Читать онлайн
"Секретные миссии КГБ: Римские легионы в таежных массивах Алтая"

85 год нашей эры.

Время правления императора Домициана.

Штаб 8-го римского легиона, дислоцирующегося у берегов Каспийского моря под началом полководца Марка Кокцея Нервы.

***

В тот день случилась на редкость бушевавшая гроза. Еще с утра небо было ясным, но, спустя несколько минут, оно вдруг заволоклось тучами, грянули раскаты. Буря пронеслась настолько стремительно, что не все сразу поняли, что произошло.

Когорта, или десятая часть легиона — главное подразделение римской армии — внезапно исчезла из поля видимости, словно растворилась в воздухе. Никто из военачальников не смог толком объяснить, куда подевалось целое воинское соединение.

А дело было так…

— Рассредоточить конницу!

— Правое каре на фланговую позицию!

— Поднять знамена!

— Лучники, к бою!

Команды неслись отовсюду. Лязг доспехов, гул поступи, храп коней, крики, скрип телег, мощные удары катапульт, свист сотен тысяч стрел — все смешалось на поле битвы. Здесь столкнулись два противоборствующих лагеря: при императоре Домициане римские войска впервые в истории достигли берега Каспийского моря в районе Баку. Памятником их пребывания долгое время являлась латинская надпись — самая восточная из всех известных науке. Высеченная на скале у подножия горы Беюк-Даш, она гласила:

«В правление императора Домициана Цезаря Августа Германского, Луций Юлий Максим воздвиг эту стелу от сената и народа римского».

Но это будет позднее.

Сейчас же, в это бушующее грозой утро, под раскаты грома и сполохи молний, одна из когорт восьмого восточного легиона полководца Марка Кокцея Нервы окуталась непонятным по цвету облаком, задрожала в воздухе и, теряя очертания, растворилась прямо на глазах. Тысячи воинов и с той и с другой стороны, сотни центурионов и полководцев высшего ранга видели, как целое воинское подразделение исчезло с глаз долой посреди битвы, не успев, как следует вступить в бой.

Еще секунду назад они плотными рядами, подняв копья и выставив щиты, образовав тактическое каре «черепахи», шли неуклонно на врага: шаг в шаг, друг за другом. Потом внезапно: БА-АМ! — вспышка молнии, оглушительный раскат грома, сполохи сияний и стремительный смерч урагана. Всех заволокло упавшей с неба тучей. На миг битва прекратилась. Воины замерли, не понимая столь необычной аномалии. Разбухая прямо на глазах, плотное облако неведомого газа скрыла за своей завесой сотни и сотни легионеров, а когда, спустя минуту рассеялось, на месте когорты зияла сплошная пустота. Не осталось ни щитов, ни касок, ни мечей, ни предметов экипировки. Полная войсковая единица римской армии прекратила свое существование. Электромагнитная буря стерла ее с лица Земли.

Что последовало дальше, история умалчивает.

А вот, что произошло, спустя ровно девятнадцать веков, нам и предстоит узнать.

Для этого и направлялся сейчас в таёжные массивы Алтая летучий отряд Белова с позывным: «Лиса восемь-три».

Итак, девятнадцать столетий спустя…

***

1985 год. Октябрь-месяц.

Юг Западной Сибири близ 52 градуса Северной широты.

Река Катунь.

Время высадки: 14 часов 16 минут по местному часовому поясу.

Группа Белова уже четвертый час, с короткими привалами и передышками, продвигалась сквозь необозримые массивы могучей алтайской тайги. Последний перекур делали полтора часа назад, отчего у Вити Савушкина уже урчало в желудке.

— Командир, когда на ночлег?

— Как прибудем в точку назначения, боец!

— Моя точка назначения осталась дома в постели. Людой зовут.

— Твой Люда сразу в другой постель. К майор КГБ, — тут же съехидничал Паша-бурят. Он всегда ехидничал. От него у Вити крутило желудок.

Четыре часа сплошных оврагов, болот, трясин, впадин и ущелий были позади. Капитан Белов, сверившись с компасом и бросив взгляд на карту, наконец, огласил привал на ночлег.

— Прибыли, друзья. Распаковываемся. Переночуем, а утром двинем к самому ущелью.

— К какому ущелью? Мое ущелье дома осталось! — тоскливому состоянию Вити не было предела. Верный пёс Буян с соболезнованием грызнул ботинок младшего хозяина.

Стрелка часов приближалась к восьми вечера, когда на пылающем костре был готов ужин. Рассевшись полукругом у огня под свисающими лапами ельника, группа приступила к изучению вводных данных, что передал им в папке полковник Лебедев.

— Итак, товарищи бойцы, — начал капитан Белов. — Что нам известно на данный момент? Вертолет выбросил нас заведомо дальше от намеченной точки, чтобы мы имели возможность по пути обнаружить и другие признаки пребывания здесь… — он перелистал папку. Удивленно поднял брови, уточнил, взглянув на Головкина. — Пребывания здесь, в этих местах, римских легионеров. — И умолк, очевидно, сам не поверив прочитанному.

— Чего… то есть, кого? — поперхнулся Витя, округлив глаза. — Римских кого?

— Легионов, Савушкин. Не перебивай командира, — сунул кулак Головкин.

— В двух словах это выглядит так, — продолжил тот. — Полковник Лебедев обратился как всегда в наше Географическое общество, оформив полет до Барнаула. Там мы пересели на вертолет, и он нас доставил в эту непролазную тайгу, в район реки Катунь, притока могучей Оби. Ему позвонили из районного отдела, куда обратились по цепочке связи, вернувшиеся с промысла таежные охотники за пушниной. Якобы по их словам, пробираясь у порогов реки Катунь, в одном из ущелий они наткнулись на высеченные в скалах надписи. Один из охотников узнал в них латинские буквы.

— Ничего себе, Архимед! — прыснул Витя. — Я и то латынь не знаю, а какой-то зверобой кумекает по-латыни. Это ж кто у них тогда пастухи оленей? Ломоносовы?

— Не трогать олень! — тут же встрял Паша-бурят, сунув дуло ружья в нахальную физиономию друга.

— В скалах были высечены изображения римских легионов, их битвы, картины бытовой жизни. Тот самый охотник различил надпись «Домициан» и выбитую в камнях дату римскими цифрами, — капитан сверился с папкой, — что дало возможность Лебедеву предположить: здесь, у реки Катунь, каким-то невероятным образом, девятнадцать веков назад, побывали подразделения римской армии времен правления Домициана.

— А это чё за Пифагор такой?

— Император, Витя, — пояснил Головкин, считавшийся в команде за энциклопедию. — По их тогдашним регалиям в звании цезаря. Принцепс, консул, высший правитель, и так далее.

— Я из цезарей только Юлия и Нерона знаю. Первый Клеопатру в закатанном ковре таскал, второй Рим спалил.

— Это домыслы. Нерон не поджигал Рим, — принялся было объяснять старший коллега, но тут же осекся, махнув рукой: на кой бес оно ему надо?

Между тем Белов продолжил, сверяясь с папкой.

— Вот, что нам передали из архивов четвертого научно-разведывательного отдела:

«Тит Флавий Домициан, более известный в римской историографии как Домициан — последний римский император из династии Флавиев, правивший в 81—96 годах.

Отец — первый представитель династии Флавиев, император Веспасиан.

Домициан вступил на престол после смерти своего брата Тита. В 83 году одержал победу над германскими племенами, и для обеспечения безопасности основал провинции Нижней и Верхней Германии. Проводил политику по укреплению единоличной власти. Для этого он систематически ограничивал влияние сената и сделал своей опорой всадническое сословие, войско и провинции. Впервые за всё время существования принципата Домициан приказал называть себя «господином и богом» и оживил императорский культ. С 85 года присвоил себе полномочия цензора. Его роскошные постройки (в их число входила и арка Тита) ложились тяжёлым грузом на государственную казну.

Домициан носил победный титул «Германский» с 83 года».

Белов передал папку Головкину:

— Читай дальше, Кирилл Борисович. А я пока обмозгую и проверю по карте, куда нам идти.

— Мой слышать бурный поток река, — вставил проводник. — Шибко крутой пороги.

— Вот к ним и выйдем с утра.

— Читай, академик! — нетерпеливо перебил Савушкин. — Будем рыбу ловить и карикатуры смотреть.

— Истощив казну издержками на зрелища, постройки бань, форумов, дворцов и площадей, — продолжил читать помощник командира, — Домициан разграбил сенаторов, святилища храмов, имущества простого люда. Его правление выродилось в самый разнузданный террор, подобно Тиберию, Калигуле и Нерону. Историки-современники отзывались о нем так: «Устрашающего вида, высокомерный, гнев во взоре, с женоподобным телом, в лице бесстыдство, прикрытое густым гримом. Позорное зрелище, когда повелитель римского народа красил ногти в течение четырнадцати лет своего правления. В конце 96 года был убит на сорок пятом году жизни. Сенат и народ римский ликовал. Династия Флавиев канула в историю. Истерзанный Домицианом Рим, перешел в руки следующих императоров: Нервы, Траяна, Адриана и так далее».

Головкин захлопнул папку, извлекая последнюю страницу с обозначением координат.

— Все это лирика, — подкинул он веток в костер. — И ровным счетом ничего не объясняет. Просто вводная информация насчет очередного римского императора, которых было что грибов после дождя.

— А ты всех их помнишь? — съязвил Витя.

— Первую десятку могу по памяти.

— А ну, давай!

— Юлий, Август, Тиберий (при котором Иисуса казнили), Калигула, Клавдий, Нерон. Продолжать?

— Давай-давай, а то с экзамена выгоню.

— Гальба, Отон, Вителлий, Веспасиан, Тит… и, собственно, вот этот самый Домициан, непонятно откуда появившийся здесь, в тайге Алтая. — Головкин загнул последний палец. Витины глаза принимали форму чайных блюдец. Андрей Белов прятал улыбку, отлично зная, что Кирилл Борисович, если потребуется, наизусть процитирует Шекспира или огласит точную высоту Эйфелевой башни.

— Первые цезари попеременно имели титул «божественных» — продолжал поучать Головкин обоих друзей. — Их причисляли к богам. Исключениями были Калигула, Нерон, еще кто-то. После Домициана ликующий Рим принял правления достойных Траяна, Адриана, Марка Аврелия. Но были и мерзкие Коммод, Каракалла, Гелиогабал. Пока власть не пришла к Константину Великому, причастному к расширению христианства…

— Стоп-стоп! — запротестовал Витя, сдаваясь. — Тогда объясни мне, справочник ходячий, откуда? ОТКУДА на Алтае римские легионы?

— Вот это нам и предстоит узнать, когда выйдем к притоку Оби, — успокоил младшего коллегу командир. — Из папки теперь хоть знаем промежуток времени, а по римским цифрам, высеченным в скалах, сможем вычислить дату. Сможешь? — обратился он к Головкину.

— Я и по-латыни смогу прочесть, — скромно ответил тот.

— А вот тут не заливай, энциклопедия хренова! — не удержался с юмором Витя. Никак не выходила из головы молодая супруга. И смешно и тоскливо. Особенно если рядом поддевает вездесущий оленевод. Сейчас путешествие к алтайским ущельям было для новоявленного жениха так же далеко, как чайной ложкой рыть тоннель до Китая, и выглядело так же глупо, как новогодняя ёлка в амбразуре пулемета.

Перебрасываясь шутками, домыслами и предположениями, они вскоре отошли ко сну. Верный пёс Буян как всегда охранял сон хозяев, чутко прислушиваясь к малейшим шорохам бескрайней тайги. Рокотали пороги. Сияли звезды. Природа, казалось, затаилась в своем грандиозном величии.

Никто не почувствовал в воздухе какие-то странные изменения. Он стал плотнее, сгустился до вязкости, обволакивая пространство вокруг лагеря, изменяя свою структуру.

А утром все и началось…

***

Первым проснулся юный разведчик. Произведя инвентаризацию организма — руки, ноги целы — весело разбудил остальных. Предстоял поход к ущелью, обозначенному на карте полковника.

Наскоро перекусили. Двинулись в путь: Буян впереди, Витя за ним, следом Головкин с Беловым, и замыкающим — бурят.

Здесь-то они и почувствовали разницу в воздухе.

— Это чё за яйца всмятку? — удивленно тыкнул дулом ружья Витя, дотрагиваясь до невидимой кисельной стены. Она будто дрожала, колыхалась, исходила рябью, плывя прямо навстречу им. Прозрачность была настолько поразительна, что протяни руку, и коснешься невидимой границы. Тем не менее, сразу чувствовалась плотность, отталкивающая эту руку назад.

— Мой не понимать, — округлил глаза Паша-проводник. Буян застыл на месте, удивленно обернувшись на хозяев.

— Похоже, нас тут не рады видеть, — глубокомысленно заключил Головкин. — Какое-то энергетическое поле не пускает вперед.

— Я помню такую хрень на Чукотке! — внезапно озарился догадкой Витя. — Операция «Эмбрион» с механическим пауком, копающим вечную мерзлоту, помните? Тогда нас тоже не пускало силовое поле.

— Но оно было установлено неведомой нам цивилизацией, покинувшей Землю на заре человечества, — уточнил Белов, в свою очередь пробуя рукой прозрачную плотную стену.

— А здесь? Опять инопланетяне? Как в случае с Гиперкладбищем на Мангышлаке?

При упоминании инопланетного разума, Паша-бурят навострил уши. Все, что касалось иноземных технологий, приводило его в нездоровый трепет.

— За этой невидимой преградой как раз то ущелье, обозначенное на карте.

— Значит, неспроста тут высечены следы пребывания Римской империи. Их кто-то или что-то охраняет.

— Почему же тогда охотников пропустили? Дали им возможность увидеть собственными глазами, а потом разнести по всем инстанциям, добравшись и до полковника?

Никто не ответил. У всех мысленно назревали те же вопросы. Ни ответов, ни предположений. Сплошная загадка.

— Вот что, — решительно ткнул рукой Белов в податливую стену, которая вежливо оттолкнула назад, — не пройдем здесь, обойдем справа.

— Или слева, — сделал шаг Головкин.

— А можно я гранатой засандалю? — предложил Витя.

И в этот момент блеснула ослепительная вспышка:

ВСШ-ААХ!

Раздался оглушительный хлопок, словно взорвался гигантский мыльный пузырь:

ВЖЖА-АХ!

Всех завалило набок внезапным порывом шквала. Напор ветра снес невидимую границу, устремился в расщелину, взвыл тысячами порывов, эхом промчался мимо. Никто не понял, что произошло. Глаза слепило от нестерпимой вспышки света.

— Гляньте! — заорал Витя, сразу наводя ружье на расщелину. — Камни…

— Что камни?

— Они… они светятся!

Устремив взгляд по направлению Витиной руки, все невольно замерли.

И было отчего…

Латинскими буквами, высеченные в камнях символы, издавали непонятное сияние, словно подсвеченные изнутри лампами дневного света:

«Здесь располагалась Вторая когорта Восьмого Восточного легиона под начальством генерала Марка Кокцея Нервы…» — принялся с запинками переводить Головкин.

— Чёрта с два я в это поверю! — выкрикнул Савушкин, уставившись на латинские буквы. Они светились, словно подключенные к электрическому току. — Может, и обогреватель кто-то включит, а то пятки замерзли? — выпалил он в пустоту. — Эй! Ёлочку не зажжете с гирляндами?

— Прекрати! — оборвал командир. — Еще неизвестно, с каким феноменом природы мы столкнулись.

Направляя командой Буяна, все четверо спустились по зубчатым скалам. Пройдя несколько шагов, утопая ботинками в лишайнике, основательно огляделись.

С высоты каменных образований сочилась вода. Справа рокотали пороги реки, бурлил водопад. Гул забивал все естественные звуки природы. Где-то плескалась крупная рыба, возможно, таймень или хариус. Наведя винтовку на светящиеся символы, Белов кивнул Головкину. Тот осторожно подобрался к камням, извлек нож, ковырнул основание надписи. Римские цифры, казалось, отреагировали, вспыхнув ярче.

— Чертовщина какая-то… — пробормотал он, скидывая с ножа образец почвы в специально запаянную ампулу. — Для анализа сгодится. Будем знать примерное время геологических пластов, залегающих тут.

— Паша, снимай все, что видишь, — протянул фотоаппарат командир. — Пленку не жалей. Мне полковнику докладывать, пусть сами разбираются, как проявят.

Павел принялся снимать изображения быта римских легионов. Кто-то неумелой рукой художника рисовал отрывки жизни солдат. Краска от времени почти не различалась, но можно было уловить изображения коней, воинов, сцены битв, отдых лагеря и прочие неясные детали.

— Сколько же они тут простояли на привале, если кто-то успел столь досконально зарисовать сцены быта? — спросил Головкин, обращаясь не столько к другим, сколько к себе.

— Неделю? Две? — предположил Белов.

— Они будто чего-то ждали…

— Или кого-то, — уточнил командир. — Того, кто установил здесь защитное поле, отталкивающее всех непрошеных гостей.

— Почему же тогда охотников пропустили? Автоматика дала сбой? — ехидно поинтересовался Савушкин. — Ответь, академик. Жрать охота. Так и будем тут лицезреть писанину? Увидели, сфоткали, ушли, пора и честь знать. Наше дело сторона. Пусть Лебедев разбирается.

— Отставить! — пресек фонтан красноречия Белов. — Выйду на связь с полковником, там и решим, что делать.

Пока все оглядывались и с опаской смотрели на светящиеся символы, снимали сцены изображений, капитан вышел на связь:

— «Лиса восемь-три» вызывает базу!

В трансиверах слышались помехи. Где-то в эфире, казалось, носились магнитные бури.

— Слышу тебя, Андрей! — донесся искаженный голос полковника. — Докладывай!

— Обнаружены следы римских когорт, — начал перечислять капитан. — Кирилл Борисович установил время по римским цифрам. Дата, примерно восемьдесят пятый год нашей эры. По вводным данным, что вы нам дали, совпадает с правлением императора Домициана. Символы светятся непонятным электрическим светом, товарищ полковник.

— Электрическим? — запнулась рация голосом Лебедева.

— Так точно. Витя даже пошутил, чтобы кто-то включил обогреватель, — бросил укоризненный взгляд Белов. Савушкин благоразумно укрылся за лишайником с виноватой физиономией.

Обстоятельно доложив все, что попалось им на глаза, заканчивая сеанс связи, Белов уточнил план дальнейшей разведки, на что полковник ответил:

— Пленку надлежит сохранить, во что бы то ни стало, ты понимаешь, Андрей? Эта сенсация перевернет науку с ног на голову! Наши ученые мозги себе сломают, прежде чем доберутся до истинных причин. Откуда на Алтае следы римских легионов?

— Мы читали досье, товарищ полковник. Выходит, при императоре римские войска доходили самое большее до Каспийского моря. Восточнее уже следов нет. А тут — Алтай! По подсчетам Кирилла Борисовича, от Баку до Барнаула, откуда мы вылетели, пешим ходом римляне бы добирались года полтора, не меньше. Полагаю, нам здесь уже делать нечего. Разведка проведена, дальше дело за учеными.

И тут ЭТО случилось…

***

Головкин как раз переводил очередную надпись, когда исступленно залаял Буян.

Первая стрела просвистела над самым ухом помощника, упав на излете где-то в камнях. Следом в воздухе пронеслись сотни стрел. Прямо из пустоты пространства раздались хрипы лошадей, скрип повозок, крики, стоны, гул великой битвы.

— На землю! — заорал Савушкин, рванув на себя друга-бурята. Никто ничего не понял. Только секунду назад рокотали пороги, плескалась рыба, и тут навалилось все разом: грохот, лязг мечей, крики команд, треск ломающихся копий.

Целый геологический пласт земли съехал в сторону, обнажая травянистую равнину, испещренную оврагами, рытвинами, усеянную телами. Скальные образования на глазах разведчиков заменились равнинным ландшафтом. Вместо ущелий в долю секунды под ногами распласталась долина, по которой неслись друг к другу отряды конницы.

— О, боже! — выдавил из себя Головкин. — Да тут целая битва!

— Это чё за ребус, едрит его налево? — вскидывая винтовку, тут же отреагировал младший коллега.

Всех четверых вместе с собакой окутало непроницаемое облако тумана. Откуда возникла и как оказалась равнина на месте скал бурлящей реки, никто из разведчиков не понял. Все произошло в один миг. Два параллельных пространства заменились друг другом, создав некий временной перекресток. Та самая магнитная буря, возникшая ниоткуда во время похода римлян 85-го года, теперь терзала и разрывала пространство, прорвавшись сквозь измерения спустя девятнадцать столетий. Группа разведчиков оказалась в точке пересечения двух временных тоннелей, не имея возможности выбраться наружу. С одной стороны равнины на них двигались римские когорты, осыпая стрелами и копьями; с другой стороны навстречу неслись конные отряды неприятельского лагеря.

— Нас сомнут, раздавят! — завопил Савушкин в ухо упирающемуся буряту. — Переломят твой хребет, тундра!

Кругом взмывали знамена, громыхали доспехи, кричали, стонали, хрипели люди. Лошади вздымались на дыбы. Сталкивались, рушились повозки. Пламенными сгустками летели заряды катапульт. Земля горела и дрожала. Летучий отряд Белова оказался в центре кровавой битвы.

Оба друга, прижавшись спинами, посылали выстрел за выстрелом, не считая патронов. Витя палил в самую гущу воинов, Паша-бурят прикрывал тыл. Грохот выстрелов слился в один сплошной грохот:

БАМ-БАМ-БАМ!

Расстреливая заряды, ни Витя, ни Паша поначалу ничего не видели, кроме несущихся на них коней. Тучи стрел застилали видимость, дым и пламя слепили глаза. Крики, гвалт и лязг мечей забивали уши. Расстреливая один магазин, они тут же заменяли его на другой, пока, наконец, до них из рёва битвы не донесся голос:

— Отставить! Прекратить огонь!

Уже над самым ухом:

— Я сказал, прекратить огонь!

Кто-то дернул бурята за плечо, рванул на себя, развернул лицом. Головкин кричал, перехватывая ружье: — Паша-а! Не стре-ля-ять! Они нас не ви-идят!

Только тут Витя бросил взгляд на командира. Лицо раскраснелось от натуги, пальцы побелели, сжимая винтовку. Витя еще бы палил и палил, если бы не крепкие руки Белова, прижавшие винтовку дулом вниз.

— Отставить огонь! — кричал в ухо командир. — Пули для них недосягаемы! Это мираж, Витя!

— Н-не п-понял… — округлил глаза тот, окидывая взглядом разъяренную битву.

— Они бестелесны для нас, — подоспел Головкин, усмиряя не в меру разошедшегося бурята. Паша готов был высадить в гущу все магазины, но уже начал что-то понимать.

— Мой видеть копья, стрелы, мечи…

— Они в другом времени, братцы, — перевел дух капитан Белов. — Из другого пространства. Гляньте, наши выстрелы ни в кого не попали. Они прошли насквозь. Никто нас не видит. Мы в своем двадцатом веке, они в своем.

— Пространства пересеклись между собой в этой точке аномалии, — добавил Головкин. — Андрей тоже стрелял без разбору, пока я не остановил. Потом бросились к вам. Посмотрите на Буяна.

Пес, успокоившись, с удивлением наблюдал за ходом битвы, будто смотрел кинохронику событий. Картина всеобщего истребления постепенно покрывалась дымкой, рябилась в глазах, расползаясь, словно оплавленная кинопленка.

Отвалился один кусок равнины, справа расползлось пятно, заменяясь привычными скалами. Сотни рубящихся в сече силуэтов покрывались дрожащей пеленой, растворяясь в воздухе как ложка сахара в стакане чая. Левый фланг конницы уступил место бурлящим порогам реки. Все возвращалось назад. Витя с другом только теперь, остыв, начинали видеть общую картину происходящего. Пространства заново заменялись друг другом.

— Так мы… — поперхнулся молодой боец, — мы сейчас…

— Были свидетелями замены двух пространств между собой, — перехватил его мысль Головкин. — Как с тем плотом «Медуза», помнишь?

Постепенно исчезали картины битвы. Одна за другой, они заменялись привычным скалистым ландшафтом. Вместо равнины с всадниками и когортами в перекрестке двух миров появилось ущелье. Стихли треск, грохот, лязг оружия. Ушли в глубину веков храп и ржание лошадей. Исчезли крики, стоны, команды. Пропали развевающиеся знамена. Дунуло порывом ветра, стирая последние фрагменты битвы, словно по воздуху прошлась гигантская метла.

— Как резинкой стерли в тетради… — зачарованно выдохнул Витя.

— Не трогать школа, — тут же вспомнил свои обязанности бурятский представитель северных народностей.

— Теперь поняли? — устало присел на камень Головкин. — Мы побывали сразу в двух измерениях. Римские солдаты и их враги не видели нас, а наши выстрелы пронзали пустой воздух.

— Как фильм посмотрели, — добавил капитан. — Таким же образом мы смотрели катастрофу фрегата «Медуза». Вспомнили? Наблюдали, а поделать ничего не могли. Кусок пространства прошел сквозь временные тоннели, попав в наш двадцатый век. Они были в замкнутом коконе. Битва происходила в восемьдесят пятом году нашей эры, а мы увидели ее прямо сейчас.

— Парадокс Эйнштейна – Розена, — заключил Головкин.

— Чего-о? — покосился Витя. — Ты снова мне мозги выкручиваешь, академик? По-русски можно?

— По теории этих физиков существует некий мост между временными отрезками, способный иногда соединят две различные реальности. Мы убедились в этом, когда спасшиеся на плоту «Медуза» матросы, покинули наш мир, уносясь в свое собственное время. Когда я заметил, что нас здесь не видят и ни одна пуля не достигает цели, я сразу понял. Почему при выстрелах не упал ни один воин?

— Мой стрелять, но не попадать.

— Во-от! — протянул Головкин, обводя рукой вернувшийся на место ландшафт.

Картины битвы исчезли. Звуки распались. Стало тихо. Рокот порогов реки Катунь ушел на задний план.

— Потому и не попадали все мы, ибо попадать было не в кого. Мираж, как сказал Андрей. Фата-моргана. Галлюцинация, посетившая всех сразу.

И умолк. Друзья подозрительно оглядывали скалы. Они вернулись на место, равнина провалилась в черную дыру, римские легионы исчезли в истории.

Витя долго всматривался в то место, где некоторое время назад на камнях были изображены высеченные латинские символы.

— А рисунки-то куда исчезли? Куда пропали цифры, надписи? И электричество выключили, едрит их в пень!

— Все следы и артефакты, очевидно, забрало с собой пространство. Тот кусок пространства, что вырвался сюда из первого века нашей эры…

— Ты опять, кактус тебе в жопу? — едва не взвыл Витя. — Сто раз просил, выражайся доступно: я тебе не кандидат наук!

— Не трогать академик! — встрял тут же бурят. — Мой и то уже понять, а твой дятел никак нет. Ушел пространство. Пришел пространство. Чё не понимать?

— Иди ты! — огорчился Витя. — Вместе со свой академик! Если надписи и рисунки быта исчезли, провалившись в тартарары, то какого хрена мы до сих пор здесь? Причина установлена, пусть дальше разбираются ученые. Мне домой пора, там Люда ждет.

— Твой Люда на Аляска. Кататься на олень с майор КГБ.

— Командир, можно я ему гранатой врежу?

— Отставить! А если он тебе гранатой?

— Справедливо…

И тут произошло не менее странное.

С этой минуты время понеслось вскачь. Секунды слились в один сплошной стремительный поток. Позднее, когда все придут в себя после непонятной аномалии, никто не сможет вспомнить, с чего именно все началось.

Небывалый скачок энергии зашкалил датчики. Взвыл Буян, припадая брюхом к земле. Головкина крутануло на месте, отчего он выронил фотоаппарат. Грунт лишайника заходил ходуном, из расщелины с камнями в небо взмыл водяной гейзер невероятных размеров. Громыхнуло обвалившейся скалой. По всему небу прокатилась волна вспыхнувшего сияния.

— Ма-мма… — как всегда в таких случаях выдохнул Витя. Ружье тут же всадило в небо первый заряд: БА-АХ!

Протуберанец раскаленной лавы разорвал ущелье надвое, устремившись к небу. На месте скал с изображением латинских символов разверзлась котловина, увлекая в бездонную пропасть весь таежный хлам. Туда же устремились с диким грохотом потоки бурлящей реки. Огромное количество рыбы в долю секунды превратилось в пылающий факел. Запахло горелым мясом.

— Это что-то новое… — озадаченно молвил Головкин, цепляясь за вырванный корень.

Все четверо оказались прижаты к земле. Вокруг закрутился смерч разбухшей воронки. Всасывая все в зоне доступности, громадный тромб обрушился на группу разведчиков с немыслимой силой. Воздух пропитался аммиаком. Рвануло взрывом. Вспышка ослепила глаза.

— Опя-ять? — заваливаясь набок, успел всхлипнуть младший коллега, в то время как командира уже швыряло в разные стороны. Эпицентр воронки раскручивал спираль за спиралью, виток за витком, поглощая собой всё доступное в радиусе сотни метров. На месте ущелья возникла пустая дыра, в которую всасывало корни, лишайник, камни, мелких грызунов, рыб, водопады потоков. Прямо перед глазами оторопевших бойцов начала проявляться зыбкая пелена, рябившая глаза. Меняясь очертаниями, расплываясь и снова фокусируясь, она постепенно превращалась в некое подобие «экрана».

— Мой кино будет смотреть, — предположил Паша-бурят, хотя его никто не просил. Все созерцали, что произойдет дальше.

Спроецированный в воздухе экран завис между двумя измерениями, покрылся изображением прыгающих кадров, замельтешил, сменяясь чередой картинок. Они мелькали перед глазами с неимоверной быстротой, словно кинооператор прокручивал пленку в ускоренном режиме.

— Фильму заказывали? — опешил Витя, не зная, палить ему в ту дыру, или дождаться финальных титров.

Все четверо, с ружьями наготове, раскрыв рты, наблюдали за развернувшимся действием. Протуберанцы ушли под землю, потоки воды растеклись по ущелью, воронка скрутилась в точку сингулярности, ветер стих. В небе остался висеть только «экран».

— Занимайте места в кинотеатре, — хохотнул Савушкин, будто и не было только что коллапса природы. Приходя в себя, все четверо уставились на неведомое зрелище. Теперь им ничего не мешало: все стихло, как и началось.

Вот тут-то они и увидели…ЭТО.

***

Экран покрылся рябью. По воздуху прошла волна вибрации. Колыхающееся полотно завесы постепенно осветилось сполохами, затем внезапно потемнело и…

— О, боже! — выдохнул изумленно Головкин. — Да это же…

По экрану расползлось пятно, фокусируясь в центральной точке. Сузилось. Приняло очертание древнего строения. Постепенно увеличиваясь, приобретая силуэт знакомой всей конструкции, пятно, наконец, явило перед разведчиками свою грандиозную красоту.

— Это чё за мавзолей? — поперхнулся Витя.

— Добро пожаловать в античный мир, друзья! — с восторгом приветствовал развернувшуюся картину командир.

— КОЛИЗЕЙ! — почти по буквам исступленно выдохнул Головкин. — Символ Рима!

Перед летучим отрядом Белова в небе висело полотно, на котором с быстротой молнии мелькали кадры, словно кто-то неведомый и недоступный их разуму крутил запись кинохроники. Замерев на мгновение, здание Колизея вдруг увеличилось, заполнив собой все пространство, в долю секунды разбухло, снова уменьшилось, уйдя в сторону, заменяясь другой чередой картинок. Мистическое видение было похоже на мелькавшие кадры исторического сериала. Экран развернулся по всему периметру, обволок их со всех сторон, принимая очертания трехмерной голограммы.

— А это уже не наша технология, — непонятно к кому обратился Головкин. — Не наша. Не земная.

Витя вертел головой, не успевая за перемоткой. Кадры мелькали, выстраивались в ряд, обволакивали, проходили сквозь тела разведчиков. Вот промчалась колесница, причем, прошла она сквозь руку Паши-бурята. Тот отпрянул, едва не выронив винтовку:

— Шайтан возьми, однако…

Из пустоты, увеличиваясь за секунду, развернулись гладиаторские бои. Арена легендарного Колизея покрылась исступленной публикой, реяли знамена, сражались в схватках рабы. Панорама амфитеатра постоянно меняла очертания. Сквозь Белова, Головкина неслись запряженные повозки, конные отряды, маршировали когорты римских воинов. Провожая взглядами ту или иную картину, все четверо крутили головами. Картина возникала где-то впереди, мгновенно увеличивалась и, пройдя сквозь их тела, уносилась прочь, где-то уже позади.

— Да нам же показывают… — поперхнулся Кирилл Борисович, — нам же показывают Древний Рим, друзья! И не просто Рим, а его… ХРО-НИ-КУ!

Последнее слово он отчеканил по слогам, словно вбил молотком гвозди.

Белов кивнул, а друзья-приятели уставились на него непонимающим взглядом.

— Смотрите дальше, — с замиранием сердца выдавил он. — Потом объясню. Я уже все понял.

Теперь перед ними раскручивалась спираль голограммы. Колизей уменьшился, уйдя на задний план, дав место другим мелькавшим картинкам. Они чередовались между собой с неимоверной быстротой, прокручивая вперед всю историческую эпоху Римской Империи. Заменяли друг друга, мелькали, пропадали, появлялись новые. В воздухе возникли латинские символы. Цифры и слова сменялись в полной тишине. Картины гладиаторских боев и ликование толп плебеев проходили в зловещем безмолвии, как в немом кино. Рокот порогов, крики птиц и шелест ветра — вот и все звуки, что остались после промчавшейся бури.

— Я понял! — воздел в восторге руки Головкин. — Нам показывают время становления Рима!

— К-кто пока… показывает? — остолбенело переспросил Савушкин. Огорчился. Опечалился, что никак не въедет в смысл дела.

— Кто показывает, пока не знаю, потом обсудим. Но, судя по мелькающим кадрам, перед нами прокручивают хронологический порядок возникновения Рима как империи. Гляньте вправо!

Со стороны бурята, заменяя прежние мелькавшие кадры, возникал и раздувался силуэт скульптуры в доспехах, с венком на голове.

— Юлий Цезарь! — принялся комментировать всезнающий помощник капитана Белова.

Следом за скульптурой появились и пронеслись сквозь группу разведчиков кадры его правления: военные походы, строительства акведуков, возведения форумов. Тут же панорама сместилась в сторону, заменяясь новой трехмерной голограммой. На месте скульптуры возник силуэт следующего правителя Рима.

— Август! — заявил Кирилл Борисович. — Второй Цезарь. Теперь все стало на свои места. Нам хотят показать всех правителей Империи, в их хронологическом порядке, как они правили, очевидно, до самого Домициана, следы которого мы здесь обнаружили.

— Да КТО хочет показать-то? — едва не взвыл младший коллега, от оторопи водя ружьем в разные стороны. — КТО крутит эту долбанную шарманку? Я голограмму видел только на картинках в журналах!

— Не трогать пресса, — хотел было заявить Паша-бурят, но передумал. Куда более его сейчас занимала мысль, в просторечие именуемая «дать стрекача». Ноги сами несли. Да вот куда? — Мой про голограмма читать у писатель-фантаст. И фильму смотреть.

— Тихо! — оборвал капитан. — Что дальше?

Они сбились в кучу, Буян уселся у ног, вертя головой, клацая зубами, пытаясь схватить проносящиеся сквозь него картины. Знакомый Головкину силуэт Августа уступил место сценам его правления. Помощник принялся комментировать:

— Августа причислили к богам еще при жизни. Правил долго и умело. Один из благополучных императоров, как его позднее окрестили историки.

Трехмерный портрет Августа сменился следующим изображением.

— Тиберий! Правил с четырнадцатого по тридцать седьмой год. Уже нашей эры. Как я упоминал, при нем казнили Иисуса.

Тиберий сменился сценами быта и жизни Рима при его правлении. Мелькали общественные термы, проносились картины строений форумов, амфитеатров. Все безмолвно, в тишине, под всплеск порогов реки Катунь. Зрелище было грандиозным. Голограмма заменялась возникавшими тут и там сценами. Мчались колесницы, маршировали легионы, развевались знамена. Появилось молодое смазливое лицо, выглядевшее в трехмерном изображении на редкость живым.

— Калигула! — возгласил Головкин. — Один из неблагополучных императоров. Правил четыре беспутных года, истощил Рим, пока не был убит. Именно с его наречия в народ пошла фраза: «После нас хоть потоп!».

— О! Этого я знаю! — зачарованно протянул Витя, косясь на братца-бурята. Тот на удивление промолчал.

Дело близилось к обеду: пора бы и закусить с голодухи.

— Клавдий! — продолжил начитанный помощник командира.

Белов молчал, предоставив старшему другу блеснуть эрудицией. Андрей всегда давал слово Головкину, заранее зная, что тот найдет ответ на множество вопросов. Особенно, если это касалось необъяснимых аномалий. Что, впрочем, сейчас и происходило.

Теперь им не мешал ни природный коллапс, только недавно прокатившийся по тайге, ни раскаты, ни воронки смерчей. Всё это, как понял Андрей, было своего рода прелюдией к тому масштабному явлению, что возникло перед ними после магнитной бури. Упускать такую возможность показалось бы потом настоящим безумием.

Им ПОКАЗЫВАЛИ, они СМОТРЕЛИ.

КТО показывал, пусть разбираются ученые.

— Паша, снимай втихомолку, — незаметно шепнул он буряту. — Не знаю, какой РАЗУМ нам это показывает и для чего, собственно, вся эта голограмма, но снимай! Отдадим полковнику, там разберутся.

Проводник кивнул. Незаметно навел фотоаппарат на панораму происходящего. Щелкнул раз, другой, третий.

Меж тем Головкин продолжал:

— Клавдий в глазах историков был довольно слабым императором. За него правили другие.

Изображение Клавдия сменилось скульптурой в золотом венке, на лице комедийная маска в образе персонажа Арлекина.

— Ну а этого злодея спутать невозможно, — продолжал Головкин, опираясь на приклад винтовки, провожая взглядом проносящиеся картины правления.

— Нерон! Правил с пятьдесят четвертого по шестьдесят восьмой. Рим при нем пришел в упадок, а потом и вовсе сгорел. Считается, что заставил Сенеку покончить с собой. Выступал перед публикой в театрах. Был умерщвлен сторонниками следующего цезаря.

— Этого царя тоже знаю! — встрепенулся Савушкин.

— Не царя, Витя, а цезаря, — поправил капитан, следя глазами, как голограмма театральной сцены прошла сквозь него, уносясь прочь.

Картины сменялись нравом того быта, что процветал в Риме на заре первого столетия. Комедийная маска Нерона растворилась, свернулась в точку, блеснула, и на ее месте возникло изображение сразу трех промчавшихся картинок. Не останавливаясь, они пронеслись мимо. Головкин махнул рукой, словно отогнал муху:

— Гальба, Отон, Вителлий. Три императора, друг за другом, не оставившие следов в истории. Правили по году. Пропускаем.

Панорама экрана развернулась во всю ширь. Показались каменные кладки грандиозного строения. Мелькали сцены строительства, карьеры, котлованы, палатки, тысячи рабов, таскавшие глыбы. На фоне возводящейся архитектуры возникли очертания следующего правителя.

— Веспасиан! — прокомментировал Кирилл Борисович. — Именно при нем началось строительство Колизея, которое нам сейчас показывают. Благородный император. Причислен к богам.

Колизей расширялся, накладываясь слоями как при компьютерной графике. На месте императора-отца появился император-сын.

— Божественный Тит. Правил после отца Веспасиана, закончил строительство Колизея. Историки отмечали его, как благоприятного народу цезаря.

В воздухе голограммы вспыхнули сиянием латинские цифры: 81 — 96

— А вот и наш герой, ради которого мы сюда прибыли, — усмехнулся Головкин. — Годы правления. Император Домициан. Его досье мы читали в папке Лебедева.

Цифры сменились изображением, каким Домициан дошел в истории до потомков. Скульптура увеличилась в размерах, заполняя весь фронтальный экран. Стоящий во весь рост с поднятым в руке факелом, цезарь олицетворял собой власть, богатство, тщеславие, но никак не могущество. Выражение лица, высеченное в мраморе, одухотворяло собой сладострастие, напыщенность, но никак не величие.

— С точки зрения историков, неблагополучным был императором, — сделал вывод помощник командира. — Не Август, не Траян, не Марк Аврелий. Скорее, ближе нравом к Калигуле, Нерону. Но при нем владения империи достигли Каспийского моря. Дальше уже никто из римлян не ходил. Теперь я понимаю, откуда здесь, на Алтае, в тайге, латинские символы.

— И откуда, товарищ библиотека?

— Очередная петля времени, Витя. Такая, как была у нас в операции с лучами Николы Теслы на Тунгуске. С плотом «Медуза» на Кольском полуострове. Да мало где еще? Из прибрежной зоны Каспия, где останавливались легионы Домициана, их следы пребывания перенесло сюда. ЧЕМ перенесло и каким образом, нам потом расскажут ученые лабораторий КГБ. Полагаю, пресловутый тоннель Эйнштейна – Розена с его порталом времени побывал и здесь.

— Отображу это в рапорте полковнику, — согласился Белов.

Голограмма несколько раз увеличилась, уменьшилась, снова увеличилась, чередуясь картинами правления, будто пульсировала.

— Нам дают понять, что Домициан в нашем походе является ключевой фигурой, — по-своему заключил он. — Что дальше?

А дальше картины замелькали с поразительной быстротой. Силуэты с изображениями лиц, скульптур, сцен быта, понеслись друг за другом как в ускоренной киносъемке. Форумы, термы, площади, амфитеатры, рынки, акведуки…

Все слилось в один сплошной поток, мелькавший перед глазами.

— Нерва, Траян, Адриан… — едва успевал перечислять Кирилл Борисович.

По экрану проносились кадры, менялись изображения, всегда бесшумно, как в немом кино.

— Марк Аврелий, Каракалла, Гелиогабал. Последние двое особенно сильно повредили Империи. Наиболее худшие императоры в истории Рима.

Снова понеслись кадры, сменяя друг друга со скоростью локомотива. Промелькнуло изображение Диоклетиана с цифрами: 284 — 305. Потом голограмма на миг замерла, выдвинув на передний план скульптуру с крестом в руках.

— А вот и Константин Великий, — заключил напоследок помощник капитана. — Последний из властелинов Империи. Тот, кто распространил веру христианства. После него достойных императоров Рим уже не познал. Были еще мелкие цезари и правители, но крупных следов в истории они не оставили. Античный мир пришел к концу. Римская империя сошла со сцены. Наступило средневековье.

Комментатор в лице Кирилла Борисовича перевел дух. Голограмма, казалось, этого и ждала. Тут же свернулся экран, погасли сполохи сияний, исчезли символы. Растворились в пустоте сцены быта, скульптуры, форумы, арены гладиаторских боев. Императоры с их изображениями канули в небытие.

— Конец фильму, — вставил свои «пять копеек» бурят. — Мой смотреть, ничего не слышать.

Стойкости товарища оленевода можно было только позавидовать. Словно и не было пронесшейся бури с плазменными протуберанцами. Будто и не было только что нашествия всадников с легионами, стрелами, копьями, катапультами. Голограмма свернулась в точку сингулярности, и благородный потомок шаманов сразу вспомнил о своих обязанностях поддевать друга.

Воздух сделался прозрачным. Пелена плотной завесы расползлась по лишайнику, уступив место обыкновенным испарениям после промчавшегося урагана.

— Вот и все, — констатировал Белов. — Для чего это нам показали, КТО показал, и каким образом это, собственно, сделали — приходится только гадать. Доложу полковнику, пусть высылает армию ученых, группу зачистки и кучу других специалистов. Мы разведку сделали, фотографии наснимали, теперь дело за физиками.

— Ослепительно эффектно, товарищи! А пожрать? — нахальным образом напомнил Витя.

— Твой жрать будет, когда Люда с майор КГБ с Аляска приедет, — идеально в точку встрял бурят. Он всегда встревал идеально в точку. От него было не скрыться.

— Разжигай лучше костер, огрызок мамонта! — выпятив нижнюю губу, обиделся Витя. — О! Гляньте, муравей! — наклонился, ковырнул дулом ружья, забыв о ссоре.

Все четверо, окинув взглядом только что исчезнувшее видение, напоследок проверили ущелье. Как и ожидалось, камни были пусты, без надписей, без символов. Сцены быта, нарисованные неумелой рукой кого-то из легионеров, исчезли.

— Магнитной аномалией вычистило как метелкой, — оповестил Головкин. — Паша, разжигай костер!

Буян помог хозяину собирать ветки. Вскоре все расположились у огня. Рокотали пороги. Небо приветствовало ясной погодой. Где-то ухала сибирская сова. Тайга жила своей жизнью. Выйдя на связь, Андрей отрапортовался:

— «Лиса восемь-три» докладывает о завершении миссии!

— Слушаю тебя, «Лиса восемь-три»! Что нашли, Андрей?

— А нашли мы, товарищ полковник, точку пересечения двух исторических эпох. Как и предполагали, здесь, у реки Катунь, в таежных массивах Алтая, побывала червоточина петли времени.

— Тоннель Эйнштейна – Розена, товарищ полковник, — пояснил в трансивер Головкин.

— Это какой раз? — изумилась рация голосом Лебедева.

— На нашей памяти третий. Нет, погодите. Четвертый! Была еще точка пересечения на Байкале, когда искали иноземный телескоп.

— Помню. А здесь? Что здесь-то, в тайге, обнаружили? Что докладывать генералу?

— По всей видимости, как и в прежних случаях, в расщелинах скал у порогов реки возник фрагмент пространства, датируемый первым веком нашей эры, — принялся разъяснять Кирилл Борисович. — Записываете?

— Да. Магнитофон включен. Вы на связи по трем каналам. Вас слушают научные сотрудники лабораторий.

— Хорошо. Итак. Мы полагаем, два параллельных измерения каким-то образом вступили между собой в физический контакт, а катализатором их соприкосновения стала та самая магнитная буря, прокатившаяся в восемьдесят пятом году у побережья Каспия. Иными словами, девятнадцать столетий назад. Фундаментально это выглядит так…

Витя Савушкин издал стон, похожий на гудок паровоза:

— Ща буду бить его ногами. Причем, разными.

— Не трогать академик! Там ученый слушать, а твой дятел.

— Так как римляне дальше Каспийского побережья не доходили, — продолжал Головкин, не обращая внимания на уныло обреченного друга, — мы сделали вывод: все изображения на камнях с латинскими надписями были перемещены сюда червоточиной. В простонародье ее именуют «кротовой норой».

— Мы знаем, как ее именуют, — донеслись из рации голоса ученых. — Ваши предположения будут учтены. Собираем группу физиков, историков, археологов, скоро будем у вас.

— Я уже отдал команду на погрузку команды зачистки, — добавил полковник. — Захватят датчики обнаружения инородной среды, прочие зонды и приборы. Не первый раз сталкиваемся с феноменом перемещений во времени.

После этого Белов последовательно доложил о встрече с римскими легионами, о битве, промчавшейся буре и голограмме, накрывшей их со всех сторон. Головкин добавлял имена императоров, что проносились у них перед глазами, словно в ускоренной киносъемке. Закончили доклад тем, что обрадовали ученый консилиум своими снимками с фотоаппарата.

— Четыре вертолета с командами специалистов уже вылетают! — обнадежил полковник. Рация отключилась. Все откинулись на спины, располагаясь на влажном лишайнике. Горел костер, плескалась где-то рыба. Буян чутко водил носом, слушая привычные звуки тайги.

— Вот и все, — подвел итог командир летучего отряда, наблюдая, как Паша-проводник выскабливает ложкой банку тушенки. — Миссию считаю закрытой. На наших глазах Римская империя сошла со сцен истории. Ждем вертолет, потом домой.

— Мой хотеть домик в Крыму, — тоскливо облизнул ложку бурят.

— Мимо! — хохотнул Савушкин. — Не положено оленям по пескам ходить.

— Это мы еще смотреть, кто олень! — парировал сын древних шаманов.

И оскалился… нехорошей опасной улыбкой.

Перепалка только начиналась.

***

Уже сидя в салоне вертолета, Кирилл Борисович Головкин записал в дневнике:

«12 октября.

Миссия разведки завершена. В общем-то, все предельно ясно. Мы снова столкнулись с временным мостом, своеобразным тоннелем, способным контактировать сразу с двумя пространствами. На этот раз тоннель раскрылся между первым веком и нашим двадцатым столетием. Что примечательно, разница составила ровно в 1900 лет. Андрей, да, собственно, и мы все, до сих пор не можем уяснить, для чего именно нам КТО-ТО прокрутил кадры ускоренной киносъемки истории становления и упадка Римской империи. Кому это было необходимо? Для чего нас подпустили к скальным рисункам, которые затем исчезли с поразительной быстротой? И какое отношение имела промчавшаяся магнитная буря между двумя измерениями?

Решать не нам. К месту событий десантировалась целая армия научных сотрудников с передвижными лабораториями, штабом быстрого развертывания и прочими структурами. Район реки Катунь будет изолирован. Как всегда в подобных случаях, ни пресса, ни общественность ничего не узнают. Мы невидимы. Наша летучая группа не имеет аналогов и не фигурирует ни в одних научных кругах, где нет доступа к грифу «совершенно секретно». Отряд Белова бросают только в те точки, где обнаружены необъяснимые аномалии. Мы — призраки.

Миссию «Римские легионы на Алтае» можно зачислить в актив Географического общества Академии наук СССР, к которому мы, собственно, и принадлежим.

О пересечении двух миров — античного и нашего — будет доложено в рапорте полковнику.

Возвращаемся домой. На носу — новое задание.

Конец записи».

Кирилл Борисович отложил блокнот. Бросил взгляд в иллюминатор. Под днищем корпуса простиралась бескрайняя величественная тайга — сердце Алтая. Напротив, в откидном кресле дремал командир. У ног безмятежно лежал верный пес Буян.

Сквозь гул винтов слышались два неутомимых голоса:

— Твой Люда-лаборант с майором улететь в Антарктида.

— Ща как врежу, слезы из ушей полезут!

Головкин устало вздохнул. Ну их к черту, обоих! Когда на задании — бойцы как бойцы, лучшие в своем роде, незаменимы в любых ситуациях. Стоит миссии завершиться, тотчас превращаются в двух младенцев, не поделивших сладости.

Помощник капитана зевнул.

…Правильно он написал в дневнике — скоро новое задание.

********