Читать онлайн
"Помер… Подох… (рассказ основан на сне)."

Помер… Подох… (рассказ основан на сне).

«Данный рассказ основан на сне, который приснился когда-то автору»

Естественное пробуждение из сна интересное состояние. Выход из равнодушия к внешним проблемам заставляют человеческие чувства возбудиться. Усталость просыпается сразу же после мозга и берётся за всё тело. Последнее время мой сон было невозможно прервать внешними раздражителями, мозг уходил в небытие настолько, что не получалось как-либо противопоставить обратное.

Я сдвигаю тяжеленые веки. Первое, что удаётся запечатлеть сетчатке глаза в мутном зрении – потолок, покрытий побелкой истерзанной чёрными ветками трещин и тускло-жёлтыми пятнами подтёков. Тёплый свет редко и очень слабо, мигая от единственной лампочки, падает круглыми слоями. В воздухе он пытается растолкать густой туман пыли, взявшийся не понятно, откуда. Стоит покрутить головой, что бы заметить отсутствия окон в комнате, но заприметить полосатые обои, чьи стыки с полом и потолком спрятаны под красно-коричные деревянные плинтуса, увидевшие не один слой краски на себе.

Через жуткую лень я начинаю шевелить телом, конечности которого, по ощущениям, отдельны друг от друга. Каждая часть и орган чувствуется самостоятельно вне зависимости от общей системы организма. Возникающая боль мышц, костей, колющая боль поочерёдно заявляют о себе.

Поднимаясь с голого, далеко не нового, матраца, движения сопровождаются скрипом пружин, которые вот-вот могут вылететь и воткнуться в мягкое место. Моя ложа, на которой спал, не имея понятья, сколько часов, располагается на полу устеленным линолеумом в ромбик. Оперев туловище на ноги, мои штаны сползают до пяток. Ремень вне петель, а валяется рядом. Плохо слушающимися пальцами, приложив усилие, борясь с ленью, вставляю ремень, надеваю штаны и шаркающим шагом направляюсь к единственной двери. Она так располагается, что можно зайти в комнату и упасть ровно на матрац. Прекрасно, но больно.

Небольшое расстояние, но длинный путь к выходу преследуется тонким писком песчинок между подошвой и линолеумовым покрытием. Когда-то полностью белая деревянная дверь, еле-еле, держит на себе, редкую краску, которая, в большинстве своём, осыпалась хрустящими хлопьями на пол, оставив взамен маленькие трещинки с голым деревом. Из-под щели внизу виднеется свет оттенком не отличающийся от здешнего. Полностью избавившись от после сонного состояния, я осознаю странность моего нахождения в столь не примечательном месте. Обернувшись, я убеждаюсь, что первые впечатления меня не обманули. Действительно нахожусь в комнате примерно три на три метра, без окон, в середине грязный матрац… И всё. Больше, буквально, ни чего в этой коробке нет.

Немного постояв в ступоре, задумавшись о значимости места, которое подверглось моему визиту, по моей или не моей вине, вопрос насущный. Дабы развеять эту тайну у себя в сознании я хватаю, облезлую от позолота, ручку двери и нажимаю. За ней отказывается не длинный коридор, оканчивающийся тупиком в виде стены. По бокам четыре точно такие же деревянные двери. Ремонт помещения ни чем не отличается от так называемой, спальни, всё то же самое.

Вступив в коридор, я замечаю, что правая крайняя дверь приоткрыта, направившись к ней, за спиной слышится слабый звук лязга петель и наконец, хлопок с сыпучим звуком упавшей краски в финале. Дверь захлопнулась, но не оглушающе.

Шарканье ботинок и скрип досок под линолеумом разбавляют мертвецкую тишину квартиры. Можно сказать, что это квартира. Плохая, но квартира.

Новая исследуемая мною комната оказывается кухня маленького размера с более-менее нормальной мебелью. По-прежнему нельзя сказать, что обстановка не отдаёт угнетавшей атмосферой. Из прессованных опилок покрытые белым слоем краски лицевые поверхности для не полноценного уродства показывают свои очертания в теплом свете стол, прижатый к стене, два табурета, столешница с газовой плитой и над ней полки, рядом в углу не высокий холодильник. Шкаф, сохраняющий срок годность продуктов, окатывает меня лёгким дуновением прохлады вместе с холодным светом, как только я отворяю дверцу. Полки пустуют настолько, что они уже успели покрыться слоем белой пыли. Проведя пальцем, он оставляет след прозрачного стекла. Порыскав в шкафчиках я ни чего не нахожу, кроме наполовину сгоревшей свечи в блюдце и коробка спичек. В верхнем ящике со столовыми приборами оказывается только одна чайная ложка с копотью на выпуклой стороне. И это моя первая кухня, в которой отсутствуют окна.

– Что ищешь? – Спрашивает голос, у меня из-за спины, принадлежащий старой женщине.

– А?

– Говорю, что найти хочешь? – Повторяет голос, напрягая потрёпанные связки.

Я поворачиваюсь, в кухню заходит старуха в светлом халате, босая. Бабка неимоверно худая, кожа сухая с выпирающими, на руках и ногах фиолетовыми венами. Под глазами, которые почти не открываются, синяки, губы все в красных трещинах, щёки впали, а запутанные волосы седые и редкие. Её походка медленная, костлявые ноги еле поднимаются, сухие ступни шаркают по полу. Вес тела пришедшей, настолько не велик, что доски под ней молчат. Сгорбившись, она с тяжестью опускается на табурет. Тяжёлое, хриплое, мёртвое дыхание женщины разносится на всю комнату, кажется, что она вот-вот задохнётся.

– Кофе выпить хочу. – Спокойно отвечаю я.

– А нет ни чего. – Издеваясь, произносит бабка.

– Почему?

– А откуда? Ты разве деньги на еду тратишь?

– Два вопроса. Вы кто? И где я?

– Не нравится у меня?

– Да нет, просто не хочу быть незваным гостем, а то я, честно говоря, не помню, как здесь оказался.

– Ни чего смертельного я люблю незваных гостей, только благодаря таким как ты я существую.

– Каких таких? – С долей страха спрашиваю.

– Не чистых.

– Так ладно, я пойду, наверное. Мне пора. Где выход, я не помню эту квартиру от слова совсем, честно говоря. – С глупой улыбкой задаю ещё более глупый вопрос.

– Две двери слева. Не помню, какая точно.

– Они разве выходные?

– Нет, за ними ещё по комнате и там уже выходная дверь будет. – Проговаривает старая, почесывая, со звуком сухой лоб длинными жёлтыми ногтями.

– Хорошо. Странная у вас какая-то планировка.

– Дом не новый. Стоит ещё с основания.

– С основания чего?

– Всего.

Направляюсь к выходу, в шоке от себя за предполагаемое попадание в квартиру. Странные высказывания бабки не удивили, потому что это возрастной бред, поэтому не хотелось даже вступать с ней в продолжительный диалог.

Нажимаю на ручку двери и направляю её на себя. Она открывается, но внутренностями не радует, потому что сразу же за ней представляется кирпичная стена с пузатыми выступами цемента между оранжевыми брикетами. Стучу пару раз и прислушиваюсь ради не понятно чего. Ради шутки, наверное. Естественно ни какого ответа нет.

Разворачиваюсь к двери напротив. Нажав на механизм заставляющий защёлку сдвинуться, та отвечает отказом. Дверь наглухо заперта, она даже не колеблется в проеме, и краска не осыпается от моих попыток отворить с силой.

– Одна замурована, вторая заперта. – Говорю я, хозяйке вернувшись на кухню.

– Конечно. Я ключ потеряла.

– А что же вы раньше не сказали?

– Не хочу, что бы ты уходил. Но держать насильно тебя не буду. Если найдешь, то можешь идти.

– И где мне его искать?

– В комнатах.

– Понятно. А какие двери ещё закрыты, что бы я сразу знал?

– А у тебя много вариантов осталось?

– Не много.

– Ну, вот иди и проверяй.

– Ладно.

– Ключ может быть где угодно.

– Хорошо.

Вновь возвращаюсь в коридор и сразу же открываю дверь напротив кухни. Она поддаётся. Со скрипом отворяется дверь, которая скрывала за собой ванную комнату, опять же небольшого размера. Она полностью обделана кафельной квадратной плиткой. Какие-то квадраты уже пошли трещиной. Чернота, далеко не новой, ванны и раковины говорят о правде сказанной старухой, что дом возведён со времён основания. Над раковиной висит зеркало-шкафчик в пыли. Внутри ключа не обнаруживается, только скудный запас домашней аптеки в виде шприцов и бинта. В данной ситуации глупые идеи тоже приветствуется. Я снимаю тяжёлую крышку бочка унитаза и с ожидаемым разочарованием обнаруживаю там ничего. Единственное, в воде плавают, как медузы в море, маленькие пустые пластиковые пакетики. В самом туалете тоже пусто, белое жерло керамики переходящее в ржавую трубу уходит в ад ароматофилов. Слив ванны тоже заглядываю, но света недостаточно, что бы увидеть, что-либо внутри. Однако удаётся заприметить несколько накапанных капель крови у слива ванны и раковины. Под ванной приходится раздвигать серые поля пыли, что бы в очередной раз потерпеть фиаско моих поисков.

Оперившись руками на края холодной раковины, я впадаю в слабое отчаяние. Усталость после сна так и не проходит, следовательно, каждое моё движение даётся, нелегко, заставляя лёгкие постоянно расширяться и вздыхать. Мои глаза отрываются от завораживающей темноты в сливе перекрывающейся серебряным перекрестием, теперь они смотрят в отраженное очертание меня, через слой пыли в зеркале. Одним движением руки смахиваю, пыль и отпрыгиваю в ужасе с тяжестью в груди. Сердце бьётся, распространяя колебание от ударов по всему телу. Веки не подчинённо мною поднимаются настолько насколько могут. Челюсть отступает в противоположную сторону от век. Отражение человека в зеркале не сопоставимо с моим, хотя общие черты лица походят на мои, но в куске окутанный пылью, стоит скелет обтянутый бледной кожей. В глазницах устроились красные, с ветками сосудов, глаза, от которых исходят синие волны отёка. Жёлтые зубы скрываются за фиолетовыми губами. Потрогав лицо руками легче не становиться, потому что к физиономии протягиваются тонкие пальцы, на столько, что соединение фаланг выпирают с боков, ногти до мяса обгрызены, и кольцо с самым маленьким диаметром болталось бы на них. Я на панике несколько раз опускаю голову, смотрю на свое тело и обратно на человека в зеркале. Внизу я в здоровом состоянии, но отражение передо мной выражает абсолютно противоположную позицию. В волнении убираю всю пыль с зеркала и убеждаюсь, что всё-таки в отражении я. Одежда на скелете в точности, такая как на моём теле, и он повторяет мои движения. Я копия старухи.

Прилив адреналина, вызванный страхом, сметает полностью усталость и вялость. Я концентрируюсь, что бы понять, как я сейчас себя чувствую. И понимаю, что самочувствие в порядке, я не чувствую какой либо боли, дискомфорта или дурмана в голове, что не скажешь о покойнике передо мной.

Продышавшись, выхожу из ванной, не отрывая взгляд, от зеркала до тех пор, пока не затворяю дверь. И не до конца оправившись, возвращаюсь на кухню. Бабка неподвижно сидит всё на том же месте, издавай грудью жутко осипшее дыхание как будто прокуренных лёгких. Я приземляюсь на второй табурет измотанный эмоциями. Сердце по-прежнему бьётся с ударами сильнее обычного.

– Ну как успехи? – Булькающим из-за мокроты в горле голосом спрашивает старая.

– Нет. Нигде. – После вздоха отвечаю я.

– Хорошо искал?

– Ага.

– Ну, смотри. Это твоё решение, твой выбор. Всегда из любой ситуации можно найти выход.

– Видимо не из этой. Как я выгляжу?

– В смысле?

– Просто как выгляжу внешне?

– Подходишь.

– Для чего?

– Для меня.

– Нет, я не это имею в виду. Я выгляжу как здоровый человек?

– А что ты хочешь сказать под «я не это имею в виду»?

– Я то? Ничего.

– Ещё как чего. Ты же любишь играть со мной. Только я тебя на этот раз победила и отыграла хорошенько.

– Чавось? – Взволнованно переспрашиваю.

– Прошлые разы ты меня имел, а на этот раз я тебя. – С усмешкой и с кашлем в конце констатирует бабка. – Поэтому вот так. Я тебя поимела! Но это было первый и последний раз.

Я сижу и шокированным взглядом смотрю в профиль женщины, она даже не повернулась в мою сторону. Абсурд происходящего, по моему мнению, переходит все границы.

– Что? Кто вы? И где я? Я вас знать не знаю и первый раз в этой квартире. – Говорю я в недоумении.

– Да. Ты действительно первый раз в этой квартире. Я в курсе кто ты, однако, ты меня не знаешь,

– Так кто вы? – Возмущаюсь я.

Старуха медленно поворачивает голову на меня. Шейные позвонки скрипят и сухожилия трещат от этого незначительного движения. Чёрные зрачки в гуще жёлтого глазного белка направлены в мои. Несколько секунд непрерывного зрительного контакта заставляют моё нутро слегка содрогнуться. Но её голос сухого горла прерывает:

– Смерть.

– Что?

– Да-да, смерть. Миссис the death.

– Чего?

– Парень ты, что глухой? – Спрашивает она риторически. – Я смерть в самом обыкновенном смысле.

– Э… Как это? Что… Я делаю у вас?

– Пораскинь мозгами.

– Я что… Того самое?

– Да.

– Помер… Подох…

– Да-да.

– Вот дерьмовское. – Высказываюсь я собственно выдуманным ругательством. – Грустно осознавать это.

– Наверное, я не знаю.

– И что это за место то в итоге? Чистилище?

– В своём роде.

– Хм… А я думал смерть в черной мантии и с косой.

– Э-эх. Это молодость моя. – С чувством ностальгии проговаривает бабка. – Раньше так ходила, сейчас не так. Сейчас вот это. – Раскинув руки, вспоминает она. – Хотя я не молодею и существую миллиарды лет, поэтому молодости у меня, как таковой, не было.

– М-м. На вид вам миллионы лет.

– Шуточки? Не шути со смертью.

– Так это выражение понимается в буквальном смысле что ли?

– Понимай, как хочешь.

– Ну-у, а подождите. А что на счёт света в конце тоннеля или поля с колосьями?

– У кого-то свет в конце тёмного тоннеля, а у кого-то теснота, тьфу ты, темнота в конце светлого тоннеля. Да и теснота бывает. Я появляюсь ко всем в разных местах и в разных видах. Возможно, слышал, что люди на операционном столе, перед тем как выйти из наркоза видят сны всякие. Это я, так сказать, стучусь в дверь с приветом. Вот сейчас ты в этом сне, но ты не проснёшься. Ты всё.

– Ну почему у меня такая жесть? Я же обычный чувак. Без каких либо серьёзных грехов за плечами.

– Жесть? Ты ещё жести не видел голубчик. Я с тобой легко обошлась.

– А так и не скажешь.

Я сижу, сгорбившись в своих мыслях. Честно говоря, у меня нет полного понимания сути происходящего, всё кружится в голове и не может уложиться в единое. Возможно, надо каяться или просить о втором шансе, но я не понимаю, я просто не понимаю. Или… Я всё понимаю. И мне всё равно.

– А кто ваш любимый человек?

– В смысле.

– К кому вам было приятней приходить?

Старуха действительно призадумывается.

– Не знаю даже. Все смерти хороши.

– А когда был день, в котором было набольшее число смертей?

– Лакомых деньков ещё не было.

– А наименьшее?

– Тоже.

– А на кого работаете? На Бога или на Дьявола?

– Я сама по себе, у меня нет начальства. – С небольшим возмущением отвечает старая.

– Как это? Разве не из этих парней кто-то придумал смерть?

– С чего ты вообще взял, что эти парни есть? А во вторых – ни чего вечного не существует, смерть сотворилась сама собой.

– А вы разве не вечная?

– Я не «ни чего». Я смерть.

– Пафосно.

– Да пафосно.

– Но всё же, как так? Вы есть. Не может быть, что бы его или его, не было. – Говорю я, указав пальцем вверх, потом вниз, но не уверенно убираю, потому что не понятно где именно в пространстве находится место, в котором я сейчас.

– Ты их видел? – Отвечает женщина вопросом после свистящего вздоха.

– Нет.

– Вот тебе и ответ. А смерть видел. На похоронах был?

– Был.

– Ну вот.

– И ещё вопрос. Вы сказали, что существуете миллиарды лет. Это значить, что к зверям вы тоже приходите? Ведь человек появился сколько-то миллионов лет назад, а не миллиардов.

– А что они, по-твоему, не достаточно разумны, для осознания, того что смерть настигает их затухающую жизни?

– Да нет, просто спрашиваю.

– На самом деле сама не понимаю, зачем к ним приходить. Они ведь действительно не понимают, что умерли. Не понимаю, зачем им глаза. Они же не могут передать суть увиденного.

– Почему же? Собаки через эмоции передают.

Она решила ни чего не отвечать на мой тезис.

– А почему вы мне так открыто обо всём рассказываете? Или все должны быть в курсе, что с ними происходит после смерти?

– Нет. Так захотело твоё мёртвое серое вещество в голове.

– И что же теперь будет? Со мной? Я здесь останусь навсегда с вами?

– Нет. Провожу тебя на выход, засиделся ты.

Старуха с усилием поднимается, опирается руками на коленки. Ноги, шагая, где сухие ступни, не отрываются от пола, и направляют её ко мне. Бабка берёт меня под локоть, её твердая кожа, царапаясь, обжигает холодным соприкосновением. Ведёт через коридор к той двери, которая наглухо заперта. Однако она уверена, что дверь не ответит «нет» на попытку отворить её. Женщина достаёт ключ из кармана халата, вставляет в скважину и проворачивает. Смерть хитрее человека и переиграть не получиться. Это я ясно понял. Несколько раз мне удалось одержать победу, обойти свою кончину стороной, но не сегодня. Если смерть собирается побеждать в игре против тебя, то она выиграет. Посмеявшись над смертью несколько раз, это не оскорбит её и тебе удастся избежать участи. Но чуть перегнув палку, она не забудет этого и это один единственный и последний раз, когда смерть покажет, как ты был не прав, а это настоящая кара.

За дверью очередная комната-коробка, только вместо несвежего матраца посередине полноценная кровать. Однако кровать странного вида, больше похожая на ящик с хорошей сатиновой обивкой внутри. Качество говорит само за себя, мягкая и приятная на ощупь ткань. Как только я улёгся в новую ложу, моё тело стразу же расслабляется и чувствует невероятное удобство. Я растягиваюсь солдатиком, и это простая поза как ни как кстати. Не хочется делать ни чего, только спасть мёртвым сном.

– Если ругаешь себя за то, что не догадался о месте нахождения ключа, то не стоит. – Начинает старая. – Далеко не у всех получается догадаться. Ты отыскал ключ с выходом, но в другом виде, тот который не мог не быть. Поверь мне, другого исхода у тебя просто-напросто не было.

Бабка нагибается и из-за бортиков кровати появляется крышка, медленно налезающая на ящик. Для сухой женщины старуха сильная. Крышка, по виду, довольно таки увесистая, она, не спеша своей тенью, выталкивает тёплый свет лампочки. В закрытом ящике из щели между крышкой и бортиками прорезается темно-жёлтым лезвием свет. Абсолютная тишина нарушается моим живым дыханием.

Вдох, выдох. Вдох, выдох. Удар! Удар! Удар!

В правом нижнем углу громкий звук молотка и гвоздя. Полоска света исчезает.

Вдох, выдох. Вдох, выдох. Удар! Удар! Удар!

Правый верхний угол. Острый звук пробивает не только дерево, но и правое ухо, доставая до мозга. Права сторона остаётся полностью тёмная без того самого свечения, которое встретило меня после пробуждения сегодня. Его излучения показались мне мерзкими жёлтыми брызгами, словно, мочи в лицо, но сейчас оно только слева и уже я скучаю по нему.

Вдох, выдох. Вдох, выдох. Удар! Удар! Удар!

Не замечаю, как лучи пропадают в левом нижнем углу моей кровати. Остаётся последнее место.

Вдох, выдох. Вдох, выдох. Удар! Удар!

Левый верхний угол – гвоздь резко проходит сквозь дерево и звук от него в мой слуховой канал.

Удар!

Шляпка ровняется с поверхностью крышки, а звучание как острие врезается в мою барабанную перепонку, уничтожая её. Свет исчез полностью, звуки тоже. Я больше не слышу свое дыхание, не вижу своего тела. Для себя я существую, и остаюсь существовать, духовно, но не физически, а для остальных наоборот.

Конец.