Читать онлайн
"Все твои ненаписанные истории (альтернативный финал)"

Практически всю дорогу до дома Роберт провёл в своей голове. Вообще образы в его воображении никогда не прекращали движения, в любое время дня и ночи, вне зависимости от того, чем он занимался, придуманные им истории не покидали его мыслей. Всю свою осознанную жизнь он делил с фантазиями и уже давно свыкся с тем, что они заполняют его голову неиссякающим, бурлящим фонтаном, из которого он приловчился выхватывать образы и переносить их на бумагу. Творчество составляло тайную половину его жизни, ту её часть, где он был властен над народами и континентами, созданными исключительно усилием его воли.

В иные дни круговорот мыслей в его голове напоминал ураган — внезапно пришедшее озарение толкало давно лежащий без дела сюжет вперёд и придавало тому небывалое ускорение, истории начинали переплетаться, в действия персонажей приходила осознанная логика, само повествование сбрасывало с себя пыль и, подобно борзой, неслось к грандиозной развязке, минуя тернии сомнений и длительный раздумий. В такие моменты Роберту оставалось только предаться уносящемуся прочь течению фантазий и полностью отдаться созиданию чего-то нового. Для него это выглядело так, будто он прыгнул в быструю реку, и его дальнейшая судьба целиком зависит от прихоти стихии. Словно он выступал лишь записывающим инструментом в руках у некой творческой силы, пронзающей всё его существо.

И сегодня выпал именно такой день. С раннего утра о внутренние стенки его черепной коробки скреблись сформировавшиеся и хорошо звучащие абзацы. Роберт видел перед собой целую главу со всеми нюансами и ответвлениями сюжета, но главное заключалось в том, что перед ним вытягивалась длинная колонна глав последующих, образующих цельную историю, завершения которой он давно искал. Вне всяких сомнений, вечером он сразу примется за написание текста, а пока тянулся рабочий день, ему приходилось пользоваться черновиками и обрывками бумажек, чтобы зафиксировать пришедшее к нему откровение. Криво записанные слова и обрывки фраз формировали скелет будущего произведения. Для него эти беспорядочные надписи заключали в себе целую вселенную.

К тому моменту, как Роберт вышел из автобуса, он уже имел первое предложение новой главы. Иногда процесс его выдумывания занимал огромное количество времени, но сегодня оно пришло к нему в законченном виде и сразу пришлось по душе молодому писателю. Роберт шагал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, точно зная, что сразу сядет за компьютер, сначала он напишет несколько страниц, а только после этого поужинает… Все прочие дела утратили для него значимость, его сознанием владел выдуманный им мир, а голод и усталость отодвинулись на второй план.

Беспокойство кольнуло Роберта, когда он зашёл в квартиру, но первоначально он не придал ему никакого значения. Он громко хлопнул дверью, повернул замок и бросил ключи на полочку.

— Это всего лишь я. — Крикнул он обычное приветствие. — Сейчас сразу сяду за компьютер, меня распирает от пришедших за день идей.

Ответом ему послужила мрачная тишина. Мелисса не издала не единого звука. Роберт вновь ощутил укол беспокойства и повторил свои слова, растворившиеся в тёмном пространстве вытянутого коридора. Смутное, но устойчивое ощущение беды облепило его, и он поёжился, когда, избавившись от ботинок, коснулся ступнями пола. Вчера линолеум не казался ему таким холодным. И всё же внешний дискомфорт лишь подстегнул зарождающуюся у него внутри тревогу, хотя он и не мог толком объяснить, откуда она взялась.

Несмотря на пасмурную осеннюю погоду за окном, ни в одной из комнат их квартиры не горел свет, из-за этого внутри дома бродили сумрачные тени. Роберт не слышал звяканья посуды и свиста чайника — привычных звуков, говорящих о том, что Мелисса занимается приготовлением еды. Расположенная в конце коридора кухня хранила безмолвие. Повернувшись чуть в сторону, Роберт увидел в пыльном зеркале своё испуганное отражение. В такие моменты повышенная чувствительность и склонность к фантазированию играли против него, будя в сознании самые неприятные мысли.

Роберт быстро скинул куртку и даже не стал вешать её в шкаф, а просто бросил на небольшую тумбочку. Он ощутил некоторое колебания, когда приблизился к дверям спальни и заставил себя распахнуть их. В комнате всё осталось по-прежнему, а, увидев, лежащую на кровати Мелиссу, Роберт испытал облегчение.

Подтянув к груди колени и подсунув под щёку одну ладонь, она лежала в позе эмбриона и мирно спала. Её дыхание оставалось ровным, а вид — абсолютно безмятежным. Казалось, она уснула всего несколько минут назад и не успела достаточно глубоко погрузиться в сон. Все выдуманные страхи стали покидать Роберта, это был далеко не первый раз, когда он взводил себя по пустякам… Мелисса могла отправиться на пробежку и оставить телефон дома, могла просто отключить на нём звук и не слышать его звонков, каждый раз заставляя Роберта испытывать панику, когда ему не удавалось с ней связаться. Вот и сейчас она заставила его понервничать, напугала… Он успел вообразить не пойми что и даже не подумал, что она могла просто заснуть. Это объясняло и тишину, и отсутствие света.

Роберт не хотел тревожить её сон, он решил лишь укрыть её пледом, а потом отправиться в соседнюю комнату и сесть за компьютер. Он подошёл к кровати, но рука его замерла на месте в тот момент, когда он ощутил постороннее присутствие в комнате. Стоящее в углу кресло-качалка тихо скрипнуло, и Роберт увидел сидящую в нём фигуру.

На этот раз прилив страха, настоящего ужаса захлестнул его полностью, превратил в живую статую, неспособную к движениям. Находящаяся в кресле фигура не могла появиться из ниоткуда. Не могла находиться в их квартире. Но Роберт слышал, как кресло скрипело под весом неизвестного гостя, он видел силуэт и не мог игнорировать его присутствие. Этот человек сидел здесь в того самого момента, как он вошёл в спальню? Как он мог его не заметить? Ясно, что всё его внимание было сосредоточено на спящей Мелиссе, но ведь человек сидел прямо напротив него! И должен был находиться в комнате всё это время.

Роберт оставался неподвижным, лишь его глаза осматривали фигуру. Мысли о книге покинули его голову, вместо них пришёл поток глупых вопросов, связанных с личностью этого человека, его целью. Как проник внутрь? Зачем явился? И чего хочет? А вдруг он что-то сделал Мелиссе? Беззащитная девушка лежала на кровати, и при желании человек в кресле мог до неё дотянуться.

Череду суетливых рассуждений Роберта прервал обращающийся к нему голос.

— Здравствуй, Роберт. Приятно встретиться с тобой вживую.

Неприятный голос, полный наигранного добродушия. От его звучания хотелось отвернуться. Сплошь фальшивый и с привкусом жжёной резины. При этом он был гортанным, низким и угнетающим. Роберт подумал о палачах, но тут же отогнал эту мысль, сейчас у него не было времени на фантазии. Жизнь приобретала сюрреалистические очертания.

Роберт открыл рот, но не смог выдавить из себя ни одного слова — он просто не знал и не представлял, что может сказать этому сидящему человеку. Спросить кто он такой? Потребовать объяснений? Заставить его убраться отсюда? Вызвать полицию? И почему «приятно встретиться вживую»? Неужели до этого они пересекались? Роберт заставил себя вглядеться в лицо мужчины, тот, видимо, сообразив, что стал предметом тщательного изучения, лишь улыбнулся и даже повернул голову так, чтобы Роберт имел возможность хорошенько его рассмотреть.

Роберт недоумевал, что за человек сидит перед ним. Его лицо не казалось ему знакомым, в нём не было даже смутного узнавания. Однако лицо это выглядело как минимум странным, и дело было только в том, что у человека была побрита только правая сторона, но само по себе это лицо не смотрелось цельным. Да, Роберт видел совершенно обычный нос, немного большие уши, вытянутый подбородок, но эти элементы существовали как будто бы по отдельности, они не собирались в портрет, а выступали лишь его составляющими. Ещё Роберту показалось, что лицо находится в постоянном движении, при одинаковых составляющих, оно соответствует нескольким образам, разница между которыми была настолько мала, что не поддавалась определению. Но, тем не менее, этот переход присутствовал, Роберт был готов поклясться в том, что у этого человека была другая внешность, когда он заметил его присутствие впервые.

Догадка на грани фантазии сверкнула в его сознании.

— Кто вы? — Отважился он задать вопрос, с каждой секундой чувствуя всё хуже и хуже. Он постарался добавить в голос уверенности, но ощущал лишь беспомощность. — И зачем пришли в мой дом?

— А разве ты не догадываешься? — Улыбка растянула губы гостя только с одной стороны. Лишь тот уголок рта, что находился на выбритой стороне лица, немного приподнялся.

Неровная полуулыбка заставила его отвести взгляд. Как и угнетающий голос. Она убивала всякую надежду. Роберт не знал, хочет он в действительности знать ответ. Он желал, чтобы этот человек исчез из этой комнаты, покинул его жизнь и никогда не возвращался. Он боялся так, как никогда не боялся прежде, но знал, что от сидящего в кресле будет не так просто избавиться. Ему придётся принять правила незнакомца, а для этого потребуется собрать в кулак всю имеющуюся у него волю. Как жаль, что он никогда не был смельчаком.

— Ты ведь уже знаешь ответ. — Несимметричное лицо подалось чуть вперёд. — Просто боишься себе в этом признаться. Боишься, что твои фантазии могут оказаться намного ближе, чем ты предполагал. Так посмотри на меня снова и найди смелость ответить на свой вопрос.

Роберт осознал, что не в силах противиться этому голосу. Тот лишь просил, но в словах была заключена сила приказа, молодой человек сопротивлялся, но после краткой борьбы с самим собой вынужден был покориться, как и многие люди до него. Он далеко не первым подчинялся сидящему в кресле, пусть даже всё его естество выступало против этого.

Роберт поднял глаза на проклятое и ненавистное лицо.

Оно изменилось. Черты его немного заострились, кое-где кожу пересекли морщины, в складках которых затаились тени. Нос чуть вздёрнулся, и стали видны разного размера ноздри. Бритая щека производила впечатление лоснящейся и скомканной ткани, на другой стороне отпущенная щетина окружала горизонтальную щель рта. На этот раз Роберт не стал ограничиваться только лицом, а потому стал опускать свой взгляд ниже.

Сидящий человек был облачён в старинный фрак, изысканность которого портилась потасканным внешним видом. В нескольких местах виднелись дыры, правый рукав был частично оторван, манжеты топорщились необрезанными нитками. Галстук незнакомца также привлекал внимание тем, что был вывернут наизнанку и был завязан каким-то нелепым узлом. Некогда белый воротник рубашки был смят.

Нисколько не стесняясь, человек откинулся на спинку стула и закинул одну ногу поверх другой. Кресло-качалка заскрипело, резанув по ушам слишком возбуждённого Роберта, но тот продолжал осмотр. Брюки человека полностью подходили к пришедшему в негодность фраку, но сильнее всего вниманием Роберта завладели старинные туфли, обляпанные грязью и практически невидимые за её толстым слоем. Проникающий в окно свет отразился от металлической подковы, прибитой к подошве.

Возле полозьев кресла стоял поникший и потерявший форму цилиндр.

— Так кто же я, Роберт? Ты до сих пор меня так и не узнал? — Сидящий мерзко хохотнул и тощими пальцами поправил свой галстук. — Не подобает автору так обращаться со своими персонажами, а ведь я довольно часто мелькал в твоих рассказах. Тебе нельзя отказать в изобретательности использования моего образа… Тебе будет приятно узнать, что временами я восхищаюсь твоей фантазией. — Слова человека так и сочились лестью.

Внешность незваного гостя соответствовала представлениям Роберта о старом фокуснике-неудачнике, и он готов был бы обмануться этой ложью, если бы обильная фантазия не открывала ему глаза на истинную сущность пришедшего к нему домой. Он практически не удивился сделанному открытию, потому что подсознательно всегда верил в невероятные вещи.

Произошедшая с ним перемена не могла оказаться незамеченной со стороны человека в кресле. Половина его переменного лица растянулась в серповидной улыбке.

— Вижу, теперь моя личность не представляет для тебя тайны. — Он совершил несколько покачиваний, оторвавшаяся от его туфли грязь упала прямо на простыни кровати. — В таком случае и ты, может быть, ответишь на мой вопрос, а то я запамятовал ответ. Как называлась та твоя тягомотная и совершенно неинтересная повесть про курильщика, который пытался бросить курить?

— «Перекрёстки». — Покорно ответил Роберт. Речь в повести шла о человеке, продавшем свою душу.

— Точно. «Перекрёстки». Никогда не читал ничего более унылого.

Сидящий в кресле пристально вгляделся в Роберта, но тот никак не отреагировал на творческую пощёчину, в это время его занимали куда более серьёзные мысли. Его пугал не столько сам факт возникновения в их квартире искусителя, а то, к каким последствиям он мог привести. Он прочитал достаточное количество литературы, чтобы не сомневаться в том, что в скором времени ему предстоит пройти некое испытание. Для человека, полностью погружённого в свои фантазии и истинно верящего в воображаемые миры, в происходящем не было ничего необычного. Это было вполне в духе тех рассказов, которые Роберт выдумывал с такой страстью.

Его ноги словно приросли к холодному полу, мышцы задеревенели, но по крайней мере в голове горел тот созидательный огонь, открывающий дорогу невозможному. Только на него Роберт и мог рассчитывать в сложившейся ситуации. Собравшись с силами, он произнёс главный вопрос.

— Зачем ты пришёл ко мне?

Складки на выбритой части лица пришли в движение, мелькнули неприятного вида зубы, а черты лица слегка переместились.

— Предложить сделку. — Зловещий ответ прозвучал в точности, как и предполагал Роберт, и от этого пальцы на его ногах поджались, а по спине проползли мелкие мурашки. — Но ты до этого и сам сумел бы догадаться.

— Предложить… — Писатель зацепился за это спасительное слово, зная, что надежды всё равно уже нет. — Значит ли это, что я могу отказаться от сделки? Мне ничего от тебя не нужно. Я не обращался к тебе за помощью.

Пальцами правой руки сидящий выбил на подлокотнике кресла нестройную дробь.

— Нет. — Как стук молотка по крышке гроба. — Нет. — Как удар траурного колокола. — Я пришёл не для того, чтобы ты мог отказаться. Я сделаю тебе предложение, а выбор останется за тобой. Только так, Роберт. Только так.

Роберт чуть не задохнулся от возмущения. Это было неправильно! Сделка подразумевала две заинтересованные стороны, но здесь этим и не пахло! Он чувствовал себя обманутым ещё до того, как его начали обманывать! Вокруг него была невидимая сеть, и он уже успел в ней запутаться. Он не стал и не собирался сдерживать появившееся негодование и тут же выплеснул его на сидящего в кресле, вопреки тому страху, что копился у него внутри.

— Почему так?! Разве я обращался к тебе? Разве хоть что-то просил? Я не звал тебя и не…

— Сожалею, Роберт, но я не нуждаюсь в твоём приглашении. — На этот раз голос прозвучал несколько громче и более угрожающе. — К тому же не советую тебе здесь кричать, ты же не хочешь разбудить её?

Тощий палец человек качнулся в сторону спящей Мелиссы. Поразительно, но Роберт забыл о её существовании. Как только он ощутил чужое присутствие, девушка осталась вне его внимания. Роберт поспешил оторвать взгляд от мерзкого лица и перевёл его на спящую. Мелисса лежала в той же позе, грудь ровно поднималась. Совсем рядом лежал плед, которым он собирался её накрыть, но второй раз подряд ему не удалось справиться с этим простейшим действием.

Вид спящей девушки подарил ему несколько секунд спокойствия, но уже в следующее мгновение его ожгло страшное подозрение. Человек в кресле мог дожидаться его прихода в коридоре или в другой комнате, но он сидел именно в спальне, и это место было выбрано неспроста.

— Нет-нет… Нет… — Впервые за время разговора в его голосе появилась мольба. Теперь он готов был просить. Одеревенелыми руками Роберт впился в свои волосы. — Только не впутывай её. Она не может иметь к нам никакого отношения.

Неприятный голос оборвал его жалкий лепет.

— Что я слышу? Это чьи-то просьбы или уши изменяют мне? — Помесь испуга и гнева в глазах Роберта дала понять, что тот заглотил наживку. — А теперь послушай меня, писатель, я прихожу куда хочу и делаю то, что считаю нужным. Ты не на страницах своих рассказиков и не имеешь здесь никакой власти. Ты неоднократно использовал меня в своих работах, и вот я перед тобой, да что-то я не вижу в тебе желания схватиться за ручку и начать записывать происходящее прямо сейчас. Ты любил помещать своих персонажей в безвыходные ситуации и наблюдать за их мучениями, даже больше — ты сам создавал их страдания и убивал их. Но на самом деле тебе бы никогда не захотелось оказаться на их месте, не правда ли? Ты описывал собственные страхи и отдавал им на растерзание других. Каждый раз после жестокой сцены ты испытывал облегчение от того, что она произошла не с тобой. Все твои фантазии происходят из страха. И вот теперь ты сам станешь тем самым человеком в безвыходной ситуации, а я понаблюдаю за твоими мучениями. Здесь я устанавливаю правила, а ты обязан будешь им следовать.

Всё до последнего слова было правдой. Роберт черпал вдохновение в ночных кошмарах, на него оказывали влияние жуткие подробности криминальных сводок, он восхищался изобретательностью некоторых маньяков. Ему оставалось только сожалеть некоторым своим персонажам, он не мог отрицать того, что на самом деле являлся жестоким творцом в своём воображаемом мире. Роберту никогда не хотелось стать персонажем собственной истории.

— Я открою тебе один секрет, Роберт. Хотя, возможно, ты и сам уже успел до него додуматься. Человека определяют его фантазии, в голове у каждого мир, которым он распоряжается по собственному усмотрению. А все люди находятся в моём мире, и я волен с ними поступать в соответствии со своими фантазиями. Ты — лишь часть той истории, которую я рассказываю.

— Зачем? Зачем тебе это? — Слабый голос едва ли мог пробиться сквозь стену демонического веселья, но, тем не менее, сидящий в кресле услышал вопрос Роберта.

— А зачем ты выдумывал свои истории? — Незваный гость сразу перевёл стрелки обратно на Роберта. — Ты не задумывался над этим моментом? Мотивов может быть множество, некоторые из них даже можно обозвать благородными, но мой ответ банален. Скука. Даже мне порой бывает скучно, и я стремлюсь всеми силами развеяться. Разве не так же поступают люди? Я наблюдаю этот мир уже давно, и он становится всё более скучным. Когда-то меня привлекали массовые трагедии: эпидемии, уничтожение цивилизаций, войны, геноцид… сейчас они навевают на меня тоску. Массовым трагедиям не хватает индивидуальности, они скучны. Если несчастие разделить на сотню, тысячу, миллион человек, то от него практически ничего не останется. А если весь этот вес обрушить на одного человека, эта тяжесть его раздавит. Это будут настоящие мучения, растянутые во времени. Поэтому я переключился на трагедии индивидуальные.

— Но почему я? — Не удержался от вопроса Роберт. При всей тяге к знаменитости, ему не понравилось внимание со стороны сидящего в кресле.

— Ты часто прибегал к моим услугам в своих произведениях, поэтому можешь считать мой выбор профессиональной этикой. Но главная причина заключается в том, что тебе есть, что терять. Твоя трагедия представляется мне особо зрелищной. Поверь, я знаю, о чём говорю.

«Это несправедливо, — думал Роберт, — всем есть, что терять. Не я один такой на свете». Его испуганные глаза вернулись к лежащей на кровати Мелиссе. Он не сомневался в том, что ей предстоит стать игрушкой в том сюжете, который затеял сидящий в кресле человек.

— Ты хочешь забрать её жизнь? — Озвучил он свой самый большой страх.

Однако ответ изменяющегося лица его удивил.

— Нет. Мне не нужна её жизнь. Я не имею на неё никаких видов. Но давай пока не будем забегать вперёд. Я хочу, чтобы это повествование развивалось постепенно. И я не раскрою тебе условий моего предложения, пока ты не согласишься его выслушать. Всё-таки этот сюжет принадлежит мне, и я люблю, когда всё соответствует заведённому обычаю.

Как и сказал ранее сидящий в кресле, у Роберта не было шанса отказаться от участия в этой игре. Его роль мученика была прописана с самого начала, и он мог лишь следовать замыслу этого человека. Чтобы сделал персонаж его рассказа? Обязательно нашёл какой-нибудь способ перехитрить лукавого, но, не имея времени на размышления и понимая, что над ними с Мелиссой висит опасность, Роберт осознавал себя абсолютно беспомощным. Никакие гениальные идеи не приходили в его голову. Ни на чью помощь он рассчитывать не мог. Был только сидящий в кресле, его предложение и последующий выбор Роберта.

— Я в любом случае должен согласиться на твои условия? — Он спросил это, чтобы ещё хоть на несколько мгновении оттянуть неизбежное. Ответ был известен им обоим.

— Да. Как это сделали доктор Фауст и Маргарита. И ещё огромное количество людей. Литература никогда не врёт, Роберт, а ты привык ей доверять. В произведении за моим авторством не обойтись без сделки. Иначе конец для всех персонажей будет печальным.

Роберт собрал всю смелость, которая только имелась у него, но не смог смотреть в изменяющееся лицо, уставившись вместо него в подвешенную к гардине гирлянду.

— Я не могу принять этого, но всё же готов выслушать условия сделки, раз другого пути у меня всё равно нет.

Ещё не слишком поздно, он успеет выкрутиться из этой ситуации, он должен это сделать ради лежащей на кровати девушки. Обязан вступить в эту битву и выйти из неё победителем. Но звучащая у него в голове бравада отдавала фальшью и несла в себе привкус горечи. Как он собирался сражаться с кем, перед кем всё человечество испокон веков стояло на коленях? Каким образом он мог остановить эту разрушительную силу?

— Чудно. — Подал неприятный голос сидящий в кресле. — Наконец-то после долгой прелюдии мы перешли к сути. Итак, Роберт, я сказал, что меня не интересует жизнь Мелиссы, а вот её память станет достойным грузом на одной чаше весов. А на вторую я помещу все твои ненаписанные истории. Как тебе такая дилемма? Или девушка твоей жизни забудет про тебя, или все фантазии в твоей голове умрут, и ты не сможешь больше выдавить из себя ни строчки. Один выбор разбудит её, вы пойдёте готовить ужин, а потом перед сном посмотрите сериал. Другой выбор даст тебе возможность спокойно выйти из комнаты, сесть за компьютер и начать писать новую главу новой повести.

Только сейчас Роберт заметил, а, может, это сидящий снял с его зрения завесу, бесформенный, слабо светящийся сгусток тумана, расположившийся между цветочных горшков на подоконнике ровно над тем местом, где лежала голова Мелиссы. Исходившее от тумана призрачное сияние таило в своей глубине неясные образы, разобрать которые с такого расстояния Роберт был бессилен. Заметил он и тонкую, искрящуюся нить, связывающую туман с головой девушки, та подрагивала в такт дыханию Мелиссы. Это было нечто вроде пуповины, и эту нить сидящий в кресле небрежно накручивал на пальцы левой руки. Он игрался тонкой субстанцией, крутил её в своей руке как студент-неудачник крутил бы ручку, пытаясь выдумать ответ на слишком сложный экзаменационный вопрос. Человек совершенно равнодушно относился к тому, что стояло на весах перед Робертом.

— Впечатляет? — Спросил гнусный искуситель и набросил на грязный палец ещё одно призрачное кольцо. — Не так ли ты представлял себе туман грёз, в котором отражаются сны? — Роберт вздрогнул от точности образа, который использовал в своих собственных работах. — Только здесь отражается её память, и стоит мне оборвать эту нить, как ты навсегда исчезнешь из её жизни. Она никогда не вспомнит о твоём существовании, а вот ты будешь помнить её вечно, как бедный Ромео, ополоумевший после смерти своей Джульетты. Зачем мне забирать чью-то жизнь, если так всё выходит гораздо интереснее. Смерть — это точка, это один болезненный укол, а память — это долгий медленный разрез, который будет измеряться длиной твоей жизни и глубиной твоего страдания. Это куда изощрённее.

Роберт пока что не до конца осмыслил поставленный перед ним выбор. Переливчивый свет туманного сгустка отвлекал его от серьёзных размышлений. В своих работах он несколько раз пытался визуализировать память, но лежащее между цветочных горшков зрелище пугало своей простой и хрупкостью.

— То есть она полностью забудет меня? — Тихо проговорил он. — Но ведь останутся фотографии, записи… — Роберт не успел вовремя прикусить язык, и подлый человек в кресле хорошо расслышал его последние слова.

— Ты, в самом деле, считаешь, что это достойная надежда. Как ты думаешь, сколько раз мне доводилось переписывать человеческую историю? — Неприкрытая издёвка звучала в неприятной речи, Роберту захотелось закрыть уши ладонями, но он знал, что даже это не спасёт его от звучания скверного голоса. — Во всём мире не останется ни единой вещи, связывающей тебя с ней, кроме твоих воспоминаний. В её голове не останется даже тени твоего присутствия.

— И тоже самое ты хочешь сделать и с моей памятью? Ты предлагаешь обменять мою память на её? Только она не будет помнить того, что было, а я не смогу ничего выдумать в будущем?

— Очень чёткая формулировка, вижу ты ухватил саму суть моего предложения. Либо она забывает тебя, и все твои воображаемые миры находят читателей, либо вы остаётесь вместе, но ты отказываешься от своего таланта. И этот выбор будет лежать только на твоих плечах. Хорошенько подумай перед тем, как дать мне ответ.

Роберт почувствовал себя стоящим на лезвии очень тонкого ножа, по обеим сторонам которого находились последствия принятого решения.

— Мне нужно время, чтобы подумать. — Пискнул он.

— Вся вечность будет в твоём распоряжении. Я абсолютно никуда не тороплюсь. — Человек принялся раскачиваться в кресле, прекрасно зная, что его скрип будет дополнительно раздражать Роберта. Металлическая подкова ловила отблески уличного света. Между цветочными горшками клубились образы из головы спящей девушки.

Уже тот факт, что Роберт колебался, говорил о многом. Навряд ли Мелиссе понравились бы те мысли, что кружились в его голове. Как оказывалось, её смерть была не самым большим его страхом. Возможность потерять все фантазии и сюжеты представлялась ему не менее пугающей.

Он любил Мелиссу всей душой и телом, в этом сомнений не было, она настолько прочно вошла в его жизнь, что он не мог представить себе в отрыве от неё. Все его действия в той или иной степени были направлены на неё: он зарабатывал деньги, чтобы они могли снимать эту квартиру и удовлетворять их скромные запросы; он заботился о ней и прилагал усилия к тому, чтобы она имела достаточно времени на свои увлечения; они вместе путешествовали, совершали маленькие, незаметные для прочих открытия. Ей редко нравились его работы, но если какой-нибудь рассказ цеплял её, то Роберт чувствовал, что его труды не проходят понапрасну. Он бы никогда не признался Мелиссе в том, что часто пишет с мыслями о её одобрении…

Вдвоём они создавали целую вселенную, понятную лишь для них. Он не мог предать их личные свершения. Не мог отказаться от того, что строилось годами и упрочнялось с каждым днём…

Не мог, не хотел… Однако точно так же обстояли дела и с его ненаписанными историями. Они пустили глубокие корни в его душе и (стоило признаться в этом) появились сильно раньше Мелиссы. Когда она засыпала и отворачивалась к стене, когда их спальня погружалась во мрак, Роберт оставался наедине со своими фантазиями и, лёжа под одеялом, переживал самые необыкновенные приключения, которые только мог выдумать. Сюжеты составляли не менее важную часть его существования, можно сказать он жил ими.

Его окружали персонажи, эпохальные события и кровавые войны, несколько миров в его голове вели самостоятельное существование, которое он когда-то запустил и с течением времени собирал обильный урожай историй. Часть из них он успел записать, но огромный пласт их до сих пор находился в его мыслях, и он не мог представить свою жизнь без сочинительства. Ему о многом хотелось поведать, он не успел поделиться с миром и малой частью того, что уже успел выдумать, Роберт находился на самой нижней ступеньке лестницы, уводящей его в заоблачные дали. Планы и амбиции бурлили в нём, выступая в роли двигателя, толкающего его жизнь вперёд. Отбери у него ненаписанные истории — и он лишится куска самого себя. Он перестанет быть тем человеком, который несколько минут назад вошёл в дверь спальни и оказался в ловушке.

Роберт понимал, что любой творческий путь проходит через бездорожье, не раз и не два он испытывал сомнения в правильности своего искреннего желания достичь писательских высот. Временами он не получал удовлетворения от собственных усилий, в плохие дни они представлялись ему ничтожными, но всякий раз Роберт находил в себе силы продолжить движение.

Поставленный перед суровым выбором Роберт впервые задумался над тем, что игра может не стоить свечей. Раньше он гнал от себя эту трусливую мысль, но сейчас в достаточной мере осознал, что большую часть жизни провёл в погоне за воображаемым счастьем в будущем, хотя был счастлив с Мелиссой в настоящем. Сидящий в кресле человек предлагал ему возможность прекратить погоню. Ему нужно сказать только слово… Но искуситель слишком хорошо его знал и поставил перед ним заведомо сложный выбор.

Роберт просто не мог принять решения. При обоих раскладах только он лишится чего-то весомого, вопрос лишь в том готов ли он разделить эту утрату с близким человеком или предпочтёт перенести свои страдания на бумагу и превратить их в душещипательный сюжет?

Сидящий в кресле решил подлить немного масла в костёр его терзаний. Всё также поигрывая пальцем на тонкой пуповине, он произнёс:

— Без чего твоя жизнь будет более бессмысленной?

Довольный этой шуткой сидящий принялся раскачиваться сильнее прежнего. Свет фонаря плясал на его издевательском лице. Своею задумкой он был избавлен от скуки, ибо ничто так не бодрит, как мучения поставленного перед неотвратимой утратой человека. Это наполняет мучителя особой властью, практически даёт ему в руки судьбу бедной жертвы. Когда мораль вступает в битву с амбициями, а совесть пытается перекричать гордость, остаётся лишь наблюдать за теми изменениями, которые это противостояние приводит за собой.

Разрушающие последствия дилеммы заставляли Роберта метаться из одной крайности в другую. Мелисса или фантазии? Уверенное настоящее или зыбкое будущее? В растерянности он бросил взгляд на стену, и ему на глаза попались висящие на разноцветных верёвочках фотографии. С каждой ему улыбалась Мелисса. Увы, он не мог ответить ей тем же.

Со своей стороны кровати на низком столике он увидел один из блокнотов, в который имел привычку записывать сновидения. Роберту вспомнилось то триумфальное чувство, когда из обрывков идей и разрозненных фраз проступали очертания будущей истории, это был восторг высшей меры, подлинная созидательная радость. Торжество воображения, открывшего перед ним ещё одну дверь в удивительный мир. Роберту нравилось наблюдать за тем, как из белого листа бумаги вырастала вселенная. Он не мог отрицать своей жестокости по отношению к персонажам, но при этом каждого из них любил и ценил, как собственных детей. Он отвечал за их поступки и руководил их жизнями. Для Роберта они были не менее реальными, чем висящие на стенах фотографии. Они не заслуживали забвения.

Если верить словам сидящего в кресле человека, то в любом случае пострадать должен только Роберт. Мелисса ни о чём не вспомнит, она не будет мучаться, тревоги не затронут её. Из её жизни просто вычеркнутся страницы, посвящённые ему. Как будто их встречи и не было, как будто они никогда не жили вместе. Всё обрушится на него одного, и ему придётся влачить по жизни груз этого решения. Можно ли считать такой выбор предательством, если Мелисса никогда об этом не узнает?

Роберт всё больше убеждался в том, что сможет идти по жизни в одиночестве. Он не желал Мелиссе зла, а лишь надеялся на то, что она ещё успеет найти то счастье, которое он не успел ей дать.

Улыбающаяся Мелисса смотрела на него с фотографий, блокнот заманчиво шелестел пустыми страницами, а Роберт постепенно склонялся к принятию окончательного решения.

— Ты не сможешь вечно уходить от ответа. — Напомнил о своём присутствии гость. — Я терпелив, но не стоит вынуждать меня ждать слишком долго, я ведь могу и переиграть правила нашей сделки. Девушка или творческие потуги? Её память или твоё воображение?

На этот раз в голосе слышались требовательные нотки, Роберт поднял руки, чтобы заслонить уши, а в результате потерял равновесие и грохнулся коленями об пол. Так он и стоял в коленопреклонённой позе, глядя на своего мучителя снизу вверх, пока не раскрыл рта, чтобы дать заветный ответ.

— Я выбираю свои фантазии. — Слова с трудом протискивались сквозь его горло. Он чувствовал себя предателем. Сон Мелиссы защищал его от её упрёков. Хорошо, что ему не придётся объясняться с ней, на такое бы Роберту не хватило сил. — Я хочу сохранить свои воображаемые миры.

— Всё как ты скажешь, Роберт. Но перед тем, как я покину эту комнату, а ты станешь заниматься своим любимым делом, нам нужно соблюсти одну маленькую формальность. Финальную точку в нашей с тобой сделке. Наверное, ты и сам это понимаешь.

Роберт хорошо понимал, что сделка с искусителем должна быть обязательна скреплена. Сидящий в кресле поманил Роберта тощим пальцем, морально опустошённый и выжатый до последней капли писатель, перебирая коленями стал к нему приближаться. Человек всё ещё сжимал в левой руке пуповину.

— Забирайся на кровать, Роберт, и загляни в грёзный туман.

Без всяких вопросов Роберт исполнил, что ему было велено. Он уставился в сияющий сгусток и в следующее мгновение уже различил своё собственное лицо с несколько непривычного ракурса. Чуть погодя он понял, что видит самого себя глазами Мелиссы. Видит свой отпечаток в её памяти. Сидящий человек натянул пуповину и резко провёл по ней острым ногтём, видение распалось, сияющая нить вспыхнула голубыми искрами, и те упали на простыни, не причинив им никакого вреда.

— А теперь поцелуй её, и сделка будет окончательно заключена. — Человек поднялся с кресла, уличный свет падал на обе стороны его лица, каждая из которых казалась Роберту отвратительной.

Искуситель не мог отпустить его так просто, прекрасно зная, насколько трудно ему будет хотя бы посмотреть на Мелиссу, заставил его в последний раз поцеловать её. Роберт склонился над девушкой и не нашёл в её лице никаких следов перемен, она осталась прежней, а он стал для неё чужаком и предателем.

Он медленно опустил голову и окунулся в такой привычный запах. Роберт закрыл глаза, а когда их открыл, то в комнате уже никого не было. Даже простыни в том месте, где всего пару мгновений назад лежала Мелисса, перестали быть смятыми.

Пошатываясь, Роберт побрёл в соседнюю комнату, ноги плохо держали его. По дороге он перевернул стул, врезался в шкаф, отчего в нём зазвенели стеклянные дверцы. Его пухлый блокнот лежал на прежнем месте, а на стене остались только цветные верёвочки с одиноко болтающимися прищепками.

Роберт запустил компьютер, открыл программу и долгое время смотрел в белое пространство с мигающим в начале строки курсором. Сколько раз до этого он начинал историю с белого листа? Сколько их ему ещё предстоит сочинить?

Первое предложение пришло к нему не сразу, но как только оно сформировалось у него в голове, он уже знал, о чём будет его новый рассказ. Пальцы зависли над клавиатурой, а затем приступили к механической работе. Белое пространство листа начало заполняться текстом:

«Практически всю дорогу до дома Роберт провёл в своей голове…»