Читать онлайн
"Борьба с допингом: современная инквизиция. Том 2"

Прежде, чем погрузиться в дебри разбирательств вокруг антидопингового доклада Макларена, связанных с ним судебных тяжб и прочих злоключений российского спорта, попытаюсь объяснить, как устроена мировая система спортивного правосудия. Формально она является средством разрешения конфликтов, а не карательным органом, который покушается на права и свободы людей. Но по факту в антидопинговых делах творятся такие вещи, что суд Святой инквизиции по сравнению с ними просто отдыхает.

Собственный спортивный судебный орган в 1983 году придумал самый креативный президент МОК Хуан Антонио Самаранч. Необходимость создания новой юрисдикции вне общегражданских систем объяснялась дороговизной и медлительностью национальных и международных судов, не понимающих специфику спорта. Ну, а в реальности функционерам МОК и международных федераций, видимо, хотелось вершить правосудие самостоятельно, без оглядки на местные законы и нюансы разбирательств, которые порой и правда иногда выглядели не слишком внятными.

Конечно, лишить гражданина права обратиться в обычный суд по любому вопросу в цивилизованной стране не может никто. Но Хартия МОК настоятельно рекомендует участникам олимпийского движения разрешать споры в третейском Спортивном арбитражном суде (CAS). Правда, национальная судебная система Швейцарии (страны, где МОК зарегистрирован как юрлицо) признала CAS только в 1994-м. Но с тех пор жалобы на спортивный арбитраж разбираются только по формальным признакам. Швейцарский трибунал может вернуть дело в арбитраж из-за процедурных нарушений, но не по сути вынесенного решения.

Аргумент по поводу экономии денег на «карманном правосудии» испытания временем не выдержал. Сейчас только за обращение в лозаннский арбитраж надо заплатить тысячу швейцарских франков (это более 100 тысяч рублей). И эту сумму надо увеличить в несколько раз из-за расходов на адвокатов и переводчиков, а в случае поражения – и на погашение других издержек. В целом участие в процессе обходится не меньше, чем в 15 тысяч франков (полтора миллиона рублей) с одного человека. А, например, разбирательство вокруг румынской теннисистки Симоны Халеп, с учётом затрат на юристов и экспертов, влетело в 1,7 миллиона франков. Многим атлетам, которые не являются звёздами спорта, такие расходы не по карману, и они по финансовым причинам отказываются от попытки доказать свою невиновность. При этом учредители арбитража ежегодно перечисляют на организацию его работы более девяти миллионов франков (900 миллионов рублей).

На сайте CAS говорится, что рассмотрение одного дела обычно занимает от шести месяцев до года. Но по факту от завершения заседаний до оглашения вердикта проходит ещё несколько месяцев. А обращение спортсмена в Лозанну предваряет дисциплинарное разбирательство в международной или национальной федерациях (или в национальном антидопинговом агентстве). В общем, путь от обвинения до решения вопроса иногда занимает до двух лет, и всё это время спортсмен обычно отстранён от участия в соревнованиях. Для атлетов, взрослая карьера которых занимает 10-15 лет (а её пик – 4-5 лет) подобная неспешность катастрофична. Между тем опыт судов, действующих во время Олимпиад (CAS ad hoc, CAS AHD), показывает, что при наличии доброй воли реально разобраться буквально за два-три дня.

Также имеются большие вопросы к объективности суда и вообще антидопинговых инстанций с точки зрения геополитической конъюнктуры. Изначально было рекомендовано до 40 процентов арбитров приглашать из Европы в ущерб остальным континентам. К 2024-му в Совете CAS за Старым Светом оказалась половина мест. Между тем, как бы они не стремились судьи возвыситься над глобальными процессами, всё равно они так или иначе зависят от влияния медиа своих стран. Непропорциональное представительство разных регионов мира и политических блоков в Лозанне (с огромным перекосом в сторону западного лагеря) ставит под вопрос международный характер миссии CAS.

По состоянию на начало 2024 года президентом Всемирного антидопингового агентства являлся поляк Витольд Банька, в 2019 году сменивший на этом посту британца Крейга Риди. Международное агентство тестирования (ITA) возглавляла француженка Валери Фурнейрон. Международное агентство по обеспечению честности в теннисе - британка Джени Прайс. Орган по борьбе с негативными явлениями в лёгкой атлетике - новозеландец Дэвид Хоуман. Орган по контролю за соблюдением правил в области управления, прозрачности и борьбы с допингом в биатлоне - ирландка Луиза Рейли. Спортивный арбитражный суд - австралиец Джонс Коутс. Международный олимпийский комитет - немец Томас Бах.

Ну, а самое печальное в антидопинговых делах – то, что они трактуются в CAS как трудовые споры, исключающие презумпцию невиновности в отношении подозреваемых. То есть в ответ на любое подозрение в применении запрещёнки со стороны антидопинговых организаций именно спортсмен (а не обвинитель) за свой счёт обязан доказывать, что «он не верблюд». И это огромная проблема, особенно в тех случаях, когда речь идёт о старых пробах. По правилам ВАДА перепроверка может быть организована в течение десяти лет. Но спустя такой срок найти свидетельства (например, в подтверждение версии о случайном употреблении запрещённой субстанции) практически невозможно.

Конечно, есть нюансы. Например, Верховный суд России определил в гражданском законодательстве презумпцию вины причинителя вреда личности гражданина или юрлица. В таких судебных процессах (в том числе по делам о медицинских ошибках) бремя доказательств лежит на обвиняемом. Однако суть здесь в защите прав простых людей перед нарушениями со стороны организаций, а не наоборот, как обычно происходит в допинговых делах.

Отдельный шик - использование в антидопинговых делах CAS британского стандарта «баланс вероятностей». Это когда суд принимает решение в пользу той стороны процесса, которая представила хоть немного более убедительные (не обязательно абсолютно чёткие) доказательства своей правоты по сравнению с оппонентами. В хозяйственных спорах такой подход, быть может, и выглядит адекватным. Но когда решается судьба спортсмена, его карьеры, его репутации… Когда по сути нужно ответить на вопрос, является ли человек преступником, или нет, подобное гадание арбитров выглядит настоящим издевательством.

Наверное, в других сферах временное отстранение от должности из-за профессиональных ошибок или за этические нарушения – это нормально. Однако спортивная дисквалификация распространяется сразу на всё олимпийское движение (перейти в другой вид спорта наказанному нельзя) и на государственные учреждения, включая спортшколы. И даже участие допингёра в коммерческих шоу под вопросом (если в них задействованы действующие спортсмены и тренеры). И если в США, например, у спортсмена есть возможность пристроиться в лигах, которые не признают кодекса ВАДА, то в России бан за допинг – это фактически запрет на профессию.

Вообще-то подобная мера (запрет заниматься определенной деятельностью) – это статья уголовного кодекса. И такое наказание должно выноситься судом общей юрисдикции. По логике спортивные инстанции не могут подменять конституционные органы правосудия, тем более с нарушением норм уголовно-процессуального права и Всеобщей декларации прав человека. Однако подобное при полном попустительстве омбудсменов происходит в сфере спорта сплошь и рядом, в том числе в отношении несовершеннолетних.

Вопросы антидопинга занимают примерно 30 процентов судебной практики CAS (это около сотни дел в год). В основном имеют место апелляции на решения национальных арбитражей или агентств, а также на вердикты международных федераций. Во многих странах есть свои антидопинговые суды. Например, в составе Олимпийского комитета Италии действует Национальный антидопинговый трибунал. А решение USADA можно оспорить в арбитражном органе под названием New Era (ранее эти функции выполняла Американская арбитражная ассоциация).

А вот в России подобная схема не прижилась. Свой спортивный арбитраж пытались создать при Торгово-промышленной палате, но большая часть наших спортсменов всё равно искали правду в Лозанне. Сейчас это упущение пытаются исправить. Впрочем, большая часть апелляций исходит не от атлетов, а от ВАДА, которое пытается ужесточить приговоры. Так что идти в международный арбитраж приходится без вариантов. Во всяком случае, до тех пор, пока мы признаём Кодекс ВАДА и Олимпийскую Хартию.

Что касается того, как организовано рассмотрение дел в CAS, то вердикт обычно выносят три арбитра (по ускоренной процедуре можно пройти слушания в антидопинговом департаменте CAS ADD с одним судьей). Председатель коллегии (панели) назначается руководством суда, двух оставшихся арбитров выбирают стороны процесса. Каждая из них может назначить «своего представителя» из списка судей. Но это очень условный момент, ведь нет никаких гарантий, что такой назначенец будет отстаивать интересы тех, кто его выбрал. Возможности запросить непредвзятый суд присяжных, как в уголовных или в обычных арбитражных судах, у спортсменов нет.

Ну и в целом суть нынешней работы CAS и ВАДА кажется сомнительной. Особенно после того, как Всемирное агентство при помощи суда начало диктовать суверенным государствам, какие им следует принимать законы по борьбе с допингом (в противном случае урожая лишить флага на Олимпийских играх и чемпионатах мира). Идея создания универсальных законов для всего мира вообще кажется дикой в любой сфере. Есть какие-то общие принципы. Но, например, борьба с наркотиками (которые тоже по факту являются запрещёнными веществами) в разных странах различается просто кардинально, и конца света из-за этого не наступает. И никто не выкручивает руки национальным парламентам с требованием изменить подход, как это делает ВАДА в сфере антидопинга.

Да, спортсмены из разных сборных, которые соревнуются на международных стартах, вроде как должны находиться в равных условиях. Но повод ли это диктовать миллионам атлетов от мала до велика, что им есть на ужин и под каким углом писать в пробирку? Прикрываясь благой идеей равенства возможностей на соревнованиях, борцы за чистый спорт вторглось в такие дерби, что происходящее в сфере запрещёнки оказалось большим злом, чем сама фарма. И это даёт основание думать, что создание ВАДА стало огромной ошибкой.

Тем более, что проект Дика Паунда по факту стал рейдерским захватом антидопингового движения. Ещё в 1988 году (на 11 лет раньше Всемирного агентства) была принята Международная антидопинговая хартия, одобренная ЮНЕСКО и правительствами многих стран. Тогда же началась разработка единых стандартов допинг-контроля и списка запрещённых препаратов и прочих моментов, которые в нулевые ведомство Паунда изобрело заново. То есть работа по контролю над опасными для здоровья препаратами в спорте велась и без ВАДА, с единственным принципиальным отличием – без нагнетания и жандармских методов.

Форсирование борьбы за чистый спорт привело тому, что общая стоимость антидопинговых мероприятий в спорте высших достижений достигла 500 миллионов долларов в год. При этом, по подсчётам Движения за заслуживающий доверия велоспорт (MPCC), за год в мире происходит до 400 значимых допинговых инцидентов, информация о которых попадает в СМИ. То есть процесс поимки одного допингёра топ-уровня обходится более чем в миллион долларов. И это, не считая убытков организаторов соревнований из-за выплаты дополнительных денежных вознаграждений при пересмотре результатов. Ведь взыскать деньги у призёра в случае аннулирования результатов задним числом можно только в том случае, если он после отбытия наказания решит возобновить карьеру.

Несмотря на всё это, антидопинговое безумие продолжается, и мировые правительства продолжают щедро его спонсировать. И в таких условиях антидопинг превращается в супервыгодный бизнес-проект. Бюджет ВАДА на 2024 год составляет 55 миллионов долларов, бюджет РУСАДА - 782 миллиона рублей (это около 8,6 миллиона долларов, а национальных агентств в мире более сотни), международные федерации тратят на свои антидопинговые программы более 50 миллионов в год, обеспечение «чистоты» Олимпиады-2024 обойдётся МОК примерно в 10 миллионов долларов. Но это только расходы на тестирование.

Естественно, от такой кормушки борцов за чистый спорт уже не оттащить. Поэтому учёным и тренерам, которые пытаются оппонировать радикалам из ВАДА, буквально затыкают рты. Например, в методическом пособии «Допинг в современном спорте» под редакцией Елены Полынской в 2006 году открытым говорилось следующее: «Факт крайне вредного воздействия многих запрещённых веществ принимается без серьезных доказательств, особенно в плане схем применения препаратов - их дозировки, продолжительности использования, связи с характером процесса подготовки и др. В самом спорте негативные последствия использования допинга (травмы, заболевания и др.) занимают не самое весомое место среди остальных факторов риска, создающих опасности для здоровья спортсменов».

Однако уже через десять лет, после всех антидопинговых экзекуций в отношении нашей страны, в учебном пособии 2019 года «Основы антидопингового обеспечения спорта» под редакцией Эдуарда Безуглова и Евгения Ачкасова подчёркивается, что распространение запрещёнки «представляет угрозу здоровью нации в целом» и даже доносы Григория Родченкова в ВАДА оцениваются российскими авторами нейтрально. Разумеется, в рамках дискуссии допустимы любые подходы. Проблема только в том, что своих сторонников борцы за чисты спорт представляют этакими светлыми рыцарями, а оппонентов – всадниками Апокалипсиса.

На фоне фобий в отношении PED многие страны начали вводить запрет на допинг в спорте в свои уголовные кодексы. Однако этот опыт получился очень неоднозначным. Почти за шесть десятилетий во всём мире не зафиксировано ни одного случая реальной посадки спортсмена за применение запрещёнки. Были условные сроки, была тюрьма для тех, кто распространял допинг и склонял к его употреблению. Но не для самих атлетов, что вызывало жестокое разочарование у радикальных борцов за чистый спорт. Из-за этого Франции законы меняли дважды, а в Италии в 2000-м приравняли допинг к мошенничеству, открыв возможность для отправки спортсменов на нары на срок до трёх лет.

Но в реальной практике судов общей юрисдикции попытки посадить атлетов за решётку разбиваются о невозможность доказать преступный умысел. Кроме того, на фоне остальных преступников судьи не видят большой общественной опасности, исходящей от допингёров. То есть когда вопросы распространения препаратов, улучшающих спортивные результаты, попадают из профессиональной песочницы в реальную жизнь, выясняется, что проблема не столь трагична, как это пытаются представить те, кто осваивает миллионные антидопинговые бюджеты.

Помимо прочего, допинговые залёты в уголовном законодательстве обычно трактуются как преступления небольшой тяжести с коротким сроком давности (в России он составляет всего два года). Это сильно демотивирует следственные органы, с учётом сложной специфики, необходимости проведения экспертиз и проч. В такой ситуации крайними обычно оказываются врачи, дававшие спортсмена запрещёнку.

Было много опасений, что принятый в 2020 году в США Акт имени Родченкова из-за своей экстерриториальности угрожает атлетам из других стран. Дескать спецназ планирует чуть ли не похищать иностранных допингёров, помешавших выиграть американцам, чтобы на территории Штатов засадить их в тюрьму сроком до десяти лет. Однако вскоре выяснилось, что этот закон в первую очередь направлен против дилеров допинга, которые являются организаторам крупных схем сбыта запрещённых препаратов.

В России первый приговор по уголовному делу за склонение спортсменов к употреблению допинга вынесен только в 2020 году (через 13 лет после появления такой возможности в УК РФ). Тренер по пауэрлифтингу из Северодвинска получил два с половиной года лишения свободы (правда не отправился за решётку из-за истечения срока давности). Два года и шесть месяцев колонии (но уже с отбытием) в 2021-м дали фитнес-инструктору из Копейска, но там ещё фигурировала статья за наркотрафик. А в 2014-м году врач велокоманды «Русвело», прописавший спортсменам противоастматический препарат фенотерол, признан районным судом Самары виновным в административном правонарушении и получил дисквалификацию на год, что сильно расходилось с Кодексом ВАДА, предполагавшим четыре года отстранения.

И здесь возникает ещё один интересный момент – двойное наказание для спортсменов и тренеров в случае рассмотрения их дел в гражданских судах. Получается, что допингёр получает отстранение в спорте, а потом за то же самое – срок в суде общей юрисдикции. С точки зрения права это, мягко говоря, не самая приятная ситуация. Ну и вообще – возникает законный вопрос: если государство само хочет контролировать вопросы со спортивной запрещёнкой, зачем тогда вообще нужно ВАДА с его громоздкой структурой, непрозрачными решениями и безумными регламентами?

Мое мнение – если Всемирное агентство вдруг исчезнет, мир спорта только облегчённо выдохнет. Без политического диктата агентства всеми вопросами со взятием проб и лабораториями может спокойно заниматься Международное агентство по тестированию. Кроме того, в каждой стране есть национальные агентства, а в каждой федерации - свои трибуналы. А если что не так - разберутся суды общей юрисдикции. На уровне ЮНЕСКО имеется Конвенция по борьбе с допингом - более универсальный инструмент, чем Кодекс ВАДА. Научные группы при этой организации вполне способны сделать запрещённый список более внятным и справедливым.

В мире сейчас вообще огромный кризис международных организаций. Они не могут толком решить ни одной общепланетарной проблемы - от экологии и глобального потепления до пандемии и терроризма. При этом многие такие структуры полностью зависят от наёмных клерков, которые далеки от взвешенного подхода и порой руководствуются личными политическими мотивами. Всё это в полной мере относится и к ВАДА. С той разницей, что большинство международных организаций являются консультативными, а антидопинговое агентство благодаря бесхребетности МОК обрело возможность учить жизни целые страны.

В мире спорта хватает успешных структур, которые спокойно существуют без ВАДА, и в них при этом не наступает допинговый Армагеддон. Среди ярких примеров - американские профессиональные лиги: баскетбольная (НБА), бейсбольная (MLB), хоккейная (НХЛ) и по американскому футболу (MLS). Они являются коммерческими организациями, и им нет никакого резона терять доходы, подчиняясь стандартам ВАДА. Практические все аспекты жизни лиг определяются коллективным соглашением с профсоюзом игроков, которое регулярно обновляется. Это огромный документ, а Антидопинговая программа является его составной частью.

Например, в коллективном соглашении НБА 2023 года регламент по наказанию за PED изложен только в 33-й главе, и ему посвящены лишь 23 пункта. По сравнению с талмудом Всемирного антидопингового кодекса (171 страница) и запрещённого списка ВАДА (ещё 34 листа) антидопинговая программа НБА - поверхностная прокламация. Но самое интересное здесь - сравнивать наказания за провал тестов. Помимо большого штрафа, НБА отстраняет провинившегося на 25 игр - за первое нарушение, на 55 игр - за второе (это примерно две трети регулярного сезона). Третий допинговый инцидент означает увольнение. Кодекс ВАДА за первое нарушение предполагает дисквалификацию от двух до четырех лет, а за второе - пожизненное изгнание из спорта.

Наверное, традиции профессиональных лиг в США были бы внутренним делом этой страны, если бы эти лиги не влияли на международный спорт. Но игроки НБА и НХЛ имеют возможность выступать в чемпионатах мира и на Олимпиадах. Приезжая в сборную, они попадают под юрисдикцию ВАДА и могут быть протестированы по международным стандартам. Но это продолжается максимум два месяца в году. Всё остальное время спортсмены, выступающие в Штатах, живут по другим правилам.

Например, на Олимпиаде-2014 хоккеист сборной Швеции и команды НХЛ «Вашингтон» Никлас Бекстрём был пойман на псевдоэфедрине и отстранен от финального матча. Но последствий для шведа это не имело - выяснилось, что в НХЛ данное вещество не запрещено. А международная федерация и МОК заявили, что злой умысел в действиях Бекстрема отсутствовал - он всего лишь выпил лекарство от аллергии, и поэтому оснований для дисквалификации и лишения олимпийской медали нет. ВАДА пыталось оспорить этот вердикт в суде, но потом пошло с адвокатами Никласа на мировую, и ограничилось выговором нарушителю. Через три года российский хоккеист Данис Зарипов получил за тот же псевдоэфедрин после матча КХЛ два года дисквалификации (суд потом снизил наказание до полугода).

Помимо несоизмеримого по мягкости наказания в американских лигах по сравнению с Кодексом ВАДА и более короткого списка запрещённых веществ, критики антидопинговых правил профессионального спорта в США отмечают либеральные правила внесоревновательного тестирования - в межсезонье оно практически отсутствует. Анализы крови в НБА берутся только с 2015 года (к тому времени в мире за ЭПО, тестостерон, гормон роста и другие «кровяные» допинги были дисквалифицированы десятки атлетов), а биопаспорт в лиге не используется до сих пор.

Особая тема - отношения ВАДА с Национальной университетской спортивной ассоциацией (NCAA). Если в случае с четырьмя профессиональными лигами речь примерно о двух тысячах спортсменов, то под крылом NCAA находятся более 500 тысяч атлетов-студентов из всех возможных и невозможных видов спорта. Не все из них дотягивают до уровня сборных, но многие участники чемпионатов NCAA становятся олимпийцами. Американские спортсмены-студенты также участвуют во Всемирных универсиадах, тестирование на которых проводится по правилам ВАДА. Однако сама NCAA этих правил не признаёт. Поверки на допинг в NCAA проходят в рамках собственной программы силами организации под названием Drug Free.

Также достоин внимания антидопинговый опыт профессиональных боксерских ассоциаций (WBA, WBC, IBF, WBO), а также бойцовских промоушенов. Они тоже не подписывали Всемирного антидопингового кодекса. Правда, UFC, самая успешная структура ММА, в качестве партнера по борьбе с допингом с 2015 года использовала USADA, и в результате все бойцы попадали под регламент Всемирного агентства. Итог получился ошеломительным — за восемь лет были пойманы около пяти сотен спортсменов. Но в 2023 контракт расторгли из-за дурацких требования USADA в отношении возобновившего карьеру Конора Макгрегора.

Так что сейчас проверкой бойцов UFC и других промоушенов, а также боксеров занимаются Атлетические комиссии отдельных штатов. У каждой из них - свой регламент и своя система наказаний. Возможна ситуация, при которой боец или боксёр получает дисквалификацию в одном штате, но имеет возможность драться в другом. Не говоря уже о том, что наказания не распространяются на разные промоушены и разные страны. Например, россиянин Иван Штырков в 2019 году был дисквалифицирован UFC на два года за применение стероидов, но после этого продолжил выступления в японском чемпионате RIZIN.

В боксе тестирующая организация, как правило, назначается атлетической комиссией или промоутерами. В этой роли часто выступает Добровольная антидопинговая ассоциация (VADA). Из-за схожести аббревиатур её часто путают с ВАДА, но это разные организации с разными регламентами. Существенное отличие - в том, что ВАДА - наднациональная структура, а VADA действует по принципу «любой ваш каприз за ваши деньги». Так что решения, основанные на результатах тестов VADA, иногда вызывают шок.

Свои антидопинговые программы, независимые от ВАДА, есть в также в профессиональном гольфе (PGA и LGA туры, в отличие от Международной федерации гольфа не являются подписантами Всемирного кодекса). То же самое касается автогонок NASCAR, лиги рестлинга WWE, лиги бодибилдинга NANBF и ещё массы других организаций. Никогда не устраивал соревновательных тестов организатор экстремальных X-Games американский телеканал ESPN. Правда при этом все участники этих стартов открыты для внезапных проверок ВАДА, но это слабое утешение.

В общем, спортивная жизнь в США кипит из без Всемирного антидопингового агентства. Сотни тысяч американских спортсменов и легионеров в разных видах спорта живут по другим законам, чем их коллеги из других стран. ВАДА иногда критикует американцев за вседозволенность, но в целом не делает из этого трагедии, поскольку рычагов влияния на коммерчески успешные лиги у борцов допингом из Монреаля нет. Так что ВАДА предпочитает нападать на более уязвимых участников антидопингового процесса, вероятно полагая, что большие деньги сами по себе делают спорт чище.