Читать онлайн
"Деревня Глухово. Каратели"

(Из цикла «По эпохам времени»)

********

Глава 1 — 1

Глава 2 — 17

Эпилог — 27

Развернутый (по главам) синопсис — 30

Объем произведения:

Страниц — 30

Слов — 9 471

Знаков (без пробелов) — 56 106

Знаков (с пробелами) — 65 931

Авторских листов — 1,4 / 1,7

***

Глава 1

Военно-стратегический полигон Глуховский.

1981 год. Август-месяц.

Воскресенье: 14 часов 11 минут по местному часовому поясу.

Утром к железнодорожной станции Солидарная в районе реки Семилка, находящейся километрах в пятидесяти от советско-польской границы, подошел для разгрузки воинский эшелон.

Это, впрочем, никого не удивило. Все знали, что в данном районе планируются крупные военные учения «Запад-81», задействовав наличный состав двух приграничных округов. Эшелон включал в себя разнообразную мощную технику на платформах, артиллерийские орудия, танки, БТР и несколько воинских частей. Параллельно железнодорожному составу к месту рассредоточения средь лесных массивов двигались колонны командно-штабных машин, радиорелейных установок, грузовиков, цистерн с горючим, растянувшихся на несколько километров.

Разгрузка на станции Солидарная прошла успешно, по заданному ранее плану, разработанному в стенах штаба Прикарпатского округа. Когда последние платформы освободили от техники и подразделения выдвинулись на свои позиции, из прицепного вагона на землю спрыгнули пять бойцов элитного подразделения спецназа, входящего в состав разведывательной роты артиллерийского дивизиона.

— Куда нас теперь, командир? — разминая ноги и вдыхая лесной воздух, брякнул весело молодой боец Коля Синицын с позывным «Синичка». Фамилия и впрямь была под стать его безмятежному характеру рубахи-парня, а уменьшительное от «синицы» говорило о его полной доброте и невинности.

Командир группы капитан Воронцов осмотрел профессиональным взглядом место выгрузки эшелона, отметив про себя высокую степень оперативности развертывания штабов. В плане развернувшихся учений ему на редкость повезло. В семидесяти километрах от станции Солидарная, где-то в лесах, находилось его родное село, где он провел детство, пока не уехал поступать в военную Академию. Такой случай, можно сказать, выпадал любому командиру нечасто, если вообще никогда — чтобы оказаться на масштабных учениях в родных местах, где он не бывал уже пару десятков лет. За болотами, оврагами и густыми массивами, где-то там, в его прежней жизни, раскинулась небольшая деревушка, рядом с которой в 1942 году нацистские каратели полностью уничтожили крупное село Глухово, спалив его дочиста вместе с обитателями. Так гласила история. Отсюда и название полигона Глуховский.

Воронцов вторично обвел взглядом место выгрузки эшелона.

В несколько часов железнодорожный узел превратился в центр военного дислоцирования, растянув связь, палатки, штабы и продовольственные склады. Повсюду сновали команды обеспечения, подключали аппаратуру, возводили временные бараки для офицерского состава. Все части артиллерийского дивизиона отправились на заданные позиции, растворяясь колоннами в нескончаемых, казалось, лесах.

— Жрать охота-а! — втягивая запах полевых кухонь, заявил Коля. — Нам тоже в лес?

— Отставить вопросы, боец! — капитан смерил младшего сержанта недобрым взглядом, хотя, признаться, в душе питал к своему подчиненному нечто вроде отцовской признательности. Колю Синицына в роте разведки любили все, даже вечно хмурый и недовольный Тимофей Семенович Рыбалко с позывным «Ворчун», самый старший по возрасту, над кем Коля зачастую потешался при любых обстоятельствах. Старый и молодой: казалось бы, что общего между двумя поколениями? Однако это была забавная парочка — не разлей вода. Коля подтрунивал, получал от Ворчуна подзатыльник и, тут же хохоча, забывал о своей шалости. Тем не менее, группа разведки элитного спецназа была лучшей командой во всем дивизионе — сплоченной и дружной. Кроме капитана Воронцова, Синички и Ворчуна в отряд входили два испытанных бойца: помощник командира Степан Зарубин с позывным «Калач» за его неуемную силу и могучий рост, а так же радист Костя Васнецов, имея кличку «Художник» за его виртуозное обращение с ключом морзянки. Не последнюю роль здесь сыграла и фамилия знаменитого русского автора картин.

— Я в штаб, узнать указания! — предупредил Воронцов, обращаясь сразу ко всем, лишь бы от него отстал навязчивый боец. — По предварительному плану развертывания учений, комбат поставил нам задачу, после выгрузки выдвигаться вглубь леса, но что именно нам предстоит разведать, обещал разъяснить на месте.

Мимо прогромыхали 131-е ЗИЛы с боеприпасами. С платформ скатывались последние танки. У рампы уже стояли несколько броневиков и самоходных гаубиц 2С1 «Гвоздика».

— Один из вездеходов наш, — напомнил командир. — Степан, предупреди экипаж, чтобы заводил двигатель. Как только уточню координаты с квадратом разведки, сразу грузимся и — вперед!

— А кухня? — жалобно, со слюнями во рту, притворно заканючил Коля.

— Перебьешься! — осадил Рыбалко, красноречиво сунув кулак под нос. — Не перечь командиру, заморыш.

— Ты спятил? — возмутился младший боец. — На пустой желудок? Может, ты и ползешь неуклонно к кладбищу, а мне свой организм здоровым держать надо! Знаешь, как меня последний раз девица закамасутрила? — едва ноги не протянул. И все из-за того, что вовремя не поужинал.

Их дружескую перепалку уже никто не слышал. Воронцов спешно отправился в развернувшийся штаб к комбату, а Зарубин махал экипажу заводить моторы. Спустя несколько минут к ним подкатил бронетранспортер БТР-70, предназначенный для перевозки отделения мотострелков и поддержки огнем при ведении боевых действий. Ворчун лихо взобрался на броню, а Коля все продолжал высматривать полевую кухню.

— Вот и командир, — оповестил всех Зарубин.

Воронцов набегу крутанул пальцем, подавая условный сигнал экипажу броневика на разворот. Взревев мощными двигателями, машина дала правый крен и, посылая в атмосферу клубы отработанного топлива, пошла вперед, набирая обороты. Капитан успел запрыгнуть на ходу. Дальше путь лежал по лесным дорогам и звериным тропам.

Так, собственно, и началась та загадочная история с деревней Глухово, о которой пойдет речь в данной книге.

…Добро пожаловать в 1942 год!

***

— На, держи! — раскрыв вещмешок, кинул банку тушенки Рыбалко. Коля подхватил налету, но тут же разочарованно молвил:

— Вот те нате, болт в томате! Удивил! У меня у самого таких три банки.

— Ты же жрать хотел!

— Я хотел горячей каши с кухни, дурында! Тушенку мы потом и так съедим.

Бронетранспортер, ревя натужно, пересекал овраги, иногда съезжая с накатанной колеи, иногда проваливаясь в рытвины, следуя заданному маршруту. В салоне гудело, трясло и грохотало. Костя Васнецов был на постоянной связи со штабом дивизиона. Воронцов с Зарубиным склонились над картой, подсвечивая фонариками. Внутри было душно. Сквозь смотровые щели просачивался редкий свет, в котором столбом стояла пыль.

— До места высадки километров пятнадцать, — прикинул по карте капитан. — Дальше пойдем пешим ходом, а БТР вернется на железнодорожный узел.

— Что будем искать? — спросил помощник.

— Наша задача, как объяснил мне комбат, по условиям учений, обеспечить продвижение колонне дивизиона продвинуться вглубь вот этого квадрата, — ткнул он карандашом в карту. Видишь эти разводы? Здесь должны проходить прибрежные скалистые образования у реки Семилка. Дальше, если не обнаружим условного противника, радируем в штаб, что маршрут чист, и за нами последуют колонны дивизиона. Главное, чтобы в этом квадрате не было засады.

— Или не напоролись на чужую разведку, — кивнул Зарубин. — Условный противник тоже где-то рыскает в этих лесах.

— Да. Нам необходимо до заката добраться до этих скал. Там пещеры. Там и заночуем, выйдя на связь с комбатом. Вот здесь… здесь… и здесь, — капитан обвел кружками заданные точки. — БТР туда не доберется.

— Головные части рассредоточились по западу и югу от лесного массива?

— И восточнее тоже. А нам разведать северный участок. — Воронцов обернулся к радисту Васнецову: — Костя! Отстучи наши координаты в штаб.

— Уже сделано, командир! — откликнулся тот, приподняв один наушник.

***

…Они третий час ехали по рытвинам, ухабам, пересекая ручьи и болота, все дальше и дальше углубляясь в непроходимый лес. Сквозь смотровые щели казалось, что здесь еще никогда не ступала нога человека. Сплошной стеной высились всевозможные деревья русского полесья. Кусты преграждали дорогу, иногда приходилось застревать, но экипаж машины справлялся с поставленной задачей – доставить группу разведки в условленную точку высадки.

— Прибудем, доложим комбату, что на месте, — сверился с компасом Воронцов.

— Патроны, жалко, холостые дали, товарищ командир! — с набитым ртом, перекрикивая гул, пожаловался Коля. — Я последний раз боевыми стрелял на полигоне в нашей учебке.

— На кой хрен тебе боевые? — подцепил друга Тимофей Семенович. — На войне, что ли? Это же учения!

— А хоть по белкам пострелял бы. Или лося какого завалил.

— Я те завалю! — сунул кулак под нос старший товарищ. Коля лишь отмахнулся, обратившись к начальнику:

— Я слышал, вы из здешних мест? Вроде как детство здесь где-то ваше протекало?

Воронцов надолго задумался, вызывая в памяти ностальгические воспоминания.

— Повезло вам, товарищ капитан. На таких масштабных учениях попасть в родные края.

— Мда-а… — вздохнул тот. — Точно что, повезло. Где-то там, за скалами, у берегов реки Семилка, средь лесов, затерялось мое родное село. Но я там не был больше двадцати лет.

— Родители, близкие живы? — участливо спросил Зарубин.

— Один я был в семье. Родители умерли пять лет назад, сразу друг за другом, — печально поведал командир. — Да и села уже как такового нет. Три двора, пять сараев, колодец, водокачка. Последние сведения, когда писала мама — все обитатели разъехались по городам. Кто в инженеры подался, кто на заводы, кто как я — в армию. Село пришло в упадок.

Он на миг задумался, что-то вспоминая.

— Но это еще не такая трагичная участь, какая постигла нашу соседнюю деревню.

— А что с ней?

— Деревня Глухово… — как бы заворожено и печально вспомнил Воронцов. — По истории до нас дошла её жуткая судьба. В 1942 году туда пришли немецкие каратели, спалив её дотла, загнав всех жителей в один сарай. Женщин, детей, стариков. Закрыли, подожгли, и уничтожили всё живое. Якобы, жители прятали у себя партизан. Так гласит история, дошедшая до нас. — Он сглотнул комок.

Повисла тягостная пауза. Даже Коля перестал жевать с набитым ртом. Грохот движков разбавлял эту гнетущую тяжесть на сердце. Женщины, старики, дети…

— И что… — поперхнулся Коля. — Вообще никого не осталось? — на глаза отважного бойца навернулась поволока. — Ни одной живой души? Ни детей, ни женщин?

Воронцов долго молчал, затем, что-то припоминая, выдавил из себя:

— Потом, спустя годы, поговаривали, что при налете карателей спасся лишь один старик. Инок. Отец Федор.

— И его видели? — подавшись вперед, выкатил глаза юный боец.

— По некоторым данным, после оккупации и прихода наших войск, его несколько раз встречали издалека, бродящим по пепелищу. Но тут уже начинается настоящая мистика, переходящая в легенду. Эта легенда передавалась из поколений в поколения. Я в детстве тоже слышал ее.

— А что в ней, в легенде?

— Будто бы инок отец Федор постоянно бродит по пепелищу и развалинам, а потом внезапно куда-то пропадает. Деревню заново не отстраивали, но родственники сожженных в сарае установили там мемориал, наведываясь на место трагедии в течение последующих лет. Вот они-то и замечали иногда бродящую средь углей сутулую фигуру старца.

Командир умолк, сообразив, что слишком разоткровенничался не к месту.

— А вы сами его видели?

— Нет. Пацаном был, а потом уехал в Академию поступать. С тех пор и не был в этих местах.

— И мы сейчас как раз к ним подъезжаем? — не угомонился Коля. — К этим местам?

— Да. К тому берегу реки, к тем скалам и пещерам. В нескольких километрах от них располагалась когда-то сожженная деревня Глухово. Так дошла до нас история.

В этот момент движок натужно взревел, бронированная машина сделала разворот и замерла. Из кабины донеслось:

— Прибыли, товарищ капитан! Дальше не проехать, начинаются прибрежные скалы. За ними бурлящая река.

— Принято! — тут же подобрался Воронцов. — Костя, отстучи, что мы на месте. Ворчун — всю амуницию и припасы за борт. Калач — на тебе ориентировка и направление азимута. Синичка — осмотреть периметр на предмет присутствия условленного противника.

И, выскочив из люка, вся группа тотчас рассредоточилась по бокам от вездехода. Машина, дав задний ход, развернувшись, ушла, скрывшись в лесу.

Наступила тишина.

…Они прибыли.

***

Спустя несколько минут, когда разведчики огляделись, установив свое местонахождение, по рации поступила команда по всему дивизиону. Пройденный бронетранспортером путь был признан командованием свободным от условленного противника. Закрутился гигантский механизм передвижения артиллерии, выводя орудия на заданные точки. Где-то в глубине лесов взревели тягачи, по тропам и оврагам поползли колонны воинских частей. Но это происходило уже за спинами разведчиков; здесь же, у них впереди, тихонько бормотала протекавшая река, в ветвях ухала сова, и все это, как покрывалом, накрывал мерный шорох шевелящихся на ветру деревьев. Лес как бы застыл, замер, приняв и вобрав в себя незнакомцев. Обволок своей таинственной сущностью. Растворил в себе без остатка.

Что-то странное витало в воздухе. Странное и непонятное. Чем ближе подходили к скалам, тем все больше казалось, что воздух постепенно сгущается над ними.

— Никто ничего не замечает? — нарочито тихо задался вопросом Зарубин.

Сгустившуюся плотность воздуха теперь ощущали все. Чем ближе слышались пороги реки, тем вязче становилось пространство. Казалось, группа разведки постепенно увязает в какой-то прозрачной кисельной массе. А вскоре к этим ощущениям добавился еще и какой-то звук.

— Слышите, братцы? — заворожено прислушался Васнецов, обладающий стопроцентным слухом. Звук становился все громче, превращаясь в гул сотен авиационных моторов. Все присели по команде Воронцова, наводя автоматы в гущу леса. Прозевать противника они никак не могли — степень их подготовки была настолько высока в дивизионе, что группа Воронцова считалась лучшей командой разведки в обоих военных округах. Коля Синичка хоть и был развязным, не в меру веселым рубахой-парнем, однако числился среди своих сослуживцев настоящим профессионалом. Поэтому, когда, наконец, над лесом появился сам источник гула, все замерли от потрясения, а он первым вскинул автомат.

— Эт-то чё еще за хрень соб-бачья? — задрав голову, заикаясь, выдавил Коля. Взгляд его был устремлен поверх голов своих товарищей. Радист Васнецов, Тимофей Семенович, помощник командира Зарубин и сам капитан Воронцов, запрокинув головы, смотрели в том же направлении. У Коли отвисла челюсть.

…В небе, косяк за косяком, заполняя собой облака, показались винтомоторные самолеты: они летели с Запада на Север. Волна за волной, они проплывали далеко вверху над головами разведчиков. Освещенные снизу заходящим кровавым солнцем, сверкая стеклянными кабинами, по виду они напоминали немецкие пикирующие бомбардировщики Юнкерс-87, виденные в кинохрониках о Великой Отечественной войне, прозванные советскими солдатами «лаптежниками» за неубирающиеся шасси.

— Я н-не… понял? — округлил глаза Коля. — Кино что ли снимают? А где тогда съемочная группа с актерами?

Воронцов поднес к глазам бинокль. Зарубин принялся было считать — один, пять, восемь, двенадцать — но тотчас сбился со счета.

— И это наш условный противник? — изумился Рыбалко. — Это же самые настоящие немецкие машины!

— Гляньте! На них кресты! — почти завопил Коля. — На крыльях, на хвостах! — он не отрывал взгляд от бинокля. При восьмикратном увеличении были очень хорошо видны фашистские символики «бубновых тузов» воздушных асов Геринга.

Зарубин уставился на командира непонимающим взором:

— Они там что, подурели в своих штабах? Крупномасштабные военные учения сразу двух приграничных округов, а условный противник выбран в качестве нацистской символики? Бред какой-то! А где же тогда «синие» и «красные», как это обычно бывает при войсковых учениях?

— Честно говоря, сам не пойму, — обескуражено признался Воронцов. — Комбат не упоминал при мне никаких немецких самолетов, пусть даже и стилизованных под них.

Он обернулся к Васнецову:

— Включи радиостанцию! Вызывай штаб напрямую, без морзянки. Тут какая-то чертовщина происходит.

И как бы в подтверждение его слов, далеко за горизонтом стал нарастать гул разрывов канонады. Небо постепенно приобретало кроваво-красный оттенок. Где-то очень далеко грохотало, а уже севшее солнце показало на прощание свою жуткую светящуюся корону.

Пройдясь по диапазонам, радист доложил, что на УКВ выше 37-ми мегагерц вообще тишина; от 28-ми до 37-ми мегагерц слышна немецкая речь, возможно, работают танковые радиостанции, так как несколько раз произносилось слово «Панцер». А весь КВ диапазон забит немецкими станциями, работающими морзянкой.

— Ты уверен? — не поверил своим ушам капитан.

— Так точно! Наших вообще никого не слышно. Ни штаба, ни КШМ, ни релейных установок.

Он принялся повторять в эфир:

— «Гранат», я «Полесье»! Прошу связь! «Гранат», срочно на связь, я «Полесье»! Прием!

Только ту, видимо, что-то сообразив, Воронцов кинулся к рации, выдергивая из рук микрофон:

— Стоп! Молчать в эфире! — приказал он. — Выключи немедленно!

Все уставились на него недоумевающим взглядом. Еще не вполне осознавая свои смутные подозрения, он тихо приказал:

— Что бы ни произошло, с этой секунды не выходим в эфир голосовым сообщением! Только морзянкой!

Зарубин и Рыбалко только сейчас стали приходить в себя, глядя, как их командир озарился какой-то догадкой. Калач подтолкнул к себе Колю, приложив палец к губам. Ворчун уже наспех обводил автоматом периметр. Все замерли, прислушиваясь. Хотя какой толк было от их автоматов, начиненных холостыми зарядами? Тем не менее, навыки разведки и годы упорных тренировок давали о себе знать.

Пока Костя отбивал кодовым ключом вопрос за вопросом, капитан бросил взгляд в небо. Волны «юнкерсов» прошли, но гул канонады начинал постепенно нарастать, накатываясь лавиной откуда-то с Запада на Север.

— Что у нас на Севере? — уточнил он у Зарубина.

— Л-Ленинград… — запнулся тот.

Спустя минуту раздумий, командир тихо произнес, загибая пальцы:

— Значит так. Помните, как сгустился внезапно воздух вокруг нас, когда стали приближаться вон к тем скалам? Какой он стал плотный в одну секунду, будто прозрачный кисель?

Все утвердительно кивнули.

— Видимо, тут не обошлось без чертовой физики. Коля, читал книжки фантастики?

— А как же… — встрепенулся тот, еще не совсем понимая, куда клонит командир. — И Жюль Верна, и Герберта Уэллса, и…

— Значит «Машину времени» его помнишь? — перебил командир.

— Помню.

— Тогда, давай-ка мухой вернись по нашим следам, примерно к тому району, где мы почувствовали густоту воздуха.

— Зачем?

— Пока не знаю. Это только мелькнувшая у меня догадка. Если все совпадет, тогда попытаюсь объяснить.

— А что мне искать?

— Следы, Коля. Наши следы!

— Так они вот они, видны до тех деревьев.

— Хорошо бы, что б и дальше были бы видны.

— Ни черта не понял.

— Проследишь назад наш маршрут, как мы двигались к скалам после высадки из броневика. Усек?

— Так точно… то есть ни хрена не понял.

— Да что тут не понять, заморыш! — не выдержал Ворчун. — Я и то уже докумекал, хотя фантастику не жалую. Наши следы должны где-то обрываться. Там, где сгустился воздух.

— Иными словами, — поддержал Зарубин, — мы могли войти в какой-то портал временной петли.

Коля лихорадочно размышлял, проверяя амуницию, готовый рвануться назад. И тут его осенило:

— Точно, мать вашу! У Уэллса есть сюжет о перемещении во времени…

— Об этом потом, — пресек его философию Воронцов. — Если увидишь, что наши следы где-то у незримой границы обрываются, а затем появляются уже здесь, то мы внутри какого-то замкнутого пространства. Бегом — и назад! Мы пока будем продвигаться к пещерам у реки. Связи нет. Над головой немецкие асы, на горизонте канонада с взрывами — а этот грохот явно не учебный. Судя по звуку, тут лупят боевыми, артподготовкой, причем из сотен орудий. Плюс бомбежки с самолетов. Нашими учениями тут и не пахнет. Догоняй нас по следам. Ориентир — вон те скалы за деревьями. Выполнять!

— Так точно! — и Коля ринулся назад по их следам. Вскоре его силуэт поглотила стена леса.

— Что там у нас, Костя?

— Тремя кодами отстукиваю, — покачал тот головой. — Ни ответа, ни привета.

— А в эфире?

— Сплошная немецкая речь. Забиты все диапазоны.

— Всем смотреть в оба! Если мои догадки верны, нас закинуло к чертовой матери в какой-то сорок первый или сорок второй год. Чем закинуло, как закинуло, и каким образом, это мне нихрена не понять — я не физик. Тут уже Эйнштейном попахивает. Но если мы в этом круге не одни, то могут быть только немцы. Поэтому быть наготове!

Тут он чертыхнулся в сердцах:

— Бляха-муха, у нас ведь только холостые! Вот когда вспомнишь Колю с его жалобами.

— А нам что, впервой, командир? — подзадорил помощник. — Или не отрабатывали на учениях приемы врукопашную? Пусть только первый дозор появится, мы его и покромсаем на куски. Изымем оружие — и вперед, за матушку Россию, за Родину, за Сталина!

— Тихо! — внезапно оборвал его командир.

Они уже подходили к первым скалам, за которыми в порослях маячили черные зевы пещер. Рокотала река. Грохотала вдали канонада.

— Слышите?

Пространство вокруг них было каким-то чужим. Неведомым. Не здешним, не 1981 года августа-месяца. Сквозь шелест непривычно чужого ветра проскальзывали странные звуки, будто атмосфера вдруг наполнилась возмущением магнитных полей. Разом смолкли совы, перестала плескаться рыба в притоках. Повисла гнетущая вязкая пустота, словно в вакууме. Но было в этой пустоте что-то жуткое, пугающее, до конца невыясненное, сбивавшее с толку опытных бойцов.

Где-то справа под деревьями послышался звук, заставивший всех вскинуть автоматы. Казалось, по земле проволокли что-то тяжелое, громоздкое. Затем эхом раздался звук рокотавшего мотора.

— Мотоциклы! — тихо прошептал Зарубин. — Старой марки, судя по движкам.

— Внимание! — подобрался командир. — Достать штык-ножи! Если это передовой дозор, то будет не больше трех разъездов. Берем последнюю машину, изымаем оружие и сечем этих гадов очередями. Затем полностью экипируемся.

— Лишь бы они на Синичку не напоролись, — участливо произнес Тимофей Семенович. — Парень с холостыми патронами.

— Не беспокойся за него. Коля лучше всех в разведроте владеет рукопашным боем, просто так в обиду себя не даст. К тому же он опытный разведчик, ни раз ходивший на задания.

Гул моторов нарастал. Дунуло порывом ветра. И отнюдь не теплым, а каким-то морозным. Костя вскинул удивленно брови. Рацию он заглушил, и теперь был готов к бою. Но порыв морозной струи сбил всех с толку.

Из-за деревьев показалась первая машина. В коляске сидел пулеметчик в немецкой форме. Следом вторая. Третьего мотоцикла не было, что сразу облегчало задачу.

— Берем задних! — подождав минуту, решительно скомандовал капитан, отмечая, что за дозором нет никаких грузовиков с пехотой.

— Откуда они тут паскуды взялись? — пробормотал Ворчун. — По какой колее проехали, если мы ее не видели?

— По колее сорок первого или сорок второго года, Тимофей, — тихо пояснил Зарубин. — Это в нашем времени нет колеи, а тогда, очевидно была.

Пропустили первую машину.

Когда второй мотоцикл поравнялся с засадой, Воронцов со Степаном метко метнули ножи. Водитель, пронзенный в горло, тут же уткнулся в руль. Пулеметчик даже не успел осознать, как из его трахеи напором захлестала кровь. Хрипя и хватаясь за шею, он откинулся спиной к борту коляски. Костя был наготове, перехватив пулемет. Рокоча движком, неуправляемый мотоцикл сунулся колесом в дерево, там и застыл. Рыбалко уже снял автомат водителя, рассекая первую машину длинной очередью. Подобно швейной машинке, подшивающей подол фартука, автомат ровной строкой огня пропорол корпус. Экипаж не успел обернуться, как был сражен наповал. На все про все ушло восемнадцать секунд — так засек время Васнецов. За эти секунды группа успела вооружиться до зубов. Дальше было дело техники. Мотоциклы столкнули в овраг, забрав с собой все необходимое. Нашлись даже немецкие гранаты с длинными рукоятками.

Теперь сомнения отпали. Здесь действительно происходила какая-то чертовщина. Не то перемещение пространств, не то сдвиг во времени.

А еще спустя минуту, к ним, очертя голову, примчался Коля.

— Слышал выстрелы! Наша работа? — запыхавшись, указал он на пулеметы.

— Как в учебной тренировке, — подытожил командир. — Что там у тебя со следами?

— Как и предполагали, километрах в трех обрываются. Затем несколько шагов пустоты, причем абсолютной. Метров сорок. И снова возникают, только теперь уже, видимо, внутри этого чертового пространства.

— Так мы и думали. Значит, нас замкнуло внутрь.

— Интересно, сколько оно в радиусе, это измерение сороковых годов? — задумчиво взвалил на плечо пулемет Зарубин.

— Ты о чем, дядя? — съязвил Коля.

— О том, что самолеты-то должны были куда-то лететь, верно? К тому же Ленинграду, к примеру.

— И что?

— А то, что если круг замкнутый, то где его граница? И что происходит с «юнкерсами», когда они в лобовую сталкиваются с незримой стеной плотного воздуха? Иными словами — с границей этого хренового студня? Распадаются на атомы? Или прошивают эту стену в другом измерении?

Переговариваясь и строя догадки, они в спешном порядке покинули место, направляясь к скалам. Там разветвлялись карстовые пещеры. Там можно было переночевать, обдумав всю свалившуюся на них ситуацию.

Наступали сумерки. Скоро понадобятся фонари.

…И группа Воронцова, разумеется, не подозревала, что ждет их впереди.

***

Исключительно из правил безопасности не стали разжигать костер. Канонада на ночь стихла. Дозоры больше не появлялись.

— Может, это вообще был штучный феномен? — предположил Тимофей Семенович. — Два мотоцикла по ошибке физических законов прокололи пространство и вывалились в наш 1981 год.

— А бомбежки? — съехидничал Коля, не забыв поддеть старшего друга. — А самолеты, пень ты неотесанный? Тоже штучные?

— Отставить! — пресек перепалку капитан. — Штучный, не штучный, а, так или иначе, ужинать будем холодным.

— А утром что делать, командир?

— Костя, ты отстукиваешь ключом?

— Так точно. Постоянно. Никаких ответов. Мы не в зоне наших диапазонов восьмидесятых годов.

— Формально выражаясь, мы сейчас на частотах сороковых?

— А кто его знает, какие они были, эти частоты в сороковых. Но не наши — факт. Не нынешнего времени. Весь эфир — сплошной немецкий лепет.

— Вот и будем с утра решать, куда нам податься, — устало вздохнул Воронцов, подавляя зевок.

Зарубин тем временем обследовал первую пещеру, водя лучом фонаря по каменистым стенам.

— Мы тут пацанами лазили в детстве, — припомнил капитан. — Не в самой этой пещере, но в подобных уж точно. Их тут десятки по всему побережью.

— И куда они выводят? — донесся глухой голос помощника.

— В основном тупиковые. Сквозные нам не встречались.

— Тут тоже тупик.

Зарубин вернулся, покачал головой.

Луч фонаря плясал по стенам, отбрасывая причудливые тени. Сталактиты мешали проходу. Где-то сочилась вода. За стенами слышался гул перекатов реки.

— Сыро-то как… — поежился Коля. — А снаружи сухо.

Рыбалко в это время при свете фонаря проверял оснащение пулеметов. Расположившись у входа в провал подземелья, они первым делом разгрузились от трофеев. Выяснилось, что кроме колясочных пулеметов, «шмайсеров» и шести гранат, они успели прихватить две бобины патронов, планшет с картами, два тубуса с личными вещами, канистру бензина и прочую мелочь немецкого быта.

— Как раз и бензинчик есть костер распалить, — мечтательно заявил младший боец.

— В этой пещере не будем, она мелкая, вся на виду, — отрезал капитан. — Давайте перейдем в другую, пошире, пока луна светит. Углубимся, там и разожжем костер.

Выбравшись наружу, прислушались. Костя снял наушники, обладая лучшим слухом в качестве радиста. Тишина была на редкость подозрительной. Ни гула канонады, ни отдаленного эха взрывов. Лишь безмолвные стремительные полеты летучих мышей, да слабый ветерок в шелестящих деревьях. Плюс рокот реки, но это не в счет.

— Странная пустота вокруг… — пробормотал вечно подозрительный Ворчун.

Пробираясь по зубьям скал между камней, спустя несколько минут обнаружилась пещера крупнее первой. Осветили вход фонарями. Зашли внутрь.

— Мам-ма дорогая… — запнулся Коля. — А здесь-то что не так?

ВЖЖУ-УУ-УУХХ!

Их буквально снесло мощным напором ледяного воздуха. Порыв был настолько стремительным, что морозом обожгло кожу. Костя прикрыл нос руками. Рыбалко отшатнулся. Зарубин едва не сложился пополам, как книжка, а Коля, словно сбитый грузовиком, повалился на колени.

— Назад! — чуть не заорал Воронцов, но вовремя вспомнил о немецких дозорах.

Все скопом вывалились из входа наружу, хватая ртами теплый воздух. Последним с рацией выкатился Васнецов. Отдышавшись, Синичка выдал:

— Эт-то чё еще за хрень бы-была? Нас чуть не обморозило!

— Аномалия, — откашливаясь, предположил Зарубин.

— Ч-чего-ооо?

— А бес его знает! Побочный эффект пересечения пространств. Перепад температур. Полярность.

— А по-русски?

— Наглядный пример чертовой физики. Другой уровень измерений.

— Объяснил, едрит тебя в пень!

— Таким же морозом дунуло, когда возникли мотоциклы, — напомнил Васнецов. — Помните?

Все недоуменно таращились на вход в пещеру. Казалось, оттуда веет вечной мерзлотой, совершенно неуместной здесь, в августе-месяце.

— Теоретично это возможно, — задумчиво молвил Зарубин. — Но только теоретично.

Они продолжали изумленно созерцать вход.

— Ну что, и дальше так будем пялиться, товарищи полярники? — отвлек всех Коля. — Или поищем другой провал?

Оглядываясь на непонятный странный грот, вся группа перешла к следующей зияющей дыре. Первым вошел Рыбалко, освещая фонарем каменный проход. Здесь сразу было просторнее. Лучи плясали в темноте, выхватывая висящих гроздьями летучих мышей.

— Идем вглубь! — приказал капитан. — Если будет сухо, распалим огонь. Костя, Степан, подбирайте сучья. Синичка, прикрывай тыл.

Продвигаясь внутрь, они миновали несколько ответвлений, лабиринтами уходящих в разные стороны. Как спицы в колесе, во всех направлениях расходились коридоры. Извилистые скальные проходы были запутаны, напоминая собой катакомбы. В одном из коридоров им попались кости не то волка, не то собаки. Лучи фонарей метались в темноте. Потолок терялся где-то в вышине, с которого свисали каменные сосульки. Наконец под навесом нашли подходящую для костра площадку. Тут и остановились.

Спустя несколько минут огонь тускло озарил своды убежища. Тихо потрескивали сучья. Разогрели тушенку. Коля с жадностью накинулся, глотая мясо кусками. Тимофею Семеновичу, напротив, ничего не лезло в рот. Аппетит пропал еще тогда, когда встретились в небе самолеты. Сейчас было проще уговорить бультерьера съесть капусту, чем предложить Ворчуну перекусить.

— Хотя, как по мне, то и твою банку могу слопать, — хохотнул Коля, наблюдая за отрешенным от всего старшим другом.

— На, подавись! — отмахнулся тот, кидая свой паек в руки Коле. Будь у Ворчуна вместо глаз лазеры, Синичка обуглился бы на месте.

Коля лишь вздохнул притворно:

— Что с человеком не делай, он неуклонно ползет к кладбищу.

Пока шла дружеская перепалка, Костя отстукивал и отстукивал морзянкой. Все было напрасно. Ни штаб учений «Запад-81», ни комбат, ни радиорелейные установки не отвечали. А в наушниках носились вихри электромагнитных возмущений. Наконец бросив эту затею, сняв наушники, радист доложил:

— Скверное дело, командир. Ни черта! Одни помехи и немецкий лепет в эфире.

Воронцов в это время обсуждал с Зарубиным план на завтрашний день. Справедливости ради стоит отметить, что плана, в общем-то, как такового и не было. Сбивала с толку полностью абсурдная ситуация, свалившаяся на них как лавина с гор. Аномальный скачок во времени просто-напросто выбил всех из колеи.

Такого не случалось ни с кем.

Никогда.

Нигде на планете!

Раскрыв немецкую карту, извлеченную из сумки мотоцикла, оба принялись изучать…

И тут вдруг Костя, обладая тонким слухом, предупредительно вскинул руку, прислушиваясь. Секунда — и костер мгновенно был залит кипятком: ПШШ-ИИХХ!

За годы тренировок разведчики настолько привыкли доверять друг другу, что первые же признаки опасности принимались как должное. Отработанные навыки сразу позволяли молниеносно принимать боевую готовность.

Все замерли, наведя трофейные автоматы в темноту. Теперь у них были боевые заряды, значит можно смело вступать в бой.

Костя подался вперед, отчаянно прислушиваясь к едва уловимым звукам.

Прошли секунды…

Еще секунды…

Еще…

В отдалении разветвлений и лабиринтов донесся едва уловимый звук шагов. Он был каким-то неровным, спотыкающимся, шаркающим.

Еще через секунду в одном из коридоров заплясали тусклые отблески огня на стенах.

— Факел, — почти беззвучно, шевеля губами, предупредил радист.

Воронцов поднял руку, сжатую в кулаке. Сигнал означал: «Внимание! К бою!»

Блики плясавших по стенам огоньков приближался. Послышался старческий кашель. Отблески на миг замерли. Кто-то старый и чахоточный прочищал легкие. Отхаркиваясь, неведомый гость последовал дальше, приближаясь по каменному коридору. Спустя секунду, площадку озарил свет горящего факела. Отработанным приемом навстречу тут же метнулся Коля, ткнув незнакомца автоматом под ребра:

— Привет, дядя! Не подскажешь, как пройти в библиотеку?

На миг воцарилась тишина. От внезапности факел в руках незнакомца заплясал крупной дрожью. Роняя его, старческая рука ходила ходуном, но Синичка успел подхватить налету:

— Ну-ну, дядя. Не бойся! Мы прилететь на Землю с Альдебаран-6 налаживать контакт…

— Отставить! — перебил Воронцов, выступая из темноты. Он еще не успел разглядеть лицо старика. С успокаивающим тоном протянул руку:

— Мы русские. Вы один здесь в пещере?

— Д-да… — запнулся глухим голосом старик. Потом, прищурившись, начал оправляться от испуга, осматривая площадку. Ворчун оставался в тени от факела, держа под прицелом коридор, остальные выступили из темноты. Окружили старца. Осветили фонарями. На вид — глубокий старик, лет за 90. Седая борода, сутулый, в изрядно потрепанной одежде, но отчего-то теплой. Порванная местами шуба, на ногах валенки.

Вот откуда тихая и шаркающая походка, — мелькнуло у Кости Васнецова.

Когда осветили ближе лицо, старец слеповато зажмурился.

И тут Воронцов остолбенел.

Выдохнул.

Не поверил своим глазам.

Справившись с оторопью, нерешительно спросил:

— Вы… вы… инок? Отец Федор?

Тот удивленно прищурился, подслеповато всматриваясь в незнакомого военного.

— Да. Я отец Федор. Мы встречались?

Воронцов не знал, что ответить. Как мог старик оказаться здесь, если он давно умер? В сорок втором, когда спалили село Глухово, ему уже тогда было под девяносто.

И тут же мысленно осекся: А мы сейчас в каком году? Явно ведь не в своем 1981-м.

Старик меж тем тут же оживился:

— Если вы наши, русские, скорее за мной! Я проведу по пещере. Там нужна помощь людям!

Капитан уже знал, что скажет им старик.

— Вы из деревни Глухово?

— Да-да! Пожалуйста, скорее! Я выведу вас из пещеры на ту сторону! Помогите женщинам и детям!

— К вам в село нагрянули немецкие каратели?

— Откуда вы знаете? — удивился старик, лихорадочно вытирая слезы грязной тряпкой.

— И они грозятся поджечь село, если народ не выдаст им укрывшихся раненых партизан?

— И это знаете? — глаза старика слезились от слепоты.

— Костя, Степан, Ворчун — все на выход за стариком. Немедленно! — начал отдавать приказания командир. — Мы еще успеваем? — обратился он к старику.

— Да. Герр штурмбанфюрер Эйзац отдал приказ на завтра утро, если не выдадим партизан, запрут всех в барак и подожгут. А село превратят в руины. Это мне поведал Герасим.

— Кто такой?

— Местный кузнец. Работает у герра Эйзаца в комендатуре. Одноногий. Сам Герасим тайком и прячет двух партизан. Еще пятерых укрыли другие семьи.

— Герасиму можно доверять?

— Ему да. Старосте — нет.

— Ясно. На месте разберемся. Сколько немцев в деревне?

— Два взвода. Один броневик, четыре мотоцикла. Стало быть, человек тридцать.

Коля тихо присвистнул:

— По шесть на брата…

— Полицаи есть? — пока все лихорадочно собирались, проверяя амуницию, переспросил Воронцов.

— Есть. Двое.

— Синичка, полицаи на тебе. Мы займемся остальными, потом подключишься.

— Так точно, командир!

— Все! Двинули. Показывайте выход на ту сторону. Там мы сориентируемся по обстановке. У нас вся ночь впереди. Успеем.

Напоследок старик заметил, что их всего пятеро.

— И это вы все?

— А вам мало? Ничего, как-нибудь справимся.

— А где остальные советские войска?

— Долго объяснять.

— Но вы… — осекся старик. — Вы одеты как-то по-летнему…

— А как должны?

— Так зима же на дворе! — удивился тот. — Февраль. Стужа. Холодно.

— Февраль сорок второго?

— Стало быть так, — снова удивился старец.

— Ничего, папаша, оденемся на месте! — хохотнул Коля, подмигнув старику. — У фрицев позаимствуем, когда в гости нагрянем.

— Отставить! — пресек командир. — Пока до немцев доберемся, околеем на морозе.

Он быстро обвел взглядом амуницию и трофеи.

— Вот что: все, что в вещмешках — на землю! Пайки, личные вещи. Если все пройдет гладко, в деревне потом подкрепимся, а вещи заберем на обратном пути.

— На обратном пути… КУДА? — невесело хмыкнул Ворчун. — В наш 1981-й?

— Неважно. Потом разберемся. А сейчас всем срочно распороть вещмешки на подкладки. Обвязать плечи — веревки есть. Поверх накинуть каждый свою плащ-палатку, мы их имеем на случай дождя. Пилотки опустить на уши. Глядишь, минут двадцать на морозе продержимся. До первых немцев — там их и разденем.

— Что с обувью, командир? — глянул на летние армейские ботинки Зарубин. Группа элитной разведки имела амуницию десантников.

— Придется побегать, чтобы не отморозить ноги. Сколько у вас там градусов сейчас в феврале?

Старик недоуменно следил, как спецназовцы в спешном порядке рвут мешки, подпоясываются, затыкают подолы плащ-палаток в ремни, поэтому не сразу сообразил.

— Дядя! — пощелкал пальцами перед носом Синичка. — Командир спросил, какая тропическая температура у вас на дворе? Купаться с барышнями можно?

— Х-холод-дно… — только и смог вымолвить старец с округлившимися глазами. — Лютый мороз.

Потом помолчал, подозрительно присматриваясь в свете фонарей. Когда все были готовы, задал последний вопрос:

— Ребятки, сынки… — запнулся.

И едва ли не по слогам, со страхом в голосе выдавил из себя:

— Солдатики родные… вы… вы ОТКУДА?

********

Глава 2

Недалеко от станции Солидарная в районе реки Семилка.

1942 год, февраль-месяц.

Деревня Глухово.

Воскресенье: 14 часов 26 минут по местному часовому поясу.

За четыре дня до событий.

Густав Эйзац, штурмбанфюрер СС, лично пожимавший руку Гиммлера, подняв воротник от морозного ветра, недовольно обвел взглядом снежные заносы на подъезде к деревне. Перед войной он слышал, что в русских лесах водятся медведи, но еще большие опасения у него вызывали бородатые и неопрятные партизаны, с которыми ему уже не раз приходилось сталкиваться. Чудом остался жив при последнем налете этих варваров.

— В этом селе прячут русских? — обратился он вниз, в люк вездехода.

Изнутри донесся голос адъютанта:

— Яволь, герр штурмбанфюрер! По данным разведки перед нами село Глухово.

— Надоело мне инспектировать эти заснеженные кладбища русских свиней. Барон фон Кохман приказал очистить район от партизан, а они плодятся и плодятся, как грибы после дождя! — захлопнув люк, плюхнулся он рядом на сиденье. Воротник покрылся иглами снега, в салон дунуло морозом.

— Осмелюсь доложить, если бы не ваша инспекция, герр Эйзац, партизан было бы в округе гораздо больше.

Отвечавший помощник явно льстил начальнику. Тот лишь отмахнулся:

— Фон Кохману хорошо. Сидит у себя в кабинете, пьет трофейный коньяк, отдает указания, а сам на мороз и носа не высунет. А мне что прикажете делать? В самом начале рейда у нас было четыре броневика, две роты карателей. Что имеем сейчас после всех столкновений? Два взвода, четыре мотоцикла, один вездеход и никакой поддержки, язва его возьми, нашего полковника!

— Зато шесть поселений уже очистили от партизан. Я слышал, фон Кохман представит вас к награде.

— На кой черт мне награда, если с таким малым составом в любой момент можем угодить в ловушку?

Машину потряхивало на ухабах. Следом катил грузовик с солдатами, замыкали колонну мотоциклы с колясками.

— Так и неизвестно, куда делись наши два разъезда?

— Никак нет! — печально покачал головой адъютант. — Утром исчезли. Не вернулись.

— Во-от! — в ярости поднял палец штурмбанфюрер. — Я же говорю, этими партизанами кишат все окружные леса и деревни, а помощи от полковника не дождешься!

Колонна уже въезжала в неказистое селение. Под снеговыми шапками виднелся пик часовни. Справа сельский клуб с вывеской. Торговые лавки вдоль наезженной телегами колеи. Ворота закрытого колхоза с вывеской «Заря коммунизма». Разобранный трактор. Водокачка. Сорок или пятьдесят изб, крытых соломой. Здание сельсовета. Кругом снег, запустение, полное безмолвие. Две тощие оборванные собаки, кинувшиеся с лаем к подъехавшей машине. Штурмбанфюрер нехотя выбрался из теплого нутра. Ступил на снег. Размял конечности. Бросил взгляд на здание сельсовета. С козырька свисал флаг со свастикой.

— Мне сказали, что комендатура будет не такой паршивой, как я наблюдаю. Кто староста?

Из дверей по крыльцу едва не скатился заискивающий, весь дрожащий человек неопределенного возраста. С подобострастным поклоном выпалил, глотая слова:

— К вашим услугам, герр штурмбанфюрер! — и полез целовать руку в перчатке.

Густав Эйзац брезгливо пнул сапогом:

— С тобой потом разобраться. Кто есть остальные?

Перед ним навытяжку стояли два полицая, вдрызг пьяные.

— Виноват! — почти раболепски выдохнул староста. — Недосмотрел.

Эйзац кивнул адъютанту:

— Как проспятся, немедленно ко мне. Или повешу или…

— У них вчера праздник был, осмелюсь заметить, — просящим тоном заныл староста. — Сынишка родился. Вот на радостях и выпили.

Но Эйзац уже рассматривал последнего встречающего:

— Ты есть кто?

— Местный кузнец. Герасим.

— Где есть твой нога? — немец заметил, что мужик опирается на костыль.

— В колхозе под молотилку попал. В тридцать девятом. Третий год ковыляю.

— Советский власть недоволен?

— А кто ж ею будет доволен без ноги? — претворился Герасим.

— Корошо. Дас ист гут. Потом прийти ко мне на собеседований. Работать в комендатура.

Пока происходил разговор, машина разгружалась от пехоты. Два помощника помчались искать постой для хозяина. Несколько солдат уже резали во дворе визжащую свинью, еще трое носились за курями. Неистово лаяли собаки. У входа завели патефон. Донеслись звуки нацистского марша.

Герр Эйзац прибыл. Инспекция села на предмет укрытия партизан началась.

***

Спустя четыре дня бесплодных поисков, комендатурой был издан указ, прикрепленный на листке к столбу рыночной площади. Если к утру следующего дня старосте не будут предъявлены раненые и укрывающиеся партизаны, все население запрут в общий большой амбар, подпалив его в назидание другим селам. Герр Эйзац был скор на расправу: его ждали другие инспекции.

Герасим, узнав об указе, тут же передал по семьям, чтобы тайком ночью партизан переправили в другое село. Но как это сделать, не оставляя на снегу следы телег?

Задача казалась невыполнимой. Встретив инока отца Федора, он поделился своими неутешительными думами. Отец Федор, глубокий старик, пользовался в селе довольно противоречивой славой. Поговаривали, что он бродит по пещерам у реки, пропадая в них по нескольку дней. Затем, появившись, уходит глубоко в себя, ни с кем не вступая в контакт. Его избенка покосилась на отшибе села, но иногда из нее доносились непонятные звуки и странное свечение. Некоторые считали его колдуном, а базарные бабки, еще до войны, приклеили ему нелестный эпитет пособника нечистой силы. Никто не знал, куда он пропадал в пещерах, и как потом появлялся. Тем не менее, Герасим озвучил ему свои тревоги:

— Не выдадим партизан, сожгут все село. Запрут в амбар детей и женщин. Что делать, ума не приложу! Староста у немцев за раба, помощи ждать неоткуда.

А отцу Федору сразу пришла на ум одна из пещер. Помнится, года два назад, бродя по скалам, он обнаружил странный сквозной ход среди подземных лабиринтов. Если выверить правильно маршрут и не отклоняться в извилистые коридоры, можно выйти на другую сторону пещеры. Там другой мир. Там другое время. Там…

Впрочем, отец Федор совершенно не мыслил в физике. Но что-то подспудно толкало его срочно бежать в пещеру. Что-то внутреннее, не до конца осознанное тянуло его к тем скалам.

Для чего?

Он и сам не знал.

***

Поздно ночью пять скользящих теней, укрываясь от лунного света, как молнии промелькнули мимо двух часовых. Одна тень отделилась от группы, ловко пересекла базарную площадь, направляясь к комендатуре, где дежурили пара полицаев. Строго говоря, они и не дежурили вовсе, а продолжали похмеляться тайком от немецкого начальства.

Перед выходом из пещеры старик изложил подробный план деревни Глухово, поправляя Зарубина, чертившего наброски карандашом. Указал расположение сельсовета, бани, клуба, где разместился гарнизон.

— Вот здесь они спят. А в баню ходят купаться.

— Кто делает рейды по избам, выискивая раненых?

— Руководит адъютант. Помогает староста. В каждом рейде по пятнадцать карателей. Потом меняются. Но жители успевают перепрятывать партизан.

— Ясно. Дальше!

Старец показал на составленной схеме дом Эйзаца, главный амбар и прочие строения, так что Коле Синичке не составило труда сориентироваться на месте.

Оставив инока приглядывать за вещами (кто знает, какой гость мог пожаловать в пещеру 42-го года?), они скорым марш-броском метнулись к деревне, благополучно миновав первый охранный пост. Точнее, не миновав, а на минуту задержавшись. Все произошло быстро и профессионально. Оба немца так и не успели осознать, какая неведомая сила обрушилась на их головы. Будучи атлетом, Калач приложил обоих головами друг другу так, что треснули черепа, выделяя наружу неприятную мозговую жидкость. Наскоро переодевшись, Воронцов с Костей Васнецовым были уже в теплой немецкой форме. Теперь дело за Ворчуном и Зарубиным. Последнему тяжело было подобрать что-нибудь из-за его телосложения, но им отдали свои плащ-палатки. По уговору, Коля должен был обезвредить полицаев и быстро подключиться к остальным.

Что, собственно, он сейчас и делал.

Дверь в комендатуру была не заперта. Сквозь замороженное стекло наружу сочился тусклый свет. Коля подышал на стекло, растер кулаком. Он по-прежнему оставался в плащ-палатке, поэтому его отчаянно морозило. Сквозь кусочек оттаявшего от пара стекла, он успел разглядеть стол, заваленный бутылками и двух братьев, режущихся в карты. Поодаль на кушетке торчали чьи-то женские голые ноги.

Все ясно.

Коля, недолго думая, бесшумно проскользнул в коридор. С размаху высадил дверь, едва державшуюся на петлях, в рекордно короткий срок катапультировался за спину первого игрока. Полоснул по горлу ножом, в долю секунды метнув нож в трахею второго. Тот схватился за торчащую рукоять, булькнул, захрипел. Из развороченного кадыка хлестанула кровь. Первый уже ткнулся носом в стол, заливая его темно-красной жидкостью. Второй, выпучив глаза, повалился набок, но младший боец успел придержать тело руками. Бережно опустил на лавку. Осмотрелся. Глянул на часы. Вся операция заняла не больше восемнадцати секунд — любимый срок Кости Васнецова. Спасибо командиру — научил на тренировках.

Девица так и не проснулась, посапывая пьяным перегаром. Ладно, пусть с ней разбираются селяне.

Коля быстро пробежался по шкафам, накинул что-то теплое, примерил чьи-то сапоги — оказались впору. Не теряя времени на созерцание трупов, спешно ретировался, догоняя своих друзей.

***

…А те уже вовсю орудовали в клубе.

Очередных двух часовых сняли прямо на подходе. Воронцов с радистом, одетые в немцев первого поста, как ни в чем не бывало, приблизились в темноте к караулу. И когда те подняли в приветствии руки, защебетав что-то на своем птичьем языке, Зарубин с Рыбалко уже метнули свои ножи. Капитану с Костей оставалось только подхватить их на руки, осторожно уложив на снег. Тут и Коля подоспел, запыхавшись.

— Опять без меня начал? — обиженно отчитал он Ворчуна. Тот лишь досадливо отмахнулся как от мухи. — Я смотрю, ты уже переоделся. — Сам Рыбалко тоже успел накинуть одежду немца. Оставался Степан.

— С полицаями в порядке? — тихо спросил Воронцов.

— Приказали долго жить.

— Принято. Теперь так… — капитан сверился с планом старика. — Костя, ты сразу в предбанник. Они спят в общем актовом зале в два ряда на койках. Итого двадцать коек. Калач, ты берешь под обстрел первый ряд. Тимофей Семенович — ты второй. У вас мотоциклетные пулеметы. Поливайте огнем все, что движется. А мы с Синичкой — к герру Эйзацу. Там тоже охрана из оставшихся, плюс адъютант. Дайте нам шесть минут, и начинайте. Мы постараемся одновременно с вами уложить охрану, а самого герра-хера-перца-колбасу взять живьем. Сверяем часы.

Где-то забрехала собака. Избы тонули в темноте, светился только за заборами дом начальника карателей. В соседнем хлеву заворочалась корова. Луна зашла за морозные тучи.

— Дайте нам шесть минут! — и капитан с Колей скрылись в темноте.

Костя Васнецов уже занял позицию в предбаннике.

Пять минут…

Четыре…

Три…

Две…

Одна…

— Начали! — промчавшись по коридору, заорал Зарубин.

Следом, изрыгая очередь за очередью начал поливать огнем Рыбалко. Две огненные лавины слились в один общий унисон.

И тут начался самый настоящий АД!

Тела на кроватях корчились и извивались под разрывами крупнокалиберных пуль. Фонтанами хлестала кровь. Все в один миг потонуло в истошных криках и стонах. Продырявленные, развороченные очередями, наружу выворачивались внутренности. От разрядов кровати вздымались кверху, расшвыривая тучи пуха из подушек. Повисла стена гари. Отблески очередей плясали по стенам. Грохот забивал барабанные перепонки. Методично и неотвратимо, два спецназовца продвигались между рядов, сеча пулями все, что еще корчилось в агониях. Конвульсивно дергаясь, немцы издавали последние вздохи. Двое спросонья, спотыкаясь, не разбирая дороги, кинулись в коридор, но Костин автомат плюнул огнем, и половина головы первого немца выплеснулась мозгами на стены. Второго скосило на месте. Его левая нога дергалась еще секунд двадцать. И…

И… все стихло.

Васнецов глянул на часы.

— Сколько? — отдуваясь, бросая на пол пулемет, вопросил Зарубин.

— Двадцать шесть секунд.

— Не уложились в твой любимый срок, — съязвил как всегда недовольный Ворчун.

— Так их двадцать было, — пожал плечами радист. — Погрешность допускается.

— Ладно, проверь тут все. Если кого надо добить — сам знаешь что делать, — поспешил к выходу Зарубин.

— Вы к командиру?

— Да. Что-то там тихо у них с Синичкой. Догоняй!

И оба скрылись в темноте. Снаружи мороз пробирал все больше и больше, а Степан так и не успел переодеться.

— У коменданта разживусь, — успокоил он себя набегу.

Между тем, в доме штурмбанфюрера Эйзаца происходило следующее…

***

Одновременно с грохотом очередей в клубе, Коля разделился с командиром: один вправо, другой влево. Воронцов взял под контроль первых часовых. Перелетев как на крыльях через забор, не останавливаясь на изумленный возглас, он со всего маху всадил отточенную саперную лопатку прямо под скулу ближайшему немцу, рассекая его гнусную рожу надвое. Тот как-то хрипло крякнул, две половинки лица развалились лохмотьями, обнажая сгустки кровавого мяса. Правая щека буквально сползла вниз ошметком плоти, а на левой остался единственный глаз. Второй часовой, прислушивавшийся к отдаленному грохоту пулеметов, еще только поворачивался к напарнику, как уже получил зверский удар в затылок. Нож Воронцова так и остался торчать в пробитом как молотом темени, откуда тотчас фонтаном хлынула кровь. Пульсируя, она выталкивалась толчками, словно в голове немца работал какой-то скрытый агрегат. Впрочем, если посудить с точки зрения анатомии, так оно и было.

— У тебя все? — тихо шепнул он Коле, когда тот вежливо уложил третьего часового. Нацист еще продолжал дергаться в конвульсиях, то вытягивая, то подбирая ноги, будто корчившиеся щупальца кальмара.

— Все. Может, его бабушке написать, как он дуба врезал?

— Отставить. Не до шуток! Бери на прицел окна. Судя по схеме старика, в избе три комнаты. Одна общая для работы, плюс две спальни — для начальника и адъютанта.

— Оставь адъютанта мне, командир.

— На кой хрен он тебе сдался? Нам нужен только Эйзац.

— Отведу его селянам и старику. Пусть делают с ним что хотят. А штурмбанфюрера прихватим с собой, возвращаясь в пещеру.

— Все еще думаешь, что вернемся в свой год?

— А мы пройдем по тем нашим следам, где они обрываются. Я покажу. Если Калач прав и мы в каком-то замкнутом круге сорок второго года, то граница должна быть именно там.

Переговариваясь шепотом, они достигли коридора. После грохота выстрелов в клубе начала просыпаться вся деревня. Заголосили собаки. В соседнем дворе взревел мотором бронетранспортер. Послышались испуганные крики мотоциклистов, выбегавших на улицу.

— Ими займутся Калач с Ворчуном. Вперед! — высадил ногой дверь капитан.

Миг — и они прокатились по полу в разных направлениях, одновременно беря под зону обстрела обе спальни.

В проеме первой показалась перекошенная от ужаса физиономия адъютанта:

— Хальт! — заорал он, судорожно наводя пистолет на Колю. «Парабеллум» ходил в его руках ходуном. Секунда, и он выстрелит. Вот когда Коля пожалел, что не успел, как следует сгруппироваться. Делать нечего, пришлось всадить очередь прямо в рожу нацисту, просекая все тело насквозь. Ноги и живот разворотило. Уже немой рот открывался и закрывался, хватая последний воздух. Разнесло череп, и мозги как вермишель в кастрюле свесились наружу. Синичка уставился на такой бардак в анатомическом строении врага, разочаровано качая головой.

— Долго будешь созерцать? — прошипел Воронцов, высаживая дверь в спальню Эйзаца. Бедный начальник карателей только поднимался с постели, совершенно не осознавая спросонья, что происходит. Он был в кальсонах, с сеточкой на голове. На тумбочке патефон, бутылка коньяка. На спинке стула мундир эсэсовца. Следом за командиром ворвался Коля. Провальсировал к кровати, ткнул автоматом в зубы:

— А вот вам здрасьте, поганец вшивый! Как здоровье? Икорочки, селедочки, водочки русской не желаете?

— Отойди! — поморщился Воронцов. — Вечно ты со своими шутками. — Взял со стула мундир, кинул немцу: — Оденьтесь!

Коля привалился спиной к косяку проема, наблюдая, как тот трясущимися руками стал натягивать подтяжки. Штаны спадали, и он никак не мог их зафиксировать.

— Вы есть… есть… партизанен? — голос взвился до фальцета. От всесильного начальника карателей не осталось и следа. — Где есть мой помощник? — во рту пересохло, разом отказали конечности.

— Мозги за собой на полу вытирает! — хохотнул Синичка.

Снаружи послышались очереди, грохнуло два взрыва. Посыпалась штукатурка. Оба разведчика и глазом не моргнули. Эйзац непонимающе уставился на капитана.

— Ваш броневик взлетел к чертям собачьим, — прокомментировал тот. — И мотоциклов уже нет. И гарнизон в клубе истреблен.

У карателя отвалилась челюсть.

— Но… п-позвольте… — он стал заикаться. Мундир никак не одевался на трясущиеся плечи. — Вы… есть кто?

— Доблестная Советская армия! — за командира встрял Коля. — Прибыли из будущего, чтобы надавать вам по зубам.

— Прекрати! Один хрен он не поймет. Выводи, лучше, его на улицу. А я пойду встречу наших. Подозреваю, они уже подчистили всю деревню.

Пока Коля подгонял эсэсовца, Воронцов вышел во двор. Вдохнул морозный воздух. Постепенно, медленно, но неуклонно, расползаясь по горизонту, начинало светать. Переполох, учиненный разведчиками, передался всей деревне. В окнах зажигался свет, хлопали ставни, неистово лаяли собаки. Разбуженные взрывами жители боязно кучковались во дворах. По двое, по трое, стали собираться женщины. Из-за поворота показался мотоцикл, лихо управляемый Зарубиным. Он все-таки нашел себе одежду по размеру, и чтобы капитан не скосил его очередью, еще издалека помахал условным жестом. Лихо развернувшись, пару раз газанул, заглушая мотор.

— Вот, принимай стального коня, командир!

Воронцов только усмехнулся:

— БТР чья работа?

— Ворчуна. Всадил две трофейные гранаты.

— А мотоциклы?

— Я и Костя. Разнесли выбегавших так, что мозги по всей деревне брызгали!

— Ты прям как Коля уже. Тот тоже любит пофилософствовать в плане анатомии. Где остальные?

— Ты о немцах?

— А что, еще кто-то остался?

— Вроде нет. Подчистили. Последнего повара нашли — но его связали. А Рыбалко с Васнецовым следом за мной идут. Людей успокаивают. Мы же все переоделись в немцев, вот и приходится разъяснять селянам. Костя даже матерится по-русски, чтобы поняли. — И хохотнул, совсем как Синичка.

Из-за угла показались разведчики. Рядом спешно ковылял на протезе какой-то мужик. Когда подошли и Зарубин указал на Воронцова, тот представился:

— Герасим. Бывший кузнец. Работал пять дней в комендатуре.

— Знаю о вас, — представился Воронцов.

Мужик вскинул брови.

— Не удивляйтесь, — пресек его вопрос командир. — Отец Федор рассказал. Мы его встретили в одной из пещер.

— Так вот он куда запропастился, — после раздумий ответил тот. — Это он вас попросил прийти на помощь?

— Он.

— И вы регулярные части?

— Нет.

— А… а кто тогда?

— Долго рассказывать. Вернется отец Федор, все вам разъяснит. А нам пора. Нас дела еще ждут.

— И не останетесь с селянами, хотя бы позавтракать?

— Некогда. Простите. Вашему селу теперь ничего не угрожает. В том плане, что никого не сожгут. А партизан срочно переправьте в другое место. Могут нагрянуть другие карательные отряды. К сожалению, война еще продолжается.

Что-то странное было в его речи, этого капитана, — подумал Герасим. — Что-то такое неуловимое, непривычное, никогда прежде не встречавшееся.

— А как же с тем… — он указал на избу, — с тем главным эсэсовцем?

— Коля! — обернулся капитан. — Скоро ты там?

На пороге показался довольный боец, толкая автоматом Эйзаца. Бедный штурмбанфюрер едва держался на ногах. У забора стали собираться люди. Костя Васнецов проводил с ними политинформацию, обещая, что война скоро кончится, и советские войска дойдут до Берлина. Все разом заголосили, увидев спускавшегося по крыльцу эсэсовца. Он едва не отпрянул в ужасе.

— Слушай, командир, а на кой хрен нам его с собой тащить? — спросил вечно недовольный Ворчун. — Оставим его селянам, пусть растерзают по кусочкам. Глянь, как бабы в ярости от него! А сами налегке — к пещерам.

Воронцов что-то прикинул в уме, потом согласно кивнул. Герасим ждал его ответа.

— Так и сделаем. Вы меня поняли? — обратился он к нему. — Партизан переправьте. Эйзаца оставляем на ваше усмотрение. Только будьте гуманны. По-советски казните, а не по-фашистски.

— Мы его вместе со старостой повесим! — воодушевился Герасим. — Отца Федора только дождемся.

— Да. Старик скоро вернется, мы его предупредим.

— Там еще девка какая-то в комендатуре пьяная спит, — подал голос Коля. — С полицаями забавлялась.

— Маринка! — крикнула из толпы женщина. — Зараза местная. На ремни ее располосуем!

— Ну что? — пожимая руку Герасиму, огляделся Воронцов. — Мы вроде все сделали. Тогда отчаливаем. Берегите детей и женщин. Это наше будущее.

При слове «будущее» капитан как-то странно глянул на Герасима.

Или показалось…

Народ еще долго стоял, провожая взглядом пятерых бойцов, облаченных в немецкую форму. У каждого читалось на лице недоумение. Как можно было впятером, в течение неполной ночи, расправиться с целым гарнизоном? Истребить броневик, личный состав, да еще и взять в плен самого главного карателя?

Проводив удаляющиеся фигуры, стар и млад, вся деревня Глухово начала постепенно сужаться вокруг трепетавшего от страха Эйзаца.

…Это были его последние минуты.

********

Эпилог

Военно-стратегический полигон Глуховский.

1981 год, август-месяц.

Воскресенье: 18 часов 11 минут по местному часовому поясу.

Пятеро разведчиков элитной боевой группы капитана Воронцова продвигались по своим следам к условной границе замкнутой петли времени. Покинув сияющего от счастья отца Федора, поковылявшего в деревню, они скинули в пещере нацистскую одежду, оставшись в плащ-палатках. Трофейное оружие и немецкую амуницию сложили под сталактитами, намериваясь когда-нибудь вернуться обратно. Прихватив свое снаряжение, вышли по эту сторону пещеры.

— Красота-то какая! — разнежился на августовском солнце Коля Синичка. — Как и не побывали на морозе, мать их в душу этих немцев!

— Всему составу объявляю благодарность! — нарочито серьезно заявил капитан. Хотя, сказать по чести, в глазах светился веселый огонек.

— Задали мы перцу карателям! — хмыкнул Зарубин. — Жаль, что они не последние. Могут быть рейды покрупнее. Но хоть партизан перепрячут, да и село осталось целым.

— А вы заметили, что наш полигон, где проходят учения, называется Глуховским? — спросил Рыбалко. — Значит, время повернуло вспять, никого не сожгли, и в честь деревни Глухово назвали этот полигон. — Потом, немного помолчав, добавил: — Черт поймет эту физику со всеми этими иными измерениями. Тут и Эйнштейн голову сломает.

В этот момент над лесом высоко промчались несколько советских истребителей.

— Последние модели! — с восхищением выкрикнул Костя Васнецов. — Мы дома. Ура-а!

Зарубин проводил взглядом пронесшиеся машины, и не столь оптимистично задумался. Показалось?

— Ты чего? — заметил его озадаченность командир. — Что-то не так с самолетами? Я не успел разглядеть. Вроде, МИГи наши.

Зарубин нерешительно потоптался на месте, глядя подозрительно в небо. Принюхался. Осмотрел деревья. Тряхнул головой:

— Да нет, командир. Наверное, померещилось.

— Что померещилось?

— Ну… — осекся он. — Мне показалось, на хвостах не звезды были, а…

— А что?

— А трехцветный флаг. Прости, не успел бинокль вскинуть.

— Трехцветный?

— Да. Флаг Российской империи.

Потом тряхнул головой вторично:

— Бред какой-то.

Они уже подходили к тому месту, где обрывались следы.

Пять метров…

Четыре…

Три…

Два…

Один…

— Стоп! — остановил всех Воронцов. Глянул под ноги. Следы обрывались.

— Шагов сорок ничего не будет, — предупредил Коля. — Потом появятся снова.

— Значит, тут та самая граница петли времени, — заключил Рыбалко.

— Вперед! — скомандовал капитан.

Через десяток шагов они различили первый след, за ним цепочкой остальные.

И…

И внезапно заработал передатчик.

Костя схватил наушники.

— «Полесье», ответьте! На связи «Гранат»! Прием!

— Здесь «Полесье»! — едва не заорал радист. — Слышим вас, «Гранат»!

В мембранах повисла тягучая пауза. Затем целой какофонией понеслись ругательства:

— Воронцова на связь! Говорит комбат!

Капитан развел руками:

— Сейчас начнется…

Подмигнул невесело:

— Слушаю вас, товарищ майор!

— Где вас черти носили, мать вашу? Почему не выходили на связь три с половиной часа?

— Сколько, простите? — обвел всех изумленным взглядом командир.

— Вы там что, за временем не следите?

— Проверьте часы, — шепнул он группе.

— У меня стоят, — озадаченно ответил Синичка.

— У меня тоже.

— И у меня…

Капитан глянул на свои. Стрелки замерли на том месте, когда они вышли из пещеры.

— Вы понимаете, что чуть не поставили под угрозу все масштабные учения «Запад-81»? — неслось из рации. — А еще элитным подразделением считаетесь!

— По прибытии доложу, товарищ майор. У нас тут некая заимка произошла. Повторите, пожалуйста, сколько отсутствовала связь?

— Вы там что, совсем подурели? — бесновался голос. — Три с половиной часа! Где отчет разведки? Где данные для дивизиона? По вашим стопам идут колонны частей!

Воронцов слушал краем уха. Он наблюдал за товарищами, у которых ползли вверх брови.

— Но это же совсем абсурд! — подытожил Рыбалко. — Мы пробыли в сорок втором году почти двое суток, если считать с пещерой. А тут прошло всего три часа с хвостиком.

— Парадокс Эйнштейна, — глубокомысленно заключил Зарубин. — Сдвиги в петле времени. Сворачивается в клубок, меняя векторы. Другой уровень пространства…

— Ну-у, блин, понесла-ась! — едва не взвыл Коля. — Хоть тут свои лекции не читай, профессор хренов!

Долго молчали, вполуха слушая бесновавшуюся рацию голосом комбата.

— Что-то я не в настроении сегодня попадаться ему на глаза… — жалостливо протянул Коля.

— А я чувствую себя, будто с размаху влепился в незримую стену, — недовольно пробурчал Тимофей Семенович. — Затылок отчего-то ломит.

— А я вам так скажу, братцы… — ожил Зарубин, вдыхая аромат леса. — Если посудить, существенно-то ничего не изменилось. Ни там, ни тут.

— Излагай! — поднял брови Воронцов.

— Война так и будет продолжаться, — небрежно бросил он, будто разъясняя, как надо чистить яблоко. — Не спалили эту деревню, спалят другую. Теоретически все осталось на месте. Эйзац мог бы погибнуть на фронте, да и все его каратели. Просто произошла взаимозаменяемость. Когда Ворчун лупил что есть мочи по корчившимся немцам, они с таким же успехом могли принять смерть где-нибудь, скажем, под Сталинградом. Главное конечный итог. Как я уже сказал, в нашем случае пространство-время, очевидно, сворачивалось в клубок. А потом разогнулось. Но меня больше беспокоит пресловутый «эффект бабочки». Как у Брэдбери в рассказе «И грянул гром…». Там стали возможны путешествия во времени, и одна из корпораций развернула настоящее сафари на динозавров. А один из клиентов наступил в мезозое на бабочку, пронеся ее на подошве сквозь детекторы в свое время. Из-за одной крохотной бабочки за миллионы лет нарушился биологический баланс эволюции. Разорвалась пищевая цепочка. В итоге их мир будущего претерпел кардинальные изменения. Иными словами, они вернулись в свой мир, но уже… не свой. — Он немного помедлил. — А мы из сорок второго притащили в пещеру трофейное оружие, плюс немецкую теплую одежду. Вот и думаю — как бы не оказался тот самый «эффект бабочки». Парадокс Эйнштейна – Розена. Червоточины порталов времени.

— Черт-черт-черт! — схватился за голову Коля. — Уберите от меня этого Ломоносова! В башке и так гудит, будто сверху свалился концертный рояль — а тут еще и он со своими лекциями.

Все переглянулись.

— У меня, кстати, тоже гудит в голове, — поддержал Рыбалко.

Воронцов мысленно прислушался внутри себя:

— Странно… и у меня.

Зарубин оборвал речь, проводя инвентаризацию организма:

— А у меня вообще колокола звонят!

Один Костя не участвовал в разговоре, но было видно, как он в наушниках, отстукивая морзянку, морщился от головной боли.

Повисла пауза. Каждый прислушивался к чему-то странному и непонятному в своем организме. Разговаривая, они вышли к точке высадки бронетранспортера. Последними фразами комбата вперемежку с руганью, был приказ возвращаться — тут их подберут.

И действительно. Спустя несколько минут раздался рокот за деревьями. Отработанное топливо валило клубами, заполняя пространство. Показался бронетранспортер.

…Но был этот бронетранспортер каким-то странным. Непонятным.

Не их конструкции.

Не их времени.

Не их технологии.

И был на этом транспортере изображен флаг… Российской империи.

******** (КОНЕЦ КНИГИ) ********

Декабрь 2024г.

Александр Зубенко

********

Развернутый (по главам) синопсис:

Глава 1

1981 год. В разгар крупномасштабных воинских учений «Запад-81», при развертывании в лесах артиллерийского дивизиона, отряду элитной разведки капитана Воронцова поставлена задача достичь энного квадрата, обеспечив дальнейшее продвижение частей. Группа из пяти человек выдвигается на бронетранспортере в район реки Семилка, где на побережье разбросаны скалы с пещерами. Но тут в небе внезапно появляются немецкие «юнкерсы», идущие волна за волной бомбить Ленинград. На горизонте грохочет канонада взрывов. Разведчики начинают понимать, что каким-то неведомым образом оказались замкнутыми внутри временной петли сороковых годов. Мимо них проезжает немецкий дозор на мотоциклах. Обезвредив его, группа укрывается в пещерах. Тут-то к ним и выходит из глубины грота некий старик, отец Федор. Пещера сквозная, и по ту сторону время течет вспять. В его деревню Глухово нагрянули с рейдом каратели в поисках раненых партизан. Он спешно просит помочь женщинам и детям, которых утром закроют в бараке, подпалив всю деревню.

Глава 2

1942 год. Деревня Глухово. За четыре дня до событий. В эту заброшенную и богом забытую дыру прибывает герр Эйзац, штурмбанфюрер СС, имея в наличие два взвода карателей, БТР и четыре мотоцикла с колясками. В течение четырех дней нацисты безуспешно пытаются обнаружить укрываемых жителями партизан, поэтому наутро намечено спалить всю деревню дотла. Вот здесь-то, на театр военных действий и выходит группа капитана Воронцова. Методично и неотвратимо, под покровом ночи, они начинают истреблять немецкий гарнизон — вначале посты охраны, затем в сельском клубе, комендатуре, а позднее захватывают в плен штурмбанфюрера Эйзаца. Сожжение деревни и жителей предотвращено. Оставив на суд селян последнего нациста, разведчики возвращаются назад, в сквозную пещеру.

Эпилог

Выбравшись по эту сторону грота, отряд Воронцова с восторгом замечает, что вернулись в свой 1981 год. Но отчего же так тревожно на душе? Отчего самолеты в небе не те? Отчего прибывший за ними БТР имеет на борту не красный флаг с серпом и молотом, а символику… Российской империи? Все говорит о том, что группа разведки столкнулась с пресловутым феноменом «эффекта бабочки», описанном в рассказе Брэдбери «И грянул гром…».

********