Читать онлайн "Подари мне жизнь"

Я с облегчением выдохнула. Все, идут последние церемонные прощания, и делегация понемногу рассаживается по креслам в микроавтобусе. Как все азиаты, делегация дисциплинированно пристёгивается ремнями безопасности. Я сажусь рядом с водителем Николаем Ивановичем, дядей Колей, на крутящееся кресло, оглядываю своих подопечных - все ли на борту, и командую старт водителю. Правда, дядя Коля меня беспокоил немного с утра, сказав, что его супругу под утро увезла скорая с гипертоническим кризом в больницу. Да и сам он выглядел неважно. Но к вечеру вроде бы ему стало лучше.

Я смотрела на асфальтовое полотно дороги, мягко бегущее под колеса забугорного "Мерседеса", и мечтала, как завтра с утра заберу характеристики и отзывы о моей преддипломной практике, получу причитающиеся мне деньги в кассе алюминиевого холдинга, сдам документы в универ, и вечерней лошадью, то есть, вечерним автобусом, отбуду домой, в таёжный городок. Где тоже имеется огромный алюминиевый гигант, в котором работают мои родители. Как же я хочу домой! Отдохну пару недель, и надо начинать писать диплом, потом защита, а затем и работа в холдинге. Мне уже предложили ее.

Как ни странно, но в отделе внешних связей сибирского филиала холдинга не было технического переводчика с парой английский-корейский. А у меня, единственной из выпускного курса местной Лингвы, как раз такая пара есть. Когда на третьем курсе пошел выбор второго языка, девочки, которые педагоги, выбирали вторым языком какой-либо европейский, а мы, переводяги, выбирали в основном вторым восточные языки. Первый все равно был европейский. Из двадцати двух переводяг семнадцать выбрали китайский, ещё двое - японский, одна студентка выбрала тайский, один из парней выбрал экзотику - арабский. Ну, и ваша покорная слуга, Маргарита, в силу своего природного неприятия стадного инстинкта, выбрала корейский.

Моя профессорша, носительница языка, госпожа Пак Чи Сон, женщина около пятидесяти лет, была очень хорошим преподавателем. Поскольку на этом курсе я была у нее единственной студенткой, она могла позволить себе не только обучать меня языку, но и рассказывать о Корее (она была родом из Сеула), ее обычаях, культуре, бытовых подробностях. В общем, дала она мне много, и я ей была глубоко благодарна. Из каждой поездки в Корею на каникулах она привозила мне мелкие сувениры, диски с музыкой, книги, фотоальбомы.

Я вздохнула и осторожно расстегнула пуховик, в салоне микроавтобуса было жарко. Тогда как на улице было сильно морозно, конец января, как никак. А пока шли все эти церемонные прощания на улице, я изрядно замёрзла. Конечно, я могла бы немного посидеть ещё в офисе, но выскочила следом за делегацией, чтобы избежать очередных липких приставаний Павла Петровича, директора по развитию холдинга. С чего он решил, что я должна скрасить его служебный досуг - не знаю. Никаких поводов я не давала, да и мысли такой не возникало. Этакий, знаете ли, мачо из новых "эффективных манагеров", получивший образование где-то за бугром, попавший на эту должность благодаря родственной очень мохнатой лапе кого-то в МИДе, и посему считавший, что теперь весь мир у его ног. Тем более, бабы. Пока мне удавалось более-менее удачно бегать от него. А после защиты я надеялась на то, что мне крупно повезет и его, наконец, переведут в Москву. О чем он неоднократно похвалялся.

Я вгляделась в дорогу, пытаясь понять, где мы сейчас едем. Дорога тут вся изобилует крутыми спусками, затяжными подъёмами, резкими поворотами. Да и сам профиль трассы - с одной стороны скалы Саян, с другой стороны - глубокий обрыв, не способствовал расслабленности водителя. Но это был последний опасный участок, далее прямой отрезок шоссе до города. Вот не везёт Иркутску с транспортными артериями! Федеральная трасса от города до Байкала -американские горки. А международный аэропорт - вообще страх и ужас всех пилотов. Каждый взлет или посадка - цирковой аттракцион. Взлетел или сел - значит, сегодня ты счастливчик! Аэропорт ведь прямо в городе!

Внезапный невнятный хрип привлек мое внимание. Я повернула голову к водителю. Дядя Коля упал головой на руль и хрипел. Я потеряла несколько драгоценных секунд на понятие ситуации. Потом как кипятком меня окатило. Дядя Коля умирает! И автомобиль не управляем! Ломая ногти, я рвала замок ремня безопасности, чтобы я могла дотянуться до управления. Наконец, замок щёлкнул, и я чуть не упала на пол, но выпрямилась и потянулась к водителю, сталкивая того с руля и кресла. Не до церемоний! Видимо моя возня привлекла пассажиров, послышались испуганные, встревоженные голоса.

Но чаша моих испытаний была, очевидно, неполной. Только я хотела занять водительское место, вспомнив все то, чему научили меня на курсах экстремального вождения, как из-за поворота, огибающего очередную скалу, вынырнул огромный КАмАЗ-лесовоз. Такие ещё горными называют. Высокие, тяжёлые. Железные, не то, что пластиковый микроавтобус. И я у него на встречке. И отвернуть ему некуда. Резерва тут нет, за ограждением сразу обрыв вниз.

Единственное решение состояло в том, что мне надо вывернуть руль до упора влево и биться в скалу. Тогда у пассажиров будет небольшой шанс остаться в живых. У меня, к сожалению, нет. Я ещё успела подумать: "Жалко-то как!", и крутанула рулевое колесо. Сознание милосердно покинуло меня, не дав услышать звук удара, хруст ломающихся костей, крики корейцев. Вот все и закончилось.

***

Я плавала в черно-красном океане боли. Иногда боль чуть уменьшалась, и я отдыхала, но затем вновь поднимались багрово-красные языки пламени? Волн? И я вновь ныряла в этот океан с головой, захлебываясь болью. Иногда слышала голос, как будто издалека: "Рита! Рита, девочка моя!", но отзываться не хотелось. Я уже привыкла тут. И даже начинала осознавать, что скоро все закончится, придет конец всему - боли, желаниям, метаниям… будет только покой, а жизни не будет.

Но кто-то наверху решил, что я недостойна покоя и безжалостно вышвырнул меня из моего уже уютного океана. Я лежала на чем-то твердом, боль была постоянная, но терпимая. Но при малейшей попытке шевельнуться пронзала острой молнией в области таза и бедренных костей… попыталась открыть глаза. Не сразу, но удалось. Вокруг царил мрак, местами разбавленный темно-серой мутью. Ночь? Наверное.

Рядом что-то пищало, противно так, прямо над ухом. Совсем уж дурой я не была, догадалась, что нахожусь в больнице, а пищит, скорее всего, контрольная аппаратура. Я попыталась пошевелиться, опять боль, но тело меня не слушалось. Испугалась до холодного пота, я что, парализована? Тогда почему чувствую боль? Единственное, что я смогла, это пошевелить пальцами на одной руке. Было больно, но я упрямо пыталась раз за разом сжать пальцы в кулак. И у меня это получилось! Писк аппаратуры перешёл уже в натуральный вой, когда я услышала, что распахнулась дверь, и женский голос вскрикнул что-то неразборчиво, и женщина убежала. Дверь она, похоже, не закрыла, поскольку топот нескольких бегущих человек услышала издалека. К этому времени я уже пыталась сжать-разжать пальцы на другой руке. Пока получалось плохо, но я старалась.

Ко мне подошёл явно мужчина, так как запах мужского парфюма просто бил в нос.

- Рита! Рита! Вы меня слышите?

Вот дурак! Какая-то хрень в горле никак не давала мне говорить. Наконец, мужик это понял, увидел мои движения пальцами и распорядился:

-Таня, сними пульсоксикометр с пальца у нее, иначе сейчас всю клинику воем на уши поставит. Рита, я возьму вас за руку, если вы меня слышите - сожмите пальцы!

Ну, а я чего? Послушно выполнила, что он сказал. Приободренный врач продолжил эксперимент.

- Вам что-нибудь мешает?

Я с раздражением сильно сжала пальцы. Медсестра рядом сказала:

- Да труба ей мешает, видите, пытается вытолкнуть ее из гортани!

Врач, подумав, сказал:

- Хорошо, экстубируем. Но пока дыхалку не отключай, мало ли.

Чуть неприятно, и я вздохнула. Сама. Но говорить не могла, только невнятный сип вырывался из моего горла. Врач все понял и мягко сказал:

- У вас пока что связки растянуты, вот и не можете говорить. Вам сейчас сделают ингаляцию со смягчающими маслами, и все потихоньку восстановится.

Но я упрямо качнула головой и едва слышно просипела:

- Свет, пусть включат свет! Не хочу в темноте!

Тишину, наступившую после моих слов, можно было резать ножом, такая она была густая. Так я узнала, что теперь я слепая.

Мама, бывшая моей сиделкой весь месяц, что я была в коме, многое мне рассказала. А про то, о чем она умолчала, рассказала медсестра, болтушка Таня. Да, я месяц была в коме. Никто уже не давал положительных прогнозов. Пару раз маме предлагали отключить меня от аппаратуры, поддерживающей жизнь в моем переломанном и измученном болью теле. Но мама плакала, в прямом смысле слова, валялась в ногах у заведующего отделением реанимации, вымаливая мне ещё пару недель жизни. И вот такое чудо - мало того, что я вышла из комы, так ещё и в своем уме и памяти. Но бочка дегтя на эту ложку мёда все-таки была.

Томография показала, что моя слепота связана с повреждением зрительного нерва. Видимо, длительное сдавливание во время отека мозга и комы так повлияло. Но перспективы были - я все же реагировала на свет. В таких случаях тьма из темно-серой превращалась в светло-серую. Необходима была операция не только офтальмологов, но и нейрохирургов одновременно. Как честно сказал нейрохирург, обследовавший меня, у нас за такую операцию не возьмутся, результат может быть непредсказуем. Лучше это делать за границей.

Не лучше дело обстояло и с переломами. Нет, я не была парализована, перелома позвоночника не было. Но переломы таза и раздолбаные в хлам тазобедренные суставы ничего хорошего мне не сулили. За месяц, что я лежала, переломы головок бедренных костей успели "схватиться" и срослись неправильно. Операция была нужна в первые же дни после травмы, но никто не стал бы оперировать больного в коме. И теперь мне необходимо ставить протезы в суставы. А пока я прикована к инвалидной коляске. Я могу стоять и даже делать несколько шагов, но это причиняет мне такую боль…

Рассказала мама и о самой аварии. К сожалению, водитель дядя Коля умер от обширного инфаркта ещё во время движения. Несколько из моих подопечных из делегации получили синяки и ушибы, и более ничего серьезного. Пострадала серьезно я. Водитель лесовоза вызывал и скорую, и полицию. Монтировкой открыл заклинившую дверь в минивэн. Вытащил меня из водительского кресла, освободив от двигателя мои ноги. Он почти въехал в салон от удара. Да ещё и ухитрился водитель запихнуть практически всех корейцев в кабину своего лесовоза, благо она большая, чтобы не мёрзли на дороге. Нормальный мужик оказался.

Корейская делегация вместе с моим начальством и директором по социальным вопросам навестили меня в больнице. Но я пребывала тогда в своем, отдельно взятом мире. Корейцы, в знак благодарности за их спасённые жизни, пообещали помочь с моим лечением, оставили свои номера телефонов и заведующему, и маме. Со своей стороны, наш директор, хоть и кисло, но тоже пообещал принять участие в моем лечении.

В универе мама от моего имени написала заявление на академический отпуск на год, в ректорате ей, конечно же, пошли навстречу. Очень переживала за меня моя профессор, госпожа Чи Сон. Она же и посоветовала моей маме везти меня в сеульскую клинику, предварительно списавшись с ней и позвонив по тому номеру, что ей оставили.

После этого мама развила бурную деятельность, не посвящая меня во все проблемы. Сама списалась с клиникой, получила их приглашение, позвонила по заветному номеру. Переводчиком выступила госпожа Чи Сон. Корейская компания была готова оплатить одну операцию, вторую обещал оплатить холдинг.

Все это мама рассказала мне уже постфактум, когда готовились последние документы. Но лететь я должна была одна. Отпуск маме больше не хотели продлевать, да и в Сеуле надо было бы ей снимать жилье, а при наших невысоких зарплатах это было бы весьма проблематично. И я убедила маму, что великолепно обойдусь сама. В самолёте помогут стюардессы, а в аэропорту меня встретит представитель клиники.