Читать онлайн
"Супервратарь и другие фантастические истории"

1

Как раз перед появлением этого странного типа в комнате «Гладиаторов» Фреди Анвайзер, менеджер команды, стуча по крышке обшарпанного стола обломком клюшки и обильно брызгая слюной, орал на капитана Дика Обманна:

— Ну какой же ты не подонок, Дик? Ведь ты сам проворонил два момента! Две верных банки!.. Да об тебя за это ворота раздробить мало! А во втором периоде? «Принцы» полезли, как бешеные, эти сосунки-братья в защите растерялись, Фол в воротах дохлой кошкой болтался, а ты? Где ты был? Ты же капитан, чёрт возьми!!!

Дик вяло отругивался:

— Ну чего я мог?.. Чего на меня-то всё?.. Не везёт, сам знаешь...

Забияка Джимми Цвист, нападающий первой пятёрки, боялся (и сам не мог понять — почему?) лишь одного человека на свете — Фреди Анвайзера и потому помалкивал в тряпочку. А бесновался менеджер не зря: «Гладиаторы», два года назад забравшие кубок континента, нынче были на предпоследнем месте в таблице. Если дело пойдёт так и дальше, и если их не убьют болельщики (а угрозы уже были), они могли вылететь в большую трубу и лететь долго-долго...

Чего только не предпринимали. Вытолкали в шею трёх-четырёх «гладиаторов» — скинули балласт, за бешеные деньги переманили из «Эвереста» знаменитого Боба Бюффеля, взвинтили тренировки... Масть не шла. Сегодня их разгромили девятый раз подряд. 12:3 — с таким счётом «Гладиаторов» ещё никогда не колошматили. Фреди Анвайзер окропил своей слюной уже полкомнаты, когда зашёл этот парень.

2

На вид ему было лет тридцать, никак не меньше, фигурой мало походил на спортсмена — хиляк, и одет так, что не поймёшь: рабочий? бродяга? конторщик?.. Лицо его было до странности неподвижным: он не окинул взглядом комнату, как делают все нормальные люди, не улыбнулся и даже вроде бы не моргал. Он просто вошёл и начал молча рассматривать троицу, сидящую за голым деревянным столом, над которым, казалось, ещё клубились изрыгнутые Анвайзером ругательства. Пауза затянулась.

Первым Цвист, придавленный долгим молчанием своим и затянувшимся общим, неожиданно взвизгнул:

— Чего вылупился? В зоопарк пришёл?!

Парень и не посмотрел в его сторону, даже как будто и не слышал, но сделал шаг вперед.

— Кто из вас — мистер Анвайзер?

Фреди буркнул:

— Ну я... В чём дело?

Парень неторопливо подошёл к столу, пододвинул ногой стул с рваным сиденьем, снял с себя и аккуратно повесил на спинку стула кожаную поношенную куртку и сел. Всё это он проделал ужасно медленно и невозмутимо. Фреди вопросительно, Дик с интересом, а Джимми со злостью смотрели на него.

— Мистер Анвайзер, — парень взял брошенный менеджером обломок клюшки и задумчиво повертел его в руках. — Я — Ник Раш. Условия: трёхкомнатный номер в отеле, машина, тысяча монет за матч и — никаких вопросов.

— А не соблаговолит ли многоуважаемый Ник Раш разрешить задать ему всего один вопросик? — необычайно цветисто прошипел Джимми. — Какой марки авто он предпочитает?

— «Альфа», — наконец-то взглянул на Джимми, и очень серьёзно взглянул Ник Раш.

Тот только и нашёлся, что хмыкнуть.

— И всё же не совсем понятно, старина, — не без иронии спросил добродушный Дик Обманн, — за номер-люкс, «Альфу» и тысячу монет ты будешь подбадривать моих ребят свистом с трибуны? Или, может, точить нам коньки?

— Всё намного проще, капитан, я буду защищать ворота «Гладиаторов».

Что это — наглость? Дик посмотрел на Фреди, тот на него.

— Но если ты знаешь, что я капитан, то должен быть в курсе, что в воротах у нас стоит Фол Браун, один из лучших вратарей лиги...

— Но и вы знаете, капитан, и вы, мистер Анвайзер, что игра Брауна бесцветна, как его фамилия. Он пропускает в среднем по две и три десятых шайбы за игру. Я подсчитал. Я же не пропущу ни одной. Есть разница?

Надо было видеть, как взбеленился Джимми Цвист. Ещё бы, оскорбили его лучшего приятеля, Фола, и кто оскорбил? Проходимец какой-то! А может, сумасшедший? Но пока Джимми подбирал самое труднопроизносимое ругательство, момент был упущен.

— Что-то не припомню я вратаря в лиге с такой фамилией, или вы играли за кордоном? — спросил Анвайзер.

— Нет, до этого я играл в хоккей только в детстве. Но я не пропущу ни одной, — веско повторил Ник Раш.

Может, что-нибудь во взгляде странного парня или в тоне его голоса подействовало на менеджера: что ни говори, а чутьё профессиональное у Фреди Анвайзера было. Да и чем чёрт не шутит, а вдруг? Уже и за соломинку впору хвататься.

— Ну что, Дик, испытаем? — толкнул он локтем капитана.

— Но учти, — проворчал Джимми, — если это хохма, если ты нас разыграл, несдобровать тебе! — И он с хрустом сжал корявые пальцы в отвратительный кулак, блеснувший в свете неона рыжей щетиной.

— Где форма? — спокойно спросил Ник Раш.

3

Лёд хоккейной площадки уже был протёрт машиной и однотонно блестел, словно и не крошили его в мелкие брызги пару часов назад коньки игроков. В огромном пустом зале слова отлетали от стен, точно шайба от борта.

Форма Брауна была великовата Нику, и он всё время её поправлял. Безобразная, похожая на череп маска была ещё сдвинута на затылок и смотрела пустыми глазницами в потолок.

Пока Дик и Джимми прокатывались по площадке, чтобы встряхнуть уже успокоившиеся мускулы, Ник Раш тихо сказал Анвайзеру:

— Я сейчас встану в ворота, и пусть они начнут бить только через десять минут, как только я надену маску на лицо. Не раньше. И ещё: ни в коем случае не разговаривать со мной во время испытания и десять минут после него, до тех пор, пока я не сниму маску. Запомнили? Им это сами объясните.

Анвайзер только пожал плечами — что ж теперь делать, надо идти до конца.

Ник Раш подъехал к уже установленным левым воротам, привалился спиной к верхней перекладине и застыл. Менеджер подозвал к себе хоккеистов.

— Ребята, на что надеется этот парень, неизвестно, но если он не шутник — вам надо выложиться. Ваша задача — засунуть ему как можно больше шайб. Учтите, от этого зависит судьба Фола. Начнёте, как только он наденет маску... Да, вот ещё что: не болтайте с ним в то время, пока он в маске. Это его условие... Не ворчи! — прикрикнул он на скривившегося Джимми.

Все трое уставились на Ника. Прошло минут пять.

— Точно говорю — чокнутый! — не выдержал Джимми. — Может, он издевается над нами? Встал, как крест на могиле, и торчит! Сволочь! Ублю...

Привычное ругательство на этот раз застряло у Джимми в горле. Он оторопело глянул на капитана и менеджера, у тех у самих на лицах натянулись растерянные улыбки. Чёрт-те что! Только что этот проклятый череп был у Ника на затылке (они все трое глаз с него не спускали!), и вдруг маска оказалась на лице! Когда он успел?

Фреди Анвайзер вынул из кармана чёрную литую таблетку шайбы и бросил на лёд:

— Поехали!

Джимми прилепил её к клюшке и, набирая скорость, понёсся по касательной к воротам. Дик заходил справа — на добивание. Этот приём у нападающих первой пятёрки «Гладиаторов» был отработан до автоматизма. Ник, согнувшись и совершенно не шевелясь, ждал.

Джимми уже увидел огромный треугольник в верхнем ближнем углу ворот и метров с четырёх сильнейшим щелчком ввинтил шайбу туда. Шайба, точно пуля по стволу ружья, не уклоняясь, должна была с колоссальной силой врезаться в створ ворот.

Дик уже перестал отталкиваться ото льда коньками, начал выпрямляться и по привычке поднимать клюшку вверх, приветствуя классный удар... И вдруг! Шайба исчезла в перчатке Ника! Нет, она не изменила полёта, просто рука вратаря оказалась на пути. Нападающие вытаращили глаза.

Ник сделал неуловимое движение, шайба упала на лёд и покатилась под ноги Джимми. Тот даже как-то испуганно отпихнул её капитану.

Ещё ничего объяснить было нельзя. Да и что там объяснять — Джимми точно, на все сто процентов был уверен, что Ник Раш не должен был, не успевал брать эту шайбу. И всё же взял!

Джимми, стоя на одном месте, наблюдал, как Дик Обманн, лучший бомбардир лиги прошлого года, сделал для разгона круг и начал приближаться к воротам. На шайбу Дик не смотрел, взгляд его выискивал брешь в квадрате ворот. Он ударил с размаху. Джимми не то что увидел, а почувствовал, как Ник Раш молниеносно выкинул левую руку, и шайба скрылась в ловушке. Вообще-то движения даже и не было видно, но факт — шайба снова была у него в перчатке.

Дик и Джимми били, щёлкали, лупили, стреляли по воротам тяжёлым резиновым кружком, но всё было бесполезно: шайбу точно заколдовали — она прямо-таки прилипала к левой руке вратаря. И самое странное, что Ник Раш почти не двигался. Вернее, он оказывался то в одном, то в другом углу ворот, но ни начала, ни хода движения заметить было невозможно. Словно смотришь киноленту, в которой не хватает кадров.

Когда нападающие уже перестали вкладывать силу в удары, Анвайзер крикнул:

— Хватит, ребята, а то тут и свихнуться недолго. Оставьте его, — и, когда они подъехали с растерянными улыбками, утирая обильный пот на лицах, он, еле сдерживая дрожь в голосе, тихо сказал: — Всё, кубок наш! Дьявол он, сумасшедший или марсианин, но таких вратарей я ещё не видел. Это –– супервратарь!

4

На первом матче ни публика, ни репортёры, ни противники ещё толком ничего не поняли.

«Гладиаторы» хотя и знали о феноменальных способностях нового вратаря от Дика и Джимми, но по привычке сначала ещё жались к своим воротам, когда ребята из «Плутона» (команды, занимающей второе место в таблице) нажимали. Но потом освоились, и под конец первого периода они уже почти не обращали внимания на тылы и яростно насели на ворота, в которых вскоре метался уже второй вратарь «Плутона».

Трибуны ледового зала ревели и клубились от суматошного крика:

— Гла-ди-а-то-ры-ы-ы!.. Да-ва-а-а-ай!..

На табло светился давно не виданный счет — 14:0. На Ника Раша мало обращали внимания, потому что игра велась в основном у противоположных ворот. Лишь раза два-три, когда кто-нибудь из игроков «Плутона» прорывался один на один с голкипером «Гладиаторов» и тот неизменно забирал шайбу, раздавались пока ещё разрозненные крики:

— Браво, Раш!.. Кати-и-и их, Ни-и-и-ик!..

И о нём снова забывали. Только репортёр «Колизея» почему-то всерьёз заинтересовался новичком и потом, наклонившись к приятелю из «Вечёрки», сказал:

— Слушай, Дэс, как-то странно двигается этот Ник Раш –– точно паяц прыгает... Ты не находишь? Да и в перерывах — не заметил? — его гурьбой провожают «Гладиаторы», будто он сам не может катиться... Странно!

Но Дэс отмахнулся: как раз у ворот «Плутона» началась добрая потасовка.

5

Зал давно опустел.

Сторож неторопливо бродил по закоулкам огромного здания, проверяя, все ли ушли. Но нет, из комнатушки «Гладиаторов» доносился говор. Пока старик возился у дверей, подбирая какие-то обломки, он, разумеется, совершенно случайно, услышал кусочек разговора.

— ...пойми же, если ты не будешь пропускать ни одной банки, пойдут всякие слухи, медкомиссии, может, тебя даже попытаются убрать... Ненормально же это!

— Мистер Анвайзер, я ещё раз настоятельно прошу не тыкать мне. Мне это не нравится. А что касается, как вы выражаетесь, «банок», то пропускать я их не намерен. И без всяких объяснений. Не нравится? Могу перейти в другую команду.

— Ну что вы, что вы, вот, ей-Богу, горячий! Ну не пропускайте — вам же хуже... Но хотя бы через одну-две можно и клюшкой отбить...

Старик отошёл от дверей, покачивая головой: много он слышал и видел махинаций в этих стенах, но такого — хе-хе-хе!

6

Ник Раш вялой походкой вышел из ледового зала, медленно застегнул куртку на все пуговицы и пошёл к новенькой серебристой «Альфе», стоящей за углом.

Ноги были войлочные и во рту держался неприятный привкус, словно он жевал стеариновую свечу. Ник уж знал, что такое расслабленное состояние продержится часов шесть-восемь после матча и потому старался не злиться. Он уже видел, как бьются жёлтые и красные листья о ветровое стекло машины, и уже полез в карман куртки за ключами, как дорогу ему преградила мужская фигура.

Ник Раш молча остановился и стал смотреть парню в лицо, не вынимая рук из карманов. Ник узнал его, это был Фол Браун. Фол тоже помолчал секунд десять, смотря сверху вниз на Ника, потом оглянулся по сторонам и почти прошептал:

— Думаешь, тебе это даром пройдёт? Дерьмо! Сейчас я тебя убивать буду!..

Совсем близко из темноты вынырнула полицейская машина и медленно покатилась рядом с тротуаром. Сквозь стекло один из копов подозрительно всматривался в неподвижно стоящих на ветру Ника и Фола. Ник заметил, как встревожено напрягся Фол и засунул что-то поглубже в карман — нож? кастет? «пушку»? Когда машина скрылась за углом, Ник Раш медленно разомкнул губы и спокойно сказал:

— Зря вы кипятитесь, мистер Браун. Вас возьмут в любую команду, и вы это знаете. Это — во-первых. А во-вторых, хочу предупредить вас, что я в совершенстве владею карате, а мне не хотелось бы...

Ник не договорил. Тяжёлый кулак Фола метнулся к его лицу. Но каким бы ни был удар резким, кулак пробил пустоту. И второй раз. И третий. В глазах у Ника застыла тоска. Он сделал неуловимое движение правой рукой, вроде бы слегка прикоснулся остриями напряжённых пальцев к телу Фола, чуть ниже рёбер, и тот, сражённый страшным ударом, захрипел и начал оседать на мокрый асфальт. Взвизгнули появившиеся откуда-то две девицы.

— Ничего, через пять минут очнётся, — тихо сказал Ник Раш и, ссутулившись, пошёл к машине.

7

Больше всего в жизни Ник Раш любил одиночество.

Он до дрожи, до судорог в мышцах любил одиночество. Но вот уже полгода, как Ник ещё сильнее любил Энн. Милую девушку с лукавыми тёмными глазами — Энн Лаллен. И потому он улыбнулся впервые за этот день, подъезжая к огромному отелю, в котором Анвайзер снял на его имя номер. Он знал, что крошка Энн уже давно ждёт его с нетерпением. И действительно, не успел он толком закрыть за собой двери номера, как смеющаяся Энн повисла у него на шее.

— Ник, милый Ник! Как я рада! Как я соскучилась! Ну, ну же!.. — и она подставила обжигающие губы.

Ник был ещё слаб, и у него закружилась голова от долгого, томительного и обещающего поцелуя.

— Подожди, Энн, дай отдышаться... Я прямо с ног валюсь.

Энн помогла ему снять куртку, усадила в кресло и заботливо прикрыла ноги пледом.

— Ник, представляешь, я сама заказала ужин! А горничная такая ва-а-ажная... Сейчас, раз-два-гоп!

Она выкатила из соседней комнаты столик с вином, фруктами, чем-то горячим в закрытом блюде и с торжествующим видом указала на него. Ник устало улыбнулся и погладил её по обнажённой до плеча детской руке.

— Ты бы знала, Энн, как мне хорошо, как уютно с тобой. Спасибо тебе!

Он посадил её себе на колени, обнял, расстегнул губами пуговичку домашнего, почти детского халатика и прижался пересохшим ртом к живому, горячему и порывисто дышащему телу.

— О-о, Ник, — простонала с улыбкой Энн, — а ужинать?

— Я так соскучился по тебе, Энн! — прошептал Ник.

8

Ветер разогнал тучи.

Мелкий нудный дождь кончился, и вместо него лился всепроникающий дождь лунного света. Он залил всю роскошную спальню, каждый уголок, придавая ей ещё больший блеск и усиливая холодность. Ник теснее прижал к себе Энн, ощутил её чуть влажную нежную кожу и вдруг непроизвольно передёрнул плечами.

— Один я здесь ни за что бы не уснул. Энн, может, правда, купим маленький уютный домик? Здесь всё чужое, холодное, блестящее... Я к этому не привык.

Энн помолчала, тихонько посапывая ему прямо в ухо, потом высвободилась из объятий и легла на спину. Её маленькие девчоночьи груди наивно выглянули из-под одеяла и облились ярким лунным светом. Она машинально положила на них ладошки и, сладострастно поглаживая соски, не открывая глаз, тихо заговорила:

— Нет, Ник, нет... Я столько мечтала об этом... Я столько мечтала! Все эти годы я только и видела в мечтах и во сне, что у меня есть собственная большая, большая комната... Большая! Что у меня собственная шикарная квартира… Собственная машина... Что я не считаю эти проклятые деньги! Я никогда, может быть, по-настоящему не голодала, но разве можно, Ник, разве можно изо дня в день есть одни бобы и сосиски! Одни бобы и сосиски! От них портится цвет лица... Они, проклятые, не лезут в горло, а их надо есть, надо жрать, иначе не выстоишь целый день за прилавком с этими дурацкими бумажными цветами!.. Нет, Ник, нет... Сколько раз я плакала в кино только потому, что там показывали людей, которые живут во дворцах, едят, что пожелают, и переодеваются несколько раз на дню... Я кусала губы до крови, чтобы не смешить рыданиями соседей... Я готова была визжать от зависти... Да, от зависти! — почти уже кричала Энн. — И теперь, когда моя мечта — вот она, в руках, ты предлагаешь, Ник, от неё отказаться? Жить в лачуге?..

Энн резко повернулась лицом вниз и заплакала.

— Энн, крошка, — Ник осторожно гладил её по матовому плечу. — Ты неправильно поняла меня. Дурашка. Будем жить, как ты хочешь... Ну, что ты? Успокойся...

— Нет, Ник, — смешно всхлипывая и по-детски утирая слёзы кулачком, сказала Энн, — я не хочу, чтобы тебе из-за меня было плохо. Ты просто не привык к этому... Ты просто не мечтал об этом и потому меня не поймёшь. Мы вот что сделаем, — она последний раз всхлипнула, глубоко, во всю мощь своих маленьких лёгких вздохнула и деловито начала загибать пальчики. — Заработаем много-много денег... ну, тысяч сто пятьдесят или двести — раз! Потом ты бросишь этот дурацкий хоккей — два! И тогда мы купим где-нибудь в Швейцарии или в Болгарии небольшую виллу — три! Хорошо? Только, Ник, тебе надо сразу же потребовать надбавки — теперь они не откажут. Завтра же, хорошо?

— Хорошо, Энн... Спи. Завтра так завтра. Только, девочка, виллы в Болгарии не продаются, — грустно улыбнулся Ник и подоткнул под плечо милой деловитой Энн атласное одеяло.

9

Уже на следующем матче благодаря фоторепортажу в «Колизее» с обширной подписью общее внимание было приковано к воротам «Гладиаторов».

Дотошный фоторепортёр сумел не только запечатлеть момент, когда шайба находилась в метре от вратаря, а он ещё и не думал к ней бросаться, но журналист умудрился рассыпать в подписи такие странные намёки, предположения, вопросы (во многом ему помог разговор со сторожем ледового зала), что слухи разрослись, словно грибы после дождя. Это была странная картина: когда Ник Раш брал шайбу и потом выкидывал её под ноги, слышно было, как она ударяется об лёд. И зрители, и судьи, и даже игроки чувствовали себя как-то неуютно. Все были скованы.

Но игра не останавливалась. «Гладиаторы», верные избранной тактике, начали решительно наседать на противника. В этот раз они дрались с «Титаном». Команда эта была знаменита тем, что в её составе играл Билл Фрош. Легендарный Билл Фрош! Убийца Билл Фрош!..

Убивал он или не убивал кого-нибудь — вопрос спорный, но удар у него был чудовищный. Любители хоккея даже и не припомнят, когда Билл последний раз уходил с площадки без «банки». Все вратари лиги молили Бога, чтобы он не выставил их один на один с Биллом Фрошом.

И момент настал.

Боб Бюффель не дотянулся, растяпа, до шайбы, посланной ему Диком Обманном, и её перехватил у красной линии Билл Фрош. Лягушкой, огромными скачками помчался он к воротам «Гладиаторов». Зал умер. Негромкий щелчок — шайба даже вроде бы с шипением исчезла в направлении Ника... И отскочила от подставленной клюшки. Билл, не сбавляя скорости, ударил по шайбе со звериной силой ещё раз. Его клюшка неминуемо должна была врезаться в голову вратаря. Но Ник успел нагнуться и снова отбить шайбу, а убийца Билл снёс ворота «Гладиаторов», опрокинулся вместе с ними и влип с грохотом в борт коробки...

И зал взорвался. Свист, хохот, аплодисменты, крики, кукареканье, дудки...

— Молодец, Ни-и-ик!.. По хребту-у их!.. Дава-а-ай!..

В одно мгновение вратарь «Гладиаторов» стал любимчиком трибун.

10

«Гладиаторы» с курьерской скоростью совершили рывок из нижней части таблицы в верхнюю и вскоре уселись прочно на самой её крыше.

Команда и так не страдала от отсутствия обожателей, теперь же на игры с её участием приходилось бросать дополнительные отряды полицейских. Имя Ника Раша не сходило с уст людей на стадионах, в метро, в кафе, на улицах... Заключались пари: пропустит хоть одну шайбу или нет? Газеты давились броскими заголовками, в которых чаще всего мелькало слово «супервратарь». Но в большинстве своём заметки были так нелепы, издавали такое откровенное «кря-кря!», что ушлая публика старалась им не верить.

Разгадки же феномена ждать было неоткуда: сам Ник Раш категорически отказывался от встреч с журналистами, «гладиаторы» и даже сам Фреди Анвайзер толком ничего объяснить не могли. Всё тот же репортёр из «Колизея» сумел пронюхать о существовании Энн Лаллен, сподобился встретиться с ней и даже умудрился сфотографировать подругу супервратаря в фривольном домашнем неглиже, но и он вынужден был признать, что ни на йоту не приблизился к секретам Ника Раша. На все вопросы Энн только ответила:

— Я сама ничего не знаю. Ник сказал мне, что он может быть лучшим вратарём во вселенной, и я ему верю... Нет, в хоккей, как я знаю, он никогда не играл... Он учился в университете и что-то там исследовал, вот и всё... А его лучше не расспрашивайте, скрытный — страсть!..

«Загадочным Сфинксом» окрестил Ника эмоциональный репортёр «Колизея». И Загадочный Сфинкс оправдывал свой титул — он методично и неуловимо для глаз продолжал забирать любые шайбы, лишь изредка отбивая их клюшкой. Всем было ясно, что «Гладиаторы» заберут кубок континента. Борьба в лиге теперь велась только за второе и третье места.

Фреди Анвайзер купил себе в центре города солидный особняк и красивый прогулочный самолёт.

11

Играли на своём поле.

Комната «Гладиаторов» почти опустела. Вся команда уже разминалась в коробке. Остались только Фреди Анвайзер, Дик Обманн и Ник Раш — уже в полном вратарском снаряжении. Он всегда выходил на лёд ровно за десять минут до начала матча, а сейчас оставалось ещё с четверть часа. Он по обыкновению молчал, но был в этот раз уж чересчур угрюм и задумчив.

— Что с тобой, Ник? — притронулся к его плечу капитан (только ему дозволялась подобная вольность). — Ты словно как боишься?

Ник вяло пожал плечами, продолжая вертеть в руках маску-череп, как две капли виски похожую на маску Фола Брауна.

— И правда, мистер Раш, вы сегодня хреново выглядите. С перепою или заболели? — счёл нужным поинтересоваться менеджер.

— Пить я не пью, вы знаете. И болеть пока не болею. Но меня хотят заразить. Свинцовым вирусом.

Ник вытащил из кармана куртки, висевшей на спинке стула, листок бумаги. «Получил по почте», — буркнул он и протянул его Анвайзеру. Тот вслух прочитал:

«Сегодня ты или же в первые десять минут пропускаешь банку или во вторую десятиминутку получаешь пулю в свой ослиный лоб. Выбирай.

Доброжелатель».

— Ник, тебе нельзя выходить на лёд! — вскричал Дик Обманн.

— Почему же? А кем мы заткнём ворота? — встревожился Анвайзер. — Это пустые угрозы, блеф, шутка! Кто ж так подписывает, если всерьёз? Пусть для страховки проглотит одну банку, нам от неё ни тепло ни холодно...

Ник устало дождался, пока тот выплюнет все слова.

— Нет, мистер Анвайзер, о «банках» не может быть и речи. Я уже сказал это однажды. Времени мало. Слушайте, не перебивая. Я надеюсь увернуться от пули. Особенно, если будут стрелять с противоположной трибуны... Как? Я же сказал — никаких вопросов. Это будет трудно. Прошу тебя, Дик, особенно во второй десятиминутке не давайте мне играть. Нажмите посильнее. Вы, мистер Анвайзер, приготовьте пару полицейских и не спускайте с меня глаз. Я покажу клюшкой, откуда стреляли.

12

Ник подкатился к воротам, облокотился на них и начал, как он называл это, взвинчивать себя.

Сегодня надо было достичь сверхпредела этого состояния. Он закрыл глаза, отрегулировал дыхание, напряг все мышцы тела и начал первый этап самовнушения. Он ощущал, как всё быстрее и быстрее бьётся сердце, как по рукам, по ногам, по спине пробегают судороги (не все мышцы одновременно начинали ускорение). Когда к горлу подступила тошнота и перед закрытыми глазами заискрились радужные диски, он резко перешёл ко второму этапу и, чуть погодя, –– к третьему. Сразу наступила лёгкость, всё тело словно приподнялось надо льдом, и он стал чувствовать каждую клеточку своих мышц. Шум на трибунах начал замедляться и наконец сгустился так, словно виниловый диск 78 оборотов в минуту врубили на 33 оборота.

Ник умышленно затянул третий этап, чтобы подняться к вершинам своих возможностей. Он открыл глаза. Люди на трибунах для него теперь застыли в неподвижности, а хоккеисты плавали надо льдом с такой неестественной медленностью, словно это был киношный трюк. Всё в порядке. Ник постарался, как и всегда это делал, скоординировать свои движения, сделать их как можно более плавными, чтобы хотя бы маленько замаскироваться, и всё же, он знал, с трибун его движения выглядят более чем странно.

Потекло томительное время. Он так и не привык к тому, что в этом состоянии минуты и часы для него растягиваются в тошнотворную бесконечность. Он уже прожил на площадке около двух часов, а на табло горела цифра «6». Всего шесть минут! Обычно за матч он прожигал около двадцати часов собственной жизни, но сегодня эта цифра должна увеличиться в полтора-два раза. Не свалиться бы от усталости. Но тут в памяти возникло лицо Энн с её трогательно пухлой нижней губкой, и Ник взбодрился.

Он заметил, что к нему со скоростью бегущего муравья крадётся по льду шайба. Ник рассчитал примерно угол и плавно отослал её клюшкой в направлении Боба Бюффеля. «Что-то Цвиста сегодня не видно», — машинально подумал он и взглянул на часы: ещё чёрная бездна времени впереди!

Наконец, через несколько вязких часов на табло высветилась десятка. Теперь надо было напрячься. Он надеялся, что убийца постарается выстрелить в первые же секунды, и начал внимательный осмотр трибун по часовой стрелке. Во взвинченном состоянии зрение у него становилось в несколько раз острее. Он без труда видел каждую пуговицу на одеждах зрителей в верхнем ряду противоположной трибуны, так что пистолет он заметил бы сразу. Но всё было нормально.

И вдруг что-то заставило Ника резко обернуться. Он увидел в окошечке рядом со служебной дверью бездонную дырочку дула, увидел, как напрягся палец, нажимающий собачку, и заметил искорёженное страхом лицо над пистолетом. Он мгновенно узнал его и тут же понял, что спусковой крючок нажат. Он даже вроде бы успел разглядеть пулю, вырвавшуюся из дула, броском упал на лёд и в падении ощутил удар по шлему. Это было похоже на удар приличным камнем. К счастью, пуля скользнула по верху шлема и зажужжала к потолку. «Кто сейчас смотрит на меня с трибун, наверное, выпучил глаза», — мельком подумал Ник. Он встал и успел заметить, как медленно уплывает из окошка бледное лицо убийцы-неудачника. Это был Джимми Цвист. Ник мгновение поколебался, но потом всё же упёрся в направлении исчезающего лица клюшкой.

И держал её до тех пор, пока на это не среагировал Фреди Анвайзер.

13

Цвист польстился на пятьдесят тысяч монет.

Из предосторожности, что могут ещё найтись подобные доброжелатели, Нику приходилось теперь перед каждым матчем взвинчивать себя до упора. Но больше покушений пока не было. Зато объявился неумолимый враг внутри его самого — сердце. Оно не выдерживало таких циклопических нагрузок. Теперь после каждого матча Ник находился в полной прострации почти сутки. Во рту всё сильнее и постояннее ощущался вкус стеарина. Так долго продолжаться не могло.

Надо было кончать это медленное самоубийство.

14

Энн сидела с ногами в кресле, листала какой-то порнографический журнал, который только что купила на бульваре, то и дело всплёскивала руками и заливалась смехом.

— Ну и хохмачи!.. Ник, посмотри, умора!..

Халатик у неё задрался, и голые ноги с круглыми девичьими коленками трогательно и бесстыдно розовели в свете торшера. От неё веяло непосредственностью, уютом и чем-то родным-родным.

Ник, лёжа на неприбранной постели, любовался ею и никак не мог решиться начать разговор. Наконец он зачем-то откашлялся и сказал:

— Энн, послушай, нам надо поговорить. Дело в том... Понимаешь, Энн, я помню твои мечты, наши планы, но... мне надо бросать игру... Надо.

— Но, Ник, — ужасно удивилась Энн, — у нас же не больше тридцати тысяч отложено! Ещё год — не меньше! — надо играть…

— Энн, пойми, я не могу... Я умру. Это не шутки, Энн. Мы с тобой вместе уже год, но ты так толком и не знаешь, чем я занимался раньше и почему обо мне сейчас так шумят. Я понимаю, тебе это неинтересно, поэтому я и не рассказывал... Ещё в университете, Энн, я задумался над возможностями человеческого тела. Они безграничны. Или почти безграничны. Я начал копаться, Энн, изучать спартанскую систему, систему индийских йогов, начал штудировать разные научные работы, делать опыты... В общем, всё это долго объяснять, да и ты (не обижайся, Энн!), ты многого не поймёшь. Я выработал систему тренировок и начал работать над своим телом. Шесть лет упорнейшего труда! Шесть лет — и я достиг своего, Энн. Я в течение десяти минут могу привести своё тело в такое состояние, что оно начинает жить в несколько раз быстрее... Понимаешь? Я могу обогнать кролика и поймать его руками, могу догнать поезд... Да мало ли чего. О практическом применении своего изобретения я много думал, но не об этом сейчас речь.

Мне хотелось, Энн, сделать тебя счастливой и богатой. Я отложил все планы и решил заработать деньги хоккеем. Но, Энн, я не учёл одного — сердце не выдерживает... Мне только тридцать один год, а сердце, я чувствую, старее меня уже раза в два... И притом все эти медкомиссии, угрозы (о покушении он не рассказывал) — кто-то хочет меня убрать или объявить ненормальным... Вот так-то, Энн.

Энн смотрела на него, широко раскрыв тёмные глаза и прижав к груди журнал с голой женщиной на обложке. Она о чём-то напряжённо думала, выпятив нижнюю вишнёвую губку. Слышала ли она?

— Ник, если я правильно поняла, ты так быстро можешь двигаться, что остальные для тебя, как торчащие манекены — да? Ник, что ж ты мне раньше не сказал! Ведь это потрясающе!

Она вскочила с кресла, кинулась на Ника ничком и, прижавшись к нему всем горячим телом и дурачась, облизала ему лицо. Потом она села на постели по-турецки, подняла вверх ладошки и воскликнула:

— Ну и дураки-и-и мы! Собираем эти несчастные крохи, а перед нами — миллионы! Миллиарды! Ведь, Ник, голубчик, когда ты взвинтишься, или как там это у тебя называется, ты же можешь куда угодно пройти, и никто, никто, никто тебя не остановит... Никто! В магазин! В банк! В любой дом! Ник, это же сказка!..

Она закрыла глаза, откинула голову, упиваясь воображением, и не видела взгляда Ника.

— Энн, — тихо сказал он, — Энн, никогда, прошу тебя, никогда больше не заикайся об этом. Я буду играть ещё год. Потребую ещё увеличить гонорар. Буду сотрудничать, быть может, с рекламой... Но разговора этого больше быть не должно, Энн.

— Но, Ник, мы же будем только богатых, — вскричала было Энн, но сразу же осеклась.

Правда, позже, ночью, после бурных и нежных ласк, которыми каждый из них заглаживал свою вину, когда Ник уснул, Энн заперлась в ванной и долго-долго там плакала. Потом убеждённо сказала сама себе в зеркало:

— Ничего, ещё не всё потеряно!

15

Ник только-только начал первый этап самовнушения, как вдруг раскалённая игла впилась в сердце и начала там шевелиться.

Он сразу расслабился и осторожно вдохнул. Подождав минуты две, он снова напрягся и начал взвинчиваться. На этот раз первая стадия миновала благополучно. Ник переключился на вторую, и в ту же секунду в сердце впился уже огромный гвоздь. От нестерпимой боли Ник резко переломился пополам. Сердце громило грудную клетку.

Как только боль утихла, он осторожно распрямился. Ему что-то кричал Анвайзер. Ник посмотрел на площадку — игра началась. С кем играли, он не знал (давно уже перестал интересоваться), но он знал, что «Гладиаторы» сегодня играют в белой форме. Значит, противники на этот раз — красные.

Что же делать? Он хотел подъехать к Анвайзеру, чтобы всё объяснить, но зачем-то решил попробовать ещё раз. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул несколько раз и начал.

Сердце молчало. Ник уже заканчивал второй этап, уже прошла тошнота, как вдруг:

— Ни-и-ик!!!

Он очнулся. К нему мчались двое красных, и у одного под ногами болталась шайба. Ник удивился и растерялся — так всё было неожиданно. Он скинул на лицо маску и вдруг подумал, что если резко перескочить на третий этап, то, может быть, успеет...

Он сомкнул глаза, колоссальным усилием напряг все мышцы тела, и тут же толстый гранёный прут втиснулся в сердце и повернулся в нём. Ник почувствовал, как ворота ударили его в затылок, как ноги отрываются ото льда и как что-то задело его по маске...

Последнее, что он услышал — взрыв трибун.

Шайба была в воротах…