Читать онлайн
"Пейзаж как основа мироощущения: о влиянии окружения на чувства и мышление"

Содержание:

Предисловие

Что такое пейзаж

1 Doomer aesthetics

2 Мировой пейзаж

3 Городской пейзаж

4 Азиатский киберпанк

5 Сказочная готика

Заключение

Примечания

Предисловие

Мысль написать данное эссе пришла ко мне во время просмотра одной из серий документально-просветительского проекта Владимира Познера "Турецкая тетрадь"¹. В этом фильме поднимается множество вопросов, связанных не только с историей Турции, но с развитием общества вообще. Интересна тема религии, ретроспективного взгляда на империю и ее падение из страны нынешней, созданной Мустафой Кемалем Ататюрком, тема роли женщины в современности и проблематика национального самосознания. Однако в этом эссе мне хотелось бы порассуждать не о подобных глобальных проблемах, затронутых в передаче, но о том, что было упомянуто в ней как бы к слову и немного в другом смысле.

"Турецкая тетрадь" начинается со знакомства со Стамбулом – городом, повидавшим многое, бывшим в определенные периоды своей истории одним из главнейших центров человеческой цивилизации. И человек, который делится своими мыслями об этом городе, – Орхан Памук, лауреат Нобелевской премии по литературе (2006 г.). Прогуливаясь с Познером вдоль одной из улиц, ведущих к морю, он замечает:

"Здесь так красиво. В этом районе живет интеллигенция. Здесь не шикарно – все эти здания... Но самое главное здесь пейзаж - он такой красивый! В чем значение пейзажа? Многие отвечали, что оно в том, как пейзаж заставляет себя чувствовать. И я решил, что это турецкое, вернее, арабское слово "хюзюн" (hüzün – печаль, тур. – прим.). Своего рода аналог западной меланхолии".

Эти слова тесно связаны с книгой Орхана Памука "Стамбул. Город воспоминаний"², в которой он и поднимает тему "стамбульского хюзюна". Среди размышлений на тему того, как можно понимать печаль в исламе, в философии и в быту, автор пишет:

"...Что отличает хюзюн от меланхолии: последняя – это переживание одного человека, а та печаль, о которой говорю я, – это гнетущее чувство, объединяющее миллионы людей, все население огромного города – Стамбула.
<...>
Но я сейчас хочу рассказать не о меланхолии Стамбула, а о той, в чем-то похожей на нее, печали, которую мы, стамбульцы, принимаем с гордостью и переживаем все вместе, сообща. Чтобы почувствовать ее, нужно суметь увидеть ее истоки в городских пейзажах и в моментах, выхваченных из потока городской жизни. Я говорю о рано опускающихся сумерках и об отцах семейств с сумками в руках, спешащих домой по окраинным улочкам, освещенным тусклыми фонарями. <...> О похожих как две капли воды подъездах десятков тысяч многоквартирных домов, чьи стены от грязи, ржавчины, копоти и пыли потеряли всякий цвет; о муниципальных зданиях, где каждая дощечка в полу скрипела от шагов еще в те времена, когда они были особняками пашей; о сломанных качелях в парках; о корабельных сиренах, ревущих в тумане; о полуразрушенных городских стенах, сохранившихся еще с византийских времен; о рынках, пустеющих по вечерам; о руинах бывших дервишеских обителей; о чайках, неподвижно сидящих под дождем на ржавых, обросших мидиями и водорослями бортах барж; о еле заметном дымке, поднимающемся из единственной трубы огромного столетнего особняка в самый холодный день зимы..."

Эта мысль – что пейзаж накладывает отпечаток на мироощущение – она кажется естественной. "Да – скажет любой, – разумеется, где-нибудь на пляже приятно отдохнуть, а в мегаполисе чувствуется более рабочий настрой". Ну, суть ухвачена верно, если отбросить детали. Вообще детали всегда вносят смятение в прозрачную идею, приближая её к более зрелому толкованию реального положения дел, что делает её угловатой, тяжеловесной и порой совсем лишенной ясности. Но без деталей, увы, нет и глубины. Как бы то ни было, обычный человек проводит большую часть своего времени где-то в одном вполне определенном месте. Это очень сильно влияет на то, как он воспринимает мир. Поездки, особенно дальние, часто вызывают новые ощущения и навевают новые мысли. Тот, кто когда-либо мечтал по-крупному, непременно ищет нечто, что заставило бы его, подобно Фаусту³, произнести: "Остановись, мгновение, ты прекрасно!" Это нечто может быть чем угодно, но ограничимся пейзажем.

Что такое пейзаж

Представьте себе закат за городом. Лучи увядающего солнца из последних сил окрашивают плывущие по небу облака в нежные розоватые тона, а уставшие осенние деревья вспыхивают золотым огнем. Где-то вдалеке стоит церковь или замок. Эта картина вызывает чувство удовлетворения, покоя и... легкой печали. Таким может быть закат в александровском саду в Петергофе, когда желтеет готическая капелла Александра Невского, или на окраине Грайфсвальда, где кирпичные руины, кажется, готовятся уснуть навеки. Разумеется, это может быть где угодно, и вы без труда представите себе подобную картину. Но к чему этот пример? Дело в том, что такого рода пейзаж располагает к возвышенному созерцанию. А оно, в свою очередь, наталкивает на размеренные, неторопливые мысли. Это простой пример пейзажа, который идиллически воздействует на сознание. Иными словами, пример того, как вообще мысль может быть связана с окружающим пространством.

Есть места, более других располагающие к размышлению на серьезные темы. Такие темы часто называют возвышенными. Безусловно, нет разницы, где именно предаваться какого угодно рода размышлениям, однако стоит признать, что где-то нужные мысли приходят сами собой и само размышление протекает легче и лучше, чем в другом месте. Я учился в обычной школе, построенной по стандартному проекту, с обычными комнатами и т.д. Я очень любил свою школу и люблю все, что с ней связано. Но в университете сами помещения, эти высокие потолки, то, какие здесь "важные" коридоры, какой холл, лекционные аудитории, даже то, как выглядит здание снаружи, парковая зона, какой здесь размах во всем – все это действительно по-другому располагает к "думам", причем на качественно ином уровне.

И примеров такого окружения – назовем его локальным пейзажем – невероятное множество. Старый поезд дальнего следования, мчащийся из ниоткуда в никуда, гостиничный номер, такой разный и все равно одинаковый в любой точке света, аэропорт мегаполиса, всегда бодрый, даже слишком, – все это примеры локальных пейзажей. Они являются составной частью чего-то большего. Сейчас на смену слову атмосфера пришло слово вайб⁴ (vibe – энергетика, настрой, англ. сленг), более широкое в своем значении, обозначающее в рамках данного обсуждения способность некоторого места вызывать у того, кто в него попадает, некоторое более-менее определенное состояние, эмоции. Можно сказать, что у каждого из приведенных примеров есть некий вайб, благодаря которому их так легко представить в красках.

Но есть более крупный пейзаж, возвышающийся над теми, о которых мы говорили. Подобно обозначению общего экстремума функции в математике, назовем его глобальным. Его трудно ограничить рамками определения. По мнению некоторых философов науки, многие понятия, особенно базовые, усваиваются не через определение, а из повторяющегося контекста. В частности, об этом говорит один из отцов квантовой физики, Вернер Гейзенберг, в книге "Физика и философия"⁵:

"…Язык содержит большое количество понятий, которые могут рассматриваться как целесообразный инструмент для более или менее однозначной передачи сообщений о событиях повседневной жизни. Эти понятия были выработаны постепенно, в процессе использования языка, без критического анализа. При этом предполагается, что если некоторое слово употребляется достаточно часто, следовательно, мы более или менее точно знаем, что оно означает. <…> Эта принципиальная непосредственность смысла слов была осознана, разумеется, очень давно и вызвала желание давать определения, т. е., как гласит определение слова "определение", устанавливать границы, указывающие, где это слово может применяться, а где нет. Но определения могут быть даны, естественно, только с помощью других понятий, и в конце концов мы должны будем все-таки полагаться на некоторые понятия, которые принимаются так, как они есть, без анализа и определений".

О том же пишет Уиллард Куайн в рассуждениях о "гавагае"⁶. В его примере чужестранец путешествует с туземцем, и в момент, когда рядом с ними в траве проносится кролик, провожатый кричит: "Гавагай!" Что это такое – «гавагай»? Уши кролика над высокой травой? Сам кролик? Его появление перед людьми? Тревога или просто восклицание? Усвоить это можно только из повторяющегося контекста схожих ситуаций. Так и следует понимать пейзаж – как нечто, что окружает человека в его повседневности, из которой, в свою очередь, черпается представление об этом окружении.

Далее попробуем окунуться в некоторые формы глобального пейзажа, чтобы выяснить, как они могут быть связаны с мироощущением.

1 Doomer aesthetics

Некоторые виды пейзажа вызывают не просто чувство печали. Они могут вызывать глубочайшую тоску, уныние и перманентный пессимизм. Такие места в каком-то смысле поражают воображение, но делают это от обратного. Например, упомянутые Орханом панельные дома – это символ приобретшего широкую популярность депрессивно-ностальгического направления, которое можно описать понятием "думерская эстетика"⁷ (от англ. doom – фатум, гибель, обреченность). Неудивительно, что огромную популярность данный тренд приобрел в некоторых странах бывшего СССР, где постсоветский пейзаж идеально вписывается в то представление об утрате надежд, отсутствии перспектив и светлого будущего, которое в смешении с теплой тоской по утраченному прошлому составляет основу думерской эстетики. Подобное окружение наталкивает на соответствующие мысли само по себе: не нужно знать о том, что такое doom style, чтобы, находясь в подходящем месте, испытать схожие эмоции. В англоязычном сегменте интернета превалирует понятие "Восточной Европы" в отношении описанного пейзажа, включающего в себя пугающую одинаковость панельных домов, индустриальный фон дымящихся труб, ощущение тщетности попыток что-либо улучшить и достичь счастья. Именно недостижимость счастья, по моему мнению, является квинтэссенцией этой субкультуры, идеологическим фундаментом всех чувств и эмоций, которые она вызывает. Этот пейзаж словно чахнет, увядает, но не пышно, как у Пушкина⁸, а серо и безнадежно. Общую картину часто дополняют массивные здания в стиле советских направлений модернизма, авангарда*. Представлявшие некогда торжество человеческого гения и призванные ментально устремить массы в "прекрасное далеко", сегодня они больше напоминают декорации к антиутопии, вызывая характерные ассоциации и внося свой вклад в думерскую эстетику.

Но самым главным ее атрибутом являются, безусловно, многоэтажные панельные дома, часто пренебрежительно или, наоборот, ласково называемые "панельками". "Город-сад" Маяковского⁹ оборачивается "родной клеткой", из которой одновременно хочется сбежать и в которую хочется вернуться. Челябинск, Екатеринбург, Воркута – это примеры городов с ярко выраженным думерским пейзажем. Одним из эталонных мест, пейзаж которых более всего соответствует думерской эстетике, считается северный город Норильск. Его депрессивная романтика опирается на лютые морозы, серость, большое количество предприятий. В целом, почти каждый спальный или промышленный район любого постсоветского города являет собой тот же пейзаж. Атмосферные фотографии подобных мест можно найти в любой из тематических групп в Интернете, названия которых часто очень метко выражают депрессивно-уютный характер изображаемого пейзажа (например, "Заброшенная Россия", "Эстетика панелек" и т.п.). Несмотря на дуализм этого типа пейзажа, который вызывает наряду с отрицательными эмоциями теплые чувства умиротворения и сладкой меланхолии, он все же тяготеет к негативному полюсу, из-за чего длительное воздействие такого пейзажа скорее удручает, чем вдохновляет. Можно сказать, он вызывает "тоску по красоте".

*Замечание. Эти течения в архитектуре и их производные, конечно, не ограничены СССР. Большинство из их них зародились и активно развивались за его пределами, повлияв на облик множества мест по всему миру.

2 Мировой пейзаж

С описанными местами резко контрастирует так называемый "мировой пейзаж". Это понятие относится к живописи, где под мировым пейзажем понимается, в частности, эпическая сцена природы, включающая горы, долины, постройки где-то вдали – словом, такой вид, что дарует освобождение от плена рутины и бренных дум. От которого захватывает дух. Я выбрал такой термин для характеристики природного пейзажа, потому что он кажется очень метким, но не хотелось бы оставаться в рамках существующего понимания мирового пейзажа в живописи. "Лучше гор могут быть только горы"¹⁰, но важно ориентироваться на впечатление. Ключевое чувство, которое возникает в местах мирового пейзажа – чувство свободы. Это может быть бескрайнее зеленое поле с холмами, блуждание по которым приносит несказанную радость – ни с чем не сравнимое азартное чувство восхищенного трепета, от которого хочется нестись вперед и вперед, а после упасть без сил и любоваться окружением. В таком месте некогда вести пустые разговоры или вспоминать про насущные проблемы. Они сами по себе взывают к новым свершениям. Мировой пейзаж шепчет: "Чудеса случаются, мир полон чудес. И они тебя ждут". И хочется бежать за ними, как в "Хоббите"¹¹:

– Мистер Бильбо, куда это вы? <...>

– Я спешу навстречу приключениям!

Вид с горы на бескрайние просторы Камчатки или Новой Зеландии, швейцарский ландшафт, поля Чехии или итальянской Тосканы – вот живые воплощения мирового пейзажа. Первые два из них даже скорее "вселенского" – настолько невообразим простор. Один мой друг однажды сказал: "Представь, что нет никого и ничего. Никаких привязанностей, никаких обязательств, никакого страха. Есть только ты, ветер и свобода – самая настоящая". Почти как у Островского¹². Мне кажется, это самая меткая характеристика таких мест и того, что в той или иной степени жаждет испытать каждый. Но, увы, так не бывает. И оттого даже радость приносит печаль – как и все прекрасное.

Недаром один турецкий поэт когда-то заметил²:

"Лишь тот пейзаж красив, что навевает грусть…"

3 Городской пейзаж

Как бы то ни было, большую часть времени современный человек проводит в городе. Здесь можно встретить и спальные кварталы с думерской эстетикой, и футуристичные небоскребы с офисами крупных компаний, но лицом большинства старинных городов все равно остается их исторический центр. Он задает их общий вайб, который ощущается даже на окраинах и который сильно зависит от древности и размеров города. Урбанистические решения весьма разнообразны, из-за чего городской пейзаж слишком различен, чтобы пытаться описать его сколь бы то ни было обще. Однако можно попытаться это сделать, если разбить города на две группы. В машинном обучении есть понятие отбора признаков, на основе которых строится предсказание модели. Одни признаки могут быть важнее других, и они оказывают большее влияние на метрики – показатели, выражающие качество работы модели. Как мне кажется, главным признаком, отделяющим одни города от других, служит их размер.

К первой группе отнесем города малые. Тут бывает мило, весьма красиво. Каждый дом здесь полон собственной истории, а каждая улица – своей жизни, подчас довольно активной. Но то чувство, которое отличает такое место – отсутствие "монументальности". Оторванность от тех событий, что определяют некий "общий курс" социума. Замечу, что важно не то реальное экономическое, политическое, историческое значение города, которым он обладает или обладал когда-то, но важно чувство, которое в этом городе ощущается. И главным образом, из-за пейзажа. Размер города в этом смысле является сопутствующим признаком, позволяющим развернуть в данном месте тот или иной пейзаж, но не определяющим его полностью. Тем не менее, представить, чтобы в совсем небольшом провинциальном городе можно было ощутить приобщенность к чему-то масштабному, а в крупном нельзя, – это кажется трудным. Не невозможным, но все же трудным. Поэтому размер города был выбран первостепенным признаком.

То ощущение масштабности, сопричастности общемировым событиям и веяниям, пронизывающее большие города, благоприятно влияет на широту взглядов, идей, воззрений. Этому способствует неизбежно развивающийся в крупных городах мультикультурализм, находящий отражение и в облике города, и в повседневных мелочах, которые также являются частью пейзажа. Тот вид, что открывается в Москве с Большого Краснохолмского моста вблизи Дома музыки или Большого Каменного рядом с Театром эстрады – эта панорама большого города с тысячами километров рукотворного ландшафта, концентрата общественных настроений и дум, – все это монументально воздействует на сознание. В некотором смысле подобно готическому собору в Средние века. Малый город, напротив, устремляет мысль вовнутрь, обращает ее на частные вопросы. Меньший размер города означает близость объектов друг к другу, в том числе близость открытых пространств и мирового пейзажа. Неслучайно многих живописцев во все времена манили малые города и окружавшая их природа. И сейчас некоторые университетские программы, связанные с искусством, стараются составить таким образом, чтобы студенты находились в условиях близости к природным красотам¹³. Подобные пейзажи в паре с провинциальным ритмом жизни взращивают чувство умиротворения и развивают важнейшую способность – созерцать.

"Cogito ergo sum", – заявляет крупный город. "Sentio ergo vivo", - отвечает ему малый.

Малый город интроспективен, большой пассионарен¹⁴.

4 Азиатский киберпанк

Совершенно особый пейзаж сложился в современной Азии. Футуристическая, технологичная, самобытная, она сочетает в себе высочайший прогресс с теми социально-бытовыми проблемами, которые за ним не поспевают. Невероятные достижения в области строительства сейсмостойких мегасооружений соседствуют с неопрятностью и хаосом, царящими порой на улицах. Все это отражает в азиатском пейзаже преддверие не самого лучшего, но красочного в своем несовершенстве будущего – киберпанка. Этот термин относится к вымышленным мирам, где технический прогресс, ударившийся в компьютерные технологии и достигший небывалых высот, опередил социальное развитие общества, из-за чего нищета, разруха, голод и несправедливость лишь сменили фон. Говоря кратко: "High tech. Low life". Но это только идейное наполнение жанра, роднящее его с думерской эстетикой. Колорит киберпанка заключается, помимо этого, в том, как эти миры выглядят визуально: яркие огни невероятно больших городов, обилие высокотехнологичного транспорта, смешение реальности физической и виртуальной и т.д.

В отношении Азии речь идет не о том, настанет ли в действительности такое будущее, возможно ли оно и как его избежать. Важно лишь то, что вайб киберпанка уже сегодня ощущается в азиатском мегаполисе. Искусственное здесь сплетается с настоящим. Наступление новых времен чувствуется даже в мелочах: здесь появился Тамагочи¹⁵, пару десятилетий назад занимавший многих детей по всему свету, который так сильно напоминает электрического барашка из книги Ф. Дика¹⁶. Здесь изобрели QR-код¹⁷ – символ цифрового будущего. Здесь робототехника стала культом. Непосредственная близость цифрового мира, не позволяющего расстаться со смартфоном нигде и никогда, широкие улицы с соразмерно высокими зданиями, уходящими в самое небо, помещения и пространства, способные вместить в себя всю "живую массу" в пределах видимости со спутника, ночь, которая ярче дня в рукотворном свете человеческого гения. Невероятный размах во всем, бесконечный порыв, такая непохожесть при общей одинаковости – это задает особый колорит, побуждающий к деятельности и одновременно убивающий всякую волю. Этот пейзаж зовет творить, но творить смиренно. Он хватает за руку на полпути и насмешливо предостерегает: "Всегда найдется рыба покрупнее". Эта всеобъемлющая мощь не только окрыляет, но подавляет – и подавляет именно тем, что она так всемогуща. Неоновый иероглиф на фоне ночных гор и фантастической урбанистики эпохи "нового Эдо"¹⁸ для всего Востока – взлета коллективной Азии – мимо которого проносится скутер, сдувая ветром зазевавшийся лепесток вишни, – таков цветущий образ этого пейзажа. Будь то центральный парк Шэньчженя с ароматами имбиря и поющими небоскребами или знаменитые железные деревья Сингапура, обессмертившие себя в аниме, – воздействие азиатского киберпанка схоже в этом масштабном рвении угнаться за временем. Рвением, которое своим напором само неумолимо гонит время вперед.

5 Сказочная готика

Наконец, назовем тот пейзаж, что является каждому в чудных снах и мирах эскапизма – фэнтези. Порой трудно среди равноценных пейзажей выбрать тот, что, будучи сам по себе обособленным в пространстве и времени, тем не менее, наиболее емко характеризовал бы сразу их все. Ведь английская деревня эпохи королевы Виктории совсем не походит на немецкий фахверк, хотя и то и другое связано с представлением о фэнтези, пускай разных поджанров и направлений. Чем же в таком случае обозначить ту узнаваемую картину внешнего гармоничного единения природы и человека, которая среди прочих мест столь наглядно наблюдается в Европе? Обитель мистической фаустовской души по Шпенглеру¹⁹, центр, из которого вышла современность и распространилась повсюду. "Мировой пейзаж", обретший человеческую душу и поселившийся рядом с людьми. Здесь порыв устремлен в бесконечное, но не гнетет своей силой и не торопит искусственно. Здесь ощущается покой и жажда действия. Жадность до действия. Неизбежно подступающая утонченная меланхолия такого пейзажа не деструктивна, она подстегивает созидать и быть в тонусе. Быть может, прав Шекли, и наступит день земного общества из его "Цивилизации статуса"²⁰, когда человеческая тяга к творчеству "замкнется на себя", падет под ударами комфорта и гармонии красоты, и пейзаж растеряет всю свою магию. "Но только не сегодня!" – кричит ему король Гондора Арагорн, сын Араторна, рожденный фантазией, что была взращена пейзажами из этого мира грёз²¹.

На Земле достаточно мест, где можно испытать схожие чувства, но что выбрать в качестве эталонного пейзажа для них всех? Одна моя знакомая во время спонтанной прогулки по улочкам Дюссельдорфа остановилась рядом с церковью Святого Свитберта и заплакала от того, что "в случайном месте, куда ты решил поехать просто «потому что», может быть так красиво, как в кино". Причин для слез, бесспорно, и в этом, и в других подобных случаях можно сочинить множество, но этот эпизод в какой-то степени, по моему мнению, все-таки характеризует окружающий пейзаж. Это пейзаж, столь приятный и чарующий, что при виде его действительно хочется плакать. В особенности, если до этого окружением был исключительно типичный doomer-town, как в случае моей знакомой.

Все же как этот пейзаж назвать? Я размышлял довольно долго. Все-таки "сказочная готика". Мне представляется это выражением того пейзажа грёз, эфемерного, ускользающего, который обретает существование в реальности. Готика, возникшая после несостоявшегося Апокалипсиса, и пламенно расцветшая с отступлением "Черной смерти"²². Протест против тьмы невозможного, дерзость духа пред лицом вечности. Контрфорсы, увенчанные пинаклями, и аркбутаны как средства достижения новых архитектурных высот, считавшихся ранее недосягаемыми. Острота, единство, легкость – это отражение самой сути пейзажа, сочетающего внеземную идиллию со "здесь-бытием"²³. Dasein und Märchen.

Вспоминается, что очень давно при обсуждении Праги кто-то из друзей назвал чешский стиль "игрушечным" или "кукольным" в сравнении с той же Германией, потому что в нем нет той грузности, которая ощущается в немецкой готике. Весьма спорно, хотя в чем-то наблюдение отражает различия в колорите стран. Однако это замечание хорошо характеризует сказочность, слитую воедино с готикой. Что касается воздействия пейзажа, то его сказочность проявляется в красоте и уюте, готика – в претворении в жизнь самых смелых идей сквозь ожидание конца – сквозь hüzün. Церковь Святого Свитберта в Дюссельдорфе, конечно, не готическая. Вернее сказать, не целиком. И те чувства, которые можно испытать при духовном погружении в красоты Нового Афона, ничуть не слабее, чем в Дюссельдорфе. И все же этот пейзаж – сказка. Ведь "так не бывает". И все-таки готика, потому что "так есть".

Заключение

Рассмотренные примеры не являются чем-то, существующим независимо друг от друга. Как нельзя отделить полностью одно от другого некоторые течения в искусстве, так нельзя строго разграничить пейзаж. Разница в пейзаже проявляется не в отличии самих внешних объектов и событий друг от друга, а в их идейном проявлении на фоне общих признаков, что обуславливает различное чувственное восприятие пейзажа. Находясь, к примеру, в городе, можно наблюдать несколько описанных нами пейзажей одновременно. В различных местах в различное время они будут сменять друг друга или сливаться воедино. Но важно, что это совокупное окружение будет благоприятствовать некоторым душевным и мыслительным состояниям лучше прочих вариантов пейзажа. И мы попробовали показать, что это воздействие действительно ощутимо, причем в некоторых случаях существенным образом. Оно не определяет, однако, в общем случае эти состояния целиком. Неслучайно, рассуждая об отрешении от воли, Шопенгауэр писал²⁴: "Почему посредственный живописец, невзирая на все старание, так скверно изображает данный ландшафт? Потому что он и видит его не более красивым".

Есть множество факторов, которые могут оказаться сильнее пейзажа: экономическая обстановка, успех на работе, те же близкие люди, совместное времяпрепровождение с которыми влияет порою на состояние человека значительнее, чем любой пейзаж. Важно заметить, что все-таки не всегда только от самого человека зависит, как он себя ощущает и о чем думает, поэтому обстановка и другие факторы важны. Тем не менее, можно быть счастливым и в комнате, поддавшись уговорам Бродского²⁵, и несчастным на вершине мира, совершив восхождение, которое другим и не снилось. Главное, в конечном счете, – человеческое стремление, воля человека. Его дерзость меняться и менять окружение, если он чувствует, что что-то в его жизни не так.

Потому что если он так чувствует, то так оно и есть.

Москва, октябрь-ноябрь 2024 г.

Примечания

¹ «Турецкая тетрадь», 2024 г. ­Документальный фильм Владимира Владимировича Познера, посвященный исследованию истории и культуры турецкого государства в формате интервью с гражданами современной страны и с позиции авторского взгляда на затронутые проблемы.

² Ферит Орхан Памук. «Стамбул. Город воспоминаний», 2003 г. «10. Печаль»

³ Иоганн Вольфганг фон Гёте. «Фауст», 1774—1831 г.г. «Часть первая, сцена 4»

⁴ Вайб (vibe – сокр. от vibration – вибрация, англ.) – современное сленговое понятие, близкое к понятию «атмосфера», когда речь идет об общей энергетике некоторого места или события, но сильнее связанное с испытываемыми ощущениями от них и употребляемое в более широком контексте. Так, вайб может быть у предмета и человека. Слово вайб в таком значении связано, по-видимому, с устойчивым выражением в английском языке good vibes, обозначающим отличное настроение, приятное впечатление от чего-либо.

⁵ Вернер Карл Гейзенберг, «Физика и философия», 1958 г. «X. Язык и реальность в современной физике».

⁶ Уиллард Ван Орман Куайн. «Слово и объект», 1960 г. «Глава II. Перевод и значение».

⁷ Думер (Doomer, англ.) – персонаж из Интернет-мемов, олицетворяющий депрессивно-упаднический настрой без веры в завтрашний день. В странах СНГ думер дал имя тренду романтизации постсоветской действительности, визуальным центром которой является архитектурная составляющая – многоквартирные панельные дома. Стиль зародившейся в рамках этого тренда субкультуры описывается понятием думерской эстетики, включающим определенное поведение, музыку, приемы фотографии, депрессивные тексты, своеобразный «грустный юмор», нигилизм и т.п.

⁸ Александр Сергеевич Пушкин. «Осень», 1833 г. «VII»:
⁹ Владимир Владимирович Маяковский. «Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка», 1929 г.

¹⁰ Владимир Семенович Высоцкий. «Прощание с горами», 1966 г.

¹¹ Имеется в виду кинотрилогия Питера Роберта Джексона (2012 г.) по сюжету фэнтезийной повести «Хоббит, или туда и обратно» Джона Рональда Руэла Толкина, 1937 г.

¹² Александр Николаевич Островский. «Гроза», 1859 г. Первый монолог Катерины.

¹³ В качестве примера можно привести «Fondation Camargo» – грантовый фонд и центр междисциплинарных исследований в гуманитарных областях, основанный американским режиссером и филантропом Джеромом Хиллом. Участники программ центра проживают в районе города Кассис, недалеко от Марселя, который знаменит живописными видами средиземноморских каланок (небольших бухт), ущельем Пеннафорт и мысом Кап-Канай – самым высоким утесом Европы.

¹⁴ Слово пассионарный взято, разумеется, из теории Льва Николаевича Гумилева, описанной им в книге «Этногенез и биосфера Земли», 1989 г. Для данного эссе это слово используется без привязки к самой теории пассионарности, которая не принимается рядом специалистов и считается ошибочной. Здесь же пассионарность взята в значении сильной склонности к деятельности, некоей «активности сверх меры», которая выходит далеко за пределы индивида, и использована для художественного описания идейно-чувственного воздействия большого города на человека.

¹⁵ Тамагочи («яйцо-часы», яп.) – электронное игровое устройство, симулятор ухода за питомцем, бум продаж которого пришелся на 2000-е годы.

¹⁶ Филип Киндред Дик. «Мечтают ли андроиды об электроовцах?», 1968 г.

¹⁷ QR-код (Quick Response code – код быстрого отклика, англ.) был разработан инженерной группой под руководством Масахиро Хары в 1994 году в рамках проекта компании Denso Wave – дочернего предприятия машиностроительной корпорации DENSO. Изначально использовался в автомобильной промышленности Японии, позже распространился на все сферы жизни благодаря удобству кодирования и считывания информации.

¹⁸ «Периодом Эдо» (Эдо – прежнее название города Токио до Реставрации Мэйдзи) принято обозначать эпоху культурно-исторического развития Японии во времена правления клана Токугава (1603 – 1868 г.г.). Считается золотым веком Японии. В этот период в стране завершился переход в Новое время, сложилась национальная идея японского государства, сильно развились экономика и государственное дело, а культура испытала небывалый расцвет. В этот период жили такие видные представители искусства Японии, как поэт Мацуо Басё и художник Кацусика Хокусай.

¹⁹ Освальд Арнольд Готтфрид Шпенглер. «Закат Европы», 1918г., 1922 г. «Очерки морфологии мировой истории. Образ и действительность. Глава III. Макрокосм».

²⁰ Роберт Шекли. «Цивилизация статуса», 1960 г. «Глава 28» (в некоторых изданиях – «Глава 23»).

²¹ Приведены слова из речи Арагорна в экранизации Питера Роберта Джексона. Третья часть фильма (2003 г.) по сюжету книги Джона Рональда Руэла Толкина «Властелин колец» («Возвращение короля»), 1954 г.

²² Готический стиль в архитектуре зародился в XII веке, столетием позже даты первого миллениума, на которую западной христианской церковью был назначен конец света. Позднее он был отодвинута на 33 года – по числу земных лет жизни Христа. О настроениях в культуре и быту того времени подробно описано, например, у историка Эдмона Поньона в книге «Повседневная жизнь Европы в 1000 году», 1981 г. Поздний период готики (пламенеющая готика) пришелся на XIV век после эпидемий чумы.

²³ Понятие из книги немецкого философа-экзистенциалиста Мартина Хайдеггера «Бытие и время», 1927 г., отражающее идею того, что субъект познает мир не извне, но сам является частью мира. Здесь-бытие (Dasein, нем.) – это бытие «вопрошающее». Оно существует как субъект, то есть эмпирически, и одновременно с тем в действительности, как подлинное бытие, включенное в общее целое мира. Иными словами, это бытие, которое не просто «есть», но также задается вопросом о своем «бытийствовании».

²⁴ Артур Шопенгауэр. «О воле в природе», 1836 г.

²⁵ Иосиф Александрович Бродский. «Не выходи из комнаты…», 1970 г.