Читать онлайн
"Зов вечной Зимы"

Египет. Город Солнца. Времена правления XVIII династии

Длинная вереница густых облаков задумчиво проплывала над роскошным белокаменным городом, горделиво возвышающимся в уютной гавани полноводного Нила.

Укутываясь в надвигающиеся сумерки, город неспешно гасил окна и погружался в безмятежный сон. Редели шумные детские стайки, уступая просторные улицы редким влюбленным парам, степенно прогуливавшимся в зеленой прохладе городских парков.

Расположенные по периметру высоких городских стен сторожевые башни уже зажигали сигнальные огни, а протяжный звук патрульного рога послужил сигналом к заступлению ночного караула.

Серебристый луч луны прорвался сквозь облачную завесу и, мягко скользнув по изысканным фасадам городских зданий, на мгновение осветил бледное лицо высокого мужчины, стоящего в одиночестве у самого края просторной террасы, на крыше богато отделанного дворца. Человек медленно перевел задумчивый взгляд навстречу отблеску ночного светила, огненно-красный диск которого навевал еле уловимую тревогу.

Невесть откуда подоспевшие воспоминания, проступив на пятнистой лунной поверхности, стали наперебой предлагать ему образы из детства, ранней юности, образы переживаний первой влюбленности, первых тревог и разочарований. Все это казалось настолько далеким, что уже не вызывало ни отклика в душе, ни должного ощущения тепла.

Перебирая в своей памяти знакомые сюжеты, человек вдруг очутился в просторном темном помещении с наглухо задернутыми завесами на высоких арках оконных проемов, в самом центре которого, на огромной, инкрустированной драгоценными камнями кровати, лежала изящная черноволосая девочка, лет тринадцати.

Вокруг нее, неслышно ступая по изысканному ворсу персидского ковра и растерянно бормоча себе что-то под нос, блуждали лучшие лекари и целители, которых ему только удалось отыскать. Но, все их научные методы оказалось напрасными, ни на миг, так и не отодвинув тяжелую длань судьбы от юного создания.

Искра ее жизни, казалось, теперь окончательно угасла, и только устремленные в сторону ночного неба тускнеющие глаза, еще поддерживали в близких людях желанную иллюзию того, что девочка всего лишь на некоторое время затихла и скоро, своим звонким смехом, непременно разгонит тяжелый сумрак скорби, сгущавшийся в просторных залах дворца.

Но, упрямые вестники смерти, неумолимо отбирали последнюю искру надежды.

Уловив его присутствие, многочисленная прислуга склонила головы, а степенная коллегия именитых врачей, в растерянности, пряча взгляды, шаг за шагом спешно отступала в противоположном от входа направлении, словно опасаясь внезапного гнева.

Но Человек, казалось, уже никого не замечал. Его уставший от бессонных ночей взгляд, с невыразимой тоской и нежностью скользил по безжизненному телу хрупкого ребенка, ревниво осматривая каждую его деталь, словно силясь в последний раз запечатлеть родной образ в своей памяти.

Повинуясь намерению поднять девочку на руки, Человек шагнул было вперед, как вдруг почувствовал мягкий толчок, чем-то невесомым, в область переносицы.

От неожиданности, он замер на месте, машинально схватив ускользающий из поля зрения предмет.

Его рука сжимала легкий самодельный журавлик. Один из тех, который ради забавы, имели обыкновение запускать маленькие дети, сопровождая их короткий полет пожеланиями здоровья и счастья тому, в кого по случайности угодит этот по-детски милый, но, вместе с тем, очень древний символ лучистого Солнца.

Очертания покоев девочки рассеялись также внезапно, как и появились, оставив вместо себя лишь зияющий чернотой провал за краем высокой террасы, пределы которой он мог бы переступить уже через мгновение.

Глубоко вздохнув, силясь успокоить бешено колотящееся сердце, он быстрым взглядом окинул темное пространство перед собой, но плотная ткань ночи не выдавала присутствия кого-либо из посторонних. Лишь только серебристо-розовый свет луны, плавно втягиваемый очередным странствующим облаком, спешно уносил с собой следы недавнего наваждения.

Человек едва успел мысленно поблагодарить своего тайного спасителя, как вдруг услышал за спиной приближающиеся шаги. В крадущейся поступи охотника, он безошибочно узнал начальника своей личной охраны.

Старый вояка был, наверное, самым надежным человеком из тех, с кем ему доводилось иметь дело. В нем странным образом сочетались беспредельная отвага, верность долгу, простота и, вместе с тем, весьма проницательный ум.

Несмотря на свой почтенный возраст, он являл собой сплошную гору мышц, ограниченную, казалось, лишь массивными железными доспехами, а быстрота реакции и звериная легкость в движениях, превращали его в поистине непревзойденного бойца. Он был одним из тех, кому можно было доверить свою спину без малейших на то колебаний.

Не поворачивая головы, Человек, как будто бы обращаясь в пустоту, с печальной улыбкой произнес: «Она так и не успела запустить свой журавлик … Тот, который летит…».

Немного помолчав, он обернулся к начальнику своей охраны и рассеянно осведомился:

– Что у тебя, Хет?

– Повелитель, пора… Вас ожидают внизу. Все приглашенные собрались и готовы к ритуалу. Главный зал торжеств также переполнен почтенной публикой, с нетерпением ожидающей празднества в честь дня основания нашего города. – старательно пряча взволнованный взгляд, скороговоркой выпалил старый воин и почтительно отступил на несколько шагов назад.

Молча кивнув в ответ, Человек направился к тускло освещенному масляными лампадами входу на летнюю террасу, откуда совсем еще недавно появился вояка.

Поровнявшись с Хетом, он остановился и, ободряюще, потрепал его за стальное плечо:

– Ты всегда надежно прикрывал мне спину, с самого моего детства, и я это ценю превыше всего. Но дальше, мне суждено идти одному. И я всем своим сердцем сожалею об этом. Знай, ты не ощутишь нужды ни в чем. Я распоряжусь щедро одарить тебя. А теперь, мне пора, мой верный Хет. Быть может, мы с тобой еще встретимся … где-нибудь … на перекрестках дорог иных миров. Живи тысячу лет …

Пожилой воин пытался держаться, по-обыкновению своему, мужественно, но, произнести слова ему помешал вдруг невесть откуда появившийся ком в горле, вынудив его лишь беззвучно шевелить губами в ответ.

С тяжестью в сердце, Человек, еще несколько мгновений следил за тем, как холодные отблески луны преломлялись обильной влагой, внезапно наполнившей глаза несчастного старика, после чего, уверенным шагом направился к тускло освещенному лестничному проему, ведущему вниз к переполненному гостями залу церемоний, – навстречу многоголосому хору восторженных голосов, наперебой кричавших: «Владыка Атона! Владыка Атона!».

С трудом подавив в себе нахлынувшие чувства, Хет еще некоторое, время оставался на террасе, безучастно наблюдая за тем, как стайка подоспевших облаков заслонила собой слабеющий свет царицы ночного неба, заставляя пустынную террасу вновь погрузиться в сумрак ночной прохлады.

По-детски всхлипнув, он медленно опустился на колено и склонил седую, отяжелевшую от мрачных раздумий голову.

Под шквал громогласных приветствий, Человек, вышел на мраморный пьедестал Окна Явлений, где его ожидала любящая семья – супруга и четверо дочерей. Чуть поодаль, в глубине трибуны едва заметно выделялся пурпурный хитон почтенного члена правящей четы – старого Айя, верховного жреца солнцеликого бога Атона.

Несмотря на разницу в возрасте, юные принцессы были стройны, женственны и блистали красотой, под стать своей матери. Все они были облачены в праздничные одежды, но плохо скрываемое волнение в глазах родных женщин, неумолимо напоминало ему о серьезности предстоящего момента.

Усилием воли, поборов импульсивное желание обнять их и хоть как-то успокоить, Человек, с невозмутимым выражением лица, обернулся к залу, наполненному приглашенными, из числа самых уважаемых жителей города.

Помедлив мгновение, он поднял руку в приветственном жесте, призывая внимание присутствующих, часть из которых уже успела раболепно замереть в низком поклоне, а часть, состоящая из почтенных вельмож, лишь учтиво склонить головы.

«Я, наместник лучезарного бога Атона, сын Аменхотепа Третьего, я – царь Эхнатон! Приветствую вас, о достойнейшие из граждан солнечного Ахетатона, города, который по – праву зовется «Горизонтом Атона!». – высоко вскинув увенчанную голубой короной хепреш голову, продолжил Человек. – «Несмотря на теплую атмосферу этого званного торжества, я собрал вас здесь не только ради застольных утех, но и для того, чтобы огласить свое царское решение.

Нет тайны в том, что наш город слывет бунтарским, а наша зарождающаяся вера рушит монолитные столпы древнего культа смерти, демон которого воспевается в враждебном нам городе Ау-Сет, что нарекли греки Фивами … Знайте же, я высоко ценю вашу верность и смелость быть рядом со мной в столь непростые времена. Всех без исключения присутствующих здесь вельмож, я когда-то отбирал лично. Я даровал вам шанс продвинуться из простолюдинов, и вы оправдали мое доверие… надеюсь, и я оправдал ваше. Но, несмотря на пламя наших горячих сердец и безмерную отвагу, всепроникающая Тьма уже почти одержала верх в нашем противостоянии.

Черные маги старой религии действуют слаженно, а ряды их сплочены. Мы же, продолжаем терять лучших из лучших. Большинство союзников спешно отвернули от нас свои взоры. В нашем городе появились первые случаи моровой язвы. И это лишь начало, так как любая болезнь является сутью темного божества, его проявлением. Не желая допустить дальнейшую гибель своих верных подданных, я принял решение … распустить город», – фараон замолчал, всматриваясь в изумленные от неожиданной новости лица людей, которые, словно позабыв про дворцовый этикет, в растерянности, сгрудились на подступах к каменной трибуне.

На мгновение, в зале воцарилась тишина, нарушаемая лишь завываниями жалкого скомороха, выкупленного на забаву детям у очередного заезжего театра.

После короткой паузы, словно позволяя эху своего голоса раскатиться под куполообразные своды здания, царь продолжил свою речь: «Каждый житель нашего белокаменного города получит золота и драгоценностей более, чем ему требуется для безбедной жизни со своими семьями в любом месте государства, а также вне его пределов».

Властитель умолк, наблюдая за атмосферой в зале. Изумленный ропот легкой волной пронесся среди присутствующих. Десятки встревоженных глаз напряженно всматривались в ярко освещенный проем Окна Явлений, которое, по обыкновению, занимала семья фараона. Словно, что-то гнетуще-мрачное нависало в воздухе над головами озабоченных внезапным поворотом событий сановников.

Правитель, окинув напоследок своим взором переполненный зал, жестом пригласил гостей к ломящимся от изысканных явств и напитков длинным столам, отведать угощения. После чего, в сопровождении старого Айя и дочерей, шагнул за тонкую шелковую завесу. Повелев музыкантам начать празднество и убедившись в том, что гости всецело увлеклись беседами и трапезой, царица также последовала за своим супругом.

Преодолевая лабиринты длинных коридоров погруженного в ночь дворца, освещенного лишь тусклыми ночными лампадами, она вскоре достигла покоев Эхнатона.

Прежде чем переступить порог, Нефертити взглядом повелела охране оставаться у входа, после чего, войдя в опочивальню мужа, спешно бросилась к противоположной стене и, нажав на секретный механизм, в следующее мгновение, очутилась в образовавшемся в стене длинном, но весьма узком каменистом проходе.

Своими нисходящими многочисленными ступенями, тайный путь привел ее в просторный «Зал совещаний», о котором знали лишь немногие, из числа самых доверенных придворных, давших обет хранить в строжайшей тайне место его расположения.

Увидев царицу, подданные поприветствовали ее глубоким поклоном.

Царь ожидал даму сердца, стоя недалеко от центра зала.

Невзирая более на предписанные правила и ограничения, супруги крепко взялись за руки, безмолвно устремив друг на друга свои любящие взгляды.

Казалось, каждый из присутствующих осознавал всю глубину трагичности наблюдаемой сцены, поэтому, пока не находилось желающих сообщить двум влюбленным о прибытии долгожданных визитеров из мрачных глубин Малой Азии, специально приглашенных для проведения тайного действа, что было готово начаться с минуты на минуту.

Важных гостей встретил сам Ай, теперь вполголоса что-то с ними обсуждавший. Лица четверых из них были скрыты под глубокими капюшонами, словно выраставшими из их длинных до пят черных балахонов. Каждый из них держал в своих руках четки, исполненные разноцветными прозрачными камнями.

Одеяния прочих членов чужеземной делегации также были весьма причудливы для неискушенного обывателя.

Тринадцать человек были облачены в белые, длиною почти до колен теплые плащи, узко стянутые в области талии кожаными поясами и слегка расширяющиеся книзу. На ногах у них виднелись черные шаровары, заправленные в высокие ботфорты. Несмотря на жаркое дыхание лета, на их головах возвышались узкие, вытянутые кверху, конусообразные меховые шапки.

Среди гостей, были и музыканты с причудливыми музыкальными инструментами, напоминающими небольшие бубны и флейты. Они были одеты в одинаковые просторные облачения, а их лица скрывались за гротескными масками, изображавшими диких зверей и неведомых в здешних местах жутких идолов.

Со стороны, казалось, что гости терпеливо ожидали прибытия кого-то еще.

Наконец, массивные входные двери зала распахнулись, впустив собою группу из шести носильщиков, в сопровождении небольшого отряда вооруженных до зубов воинов.

Носильщики бережно опустили на пол серый переносной шатер, откуда, опираясь на дубовый посох, неспеша вышел высокий худощавый старец.

Поглаживая длинную седую бороду и недовольно щурясь от яркого света настенных факелов, он обвел взглядом присутствующих.

Все до единого, гости пали перед незнакомцем ниц, и один лишь старик Ай, сдержав мимолетную улыбку, ограничился учтивым кивком головы.

Не обращая внимания на оказываемые почести, но, все же, удостоив Ая ответным приветствием, гость волевым жестом указал на внесенный в зал вслед за шатром прямоугольной формы массивный предмет, укрытый простой холщовой накидкой.

Носильщики разместили поклажу в центре зала и спешно попятились к стене.

С этого момента, все внимание присутствующих невольно переключилось на двух царственных особ, продолжавших стоять поодаль, крепко держась за руки.

– Любимый мой, – наконец, прошептала царица, обращаясь к супругу. Мертвенная бледность ее лица проступала даже сквозь густые румяна. – Останься, мы отыщем способ, мы соберем лучших знахарей, спасем тебя. Только не оставляй нас …

– Свет очей моих, Нефрет. Неведомое нам ранее темное заклятие уже обрело свою немыслимую силу. С ним не смог справиться даже наш Ай … С каждым днем, я чувствую, как силы уходят, а корни зла все глубже проникают в меня, оказывая свое тлетворное влияние. Я теряю над собой контроль. Бесформенная Тьма подбирается к моей душе, и мы с тобою знаем, чем это может грозить всем нам, – нежно проведя пальцами по вьющимся волосам супруги, продолжил Эхнатон. – В своих видениях, … а они преследуют меня все чаще, любовь моя, я вижу смутный образ грязного колдуна, наложившего это заклятье, я слышу его слова, я читаю его мысли. Его нужно остановить раньше, чем он уничтожит всех нас. Он уже причинил вред нашим детям, теперь настал и мой черед.

– Жалкие прихвостни Амона! Это они … я распоряжусь сровнять с землей треклятые Фивы. Я …, – крепко сжав кулачки, продолжила было Нефертити.

– Ты права, любовь моя, оазис души моей, – чуть слышно произнес Эхнатон, нежно сжав руками влажные от волнения ладони царицы. – Но это уже не будет иметь никакого смысла. Уже слишком поздно.

Замолчав, Аменхотеп перевел взгляд на гостей, которые в ожидании, молча стояли у противоположной стены.

Он безошибочно уловил, как в пространстве вокруг сгущается смутная тревога, распространяющаяся на всех без исключения присутствующих в тускло освещенном зале.

Ему вдруг захотелось скорее покинуть это гнетущее место, выйти наружу, глотнуть свежести ночного воздуха, охватить взглядом сияющий своей бескрайностью небосвод и забыть все произошедшее, как мимолетное наваждение.

Не выпуская рук Нефрет, он задумчиво следил, как приезжие музыканты настраивают свои смычковые инструменты, а танцовщики усердно разминаются после продолжительного пути.

Заметив интерес со стороны правителя, к Эхнатону медленной, но уверенной поступью направился мудрый Ай, все это время терпеливо дожидавшийся начала сегодняшнего действа.

Старый жрец был облачен в подобающее его высокому статусу одеяние, состоящее из длинного балахона, увенчанного длинным ожерельем из покрытых тайными символами самоцветов.

За поясом, он, по обыкновению своему, держал короткий ритуальный меч, с крупными рубинами, поблескивавшими на резной рукоятке.

Посмотрев в мокрые от слез глаза супруги, правитель продолжил:

– Свет очей моих, я решился на этот варварский ритуал по научению мудрого Айя и только потому, что это единственный способ спасти вас и шанс уничтожить угрожающее нам зло. С поразившим меня темным магом, мы теперь сцеплены прочными узами, я ощущаю эту связь каждое отпущенное мне мгновение. Я чувствую, как жизнь перетекает к нему тонкой струйкой. Но, теперь, я дам ему отведать пищу иного качества, – почти шепотом промолвил Эхнатон. Помолчав мгновение, он продолжил. – Наш город уже обречен. Привнесенные семена страшной болезни набирают свою силу, гибнут люди.

Нефрет понимающе кивнула. Царь продолжил:

– Когда ритуал закончится, выжди время до отъезда. Наши подданные не должны почувствовать себя оставленными, дабы не давать им лишний повод для паники. В угасающую луну, в сопровождении Хета и отряда из числа самых надежных воинов, ты покинешь город и ни одна живая душа не узнает пути, которым вы в дальнейшем последуете. Береги то, что ты сегодня получишь от старика Айя, потому что от сохранности этой вещи зависит достигну ли я цели, за которую сегодня щедро заплачу своей жизнью. Оракул предсказал …

Осекшись, он заметил, как Ай вдруг встрепенулся и, на мгновение застыв на месте, жестом подал важному гостю знак приблизиться. Сам же, вдруг, принялся громко и нараспев читать заунывную молитву из наспех развернутого, пожелтевшего от времени, свитка.

Подоспевший на его зов высокий худощавый гость, окинул тревожным взглядом высокий каменный свод потаенного зала, представлявшего собой не что иное, как куполообразную естественную пещеру.

Не обойдя своим вниманием ни одного затененного места, он утвердительно кивнул верховному жрецу.

Старый Ай продолжил чтение, с настороженностью косясь на мерцание рваных теней, разгоняемых пламенем настенного освещения.

Что-то происходило под самым сводом пещеры. Откуда-то сверху, из темноты, внезапно повеяло пронизывающим холодом. Буквально на глазах, ожившая тьма все больше приобретала едва заметные взгляду очертания, то сворачиваясь в разрозненные клубки, то поблескивая мириадами подобных звездам серебристых огоньков.

Одежда присутствующих людей стала медленно покрываться инеем.

Важный гость, обращаясь к своей свите, что-то выкрикнул на незнакомом гортанном языке, явно их поторапливая.

Мускулистые носильщики, прогибаясь от неимоверной тяжести, подтащили доставленный ими массивный саркофаг, расположив его в самом центре зала.

Саркофаг представлял собой вырезанное из цельной гранитной породы ложе высотой и шириной примерно в два локтя и пять локтей в длину, снабженное увесистой крышкой.

Вслед за гранитным изваянием, в зал было спешно доставлено несколько наполненных жидкостью полупрозрачных сосудов.

Высокий старик своим странным загнутым кверху посохом широко очертил пространство вокруг саркофага фигурой, с виду напоминавшую собой большую семилучевую звезду, заключив ее в круг, по внешнему краю которого немедленно выстроились странные танцоры и, взявшись за руки, неспеша, принялись синхронно шагать слева направо, повторяя тем самым направление движения солнца по небосводу.

Обернувшись к супруге, Эхнатон нежно обнял ее за дрожащие от едва сдерживаемых рыданий плечи и, невзирая на все условности, крепко прижал к себе.

– Не плачь, моя единственная… Мы успели прожить вместе короткую, но очень счастливую жизнь. Помни, несмотря на то, что мне придется покинуть семью и нам не скоро суждена встреча даже в извечном безмолвии Дуат, я буду всегда помнить о вас … где бы ни оказался. Позаботься о наших девочках. Они заслуживают лучшей доли, – с нежностью взглянув на стоящих поодаль дочерей, произнес Эхнатон.

Внимание детей было всецело поглощено магическим действом, разворачивающимся в самом центре зала.

– Конечно, любимый … – всхлипнув, еле слышно ответила Нефертити. – В назначенное время, мы покинем этот город…

– Тебе следует чаще прислушиваться к старику Айю и нашему верному Хету, – прошептал ей на ухо Эхнатон. – До момента, пока вы все не окажетесь в безопасности, никому не раскрывай своего знатного происхождения. Выдай наших дочерей замуж за тех, на кого укажет Ай, он видит тайные знаки на небосводе.

– Кхе-кхе, – деликатно покашлял за спиной у царя верховный жрец, прикрывая рот морщинистой рукой, – повелитель, простите своего преданного слугу, дерзнувшего вмешаться в непредназначенный для посторонних ушей личный разговор, но нам следует поторопиться. Ксардакс ощущает присутствие иерофантов черного небесного пространства, которые сейчас находятся где-то поблизости, выискивая нас. Он настоятельно торопит с ритуалом. Моим ученикам и его видящим едва хватает сил для отражения магии дальнего взора, что невероятно мощным потоком исходит со стороны одного из оазисов этой части пустыни. Кто-то среди нас … служит проводником, глазами и ушами противостоящей нам силы…кто-то незаметный, но обладающий магической …

Внезапный раскат грома снаружи заставил собеседников замолчать. Они непроизвольно переглянулись.

Ничего не предвещало грозы в этот жаркий и весьма засушливый сезон.

Следующий отзвук разбушевавшейся стихии, эхом прокатившийся по залу, заставил присутствующих пригнуться от неожиданности. С потолка пещеры постепенно оседал туман, состоявший из мельчайших частичек каменной пыли.

Эхнатон поспешил обнять своих дочерей, по молодости лет, пока не осознававших всю трагичность настоящего момента и снова поспешил к царице.

Покрыв жаркими поцелуями ее побледневшее, но все такое же прекрасное лицо, он что-то незаметно вложил в ее руку и прошептал:

– Носи это с собой, Нефрет. Быть может, однажды, эта крошечная поделка спасет и твою жизнь.

Переведя взгляд на вещицу, она, словно не веря своим глазам, произнесла, – Но это невозможно! Наша Мекит…

Кивнув, Эхнатон спешно приложил палец к ее губам, давая ей тем самым, недвусмысленный знак хранить молчание.

В последний раз, проведя рукой по влажной от слез щеке супруги, он сказал:

– Прикажи увести отсюда детей, им не следует видеть того, что произойдет в этом мрачном святилище. Тебе следует удалиться также и самой… Вход сюда будет навеки замурован, от недобрых людей. Моя, Нефрет, прощай!

Старательно пряча предательски напитавшиеся соленой влагой глаза, царь устремился к каменному саркофагу.

Ай засеменил было вслед за фараоном, но резкий крик Нефертити заставил его обернуться.

– Любимый, не оставляй нас, – многократным эхом пронеслось под сводами зала, – мы найдем выход… ты только останься…

Оставшиеся в зале придворные, в смятении потупили взоры, впервые являясь свидетелями того, как теряет самообладание обожаемая всеми волевая царица, а нянечки поспешили скорее увести в свои покои ее испуганных дочерей.

Эхнатон на мгновение остановился, словно преодолевая величайшее сопротивление, и, не оборачиваясь, все же, ускорил шаг туда, где, танцоры уже плясали свои странные танцы вокруг гранитного изваяния, самозабвенно и с неуклонной периодичностью наращивая свой темп под аккомпанемент ритмичной музыки.

Вдруг, они, словно литые изваяния, как один, замерли в разных позах на месте, тем самым впуская царя внутрь очерченного Ксардаксом круга. Также внезапно, смолкли и самозабвенные музыканты.

Едва ступив за условную черту, Эхнатон услышал очередной громовой раскат, что по силе заметно превосходил все прежние.

Старый Ай, опираясь на посох, жестом руки приказал оставшимся придворным удалиться прочь от гранитного саркофага.

Он медленно приблизился к краю условной границы и, после непродолжительной паузы, обратился к фараону, в задумчивости остановившемуся перед холодным каменным ложем.

– Ты родился и рос на моих глазах, и я полюбил тебя, как родного сына. Сын мой, позволь несчастному старику, хотя бы сейчас, назвать тебя так. Единственное, о чем я горько сожалею, так это о том, что не могу отправиться в этот путь вместо тебя. Я безнадежно слаб телом, несмотря на то, что все еще силен духом, и нет от меня пользы в выпавшем на твою долю тяжком жребии. Но смертельная болезнь одолевает тебя, не оставляя иного выбора, как только принять предписанную звездами судьбу. Помни все, чему я успел обучить тебя. Прощай, мой дорогой сынок …

Произнеся свою речь, старик в бессилии повис на своем сучковатом деревянном посохе.

Эхнатон, тепло улыбнулся в ему ответ.

В очерченный круг стремительной походкой вошел Ксардакс. Маг был облачен в роскошный голубой плащ с пурпурным подбоем. На голове его возвышался такой же голубой с острым верхом колпак, усеянный узором из серебряных звезд. В одной руке он держал гладкий посох из редкой породы черного дерева, с большим кроваво-красного цвета рубином, вместо навершия. В другой руке он сжимал наполненный изготовленным накануне напитком серебряный кубок.

Едва чужеземный маг переступил черту, музыканты и танцовщики, словно ожив, возобновили синхронный ритм недавно прерванного действа. Ритм музыки и кружение танцоров постепенно ускоряясь, превращались из завораживающей какофонии мелодии и пения танцоров, в некое подобие непрерывно нараставшего гула.

В добавление к хороводу, танцоры принялись вращаться вокруг оси своих тел, заставляя приподниматься в стороны длинные полы своих просторных одежд.

В целом, зрелище было весьма непривычным, но завораживающим.

Седой чародей из Средиземноморья медленно протянул царю ритуальный напиток, источавший еле уловимый запах сырого подземелья, тлена и неведомых снадобий.

Осушив кубок странной горечи до самого дна, Эхнатон ощутил плотный сгусток на самом дне сосуда и, усилием воли, проглотил его.

Невообразимая тяжесть постепенно окутывала тело. Окружающие звуки и голоса как будто бы все больше отдалялись, постепенно замедляясь. Зрение принялось причудливым образом искажать тела присутствующих людей, то увеличивая до самых небывалых размеров, то, напротив, уменьшая. Эхнатон поморщился от ощущения подступающей тошноты.

Ксардакс, с поклоном, указал царю на раскрытый саркофаг.

Перед тем, как опуститься в каменное ложе, Эхнатон украдкой бросил взгляд в сторону своей супруги.

Несмотря на головокружение, он все же смог на какое-то мгновение разглядеть смутные очертания силуэта своей обожаемой Нефрет, которая в бессильном отчаянии смотрела в его сторону.

Гул песнопения, внезапно, перекрыл низкий голос Ксардакса, принявшегося отрывисто, нараспев воспроизводить тексты заунывных чужеземных заклинаний.

Опустившись в каменное ложе, Эхнатон ощутил, как, разливающийся приятной волной по отяжелевшему телу магический напиток постепенно овладевал его сознанием.

Продолжая свой ритуал, Ксардакс жестом отдал танцорам, которые, еще не успели завершить ритуальное вращение, приказ покинуть выстроенную ими живую цепь.

Раскаты грома усиливались, провоцируя неминуемое разрушение каменного свода пещеры. Это подстегивало зрителей церемонии спешно направиться в сторону выхода из зала. Все вокруг пришло в движение.

Сопровождавшие заморского мага ученики, бережно поднесли стоявший поодаль массивный, прямоугольной формы предмет, сорвав с него легкую вуаль.

Взорам остававшихся на месте вельмож предстало огромное черное зеркало в изящном серебряном обрамлении, увенчанное головой странного двуликого божества.

Удерживаемое на расстоянии двух локтей над саркофагом, зеркало отразило образ царя Эхнатона, в своих видениях уже успевшего забрести слишком далеко от родного дома.

Взглянув на Айя, иноземный маг извлек испещренный странными знаками клинок, тусклое лезвие которого не отражало ни малейших отблесков света, а напротив, даже казалось, его с жадностью поглощало.

Получив немое одобрение верховного жреца Атона, Ксардакс решительно шагнул к каменному ложу и точным движением руки вонзил свой черный клинок глубоко в грудь правителя, тело которого вдруг резко выгнулось в ответ, будто выдавливая из раны, куда-то вглубь зловещего зеркала крохотный всполох золотистого света.

В то же самое мгновение, откуда-то снаружи, раздался оглушительный, превосходящий по силе все предыдущие, раскат грома, заставив в ужасе содрогнуться всех без исключения очевидцев этого жуткого ритуального действа.

С потолка посыпались крупные куски каменистой породы, оставляя нетронутым лишь пространство внутри магического круга. Стены зала подались мелкими трещинами, а единственный доступный выход, ведущий наружу, был мгновенно завален туфовыми обломками выложенного вдоль стен амфитеатра.

Остатки из числа приглашенных, спешно ринулись к выходу, попутно расчищая образовавшиеся каменные завалы. Всюду лежали изуродованные камнями тела тех, кому в этот роковой день повезло меньше.

Войдя внутрь круга, Ай украдкой взглянул на почившего царя, напряженное выражение лица которого уже сменилось легкой улыбкой умиротворения.

Бережно прикрыв дрожащей рукой устремленные вдаль тускнеющие глаза Эхнатона, он принял, извлеченный Ксардаксом из груди властителя, окровавленный магический клинок, туго обернув его в парчовый лоскут.

На мгновение, Аю померещилось, будто странное оружие, вкусив царской крови, ожило и словно клубок змей шевелится под тонкой преградой, окрасившейся в красный цвет ткани, норовя добраться теперь уже и до его собственных рук.

Не теряя более ни минуты, четверо в капюшонах осторожно наклонили заранее припасенные массивные сосуды и заполнили до самых краев саркофаг кристально чистой розовой жидкостью.

После того, как носильщики с величайшими усилиями разместили сверху тяжелую гранитную крышку, те четверо, тщательно удостоверились в полной герметичности образовавшейся каменной капсулы и незамедлительно удалились к своему усыпанному каменной крошкой шатру.

Раскаты грома снаружи внезапно стихли.

Бормоча вполголоса замыкающие молитвы, Ксардакс неспеша обошел саркофаг, касаясь через каждый свой шаг посохом к его массивной каменной крышке.

Наконец, завершив эту процедуру, он устало взглянул на Айя.

– Ты должен надежно спрятать этот клинок, – произнес седой маг. Из-под голубого колпака по его лицу сбегали редкие струйки пота. – Я завершил ритуал и теперь вынужден немедленно покинуть твою страну, пока вести о моем тайном пребывании здесь не начали разлетаться со скоростью летучей мыши. Этой ночью, мы с тобой перешагнули невидимую черту, за которой нет возврата. Ты помнишь, что проведенный сегодня черный «обряд отражений» тысячелетиями находился под строжайшим запретом. Надеюсь, мое вознаграждение окажется соразмерным риску.

– Можешь не беспокоиться, друг мой. – еле слышно промолвил Ай. – Караван с богатыми дарами уже ждет тебя у северных ворот нашего города. Но, тебе следует выдвинуться еще задолго до рассвета, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание со стороны праздных зевак. Тем более, в городе определенно присутствуют лазутчики, которых нам еще пока не удалось обнаружить.

Отдав подоспевшему Хету распоряжение сопроводить важных гостей до места стоянки, а также в дальнейшем обеспечить караван надежной охраной до самых рубежей государства, верховный жрец поспешил к убитой горем царице.

Медленно покачиваясь, она невидящим взором смотрела куда-то перед собой. Из крепко сжатых в хрупкие кулачки ладоней, на каменный пол падали редкие капли крови.

Ай осторожно разжал царице руки и, придерживая за спину, неспеша вывел женщину прочь из зала.

Дождавшись момента, пока из пещеры удалится последняя живая душа, Хет распорядился замуровать подступы к саркофагу и выставить этой ночью проверенных временем дозорных, на любой непредвиденный случай.

Грядущий день прошел для старого Айя в полной суете. Не желая тревожить оплакивающую потерю мужа царственную вдову и желая отвлечь себя от дурных мыслей, он погрузился с головой в государственные дела.

Первым делом предстояло удостовериться в благополучном исходе мероприятий по приготовлению элитной группы войск к отбытию в ранее указанное повелителем место.

Африканская ночь медленно набирала силу. Когда над Ахетатоном проплыли почти все странствующие облака, и яркий диск полной луны окончательно занял пространство на небосводе, со стороны коварной пустыни, в тревожно спящий город забрел огромных размеров шакал.

Втянув ноздрями воздух, он рысью направился в сторону царского дворца и, легко пройдя сквозь каменные стены, вскоре очутился у подножия саркофага Эхнатона.

Обежав вокруг каменное ложе, он провел острыми когтями по массивной его крышке, словно пытаясь сдвинуть со своего места. Но каменная плита не поддалась.

Он налег всем телом, но заклятый саркофаг также не шелохнулся. Встав на задние лапы и распрямившись, шакал неожиданно обрел человеческое тело, оставив прежней лишь свою звериную голову.

Принюхавшись, он медленно приблизился к месту, где совсем еще недавно стояла овдовевшая царица, и, встав на колени, с наслаждением принялся слизывать с пола капли ее запекшейся крови.

Затем, шумно выдохнув через ноздри раскаленный докрасна воздух, он высоко поднял свою оскаленную морду и, до смерти перепугав несчастных часовых, протяжно завыл.