Читать онлайн
"Пылающее сердце"
Примечание к части
ну, попробуем...
Война ворвалась в его дом телефонным звонком, сигналом тревоги, последним поцелуем. Война, поначалу незаметная, все ближе подбиралась к гарнизону, а ведь когда-то это казалось невозможным, нереальным… Плакаты «Родина-мать зовет» с каждого угла звали всех, кто может, встать, чтобы отразить полчища врага, топчущего родную землю. Гарнизон города жил своей жизнью, но война ворвалась и сюда.
В последний раз он видел жену Аленушку и доченьку Машеньку в тот день, когда отправлял их в эвакуацию. Проклятые стервятники налетели, уничтожив поезд, убив всех, кто был так дорог… От любимой жены и дочки не осталось ничего, только пепел сгоревшего вагона. Их так и похоронили — всех, кто был в вагоне, в одной братской могиле, и старший лейтенант Тихомиров остался один.
Потом были бои за город, яростные, кровавые, он дрался, не щадя себя, и будто бы искал смерти, ведь ему совсем незачем было жить. Но судьба уберегла его. Она уберегла молодого командира в отступлении, в окружении, в сотнях боев. Будто сама смерть не желала забирать капитана… Он стал капитаном, его грудь украшали ордена и медали, но сердце внутри груди плакало от тоски. От тоски по тем, кого уже больше не будет в его жизни.
Как-то внезапно в жизни появилась она — маленькая, как воробышек, девочка, спасшаяся из Ленинграда, пережившая голод и смерть всей своей семьи. Кричавшая ночами и плакавшая, когда их батальон проходил сквозь разоренные села. Дошедшая чуть ли не до Калинина и добившаяся отправки на фронт. Варенька казалась совсем ребенком, и что-то шевельнулось в груди капитана, взявшего санинструктора под крыло. Впрочем, большинство бойцов старались обогреть и подкормить эту спасавшую жизни девочку. Когда нужно — закрывали собой, лишь бы она жила. Пожившие мужики, прошедшие не один бой, они становились «дяденьками» для нее, а сам капитан, с незаживающей раной в сердце, увидел, как девочка старается быть к нему поближе…
Отгремели горькие бои отступлений, Красная Армия возвращалась назад. Возвращалась, чтобы отвоевать каждую пядь земли. Металась под огнем Варенька, спасая солдат. Болело за нее сердце у капитана, так неожиданно она пришлась ему по сердцу… Но на то и война. Вставали перед русскими солдатами сгоревшие села, не похороненные мирные жители: старики, женщины, дети. Даже пожилые воины плакали, а Варенька, казалось, прощалась с каждым. Они шли на запад, чтобы отомстить.
Были и лагеря… Лагеря, где проклятые гитлеровцы убивали советских людей. Огромные котлованы, полные костей, мертвые женщины, убитые, заморенные дети и самое страшное — десятки обескровленных трупов. Варя рыдала так, как будто каждый из них был ее сыном или дочкой, девочку отпаивали всем батальоном, но она и после не могла спокойно спать, а днем брала винтовку и убивала, убивала этих тварей. Такую ненависть, как у совсем молодой девочки, трудно было представить. Она их просто не могла видеть, кроме как через прицел.
Правда, после той больницы озверели многие, но и они не представляли, что их ждет. Перейдя государственную границу, что оказалось праздником, отмеченным всеми, батальон двинулся по дорогам Польши. По дорогам, где могли выстрелить в спину, и каждый, каждый солдат оберегал «нашу Вареньку». Она была уже, скорее, дочерью батальона, да и всего полка.
Подступала весна, она уже чувствовалась в воздухе, когда их армия вышла почти к границе Германии. До самого логова проклятого врага оставалось совсем немного, а они освобождали очередной лагерь. Многие солдаты даже сначала не поняли, что они видят… Голые тела, лежащие поленницей, худые люди, выглядывающие наружу из бараков, и дети… Дети со страшной татуировкой на предплечье. Красная Армия освобождала лагерь, название которого после стало известно каждому, почти каждому человеку на всей Земле, потому что это место звалось Освенцим… Аушвиц, если по-немецки. Дети, маленькие дети… голые трупики… множество платьев, штанов, детской одежды, целые тюки женских волос. Это было непредставимо… Врачи и медсестры помогали юным узникам, а солдаты понимали, что не забудут этого никогда.
Страшные картины Освенцима на фоне аккуратных немецких домиков смотрелись еще более контрастно, режущей болью отдавались они в сердце, и солдаты зверели. Политработникам добавилось работы, потому что солдаты хотели просто рвать зубами эту нечисть, этих нелюдей, этих тварей. Капитан слышал, что там наверху думали о том, не оставить ли их во втором эшелоне, ведь солдаты могли уже рвать кого угодно, но Катуков отстоял их батальон. Они шли дальше, к самому логову, туда, где жили все те, кто отдал приказ…
После Освенцима Варя стала ближе Тихомирову. Они подолгу проводили время вместе, и солдаты улыбались, глядя на них. Все знали, что и капитан, и Варенька совсем одни на всем белом свете, поэтому радовались проблескам чувств между ними. А потом снова были бои, сжимающееся сердце капитана при виде девчонки под пулями, сжимающееся сердце Вареньки при виде ведущего за собой батальон в атаку капитана. День за днем, неделя за неделей.
В этот день, подняв людей в атаку матерными криками, капитан почувствовал, как что-то горячее прошлось по его ногам. Он упал, не в силах подняться, но тут его перевернули Варины руки, которая оказалась рядом как-то вдруг, будто соткавшись из воздуха.
— Потерпи, мой хороший, — скороговоркой привычно уговаривала она его, — сейчас перевяжу, и будет санбат.
— Варенька, — улыбнулся он, но в этот момент земля вокруг взлетела, стало очень горячо и больно. Последнее, что он слышал, был тонкий крик Вареньки, и все погасло.
В этот день батальон никого в плен не брал, озверевшие от смерти капитана и Вареньки солдаты просто шли вперед, создавая тем самым стихийное наступление и сбрасывая подлого, жестокого врага, этих тварей, этих нелюдей в Шпрее. Перед ними расстилался Берлин. Но двое молодых еще людей этого никогда не увидели. Их уносила с собой смерть, также, как унесла миллионы других людей за прошедшие четыре года.
***
Миссис Уизли старалась покрепче привязать грязнокровку к сыну. Заметив, что действие амортенции начало ослабевать, женщина изменила состав, новое зелье лишило Грейнджер всякого сопротивления, да так, что та позволяла Рону лазить себе под юбку даже прилюдно. Чтобы закрепить эффект, Молли написала письмо почерком грязнокровки Поттеру, дабы тот даже не думал пытаться отвлечься от Джинни, но тут случилось непредвиденное. Выпив чая с очередным зельем, Грейнджер захрипела, будто стараясь расцарапать горло, вся посинела, и в этот момент понявшая, что Альбус не простит ей смерти одного из важных действующих лиц, Молли отправила девчонку в Мунго.
Это письмо оказалось последней каплей. Оставленный в полном одиночестве после смерти крестного Гарри жил, казалось, только ради друзей. А если себя не обманывать, то ради того, чтобы увидеть Гермиону, в которой он неожиданно разглядел девушку. Он долго гладил листок пергамента, написанный ее рукой, только потом вчитался в строки, и в следующее мгновение на парня рухнул мир. Как будто что-то разорвалось в самой его душе. Юноша оказался на вокзале, вокруг куда-то спешили люди, а он стоял потерянно и не знал, что делать дальше.
— Ты готов умереть, мальчик, — возле Гарри неслышно возникла женщина в черном. — Но тебе нельзя, ведь ты важен для покинутого мира. Возвращайся.
— Мне незачем жить, у меня там нет никого, — ответил юноша, в этот момент что-то случилось — с тихим хлопком на перроне возникла Гермиона, еще задыхавшаяся и хватавшаяся за горло. — Гермиона! — бросился к ней Гарри. — Что с тобой?
— Аллергия на амортенцию, — произнесла женщина в черном, с жалостью глядя на двух основных героев истории мира.
— Амортенция? — удивился юноша. — Значит письмо — неправда?
— Неправда, — кивнула незнакомая женщина. — Но Гермиона умерла, ее не вернуть.
— Тогда и я умер, — твердо сказал обнимавший девушку Гарри. — Я не вернусь.
— Ты не можешь не вернуться, — женщина тяжело вздохнула. — Разве что сможешь уговорить кого-то занять свое место.
Обнимавший все еще полностью не пришедшую в себя Гермиону юноша пытался подойти к спешащим людям, что-то рассказать, убедить, но никто не смотрел на него, люди просто проскакивали мимо, и вот когда Гарри уже отчаялся, сел на скамейку и заплакал, обнимаемый такой же плачущей девушкой, вдали показались они. Молодой мужчина и юная девушка. Они шли обнявшись, глядя только друг на друга, оставаясь такими, какими их убила немецкая мина. Эти двое так бы и прошли мимо, но Варя увидела плачущих подростков, и просто душой почувствовала, что нужна им.
— Ванечка, — позвала она Тихомирова, — посмотри, Ванечка…
Двое убитых в страшной войне подошли к тем, кто плакал на скамейке. Варя присела рядом и обняла лохматую девочку, погладив так, как она успокаивала многих и многих. Казалось никогда не чесанная девочка удивленно посмотрела в добрые понимающие глаза медсестры, и вдруг прижалась, рассказывая. Хотя говорила девочка на другом языке, Варя отлично понимала ее. А рядом с ней рассказывал, всхлипывая, и совсем молодой пацан. Он рассказывал о своем детстве, о том, что у него просто нет никого, ради кого стоило бы жить, он рассказывал советскому офицеру обо всем — о тролле, василиске, Квирелле, дементорах, погибшем Сириусе и Волдеморте. И капитан Тихомиров понимал, что пацан пришел из гораздо более страшной войны, потому что в СССР воевали солдаты и сбегавшие «на войну» по собственному желанию пацаны, а этих детей взрослые просто бросают в пекло, отсиживаясь по углам. Потерявший все и всех офицер такого не понимал, а потому захотел показать тамошним нацистам, что такое настоящая война.
Успокоившая Гермиону Варя сейчас вспоминала Освенцим, Саласпилс, Треблинку и множество других лагерей, где проклятые нацисты убивали людей.[1] Сейчас же в мире этих детей шла война, в которой все также убивали… И на этот раз стремились убить именно детей. Также, как и Ваня, она не могла остаться в стороне, поэтому, мягко улыбнувшись, спросила — как они могут помочь. Женщина в черном, оказавшаяся самой Смертью, объяснила им, как… даже рассказала, что надо сделать, чтобы встретиться, а дальше… дальше все зависело от них.
Красный поезд уносил Гарри и Гермиону в новое приключение, в котором они точно будут счастливы и вместе, Смерть это твердо обещала, а товарищ Тихомиров с Варей готовились к новой войне, прощаясь сейчас на вокзале. И сама Смерть утирала слезу, видя, как эти души, обретающие сейчас едва заметное свечение, попрощавшись, шагают во тьму.
.
ЛитСовет
Только что
