Читать онлайн
"Сказка про Колобка, рассказанная Г.Х. Андерсеном"

Жили-были старик со старухой. Жили они добро и ладно, но одна беда была у них — не было детей. Хотелось им или дочку или сына, все одно кого бы, лишь бы было в старости утешение. Так они и жили, каждый день печалясь.

А времена были тяжелые и страшные князья, занятые междоусобицами, воевали меж собой нещадно, много людей губили, мечами секли, в реках топили, да в избах заживо жгли. А где война там после и мор приходил. Так вся деревня, где жили старик со старухой, опустела. Да и в других соседних деревнях остались один или два дома жилые, а все остальные опустели. Только и темнеют пустые окна осиротевших домов, на глазницы мертвые похожие.

Случилась рядом с деревней, где жили старик со старухой, битва. Шла она целый день: лязгало железо, ржали обезумевшие кони и крики покалеченных воинов оглашали окрест поля и чащи. А как окончилась, то еще день победители убивали раненых и снимали с них одежу да доспехи, а ночью пировали. Старик со старухой сидели, дома затворив ставни и тряслись от страха, молясь Богу о заступничестве. Наконец все стихло. Старик отворил дверь и сказал:

— Пойду бабка, посмотрю, что там.

— Да куда же ты, старый, пойдешь? Мертвецы там одни лежат и вороны им глаза выклевывают. Поди еще и тебя ненароком, кто из княжеской дружины увидит, убьет.

— Да кому такой старый нужен? Моя жизнь и битого черепка горшечного не стоит. Чего мне бояться?

— Вот смотри старый и убьют тебя на потеху… Оставишь одну меня. Что я без тебя делать буду?

Согласился старик и остался дома.

Как завечерело, не выдержали. Набрали лучин сухих и пошли на поле брани. А там людей, перебитых видимо не видимо, так и замирает сердце от страха. И вдруг слышат тихий стон. Стали они искать, чья же душа зовет на помощь – насилу нашли. Из-под кучи тел вытащили едва живого мальчонку. Взвалил его на спину старик, и призвав Бога в помощь, понесли они его домой. Старуха истопила баню, старик натаскал воды, обмыли раны мальчонки, перевязали и на лавке постель соорудили, куда и положили его. А пока мальчонка лежал, молились о его здравии на иконы в закопчённом углу. Худо ли бедно, но через некоторое время, благодаря заботам и силам свойственным юности, парнишка пришел в себя и пошел на поправку. Дед со старухой уж и не чаяли такой радости.

Звали мальчишку Егоркой и был он единственным сыном важного боярина. Отец любил своего сына и всюду его брал с собой. Тем более мать умерла еще при родах и был он сиротой, оставшийся без материнской ласки. Боярин же, завещая ему свой титул и небольшие земли, что были у него во владении. Но судьба и воля Божья распорядились по-своему.

— Оставайся у нас Егорушка, — просили старик со старухой, — детей у нас своих нет, и будешь нам утешением и радостью последней в старости нашей.

Егорка с охотно согласился. Стал деду в поле, да по хозяйству помогать. И не могли старик со старухой нарадоваться на такую милость Божью.

— Ты, тятя, и ты матушка, не беспокойтесь, я подрасту и заявлю права на земли отца своего, и будете в старости у меня жить, забот не знать.

— Ох, Егорушка, да пошто нам землица боярская, своя есть. Мал кусочек, но и того достаточно. А от боярских владений только беда одна. Вон как князья режут друг друга, словно волки безумные.

Егорка смеялся и ласково, обняв старика со старухой, обещал быть утешением им до самой смерти.

А князья не унимались, свирепела и лютовала усобица, словно не могла она кровью насытиться. И случилось так, что проезжал князь через деревню, где жили старик, старуха и Егорка. Удивился князь, что в деревне еще кто-то живет. Позвал он старика со старухой, те увидев грозного властителя пали ниц перед ним, не смея голову поднять из пыли, лишь Егорка остался стоять, гордо подняв голову. Как ни уговаривали его дед с бабкой опуститься на колени, не послушал их сынок названный.

— А ты пошто не лежишь у моих ног? – спросил осерчавший князь.

— Не подобает сыну боярскому перед князем на коленях стоять, — бесстрашно ответил паренек.

— Да какой же ты сын боярский? Али разума у тебя от рождения нет? Ты чернь от черни! Грязь под ногами моими!

— Я сын боярина, тобой убиенного в битве, здесь на поле у деревни. А эти добрые люди подобрали меня и выходили, от смерти и пиршества вороньего уберегли. Я им сынок названный и подмога, и утешение в старости.

Злоба перекосила лицо владетельного князя и повелел он схватить дерзкого мальчишку и казнить. Как не молили старик со старухой, обнимая и целуя ноги, грозного князя смилостивиться и пожалеть их сына названного — князь был неумолим. Прямо во дворе дома и казнили Егорку. Палач отрубил ему ноги, потом руки. Ни слезинки, ни стона не проронил Егорка, лишь утешал ласковыми словами старика и старуху.

— Не плачь батюшка, не плачь матушка. Молите Бога, чтобы принял он вашего сына названного. И не поминайте лихом.

А перед тем, как лишиться головы, проклял он князя.

— Будь проклят, ты, не несытный упырь в человечьем обличье. И поверь, будет еще позабава и мщение тебе от меня.

Князь кнутом ударил своего палача.

— А ну скорее лишай головы этого дерзкого волчонка, иначе своей лишишься.

Палач, боясь гнева княжеского положил остатки тела на кусок бревна, большим топором отсек голову. Князь приказал старухе и старику сложить части тела посреди двора.

— Не смейте трогать до тех пор, пока не исгниет тело полностью и останутся лишь одни кости. Тогда сами мне принесете череп.

И ударив кнутом коня удалился со своей дружиной.

Не было конца слезам и горю старика и старухи. Вечером старуха говорит старику:

— Пойдем, старый, на болота, живет там древняя ведьма, что еще верит в старых богов. Будем у нее помощи просить. Негоже сыночку нашему лежать вот так, посреди двора под дождем на поедание мухам и птицам.

Вздохнул старик и согласился.

И вот взяв, несколько репок, остатки хлебной краюхи и лукошко с яблоками, пришли они на болота, где жила ведьма. Князья ее сестер беспощадно топили в реках и болотах, крестя людей в новую веру. Одна она осталась. Потому, что чтобы попасть к ней, нужно чтобы она указала тропку тайную, через трясину. На берегу топи стали старик со старухой звать ее. Долго звали… Пока скрипучий голос из темной чащи на другом берегу болота не сказал:

— Чего вам надобно, мерзкие нововерцы? Что вашим поганым крестьянским душам здесь нужно?

— Не сердись, матушка ведунья. Смилуйся. Пришли к тебе за помощью и защитой. Гостинцев тебе принесли, за добротой твоей защиты спросить хотим.

— Что ж, раз с добром пришли, и за помощью, ждите, как появится от Луны дорожка на воде, так по ней и ступайте, не сворачивая, иначе духи болота вас на дно трясины утащат и пожрут вас там.

Дождались старик со старухой восхода Луны и как только появилась сверкающая в отблеске ночного светила тайная тропа, пошли по ней. Идут и трясутся от страха, чудится им, что по краям мечутся ужасные образы духов болота, тянут к ним руки, похожие на гнилые ветви деревьев и испускают пузыри, наполненные болотным зловонием. Наконец вышли они на другой берег, а там небольшая хижина из веток, коры и сухих болотных трав, а перед хижиной у не большого костерка сидит ведьма. Старик со старухой сами уж не молодые, а ведьма уж куда более старая и сморщенная, словно сушеная жаба. Рядом с ней сидела сова с желтыми глазами, а у ног извивалась черная болотная гадюка, ядом орошая перед собой топкую землю. На подбородке ведьмы была огромная бородавка, из которой росли длинные седые локоны волос. Она расчесывала их деревянным гребнем и заплетала, выбеленными, как кости, пальцами, с черными острыми ногтями, в тонкую косицу.

— Ну рассказываете, чего вы хотите. Сыночка своего нареченного вернуть или князя смертью лютой извести?

Подивились старик со старухой тому, что Егорку вернуть можно.

— Можно, можно, — засмеялась ведьма, — только вот плата за это будет, примите ли вы ее? Егорка ваш не такой уже молодец будет, и души ваши, приверженные кресту, придется пожертвовать.

Подумали старик со старухой и решили, чего им уже бояться. Жизнь они свою прожили честно, а Бог им дал милость и тут же забрал. О чем еще кручиниться? Согласились.

— Ты, — ведьма указала на старуху, — никогда не знала бремени плода, не носила никогда под своим сердцем дитя. А ты! – ведьма посмотрела страшными глазами на старика, — семя свое никогда не помещал под сердце жены своей.

— Так что же нам делать матушка ведунья?! – взмолились старик со старухой.

— На все готовы ради чада своего нареченного?

— Да матушка ведунья! – подтвердили они, крестясь, — Оживи Егорушку и наказания князю бессердечному хотим.

Ведьма засмеялась и выдернув и косицы один седой волос и накрутила на палец, свернув его колечком. Облизала его черным языком.

— Дайте руки свои.

Тонким костяным ножом она проколола им ладони, и в крови смочила волосяное колечко, а потом швырнув его в огонь, закатила глаза и начала шептать:

О, свет полуночный, о, ночь бездонная,

Я вызываю вас, духи, старые и лики Богов древних!

Примите жертву плоти и волос, в огне священном истлеющих.

Через пламя и дым черный, к вам я обращаюсь,

Пусть мертвый ветер болот дыхание ваше сюда пронесет.

Жизнь из теней загробных, огнем оживленная, верните искру,

Верните к бренности, что спит в недрах черных еще тленом не тронутая.

Голова мертвая, станет духом наполненная и светом напоенная,

Обрети слова, дыханье, разум и сердце в жертве.

Подобно повелительнице Луне станет колобом,

Пусть ваш голос ведунов и старцев духам угодных

Прозвучит сквозь тьму и возродит жизнь, гниение поправ.

Сила ночи, воля огня, сила жертвы души,

Я призываю тебя — оживи мое слово, пусть обретет плоть.

Веру мою дай жизни, пусть духи услышат,

Что колдовство мое вечное, что я сказала.

Когда она это произносила, то взвыли все духи и бесы ночи. Закружились вокруг них хороводом, корча мерзкие рожи, богомерзко ругаясь и клацая черными зубами у самых лиц старухи и старика. Как закончила ведьма заклинание, то сказала двум онемевшим от ужаса старикам:

— Сделаете, вот что, жена твоя по коробу поскреби, по сусеку помети; авось муки и наберется у вас. А в это время пусть муж твой вырежет из тела Егорки сердце. Ты его изжаришь в жаркой печи на масле с солью и травами, что я вам дам. Но печи ни в коем случае остыть не давай! Это жар жизни вашего сына нареченного. Замеси тесто на сметане, обмажь голову Егорки густо, сколько теста есть, станет он колобом. И там же в печи в масле изжарь. А пока голова жарится будет, вы сердце мертвого Егорки должны съесть. Но перед этим придет гость незваный заберет то, что осталось от него.

— Да пошто же, матушка ведунья, людоедством мы свою душу христианскую испоганим! – завопили старик со старухой.

Разозлилась ведьма.

— Я, что ради веселия и ради забавы, духов древних и чад болотных подняла?! У мертвецов червями, изъеденных, участия в вашей доли, испрашивала?! А ну пошли прочь от меня! Нет у вас больше ваших душ христианских, они ныне принадлежат тем, у кого помощи вы испросили! Убирайтесь и делайте то, что я вам сказала иначе придет за вами трясинный дух и утащит червям и гадам болотным на потраву!

Заухала сова, зашипела гадюка, бросились старик со старухой, плача от ужаса, из логова ведьмы насилу ноги унесли, а пока бежали, смех ее, словно хруст старого дерева, по спине, как плети бил.

Пришли домой покручинились, но делать нечего.

— Давай, старый, делать, как ведьма приказала, — сказала старуха, — а то гнева ее не избежим и Егорку нашего не вернем.

Вздохнул старик и поточив нож пошел вырезать сердце из останков. А старуха взяла чистый рушник принесла голову чтобы обмыть перед приготовлением. После того, как все было готово старуха по коробу поскребла, по сусеку помела, и набралось муки две больших пригоршни. Замесила тесто на сметане и оставила подниматься. Старик тем временем растопил печь. Наступила полночь. Как и приказывала ведьма изжарили они Егоркино сердце в печи приправив солью и травами. И не давая печи остыть поставили на большой сковороде, наполненной маслом, жариться голову в тесте.

Только разрезали они сердце чтобы его съесть, как раздался стук в дверь и попадали иконы в углу, погасив огонь лампады. Дрожа от страха, старик отворил дверь. На пороге стоял гость в черных одеждах лица его в капюшоне не видно, лишь запах серы и тлена, змеями заполз в избу. Подмышкой он держал останки тела Егорки.

— Я пришёл по призванию и плате, вернуть дыхание, что забрали у отрока.

Гость прошел мимо трясущихся от ужаса стариков прямо к печи. Снял заслон и опершись одной рукой на шесток наклонился и шумно выдохнул в под, где стояла сковорода с головой, обмазанной тестом. Ярко полыхнул огонь в печи. Потом повернулся и молча ушел, унеся с собой руки, ноги и тело Егорки. Старик со старухой собравши свои последние силы, давясь от тошноты съели сердце Егорки. После чего вытащили колобок из печи, и поставили остужаться на подоконник.

Едва забрезжил рассвет, как раздалось в хате:

— Ох, тятя, ох матушка, да что же вы наделали! Что же вы сердешные натворили!

Старик со старухой бросились к подоконнику, а колобок покатился — с окна на лавку, с лавки на пол, по полу да к дверям, перепрыгнул через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца — на двор, со двора за ворота, дальше и дальше. Только они его и видели.

Катится колобок по дороге, а навстречу ему заяц:

— Колобок, колобок я тебя съем!

— Не ешь меня косой, — отвечает ему колобок, — я колобок, колобок! Я по коробу скребен, по сусеку метен, на сметане мешон, да в масле пряжон, на окошке стужон, головушку буйную покрываю. Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел. Качусь к княжьему двору, отмщения испросить с жестокого князя.

— Ах, колобок, — заплакал заяц, — возьми меня с собой. В час расплаты я хочу тебе службу сослужить. Князь со своей дружиной всех зайчат моих перебил и зайчиху из лука подстрелил, чтобы кушанье из них сделать на пиру своем. Возьми меня собой, в час отмщения я с братьями буду рядом.

На том и порешили. Катится колобок дальше, а заяц скрытно рядышком по кусточкам бежит.

Вот навстречу колобку волк вышел из темной чащи:

— Колобок, колобок я тебя съем, — захрипел он.

— Не ешь меня, серый, — отвечает ему колобок, — я колобок, колобок! Я по коробу скребен, по сусеку метен, на сметане мешон, да в масле пряжон, на окошке стужон, головушку буйную покрываю. Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, я от зайца ушел. Качусь к княжьему двору, отмщения испросить с жестокого князя.

— Ах, колобок, — зарыдал волк, — возьми меня с собой. В час расплаты я хочу тебе службу сослужить. Князь со своей дружиной всех волчат моих перебил и волчицу мечом убил, чтобы из шкур ихних шапки да одежду себе пошить. Возьми меня собой, в час отмщения я с братьями буду рядом.

На том и порешили. Катится колобок дальше, а заяц и волк скрытно рядышком по кусточкам бегут.

Вот навстречу колобку медведь вышел из елового леса:

— Колобок, колобок я тебя съем, — заревел он.

— Не ешь меня, косолапый, — отвечает ему колобок, — я колобок, колобок! Я по коробу скребен, по сусеку метен, на сметане мешон, да в масле пряжон, на окошке стужон, головушку буйную покрываю. Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, я от зайца, я от волка ушел. Качусь к княжьему двору отмщения испросить с жестокого князя.

— Ах, колобок, — пуще прежнего заревел медведь, — возьми меня с собой. В час расплаты я хочу тебе службу сослужить. Князь со своей дружиной всех медвежат моих перебил, а медведицу копьем острым убил, чтобы из нее чучело в пиршественный зал сделать, а медвежат моих на цепи держит, танцевать на потеху дружине заставляет. Возьми меня собой, в час отмщения я с братьями буду рядом.

На том и порешили. Катится колобок дальше, а заяц, волк и медведь скрытно рядышком по кусточкам бегут.

Навстречу, на дороге ему лиса встречается:

— Колобок, колобок я тебя съем, — сказала тонким голосом она.

— Не ешь меня рыжая, — отвечает ему колобок, — я колобок, колобок! Я по коробу скребен, по сусеку метен, на сметане мешон, да в масле пряжон, на окошке стужон, головушку буйную покрываю. Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, я от зайца ушел, я от волка ушел, я от медведя ушел. Качусь к княжьему двору отмщения испросить с жестокого князя.

— Ах, колобок, — заплакала лисичка, — возьми меня с собой. В час расплаты я хочу тебе службу сослужить. Князь со своей дружиной всех лисят моих перебил и мужа моего в капкане коварном задушил, чтобы из шкур и хвостов ихних княгине своей шубу пошить. Возьми меня собой, в час отмщения я с сестричками буду рядом.

На том и порешили. Катится колобок дальше, а заяц, волк, медведь и лиса скрытно рядышком по кусточкам бегут.

Катился колобок, катился и оказался перед княжьим двором, а высокий терем князя окружен неприступной стеной из крепких бревен, местами камнями переложен. Не перейти не перепрыгнуть, на башнях дозорные стоят.

Опечалился колобок:

— Как же нам внутрь княжьего двора попасть?

— Не печалься колобок, — сказал заяц, — у нас с братьями лапки быстрые, коготки острые враз тебе подкоп под стенной сделаем.

Собрались зайцы и давай землю под стеной коготками скрести, да лапами выбрасывать. Выкопали они большой подкоп, да такой, что не только колобок, но и волк, лисица, и даже медведь прошел. Подкатился колобок княжеским хоромам, а там пир идет. Празднует князь с дружиной победы свои, вина заморские пьет, зайчатиной закусывает. Как попасть в дом? Оконцы высоко, а на входе стража строгая стоит. Опечалился колобок:

— Как же попасть мне в зал княжеский, да на стол его пиршественный?

— Не печалься колобок, — сказала лиса, — мы сейчас с сестричками скок поскок, по бревнышкам, да уступочкам тебе своими телами мосток складём. Прямо на кухню княжескою попадешь.

Встали лисички друг на друга и лесенку сотворили до окна, где княжеская кухня находилась. Колобок покатился по ним и на оконце кухни попал. Там колобок скатился и прямо на блюдо для хлеба. Пришел княжеский слуга и взяв его понес в зал, где князь с дружиной пировал. А там князь во главе стола с княгиней, что в лисьих мехах сидит. Дружина уже вся хмельная, славит хозяина дома. На каждом дружиннике накидки из волчьих шкур, а на столе кости заячьи обглоданные. В углу чучело медведя огромное стоит, а рядом медвежата на цепи слезы по своей участи льют. Поставил слуга перед князем колобок, что по коробу скребен, по сусеку метен, на сметане мешон, да в масле пряжон, на окошке стужон.

— Ах, что за чудное блюдо такое мне принесли! – воскликнул князь, — Круглый как солнце, тесто янтарное, а запах хлеба вкуснейшего!

А колобок и говорит:

— Я по коробу скребен, по сусеку метен, на сметане мешон, да в масле пряжон, на окошке стужон, головушку буйную покрываю. Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, я от зайца ушел, я от волка ушел, я от медведя ушел, я от лисы ушел. Князю всесильному в подарок и в услаждение преподнесён.

Подивился князь и взяв острый нож воткнул в колобок и разрезал на две части. А оттуда вкатился пред его очи череп без мяса. И тут же наполнился зал смрадом и страхом.

— Ну здравствуй княже, — сказал череп, — ты приказал чтобы меня к тебе мои батюшка и матушка нареченные принесли, токо я вот сам пришел к тебе гостем костяным, отмщение за обиды твои мерзкие испросить!

Закричал князь от страха, закричали гости, завопила княжна, а череп подпрыгнул и начал грызть лицо князя. Заметался он по своему залу пытаясь руками снять череп с лица своего, только тщетно. Гости в страхе бросились к дверям.

— Медведко, держи дверь! – крикнул череп, — пришло твое время отмщения испросить!

Вышел медведь с братьями и давай дружинников безоружных ломать, да лапами головы отрывать. Бросились они к окнам бежать.

— А ну, серый, запри окна! – крикнул череп, — пришло твое время отмщения испросить!

Люди к окнам, а там в каждом окне волчья пасть клацает, кожу да мясо с лица спускает. Княжна кинулась к потаённой двери, а там лиса ее с ног сбила и в горло вцепилась.

— А как хорошо тебе, кума, в мехах из шкур моих деток и мужа моего ходить?

И перегрызла ей горло.

А тех, кто под стол схорониться пытался, там зайцы острыми коготками и сильными лапами жилы и вены на шее порвали.

Никого в живых не осталось. Последним издох жестокий князь. Череп отгрыз ему не только голову, но и ноги и руки.

Звери унесли череп Егорки старику и старухе, что бы они его слезами омыли и земле по обычаям нашим древним предали. Говорят, растет на том месте древо чудесное. Кто к нему с просьбой придет, всем утешение дарит.