Читать онлайн
"Наши вторые лица"

Пятница приближалась к завершению. Вернее, заканчивалась та её часть, которая была связана с работой. По всему городку люди выключали компьютеры, тушили свет и покидали комнатушки своих офисов, чтобы вновь вернуться в них уже в понедельник. Среди прочих был и Эдвин Хилозар, чей рабочий день истёк несколько минут назад, он бережливо проверил замок упрятанного в стену сейфа, выровнял по краю столешницы неровно лежащие остро наточенные карандаши и запер дверь лаборатории. Настроение у него было превосходное, и дело тут было не только в надвигающихся выходных.

Сам себя Эдвин относил к трудолюбивым и работоспособным людям, и это было правдой, он умел браться за дела и доводить их до логичного завершения. Его не пугали трудные задачи и ужатые сроки, он любил пользоваться головой и превосходно владел руками. От этого напрямую зависела его успешность, которая последнее время приносила всё большие плоды. Работа предоставляла ему простор для изысканий, она приносила интерес и, что главное, пользу не только ему, но и в перспективе всему человечеству. Хотя пока он не засматривался в подобные дали, на данном этапе его вполне устраивало то, что его идеи находили применение в рамках экспериментального мелкосерийного производства на небольшом предприятии, где претворялись в жизнь его замыслы.

Говоря по-простому, Эдвин Хилозар являлся изобретателем, пусть даже в реалиях прогрессивного века это слово и отдавало архаичностью. Сейчас его было принято ассоциировать скорее с персонажами фантастических романов, чем с действительными людьми. В глазах массовой культуры «изобретатель» неизменно обрастал чертами безумного гения, фанатичного приверженца своей теории, а потому в употребление пошли более сухие и приземленные термины: «учёный», «инженер», «разработчик» …

Независимо от мнения массовой культуры, к которой он не проявлял практически никакого интереса, Эдвин в маленькой лаборатории занимался изобретениями и достиг той поры, когда мир постепенно начинал узнавать о нём. Конечно, Хилозара нельзя было сравнивать с Томасом Эдисоном, уж слишком многие ступени научной лестницы разделяли их, но, тем не менее, в его голове имелись кое-какие идеи, за счёт которых он планировал обеспечить себе в будущем вполне безбедное существование. Естественно, успех не пришёл к нему с первой попытки, не обошлось и без отчаяния, когда собираемые им с большим трудом средства оборачивались проваленным экспериментом или испорченным оборудованием, но за чередой неудач незримо следовали маленькие победы, которые он принимал на вооружение и использовал в качестве отправных точек в дальнейших опытах.

Преподавание в Университете давало ему возможность пользоваться кафедральной лабораторией, и ему приходилось мириться с толпами равнодушных студентов, терпеть общение с ними, чтобы иметь возможность по завершению лекций запираться в лаборатории и проводить в ней часы, наблюдая за работой хорошо отлаженных станков. Здесь тоже не обходилось без курьёзов, жизнь изобретателя всегда связана с неудачами и большим количеством расходов: сколько раз у него ломались свёрла? Сколько заготовок из хорошей высокопрочной стали он загубил, подбирая нужные углы и усилия? Сколько раз он превращал в мусор дорогой инструмент, пытаясь усовершенствовать его? Увы, его карман не являлся бездонным, и это обстоятельство заставляло Хилозара усиленно анализировать произошедшие ошибки, стараясь свести их к минимуму.

Внезапную поддержку Хилозар получил, когда об итогах его работ в лаборатории стало известно кому-то из профессорского состава, те преподаватели, которым удалось сохранить в старейших мозгах остатки здравомыслия, видели рациональное зерно в предположениях молодого Эдвина, но, к сожалению, были не в силах помочь ему и указать направление, в котором ему следовало продвигаться. Его мозг был более гибким, он имел более свежий взгляд на проблему и биться над её решением ему предстояло в одиночку. Однако после одобрения старых профессоров, можно сказать, с их благословения Хилозар получил возможность занимать лабораторию и по выходным.

Его исследования медленно продвигались вперёд, результат одного из них он использовал для написания работы, в результате которой получил учёную степень и упрочнил своё место в Университетских рядах.

Сейчас ему смешно было вспоминать те времена, когда в его распоряжении находились только устаревшие станки в подвале кафедральной лаборатории. Крупные заводы, имеющие более совершенное оборудование, не воспринимали его идеи всерьёз, отвечали отказом или задирали расценки до высот, которых не мог себе позволить молодой изобретатель. Ему приходилось выкручиваться, ему приходилось мастерством и выверенным просчётом компенсировать неточность станков, добиваясь от них наивыгоднейших условий для осуществления своих идей.

Всё эти неудобства способствовали лишь процветанию его изобретательской жилки. Эдвин рос как специалист, постепенно результаты становились всё более успешными. Стоящие на его стороне опыт и наиболее удачные образцы в конечном итоге позволили ему открыть собственное небольшое производство, где он приступил к созданию опытных изделий.

Патент не заставил себя долго ждать, ведь для его реализации он располагал полным набором знаний и мог претворить их в жизнь за счёт собственного производства. На первых порах Хилозару приходилось работать практически в одиночку: он был собственным секретарём, техническим писателем, курьером и не забывал про свои отлаженные станки, за которыми требовалось постоянное наблюдение.

Документально засвидетельствованные изобретения, жившие в его голове на протяжении десятилетия, наконец-то увидели свет и некоторую долю признания. В научных кругах живо обсуждали метод обработки особо твёрдых сплавов, предложенный Эдвином, и находили его весьма перспективным. Принципиально новая конструкция резца Хилозара вызывала некоторые сомнения, но у изобретателя сразу обнаружились единомышленники, горячо поддерживающие его идеи. Это открыло бюджетный поток, который позволил Хилозару не только полностью сосредоточиться на дальнейших разработках, но и существенно расширить базу своего производства, пополнив её ещё более мощными и продвинутыми машинами.

В его голове имелась так называемая «серия патентов» — цепочка нововведений в существующие технические процессы, позволяющая сократить время изготовления детали без потери прочности и всех иных характеристик. Эдвин Хилозар знал кое-что о металлах и инструментах, чем готов был поделиться с миром, естественно, за вполне достойную плату.

Далеко не все его идеи были воплощены в жизнь, некоторые секретные наработки не выходили за пределы экспериментального производства, они требовали терпеливой доводки, часть изобретений и усовершенствований всё ещё находились в голове Эдвина. Он не торопился делиться приобретёнными знаниями, они являлись его сокровищами, и лишь он один представлял их ценность.

Всё шло хорошо, ровно до той поры, пока в жизни Эдвина Хилозара не появился Марвин Леджер, этот моложавый, напыщенный и совершенно невыносимый предприниматель, любивший запускать свой нос в чужие дела. Леджер слыл удачливым дельцом, но за его спиной шептались, что он не большой любитель придерживаться правил. Дело усложнялось ещё и тем, что Марвин приходился сыном сенатору Леджеру, имеющему большое влияние в высших эшелонах власти, никто не хотел связываться с сыном, боясь напустить на себя гнев отца, а потому людям приходилось мириться с проделками Марвина-младшего и делать вид, будто они не замечают его грязных игр.

Хилозара и Леджера-младшего не связывало ничего общего, они не пересекались ни по каким вопросам, да и вряд ли вообще представляли о существовании друг друга до той поры, пока Хилозар не приступил к публикации своей «серии патентов», тогда-то им и пришлось познакомиться, причём при весьма неприятных обстоятельствах.

Началось всё с того, что Хилозар получил предложение к сотрудничеству от фирмы Леджера, и сразу ответил на него отказом, потому что к тому моменту уже имел договорённости с другими компаниями, чья репутация и надёжность вызывали в нём большее доверие. Письма продолжали сыпаться на его почтовый адрес, всякий раз получая лаконичный и отрицательный ответ. Наконец эта бессмысленная переписка надоела Марвину Леджеру, и тот прибыл собственной персоной в кабинет Хилозара, чем немало удивил последнего.

Последовавшие за этим полчаса стали самыми неприятными в жизни Эдвина, никогда до этого дня ему не приходилось сталкиваться с таким обилием наглости, заключённой в человеческой оболочке. Мало того, что Марвин оторвал его от дел и не позволил довести до конца расчеты, так сынок сенатора словно бы и не слышал ответов Хилозара. Леджер, весьма поверхностно ознакомившийся с технологией Хилозара, считал, что сможет приобрести права на её использование в обход всех прочих конкурентов. Он сразу перешёл на повышенные тона и требовал от Эдвина положительного ответа на его предложение, он сыпал деньгами, называл совершенно невообразимые цифры, и продолжал оставаться глухим к отказам изобретателя.

Следовало отметить, что называемые суммы совершенно не прельщали Эдвина, потому что он видел, что в руках Марвина его технология неизменно превратится в мусор. Мальчишка хотел заполучить её, потому что никто на рынке не обладал ею, он хотел устроить своего рода монополию на использование идей Хилозара, но, во-первых, Эдвин сам являлся монополистом своих идей и не нуждался в посредниках, а во-вторых, сынок сенатора совершенно ничего не смыслил в механической обработке.

Отказы Хилозара были подкреплены банальной гордостью, не позволявшей ему передавать упорные труды нескольких лет жизни в распоряжение нервного и надменного мальчишки.

Разговор их закончился весьма грубо, и после ухода Леджера Хилозар так и не сумел довести работу до конца. Он потерял нить расчётов, его выбили из равновесия, к тому же куда-то успела подеваться его ручка, которой он выписывал формулы! Ни о каком сосредоточении речи не было, а потому все его планы на остаток вечера так и остались нереализованными.

С тех пор Леджер стал своим существованием отравлять его жизнь: Марвин посещал все конференции, на которых выступал изобретатель, один раз они пересеклись в ресторане, где якобы случайно оказались за соседними столиками, на почтовый адрес Хилозара продолжали приходить предложения, в которых начинали просматриваться тени угроз. Леджер не отставал от него, он словно обратился мстительным духом, преследующим свою жертву и не дающим ей покоя.

Неизвестно, какой оборот приняло бы дело, куда бы свернула эта скверная история и какое получила продолжение, если бы в один момент Леджер-младший попросту бы не украл изобретение Хилозара. Поняв невозможность действий в рамках законов, упёршись в неприступность Эдвина и игнорируя нежелание к сотрудничеству, Марвин подкупил кого-то из помощников Хилозара, и тот предоставил в его распоряжение чертежи, технические условия, паспорта, записи — в общем всё, что под большим секретом хранилось в лаборатории Хилозара.

Грязное дело очень быстро всплыло на поверхность: с одной стороны Эдвином была замечена пропажа, с другой стороны — лишённый терпения Марвин решил как можно скорее найти применение только что украденным данным и, естественно, столкнулся с целым рядом затруднений, решение которых находилось вне рамок компетенций его специалистов.

Дело выходило ясным как полированное стёклышко: состав преступления на лицо; явственные улики, а к ним относились множественные письма с угрозами, видеозапись визита Марвина к Хилозару, документация, обнаруженная в столе Леджера, ни у кого не вызывали сомнений; установление личности вора и полученной им суммы не доставило никаких затруднений, а его показания прямо свидетельствовали против Леджера-младшего. Эдвин Хилозар был очень глубоко задет, а потому его обращение в суд последовало незамедлительно.

Успех на изобретательском поприще успел принести ему некоторые полезные связи, к тому же Хилозар заручился поддержкой профессорской элиты, среди которой обзавёлся влиянием. В сложившихся обстоятельствах оба эти фактора сыграли ему на руку, а потому отстаивать его позицию перед судом взялся некто Джон Ф. Баклер — заслуженный законник с внушительной коллекцией наивысших рекомендаций и поражающе большим процентом выигранных дел. Услуги мистера Баклера стоили немалую сумму, но патентные гонорары уже успели принести их обладателю прибыль, и поэтому в вопросе стоимости изобретатель и прокурор очень быстро нашли общий язык.

К большой радости Хилозара, очкастый Баклер взвалил на свои тщедушные плечи абсолютно все заботы, связанные с предстоящим разбирательством, стараясь как можно в меньшей степени злоупотреблять временем Эдвина. Юрист окружил себя бумагами, провёл все необходимые проверки и имел весьма положительные прогнозы относительно вставшего перед ним дела. В большинстве своём на протяжении карьеры ему приходилось заниматься куда более запутанными и изощрёнными преступлениями, однако это ни в коем случае не уменьшило его старательности и почти фанатичной озабоченности, с которыми он готовился к предстоящему заседанию.

Роль ответчика отводилась Леджеру-младшему, а в качестве его адвоката выступал Першинг-Стокс, привлечённый Леджером-старшим, которому пришлось надавить на некоторых своих знакомых, чтобы иметь возможность заполучить лучшего адвоката, практикующего в столице. Стороны пришли в боевое состояние, и первое слушанье по делу Хилозара-Леджера должно было состояться в понедельник.

Отчасти именно с этим обстоятельством было связано превосходное настроение Хилозара пятничным вечером, когда он покидал свою лабораторию. Звонок от Баклера ещё сильнее уверил его в справедливом исходе дела, ни один суд никогда бы не принял оправдательного приговора в отношении Леджера-младшего, какие бы заслуженные адвокаты не защищали его интересы. Баклер доложил ему о полнейшей готовности к слушаньям, документы находились в безукоризненном состоянии, по ним не имелось ни малейших замечаний. Доложив начисто лишённым эмоций голосом последние сводки новостей, прокурор попрощался и первым отключился.

Хилозар нисколько не сомневался в мастерстве Баклера, к тому же по мудрому совету законника были предприняты всевозможные предосторожности, оберегающие их от ошибки. Они были во всеоружии, и Эдвину было даже интересно посмотреть, что их обвинениям сумеет противопоставить срочным рейсом прибывший из столицы Першинг-Стокс.

Удовлетворённый и успокоенный Баклером Эдвин мог позволить себе немного расслабиться, к тому же этому вполне способствовала наступившая пятница, открывающая двери приближающимся выходным. Вне всяких сомнений Хилозара нельзя было причислить к бездельникам, при этом, как человек трудолюбивый, он не мог отрицать пользы выходных, ведь даже в библии прямым текстом указывалось на это.

Однако у него существовала ещё одна причина, по которой он ждал наступления выходных. Принадлежащая лишь ему одному причина, достойная только в его глазах… Людям бы и в голову не пришло задумываться над чем-то подобным, глядя на преуспевающего изобретателя, они знали его как целеустремлённого, образованного человека, но и понятия не имели о его вызывающем отвращение увлечении, которому он посвящал ночные часы.

Опытный психиатр сумел бы подобрать умное слово для описания того, что происходило в сознании Хилозара в те моменты, когда он выпускал наружу глубоко запрятанную в нём больную натуру. Возможно, ему удалось бы проследить причины душевного расстройства изобретателя, но вряд ли хоть какое-нибудь лечение оказалось бы способным пресечь развитое заболевание — слишком глубокая у того имелась предыстория. Сам Хилозар был не в состоянии объяснить, каким образом ему удаётся сдерживать свою тёмную половину и спускать её с поводка лишь в строго определённые дни, при этом чутко контролируя её поведение и получая от этого огромное удовольствие.

У Эдвина Хилозара имелась специальная коробка, которую он хранил в гараже за верстаком с аккуратно развешанным инструментом. В коробке лежал всего один предмет, и представлял он из себя маску, совершенно непрезентабельного вида. Она была сшита из грубой мешковины, жёсткая ткань царапала лицо и изнутри пропахла плесенью, но натягивая её на лицо, Хилозар приступал к первой стадии своих выходных метаморфоз. Углы бывшего мешка торчали вверх, напоминая куцые рожки, для глаз были предусмотрены криво вырезанные дыры, а рот на маске обозначался крупными стежками, образующими улыбающийся полукруг. Отверстия для носа не было, но запах гнили не казался ему отталкивающим в те моменты, когда он надевал на себя уродливую маску.

После этого он выбирал одно из лезвий, припрятанных на нижней полке верстака, и покидал свой дом через чёрный ход, где никто не имел возможности заметить его.

Вернувшись домой в пятницу вечером, Эдвин не стал тратить время на ужин, заключённая в нём тёмная личность жаждала свободы, и он был не в силах отказать своему раздвоенному сознанию. Он являл собой воплощение доктора Джекила и мистера Хайда, и в данный момент последний всё сильнее завладевал им.

Его пристрастие к запретному дало о себе знать ещё в студенчестве, он тайком покидал комнатушку общежития и пускался бродить по ночным улицам. Они манили его, и он чуял их зов, бессонница возбуждала молодого Эдвина, а потому он не мог оставаться в тесном помещении. Он следил за молодыми парочками, пристраивался к ним сзади и медленно шёл за ними, прячась в тени. Иногда он заглядывал в окна и наблюдал за спящими людьми. Очень скоро это стало его потребностью, а маска — фетишем, без которого он не мог осуществлять своих ночных вылазок. Мания внутри него крепла, и могло ли быть по-другому, если она не встречала никакого сопротивления? Никому не приходило в голову, что студент с неплохими задатками к учёбе проводит ночи, шатаясь по городу в уродливой маске. Его ни разу не поймали, и постепенно Хилозар стал становиться более дерзким в своих похождениях. Он находил бродячих животных и избивал их металлическими трубами, а после этого переключился на спящих бездомных. И звери, и люди были ничтожны и беспомощны и это придавало его прогулкам особый окрас жестокости.

Он нападал на поздних пьяниц и до крови уродовал им лица, если ему на пути встречался забалдевший наркоман, того ждал не менее жаркий приём. Эдвин не стеснялся в средствах: кирпичи, пивные бутылки, ржавые арматурные штыри, всё это обеспечивало пищей сидящего внутри него садиста, ни коим образом, не отражаясь на его дневной жизни. В нём не наблюдалось никаких отклонений от нормы, друзья и знакомые не замечали изменений, он по-прежнему оставался жизнерадостным студентом.

Извращённый вкус не выветрился из него вместе с юношеской спесью, таинство безнаказанного греха не утратило для него былую притягательность и свою любовь к ночным извращениям Эдвин перенёс и во взрослую жизнь. Именно поэтому он жил в одиночестве и всегда отшучивался на тему своей возможной женитьбы. Примерно в это же время он перешёл на убийства.

Он постиг науку избиения, в этом направлении он продвигался с не меньшей успешностью, чем в вопросах обработки твёрдых сплавов, обе составляющие его личности выказывали себя приверженцами избранного ремесла. И всё же он никогда не доходил до убийства, руки его частенько были запачканы кровью, но ему всегда удавалось удерживаться от фатальной грани, он мог остановиться и в большинстве случаев обходился двумя-тремя ударами, после чего покидал стонущую и живую жертву. В один момент ему показалось, что давнее увлечение начинает терять для него былые краски, привычные эмоции теряли остроту, его кровь кипела уже не так сильно, но омерзительное увлечение обрело новое дыхание в тот вечер, когда он убил первую кошку. С тех пор к обязательным атрибутам его выходных вылазок помимо гниющей маски прибавилось лезвие. Благо он имел возможность изготавливать их собственными руками.

По ночам он резал кошек, а на протяжении недели вёл размеренную жизнь, ничем не отличную от той, что считается обычной. Хилозар продвигался в своих исследованиях, посещал важные встречи, общался с профессорами и оставлял о себе исключительно приятное впечатление, в нём невозможно было разглядеть психически нездорового маньяка.

Он занимался этим не каждые выходные, иной раз он предпочитал сходить в кино или же поиграть в гольф, но неизменно наступали такие ночи, когда ему не терпелось нацепить на себя жёсткую мешковину, вытащить специально заточенные лезвия и раствориться в темноте, беззвучно ступая на мягких подошвах и сгорая от возбуждения.

Именно такая ночь виделась ему в эту пятницу, он специально засиделся дольше положенного, чтобы сразу по возвращении домой выйти из чёрного хода и отправиться на охоту. План на неделю был выполнен, производство успешно внедряло его разработки, новости от Баклера излучали позитив, но для полного счастья ему необходимо было ощутить на своём лице маску из мешковины и почувствовать себя садистом.

Стоя на коленях перед верстаком, он извлекал заветную коробочку, хранящую его сокровище. У Хилозара были замечательные светлые вьющиеся волосы, которые он отпускал длиннее принятого, многие его коллеги были уверены в том, что Эдвин пользуется париком — слишком ухоженной и аккуратной выглядела его причёска, естественно, они ошибались. Многие содрогнулись бы от отвращения, если бы заметили, как поверх чисто вымытых и расчёсанных волос Хилозар натягивает гниющую и рассыпающуюся маску, но никто не видел того, что происходило в гараже Эдвина. Его преображение, как и предстоящее извращение принадлежало исключительно ему.

Затем он выбрал одно из лезвий, то, которое больше всего подходило для его настроения. Для сорока лет Хилозар выглядел весьма свежо, что многие списывали на занятия спортом, он неизменно подтверждал это, но в глубине души смеялся над болванами, не имеющими никого представления о том, что в действительности способствует его процветающему состоянию.

Он был болен, но как это ни парадоксально именно незримая для прочих болезнь напитывала его тело силой. Он не нуждался в дорогостоящих лекарствах, чтобы почувствовать себя здоровым.

Улыбнувшись своему уродливому отражению крупными стежками, Эдвин зашнуровал кроссовки на мягкой подошве и вышел из дома через чёрный ход.