Читать онлайн
"Ночь упавшей звезды"

…тебе без сказок смерть…

О. Медведев

Твиллег, 24 месяца зарева

Под мостом не только тролли живут... и лягушки квакают... Под мостом иногда лежат мордой в грязь дурехи, распугавшие и троллей, и лягушек и не понимающие, какой леший их сюда занес... с неба? Видимо, с неба. Падать было больно, несмотря на толстый слой ила... Крылья — если были крылья — исчезли, и — здравствуй, берег! А может, я сюда спьяну забрела? Вон голова как гудит.

Или это кто-то проехал по мосту? А, неважно...

Изо рва я все же выползла, перевернулась на спину и взглянула на замок, заслоняющий солнце. И кто ж его так неудобно поставил? Я в тени, и мне холодно… Мучительно щурясь, я пялилась на высокую зубчатую стену, сложенную из зеленоватых камней. Из стены выступали, торчали из-за, путались и лепились друг к другу башни и башенки с коническими и шатровыми крышами. Прорастали водостоки, шпили и флюгера.

На трех самых высоких шпилях трепыхались флаги — голубой с серебром, синий и алый… Четвертый был пустой. А башен намного больше, чем четыре. Но сколько всего, сосчитать не выходило — они словно играли со мною в прятки. И весь замок будто дрожал, урчал, как млеющий кот, которому чешут сразу оба уха.

Над мостом то всплывала, то пропадала часть воротной арки, зажатой между стрельницами. Рыжая тяжелая цепь, подрагивая, тянулась до оконечности моста, до вбитого в толстое бревно здоровенного кольца.

А небо наверху было пронзительно синим, до рези в глазах. А вокруг пели птицы, жужжали насекомые, вот только мне было вовсе не радостно.

Я содрала с пояса баклажку и потрясла: вино внутри еще было. Я сделала глоток. И осталась лежать, глядя в небо, с которого сорвалась вот только что. Или мне это приснилось?

На мосту послышалось шарканье и шуршание, будто кто-то волок за собой непомерную тяжесть. А потом зазвенел голосок:

— Вот! Ну хоть вы скажите, дяденька! Что это нечестно!

Голосок просто вонзился мне в голову. В дяденькину, видимо, тоже. Он не отозвался. Зато девчонка продолжала с пылом и страстью:

— Я ему все! Я ему пол вылизала! Простыни перестелила! Воду грязную вылила! А он?..

Птицы и кузнечики резко замолчали: либо испугались, либо внимали.

— А он даже переодеться меня не пустил! Сунул корзинищу — вот — и послал меня в лес! «Князь сказал, ты разбираешься в травах. Вот и проверим»… А я маленькая! А вдруг заблужусь? И волки меня съедят?

Невидимый дяденька гоготнул.

— Вот вы смеетесь… — обиделась девочка. — А если правда? Волки… или давние

Я зажала свободным кулаком левое ухо, только это слабо помогло.

— Ну стянули мы книжку эту! Так не насовсем же! А он меня волкам, да?!

Дяденька либо сочувствовал молча, либо, скорее, нет, ибо послышалось все то же шарканье по бревнам, а потом с моста свесилась головка с розовыми патлами, круглыми щеками и задорным носиком. Зыркнула в ров, увидела меня. Серые — мне так показалось, потом вышло, что угадала — глаза изумленно моргнули и стали размером с блюдечки:

— Эй! А вы чего там делаете?

— Лежу, — я попыталась пожать плечами — доспех помешал. — Кста-ати, м-можешь на «ты»... — я сделала еще глоток из баклажки и заткнула ее пробкой. Руки у меня тряслись.

— Ага, ясно.

Девочка, норовя упасть и пропахать носом илистый берег под мостом, поддернула волосы, открыв остроконечное ухо, похожее на кошачье. Я сморгнула. Сон, это просто сон!

И тут рядом со мной грохнулась здоровая корзина, залепив в лицо брызгами и ошметками травы. Сама девочка соскочила следом, удачно приземлившись на четвереньки. Встала. Одернула подол грязного серого платья. Мордочка у девчонки тоже была не очень чистая. Хотя мне уж, тут лежа, чего придираться…

Она повозила босой ногой в прибрежной грязи:

— Я Артемия. Можно Темка… Мне двенадцать. Почти. А тебе сколько? А ты откуда здесь взялась? Ой! А у тебя уши круглые!

— И… что?.. — ну чего я заикаюсь? Вроде не много и выпила... пару глотков... Или меня так ее ушко поразило? А может, ухо обычное, просто я сама пьяная? И потому упала? С неба? Я ткнула пальцем в проплывающее над нами облачко:

— Я оттуда... А что, нельзя?

Артемия тоже посмотрела на облако.

— Но… ты же давняя! Они не со звезд, они всегда здесь жили! О! — девочка потрогала мои волосы: — Знаю! Ты — дитя Люба. Они все рыжие.

— Чье дитя?

Бревна моста загудели, цепь брякнула, и к нам, опрокинув корзину, соскочил парнишка немногим старше Темки, гибкий, босой, в зеленых штанах и рубахе. Поплевал на пальцы, попытался разгладить жесткие, как воронье гнездо, рыжие волосы.

— Темка, ты с кем тут разговариваешь?

— Люб, привет! — она высунула язык, пробежавшись им по потрескавшимся губам. — Мы книженцию с ним вместе уперли.

Мальчишка ярко покраснел, враз лишившись всех своих веснушек:

— Э... А... Здравствуйте...

Пожалуй, неизвестного, как для моей болящей головы, было много. Я застонала и взялась за виски... пальцы холодные, как у лягушки.

— Лю-уб... — неуверенно выдавила я. — А не маловат он мне в отцы?

Я пошевелилась, сообразив, наконец, почему так неудобно спине... ну еще бы, улечься на клеймору... там, небось, синяк на всю спину... хотя нет: жак плотный... обойдется. Я ухмыльнулась и тылом ладони вытерла лицо.

Артемия захихикала, видно, представив приятеля папой взрослой тетки. А мальчишка промямлил:

— Меня в честь прародителя назвали. А вы здесь откуда? Я вас в Твиллеге не видел.

— Она с неба прилетела, — остроухая мотнула розовыми лохмами. — Ты воин, да?

В глазах мальчишки мелькнул профессиональный интерес, он наклонился надо мной и согнутым пальцем постучал по жаку:

— Не, не нашей работы... Не любовской. Заклепки у нас не железные.

— И не элвилинский, — подхватила Темка. — У нас серебро…

— Посеребренные, — уточнил рыжий. — Чтобы не соприкасаться с холодным железом. И все больше кольчуги шестерного плетения. А у давних

Я с интересом уставилась на Люба. Ишь ты, разумник какой. Серебро, между прочим, тоже чернеет… хотя, вдруг у них не так? Да и с моста ловко скачут детишки: у меня бы вряд ли так вышло... по крайней мере, сегодня.

— А как тебя зовут? — не унималась Артемия. — Не Иса эйп Леденваль?

Это кто еще? Кто все эти люди?

— Не Иса. Аррайда. Ладно, пусть будет Аррайда, неустрашимый воин и гер... ой! — я со стоном схватилась за голову. Насчет неустрашимого ну какой леший дергал меня за язык? Самый обыкновенный воин... Это я как раз помнила.

Я тяжело вздохнула и, перекатившись, резко поднялась на ноги, оттянув клеймору за рукоять, чтобы не зарылась в землю. Пошатнулась, но все же приняла вертикальное положение... почти приняла... ноги разъехались в иле...

Равновесие я все же удержала. Вот только в голове точно зазвенели колокольчики.

— А ты чего шатаешься? Что с тобой? Ты не ранена? Я помощник лекаря, между прочим, — важно сообщила девочка. Люб дернул ее за локоток, зашептал:

— Она ш-шпионка…

— Нет, не ранена, — я сделала несколько шагов вперед, подальше от предательского ила. Хотела бы я знать, что со мной? — Просто... упала с неба.

Артемия переглянулась с приятелем, и дети зашли с двух сторон, пытаясь взять меня под руки.

— Тебе к лекарю надо.

— Допросить. Просто так никто не падает, — явно копируя тон отца, назидательно произнес рыжий.

Я фыркнула.

— Не надо. У меня зелья есть, — и наклонилась за сумкой, которая успела соскользнуть с плеча и валялась под ногами. — А где это я?..

Больше всего мне хотелось снова растянуться на берегу, лицом вниз, и чтобы никто не трогал, а я еще вопросы задаю. Странное существо человек...

Позади были замок и замковый ров, впереди — широкая поляна, покрытая высохшей до белизны травой, среди которой были разбросаны лиловые подушки вереска и голубые островки полыни. А за поляной, обрамленные кустами крушины, березовой порослью и алым от ягод рябинником, со всех сторон тянулись к небу янтарные стволы мачтовых сосен, увенчанные зелеными флагами хвои. В лес убегал проселок, мелькнув среди травы. Все это было так красиво, что перехватывало дыхание.

— Ты — в Твиллеге.

Голосок Артемии нарушил очарование. От него опять зазвенело в ушах. Похоже, у Люба тоже, потому как рыжий мальчишка поморщился. И пояснил, показывая на замок за спиной:

— Это — сердце Дальнолесья…

— Давай мы тебя лучше к деду Сине отведем, — тянула свое Темка.

— Лучше к папе, он справедливый. И к ушам не придерется.

— А кто придерется?

— Князь Мадре.

— Запросто! — Темка со знанием дела кивнула сама себе. — А он знаешь какой... — она закатила глаза.

— Угу, — Люб громко засопел. — Одрина Мадре трогать вообще опасно. Из-за несчастной книжки такое

— Как-как? — переспросила я, согнувшись от хохота. — Спальня мамочки?

Дети дружно уставились на меня.

— Чего-о? — протянула Темка.

— Ну, Мадре — это мама, а одрина — спальня, по-старинному.

Рыжеволосый Люб негромко фыркнул, Артемия показала язык, пробормотала «ну-ну» и подобрала свою корзину.

— Твиллег... — протянула я, словно катая льдинку на языке. Хмыкнула. — А вы… элвилин? — вытянула из пустой памяти новое слово. — А этот ваш Мадре… князь?

Да-а... а я думала — столько не выпью.

Я бросила бесполезные попытки разобрать, в каком из пузырьков какое зелье, перестала рыться в сумке и забросила ее на плечо.

— Ну, пошли к нему... этому вашему Одрину… А деда Синю на потом, чтобы все сразу залечил, а не отдельно мучился. Вдруг ваш князь захочет со мной подраться, мало ли…

И решительно двинулась к подъему на мост.

Люб схватил меня за руку:

— Эй, не туда…

— А куда? — встряхнула корзиной Темка. Рыжий растерялся:

— Стража нас остановит.

Артемия фыркнула:

— А ты скажи… скажи, она твоя сестра! За Тальку вполне сойдет, — девочка подпрыгнула и стряхнула с моих волос комья грязи.

— Они Тальку знают…

— А пусть голову опустит и бормочет! — Артемия, хихикнув, заглянула в пустую корзину. — Когда новую балладу сочиняет, ее даже папа тронуть боится, ты же сам говорил!

— Ну… да…

— Его папа — Велит Цмин. Военачальник и тоже князь, — просветила девочка, волоча меня и Люба за собой. — Один из четырех. Флаги видишь? Когда все князья дома в Дальнолесье, все подняты.

— У Сианна флаг бело-зеленый, у Идринн — синий, а наш — алый, — просветил Люб, пытаясь противостоять напору Темки, и мне показалось, что меня сейчас разорвут надвое.

— Стой, Темка!

— Идем! — она показала приятелю язык. — Талька!.. Балладу! Вдохновение!

Мы были уже на мосту и неуклонно неслись к стражникам на раскрытых воротах и мимо оных, и вот уже во внутреннем дворе… И никто нас не остановил и ни о чем не спрашивал… Видно, Тальку здесь и вправду боятся.

— Смелость города берет, понял? — Темка снова показала язык.

— Просто ты их достала, — буркнул рыжий Люб, выпуская мою руку и останавливаясь у водомета под старой раскидистой пинией, занимающей середину двора. У пинии был неохватный янтарный ствол, мохнатые ветки с длинными, собранными в кисточки иглами и узловатые корни, вздыбившие и растрескавшие мозаичную плитку вокруг. Водомет казался таким же старым — яшмовый круглый бассейн с зелеными потеками и вырастающий из него каменный цветок, из которого во все стороны плескала вода.

— Пусть умоется…

— Вот еще! — патлатая фыркнула. — Пойдем скорее. А то как дедка Сингард меня застукает…

Пока дети спорили, я оглянулась. Ничего себе, приятный колодец среди замковых стен: замшелый камень; плющ и дикий виноград, обрамляющий стрельчатые окна… Лестницы, галереи... Растущая между плитами трава… Странно тесно, и где службы, непонятно, вот конюшни, к примеру… Или элвилин обходятся без лошадей?.. Вокруг золотистая дымка… И все то же ощущение дрожи, будто мурлычет невероятных размеров котище… И раскрытые окна наверху пускают солнечные зайчики…

Эх, не стоило головой вертеть! Кружится. Так, стиснем зубы и пойдем... куда?

— В замок, в замок, — подтолкнула Темка. — Только, если что, это не я.

И вприпрыжку дернула наружной лестницей наверх. Стайка остроухих смешливых девчонок, спешащих навстречу, порскнула в обе стороны.

— Эй, где грязнулю нашли? В болоте?!

— В небе.

Девчонки, приняв ответ Артемии за шутку, звонко расхохотались и убежали, встряхивая разноцветными косичками и помахивая туесками. Люб смущенно потянул меня за подружкой.

В замке было намного темнее, чем снаружи, факелы освещали узкий коридор. Статуи, выступающие из ниш, в дрожащем свете казались странно живыми; прихотливо метались тени. Меня удивило, что факелы не коптят и не воняют земляным маслом, а вот дети воспринимали это как само собой разумеющееся.

Мы переждали за углом, пока два стражника в кожаных кирасах и при мечах пройдут мимо, звонко цокая подковками сапог по мозаичному полу. Тут же Артемия махнула рукой: вперед. Похоже, ей было скучно и хотелось поиграть в войну, а рыжий Люб во всем следовал за подружкой.

Дети на цыпочках подкрались к дубовой полукруглой дверце, утопленной в стене. Девочка потянула за бронзовое кольцо, упираясь ногами в пол. Люб тоже приналег, ухватившись рядом. Я уже собиралась им помочь, но тут дверца приоткрылась, и меня опахнул запах — травяной, легкий, свежий. Там были и другие запахи поярче: лака, штукатурки, солнца и осенних цветов, но этот, неуловимый, оказался прекраснее всех.

— Остролист и озерная лилия, — Темка сморщила нос, чихнула и боком протиснулась внутрь, втянув заодно и меня. Следом всунулось в кабинет юное любово дитя и молча стало в сторонке.

Я успела взглядом охватить «спальню мамочки», выдержанную в голубых и белых тонах с примесью бледной зелени и серебра. Все строго, изысканно, холодно. Тяжелая мебель и занавеси. Камин с витой решеткой. Напольные часы. Несколько ярких пятен — звездоцветы в вазах и подушки с кистями у камина.

— К вам можно, князь Мадре? — спросила Темка. Я тоже повернулась к широкому, заваленному бумагами столу, за которым сидел хозяин кабинета.

Надо признать, мужчина соответствовал. Серебристая рубаха с распущенной по случаю жары шнуровкой и закатанными рукавами. Загорелая, без изъянов, кожа. Белые волосы, гладко зачесанные ото лба и рассыпанные по плечам. Соболиные брови; уходящие к вискам глаза; чуть длинноватый нос, нежные губы и жесткий подбородок — была в лице князя легкая неправильность, придающая красоте совершенство.

По человеческим меркам было Мадре около тридцати, а по меркам элвилин могло оказаться сколько угодно. Вот только меня это не интересовало. Я просто замерла с приоткрытым ртом, понимая, что пропала с первого раза и навсегда и что шансов у меня никаких. А остроухий оторвался от чтения и, увидев Темку, расцвел было в улыбке, но вспомнил, что девица наказана, и сурово выпрямился в кресле:

— Чего тебе? Так обязательно меня отрывать от работы?

— Мы это... Так можно войти, да?

— Вы уже вошли.

Мелодичный голос так и сочился ядом.

А меня князь и вовсе игнорировал. Я обозлилась и решительно отодвинула девочку себе за спину.

— Здрасьте... Мне сказали, я должна вам представиться... — я стиснула зубы и мысленно взялась за голову. — Аррайда. Откуда тут взялась, не знаю. За вид, — я посмотрела на перепачканную одежду, потом на грязные следы на нежно-голубом с цветочным узором ковре (не только мои, между прочим), — прошу прощения... А уши у меня не квадратные, — и откинула прядь, чтобы белокурый красавец мог сразу убедиться.

— Ой... — Темка пискнула.

Мадре обалдело уставился на меня:

— Давняя... — он поднял глаза к потолку: — В Твиллеге... Однако, смело...

Он подошел вплотную, подавляя ростом. Прищурился:

— И что? Совсем-совсем ничего не помните?

— Помню, — сказала я, — лягушки от меня во рву разбежались. Но ты же не лягушка...

Я фыркнула в ладонь. Чем красивее передо мной мужчина, тем сильнее хочется язвить и насмешничать.

Меня качнуло. Я поняла, что если не схвачусь за что-нибудь, то упаду. На выбор были Темка сзади и вот этот надменный князь спереди. И я ухватилась за Мадре, оставляя грязные пятна еще и на его тунике. Элвилин изумленно захлопал глазами.

— Я не лягушка… Леший! Темка, за лекарем, живо! Сударыня… — князь вызволил меня от клейморы и усадил в кресло. Плеснул в кубок чай:

— Выпейте! Трупов мне тут только не хватало…

Надеюсь, у них тут не в привычках травить незваных гостей? Тем более... э-э... давних

— Я — человек, а не труп... И не собираюсь... Или от вашего вида все девушки замертво валятся? Та-ак вот: вы меня не впечатлили!

И залпом хряпнула чай. Да, знаю: его следует смаковать, цедить мельчайшими глоточками, вслушиваясь во вкус и аромат. Это явственно писалось у Мадре на лице поверх растерянности и раздражения.

— Э... То, что вы человек, то бишь, давняя

— Такая речь из-за несчастной чашки чая!

— Я просто хотел объяснить, что благородный напиток…

— Не будьте занудой. А уши... У всех свои недостатки, — я горестно покивала. Мадре почти вырвал у меня кубок, обернулся к Любу:

— Ваши фокусы?

Мальчик яростно замотал головой:

— Не-а, мы её просто нашли... Сами не знаем, в чем дело...

— Сюда, мэтр Сингард, — гордая доверием лекаря Артемия ворвалась в кабинет с кожаной сумкой на плече. Лекарь, шелестя темно-зеленой мантией, важно вплыл за нею, сопровождаемый вонью мяты и золототысячника. И холодное великолепие покоя озарило золотое пламя крупной растрепанной головы. И телосложения Сингард был богатырского — рядом с ним Мадре показался еще субтильнее.

— Одрин, — прогудел лекарь уютным басом. — Из того, что мне Тамурра наверещала, я и половины не понял.

— Я Темка!

— Угу-угу. Так кто тут упал в обморок? — он навис надо мной. — А… Дама. Круглоухая. Понятно.

Сингард вынул из складок одежды флакон, откупорил и подсунул мне. Я чихнула. Мадре зажал себе нос. Прогундел:

— Что за гадость ты притащил?! У меня кабинет провоняет!

— Подумайте какой нежный!.. Так неси болящую в лазарет!

Его лицо было сморщенным, как печеное яблоко, от смеющихся зеленых глаз разбегались морщинки… Не то что князь — это фарфоровое недоразумение! Отчего-то мне стало грустно.

— Не хочу! Я жива и здорова... почти, — я еще раз чихнула. Оттолкнула флакон кулаком. — Я не барышня, в обмороки не падаю!

— Ясно-ясно, барышня, — лекарь укупорил склянку и бесцеремонно приподнял мое лицо за подбородок. — Так-так... Голова болит? Кружится? Тошнит?

— Отстаньте!

— И не подумаю, деточка. А ты что стоишь? — набросился он на князя. — Поднял и понес.

Одрин вздохнул, изящным движением закинул волосы за спину и взял меня на руки.