Читать онлайн
"Клетка без выхода"
Я едва успела зайти на лестницу чёрного хода, как где-то за мной раздался грохот лифта. Вслед за этим от его дверей по направлению ко мне стал приближаться знакомый шум обуви. Это была горничная, приходившая по утрам убираться у нас. Сегодня вместо школьной рутины намечался важный день и встречать кого-то на своём пути мне не очень хотелось.
«Ну же, возьми себя в руки, Кира. Любопытство не стоит провала плана» — уверенно сказала я себе и стала тихо спускаться. Вероятно я оставила девушку в замешательстве, ведь обычно я её приветствую и только после этого ухожу.
Непривычно тяжёлый рюкзак был нагружен всеми вещами, которые я планировала использовать сегодня и первые шаги по лестнице давались с некоторым усилием, но постепенно я погрузилась в свои мысли и привыкла к тяжести, трясшейся у меня на спине. На лестнице никого не было, все жители нашего дома в абсолютном большинстве своём — уважаемые в обществе люди, бизнесмены, важные чиновники и, конечно же, друзья отца. А все они считают подлым делом ходить своими ногами по лестнице, когда есть лифт. А ведь ещё несколько лет до моего рождения, судя по рассказам моей сестры, отцу приходилось жить вместе со средним классом, как их сейчас зовут «баранами».
На улице веял небольшой бриз, дувший прямо в лицо. Я направлялась к живописной окраине, где был разбит парк, постепенно переходивший в лес. Мы часто туда ходили с отцом по грибы и за ягодами, поэтому я знала его хорошо. Гробовая тишина полнила это место всегда и радовала мою душу. Мне было всегда противно находится в городе, особенно если это приторно богатый Ротбардабад, выстроенный моим отцом в качестве лучшего образчика капиталистического ампира. Говорят, в мире есть места и хуже, особенно в странах Третьего Альянса: стеклянные плавные формы многоэтажек в мегаполисах Кесуккута, плотнейшая застройка в Котанагаре, прозванной по этому поводу «урбанистической катастрофой», бруталистические глыбы Зеештрата и далее по списку... Да, я не прогуливала географию, как часть моих одноклассников, и мой отец может этим... гордиться?
Я расстелила на одной из лесных полянок скатерть, расстелила свой чуть остывший завтрак и разулась, чтобы поближе прочувствовать атмосферу мира, где мне искренне рады местные обитатели. Я уже давно прикармливала местных ёжиков молоком несмотря на все претензии от воспитательницы. Вот подрастёт сестрёнка — будем вместе ходить.
На скатерть иногда заползали жучки и муравьи, ничуть не боявшиеся меня. Я не хотела их обижать и просто сдувала с покрывала, чтобы они не мешали мне кушать и наслаждаться природой. Так я пробыла здесь наверное полчаса или больше. Не знаю, просто иногда хочется отключить мозг и не встречаться с той рутиной, которая преследует меня дома, в школе и на тренировках.
Но на душе всё равно было какое-то тревожное настроение, не дававшее никакой внутренней свободы. Пришлось собрать свои вещи и отправиться в город. Он был непривычно шумным. Даже учитывая то, что я полчаса назад ещё была в относительно тихом месте, это было уже слишком. Стоило мне выбраться на более-менее людное место, заслышался шум сирен. Среди обычного хаоса элитной застройки этого района пытались прошмыгнуть машины скорой. Люди настороженно переглядывались друг с другом и суетились, явно пытаясь либо сбежать подальше от событий, либо наоборот постоять в толпе зевак, наблюдающих за чужим горем.
Интерес пробудился во мне, когда замаячили чёрные фургоны Коллегии Надзора. Обычно они появлялись лишь для охраны отца и каких-нибудь важных шишек, так что их появление и непривычная суета могли лишь значить то, что происходит нечто ужасное. Может, я тоже смогу проявить себя?
Ещё полчаса ходьбы через переулки и второстепенные улочки довели меня до цели. Школа была оцеплена с трёх сторон силами надзорцев и жандармерии, не пускавших никого близко и явно чего-то выжидавших. Иногда один из оцепляющих пытался кричать что-то в мегафон, но никто ему не отвечал со стороны школы. С четвёртой стороны же была речка, где на пустынном пляже одиноко стояли спортивные тренажёры.
Я спешно стала копаться в рюкзаке, доставая детали, чтобы привычными действиями собрать карабин, подаренный отцом в преддверии начала моих тренировок с Кундрешиным. Заняв позицию в кустах неподалёку от реки, я стала всматриваться в происходящее. Террорист в школе явно не интересовался переговорами и не выдвигал никаких требований, поэтому в воздухе витало мрачное ожидание чего-то неизвестного.
Не знаю, сколько мне пришлось прождать, прежде чем неподалёку от меня заслышались шаги. Я обернулась. Там шли двое моих одноклассников. Вернее один шёл, насильно таща за собой девчонку, закрывая ей рот. Парня я знала смутно. Звали его вроде Тимур Калибрян и он сидел всегда на задней парте и получал плохие оценки. Ещё до него периодически докапывались наиболее важные шишки нашего класса, но я в это дело не лезла. Он отвечал тем же и вообще относился к немногочисленному кругу тех, кому нет до меня дела вообще. Издевались над ним наверное с первых же лет школьной жизни, поэтому для всех это было что-то вроде повседневности, хотя мне кажется, что так обращаться с человеком... не совсем правильно?
Во всяком случае я бы не хотела оказаться в ситуации, как у него. Помню был случай, когда парни спустили с него всякое бельё и силой запихали к нам в раздевалку. Тогда поднялся страшный визг, а кто-то даже позвал вахтёршу и Тимура страшно наругали и несколько дней он вообще в школе не показывался.
Девчонку я узнала сразу — известная местная фифа Настя Педовочкина. Всегда с броским маникюром, до потери человеческого облика размалёванным лицом и в дорогущей одежде от лучших дизайнеров Ротбардабада. Мне школьная жизнь была ещё менее интересна, чем обучение там. Напыщенные девчонки из высшего класса, атлантов, считались со мной вероятно только из-за моего отца и всячески пытались примазаться. Парни боялись моей воинственной натуры и слухов о том, что меня тренирует Никита Кундрешин, настоящий ветеран Балдёжской войны1, боевой офицер, а ныне и командующий БМ ВГ2.
Меня смутило это обстоятельство и я стала красться за ними, перебегая от одного куста к другому. Тимур всячески петлял и уходил в переулки, вероятно желая поскорее скрыться. Не знаю, заметил ли он меня, но все равно бдительность не терял, постоянно озирался и останавливался, вслушиваясь. Пару раз я почти выдала себя, поэтому пришлось взять большую дистанцию и наблюдать за происходящим издалека. Так и дошли мы до дома. Сначала появилась мысль перелезть металлический забор по иве, удобно раскинувшей свои ветви с улицы во внутренний двор Калибрянов, но Тимур не закрыл калитку из-за занятых рук и я прошмыгнула туда.
Я перестала скрываться, когда заметила, что Тимур успел завести в погреб со входом на улице не только Настю, но и ещё какую-то шокированную женщину, которую он нашёл в их коттедже. Издалека мне показалось, что это его мать, но я не была полностью уверена в этом. Настало время действовать и я с карабином наперевес ринулась в коттедж. Это было двухэтажное ассиметричное кирпичное здание с парой пристроек вроде гаража и сарая для инструментов.
В панике я стала метаться туда-сюда, выискивая кого-нибудь живого или хоть что-то интересное из неживого. Одна из комнат, судя по всему, представляла собой жилище самого Тимура. Её выдавал полнейший бардак, раскиданные повсюду вещи, использованные банки из-под энергетиков и какого-то дешёвого пива, странно пахнущие салфетки, раскиданные зажульканные журналы пошлых минаме-комиксов. Но даже если бы это всё исчезло, я бы отличила эту комнату по ужасному запаху, стоявшему здесь, неописуемо отвратительному. Больше всего бросались в глаза развешанные тут и там фотки Насти. Часть из них были с её странички, часть сделаны прямо в школе на слабенькую камеру телефона. На столе лежала разорванная в клочья фотка, которую парень вероятно хотел склеить, судя по оставленным рядом клею и подкладке. На подлокотниках кожаного кресла виднелись следы засохшей крови. Притом относительно свежей. Наверное, Калибрян порезал себе руки и не заметил, как запачкал кресло, в котором их резал. Вот чёрт, что за псих со мной учится? Ну, после захвата заложников ему больше не дадут учиться...
В одном из ящиков стола я нашла потрёпанную тетрадку, в которой Тимур вёл личный дневник. Когда я взяла его в руки и слегка полистала, ко мне пришло осознание... До этого момента я будто бы жила в коконе, в котором родители и учителя пытались прятать меня от правды жизни, где прятались несправедливость, болезни и смерть. У меня было немного времени, чтобы обозреть общую суть дневника до того, как сюда приедут жандармы с надзорцами.
С первых же страниц повеяло какой-то безысходностью. Оказывается у Тимура была врождённая инвалидность и в перспективе после школы ему не светило ничего хорошего. Пособий и пенсий у нас в стране не полагается, каждый сам несёт ответственность за себя. Отец не уделял ему много внимания, не считая побоев и нескольких случаев изнасилования, и умер, когда сыну исполнилось всего-то 11 лет. После этого матери стало не до этого и она стала водить домой любовников. Наверное чтобы сохранить своё привилегированное положение и сын мог учиться в нашей элитной школе...
В своём дневнике парень жаловался на то, что его постоянно критиковали за получаемые в школе оценки и травмы, притом ни в чём толком не помогали. Он срывал свою злость на собаках, которых жестоко мучил и бросал умирать ранеными и искалеченными. Первые сцены секса он увидел буквально некоторое время после смерти отца и его это сильно поразило. Как он ни пытался от этого сбежать, у него не получалось. Примерно с тех пор он стал бегать за девчонками нашего класса, рассматривая странички и навязывая своё общение. Последней возлюбленной парня стала та самая Настя, которую он похитил в школе. Поначалу она даже подыгрывала Тимуру, но потом всё равно бросила. Однако он продолжал следить за ней, собирал фотки, всячески пытался написать, признаться в своих чувствах, звал гулять. Но всё безрезультатно и тогда...
Он стал резать себя и пытаться совершить суицид? Выходит, что так. Так, алкоголь, увлечение тяжёлой музыкой, пошлые мысли об отце... Я даже нашла описание истории о той порванной фотографии, что валялась на столе. Это сделала Алевтина, мать Тимура и он хотел наказать её за это.
И тут... мне бросился в глаза небрежно написанный фрагмент, слегка потёртый, как будто слезами. Вероятно, Тимур писал его в очередной истерике. Опять история о том, как он обижен на мир и обещает... Перерезать провода и вырубить свет в доме? Всадить нож в свою мать? Закрыть в подвале в клетке вместе с Настей Педовочкиной и держать на воде...
Я не стала мешкать и, оставив дневник Калибряна в своей сумке, двинулась с карабином в руках к подвалу. Каждый шаг ко входу в него был тягостен и разум одолевали мысли о том, что мне стоит отступить и отдать дело в руки профессионалов. Я ещё неопытная и, вероятно, меня легко будет поранить с его позиции. Но разве я зря тренируюсь с Никитой Александровичем? Его крики, упражнения и требования, доводящие меня до полного изнеможения, явно не делают меня слабее. Так верит мой отец, упрямо желающий воспитать дочку по-мужски, так верит Кундрешин, видящий во мне свой magnum opus. А важнее всего — так верю я. Настало время показать, что только трудящиеся над чем-то в таком объёме могут превзойти и перерасти себя.
В крови кипел адреналин, а в голове играла какая-то электронная мелодия из ролика про гонки. Резким движением я дёрнула крышку люка и, не удержав равновесие, проехалась попой по лестнице. Внизу, в сыром и плохо освящённом нервно мигающей лампочкой помещении, сидел Тимур, до этого уставившийся широко раскрытыми глазами в Настю. Теперь он резко повернулся ко мне и направил ствол в ответ.
— Эй, руки вверх! Оружие на пол! — попыталась скомандовать я, но голос вышел не очень уверенным, несмотря на все старания.
Спустя несколько мгновений он потерял улыбку и стал произносить речь так, будто он злодей из скарнского3 кино:
— А я ожидал увидеть полицаев этих из жандармерии или кровавых надзорцев. Тебе-то что от меня нужно? Пришла заступаться за это ваше «элитное» общество? А где ты была, когда меня гнобили, а? Ты думаешь, что они — парень указал на мать и Анастасию, сидевших в клетках, имеют право унижать других? Я переживу вас всех, а вы рано или поздно сдохнете. И буду продолжать вспоминать о вас, как о ничтожествах. Накручивать эго с помощью других это удел вашей «элиты»? Тогда гореть вам в аду.
Никто из нас не решался жать на курок. Я понимала, что передо мной стоят три абсолютно противных человека. Отжившая своё стерва-мать, воспитавшая чудовище. Напыщенная гламурная красотка, напоминающая мне мою маму, такая же зацикленная на себе бездушная кукла, только эта в свои годы уже успела сломать несколько жизней молодых ребят. И сам Тимур, виновник торжества, отчаявшийся парень, доведённый фауной моей школы до убийства и захвата заложников.
— Слушай, я дам тебе возможность уйти отсюда. Живым. У нас страна большая, найдёшь себе место, может даже поднимешься в люди, мой отец старается над этим. Но у меня есть условие, — я сделала паузу и Тимур вопросительно взглянул на меня, — Научи меня убивать.
Я улыбнулась, но его лицо всё ещё выглядело недоумевающе и я отложила в сторону карабин, медленно подошла к столу Тимура и взяла оттуда окровавленный нож. Парень не мог ничего противопоставить мне, он не был готов к такому сценарию и не придумал фраз, чтобы что-то ответить девчонке.
— Ну? — призывающе бросила ему я и он, переборов внутренний страх, обхватил мою ладонь, сжимавшую нож. Его рука была тёплой и потной, а сам он вскоре покрылся румянцем, будто бы совершил что-то постыдное. Мы медленно подошли к клетке с его матерью. На её футболке в районе живота уже виднелось багровое пятно цвета вишнёвого сока. Мы простояли некоторое время, пока Тимур собирался с силами и обдумывал что-то, а я ждала импульса от него. Первое убийство — самое сложное, особенно если ты смотришь жертве в глаза и готовишься вонзить в неё свой нож.
Наконец парень сжал мою руку в своей и резко вошёл клинком в мягкую плоть. У меня перехватило дыхание и я на мгновение испугалась того, что творю. Но тренировки с Кундрешиным давали о себе знать и я не закрыла глаза. Надо не бояться смерти. Затем парню что-то ударило в голову и он стал истерично наносить удары ножом по своей матери, плакавшей и что-то пытавшейся сказать. Я едва сумела выцепить руку из его хватки и отстраниться от обезумевшего парня, пока он не остановился сам. Осталась лишь Настя. Парень сначала медлил, но выбора не было. На прощание он попытался обнять девушку через прутья клетки, но та отстранилась и прижалась к стене. По лицу парня начали катиться слёзы и он смог лишь прошептать:
— Только скажи, зачем меня бросила и всем всё рассказала...
У меня не было время на телячьи нежности и я приблизилась к Насте, взглянула в её испуганные глаза, вынула кляп и вонзила нож в туловище. Она вскрикнула и осела на грязный пол, схватившись за место раны.
— Ты... ты... ёбнутая, — надломленно сказала она, видимо потеряв всякую надежду на спасение из моих рук.
Тень обиды скользнула в моей душе и я ещё несколько раз засадила нож в её тело, прежде чем схватить за шею, притянуть и перерезать сонную артерию. Я протянула нож Тимуру и после последних хрипов Насти отпустила её тело. Всё было кончено. Я жестом остановила парня и задала ему лишь один вопрос:
— Почему ты не стерпел?
— Ты всё знаешь. Всё! Тетрадка в твоей сумке — это явно не кулинарные рецепты. Отдай её мне. Ты прочитала мой дневник, ты знаешь, что я пережил и ты ещё спрашиваешь почему?! Последней каплей стало то, что мой, как мне казалось, друг сказал, что стыдится меня. Что он не хочет со мной общаться, ибо я приставал к его девушке... Три года назад! Но к этим девушкам невозможно не приставать. Не тебе в обиду, но ты явно не похожа на них. Настя, та Диана — они все шлюхи элитного общества. Ты же я вижу просто в клетке обстоятельств... Мне не с кем было общаться, а в тишине и одиночестве появляются страшные мысли, но только у маленького количества людей получается их реализовывать. Отдай мне дневник и я уйду. Ответить мне было совершенно нечего, ведь я тоже причастна к этой трагедии... своим молчанием. Если бы я выразила свой протест, произошла бы она?
Я достала из своей сумки дневник и отдала парню. Руки всё ещё тряслись и я уже начала понемногу переживать из-за того, что сюда уже едут надзорцы.
— Держи, это тебе. Знаю, что он выглядит непрезентабельно, но я старался, — Тимур протянул мне слегка помятый листок. На нём был рисунок какого-то странного демона, который выглядел в меру своей корявости страшно, хотя в тоже время и отдавал крутизной мрачного антигероя.
Я убрала этот листок себе в сумку и мы вышли из подвала, забрав всё, что указывало бы на моё присутствие. Вокруг было тихо, надзорцы и жандармы всё ещё не прибывали. Может занимались моими поисками, а может и просто обедали. Тимур не сказал ни слова и отправился в сторону леса. Следом и я спешно покинула место преступления, иногда оглядываясь назад и смотря на то, как Тимур брёл вдали. Потом он исчез из виду, свернув на какие-то одному ему ведомые тропы и больше не показывался. Я же отправилась домой. В груди бушевала буря, ведь я помешала расследованию и позволила преступнику уйти. Но мне казалось, что я поступила... справедливо? Хотя справедливо только для Калибряна. Для Насти справедливым было бы бросить его за решётку, где он позволил ей бы без зазрений совести бродить по миру и заставлять страдать таких же как он. Для его матери... Зачем она вообще родила ребёнка, которым не занималась?
Именно в таком настроении я в бессилии рухнула на дерево неподалёку и зарыдала. Стал приближаться звук сирен.
(1) Вооружённый конфликт, произошедший в Балдёжии —регионе, заселённом разными племенами с культурой, отличной от руссенской.
(2) Боевая Машина Великого Господина — официальное название Вооружённых Сил Руссении
(3) Скарнская Конфедерация — страна на материке Скорда
.