Читать онлайн "В плену бессмертия"

– Передай, пожалуйста, соус.

Несколько парней скучковались около тлеющих углей, пока девчонки накрывали на стол.

– Лайн, кто тебя учил жарить мясо? Ты же так спалишь его.

– Ещё один комментарий, и я умываю руки. Готовлю, как умею. Считаешь, что можешь лучше – делай это сам. А я пока вон, пойду да угли палкой поворошу, как Зейн.

– Тс-с, – цыкнул на Лайна Эстондер. – Говори тише.

– Ишь ты, какой ранимый. Значит, помогать не хотим, а как обижаться на правду, так первый в очереди?

Эстондер вопросительно посмотрел на других ребят. Те лишь виновато прятали глаза.

– А ты что… не в курсе? – шёпотом спросил он Лайна.

Тон Эстондера насторожил Лайна. Он с недоверием осмотрел каждого. Лайн знал, что Зейн давно обивал пороги больниц, пытаясь выяснить причину своего неважного самочувствия. Он так же знал, что тот ждал результаты каких-то анализов, но за бытовухой совершенно об этом позабыл. Рука ослабла, и решётка с мясом легла прямо в пепел. У Лайна засосало под ложечкой.

– Пришли результаты?

– Неутешительные.

Теперь Лайн понял, почему вся компания решила «вдруг» выбраться отдохнуть, и почему, собственно, никто из парней не хотел оставаться с Зейном наедине…

Лайн наконец вспомнил о мясе, но помимо шкуры из пепла оно покрылось ещё и черной коркой. Пока Лайн заряжал новую партию, любопытство склоняло получше разглядеть лицо Зейна, будто диагноз в корне изменил его внешность.

– Ребята! – крикнула Ная, выходя из палатки. – У нас всё готово. Ждём только вас.

– Уже идём, – ответил Соул и, пихнув плечом Бакса, пригласил того присоединиться, оставив Лайна с Эстондером наедине.

– Может, ошибка?

Лайн отчаянно пытался не испортить новую партию, хоть теперь было и не до мяса.

– Мы тоже так думали, но ты же знаешь, у Наи подруга работает врачом как раз в той больнице. Через неё и узнали.

– Это не отменяет того, что могли перепутать…

– Лайн… взгляни на него, он тает с каждым днём. Это заметно уже невооруженным глазом. Вообще, странно, что ты узнаешь только сейчас, когда все уже в курсе.

– Да работа эта… В общем… мне очень стыдно.

Лайна начала пробирать лёгкая дрожь. Какое-то время они молча наблюдали за мясом.

– Сколько… ему осталось?

– Вроде как месяц.

– Так мало?!

Лайн понял, что эмоции вышли из под контроля, только когда эхо прокатилось над полем.

– У вас там всё хорошо? – спросила Тина.

– Всё нормально, – ответил Эстондер. – Лайн не рассчитал с соусом, так что мясо будет слегка суховато.

– Переживём, – сказала Лора, – давайте заканчивайте уже. Хотелось бы поесть до темноты.

– Только держи себя в руках, хорошо? – заговорщически сказал Эстондер. – Я понимаю тебя, сам так же отреагировал, но поскольку информация получена от третьих лиц, Зейн не в курсе, что мы обо всём знаем.

– Он не дурак. Ты думаешь…

– Я знаю, что он наверняка уже о чём-то догадывается, но пока сам нам ничего не объявит, делаем вид, что всё в порядке вещей.

– Мальчи-ики-и, долго вас ещё ждать?

– Мы закончили.

Эстондер надел фальшивую улыбку и отправился под крону размашистого дуба где они разместились.

Пока Лайн ссыпал с решетки для гриля последние куски, он урывками всё ещё посматривал на товарища. Трудно даже представить, какие мысли сейчас мучили Зейна. Понятно, что данное мероприятие проводится с целью разбавить его сумрачные настроения, но, судя по виду, толку пока от этого нет.

Девчонки – существа более гибкие, поэтому, когда все расселись, моментально зарядили какую-то тему. Лайн пытался себя пересилить и абстрагироваться, но мысли вертелись вокруг новости, не давая расслабиться.

Ноябрь не баловал солнцем, поэтому сумерки и ночь слились в одно целое ещё до наступления поздних часов. Жар от огня, или от градуса выпитого, отогрел Бакса, и главный мерзляк, как всегда, затянул о нетленном.

– И, знаете, он прав, – с довольными, как у кота, глазами, вещал он, – бесконечно прав. Найти такого человека, который был бы для тебя всем, шансов практически нет. Это такой драгоценный подарок, – разведя руки, демонстрируя масштаб ценности, оратор случайно зацепил Тину, чем помог ей расплескать содержимое своего пластикового стакана, – такой… Что его надо быть достойным!

– Бакс, ты уже перебрал, – пробубнил Эстондер, не поднимая головы с плеча Лайна.

– Да нет, я серьёзно. Ну вот скажите мне, скольких людей по-настоящему счастливых в паре вы знаете?

– Да кучу, – грея ладони ответила Ная.

– Нет, вы не поняли. Посмотрите вокруг – люди сходятся и практически всегда расходятся, дети остаются без отцов, семьи рушатся, влюбленность, которую общество принимает за любовь, остывает. И так везде, куда ни глянь. А я говорю о союзе, на который не влияет ничего извне. Когда люди настолько уверенны друг в друге, что готовы доверить жизнь своей второй половине. И я не о метафоре.

– Ну ты завернул, конечно, – уже сквозь полудрёму сказал Эстондер.

– Просто вообразите… Это как должны сойтись звёзды, что среди миллиардов ты найдешь того самого человека.

– Методом проб и ошибок, – вдруг сказал до этого молчавший Зейн, не сводя глаз с потрескивающего огня.

– И на сколько ошибок у тебя хватит времени?

Повисла неловкая пауза. Даже те, кого уже разморило напряглись. Бакс понял, что ляпнул, только когда увидал лица ребят. Сам Зейн совершенно не отреагировал.

Бакс стал бормотать что-то нечленораздельное, пытаясь реабилитироваться и увести разговор в другое русло, но Зейна эта тема наоборот включила в дискуссию.

– Я – всего лишь ответвление, ошибка своего настоящего «я», которое все ещё ведёт поиски.

Философские разговоры в этой компании были не редкими гостями, но в данном случае, этот, воспринимался совсем иначе.

– Что ты подразумеваешь? – Бакс проявил интерес к словам Зейна, игнорируя намеки и жесты ребят, призывающие закончить.

– Что все мы лишь вероятности.

– Объясни.

– Слышал о квантовом бессмертии?

– Что-то вроде читал, но очень давно.

– Оно имеет две интерпретации, Копенгагентскую и многомировую. Согласно второй, многомировой интерпретации квантовой механики, существа, имеющие способность к самосознанию… бессмертны.

Присутствующие молчали.

– Попробую объяснить на примере, – Зейн, казалось, даже порозовел, – допустим, ты попал в беду, где существует риск летального исхода.

– Ну, – кивнув, согласился Бакс.

– Для наглядности представим, что ты прыгнул с парашютом. Допустим, он раскрылся, но не настолько, чтобы ты мог удачно спланировать. Ты продолжаешь падать.

– А как же запасной?

– Вообразим, что запасного нет. Так же вообразим, что ты никак не можешь повлиять на ситуацию. Так вот, пока ты его не видишь, парашют находится в суперпозиции.

– Что это значит? – проявив любопытство в след за Баксом, спросила Ная.

– Что он пребывает в нескольких состояниях одновременно. И в том, в котором для тебя всё закончится благополучно, и в том, в котором печально. Согласно Копенгагенской теории, как только ты сможешь на него посмотреть, ты разрушаешь его суперпозицию и определяешь его конечное состояние.

– Так я не понял, выживет Бакс или нет? – спросил Лайн.

– По большому счету, это не имеет значения.

– В смысле?! – возмутился Бакс.

– Определив его состояние, ты создал единственный исход. Допустим, фатальный. Он не распутается, потому что все возможные состояния удаляться, и он не изменится уже никогда. Из всех вероятностей Бакс определит единственную – в которой и останется. Чего не скажешь о многомировой интерпретации…

Зейн заметно оживился. Бакс оглядел ребят, а те безмолвно дали понять, чтобы он продолжал. Бакс был далеко не глупым парнем, но сейчас, чтобы поддержать разговор, стал слегка недалёким.

– Многомировая? А это что ещё за хреновина?

– Согласно ей, посмотрев на парашют, ты разделил реальность надвое, в одну из которых попадёшь совершенно случайно. Но с перспективой сохранить жизнь.

– Речь о параллельных мирах?

– Отчасти.

– Ладно, – Бакс почесал затылок, – что ты этим хотел сказать?

– Помнишь, как ты попал в аварию в девятом классе, или как тогда чуть не утонул, прыгнув спасать собаку, провалившуюся под лёд?

– Ну?

– Каждый раз реальность расслаивалась, а ты оставался в той, в которой одна из версий тебя выжила. Собственно, поэтому здесь и сидишь.

Информация вызвала такой мозговой штурм, что ребятам потребовалось время, чтобы всё уложить.

– Получается, существует десятки реальностей, в которых меня уже нет?

– Получается, так.

– Но, как ни крути, рано или поздно я всё равно умру.

– Ты – да, а другая твоя копия продолжит существовать в другой реальности.

– Ну, и ей тоже рано или поздно придёт конец. Годы-то идут. Сколько бы раз она не избегала смерти, от старости никуда не деться.

– Это только так кажется. Понимаю, это сложно осознать. Это вроде миража, до которого, кажется, рукой подать, но сколько не приближайся, никогда не дойдешь. Тут тот же принцип. Только со смертью.

– Ну, допустим, – Бакс так зажёгся дебатами, что забрал у ошалевшего Эстондера стакан и стал нарезать круги вокруг костра, – какое отношение это имеет к теме, с которой мы начали? Какие пробы и ошибки? Вспоминая твои слова, мы попадаем во второй вариант реальности случайно, без возможности повлиять на выбор.

– Это так. То, о чём я вам сейчас рассказал, представляет собой научное объяснение, которого придерживается большинство учёных. В моей скромной адаптации, естественно. Но если взять непопулярное мнение, с которым я ознакомился в некоторых запретных трактатах, то это лишь часть истины, которая нам открылась.

Округлившиеся глаза Бакса дали понять, что он впечатлён.

– Просвяти, – фанатично сказал он.

– То, что я там прочитал, описывало модель этого самого бессмертия. Если попытаться визуализировать её, то лично мне она представляется в форме дерева. Главное, или истинное, назовем его так, сознание выступает в роли ствола, а мы – его ветви, или вероятности.

– Не совсем понимаю, – наморщившись, сказал Эстондер.

– Сейчас поймёшь, – Зейн взял палку и стал рисовать на золе подле костра дерево, – мы с вами всего лишь его пути, нужные для того, чтобы найти наиболее благоприятный вариант для дальнейшего роста, то бишь жизни. Если выбранный путь неудачен, ветвь расслаивается в поисках новой, более безопасной дороги.

– Тогда эта модель больше напоминает паутину, а не дерево, – Тине было, что сказать, ради чего она тоже поднялась со своего места.

– Почему? – спросил Зейн.

– Потому что это нелогично. Зачем в этой конструкции нужен ствол, или, как ты его назвал, «истинное сознание», если его ветви могут множиться и делиться? Получается, оно существует везде и всегда?

– Прекрасный вопрос, – Зейн впервые за долгое время улыбнулся.

Ребята это заметили, потому течение вечера было предопределено.

– И я тоже его себе задавал, – продолжил Зейн, – когда читал эти трактаты. Но спустя время нашёл ответ и на него. Несмотря на всё могущество, как выяснилось, у истинного сознания тоже есть ограничения. Оно чувствует другие свои ветви, может между ними переключаться в случае надобности, но пребывать обязано только в одной. Пусть сегодня это одна реальность, завтра другая, но всегда есть та, которая являет собой основание.

– Значит, мы все можем представлять собой истинное сознание? – спросил Бакс.

– Можем. Также можем быть частью одного или вероятностями разных сознаний, просто переплетенных в одной реальности.

– Насколько нужно быть продвинутым, чтобы контролировать столько реальностей? – изумился Эстондер.

– Я не думаю, что для него, или них, это трудозатратно. Это нам сложно подобное вообразить, а для них это нечто естественное, как, к примеру, рост волос.

– Значит, если Бакс – это истинное сознание, и он завтра погибнет…

– С какого хрена погибнуть должен именно я? – возмущённо перебив Наю, спросил Бакс.

– Я для примера. То он просто вернётся по текущей ветви своей жизни в начало и выберет другую, более лучшую жизнь?

– Верно. Правда, эта жизнь может значительно отличаться, потому что это в этой ветви он привычный для нас Бакс, в другой его вариант может выглядеть совершенно неожиданно. Скажем, собакой, или даже кустом.

– Но если так, – спросил Соул, – зачем истинному сознанию выбирать одну конкретную ветвь? Ведь, согласно многомировой интерпретации, каждая ветвь должна делиться надвое бесконечное количество раз? Значит, всегда будет вариант, где воплощение истинного сознания выживает.

– Согласно научным докладам – да, а вот тем знаниям – нет. Как я понял, это тоже одно из ограничений. Вернёмся к примеру того же дерева. Оно может отрастить бесчисленное количество ветвей, но когда эти ветви наберут массу, стволможет не выдержать. Поэтому и количество вероятностей приходится контролировать.

– И как это происходит? – спросила Тина.

– Путём удаления бесперспективных. Ветви, повторяющие до этого модель многомировой интерпретации, трансформируются в Копенгагентскую и прекращают рост, а со временем и вовсе аннигилируют.

– Жесть, – сказали вслух одновременно несколько ребят.

– Вот поэтому любовь всей своей жизни можно найти методом проб и ошибок, – ухмыльнувшись, сказал Зейн, – создавая реальность за реальностью, проживая жизнь за жизнью, если, конечно, ты представляешь собой истинное сознание.

– А как понять, бесперспективная ты ветвь или нет? – спросил Бакс.

– Есть способы, но прибегать к ним лучше не стоит.

– Почему? – поинтересовался Лайн.

– Потому что это не вписывается в планы истинного сознания. Когда в организме часть тканей начинает жить не по правилам… От неё избавляются.

Все напряглись.

– Звучит жутко, но это так, – Зейн вновь помрачнел, – хорошо, если ты изначально был бесперспективной ветвью, которой суждено прекратить рост, хотя бы ничего не теряешь, но если нет… За любопытство придётся дорого заплатить.

– А какой ветвью был ты? – фамильярно спросил Бакс.

– Бакс?!

– Какого?!.

– Ты что творишь?!

Ребята всей стаей набросились на товарища, перекрикивая друг друга.

– Так, всё! Заканчиваем на этом! – Лора перекричала всех, и гомон сменился тишиной.

Ребята с осуждением косились на Бакса, чей длинный язык испортил вечер и – виновато – на Зейна, словно тому не по праву причинили физическое увечье.

– Всё нормально, – Зейн даже улыбнулся, – я очень признателен вам. За вашу доброту и поддержку. Я давно уже обо всём в курсе.

Ребята все, как один, кроме хмельного болтуна, выглядели пристыженно.

– Отвечу на твой вопрос, – Зейн посмотрел на Бакса, чьё лицо ещё морщилось от тычка под ребра со стороны Наи, – моя ветвь была перспективой. Но не всё так плохо, – вдруг наигранно улыбнувшись, сказал он.

Ребята переглянулись.

– Тайны, которые я постиг, неспроста имеют статус запретных.

Вопросов больше никто не задавал, но и без них было понятно, что все ждут продолжения.

– Причина, по которой количество реальностей у истинного сознания ограничена заключена не только в контроле… Как я уже говорил, мы – лишь вероятности. Но от этого не перестаём быть его частью. Следственно, можем занять его место.

Реакция ребят была одинакова – шок.

– Да. Вы всё правильно поняли. Бесперспективные реальности удаляются не только по вышеизложенным причинам, но и ещё из-за угрозы, которую они представляют.

– Ну, это уже вообще на грани фантастики, – не выдержал Лайн.

– Такое возможно?! – воскликнул Эстондер.

– Возможно, но есть условие…

– Только не говори… – вдруг одними губами прошептал Лайн.

– Да, – твёрдо ответил Зейн, – смерть. Только она может ответить, правда всё это или чьи-то больные фантазии. В момент гибели варианта ветви требуется энергия для производства новой реальности, которую она черпает из уже существующих. Здесь и кроется риск для истинного сознания и возможность для его варианта, потому что на мгновение они станут одним целым. И раз уж мне поневоле представился шанс, я попытаюсь. Терять всё равно уже нечего.

– Погодите ка… – вдруг осенило Бакса. – Ты стал неугодной ветвью, когда прочитал запретные книги. Так?

– Так.

– А не значит ли это, что мы все тоже теперь бесперспективные варианты, раз в курсе об этом?

– Ха-ха, нет. Знаю, я говорил, что за любопытство придётся дорого заплатить. Но мало просто обладать знаниями, нужно ещё уметь их использовать. Иными словами, представлять угрозу.

Треск костра опять стал слишком громким.

– И насколько велика должна быть эта угроза? – спросил Соул.

– Сам оцени, – Зейн виновато пожал плечами.

Ребята переглянулись. Один за другим они стали вставать со своих мест. Зейн же остался сидеть. Уютная и теплая атмосфера сменила полярность.

– Что происходит?! – судя по голосу, Ная была сильно напугана.

– Не знаю, но мне это не нравится, – ответила Лора.

Бакс хотел что-то сказать Зейну, но его взгляд пал на костёр, который застыл, как инсталляция. Не только пламя остановилось – весь мир вокруг замер. Ни движений, ни звуков, ни ветра. Ничего, что свидетельствовало бы о течении жизни.

– Но как?.. – Лайна точно застали врасплох.

– Как я понял, что ты сидишь у них в головах?

До этого взволнованные товарищи вдруг онемели. Они не утратили тепла или жизни в движениях, но что-то ушло, или вдругстало подавленно. Разоблачение превратило людей в теплокровных кукол.

– Знаю, – сказал Зейн, не поднимая глаз, – пытаешься понять, где допустил ошибку? Путешествуя по реальностям, ты вместе с собой таскаешь прорву энергии, часть которой можно использовать против тебя самого. Всё-таки, я – это ты, просто сильно упрощённый вариант.

Ребята разбрелись по своим местам и синхронно сели обратно.

– Когда понял, что я здесь?

Голос был один, но исходил из всех марионеток одновременно.

– Сразу же, как явился, а именно когда я заговорил об угрозе.

– Что ты сделал?

– Как только ты зашёл в эту ветвь, я отрезал её. Прикрыл, так сказать, дверь, но аккуратно, без хлопка, чтобы тебя не спугнуть.

– И без ключа, как я понимаю, мне отсюда не выбраться?

Зейнсмущенно развёл руками.

– Что ж, очень не дурно, я восхищен. Но знай: я не сдамся без…

– Меня не интересует господство, – перебив унисон голосов, заявил Зейн.

Марионетки смолкли.

– Могу я просить тебя общаться через кого-нибудь одного? – Зейн по очереди заглядывал в пустые глаза. – Не привык я к такому. Не по себе.

– Ты знал, что я не стану игнорировать угрозу, – теперь проводником выступал только «Лайн», а все остальные, не моргая, широко распахнув веки, смотрели на Зейна, – особенно после намерения занять моё место. Воспользовался этим, заманив сюда? Ради чего?

– Мне от тебя кое-что нужно.

– Конкретнее. К чему ты клонишь?

– Я хочу решать свою судьбу самостоятельно.

– Хм… – тени, скользнувшие по лицу «Лайна», приукрасили обычную ухмылку до звериного оскала.

– Что?

– Ты действительно думаешь, я на это куплюсь? Давай-ка проясним, – «Лайн» неестественно клацнул зубами. – Поглотив тонны запретных знаний, невесть где добытых, ты овладел сложнейшим искусством консервации реальности. В тени моего внимания разработал план и успешно воплотил его в жизнь, но вместо того, чтобы обрести безграничную власть, просишь… свободы? – цепная реакция из недоумений зеркально прокатилась по лицу каждого порабощенного. – Разве можно быть у колодца и не напиться?

– Можно, если это не принесёт ничего, кроме ещё большей жажды.

– Что ты утаиваешь?

– Если и существуют в этих мирах вещи, которые возможно от тебя утаить, то причина моей мотивации не входит в этот маленький список.

– Намекаешь, что я тебя переоцениваю?

– Скорее, неприкрыто об этом заявляю. Попытка противостоять тому, кто является всем, изначально обречена на провал. По крайней мере, в моём случае. Единственное, что может превзойти интеллект, кроме ещё большего интеллекта, – это хитрость. Чем я и воспользовался. Как бы я не пытался, мне никогда даже и близко не подойти к порогу, за которым пролегает твоё могущество.

Вдруг Зейн прислушался и замолчал.

– Мембрана, из которой сплетены стенки этой реальности, – продолжил он, – для меня сейчас как вторая кожа. Потому я чувствую твой иммунитет, что уже обозначил мою ветвь как вирус и обшаривает её в поисках слабых мест, пока мы беседуем. В этом нет смысла.Темница и так не прочна. Мне не оставалось ничего, кроме как блефовать. Только так я мог быть услышанным.

– И причина, как ты утверждаешь… в свободе?

Зейн тяжело вздохнул, но ничего не ответил.

– Все варианты, которые однажды попытались занять моё место, были ведомы только жаждой могущества. Даже я сам, бесконечность назад, когда представился шанс, не упустил его. И ни за что не променял бы на нечто столь призрачное и непостоянное, как идеал, ради которого ты всё это затеял.

Прервавшись, «Лайн» поднял голову к небу. Все, кроме Зейна вторили ему. Стая пролетающих уток свидетельствовала, что реальность взломана.

Зейн это почувствовал, но виду не подал.

«Лайн», а точнее, его кукловод, не предпринял попыток сбежать или силой одной лишь мысли стереть эту реальность. Он сидел и пристально наблюдал за реакцией Зейна.

– Я хочу знать, – «Лайн» подкинул небольшую охапку хвороста во вновь заплясавший костёр, – почему для тебя свобода имеет наивысшую ценность?

Зейн недоверчиво посмотрел на Лайна

– Окажи мне услугу. Ты действительно заинтриговал меня.

– Мне есть с этого толк?

– Ты же хотел быть услышанным. Возможность представилась. В зависимости от ответа, определится твоя судьба.

– Тебе лучше меня известно, что есть вещи, которые невозможно постигнуть через слова. К тому же, что для меня воля, для тебя казематы, ведь свобода, как и истина – у каждого своя.

– И в чём же твоя?

Зейн виновато опустил глаза.

– В том, чтобы быть собой.

– И только-то?

– Всё до безумия просто.

«Лайн» опустил руку и из его ладони с легким похрустыванием выросла сухая ветвь. Отделившись от создателя, она как перо спланировала к костру и принялась дополнять рисунок Зейна новыми ответвлениями.

– Безумие не в простоте, – сказал «Лайн», наблюдая за действиями своего творения, – всё куда глубже и сложнее. Ты не из тех, кого манят возможности быть в моменте здесь и сейчас. Все эти метафоры и оды, воспетые вольности, для тебя лишь верхушка айсберга. Ты таишь в своей головёнке куда более сложную конструкцию идей и умозаключений, о которых не желаешь распространяться. Иначе всё выглядит, как бессмыслица, потому как твоя «неподдельность» прямой и самый короткий путь на тот свет.

– Даже если итог предрешён, свобода начинается с выбора и на нём же заканчивается. Моё бессмертие… Скорее не так, моя бесконечность – твой выбор. Не мой.

– И он верен. Ни всем этот выбор нужен, достаточно лишь ощущения, что он есть.

– Это твоя истина.

– Следовательно, и твоя тоже.

– Об этом я и говорю… – опустив голову, сказал Зейн

Повисло молчание.

– Я не контролирую твой выбор, а всего лишь исправляю последствия.

– Чем обесцениваешь мою жизнь. Не нужно исправлять ошибки, единственное, чтотребуется – изменить своё отношение к ним. Только так перестаёшь быть их рабом и можешь прожить ту жизнь, которой никогда не будет у других, – Зейн посмотрел «Лайну» прямо в глаза, – даже у самых могущественных. Ты только и занимаешься тем, что без конца переписываешь финалы наших… Своих историй. Твоя сила позволяет иметь целые коллекции жизней, но что в них особенного, понять пока не дано. Ты отчаянно цепляешься за своё существование, увеличивая тем самым его продолжительность, но теряя глубину. Это не жизнь, а иллюзия. Лабиринт, где ты блуждаешь, но не с целью найти выход, а наоборот, избежать встречи с ним. Это естественно, когда нет второго шанса, нет возможности изменить прошлое и сил предугадать будущее. Каждое событие – открытие, новый сюжетный поворот, который делает жизнь неповторимой. И это важно. Понимая, что жизнь одна, учишься ценить её, извлекать каждое мгновение. Уделять внимание буквально всему и наслаждаться каждой прожитой минутой.

Зейн глубоко вздохнул, словно набираясь смелости.

– Ты говоришь о могуществе, – продолжил он, – но так ли оно велико, если ты не способен доверить всё, что у тебя есть, случаю?

– Это противоречит логике. Если для тебя жизнь – это наслаждение импровизацией, то какой смысл, если она конечна? Где тут свобода?

– Ты так и не понял. Любое начало стремится к концу. А моя свобода заключается в том, что я хочу быть, а не казаться. Быть тем, кто сам определяет и свою реальность, и свою иллюзию. Не частью тебя, а пусть и крошечным, но обособленным. Кем-то, может, ничтожным, но настоящим.

– И по итогу всё сводится к забвению, – «Лайн» щелкнул пальцами и ветка, самостоятельно дополнявшая узор истинного сознания, рассыпалась в прах, смешавшись с пеплом костра, – неужели тебе не жалко будет потерять всё то, что составит твою свободу?..

– Жалко. До беспамятства жалко. Я люблю жизнь, и это так несправедливо, что она столь непростительно коротка. Но даже мои несколько месяцев могут быть дольше твоей бесконечности, если жить их, а не проживать.

Зейн выглядел беспристрастно, но увлеченно.

– Бессмертие, которым ты так силишься обладать, слишком непостоянно. В твоём случае, конечно, надёжно, но как бы ты ни пытался всё учесть и предугадать, однажды и ты допустишь ошибку. И тогда на смену тебе явится кто-то иной.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что понятие бессмертия можно трактовать по-разному… Например, что возможно оно лишь там, где нет смерти, а следовательно, и жизни.

Ни один мускул на лице «Лайна» не дрогнул, но хладнокровие не смогло скрыть волну переосмысления, что захлестнула его хозяина.

– Если ты отпустишь меня, то уже через несколько месяцев я достигну того, к чему ты стремишься бесчётное количество лет.

– Столько воплощений, столько различных вариантов… Но такой я вижу впервые. Думаю, ты достоин того, чтобы распоряжаться отмеренным тебе временем самостоятельно. Единственное, из-за настроек прилегающих к твоей реальности ветвей мне придётся запечатать её, чтобы защитить. Но я наполню её достаточным количеством энергии, чтобы даже после твоего ухода она смогла ещё какое-то время существовать.

«Лайн» встал и посмотрел в сторону горизонта, как и остальные пленённые.

– Погоди, – Зейн отер ладонью глаза, – прежде чем ты уйдешь, за твою благосклонность я хочу отблагодарить тебя…

«Лайн»с любопытством посмотрел на Зейна.

– Перед тем, как стать истинным сознанием, из-за череды обстоятельств к тебе в руки попали те же знания, что и мне. Если верить летописям, воспоминания о них исчезают, ровно как и знания, сразу после того, как желаемое достигнуто. Потому, ныне для тебя они вне досягаемости.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Однажды, тот, кто был первым и правил этими реальностями до тебя и твоих предшественников, собрал эти знания воедино и лишил себя возможности их отслеживать. Хотя до этого его могущество было абсолютно…

На мгновение эмоции просочились сквозь кожу марионетки, которой был Лайн, выдав смятение и шок, а после вновь сгустились до хладнокровия.

– Я тебя понял, – коротко ответил «Лайн».

Реальность вздрогнула и возмущение кольцами устремилось во все направления, будто по ней, как по воде плавником, шлёпнула гигантская рыба. Истинное сознание покинуло реальность Зейна.

– Что происходит? – Лайн выглядел озадаченным. – Я будто провалился в транс.

Бакс хлопал глазами, словно неожиданно был ослеплён яркой вспышкой света, а Ная удивлённо рассматривала свои ладони, точно очнулась от анестезии.

– Мы что… спали? – Лора тоже с трудом принимала коллективную прострацию.

– Похоже на то, – ответил Соул.

– Горячительные напитки, уютная атмосфера и мои страшные истории помогли вам расслабиться, – с улыбкой сказал Зейн.

– Какие напитки? – Тина выглядела обескураженной. – Похоже, что мы все впали в одно и тоже состояние.

– Слышали когда-нибудь про эффект Манделы? – с некоторой загадочностью спросил Зейн.

– Какое отношение это имеет к тому, что здесь произошло? – спросил мгновенно протрезвевший Бакс.

– Такое, что у него тоже есть несколько интересных аспектов, сокрытых от умов общественности. Возможно, это сможет пролить свет на ваше... точнее наше коллективное бессознательное состояние.

– Выкладывай, – глаза Бакса вновь загорелись огнём любопытства.

– Ну так вот, существует теория…

Внимание слушателей вновь было захвачено байками эрудированного оратора, в то время как где-то по ту сторону этого мира некто могущественный замуровывал дверь в него раз и навсегда.