Читать онлайн
"Бисмарк и Кобылица"

"Канцлер Е-Бисмарк пытается отправить Е-мэйл с И-пода" - на картинке с такой подписью намозоливший в свое время немцам глаза канцлер действительно что-то пытается... - но пикселей на ней мало, детали сливаются, и установить, действительно ли в руках у канцлера айпод, не представляется возможным, приходится верить на слово.

Всё это у меня в толстенной папке - материалы креативщиков трех факультетов нашего Международного Университета Истинного Знания в вузовскую газету, где мне приходится подрабатывать, поскольку за социальный ангажемент добавляют баллов в общий индекс, а оценки у меня средненькие и поведение хромает - вот и приходится, волонтерствуя, доказывать ректору свою нужность, чтобы не оказаться на улице: студенту-бюджетнику, к тому же вечернику в зрелом возрасте, достаточно для этого иной раз неловкого взгляда или неопрятного вида.

В папке этой интересно порыться - и каждый раз я потом заново перетасовываю отдельные листочки, чтобы внести немножко рандомности в это чтиво на будущее. Тут у нас и таинственная "Самка Сусамка", и "Лисопятые", и персонаж Пенократов - наверняка положительный, и лозунг "Не опоздай в школу - уважай комсомолу...", и город Гневноведровск, что-то отдаленно напоминающий, и много еще чего. Стоило бы собрать это всё в рассказ или даже повесть - но чем связать разрозненный пестрый креатив, делавшийся как шутка-однодневка и по каким-то причинам не попавший пока в газетный выпуск?

Университет наш, сознаюсь, называется диковато. Но это произошло при регистрации, нужно было обойти кое-какие формальные препятствия. На самом деле он возник на базе бывшего Болотинского филиала областного сельхозинститута, полностью истощившего свои силы и центральное финансирование в Перестройку, не ко сну она будь помянута.

Теперь Университет живет на плату студентов и пожертвования спонсоров и имеет пять факультетов, профили которых учитывают произошедшие в стране изменения. Это факультеты Истинных Трав, Истинных Грибов и Истинных Цветов - профильные; а также факультет почвоведения - бывший агрономический, - и факультет Истинной Техники, на вечернем отделении которого я и обретаюсь.

Технику мы учим обычную, как ее учат в нормальных вузах: механику, термодинамику, гидравлику и всё прочее - травам, грибам и цветам всё это тоже нужно, иначе сдохнут, повянут, и капитальные вложения в Истинное Знание не окупятся. А инженер он и в Африке инженер.

Газетные материалы от почвоведов и техников в редакцию поступают нечасто и в основном всё обзорного характера, без огонька. А ректор у нас, формально курирующий выпуск газеты, - он как раз человек с огоньком и желает чтоб всё было ярко и остро - в рамках приличий конечно. Тем более что поначалу ведь вообще все ориентировались на западные образцы, а у тех понятно какой материал в газетах, да и вообще где угодно: либо рок без конца с какими-то выкриками, либо Том и Джерри в мультиках: такого вот, наверное, и хотелось бы ректору...

Кстати, техники в целом это совсем не касается - возвращаясь к нашему факультету. Тут даже у самых различных народностей можно заметить определенные достижения, имеет место, так сказать, здоровая конкуренция. Ватт вон, как пишут, когда еще объяснял нашему отечественному Ползунову за пар, что дескать пар есть агрегатное состояние всякого вещества. И добавлял: "Понял ты теперь, дикарь и варвар?".

"Хлебло завали, чмо нерусское..." - без выражения ответил ему тогда Ползунов, и мы до сих пор не знаем, чья аргументация в отношении пара лучше и эффективнее. Немцы - те точно купили у англичан всё готовое, в смысле их готовые паровозы и даже рельсы, и только потом начали сами осваиваться с этим хозяйством, и то без особой спешки: у власти стояли курфюрсты, и те считали что дым и грохот тевтонской родине не к лицу и надо настроить лучше различных каналов и грузы возить по воде - ну, и потом на лошадках до конечного потребителя. То есть идею почвенной цивилизации Леонида, опасающейся всяких последствий прогресса, Стругацкие, возможно, просто списали с тогдашней Германии. Потом, кстати, Гитлер придумал римейк на тему природы: давайте устроим, писал он, что хлеб немцам будет растить Украина - под нашим, понятно, тотальным контролем, - а тевтонская лиственность пускай вся останется для оленей, косуль, кабанов и приятных прогулок.

"Вины з нас хотят зробыть хуторян", жаловались тогда отдельные украинские патриоты - и были в общем-то правы.

Профильные факультеты и вправду посылали в газету острое... ректор по праву мог ими гордиться. Вот такой стих я тут недавно видел в редакционном портфеле, как у нас с пафосом называется уже помянутая ранее папка с завязками, в которой хранится "самотёк":

Арык несет в ночи фекальи,

И слышны звуки пассакальи.

Ударение в "слышны" поставлено корневое, на первое "ы", как делали это в старые времена, поэтому в целом выходит складно. Автор предлагал на выбор и еще один вариант: первая строчка в нем звучала как "В канале плещутся канальи...", но эту версию мы забраковали как чересчур почвенную, без диалектики, тем более что автор, как выяснилось, оказался не с профильного, а именно с почвенного факультета, к которому я еще собираюсь вернуться.

Кстати, на "ы" ударение падало и в следующем двустишии, которое поступило к нам без начала и продолжения - видимо в качестве какой-то шутки:

Ёрзает и тылится

Сухово-Кобылица...

Текст, как видно, перенасыщен аллюзиями и буквально искрит энергетикой. "Тылиться" означает сдавать задом, как сдает самосвал к экскаватору под погрузку, это каждый может проверить по справочникам. С "Кобылицей" и ее ударным "ы" добраться до сути было не просто: в тексте нет никаких указаний, имеется ли в виду супруга известного в свое время драматурга или какая-то иная "особа жыночей стати", как выражаются помянутые выше хуторяне. "Авторство, творчество... - писал создатель «Свадьбы Кречинского», - ...есть способность развить в себе напряженность, переполненность, избыток электричества, заряд; этот заряд превратить в представление или мысль; мысль излить на бумагу... и такой общественный акт духа сдать в кассу Человечества". В общем, это он очень конкретно и грамотно как-то сформулировал - не зря учился в МГУ на физмате и знал, наверное, все теоремы и формулы.

Однако кончилась история это не только «Смертью Тарелкина», но и смертью его, Кобылина, подружки-француженки. "И вот вам результат, - как пелось в одной песне, - ...двенадцать негритят...".

Короче, Кобылин, или скорее Сухово, провел под судом и следствием многие годы, кое-как наконец откупился, и никто до сих пор не знает правды в этой печальной истории: может, оно и было, это убийство - от ревности и любви.

Живорождение, кстати, давно следует отменить, я так считаю, - в нем корень многого зла. Женщинам можно, к примеру, велеть метать икру, а мужчинам после ее обсеменять - но уже потом, когда она, как говорится, смётана. Технически это сегодня вполне возможно - достаточно незначительной генной модификации, типа укольчика. А социальный результат, я уверен, явится налицо: все эти кошмарные преступления на сексуальной почве - начиная с какой-нибудь леди Макбет - сами собой прекратятся, а то статистика по ним буквально тревожит. Вон Вайнштейн, например - он ведь так и сидит в тюряге у себя в Америке. За что, спрашивается? Ну, предлагал актеркам продвижение по службе за встречные услуги сексуального характера. Причем продвижение имелось в виду в его собственных фильмах, то есть в проектах, которые он финансировал - включая фильмы его приятеля Тарантино. Не знаю что и сказать... Да может у него в уставе фонда, или где там он брал свои денежки, так и было написано: мол, ни одну юбку в фильмы задаром не пропускать, со всех актерок взимать дань натурой, как это обычно называют таксисты... и много еще кто. А что? Такое в свободной стране безусловно возможно, в смысле такой устав в финансовом фонде. Ведь он же продюсер: не хочешь сниматься у нас... - иди гуляй...

Но в том-то и дело, что сниматься они даже очень хотели, вот в чем была у них эта загвоздка. Зина, к примеру, тогда, помню, так и сказала: "Возьми меня помощницей в вашу газету - и можешь мною располагать. Страсть как хочу сделаться журналисткой...

- Как это располагать?.. - удивился я.

- Вот так и располагать, как ты это только что понял, - пояснила циничная Зинаида. - Ну, если захочешь, конечно. А то мой Монотолий уже реально достал.

- Кто это - Монотолий? - поинтересовался я.

- Муж, - пояснила она. - Нудный в постели как кухонный комбайн. Пыхтит и пыхтит - а толку никакого.

Зинаида тогда рьяно взялась за дело, и язык у нее был бодрый, хороший - не знаю даже откуда. Это она нарыла в горах нашего самотёка стишки с ударной "ы", которые я поместил выше.

Вообще феномен ударения - или, точнее, поэтического метра, как поэты внутри цеха называют ритмику фразы - занимал мою новую помощницу отчасти даже болезненно.

- Придет серенький волчок... - кривила она лицо, не лишенное известного шарма. - По-русски это слово произносится "при-дЁт", а не "прИдет". И значит вся строчка разваливается. Сраный фольклор... А дальше? "Иу-хватит за бочок..." Кто она такая, эта Иу? Пришелица?

- Может, мокрощелица?.. - с сомнением подсказывал я.

- Вот именно... Живем среди химер... Один Чуковский чего стоит с его пророчествами... "Будут вас кусать, бить и обижать..."

- Время было такое. Всякая пена лезла наверх без портянок... Да и теперь не лучше. Теперь мы "чилим" - как раньше "кайфовали", а до этого сурляли и друшляли. Планктон дохнет со скуки - и занимает себя словотворчеством. В Москве "сижки", в Питере - "сирики"...

- Это еще что?

- Сигареты. Скучное слово. Сижки веселее.

- ...Или ипотека, - продолжала брызгать желчью Зина. - Гипотеза и гиппопотам - у них спереди "г". Так почему в ипотеке ее нет? Она что, особенная? Приставка одна и та же... Поубивала бы...

- Ага, - соглашался я. - Этот как "пиво" вместо "пыва"...

В общем, в отношении критиканства у нас с Зинаидой обнаружились родственные души. А еще говорят: мол, если вокруг всё не нравится - значит состарился... Но Зина-то ведь еще совсем молоденькая! Нет, тут что-то другое, дело не в старости. Критик - он в первую очередь гражданин: он не ссучился, не махнул рукой на Вселенную, не променял мечты и принципы на пармезан и чизкейки... А то вот еще у нас в южных регионах, типа станицы Должанской или, к примеру, Майкопа, многие говорят пихтá, свеклá, áрбуз, ненáвисть - и даже Буратинó. Не может такое быть просто локальной аномалией. Больше любви, понимания, заботы наконец - вот чего хочется пожелать по отношению к таким людям.

- Ага, - возражает циничная Зинаида. - Бог есть любовь...

И тут же добавляет с ухмылкой:

- А лук есть морковь.

- Боб Марли... - вставляю я свои пять копеек. - Горох Бинтов.

- Зачет... - коротко комментирует моя помощница.

В зоопарке, где Зина служила до университета, до факультета грибов, она по разнарядке ухаживала за удодами и работала в пересменку с девчонкой-египтянкой пять дней по двенадцать часов, а потом пять выходных. У двоих девушек выходило по полторы ставки, то есть хватало на шнапс и косметику, помимо всего прочего, что нужно юной женщине для поддержания жизнедеятельности. Сменщицу звали Ацуби, и от нее постоянно как-то по-египетски пахло.

- Погрызу в обед "Мылкий Вэй", - говорила Ацуби на своем диковатом каирском английском. - А то стала жирная как ваш Херхоров.

- Кто-кто? - переспрашивала Зина, уже на ходу понимая о ком идет речь. С Киркоровым, кроме роста, у Ацуби в облике действительно имелось определенное сходство.

- Я тоже поправилась, - добавляла она. - У меня на обед вообще только витаминная водичка. Напиток освежающий "Сосало"...

Ацуби не улыбалась - наши шутки ей были по барабану.

- О! - восклицаю я, отрываясь от монитора. - Британские ученые доказали: кошки вызывают рак.

- Дурак! - без задержки возражает Зинаида, поднимая голову над корректурой. - Коты лучше людей могут понимать что им говорят.

- А вот и не могут, а вот и не могут, - не сдаюсь я. - Сама дурак.

- Секса сегодня не будет... - подводит она скорый итог нашему спору.

- Нет будет, нет будет. По крайней мере у меня...

Иногда мы, конечно, ссоримся - но никогда всерьез. Зинаида - моя большая находка... несмотря на ее Монотолия. Существование его продолжается, мужа никто не отменял. Хорошо что он дальнобойщик: на выходные Зина просто исчезает в семью, а я занимаюсь накопившимися за неделю делами.

- О! - вскрикивает будущая журналист. - Графиня Норушкина... кажется, новый автор... что-то я не узнаю стиль.

Заметки без подписи у нас запрещаются. "Каждый в ответе за свое произведение с момента написания" - фразу эту приписывают Гребенщикову, но услышал я ее от ректора, когда получал от него вводную по редакции.

Только вот как проверить, своим ли именем подписался автор? Есть, конечно, деканатские списки, но к ним у нас нету допуска, да и видеть факультетских деканов лишний раз нам не хочется.

Эту информационную недоработку очевидно чуют наши газетные авторы, поскольку подписываются они какими-то кличками, а не своим именем. Вильям Медалидзе и Рита Хворостиныч - в это еще можно как-то поверить, но встречается такое, что делается неловко: Булль-Гаков, Доктор Бор-Минтай, Соскобов, Инджой Бастурменов, Вардан Долбанян, Прасковья Эдиповна и даже Сара Хулько. Плюс загадочные Найдёнер и Британидзе.

Кстати, кошку супруги Монотолины тоже назвали не без выдумки, Сикамура - в честь известного японского киноактера, мастера по разным единоборствам. С появления Зины в редакции кошка сидит дома одна-одинешенька: наши служебные, а также внеслужебные отношения с ее хозяйкой отнимают немало времени. Но зато в выходные, когда Анатолий на месте, животное от души оттягивается. Дома у Монотолиных я, понятно, никогда не бывал, с Зиной мы встречаемся у меня.

Звонит мобильный. Зина сегодня на выезде: собирает для номера городские сплетни.

- Я его засняла, шеф, ура! - кричит она в трубку. - Будем печатать очерк?

- Кого, Зина? - устало спрашиваю я.

- Главного рептилоида... - поясняет она как нечто само собой разумеющееся. - Сняла на мобилку как он превращается...

- И кто же это? - без интереса уточняю я.

- Наш ректор, конечно! - выкрикивает она. - Кто же еще...

Пазл складывается: я и сам не раз задавался вопросом кому нужны сотни специалистов по Истинным Грибам, Цветам и Травам, которых мы выпускаем. И вот теперь всё становится на свои места.

- И он еще собирается открыть у нас актерский факультет, - добавляет Зина. - Истинного Актерства, конечно.

- Приезжай, - деловито говорю я. - Посмотрим твое видео и всё обсудим.

- Что тут обсуждать?! - восклицает Зинаида. - Это же бомба! Разоблачение...

"Всё не так просто, деточка, - печально думаю я. - Всё не так просто".

Пока Зинаида едет из города, я досматриваю большую заметку "Вегетанты и релоканты Истинного Знания", подписанную коротко "Е-Лисапета, III курс, ф-т Грибов".

- Как ты его подловила? - спрашиваю я Зинаиду, когда она появляется в редакции.

- Он сам меня пригласил на какую-то заброшенную стройку, - поясняет она. - И пошел в бытовку якобы переодеваться...

- Ого! - поражаюсь я. - А ты, Зина, не промах... Смотри, Анатолий узнает...

- Ты что?! - восклицает она. - Какой теперь Анатолий... У нас ректор - ящер. Знаешь, какая у него чешуя?..

- Ну и как оно всё у вас вышло? - спрашиваю я напряженно, но сдерживаясь. К Зинаиде я в общем-то уже привязался - хотя и не планировал этого делать.

- Ну как вышло... - мнется она. - Так вот и вышло.

- Я давно уже об этом догадывался... - комментирую я. - Какое-то шестое чувство, знаешь?

- Знаю, - тут же соглашается Зина. - А может, тебе тоже провериться? Ну... на чешую?

- Ты молодчина, - говорю я. - Ты всё делаешь правильно. Надо потерпеть, ты всё же трудишься теперь для всего человечества. Попытайся втереться к нему в доверие, выявить возможные связи...

- Тебе меня совсем не жалко? - с укором спрашивает она. - Я думала, что между нами серьезно...

- У нас и есть всё серьезно, - подтверждаю я. - Но когда происходят разоблачения планетарного уровня, личное следует отставить в сторону. - И я важно хмурюсь.

- Предатель... - без задержки реагирует Зинаида.

- Чего это предатель?! - возмущаюсь я. - Вон посмотри лучше, что у нас пишут адепты Истинного Знания... - И я подвигаю ей контрольную распечатку особой полосы Технического факультета с жирным заголовком-шапкой "Ни Ому, ни Герцу...".

"Лето по УДО", "Болезнь Е-Боткина", "Морозки против отморозков" - пестрят по странице подзаголовки рубрик. В самом центре в рамке с подписью "Юмор" помещается коротенький анекдот: "Путевой обходчик - Карениной: Анька! Встань-ка!", подписанный некой Снегоурочкой.

- Ты думаешь, всё это случайно? - печально спрашиваю я.

- И не смешно ни грамма... - кривится, просматривая тексты, Зинаида. - Зачем ты печатаешь всякую дрянь?

- Это не дрянь... - со значением говорю я. - Попробуй сама определить, где тут природное, а где творчество рептилоидов.

- Рептилоиды - это тоже природа, - мрачно замечает Зинаида и усаживается за стол за работу.

- Стой! - придерживаю ее я. - Возьми вот еще страницу почвенного... у них опять полстаницы про гумус...

- В смысле про говно? - уточняет циничная Зинаида. - Сейчас эта тема в тренде: биопродукты и биоудобрения в сетях на подъеме.

- Да они уже не просто шутят, а придумывают новые словечки - типа энциклопедии или словаря: "не фекалься", "Пердипов комплекс", "подосрительно", "Бздислав", "писать бздихи, "возсратный глагол". По мне так это уже за гранью.

- Не наше дело определять грань... - возражает Зинаида. - Народному творчеству никто не указ - оно было и будет, несмотря на масонов и ящеров... Я вон слышала, в Сызрани газету местного пароходства "Речной вестник" переименовали в "Волгоёб". А ты говоришь "грань"...

- Ага, - соглашаюсь я. - "Когда судно дало течь, он принялся ухаживать за крысами в трюме...".

- Ну... можно и так, - легко соглашается Зина...

- Я полюбила другого... - хмуро заявила моя подруга прямо от двери, появляясь сегодня в редакции.

- Кого это, стесняюсь спросить, - так же хмуро удивился я, поднимая голову над бумагами. - Неужели опять Анатолия? Ему что, прибавили жалования?

- А вот и не Анатолия! - дерзко возразила Зинаида, направляясь к своему столу. - Вовсе не Анатолия...

- Кого же тогда? - заинтересовался я. - Неужели ректора?

- Ты как угадал? - обеспокоилась она.

- К этому шло... - непонятно пояснил я. - Но он же рептилия...

- И что? - хмыкнула в ответ Зина. - По-твоему нельзя полюбить рептилию?

- Не знаю... - честно сознался я. - Наверное, он что-то пообещал?

- Ну и пообещал, - раздосадованно подтвердила она. - И полно всего пообещал, кстати. Не то что ты с Монотолием - только пользуетесь мной как... - Она задумалась на мгновение. - Как домашним животным!

- Могу я предположить, что ты здесь теперь главный редактор, а меня с понедельника увольняют?

- Ты опять угадал... - подтвердила она. - И не с понедельника, а уже с четверга. Но я тебя пожалуй оставлю. У тебя опыт...

- У меня и еще кое-что... - согласился я. - Чего вероятно нет у рептилии. Ну, или есть - но не такое. К тому же ко мне ты привыкла.

- Это правда, - не стала спорить Зинаида.

- Тогда не торопись... - посоветовал я. - До конца недели работаем как и работали. А вечерами трахаемся - ежедневно. Ты всё поняла?

- Пожалуй ты прав, - задумчиво согласилась новый редактор. - Не нужно пороть горячку. Ты в общем-то ценный работник... и не только работник.

Она загляделась в окно, а затем проговорила мечтательно:

- Зато теперь я журналист. Редакторская ставка засчитывается потом как диплом.

- "Поздравляю вас - вы улитощка, - пошутил я. - Ваш домик теперь всегда с вами".

- Это еще что такое? - не поняла Зинаида.

- Мем от Зои Арефьевой... погугли.

И мы занялись каждый своим делом.

...А в субботу в город внезапно приехал с визитом Нгуен Хыу Тхо, и всё в считаные дни изменилось.

Во-первых, все три городских рынка буквально заполнились поддельными фирменными сигаретами в половину магазинной цены. Во-вторых, шлёпанцы-сланцы снова стали называть вьетнамками, как это было до развала Союза.

В городе стало тревожно и радостно. Мы с Зиной даже пропустили один наш интимный вечер у меня на квартире, поскольку допоздна участвовали в народных гуляньях.

- Это какой-то левый Нгуен... - заявила Зинаида, врываясь в редакцию на третий день визита высокого гостя. - Я посмотрела: реальный Тхо умер еще в прошлом веке, в девяносто шестом году.

- Скажешь тоже... - засомневался я. - Кому нужны такие розыгрыши?

- Как кому?! - возмутилась новый редактор. - Рептилоидам...

- А если это новый Нгуен? - предположил я. - И зовут его точно так же как старого?

Зинаида молчала.

- Эх ты... - проговорил я. - А еще с грибного факультета...

- Вот именно, - решила стоять на своем она. - Грибы тоже появились везде какие-то левые - таких грибов у нас сроду здесь не бывало. И Анатолия отзывают назад из поездки, завтра с утра уже явится.

- Ты осторожнее там с двумя-то... - тепло посоветовал я.

- Не маленькая... - хмуро ответила Зинаида. - Рептилия у меня не бывает - шофер возит меня к нему на дачу, как бы для срочной работы с документами.

- А на самом деле?.. - не удержался я от вопроса.

"Выше жопы не прыгнешь, - утешал я себя в связи с грядущим увольнением. - С чего это ты возомнил себя главным редактором?".

Насчет "ваше жопы" я знал еще с детского сада, в который, кстати, пошел до срока, двухлетним. Можно, конечно, вместо "фосбери флоп" тренировать обычный "перекидной", когда ноги через планку летят впереди головы... Но заднее место упорно следует за ними - и тянет прыгуна книзу.

Под Зинаидой в редакции мне жизни не будет - это я за несколько дней понял отчетливо. Да и саму Зинаиду с двумя ее мужчинами следовало, очевидно, заменить на нечто менее экзотическое - студентку-почвенницу, к примеру, или сестричку из женской консультации, чтобы всё понимала в плотском.

И я, взяв свободных полдня, отправился в консультацию у нас на районе - якобы за номерком. "Отдохну хоть от этих студенческих шуточек ниже пояса..." - думал я по дороге.

Планам моим, однако, не суждено было сбыться - по крайней мере в задуманном мною виде.

Женщины, как известно, окидывают взглядом потенциального партнера с головы до ног - так же как и мужчины. Другое дело, что взглядывают они на мужчину неприметно, а не пялятся в открытую, пуская слюни, как это делаем мы.

Я как раз стоял в небольшой очереди у киоска с соками и выпечкой, желая купить себе чего-нибудь подкрепиться, когда в поле зрения появилась ОНА - на удобных небольших каблучках, в юбке адекватной длины и в блузочке, линии которой позволяли предполагать "райское блаженство", как выражались о плотском во времена Державина и Жуковского.

Видимо, мой типаж в целом тоже пришелся ей по душе... она, очевидно, поняла, что я заметил и оценил ее взгляд, я же молча вышел из очереди за пирожками и, немного помедлив, отправился за нею следом, не упуская из виду.

Солнце светило по-летнему, в кронах платанов, которыми у нас засажены все бульвары, вовсю надрывались какие-то птички... - в общем, "Погодка шепчет: бери расчёт..." - как пелось в какой-то доисторической песне советских времен.

"Про расчет это в самую точку, - тут же хмыкнул про себя я, вспоминая о своем нынешнем положении в редакции. - Пора начинать новую жизнь".

И я в несколько шагов нагнал шагавшую впереди девушку.

- У меня есть предложение... - начал я, поравнявшись.

- Какое? - доброжелательно поинтересовалась она.

- Давайте сядем где-то в открытом кафе, на улице... - ну как будто мы оказались за столиком случайно...

- И?.. - не поняла она.

- И можем потом познакомиться, если вы захотите. Но сперва будем просто сидеть как незнакомые...

- Вы со всеми на улице так знакомитесь? - улыбнулась она немного скептически.

- В том-то и дело что нет... - пояснил я. - Я в общем-то интроверт, заговорить с незнакомкой для меня настоящий подвиг.

- Вы уже хвастаетесь? - переспросила она. - Или это какой-то туманный комплимент?

- Это скорее мысли вслух, - проговорил я. - А так я могу рассказать вам о нашем Университете, если это будет интересно. Глазами инсайдера, как это говорится.

- Пожалуй мне это интересно, - согласилась она. - Вот это кафе впереди ничего. Я в нем бываю с подружками...

Мы уселись за столик на открытой веранде и заказали напитки.

- А у меня нет подружек... - немного кривляясь, продолжил я. - Работа, работа, работа...

- Это печально, - согласилась она. - У меня похожая ситуация...

- А как мне вас называть, если придется вдруг обратиться? - поинтересовался я.

- В каком смысле обратиться? - насторожившись, уточнила девушка.

- Ну, скажем, я увижу вас в толпе на улице... - пояснил я. - В очереди на маршрутку.

- Я не езжу на маршрутке, - нахмурилась она. - У меня "Мини", в кредит...

- А если Мини сломается? - не сдавался я.

- Хорошо, - решила она пойти мне навстречу. - Зовите меня Улита. Просто Улита.

- Это шумерское имя, - решил я блеснуть эрудицией.

- Мы луговые марийцы... - строго заметила Улита. - Вообще-то.

- А марийцы происходят от древних шумеров, - пояснил я.

- Правда? - хорошо улыбнулась она. - Не знала... - И тут же добавила: - А близкие приятели зовут меня Мидия... Ввиду некоторых особенностей.

"Рептилия... - вдруг озаряет меня. - Моллюск. То-то кожа такая блестящая. "Улитощка"... правильно говорит эта Зоя - не зря ее "Кошичкин тилипон" идет нарасхват в "Буквоеде"".

Улита тем временем болтает по телефону, потягивая заказанную ею цветную водичку - какой-то фруктовый коктейль.

- Он брюхатит ее уже по третьему разу, - сообщает она в трубку. - Причем трансмурально - ну, то есть через стенку. Они даже не знакомы лично.

Я настораживаюсь.

- Но как такое возможно? Через стенку... - продолжает она возмущенно.

Мне не слышно ее собеседницу - но голос определенно женский. "Извините..." - показывает она мне жестом и продолжает разговор.

- Наверно это флюиды какие-то. Сильные... А она девушка с лабильной психикой. Нет... при чем тут ее пи... - Она смущенно прикрывает ладошкой рот. - Тут дело в ее психике...

Подруги прощаются.

- Извините... - еще раз говорит она, откладывая в сторону телефон. - От Ирины так скоро не отвязаться. - И она хорошо улыбается.

- Она из Калининграда... - добавляет Улита с таким видом, как будто эта локация что-либо проясняет.

- Так почему Мидия? - спрашиваю я, тоже улыбаясь.

- Этого я не могу рассказать сразу...

Дальнейшие события развивались стремительно.

Мы еще поболтали о чем-то незначимом, об Университете, о нашей редакции, а затем она вдруг посерьезнела, как будто изнутри ее вдруг подменили.

- У вас есть место, где мы могли бы остаться вдвоем? - спросила она.

- Нн-не знаю... - промямлил я. - Мне надо сперва позвонить.

Вести Улиту сразу к себе мне совсем не хотелось - я будто бы что-то предчувствовал.

- Тогда мы поедем ко мне, - отрубила она. - И давайте сразу на ты. У меня есть для тебя разоблачительный материал...

"Ну вот, - констатировал я про себя. - Вся эта встреча подстроена. Чутье меня не подвело".

- Хорошо, конечно, - согласился я вслух. - Только давайте доедим и допьем что у нас тут заказано. К ресурсам планеты следует относиться рачительно, они не безграничны...

Разговор "на ты" потек намного живее, и вскоре уже казалось что мы знакомы давно и просто многие годы не виделись, а теперь по счастливой случайности встретились снова и буквально не можем наговориться.

- Что характерно... - увлеченно щебетала Улита, - ...Ватто еще триста лет назад изобразил Тарантино в "Мужском портрете", только чуток пожирнее, чем тот сегодня. Чем ты мне это объяснишь?

"Какой еще там Ватто? - тут же подумалось мне.

- Время было такое... - предположил я. - Ели редко и потому помногу. Микроволновок не было, а в печи скоро ли всё разогреешь? Вот и наедались впрок...

- То есть то, что Тарантино как минимум триста лет, тебя нисколько не удивляет?

- Нет, - легко подтвердил я. - Вон черепахи живут по триста лет - и никого это почему-то не парит.

- Земноводных не трогай! - вдруг прикрикнула моя спутница. - Они почти что рептилии.

- Виноват... - скорбно потупился я.

Я расплатился, мы сели недалеко от кафе в полупустой троллейбус, проехали пять или шесть остановок и, по-прежнему непринужденно болтая, вскоре пришли на место, то есть поднялись в лифте на четвертый этаж какого-то дома и Улита отперла ключом квартиру.

- Иди включай душ, - строго приказала она, когда мы сняли в прихожей обувь и верхнее. - Будем плескаться...

Время дискретно, как утверждают ученые и как можно заключить глядя на дергающуюся секундную стрелку китайского будильника. Но у меня в ванной, к примеру, висят часы с текучей стрелкой - она не дергается, а плавно идет по кругу. И сами часы не тикают, что нравится мне гораздо больше, чем бесконечный "count-down", которым буржуи пытаются подхлестнуть нашу исконно-российскую созерцательность. Плавное, неразрывное время нравится мне гораздо больше, чем время дискретное, прерывистое, с дурацкими зернышками-секундами. Это как мерить водку миллилитрами - как будто это вообще возможно...

Короче, когда мы снова оделись и уселись перед журнальным столом у нее в гостиной, времени утекло порядочно.

- Итак... вот материал... - строго проговорила Улита, передавая мне невесть откуда взявшуюся у нее в руке флешку. - Печатать лучше кусочками, чтобы не привлекать лишнего внимания... - И она кивнула на потолок, намекая на некие вышестоящие силы, от которых следовало ждать неприятностей.

- И еще... - продолжила она. - Сейчас тебе нужно будет уйти. Скоро должна заглянуть соседка, и я пока не хочу чтобы она тебя тут увидела. Но помни: у меня на тебя большие планы. Без обид... - Она немного нахмурилась. - Мы ведь теперь друзья?

"У Зины тоже были большие планы на Чердынцева... - припомнилось мне из отечественной классики. - И в принципе всё у нее получилось..."

Я кивнул с наивозможной вежливостью, поднялся с кресла, мы наскоро поцеловались в щечку - и вскоре я уже снова шагал к остановке троллейбуса.

Сюжет уже буквально со второй страницы текста сам начинает жить своей жизнью: это известная вещь. Персонажи приобретают неотъемлемые, не отделимые от них более черты. Они уже не могут, к примеру, обидеть котика или взять в Кабардинке в столовой пансионата чужое, какую-нибудь еду, даже если она осталась без присмотра. Всё это, в общем-то, очевидно: сюжет строит себя сам, автор лишь засыпает в бункер новые порции слов.

Что меня, если честно, беспокоит в этой истории - так это промелькнувшие в ее начале Бисмарк и - в меньшей степени - Сухово-Кобылин, точнее его благоверная супруга, названная Кобылицей - вероятно несправедливо. Не знаю, посмотрим... Что-то такое с ними тут еще должно произойти. Иначе придется всё переписывать заново...

- Мне тут передали разоблачительный материал... - сообщил я Зинаиде, появляясь наутро в редакции. - Посмотреть еще не успел, так что можем вместе...

- Кто передал? - осторожно поинтересовалась она.

- Анонимус какой-то, - соврал я. - Представь: выношу вечером мусор... уже темно. Подходит у баков какой-то в маске - и сует мне флешку. Мол, почитайте.

- Хорошо что не ножик... - без выражения проговорила мой главный редактор.

- Хорошо... - согласился я.

И мы открыли текст на большом мониторе, чтобы удобнее было читать вдвоем.

"Токсоплазма", - называлась эта печальная, как вскоре выяснится, история.

"Одна девочка очень любила пробовать фарш, - следовало за заглавием. - Но ей не давали. Тогда девочка не растерялась: вот крутит ее мама фарш, а девочка пошла незаметно в прихожую, приоткрыла входную дверь и сама себе в дом позвонила.

Потом бежит в кухню такая и вопит голосом:

- Мама! Звонят! Мама! Звонят!

А мама бросила фарш и говорит:

- Чего орешь? Не глухая! Слышу...

И пошла открывать".

- Это какая-то чушь, - констатировала Зинаида.

- Читай дальше... - возразил я. - Стал бы мужик из-за чуши выслеживать меня возле мусорных баков.

- И то верно, - согласилась Зина, и мы продолжили чтение.

"Этого-то девочке и было надо", следовало дальше.

- Чего это "этого"? - снова прервала чтение Зинаида.

- Не мешай... - фыркнул я.

"Кинулась она к миске, - продолжалась история, - что стояла под мясорубкой, и как раз половину фарша себе за щеки и затолкала. А потом шмыгнула в ванную комнату гигиены, где у них была ванна и всё другое, и напевает там про себя без слов, одним носом: "Ммы-мы-мы... ммы-мы-мы...", типа ей весело и она просто пошла в ванную по надобности".

- Я это печатать не буду, - хмурясь и поднимаясь из-за стола объявила Зинаида. - Это писал почвенник... И эти стилевые потуги какие-то под лубок... Эклектика! Нам таких разоблачений не нужно.

- Давай сюда флешку, - без возражений согласился я. - Посмотрю еще дома и сообщу тебе вкратце, в чем там вообще прикол. Если обнаружу таковой.

И мы - каждый сам по себе - занялись текущей работой.

Вечером дома я уселся за монитором и дочитал историю о девочке до половины. Вот что там про нее было - в кратком литературном пересказе...

"Мама девочки, оторванная от фарша ложным звонком, вернулась от двери в квартиру злая, и потому пропажи фарша не заметила, решив что просто пока еще мало его накрутила мясорубкой, - девочка же тем временем, сидя на краю ванны, наконец прожевала набитый в рот фарш, а затем пошла, как ни в чем не бывало, в свою комнату, типа насчет приготовления домашних заданий, чтобы не выглядеть в школе наутро дурочкой и дебилкой. А токсоплазма тем временем уже начала размножаться у нее внутри, в животике - несмотря на кислую, как это говорится, среду".

От выражения "в животике" я скривился - стиль в этом тексте действительно хромал на обе ноги.

"Наутро девочка выглядела еще вроде как новенькая, - стояло дальше на моем мониторе, - и румянец на щечках, и ямочки где надо, и всё такое. Но токсоплазма уже принялась делиться на клетки.

"Размножаться это и есть делиться... Повтор..." - раздраженно подумал я.

"Теперь помочь девочке мог разве что хороший пистон, то есть клизма с хлорной известью, - писал далее неизвестный автор. - Но пропажи фарша мать девочки не заметила, обеспокоиться потому не могла и факт заражения остался покрытым тайной. Только в далекой Стране Эльфов зашевелились поганки и мухоморы, близкие родственники токсоплазмы".

"Автор жжет... - пробормотал я. - Это наверняка кто-то с факультета грибов. Только вот как тогда флешка попала в руки к Улите?"

Дальше было еще что-то про мамину кошку, которой токсоплазма не чинила никакого вреда, про пропущенный урок биологии... - я проглядывал вскользь абзац за абзацем, всё надеясь добраться до сути... Но сути не обнаруживалось.

"А потом родители девочки переехали в Калининград, - наконец сообщал автор. - Вместе с девочкой и ее токсоплазмой".

"В Калининграде философ Кант... - тут же припомнил я. - И эта Ирина, с которой болтала в кафе Улита".

Продав всё хозяйство по старому месту жительства, родители девочки купили на новом месте заново какую-то облезлую квартиру, требовавшую ремонта, машинку "киа" с помятым боком, кое-что из мебели... ну, и стали ходить на работу, как это обычно происходит у взрослых. А девочка пошла в новую школу.

"Влажность воздуха в Калининграде в среднем восемьдесят процентов, - писал далее автор. - То есть обычно она сто процентов - сплошная вода в воздухе, - но иногда опускается до шестидесяти: это в тех местах куда случайно посветило солнце. Короче, в классе у девочки одних ихтиандров было четверо - это которые могли и на суше и на море жить припеваючи. Еще было сколько-то амфибий, потом рептилии какие-то - но девочка поначалу с этим разбираться не стала, поскольку пара двоек у нее оставалась еще со старой школы и их нужно было скоренько исправлять".

"Опять вся эта дрянь с рептилиями... - уныло подумал я, откинулся в кресле назад, подальше от монитора, и потер глаза. - Ну что ж, от Кёнига этого можно было ожидать..."

- Я должна тебе кое в чем признаться, - строго проговорила Улита, когда два дня спустя мы снова встретились с ней в кафе.

- И в чём же? - уточнил я с недовольной миной.

- Я вообще-то рептилия... - сообщила она напряженным голосом, прикрывая ладонью рот от официанта, как раз расставлявшего на столике наш заказ.

- Да? - якобы заинтересовался я. - Прикол... а я ничего этого не заметил. И что именно за рептилия?

- Не "что", а "кто", - поправила меня моя спутница. - Я тебе уже говорила... Улитощка.

- Та-а-ак... - протянул я. - Значит, Арефьева тоже в теме?

- Естественно. И Е-Бисмарк, и Сухово-Кобылица... И Кант в Калининграде... А ты как думал...

"Вот оно... - с грустью отметил я про себя. - Вот и Бисмарк... Довели планету...".

- А вся эта пластиковая упаковка... - осторожно продолжил я расспросы: - Ну, чипсы, конфетки всякие - это тоже ваших рук дело?

- Что именно рук дело? - заинтересовалась Улита. - Если вообще уместно здесь говорить о руках...

- Ну... - пояснил я, - что она рвется всегда не там где указано. Я вообще удивляюсь, как с такой упаковкой что-либо долетает до космоса... оно должно было бы развалиться прямо на старте... Или туалетная бумага... Почему она не рвется там где у нее просечены дырочки?

- Зачем тебе всё это? - пренебрежительно поинтересовалась моя собеседница. - К чему этот интерес, эти вопросы?

- А вы сами-то хоть в уборную ходите? - дерзко поинтересовался я. - Или скорее нет?

- Тебе про это пока лучше не знать... - ледяным голосом процедила Улита и принялась не глядя швырять себе в сумочку различные дамские предметы, которые за время трапезы накопились перед ней на столе. - Мы едем ко мне или нет, я не поняла?..

- Конечно едем, моя золотая улитощка... - расплылся я в слащавой улыбке.

- Ну то-то же, - проговорила Улита поднимаясь.

- Счет, пожалуйста!.. - заорал я в глубину зала дурным голосом.

- Ну что токсоплазма? - спросила меня Зинаида, едва я открыл дверь в нашу редакцию.

"Беспокоится... - подумал я злорадно. - Еще бы... При папике-рептилоиде".

- А что токсоплазма?.. - проговорил я с деланой бодростью. - Прочел вчера до половины, потом меня сморил сон. В Калининграде, как сообщает автор донесения, имеется множество ихтиандров...

- Этого следовало ожидать, - не удивилась Зинаида. - Расскажешь тогда... когда дочитаешь.

И мы оба углубились в работу.

День прошел как обычно: до обеда я проработал в редакции, потом долго мотался по деканатам и кафедрам, договариваясь о пересдачах троек, которых нахватал на младших курсах, и даже сдал два зачета, давно уже висевших на мне мертвым грузом.

Домой после этого я явился "квадратный", как это говорится, бессмысленно напихался какой-то наличной пищей - и тут же заснул, где сидел, как убитый... так что до токсоплазмы добрался только ближе к полуночи.

...Девочка на новом месте без устали зубрила науки, на волю почти что не выходила, вскоре начала подкашливать и чахнуть от влажного воздуха, и тут на перемене к ней вдруг подошла одна местная девочка-ихтиандр.

"А что же ты, овца оборзевшая, - сказала местная девочка, - за вход в хату не проставилась, про наколочки не ответила? И вообще... носители у нас тут не приветствуются. Бить тебя будем, я полагаю...".

"Какие носители?" - поинтересовалась наша приезжая девочка, сжимая под школьным фартуком в кулачке заточку, прихваченную еще с незабвенного прежнего места жительства.

Я пошел в кухню и сварил себе чашку кофе.

"И заточку свою лучше сдай... - продолжалась эта диковинная история. - А то отрежем вместе с руками..."

"Какие носители? - снова повторила приезжая девочка. - Может быть, носильщики?.. на вокзале?"

"Вот только не надо тут дуру включать, будто не знаешь... - пояснила ей девочка-ихтиандр. - Пригрела в себе представителя чуждой цивилизации - и ходишь такая... сиськи вперед..."

И местная девочка рассказала ей всё про токсоплазму.

"Но как ты почувствовала?!" - удивилась в ответ наша заболевшая девочка и откашлялась влажным воздухом.

"Подумаешь, бином Ньютона! - хмыкнула в ответ девочка-ихтиандр. - У нас тут и не такое жало заточено. У нас, у ихтиандров, всё всегда влажненькое - если ты понимаешь, о чем я".

"Батюшки-светы... - пробормотал я. - Вот тебе и Улита..." - И в три глотка допил кофе.

Дальше было много про возникшую у них девичью дружбу, про тлетворное действие токсоплазмы и про то, что иммунная система девочки как-то со всем этим все-таки справилась, да и новые подружки относились к ней уже почти как к равной и таскали ее с собою повсюду, в том числе по занюханным подворотням или на дискотеки. И как на одной такой дискотеке почти что выздоровевшей девочке понравился один мальчик, то есть она вступила по возрасту в пубертатную фазу своего существования.

"Чушь какая-то, а не разоблачение... - выругался я, дочитав материал до конца. - Галиматья. И эти намеки Улиты про мидию... Что у нас тут вообще происходит?!"

Визит Хыу Тхо в Болотин тем временем подошел к концу, и легендарный вьетнамец отбыл по воздуху восвояси.

Но в городе, как и раньше, продолжали множиться странные вещи.

И тут мне вдруг позвонила Люська, с которой мы не виделись лет пять, почти что со школы - да и расстались тогда не очень по-дружески: она, вероятно, ожидала логичного завершения нашей романтической связи законным браком, я же думал в те годы о чем угодно, кроме загсовской записи в паспорте. Люська тогда психанула не на шутку - и выскочила замуж за кого-то из соседей по дому. Мне было велено не появляться, не отсвечивать и "не травить душу", раз уж я такой "легковесный придурок...", как она тогда выразилась.

- Привет... - процедила в трубку Люська, разом расставляя акценты насчет невозвратимости былой близости. - Ты можешь свозить меня в пригород на оптовый склад? У них распродажа фирменных шмоток...

Я, не вдаваясь в детали, согласился, уточнив лишь место нашей встречи и адрес склада.

Машины у меня в общем-то нет: все эти страховки и штрафы мне не по карману, не говоря уже о кредитах. Так что с утра на другой день я, чтобы не ударить лицом в грязь, взял машину в прокате и подобрал на ней Люську на указанной ею остановке троллейбуса. Через полчаса мы уже подруливали к складскому ангару.

- А ты неплохо водишь, - заметила Люська, выбираясь из машины.

- Ну да... – рассеянно проговорил я. – Да. Конечно.

Она была в легком летнем платье до щиколоток, с высоким лифом, так что всё время поездки я то и дело шнырял глазами, переводя взгляд с внятно и округло обрисовывающихся под тонкой тканью колен на этот лиф, затем на ее бледную щеку, на дымящуюся в тонких знакомых пальцах сигарету.

"Глупеет, похоже... - подумалось мне невольно и непрошенно. – Я должен был, что ли, как-то купиться на этот сомнительный комплимент с вождением машины?.. Впрочем, ведь это только слова. Просто давно не виделись..."

В ангаре гудела публика. «Esprit» решил вдруг разом избавиться от лежалых шмоток и объявил в нашей локальной прессе о немыслимых скидках на распродаже.

Лето набирало силу. Под пыльными сводами ангара носились разнузданные стрижи, хлопали сизыми крыльями голуби, у стендов с кофе и выпечкой мотались, как пьяные, осы, народ натягивал на себя в кабинках эспритовские товары, вертелся перед зеркалами, давился в очередь в кассу.

Покрутив головой, я выбрался наружу и пошел к машине.

"Да, давно не виделись, - подумалось снова. - И ничего уже, кажется, неохота..."

На стоянке скучали у автомобилей такие же рассеянные и сонные, как я, мужики, курили, сплёвывали, глазели по сторонам, тщательно избегая смотреть прямо в глаза – по «понятиям» и по тяжелой привычке. К ним подходили возбужденные распродажей пассажирки, запихивали в багажники увесистые пакеты, щебетали, целовали своего милого в щечку, закуривали, хлопали дверцами.

Время пролетело на удивление скоро. Люську я заметил сразу: она стояла в широких воротах ангара, выглядывая меня и мою не знакомую ей машину, щурясь от солнца и прикрывая глаза ладонью. "Стройная..." – констатировал я про себя без особого удовольствия. В обрамлявших парковку кустах шерстянника гудели шмели. День подкатывался к полудню.

- Ну что? – спросил я наигранно-бодро, когда она распихала пакеты в багажнике и на заднем сидении. – Кофе? Или ко мне?

- Кофе... к тебе. Если это, конечно, близко. Я вспотела, мне нужно ополоснуться под душем...

- ...Только не трогай грудь, - сдавленным голосом проговорила она. Я помогал ей в прихожей стягивать через голову платье. – В моем возрасте уже требуется быть осторожной.

- Ах! В каком-таком возрасте? – попытался я разрядить напряжение. – Ты нисколько не изменилась...

- Давай, давай скорее, - заторопила она. – Через три часа он вернется с работы, а у меня еще нет обеда.

И мы, не говоря больше ни слова и не ослабляя захвата, протиснулись боком в дверь моей спальни...

Она и вправду почти не изменилась. Кося глазом, я исподволь разглядывал ее тело. Брови у нее всё время подергивались, глаза под прикрытыми веками ходили крупными скачками туда и сюда, как будто она осматривалась на незнакомой местности – территории внутреннего взора. "Ерундой занимаемся", - вдруг печально подумал я и тоже прикрыл глаза.

Она быстрым, но рачительным движением растерла по бедрам и животу излишки жидкости, неловко оперлась на подушку, ойкнула и поднялась с кровати.

- Мир?.. - осторожно поинтересовался я.

Она зябко передернула плечами и всё так же молча двинулась в ванную. В просвете между бедрами... - но оставим это, у нас тут вообще-то совершенно иной жанр.

Я неспеша поднялся, поднял с полу исподнее и подошел к зашторенному окну. В ванной шумела вода. "Хороша... Мидия..." - подумалось вдруг мне невольно.

Люську на самом деле зовут просто Людмила. На мидию у нее похожа известная штучка – отсюда и прозвище. Людмила по-московски будет Люська, а Люська – москвичка, заносчивая и резкая. Отец у нее военный, и его однажды, когда Люська ходила в седьмой класс, запихали с повышением по службе в Болотин. Теперь он тут большой военный начальник, а Люська тоскует по юности и столице.

Однажды, еще в старые времена, я назвал ее Мидией на людях. Она вспыхнула - ...но двусмысленности, кажется, никто не заметил. Потом случайно словцо вырвалось еще раз, и кличку подхватили... "Мидия - это потому что я холодная, - поясняла Люська новым знакомым. – И дико люблю море".

"Ага, море... - лениво подумалось мне на этом месте моих воспоминаний. – Дальше своей Яузы не бывала...". Я натянул майку и брюки, прошел на кухню и поставил вариться кофе.

Она вышла из ванной свежей и подкрашенной. На щеках пылали алые пятна.

- Давай... – повторила она. – Времени в обрез.

Взгляд, не задерживаясь, скользнул по нехитрой кухонной обстановке.

– Чем занимаешься? – спросила она отвлеченно-светским голосом, усаживаясь и придвигая к себе дымящуюся чашку.

- Поживаю... – в тон ей ответил я.

- Надо подколоть ботокса, - не очень связно продолжила она.

- У тебя всё нормально, - строго возразил я. - Особенно там...

- Перестань! Стыдно! – воскликнула Люська и потянулась за сигаретной пачкой. – Через час муж вернется. А у меня ничего не готово.

- Ты еще сильней постройнела, - невпопад заверил я. – А кожа на бедрах внутри просто шелк...

- Ты... - Она вскинула на меня гневный взгляд. - Я же прошу!.. Как можно всё время об этом думать?

Я уныло заерзал на табуретке, ощущая новый прилив желания.

- Поднимайся! – нетерпеливо проговорила она. – Теперь придется ехать до самого дома. Еще не хватало чтоб нас заметили! Дурь какая! И я-то, карга, повелась на этот твой кофе. Как целка! Тьфу! – Она зло придавила в пепельнице окурок. – Когда же всё это закончится?!

- Кончится, дорогая, кончится, - не удержался я. - "Закончится" – плебейское словечко, ханжеский эвфемизм. И кончится оно само собой – незачем подгонять.

- Да-а? Незачем? - Она уже топталась в прихожей.

Мы спустились к машине.

Всю дорогу до дома Мидия молчала.

Приткнув автомобиль к обочине в квартале от ее дома, я сделал было попытку выйти, но она удержала мою руку.

- Сиди... - приказала она. - Не надо, не выходи. Увидит кто-нибудь. Тут же одни уроды в соседстве... - И добавила: - А ты неплохо водишь!

Вскочила с сиденья, хлопнула дверцей, не оборачиваясь пошла прочь.

Вечером я набрал ее номер.

- Приветик, - отозвалась она. Голос звучал чуждо и отстраненно.

- Привет. Ты успела?

В трубке повисло молчание.

- Да!.. – наконец снова откликнулась она. – Я забыла поблагодарить. Всё было...

- ...Как раньше, - подсказал я.

- Ты хорошо водишь, - вновь повторила она свою мантру.

- Да как же я должен водить?! Я десять лет за рулём!

- Я не это имела в виду. – Она помолчала. – Я в обобщенном... Ты не делаешь ничего лишнего. Почти...

- Спасибо, - ответил я, сдавливая в голосе сарказм. – Спокойной ночи.

Улита как будто бы что-то чувствовала: вела себя со мной вызывающе, если не сказать грубо.

Но в целом друг другом мы были довольны.

"Она просто рептилия... - думал я про себя, когда укладывался вечером на своем одиноком ложе. - Тут нужно иметь понимание...".

А затем она вдруг потребовала у меня анкетные данные и через неделю, когда из кафе мы приехали ко мне, сообщила торжественно:

- Всё! Кабанчиком увольняйся из своего гадюшника... завтра у тебя интервью.

- Какое еще интервью?! - окрысился я в нашей сложившейся манере взаимных пререканий.

- Вот завтра всё и узнаешь... - важно кивнула головой она. - И не бойся: начальник вообще-то лобстер... ну то есть почти что из наших. Так что всё у вас будет тип-топ...

- Тик-Ток... - передразнил я.

- И не умничай там, пожалуйста, - уже человеческим голосом попросила Улита.

"Еще одна мидия-командир на мою на голову..." - пробормотал я едва слышно, но моя самодостаточная подружка уже скрылась в ванной. Зашумела вода.

- Эй!.. - послышался из-за двери ее резкий голос. - Я тебя жду...

Начальник на интервью оказался не лобстером, а типичным торговым менеджером: в дорогущем, хотя и помятом костюме, в еще более дорогих штиблетах и с манерами выпускника английской элитной школы, как я их себе представляю.

- Ваше рабочее время будет делиться примерно поровну, - пояснил он. - Половину его вы работаете в системе нашего сбыта... там, кстати, вам будет положен служебный автомобиль - а в целом числитесь и фактически являетесь моим референтом... Ввиду вашей прежней редакторской деятельности это, полагаю, не составит для вас большого труда. Весь материал к текстам будете получать непосредственно от меня - и после согласования с пиарщиками готовить релизы, выверенные не только по содержанию, но и стилистически. Вы понимаете что я говорю?

Я важно покивал головой, ощущая, однако, заметный мандраж от новой аферы, в которую пускался теперь с головой. Затем мы подписали бумаги, и я отправился с паспортом в отдел кадров.

- Увольняй меня... - сообщил я Зинаиде по телефону, выходя из здания фирмы лобстера. - Расскажу при встрече... тут обстоятельства. Можешь даже уволить меня по статье, если тебе так будет удобнее. Работать больше не смогу.

- Жалко... - проговорила в ответ заметно расстроенная моим сообщением Зина. - Я вообще-то к тебе привыкла.

- Я тоже... - тепло заверил ее я. - Но вечерами нам всё же никто не мешает...

В трубке запикало.

На парковке лобстерной фирмы я нажал на кнопку ключа, выданного мне в кадрах, и недалеко от меня тут же замигала фонарями вполне годная с виду "Веста" со ссадиной по всему левый боку, за наличие которой я уже расписался в протоколе передачи служебного автомобиля.

Я проверил багажник, потом, нагнувшись, внимательно осмотрел пол под сиденьями в салоне в поисках посторонних предметов, и затем, вполне успокоенный, уселся за руль. Начиналась новая фаза в моей непутевой жизни...

- Что это было? - с порога налетела на меня Зинаида, едва я появился в редакции.

- Оформляй увольнение... - строго ответил я, обнимая ее за плечи и чмокая в шею возле уха.

- Я задала вопрос... - не собиралась угомоняться она.

- Новая фаза... - пояснил я. - Место референта у одного лобстера.

- Ха-ха-ха... - без улыбки проговорила Зина. - Теперь и у тебя начальник рептилия?

- Лобстеры не рептилии, - уточнил я. - И они занимаются янтарем с Балтики - так что скоро стану тебя одаривать: как только найду где у них склад...

В уголках рта у нее появилось подобие улыбки.

- Ну, может это и к лучшему... - непонятно проговорила она. - И что? Так-таки только один янтарь?

- Нет конечно, - радушно возразил я. - Еще перламутр - ну, который из мидий. Спермацет из китов... В общем, "дары моря".

- Звучит соблазнительно, - улыбнулась Зинаида.

- А еще служебный автомобиль, - добавил я масла в огонь, снова обхватывая ее за плечи. - "Веста"...

- Сегодня в семь у тебя... - фыркнула она мне в ухо, отводя губы от поцелуя. - А теперь иди... Ты уволен.

И я с легким сердцем покинул помещение редакции.

- Как у тебя? - поинтересовался я в трубку, набрав на университетской стоянке Люську.

- Собираюсь к тебе... - раздраженным голосом сообщила она, и в телефоне что-то загрохотало.

- Что там за грохот? - забеспокоился я.

- Кастрюлю с пловом уронила, сука... - прошипела в ответ Люська. - Вмятина теперь на паркете и вся кухня в холодном плове...

- Почему холодном? - глупо спросил я.

- Потому что кастрюля из холодильника блять, - фыркнула Люська. - Хотела привезти тебе гостинчик... Будешь жрать плов с пола?

"Вот она всё-таки грубиянка... - подумал я с какой-то привычной усталостью. - Но старыми друзьями не бросаются..."

- Буду... - с улыбкой сообщил я в трубку. - Давай собирай его в баночку, а я скоро подъеду.

- Как так подъеду? - забеспокоилась Мидия. - Не смей! У нас тут в каждом окне глаза и уши. И откуда ты взял машину? Опять с понтом соришь деньгами? Лучше купил бы мне новый лифчик... я покажу какой.

Люська, несмотря на военного папу в высоком чине, выросла в строгости. Про то, что машину для наших поездок я взял в прокате, у меня просто невзначай выскочило при разговоре, Люська тогда взбесилась, долго упрекала меня во всех смертных грехах... короче, машину я в тот же вечер сдал обратно и вот уже около месяца она ездила ко мне днем, когда у нас обоих выдавалась минутка, в троллейбусе, чуть ли не каждый раз приносившем ей, кстати, добрую порцию адреналина - моя бывшая, а теперь в каком-то смысле и нынешняя пассия не могла пропустить ни одной транспортной свары, не включившись в нее из-за своего обостренного чувства справедливости, - особенно напирая на защиту прав гастарбайтеров из Киргизии и Таджикистана.

- Ты что, хочешь чтобы у нас в стране верховодили пришлые? - спросил я ее однажды. - Люди из троллейбуса? Или их клуши, понаехавшие из аулов?

- Нет... - ответила Мидия. - Я знаю, я надменная... в этом всё дело. И слишком люблю порядок.

- Тогда не встревай в свары, - попросил я. - Это в каком-то смысле тоже порядок: не встревать. А то можно получить в морду.

- Этого я не боюсь. Ботокс уже почти рассосался.

Я подобрал ее с остановки в квартале от их дома, подальше от любопытных глаз.

Люська важно устроилась на сиденье, потрогала кончиком пальца приборную панель "Весты" и наконец произнесла:

- Поехали.

- Куда прикажете, барыня? - хмыкнул в ответ я.

- Не кривляйся, - тут же одернула меня Мидия. - Давай уже едь... А то он скоро придет с работы.

И мы двинулись ко мне.

- А я подколола ботокс... - гордо сообщила Люська, едва мы оказались в моей прихожей.

- Вау! – отозвался я. – Даром?

- Ну почему даром? - удивилась она. - С чего бы? Четыреста баксов.

- Четыреста? - округлил я глаза.

- Да. И не надо об этом... А мужу очень к лицу эспритовские брючки. Дело к осени, но будут на следующее лето...

- Ты живешь не по средствам. Может, дать тебе сколько-то денег?

- Не надо. Просто купи этот лифчик... я покажу. И я продала им шестнадцать катренов.

Люська, как она рассказала еще в первую нашу встречу, то есть у ангара с распродажей, давно уже пишет на сайт киноманов-артхаузников - ей там заказывают рецензии. А тут вон дело дошло уже до чистого креатива.

- Он платит тебе четыреста баксов за шестнадцать четверостиший? – я чуть не задохнулся от возмущения.

- Пятьдесят... На ботокс я долго откладывала. И кстати не он, а они – я по-честному получаю бабло в кассе. Под роспись.

- Пятьдесят баксов за шестнадцать катренов?! - всё еще недоумевал я. - Он просто хочет тебя трахнуть. Или даже они. И ты всё это им потом отработаешь.

- Чушь! – отозвалась она. – В тебе говорит собственник! И как это глупо! Хахаха... собственник замужней женщины. – В горле у нее заквохтало и заклокотало, она тут же потянулась за сигаретами. – Он, кстати, вообще не думает о сексе. Просто мы – ну как тебе объяснить?.. мы на одной волне, понимаешь?..

- Понятно. И поэтому ты с ним на «вы», а я не знаю его имени и не видел ни одного твоего катрена.

- Я просто не хочу твоих комментариев, твоего яда...

- Окей, окей. Это возможно. Признаю, что бываю резок. Но знай: он хочет тебя трахнуть!

- Ну и что? – досадливо воскликнула Люська. – Пусть хочет что хочет...

Она помолчала.

- И вообще... - не надо об этом...

- Не надо... – как эхо повторил я.

- Ты знаешь... – тут же продолжила она бодро. – ...А я лучше всех решаю кроссворды! Вчера заходили Позин с Торощиным – и я решила лучше всех!

Голос у Люськи звучал снова как прежде.

- А муж был в эспритовских брючках? – выдавил я, сдерживая злой смешок.

- Ну пожалуйста... – выдохнула она. – Если ты не в духе или раздражен, скажи мне об этом – и я просто уйду.

- Ну нет уж... - возразил я. – Почему же? Я просто всё не могу понять, откуда на нашу голову свалился тогда этот твой муж? Чего тебе не хватало?

- Вот ты опять... – Люська снова выглядела усталой и раздраженной. – Мы тысячу раз об этом говорили. Ты хочешь еще? Что ты себе выдумал? Да, я изменяла тогда с тобой моей первой любви, еще с седьмого класса... ну, потому что он мне тоже вовсю изменял. А потом и ты начал косить в сторону. И муж меня тогда просто подобрал... можно сказать спас... - иначе, возможно, я сиганула бы под электричку. Ты что, до сих пор еще этого не понял? Или тебе всё нужно разжевывать?

- Да! – почти выкрикнул я. – И всё, хватит баллад и эпосов! Пошли в постель... а то муж скоро вернется с работы.

- Пошли... - проговорила Мидия, всем своим видом изображая действие непреодолимой силы: форс-мажор, как это красиво называется по-нерусски.

- Кстати, я беременна... - продолжила она, когда мы скользнули под одеяло. - Так что можешь больше не мучить себя предохранением. - И она провела мне ладонью по щеке, на которой скрипнула уже отросшая с утра щетина.

- Что ты сейчас сказала?.. - без выражения произнес я, разглядывая потолок.

- Что слышал, дурашка... - почти ласково подтвердила Люська. - Муж уже рад-радешенек...

- Так это его ребенок? - заинтересовался я. - Боже, какая ты у меня распущенная...

- Не обнадеживайся... - строго возразила Мидия. - Я точно знаю когда и откуда берутся у меня детки.

- И откуда? - уточнил я.

- Не парься, - фыркнула Люська. - Откуда надо... Тебе-то что? Никогда не видала тебя таким... - Она на мгновение замолкла, подбирая слово. - Таким заинтересованным. И хватит болтать... давай уже. Времени правда в обрез.

Опускаю тут занавес, а то выходит, на мой взгляд, уже чересчур. Люська, похоже, еще циничнее Зинаиды - просто раньше я этого очевидно не замечал.

- Можешь меня поздравить... - возбужденно объявила мне Улита, когда мы, как обычно, уселись с ней за столик в кафе.

- И с чем же? - немного настороженно поинтересовался я.

- Во мне теперь живет одна маленькая улитощка... - Она упорно произносила это словечко по-арефьевски. - А значит мы скоро станем с тобой папой и мамой. И я хоть чуток отдохну в декрете... Ну что, ты рад... или как?

- Очень... - пробормотал я. - Конечно... Очень.

- Не парься, - тут же перебила меня Улита. - Формальным папой будет конечно лобстер - тебе вообще нечего опасаться. Я за тебя перед ним поручилась - так что работай себе как следует, а мы с ним будем растить твою рептилию. - И она скроила глумливую гримасу. - Ну... теперь-то доволен?

- У меня уже есть рептилия... - зачем-то сообщил я. - Вчера был поставлен в известность.

- Ну... молодец, - похвалила меня Улита. - Рептилий, как говорится, много не бывает.

Мы допили заказанное, я расплатился, затем мы уселись в служебную "Весту" и отправились ко мне на квартиру - плескаться...

Работа на лобстера скоро меня затянула - и стала отнимать все силы. С утра я ненадолго появлялся в офисе, получал вводные, просматривал с менеджерами по продажам рабочие документы; потом весь день носился по городу, встречаясь с заказчиками и смежниками, а вечером сидел, высунув язык, за компом, выправляя стиль в офертах и релизах шефа - человека чрезвычайно неглупого, как было видно по этим бумагам, но... немножко косноязычного. "Как лобстер..." - шутил я про это сам с собою. Короче, времени подумать всерьез о том, что происходит вокруг - и со мной самим в частности, - у меня попросту не было. А может я не хотел признаваться в этом своем внутреннем диалоге, что времена изменились, что нам, обычным земным людям, всё больше отводится роль бессловесных кнехтов - винтиков в новом и бесконечно сложном механизме Мирозданья.

Легко догадаться, о чем поставила меня в известность Зинаида, когда я вскоре явился в редакции забрать трудовую книжку.

- Знаю-знаю... - предупреждающе поднял я кверху ладонь, когда она поднялась из-за стола мне навстречу. - А ректор уже в курсе?

- Представь... - презрительно процедила циничная Зинаида. - Представь - он реально считает себя отцом ребенка... Эта рептилия...

- Ну... - проговорил я. - Это наверное тоже можно понять.

И мы обнялись - тесно и крепко, как будто предчувствуя прощание - а получасом позже я уже снова нарезывал по городу бесконечные круги по партнерам и конкурентам, договариваясь, обещая, суля и воодушевляя.

Потом случилась командировка в Калининград на предмет иглокожих, миноги, корюшки и хамсы с тюлькой: всё это мы теперь тоже продавали и поставляли. Времени до рождения деток оставалось еще с полгода - надо было работать, шевелиться, копить денежку, чтобы не ударить лицом в грязь хотя бы в отношении подарков счастливым будущим мамам.

Мидия позвонила едва я заявился с вокзала в квартиру - мятый и не выспавшийся после калининградского поезда.

- Приветик, - произнесла она как ни в чем не бывало.

- Привет.

Я только что снял в прихожей верхнее и бродил теперь по квартире полуодетый, зевая и почесываясь.

- Сейчас ездила в город, встретила в центре Позина. Он сказал, что я выгляжу на двадцать... Ну то есть на двадцать пять.

- Так и есть... – постарался я проявить дружелюбие.

- Ты правда дочитал до конца Гумилёва? - продолжила она без перехода. - Ну, этого, про развитие народов. Про этносы...

- Да. Кажется даже дважды...

- А ты можешь ответить мне чётко, что такое пассионарий? - живо поинтересовалась она. - В кроссворде я его вставила, вышло всё правильно, а что он такое, я так и не понимаю. В Википедии очень уж много написано, лень продираться. Объясни-ка мне быстренько, в двух словах...

- Бери такси и приезжай, - строго проговорил я.

- Опять двадцать пять за рыбу деньги... - возмутилась Люська. - Да что это с тобой такое? Одного спиногрыза уже заделал - теперь нового хочешь?

- Чушь какая... - возмутился теперь уже я. - Беременные не беременеют, не знала?

- Ой! Точно! - легко подхватила Люська. - А за такси ты заплатишь? А то я не хочу брать на это из хозяйственных денег...

- Обижаешь, рептилия... - процедил я.

- Ну тогда сиди жди... Только никуда не девайся. Я вызываю такси...

В трубке загудело.

Я вздохнул... и по-быстрому двинулся в ванную: смыть с себя калининградскую слякоть.

Кстати, девочка-ихтиандр из истории, которую мы когда-то читали с редактором Зиной, оказалась приятной реальной персоной, той самой Ириной, с которой болтала по телефону Улита - та сама и дала мне ее координаты.

Так что в Калининграде теперь у меня тоже имеется угол, если вдруг что-то случится и мест в их гостиницах не окажется. Это знакомство, понятно, пока еще в самом начале - такие вещи должны прорастать и развиваться без лишней спешки, а то не увидишь от них потом ничего кроме неприятностей.

А еще у нас в городе ставят на площади памятник Бисмарку: оказывается, он бывал здесь в конце позапрошлого века и даже участвовал в закладке нашей канатной фабрики - главного в Болотине градообразующего предприятия. Так что ружье выстрелило, как и обещал драматург Чехов: сюжет из фазы развития коллизии через нарастание перешел в катарсис... - а значит мне пора закругляться. Тем более что рептилоидов в Болотине уже каждый второй: в сюжетах для новых историй недостатка очевидно не будет.