Читать онлайн
"Книга Кораблей. Чародеи"

Мерриан. Салзар Эвольд Мидес

Конец лета 3050 года от Завета Трилла в Мерриане выдался непривычно жарким. Почитай, две недели не было дождя, и трава в округе пожухла и пожелтела, склоняясь вдоль дорог неопрятными пыльными космами. Полуденное солнце жгло немилосердно, всё живое попряталось от жалящих стрел, и только древесные цикады, не умолкая, вели свои песни в кронах хвойной рощицы.

Рощица эта, протянувшаяся вдоль дороги, хоть и стояла близко к городу и роди́ла в положенное время под сенью своей рядовки, моховики да лисички, местом считалась таинственным, если не сказать, пугающим. Виной всему был дольмен, замшелые ступени которого вели на выщербленную временем круглую площадку из серых плит. Никто точно не знал, когда дольмен появился здесь, кто его построил, и была ли роща посажена специально, чтобы скрыть портал от любопытных глаз.

К слову, похожие дольмены встречались вдоль многих дорог Даринги. Поговаривали, что сделали их во времена самого Завета: то ли пришлые, то ли еще какая зараза, неизвестно. Простой народ противность эту старался обходить стороной, а магов столичных, по слухам, пользующихся порталами всё равно, что лошадью или повозкой, не любил. Так что спрашивать у них не спрашивал, да и желания такого не имел, ибо ордалианская церковь волшбу не одобряла и чад своих всячески оберегала от встреч с оной.

Вот и в этот жаркий полдень свидетелями появления в роще высокого человека в сером плаще оказались только пара чижей да промелькнувшая по еловой ветке пышнохвостая белка. Мужчина возник внезапно, окруженный голубоватым сиянием. Покачнулся, оперся на один из наклонных камней и с шипением отдернул руку – дольмен обжег, точно раскаленная сковорода. Странник потряс кистью и подул на покрасневшую ладонь. Легко сбежал по низким ступеням, присел на поваленное дерево и стал копаться в поясной сумке. Несмотря на солидный по здешним меркам возраст – а было мужчине около тридцати – движения его степенностью не отличались: руки, извлекая на свет крошечную непрозрачную бутылочку, порхали ловко и немного нервно. Он пролил каплю содержимого на пострадавшую ладонь, растер и снова поднялся на ноги. Покрутил головой, оглядывая посадку, с наслаждением вдохнул полной грудью аромат хвои и пошел с поляны.

Прохладная тень рощицы скоро закончилась, и дорога встретила странника пылью, солнцепеком и перспективой неприятного путешествия пешком. Он вытер пот с вмиг повлажневшего лба и стянул с плеч плащ. Прикрывшись рукой от солнца, с надеждой оглядел змеившуюся в полях дорогу и удовлетворенно ухмыльнулся – вдоль рощицы двигалась телега, груженная плотно набитыми мешками. Возница был стар, устал и нелюдим, однако, догнав странника, придержал кобылку и с любопытством на него уставился. Скользнул взглядом по ладной фигуре, по длинным смоляным волосам, свободно раскинутым по плечам и отчего-то встревожился, встретившись с глазами мужчины. Глаза эти оказались такого светлого оттенка, что радужка смотрелась почти белой, а темно-бурые точки зрачков напоминали глаза ворона, смотрящего из человечьей головы.

– Э-э… – протянул возница, поскребя пальцем белесую щетину на вычерненном солнцем лице и оценив богатую одежду странника, – а чой-то благородный господин посреди дороги делают? Один, да еще и пеший?

Покосился на рощу у дороги и суетливо провел двумя перстами по лбу: слева направо.

Благородный господин, очевидно решив не выдавать свою причастность к магическим перемещениям, пожал плечами:

– Лошадь-то была, мил человек, вот только люди лихие отобрали, и получаса не прошло. Трое их, а я один, без оружия. Какое уж тут имущество – жизнь дороже. Оттуда выскочили, – мужчина кивнул на ельник, – туда же и утекли, как сквозь землю провалились.

Голос у него был приятного бархатного тембра, с легкой хрипотцой.

– Ох, Судия спаси… – зачастил старик, – не иначе короеды опять темные дела проворачивают. Вот не далее, как с неделю назад девка на этом самом месте пропала, отец Якуб давеча с амвона вещал, что их это работа, а как же иначе… А вы, сударь, никак в город ехали, али куда?

– В город, да, – кивнул тот и окинул быстрым взглядом мешки, припорошенные мучной пылью, – в Мерриан. С мельницы едешь? Может, и меня подбросишь до ворот? Доброе дело Судию порадует.

– С нее самой, вашество, – кивнул возница. – А подброшу, чего ж. Мне и в дороге, глядишь, веселее будет. Ну, ежели благородный господин не побрезгует, да запачкаться не побоится.

– Не побрезгует, – криво усмехнулся странник и ловко взгромоздился на пыльные мешки.

Лошадка неожиданно резво побежала вперед, дергая повозку на рытвинах, а старик вздохнул:

– Вот лошадь – и та животина умная, место нехорошее чует, да подальше убраться спешит. У меня сегодня, как стал к ельнику поутру подъезжать, поначалу ось слетела, потом оглобля треснула, тьфу! – он смачно сплюнул на дорогу. – Вот уж страху натерпелся, пока новую срубил… Эх, давно, по моему разумению, место то с землей сравнять надо, а деревья пожечь, потому как не нашенские это, видать, деревья. Как есть короедские. И куда только Орден смотрит?

– Ну да, ну да… – покивал странник, думая о чём-то своем и сосредоточенно глядя на тень, стелющуюся по дороге за телегой.

Возница пожевал губами, посмотрел в пронзительно-синее небо с застывшими перистыми облаками.

– Никак погода сменится? – с надеждой протянул он и обернулся через плечо. Мужчина не ответил: то ли задремал, то ли совсем уж глубоко задумался. Возница помолчал еще немного, причмокнул, погоняя сбавившую ход пегую и, снедаемый любопытством, снова спросил:

– А вы к нам как: по делу? Али в гости к кому?

Мужчина вздрогнул и повернул голову:

– Надеюсь, что в гости… Ты знаешь, где граф Юлиуш Олл проживает? Сможешь дом показать?

– Знать-то знаю, – кивнул старик, с интересом прищурившись, – только, чую, меня в пекарне так заждались, что, поди, блажат пуще коровы. Граф-то живут совсем в другой стороне, да и не дом у них, а что ни на есть замок. Мимо не пройдете, любой в городе покажет. А вы никак свататься собрались?

– Свататься? – Мужчина рассмеялся. – Нет уж, увольте. Дела у меня в городе, вот по рекомендации и собираюсь у лорда Олла остановиться. А что, там идет отбор женихов?

Возница покачал головой.

– Да в том-то и дело, что совсем не идет. Тут графья намедни даже бал закатывали, чтобы племянницу пристроить, да и тот конфузом обернулся. Один из менестрелей тамошних то ли выпил чего, то ли просто ума лишился, но такое учинил при всей меррианской знати, что их сиятельство запустили в нахала кувшином вина, а потом так разорались, что музыкантишке в окно пришлось скакать. Какие уж тут смотрины? Госпожа Флора в слезы, гости по домам заспешили, потом почитай сутки по городу шепоток ходил – вот уж позорище для графской семьи-то.

– Интересно вы тут живете, – усмехнулся странник, закатывая рукава рубахи и снова вытирая со лба испарину. – А чем же менестрелишка графа в гнев поверг?

– Говорят, песнюшку какую-то похабную спел: как ордальон да некромант девицу не поделили. – И старик засмеялся, будто квочка раскудахталась.

На вытянувшемся лице странника застыла кривая усмешка:

– И как же зовут этого… шутника?

– Так-то Сианном величают, а полного имени, поди, и не знает никто. Больно уж заносчивый тип, всё сам по себе держится, друзей не заводит, – охотно поделился возница и ткнул пальцем в сторону приближающихся ворот: – Вот он, Мерриан.

Странник окинул равнодушным взглядом городскую стену, молча кивнул и угрюмо уставился на пыльные носы собственных сапог.

– У вас, господин, говорите, письмо рекомендательное было? – осторожно спросил возница, направляя кобылку на опущенный мост. Одновременно туда же, качаясь и дребезжа, попыталась заехать груженная горшками повозка. Горшечник на мельника зыркнул недобро, но натянул поводья и телегу придержал. Старик расплылся в улыбке, весьма довольный собственной значимостью, хотя, скорее всего, горшечник просто пекся о хрупком товаре. Копыта пегой лошадки гулко застучали по деревянному настилу, а возница снова обернулся к своему попутчику:

– Тут у нас вот дела какие. На воротах стражникам велено досматривать всех новоприбывших, дабы, – он выпрямился и, очевидно, процитировал кого-то с важностью, – исключить проникновение к добрым ордалианам заразы пришлой, чтобы не смущали нелюди речами своими умы праведные и не чинили деяний злокозненных. Так что бумаги свои наготове держите.

Возле самых ворот пришлось задержаться. Стражники, облаченные поверх чешуйчатых доспехов в красные котты[1] с нашитым гербом Мерриана (черной белкой, попирающей когтистой лапой огнедышащего дракона), препирались с парой молодых людей. Один из путников – темноволосый парень с маленьким серебряным колечком в ухе и лютней за спиной – с жаром что-то доказывал, яростно жестикулируя. Другой же – совсем мальчишка, тощенький, невысокий, с серыми волосами, торчащими в разные стороны, будто ежиные иголки – всё больше молчал.

– Сказал ведь, стойте здесь, пока господа паломники не проедут! – рявкнул на лютниста бородатый стражник, выпучив и без того круглые глаза. Тот понурился и отошел в сторону, увлекая за руку мальчишку.

Черноволосый странник нетерпеливо поерзал на мешках. Поглядел в темную арку распахнутых городских ворот, пересчитал караульные круглые башенки, крытые глиняной черепицей. Собирался уже самолично вступить в переговоры со стражей, но тут сзади долетело зычное:

– Постор-ронись!

Обернувшись, он увидел въезжающих на мост конников. Первым на вороном жеребце, приосанившись, ехал немолодой блондин в черном жупоне[2] и черном же берете с кокетливым пестрым пером. За ним, на серой в яблоках кобыле, гарцевала миловидная девица в небесно-голубом шелковом платье. Из под синего эннена[3] на плечи и грудь ее струился водопад пшеничных волос. Сопровождали аристократов человек десять вооруженных кнехтов с протазанами[4] и самострелами, а еще пара угрюмых ордальонов в черном. Всадники собрание у ворот проигнорировали, только девушка стрельнула фиалковым глазом на лютниста, точно веретеном уколола. Тот расплылся в довольной улыбке и отвесил изысканный поклон. Девушка фыркнула и небрежным движением закинула волосы за спину. Странник в телеге нахмурился – девичье личико с высокими скулами и чуть вздернутым носиком показалось ему смутно знакомым, а от жеста, которым она прикоснулась к волосам, отчего-то неприятно засаднило сердце.

– Видать, графиня-то и впрямь безгрешная, – протянул возница, глядя вслед конникам, и непонятно было, то ли он действительно говорит серьезно, то ли так тонко насмехается. – Стоило помянуть, она уж тут как тут…

– О чем это ты? – повернулся к мельнику попутчик.

– Так это вот графиня Флора и проехали, – расплылся в улыбке старик. – Никак, на источник святого Мерриана ездили, вон ордальоны с нею были да господин Тровард – компаньон графа Олла по торговым делам.

Странник мрачно кивнул и вслед за возницей спрыгнул с телеги. Попытался отряхнуть испачканные в муке штаны, но только крякнул с досады и махнул рукой. Решительно достал из поясной сумки трубочку пергамента, скрепленную печатью с изображением бегущей лисы, и молча протянул стражнику.

– Добрый день, господа хорошие! – залебезил возница, чуть не в землю кланяясь охранникам.

– Чавой-то ты сегодня, Иохим, шапку ломаешь? – Здоровенный детина с мясистым, изъеденным оспой лицом, принялся тыкать копьем промеж мешков с мукой. – Никак, попутчик заплатить пообещал, коли в город его провезешь?

Лупоглазый развернул пергамент и с неудовольствием покосился на соратника:

– Ты, Мацей, того, сильно не бузи. Тута вот грамотка, братцем нашего графа Олла подписанная, и пану этому, Салзаром Мидесом величаемому, для рекомендации данная.

Здоровяк, покосившись на товарища, убрал копье.

– Ну, ты у нас грамотный. А, стал быть, коль в бумагах разрешение написано, так пусть проезжают.

Старик закивал, осклабившись, и полез обратно в телегу. Умостившись, чмокнул, дернул поводья и пустил пегую шагом в ворота. Черноволосый странник пошел рядом, а менестрель с мальчишкой принялись по-новой спорить с охраной.

Сразу за воротами Мерриан одарил гостей сонной полуденной тишиной, жужжанием мух и ядрёным ароматом сточных канав. Тележные колеса загрохотали по булыжной мостовой, и Иохим, повернув голову, вопросительно и слегка заискивающе посмотрел на попутчика.

– Вот тебе, держи, – черноволосый, он же Салзар Мидес, на ходу вытащил из кошеля на поясе горсть меди. Сунул ее в жадную лапку старика и подумал, что не прочь потратить сбережения еще и на плотный обед. Ведь нет никаких гарантий, что в графском доме незваного гостя дожидается обильная трапеза. Он оглядел тесную улочку, что терялась в тени двухэтажных домов, и придержал за рукав собирающегося отъехать Иохима:

– И вот еще, любезный. Скажи, трактир тут есть?

– А то! – старик даже подобиделся. – И не один. Но в «Курную лошадь» я вам ходить не советую – препохабнейшее заведение с курвой-хозяйкой и отвратительным пойлом. А вот «Меч Трилла» – таверна приличная, и хлеб у них в городе самый лучший.

Он кивнул на свою поклажу и, заговорщицки подмигнув, начал путано объяснять, как сей корчмы достичь с наименьшими потерями во времени и расстоянии.

То ли объяснения были не слишком подробными, то ли странник был рассеян и не услышал всего, чего нужно, но добрался он до «Меча Трилла» только спустя полчаса. Усталый, голодный и злой, кляня на чем свет стоит необразованных пейзан в общем и дураков-мельников в частности, Салзар наконец распахнул нужную дверь.

На мгновение замер на пороге, привыкая к тени; наслаждаясь приятной прохладой и аппетитными запахами жареного мяса и сушеных трав. Оглядел помещение – широкие столы со скамьями, дубовая стойка, плетеные половички, вышитые занавесочки – простая, но опрятная обстановка. Посетителей в этот час было немного. Двое лекарей в темных накидках и шляпах с круглыми полями расположились у окна, а за столом у незажженного камина о чём-то увлеченно беседовала группа мастеровых в кожаных фартуках. Салзар тоже прошел поближе к очагу, небрежным жестом бросил на скамью плащ и уселся, вытягивая натруженные ноги. Невольно прислушался к разговору.

– А ты как думал? – высокомерно прозвучал мелодичный голос. – Именно пёсья голова. А еще перья яркие, блестящие, и женская грудь.

Раздался громовой раскат заразительного хохота, мужчины у окна вздрогнули, с укором глянули на компанию и снова отвернулись, продолжая прерванный разговор. Салзар невольно разулыбался, с интересом оглянулся на смеющихся и тут почувствовал, как ледяная рука внезапно и безжалостно сжала сердце. Между мастеровыми сидел мужчина лет двадцати пяти, с черными, точно вороново крыло, волосами до плеч. Белокожий, с крупным чувственным ртом и пронзительными зелеными глазами на узком лице, он с презрительным видом глядел на собеседников. К рабочей гильдии красавец сей явно не принадлежал, поскольку одет был в темно-зеленую шелковую рубаху, в распахнутом вырезе которой виднелась изящная серебряная цепочка. Голову его венчал зеленый же берет, низко натянутый на уши.

Салзар резко отвернулся и, выпрямив вмиг ставшую деревянной спину, стал напряженно ловить продолжение разговора.

– А я вам говорю, – продолжал рассказчик капризно, – живет симуран две тысячи лет. А когда приходит пора рождаться у него птенцам, то бросает чудо сие в дупло самца своего вместе с яйцами, замазывает выход глиной…

Дверь таверны хлопнула, и в зал вошли новые посетители. Ими оказались уже знакомые Салзару лютнист и мальчуган, очевидно, доказавшие на воротах крайнюю нужду Мерриана в них обоих. Плюхнувшись за свободный стол, они стали выжидающе смотреть на юную подавальщицу, как раз показавшуюся из кухни. Девица, впрочем, сперва решила обслужить гостя побогаче и, кокетливо потупив глазки, направилась к Салзару. Беседа у очага меж тем продолжалась.

– Вот ты, Сианн, говоришь, рождается… – раздался ломкий юношеский тенорок. – А разве птицы рожают? Они же несутся! Или энта твоя симуранина и не птица вовсе? – Голосок напоследок дал петуха и смущенно замолк.

Сероволосый спутник лютниста, до этого момента сосредоточенно копавшийся в сумке, вскинул голову и, раскрыв рот, уставился на мужчину в берете.

– Себастьян, ты чего? – недоуменно повернул голову подтягивающий колки инструмента юноша.

Мальчик не ответил, медленно поднялся и, не удосужив ответом недоумевающего лютниста, точно завороженный направился к мастеровым. Салзар проводил его равнодушным взглядом и снова обернулся через плечо. Рассказчик же, если и заметил внезапный интерес к своей персоне, виду не подал и продолжал вдохновенно вещать:

– Молчал бы ты, Богуж, если ничего в этой легенде не смыслишь! Так вот, после того, как отсидит в дупле симуран-отец на яйцах пять недель, симурята малые из яиц тех вылупляются и заживо его пожирают.

– Ну и фантазия у вас, господин менестрель, – фыркнул блеклый мальчишка, самым нахальным образом пиная торсом молодого дылду и устраиваясь на скамье напротив рассказчика.

Салзар же, всё это время рассеянно кивавший девице, что перечисляла сегодняшние кушания, напряженно пытался рассмотреть форму зрачков мужчины в зеленом. Но, как ни старался, понимал, что толком сделать это почему-то не удается – глаза рассказчика были в постоянном движении, будто перетекая из реальности в реальность; светили изнутри зеленью и в то же время казались совершенно нормальными. Человеческими. Услышав, как мальчик произнес слово «менестрель» Салзар ухмыльнулся.

– А вам чего, милейший? – немедленно отозвался зеленоглазый, надменно вскинув бровь.

– Да вот думаю, давно ли ты музыкой увлекся? – внешне спокойно произнес Салзар, и только подавальщица заметила, как на скулах его дернулись желваки. – У тебя теперь, наверное, и дрымба[5] есть?

– Какая еще дры… да что вы себе позволяете, сударь! Мы не друзья, и даже не представлены, так что извольте прекратить «тыкать»! – взвился рассказчик и шваркнул кружкой. Мастеровые заскучали и потихоньку переползли за соседний стол, очевидно, заранее зная, чем может обернуться раздражение их приятеля. Рядом с ним остался сидеть только щупленький Себастьян. Теперь, когда народу за столом поубавилось, Салзар разглядел лежащую на скамье золотистую цитру[6]с черным грифом.

– Насчет дружбы – в самую точку. Что ж, поспешу представиться. – Он не спеша поднялся и поклонился со всей возможной учтивостью, – лорд Салзар Эвольд Мидес; думаю, вы должны меня вспомнить.

– Прошу вас, сударь, не думайте, у вас это плохо получается, – съязвил рассказчик и тоже встал. Смерил странника недовольным взглядом, фыркнул раздраженно: – Я знаком со всеми здешними аристократами, которых, на мой взгляд, развелось слишком много, и спешу уверить, что вас вижу впервые. Меня зовут Сианн, я… – тут взгляд его переместился на лютниста, который в этот самый момент коснулся струн. Мягкий суховатый аккорд повис под потолком таверны, а глаза рассказчика недобро сверкнули. – Я здешний менестрель. Между прочим, единственный.

С этими словами он схватил цитру и, поставив ногу на скамью, вызывающе поправил на пальце кольцо с «когтем»[7] .

Лютнист покраснел, скривился и тоже вскочил, прижимая к груди инструмент.

– Тогда уж и я представлюсь! – дернул он щекой. – Седрик, выпускник Школы изящных искусств в Вениссе, ученик самого мастера Орландо.

– Мне ваше имя ни о чем не говорит! – дернул плечом зеленоглазый и ударил по струнам.

Салзар плюхнулся обратно на скамью и с изумлением уставился на того, кто назвался Сианном. Похоже, что действительно произошло досадное недоразумение. Не мог же тот, не слишком серьезный, но вполне разумный юноша-элвилин, которого Салзар знал семь лет назад, настолько измениться. Потом до него дошло, что имя «Сианн», он уже слышал, и облегченно вздохнул. Обознался. Тот, другой, ни за что не стал бы служить менестрелем и скорее разбил бы кувшин о графскую голову, нежели удрал в окно. Хотя, непристойную песенку, пожалуй, спел бы…

Из задумчивости его вывела всё та же девица-подавальщица. Она кашлянула и, склонив русую головку к плечу, вопросительно подняла белесые бровки.

– Кружку вина, – буркнул Салзар, у которого аппетит к тому времени совершенно пропал. Девица возмущенно фыркнула, поправила передник и, забросив светлую косу за спину, направилась куда-то за стойку.

Между тем Сианн душевным тенором завел печальную балладу о непонятом соотечественниками и семьей молодом человеке, вынужденном скитаться по бурлящим от дождей дорогам. Почему молодому человеку в его скитаниях постоянно сопутствовала плохая погода, Салзар так и не понял, а вот худенький мальчишка, раскрыв рот, восторженно смотрел на менестреля.

– Если вышел ты в дверь, уж назад не входи, век носи свою лютню за правым плечом… – донеслось с другой стороны. Это Седрик, ученик знаменитого Орландо, решил добавить свою лепту к изящным искусствам города Мерриана. Голос у него был весьма приятный, и серенький мальчик, переведя взгляд на Седрика, снова заслушался. Как и белобрысая подавальщица, что подошла к Салзару и задумчиво поставила на стол деревянную кружку с темным содержимым. В нос ударило кислым, и странник поморщился, запоздало припомнив, что когда-то его уже предупреждали о дурном качестве меррианской выпивки.

– Только обратно я по весне не вернусь,

Если будет задушен мой конь… – скорбно завершил балладу Седрик [8].

Сианн скривился:

– Неплохо, пан лютнист, только я бы на вашем месте в самом начале трехдольную пульсацию аккомпанементом поддерживал, а то вы в метр не попадаете… Я так понимаю, – он прищурился, – у нас с вами нечто вроде поединка намечается?

– Да, – задрал подбородок Седрик, поправил кружевной манжет, вылезший из рукава пропыленной кожаной курточки и на всякий случай напомнил: – Только изящного. Потому как менестрели бьются исключительно при помощи слова и музыки.

– И что же получает победитель? – ядовито поинтересовался Сианн. – Предупреждаю, на работу в этой таверне у меня есть договоренность с хозяином.

– А… – внезапно подал голос мальчик, – вы ученика разыграйте, меня вот, например… – и жутко смутился, уткнув курносый носик в рукав поношенной серой рубашки.

– Сябик, ты что? – лютнист опустил инструмент и обиженно посмотрел на серенького. – Мы же, вроде, договорились?

– А я наврал… насчет оплаты… – мальчишка, моргая, поднял голову; впалые щеки его стыдливо алели.

– И зачем, интересно, мне ученик, да еще такой, который заплатить не может? – недоуменно покосился на мальчика Сианн и пренебрежительно фыркнул.

– Я многое умею, – поспешно забормотал тот и, загибая тонкие пальцы с траурными полосками под ногтями, начал перечислять свои достоинства, в число коих входили: умение играть на струнных инструментах (правда, невеликое), нахождение общего языка с дикими животными, владение художественным словом, а также стирка, штопка и готовка. Скривившийся поначалу Сианн, когда речь зашла о последних талантах серенького, заметно оживился.

– Штопка, говоришь? Хорошо, я согласен.

Седрик выбрался из-за стола и не спеша приблизился к очагу с лютней наизготовку:

– На какую тему желаете петь, Господин Менестрель? Хвалебные оды, воинские подвиги, служение Прекрасной Даме?

– Да всё, что угодно, Сударь Музыкант, – небрежно отмахнулся Сианн, вставая напротив: – Пожалуй, начнем с импровизации…

Ударил по струнам, и звонкий голос его поплыл по таверне – чаруя мягкостью, даря умиротворение, дразня несбыточными надеждами:

– Этой ночью небосвод полон звезд,

И плывут вослед ветрам две луны.

Отражает лунный путь тихий плес,

В отраженьи мы с тобой не видны…

Себастьян на цыпочках подошел к очагу и, усевшись прямо на половичок, замер, подпирая кулаками остренький подбородок. Посетители корчмы, оставив разговоры, осторожно и, по возможности, бесшумно, дабы не разрушить очарование, стали подтягиваться ближе к месту поединка. Седрик, бережно прикоснувшись к струнам лютни, опустил голову и заиграл, аккуратно вплетая собственную, только что рожденную мелодию в перебор струн Сианна.

– Мы с тобою не стоим над водой,

Не пускаем по теченью венки,

Я оставил отчий дом за спиной,

Друг от друга мы теперь далеки,

– зазвучал его мягкий баритон, и Мидес, посмотрев в совершенно счастливое лицо Себастьяна, подумал, что именно с таким выражением пресловутая Прекрасная Дама могла бы следить за двумя рыцарями, бьющимися насмерть за право носить ее имя на щите. Усмехнулся и залпом опрокинул в себя оставшееся на дне кружки вино. Поднялся, бросил на стол пару медяков и, накидывая на плечи плащ, направился к двери.

– И, словно Танцовщи́цы в небесах,

Мы поздней осенью столкнемся на дорогах…

– донесся напоследок вдохновенный дуэт менестрелей, а затем тяжелая дверь хлопнула, обрубая музыку за спиной. Салзар стянул шнуровку плаща и медленно пошел по темному от нависавших этажей переулку, расспрашивая редких прохожих, как найти дом графа Олла.

1 - Котта – средневековое верхнее платье.

2 - Жупон – род кафтана.

3 - Эннен – женский высокий головной убор.

4 - Протазан – колющее древковое холодное оружие, разновидность копья.

5 - Дрымба – варган, хомус. Язычковый духовой музыкальный инструмент.

6 - Цитра – здесь: струнный музыкальный инструмент.

7 - Кольцо с «когтем» – разновидность плектра, медиатора.

8 - А вот тут пасхалочка. Кто признал, тому пять с плюсом, кто не признал – не обращайте внимания. Менестрели – народ творческий, и полет их фантазии ничем не ограничен.