Читать онлайн
"Вчерашним днём"

Солнечный день после нескончаемого дождя идеально подходил, чтобы в одной из квартир четырёхэтажного дома обнаружить труп.

Незакрытая дверь квартиры на третьем этаже простояла полные сутки, прежде чем кто-то из соседей заинтересовался ею. А дальше — как в фильмах: мёртвое тело, неверие, растерянность, полиция и в итоге ленточка поперёк закрытой наконец двери.

В квартире жила иностранка. Приехала изучать корейский, кажется, собиралась потом поступать в университет. Факты о ней вспоминались с трудом, в памяти всплывало улыбчивое лицо и статная гибкая фигура — собственно, за отличающиеся формы её и запомнили. По-корейски она говорила с сильным акцентом, старалась быть вежливой и тихой. А умерла она…

Её тело лежало в прихожей. Не у входной двери, но близко; из подъезда не видно, но и далеко заходить не пришлось, чтобы наткнуться. А вот что с ней было такого, что намекало бы на причину смерти… Этого соседка не помнила, а вместе с ней и остальные соседи разошлись во мнениях. Полиция же не вдавалась в детали и объяснения, ограничилась опросом всех подряд, забрала записи с немногочисленных камер наблюдения и ушла.

Дело не получило широкой огласки, и это странным образом успокаивало взбудораженных соседей — значит, ничего серьёзного, ведь правда?

И каждый молчал, подозревая, что ему есть что добавить — незначительную деталь, ставившую под сомнение несчастный случай или естественную смерть. Но так ли важна эта «деталь», чтобы про неё вспоминать — на фоне всего остального?

⠀⠀⠀

Миранда Стоун сняла квартиру через знакомых шесть месяцев назад. Она приехала на языковые курсы, потому старательно училась, не менее старательно подрабатывая в оставшееся время, чтобы хватало на аренду, еду и курсы. Миранда отличалась позитивным характером, по крайней мере, все её помнили улыбающейся. К её огненным кудрям шло.

Миранда была, кажется, выше всех соседей. При этом двигалась плавно, экономно. Впрочем, как узнали чуть позже, она увлекалась танцами, потому не удивительно. На оплату танцкласса у неё не хватало, и она тренировалась дома. Выбирала время, когда соседи, живущие под ней, отсутствовали, и танцевала в наушниках напротив окна. Так и узнали — увидели.

Ещё она старательно выговаривала слова и смущалась, когда понимала, что переврала звуки. Впрочем, с каждым днём она всё лучше говорила, наверное, занятие танцами помогло — был же у неё музыкальный слух?

А танцевала она красиво. И выбирала медленные танцы, со сложными изгибами и изощрёнными фигурами, надолго замирая в некоторых позах. И всё это — в обтягивающих брючках и топике. Никто не признался бы, но парочка выяснений типа «куда твои глаза бесстыжие глядят» в квартирах по соседству случилась. Потому что третий этаж это и не высоко вовсе.

Никто не признавал, что знает, почему хозяева соседнего дома повысили аренду, особенно для квартирки на крыше, где из удобств только море свежего воздуха. И жаль, что Миранда по вечерам работала, а не танцевала дома, выхваченная электрическим светом из общей темноты. Можно было бы собираться компаниями на той самой крыше и… пить пиво, наверное, под звёздами, которых в городе не видно почти.

Миранда ни с кем не встречалась и никого к себе не водила. Никогда. На робкие ухаживания отшучивалась, на нескромные отвечала чётким «нет» и сбегала.

А ещё она не болела. Один раз если только застали её с опухшим носом и покрасневшими глазами, она хрипло поздоровалась и закашлялась. И тут же убежала по лестнице к себе, чтобы не заражать окружающих.

Собственно, больше о ней вот так с ходу нечего было рассказать. И ничто в этом общеизвестном не намекало на причину смерти.

Почему Миранда Стоун валялась хладным трупом в собственной прихожей, не закрыв дверь? Она собиралась уходить или только пришла? Не к ней же кто-то приходил, соседи никого не видели. А главное — камеры в подъезде никого подозрительного не зафиксировали.

Полиция не отвечала на вопросы соседей Миранды, если не считать короткого «сердце не выдержало».

«Наркоманка?» — тут же понеслось логичное предположение. И ведь сходилось: на танцкласс денег не хватало, сама здорова, ни с кем не общалась, на собрания жильцов не ходила. Помните, когда она точно дома была, но не пришла? Неспроста же.

Версия быстро перестала казаться верной. Ещё и кто-то, близкий к одному полицейскому из ближайшего участка, упомянул, что всё чисто было, даже алкоголя в крови не нашли или лекарств от простуды.

Но сердце? Вымотала себя, бедняжка, осторожнее надо с танцами, не изводить себя без причины. И к врачам бы сходить, провериться.

⠀⠀⠀

Квартира Миранды, как её стали называть, простояла пустой два месяца. Вроде сначала там полиция искала подозрительное, потом хозяйка дома раздумывала, что делать с вещами и кому же квартиру сдать. А потом всё само-собой утихло, оставшись байкой для рассказов вечерами.

В доме напротив не спешили снижать арендную плату, потому в квартиру Миранды въехал парень. Он жил как раз в том доме, где аренда поднялась, был в курсе событий и сплетен. Хотя… все сходились во мнении, что он точно был страннее Миранды. Та — красивая девушка, хоть и иностранка. А этот — вроде и прилично выглядит, а что-то в нём не так, бледный, взъерошенный, с мешками под глазами.

Но парень оказался тихим и вежливым, потому про него вскоре забыли. Так и говорили — тот, из квартиры Миранды. Хотя знали, что у него имя было — Чонин: так огромные конверты, постоянно ему доставляемые, кто-то подписывал.

Окна, через которые когда-то было видно танцующую Миранду, Чонин занавесил, и плотные чёрные шторы на какое-то время взволновали жильцов. Вместо красивой девушки — будто провал, дыра. Да даже пустые окна, в которых Миранда больше не появится, лучше. Потому что естественней.

Интерес к квартире Миранды угасал по мере того, как всё реже появлялся на глаза соседям Чонин. Только огромные конверты, доставляемые регулярно и быстро исчезающие в недрах квартиры, показывали, что кто-то там жил. О! Иногда оттуда доносились странные звуки — кто-то плакал или пел, возможно, что и на иностранном языке.

⠀⠀⠀

А потом, в очередной солнечный день, соседи увидели распахнутую дверь и темноту за ней.

Несколько часов не решались зайти, потому что мало ли, зачем дверь оставили открытой. И не пахло ничем подозрительным, чтобы кидаться проверять. Лишь воспоминание, что в этой квартире, вообще-то, девушка умерла странным образом, намекало, что любопытство соседей не было праздным.

В квартире было почти пусто. Тяжёлые чёрные шторы. Матрас в углу. Коробка с одеждой. Коробка с книгами и всякой мелочёвкой, включая бинокль. Коробка с красками и карандашами рядом с мольбертом, установленным на клеёнке. И много-много рисунков — карандашом, углём, акварелью — по всем стенам и полу. А к шторам пришпилены два портрета танцующей Миранды — в полный рост, вызывающе-яркие, излишне-подробные, смущающе-откровенные.

«Маньяк», — единогласно вынесли приговор соседи.

«Извращенец», — добавили на следующий день, вспомнив рисунки на стенах. На некоторых Миранда тоже была раздетой, очень красиво раздетой, даже в чём-то эстетичной. Все вспомнили её танцы, только ведь она не голой танцевала и точно не стриптиз. Это всё он, этот ненормальный, специально въехавший в её квартиру после её смерти.

«А не он ли виноват?», — пошуршали шепотки от квартиры к квартире.

И никого не волновало, куда он пропал. Пропал ли вообще.

«Сбежал», — удовлетворённо заключали соседи. И правда, как можно жить с голыми портретами на стенах? Нет, так нельзя. Потому нам такие по соседству не нужны.

Дело об исчезновении некому было открыть, потому что никто не заявлял, что Чонин пропал. Полиция осмотрела портреты, не нашла в вещах Чонина ничего подозрительного и противозаконного и ушла из квартиры.

Хозяйка тоже не появлялась, у неё квартира числилась оплаченной на полгода вперёд, потому оснований не было искать жильца.

⠀⠀⠀

Чонин вернулся. Почти через месяц. И сделал это шумно.

Раннее ноябрьское утро для жильцов обоих домов (того, где квартира Миранды, и того, который напротив) началось с криков и частых глухих ударов. Недовольные разбуженные жильцы не успели перевернуться на другой бок, надеясь, что крики утихнут, как глухие удары сменились звоном разбитого стекла и завопившей сигнализацией.

Чонин стоял напротив машины, чьё лобовое стекло пострадало, залитый кровью с макушки до середины порванной толстовки. Выглядел он пугающе, отталкивающе, в пору полицию вызывать и сдавать хулигана-бандита в тюрьму.

Лишь достав телефоны (кто снимал, кто набирал номер полицейского участка) жильцы разглядели торчащие через выбитое лобовое стекло ноги в резиновых шлёпках.

В наступившей шокированной тишине голос Чонина прозвучал отчётливо-громко:

— Ли Хибон, я обвиняю тебя в склонении к проституции, шантаже и распространении личных данных. И… И… — Чонин схватился за горло, на губах запузырилась кровавая пена. Он закашлялся, отплёвываясь, согнулся, уперевшись в колено.

Снимающих видеодоказательства в окнах прибавилось.

Ноги, торчащие из машины, задёргались и вдруг втянулись внутрь. А потом Ли Хибон, не самый приятный, но и не самый противный, будем честны, жилец дома, который «напротив», вышел из машины. Прихрамывая, он подошёл к Чонину, ткнул его в макушку и засмеялся:

— Хрень собачья! Где доказательства, а, извращенец?

Чонин отступил, пошатнувшись, но устояв. Чуть распрямился — чтобы махнуть в сторону мусорных баков, за которыми скопилось прилично старой мебели, до сих пор не вывезенной на свалку.

— Телефон, — хрипел Чонин, тщательно проговаривая слова, так что на первых этажах точно всё разобрали, — телефон ты выкинул зря. Поспешил, ур-р-род.

— Эй, ты, щенок, — надвигался на Чонина Ли Хибон. По его ногам стекали струйки крови, скапливаясь лужицами возле пяток. От него падала крупная тень, в которой Чонин терялся, смятый в невнятный комок из тряпок и бледных конечностей. — Телефон, говоришь? Телефон? А он мой? А где же он, заморыш? И что за видео ты там нашёл, извращенец?

Ли Хибон схватил Чонина за остатки толстовки, наматывая ткань на кулаки. Ли Хибон был крупным, очень крупным мужчиной, и сильным. Все вокруг знали, что кушал он хорошо, отлично даже кушал, угощал часто. Чонин рядом с ним как мышонок. И болтался он на руках Хибона тряпкой.

Хибон тряхнул Чонина и вдруг оттолкнул. В конце улицы послышался шум машин, но многим показалось, что глухой стук головы об асфальт они тоже услышали.

— Видели? Все видели? — закрутился на месте Ли Хибон, всматриваясь в окна домов. — Он первый на меня напал! Машину разбил!

Возле головы Чонина растекалось ярко-красное пятно, нестерпимо неуместное ранним утром.

Полицейская машина остановилась возле Чонина. А в окнах отключались телефоны, скоро полицейские опять пойдут искать свидетелей, отдать бы им видео побыстрее и отправляться на работу.

А Ли Хибон, ну… Что тут скажешь? Нормальный же был мужик. И что там ему наговорил этот Чонин, любитель картинок с голыми девушками, кто теперь разберёт. Хотя если подумать… Ли Хибон не такой уж и хороший, и за ним грешки имеются. И живёт не по средствам. Кажется.

⠀⠀⠀

Чонин снова пропал из дома, в котором находилась квартира Миранды. Но все знали, что он лежит в больнице.

Полиция отмалчивалась, но слухи множились. И телефон, который якобы выкинул подлый Ли Хибон, неожиданно оказался полон видео с Мирандой. Тех, на которых она танцевала в окне, тоже хватало, но были и другие.

Кого ни спроси, никто не знал, откуда распространились видео с танцующей голой Мирандой. Или не голой, но там столько огней за спиной, что шест видно куда отчётливее. И волосы рыжие, не обмануться. Что-то, может, и блестело на её теле, и руки жадные она привычно откидывала, уворачиваясь от тех, кто хотел стащить её с подиума вниз. Миранда танцевала на видео. Плавно, завораживающе или энергично-возбуждающе, но в любом случае профессионально.

А картины? Те, которые висели на чёрных шторах и принадлежали Чонину? Он же их нарисовал, получается? С натуры? Значит, видел, трогал, а может…

А Ли Хибон? Откуда у него видео, если телефон и правда его? И что он с ними делал, кроме очевидного?

⠀⠀⠀

Без Чонина в доме снова установился покой. За закрытыми дверями иногда ругались, когда обнаруживали снимки картинок или отрывки видео. Миранду же всё меньше было жаль. Приехала, поселилась, навела суету, а честным мужьям теперь в глаза жёнам не посмотреть.

Ли Хибон вернулся. Его не стали долго держать в участке — Чонин выжил, хотя и получил травму головы. На видео свидетелей первая травма, из-за которой он весь в крови ругался с Хибоном, не попала. Впрочем, и как Хибон оказался торчащим через лобовое стекло собственной машины, не было видео. А к смерти Миранды он причастен не был.

Поздняя осень — почти зима. Не время для уличных разговоров и посиделок на крыше. И темнеет рано. Ли Хибона почти никто не встречал. Но никто и не стремился встретить. Кто бы там ни был виноват, а приятного мало знать, что собеседник на «такое» способен.

⠀⠀⠀Чонин пришёл зимой. По коварной наледи, некстати образовавшейся именно этим утром. На худом теле болталась рваная толстовка, отстиранная и грубо заштопанная. Волосы отросли. Круги под глазами огромные.

Неприятный тип.

Он прошёл в квартиру и закрылся.

Как ни прислушивались настороженные соседи, ничего не услышали. Будто как только дверь закрылась, Чонин остановился и не шевелился.

А ведь те картины до сих пор висели на шторах и стенах, нетронутые. Ему лечиться надо, определённо. Подальше отсюда.

⠀⠀⠀

Несколько дней тишины натянули нервы жильцов до предела. Что там с телефоном? Он чей? Ли Хибона? Полиция ведь в состоянии установить, кому принадлежал телефон, так чей он?!

Ли Хибон жил в своей квартире, у него почти ничего не изменилось. Кроме машины: разбитую он куда-то продал, кажется, а новую покупать не стал. С Чонином он не сталкивался.

Когда все заметили распахнутые шторы на окнах квартиры Миранды, выдохнули с облегчением — Чонин жив, а история продолжится. Ибо не может такого быть, чтобы осталось столько белых пятен в таинственной жизни соседей, вытащенной на всеобщее обозрение.

В окнах Миранды стал маячить Чонин. Стоял часами напролёт и смотрел на улицу. Вернее — в окна Ли Хибона.

До этого как-то никто не задумывался, а теперь слишком очевидным стало, что лучше всех танцующую Миранду видел он, Ли Хибон. Неужели он?..

Хибон помрачнел и похудел, кажется. Но всё отрицал — даже раньше, чем осмеливались спросить. Злой стал и подозрительный.

Когда он сцепился с Чонином, в свидетели опять случайно попали оба дома.

— Извращенец, счёт за разбитое стекло тебе пришёл? Когда оплатишь?

— Убийца. — Чонин сплюнул под ноги в направлении Хибона. Не в него, но всё всем было понятно.

— Щ-щ-щенок, — сквозь зубы выдавил Хибон. — Заплатишь.

— Как Миранда?

— За стекло!

— Ну, так жизнью?

Хибон тоже плюнул, чудом не попав в Чонина, не ставшего уворачиваться. И ушёл.

— Как ты её заставил? — выкрикнул ему в спину Чонин. — Думаешь, не откопаем?

Ли Хибон остановился. Крупно вздрогнул. Вот прямо волной дрожь пробила тело.

— Ты доиграешься, щ-щ-щенок, — цедил он, разворачиваясь. И будто в размере увеличивался. Чонин против него как воробушек, мелкий, взъерошенный, глупый. Неужели не понимал, что если в чём Хибон виноват, то молча надо искать и доказывать, не провоцировать. Вон на затылке до сих пор видно, где волосы сбрили в больнице, чтобы швы наложить.

— Ты можешь только убить, — презрительно бросил Чонин. — На меня у тебя компромата нет. Так что, — он нагло, в открытую, усмехнулся, — танцевать и раздеваться ты меня не заставишь. А стекло твоя туша разбила, ты и плати. Ха! Себе сам!

Хибон бросился к Чонину, а тот опоздал отшатнуться. Зрители вздрогнули, когда ладонь Хибона упала на плечо мальчишки и сжала. Побелевшие суставы пальцев в глаза бросались сильнее откинувшейся головы Чонина.

— П-п-повтор-р-ри!

— Отшила тебя, а ты решил отыграться? Или нет, большой кусок дерьма, просто решил подзаработать на красивой девушке? Что-то подсыпал ей, да?

— Архргхр-р-р, — клокотало в горле у Хибона. Страшно до жути. Это Чонин бесстрашный, вернее, отшибленный, а нормальные люди к Хибону не полезут.

— Или воспользовался случаем? А? Кто-то другой обманул, опоив, а ты заснял? А сколько таких девочек у тебя? Сколько?! Урод!

Чонин трепыхался в руке Хибона. Удивительно, как звонко разносился его голос во все стороны, во все телефоны, снимающие очередное видеодоказательство.

— Всё подтёр? — не унимался Чонин. — Времени было предостаточно!

Чонин напросился. Жильцы-свидетели безмолвно ахнули, когда тельце Чонина взмыло в воздух и полетело, но липкое облегчение, что скоро всё и закончится, заплескалось на дне сочувствия. Полицию же кто-нибудь вызвал, да?

Чонин впечатался в стену, охнул и, ненадолго замерев, поскользил по ней вниз. Ноги его дрожали, пытаясь удержать тело вертикально, пальцы впивались в крошащийся камень. Но колени подламывались, и Чонин ничего не мог с этим поделать.

— Извращенец, — бросил Ли Хибон, — ещё и рот открывать смеет.

Полиция прибыла вовремя. Хибон как раз шагнул к стене, у которой не держался Чонин. И отступил, заслышав машину.

— Извращенец, — повторил он громче, разворачиваясь к выходящим из машины дежурным. — Опять пристал малец. Никакой управы на него нет. Настырный дурак.

Полицейские кивнули, но в участок забрали обоих — помнили прошлый раз. Жильцы скинули свои видео полицейскому, добавив по паре впечатлений. И на этом очередное беспокойство закончилось.

⠀⠀⠀

«Так значит, она танцевала за деньги?» — металось в разговорах до поздней ночи.

Она — это Миранда Стоун, девушка-иностранка, казавшаяся такой хорошей. А вот на самом деле — пропащая душа, соблазнявшая своими танцами в окнах. Но, конечно, смерти она не заслуживала!

Танцевала за деньги — это то прямо совсем голая крутилась, то прикрытая местами, чтобы будить фантазию. А воображение уже несло жильцов, подкидывая каждому образы в силу различного жизненного опыта. И до приватных уже-не-танцев у многих дело доходило. Это же иностранка, у них нравы свободнее. И если её подловили в клубе каком (не в окне же она непотребство творила?!), то зачем-то она туда пошла? Зачем-то стала пить с незнакомцем, а после…

Но Ли Хибон неправ и отвратителен. Будь Миранда хоть трижды дура-нимфоманка, снимать её он права не имел.

И все знали, что как только Чонин появится (кстати, куда он теперь запропастился?), будет продолжение и новые подробности. Сочувствующих Чонину набралось прилично — но недостаточно, чтобы помочь. Просто между Ли Хибоном и Ян Чонином выбирали жалеть второго, хотя он мог бы и поберечься, не лезть к более сильному, пусть и виноватому.

⠀⠀⠀

Чонин явился ещё более жалкий, чем его помнили оба дома.

Зимним утром он прошагал, неся огромную коробку, перемотанную скотчем, скользя в тонких летних кедах. И скрылся в квартире.

«Доказательства нашёл», — полетели сообщения от соседа к соседу и дальше ко всем заинтересованным.

«Ничего у него не выйдет. Полиция ничего не нашла», — неслось в обратную.

«Что-то будет», — закончились обсуждения. Оба дома притихли, чтобы не пропустить начало и не попасть случайно в эпицентр противостояния.

И что-то случилось.

Ли Хибон вылетел из подъезда на улицу, неодетый и необутый, зато крайне возмущённый.

— Выходи! — орал он, потрясая кулаком с чем-то смятым в нём. — В-в-в-выходи, заморыш, сучёныш, мелкий извращенец!

Заработали телефоны, снимая видео — для полиции, конечно. Никто не сомневался, что Чонин выйдет.

А он распахнул окно и облокотился на раму. Молча.

Его не сразу заметили, все снимали Хибона. И только когда Хибон покраснел от гнева и запнулся, разглядели, куда он уставился. Жильцы дома, в котором находилась квартира Миранды, едва не застонали — увидеть, что творит Чонин, не получится, только догадываться. Жильцы дома напротив приникли к окнам плотнее, но и им пришлось сложно — Хибон в кадр не попадал, если снимать улыбающегося Чонина, а если наоборот, то видно только спину Хибона.

— Выходи, мелочь незрелая, подлая душонка, сукин сын, выходи, ведь доберусь!

Чонин молчал и смотрел.

Хибон хрипел уже, брызгал слюной, грудная его клетка ходила ходуном.

— Стой! Стой, мерзавец подлый! — подпрыгнул он на месте, когда Чонин демонстративно прикрыл окно. — Стой, кому говорю! Вернись! Спускайся!

— Дяденька, это вы мне? — деланно удивлённо выговорил Чонин, высовываясь в окно.

Ли Хибон зашипел, явно утратив дар речи.

— У вас случилось что-то? Вызвать вам скорую? Кажется, вас удар сейчас хватит!

— Выходи, — прошипел Хибон. — Дух из тебя, недоноска, выбью.

— Звоню уже в скорою, продержитесь, дяденька, не отключайтесь.

— Да я… Да я… Я же к тебе поднимусь, я же знаю, где, подлюка, живёшь!

— Я вам не открою. Так что не советую.

— Спускайся!

Чонин закрыл окно и задёрнул штору. Неплотно, но с вполне определённым намёком.

Ли Хибон закачался, схватившись за грудь. Зажмурился. Всем показалось, что у него слезинки заблестели в щёлках глаз.

«Неужели ломанётся к квартире?» — волновало снимающих для полиции видео.

«Неужели Чонин сглупит и выйдет?» — тревожило немногих переживающих за Чонина.

«Что же у Хибона в руке?» — заботило самых любопытных и внимательных.

Ли Хибон ринулся к подъезду. Оба дома ахнули безмолвно. И ещё раз — когда дверь подъезда распахнулась ровно в тот момент, когда Хибон к ней подскочил. Её силы хватило, чтобы сбить Хибона с пути, заставить отступить пошатнувшись и схватиться за лоб. Чонин вышел следом.

Хибон отступал, дезориентированный, но все понимали, это долго не продлится. Чтобы сбить такую тушу, нужно что-то покрепче подъездной двери и Чонина.

Но Чонин и правда бесстрашный (что не удивительно после всех его травм, вряд ли мозги уцелели). Он подошёл прямо к Хибону и потянулся к его кулаку — к тому, что там скомкано и не видно соседям.

— Почему же не кричишь о том, что тебе пришло? А? Не показываешь, чтобы подкрепить возмущения? А? Давай всем покажем, за что ты меня обзываешь. Разожми-ка пальцы, будь добр, дя-день-ка-а-а. — Чонин тянул противным голосом. Но каждый звук доносился отчётливо, разборчиво, не оставляя сомнений, что же парень произнёс.

Хибон не в себе от наглости — не дверь же так его выбила? — он поддавался, выпуская из руки что-то, всё ещё скрытое, смятое и крайне любопытное.

— Щ-щ-щенок! — взорвался Хибон, разочаровав всех. Его кулак, почти упустивший нечто ценное и возмутительное, сжался и полетел в Чонина, не целясь.

Тот уворачивался слишком медленно, оба дома замерли, забыв вдохнуть. Кулак влетел, вмазался в подставленное плечо, толкнул его и двинулся вместе с ним, сбивая Чонина. Плечо будто смялось, и это возможно, если вспомнить силу Хибона, но Чонин весь гибкий, подвижный, изменчивый, он сложился сломанной пружиной и неловко распрямился, теряя равновесие.

Чонин падал. Хибона по инерции несло следом.

— Полиция! — кто-то закричал, не разобрать, с какой стороны, от какого дома. — Вызвал кто-нибудь?

Но Чонин отпихнул Хибона, который приложился об асфальт, вывернулся из-под него и встал. Шатался, дрожал, как лист на ветру, но стоял.

— Что? Не ожидал, что потребуют деньги назад? Думал, что раз запачкались незаконным видео, то промолчат? Есть кое-что пострашнее тебя, видимо, падаль.

Чонин стоял слишком близко к поверженному Хибону, это все понимали. Но — ловили каждое слово. На чьей стороне правда? Какие деньги? Какие видео? С телефона или ещё были?

— Ты теперь мошенник, Ли Хибон. Официально! И в суде скажут, что покупали у тебя совсем не то, что ты им прислал. Никто не хотел смотреть на обнажённую девушку и на сех-кс-кс-хк-сх-с, — не вовремя закашлялся Чонин, в миг потеряв представительность. Из грозного обвинителя он превратился в измученного и больного парня.

Когда Хибон распрямился, никто не удивился. Как и хрусту чего-то в организме смеющегося Чонина сразу после впечатавшегося кулака и закономерного падения.

«Дурак», — посочувствовали Чонину.

«Что там было?!» — волновало куда сильнее.

А полиция приехала вовремя, Хибон не успел разойтись и размазать Чонина по асфальту на глазах у жильцов обоих домов. Успели бы они спуститься и остановить Хибона? Никто не знал.

⠀⠀⠀

Чонин снова лежал в больнице. Но недолго. Ли Хибона задержали в участке для выяснения обстоятельств и не спешили отпускать.

Чонин пришёл на улицу между обоих домов явно нездоровым. Кое-где из-под одежды торчали бинты и синяки. Зато он подстригся, и отросшие на затылке волосы скрыли место недавней травмы.

Он поднялся к себе, в квартиру Миранды, и затих.

⠀⠀⠀

Ли Хибон вернулся, когда его никто не ждал. Всем хотелось узнать, что его наконец обвинили, раскопали его грязные дела и, желательно, посадили — настолько все устали ждать развязки затеянного Чонином «расследования». Уже никто не хотел подробностей, что ещё такого незаконно-смущающего, запретно-возбуждающего произошло между Чонином, Мирандой и Хибоном. Не тянуло обсуждать, всем ли Ли Хибон казался подозрительным, когда так щедро угощал или когда шутил и заливисто смеялся. И про Чонина вспоминать не хотелось, хотя он незримо присутствовал в квартире Миранды, а значит, его можно было расспросить — ему же нужна помощь?

Хибон вернулся, и оба дома затаились, приготовив телефоны.

Он зашёл к себе, переночевал. А в обед, когда яркое солнце обещало обманчивое тепло, деловито прошёл в дом, где жил Чонин.

Чонин, как и его соседи, пропустил момент перехода Хибона от дома к дому. Открыл на стук дверь, тут же отлетевшую в стену.

На звон, раздавшийся следом, из своих квартир выскочили соседи. Знали же, что однажды Хибон и Чонин столкнутся там, где нашли тело Миранды. Знали — и не были готовы. Кто-то сообщил жильцам соседнего дома, но главное уже началось.

Чонин недолго отступал, растерявшись от неожиданности. С криком, что не позволит Хибону находиться там, где жила она, он влетел всем телом в живот Хибона, и их обоих вынесло на лестничную площадку. Потому что Хибон тоже не ожидал ничего — не от хлипкого по сравнению с ним Чонина.

— Ну, давай, — очнулся Хибон слишком быстро. — Нападай, щенок. А я пока покажу, кто же крутил с этой рыжей. Говоришь, нет на тебя видео? Так вот же оно, уже везде! Думаешь, мне некому его переслать? А мне всем и не надо. Я нескольким отослал, но посмотрим, как быстро оно разойдётся по глазам и рукам. И догадайся, чей там зад засветился? Подсказочка: не девчачий!

Чонин молча кусал губы. Вперил взгляд в Хибона, склонив голову. Сжимал и разжимал кулаки. Точно знал, что на том обещанном публике видео было. Или не знал? Или только догадывался, потому что и правда был с Мирандой?

Руки снимающих дрожали. Потому что не только догадки и озарения отвлекали от съёмки, но и уведомления о сообщениях. И каждый подумал, что это то самое видео Хибона пришло. То самое, понимаете? Это же фактически разгадка и ключик! Но надо снимать побои — никто не сомневался, чем закончится очередной раунд между Чонином и Хибоном. Дурашка Чонин, осталось ли на тебе хоть одно живое место, чтобы продержаться до приезда полиции?

— Да, я пришёл за ней в клуб. Хотел увидеть собственными глазами и увести. И почти убедил её, она плакала, но согласилась уйти со мной. Я не знал, что её уже заказали и напоили. Что именно в этот день её продали — не танец, а всю. Жалею ли я? Да! Не стоило убеждать, выпивая за неё как чёрный рыцарь. — Чонин горько усмехнулся. — Кто же знал, что я встрял в самый разгар? Что она недостаточно отравилась? Что следовало уводить её, а потом разбираться и убеждать?

— Щ-щенок, — процедил Хибон. — Оправдываешься?

— Нет, — почти спокойно ответил Чонин. — Ставлю точку. Мне есть, чего стыдиться, но уж точно не голого зада и того, что попался в ловушку каких-то уродов.

— Ха! Не доказано!

— Мои показания уже у детектива. И теперь он знает, где искать и что проверять. Ты зря разослал видео. Только закопал себя глубже, чему я рад.

Кулаки Чонина сжались, он весь вытянулся, словно пытался стать выше.

— Мамочки, — кто-то пискнул на лестнице.

— Ты. С ней. Признаёшь? — ронял слова Хибон. — Признаёшь?! Ты с ней уже был знаком и рисовал её не просто так!

— Она подрабатывала моделью в художке, недолго, — ответил Чонин. Какая-то тоска звенела в его голосе, тоска смирившегося с судьбой человека. — А потом в её жизнь ворвался ты, Ли Хибон, и она не приходила больше позировать. Зато начала танцевать у окна. Я долго вычислял, с какого ракурса могли получится те видео, кучу бумаги извёл, высчитывая угол съёмки. Это был ты, Ли Хибон, это ты её заставлял танцевать и снимал при этом. Зачем? Не скажешь?

Хибон, возможно, попытался что-то ответить, но у него с голосом явно случились проблемы. Красный как острый перец, Хибон очутился возле Чонина в доли секунды. Одним смазанным движением подхватил его, будто невесомого, и потащил — не смотря, не видя.

— Ненавижу! — скрипел он зубами. — Молокосос! Путаетесь под ногами. Ничего бы этой рыжей не сделали, от такого не умирают. А хорошие девочки непотребством по клубам не занимаются, запомнил бы.

Стена оказалась близко. Чонин впечатался в неё, распластался вдоль, утоньшившись. Один кулак Хибона удерживал его неподвижным, а второй уже летел к груди. Раз. Другой. Третий.

Хибон бил методично и молча. Даже на крохотном экране телефонов было видно, как резко побледнело лицо Чонина.

«Забьёт», — дрожали руки снимавших — тех, кто не решится встать между кулаком Хибона и размочаленным Чонином. Не решится даже навалиться на Хибона, останавливая его, задерживая, удерживая.

Полиция прибыла с сиреной.

Но Хибон остановился сам. Тяжело дышал, сипел, пот скапливался на толстой шее и скатывался до ворота, собираясь в ручейки вдоль шейных позвонков.

— Чуть до греха не довёл, — прохрипел он.

— А Миранде хватило меньшего, — пузыря кровью, отозвался Чонин.

— Щенок, — устало выговорил Хибон. — Не убивал я.

— Но ты приходил. Они вспомнят, что ты приходил, — слова перешли в кашель, Чонин силился рассказать больше, но держался вертикально только из-за руки Хибона, не отпустившего его.

— Я только в дверь позвонил, она открыла. А дальше упала сама, я порога не переступил. Не убивал я! И из-за тебя убийцей не стану! — Он сорвался в визг, оглушив высокими нотами всех.

И тут полицейские ворвались на этаж.

⠀⠀⠀

Чонин лежал в больнице со сломанными рёбрами и ключицей, его обещали выписать нескоро.

«Правильно, пусть и голову ему проверят, это очень надо», — считали жильцы обоих домов.

Ли Хибон оказался под следствием. За незаконную съёмку, распространение порнографии и личных данных, за склонение к порнографии, за мошенничество, за избиение — список получился большой и «интересный», как назвал его назначенный на это дело детектив.

Что касается последнего видео, разошедшегося сообщениями, то там и правда было, на что посмотреть. И теперь мужская половина дома оказалась на равных со своими жёнами. Ибо зад Чонина оказался настолько хорош, что упрекать за него в любопытстве — святое дело. А вот качество съёмки подкачало. Но что не увидели глаза, дорисует воображение.