Читать онлайн
"Марсианские ветры"

Свидерский Сергей Владиславович

МАРСИАНСКИЕ ВЕТРЫ

ВЕТРЫ ЦВЕТУЩИХ ДОЛИН

Ты рассмеешься и скажешь: - Какой же ты фантазёр! Это по силам только тебе, - в этом весь ты, - сказать, - ты большой выдумщик: - Ветры с цветущих долин Земли взмыли в небо, взяли с собой пыльцу цветов и ароматы трав и перелетели на цветущие долины Марса. Я отвечу, важно подбоченясь и, состроив умную мину: - Да, я таков! Но ты представить не можешь, как преобразили ветры Земли с ветрами Марса здешние долины и луга! Цветочная пыльца цветов Земли смешалась с цветочной пыльцой цветов Марса, они изменились; они взяли самое лучшее, они отдали самое лучшее; из удивительной смеси появились и расцвели новые цветы Марса. Они покрыли долины и луга, сухие холмы и каменистые впадины оврагов красивым живым ковром с удивительным орнаментом. Он меняется, едва ветерок потревожит цветочные бутоны, как цветные стёкла в калейдоскопе при повороте создают новый узор, так и при новом дуновении меняется рисунок живого ковра. И с каждой сменой рисунка над колышущимся морем цветов поднимаются невидимой волной насыщенные благоухания: соединившиеся ароматы и запахи цветов и трав двух планет растекаются осязаемым душистым облаком. Оно медленно и плавно льётся вширь и вглубь территории Марса. На севере планеты облако мягко уткнётся в острые ледовые пики дальних гор, впитывая в себя прохладу льда и морозную свежесть снега и, преобразится. На юге облако заскользит над неспокойными водами огромного океана, впитывая в себя солёные брызги вод и лёгкость морской пены и, преобразился. На западе облако вольётся в хвойные эманации густого необозримого таёжного царства, соединится, перемешается с ним и, преобразится. На востоке облако остановится в благоговейном трепете перед руинами покинутых городов; ветер, гуляющий по заброшенным улицам и пустым площадям, поднимает пыль, пахнущую забытыми воспоминаниями звонкого детского смеха, гомона улиц, пением птиц и гудками клаксонов с поверхности, она золотится и мерцает в скользящих лучах вечернего марсианского солнца, облако цветочных ароматов накроет руины тонкой душистой пеленой, смешается с пылью и, преобразится. Облако, большое облако, повисшее над Марсом, изменится и прольётся дождём на юге, востоке и западе и на севере просыплется цветочным снегом.

Ты рассмеёшься и скажешь: - Не может этого быть! Я соглашусь: - Верно. Но ты уже никогда не рассмеешься и ничего не скажешь; ты однажды ушла вместе с южным ветром, улетела на его могучих крыльях, пошла следом за ним.

Я остался один на один со своим одиночеством. И вот, я спрашиваю тебя: - Ты чувствуешь, как восхитителен ветер, льющий с цветочных долин, ты ощущаешь на своём лице его дыхание, ты замираешь, когда он касается твоих губ, твои ланиты пунцовеют? Можешь со мной не соглашаться, но ветры Марса сродни ветрам Земли: волнуют, тревожат, не оставляют равнодушным.

Помнишь, мы мечтали, сидя на ступеньках крыльца открытой веранды нашего дома на летним тёплым земным вечером, смотрели на звёзды, что однажды вот так будем сидеть вдвоём на ступеньках крыльца открытой веранды нашего уютного дома летним тёплым марсианским вечером, взявшись за руки. Сидеть, смотреть на звёзды, отыскивать среди них голубую точку – Землю, смотреть на цветочные долины и дышать удивительным ароматом марсианских цветов и трав. Марсианские ветры несут ароматные волны к нашему дому, к нам, сидящим на ступеньках крыльца, взявшимся за руки.

Я благодарен марсианским ветрам цветущих долин, они возвращают мне тебя каждый вечер, возвращают тебя из глубоких бездн неизвестности мне, сидящему в одиночестве на ступеньках крыльца разрушенного временем дома холодным зимним долгим марсианским вечером.

Ветры цветущих марсианских долин срывают с губ моё имя и уносят прочь…

ВЕТРЫ ПЕСЧАНЫХ ПУСТЫНЬ

Некая мистическая сила, присущая исключительно отдалённым пустым местам, способна разбудить воображение. Именно она навевает радость и страх одновременно, когда смотришь, как непринуждённо и красиво, будто уставшая красотка в полуденный зной в тени прохладной густой древесной кроны, светло-жёлтыми песками разлеглась марсианская пустыня.

Прекрасно понимаю, стараясь передать всю прелесть марсианской пустыни, волей-неволей, я манипулирую своими земными воспоминаниями, ярким светом они вспыхивают каждый раз, стоит лишь закрыть глаза, я будто накладываю кальку давно позабытого и стершегося из памяти на то, что лежит перед моим взором.

Песчаные пустыни Марса загадочны, как и их земные сёстры: притягательны в той же мере и бесконечно великолепны в своей строгой безжизненной красоте.

Если смотреть на пески в полуденные часы, когда солнце бьёт в глаза, они кажутся монотонными, глубоких коричнево-терракотовых тонов, будто нет в них никакой изящности и привлекательности.

Но стоит лишь вечерней порой повернуться спиной к солнцу, как пустыня расцветает всеми красками: тотчас представляешь радугу, которая выстлалась на песках, улеглась цветным покрывалом, слетевшим с высокого синего марсианского неба, удивительно похожего на земное.

Чего лишены пески марсианских пустынь? Вычурности и излишества. Одна строгая гармония красок и цвета. Скользящие по горбам холмов и пологим склонам дюн солнечные лучи облагораживают эту непритязательную, удивительную, восхитительную неземную – марсианскую – красоту.

Пески марсианских пустынь великолепны. Всегда. Как и пески земных пустынь. Как и в прежней земной, так и в нынешней марсианской жизни я люблю наблюдать за ними в чуткие восприимчивые часы заката. Именно эти, вечерние, долго-длящиеся минуты созерцания обостряют мои чувства восприятия. Собственно в вечернее время в песках происходят те изменения, днём незаметные глазу.

Чего в этом больше? Воображения или реальности? Никогда не допытывался. Принимал происходящее как есть.

Красота это бутон цветка. Она спит, когда он закрыт. Но стоит лучом солнца приласкать нежные лепестки, бутон раскрывается, просыпается красота.

Красота песков марсианских песков бесспорна. В штиль она подобна спящему цветку. Едва ветерок своим дыханием его коснётся, как они преображаются.

Среди холмов, струясь в ложбинах, собирая в себя все звуки, как река вбирает в себя ручьи, слышится тонкая грустная мелодия: где-то далеко за краем воображения некий неизвестный музыкант вдохновился неким видом, приложил к сухим устам песчаную флейту, впустил воздух. Дал жизнь флейте песков. И пролились первые робкие звуки. Неуверенные, будто флейтист стеснятся чего-то или перед кем-то робеет. Чем далее развивается мелодия, тем увереннее слышатся ноты, тем чаще он вплетает в узор мелодии фиоритуры марсианской фантазии.

Удивительно вот что: этого не замечал в ветрах земных пустынь. Ветры марсианских пустынь кое в чём имеют собственную индивидуальность. В общей массе воздушных звуков, как в симфоническом оркестре, присутствуют разные струи: одни своим напевом напоминают звонкое звучание струн марсианской арфы, другие хрипят, будто их мучает отдышка, и они превращаются в крупные булыжники, грохотом доминируя над остальными; третьи – особая часть ветра, они легки, почти невесомы, подобны птичьему пуху, летает он над поверхностью и играет всеми оттенками золота в закатных лучах марсианского солнца.

Их, струй ветра, много. Их нужно уметь услышать, почувствовать, нужно, чтобы они вошли в тебя, остались в тебе, зазвучали.

И снова картины из прошлого прорывают фронтир с настоящим, они накладываются на видения здешних песчаных пустынь.

И вот в немыслимой раскалённой дали, в плавящемся и мерцающем воздухе возникают восхитительные миражи древних марсианских городов. Они были здесь задолго до того, как Время начало ссыпать песок забвения с высокого неба. В этих марсианских городах – совершенно не похожих на земные – жили люди, любили, рождали детей. В них – как и в городах земных – процветали ремёсла и развивались науки, звучала на улицах – как и на улицах земных городов – прекрасная музыка, танцевали дети и взрослые. Такие же картины я видел в пустынях на Земле, когда поворачивался спиной к солнцу и смотрел в золотые россыпи песка, теряющиеся в перспективе в зыбком золотистом тумане.

Пришли пески, и жители городов навсегда покинули уютные стены своих домов. Это произошло в те далёкие космические эпохи, по тем же причинам, по которым и мы покинули нашу прекрасную – когда-то – планету и отправились в космос в поисках новой родины.

Я здесь. На Марсе. Смотрю на пески и чувствую, как мои воспоминания стекают расплавленным воском написанных строк с восковых табличек памяти.

Они чисты. И снова тишина. Солнце оранжевым поясом охватывает марсианский горизонт. И следом начинает дуть ветер.

Это всегда волновало меня и тебя – ветер! Он начинал всегда неожиданно дуть откуда-то сразу и отовсюду: со всех сторон, с неба нисходящими потоками и с земли восходящими струями.

Мы вздрагивали. Вместе с ветром приходила в движение природа.

Тишина Марса сродни земной. Она тиха до свиста в ушах. Он и сейчас звучит в моей голове. Но нет. Это не привычный свист, это удалой посвист ветра, извлекаемый им из песков Марса! Что я вижу: пески приходят в движение, оживают, шевелятся, будто стараются встать, очнувшись ото сна, стряхнуть с себя наваждение долгого забвения, начинают двигаться…

Пески издают звуки, похожие на шелест страниц старой книги. Это ветер непроизвольно раскрыл книгу моей памяти, листает с шумом страницы, и этот сухой приятный звук будит мои воспоминания о Земле… Будит мои воспоминания и тебе…

Ветры песчаных марсианских пустынь срывают с губ моё имя и уносят прочь…

ВЕТРЫ ГОРНЫХ ВЕРШИН

Трудно передать эмоции, которые обуревают мной, когда до вершины горы остаётся несколько десятков метров.

Впереди – пик, непродолжительный отдых; позади - трудный подъём по отвесному склону, рискованные переходы через узкие и широкие расщелины.

Внезапные порывы ветра – восходящие или нисходящие, а чаще дующие сразу со всех сторон – они так и норовят завязать узлом руки-ноги, ослепить раскалённой каменной пылью, отравить ядовитым дыханием, до смерти напоить сладким вином неосмотрительности.

Воля собрана в кулак – о трудностях можно позабыть – пора расслабиться…

И вот уже почти истёртые воспоминания осторожно пробираются по неокрепшему льду памяти.

Воздух марсианских вершин, такой же колющий гортань и распирающий лёгкие, как и воздух земли, толчками вливается в грудь.

Горные кряжи Марса такие же, как и дома, на Земле. Память мне изменяет, ты с непонятным мне упорством всегда стремилась в горы. Я, житель равнин и речных излучин, любитель ночного пения сверчков и искр костра, пишущих в ночном небе огненные руны, не разделял этой твоей маниакальной устремлённости карабкаться вверх по безжизненным каменным склонам, цепляясь кончиками пальцев за едва заметные выбоины и выступы, упираясь подошвами ботинок в неприметные ямки с одной целью: взобраться на очередную вершину, покорить горный пик, постоять в восторженности первооткрывателя на маленьком пятачке, подставить ветрам земных горных вершин лицо с прищуренными глазами и отправиться обратно, к подножию. С не меньшим риском сорваться вниз, чем при подъёме.

Ни понять этого, ни принять не мог никогда. И знаешь, когда я понял эту твою страсть альпинизма? Верно: когда в марсианском уничтожающем одиночестве впервые одолел небольшую гору, одну из горного кряжа, протянувшегося параллельно меридианам ближе к небу. Ближе к марсианскому небу, с небольшими отличиями. Удивительно похожему на земное: здесь те же волнующие рассветы с ало-малиновой зарёй, когда ни одно облачко не лежит воздушной морщинкой на лице неба, те же впечатляющие закаты, подёрнутые сиреневато-загадочной патиной приближающейся грозы с бьющим в тимпаны раздражительности громом, марсианский полдень также летом садистски удушлив и осенью маниакально влажен, весной он слезлив, как влюблённый безответно мальчишка, зимой же – строг и сух, как христианский аскет.

Мне было бесконечно радостно в самые первые минуты, когда мои босые стопы утопали в терракотово-серой пыли заросших трещинами в покрытии дорог, через них наружу, из безжизненного мрака планетных недр, зашедшихся космической икотой, вырывались газы удивительными цветными фонтанами.

Всё это рисовалось в моём воображении, в мозгу, разбалованными иными реалиями, привыкшими мерить всё увиденное, прочувствованное, услышанное земными мерками эмоций и ощущений и от нахлынувшего впечатления впадать в натуральный шизофреноидно-эпилептический земной транс на Марсе. Это не были ложные воспоминания, фальшивые ощущения. Искажённые эмоциональные всплески нервной системы, привыкшей к одним стандартам, заложенным с момента формирования меня как разумного человека. Я, как и она, столкнулся с нечто большим, чем мог взять и нести, большим, чем откусить и пережевать, не подавившись пищей, большим. Чем отхлебнуть и проглотить, не захлебнувшись напитком, утоляющим безмерную жажду познания.

Слава всем забытым и воскресшим богам и богиням Марса! Они своею незримой и безмолвной поддержкой помогли мне в первые минуты пребывания на марсе остаться земным человеком, и, в последующие часы перевоплотиться и внутренне, и наружно – но не измениться полностью до не узнавания самим собой – в настоящего марсианина, коренного жителя Марса, уверенной походкой бодро идущего через нагромождения теней прошлого, сваленных в серо-прозрачные мерцающие завалы на всей территории планеты.

Чтобы быть ближе к Марсу, я понял, как нужно поступить, когда впереди, упираясь неровным анфасом синих вершин в небо, увидел горы. Находясь от них далеко на многие-многие марсианские расстояния среди непроходимых путей, этих марсианских арабесок холмов и впадин, я почувствовал внутри себя, в своём сердце, в своём теле, в своей голове клич, горячий призыв: «Иди ко мне!» - и я пошёл, невзирая на предстоящие трудности, чтобы стать неотъемлемой частичкой нового для меня мира.

Одна вершина была покорена. Вечерний ветер колдовал волшебным варевом в небесном котле. С поверхности срывались облачка ароматов и щепотки запахов. Они щекотали нос, выжимали слёзы из глаз, выдавливали кашель из груди и мои негромкие приятные ругательства для моего слуха.

Освоившись со всем этим новым для меня, я улёгся прямо на камни. Спина ворчала вечно недовольной старухой на неудобство; я прикрикнул на неё, чтобы она терпела и замолчала. И смотрел в небо. Марсианское небо. Быстро отступили продрогшие сумерки, выбивая зубами чечётку. Пришла ночь. Холодная и вонзающая ледяные стилеты в мышцы и кости, чудная марсианская ночь, ничуть не теплее криокамеры.

Дни, расплавленный свинец, сменялись ночами, застывшим гранитом. Утро всегда спешило перепрыгнуть через голову дня, и отдать эстафетную палочку вечеру. Каждый день я начинал подъём на новую вершину. Более высокую, чем предыдущая, с большими опасными сюрпризами, поджидающими начинающего марсианского альпиниста на каждом шагу. И всякий раз, разбивая бивак, готовясь к ночлегу, я представлял тебя. Сердце и сейчас, спустя столько времени, прошедшего после той трагедии, не остаётся спокойным. Слёзы душат, застят взор, воспоминания размываются, картины прошлого становятся едва чёткими. На помощь приходит ветер. Обычный марсианский ветер горных вершин. Он утирал мне глаза, сушил лицо. Играл на марсианской древней флейте марсианские забытые мелодии. И я успокаивался. Я трогал ветер руками. Растопыривал пальцы и ветер через них струился тонкими воздушными нитями. Однажды я подумал: что мне напоминают эти струи, струи ветра горных вершин, эти нежно звучащие, шелковистые на ощупь, мягкие струи?

Боль в сердце острой стальной иглой отозвалась в тот миг во всём теле – струи ветра горных марсианских вершин были похожи на твои пшеничные косы. И сразу же я почувствовал в дуновении струй марсианских вершин земной аромат луговых трав и цветов цветочного венца на твоей голове. Меня пронзили сотни, тысячи, десятки тысяч забытых воспоминаний. Их я старательно стирал со скрижалей памяти после той трагедии калёным железом, разлучившей нас, оставляя кровоточащие рубцы. Я вспомнил васильковую пыльцу, оставшуюся на твоих губах, белый цвет лепестков ромашки, прилипших к твоим ланитам, серебряный звон паутинки с мельчайшими капельками росы, приклеившейся к виску и запутавшейся в твоём озорном взгляде. И сразу же тёмный взор марсианского неба, тёмный, как провал разрушенного колодца, посветлел, так от твоего смеха освещались и оттаивали самые замороженные души и безжалостные сердца. В чужом небе, ставшем родным, я рассмотрел знакомые созвездия, которые прежде не замечал. И зазвучал радостными звуками гулкий колокол космоса, опрокинутый во Вселенной.

Во всём этом была ты!

И я обратился к тебе в своём сердце: «Здравствуй!» Ты мне ответила, смеясь: «Привет! Скучал?» Робко, боясь спугнуть птицу удачи, шепчу: «Бесконечно! А ты? Ты думала обо мне?» По-другому ты ответить не могла: «Каждый год, каждый день, каждый час и минуту после трагедии, разлучившей нас, я думала о тебе!» Исчезла робость, смелее, но с прежним трепетом в душе, говорю: «Моё сердце полно любви к тебе! Оно принадлежало и принадлежит только тебе!» Твой голос в ответ прозвучал хрустальным звоном звёзд: «Я знаю…» А я не могу остановиться: «Не проходит дня, чтобы я не думал о тебе!» И снова та же печаль в твоём голосе: «Я это чувствую. Так было раньше, когда мы клали друг другу руки на грудь и ощущали учащённые биенья наших сердец. Вот только моё…» Перебиваю тебя, быстро кричу, будто боюсь забыть, как звучат и произносятся слова, кричу и мой зов слышат горы, долины, реки и океаны на обоих планетах, звёзды над головами, бесчувственный космос и равнодушная Вселенная: «Твоё сердце всегда бьётся вместе с моим! Слышишь: всегда! И я всегда буду произносить вслух – громко и торжественно – твоё имя!»

Мой голос выплеснулся из сосуда моего сердца, и я умолк, как умолк голос твоей души, после той трагедии, и над нами в бесконечной глуши марсианских вершин будут о чём-то таинственно шуметь марсианские ветры, склонив над нашими тенями тени своей печали…

Ветры горных марсианских вершин срывают с губ моё имя и уносят прочь…

4. ВЕТРЫ НАШЕЙ ПАМЯТИ

Какие они, ветры нашей памяти?

Ветер детства пахнет маминой улыбкой и молоком; бабушкиными пирожками с яблоками и творогом и пением сверчка за протопленной печкой.

Ветер отрочества пахнет летним солнечным светом, свежими ссадинами на коленках и локтях; кисло-сладким вкусом прозрачно-рубиновой спелой вишней, сорванной хулиганским манером с дерева в соседнем дворе; ветер отрочества пахнет звонкой медью пионерского горна, чистым пением, алым пламенем пионерского костра, утренней зорькой; пахнет улетающими в небо искорками и остающимися нам навсегда звёздами; ветер отрочества с привкусом утренних августовских туманов, суетных сборов в школу, у него неповторимый привкус школьного праздника первого сентября и будоражащих нервы первых школьных уроков.

Ветер юношества пахнет исписанными школьными тетрадями, школьной грифельной доской и мелками; ветер юношества похож на строгие нравоучения учителей. Заметками на полях страниц учебников, школьным аттестатом, последним звонком, грустной мелодией вальса выпускного бала и первым горячим быстрым поцелуем с симпатичной одноклассницей.

Ветер зрелости сродни холодным струям северного ветра. В нём слышны командные нотки командира взвода и леденящий вой сирены учебной тревоги; через слои времени солёные капли пота марш-броска проступают на лбу и висках, висят искристыми бисеринками над верхней губой. Ветер зрелости строг, как воинский устав и ностальгирующие наставления отцов-командиров. А ещё ветер зрелости пахнет опавшими листьями нашего первого свидания; у него твой неповторимый аромат губ, тихий свет твоей улыбки, задорный блеск синих глаз, фруктовый флёр развевающихся на ветру пшеничных волос и волшебным теплом кожи твоих нежных рук.

Ветер зрелости сложен и понятен, прост и приятен, он загадочен и полон интриги.

Ветер зрелости – это ветер одиночества. Оно сковало меня стальными оковами в тот мрачный час, когда бездонный мрак Вечности разлучил нас.

Кто мне ответит, какая мне корысть от ветров нашей памяти, если наша память сродни ветру?

Ветры нашей памяти срывают с губ моё имя и уносят прочь…

Якутск 15 апреля – 14 октября 2021г.

ЯБЛОНИ НА МАРСЕ

Тёмный металлический свод большого куполообразного помещения осветился приглушённо-размытым матово-жёлтым светом. Послышался методичный стук метронома. По окончании раздался приятный женский голос:

- Лидер-командир Яр-Ял, это главный компьютер центра проверки диагностирования систем связи, и жизнеобеспечения объекта.

- Это лидер-командир Яр-Ял, слушаю вас, центр.

- Как самочувствие?

- Отлично. Как дела на объекте?

- В норме; жду дальнейших распоряжений.

- Начать процесс восстановления биологических тел сотрудников.

- Слушаюсь, лидер-командир!

***

На командирский мостик объекта уверенным шагом вошёл высокий статный мужчина. Волосы слегка подёрнуты сединой, тёмные глаза горят огоньком, еле заметный розовый шрам на подбородке говорит о воинственном нраве. Сильные кисти рук сжимают длинный блестящий предмет. Серо-зелёный костюм ладно сидит на атлетической фигуре. На синем воротнике эмблема командира – шестиконечная звезда, взятая в удлинённый круг.

- Как же чертовски приятно, Ком-Кам, - обратился он к кому-то, - почувствовать себя снова в своём теле!

- Поддерживаю вас, лидер-командир! – зазвучал голос, - спасибо, что не забыли! Дальнейшие распоряжения?

- Вызвать лидер-вице-командира Ал-Айла и лидер-контр-командира Гур-Гора. Также восстановить жизнедеятельность всех членов объектов. Затем распорядиться об общем собрании на мостике. Думаю, не лишним будет напомнить, явка всех строго обязательна.

- Слушаюсь! – бодро ответил Ком-Кам. – Какие последуют дальнейшие приказания?

- Пока всё, Ком-Кам. Снаружи полный порядок?

- Без изменений, лидер-командир Яр-Ял!

***

- Как прекрасна наша планета, Ком-Кам! – не сдержал эмоций лидер-командир, смотря наружу через систему визуального контроля. – Даже не верится, что всё сохранилось в прежнем виде с последнего восстановления.

- Согласен, лидер-командир! Ничего прекраснее не видал в своей жизни.

- Помню, мальчик мой, как непосредственно и непритворно ты умел радоваться самому мельчайшему поводу, - в голосе лидер-командира прорезались нотки печали. – И тяжело переживаю твоё несчастье, будто у меня случилась эта утрата. Благодарю наших инженеров, что сумели с помощью передовых технологий сберечь твой разум.

- Спасибо, лидер-командир.

Несколько минут тянулось тягостное молчание, которое нарушил Яр-Ял.

- Развей мои сомнения…

- …что тучей собрались на горизонте вашего сознания, лидер-командир?

- Ты выучил все мои привычки, Ком-Кам, - рассмеялся лидер-командир. – Это приятно.

- Моя скромность к вашим услугам.

- Напомни, пожалуйста, не полнейшим ли провалом закончилась миссия колонизации ближайшей планеты Ниг-Нагом. Никаких вестей не поступало от него в последние двадцать йомов? Трудно представить, как он там один на этой дикой и свирепой планете!

- Справляется, лидер-командир! – отозвался тотчас Ком-Кам. – Донесения до последнего йола поступали от него с постоянной и завидной регулярностью.

- Вот как! – удивился лидер-командир Яр-Ял. – Расскажи подробнее.

Послышался шорох, будто кто-то перебирал кипу бумаги.

- Итак… Вы слушаете, лидер-командир?

- Да-да! начинай!

- В последнем донесении он сообщил об успехах в области религии. На некоторых территориях приобщил местный народ к мистическим познаниям.

- Это у него в крови окутывать ореолом загадочности любое мало-мальски значимое предприятие.

- Более успешных в обучении назначил верховными жрецами.

- А предметом поклонения – себя.

- Лидер-командир, с вами неинтересно беседовать, вы всё знаете наперёд.

- Не преувеличивай. Продолжай.

- Из всего этого следует… Нет! Он научил культивировать зерновые и плодовые культуры. Привил первичные навыки обработки руды и дал знания в металлургии. Простейшим образом объяснил, что такое астрономия, как устроена вселенная, научил распознавать созвездия, определять урожайные и неурожайные годы. Способным преподал уроки физики и математики.

- Надо же, как талантлив, оказался наш Ниг-Наг!

***

Лидер-командир Яр-Ял включил большой настенный экран и долго изучал открывшиеся виды планеты, исчезающие в голубых далях перспективы полей и равнин, горных хребтов и морских просторов. Поворачивая верньер, выводил на экран удалённые и отдалённые места. Не сводил глаз с пенящихся вод реки, улыбался, когда прозрачные струи, переплетаясь, скользили с возвышенностей между валунами и прозрачными брызгами обрушивались вниз. С сожалением изучал участки суши, подвергшиеся атаке метеоритов, видя какие разрушение они произвели.

- Ком-Кам!

-Я здесь, лидер-командир!

- Какова вероятность метеоритной атаки?

- Повышенная.

- Просчитывал последствия?

- Да.

- Каковы результаты?

На экране появились таблицы. Одни сменялись другими. Мелькали цифры и графики.

- Дела плохи, лидер-командир.

- Бывали лучше.

***

- Ком-Кам!

Тишина.

- Ком-Кам!

- Извините, лидер-командир, задумался.

- Вчера весь вечер наблюдал закат. Чем ниже спускалось солнце, тем сильнее сжималось сердце.

Тишина.

- Что молчишь, Ком-Кам?

- Я тоже в долгие металлические минуты забвения часто скучаю по поверхности. По ласковому солнцу, нежному ветерку, пению птиц и шёпоту листвы. До сих пор помню запах цветущих яблонь!

- Кстати о яблоках, Ком-Кам. Наши архаичные яблочные сады так и остались нетронутыми в процессе произошедших катаклизмов. Как ты думаешь, это хороший знак?

- Несомненно!

- Ниг-Наг культивировал яблоки на новой родине?

- Первые саженцы прижились преотличнейше в новых условиях на новых грунтах. И знаете, лидер-командир Яр-Ял, с ним случился один казус.

- Обычное явление. Делись.

- Его неугомонная натура не давала ему покоя до тех пор, пока он не решился провести один эксперимент, посадить разнополую пару в благоприятные и комфортные условия проживания. Для этого выбрал одну супружескую пару. И в образе змея соблазнил её яблоком.

- Вот же …

- Хам!

- Именно, Ком-Кам! Но не стоит продолжать, чем всё кончилось. Его проделки и здесь многим мужьям доставляли немало тревожных минут и лишали крепкого сна.

- Всё же доскажу.

- Хорошо.

- Так вот, что-то в ходе эксперимента пошло не так. Эта женщина оказалась та ещё штучка с сильным характером. Что-то не поделила с Ниг-Нагом и рассорилась с ним в пух и прах. Он ей указал направление, в котором той нужно пойти. Она ушла, но, вернувшись домой преподнесла мужу всё с точностью наоборот и настроила бедного и слабовольного мужа выступить против Ниг-Нага.

Смех Яр-Яла прервал рассказ Ком-Кама в самом интересном месте.

- Продолжай, - попросил лидер-командир. - Не сдержался, как только представил себе эту сцену.

- Взбунтовавшаяся семейная пара пришла к нашему другу с ультиматумом. Он не стал их даже слушать и вытолкнул взашей за пределы Эйрема. Теперь они и рады вернуть всё вспять, но реки текут вперёд. Тяжело зарабатывать хлеб свой в поте лица своего.

- Я не понял, Ком-Кам, откуда он их выгнал?

- Эйрем – так он назвал территорию вечного счастья и бесконечного блаженства.

- Что ж, пусть работают, труд облагораживает каждую особь.

- Но как велика в этой трагедии роль яблока!

***

- Мне часто снился утренний туман, шум дождя и шаги моей супруги. Ком-Кам, как же мне не хватает её!

- И я в электронном сне забывал про боль и чувствовал только волны весенних ароматов наших садов, наблюдал с непередаваемой тоской за полётом белых лепестков, оторвавшихся от бутонов. Вспоминал этот не тающий снег, пахнущий возрождением из небытия. Словами трудно передать состояние, охватывающее душу в эти моменты.

- Ты прав, Ком-Кам.

- Разрешите вопрос.

- Да.

- Прикажете и дальше продолжать проецировать голограмму безжизненной поверхности нашей планеты?

- Ты помнишь, Ком-Кам, причину, заставившую принять эти жёсткие меры?

- Не позволить раньше времени потомкам Ниг-Нага соблазниться прекрасными перспективами их далёкой космической родины.

- Как они ведут себя?

- Пару раз успешно сбивал их разведывательные аппараты. Но это их не останавливает.

- Их манит интерес или есть иные основания? Они готовы узнать правду?

- Думаю, нет.

- Тогда не стоит, Ком-Кам. Продолжайте дезинформировать наших космических собратьев.

- Хорошо, лидер-командир Яр-Ял.

- Ком-Кам! Приказываю вернуть коллектив базы в состояние анабиоза.

Свет под куполом большого помещения постепенно гас, пока оно полностью не окунулось во тьму. В последний момент послышался еле уловимый треск. На малое мгновение отключилась планетарная система голографирования местности. Следом за аварийным питанием восстановилась жуткая картинка планеты.

***

В кокпит в ажитации вбежал раскрасневшийся помощник навигатора Петька Усатых.

- Василий Иваныч, товарищ командир! – громко закричал он. – Товарищи, посмотрите что зафиксировала на короткий миг камера наружного наблюдения за планетой. Это бомба! Это… невероятно! Он – красив!

Петька вывел на экран записанное изображение.

- Смотрите! – указал он дрожащим пальцем на экран.

Собравшийся экипаж звёздного корабля зачарованно смотрел на открывшуюся картину: Марс утопал в изумрудной зелени растительности, качались колеблемые ветром зелёные кроны, по равнинам текли реки, воды морей и океанов омывали песчаные берега. На возделанных садовых участках цвели буйным цветом прекрасные яблони Марса.

Якутск. 31 октября 2016г.

ЛЕГЕНДА О СУХОМ ДОЖДЕ

Старожилы утверждали, все несчастья и беды начались после одного крайне странного и интересного события, точнее, природного явления, которое позже назвали «сухой дождь».

Сколько ни прикладывал усилий выяснить, почему сухой, как это может быть, кто дал это определение: все мои попытки разбивались о стену непонимания спрашиваемых. Они твердили как заученное - сухой дождь потому что сухой.

Дальше дело не продвигалось. Ходить по кругу и натыкаться на одни и те же ответы, занятие сомнительное с точки зрения логики.

В итоге, решил прибегнуть к иному способу добычи информации – обратиться к свидетелям того памятного многим события.

Долгожители и ветхие старики, те немногие, кому посчастливилось дожить до невообразимо почтенного возраста, только разводили руками. Что мы можем сказать, ветер жизни вымел все воспоминания из нашей памяти, и разводили руками; другие качали седыми или плешивыми головами и шепелявили беззубыми ртами, как мы может что-то поведать, если то, о чём ты спрашиваешь, было один раз. Более-менее сохранившие свежесть ума и подвижность мысли советовали не искать объяснения, не ждать предположений и принять всё, как есть.

«Сухой дождь! Сухой дождь! Сухой дождь! – ложился спать с этой мыслью и с ею же вскакивал посреди ночи, выбегал в уличный сумрак рассвета, подставлял лицо дождевым струям, пил небесную влагу и вопрошал небеса: - Сухой дождь – что это?»

Вспыхивали молнии. Хрипел гром. Загорались и гасли зарницы. Шли дни за днями. В моих поисках натыкался на глухую злобу или откровенное игнорирование.

Интересный факт – сухой дождь прошёл один раз. Больше сей природный феномен не повторялся. Но, как следует из истории человеческой эволюции, единожды произошедшее событие прочно откладывается в памяти, нежели регулярно происходящие события.

Может быть, именно единичный факт и послужил тому рвению, с каким я принялся за дело, образно выражаясь, засучив рукава. Не буду лукавить, оно настолько возбудило меня и потрясло, что я на некоторое время потерял сон, аппетит, стал рассеянно-растерян и мучительно-задумчив. Отнюдь, прежних качеств не растерял. Как раз наоборот, они стали более крепкими. Сказал бы академическими, но ими становятся знания, но никак не умения и способности.

Рассудив и перебрав известное, решил, разумнее всего, это начать с того, что знаешь. Вот это то и служило препятствием. Не знал, с чего начинать. Вернее, не знал от какого поворотного момента начать расследование или исследование. Скупые сведения не расширяют круг знаний. Можно было до бесконечности долго топтаться на месте или переливать из пустого в порожнее, что изредка случалось, когда, идя ошибочным путём, собирал устные свидетельства от тех, кто что-либо слышал от того, кому довелось быть рядом с тем, кто… И так далее… Рассказать лопоухому недотёпе-исследователю этим, так называемым очевидцам и свидетелям было что. Иногда вечерами, устав выслушивать пространные байки, впав в прострацию, задумывался над тем, а зачем, собственно, это надо. Это знание о «сухом дожде»? оно, что, изменит мою дальнейшую жизнь, обогатит? Или узнанное об этом феномене как-то отразится на житье-бытье соотечественников? Ведь им, не единожды убеждался, на всё вокруг происходящее наплевать. А уж тем более на события заплесневелой старины.

Утром, устыдясь собственных ретроградных рефлексий, гнал прочь вместе с ночью прострацию и с новой силой принимался за работу.

Все мои усилия осложняло полное отсутствие письменных источников. Не зафиксированные знания быстро забываются. Поэтому, как ни прекрасно не зарекомендовал себя устный фольклор, минус его в том, что при передаче из уст в уста информация обрастает новыми подробностями, подобно корабельное дно ракушками. Зарождение письменности позволило фиксировать события от лица первого свидетеля. Ежели находились очевидцы, обладающие более подробной информацией, вносились изменения.

С этим как раз возникли сложности.

После странного природного феномена человечество внезапно поглупело и моментально утратило полезные навыки письма и чтения.

Редкие единицы, носители столь необходимых навыков, сохранивших способности писать, заносили информацию в некие книги, своеобразные скрижали, однако мне пока что на моём исследовательском пути сих скрижалей, плит, стел с нужными мне историческими источниками о «сухом дожде» не повезло.

В исторических анналах сохранились одни намёки на носителей, но при детальном рассмотрении приходил к неутешительному выводу, что любые сведения, как бы их не хотелось почерпнуть в каком-нибудь источнике, о «сухом дожде», потеряны безвозвратно. Чем дальше продолжался мой путь в темноте, тем гуще она становилась.

Прошла в поисках одна весна; два долгих жарких лета отняли время, про него многие друзья и скептики твердили, мол, потеряно оно зря; три холодных и студёных плаксивых осени подряд основательно подточили моё здоровье; четыре морозных и снежных зимы загнали меня в капкан. И вот наступила пятая цветущая весна…

Сидеть на крыльце дома непередаваемое удовольствие. Слушать новые звуки весны после зимнего затишья и могильной пустоты истинное наслаждение. Мои поиски, пришлось самолично признаться, оказались безрезультативны. Собранная из разных источников разносторонняя информация лежала на рабочем столе аккуратной стопкой исписанных листов.

Мой труд. Мой титанический труд оказался сродни войне с комарами, по которым палишь из пушки.

Разочарованием не оказался уничтожен я; вовсе нет, отрицательный результат тоже результат. После всего пережитого, я решил отдохнуть. Вот и сижу на деревянных ступеньках, дышу свежим воздухом, наполненным ароматом новизны. Светит ласково солнышко. Дует приятный ветерок. Высокое небо почти безоблачно и пронзительно сине.

Всегда доверяя интуиции, я и на этот раз не поспешил отказываться от неясных предчувствий. Сплошной линией налетели прозрачно-серые мрачные тучи, низко стелясь над землёй. Порывы ветра всколошматили деревья и траву. Солнце скрылось из глаз. Приятная грозовая прохлада выстудила весенний полдень…

Последующее трудно передать словами.

Приятное томление в груди, тормозящее дыхание. Лёгкое головокружение, возникающее при гипоксии. Пронзительная какофония прерывисто звучащих звуков в ушах. Приятный тремор в руках и ногах. Эти невероятные симптомы чего-то очень давно ожидаемого заставили встать и сойти по ступеням на дорожку.

То, что «сухой дождь», догадался по его следам на светлой тротуарной плитке. Он лил не спеша, словно цедился через рассекатель с редкими отверстиями. Сухо блестела влажная листва деревьев. Сухо отливала зелень травы цвет серых туч. Сухо блестели под струями дождя мокрые окна и с сухо повлажневшей крыши закапали прозрачные капли сухого дождя.

Не получив объяснения, легенда о сухом дожде продолжилась…

Глебовский, 8 сентября 2023 г.

Имтахар

Наставники

Наши жилища без крыш. Утренняя свежесть будит нас от ночных снов. Полуденное солнце жаром сушит стены от ночной росы и по ним иногда бегают резвящиеся тени от волнующихся крон растущих поблизости деревьев. Днём дети, женщины и старики заняты сбором корешков и трав. Мужчины уходят на охоту. Вечер кистями заката рисует забавные подвижные картинки на стенах, они от души веселят всё наше стойбище, в некоторых незатейливых сюжетах мы угадываем самих себя и сценки из нашего быта. Ночью тёмный полог неба, расшитый костяным бисером звёзд своими узорами навевает приятные мысли и добрые сны. Когда наступает долгий сезон ненастья, пронзительных ветров и жутких холодов, мы снимаемся с насиженных мест и всей общиной покидаем обжитую территорию. Уходим в дальние горные пещеры. В твёрдой скальной породе разветвлённую сеть ходов и больших камер для житья прорубили наши Наставники. Это случилось давно. В то время наше маленькое племя можно было легко пересчитать на пальцах рук и ног. Наставники обучили нас многим ремёслам, показами обрабатывать землю и садить семена, обучили плавить металл, привили любовь к искусству и показали, как при помощи простейших символов записывать речь. Наставники нас покинули. Они ушли в утренней зыбкой серой дымке. На плоской вершине рукотворного холма они соорудили высокий стройный дом из блестящих листьев. В день отлёта, Наставники разожгли под своим блестящим домом огромный костёр. Настолько сильным оказалось его влияние, что оно растопило землю и расплавило время. Длинные яркие языки, от их блеска мерк свет в наших очах, указали на потемневшем дневном небе точку. Наставники призвали к себе старейшину нашего разросшейся общины. Смотри, говорят ему они, это конечная цель нашего пути. Всей общиной мы смотрели в небо. Точка поначалу тускло светила. Затем начала увеличиваться и, неожиданно вспыхнула, распустив вокруг себя крылья, похожие на крылья птиц. С неба опустился на холм густой белый дым. Холм и прилегающая местность утонули в нём. Небесный огонь залил всё вокруг и ужасный грохот заглушил звуки.

Много воды утекло с тех далёких пор в наших природных и искусственных реках. Всё также клубится туман над лугами и льют весенние плодородные дожди. Не одно поколение пришло на смену ушедшему. Наши селения разрослись в города. Мы применили на деле полученные от Наставников знания и перестали терпеть нужду.

На небесном пологе звёзды сменили узор. Наши жилища стали уютнее, просторнее и надёжнее. В дни затяжных ненастий и смен сезонов отпала нужда совершать трудные, опасные, долгие переходы в пещеры к дальним горам, как поступали давным-давно наши далёкие предки. Горы тоже изменились. В клубах пыли и грохота, при содрогании земли и подвижке грунта, одни вершины опустились ниже воды в растрескавшуюся почву и рассыпались песком. Среди равнин и полей из недр выросли новые вершины горных кряжей. Своими величественными пиками они подпирают небо и белые шапки из небесного меха служат им прекрасным украшением. На плоскогорьях пасутся на зелёных пастбищах тучные стада домашних животных.

Изменилось много и в нашей жизни. Осталась неизменной вера в то, что однажды в густом дыме, в неимоверном грохоте и в пламени небесного огня вернутся к нам наши Наставники. Вернутся, улетев в позабытые времена на свою звёздную родину, на свою небесную звезду. Мы помним наизусть приметы, которые будут верными знаками, указывающими их возвращение.

***

Юний Альбертович Лихницкий, профессор научно-исследовательского института, специалист по внеземным цивилизациям, археолог.

– Уважаемые коллеги и друзья! Как видно из текста частично расшифрованной рукописи, обнаруженной археологической экспедицией в пещерах горной системы Нар-Ама-Сут, некая древняя цивилизация имела палеокосмический контакт с пришельцами, которых они называли Наставники. К большому сожалению, кроме процитированных строк добавить нечего. Сама расшифровка текста сопряжена с некоторыми трудностями. Частично наша дружная команда, наш коллектив профессионалов своего дела смогла их преодолеть.

Реплика из зала:

– Профессор Лихницкий, какие именно трудности пришлось вам преодолеть? Можно получить более расширенный ответ или несколько примеров?

Профессор Лихницкий:

– Примеры? Пожалуйста! Тексты написаны знаками или, если угодно, символами прежде неизвестными палеофилологам. Ни с одной из известных древних языковых систем символы не имеют совпадения. Тем не менее, нашу дружную команду исследователей это не остановило. Да, над расшифровкой пришлось попотеть в прямом и переносном смысле не только специалистам-языковедам, к работе были привлечены силы новейших научных разработок криптографии и авторитетных знатоков своего дела. С использованием прогрессивных компьютерных программ нам удалось продвинуться вперёд. Ненамного. Однако, одного этого достаточно, чтобы утвердиться в правильности выбранного способа и направлении работы. Сложность заключается в некоем шифре, использованном древними писцами. Это какое-то многослойное кодирование символов с изменением их первоначальных значений. Например, перед вами символ «солнца». При последующих расшифровках, когда казалось, вот, нащупали нить и сейчас дело пойдёт легче, наши сотрудники сталкивались с какой-то абракадаброй. Лишённой логики, последовательности. Тот оптимизм, который грел наши сердца, мгновенно остывал. Приходилось всё начинать практически сначала. Предваряю вопрос, какое ещё значение имеет символ «солнце». Это не точное, приблизительное определение. После бессчётных проб, когда его значение пытались косвенно отнести к чему-либо ещё, оказалось, «солнце» - это общество, группа людей, светлое пространство, небо, лужайка, поле, горный склон. И так, повторюсь, почти со всеми расшифрованными символами.

Вопрос из зала:

– Профессор Лихницкий, вы обошли, надеюсь, не умышленно, самую яркую часть, с моей точки зрения, обнаружение документа. И откуда, какие источники являются подтверждением существования древней цивилизации. Сюда же, какое название, условно, вы ей дали или смогли из текста узнать её самоназвание.

Профессор Лихницкий:

– Обнаружение документа, действительно, самая значимая часть в нашей работе. Почти детективная или палеодетективная история. Её как-то изложу и выпущу отдельной брошюрой. Как водится, наша группа занималась исследованием неких артефактов. В ходе работы возникли информационные каверны. Их или нужно было заполнить, или напрочь отмести. Мы решили взять на вооружение терпение и заняться первым пунктом. Впереди ждала сложная работа. Сопоставления, сравнения, выводы. Ошибки, без них наша работа не обходится. Много ложных направлений. Таким образом, просеивая имеющуюся информацию из разных источников, собирая по крупицам, как мозаику, мы получили потрясающее открытие! Да, открытая цивилизация очень древняя. Настолько, насколько можно представить. Предполагаю, обнаруженные нами следы исчезнувшей цивилизации, это не предшествовавшая нашей. Возможно, она более древняя. Или – реликтовая. Уходящая корнями в глубокое прошлое нашей планеты. Конечно, мои слова могут кое-кому показаться малоубедительными, как и доводы. Как говорится, что имеет, тем и делимся.

Очередное высказывание из зала:

– Профессор Лихницкий, вы не сообщили на каком носителе написана история, повторю ваши слова, реликтовой цивилизации. Это всем известные каменные скрижали, глиняные таблички, стелы или иные альтернативные способы передачи и запечатления событий?

Профессор Лихницкий:

– Я намеренно не касался этой темы. Почему? Отвечаю: иногда нужно дождаться, когда среди слушателей появится один-единственный, кому данное покажется странным, он отметит для себя эту особенность и задаст очень важны вопрос. С удовольствием, дорогие коллеги и друзья, отвечаю на него. Это не всем известные носители информации древности. Ни шумерские глиняные таблички, ни каменные скрижали из Тракарской долины пещер, ни египетские стелы с иероглифическим письмом. Мы столкнулись с нечто новым. Совершенно незнакомым. Надеюсь, удовлетворил ваше любопытство? Есть вопросы?

Замечание из зала:

– Профессор Лихницкий, как вы сможете объяснить, точнее, какие выводы уже сделаны из проведённой исследовательской работы вашей группы?

Профессор Лихницкий:

– Вопрос интересный. Вопрос правильный. Посудите сами, какие выводы могут быть, когда работа в самом разгаре. Это похоже, как сегодня посадить картофельный клубень в землю, а завтра выкопать, ожидая огромный урожай. (Смех в зале.) Помимо рассказанного в моём выступлении добавить нечего. Работа над источником реликтовой цивилизации не останавливается. Она даже не на середине, в самом начале. Предстоит серьёзный, скрупулёзный труд, новые знания, чувствую, легко не дадутся. Каждый в отдельности и все вместе мы ощущаем себя на волне оптимизма. Наша команда – сплочённый коллектив. Вместе рука об руку трудимся не один год. Трудности нас не смущают. Не заставляют опустить руки. Мы готовы к новым победам.

2. Читающий звёзды

Читающий звёзды принёс вчера добрую весть. После долгого периода стуж и холодов, после свирепых ненастий, небо прояснилось. Исчезли грязные лохматые шкуры туч. Растаяло их мерзкое замёрзшее молоко, просыпавшееся на землю и устлавшее её белыми шкурами.

Читающий звёзды сообщил, ночи, как прежде, стали чисты и свежи. Чёрный полог неба, похожий на ритуальное полотно, выкрашенное сажей, смешанной с жиром и золой, украшается россыпями звёзд.

Читающий звёзды пришёл и сказал, он увидел в той части неба, куда при отлёте нашим предкам указали Наставники, пульсирующие сигналы.

Читающий звёзды поведал, он заметил определённую последовательность и систему в сигналах.

Читающий звёзды поделился с нами радостью, он смог расшифровать эти сигналы, но поспешил унять нашу преждевременную радость. Сказал, нам пока рано знать тайный смысл далёкого звёздного послания наших Наставников.

Читающий звёзды посадил в наших душах семена надежды. Он сказал, если бы не знания, которыми поделились с нашими мудрецами Наставники перед отлётом на свою звёздную родину, его попытки узнать, что таит послание были бы тщетны.

Читающий звёзды сказал, в наблюдении за ночным небом огромную пользу принесли прозрачные камни, секрет изготовления которых дали Наставники и научили первых читающих звёзды этому ремеслу. Именно с помощью прозрачных камней он увеличил силу сияния пульсирующей звезды и записал тайными знаками послание. О, эти прозрачные камни! Они сила и могущество наших Наставников! Всему нашему народу нравилось играть с камнями. Возгласы почтительного удивления вызывала возможность рассмотреть самую мелкую букашку, живущую в почве или в воде. Крики восхищения непроизвольно вырывались из многих уст, когда прозрачные камни позволяли приблизить и увеличить изображение местности или предмета, находящихся за способностями глаз видеть далёкое. С помощью тех же прозрачных камней очень большой предмет легко оказалось визуально сделать маленьким, если смотреть в прозрачный камень с выпуклой стороны.

Читающий звёзды разрешал каждому посмотреть в особую трубу из жёсткой кожи, в которую он в особенном порядке установил прозрачные камни.

Читающий звёзды сажал каждого желающего в глубокую яму, давал трубу. Приложившись к ней глазом, а другой закрыв, можно было днём увидеть звёзды. Эта труба большое изобретение Читающего звёзды. Не без гордости он сказал, нужным знанием изготовления подсматривающей трубы с ним во сне поделились Наставники. Прежде для этих целей, изготовления подсматривающей трубы, использовались крупные трубчатые кости больших животных. Кости обрабатывались особым образом. Убиралось мясо и всё лишнее. Затем кости вываривались. Их тщательно вычищали изнури, чтобы они стали гладкими и полировали. После этого с двух сторон вставляли прозрачные камни.

Читающий звёзды раз в год в летний праздник солнца, когда оно висит над нашими головами с утра и до утра семь дней, готовит прозрачные камни. В огромные чаны он наливает специально принесённую из горных источников воду. Добавляет в неё сухую жёлтую глину, коренья диких трав, болотную траву, стелющуюся по поверхности, кости ритуальных животных. В момент вскипания воды Читающий звёзды произносит только ему известные заклинания. И начинает осторожно опускать в подготовленный волшебный раствор булыжники и речную гальку разных размеров. На шестой день, когда после сна наше общество собирается вокруг чанов, Читающий звёзды из остывшего раствора вынимает с превеликой осторожностью и аккуратностью прозрачные булыжники и гальку. Показывает всем и даёт каждому посмотреть сквозь прозрачный камень.

***

Профессор Лихницкий, из выступления на закрытом совещании:

– Вчера удалось установить источник сигналов. Он находится в созвездии Волос Вероники. Не скажу, что стало откровением, но мы не предполагали, что посылаемые импульсы окажутся подобными буквам азбуки Морзе. Из расшифрованного послания удалось установить, Наставниками реликтовой цивилизации оказались звёздные посланники с планеты Имтахар.

Глебовский, 9 августа 2024 г.

Утопия

– Существование инопланетян и посещение ими нашей планеты в древности существенно облегчило бы объяснение стремительного развития предков современного человека и пролило свет на белые пятна в истории человеческой цивилизации, – прочёл вслух появившееся на экране монитора сообщение ЛКС, старший дежурной смены, так, чтобы услышали все на дежурном посту и повернулся к ГРГ: – Как вам это нравится, коллега?

ГРГ медленно оторвался от своего монитора, на нём в хаотической последовательности вспыхивали и пульсировали разноцветные круги, то рассыпаясь периодично мелкой цветной пылью, то снова соединяясь в линии, замыкающиеся в окружности.

– Абстрактно.

ЛКС оживился.

– Ненаучный подход.

ГРГ с сочувствием посмотрел на СДС.

– Прекрати апеллировать к окружающим ища поддержки.

В помещение ДП вошёл НКЛ, как и все офицеры охраны, осторожно и внимательно рассматривая окружающее пространство:

– Если важно моё мнение, то я на всё смотрю скептически. И вот почему.

К ОО повернулись даже дремавшие ассистенты ЛНД, ФДР и офицер связи НКТ.

– И почему же? – спросил, как всегда, с язвинкой НКТ.

НКЛ поправил форму и пригладил волосы.

– Напомню, ставший бородатым, эпизод про аборигена и палку.

ФДР рассмеялся:

– Как же, как же, помню тот исторический момент! Как сейчас вижу округлившиеся в ужасе глаза аборигена, когда ты, НКЛ, показал с какой лёгкостью можно добывать пропитание используя палку для сбивания с веток фруктов.

Захохотал ЛКС:

– Да уж, он от этой палки-бросалки дал такого стрекача!

– Смеяться легко над неумехой, – отпарировал НКЛ. – Поставь себя на его место. Ты бы точно так же скакал под ветками или был бы у тебя неурожайный день.

В помещении ДП вспыхнула искра спора, вполне могущая перерасти в пожар дискуссии. В этот самый критический момент в ДП решительно вошла блистательная НДЖ, упоительной красоты шатенка с глазами цвета морского пляжа и, увидев, мужчин с раскрытыми ртами, звонко и отчётливо спросила:

– Что за шум, а драки нет? Почему замолчали, мальчики?

Крутясь ужом на раскалённой сковороде, глотая окончания слов, явление часто происходящее с мужчинами научной станции при появлении м-ль навигатора НДЖ, ФДР осторожно произнёс:

– Видишь ли, мы услышали явно провокационное заявление, пришедшее по каналу экстренной связи, от наших подопечных с планеты Х.

– Ближе к телу! – решительно потребовала НДЖ и тут же поправилась: – Ближе к делу, коллега!

– Склоняюсь пред твоею вселенской красотой, НДЖ, – залебезил НКТ, отвечающий за связь.

– Повторяю: ближе! – свела красивые бровки к переносице, ставшие после не травмирующей процедуры татуажа ещё красивее, НДЖ.

– Совершенно случайно вспомнили эпизод с палкой и аборигеном, – дипломатично начал НКЛ.

– Что же в нём экстраординарного? – недоумевая, интересуется НДЖ.

– Ничего сверхъестественного, прекрасная НДЖ, – сложил ладони перед грудью НКТ. – Только последствия.

– Кто напомнит, что после демонстрации последовало? – НДЖ кокетливо осмотрела мужчин, зная, что они ловят не только каждое её слово, но и взгляд.

– Что за этим последовало? – переспросил НКЛ, состроив глупую рожицу и посмотрел на коллег. – С какой прытью… – азартно заговорил НКЛ, – абориген рванул с места! Любо-дорого смотреть и вспоминать! Он обогнал на одном дыхании самого быстрого хищника той исторической эпохи – саблезубого тигра, будто увидел перед собой…

– Вот за это нужно благодарить наших специалистов по установлению контактов с гуманоидными расами, имеющими эмбриональные зачатки интеллекта и разума, они-то и посоветовали модельерам… А уж те разошлись, благо почва подготовлена предшественниками…

И в этот раз головы мужчин, как частички металла на магнит, разом повернулись в сторону двери. На пороге ДП стояла не менее обворожительная МРГ, во цвете лет и природной красоты, недосягаемая, как туманность Ориона, врач и нейролингвист, обладательница уникального, восхитительного грудного тембра с волнующей хрипотцой меццо, действующей на мужчин лучше любого известного во всей вселенной транквилизатора.

– Желает кто-нибудь оспорить? – пауза, – возразить? – лёгкой поступью МРГ прошла на середину ДП умопомрачительной походкой и взошла на небольшое круглое возвышение. – Конечно, благодаря полёту их творческой мысли, подпитанной энергией космических творческих начал, на первых исследователей нацепили, – по-другому не сказать, – глупые до безобразия ромбо-кубо-сферические скафандры, корректно называемые одеждой переходного периода.

МРГ замолчала, поджав губки.

– Вот тебе и ответ, НКЛ, кого несчастный абориген мог увидеть. Чудовище, которое могло ему присниться только в его первобытных снах.

– Да, – вмешался вышедший из ступора, наступившего от воздействия на его ум красоты м-м врача, ЛНД, – себе подобного он тотчас бы укокошил лёгким ударом дубинки по голове, обрадовав таким образом своих соплеменников свежим мясом и богатой вечерней трапезой. Голова на тот момент являлась самым уязвимым местом первобытного человека.

– Не спорю, – улыбнулась НДЖ, – у некоторых она и сейчас уязвимее всего уязвимого.

Дружный незлобный смех мягкими волнами всколыхнул воздух, обновляемый системой вентиляции ежесекундно, и разрядил атмосферу.

– Что правда, то правда, – проговорил ЛДР. – Одежда наша – скажет точнее, камуфляж – явно проигрывала перед примитивными облачениями аборигенов из шкур добытых на охоте животных.

Покручивая тонкими пальцами ультратонкий модуль хранения энергии, поспешил отметиться НКТ.

- Утопия. Думаю, все помнят, именно так высказался упокоившийся в Разуме великий Мыслитель и Учитель РМН, выслушав с великим спокойствием и космическим терпением наши звучные бредни-рассуждения о высоком назначении посланников Высшего Разума сеять семена доброго и вечного в других мирах, на других планетах, пригодных для посева сих семян, продолжая Непрекращающийся Вселенский Опыт. Приведу почти дословно: «Это величайшая Утопия бросить дерзкий вызов Великому Космосу, чтобы в неблагодарной борьбе опередить ступени и фазы развития эмбриональных форм жизни, зачаточного интеллекта, привить испытуемым Высокие Идеалы…» Желающие могут освежить в памяти это Великое Послание, направленное Центру Коррекции развития друго-планетных цивилизаций, находящихся на разных этапах эволюционного развития. Утопия – повторяю вслед за Великим РМН и я. Утопия – все наши попытки окультурить, цивилизовать, привести к обще-космической гармонии дикарей, способных на добычу пропитания тратить минимум мыслительной энергии, приспособив для этого палку. В какие бы одежды не приходилось нам рядиться, чтобы жемчуга знаний не втоптали бы в грязь невежества, конечный результат оказался отличительным от первоначальных задумок. Что с того, что мы научили дикарей взращивать зерно, ирригировать земли и прочая, прочая… Аборигены, познавшие прежде им недоступные мудрости и знания, лишь ускорили, систематизировали и поставили на поток борьбу с себе подобными. И, замечу, весьма в этом преуспели.

С поднятой рукой встал с кресла ФДР.

– Полностью поддерживаю коллегу.

На некоторое время ДП погрузился в тревожное, наполненное беспокойством молчание. Его разбавляла приятная слуху мажорная музыка самописцев, минорное попискивание лабораторных аппаратов, приглушённое меццо-сопрано вентиляционной системы и прочих машин, вступающих в режим короткой работы, как инструменты в оркестре, дабы эмоционально выделить экспрессивные музыкальные фразы меж-паузного звучания, заложенные в партитуру произведения автором.

Мысль коллеги продолжил ФДР:

– Вспомним тот титанический труд, затраченный нами, чтобы обучить всему известному нам, вложить в сознание аборигенов. На этой планете, другие пока в расчёт не принимаю, мы улучшили сам образ существования, подняли на более высокий уровень умственные способности при помощи незатейливых генетических вмешательств. Под нашим контролем они построили многоступенчатые здания – зиккураты и пирамиды для наблюдения за ночным небом, после избранные стали читать по небесным планетам открытое ночное небо как папирусные свитки. Много чего подарили и многому обучили аборигенов планеты и чем окончилось самоотверженное сподвижничество?

– Кострами инквизиции, – грустно признался ЛКС. – Лучшие умы, передовые люди человечества шли на костры, жертвовали своими жизнями ради науки. А что же мы?

– Что же мы? – приободрился ГРГ.

– Ничего, – пожал плечами ФДР. – Ничего хорошего в самом широком вселенском понимании добра и зла. Вмешиваться в развитие и в ход жизни аборигенов и государств категорически запрещено правилами галактического сотрудничества. Мы созерцали на дела рук наших с вселенским вниманием.

– Да, но они сами пришли, без посторонней помощи извне, в мысли о непротивлении злу насилием, – вмешался ЛНД.

– Что с этого имеем? – спросил НКТ и подытожил: – Ни выводов, ни заключений – ничего сделано не было.

– Друзья! Коллеги! Предлагаю прекратить неконструктивную перепалку, – звонко объявила блистательная НДЖ. – К чему бы это ни привело, всё вышло совсем не так, как ярко рисовалось в наших смелых фантазиях. Жизнь, мы убедились, в своём развитии напоминает химию с её реакциями, которые протекают именно так и не иначе. Ни ингибиторы, ни катализаторы кардинально не могут повлиять на конечный результат.

– Давайте, коллеги, вспомним и посмеёмся над тем, сколько загадок мы им подбросили и оставили по окончании нашей исторически-образовательной миссии, – предложила МРГ, введя в ступор, как обычно, мужчин своим неотразимо-хриплым меццо.

Её поддержал ЛНД:

– Чего только стоят пещерные рисунки, изобразительное творчество неандертальцев!

– Пещера рук! – выкрикнул ГРГ, приподнявшись в кресле.

– Ступенчатые колодцы! – подхватил НКТ.

– Во что вылилась наша экспрессивная шалость на плато Наска! – быстро вставил своё слово ЛКС, – это какой фантазией, каким воображением надо обладать аборигенам, чтобы в абсолютном хаосе линий увидеть фигуры птиц и животных!

– Вы забыли о каменных истуканах острова Пасха, – рассыпался бисером смех великолепной НДЖ. – Уж не помню, зачем их закопали по самую голову в грунт и сверху примостили круглые жернова, но и на этом пустом месте аборигены нашли глубокий смысл моделирования поведения планет – а ведь это всё те же самые наши шалости. Кто упомнит, на скольких планетах мы оставили этих каменных болванов! Вот это потеха! А сколько примеров можно вспомнить навскидку!

Противный металлический звук тревоги и вспыхнувшая красная лампа прервали неконтролируемые воспоминания и безудержный хохот.

– Это не тревога! – оживилась система громкой связи голосом МРГ. – Это намеренный запуск программы безопасности. Теперь, когда все успокоились, задам вопрос: когда мы сами в отрочестве изучали историю нашей планеты и небывалого подъёма знаний и развития ранних племён, населявших нашу родную планету, мы всегда натыкались в рукописях на упоминания неких Гигантов, сошедших в огне и облаках дыма с неба, давших нашим далёким предкам небывалые знания. Никому, признайтесь, не приходило в голову, что деяния этих небесных Гигантов – Утопия? Заблуждение Вселенского Разума, решившего в порыве благородных чувств посеять семена Знаний там, среди тех, кто сделал первые, робкие шаги в познании окружающего мира, чтобы их короткие шажки стали длинными шагами. Это можно назвать Утопией?

– Смотрите! Тревога! Опасность! Смотрите! – внезапно закричал НКЛ, указывая на центральный экран. – Смотрите…

Подконтрольная прекрасная голубая планета внезапно озарилась яркими, слепящими вспышками. Следом голубой шар окутало серо-белое облако. Сквозь него выскакивали длинные языки магмы и мелкие фрагменты планеты.

Долго длилось зловещее молчание на ДП Центра по изучению друго-планетных цивилизаций.

– Так и запишем в бортовом дежурном журнале: дата, месяц, год по космическому времени звёздной солнечной системы Сигма от начала научной экспансии. Эксперимент вошёл в стадию необратимых последствий, – щёлкая клавишами, тихо говорил ЛКС, старший дежурный смены.

Совсем скоро в этой солнечной системе появится ещё один астероидный пояс, – отрешённо произнесла НДЖ и вытерла мокрые глаза.

– После тщательного анализа нашей работы, после тестирования на профпригодность, кое-кто его не пройдёт, так происходит всегда, новую группу с новыми коллегами отправят к обитаемой планете, на которой наши неугомонные учёные обнаружат, как всегда, совершенно случайно зачатки разума. Мы прибудем на место, станем на планетарной орбите и рьяно возьмёмся за дело, – добавил сухо НКТ.

– И всё опять повторится сначала, – через силу, вымученно добавил ФДР.

– Утопия!.. Вот она перед нами налицо! – жёстко отрезала МРГ и мягче добавила: – Не знаю, как вам, мне жаль эту маленькую прекрасную планету.

МРГ замолчала и добавила:

– Я её искренне и всем сердцем любила.

После непродолжительной паузы сказала грустно:

– Не знаю, как кто, я буду по ней скучать…

п. Глебовский, 3 ноября 2024 г.