Читать онлайн
"Порог"
Шел мягкий снег. Легкий, как пух, летучий и невесомый. Снежинки ложились на землю не сразу, они кружились в воздухе, будто высматривая более удобное место. И казались не настоящими. Микки двигался, раздирая белую пелену своим тщедушным телом. Поминутно он прикладывал ко рту сухой кулачок и надрывно кашлял, ругаясь и сплевывая. Порыв ветра дохнул Микки в спину, заставив его вжать голову в плечи. Проклиная ненастную погоду, он месил ногами кашу, в которую соль превращала такой невинный и чистый снег. До дома оставалось еще два квартала. И ни одного человека вокруг.
Внезапно ему стало жутко не понять отчего. Он судорожно обернулся, пытаясь высмотреть что-то в подергивающемся белом полотне. Никого. Сгорбился, стараясь казаться меньше и незаметнее, чем был на самом деле. Черт бы побрал эту Наташку с ее дурацкими просьбами! Микки шмыгнул носом. Дома его никто не ждал. Он давно жил один, нигде не работал, поддерживая свое существование случайными заработками да подачками подруг, которые заглядывали иногда к нему на огонек. Такая жизнь вполне устраивала его, он не задумывался, есть ли в ней какой-то смысл. Жил и жил, потому что мама родила, а бабушка оставила квартиру, маленькую и неприбранную, с каждым годом разрушавшуюся все более от никчемного существования в ней Микки.
То ли отдаленный вой, то ли стон заставил его притормозить. Он опять оглянулся. Ничего не видно. Микки выдохнул со свистом и почти побежал. Ему было страшно, он еле слышно скулил и подпрыгивал, стараясь уменьшить расстояние между собой и домом. Почти машинально комкал в кармане две бумажки по сто рублей, полученные от Наташки. Проклятая Наташка!
Остался один квартал. Быстрее, быстрее заплетающимися ногами. Спиной он ощущал опасность, угрозу для своего худосочного согнутого тела. И только теперь мелькнула мысль, что он хочет жить, пусть так, пусть как угодно, но жить, существовать, пребывать в реальности, а не кануть так вдруг в ничто. Микки сглотнул и бросил быстрый взгляд назад. Что-то явно преследовало его в этом внезапно обезлюдевшем городе. Что-то догоняло, кружило, прикидываясь ветром. Швыряло снегом, стонало. И вдруг почти у самого дома отступило. Он понял это по расслабившимся мышцам взмокшей спины.
Дрожащими пальцами открыл подъезд, спотыкаясь и падая, взобрался на свой пятый этаж. В абсолютной тишине тыкал ключом в замочную скважину, все не попадая и не попадая. Наконец шмыгнул в квартиру, привалившись к двери и нащупывая выключатель. Яркий свет не прикрытой абажуром лампочки заставил его сощуриться. Он вздохнул, откинул капюшон, счищая налипший повсюду снег. Микки был достаточно молод – вытянутое и слегка скошенное на одну сторону лицо выдавало человека лет тридцати, не больше. Длинные, грязноватые волосы падали на плечи, но лоб и темя уже начинали лысеть, придавая Микки несколько двусмысленный вид неопрятного и скабрезного монашка.
Тихий свист раздался в пустой квартире. Топчущийся мужчина не сразу различил его, а услышав, замер, осторожно поднимая глаза от развязываемого ботинка. Что-то было не так. По спине вновь заскользила струйка пота. Свет замигал и погас. Микки зашарил по стене, щелкая выключателем. Затем выдохнул и, волоча за собой полуснятый ботинок, вдвинулся в комнату, слегка освещаемую фонарем с улицы.
Звон разбиваемого стекла заставил его отпрянуть, он чуть не упал, но успел схватиться цепкими пальцами за косяк двери. Ворвался ветер, неся все те же надоевшие снежинки, в дыре закрутились звезды, ярче и холоднее тех, что он видел когда-то в детстве, случайно оторвав взгляд от земли. Свист усилился, в нем послышался перелив колокольцев.
Что-то темное и юркое влетело в разбитое стекло. Покружило, свивая гибкое тельце, и устремилось прямо к вытаращенным глазам Микки. Опустошающее отчаяние поглотило его. Он вдруг и сразу понял, что больше не будет ничего и никогда. Черная лента скользила у его лица, будто обнюхивая, она не имела ни носа, ни глаз, ни каких-либо выступов, только темень, сгущающуюся к середине тельца.
Удостоверившись в чем-то, создание мгновенно выпустило сотни щупалец, облепивших лицо Микки, расползлось, обхватывая его всего. Ужас и мучительная боль пронзили его. Его крик был страшен, но беззвучен. В это мгновение сердца всех соседей дали сбой, легкую заминку в неумолкаемой толкотне, тоска прошла еле заметной волной по их сознаниям и ушла. Микки упал, слабеющими пальцами пытаясь отодрать от себя это нечто, засучил ногами и замер. А щупальцеобразное создание налилось светом, засверкало, переливаясь радужными цветами, затем отлепилось с чмокающим звуком, собралось в пупырчатую сосиску и, припадая на левый бок и неловко повиливая хвостом, скрылось в дыре, оставив на одном из осколков черный, отвратительно пахнущий след. Наступила тишина.
Стучали старенькие ходики, отмеряя время. Минуты складывались в часы. Ночь постепенно умирала, давая дорогу дню. Захлопали двери, заскребли лопаты, послышался матерок автовладельцев, с трудом откапывающих своих железных коней. Снег настолько плотно укутал все, что каждый выходивший будто попадал в зачарованное царство, с изумлением оглядываясь вокруг, прежде чем приступить к привычным действиям. В окна пробился слабый рассвет. Квартира выстудилась и побледнела. Микки все так же лежал, подогнув ноги и скрючив пальцы. Первые лучи солнца мазнули его по лицу и исчезли, испугавшись чего-то.
День был в самом разгаре, когда то ли шорох, то ли шелест послышался из угла, где находилось тело. Хрип всасываемого воздуха сотряс жалкую грудную клетку. Микки зашевелился, неловко сел, протирая слипшиеся глаза, откашлялся и непонимающе огляделся. Поежился и начал растирать руки. Ему явно было холодно. За стеной между тем затевалась свара. Микки прислушался, сплюнул и поднялся, все еще недоумевая. Сделал несколько неуверенных шагов к окну, с недоверием прикоснулся к черному следу, выругался, притащил из кладовки грязный кусок фанеры и принялся прилаживать на место дыры. Движения его были неуклюжи, тело как будто не совсем слушалось его. Закончив, он оглядел себя, пытаясь отскрести темно серые полосы с кожи. Надрался, не надрался? Но когда и с кем?
Он чувствовал опустошение и глухую тоску внутри, будто кто-то маленький и несчастный плачет там, не находя утешения. Чувство было новым для Микки и совсем неудобным. Он вновь выругался, зашаркал в кухню, рванул дверцу допотопного холодильника. Выбор был небогат – сосиски, початая пачка пельменей, кусок заплесневелого сыра. Микки скривился, пнул холодильник, уселся в угол рядом с батареей. Его трясло.
Двигались стрелки часов. Постепенно темнело. Силуэт Микки становился почти неотличим от тени в углу. Зазвонил телефон, заставив дрогнуть тишину. Звонок был надсадный и надоедливый, но никто не ответил на него. И вновь безмолвие вокруг. Пришло время, забормотали за стенами телевизоры, завизжали дети, поплыли нехитрые и тошнотворные запахи готовящейся дешевой еды. Все это пришло и ушло. Затем задребезжали водопроводные трубы, люди готовились ко сну. Наступила полночь. Завопил на улице пьяный, товарищ поддержал его. Вновь тишина.
Микки завозился, с трудом оторвался от пола и встал. Глаза его сверкали голодным блеском. Всей пятерней почесав немытую голову, он поставил на газ кастрюльку с водой, вытащил пельмени, с отвращением принюхался и плюхнул вариться. А сам начал слоняться по квартире, не находя себе места. Двигал и пинал все, что попадалось ему на пути. Потом внезапно остановился у мутного зеркала и стал внимательно разглядывать свое лицо, касаясь пальцами то носа, то щеки. Что-то его не устраивало, что-то не нравилось. Но что, он понять не мог. Разгладил свитер на впалой груди, подтянул штаны, скосив глаза вбок. Хмыкнул, цыкнул зубом, нехотя пошел в кухню.
Без энтузиазма положил себе переварившихся пельменей. Заправить их было нечем. Порывшись в кухонном шкафу, Микки нашел замусоленный и порванный в нескольких местах пакетик с молотым перцем. Усиленно посыпал остывающие и оплывающие пельмени. Поерзав, поднес один к тонким губам, осторожно начал жевать. Было противно. Даже омерзительно. Но его мучил голод. Через силу он заставлял себя жевать и глотать скользкие куски еды. Тарелка опустела наполовину.
И тут Микки скрутил жестокий спазм, сотрясший его тело, заставивший внутренности вывернуться наизнанку. Желто-зеленая слизь хлынула из него, заливая остатки еды, одежду, облезлый пол. Казалось, это не кончится никогда. Наконец Микки застыл в неловкой позе, все еще сотрясаемый последними судорогами.
Прошло несколько часов. Он пошевелился и сел, вновь с недоумением оглядывая себя. Попытался отодрать густеющую слизь. Затем снял свитер, пощупал и, скомкав, с остервенением выбросил в помойный мешок. Долго и тщательно умывался и даже попытался вытереть то, что осталось в кухне. Но все это было неприятно и мерзко. Микки опять принялся бегать туда-сюда по своей квартире, срывая злость на всем, что попадало под руку. Обессилил, затих, сжался в комочек под батареей. Ему было очень плохо. Голод стальными пальцами терзал его внутренности. В голове неумолчно звенело: я хочу есть, я хочу есть. Микки не знал, что делать. Тоненький, бессильный визг срывался с его губ.
Наступил рассвет. Пришел невеселый сумрачный день. Какой-то посторонний звук нарушил тишину вокруг. Тренькнул дверной звонок. Раз, другой, третий. Микки не шевельнулся, полностью погруженный в свою муку. Завозился ключ в замке. Хлопнула дверь.
- Микки! Микки, ты где, чертов ублюдок? – в проеме показалась невысокая толстенькая женщина, совсем еще молодая, но уже познавшая, почем фунт лиха. Это была Наташка. Она удивленно повернула голову, стараясь рассмотреть, что происходит. И тут изумленно охнула, увидев согнутую фигурку. Неровными шажками пошла наискось от двери.
В ноздри Микки ударил запах молодой здоровой бабы. Он повел носом, ощерился и с рычанием бросился вперед, как отпущенная пружина. Наташка отпрянула, но сделать уже ничего не успела. Микки прилип к ней всем телом, откинув ее к стене. Каждая его частичка с чавканьем и урчанием насыщалась энергией, поневоле отдаваемой жертвой. Женщина кричала отчаянно и беззвучно, как когда-то Микки. Билась, пока могла, но потом безвольно обвисла тряпичной куклой. Фонтанчики энергии иссякали. Голод Микки уходил куда-то вглубь. Высосав ее досуха, он отступил, в недоумении глядя на упавшую. И тут он вспомнил, завыл, закрутился на одном месте, стиснув лапками лысоватую голову. Затем, сморщив лицо, заплакал без слез.
Тикали часы, шло время. Микки сидел на корточках в углу, Наташка лежала у двери. Энергия бурлила в нем. Он чувствовал, что теперь может сделать многое из того, что раньше было ему не под силу. Но кто он такой и что он такое, Микки начал забывать. На смену человеческой памяти приходила пустота и ощущения зверя. Тикал будильник. Пустота медленно заполнялась разноцветными вихрями, тенями каких-то существ, отзвуками странных слов, видениями неведомых планет и ужасающих светил. Человек умирал в Микки.
Шли часы. Микки разогнулся и мягким прыжком достиг по-прежнему мутного зеркала. Запавшие, потемневшие в один зрачок глаза, выдвинувшиеся челюсти с крепкими звериными зубами, зеленоватая щетина. Он был удовлетворен собой и довольно заворчал. Затем прислушался к чему-то, неуловимому для человеческого уха, и начал подпевать, покачивая верхней частью туловища. Песня его звучала дико, мороз по коже шел от ее ритма. Но Микки она нравилась.
Будто ведомая этой песней зашевелилась Наташка. Подняла заострившееся лицо к Микки. Он что-то провыл ей, скаля кривые зубы. Она заскулила и, прижимаясь к полу, униженно поползла к нему. Он раскрыл пасть, дав выход череде диковинных звуков, и вдруг принялся скакать по квартире, выделывая немыслимые, но завораживающие движения. Наташка, припав к полу, изумленно наблюдала за ним. В ее широко раскрытых глазах не было страха.
Устав смотреть на него, она сморщилась и заныла, смешно скорчив рожицу: «Есть, Тася хочет есть». Микки остановился, заворчал глухо, обнюхал приятельницу и отпихнул. Она откинулась на бок, бессильно подогнув конечности. Внутри нее все болело, и она отползла в угол, свернувшись там в калачик и тоненько скуля.
В следующую ночь Микки тоже почувствовал голод. Теперь он совсем мало напоминал человека. Наташка к этому моменту просто обезумела, смотрела зверем и раздирала себе грудь. Микки поднялся, прислушался и бесшумно двинулся к входной двери. Женщина робко последовала за ним. Но у двери получилась заминка. Микки явно забыл, как открывать замок. Он скреб лапами, свирепел, долбил всем телом. Удары были настолько сильны, что рассекали его шкуру. Черная с зеленым отливом жидкость сочилась из разбитых мест и застывала на полу.
Наташка сначала не решалась вмешаться, но, видя тщетность усилий партнера, шагнула вперед, положив руку, пока еще не тронутую серьезными изменениями, на его плечо. И была с бешенством отброшена, ударилась и заплакала. А Микки все бесновался. Потом измучился и сел, тяжело дыша. Выбить железную дверь ему оказалось не под силу.
Наташка, неотрывно следящая за ним, поднялась, бочком прокралась мимо и повернула замок. Затем оглянулась и потянула дверь на себя. Она легко отошла. В глазах Микки мелькнул и тут же ушел отблеск восхищения. Микки вскочил одним движением и, схватив приятельницу за руку, выскользнул наружу, оставив дверь колыхаться на сквозняке.
Вскоре на пустыре через два дома отсюда раздался душераздирающий крик запоздалого прохожего, торопившегося домой и решившего срезать дорогу. Эта жертва оказалась не единственной в ту ночь. Два скрюченных тела заносила метель, и через сутки им будет сложно выбраться наружу. Но ни Микки, ни его подругу это не интересовало нисколько. Они двигались, Микки иногда на четвереньках, по направлению к дому и время от времени довольно и сыто урчали.
…Далеко-далеко отсюда, почти в центре Галактики, вблизи черной страшной звезды, вынырнули, будто ниоткуда, две расплывчатые, постоянно меняющие форму и плотность тени и устремились друг к другу. Их протуберанцы сплелись и заплясали в странном танце.
- Началось, – прошелестело.
- Пройден порог. Не вернуть.
- Остается только ждать. Бесконечно значение.
- Да.
Тени качнулись, замерцали и исчезли. Да.
.
ЛитСовет
Только что
