Читать онлайн
"Поймать невидимую свинью"
Я переводила взгляд с клетки, водруженной на стойку портье, на молодого человека, топтавшегося рядом. Клетка по-прежнему была безнадежно пуста.
– Вот! – объявил посетитель, жестом указывая на клетку. – Фрося! У меня, видите ли, ремонт в мансарде. Там Фрося немного… пошалила. И теперь там ремонт. А во время ремонта Фрося немного… не вписывается. Вы должны ее приютить. Это займет пару недель! Надеюсь…
– Понимаю, – покивала я, снова уставившись на клетку. – А где Фрося-то?
– О! В клетке, разумеется. Видите ли, Фрося – невидимая свинья. Вообще-то еще поросеночек. Маленький. Она очень славная! Вы увидите. То есть… хм. Возможно, не увидите. Она иногда становится видимой ненадолго. Но это редко случается.
Самому посетителю больше всего подходило определение “юноша бледный со взором горящим”. Он был как-то неимоверно худ, носил великоватый для него камзол и прическу буйным одуванчиком. Я даже посочувствовала – молодой человек страдал такой же лютой кудрявостью, как и я, и наверняка так же регулярно ломал расчески. Только у него еще и цвет волос был вполне одуванчиковый – желтовато-светлый.
Отрекомендовался он Лютеаром Грозди, поэтом. И, видимо, поэт он весьма успешный, если может себе позволить содержание питомца в гостинице на Лирку. Хотя сам и живет в мансарде. Где идет ремонт.
– Вы непременно ее полюбите, – заверил Лютеар. – Фрося – само очарование.
– Не сомневаюсь, – я покивала.
В этот момент клетка пошатнулась, и что-то всхрюкнуло. Клетка шатнулась снова, опасно накренившись, и я поспешила поддержать ее – не хватало, чтобы бедная свинка, пусть и невидимая, рухнула со стойки.
Днище клетки хлопнуло о столешницу – и от удара что-то щелкнуло, а дверца вдруг распахнулась.
Что-то задело мою руку, а потом бухнуло по полу и затопотало в направлении коридора.
– О! Какое несчастье! – поэт заломил руки, приподнимая брови домиком.
– Вы хотите сказать, что она убежала?! – я пошарила рукой в клетке. Совершенно пустой, разумеется.
– Несомненно. Она любит убегать. Надеюсь, вам удастся поймать ее… и поместить в самые лучшие условия!
– Так чего же мы ждем? – я непонимающе мотнула головой. Любой другой клиент, видя, что его питомец убегает, в ту же секунду кинулся бы его ловить. А этот… поэт стоит и руки заламывает.
Я развернулась и кинулась в коридор.
– Это безнадежно! – крикнул мне вслед Лютеар, но я только досадливо мотнула головой.
А пробежав почти до конца коридора, осознала, что он прав. Никакого топота больше не слышно. И как прикажете ловить животное, если оно невидимо?
Ох, как неудобно получилось… надо извиниться перед клиентом, заверить, что мы обязательно поймаем Фросю…
С этими мыслями я торопливо вернулась в холл – чтобы обнаружить, что он совершенно пуст.
Хм. Ну, допустим, оплата за постой Фроси спишется со счета поэта автоматически – благо он успел представиться, а магическими артефактами холл гостиницы напичкан от до, никуда он от нас не денется. Но вот так исчезнуть, даже не попытавшись удостовериться, что с его любимцем все в порядке? Странно это как-то и непонятно.
Во всех непонятных случаях я привыкла обращаться к нашему внештатному консультанту. К счастью, найти его обычно не составляет труда – в это время дня он почти всегда на Лирку. Поражаюсь только, когда он успевает преподавать в своей академии?
Профессора Кирреску я нашла в распределителе. И сходу решила взять быка за рога.
– Профессор! Как поймать невидимую свинью?
– Именно поймать? – профессор вытаращил глаза, поправив очки, – не избавиться? Впрочем, весьма похвальное намерение! Если вам известно место обитания невидимой свиньи и ее удастся изловить и посадить в клетку, это даст мне превосходный материал для монографии!
– Подождите! – я мотнула головой, – что значит – избавиться? Это постоялец! Гостиничный. И она сбежала. То есть ошивается где-то здесь, на острове.
– О! Потрясающе! – глава профессора загорелись, и в эту секунду он даже чем-то напомнил Лютеара Грозди – у него сделался такой же вдохновенный вид. – То есть я хотел сказать, ужасное несчастье, да. Ручная невидимая свинья, невероятно! Крайне, крайне необычный выбор питомца. Видите ли, невидимые свиньи – карантинные животные, как адские белки или неписцы. Невидимые свиньи обычно заводятся в домах помимо воли их владельцев. Эти животные не переносят никакого порядка и излишней чистоты, и всячески борются с ними. Разбрасывают носки и прочие вещи, пачкают посуду, топчутся всюду грязными лапами и сеют мусор. Особенно любят селиться в студенческих общежитиях – преимущественно мужских – и домах всевозможных творческих людей. Детей тоже уважают. Очень нравятся им дома, где есть другие животные. Особенно молодые. Порой даже переезд не помогает избавиться от вредителя. Люди могут не подозревать, что возят его в собственных вещах с места на место! Бывали случаи, когда из-за невидимой свиньи рушились судьбы и распадались семьи!
– Ужас какой! – я округлила глаза.
– Да. Так о чем это я… ах да. Подружиться с собственной невидимой свиньей и приручить ее – весьма, весьма нетривиальное решение! И оно дает превосходный материал для исследования!
– Угу, – мрачно буркнула я, осознавая перспективы. – Только этот материал надо еще поймать. Есть способ ее приманить?
– Ну… – профессор задумался, снова без необходимости поправил очки и подергал себя за бородку, – знаете, если она решит, что остров сейчас – ее дом, то она будет искать самое возмутительно-чистое помещение, чтобы навести там, хм… уют.
Ага. И где в нашем островном дурдоме может быть идеальный порядок и стерильная чистота?
Мы с профессором уставились друг на друга и пришли к выводу одновременно. И даже озвучили его хором.
– Ветклиника!
Ой-ой-ой… в клинике вообще-то пациенты. Страшно подумать, каких бед там может наделать “маленький славный поросеночек” Фрося!
*
В ветклинику мы с профессором прибежали вместе. Каждый раз поражаюсь способности Кирреску в его годы резво скакать, подобрав мантию, как только происходит что-то для него интересное.
В стационаре клиники творился ад. В нос с порога ударил резкий запах дезинфектантов и лекарств. И сразу же стало понятно, почему он такой концентрированный – я моментально поскользнулась на луже, послной осколков. Одной из нескольких луж. Со всех сторон вопили, каркали, крякали, лаяли, мяукали и всячески голосили пациенты. Большинство из них располагались в специальных ячейках подходящего для них размера, закрытых магическим полем. Но, например, редкая наорская райская птица носилась под потолком, беззвучно разевая клюв. Что вообще-то странно, потому что, насколько я знаю, у нее здесь была уже постоянная палата, в которой она не могла видеть других пациентов и переживать из-за них.
Наорская райская птица – создание невероятно чувствительное, с очень тонкой нервной системой. Она восхитительно поет, но от любых переживаний впадает в истерическое состояние, а то и депрессию. И теряет голос. А переживает она из-за всего подряд: плохой погоды, лишнего шума, случайно попавшего в корм камушка или из-за того, что ее давно не навещали и не восторгались ее пением. В общем, не самый простой в содержании питомец. Ей подойдет в хозяева какая-нибудь милая старушка, живущая размеренной жизнью где-нибудь в глуши и обожающая музыку. Главное, чтобы внуки той старушки давно выросли и, приезжая в гости, не вводили питомца в истерику.
У нас бедная райская птица живет от потрясения к потрясению и регулярно лечит истрепанные нервы в клинике. Ну и кто мог выпустить ее из изолированной палаты?
По полу гуляли перья, пух, чья-то выдранная шерсть… а еще там гуляли – точнее, метались – парочка рамидреху.
Рамидреху – это длинные-предлинные зеленые ласки с пятачками вместо носов. Их главная страсть – золото. А еще их шерсть используется во всевозможных целебных настойках. Наш торговый представитель ведьма Гунилла даже как-то пыталась подбросить этим двоим золотую монетку, надеясь, что они подерутся и во все стороны полетит драгоценная шерсть, которую можно будет очень выгодно продать. Но рамидреху у нас очень дружные, они лелеяли ту монетку по очереди… а вот сейчас катились по полу, кажется, пытаясь выдрать друг другу хвосты. Или отгрызть пятачки, сложно сказать.
А еще откуда-то доносились человеческие вопли и звуки, которые я не могла даже идентифицировать. Без сомнения, это вопил какой-то зверь, но мне никак не удавалось его опознать. Нет у нас питомцев с настолько противным и громким голосом, от которого даже уши закладывает! И это с учетом того, что он даже не в этом помещении! Впрочем, двери в приемный покой и операционную, всегда закрытые, чтобы не волновать пациентов, на это раз тоже оказались распахнуты настежь.
Лаборант Руперт в своем обычном белом (хотя сейчас – покрытом множеством разноцветных пятен и засыпанном какой-то пыльцой) халате подпрыгивал, поминутно оскальзываясь, по полу и воздевал руки, пытаясь уговорить райскую птичку спуститься и вернуться в свою уютную санаторную палату.
Переглянувшись, мы с профессором одновременно с двух сторон подскочили к клубку рамидреху и схватили каждый по пушистому зеленому хвосту. Хватать с другой стороны было небезопасно – эти пушистики милейшие создания, но клычки у них на зависть всем вампирам. Слаженный рывок – и нам удалось расцепить поссорившихся зверьков.
– Превосходно! – простонал Руп, продолжая подпрыгивать. – Засуньте их… куда-нибудь! Только по отдельности!
Ощеренных ласок мы распихали по свободным ячейкам стационара и активировали артефакты, включающие магические перегородки.
Теперь можно было помочь Рупу ловить несчастную райскую птичку… но меня упорно манили эти звуки ада, доносящиеся из-за двери. Припомнилось, как я пыталась заглянуть через окно в дальнюю комнату – и меня снесло звуковой волной. Вряд ли в ветклинике есть два неучтенных пациента с таким голосом… и неужели я наконец увижу этого таинственного питомца?
Впрочем, не уверена, что такие разнообразные звуки может издавать кто-то один – лязг, как от несмазанной старой двери, скрежет ножа по тарелке, скрип пенопласта – словом, все то, от чего поневоле содрогаешься и покрываешься холодными топотливыми мурашками. Только на такой громкости, что можно еще и оглохнуть.
Из-за всколыхнувшегося любопытства я даже почти забыла о причине своего визита. Но она напомнил о себе сама – удовлетворенным всхрюком из дальнего угла. Кажется, Фрося совершенно довольна сотворенным хаосом. Мы с профессором снова переглянулись, одинаково наклонились, растопырив руки, и принялись медленно приближаться к предполагаемому месту дислокации “милого поросеночка”. Вот сейчас мы изловим свинью, я победоносно унесу ее в гостиницу, а потом приду помогать наводить в клинике порядок. Должна же я извиниться за все эти разрушения? Постоялец, правда, сбежал не по моей вине, но я все равно готова ее загладить. А может быть, даже по доброте душевной свернуть шею тому, кто там так вопит! Наверняка мне все будут предельно благодарны.
Воздух возле моей руки шелохнулся, и что-то проехалось по локтю жесткой щетиной. Вскрикнув от неожиданности, я развернулась – только чтобы услышать дробный топот в направлении распахнутого дверного проема.
Ну… теперь у меня, кажется, и выбора нет. Судя по воплям, там и без невидимой свиньи всем весело и совсем нескучно. Но сейчас-то мы со свиньей присоединимся, и все поймут, как спокойно им было до сих пор!
.
ЛитСовет
Только что
