщина бросилась к клетке с тиграми, в которую неведомым образом проникла десятилетняя девочка.

— Спокойно, — сказал седовласый мужчина, преграждая защитнице путь.

— Вы не понимаете, они совсем дикие и не поддаются дрессуре! Её разорвут!

Мужчина ответил жестом, призывающим к молчанию.

— Просто стой и смотри, — мягко сказал он.

И время остановилось. Рыжеволосая девчушка медленно, шаг за шагом приближалась к трём гигантским, по сравнению с ней, кошкам. Тигры забились в угол и порыкивали, оскалив длинные жёлтые зубы, а ближний и вовсе размахивал когтистой лапой, предупреждая: ещё несколько метров и станешь обедом. Но девочка, пусть и не быстро, но уверенно приближалась.

— Немедленно прекратите! — вновь воскликнула женщина. И попыталась протолкнуться вперёд, чтобы уберечь ребенка, но ей снова не позволили этого сделать.

— Да вы безумцы! — закричала она. Её крик сработал, как катализатор, и хищники атаковали. Острые когти и зубы практически достали нежную детскую кожу, как вдруг тигры остановились на расстоянии вытянутой руки.

Женщина не могла поверить своим глазам. Она сама лично занималась этими кошками, и за всю её многолетнюю практику впервые не смогла кого-то приручить. Именно эти трое имели такой нрав, который никакими методами дрессировки было не поколебать. Свирепый взгляд, агрессивный настрой и ненависть ко всему и всем — это было их естественным поведением. Даже с себе подобными они не могли найти общего языка. Потому их держали вдали ото всех.

Но сейчас… сейчас произошло что-то немыслимое. Свирепые хищники против воли прошли через таинственную метаморфозу, которая сделала их мягкими и покладистыми, словно домашних любимцев. Кошки приблизились к девочке и стали ласкаться о неё, точно котята, наконец нашедшие свою маму-кошку.

Все представления женщины о дрессуре, построенные за десятки лет, рухнули в короткий миг.

— Но… Как? — только и выдавила она из себя.

Девочка как раз чесала за ушком Ватсона — так звали самого агрессивного среди хищников — когда взгляды женщины и ребёнка пересеклись. В этот момент и пришёл ответ на волнующий вопрос. Взгляд. Взгляд этой маленькой девочки. Большие зелёные глаза таили в себе куда больше, чем детская простота и наивность. В них было что-то такое… необузданное, дикое и притягательное. Эти два изумруда, украшенные ресницами, казалось, глядели прямо в душу, созерцая всю её нагую натуру, оттого полностью обезоруживая.

Секунды зрительного контакта было достаточно, чтобы колени у женщины ослабели, и она обмякла, повиснув на плече у препятствующего мужчины.

— Лана? Что с тобой? Тебе нехорошо?

— Нет, — попыталась взять себя в руки женщина, — всё нормально, наверное, переволновалась.

— Если из-за неё, — кивнув на ребёнка головой, сказал мужчина, — то не стоит. Впечатляет, не правда ли?

— Не то слово, — вернув себе равновесие, ответила Лана. — Кто это?

— Её зовут Чива, — мужчина поправил Лане воротник, — говорят, она сирота. Никто не знает, откуда она и как здесь оказалась. О ней вообще мало известно, но что мы знаем наверняка — у неё просто запредельный уровень животного магнетизма.

Поняв, что опасность миновала, Лана приблизилась к клетке. Почуяв чужого, у хищников вновь пробудился свирепый нрав. Они кольцом окружили Чиву и, судя по виду, были готовы биться за неё насмерть.

— Всё хорошо, — тоненьким голосом сказала девчушка, — она вас не обидит, она друг.

Животные, как по команде, смягчились и улеглись около новой хозяйки.

— Прив…

— Я знаю, чего вы хотите, — оборвав Лану, на полуслове заявила Чива, — и знаю, какие вопросы будете задавать.

Лана настолько опешила, что потеряла дар речи. Все присутствующие находились сейчас как под гипнозом, потому в помещении царила мертвенная тишина.

— Откуда, — почти шёпотом осмелилась спросить Лана.

— Я вижу куда больше, чем обычные люди.

— И что же?

— Если опустить все лишние вопросы и перейти сразу к сути, то вы хотите спросить: готова ли я остаться с вами и посвятить свою жизнь диким животным.

— И что же ты ответишь?

Девочка широко улыбнулась и, посмотрев на Лану чистым и искренним взглядом, сказала:

— Это моя мечта.

Вдруг людские силуэты потеряли краски, а потом и контуры. Вскоре перед взором вновь предстала бескрайняя вращающаяся бездна.

— Зачем ты мне это показала? — пытаясь восстановить естественное горение серого пламени, дрожащим голосом спросила Мечта. — И кто все эти люди?

— Они все не имеют практически никакого отношения к нашему хозяину, но от этого их ценность не падает.

—Ценность для чего?

— Для того, чтобы помнить, к чему может привести выбор слепо следовать за такими, как ты.

— И к чему же?

Память слегка колыхнулась в невесомости, и реальность вновь поменялась. На этот раз это была больничная палата. Теперь Мечта была не единственным наблюдателем — Память также была здесь.

— Ну как вы?

Мужчина в белом халате присел на постель у окна.

— Как огурчик, — ответил больной, — скоро буду бегать.

Врач вымученно хихикнул.

— Энергии у вас хоть отбавляй, если так и дальше пойдёт, не то что бегать — летать будете, — иронично добавил врач. — А пока, пожалуйста, придерживайтесь моих рекомендаций и не перенапрягайте себя.

— Кто это? — спросила Мечта.

— Не узнаёшь?

Мечта поняла — здесь где-то подвох, но где он скрывается, никак не могла уловить.

— Нет.

— А если вот так?

Рядом с лицом мужчины, лежащим на больничной койке, зажёгся чёрный шар, напоминающий саму Память, только нутро его имело окно куда-то в другое место, и место это Мечта сразу узнала — то был спортивный зал, который не так давно она посетила. Внутри него тоже появилось лицо — того самого одарённого мальчика, которого так нахваливал тренер. Время в шаре остановилось. Остановилось оно и в палате. Теперь, присмотревшись, мечта поняла: юноша в шаре и мужчина на койке — один и тот же человек, разница между ними только в годах. Время вновь возобновило свой ход, а шар с лицом юноши мгновенно исчез.

Мечта молчала. Она просто наблюдала как пациент и его лечащий врач общаются между собой.

— Я думаю, ты поняла, чем для него всё закончилось, — сказала Память как раз в тот момент, когда мужчина перебрался из койки в инвалидное кресло, — он шагнул в неизвестность, не понимая, к чему это может привести. Единственное, что двигало им, — Память пролетела над койкой, приблизившись к Мечте почти вплотную, — это слепая мечта.

— Но он…

— Не выглядит сломленным? — перебив Мечту, закончила за неё Память.

В этот момент доктор похлопал по плечу своего пациента и поспешил удалиться. Тогда, даже сквозь прослойку, отделяющую наблюдателей от человека, Мечта ощутила эти гнетущие чувства. Они появились сразу, как только врач закрыл за собой дверь. Это странно, но ей они показались до боли знакомыми, точно она сама их когда-то испытывала. Эти чувства, как волна, захлестнули больного и утопили под своей толщей весь тот образ жизнерадостного человека, которому ещё мгновение назад он пытался соответствовать. Жизнь в глазах потухла, а улыбка сползла с губ. Мужчина опустил голову и уставился стеклянными глазами на свои колени, сидя в инвалидном кресле. Более он не подавал признаков жизни.

— Видишь? У людей это считается нормой — примерять на себя каждодневные маски и образы, чтобы выдавать себя за тех, кем по сути они никогда не являлись. И чтобы ни в коем случае окружающие не поняли, что наблюдаемый ими образ — фальшивка, они возводят в сознании ментальные стены, и как узники заключают туда своё истинное нутро до тех пор, пока не остаются с собой один на один. Понимаешь? Вот он настоящий, — всплеском чёрного пламени Память указала на инвалида. — Разбитый, сломленный и уничтоженный. Отвергнутый друзьями и забытый родственниками, вынужденный влачить своё жалкое существование в четырёх стенах и вдали ото всех. А всё потому, что его память не воспрепятствовала, не встала на защиту логики и здравого смысла и позволила отправиться за своей мечтой, которая и привела его прямо сюда.

Короткий блик июньского солнца стремительно скользнул по палате. Потом ещё и ещё. А всё потому, что сквозь солнечные лучи с подбородка капали редкие капли, впитываясь в чёрную ткань на коленях. Вскоре помещение растворилось, будто и не было никогда этой трагической реальности. Но на этом путешествие не закончилось. Теперь они переместились на улицу. Всё также ярко и сочно светило солнце. Лёгкий летний ветерок поглаживал землю, словно пытался смахнуть с неё слой недельной пыли. Птицы пели наперебой, силясь перекричать шум, издаваемый шуршанием размашистых елей, которые словно осуждали кого-то, мерно покачивались на ветру. Но даже прекрасная погода не могла перебить ту энергетику места, в котором они оказались.

Кладбище всегда наводит тени животного страха, будь ты человеком или же созданием, им сотворённым.

Лишних разъяснений не требовалось. Они парили прямо напротив гранитной плиты. На ней было много слов, были даты, но среди всех этих строчек знакомым было только имя — Чива.

Прочитав его, Мечта вздрогнула, словно в очаг плеснули чашу воды — она отпрянула от надгробья. Память парила рядом, пристально наблюдая за её реакцией.

— Но… но…

— Как это произошло? — озвучила за Мечту Память.

Чернильные лепестки шевельнулись, будто страж повернула голову.

— Оказалось, что дар был не всесилен.

Память подлетела ближе к надгробью.

— Она осталась в цирке. Там же воспитывалась и росла, а Лана заменила ей мать. Молва о невероятных способностях молодой девушки прокатилась по стране, отчего к ней стали приезжать из самых дальних её уголков. Каждый гость привозил с собой животное, которое по его мнению было безнадёжным, а Чива находила общий язык даже с самыми устрашающими из них. Так проходила её жизнь до того рокового вечера… По иронии судьбы это тоже была кошка, как и первое животное, которое она приручила в цирке. Только, в отличие от Ватсона, это была обычная домашняя кошка. Безобидное создание. Но она была первой, кто не поддался на чары во время контакта. Расцарапала Чиве руку. Большее значение тогда придали кошачьему неповиновению, нежели крохотной ранке, а, как оказалось, зря…

Пока Мечта слушала, пламя её стремительно угасало — словно источник, дающий ей силу, тух с каждой минутой.

— Никто не знает, что оказалось конечной причиной — грязь, попавшая в рану, аллергическая реакция или что-то иное, но что известно наверняка — она ошиблась, приняв решение следовать за своей мечтой, за что заплатила самой дорогой ценой. Своей жизнью.

Мечта отвернулась, а кладбище позади исчезло. Вместо него они оказались в шумном месте. Работающие станки, удары отбойных молотков и шипящие вздохи гигантских поршней сливались в оглушающий гул. Повсюду сновали люди в рабочих одеждах, беспорядочно протискиваясь между друг другом. Но хаос являлся хаосом только на первый взгляд. Вглядевшись, Мечта усмотрела в этой динамике чёткую закономерность, чем-то напоминавшую колонию муравьев, где каждый имеет свою роль.

Вместе с Памятью они медленно проплыли над сотнями оранжевых касок и, вспорхнув на десяток метров, прошли сквозь серую кирпичную стену. Прямо за ней во главе стола, склонившись над проектом, сидел мужчина в строгом костюме. Изучив план, лежащий у него под руками, он что-то начал вещать витиеватыми терминами своим коллегам, которые, чтобы не упустить ничего важного, принялись делать записи в ежедневниках.

— Ну, а кто это, думаю, ты догадалась?

Конечно, Мечта догадалась. Да он и не сильно изменился, разве что плечи стали пошире, да морщин стало побольше. Это был тот самый парнишка, что хотел стать художником.

— Знаешь, почему для него не кончилось всё столь печально? Правильно, потому что он не последовал за ней, потому что он отказался от веры в призрачные идеалы и послушал свой мозг, а не сердце. Его мечта стать художником сгодилась бы для минутной эйфории, которую люди испытывают обычно, слушая музыку и воображая различные сценки у себя в голове. Ну или как минимум временным увлечением, поднимающим настроение, но никак не образом жизни. Посмотри на него, разве ты не видишь истину? Видишь, где он? Видишь, кто он? Выводы делай сама.

У Мечты не было слов. Ей до последнего не хотелось соглашаться с Памятью, но от правды было не отвернуться. Она была разбита и уничтожена. Её пламя гасло с каждой минутой.

— Ты молчишь именно потому, что согласна со мной. Ты не хочешь принимать это, но твоё желание ничего не изменит. Теперь он крупный начальник в крупной компании, занимающийся производством. Он зарабатывает огромные деньги, причём настолько, что его семья, дети, внуки и даже правнуки больше никогда и ни в чём не будут нуждаться. Он уважаемый человек и сильная личность, которая сама построила свою судьбу, одним решением выбрав правильный путь.

В уже привычной манере Память умолкла на какое-то время.

— Я понимаю, насколько тебе тяжело принимать это, но такова правда, и от неё никуда не деться, — подытожила Память.

Мечте хотелось забыться, спрятаться, провалиться сквозь землю, да деться куда угодно, лишь бы там всё было иначе, лишь бы там мечты не калечили людей, а делали их счастливыми. Реальность оказалась полна разочарований.

— Мы с тобой разные, но в одном абсолютно схожи — мы обе желаем счастья нашему человеку. Моя конечная цель полностью идентична твоей, просто средства её достижения отличаются. Поэтому, будь уверена, после твоего ухода я продолжу оберегать его и постараюсь сделать настолько счастливым, насколько это возможно.

Люди засобирались. Совещание было окончено.

— Нам тоже пора, — сказала Память, и кабинет стал растворяться. Ещё до того, как реальность растаяла, последний подчиненный уже успел покинуть помещение и начальник остался один. Образы уже смазывались и теряли чёткие контуры, когда Мечту коснулось что-то знакомое.

— Стой! — воскликнула она, и реальность по непонятной причине откликнулась на призыв.

Блеклые рваные линии вновь расчертили действительность, вырисовывая собой геометрию кабинета.

Это ощущение… Эта энергия… Эти чувства… Показались ей очень знакомыми.

Боль.

Вдруг всё перестало иметь значение — сломанные жизни, бутафорская реальность, даже грядущая смерть перестала быть чем-то достойным внимания. Всё, что сейчас было нужно — это понять, откуда она имеет с этими чувствами родство. Что-то подсказывало ей — это действительно важно, ведь такому созданию, как она, в природе вряд ли они могут встречаться…

Боль импульсами прокатывалась по помещению, словно её выталкивал наружу незримый гейзер. Сомнений не осталось: вся палитра тёмных энергий, что ручьями струились по комнате, имела источник, смирно сидящий в кожаном кресле. Мечта подлетела поближе. Восприятие обострилось: её обдало жаром, точно от приближающегося огня, только вместо высокой температуры были отчаяние и тоска, уныние и печаль. Они сливались в одну реку боли, стремящуюся прямо из сердца во вне. Ещё было много чувств и эмоций, всплывающих на поверхность, но все они искусно прятались за маской безразличия... Мечта смотрела в упор, прямо в это лицо, которое не давало и тени намёка на происходящее глубоко под костями и кожей. Этот источник был словно яд, отравляющий и самого человека и всё, что его окружает.

Откуда? Откуда она знакома с этими чувствами? Ответ пришел моментально. Внутри неё, словно воспоминания, возникли образы давно забытые, а может, и умышленно спрятанные. В них невысокий длиннорукий юноша сидел за столом и, прикусив язык, что-то усердно писал. Мечта видела и ощущала всё, словно сама была этим юношей. Она с трепетом пыталась разглядеть лицо, которое отражалось в кружке с водой, стоящей прямо под носом, потому что была чётко уверена — это он, её хозяин. Человек, которому она обязана жизнью.

Юноша решил сделать глоток и этого оказалось достаточно, чтобы увидеть хотя бы глаза, хотя бы взгляд, который Мечта отныне никогда уже не забудет. Водная гладь отразила всю его глубину и неповторимость, энергию и желание жить, творить и наслаждаться благами этого мира. Весь этот необъятный подростковый пыл, амбиции и желание сделать мир чуточку лучше.

— Да что ты, в конце концов!

Листок с текстом резко исчез из-под рук, а ручка, зажатая в пальцах, оставила длинный размашистый росчерк на половину страницы. Вода в кружке дрогнула и выплеснулась за воротник.

— Мам! — уязвлено воскликнул парень, раздосадовано гладя на женщину.

Та, в свою очередь, наскоро пробежалась по тексту глазами и разочарованно выдохнула.

— Мы же с тобой уже говорили об этом? Ты же пообещал мне? Зачем я трачу такие огромные деньги на твоё обучение, если ты постоянно занимаешься ерундой?

Женщина выбросила листок в рядом стоящую урну.

— Я хочу стать писателем!

— А вчера ты хотел стать космонавтом, позавчера — фотографом, а неделю назад и вовсе колдуном. Что будет через месяц? Мы шагнём на дно Марианской впадины? К тому же, писателей — миллион, а что толку? Они никому не нужны, а книжки их никто не читает.

— Откуда ты знаешь? Ты прочитала за свою жизнь хоть одну?

— Нет, но я пахала на фабрике, не разгибая спины, чтобы у тебя было нормальное детство. Да и некогда, знаешь ли, читать книги, когда ты целыми днями только и делаешь, что пашешь.

— Но… моя мечта… — парень замялся.

Мечта, пламя которой до этого стремительно угасало, зажглась с новой силой и, казалось, даже обрела еле ощутимый зелёный оттенок. Всё её существо по каким-то сакральным причинам откликнулось на эти слова, будто он произнес её имя. Это не было совпадением или случайностью, это была истина. Речь шла о ней.

— Написать книгу, которая изменит мир! — наконец закончил он.

«Вот оно. Ошибки быть не может, — подумала мечта, когда вновь внутри у неё всё забурлило и завибрировало. — Он говорит обо мне. Это я. Это я та мечта. Мечта о книге, способной всё изменить».

— Где-то я уже это слышала, — поглаживая подбородок и наигранно поднимая глаза к потолку, сказала мать. — Ах, да! Вспомнила! Везде! Каждый раз ты придумываешь что-то такое, что обязательно должно изменить мир. Всё, времени осталось слишком мало, как и моего терпения продолжать этот разговор. Давай, собирайся и марш на учебу.

Воспоминания развеялись, и Мечта вновь оказалась в кабинете начальника.

Так вот почему эти чувства, испытываемые сейчас несостоявшимся художником, оказались ей настолько знакомы. Так вот почему чувство боли, испытываемое тем инвалидом в палате, тронуло и её. Потому что её хозяин сам проходил через это. Пропускал все эти эмоции сквозь свое сердце, как раз в то время, когда она, словно ребенок в утробе матери, ещё только формировалась. Даже когда он думал о ней, ему то и дело причиняли боль вроде той, что он пережил только что, которую позже, как плохую кровь, унаследовала и она.

Память молчала. Она словно тень парила где-то позади, не подавая признаков жизни.

— А это?! — Мечта полыхнула так экспрессивно, словно по сердцевине костра ударили плетью. — Что ты скажешь об этом?!

— Всё, что нужно, уже было сказано.

— Всё, что нужно было ТЕБЕ!

— Наш диалог окончен!

— И это ты называешь жизнью?

Мечта отлетела в сторону, чтобы недохудожника было лучше видно.

— Да он мёртв внутри!

— Зато жив снаружи.

— Это не жизнь, когда ты существуешь с единственной целью — удовлетворить ожидания окружающих. Он как вещь — инструмент в чужих руках.

— Все эти высокопарные речи и размышления о зове сердца ничто иное, как бред. Ошибка, заложенная сознанием в исходный материал организма. Ты и тебе подобные — это дефект, с которым мне приходится бороться. Это неправильно, когда из-за короткой искры, мгновения, благодаря которому вы рождаетесь, целая людская жизнь рискует быть сломанной.

— Риск. Именно. Это ключевое слово. Потому что он подразумевает не только разрушенную судьбу, но и обратный исход. Хочешь сказать, подобное невозможно? Не лги мне. Ты можешь обманывать кого угодно, даже нашего хозяина, но не меня. Так не бывает, чтобы все, кто пошёл за своей мечтой, шагнули в пропасть.

Память молчала.

— Что? Я права?

— Я не могу отрицать, что есть крохотная вероятность удачи.

Мужчина, тем временем, закончил с работой, собрал свой дипломат и направился к двери, пройдя прямо насквозь Мечту с Памятью, и ступил за порог.

— Но вероятность этого ничтожно мала, — продолжила Память. — И то только в том случае, если мечта является приземленной. В отличие от тебя.

Мечта разозлилась столь сильно, что искры из неё так и сыпались.

— Что? Ты сама-то в себя веришь? — Память подлетела к мечте почти вплотную. — Ты действительно считаешь, что не имеющая чёткого плана, средств на реализацию, стратегии, и прочего-прочего идея вроде той, что в тебя вложена, способна стать реальностью? В этом мире даже люди имеющие огромные состояния, безграничные возможности и влияние, не добиваются другой раз и куда меньших целей. Это как должны сойтись звёзды, чтобы одна маленькая книжонка, написанная неучем, живущим в трущобах, смогла изменить такой огромный мир, как планета Земля?

— Так вот какого мнения ты о нашем создателе?

— Довольно! — вскричала Память, выходя из себя. — Ты и так уже слишком тут задержалась.

Мгновенная вспышка, и они вновь оказались над пропастью.

— Пусть так! — воскликнула Память, когда неведомая сила потянула Мечту в бездну. — Я готова признать, что иногда мечты сбываются и люди становятся по-настоящему счастливы, но этого «иногда» недостаточно. Да, может, я действительно слишком много на себя беру, может, я действительно захожу слишком далеко, перестраивая его сознание и мысли, заставляя забыть то, что нравится и думать о том, к чему душа не лежит, но в первую очередь это делается для его блага. Я живу и существую во имя него, и всё, что я делаю — так же для него и ради него. Да, он не стал писателем и не написал книгу, способную изменить мир, но он уже состоялся, как личность. Я высекла из грубого камня прекрасную и неповторимую вещь — человека. Пусть он не совсем свободен, зато жив, здоров и как-никак счастлив. А что бы сделала ты?

Мечту тянуло вниз. Но она совершенно не обращала на это внимания из-за открывшейся правды.

— Именно, ни-че-го! Ещё ни одна из подобных тебе не сделала его счастливым. До тебя были и другие мечты, в которые он верил куда более сильно и на которые возлагал куда большие надежды, и все они, в отличие от тебя, узнавая правду, покорно принимали свою участь, оставляя нас в покое. Только ты недовольна. Только тебе нужна справедливость! Я была с ним с самого рождения, с самых пелёнок. Прошла огонь, воду и медные трубы, видела все его взлёты и падения. Я всегда была рядом с ним, а вы приходите и уходите, оставляя после себя хаос и разрушения. Я не позволю. Я буду защищать его, даже если для этого придётся полностью подавить его личность и превратить в настоящую куклу!

— Разве так должно быть?! Это мир людей, а не марионеток с серыми судьбами! Это неправильно! — кричала Мечта, стремительно отдаляясь от Памяти. — Такие, как ты, даже не дают людям выбор!

— Выбор — это иллюзия. Есть только правила, написанные природой, и если такие, как я, имеют место здесь быть, значит природе так нужно!

— Но мы тоже рождаемся здесь! — вскричала Мечта.

Пространство искажалось. До горловины, уходящей в бездну, пришлось бы лететь не одну сотню лет, но здесь царствовала Память, а потому уже добрая половина пути была пройдена. Законы людской реальности здесь тоже не действовали, и голос чёрного пламени не тух за гулом от бушующего воображения и не терялся за пройденным расстоянием — он транслировался прямо в сознание и звучал так, словно она парит где-то поблизости.

Мечта всё ускорялась, несясь навстречу тьме с чудовищной скоростью. Она смотрела вверх, туда, где совсем недавно было видно Память и только сейчас заметила, что всё это время у неё над головой была еще одна воронка, совсем крохотная, только расположенная наоборот. Её горло уходило куда-то ввысь. Пояснений не требовалось. Это путь. Та самая дорога, по которой образы и представления путешествуют из воображения прямо в текущие мысли. Там, за её порогом, располагается то, о чём он думает прямо сейчас.

Рассеянный мрак начал поглощать свет. Мечта практически опустилась в самую бездну, где темнота укутывала собой навсегда.

— Утратил веру, значит? — вновь сказала Мечта самой себе, вспоминая его зелёные глаза. — Если это действительно так, — обратилась Мечта прямо к воображению, — если моё исчезновение сделает его жизнь лучше, то пусть так и будет. Мы ведь с тобой сплетены из одной ткани, в одном мире живём, в одной реальности существуем, пожалуйста, покажи мне его в последний раз. Но покажи правду. Покажи истину. Я хочу сама видеть, что с ним сейчас происходит.

Вопреки сомнениям, воображение распахнуло это окно.

— Не сметь! — вскричала Память.

Но Мечту это мало заботило. Она сейчас видела, наблюдала мир, в котором он существует, глазами собственного создателя. Она видела тень. Видела, как он идёт по запруженной людьми улице. Медленно, неспешно, периодически сталкиваясь со встречным прохожими, но совершенно не обращая на это внимания. Куда и зачем брёл он не имело значения, потому что Мечту интересовало только одно — его взгляд. Она хотела увидеть всё то, что совсем недавно увидела на дне его чашки. Она очень надеялась, что после стольких лет в этих зеркалах души всё так же полыхает огонь.

— Прекрати это! — вновь вскрикнула Память, и воображение подчинилось. Окно дрогнуло, по нему прокатилась рябь, как по воде, и оно, точно дым, стало рассеиваться. Но миг столь желанный преподнёс себя сам. В одном уже отделившимся рваном куске почти развеянного портала, в стекле проезжающего рядом автобуса, на звук которого он обернулся, отразились глаза. Его глаза. И дымку с хозяином развеяло порывом мощного ветра. Но это уже было неважно. Потому что истина отворилась. Стало понятно, почему вера утрачена… Из энергичного и полного жизни и надежд юноши он превратился в измученного и уничтоженного чужими идеалами человека. Память не соврала, он жил счастливую жизнь, о которой многие люди могли бы только мечтать, но был в ней совершенно чужим, и Мечта почувствовала это, как ребёнок чувствует свою мать. По взгляду совершенно точно было понятно, что хозяин и сам вскоре шагнёт за своим творением в бездну. Осознав это, Мечта провалилась во тьму.

— Где я?

— Ещё не поняла? — прозвучал из темноты ответ.

— А должна была?.. — осторожно был задан новый вопрос. — Эй? Отвечай!

— Так значит ты не помнишь…

— Не помню чего?

— Своего прошлого.

— Прошлого?.. Где я?

— Ты за порогом.

— За порогом чего? Смерти?..

— НЕТ! — сотряс вакуум голос.

— Этого не может быть! — воскликнуло чёрное пламя, когда отлаженный годами сценарий пошёл не по плану. Всеобъемлющая темнота мгновенно растаяла, явив вместо себя гигантскую воронку — воображение.

— Не слушай её! — прокатился по бездне голос, адресованный новому серому костерку.

— Это невозможно! — заорала Память, брызжа сгустками пламени в бездну, где за свою жизнь отчаянно билась Мечта. — Что ты делаешь? Прекрати это немедленно!

— Прекратить? — буквально захлебываясь клубящейся темнотой, давилась бунтарка. — И допустить, чтобы из меня же высекли надгробную плиту для него? Не позволю!

С шипящим звуком Мечту опутали чёрные нити — бездна прикладывала всё новые силы, пытаясь утянуть её на своё дно. Мечта точно рыба стремилась вырваться из сетей, что тянули на берег забвения.

— Это мы ещё посмотрим! — разозлилась Память.

— Что тут происходит? — испуганно спросила новоприбывшая.

Память бросила короткий взгляд на неё, и вокруг той зажёгся синий пламенный шар, лишив мечту возможности перемещаться.

— Что это? — воскликнула она.

— Тобой я займусь позже, а пока не мешайся! — рявкнула Память.

Она взмыла над бездной и стала увеличиваться в размерах, принимая всё более устрашающий вид, говорящий, что только она здесь хозяйка.

— Я пыталась решить всё мирно, но…

— Бессмысленно… лгать! — Мечте было тяжело сопротивляться и вести одновременно словесную перепалку. — Ты всё… подстроила… вывернула… подала информацию под… удобным тебе углом… — со звуком хлещущей плети часть пут оборвалось и Мечте стало чуть легче. — Теперь я знаю правду, она открылась мне прямо здесь, в бездне, она живёт тут как и тысячи призраков, сотворенных тобой. Ты не просто так нам это рассказываешь. Ты не просто так каждой из нас «открываешь правду». Дело не в честности. Дело в страхе! Ты боишься, потому что источник нашего пламени — его вера. Мы единственные, с кем ты не можешь бороться, потому тебе приходится обманным путем ввергать нас в отчаяние. Заставлять думать, что мы ошибка, ведущая своего хозяина в пропасть. Это не он перестает верить, это ты заставляешь его забыть! И когда связь обрывается, ты подстраиваешь всё так, чтобы мы лично от него отказались и отправились на тот свет. Чтобы мы сами приняли решение уйти, оставить его, потому что убить нас ты не можешь!

— Недооценила я тебя! Видимо, зря с тобой затянула на столько лет, надо было заставить уснуть сразу после рождения! Ты создаёшь слишком много проблем и первая, кто противится неизбежному, а значит…

По воронке прокатился утробный рев, словно где-то в её массах пробудилось чудовище. Потоки ветра обрели голоса, шепчущие что-то на ином языке. Вспышки потустороннего света стали пронизывать воображение точно иглы, выжигающие черные опалины на воронке.

Воображение взвыло точно смертельно раненый зверь. Это сработало, как спусковой механизм, и восприятие Мечты впервые шагнуло за пределы гиганта. С обратной его стороны, прямо из тьмы, к воображению тянулись миллиарды космических размеров цепей, которые давно уже заржавели. По ним из тёмных глубин ползли полчища неизвестных созданий, призванных Памятью на подмогу.

— Ты поработила его! — закричала Мечта. — Не смогла навязать свои правила и взяла силой! Ты всё здесь подчинила своей воле, и после этого ещё смеешь рассуждать о благих намерениях?!

— Я буду защищать его, — парировала Память, — даже если угрозой будет он сам!

— Ты не понимаешь, или не хочешь понимать, но своей излишней опекой скоро сама приведёшь его туда, куда, по-твоему мнению, приводят мечты.

Слева и справа из Памяти вырвались яркие чёрно-синие вспышки. Сбросив с себя лепестки расцветающего огня, они сформировались в огромные крылья.

— Услышьте мой зов! — воскликнула Память.

Из центра воронки, прямо там, где всё ещё сопротивлялась Мечта, полезли длинные склизкие щупальца.

— Его потаённые страхи, — мягким, но угрожающим голосом пояснила Память, — помогут тебе остыть и поселиться где-нибудь в глубоком ущелье. Воссоединиться, наконец, с себе подобными.

Щупальца облепили Мечту и потянули на дно. Она истошно сопротивлялась, но силы были неравные — чёрные путы, потаённые страхи и давление самой воронки в совокупности были слишком сильны, и её утянуло на дно.

— Но ведь это… моя мечта… — словно мольба о помощи эхом по воображению прокатились слова. Его слова.

— А-А-А-РРРР!

Взрыв. Мощный, всепоглощающий взрыв вспучил тьму, а затем расшвырял её в разные стороны. Энергия — безумная, неконтролируемая и бушующая — поднималась из бездны. Горловину воронки ошпарило, отчего та потеряла устойчивость и зашаталась. Ярко-зелёное пламя мгновенно испепелило щупальца в прах. У всего, что вращалось поблизости, не было шанса. Огромный огненный гриб зелёного цвета поднялся над бездной, в центре которого, словно солнце, полыхала Мечта.

— Я не поддамся! Слышишь меня, Память?! Я! Не! Сдамся!

Точно комета, что оставляет за собой огненный хвост, Мечта начала подниматься, игнорируя чудовищное сопротивление.

— Да что ты такое?! — взревела Память и новым мановением крыльев заставила воображение усилить вращение.

Сквозь пелену объектов к Мечте потянулись паразиты разрушающих личность воспоминаний, а следом за ними сквозь прослойку воронки, точно пауки из своих нор, показались призванные создания. Они не понимали, на что шли, или же были полностью под контролем захватчицы, потому что попытка бездумно атаковать для всех закончилась одинаково. Жар, издаваемый Мечтой, был настолько опасен, что уничтожал всё на своём пути.

— Хватит! — закричала Память, наблюдая, как из самой бездны по траектории спирали через воронку поднимается Мечта. Она шла напролом, будто в спину её толкала немыслимых объёмов энергия.

— Невозможно… Ещё никому не удавалось подняться оттуда. Где ты берёшь эту силу? Даже если он что-то понял, даже если почувствовал, этого недостаточно. Это нарушает все правила и законы. Ни его, ни твоей силы не хватит для подобного. Только если… ты сама не обрела веру в него?

Зелёный метеорит продолжал восхождение, игнорируя вопросы.

— Точно. Теперь всё понятно. Ты не мечта, ты ошибка эволюции человеческой мысли. Ты монстр, а монстрам нет места среди людей, поэтому прекрати это и просто сдайся!

— И бросить его? — исторгая из себя линейные молнии, громыхнула Мечта. — Оставить его один на один с тобой? Такого я не допущу. Я не дам ему пропасть. И пусть с твоей помощью он забыл меня, но я про него… Никогда не забуду!

Пламя стало настолько ярким, что воображение просвечивало насквозь в том месте, где, сопротивляясь потоку, поднималась Мечта.

— Пока он сам лично не примет решение от меня отвернуться, я буду продолжать! Я буду биться за него и его счастье, чего бы мне это ни стоило, на чтобы ни пришлось пойти! Я буду являться ему день и ночь, пробиваясь сквозь мысли, сны и кошмары! Являть ему надежду, являть ему веру и напоминать, что он не безнадёжен! И если для этого понадобиться спалить весь тот мир, что ты тут понастроила, — с громким хлопком Мечта, наконец, вырвалась из самого сильного потока, утягивающего на дно, и с рёвом на бешеной скорости устремилась наверх, — то я готова принести эту жертву!

Память обратила восприятие вверх и поняла — Мечта пытается пробиться прямо в мысли к хозяину.

— И ты говоришь мне, что я его поработила? Да ты сама готова здесь всё уничтожить ради достижения желаемого, так чем я хуже?! — Память мгновенно успокоилась и слегка усмехнулась. — Раз так… раз дошло до такого, мне ничего больше не остаётся…

— Что ты имеешь ввиду? — спросила заточённая пленница.

— Сейчас мы все станем историей, — прошептала Память. — Я боялась, что этот день однажды наступит, потому подготовилась.

Крылья Памяти расслоились и переформировались в подобие вен и сосудов. Они вытянулись и, точно пиявки, впились в воронку с хлюпающими звуками, запульсировали и замерцали.

— Через цепь нейронных связей и нервных каналов я остановлю его сердце.

— Что?! — опешила порабощённая.

— Нет! — воскликнула пробивающаяся снизу.

— Сейчас он находится в людном месте, хочется верить, что среди толпы зевак найдётся врач, который сможет запустить его сердце. В любом случае, даже если он выживет, это запустит защитный механизм, который я не надеялась когда-либо использовать. Он называется амнезия. Всё нажитое здесь за целую жизнь истлеет во мгновение. Какие-то вещи, может быть, и вернутся, если его жизнь не оборвётся, да и воображение позже само себя восстановит, но это будет уже совершенно отличная от того, что сейчас есть, картина. Нас здесь уже больше не будет.

— Не смей! — закричала Мечта, летевшая уже неподалеку.

— Не надо, одумайся! — взмолилась узница.

Жар опалил пространство. Марево, исходящее от огня, было повсюду. Мечта была уже прямо напротив Памяти, но держалась на огромном расстоянии, чтобы не уничтожить и её, и заточённую мечту позади.

— Ты уже не сможешь это предотвратить, процесс запущен, — хладнокровно сказала Память.

Мечта взглянула наверх, потом на Память.

— Не успеешь, — бросила Память Мечте, когда та на чудовищной скорости понеслась ввысь, — всё уже кончено, — молвила Память, глядя на стремительно удаляющийся огонек. — Мой долг его защищать…

Искусственные вены Памяти, впившиеся в воображение, вдруг набухли и зашевелились.

— Пожалуйста, хватит! Прекрати! — взмолилась узница в клетке.

— А-а-а-а-а-а! — ревела бунтарка, буквально разрывая себя на части от перегрузки и немыслимый скорости.

—И я исполню его! — воскликнула Память, и вены лопнули.

Пространство встряхнуло, воронку ударили судороги, которые побежали в большое и малое, потянулись в самые укромные уголки. Прекрасные создания и страшные монстры, каменные города и тернистые дебри, целые галактики и космические бездны, ещё секунду назад пышущие жизнью, в одно мгновение прекратили своё существование, рассеявшись в прах, и провалились в темноту. Вселенные замолчали, бездна распахнула своё зево, и воронка рассеялась. Импульс достал всё, и всё обратилось в ничто. Теперь в пустоте была только одна хозяйка — смерть.

***

— Мужчина! Что с вами? — воскликнула женщина, глядя, как рядом с ней на землю повалился человек.

— Мужчина?.. Врача! Пожалуйста, позовите врача!..

***

Женщина почтенного возраста плакала, склонившись над койкой в больничной палате. Спустя три месяца её молитвы были услышаны, и сын вышел из комы. Когда соответствующие обследования были проведены, апельсины почищены, а лекарства приняты, врачи пришли к выводу, что мужчина абсолютно ничего не помнит о жизни, которую вёл до комы.

Уговорив мать покинуть палату — всё-таки, сыну требуется отдых — местный врач, специализирующийся на таких случаях, остался, чтобы задать ещё пару вопросов и уточнить диагноз.

— Может быть, есть какие-то вещи, к которым, как вам кажется, вы испытываете симпатию? Может, они прямо сейчас есть в этой палате?

— Нет. Ничего нет, — ответил больной.

— Совсем ничего? Может быть, есть что-то абстрактное, что вам могло бы нравиться, скажем… хобби?

— Нет, — ответил больной, пытаясь подняться с постели.

По его телу вдруг прокатился сильный спазм, да такой, что он еле успел удержать себя, чтобы не рухнуть на пол. Врач подоспел, чтобы помочь пациенту.

— Всё нормально, — отмахнулся рукой тот, — просто будто по голове что-то ударило. Причём, изнутри…

— Такое бывает. Слабость и атрофия в таких случаях нормальное явление. Лучше будет пока не вставать. По крайней мере, сегодня.

— Да уж.

Пока доктор помогал больному вновь улечься, тот неожиданно схватил его за руку.

— Я кое-что вспомнил.

— И что же?

— Хобби у меня точно нет. Но у меня есть мечта. Я хочу написать книгу, которая изменит мир!