Читать онлайн
"Вера. Пролог"

Эта история началась весной прошлого года в столице Урала, славном городе бесов, героев и интеллектуалов. В ночь на 10 апреля с большим опозданием на станции Екатеринбург-Сортировочный остановился на техническое обслуживание контейнерный поезд из Китая. Прибытие его запустило череду загадочных событий, впоследствии изменивших всю мою жизнь.

И началось все, пожалуй, с мрачной судьбы самой локомотивной бригады. Как говорили очевидцы: в ночь происшествия состав подкатил к станции уже пустым. Связь с бригадой поезда была потеряна еще до его прибытия. Когда осмотрщик вагонов вошел в остановившийся перед ним локомотив, ни машиниста, ни его помощника, с которыми он разговаривал несколько минут назад по радиосвязи, он не обнаружил.

Все внутри указывало на их недавнее присутствие: пар от недопитого кофе еще вился над кружкой в кабине; на месте машиниста на полу, словно случайно выпавшая изо рта, дымилась недокуренная сигарета. Но никаких следов насилия или прощальных записок. Они исчезли бесследно.

Груз, который перевозил поезд, состоял преимущественно из партий строительных материалов, нефтепродуктов и почтовых отправлений. Между тем в середине состава оказался один неприметный контейнер, транспортировавший археологические находки, обнаруженные во время частных несанкционированных раскопок на территории Тибета: ветхие куски старинной одежды, примитивные строительные инструменты, слепки и фрагменты каменных фресок. И там, в глубине контейнера, заставленный ящиками, был найден длинный деревянный короб. Странный необъяснимый манящий интерес, сродни наваждению, приковывал к нему внимание всех, кто оказывался поблизости, заставлял прикоснуться к его шершавым деревянным стенкам. Когда в ходе расследования короб разобрали, внутри под слоем упаковочного материала был обнаружен древний саркофаг.

С самого начала это дело стало обрастать фантастическими слухами: приглашенный член исторического общества, который должен был провести экспертизу находок, по прошествии нескольких дней работы был помещен в психиатрическую больницу. Со слов очевидцев, в покоях Агафуровских дач ученый, приглушенным от мигрени, голосом нашептывал истории о странном течении времени и мгновенных перемещениях в пространстве предметов и его самого при работе с таинственным саркофагом.

И он был не единственным, кто ощущал на себе влияние чего-то потустороннего вблизи станции. Железнодорожные работники, как и местные жители и любопытствующие зеваки, приезжавшие к депо, в один голос жаловались на сбои в работе техники. По рассказам очевидцев в квартирах часто выбивало пробки, мобильники мгновенно разряжались, камеры выходили из строя, или на фотографиях появлялись всевозможные тени и блики, которых там не могло быть.

Очень скоро события на станции стали привлекать внимание легковерных и впечатлительных людей. Набирали популярность религиозные сообщества (в основном сомнительного характера). Все чаще на станции мигали огни скорой помощи, когда очередному фанатику внезапно становилось плохо. Их яркие экстатические припадки нередко сопровождались галлюцинациями, чувством блаженства и сильнейшими переживаниями религиозного характера, что не на шутку пугало окружающих.

Тем временем все государственные каналы связи игнорировали происходившее в депо. И только независимые СМИ, и прохожие из уст в уста освещали это дело, окутывая его новыми слухами.

А как вы знаете, народ у нас темный… Сопоставив, что чертовщина началась с прибытия в город таинственного саркофага, они, долго не думая, объявили его главным виновником. Кто-то утверждал, что в нем покоились мощи святого, забытого пророка, наконец вернувшиеся на родину, другие верили, что в город прибыло древнее зло, а исчезнувшая бригада это лишь начало.

Расследование по делам о пропавшей бригаде и нелегальной перевозке груза шло впопыхах. По требованию китайского правительства находки должны были вернуться на родину в первых числах мая. И сейчас поезд был отогнан в тупик. А к контейнеру из Тибета приставлена вооруженная охрана.

Я жила неподалеку от станции, в небольшой квартире на предпоследнем этаже старенькой сталинки. И в моей жизни никогда не происходило ничего необычного. Ну, может быть, за исключением таинственного пятого этажа в моем четырехэтажном доме. И это не было надстройкой — наша крыша была на одном уровне. Однако слева у здания было четыре этажа, а справа — уже пять. И где-то в середине из земли, благодаря наклонной Технической улице, вырастал низенький цокольный этаж, в котором сейчас ютился детский развивающий центр.

Мне было тридцать. Я чувствовала себя мудрее и увереннее. Начала замедляться и понимать важность расстановки приоритетов. Мой организм стал временами трещать, скрипеть или подвывать. Тогда же я наконец обрезала свои мягкие светлые волосы под короткий пикси, как всегда мечтала. Стрижка мне очень шла. Она выгодно обрамляла мое круглое лицо и подчеркивала карие глаза.

У меня был свой угол со свеженьким ремонтом, ипотека и стабильная карьера. Будучи программистом, большую часть своего времени я проводила в этой маленькой квартире и работала из дома. Мечтала путешествовать, но никуда не ездила. Несмотря на многочисленные деловые контакты, была по сути одинока. Хотя, пожалуй, я не права. Все-таки у меня был Кабачок — мой пес. Старый черный ягдтерьер, мой верный спутник вот уже тринадцатый год. Он был единственным, кто регулярно вытягивал меня из этого гиковского забытия. Кабачок был крепким и жилистым. Неутомимый в молодости, теперь он больше предпочитал спать под моим рабочим столом или нежиться на подоконнике.

Для меня все началось в воскресенье, 24 апреля. Несмотря на выходной, в тот вечер я как всегда увлеченно работала. Фоном тихо играла музыка. Кабачок, изнывая от жары, распластался рядом на прохладном полу. Апрель подходил к концу, и уже вторую неделю стояла аномально теплая весенняя погода. Все окна в квартире были открыты, а батареи топили всё ещё по-зимнему жарко. Мы с наслаждением ловили каждый порыв прохладного ветра из раскрытого окна.

Когда заскулил Кабачок, я наконец отвлеклась и только сейчас заметила, что уже давно подошло время его выгула. Пес выжидающе поднял морду и внимательно следил черными глазами за мимикой моего лица.

— Пойдем, дружок, — хрипло проговорила я (обычное явление, когда весь день сидишь молча за компом) и потянувшись, чтобы расправить затекшее тело, встала из-за стола.

Кабачок соскочил со своего места и резво, насколько позволял его возраст, вылетел в темную прихожую.

Поправив соскользнувшие очки, я выглянула в открытое окно, чтобы решить что надеть. Окна моей квартиры выходили во двор. В тот вечер где-то позади здания по шумной Технической проносились невидимые автомобили и скрипели трамваи, а впереди стучали о стальные рельсы колеса поездов и слышался забористый мат диспетчера.

Я недолго наблюдала за прохожими, половина которых была одета в шорты, а другая — по неведомой мне причине, все еще в зимние куртки с шапками, и, махнув рукой, прыгая натянула на себя узкие джинсы, майку поприличнее той, в которой ходила дома; и вышла в темный коридор, где меня уже ждал Кабачок. Пес радостно скулил, виляя коротким хвостом. Однако, наклонившись шнуровать кеды, я услышала кого-то на лестничной площадке и застыла у двери. Хотела как всегда переждать, но в этот раз мое внимание привлек странный шум. Казалось, что кто-то словно скребется в дверь снаружи. И я услышала шепот у самой замочной скважины:

— Кровью черного петуха отмеченная, раба…

— Что за? — резко распахнутая дверь с грохотом опрокинула моего незваного гостя. Послышалось приглушенное ругательство. Мы с Кабачком выглянули на лестничную площадку. На испачканном черной жижей полу сидел, потирая лоб, парень. Приглядевшись, я узнала в нем своего соседа. Он был одним из тех оккультистов, что наводнили наш район в последнюю неделю. Совершенно лысый, с редкой бороденкой, но густыми кудрями из носа, сплетающимися с его усами. Как полагается он был в черном, обвешан символами Бафомета, рогатыми черепами животных и с невообразимо большими тоннелями в ушах. Он снимал квартиру надо мной. Я иногда встречала его в подъезде.

Сосед сидел на бетонном полу, держа в руке худого черного петуха, и потирал ушибленный лоб. Брюхо несчастной птицы было вспорото. Я с отвращением взглянула на него.

— Миллионы лет эволюции, самое высокоразвитое существо на планете, и посмотри чем ты занимаешься… Скачешь у моей двери с дохлой курицей, — укоризненно покачала я головой. — Пошел отсюда! Фу! — взмахнула я руками, словно отгоняя приставучее насекомое.

— И войдет в эту жизнь женщина. И, явившаяся когда-то ее началом, она станет ее концом… — пробормотал сосед. Он посмотрел на меня исподлобья и оскалился пожелтевшей улыбкой курильщика со стажем.

Я нахмурилась.

— Вали, пока я добрая. Или ты давно в бобике не катался? — набрала ментов на мобильнике и протянула к его носу экран, на котором уже шел вызов.

До него наконец дошло. И вскочив сосед взбежал по лестнице.

Я сбросила вызов и оценила свинарник, который он развел под моей дверью. Растерянно развела руками, покрутилась на месте, но не хотела связываться с этим ненормальным. Проще было убрать все самой, когда вернусь с прогулки.

Подгоняемая Кабачком, я вышла на улицу. Снежные горы в палисадниках и вдоль тротуаров, неубранные вовремя коммунальными службами, уже почти полностью растаяли. Из-под сугробов вновь вынырнули знакомые ржавые полусгнившие сараи. Пеньки-тополя с обрезанной кроной уже обзавелись тоненькой молодой листвой. Зима была позади.

Медленно шагая по тротуару за маленьким псом, я воткнула в уши наушники и включила радио. В микрофон говорил мелодичный голос ведущей новостей: «Дочь основателя итальянской секты «Черная ложа» пыталась развеять его прах над составом перевозившем саркофаг из Тибета. По информации правоохранительных органов женщину задержали и благополучно передали в посольство Италии». Я закатила глаза и быстро переключила уже надоевшую повестку на старый музыкальный сборник.

Мы брели вниз по Маневровой, выбрав сегодня ее своим маршрутом, и скоро подошли к депо.

У въезда на станцию толпились люди. Парковку перегородили машины с мигалками. У кого-то снова случился приступ. Я видела как подрыгивают чьи-то ноги на каталке, пока их несчастного хозяина грузили в скорую.

Мы не стали подходить ближе и, скоро вернулись в свой двор. Домой еще не хотелось. Я села на лавочку рядом с нашим полукруглым подъездом и достала телефон. Кабачок ходил вокруг, вытянув поводок-рулетку на максимум. На улице было хорошо. Тепло и свежо одновременно. Я не торопилась и еще долго слушала музыку и листала ленту новостей. Наконец, когда пес подошел ко мне и удовлетворенно сел рядом, готовый идти домой, я заметила, как быстро зашло солнце, день сменился лунной ночью и в темном дворе зажглись фонари у подъездов.

Вокруг уже никого не было. Стало тихо, и только звуки домашних хлопот или включенного где-то телевизора долетали до нас из открытых окон сталинки. Убаюканная тишиной и спокойствием ночи, я поднялась на крыльцо за Кабачком, когда внезапно услышала позади себя быстрые тяжелые шаги. Повернувшись, я увидела двоих. Они стремительно приближались, следуя по обе стороны от меня. Оба смотрели мне в лицо. На мгновение я испугалась и, машинально схватившись за поводок, отвела Кабачка за спину. Тот бесстрашно зарычал, просунув голову у меня между ног. Один из незнакомцев дернул руку из кармана и распылил на пса перцовый баллончик. Кабачок жалобно заскулил и замотал головой. Я попыталась быстро отвернуться, но также, попав в перцовое облако, потеряла ориентацию и стала легкой добычей. Второй нападавший навалился на меня сзади и крепко схватив, прижал мои руки к телу и зажал рот. Глаза резало. На автомате я разжала челюсть и впилась зубами в ладонь моего обидчика. Мерзавец зашипел и отдернул руку. Воспользовавшись моментом, я вскрикнула — надо было привлечь внимание соседей: через открытые окна они бы услышали меня. Сзади послышались еще шаги. Удар. Звук битого стекла. Нападавший отпустил меня и повалился на тротуар. Я быстро обернулась. Позади с розочкой из разбитой бутылки стоял мужчина.

— Звони в полицию! — скомандовал он и встал между мной и тем, вторым, что еще был на ногах.

Я присела, копошась в рюкзаке, хотела сохранить равновесие — ноги меня не слушались. Но сквозь слезы от перцового газа не могла ничего найти в этом проклятом беспорядке. Второй нападавший, отступая спиной, отошел от нас и бросился бежать.

— Ушел. Ты как? — парень наклонился ко мне и помог подняться.

Я все еще разгребала содержимое сумки трясущейся рукой.

— Не могу найти телефон.

— Успокойся. Я сам, — парень вынул телефон из заднего кармана, — хотя, наверное, сперва поможем твоей собаке. И тебе, — добавил он, разглядывая мое опухшее раскрасневшееся лицо. — Да с ментами будет больше проблем. Вроде все же живы. Поднимемся к тебе, пока этот не очнулся, — парень пнул ногу нападавшего, без чувств распластавшегося на бетонном крыльце, и, подхватив на руки трясущегося Кабачка, помог мне открыть дверь.

Придерживаясь за поручни, я обернулась.

— Мы не можем так оставить его. Надо вызвать скорую, хотя бы. У него может быть черепно-мозговая травма…

— Ну ты даешь. Он только что напал на тебя. Думаешь, его в тот момент заботило твое здоровье? — услышала я издевку в его голосе. — Ок, я позвоню, как доведу вас до квартиры.

Я на ощупь поднялась до своего этажа и задержалась у двери, пытаясь попасть ключом в замочную скважину.

— А это еще что? — удивленно спросил меня парень, указывая куда-то передо мной.

Я обернулась к нему с невидящим взглядом.

— Что там? Я ни хрена не вижу…

— Какая-то мазня… Вонючая. Кажется… Кровь? — объяснил он, собрав на кончики пальцев немного жижи, в которой была испачкана моя дверь.

— А-а, это… — протянула я, вспомнив сеанс петушиной магии, что приключился сегодня со мной. — Да у меня сосед тут с кукухой не дружит. Проводил для меня сегодня бесплатный сеанс с потрошением петуха и какими-то заклинаниями. Лечил курс доллара, наверное… Избавитель наш, — процедила я, наконец провернув ключ. — Здесь сейчас часто таких можно встретить.

Парень тихонько хохотнул, перешагивая порог с Кабачком на руках.

— Жесть… Ну и райончик.

Мы зашли домой. Меня трясло и знобило. Кажется, упало давление. Я за пятки слепо стянула кеды и помогла им пройти в ванную. Бедный Кабачок. Парень посадил его в ванну и, рассказав как промыть лицо от перцового газа, отправил меня к раковине. Мы привели себя в порядок, прошли на кухню, и, я устало рухнула на стул. Кабачок забился под стол. Парень без стеснения по-хозяйски принялся лазить по моим шкафам и заваривать чай. Пока он возился, я сощурившись разглядывала его. Он определенно любил аксессуары: пара потемневших серебряных колец и перстней, этнический кулон, выцветшие надписи и иероглифы, набитые на руках. В какой-то момент, когда он доставал чай с верхних полок, я заметила тонкие вертикальные шрамы на его запястьях, скрытые фенечками и часами на одной руке и широким кожаным браслетом на другой. Сама я украшения не любила или скорее не привыкла их носить: ни часы, ни крестик, ни сережки. И сейчас рядом с ним я чувствовала себя немножко голой.

Я улыбнулась заметив насколько похожи наши стрижки. Однако его темные небрежно встопорщенные волосы дополняли короткие бакенбарды. По правде говоря, у него была обычная от природы внешность, но я нашла очень привлекательным его стиль и то, как он себя при этом держал.

Он был одет в простые джинсы и футболку, но с дорогими часами и телефоном. «Либо очень богат и не чувствует нужды что-то доказывать брендовой одеждой, либо очень беден и на последние сэкономленные покупает дорогую технику» — подумала я.

— Спасибо. Если бы не ты… Это было так неожиданно. Я как-то растерялась, — вспомнила я, как не слушались меня ноги после нападения.

— Растерялась? — усмехнулся парень и приземлился рядом на второй стул. — Да если бы я не вмешался, ты бы их раскидала. Я сперва хотел ринуться на их защиту. Ты одному чуть руку не отгрызла, — он, запрокинув голову, рассмеялся, и протянул мне руку над дымящимися кружками. — Егор.

— Вера, — ответила я, пожимая его большую теплую ладонь.

У него было крепкое рукопожатие. Пока горячий чай согревал мой озябший организм, я наконец начала успокаиваться.

— На самом деле, я слышал, что у вас здесь творится. Самому любопытно стало, — завел разговор Егор и поймал на себе мой осоловевший взгляд.

— Не на что здесь смотреть. Угомонитесь вы уже, — я, потрясая руками, устало проговорила кому-то в пространство.

Егор усмехнулся и пристально посмотрел на меня.

— Ну, вообще у тебя тут люди пропадают и всякая чертовщина происходит.

— Люди постоянно пропадают… — покачала я головой.

— А… Ну да, ну да. И в подъездах у вас у каждого по жуткому саркофагу стоит, храните в них… Картошку, — пока говорил, Егор комично разглядывал ногти, и в завершении бросил на меня недовольный взгляд.

— Типа того, да… — протянула я, сдерживая смех.

Парень снисходительно улыбнулся.

— Без шуток. Здесь ведь на самом деле какая-то необъяснимая чертовщина происходит.

Я молча улыбалась, держа свое мнение при себе.

— Что ухмыляешься? Я не придумал ничего. У меня куча свидетелей, — хохотнул парень, — и что самое интересное: все, что здесь сейчас творится, происходило и на Кайласе, где обнаружили тот саркофаг. Я читал истории паломников и путешественников, которые утверждают, что там преломляется время: представляешь, по возвращению с горы они узнают, что прошло больше дней, чем они зафиксировали во время похода. Звучит знакомо? Ага. И там, на Кайласе, частенько сбивается техника, как здесь сейчас; даже обычный компас. У некоторых излечиваются болезни.

Речь его постепенно набрала темп. Зеленые глаза азартно блеснули из-под низких густых бровей. Не договорив Егор остановился и выжидающе посмотрел на меня. Я глупо улыбнулась в ответ.

— Люблю горы.

Я отчаянно не хотела вести этот разговор.

— Эм… Ну да, я тоже. Только горы-то эти непростые… Священные! И попасть туда не так просто. О том и речь. Они оберегаются верующими от любых посягательств извне… Ты знаешь, что ни одному альпинисту не давали до сих пор разрешения взобраться на Кайлас? А те кто нарушили запрет поплатились жизнью. Гора или то, что внутри, не пускает их, — торжественно проговорил он. — И вот, в этой горе была обнаружена древняя гробница неизвестного и саркофаг с его останками. Кем был этот человек? И был ли он человеком? — Егор восхищенно посмотрел на меня.

— Может быть рептилоидом с планеты Нибиру…

— Хо-хо-хо, скептик в студии! Динь-динь-динь! — Егор язвительно улыбнулся, вздернув бровь.

— Извини. Зря я так сказала, — я махнула рукой и прикрыла ей глаза.

Парень сложил руки на груди и задрал подбородок.

— Нет-нет, скажи, что думаешь. Мне интересно.

— Не хочу.

— Говори уже, — строго посмотрел он на меня.

Я сдержала улыбку и развела руками.

— Ну… Раз вы настаиваете… По-поводу саркофага? Это всего лишь историческая находка. Потрясающая, конечно, особенно по значению для изучения истории и культуры Тибета, но она очень даже материальна. Здесь нет никакой мистики. Это гроб с человеческими останками, очень древними, но человеческими. И эти запреты на посещение Кайласа, я более чем уверена, на руку местной администрации. Все это запретное заводит легковерных людей, и вот, у них есть привлекательная туристическая точка, в карман потекли доходы от туризма. Итог: все счастливы.

— Ну, допустим. А преломление времени? Ты же читала признания того ученого, который еще в самом начале расследования в психушку попал? Он даже не поверил тому, что прошло всего три дня, когда его отстранили. Как он утверждал: по его подсчетам шла как минимум вторая неделя его исследований. Или его истории о мгновенных перемещениях в пространстве? Он рассказывал как, мог вдруг оказаться на крыше локомотивного депо или в другом почтовом контейнере, и не понимал, как попал туда. Саркофаг как-то влияет на пространство и время вокруг себя! Похожие истории рассказывают и паломники, побывавшие на Кайласе, — протараторил Егор.

— Смотри, у нас есть показания ученого, у которого, возможно, случилось эмоциональное выгорание на работе или это могло быть банальным совпадением, что именно сейчас у него шарики за ролики поехали; и парочка путешественников из интернета. Как доказать их истории? Верить на слово?

— Ладно…. А что с техникой?

— А что с техникой? — скептически повторила я за ним.

— Что-то странное происходит с ней, когда она оказывается рядом с этими тибетскими находками… Ты слышала, что следствие обнаружило, что пропавшая бригада неоднократно сообщала о неисправностях в работе локомотивов, из-за чего их замена по маршруту происходила чаще, чем положено? — парень явно не намерен был сдаваться. — В отчетах машиниста были указаны многочисленные случаи сбоя электроники. Конечно, благодаря опыту и слаженной работе локомотивной бригады, все обошлось без происшествий… За исключением их последней ночи, — мрачно добавил он. — А ведь то же самое происходит и здесь сейчас! Мобильники разряжаются, аккумуляторы в автомобилях дохнут, лампы моргают!

— Ну, если не брать в расчет недоказуемые слухи, которые распространяют низкосортные СМИ о расследовании, то я могу из собственного опыта сказать. Я ведь в этом районе живу и часто возле депо бываю. За две недели у меня проблем с техникой ни разу не было, — быстро ответила я.

— Ошибка выжившего, знаешь. Если у тебя здесь все работает, это не значит, что за порогом у остальных всё также, — парень смешно нахмурился, устало взглянув на меня из-под полуопущенных век.

Я улыбаясь пожала плечами. Егор закинул руки за голову и уставился куда-то надо мной. Затем он, вероятно, нашел новый аргумент, и снова затараторил:

— А люди, которым становится плохо вблизи станции? Это ты отрицать не можешь. Наверняка, видела хотя бы раз скорую у станции, раз ты туда ходишь. Больные рассказывают о том, что видят тени над контейнером; кто-то видит свет, закручивающийся спиралью над головами охранников, которых приставили к контейнеру. Кто-то даже слышит голоса и песнопения, исходящие из него.

— Видела скорые. Правда, — кивнула я, — а ты видел когда-нибудь как у некоторых верующих случаются припадки во время церковных служб? Здесь то же самое. По-моему, мы говорим об очень впечатлительных и эмпатичных людях с хорошей фантазией.

— Согласен-согласен. Все логично и стройно. Я тоже не дурачок. Но меня заставило сомневаться исчезновение людей, — Егор развел руками, — разве это можно логически объяснить? Вся бригада пропала. Бесследно.

— Ну, у меня нет доступа к делу. Всё, что мы с тобой знаем — из слухов да новостей. Они не могли совсем бесследно исчезнуть. Такого не бывает. Думаю, все эти новостные издания специально придают этому такой флер таинственности. Им же нужно поддерживать интерес аудитории, чтобы их слушали, подписывались и покупали. Всем кушать хочется.

Парень вперился в меня взглядом, облокотившись о руку, отчего указательный палец приподнял его бровь, и сердито сжал в тонкую линию губы. Меня рассмешил его недовольный вид, но я сдержала улыбку.

— Просто я не на той волне, понимаешь? — мне нужно было увести разговор в другое русло.

Я встала, ободряюще сжала его плечо и жестом позвала в комнату. Егор последовал за мной. Мы забрали наши кружки с чаем и переместились в зал. Я села на вращающееся кресло у рабочего стола, а он начал осматриваться.

— Я живу в своем мирке, общаюсь с людьми только по работе, ни телик, ни радио не люблю. Поэтому и значения всего происходящего не понимаю.

Парень бесшумно прошелся по мягкому серому ковру и остановился у карты мира на стене, истыканной булавками.

— Ты везде была? — он положил руки на пояс, выпятил широкую грудь, и, светло улыбаясь, повернул ко мне лицо. Сверкнули его белые зубы, а под глазами от улыбки образовались мешочки.

— Нет. Это то, куда я хочу съездить, — я спрыгнула со стула и встала рядом с ним, радостная, что мы наконец сменили тему.

— А это что? — спросил Егор, заметив чёрную булавку на юго-западе Англии.

Я замялась.

— А… Это первое направление.

— Почему чёрным? — засмеялся парень.

— Ну… Чтобы отличалось от остальных, наверное, — я развела руками и вернулась обратно на стул у рабочего стола.

Егор проследовал за мной.

— Ух! Как в супергеройских фильмах, — парень поднял со стола конверт с письмом из суда по делу о налоговой задолженности, которую я принципиально не хотела гасить, и растопырив три длинных пальца, добавил: — Три «В».

— Что? — не сразу поняла я.

— Васильева Вера Викторовна, — расшифровал он.

— А-а, ты про это. Разве там где-то написано мое отчество?

— Просто догадка, — выкрутился он и его зеленые глаза хитро заблестели.

— По-твоему я не похожа на Витальевну или Валерьевну? Может быть я Васильевна?

— Василий Васильев… Васильев Василий, — задумчиво поднял взгляд Егор. — Да, у меня точно была бы детская травма с таким именем, — он смеясь покачал головой, но поймав мой взгляд на шрамах на его запястьях, добавил: — А, заметила. Нет, это не травма, это подростковый идиотизм, — Егор холодно улыбнулся. Я с сожалением посмотрела на него. — Хотя… Пожалуй, мне до сих пор тяжело… Все это так трудно… Мое тяжелое детство. Эти незаживающие шрамы… Может обнимемся? — Егор протянул ко мне руки, словно моля о помощи. Шрамы на них сверкнули в свете люстры. Когда я подняла взгляд, он лукаво улыбался.

— Жучара…

Я хмурилась, наблюдая как он хохочет довольный собой.

— Знала бы ты как легко девочки клюют на такое. Вы ведь так любите жалеть нас и спасать…

Тем временем что-то привлекло его внимание на столе. Егор протянул руку и в свете лампы блеснула фоторамка. Это была типичная студийная фотосессия девяностых: стандартные позы, сосредоточенные лица, и всё на фоне тяжелых зелёных портьер. С фотографии пристально смотрел молодой мужчина в окружении своей семьи. Строгая военная форма цвета хаки сидела на нём как литая, делая его похожим на неприступную скалу. В одной руке он держал фуражку, а другой придерживал за плечико маленькую девочку в пышном жёлтом платье, сидевшую на его колене. Девочка сердито поправляла толстой ручкой большой белый бант, съехавший на бок её белокурой головки. Позади них, положив тонкую кисть на плечо мужа, стояла женщина в летнем бежевом платье в мелкий цветочек. Короткая стрижка красиво подчеркивала её печальные глаза. Егор приблизил фотографию к лицу.

— Это ты? — повернул он снимок ко мне.

— Ага, мне здесь три.

— Какие щёчки! — рассмеялся парень, комично надув щёки. — Твой отец военный?

Я усмехнулась, сложила руки замком и положила на них подбородок.

— Думаешь, нам уже пора перейти к знакомству с родителями?

— А разве нет? Ах, ты ранишь мои чувства. И это после всего, что между нами было! — Егор картинно схватился за сердце, посмотрел на меня исподлобья и хитро улыбнулся.

— Я не знаю, кем он был. Да это и не важно. Его давно нет в живых.

— О… — Егор замялся и поставил рамку на место. — Как он умер? — спросил он и, поймав мой озадаченный взгляд, быстро продолжил. — У меня самого мама погибла в автокатастрофе, когда мне было шестнадцать. Время идет. Скоро будет пятнадцать лет, как ее нет. Просто, приятно бывает поговорить о ней с кем-то…

— Мне очень жаль… Вы были близки? — я почувствовала как машинально потянулась к нему всем телом.

— Да, она одна воспитывала меня в детстве, отец с нами не жил, но мы виделись всё равно. У них с мамой были какие-то тёрки, это долгая история, и я всё равно многого не знаю, — Егор присел на край стола и, сомкнув руки на груди, продолжил: — В общем, когда её не стало, отец забрал меня к себе. Оказалось, что он часто ездит по стране и иногда за границу в командировки. Участвует в экспедициях, изучает древние находки, встречается с важными людьми. Я был мальчишкой, мне всё было интересно. Я хотел участвовать во всём, чем он был занят. Вокруг него столько всего происходило по сравнению со скучной домашней жизнью, которой я жил до этого. Это отвлекало меня от горя. Да и понимание, что её больше нет, приходило только с годами.

Я опустила глаза, смущенная его словами. Я понимала, о чем он говорил. Мы ведь никогда не забываем любимых, сколько бы времени ни прошло, просто смиряемся с тем, что их больше нет. И остаются нам лишь теплые воспоминания и, пожалуй, их вечный спутник — сожаление. Сожаление, что всё осталось в прошлом.

— Я понимаю, о чем ты. Мне до сих пор бывает хочется чем-то поделиться с ними, посоветоваться… — я подошла к Егору и окинула взглядом карту на стене. — Мой отец тоже много путешествовал. Помню, как мы с мамой всегда ждали его возвращения. Я помню везде где он побывал.

— Так эти места, отмеченные булавками, всё где он бывал в командировках? — заинтересовался Егор, проследив за моим взглядом.

— Да. В детстве я также отмечала их, так что эту карту было легко восстановить по памяти. Услышав от него название очередного региона или города, я садилась за атлас и изучала эти места, прокладывала новый маршрут, которым мог следовать отец, представляла, как вместе мы покоряем Каскадные горы в Калифорнии, путешествуем на верблюдах в пустыне или строим планы, куда отправимся дальше, сидя под Фортингэльским тисом. Возвращаясь он рассказывал удивительные истории, которые произошли с ним, местные жуткие легенды. Конечно, он много приукрашивал, но я была в восторге, — вспомнила я его голос и улыбнулась.

— Представляю… Наверное, вы очень ждали его возвращений?

Егор с теплотой посмотрел на меня. Он слушал. Хотел все это знать. Меня тронул его вовлеченный взгляд.

— Еще как! — смущенно ответила я. — Мама часто болела, много спала. Помню, как тихо у нас было, и как всегда поразительно громко тикали деревянные напольные часы в этой тишине. Но стоило нам получить весточку, что отец возвращается, как мама устраивала праздник. Мы всегда очень готовились к его приезду: делали генеральную уборку. Мама за пару дней уже начинала готовить на стол: таскала мешки с продуктами, заводила тесто, ставила холодец. Строила меня. Хотя вначале я и сама с энтузиазмом относилась к нашим приготовлениям, активно помогала ей, продумывала одежду, в которой буду его встречать, что скажу ему, когда увижу. Он приезжал, жил с нами пару недель, хотя по большей части всё время пропадал где-то «на работе», как говорила мама, и уезжал. Проще посчитать сколько дней он провел с нами, чем в разъездах… Со временем я стала так зла на него, и на маму тоже: за ту глупую слепую любовь, которой она жила. Но однажды он не вернулся. Мне было семь. Эта черная булавка… Туда он отправился в последний раз, — снова указала я на карту. — Мама оббила все пороги предприятия, где он работал, писала Ельцину. А я даже сначала была рада, и мне стыдно сейчас за это… — заключила я, поджав губы.

— Ты была ребенком, — сочувствующе сказал Егор. — Как мама перенесла это? Ты говоришь, она сильно любила его.

— Я не знаю… — растерянно проговорила я. — Я сбежала из дома. Отправилась его искать. Доехала до Москвы с отрядом Артековцев. Это долгая история. В Екатеринбург вернулась в восемнадцать из интерната, — я пожала плечами на шокированный взгляд Егора, мне неприятно было говорить обо всем этом. — Их так и не нашла. У нее остался брат, мой дядя, хотя он всего на пять лет меня старше. Он жил вместе с нами. Мама забрала его… От родственников. Чуть позже после того, как была сделана эта фотография, — указала я рукой на снимок на столе. — Надеюсь, у них все хорошо, — я замолчала, пораженная своей откровенностью. — Так странно, я никогда раньше не рассказывала это никому…

— Незнакомцам бывает проще всего открыться, — ответил Егор.

— Да, наверное… — согласилась я и уставилась на свои руки.

— Но… На самом деле я подмешал тебе сыворотку правды, — Егор хитро вздернул бровь и, салютуя мне, поднял кружку с чаем.

— Ясно, — рассмеялась я, — тогда за тебя, Егор, мне повезло, что этим незнакомцем оказался ты, — мы чокнулись кружками и допили чай. Я наконец обратила внимание на часы: — Уже много времени. Тебе, наверное, пора. Спасибо еще раз, за помощь.

Я встала, чтобы проводить его до двери. Егор отошел от стола, остановился в проходе темной прихожей и медленно повернулся ко мне. Мы встретились взглядами. Он не улыбался и напряженно смотрел на меня.

— Ты мне поверишь, если я скажу тебе, что твой отец скорее всего жив? И я, возможно, знаю, как его найти.

— Что? — оторопев застыла я на месте.

— Мой отец доктор исторических наук, я говорил тебе, что он много путешествовал. Он сейчас в Екатеринбурге, помогает в расследовании дела с находками из Тибета. Его пригласили в качестве консультанта, — пояснил Егор и губы его вытянулись в строгую линию.

— Думаешь, мой отец связан с этим делом? — поймала я его мысль.

— Да. Я перебирал документы по делу, что предоставили отцу для изучения, и нашел, понимаешь, сходства с твоим: имя, и то, что ты рассказала о нем. В дневнике, например, который вел один из участников экспедиции, были описания заказчика этих раскопок: закрытый, статусный, с военным опытом. Этот ученый упоминал некоторые его путешествия, которые они, очевидно, обсуждали, в том числе последнюю, со слов этого заказчика, поездку в Англию.

Где-то внутри у меня упало сердце. Оперевшись о стену, я думала.

— Могу ли я увидеть эти документы?

Не знаю, какой взгляд у меня был, но Егор тут же расслабился, глаза его вновь засияли, он тепло улыбнулся, наклонился ближе и инстинктивно протянул руку к моему плечу, но, очевидно, сам того от себя не ожидая, незаметно одернул её, запустив пальцы в свои волосы.

— Да, я принесу тебе всё до чего дотянутся руки, — неловко рассмеялся он, почёсывая затылок, — как только смогу, конечно.

— Спасибо, — мягко сказала я.

Егор, наклонив голову, соблазнительно улыбнулся. Я была благодарна, но пора было его выставить. Он взял мой номер телефона, а я согласилась как-нибудь выпить с ним кофе.

Когда я закрыла за парнем дверь и подошла к окну, со двора выезжала машина скорой помощи. Очевидно, они увозили моего нападавшего. Мне стало стыдно. Я совсем забыла о нем. Надеюсь, рана была несерьёзной. В ноздри ударил запах сигарет. Кто-то из соседей курил под козырьком подъезда.