Читать онлайн "Сколько горя нужно для счастья?"

Я ненавижу людей. Когда-то великий классик произнес: «Ненависти все возрасты покорны». Старики, по умолчанию, должны быть мудрыми, а иначе какой смысл в том, что они дожили до старости? Однако, я всю жизнь наблюдаю обратную картину.

Мой пожилой сосед сверху годами складирует мусор с помойки к себе в жилище, скапливая коллекцию гнилых фруктов и мертвых кошек, словно намеренно взращивая орды насекомых, чтобы после направить их в мою скромную обитель.

Каждое утро начинается с тараканов, которые застревают в ушах, но я не держу на них зла. Они просто помогают мне сэкономить на берушах.

Сумасшедшая старушка напротив однажды решила, что её молодой сосед - наркоман, и считала своим долгом избавить дом от такого паразита. Я уверен, что она в молодости за станком не трудилась так усердно, как над задачей сжить меня со свету. Каждый вечер после работы начинался с мытья входной двери от продуктов её жизнедеятельности.

Я не верил в Бога, но каждую ночь молился, чтобы инсульт поскорее пришел к ним в гости, но все было тщетно, ненависть ко мне продлевает соседям жизнь.

Я терпеть не могу людей среднего возраста. Забавно: жизнь мужчин проходит, годы летят, а главное их достижение — это способность держать себя в руках и пить всего лишь шесть дней в неделю. Женщин терпеть не могу за то, что они после семи разводов пытаются кому-то навязать своих детей, по которым плачет кунсткамера.

На дух не переношу моих сверстников. Парни хуже собак: самые активные из них уверены, что если унизить кого-то слабее, то перед тобой откроются все двери. Почему хуже? Да потому что собака с радостью загрызет кошку, но даже последняя псина не станет её унижать.

Девушки вместо карьеры, как правило, ждут высоких статных принцев, что сами наденут на себя рабский ошейник и сопроводят её под ручку в роскошный дом на полное обеспечение, но пока принца нет, с радостью раздвигают ноги перед парнем из соседней общаги, ведь сифилис — не преграда для любви.

* * *

Почему я начал рекламировать себя с такой неприглядной стороны? Дело в том, что неделю назад случилось невозможное — моя жизнь стала еще хуже. В ту злополучную ночь я возвращался домой с работы.

Поясница молила о пощаде, в ушах до сих пор звенел голос начальника, доказывающий, что я не человек. Казалось бы, почти все как у остальных парней моего положения, вот только в отличие от них, у меня в руках вместо спирта покачивалась бутылка воды.

Пара глотков заглушила голос этого мерзавца, но на смену ему пришел другой, женский, в этот раз извне, прямо за поворотом. Можно было бы проигнорировать дух авантюриста и просто обойти улицу, но в те минуты меня будто сам дьявол ухватил за руку и потащил к неизвестному.

Черт, а так хотелось продолжить свою пустую жизнь.

В следующий миг я словно попал в театр, где мне зарезервировали место в первых рядах. Артистов было четверо. Один из парней держал её руки, другой снимал все это на телефон, а самый трудолюбивый пыхтел над беззащитным обнаженным телом.

Главная героиня рыдала и ерзала на асфальте так, будто жарилась на раскаленной сковороде. Я так опешил, что уронил бутылку, и внимание публики мгновенно переключилось на меня. Первая идея была прикинуться суфлером и подсказать юношам, что и куда совать, но мне, к сожалению, уготовили основную роль в этом сюжете.

Взгляд стал волчьим, я сделал глубокий вдох, словно всасывая в легкие кислород всей планеты, усмирил сердцебиение, велел надпочечникам выделить убийственную дозу адреналина, сжал кулаки, собирая в них всё мужское.

Недоумки, кажется, почувствовали перемену во мне и остановились.

Главный злодей даже вытащил крошечное орудие труда и застегнул ширинку, а взгляд девушки запестрил надеждой.

— Ну что же… Пора, — прошептал я напоследок и рванул, что есть мочи.

Ох-х… Вы бы меня видели! Я бежал, как гепард за газелью, любой кенийский бегун лопнул бы от зависти. Так стремительно не бегают даже парни, когда малолетняя дрянь сообщает им о беременности.

Дома я оказался уже через двенадцать минут.

* * *

Пожалел ли я о том, что просто убежал оттуда, бросив девушку на растерзание? Конечно, ведь бутылка воды стоила денег, а там оставалось больше половины… Теперь сволочам будет чем утолить жажду после развлечения.

Я давно стал нравственным калекой, большая часть души высохла и загноилась, ее пришлось ампутировать, но этого никто не заметил, потому что мало кто знал о моем существовании. Моя молодость проходит в борьбе с самим собой; теплые чувства, если они еще остались, покоятся в глубине того черного сгустка, что у меня вместо сердца.

Мне понравилось жить по принципу «одиночество всех верностей верней». Я холоден и безразличен практически ко всему в этом мире. У меня не было и не будет друзей, ведь друзья — одно из самых непостоянных явлений в жизни человека. Романтические отношения тоже мимо — что может быть хуже, чем думать о ком-то, кроме себя самого?

С матерью и отцом отношения натянутые, на спине до сих пор остались следы от нагретого утюга. Стоило чуть-чуть повзрослеть, и я сразу же променял отчий дом на квартиру, в которой побрезговали бы жить даже бомжи.

С таким приятном убаюкивающим настроем я погрузился в сон, и жизнь, что не стоит затраченного мною воздуха, продолжилась. Идиллия длилась ровно неделю. Как оказалось, я засветился на камере одного из отморозков, а пострадавшая жила в доме напротив и хорошо меня запомнила.

Её почему-то возмутил тот вечер и трусливый побег спасителя. Она подстерегла героя около дома, вид у нее был даже хуже, чем у меня после пары ночных смен: лопнувшие губы, заплывшие синяки под глазами и сломанный нос размером с половину лица.

— Почему ты не вмешался!? — Агрессивно начала она. Если честно, я думал, что жертвы изнасилований ведут себя куда скромнее.

— О чем ты говоришь? Их было трое — я ничем не мог тебе помочь, — мне хотелось как можно быстрее от нее отвязаться. Еще назойливых мух, что крадут минуты драгоценного сна, мне не хватало.

— Тогда почему не позвал на помощь?! Они глумились надо мной всю ночь! Мужик ты или нет!? Сволочь! Ты хоть знаешь, что я пережила?! — Тебе, наверное, не впервой, раз такая бодрая, хотел ответить я, но сказал следующее:

— Слушай, окажись я в твоей ситуации, где меня насиловали трое, и ты убежала бы, я не стал бы предъявлять никаких претензий, так что отвяжись, проблем и без тебя хватает, — вынес я свой вердикт, легонько оттолкнул ее и пошел домой.

Я думал, что все закончится здесь, но девушки часто раздувают из мухи слона. Она решила отомстить.

Позвольте рассказать вам, что я живу не просто в плохом доме — весь мой микрорайон — это филиал ада на земле. Сюда селят тех, чьи грехи настолько тяжелы, что отправка в обычный ад показалась бы им путевкой в санаторий.

Она сама была из разряда тех, кто в детстве выкалывает котятам глаза. Спустя время выяснилось, что её во время прогулки изнасиловали собственный парень с друзьями. Видимо, она не смогла с первого раза попасть иголкой в вену, и он разозлился.

У очаровательной особы, как по сценарию, нашлись брат-отморозок и друзья, которые своим существованием порочат само понятие «человек».

— Эй, конь! Поговорить надо! — Это мне вместо «доброго утра». Стоило выйти из подъезда, как я мгновенно попал в окружение четырех мордоворотов.

— Сестра мне все рассказала! Если бы ты не утек, то над ней бы не надругались, — очень приятно, что он решил немного поговорить со мной перед избиением. Может, мне показалось, и он разумный человек.

Попробую объяснить ситуацию.

— Эм-м, друг, ты ошибся. Я точно помню, что, когда я увидел ее в первый раз, один из них уже засунул в нее член и быстро вытаскивал туда-сюда, — не знаю зачем, но я машинально начал жестикулировать, просовывая указательный палец в кольцо.

Его друзья оценили мой юмор и заржали, а вот он шуток не понимает. Резкий удар в живот выбил из легких весь воздух, и я упал на землю, загнувшись в позе эмбриона. Он схватил меня за волосы, подтянул к своему лицу и сказал как можно более зловеще: - Молись, я тебя в могилу сведу, — после чего харкнул мне в лицо.

Ха-ха, сделать мне хуже, чем сейчас — не простая задачка. Посмотрим, справится ли он. Дальше меня просто забили пинками. Процедура не из приятных, скажу я вам, к окончанию селезенке захотелось вылезти наружу, а другие внутренние органы совершили рокировку.

Во рту, по ощущениям, скопилась пара литров крови, которые я проглотил назад. Считай, позавтракал и заодно получил достойный повод уйти на больничный. Давно я так продуктивно не проводил время.

Отлежался пару дней дома и подумал, что конфликт исчерпан, но нет. Поскольку мы жили рядом, они стали отлавливать меня при каждом удобном случае, и всякий раз доказывали, что травоядному не поладить с хищниками. Избиения приобрели систематический характер. Через девять дней я стал воспринимать это, как должное, а они уже и забыли причину нелюбви ко мне и делали это ради забавы.

Среди них мой друг — тот, кто не бьет по лицу, а лучший друг — тот, кто бьет только руками. Сверстники всегда так ладят.

* * *

Юбилейным, десятым вечером меня подкараулили возле полузаброшенного гаражного кооператива.

— Сегодня в зубы или в печень? — Я все готов стерпеть, но только не это! Ладно издевательства — к ним еще можно привыкнуть, но этот вопрос он задает уже седьмой раз подряд.

— Ты совсем идиот!? Придумай уже что-нибудь новенькое. Тебя так бесят мои здоровые белые зубы, или тебе не нравится печень, не знавшая алкоголя? У самого-то из пасти воняет падалью, — кажется, я наговорил лишнего, ну самую малость уж точно.

— Молись, урод! — От злости у него голова стала говяжьей. От первого удара я увернулся и даже случайно толкнул его. Он упал спиной назад, в лужу грязи, и от шока начал делать снежного ангела.

Я дал деру. Прихвостни побежали за мной, но это даже смешно: как будто телега может угнаться за гоночным болидом. У меня даже отдышки нет: я привык бегать от проблем и натренировался.

Эх-х… Не стоило делать себе комплименты.

Внезапно земля ушла из-под ног, причем в самом прямом смысле, а после я пережил страшную боль. Такой счастливчик просто не мог не упасть в открытую канализационную яму на прямых ногах.

— А-А-А-А-А-А! — Сдержать крик невозможно.

— Ахахах! Идите сюда, он в колодец свалился, — один из обидчиков дал сигнал, и уже спустя секунд сорок на меня смотрели четыре пары глаз, а я от боли сжимал зубы так сильно, что десны закровоточили.

— Идиоты, я ноги сломал, вытащите меня отсюда! Или хотя бы позовите кого-нибудь! — Они весело загоготали, затем начали плевать вниз и бросать камни, и когда те кончились, не придумали ничего лучше, чем закинуть ко мне кошку. Та пару раз шмякнулась о стенки и приземлилась мне на голову.

— Посиди тут, подумай о своем поведении. — Выплюнул он напоследок, и они ушли.

А мне оставалось только орать.

— ЭЙ, УМОЛЯЮ! ВСЕ ЧТО ХОТИТЕ СДЕЛАЮ, ТОЛЬКО ВЫТАЩИТЕ МЕНЯ! МРАЗИ!

В ответ тишина. Видимо, меня окончательно оставили. Знал бы я тогда, сидя в канализационной яме, чем для меня обернется эта неприятность.

— Мяу! — Ах да, не я один попал в беду.

— Отстань, и без тебя тошно.

Аккуратно прощупал голову. Что ж, надо отдать должное: квартет идиотов метко кидает булыжники — кровь стекает по шее тонкой струйкой. На полу лишь мусор и немного стекла, ран от которого мне чудом удалось избежать. Видимо, ямой лет пятнадцать никто не пользовался. Я тяжело вздохнул и опустил взгляд на колени, где уже удобно устраивался живой комок шерсти.

— Ха, зато тепленькую дали. Подумал я, прочувствовав теплую кровь, во всем есть свои плюсы.

– Мяу!

* * *

Совершенно не заметил, как уснул. Глаза открыл только на рассвете. За ночь тело порядком озябло, а ещё боль в ногах будто бы только усилилась. Я спустил штаны и увидел, что ноги приобрели фиолетовый цвет и распухли до толщины талии.

Внезапно мне стало по-настоящему страшно, и я забился в истерике: бил руками о стены, клочками рвал волосы на голове и плакал — как же давно я не рыдал! — слезы всегда были непозволительной роскошью.

Я орал изо всех сил, мой отчаянный крик был даже сильнее, чем у мужчины, которому на узи показали девочку. Кошка шарахалась от буйного соседа и скакала из стороны в сторону.

Успокоиться удалось лишь тогда, когда связки не выдержали, и вместо визгов изо рта начало вылетать лишь слабое сипение.

Одна ужасная мысль в моей голове заменяла другую. А тут вообще бывают прохожие? Это же отшиб. Судя по тому, как мало здесь мусора, сюда даже бомжи не суются. От ужасного осознания я чуть было не зашелся в новой панической атаке, но вдруг услышал голос.

— Мару, девочка моя, где ты? Кис-кис-кис, — Вот он, мой шанс на спасение! Я выберусь отсюда! Услышав тихий женский голос, Мару оживилась и начала усиленно мяукать в ответ. Я пытался ей помочь, но изо рта выходил лишь воздух. В попытках усилить громкость нашего ансамбля, я дергал кошку за хвост, но глуховатая старушка просто прошла мимо.

Мне нельзя сдаваться, к черту отчаяние! Ничего… И не из таких ситуаций выбирался. Уж я-то знаю эту жизнь на вкус и никогда не рассчитывал получить от нее что-то хорошее.

Так начался мой поединок в противостоянии с самим собой. Жаль только, что оппонент — идиот.

Я пытался взобраться наверх, но ноги, превратившиеся в практически неподвижные ватные палочки, не оставляли шансов. Каждый раз приходилось ощущать боль, падая на копчик, колотое стекло снова и снова впивалось в плоть, надёжно застревая в ней.

День сменялся ночью, я жил, словно лягушка на дне колодца, и мне было очень холодно. Ноги опухли до размеров воздушных шаров — ещё чуть-чуть и они станут больше, чем губы у малолеток. Пожалуй, единственным плюсом было то, что рана на голове обросла кровяной корочкой.

Рыжая чертовка Мару, кажется, простила меня и, замурчав, легла на ноги — видимо, почувствовала, где у меня болит. Не думаю, что это спасет меня, однако в поликлинике мне оказали бы помощь примерно такого же уровня.

* * *

Спустя ещё пару дней я начал кашлять кровью и литрами выплевывать мокроту. Зато теперь мы точно не мерзнем: не знаю, какие ужасные процессы начались в моем организме, но голова отныне кипит, как раскаленный утюг.

Я гладил кошку и обещал ей, что, как только мне полегчает, мы выберемся отсюда в уютную квартиру, где под ногами так аппетитно хрустят тараканы.

Когда отмирающие, синие ноги чувствовали этот маленький комочек рыжеватой нежности, ко мне пришло неожиданное осознание… Я понял, чего этому нелюдимому юноше не хватало в жизни, почему реальность была такой для него безвкусной.

Мару не могла дать мне ничего, кроме капли тепла, но разве может быть что-то больше этого?

Я открывал глаза и радовался тому, что мы были так близко, так рядом, так вместе. Искренне желаю, чтобы мы жили вдвоем, а не умерли поодиночке. Стоит только почесать ей подбородочек, и она приободряется, а я вместе с ней.

— Мы сможем, нас много — ты и я. Я не уверен, кого на самом деле старался утешить в те минуты.

Безмятежность закончилась...

Одним невеселым утром я продрал глаза, и я понял, что тело рыжей подруги изменилось. Оно стало холодным, неживым… Ощущение, словно целое небо обрушилось на голову... Сил кричать не осталось, сил моргать — тоже нет. Слезы текут на растрескавшиеся губы, и им никто не мешает.

Нет!

Всё не так!

Хватит себя жалеть!

Что я разревелся, как загнанная в угол тварь?! Я обещал нас спасти и обязательно сделаю это!

Задубевшее тельце Мару я засунул под кофту, ладонями залез поглубже в трещины на стене и начал карабкаться к свету.

— Ха! — Оказывается, это было так просто! Достаточно меньше себя жалеть и больше действовать.

Когда руки ухватили корпус канализационного люка, я почувствовал некоторое замешательство и, глянув вниз, испытал тоску вселенского масштаба.

Там, на самом дне заброшенной канализационной ямы сидел грязный, измученный парень с опущенной головой и кровью, медленной капающей из носа прямо на рыжую кошку, застывшую у него на коленях.

— Понятно... Значит, я уже мертв. После слов наступила темнота.