Читать онлайн
"Гороховый переулок. Дом № 12 - дом полицмейстера"

1

Погожим июльским утром полный старик размеренно подметал тротуар вдоль невысокой чугунной ограды перед двухэтажным домом с разрушенными ступенями парадной лестницы к забитой досками двери. На оштукатуренном фронтоне дома чернел круглый след от мраморного медальона. Номер дома – 12 и название переулка – Гороховый сообщала поблекшая от времени надпись чёрной краской на простенке между углом дома и оконным проёмом второго этажа. Другие дома в Гороховом переулке, который соединял улицу шахтёрского городка с действующим кладбищем, разрушились до основания много лет назад.

Старик остановился и просунул голову между при открытых чугунных створок ворот, оплетённых диким виноградом. Внимание старика привлекло порхание крупной стайки бабочек-крапивниц перед пустым окном комнаты первого этажа, в которой явно кто-то двигался. Странно! Давным-давно, после обрушения фрагмента боковой стены жильцам дали квартиры в новостройке, а дом превратился в прибежище бродячих кошек и собак.

Старик прислонил метлу к ограде, протиснулся между воротных створок и по тропинке приблизился к тёмной амбразуре окна. Бабочки-крапивницы разлетелись в разные стороны. Старик в сумраке комнаты заметил высокого мужчину в чёрном костюме, подобрал ржавый обломок тонкой водопроводной трубы, свернул за угол, прислушался, осмотрелся и проник через пролом в стене внутрь дома.

Не отвлекаясь на хруст обсыпавшейся штукатурки, которую давили кирзовые сапоги старика, мужчина в чёрном костюме скоблил перочинным ножиком сырые обои перед своим сосредоточенным лицом.

– Эй! – грозно крикнул старик и стукнул обломком трубы по дырявому оцинкованному ведру на кучке мусора. – Что ты тут делаешь?!

От тёмного потолка отвалился шматок штукатурки с дранкой и упал у ног старика.

– Я ничего плохого, – отозвался мужчина, осторожно расчищая перочинным ножиком появившуюся из-под нескольких слоёв обоев строчку газеты царских времён.

– Здесь ты не найдёшь ничего ценного. Здесь уже рыскала уйма людей с металлоискателями, – сказал старик. – В этом доме были коммуналки, и в них жила беднота. В этой комнате жили мои друзья, – они задницу вытирали зимой газетой, а летом лопухом. Мыться ходили в городскую баню. По праздникам ели ливерную колбасу.

– В этом доме, в начале двадцатого века, жил земский врач, Иван Иванович Кезефиров, – сообщил мужчина, закрыл и спрятал перочинный нож в карман пиджака.

– И что из этого?! – удивился старик. – Дом этот построил в царские времена полицмейстер. С тех пор в нём пожило много людей.

– Я – Владимир Кезефиров, терапевт из Москвы. Я недавно получил вторую категорию и решил заняться частной практикой. К сожалению, среди врачей в Москве большая конкуренция. К счастью, у меня был родственник – Иван Иванович Кезефиров. В тысяча девятьсот семнадцатом году он каким-то травяным сбором вылечил алкогольный цирроз печени у местного полицмейстера. Вылечил за три дня, и об этом похвастался в письме своему брату Вадиму. Правда, состав сбора из местных трав не сообщил, но отметил, что подробности лечения скрупулёзно занёс в дневник, а дневник до лучших времён положил в тайник в стене.

– Дальше! – потребовал старик, заинтересовавшись лекарством от цирроза печени, от которого в городке умерло много мужчин.

– Письмо это я нашёл недавно, когда после похорон мамы разбирал её ридикюль с разными бумагами, фотографиями и документами. В письме Иван Кезефиров ещё просил брата сообщить какой-то Ольге, что она свободна, что он женился на дочери полицмейстера, которому вылечил печень… По адресу на конверте из ридикюля мамы я узнал, что Иван Кезефиров жил в Гороховом переулке, в доме 12. И вот я здесь. По записям в дневнике родственника я собираюсь получить лекарство для лечения печени и заработать много денег.

– Интересная, интересная история, – задумчиво прокомментировал старик и предположил: – Ну, а если кто-то уже нашёл дневник?

– Вряд ли. Травяного сбора, который за три дня лечит цирроз печени нет до сих пор, – ответил Владимир Кезефиров и пустой бутылкой, взятой из кучи мусора у окна, постучал по стене, прислушиваясь к издаваемому звуку.

– Тебе надо поговорить с моей доченькой Полинушкой. Она собирает всякую всячину для краеведческого музея, – предложил старик. – Она что-нибудь, да, знает про твоего родственника. Я же никогда не слышал фамилию Кезефиров, хотя всю жизнь живу в этом городке.

Более крупный кусок штукатурки громыхнулся с потолка на горку кирпичей.

– Бежим, пока не пришибло! – призвал старик, зашвырнул обрезок трубы в тёмный угол, выскочил через пролом в стене на дворик, захламлённый обломками мебели, и сказал доброжелательно: – Меня зовут Семён Аркадьевич. Идём ко мне, доктор, познакомлю тебя с дочкой, – вышел через щель между створок чугунных ворот в переулок и зашагал с Владимиром Кезефировым вверх по переулку к маленькому кирпичному дому с крышей, покрытой оцинкованным железом.

Маленький кирпичный домик Семёна Аркадьевича Иванова возвышался у перекрёстка Горохового переулка с улицей Новая, на которой стояли в метрах двадцати друг от друга частные дома.

2

К одноэтажному кирпичному дому Семёна Аркадьевича лепился гараж, за которым имелась теплица, тянулись грядки с картошкой, росли: груша, яблоня и много тёрна.

– Присядь, – войдя в гостиную и указав рукой на диванчик у окна, предложил Семён Аркадьевич Кезефирову и прошёл по длинному коридору в комнату дочери.

– Доброе утро, папа, – сказала Полина – невысокая симпатичная лицом и фигурой брюнетка. Она в трико стояла на паласе и делала повороты корпусом, держа ладони на затылке.

– Доброе утро, Полинушка, у нас гость, – сообщил Семён Аркадьевич, переминаясь у порога комнаты. – Терапевт из Москвы. Он хочет найти дневник доктора Кезефирова, который жил в доме пристава. Ты что-нибудь знаешь про такого доктора?

– Папа, у меня своих проблем хватает. Пусть кто-нибудь другой поможет твоему гостю, – объявила Полина и потрясла опущенными руками. Она не любила, когда кто-то сбивал её с ритма жизни, намеченного после ночного сна.

– Проблем с Андрюхой Прокуцевым? – с укором спросил Семён Аркадьевич с печалью в серых глазах под седыми бровями.

– Папа, не называй Андрея – Андрюхой. Я люблю его, а он меня. Мы скоро поженимся, – объявила Полина, вдохнула, прогнулась назад и выдохнула.

– Андрюха не любит тебя! – возразил Семён Аркадьевич. – Он же баб всех в округе…

– Папа, прекрати сейчас же! Или мы опять поссоримся, – запретила сердито Полина, выпрямилась и сделала наклон вперёд.

– Живи, как знаешь, Полинушка. Ты уже не девочка, – смиренно произнёс Семён Аркадьевич.

– Кобелизм присущ всем не импотентам, – выпрямившись, сказала сердито Полина и мимо отца стремительно вышла из комнаты и закрылась в соседней комнате, где была душевая кабина.

– Я с доктором жду тебя в гостиной! – громко предупредил Семён Аркадьевич, вернулся в гостиную, достал из тумбочки под телевизором коробку с шахматами и картонную шахматную доску. – Полинушка сейчас придёт, а пока сыграем партейку?

– Сыграем, – согласился Владимир Кезефиров и подвинулся к окну, освобождая шахматной доске место на диванчике.

Семён Аркадьевич присел на диван и вместе с гостем расставил фигуры и пешки в стартовую позицию. По жребию белые фигуры достались хозяину дома, и он продвинул ферзевую пешку на два поля вперёд.

Но закончить партию мужчинам не удалось – в гостиную вошла Полина в серых брюках и приталенной белой блузке. Короткие чёрные волосы Полины лежали с косым пробором. Приятное овальное лицо её было сосредоточенно, а чёрные глаза равнодушны. На округлом плече её висела на длинном ремешке маленькая сумочка.

– Познакомься, доктор. Полинушка, моя доченька, – произнёс с придыханием Семён Аркадьевич.

Владимир Кезефиров встал с дивана. Шахматная доска качнулась, и чёрная ладья скатилась на пол.

– Владимир, – назвался Кезефиров. – Терапевт из Москвы.

– Так, что тебе надо? – определив в госте своего ровесника, спросила грубовато Полина и затосковала о Москве. В Москве она закончила педагогический институт. Москва нравилась ей ночными клубами, концертами, выставками, театрами, интересными знакомствами и тусовками с друзьями. За время учёбы Полина иногда звонила отцу и, ссылаясь на выдуманную занятость, ни разу не приезжала в отчий дом ни на праздники, ни на каникулы. Однако, после получения красного диплома она рассорилась со своим любовником, который хотел стать её сутенёром, и вернулась в родной шахтёрский городок. Любопытным знакомым своё появление в отцовском доме она объяснила фразой: «Что Бог не делает – всё к лучшему», – и оформилась в среднюю школу учительницей математики, а до начала учебного года занялась устройством экспозиции местного краеведческого музея.

– Я ищу хоть какую-нибудь информацию о моём родственнике, об Иване Ивановича Кезефирове. В царское время он работал здесь земским врачом.

– Вряд ли я тебе помогу, – сухо отозвалась Полина, но серьёзное приятное лицо, умные серые глаза и светлая белозубая улыбка терапевта понравилась ей.

– Жаль, что люди равнодушны к прошлому, хотя скоро сами станут прошлым, – выдал Владимир Кезефиров когда-то вычитанную фразу и шагнул к выходу из гостиной. – До свидания.

– Постой, Вова, – потребовала Полина. – Я не отказала тебе, но уж слишком много времени прошло с царских времён.

– Полинушка, помоги, – подключился к диалогу Семён Аркадьевич и встал с дивана. – Ради сведений о своём родственнике он приехал сюда из самой Москвы.

– Пойдём, Вова, поищем о вашем родственнике в дневнике, что принесла мне на днях в музей внучка старушки Ликиной, – предложила Полина и под руку с Кезефировым вышла из дома.

Семён Аркадьевич убрал коробку с шахматами вместе с шахматной доской в тумбочку под телевизором и пошёл дометать переулок. Было время, когда он не работал на пенсии, но однажды заметил увеличение размера своей талии, огорчился и устроился дворником Горохового переулка. С тех пор Семён Аркадьевич не толстел, а за добросовестную работу постоянно получал денежную премию; и даже как-то зимой местное телевидение сняло о нём репортаж – заслуженный шахтёр на пенсии успешно борется за чистоту на своём участке. Однако, Семён Аркадьевич всё так же одевался скромно, питался больше дарами своего сада и огорода, чем продуктами из магазина, а сэкономленные деньги отсылал в Москву, дочке Полинушке, успешной студентке педагогического института.

3

– Аркадич, где Полина? Я был у вас. На двери замок. Где Полина? – грубовато спросил Андрей Прокуцев – плотный широколицый и широкоплечий молодой мужчина в потёртых джинсах, светло-зелёной футболке и в лёгкой тёмно-зелёной курточке нараспашку. Он подошёл к Семёну Аркадьевичу, который подметал тротуар переулка неподалеку от входа на кладбище.

– Не знаю, – буркнул Семён Аркадьевич. Он презирал Прокуцева за сожительство со многими замужними женщинами городка и за бездельничество.

– А кто знает?! – не унялся Прокуцев, розовея щеками от нервного возбуждения. Полина вчера обещала ему показать несколько поз из Камасутры.

– Уйди, Андрюха. Сам не работаешь, так другим не мешай, – потребовал Семён Аркадьевич. Метла в его руках зашуршала прутьями по асфальту чаще.

– Слышь, тесть мой будущий, где Полина? Я по ней соскучился.

– Уйди, Андрюха! Я тебе не тесть! – рассердился Семён Аркадьевич. – Ты – лодырь и бабник.

– Будешь, будешь моим тестем, никуда не денешься, – напророчил насмешливо Прокуцев. – Полина без ума от меня. Она ради меня…

– Заткнись! – Семён Аркадьевич остановился и стукнул концом черенка метлы об асфальт. Серые глаза под насупленными седыми бровями стали злыми.

– Мы вот-вот поженимся, а в городке все знают, что ты обожаешь дочь, – продолжил насмешливо разглагольствовать Прокуцев, – и ты будешь мне платить, чтобы я не бросил её.

– Не бывать этому, – проворчал Семён Аркадьевич, пошёл к тополю, у корней которого желтела банановая кожура. После смерти жены под колёсами товарняка с углём, он действительно боготворил дочь и мало заботился о себе.

– Так где Полина?! – крикнул раздраженно Прокуцев.

Семён Аркадьевич остановился у тополя, развернулся и печально пожурил:

– Кем ты стал Андрей?.. Ты же хорошо работал в шахте. А теперь живёшь за счёт баб. Твоим родителям на том свете явно стыдно за тебя… Оставь мою Полинушку в покое. Иди к Лизке Бунковой или к Людке Осоковой. Они тебя напоят, накормят и денег дадут… К моей Полинушке сегодня приехал жених из Москвы.

– Врёшь! – не поверил Прокуцев. Полина никогда не говорила ему про жениха.

Да, Семён Аркадьевич сказал неправду от бессилия разрушить союз дочери с Прокуцевым, но продолжил невозмутимо:

– Полинушка пошла с ним в музей. Можешь проверить.

– И проверю. А ты, тесть мой будущий, готовь деньги на приданное, да, побольше, – крикнул Прокуцев, показал средний палец из кулака поднятой руки и быстро зашагал по переулку к улице, по которой шумно проехал рейсовый автобус.

Семён Аркадьевич подогнал метлой шкурку банана к ранее наметённой куче мусора у столбика кладбищенской ограды, там же оставил метлу и через каменную арку вошёл на кладбище.

Кладбище было старше городка, на месте которого находилось когда-то торговое село, пока неподалёку от него не нашли залежи угля. На кладбище уже много лет мертвецов не придавали земле, а заполняли ячейки колумбария урнами с пеплом мертвецов, сожжённых в печи крематория, построенного слева от входа на кладбище.

Могила Анны Сергеевны Ивановой выделялась от других могил ухоженностью, живыми цветами, недавно выкрашенной витиеватой чёрной оградой. Аркадий Семёнович заметил у неё фигуру друга детства и бывшего директора школы, Бабулова Ивана Фёдоровича и холодно приветствовал:

– Здорово, Иван. Ты что здесь торчишь?

– Вот могилку Лиды навещал заодно и к твоей Анне заглянул. Они же подругами были, – медленно проговорил Бабулов. Жена его – Лидия Бабулова, как и Анна Иванова, была волонтёром в городском собачьем приюте. Там-то Лидия заразилась бешенством от колченогой дворняги и умерла скоропостижно.

– Жаль, что никто ещё не нашёл на смерть управу, – задумчиво озвучил Семён Аркадьевич мысль, которая часто посещала его вовремя уборки переулка.

– Пойдём, старина, ко мне, выпьем водочки, – предложил Бабулов. – Твою Анну все любили в школе, и помнят до сих пор.

– Как-нибудь потом, – отказался Семён Аркадьевич и уставился беспокойным взглядом на могильный холмик жены.

– Ладно, бывай, – попрощался Бабулов и удалился по извилистой тропке между могил.

Семён Аркадьевич мысленно попросил совета у Анны, как не допустить свадьбу Полинушки с Андрюхой Прокуцевым и различил в шуме листвы кладбищенских берёз голос жены: «Сёма, Полина – дитя нашей любви, и наша любовь защитит её от лиха».

Семён Аркадьевич поблагодарил жену за доброе слово, прогнавшее тревогу, и отправился домой за полиэтиленовыми чёрными мешками для наметённого в переулке мусора.

4

Полина Иванова и Владимир Кезефиров вошли в одноэтажное здание старого автовокзала, в котором после постройки нового автовокзала, появился по желанию жителей городка краеведческий музей.

Экспозиция музея занимала зал ожидания для пассажиров. Не выставленные для осмотра экспонаты хранились в бывших служебных кабинетах и технических помещениях.

– Да-а, – недоброжелательно протянул Владимир Кезефиров после короткой экскурсии по залу, заставленному манекенами в разной одежде и стеллажами с деревянными предметами быта.

– Не нравится? – обиделась Полина. Экспозицию она делала одна. Лишь иногда и недолго ей помогали две старшеклассницы школы, в которую она устроилась учителем математики.

– В городах, где я бывал, в музеях показаны похожие деревянные прялки, самовары, лошадиные хомуты, всякая льняная одежда, кованные сундуки, детские люльки, – признался Владимир Кезефиров и присел на стул к столу, на котором возвышалась стопка папок разной толщины и цвета.

– Скоро, к празднику городка, я оформлю выставку инструментов и рабочей одежды шахтёров. В запаснике лежит кайло, совковая лопата, клетка для канарейки, кожаные тяжелые ботинки, резиновые сапоги, рабочий комбинезон, каска с фонариком и даже отбойный молоток. А вот конвейерную ленту и лавовый плуг мне на шахте не дали. Зато дали сотню фотографий, побывавших на доске почёта. Среди них есть фотография моего отца. Он был бригадиром проходчиков, – сказала с гордостью Полина, смело смотря на приятное лицо Владимира – лицо и тёплая белозубая улыбка нравились ей всё сильней и сильней.

– Кстати, у тебя красивые глаза, но глаза не отца, – душевно сказал Владимир Кезефиров.

– У меня глаза мамы… Мама погибла зимой… Весной следующего года я уехала учиться в Москву… Маму толкнули на переезде под состав с углём, когда она шла после уроков из школы домой… Того, кто толкнул маму, так и не нашли, хотя машинист и его помощник видели возле путей подростков… Было темно, и лиц они не разглядели, – неторопливо поведала Полина и открыла на столе тетрадь в жёстком переплёте. – Вот этот дневник мне принесла внучка Агафьи Линкиной, самой старой жительницы нашего городка. По-моему, я видела в дневнике фамилию Кезефиров.

Владимир Кезефиров протянул руку к тетради.

– Полинка, я хочу тебя! Я соскучился! Я…, – вбежав в демонстрационный зал, провопил Прокуцев, заметил незнакомца в чёрном костюме и осёкся.

– Андрей, я сейчас очень занята, – сказала холодно Полина. – Уйди, пожалуйста.

– С ним что ли занята?! – презрительно спросил Прокуцев и ринулся к столу с папками. – Так я сейчас его выкину к чертям собачьим!

– Это твой мужчина? – тихо спросил Владимир Кезефиров, резко встал со стула и оказался выше на полголовы Прокуцева.

– Мы учились в одной школе, – ответила Полина. – Я училась в А, а он в Б классе.

– Тогда, дружок, сходи к врачу, – сказал серьёзно Владимир Кезефиров. – Прыщ на твоём лбу – показатель дисбактериоза твоего кишечника. Необходим посев микрофлоры.

– Шибко умный что ли?! Да, я сейчас тебе рожу сверну! – выпалил Прокуцев и отвёл прямую правую руку назад.

– А я тебе зубы выбью, – спокойно предупредил Владимир Кезефиров.

– Не успеешь! – объявил Прокуцев и оказался прав.

Владимир Кезефиров не пошевелился, а Полина крупной киянкой, снятой с полки стеллажа, ударила Прокуцева по затылку.

– За что? – схватившись руками за голову, промямлил он и противно застонал от боли.

– Уходи отсюда немедленно, Андрей! – жёстко потребовала Полина. Она не забыла, как по пути к музею ловила на себе заинтересованный взгляд добрых серых глаз Кезефирова, но не слышала от него ни скабрезных анекдотов, не примитивных комплементов её внешности. Это было необычно. Живя с подружкой в Москве, на съёмной квартире, Полина быстро убедилась, что для мужчин является игрушкой для секса. Её любовников не интересовала её тяга к театру, к живописи, к художественной литературе. Но она терпела любовников – каждый из них был творцом её пусть короткой, но комфортной жизни. Только с последним любовником она поругалась, подралась и рассталась, когда он возомнил себя сутенёром и приказал ей лечь под спонсора его рекламного агентства.

– Ты пожалеешь, что ударила меня. Ой, как пожалеешь, – пригрозил Прокуцев и шаткой походкой направился к выходу из зала.

– Ещё слово, и получишь уже от меня, – выхватив из руки Полины киянку, пообещал Владимир Кезефиров.

– Когда разденешь её, передай мой привет бабочке на её правой ляжке, что я наколол! – крикнул Прокуцев и открыл дверь на улицу.

– Дурак, – проронила Полина и потупила взгляд.

Владимир Кезефиров метнул киянку и попал в дверь, за которой мигом раньше скрылся Прокуцев.

Полина внимательно-тревожно посмотрела в глаза Владимира.

– Безусловно дурак, – согласился Владимир Кезефиров, взял в руки тетрадь и опустился на стул.

Полина присела рядом, на другой стул.

Прокуцев осторожно потянул за ручку входную дверь в музей и приблизил ухо к узкой щели.

Владимир Кезефиров раскрыл тетрадь. Строчки на пожелтевших страницах в косую линейку были написаны простым карандашом. Только ближе к середине тетради в них появилась фамилия Кезефиров, подчёркнутая красным карандашом.

Владимир Кезефиров кашлянул и прочитал громко:

– После боя с беляками я не мог заснуть. Врач Иван Кезефиров дал мне порошки. Я выпил их. Тут гонец принёс приказ командира дивизии, и я повёл отряд в соседний городок. Там была банда поручика Лобохова. На марше я внезапно заснул, упал с коня и обосрался. Весь отряд и лошади ржали надо мной. Банду мы разбили. После боя я вернулся и пристрелил Кезефирова. Боевые товарищи мои обыскали квартиру пособника беляков. Нашли в стене золотишко и бумаги. Золотишко справедливо поделили. Бумаги никто не взял. Мои бойцы и я были неграмотными. После гражданской я работал в Москве в уголовном розыске. В войну я командовал диверсионной группой в тылу фашистов. В конце войны был ранен в голову, попал в госпиталь. Женился на Валентине – она из здешних мест, работала в госпитале медсестрой, а потом медсестрой в санчасти при шахте. Родила мне двух дочерей. Прожитой жизнью я доволен. Только голова сильно болит и часто мучает бессонница.

Владимир Кезефиров перевернул страницу. На ней и на остальных страницах уже шариковой ручкой написала женщина о болезнях дочерей, об их учебе в школе, об их замужестве, о своей болезни лёгких, рецепт засолки огурцов, о ценах в магазине.

– Пол-литровый пакет молока в 1984 году стоит шестнадцать копеек. Батон белого хлеба – тринадцать копеек, сахарный песок – девяносто копеек за кило, коробок спичек – копейка, пачка соли – десять копеек, стакан газированной воды с сиропом в уличном автомате – три копейки, – прочитал Владимир Кезефиров и закрыл тетрадь.

– Да, Вова, информации о твоём родственнике маловато, – подвела итог Полина.

– Мне кажется, дневник Ивана Кезефирова до сих пор в какой-то стене дома полицмейстера, – сказал Владимир Кезефиров. – Надо поискать его, пока дом не развалился окончательно.

– Я помогу тебе, – объявила Полина и положила руку на колено Владимира Кезефирова. – Тебе надо переодеться.

Услышав о планах Полины и её жениха, Прокуцев зло усмехнулся и шустро зашагал к Гороховому переулку. О плачевном состоянии дома полицмейстера знали все жители города, от мала до велика.

В это время экспонаты музея засвидетельствовали объятье Полины с Владимиром Кезефировым, их короткий поцелуй, а потом диалог:

– Ты женат?

– Нет.

– Женщины у тебя были?

– Зачем тебе это знать?

– И правда – незачем, – согласилась Полина и скрылась с Владимиром Кезефировым в комнате, где хранилась рабочая одежда шахтёров прошедших времён. Там они посчитали свою встречу подарком судьбы, там у них возникло желание не терять друг друга, которое они закрепили быстрым бурным сексом.

5

Семён Аркадьевич Иванов собрал подметённый перед входом на кладбище мусор в чёрный пластиковый мешок и пошёл домой. Возле невысокой чугунной ограды перед домом полицмейстера он столкнулся с Прокуцевым и услышал:

– Я видел жениха Полинки! Он длинней меня, сволочь! Весь из себя, сволочь! Но я его обломаю! Он сейчас с Полинкой припрётся сюда искать какой-то дневник!

Сытое лицо Прокурцева покрывали розовые пятна. Дыхание его было шумным и частым. Взгляд его маленьких глаз напугал бы до полусмерти одинокую женщину на ночной безлюдной улице.

– Оставь мою Полинушку в покое, – сурово потребовал Семён Аркадьевич. – У тебя без неё баб полно.

– С ними скучно в постели. Вот твоя Полинка, другое дело. Она так вертится, так вертится, – сказал Прокуцев и, чмокая губами, закатил глаза.

– Заткнись или я тебя урою! – воскликнул Семён Аркадьевич и пожалел, что оставил у забора кладбища метлу – ей бы он с радостью ткнул бы Андрюхе в глаза.

– НеТ ты обязательно будешь моим тестем! – выпалил Прокуцев, прошмыгнул между приоткрытых створок чугунных ворот, свернул за угол дома полицмейстера и скрылся в проломе стены.

Семён Аркадьевич уверился, что Андрюха готовит какую-то пакость Полинушке и доктору из Москвы, и решительно приблизился к оконному проёму на первом этаже заброшенного дома.

– Андрюха, что ты творишь?! Ты что надумал?! – увидев, что Прокуцев выбирает из кучи мусора и откладывает в сторону обломки кирпичей, воскликнул он.

– Заткнись, старый придурок! Или я сначала тебя покалечу, а потом Полинкина жениха! – провопил Прокуцев и замахнулся половинкой кирпича.

Тут от злобного крика ветхий потолок и межкомнатная кирпичная перегородка по очереди рухнули на Прокуцева.

Семёна Аркадьевича отбежал за ворота в чугунной ограде. Наружные стены дома полицмейстера сложились с ужасным грохотом и образовали конусную груду из кирпича, досок и гнутых листов ржавого кровельного железа. Густое облако красновато-белой пыли поднялось и медленно осело на асфальт переулка, на Семёна Аркадьевича. Разрушение дома отчётливо напомнило ему, как подростком, играя с Иваном Бабуловым в прятки, в одной из выселенных комнат он обнаружил в расщелине стены тетрадь с рисунками трав, строчки из непонятных слов и формулами. Потом он с Иваном Бабуловым свернули из страниц тетради самолётики и запустили их с крыши выселенного дома. На одном из бумажных крыльев была крупная карандашная надпись: Иван Кезефировъ. 1917 год.

Мужской возглас отчаянья: – Опоздали! – вернул Семёна Аркадьевича в реальность.

– Папа, ты в порядке? На тебе лица нет! – Полина подбежала и приобняла отца за плечи, не обращая внимание, что его тёмно-синяя спецовка в красноватой пыли.

– Я в порядке, – отозвался Семён Аркадьевич и не упомянул о гибели Прокуцева, которой был доволен. В шахте порой погибали под завалами породы шахтёры, и их быстро забывали жители городка.

– Всё равно я буду искать дневник своего родственника. Я разберу кирпичи. Мне в Москве без состава травяного сбора от цирроза печени не заработать денег, – твёрдо сказал Владимир Кезефиров. В хранилище музея он с помощью Полины переоделся в робу шахтёра и тяжелые кожаные ботинки.

– Вова, я помогу тебе, – пообещала Полина и добавила: – Только пойдём – я переоденусь… Папа, ты с нами?

– Идите. Я ещё здесь постою, повспоминаю. В этом доме родилась твоя мать, Полинушка, – ответил печально Семён Аркадьевич.

Грустным взглядом Полина попрощалась с отцом и быстро зашагала с Владимиром Кезефировом к своему домику.

Когда Семён Аркадьевич пришёл домой и заглянул украдкой в комнату дочери, увидел край кровати, торчавшие из-под одеяла четыре ноги и пошёл в теплицу. Там до темноты он подрезал, подвязывал, поливал: помидоры, огурцы, перцы.

Владимир Кезефиров и Полина отложили поиск дневника до утра.

6

Едва утренняя заря ослабила черноту неба, Владимир Кезефиров и Полина запасным выходом, через гараж, покинули дом и пришли по переулку на развалины дома полицмейстера. Утро выдалось прохладным и туманным. На Кезефирове была спецовка шахтёра, на Полине старенький спортивный костюм. Руки обоих защищали рабочие перчатки.

Чуть позже из дома вышел Семён Аркадьевич и направился к входу на кладбище, где вчера оставил метлу и мешок с мусором. На груде обломков от дома полицмейстера, он заметил в тумане сгорбленную тёмную фигуру, которая отбрасывала кирпичи, и они сухо и звонко стучали.

«Неужели Андрюха выбрался из-под завала?!», – оторопел Семён Аркадьевич.

– Папа?! – появившись рядом тёмной фигурой, крикнула Полина и отшвырнула кирпич далеко в сторону.

– Доброе утро, Семён Аркадьевич! – подал голос Владимир Кезефиров и, осторожно ступая по кирпичам, приблизился к старику. – Посмотрите, что я нашёл.

– Нет, это я нашла, – радостно оспорила Полина и подошла к отцу. – Доброе утро, папа.

– Мы вместе нашли, – поправился Владимир Кезефиров, достал из кармана шахтёрских брюк жёлтый кружок и пояснил: – Золотая монета 1907 года. 5 рублей.

– По-моему она дорогая, – повторила Полина слова, сказанные в первые мгновения находки. – Мне в музей приносили разные монеты. Я смотрела в Интернете их стоимость, и, по-моему, видела такую монету на каком-то онлайн аукционе.

– Так пойдёмте проверим, – предложил Семён Аркадьевич, тревожась, что дочка и доктор отковыряют в развалинах труп Прокуцева. – Да, и позавтракаем за одно.

Владимир Кезефиров и Полина двинулись за Семёном Аркадьевичем по переулку к дому.

Пока молодые мылись в душе, Семён Аркадьевич принёс из холодильника в гараже куриных яиц, из теплицы помидоров, огурцов и всякой зелени. Потом он пошёл в душ, а Полина приготовила яичницу, салат из помидоров и огурцов, а на газовой плите сварила кофе в турке.

Тем временем Владимир Кезефиров, сидя в столовой на диванчике, вышел в Интернет на смартфоне и убедился, что золотая монета стоит больше нескольких миллионов рублей. Затем он послал описание монеты антиквару, с которым познакомился, когда того с почечной коликой привезли в приёмное отделение больницы.

Обо всём этом Владимир Кезефиров рассказал Полине и Семёну Аркадьевичу во время завтрака.

– Вова, милый, не забывай, что половина денег моя, – весело сказала Полина, отодвинула пустую тарелку и разлила тёплый кофе из турки в три чашки.

– Давайте, сдадим монету в полицию и получим премию, – предложил Семён Аркадьевич и кусочком чёрного хлеба вытер со дна тарелки масло, оставшееся от салата.

– Папа, не смеши меня, – фыркнув, сказала Полина. – сейчас здравомыслящие люди, нашедшие клад, не связываются с государством. Был у меня знакомый дайвер, так он за найденный в море горшок с монетами, отгрохал себе в Подмосковье коттедж с бомбоубежищем.

Раздалась трель смартфона. Кезефиров достал аппарат из заднего кармана брюк и включил громкую связь.

– Здравствуйте, Владимир. Я получил ваше сообщение, – раздался по столовой мужской голос. – Если монета реально подлинная, я прилично за неё заплачу.

– Сколько? – поинтересовался Владимир Кезефиров.

– Это беспредметный разговор. Я должен убедиться в подлинности монеты. Привозите монету по адресу…

– Не получится. Я с такой дорогой вещью никуда не поеду. Если монета вас заинтересовала, приезжайте вы ко мне, – Владимир Кезефиров назвал городок, домашний адрес Семёна Аркадьевича и добавил непререкаемым тоном, с которым обращался в приёмном отделении больницы с капризными больными: – Если откажитесь – я позвоню другому антиквару. В Интернете их полно.

– Я вам перезвоню, – пообещал антиквар.

– До свидания, – попрощался Владимир Кезефиров и отключил связь.

– Вдруг, действительно, она фальшивая? – предположил Семён Аркадьевич, осторожно взял с блюдечка и внимательно осмотрел монету со всех сторон.

– Завтра будет ясно, – сказал Владимир Кезефаров и выпил кофе в чашке. – Семён Аркадьевич, спрячьте монету, а мы Полиной погуляем по городу. У меня ночью возникло желание пожить в вашем городке. Ведь лучше быть быком в маленьком стаде, чем одной из коров в стаде большом.

– Правильно, – обрадовался Семён Аркадьевич. Как дочь ласково смотрела на доктора, как доктор отвечал ей влюблёнными взглядами, вселили в него надежду – молодые люди нашли друг друга и заживут счастливо вместе.

7

Прозрачные мелкие облака не скрывали солнце. Полина Иванова и Владимир Кезефиров подошли по теневой стороне улицы к одноэтажному кирпичному дому в три окна.

– Здесь живёт Агафья Линкина. Это её внучка принесла в музей дневник, – сообщила Полина и добавила: – Вот и она легка на помине. Зоя, здравствуй!

Плотного телосложения девочка-подросток спустилась с крылечка и подошла к гостям.

– Как здоровье бабушки? – поинтересовалась Полина.

– Вроде ещё дышит, – равнодушно ответила Зоя. Все мысли её занял высокий, приятный лицом и умными серыми глазами спутник учительницы. Она почему-то решила, что часто видела его во сне.

– Разреши, милая Зоя, мне осмотреть твою бабушку, – попросил Владимир Кезефиров. – Я – врач.

– Да, да, пойдемте, – пригласила Зоя и провела гостей дом.

В комнате, пахнущей щами из кислой капусты, полная старуха с редкими седыми волосами сидела в кресле. Полуоткрытые глаза её пристально смотрели на коврик на полу.

Владимир Кезефиров нащупал у старухи неровный угасающий пульс, грустным взглядом окинул комнату и распорядился:

– Зоя, вызови скорую.

– В больницу я не поеду, – уронив голову на грудь, прошептала старуха, пуская слюни. – Я умру здесь. Здесь умерли мой отец, мать, муж и старший брат. Оставьте, оставьте меня.

– Есть в доме какие-нибудь лекарства? – спросил Владимир Кезефиров и посмотрел на Зою.

– Нет, никаких лекарств, – ответила старуха. – Уходите! Не мешайте мне умирать!

– Пойдём, Вова, – призвала Полина, раскусив во взгляде Зои желание отдаться Кезефирову.

– До свидания, – попрощался Владимир Кезефиров, шепнул на ухо Зои: «Вызови скорую», – и за Полиной вышел на улицу.

– Доктор! Вернитесь! У меня часто болит голова и живот! Помогите мне, доктор! – прокричала Зоя.

– Жри меньше! – ответила Полина, взяла Кезефирова под руку и провела к речной лагуне, где в школьные годы купалась нагишом, отвлекая пастуха от стада коров на противоположном берегу.

8

После купания в реке голышом и секса в прибрежной безлюдной березовой роще Владимир Кезефиров и Полина Иванова вернулись пешком в городок. На одной из улиц, возле кирпичного одноэтажного дома с белыми оконными откосами, мужчина средних лет прокричал:

– Полина, привет! Я к тебе в музей топаю!

– Что случилось, Федя? – недовольно спросила Полина. Встреча с бывшим одноклассником Фёдором Сеновым помешала ей слушать рассказ Кезефирова о своём детстве, о своих родителях.

– Я с Феней сегодня вечером уезжаю в санаторий; у меня к тебе, Полина, просьба: возьми иконы в музей на сохранение. Иконы восемнадцатого века. Намоленные, – произнёс торопливо Сенов и вручил Полине полиэтиленовый пакет с тремя иконами.

Полина непроизвольно прижалась щекой к плечу Владимира Кезефирова. Фёдор Сенов понял, что видит влюблённых друг в друга мужчину и женщину, протараторил:

– Передай, привет Семёну Аркадьевичу. Я привезу ему с юга абрикосов, – и убежал в свой дом, в окне которого появилась длинноволосая блондинка.

– В музей не пойдём, – проронила Полина. – Я немножко устала. Да, и папа, наверняка, уже приготовил обед и ждёт нас. Он у меня вегетарианец. Как мама погибла, он перестал есть мясо в любом виде.

– Тяжёлые, – взяв у Полины пакет с иконами, отметил Владимир Кезефиров и пошёл с ней к её дому.

Полина не ошиблась. Когда она с Кезефировым вошла в столовую, Семён Аркадьевич расставлял тарелки из комода на стол, где уже находилась супница со свежесваренным свекольником.

– Мне нравится вегетарианская еда, – после нескольких ложек супа, сказал Владимир Кезефиров.

– Приятно слышать! – воскликнул Семён Аркадьевич. – Вегетарианство делает человека добрым и физически выносливым.

– Но, я как врач, – продолжил Владимир Кезефиров, – за разнообразие и умеренность в пище. Без употребления мяса организм человека испытывает дефицит железа и витамина…

– Извини, доктор, – не сдержался Семён Аркадьевич. – Ты можешь говорить что угодно, но я сужу по себе. В свои почти семьдесят лет я здоров, как бык. Кстати, бык – вегетарианец,

– Перестаньте, мужчины. Любая еда полезна, если она правильно приготовлена, – подала голос Полина. Она уже много раз слышала от отца о пользе ежедневного поедания моркови, томатов и прочих даров огорода.

Владимир Кезефиров достал из кармана пиджака зазвонивший смартфон и прочитал вслух сообщение:

– Выезжаю ночью. Буду по указанному адресу завтра утром.

– Неужто это антиквар? – спросил Семён Аркадьевич.

– Да, – подтвердил Владимир Кезефиров.

– Вот здорово, – обрадовалась Полина и развила мечту Кезефирова, которую узнала от него, гуляя по улицам городка. – Продадим монету, арендуем помещение давно закрывшегося фотоателье для твоего медицинского кабинета. Напечатаем в местной газете рекламу про тебя, про терапевта из Москвы. В нашей поликлинике только один терапевт, да и тот часто болеет.

– Не будем делить шкуру неубитого медведя, – проронил Владимир Казефиров, хотя его тянуло помечтать вслух о своём будущем, в котором появятся солидные деньги.

– Давайте, выпьем за светлое будущее по чашечки кофе, – предложила Полина, прошла на кухню и поставила на газовую плиту воду в турке.

– Доктор, у тебя с моей Полинушкой серьёзно? – спросил Семён Аркадьевич.

– Серьёзно, – ответил Владимир Кезефиров. – Мы не только нравимся друг другу, но у нас общий проект – найти дневник моего родственника. Мы обязательно его найдём. Потом я буду лечить тела людей, а Полинушшка будет учить школьников, а по выходным читать лекции в музее.

Семён Аркадьевич положил ложку в свою пустую тарелку, внимательно посмотрел в спокойные серые глаза Кезефирова и сказал:

– Так, так, так, так… Меня вы забыли? Я для вас отвал породы?

– Конечно, нет, папа, – войдя в столовую, заверила Полина и перенесла три чашки кофе с подноса на стол. – Ты прожил в городке всю жизнь и много знаешь о нём. Это бесценная информация для книги об истории нашего городка.

Владимир Кезефиров понюхал едва заметный пар над чашкой и удовлетворенно хмыкнул.

– Для книги об истории городка?! – удивился Семён Аркадьевич. Он никогда не думал стать писателем.

– Да, – подтвердила Полина. – Фотографии из музея и из архива шахтоуправления будут иллюстрировать твои воспоминания.

– Мне эта затея нравится, – обрадовался Семён Аркадьевич, украдкой смахнул со щеки слезинку и ушёл в гараж.

Там до позднего вечера он ремонтировал электропроводку «Жигулей», которые получил за рекорд добычи угля за смену. «Жигули» были ему дороги, как свидетели поездок с женой и дочерью в разные концы России.

После кофе Владимир Кезефиров ушёл с Полиной расчищать развалины дома полицмейстера. Вернулись они домой в сумерках, вернулись без дневника земского врача, но довольные, что были вместе, что никто не мешал им целоваться мечтать об общем будущем.

9

Хмурым утром к дому Семёна Аркадьевича Иванова подъехал и коротко посигналил чёрный автомобиль. Из его задней двери появился пожилой мужчина в сером костюме и прошёл в дом, покачивая портфелем в руке.

– Здравствуйте, – приветствовал гостя Владимир Кезефиров в шахтерской робе, в которой собирался после продажи монеты идти на развалины дома полицмейстера. – Вы за монетой? Присаживайтесь.

– Спасибо, я достаточно насиделся в машине, – ответил антиквар.

– Чай? Кофе? – подключилась к разговору Полина в старом спортивном костюме.

– Спасибо, я отлично позавтракал в придорожном кафе, – отказался антиквар. – Не будем терять время. Покажите монету.

Владимир Кезефиров открыл дверцу буфета, вытряхнул из рюмки на ладонь монету. Антиквар достал из портфеля компактные электронные весы, надел очки с линзами, белые перчатки и, завладев монетой, сказал:

– На аверсе портрет Николая второго и надпись Б М – Божьей Милостью – император и самодержец все Росс. По краю ребристый узор… Очень хорошо… Правда, есть царапинка… Прошу вас, позвать моего водителя. Скажите ему: Вася иди к нам. Это условная фраза. После неё он принесёт деньги.

Владимир Кезефиров приоткрыл окно и крикнул:

– Вася, иди к нам!

Широкоплечий плосколицый водитель медленно вылез из салона.

Антиквар повернулся спиной к Полине, опустил монету в нагрудный карман пиджака, отработанным стремительным движением перевернул весы. На чаше весов оказался близнец умыкнутой монеты.

Водитель вошёл в гостиную и, бухая каблуками туфель по половым доскам, приблизился к столу.

– Стоп! – испуганно воскликнул антиквар. – Вес вашей монеты не совпадает с весом оригинала!

– Как?! – поразился Владимир Кезефиров.

– Не может быть! – выпалила Полина.

– Настоящий пятирублёвик весит четыре целых и тридесятых грамма! А этот три целых и девять десятых! – вскричал антиквар. – Можете проверить по каталогу.

– Я смотрел в Интернете каталог, – объявил Владимир Кезефиров и злобно посмотрел в равнодушные глаза антиквара. – Вы просто сбиваете цену.

– Ваша монета – подделка! Я за неё не дам и рубля!

– Ваши весы испорчены, – твёрдо повторил Владимир Кезефиров, не желая потерять мечту о врачебной практике в городке, где встретил желанную женщину.

– Я не куплю вашу монету, – уверенно сказал антиквар и положил монету с весов на ладонь Полины. – Можете показать её другому покупателю. Результат будет тот же.

Полина зажала монету в кулаке. Чёрные широко открытые глаза её заблестели от слёз – разрушилась мечта ее о жизни без денежных проблем.

– Прощайте, – антиквар впереди водителя вышел на улицу и уселся на заднее сиденье автомобиля.

Владимир Кезефанов и Полина вышли на крыльцо. Лица их были обескураженными, а настроение паршивым.

– Скажите спасибо, что я не взял с вас компенсацию за потерю времени и потраченный бензин! – крикнул антиквар в открытое окошко дверцы, и автомобиль умчался по улице в сторону реки.

– Ты расстроился? – спросила Полина.

– Да, – ответил Владимир Кезефиров. – А ты?

– Немножко, – призналась Полина.

– Что вы такие грустные? – подойдя к крыльцу, поинтересовался Семён Аркадьевич. Он вернулся от развалин дома полицмейстера и был доволен, что добавил много кирпичей над местом гибели Прокуцева.

– Монета оказалась поддельной, – слезливым голосом сообщила Полина.

– Я проголодался, – сказал Семён Аркадьевич и вошёл в дом. После смерти жены он легко относился к потерям вещей и к несбывшимся надеждам.

Довольный своей аферой с монетой антиквар тоже почувствовал голод и сказал водителю строго:

– Вася, останови у кафе на заправке. Там вкусный кофе и круассаны недурственные.

Автомобиль антиквара выехал из городка и остановил на мосту через реку.

– Что случилось? – поинтересовался антиквар, увидел пистолет с глушителем в руке водителя и оцепенел. Леденящий животный страх уничтожил его радость от обладания редчайшей золотой монеты.

Водитель выстрелил. Он знал о трюке антиквара с компактными электронными весами. От пули в сердце антиквар умер быстро. Водитель подождал пока рейсовый автобус проедет по мосту, вытащил монету из кармана пиджака антиквара, а тело его скинул в реку. Портфель с весами и с пачками денег остался на заднем сидении. Через сутки водитель, над настоящим именем Юсуф, пил чай с братом в бедной сакле и планировал свадьбу с дочерью директора процветающей туристической фирмы.

Тело антиквара нашли через двое суток, за сотню километров от места его полёта с моста в реку.

10

Семён Аркадьевич позавтракал морковными котлетами, встал из-за стола, подошёл к окну, осмотрел взятую у дочери монету и заявил:

– Эта не та монета, которую вы нашли! На этой римская цифра два нечёткая, расплывчатая! Это подмена!

– Не верю! – вскочив со стула, воскликнула Полина. – Покупатель выглядел солидным и уверенным. Вова и я были рядом с ним.

Владимир Кезефиров кивнул, хотя вспомнил, что отвлёкся от монеты, когда приоткрывал окно и звал водителя.

– Сейчас разберёмся, – обнадёжил он и позвонил антиквару.

Полина и Семён Аркадьевич с напряженными лицами присели к столу.

– Абонент не доступен, – Владимир Кезефиров повторил вслух услышанное от женского голоса в смартфоне.

– Я так и подумала, – огорчилась Полина.

– Не жили богато, незачем было начинать, – резюмировал Семён Аркадьевич. Недавно деньги его похитил с банковского вклада мошенник, назвавшийся по телефону сотрудником полиции.

– Какая же всё-таки антиквар сволочь! – озлобилась Полина. – Такие наши замечательные планы разрушил, подлец!

Владимир Кезефиров опять набрал на смартфоне номер антиквара. Результат был тот же.

– Встретила бы сейчас, убила бы, не глядя, – проскрежетала Полина не своим, низким голосом и стукнула кулачком по столешнице.

– Я его найду, – пообещал Владимир Кезефиров и пояснил: – В больнице, где я работал, ему удаляли камень из почки. Так что его адрес в больнице имеется.

«Нет денег. Нет дневника земского врача. Доктор укатит в Москву. Я умру. Полина останется одна. Не допущу», – заволновался Семён Аркадьевич, зажмурился, качнулся на стуле и грохнулся на пол.

– Папа! – испугалась Полина и бросилась к отцу. – Папа!

– Вызывай скорую, – вложив смартфон в трясущуюся ладонь Полины, потребовал Владимир Кезефиров и пощупал пульс старика. Пульс был ровный и наполненный.

– Не надо скорой, – твёрдо сказал Семён Аркадьевич и открыл глаза. Он был доволен результатом спонтанно придуманного и исполненного розыгрыша.

– Папа, папа, – не успокаиваясь, затвердила Полина и вместе с Владимиром помогла отцу подняться на ноги.

– Со мной иногда такое бывает. Ничего страшного. Мне надо подышать свежим воздухом, – поцеловав дочь в щёку, сказал Семён Аркадьевич, а Кезефирова поблагодарил тёплым взглядом.

– Папа, я боюсь за тебя. Я пойду с тобой, – заявила Полина.

– И я с вами, – сказал Владимир Кезефиров.

– Спасибо, дети мои, – проронил Семён Аркадьевич, смахнул со щеки слезинку, а потом за дочкой, но впереди Кезефирова, вышел из дома и медленно направился по Гороховому переулку к кладбищу, к могиле своей жены.

Проходя мимо приоткрытых ворот в чугунной ограде, он решил возвращать, никому не говоря, разбросанные Кезефировым и Полинушкой кирпичи обратно на развалины дома полицмейстера, – и будь что будет.

.