Читать онлайн
"Когда цветет змеиная лилия"

Люди всегда вмешивались в чужие жизни с таким рвением, словно им своих собственных не хватает. Это уже даже стало их некой отличительной особенностью. Крайне раздражающей. Они привыкли разрушать все то, что им не нравится, чего они не понимают или боятся. Им почему-то всегда хочется подминать окружающий их мир под свои правила и нормы. В такие моменты все обычно заканчивается насилием. И никогда им в голову не закрадываются мысли о том, что не им диктовать всем остальным подобные каноны и правила. Ведь в этом мире есть множество всего того, что никогда не станет частью их мира, не будет следовать их нормам (люди еще отчего-то постоянно забывают о том, что для некоторых и вовсе являются всего лишь кормом), но они же отчего-то продолжают считать себя едва ли частью Небесного царства, что обращает на них внимания не больше, чем на ползущего по листку жука. Что же это? Глупость? Надменность? В смертных сосредоточено так много гордыни, что они попросту не в силах с ней совладать. Итог? В обоих ее жизнях эти невероятно шумные существа, что живут лишь кратким мигом своих желаний и эмоций, страхов и сомнений, вмешивались в жизнь Бай Сучжень, а после безжалостно ломали ее.

И вот теперь они вновь стали причиной того, что ее новая жизнь раскололась на «до» и «после».

Изумрудное пламя взметнулось к сводчатому потолку пещеры, а затем тут же отступило, словно морские волны во время отлива. Оно забрало с собой прах тех самых сожженных заживо заклинателей, которые не успели вовремя сбежать из змеиного логова. В былые времена Сяо Цин не была бы столь расточительна. Людские души были сладки на вкус, а также куда желаннее человеческого мяса, крови или потрохов. Не каждый день духу-оборотню выпадает столь щедрая трапеза. Однако, за прожитые тысячелетия Зеленая Змея стала куда разборчивее в еде. И теперь она осознавала, что людская подлость и трусость подобна гнили на сладких плодах, что уже и в пищу непригодна. Сколько не пытайся избавиться от этих гнилостных пятен, что покрыли собой яркую кожицу, но они никуда не денутся, а мякоть уже не столь сладка. Хотя сам процесс был очень увлекателен, особенно, если окурить плоды сладким дымом, а затем медленно срезать тонкий лоскуток сочащейся соком мякоти. Так приятно срезать с них кусочек за кусочком, пока не останется лишь косточка, которую так просто перемолоть в муку и развеять по ветру. Сяо Цин улыбнулась своим мыслям. Пожалуй, чуть позже, она займется этим, но только лишь после того как приведет сестру в чувства и все ей объяснит.

Разговор будет не из приятных.

Сяо Цин и сама знала, что опоздала. Заигралась в маму. Слишком уж она вжилась в роль старшей сестры, а точнее... почти матери. Но Зеленая змея наконец-то поняла, почему старшая сестрица так сильно дорожила своей человеческой семьей когда-то, а также проводила бессонные ночи у раскапризневшегося из-за режущихся зубок сына, а затем радовалась, когда удавалось расслышать в детском неразборчивом лепете и мешанине из звуков хоть какие-то слова. Бай почти плакала от счастья в тот день, когда её ненаглядный сын сделал первый шаг. И Сяо Цин все это казалось чем-то лишним. Все было слишком по-человечески.

Однако, оказавшись с хрупким змеином яйцом на руках, она наконец-то осознала все то, что все это время чувствовала Бай Сучжень. За тонкой, словно рисовая бумага, скорлупкой, теплилась та самая живая душа, которая была для Зеленой Змеи самым дорогим нефритовым сокровищем во всем Подлунном мире. Все бессонные ночи и дни проведенные в суете, пока маленькая змейка росла, познавала мир, ошибалась и капризничала, были столь же драгоценны, как и жемчужина, что была надежно спрятана под шелковыми одеждами. Как это могло не трогать? Первая пойманная букашка, первая линька, смена облика, первое слово и молочный зуб, первой озорство и самая первая детская невинная ложь. Все это было куда драгоценнее россыпи камней и самоцветов, что успела накопить за свою долгую жизнь Сяо Цин, тем самым обеспечив им хотя бы хорошую и тихую жизнь за пределами шумного города.

Но сама того не заметив, позволяя себе наблюдать за взрослением Белой, Зеленая Змея оттягивала ритуал по возвращению духовной жемчужины. И каждый раз она находила новое оправдание. Первым ее оправданием было то, что А-Су еще слишком маленькая и слабая, а ее тщедушное тельце не справится с силой накопленной в жемчужине. Когда же юная змейка достаточно окрепла... Может стоит подождать более подходящего возраста? Все же сестрица Бай помнит себя взрослой женщиной, а не юной девушкой. И вновь несколько лет были поглощены жемчужиной. Затем наступили слишком неспокойные время, торопиться некуда, а их жизнь течет совершенно иначе. Зеленая думала, что у нее еще есть время.

Скоро и праздник начала лета.

Иронично, что беда снова пришла к ним в день Драконьих Лодок, как и в последний день жизни смертного мужа Бай Сучжень много столетий тому назад. Словно сама судьба решила напомнить заигравшейся Зеленой Змее о том, что для всего есть свое время, и ныне пробил тот самый час, когда все должно вернуться на свои места. Больше ждать было нельзя.

И было слишком поздно откладывать ритуал до лучших времен.

Они не настанут.

Сяо Цин так надеялась удержать Сучжень в этой легкой для нее жизни хоть еще немного, что не заметила, как та уже успела вырасти. И теперь бледная, почти бескровная А-Су лежала без сознания на холодном каменном полу. Ее длинные черные волосы отяжелели от крови, а тонкие пальцы свела болезненная судорога, от чего изящные ладони казались лапами хищной птицы. На белоснежном ханьфу расцетали карминовые цветы боли.

Сяо Цин опустилась перед сестрой на колени, затем, осторожно приподняв ее, положила голову А-Су к себе на колени. Она ласково провела ладонью по бледному лицу, снимая прилипшую к щеке прядку, тяжело выдохнула и с болью произнесла:

— Простишь ли ты меня?

Духовная жемчужина, спрятанная в шелковом мешочке под нижними одеяниями, тут же обожгла кожу Сяо Цин, словно почуяв приближение того самого момента, когда она вновь станет частью цельной души.

— Ты права. Не стоит больше терять время. Прощай, моя маленькая А-Су.

Почти негнущимися пальцами Сяо Цин извлекла из потайного мешочка жемчужину, светящуюся сейчас подобно маленькому солнцу. Она пульсировала, пела на змеином языке, рвалась из непослушных пальцев А-Цин к своей слабеющей душе, и Зеленая Змея не мешала. Она отпустила жемчужину и даже легонько подтолкнула ее к груди сестры.

— Я отдаю тебе духовную жемчужину вместе с твоими воспоминаниями. Посмотри, дорогая сестрица, я сохранила их все. Пускай и желала когда-то, чтобы лицо этого человека навеки истлело и исчезло из твоей памяти вместе со всей болью и страхами, которые стали твоей платой за краткий счастливый миг. Но я так и не смогла. Это все принадлежит тебе. Не мне. Лицо любимого, голос сына, аромат сушеных трав и торопливый стук в дверь соседки, у которой снова захворал муж. Все это — твоя история. Я была лишь невольным свидетелем того, как ты сама загоняешь себя в ловушку, как окутываешь себя сетями привязанности к смертному, чья жизнь лишь миг для нас. Я не в праве снова лишать тебя этого. Воспоминания не излечат, они разбередят старые раны, покрывая еще кровоточащие рубцы слезами, но я делаю это лишь для того, чтобы ты стала сильней. Вспомни себя, сестрица Бай. Вспомни свой последний вздох, вспомни крик своего смертного мужа и холод, застывший в глазах твоего вознесшегося сына. Вспомни о любви и ненависти.

Зеленая змея, частично трансформировав свое тело ниже живота в змеиное, свернулась кольцами вокруг бездыханной девушки, уложив голову ей на живот. Она охраняла покой своей названной сестры. Она вслушивалась в ее слабое дыхание, зная, что Бай всегда была куда сильнее нее. И она здесь не умрет.

Сяо Цин ждала того самого мига, когда ее окликнут по имени.

Жемчужина буквально растворяется в чужом теле, питая его силой и ускоряя процесс заживления ран.

Боль.

Она приходит первой.

Горячими волнами растекается она по ослабленному борьбой телу, цепляется за ссадины и открытые раны, что сейчас огнем горят (белые одежды пропитались теплой кровью, а на губах осталась запекшаяся кровавая корочка), заставляя Белую Змею судорожно сжать губы в тонкую линию, и позволив себе предательски задрожать. Ни к чему сейчас притворяться сильной. Зачем? Ей действительно больно, а легкие буквально горят огнем всякий раз, когда девушка делает медленный вдох, надеясь, что под таким давлением ее ребра не сломаются. И тем не менее Сучжень пытается встать на подкашивающиеся ноги, понимая, что сейчас ей необходимо это сделать. Ей нужно подняться, распрямить все позвонки, а затем вдохнуть полной грудью, даже если ребра сломаются. Зачем? Она и сама этого не понимает, а от того лишь слепо следует за инстинктами.

Воспоминания. Прошлая жизнь.

Все это вспыхивает в мозгу Сучжень настолько ярко, что в какой-то момент ей начинает казаться, что она ослепла или попросту сошла с ума. Это пугает и дезориентирует. Девушка, обхватив руками голову, согнулась, едва ли не доставая покрытым испариной лбом до острых коленей, а после истошно закричала, позволяя всему тому, что свернулось где-то под ребрами демоном жутким, вырваться на волю, заставляя Зеленую отскочить от нее. Вся прошлая жизнь проносится перед глазами Белой Змеи так быстро и стремительно, что чувства в ее груди, которые вновь накрыли с головой, выламывают грудную клетку, вызывая приступ удушья и паники. Это невыносимо. Что именно? Переживать все заново. Злость. Радость. Отчаяние. Предательство. Сучжень видит перед собой свои молодые годы, когда она еще была всего лишь маленькой змейкой, которая хотела поверить в некие недостижимые для других идеалы, а также старалась стать лучше. Она видит лицо своего мужа, что был для нее дороже всего на свете (ради него она готова была пожертвовать своим бессмертием и многими столетиями самосовершенствования), а затем заново переживает все те совместные моменты, которые она особенно любила. А затем же на смену ее любимому дому, что был наполнен любовью и счастьем, а также запахом свежих трав, приходит смерть и заточение. И ей тяжело справиться с этим неконтролируемым потоком, что утягивает ее на дно. Слишком много. Слишком сильно. Слишком больно. И никак ей это не заглушить.

— Зачем?!

Это то единственное, что гневно шипит Бай, когда глотает горькие слёзы, что продолжали бежать по белым щекам, а после оскаливается рядом острых зубов в сторону А-Цин, которая сейчас уже вновь стоит рядом на своих собственных ногах, а хвост спрятала. Вспышка. Ярость. Глаза у Сучжень злые. В них змею и демона истинного видно, а не ту девушку, что когда-то пыталась всю жизнь свою посвятить добру и служению другим. А-Цин же никогда не видела Бай такой, если не считать того самого дня, когда из пагоды вырвалось самое настоящее чудовище. И сейчас Бай Сучжень не пытается понять Зелёную (если у нее и были какие-то мотивы, то сейчас они не имеют для Белой никакого значения), не хочет ничего слышать, а также не способна сейчас и успокоиться, так как бушующие в ее груди эмоции затмевают все остальное. И очень сложно справиться с ними со всеми разом. Боль в позвонках. Бай вновь невольно возвращается к тому самому последнему воспоминанию, которое еще касалось ее прошлой жизни. К какому именно? К разрушению пагоды. Вся эта ярость... Она отзывается в Белой Змее вспышками внутренней силы, и воздух вокруг тут же становится тяжелым из-за этой энергии, которую Сучжень даже и не пытается сдерживать. Ведь она снова проживает тот день. Она вновь видит испуганные лица людей, которые когда-то приходили к ней за лекарством, которым она помогала и улыбалась. Ложь. Вы позволили другому человеку умереть только лишь потому, что вам было страшно. А что теперь? Вы вновь дрожите от страха, когда почувствовали рядом присутствие демона. Того самого демона, что изгнал из ваших родных и любимых смертельные болезни. Ее предали. И не только люди в городе, но и даже ее собственный муж. И даже сама Зеленая... Ей никто не стал рассказывать правду о смерти ее мужа. Ей солгали. И у нее совершенно не было времени на то, чтобы до конца осознать чужую смерть и пережить ее. У нее не было времени и на скорбь, так как буквально уже через несколько часов она погибнет, превращаясь лишь в белую пыль на камнях. А что же последнее она увидит перед смертью? Лицо своего сына. Она увидит то самое дитя, что в отличие от нее смогло все-таки стать небожителем (она гордилась им, а еще очень сильно жалела о том, что не смогла провести с ним хотя бы немного больше времени), а также заслужить чужую милость. Она увидит лицо своего ребенка, которому не смогла стать хорошей матерью лишь из-за чьих-то чужих страхов и домыслов. Для нее, живущей слишком долго, мгновения проведенные с собственным сыном и мужем оказались настолько короткими, что буквально просыпались сквозь пальцы. И вот он уже пришел забрать у своей матери то, что она ему подарила — жизнь.

Вспоминать подобное — тяжело.

Но вспышка ярости и отчаяния длится не так уж и долго. Сучжень мечется из стороны в сторону всего лишь пару минут, пока на смену всем этим переполненным страданиями воспоминаниями не приходят новые. Какие именно? В них она видит лишь Сяо Цин. Она вновь вспоминает о том, что уже в этой жизни, которая началась для нее совершенно иначе, Зеленая Змея заботилась о ней. И она заново переживает все те моменты взросления, когда Зеленая была рядом, поддерживала ее и учила всему заново. Сяо Цин защищала ее. И это именно она подарила ей короткую возможность побыть самой собой и просто жить. Хотя бы в этой жизни. Зеленая так много сделала для нее. Разве она заслужила того, чтобы сейчас Сучжень обвиняла ее в чем-то? Ей всего лишь вернули жемчужину. Ей вернули ее силы. Ей вернули саму себя. И за это стоит благодарить, а не придавливать к земле убийственным взглядом. Ведь если бы не А-Цин, то она могла бы и не дожить до этого мгновения, потерять себя, а там уже никогда и не стать собой, забыв, что стоящая перед ней девушка значит для нее куда больше, чем просто вырастившая ее змея.

— А-Цин...

Успокоившись, а также постаравшись дышать ровнее (руки трясутся, а сознание слегка плывет), Белая все-таки идет в сторону сестры, осторожно, словно боясь ее спугнуть, а также стараясь и не оступиться, так как ноги ее слушаются плохо. Она подходит к ней и неловко обнимает, привлекая Зеленую к себе. Это приятно. Что именно? Чувствовать ее рядом. Честно? Именно Сяо Цин всегда была рядом с ней. Каждую минуту. Каждый день. А ведь могла бы и отказаться от нее. Но даже в этой жизни Зеленая вновь нашла ее.

— ...прости, что тебе пришлось все это время заботиться обо мне. Обещаю, что больше тебя не оставлю. Спасибо за то, что была рядом со мной все это время. И я понимаю, что тебе тоже было тяжело. — Она говорит медленно, делая паузы и набирая воздух в легкие, но не отпускает сестру до тех самых пор, пока все ей не скажет, надеясь, что та смогла ее услышать и простить. Она не хотела злиться. Не на нее. Сяо Цин ведь не виновата в том, что выборы Бай Сучжень провели ее к тому, что она имеет теперь.

Сучжень медленно отстраняется, а после оглядывает стены пещеры.

— Мне... — девушка тяжело выдыхает, пытаясь собраться с мыслями, что бьются о стенки черепа и никак не могут успокоиться. Духовная жемчужина внутри ее тела пульсирует и горит, напоминая Белой Змее не только о пережитом, но еще и о том, что силы вновь к ней вернулись. — ...собраться с мыслями так тяжело. — Пальцы скользят по виску и замирают. — Все так смешалось. Не могу понять, что из них было раньше, а что позже. Так много воспоминаний и… — Девушка вздрогнула, словно чуть не потеряла сознание, но вновь выпрямилась, ухватываясь за тот короткий и размытый образ, который, как ей казалось, она видела последним.

— Здесь были заклинатели, да?

Тянущая боль в теле, что заставляет змею невольно вздрагивать, все еще напоминает Сучжень о том, что она явно пыталась с кем-то бороться, но потом, скорее всего, проиграла. Слаба была. Не справилась. Или же и вовсе драться не хотела. И видимо все могло закончиться куда хуже, а от того А-Цин и пришлось прибегнуть к последнему средству, что мог вернуть ей силы, но и вместе с тем все то, что Белая возвращать не очень хотела. — Это плохо. — только и выдыхает она, понимая, что если здесь были люди, то ничем хорошим для них это не закончится. Их выследили. А если люди находят демонов, то они всегда хотят лишь одного — уничтожить их. Иного исхода попросту и быть не может, так как для человека не существует разницы между демонами и злом. Им нужно уходить. И как можно скорее, так как помочь сейчас Сяо Цин она попросту не сможет. Белой нужно вновь привыкнуть к этому чувству, к своим силам, а также дать телу возможность справиться с оказанным на него духовным давлением.

— И... ты сохранила жемчужину. Спасибо.

Бай прикладывает руку к груди. Она чувствует эту пульсацию, ощущает тяжесть своей силы, но о большем ей думать не хочется. Ведь если А-Цин вернула ей силы, то это значит, что прошлого носителя, которому она когда-то подарила свою жемчужину, действительно больше нет. Бай Сучжень добровольно тогда отдала жемчужину мужу, чтобы он не погиб ни от ее яда, ни от проклятий других демонов, а также она не собиралась ее возвращать. Но сейчас... все изменилось. Много лет прошло. И не хочется ей об этом сейчас говорить, осознавая, что ответ со стороны сестрицы будет вполне ожидаемым. Девушка кладет ладонь себе на грудь и прикрывает глаза на мгновение лишь для того, чтобы собраться с силами, чувствуя, как под пальцами становится все теплее. Ей нужно всего пару минут. И все вопросы потом. Сейчас им нужно было спасти самих себя.

— Нам нужно уходить. Они могут вернуться.
Сучжень, поддерживаемая своей духовной сестрой под руку, идет к выходу из пещеры. Каждый шаг дается ей с трудом, а все еще пульсирующая под сердцем жемчужина горячит кровь. Так непривычно вновь ощущать в своем теле такую силу. Это тяжело.

На выходе из пещеры Белая останавливается. Точнее… ее останавливает нечто лежащее прямо на входе. Это тело... Что-то не так...

Девушка, отойдя от сестры, присаживается прямо над заклинателем и задумчиво смотрит в его лицо ровно до того самого момента, пока в ее мозгу яркой вспышкой не оживут воспоминания нынешней жизни: картинки, имена, события, чувства и обещания. Она ведь жила эту жизнь с совершенно иными мечтами, а ее прошлая жизнь осталась в самой сердцевине духовной жемчужины, которую Зеленая вернула ей лишь сейчас. И память смешалась. Старые воспоминания на какое-то время перекрыли нынешние и Бай Сучжень потерялась в этом потоке из чувств и эмоций. Но сейчас она узнала бледное лицо мужчины перед собой.

— А-Лу! — Бай тут же хватает мужчину за плечи и поднимает с земли, сжимает в своих дрожащих и окровавленных руках, трясет и лишь хватает ртом воздух. Она падает рядом с ним на колени. Нет. А-Су всю сковывает страх и ужас, которые лишь дают ей легкую передышку перед той самой истерикой, что вырвется из нее вместе с истошным криком и таким всплеском духовной силы, что земля вокруг нее задрожит, а небеса над головой затянет тучами и долина содрогнется под ударами грома.

В этой жизни маленькая А-Су все-таки кое-что старательно скрывала от Зеленой. Что именно? Ее побеги из дома на гору к заклинателям, а точнее... К одному конкретному заклинателю. Бай увидела его в этой жизни еще будучи маленькой змейкой, когда заползла очень далеко в горы, в самую глубь густого горного леса, и увидела его медитирующим возле прекрасного озера, которое мерцало подобно звездному небу в тот день. Она и не заметила того, что подползла слишком близко, но, на удивление, ее не стали прогонять, а также она не чувствовала страха или отвращения. К ней даже протянули руку, словно бы желая познакомиться. А-Су тогда быстро сбежала, а встретила этого заклинателя уже только лишь после того как она смогла окрепнуть, а ее сил уже хватило для того, чтобы наконец-то тоже принять человеческую форму. И здесь, как уже поняла рядом стоящая Сяо Цин, явно было что-то большее. Но как она упустила этот момент? Когда Бай успела с ним познакомиться? Почему она так сильно переживает за этого человека? Но не сейчас ей задавать подобные вопросы, а уж тем более злиться на недомолвки со стороны Сучжень.

— Лу-эр! Очнись, Лу-эр! — Белая продолжает одной рукой держать мужчину за плечи, а второй же пытается лихорадочно осмотреть его раны, которыми он был покрыт буквально с головы до ног. Тонкие пальцы путаются в окровавленной одежде, а Бай даже и не хочет думать о том, что он не дышит.

— Ведь можно что-то сделать! — Сучжень лихорадочно осматривает тело заклинателя, а затем склоняется к его губам только лишь для того, чтобы напрямую передать ему ощутимую дозу собственной жизненной энергии, помня, что порою подобное помогало. Да, конечно, оно помогает в редких случаях, но есть ли хоть какие-то шансы сейчас… Думает ли она о чем-то? Нет. Сучжень сейчас находится в таком шоковом состоянии, что попросту идет на поводу у собственных инстинктов. У нее в голове лишь какой-то звон, а она совершенно не отдает отчет собственным действиям.

— Сестра… — Сяо Цин предпринимает осторожную попытку окликнуть Сучжень, но только вот она ее не слышит.

— Нет... — Бай склоняется к Син Лу и прижимается своим лбом к его. Она закрывает глаза, чувствуя, как по ее щекам текут горячие слезы. Почему это повторяется? Ведь стоило ей вновь обрести себя, осознать, что она уже проживает свое второе воплощение, как Небеса вновь напоминают ей о том, что подобные создания не заслуживают счастья. Бай Сучжень кажется, что ее прокляли. Такова ее Небесная кара? В нос ударяет запах чужой крови и Сучжень лишь вжимается лицом в чужое плечо еще сильнее.

Но кто его убил? Бай Сучжень уже знала ответ, но только вот озвучивать его не хотела. Она ведь слышала эти голоса перед нападением. И она помнила, что никто из них не одобрял выбора Син Лу. Он ведь повернулся лицом к ней, а не к кому-то другому. Он повернулся лицом к тому самому грязному демону, что спутал его мысли, а также очернил сердце.

— Убью. — тихо и зло (из грудной клетки рванными толчками вырывается змеиное шипение, что обещает все муки подземного мира любому живому существу, что сейчас попадется ей на глаза) выдыхает Бай. Проходит не так много времени… И с того самого места где только что сидела девушка, плечи которой тряслись от накатившего на нее шока, белой вспышкой молнии сорвалась змея, что с каждой секундой только лишь увеличивалась в размерах (гнев высвобождает всю ее силу, а также и напоминает ей о том, что она куда сильнее, а сдерживать себя ей ни к чему), подминая под себя камни и деревья, превращая их бесполезную труху. Из-за легкой дезориентации, а также вновь привыкая к своим же собственным размерам, змея со всей силы влетает мордой в какие-то скалы, но, ведомая раздражением, лишь обращает горную породу в пыль несколькими ударами своего хвоста, отбрасывая куски камней и продираясь вперед, так как дорога ей известна. Она на взводе. И боль от накатывающих на нее воспоминаний лишь окончательно уничтожает весь возможный самоконтроль. Он пережил Небесную кару, его не убил самый сильный яд, но его же собственный клан...

Сучжень напрочь забывает об оставшейся за ее спиной Сяо Цин, так как у нее перед глазами сейчас стояло лишь то самое лицо, которое значило в этой жизни для нее столь многое, что этого не выразить словами, а все окружающие ее звуки попросту заглушаются тем самым голосом, что с теплотой произносит ее имя.

Грот, в котором нашла ее Зеленая, был совсем рядом с той самой горой заклинателей на которой жил Син Лу, на которой тренировалась и она сама, убедившая приглядывающего за ней местного духа, который должен был оберегать ее по наказу Зеленой, помочь ей стать одной из учениц. И именно там жили те самые предатели, что посмели поднять на своего наставника меч. Кто это был? Белая лихорадочно перебирает в своем подсознании имена, но в какой-то момент ей становится все равно. Разве это имеет значение? Змее наплевать на имя кролика, которого она решила съесть на ужин.

В таком состоянии, когда вся духовная сила попросту рвется из нее подобно неукротимому водному потоку, ее не остановит ни один духовный барьер. К тому же наставник Син уже давно сделал так, чтобы она беспрепятственно могла посещать гору. А потому Сучжень врывается на тренировочную площадку, что служила местом для отработки более сильных духовных практик, с оглушительным и болезненным ревом, желая, чтобы каждый услышал ее голос.

— Демон!

— Собирайте всех!

— Здесь демон!

Белая замирает на мгновение, чтобы окинуть взглядом всех тех людей, что тут же бросились врассыпную. Они стараются занять более выгодные позиции для атаки. Да, верно, их ведь учили бороться с демонами. И сейчас им выдалась великолепная возможность проверить все свои знания на практике. Финальный экзамен. Прямо сейчас. Злость. Отчаяние. А еще… печаль. Грудь белой змеи буквально разрывает от той самой печали, что позже вновь обратится истерикой и омоет ее лицо слезами. Она вновь доверилась людям. Она тренировалась вместе с ними, рассказывала им о целебных свойствах тех или иных растений (теперь она вспомнила откуда у нее такая тяга к изучению медицины — из первой жизни), помогала и любила их. Вон стоит Юй Ван, которому она помогла написать красивое письмо для его яшмовой ветви. А вон и Чен Лин… Смотрит на нее с небесным гневом в глазах, а ведь они вместе подшучивали над наставником. Но они вновь изрубили на части ее доброту, оставив лежать окровавленными ошметками прямо под ногами. Еще и плюнули. Разве они заслуживают спасения? Разве они достойны прощения?

«Верно… Я демон» — горько усмехается про себя Сучжень. И как же наивно было продолжать верить в обратное, пытаться дотянуться до них, продолжая, сбивая ноги в кровь, идти по пути самосовершенствования, надеясь, что однажды она станет им равной. Ведь суть ее природы не определяет ее поступки. Что ж… Видимо прошлая жизнь ее ничему не научила. Но в этот раз получилось. И этот урок она усвоила.

Белая раскрывает пасть, а затем бросается прямиком в толпу заклинателей, что пытаются выставить барьер, пока младшие побежали за подкреплением к старейшинам. Они стараются выставить мощные защитные заклинания, поставить непробиваемый купол вокруг себя, защититься от демона, что ворвался в священное место, но Белая в бешенстве, а потому бросается на барьер всем телом, упирается в него головой и попросту бьется об него в каком-то приступе безумия, раскрывая пасть и пытаясь прогрызть себе дорогу. Ушибы, раны и ожоги? Она их даже не заметит. Есть лишь одно чувство — ярость. Бай Сучжень не пыталась просто их припугнуть. И это становится ясно в тот же самый момент, когда барьер все-таки дает трещину и огромная змея врывается в гущу заклинателей, хватает клыками одного из них, намереваясь перекусить его напополам, а потом попросту откидывает куда-то в сторону, словно безвольную куклу. Ее первой жертвой оказался именно Чен Лин. И вряд ли он выживет.

Все тут же бросаются в разные стороны, достают мечи и пытаются атаковать змею с разных сторон, но это лишь злит её еще сильнее В какой-то момент к заклинателям присоединяется еще один мужчина, что тут же выбегает вперед, словно он и не боится огромного демона, который сейчас источал такую энергию убийства, что от нее буквально хотелось кашлять кровью.

— А-Су, прекрати! — он попытался окликнуть ее.

— Прочь!

— Я понимаю, что тебе больно, но разве ты простишь себя?! Разве он бы хотел такого для тебя! Остановись, заклинаю тебя Небом.
Видимо мужчина слишком уж поверил в то, что сейчас с Бай все еще можно было поговорить, а потому он пропустил удар с ее стороны. Белая Змея, услышав о Небе тут же размахнулась и со всей силы ударила мужчину хвостом, отбрасывая его куда-то вглубь горы. Она не хотела ни с кем разговаривать. Объяснения? Попытки что-то изменить? Остановиться? Этого не будет.

Но стоит сказать что Сяо Цин не осталась в стороне. И когда сестрица, обезумевшая от горя, сорвалась с места, то она тут же последовала за ней следом, зная, что должна помочь. Бай была нестабильна. И ее духовная жемчужина сейчас явно причиняла ей невообразимую боль, так как ее тело еще не до конца окрепло, а ее эмоциональное состояние лишь усугубляло ситуацию.

Сяо Цин врывается следом за белой в самую гущу сражения, но только вот останется в своем человеческом облике, так как Бай будет нужна более точечная помощь, когда смертельный хлыст, сомкнувшись на горле первого же увиденного Зеленой заклинателя, сломает столь хрупкие смертные позвонки. Бросив же взгляд на Белую, что буквально в иступлении бросалась на заклинателей, и даже на постройки, а также совершенно не пыталась хоть как-то защищаться, Зеленая невольно ощутила ее боль. Почему она вновь видит это? Нет. В тот раз Бай была изучена и расстроены, но сейчас же она была в ярости. Сяо Цин хотела бы разделить с Бай ее страдания, но понимала, что ей это попросту не под силу. И как же она была зла на людей за то, что из-за них Белая вновь проходит через нечто подобное. И если в прошлый раз она видела в ее глазах хоть какое-то понимание происходящего, то сейчас она видела лишь израненного и измученного зверя, что в неконтролируемом бешенстве бросается на все живое. Это жажда разрушения. И после этого Белая больше уже не сможет замолить все свои грехи, а сожженными благовониями не заглушить запах крови.

Если бы хоть один из заклинателей, что сейчас в гневе и страхе выкрикивал в сторону демона проклятья, остановился и посмотрел на Белую, то он бы увидел, что этот самый демон плачет. Ее душа сейчас рвется на части, а в груди настолько жарко, что ей кажется, будто от этого жара у нее начинают трескаться и ломаться кости. Или это от того града ударов, что сейчас обрушился на нее? Они пытаются загнать ее и подавить, но Бай резко разворачивается и одним ударом хвоста обращает в труху чье-то цзинши, помня, что жилые покои ее наставника находились чуть дальше, прямо возле Озера Душевной Скорби.

Зеленая змея упускает тот самый момент, когда Бай тоже вышла из своей змеиной формы и теперь буквально рвала всех заклинателей, до которых могла дотянуться, руками.

— Сестра! Стой! — Сяо Цин бросается в сторону Белой едва ли не в ужасе. Это плохо. Прямо сейчас Сучжень собиралась сделать то, что окончательно уничтожит все ее попытки идти по светлому пути — она собиралась поглотить не просто ци, но и человеческую душу тоже. И не просто душу какого-то никчемного человека, а душу заклинателя. Пути назад уже не будет. А ведь ее духовная сестра когда-то выбрала для себя правильный путь, пыталась помогать, а не убивать. А что теперь? Ее это уничтожит.

Но на пути Цин встает заклинатель, и она вынуждена была отбить его атаку. Успеет ли она помочь Бай?

А Сучжень уже ничего не волновало. Она, удерживая какого-то молодого заклинателя за горло, приоткрыла свой собственный рот, а затем сжала пальцы с такой силой, что из чужого горла брызнула кровь. Болезненный вскрик. Мальчишка не сдержался. И это позволило Бай направить всю его энергию из тела прямиком в свою сторону. Сяо Цин замерла. Она только что сразила своего противника, но не могла и шага сделать в сторону Сучжень. Прямо сейчас, на ее глазах та, что когда-то хотела врачевать смертных, рассказывала ей о ценности каждой жизни, поглощала чужую, переламывая в своих пальцах трахею того, кто когда-то тренировался вместе с ней. Сучжень даже вспомнила, что когда-то этот мальчишка подарил ей браслет из диких цветов, надеясь, что она станет его носить. В тот день они сидели на крыше библиотеки и смотрели на звезды. И А-Су впервые в своей жизни отвергла чей-то столь чувственный подарок. Но в глазах Белой сейчас было столько боли и отчаяния, что на это невозможно было смотреть, а также её совершенно не трогали прошлые воспоминания об этом человеке. Если честно, то она его даже и не вспомнила. Сяо Цин зажмурилась и упала коленями на пропитанную кровью землю, понимая, что только что она действительно увидела рождение демона. Она всегда твердила Белой о том, что демоном быть проще, а им ни к чему пытаться стать лучше, следовать пути самосовершенствования, а уж тем более они не должны были помогать всем подряд, но Сучжень всегда удавалось убеждать ее в обратном. Сяо Цин же продолжала дразниться, хулиганила, но никогда не пыталась изменить Белую. Но сегодня…

Белая сдалась. Ее сломали. А Сяо Цин оказалась к этому совершенно неготовой.

Все то, что происходило дальше, смешалось в один лихорадочный бред. И Зеленая, никогда не врачевавшая других, не знала способа остановить это. Бай Сучжень мстила. И мстила жестоко. Она не пыталась гнаться за теми заклинателями, что бросились прочь с горы, понимая, что с этим обезумевшим демоном им не справиться. И Небеса были тому свидетелями; если бы Бай их заметила, то бросилась бы в погоню. Оставлять кого-то в живых? Милосердие обратилось в перегной, а затем осело на стенках ее сердечных камер.

Она бросается к своей следующей жертве, желая вырвать из его грудной клетки сердце прямо голыми руками, а тот лишь ухмыляется в ответ, понимая, что все равно умрет.

— Я так и знал… Ты демон, что захватил тело А-Су, а потом и околдовала нашего наставника.

— Замолчи.

— Ты лишь мерзкое отродье, но не наша боевая подруга. Ты..

Последние слова утонули в потоке крови, что вырвался из горла заклинателя.

И Белая не остановилась до тех пор, пока на горе не стало пусто (большая часть погибла, но кто-то успела и сбежать), обессиленно упав на колени в лужу крови, чувствуя, как на гору начинает опускаться вечерняя прохлада. Даже закатное солнце сегодня было цвета крови. Вокруг Сучжень поднялись клубы пыли, небо затянуло тучами, а девушку на какое-то время скрыло от Сяо Цин за поднявшимся с земли песком. Бай Сучжень подняла голову к небу и истошно, срывая связки, закричала. Слишком много боли и крика за этот день, но именно этого ей и хочется сейчас — кричать. Белая Змея проклинала весь заклинательский мир. Она проклинала небожителей, что наблюдают за ее страданиями, вспоминая, что где-то там, на верхних облаках, возможно, живет и ее сын. Бай Сучжень, когда-то добродетельный лекарь, сидела в луже чужой крови, но не чувствовала за это раскаяния. Она хотела убить. И она убила.

Она старалась быть хорошей. Ее руки когда-то забирали боль, ее знания помогли спасти многие сердца, но почему-то в обоих жизнях Небеса не даруют ей благословение, а лишь отбирают. Разве это справедливо?

Бай не спеша возвращается обратно к той самой пещере где ее нашла Сяо Цин. Все словно в тумане, мысли путаются, пахнет запекшейся кровью, ее одежда изорвана, а возникающие перед глазами образы лишь сбивают с толку. Она старается отмахнуться от них, шипит, а где-то за ее спиной, но чего она даже и не замечает, за ней следом идет Зеленая. Но только вот последняя смотрит на нее с тревогой, так как она видит все то, что сейчас Бай попросту не замечает. У Белой в голове нет другого ориентира, кроме как тело Син Лу к которому она старается вернуться до того, как потеряет сознание. Шаг. Еще шаг. Она тяжело дышит, но продолжает с завидным упорством идти. Обратный путь дается ей куда сложнее, а ноги то и дело подкашиваются. Не сломана ли одна из них?

«Син Лу...»

За Бай тянется длинный кровавый след и она, если честно, не знает, ранена она или нет. Сломаны ли у нее кости? Сколько духовных сил осталось? Остановится ли ее сердце второй раз за этот день? Да и важно ли это? Она лишь хочет вернуться назад. Он ее ждет.

Заклинатель все еще лежит там же где они его и оставили. Бай подходит к телу своего наставника (эта информация пульсирует где-то в подсознании), опускается рядом с ним на колени и какое-то время сидит, и просто смотрит на его спину. Он словно бы спит. И память услужливо подбрасывает ей уже знакомый образ. Она часто видела эту спину. Но только тогда светило солнце, пахло сандалом и ягодами. Ей кажется, что если только коснешься его плеча, то он тут же проснется и... Сучжень сжимает губы в тонкую линию, а затем медленно втягивает носом воздух. Слезы высохли. Или их просто не видно, так как все лицо Бай покрыто кровью.

— Лу-эр…

Белая тянет свою дрожащую и окровавленную руку к наставнику, кладет ладонь на плечо заклинателя, а затем тянет на себя...