Читать онлайн
"Всё у нас живо"

В командировку, в белые ночи в Санкт-Петербург, поехал я неожиданно. И в какой раз уже убеждаюсь, что ничего случайного не бывает…

Стояло раннее утро. Когда я вошёл в своё купе, то сразу узнал в сухощавом седоватом мужчине, глядевшим в окно, нашего бывшего сотрудника – Анатолия Владиславовича Сурского. Двадцать четыре года отслужил он в Российской армии, ушел в отставку в звании подполковника и пять лет работал у нас – начальником отдела кадров. Многие наши сотрудники сожалели, что, ни с того ни с сего, Анатолий Владиславович сам уволился.

Судя по тотчас же появившейся у него улыбке, Анатолий Сурский был мне рад. Он сразу поднялся, широко развёл руки, и мы крепко поздоровались.

Разложив вещи и усевшись напротив него, я спросил:

– Ну как вы, Анатолий Владиславович, поживаете? Куда едите?

– Да всё хорошо у меня, Алёша, – откинувшись на спинку дивана, ответил он. – А еду сейчас я в старый Санкт-Петербург! Ведь это и застывшее в камне российское прошлое, и наше семейное предание. Пришло время, видно, мне увидеться и с тем, и с другим… Знаешь ли, есть у меня одна мечта – постоять на Аничковом мосту в белую ночь и посмотреть с него на все четыре стороны! Хочу я поклониться нашему старому дому, что стоит там же. И во всём старом Санкт-Петербурге есть много мест, о которых говорит наше семейное предание.

– А, что было у вас на Аничковом мосту? – ощутив приближение чего-то интересного, спросил я его.

– Мой прадед, как-то сказал, что Исаакиевский Собор, Зимний дворец и Адмиралтейство – это голова Санкт-Петербурга, а вот Аничков мост и всё, что с него можно увидеть на красно-гранитных набережных Фонтанки и на Невском проспекте – это его сердце! Именно с Аничкова моста, во время белых ночей, и начался наш род. Историческая его часть, конечно. Там жили мы в прежней России и мои предки, пока не начался во времени обратный отсчёт.

– Анатолий Владиславович, а вы расскажите мне, пожалуйста, всю вашу историю! – довольно настойчиво попросил я его. – Дорога у нас с вами длинная. Поговорить вы любите, за двоих. Ну, пожалуйста!

– Ну, хорошо, Алёша, расскажу. Да ещё и покажу! – подняв палец, ответил он.

Потом Анатолий Сурский достал свой портфель с полки, вынул из него видавший виды серый фотоальбом и, погладив его рукою, с расстановкою произнёс:

– Здесь, Алёша, собраны фотографии нашей семьи. Есть тут и подлинные раритеты. У всех дореволюционных карточек на обратной стороне нанесено фигурной вязью, печатным способом, имя фотографа, слова «Ст. Петербург», лучистая медаль, освещающая три фирменных логотипа, по-видимому, адрес фотосалона, пятизначный телефон и даты съёмки, вписанные от руки.

На первой странице фотоальбома стояла фотография старого Санкт-Петербурга.

– Вот мы видим перед собой дореволюционный мир, – сказал Анатолий Сурский. – Это здание Варшавского железнодорожного вокзала, с тем же самым ажурным стеклянным фасадом, что он имеет и сейчас. Вся площадь перед ним была покрыта ровной булыжною мостовой. Никаких оград тогда там не было. Прямо к путям железнодорожным проходит трамвайный путь. А вот стоит на нём конка – трамвайный вагон на конной тяге. По всей площади вереницею едут в бричках извозчики с пассажирами и идут по делам прохожие. А само это фото было сделано в июле 1906 года.

Именно тогда, на знаменитом «Норд-Экспрессе», ходящем по маршруту Санкт-Петербург – Париж, именно сюда прибыли две очень красивые панночки. Вот они на другой странице, в длинных роскошных платьях и в больших шляпах с витыми мягкими перьями. Та, что стоит справа – это моя прабабушка – Полина Леонтьевна Ставинская, а слева – её младшая сестра Амелия.

Сестры Ставинские были родом из польского города Белосток, который входил тогда вместе с Варшавою в состав Российской империи. Родителей у них уже не было, а их дедушка попечитель – был очень стар. В Санкт-Петербурге же жила сестра их мамы, Юлия Филипповна, в замужестве графиня Галицкая. По её приглашению они и приехали.

Ещё в правление Александра II, их тётушка поступила в очень престижный Екатерининский институт благородных девиц и сумела пройти все его классы с отличием. За это она удостоилась золотой медали с изображениями на двух её сторонах бюста императора и виноградника и надписями: «За успехи в науках благородным девицам» и «Посети виноград сей. За отличие». А ещё на выпускном торжественном собрании ей вручили, совершенно неожиданно, и дамский шифр от имени самой императрицы, наивысшего достоинства. Он состоит из красиво свёрнутой ленты, имеющей бежевые и золотые полосы, и большой золотой знак в центре, состоящий из царской короны, надетой на вписанные друг в друга буквы «Е» и «Н». С мужем своим – графом Михаилом Галицким, ныне статским советником дворцового министерства – она познакомилась в Зимнем дворце, на балу.

С любимыми своими племянницами – с Полиной и Амелией – Юлия Филипповна вела оживлённую переписку. В своих письмах она призывала их не плыть по течению жизни, а утверждать своё будущее самим. Тётушка настоятельно предлагала им идти по её стопам. Тем более, что сейчас в Институт святомученицы Екатерины параллельно с девочками-подростками, идущими на полные шестилетние курсы, стали принимать и взрослых уже девиц, на двухлетние курсы «педагогичек». Но при поступлении в Институт все абитуриентки, независимо от своего общественного положения, сдавали вступительные экзамены…

А наиболее убедительной для Полины и Амелии в письмах тёти Юлии оказалась такая фраза: «Мои голубушки! Тут вам будет и Вена, и Рим, и Париж!!»

Семья Галицких имела на улице Малой Конюшенной роскошный особняк белого цвета, украшенный колоннадою. А сама улица их выходила на Невский проспект именно там, где располагалась Казанская площадь с огромным Казанским Собором. Своих детей у Галицких было пятеро, и старшую из них, сверстницу Амелии, звали – Александрой.

Когда сёстры Ставинские вошли со слугами своими в обширную прихожую дома Галицких, Юлия Филипповна, широко раскрыв руки, спустилась к ним по лестнице сама. Она поочерёдно обняла их и с волненьем произнесла:

– Ах вы, мои голубушки! Как же вы похожи на нас с вашей мамой! Как только закончатся все эти беспорядки мы с Мишелем введём вас, в высший свет! Там вы увидите достойных вас кавалеров.

При этом Полина с Амелией скромно заулыбались и ей сделали реверанс.

Строгие вступительные экзамены в Екатерининский институт сёстры Ставинские выдержали с высшими баллами. И вскоре, следуя непреложному институтскому правилу, им пришлось взять самое необходимое и переселиться в его пансионат. А на Малую Конюшенную они стали приезжать по всем выходным дням, как бы к себе домой.

Всё холодное время года сёстры Ставинские ездили с семьёю Галицких в их удобной и тёплой карете в Большой и Малый оперные театры, в Александринский и Вольный российский драматические театры, а также в особую ложу цирка на Фонтанке. Когда же солнышко согрело всё и настали погожие деньки, они стали гулять с тётушкой и её дочерью Александрой, при полном параде, по набережной Большой Невы – от Зимнего Дворца до Летнего сада. И там они смотрели на очень необычные ростральные колонны с выступающими из них на все четыре стороны парусными кораблями.

Вот посмотри, Алёша. Далее в моём альбоме стоят четыре архивные фотографии всех тех мест… Затем идут пять фотографий, сделанных во внутренних помещениях Екатерининского института. Вот актовый зал со многими колоннами и большим портретом императора Николая II, где стоят живописными группами красивые девушки в одинаковых длинных платьях. На другом фото те же институтки сидят за деревянными партами, стоящими в четыре ряда, в обширном классе. Перед ними лежат белые листы бумаги, деревянные ручки с металлическими перьями и стоят чернильницы. На стенах классной комнаты – уже потёртые карты континентов, и прямо с её потолка свисает шесть керосиновых ламп с обширными отражателями. На третьем фото показан дортуар – институтская спальня с воспитанницами, стоящими или сидящими на табуретах среди высоких тумбочек и кроватей, застеленных белыми покрывалами. На четвёртом фото показана обширная столовая со многими длинными столами, где во главе каждого из них сидит классная дама, и далее – двадцать или более девиц. И на пятом фото мы видим выпускниц Екатерининского института 1908 года. На нём двадцать две девушки, одетые в белые форменные платья, сидят или стоят в четыре ряда вокруг двух классных дам в красивых тёмные платья. Вот Полина с Амелией, они сидят справа от них.

И вот, в один из первых погожих деньков 1907 года Юлия Филипповна с Александрой, Полиной и Амелией отправились в белых платьях и с белыми зонтиками на прогулку и оказались у Александровской колонны. Там тётушка окинула строгим взглядом своих красавиц, поглядела на свои золотые часики и в обычной своей манере произнесла:

– Голубушки, сейчас здесь проследует новый караул Зимнего Дворца! Сегодня, собираясь на службу, Мишель мне сказал: «Нынче на все посты во Дворце заступит лейб-гвардии Семёновский полк! Он сменяет лейб-гвардии Егерский полк, солдаты которого хотя и мордасты, но ненадёжны. В правление Александра II они допустили в Зимнем страшный взрыв. Преображенцы нынче тоже уже не те, хотя и горды тем, что их погоны носит сам наш государь. Нижние их чины носят в казармы революционные прокламации, там читают их вслух и потом допускают неповиновение командирам. А вот наши поджарые семёновцы – это подлинное николаевское золото! Весь состав лейб-гвардии Семёновского полка вышколен и дисциплинирован. Вот недавно его командир, генерал-майор Георгий Мин, всего с девятью ротами блестяще подавил мятеж в Москве!»

Мишель все уши мне прожужжал про этих семёновцев. В Семёновском в прежние времена во всех чинах служили только дворяне. Один только этот полк выпестовал из солдат более двадцати генералов и равных им гражданских чинов. Наш генералиссимус граф Александр Суворов прослужил в Семёновском в нижних чинах двенадцать лет! У Семёновцев раньше, чем во всех других полках, была открыта своя школа, где многие солдаты учатся, чтобы добиваться повышений по службе и производства в офицеры, с переводом в пронумерованные полки.

Пока тётушка Юлия всё это говорила, с улицы Морской на Дворцовую площадь вывернул довольно большой и очень красиво марширующий строй солдат, одетых в темно-зеленые двубортные мундиры с красными фалдами и стоячими воротниками. И все гвардейцы молодцевато несли винтовки с примкнутыми штыками, придерживая их у плеча.

Три красавицы тёти Юлии стали укладкою посматривать и на проходящих мимо них солдат. При этом Полина почему-то, задержала взгляд на молодом правофланговом гвардейце, браво шагающем в первом ряду. А когда их глаза встретились, она даже руку подняла к лицу…

Прямо перед строем семёновцев были открыты кованые ворота Зимнего Дворца с большими двуглавыми орлами, и он тут же начал проходить через них. В Петропавловской крепости за Невою, громыхнула пушка.

Так мои прабабушка и прадедушка впервые увидели друг друга.

– Сам развод караула будет происходить во внутреннем дворе Зимнего Дворца, и мы его не увидим, – вздохнув, сказала Юлия Филипповна. А потом она, похлопывая сложенным зонтиком по руке, повернулась к Полине и очень спокойно произнесла: – Тот молодой человек, моя дорогуша, – простолюдин!

– Да, как же, тётя? – тотчас вырвалось у неё. – А разве граф Суворов не отслужил в Семёновском в нижних чинах двенадцать лет?

– Дитя моё… Но это же было давно! – с доброй улыбкою ответила та. – Нынче для всех недорослей дворянского происхождения открыты кадетские и юнкерские корпуса! Будь, милая, впредь осмотрительнее…

А в другой выходной, когда сёстры Ставинские вошли в дом Галицких, тётушка Юлия уже спускалась к ним по лестнице, помахивая двумя розовыми карточками в руке. Она торжественно произнесла:

– Бог вам благоволит, мои милые! Затейница Бетси – как называем мы графиню Елизавету Андреевну Шувалову – объявила нынче большой бал «Белая ночь»! Мой Мишель, как представитель дворцового министерства, вчера заезжал к ней и за вас тоже замолвил слово. И вот нынче утром пришёл от неё лакей: «От графини Елизаветы Шуваловой велено передать для графини и графа Галицких одно бежевое приглашение на бал «Белая ночь», и ещё три розовых приглашения – для их девиц… Вот, извольте принять, госпожа!»

Сёстры Ставинские, конечно же, бросились обнимать тётю. Свои билеты с великим благоговением стали они рассматривать уже наверху, в большой уютной гостиной. На одной их стороне типографским способом было напечатано изображение Шуваловского дворца с надписью: «Белая ночь в Шуваловском, 1907», а на другой – были размашисто чернилами написаны их имена.

Графиня Юлия Филипповна говорила:

– В этом году Её императорское величество опять не поддержали идею бала, и график «больших» балов в Зимнем дворце вновь сбился. Но вот графиня Шувалова осталась верна себе и раз в году, по-прежнему даёт большой бал… Ах, наша милая Бетси, как же любит она драгоценности! Она является владелицей одной из лучших в мире коллекций бриллиантовых украшений. А ещё Елизавета Шувалова любит благотворить! Во время японской войны она отдала дом свой под госпиталь для получивших ранения солдат…

Ну, а потом, когда две служанки внесли на подносах чашки с ароматным чаем и тёмное печенье в вазочках, тётушка Юлия стала с упоеньем рассказывать Александре, Полине и Амелии о балах:

– Только вы, голубки мои, от волнения не умирайте. На подготовку самых выразительных бальных образов нам двух недель хватит. Сегодня я вызвала к одиннадцатому часу четырёх хороших швей, которые нам сошьют самые лучшие платья. Свой наряд я уже вижу, а вот ваши, как и принято, будут скромны. Чтобы подобрать недорогие, но самые изящные украшения, мы обойдём весь «Пассаж». Там мы купим себе белые перчатки по локоть, пуховые белые веера, сумочки и бальные книжечки из слоновой кости. Дамские карандашики я уже заказала. Только не запишите двух кавалеров на один танец. Тем вы ославите и себя, и нас… В прошлом веке из-за таких дамских ошибок кавалеры вызывали друг друга на дуэль.

Со временем, мои голубушки, вы сами скажете, что жизнь – это только бал, а всё прочее – это до бала и после бала. И ни секунды этой жизни терять нельзя! Самые живые улыбки, взгляды, жесты – вот наш великий арсенал. Благородным дамам, исходя из бального этикета, позволительно стрелять глазами в понравившихся кавалеров… Но всё должно быть естественно и изящно, это очень тонкое искусство. Вот как однажды классная дама нам об этом сказала: «Уж легче ослиц французскому научить!»

Нынче купеческое собрание даёт свои собственные балы, до деталей копируя все тонкости дворянского собрания. А крестьяне на ярмарках сначала поют свои прекрасные песни, а затем отплясывают прямо на лугу заводную кадриль.

В Дворцовом министерстве говорят, что наш император Николай II, из-за того, что террористы почти каждый день убивают высокопоставленных чиновников, из-за Японской войны и из-за болезни сына – к балам совсем охладел. И императрица также проведение балов в Зимнем дворце ныне не одобряет. Вот и пришлось дворцовому министерству все их свернуть. Но мы, поколение наше, всё продолжаем вспоминать прежние добрые времена.

Вот послушайте, какой форс-мажор у нас случился однажды. Мы с Мишелем только что поженились. Я к балу в Аничковом дворце была уже готова. И вдруг за четыре дня до оного гофмаршал нам объявляет, что дамы и кавалеры в Аничковом будут танцевать только в черном! В Австрии эрцгерцог умер… Какой же переполох тогда поднялся во всех дамских будуарах. Из-за спешки мы потратили много денег, но задача по перевоплощению образов всеми нами была успешно решена. После бала камердинер императрицы написал: «Никогда дамы не выглядели так привлекательно, как на этом балу, – в черных вечерних платьях, усыпанных бриллиантами!» На протяжении всего «Черного бала» оркестранты играли только венскую музыку. Всё это была изысканная месть Австрийскому двору за то, что он устроил большие празднества, когда при Русском дворе был траур!

А в январе 1903 года весь Санкт-Петербург танцевал на грандиозном историческом балу в Зимнем дворце. Императрица Александра Федоровна пришла на него в костюме московской царицы XVII века. Царь Николай II преобразился во второго русского царя из рода Романовых – Алексея Михайловича, по прозвищу Тишайший, и держал в руках его подлинный жезл. На том балу я видела самых достоверных скифов и варягов, стрельцов новгородских и московских, воевод и витязей, думных и посольских дьяков, ловчих и прочих жителей времен Иоанна Грозного. Старшие дочери нашего императора Ольга и Татьяна там были в татарских уборах. Я сшила себе польский наряд XVI века – зелёное платье и белый покров, чтобы наложить его на голову и на плечи.

По общему мнению, тот бал был просто великолепен. И потому до начала Великого поста мы успели его повторить ещё и в Аничковом дворце.

Конечно же, сёстры Ставинские прекрасно знали, что в стенах Шуваловского дворца собирался весь цвет столичного общества. По убранству он уступал разве что Зимнему дворцу. Его Полина с Амелией видели каждый день, так как он стоял через Фонтанку, прямо напротив Екатерининского института.

Сейчас, Алёша, Шуваловский дворец – это широко известный музей, где до сих пор можно увидеть дореволюционные дворянские коллекции. Чтобы посмотреть на них и насладиться убранством дворца – нужно выстоять большую очередь.

Вот посмотри, есть у меня вот тут вид его замечательной лестницы, Белая гостиная, а также Рыцарский и тот самый Белоколонный залы…