Читать онлайн
"Старосветский тиран"

Старосветский тиран

1 глава

Холодным летним утром на улицы столицы выходит прогуляться король Неизвестной Страны. Наречен король прелестно – Вельзевул, а по отцу он, стало быть, Андреевич. С ним идут два стража – друзья его и приятели; но особой нужды в стражниках нет, те защищают короля лишь от скуки. Идет Вельзевул Андреевич по улицам славной своей столицы, глядит по сторонам, на народ; а столица маленькая, крохотная, в ней пятьдесят тысяч человек не уживутся, попросту не влезут. Зовется столица просто: Старый Свет.

И вот идет по ней – столице – наш славный Вельзевул. Глядит король вокруг, – а вышел он на мост, – кругом торговцы продают добро; и тут, и там товары льются. Подходит и король со стражей и видит очередь, но очередь в разбег. Лишь молодой воин, что глух на ухо (рана тяжкая!), не слышит короля и продолжает спор с торговцем. Торговец – зажался, забился, он страшится молодого офицера, а короля еще не видит. Но дерзок у торговца нрав, он уперт и упрям, он ни в какую (хоть боится!) не уступит ни монеты.

– Прошу тебя, славный офицер, сжалься, помилуй! Детей кормить, моя жена так стара или так молода – не знаю, что тебе жалобней – прошу, купи палаш по моей цене! – говорит торговец и дрожит.

– Ох, не могу я, не могу; моя жена уж точно молода, нужны ей серьги и бусы, и много другого разного добра! Куда я ей подарков накуплю, как все потрачу на палаш? – отвечает офицер, близко наклонив ухо к торговцу – иначе ему не услышать.

– Но офицер! Тебе жалованье все окупит, все позволит! Ты ведь богач почти, уж знаю, сколько платят вам! Не стоит, я прошу, карман мой тощий разорять.

– Скупец! – офицер отринул ухом от торговца.

– О нет, не скуп я – бережлив! – торговец защищается.

– Да что ты за наглец! Тебе кузнец продал клинок сей за бесценок, а ты его – втридорога! А если я сейчас же к кузнецу пойду, чтоб напрямик купить?

– О сжалься, офицер!

– И не подумал бы, если бы времени у меня было больше. Но не хочу я спорить, на, возьми, – протягивает деньги, – давай палаш! Тебя запомню я, и хоть бесчестный ты, торговец, к тебе вернусь – больно кромка хороша у моего нового оружия.

– Благодетель! Велик ты, благодетель! Спас детей моих и жену, обеих, и молодую и старую! Благодетель!

Торговец с офицером прощаются, как вдруг замечают Вельзевула, что смотрит на них, ухмыляясь.

– О славный мой король! Я задержал тебя – прости, дурак я, к тому же глуховат. Нельзя мне перед тобой стоять, нельзя стоять на твоем пути, о сжалься, не казни меня!

– Куда казнить тебя, за что? Ведь в очереди ты первый стоял, чудак, – отвечает король, – а я лишь так, металл смотрю, и не думал ничего покупать.

– Слава королю, слава милосердному! – отвечает толпа покупателей.

– Пойдем скорее, стража, я на металл насмотрелся, – король и двое стражников уходят.

Идут путник дальше по широкой улице.

– А отчего, друзья, так улица пространна и огромна, широка, как ус китовый, а я так тощ и узок, словно тараканий ус? Неспроста ли улица таких, как я, бы тысячу вместила? Отвечайте, что на уме у вас, – говорит король.

– Не можем знать, о наш король! Ведь сам ты приказал построить улицу в таком размахе. А ныне жалуешься, будто это на погибель сделал?

– Ах, сам! Да позабыл я, стар уже – сорок четыре года. Да мои плечи, как рога лося, сутулы, кривы. Оборотиться не могу назад я в своей памяти – не вижу из-за них, торчат те за спиной.

– Не стоит, король, бранить себя. Велик ты, хоть сутулый!

– Да знаю я уж сам. Пойдем скорее в книжную лавку! Ныне скучно мне чего-то, быть может, книгой я себя развлеку.

Путники направляются дальше, проходят широкий мост с торговыми палатками, а далее – небольшой сад с беседками. Перед садом стоят дома о двух этажах. Король без всякого труда узнает знакомый домик, где он с детства покупал книги.

– Здравствуй, торговец, я к тебе снова пожаловал! – говорит король, заходя в лавку.

– Король тот славен больше всех, что больше к знаниям стремится. – Отвечает торговец. – Но я хочу предостеречь тебя, король: знания пусты – без понимания. Ты проживи сперва жизнь богато, я разумею опыт под богатством, ума ты наберись в бою и в деле, а потом читай ты книги, чтобы не гнил твой разум от их безумья.

– Да, знаю я. Ведь сам я приказал тебе все это говорить. Ну, покажи, что нового на твоих полках.

– Нового великое столпотворение. Все то, что старое и забытое – суть новое, лишь вспоминать не стоит. Вот, к примеру, хорошая книга: плаванье Синдбада-морехода. Рассказ о глупом купчике, который, пережив катастрофу и обретя довольно много счастья, продавал все вдруг и плыл куда-то. Плыл и знал, вероятно, что вновь чуть не умрет. А в конце каждого плаванья – словно волшебство, но в то не верю – опять купец становился богат и счастлив. Но полон был купец страсти. Не сиделось ему, видно, на месте: купцу пришлось, не утонув едва, на далеком острове жить в одиночестве; потом были другие острова, огромные птицы, змеи и горы; много чего еще – даже заживо был похоронен в чужой земле, но выбраться сумел. Укорял себя купец, говорил себе, что каждый новый случай хуже бывшего с ним раньше. Но ничего! Он словно наркоман и пропойца жалел о выпитой бутылке, но сейчас тянулся к новой.

– Красноречивый, книжник, ты, беру! Давай сюда Синдбада, забери деньги. Хотя и кажется мне, что я читал Синдбада девять раз, но не хочу пропустить десятый. Как можно подумать о пропусках таких? Нет, не хочу я больше, – король машет руками на книжника, который предлагает другие книги, – мне хватит одной. Я снова приду через пару дней, тогда книги мне готовь. Люблю тебя я, книжник. Хотя не знаю даже имени твоего, но люблю. Вернусь я через пару дней, жди.

Король со стражами уходит. Возвращаются к беседкам, садятся в одну из них, и Вельзевул начинает читать из середины:

«Услышав слова царя, я застыдился, и промолчал, и не дал ответа от великого смущения; и царь спросил меня: «Почему ты мне не отвечаешь, о дитя мое?» – «О господин, – отвечал я, – приказание принадлежит тебе, о царь времени!»

И царь в тот же час и минуту послал привести судью и свидетелей и тотчас женил меня на женщине, благородной саном и высокой родом с большими деньгами и богатствами, великой по происхождению, редкостно красивой и прекрасной, владелице поместий, имуществ и имений. А потом он дал мне большой прекрасный отдельный дом, и подарил мне слуг и челядь, и установил мне жалование и выдачи; и стал я жить в великом покое, веселье и радости и забыл о всех тяготах, затруднениях и бедах, которые мне достались. «Когда я поеду в свою страну, то возьму жену с собой, – подумал я. – Все, что суждено человеку, непременно стучится, и никто не знает, что с ним произойдёт».

– Это точно славный царь, небом обречен на царствие; но в том человеке, который смог такие почести заслужить, являясь даже чужестранцем, славы еще больше! Велик и странен белый свет! – произносит король.

– О мой славный король! – подбегает знатный вельможа. – Беда, беда, кругом беда!

– Да что случилось, дуралей? Отвечай мне скорее, – король хмурится и отвлекается от книги.

– Помнишь ли о наших злобных соседях? – спрашивает вельможа.

– Я помню, нельзя забыть. Во сне мне не удастся забыть о четырех проклятых коршунах, что кружат надо мной, будто я мертв.

– Так слушай, мой король: взбалмошный и упрямый правитель Большой Известной Страны прислал нам ультиматум! Нечестный злодей! Жестокий лицемер! – надрывается вельможа.

– Как, ультиматум? Мне? За что же, чем же я – еще не труп – так приглянулся желудку коршуна? Давай сюда его – проклятый ультиматум!

– Держи, король, но не гневайся на жалкого посланца – не желал я тебе вреда, лишь послание принес, – знатный вельможа затихает, король не слушает его, а читает ультиматум. Лицо монарха зеленеет, синеет, белеет и, наконец, краснеет, как и должно. Стражники и вельможа удивляются, глядя на королевское лицо.

– Отчего, король, лицо твое позеленело? – спрашивает стражник.

– А оттого, мой стражник, что грозятся запретить наш культ!

– Отчего, король, лицо твое страшно посинело? – спрашивает другой стражник.

– А оттого, мой стражник, что грозятся разорить мой дом!

– Но отчего, в конце концов, лицо твое стало белее снега? – спросил вельможа.

– А оттого, дуреха, что грозятся заменить все мои законы! А красен я, как бант того злодея, что он меня и вас, вельмож, и вас, стражи, призывает отправляться в далекие места, цитата – «н***й».

– О нечестивец! – кричат стражники.

– О подлец! – кричит вельможа.

– Скажите мне, вы, трое, не милосердны ли мои законы? – спрашивает король.

– Милосердны, о король!

– Разве не сильны мои войска?

– Сильны, о славный!

– Разве не доволен мой народ?

– Доволен, славный Вельзевул!

– Не умен он разве? И не сыт ли? Не богат? Где мой народ, пусть отвечает.

– Приведите народ, скорее! – кричат стражники.

В беседку входит народ:

– Я народ.

– Ты народ? – спрашивает король.

– Я народ, – повторяет народ.

– Отвечай же, ты богат? – спрашивает король.

– Я богат, – отвечает народ.

– Сыт ли?

– Я сыт.

– Умен ли?

– Куда ума мне больше.

– Так зачем соседним славным странам так низко порицать меня? За что я получил упреки? Чем я заслужил? – спрашивает король и кручинится.

– А тем, что много ль, мало ль лет назад убил ты своего брата, лишь ради власти и короны. Твой брат был красив и юн, и добр; кроткий нрав имел и имя дивное – Аббадон, как видишь, даже именем твой брат превосходил тебя. Потому ты, не убоявшись братской крови, со стражей сговорился и зарезал его во сне. Но видно, что по нраву ты славному богу огню-Яриле, раз он вручил тебе венец после столь низкого убийства! – так говорил народ.

– Молчи, народ, я слышать не желаю! – кричит король.

– Я молчу, – говорит народ.

– Молчи теперь, однако я услышал, что ты о Яриле молвил. Народ! Ты правильно сказал, Ярило всюду нам помощь, его огонь горит для нас. И для меня. Скажи, народ: кто дал мне власть такую? И от кого корона мне досталась? – спрашивает король.

– От славного твоего отца, короля Андрея! – говорит народ.

– А от кого тот корону получил? – спрашивает король.

– От славного твоего деда, короля Семена!

– Да нет же, – протестует король, – а от кого весь род наш власть имеет?

– От славного бога огня-Ярило! – восторженно кричит народ.

– Вот правду говорят: глас народа, что и божий глас – об одном вещают, – радовался король. – Славный бог-огонь Ярило спустился с солнца жаркого, как только прознал о моем счастье быть королем. Спускался жаркий бог; пламя, пар и дым спускались с ним. Пошпарило и пожгло многих, но вот огонь-Ярило приблизился ко мне. В руках его золотой венец – горящий, раскаленный, красный.

– Известно то, – говорит народ.

– Молчи, народ! – говорит король в ответ.

– Молчу, король.

– Так вот, народ. О чем я? Ах, Ярило! Огонь-Ярило – славный бог, великий и усердный, но больно уж горяч он, аж до боли. Надел он мне венец прекрасный на нагую голову, а голова – гореть. Пламя насилу потушили, венец почти к черепу прирос, но его попозже оторвали. О шрамы, о ожоги, о рубцы – как много вас на моей голове; воистину дорога цена королевской славы. К чему веду я: сам бог огонь-Ярило оказывал мне честь. Что мне до чужестранных правителей, которые и чиха от богов не удостаивались? Что за страна у них! Сегодня ты, а завтра он, через месяц другой ими правит. Стоят, нахохлившись, петухи – гордые, чванливые, агрессивные. Но армия у них, десятки, сотни тысяч! Вот грозы мира нашего, вот адские тираны! Республикой зовутся гордо, а войны продолжают твердо!

– Как прав ты, о король, – говорит народ.

– Иди, народ, я тебя благодарю.

– И тебе не хворать, не тужить, песни петь, в достатке жить, – отвечает народ.

Народ ушел из беседки.

– А мы же, стражники, вельможа, поспешим во дворец. Пора зачинать военный совет, пора узнать, что думают мудрые вельможи. Совет, совет, скорей совет! Недаром мудрый Аквинат (хоть был он не наш, а католик), уверял всех: строй монархии тем лучше, чем больше король спрашивает совета у мудрецов вокруг.

Бегут все ко дворцу, король бежит быстро, хотя хромает на обе ноги. Стражники пытаются помочь ему, но и сами довольно стары и бегут нехорошо. В итоге толстенький вельможа, хоть и сильно запыхался, но бежит впереди всех.

– Совет, совет скорей держать, как отвечать на ультиматум! – кричит один стражник налево.

– Совет, совет скорей держать, как отвечать на ультиматум! – кричит другой стражник направо.

– Совет, совет скорей… кх… кх… – вельможа пытается кричать, но сбивается от одышки и кашляет.

Вчетвером вбегают во дворец. Уже через час в тронном зале собирается совет: в нем пять вельмож (низкие ростом и толстенькие), три генерала (высокие ростом, широкие в плечах), а также королевский сын и наследник Богдан, королевский зять по имени Жозеф (король зовет его Жориком) и две барышни неизвестного роду-племени; все считают, что это любовницы Вельзевула.

Входит король и садится на трон. Совет кричит: «Слава королю Вельзевулу Андреевичу, слава Неизвестной Стране!» Король кивает, все садятся.

– Писарь! Есть здесь писарь? – кричит король.

Все молчат.

– Или секретарь! Слуга! Хоть кто-то! – король не унимается кричать.

– Чего мой славный тесть желает? – робко спрашивает зять.

– Куда ты, Жорик, лезешь? Ты писарь или слуга? Не лезь.

– Я лишь спросил, о славный.

– Что ж, раз ты спросил, могу ответить – я искал слугу, что зачитает нам ультиматум.

– Я могу прочесть, – также робко говорит зять.

– Как, ты умеешь? – удивляется король.

– Конечно, читать – не велика наука. Но читать лишь истину – вот трудность, меры коей нет.

«Как мудр он, – думает монарх, – как хорошо, что он советник мой и друг, и зять».

– Тогда читай, тебя хвалю, – говорит король и дает зятю ультиматум.

Зять прокашлялся, встал рядом с троном и принялся читать:

– «Уважаемый Вельзевул Андреевич, тиран и деспот Неизвестной Страны, обращаюсь лично к Вам, а также ко всем Вашим знатным вельможам и старшим офицерам. Переходя на неформальный язык, хочу испугать вас, хочу, чтобы Вы, тиран и деспот, бежали и прятались, поскольку я решил покарать Вас за преступления. Я – Президент Большой Известной Страны готов побороть Ваши войска, состоящие из одних рабов; готов разорвать скрижали с Вашими законами, которые писаны кровью и кабалят невежественных крестьян, которых Вы от земли не открепили, тиран и деспот; готов сбросить все статуи бога огня-Ярило, который не светит никому, не обжигает и не греет, а только тратит народные деньги на глупый и опасный культ; готов я уничтожить и весь Ваш монарший дом, чтобы памяти о Вас, тиран и деспот, не осталось, все предки Ваши забылись, а потомки Ваши в земле лежали. Я желаю освободить Вашу старую и невежественную страну от бремени и тягот, которые Вы на нее навлекаете одним своим существованием. Я и мой Парламент желаем дать Неизвестной Стране великую свободу: всенародные выборы и сменяемость власти; землю в частную собственность и свободу конкуренции; свободу вероисповедания и совести. Опять же не могу формальным языком высказываться, когда мне приходят мысли о Вашей мерзкой армии, где у солдат нет ни единого права, а офицеры злы и глупы, как дворовые собаки…»

– Стой, стой! – кричит король.

– Что, мой славный тесть? – спросил зять, остановившись.

– Жорик, подумай-ка, что за ересь он вдруг написал? Как можно? Какое низкое и пошлое сравненье! Дрянь и гадость, безвкусица, нелепость! Уважающий себя правитель такого допустить не может, его слова не мусор залежалый, он должен изрекаться помудреней, поострее. А тут – всего-то псина. О, как скучно! Ах!.. – Король закрывает глаза ладонью и тихо плачет несколько минут. Покончив со слезами, он утер глаза платком и говорит: – Продолжай, Жорик.

– «Необходимо выпустить всех преступников из Ваших тюрем, – продолжает Жорик, пропустив все места с оскорблениями, – ведь сидят в них одни невинные. Их места займут все Ваши офицеры и вельможи, которые так ненавистны народу Неизвестной Страны.

Жалеть можно лишь об одном: народ Ваш и без того загнулся, а тут еще война. Освободите Ваш народ от потрясений, а я освобожу Ваш род от смерти. Сдайтесь, сделайте все сами: армию – долой, Ярило – долой, законы – долой. Сделайте так, на то неделя – иначе война». Я прочитал, мой славный тесть.

– О горе нам, о горе! Война, откуда ж деньги мне брать на войну? – тоскует король.

– Послушайте, разве нельзя нам сдаться? Ведь тюрьмы лучше виселиц, – говорит вдруг пятый вельможа.

– Да что за тварь ты! Сейчас тебя в тюрьму, раз там тебе лучше, – кричит король и машет стражникам. Те уводят пятого вельможу из зала, сколько бы он ни брыкался толстенькими ножками.

– Расскажите мне подробнее о Большой Известной Стране, – говорит король. – Кто о ней знает?

– Все очень просто, мой король, – говорит второй вельможа. – Мы знаем, что это большая страна, и там много разных военных технологий. Правят Большой Страной по полгода люди, которые избираются народом. Армия, страсть просто, поставь всех в ряд – всю землю опоясают, да дважды. Больше ничего я не знаю и считаю, что знать не нужно. – Говорит второй вельможа и садится довольный своим знанием и выступлением.

– Вот горе на наш дом! Вот страсти! Что нам делать, генералы? Я жду ответа, – горюет король.

– Истинно, о славный, горе, – говорит первый генерал. – Натиск нам не сдержать, если Известная Страна сейчас нападет. Сил наших мало на границе, но мы лишь отойдем немного вглубь – лишь сотню верст, а там уж встанем крепко и дадим отпор. Станем держаться, сколько нужно, хоть месяц или два, на третий все деньги кончатся, а на четвертый будем голодать – войско в сорок тысяч кормить мы дольше не можем.

– Но у Большой Известной Страны, как я слышал, солдат не менее полумиллиона! Пропали мы! О бедный мой народ, за что ему все беды! – горюет король.

– За брата твоего, – отвечает народ.

– Молчи, народ! – цыкает на него король.

– А я молчу.

– Нет, не молчи, ответь мне. Поддержишь ли меня еще два месяца? Расправишься ли с подлым вероломством моего соседа, что и в бок и в спину метит мне свой кинжал? Отвечай, народ, останешься ли верным?

– Останусь, Вельзевул, куда мне без тебя. Умрем – так вместе, – отвечает народ.

– Вот, мой народ! Теперь я вижу, не одинок я в целом мире. Народ со мной, огонь-Ярило слепит жаром, мои войска стоят три месяца. Мы победим! Ну а пока пора послов послать в чужие страны. Что нам поделать, нужна подмога. Согласны, мой совет?

– Согласны! – кричат вельможи, генералы, зять и две девицы. Наследник зачитался купленным отцом рассказом о Синдбаде и не слышит.

– Вот чудо, верно Аквинат сказал: монарх тот лучше, что совет с людьми держать умеет. Сократ! Иван! Козьма! – зовет король. – Явитесь поскорее.

Сократ, Иван и Козьма являются. Это мужички тридцати лет, при бородах. Бороды: рыжая, черная и русая.

– Мои верные послы! Я ждал вас. – Король радуется.

– Как, разве мы послы? Не может быть, о наш король, мы не послы, ты вдруг ошибся! – кричат втроем в один голос.

– Я лишь сегодня с поля, от сохи ушел, – говорит Сократ.

– А я был мельником с утра, – говорит Иван.

– Про меня и речи нет, как был я, так и есть – я лекарь, – говорит Козьма.

– Что мне до ваших будничных дел! Мы славная страна – Неизвестная Страна! Мне не нужны глупцы, что просидели за партой и могут изрекаться по мудрому лукаво, да знают изречения ученых лиц. Идите вы в чужие страны, говорите, как привыкли, просто и понятно, чтоб соседушки мои, други мои старые, услышали все так, будто бы я лично им сказал. Идите! – приказал король.

Сократ, Иван и Козьма вышли, кланяясь: «Слава тебе, о король, о Вельзевул Андреевич!»

– Как я поступил, народ? – спрашивает король.

– Правильно, о король, правильно, – отвечал народ.

– И что, народ, за глупость написал мне Президент? Разве есть у нас тюрьма с невинными? Клянусь я богом, клянусь Ярилою-огнем, и в их стране за кражу кара, и в их стране казнят за буйство, бунты и убийства. Я прав, народ?

– Ты прав, король.

– И дальше: я разве кого казнил? Клянусь я богом, клянусь огнем-Ярилой, что принимал всегда прошения о милости и снисхождении. Я жизни сохранял даже яростным убийцам! Скажи, народ, а что же Президент?

– Президент – славный убийца; что ни бунт – то расстрел, на петицию – тюрьма, несогласных – в лагерь; там казнь убийц есть дело плевое, лишь ты убил – затем тебя.

– Да что за страсти ты говоришь, народ? Верить не могу! – кричит король в волнениях.

– Не верь или верь – то дело не мое; а все же врать тебе не стану.

– Ты благ, народ, поверю я!

– Ты молодец, король наш славный. Спроси еще, что на душе лежит.

– Да что еще спросить? А, вот! Мы маленькая страна; хоть не бедны мы, но нет у нас ни самолетов, ни ракет; патронов очень мало. Зачем же нас порабощать войной?

– А то тебе, король наш славный, хорошенько нужно знать. Большая хищная Страна желает мир весь переделать, так чтоб равны все были: что царь, то и холоп; что муж, то и жена; что ты, что чужестранец. Мы все равны, так должно быть, так они думают.

– О гадость, о несправедливость! Какой же вой поднимут миллионы, коль каждого лишить земной короны?

– Тот вой не слышим, он тихий: молчи, налог плати; еще военный набор разоряет семьи – ведь служат там не по желанию, не за золото. Пришли, поймали, отвели – и ты служишь!

– О ужас, о земные страсти! – король чуть не забирается на трон с ногами. – Но как такое боги сносят? Скажи, народ, откуда столько силы?

– Не только лишь равны все – одинаковы. Им всем прилично думать, как их власти, чтоб мощным кулаком разрывать цепи их соседей. Вот нас теперь порвать хотят, хотя цепей я на себе не вижу, – народ оглядывает свое тело, разводит могучими руками и свободно скачет на сильных ногах.

– О, знаю я, народ, ты сильный. Есть сила в мышцах и сила духа. Куда, однако, мышце против ракеты? Я боюсь за тебя.

– Не бойся, мой король, народ твой крепок, – начинает говорить второй вельможа. – На помощь ты себе, на помощь ты народу послов послал; они нам приведут огромное войско, которое сметет врага.

– Вперед, на бой! И умирать не сметь – даю такой приказ, – король вдруг вскакивает с трона и принимает грозный вид. И все встают за ним.

Вдруг двери зала распахнулись, и внутрь вошел еще один посол – это тот самый человек, который утром привез из Большой Известной Страны ультиматум. Этот посол вошел беззаботно и небрежно, даже с капелькой пренебрежение на лице. Но вдруг он видит – король кричит и стоит воинственно! Посол Большой Страны так был удивлен и испуган, что у него даже непрожеванное мясо изо рта выпало.

– Как? Неужели? О король, неужели вы согласны на войну?

– Я согласен! Подать мой длинный меч! Я разрублю врага! – меч еще не принесли, но король уже демонстрирует, как бы он разрубал врагов. – Поди ты прочь, дрянной посол, поди, пока за решетку не посадили!

Посол выбегает из зала.

2 глава

Скоро дело делается, да не скоро сказка сказывается: за одной главой – вторая, за второй – иная. А дело что? Сделал дело – гуляй смело; не сделал – гуляй все равно, гулять, так гулять! Да гулять не всегда в усладу можно: иные по садкам и пиркам гуляют, а есть и те, кто не ради забавы своей, а ради долга в путь вышел. И много препятствий такие люди на пути своем видят. Вот тебе горы – перейди-обойди. Вот тебе речка быстрая – мосты отыщи или ствол руби на лодку. Вот тебе лес хищный – от волков беги да зайцев лови на пропитание; спи на деревцах, коль медведей и пчел не боишься; сапоги о ветки сотри да кафтан изорви. Справился? Слава тебе! Недаром король на народ полагается; народ всякому королю помощник и опора.

Вот Сократ, еще утром соху бросив, теперь по горам-косогорам путь свой тянет, по рекам на плотах плывет, по лесам на волках скачет. Не страшны ему волки, не в тягость ему реки, плюет он на горы: куда природе против него. Путь его важен, путь его далек, путь его сложен, но рукой лишь машет бородач на все невзгоды. Достал он черствый пряник – вот еда. Нашел он лужицу лесную – и вода. А волчья шкура пусть в крови, пусть жестче пуха и соломы – куда смотреть на это.

День идет, второй идет, вот уже месяц идет наш Сократ, как видит золото вдали. «О! Вероятно, то столица прекрасных и бесстрашных людей, которым выпала благая судьба быть нашими соседями. Я знаю точно, они нам помогут», – думает Сократ и ускоряет шаг. Дошел до края города, видит первый двор с пшеничными полями. Забор, который обрамляет поле, крепок и высок; а дом за забором – серый, лютый и скучный камень. Дом крепкий, устойчивый и, чуется Сократу, богатый. Вот и сам хозяин выходит – лихой мужик, его рубаха шита серебром. Квадратная челюсть, крепкий лоб. Ружье в руках сжимает, Сократа видит – ружье он поднимает.

– Куда тебе? Не вор ли? – кричит хозяин. – Иди-ка стороной, гостей не жду.

– Я не к тебе, строгий хозяин, – Сократ кланяется, – хочу лишь спросить: чья вокруг земля, куда мой путь меня довел?

– Как – чья? – удивляется хозяин. – Ты не видишь меня, слепец? Все кругом, далече, моя земля.

– Я не о твоем дворе, ты меня не понял. Я о чудной стране, что вокруг лежит.

– То не мое дело, какая здесь страна. Версты на две земля моя, а дальше – нет мне дел.

– Но что за город там вдали? Я вижу, горят башни золотом! Я думал, то столица, куда я долго шел.

– Тот город, разумеется, столица, – отвечает хозяин. – Но все же мне нет дела. Иди, раз туда тебе нужно, но по моей земле не смей ступать. Вот две версты – их обойди. Не смей ступать дорогами моими, стрелять я ловко обучён, с винтовкой обручен.

«С винтовкой обручен он, во дела! И если много здесь таких, то, видно, сторона сия богата на войну и силу. Вот так союзник!»

– Скорей пойду, тебе – удачи, хозяин. Пусть ты строг и неприветлив, зато помог мне.

Сократ устремляется быстрым шагом, невзирая на усталость, вокруг забора в две версты. Настроем он высок и весел: и вправду, час прошел, половина от другого – Сократ уже в городе на площадь выходит. Обошел он, правда, еще немало строгих земель; никто сказать ему не мог, где же он оказался.

Стоит Сократ на площади, кругом торговля, ругань, крик.

Один кричит:

– Те пряности мои – я больше заплачу!

– Да что ты делаешь, друг, ведь я первый сторговался! – отвечает второй.

– Отдай мне ящики, а то я разозлюсь! – кричит первый.

– Да я плюю в тебя, тебя я не страшусь! – отвечает второй.

Эти два человека чуть не дерутся: один схватил другого за бороду, а тот – за грудки.

– Друзья мои, прошу, не ссорьтесь. Я вижу, здесь два ящика, купите по одному и разойдитесь в мире! – говорит наш Сократ.

– Нельзя нам так! – кричит один.

– Как можно думать! – кричит другой.

– Пускай не два, пускай – хоть пять. Хочу я все, мой упертый друг тоже. Пойди ты мимо. – Говорят они в один голос и сурово глядят на Сократа, покуда тот не уходит.

Смотрит Сократ по сторонам, кругом чаша ругани и зла полна. Все жадность, все корысть, все деньги – ну его, семью, друзей, купить бы больше карасей! Но только отошел Сократ от лавок, пришел к фонтану, как видит – чудо! Птица райская, цветная. Хвост ее, будто мириад ярких, броских, расчудесных цветов. Раскрыт ее хвост веером, им гордится птица и важно ходят вокруг хозяина, который птицу продает.

– О чудо божие! Никак сам бог огонь-Ярило сотворил такую радость нам! О чудо! Народ, ты что? Бери ты птицу поскорее, забудь про карасей и ящики с гвоздикой. Никакой имбирь, шафран, бадьян не сделает вам жизнь вкуснее – вся жизнь пресна без такой красоты.

– Каков процент у этой красоты, скажи нам, странник? – кричат люди. – Птицу нельзя пустить в рост. Нельзя продать за бо́льшую сумму, чем купил, да и этот продавец уже месяц птицу продать не может. Сам купи, если нравится, но знай, что красота денег не стоит. Пуста она, ей не прокормиться. Другое дело – караси!..

– Даже я согласен с ними, – говорит продавец птицы, – куда сгодится павлин в быту? Куда его в рост пускать? Не стоит птица и гроша, наверно. Красота – пустая глупость, услада для души. С душой прожить, конечно, можно, но куда нам жить без услаждений живота и власти над землей? Земли хоть так, не две версты, поменьше. Забор потом повыше да покрепче, защита от соседей. А птица что? А птица – ничего.

Пошел Сократ дальше, вздыхая и понурив голову.

– Добраться до дворца правителя – зачем? – рассуждает Сократ вслух. – Коль правит каждый своей землей. Здесь все – правители. К кому идти? Неужели тот, кто в главном золотом дворце, – богаче? Неужели тот войском владеет?

– Владеет, конечно, владеет! – кричит лежащий под деревом старик. – У одних лишь сто солдат в наёме, у других лишь пара тысяч. У толстяка в наёме более двухсот тысяч! Беги к нему, если нужно. Силен толстяк, как есть силен.

– Вот эта сила и нужна мне! – радуется Сократ. – Но что ты спишь под деревом, старик, где твой дом?

– У меня нет денег на дом.

– О, ты бедняк! Позволь помочь тебе, – Сократ достает мешочек с деньгами.

– Мне не нужно! Я живу богато, твой мешок смешон для меня. У меня много денег на яства и напитки, на куртизанок и веселье. Я лишь дом купить не могу и сплю в кустах.

– Каков чудак! – восклицает Сократ и идет дальше.

И вскоре доходит до большого дома, покрытого безмерными реками золотой краски. Золотые колонны, золотые башни, золотые оконные решетки.

– Ты кто таков? Зачем ты здесь? Пошел ты прочь, если хочешь жить! – кричит на Сократа подбежавший стражник. У него золотой доспех.

«Как низко! – думает Сократ. – Я знаю, злату место в кошельке и в казне. Зачем же глупо тратить драгоценность на глупый панцирь? Да стены краской обливать, зачем?»

– Посторонись, солдат, мне очень нужно! – грозно отвечает Сократ.

– Куда тебе! Дворец закрыт для мимо проходящих. Это владение богача великого, что подарил товарные сношения стране. Поди же вон! – сильнее хмурится стражник и нацеливает в Сократа копье.

– Не пойду я, я посол славного короля Вельзевула Андреевича, что послал меня в сию дивную Вторую Неизвестную Страну.

– А ты откуда?

– Из Неизвестной Страны.

– Как, ты посол славной Неизвестной Страны! – изумляется стражник.

– Да, я посол славной Неизвестной Страны! – заявляет Сократ, гордо подбоченясь.

– Пойдем тогда со мной, наш богач рад послам. Пойдем, ты отдохнешь, поешь фруктов с медом. Пойдем, пойдем! – стражник ведет Сократа под руки внутрь дворца и усаживает его на мягкие подушки. Тут же набегают слуги и приносят тарелки с фруктами.

– Прошу простить, друзья мои, куда в такое время есть? Уже месяц, как я покинул славную столицу, Старый Свет. Мне нужно поскорее поговорить с вашим богачом, раз так вы зовете правителя вашей страны.

– Он скоро будет, подожди, посол. Он скоро будет! – заверяют стражники и слуги, которые копошатся вокруг Сократа. Сократ, от неудобства, даже стал грызть груши.

Вскоре явился толстяк-богач, любопытствующий посла. Дел он, как оказалось, не имел никаких. Толстяк тот был знатным толстяком, четыре крепких человека с трудом несли его на носилках, в которых он лежал. Лениво слезши с носилок, толстяк забрался на диван и уставился на Сократа, – так сначала решил Сократ. Но нельзя было понять, куда толстяк смотрел: он был страшно косым на оба глаза. Глядел и направо, и налево, а на Сократа не глядел. Послу сразу стало неуютно, хотя в комнате они остались одни.

– Посол, ты говоришь? А напомни чей, – быстро проговорил толстяк, не здороваясь и не представляясь. Потом он поправил широчайшую белую рубашку, из-под которой вываливалось его пузо. Рубашка была шире диванного покрывала.

– Я посол Неизвестной Страны. От короля нашего славного – Вельзевула Андреевича, – Сократ был так скован размерами правителя Второй Неизвестной Страны, что чувствовал себя, как в школе перед учителем.

– О, я о нем наслышан! Да только не встречались в жизни. Чего он хочет? – Сократ углядел в этих сложных глазах хитрость и дотошность, ему стало ясно, что толстяк общается только по делу; что-то подсказывало, что только по делу выгодному.

– У нас война с Большой Известной Страной. Мы хотим просить у вас помощи и союза, чтобы одолеть врага, – отвечает Сократ.

– Ха, Большая Страна! Они большие подлецы – не больше. Большие подлецы – больше меня! – и толстяк засмеялся от своей игры слов, схватившись за живот. – Там можно все – на голове пляши, никто не скажет, что ты дурак. Там все можно, все разрешено. Лишь запрещено запрещать и нарушать запреты власти. Но я знаю их суть! Все зло – их законы. Вот их законы нужно запретить, а не свободу, которую они ущемляют, негодяи. Чем дальше в лес, тем больше дров – и власти. Не унимается Большая Известная Страна, заявляет всем, что стало больше свободы. Там больше только власти!

– Так ты поддержишь нас… – Сократ чуть не сказал «толстяк», но вовремя запнулся, – ты поддержишь нас, богач?

– Я – поддержу ли? Все возможно. Сколько солдат вам нужно?

– Я будто что-то понимаю… Тысяч, может, сто. Не меньше.

– Прожорлив ты, прожорлив я, – а король твой прожорливее, сто тыщ солдат желает пожрать. Хорош!

– Хорош, хороший наш король, – обрадовался Сократ. – Хорош и славен. Грех и великая ошибка не помочь такому королю.

– А я помочь хочу, поверь мне, но не могу. Но как хочу! О, как желаю! Большая Известная Страна – рассадник злобы и нечистот. Хотят все покорить, переварить, перемешать. Весь мир в одно хотят свести. Но все мы разные, а им то что? Хотят скатать нас всех в одно. А знаешь, что бывает, коль художник смешает всю палитру? А будет цвет коричневый, уточнять я не стану. Да мало ли того. Им все политика, все – государство. Хотят пожрать весь мир республикой. Терпеть не стану этого, увольте. Парламенты и выборы, налоги и наборы, все под прицелом; будто закон есть «быть свободным», не хочешь быть свободным под колпаками их – веди себя в тюрьму. Вот мерзость! Ее я осуждаю, помочь же – не могу.

– Как? Отчего? – волнуется Сократ.

– Вот слушай. Мой давний недруг – князь Василий – перед тем, как сгинуть, закопал сундук. Сундук был непростой и, как глаголют, наш старый князь был колдуном. Напившись страшно, в смерть, боюсь и говорить: стоял он просто никакой, вертел золотой палкой над головой и заклятья бормотал. Князя весь двор страшился, считали, что он с нечистой силой связан. Творил он такие дела, посол! Я, хоть ни черта в жизни не боюсь, однако князя испугался; когда войной шел на него, я видел такое волшебство!.. Тебе я не скажу. Скажу одно, меня ты слушай повнимательнее.

Наш князь творил различные дела, но, видно, был он страшно алчен, желал много богатства, а потому создал чугунный котел, который весит несколько пудов. Когда в ту громаду попадает жидкость, так, закипевши, она золотом станет! Любая жидкость: вода, водка, хоть смола. Ты меня понимаешь, посол?

– Тебя, богач, я четко понимаю. В одном лишь толк не возьму, как котел мешает объявить войну?

– А очень просто, посол! Почти вся моя армия (кроме личной стражи) рыскает по землям старого князя и ищет сундук. А в сундуке и спрятан тот котел. Понимаешь?

– Да.

– Моя армия не просто так живет: не заплати им день – все разойдутся. Я так плачу им – за поиски – давно. Хочу окупить это дело. И коли ты, великий человек, найдешь этот сундук, я тебя награжу без меры – пойду я воевать, и разобьем Большую Страну. Ну, как, согласен?

Стал Сократ думать: страны этой он не знает; Василия тоже не знает, ни где он жил, ни где прогуливался; как же нашему послу найти клад? Решил Сократ, что толстенький царек, ввязавший всю страну в грех похуже войны – в корысть – ему лукавит и врет. Но что поделать? Не идти ведь сейчас домой, не солоно хлебавши, да и свет не ближний – Старый Свет. Задумался Сократ сильно, брови нахмурил. А толстый негодяй смеется, смотря на него.

– Чего тут думать, славный мой посол? Бери карты наших земель и деньги. Ищи-свищи, коли найдешь, тащи ко мне котел из клада; без войны домой ты не уйдешь! – толстый негодяй смеется и сует Сократу карты с деньгами.

Сократ все хмурится. Он берет карты одной рукой, а другой медленно чешет рыжую бороду. Ну как здесь поступить!

– Согласен, – говорит Сократ, – согласен отыскать твой клад. – Он берет деньги и уходит из дворца. Но путь держит не к офицерам и не к профессорам, что могут ему помочь в поисках клада. Он знает – не нашли они и не отыщут ничего, потому что искать надо в нужном месте. Не покажется этим людям разумным идти в лес; нет, лес здесь – не оскорбление, а указание прямое. Если ты болен корыстью, то в лес ты пойдешь не к красоте, не к природе, – ты в лес пойдешь, чтобы лес срубить, чтобы денег побольше набраться, тот лес продав. Был лес стоячим – молодец, но лишь придет наглец, положит лес лежачим.

Сократ то уяснив, бежит скорее к тропкам. Он знает, что в лесу и живет старик-колдун. Где же еще? Идет Сократ и день, и второй, наверно. Он знатно накупил еды, уже не зайцев он ловит, но дорогое мясо жарит на костре, ест лепешки с сыром, поливая их оливковым маслом. Хотя шел Сократ два дня с утра до вечера – даже потолстел от такой еды, наел себе бока. Но вот ест он последний кусок мяса, как слышит: люди песню поют. Как? Где? Почему раньше не услышал? Бежит Сократ к пению и видит ясную картину. Костры в лесу трещат, еда готовится. Поросенок над костром висит и чуть от жара не хрюкает. Вокруг – столы, столы, за ними – гости, гости. О сколько же их здесь! Гуляют все и пьют. И что за диво, что за гости? Вот карлик с синей бородой, он жадно ест гречневую кашу, запивая вином. А там – русалка на ветвях, зеленым хвостом парня по затылку хлещет; но парень непростой – рогатый, рога его – как оленьи. Еще дальше человечек тост читает – он ростом с локоть, не больше, читает громко, но только пищит. Диво страшное, Сократ обомлел. Но где ему растеряться? Король его за делом послал, а не глазеть. Вышел тут Сократ к странному народу, а те – ни глазом на него. Идет, дивится, устрашается, но идет упорно. И видит вот: во главе стола сидит король, – нет, князь!

– Василий! – кричит Сократ.

– Василий я! – отвечает князь и машет золотой палкой. Князь уж пьян, до смерти пьян, стоять, идти – не в его силах.

– Сиди уж, князь, я подойду! – кричит Сократ и подбегает.

– Чего тебе? – глаголет князь.

– Я за помощью пришел, – отвечает Сократ, – не правда ли, что у тебя котел есть: что туда ты не нальешь, то тут же вскипит золотом?

– Ха! Не знаю, создавал ли я такое. Кто же ты, откуда будешь?

– Я – Сократ. Я – посол короля. Прислал меня король, чье имя – Вельзевул. Ты о нем слышал, может?

– Вельзевул! Мой старый друг! Конечно, я слышал о нем. И слышал я, что ему страна еще осталась верной женой. Что нужно моему брату?

– Война!

– Война?

– Война! Но не сама война нужна, а помощь на войне. Заклятый враг всего мира объявил нам войну. Тот враг, что давно хочет порушить все порядки и людей политикой поработить.

– Смешно! Не знал я, до чего доходит мир. В моей стране, откуда ты пришел, сидит толстый свин – прям как этот! – Князь указывает на поросенка. – Толстый свин всю власть забрал, но я на него не в обиде. Я знаю, что народ ему политикой не поработить, поскольку политику он вовсе отменил. Политики нет, зато есть деньги! Кругом в умах только деньги, дураки всю красоту мира забыли. Но все лучше, чем политика, пусть живут, как им угодно. Кому не нравится, все равно приходят к старому колдуну, хе-хе!

– Прости уж, князь, что тороплюсь, но война давно идет. Ты дашь мне котел? – говорит Сократ.

Князь открывает рот, но не успевает ничего сказать. Из леса, позади героев, выходит огромный тролль. Он ломает деревья, ревет и кричит, направляется к столам, где сидит дивный народ во главе с князем.

– Что за дело! – князь резво встает, будто ни в одном глазу. Потряхивает воинственно золотой палкой. – Тролль! Здесь! Зачем! Нужно его непременно отогнать.

Весь люд молчит, веселые песни и пьяные разговоры стихли.

– Славный Сократ, окажи мне службу – изгони тролля, тогда и получишь свой заветный котел. Вперед, на бой, благословляю тебя.

– Что за дело, что за страхи, – Сократ безропотно отходит от стола к троллю, пожимает от удивления плечами, достает дорожный топор из-за пояса. – Как же одолеть его? Зеленый, страшный, стоаршинной горе подобен. Страсти, страхи, ужасы! Но что же делать?

Сократ крепко берет топор в руки и бежит к троллю, стараясь ударить его по ногам и улизнуть от хватких рук. И вот Сократ проскальзывает под кулаком тролля и бьет его по ноге – лезвие вгрызается в икру всего лишь на полногтя. Толстая у тролля шкура.

Тролль хватает посла, но не сжимает в кулаке, а лишь отбирает топор.

– Прости, князь! – кричит Сократ. – Не побороть мне тролля.

А князь – смеется.

– Не смейся, князь, не обижай меня! – насупился Сократ, готовясь принять смерть.

– Да прости уж, Сократушка, что обманул тебя! – кричит князь Василий. – Прости! Тролль – тоже мой гость, я напугал тебя зазря.

Тролль отпускает Сократа, возвращает ему топор, по-доброму посмеивается, гладит одним пальцем по голове. С больших клыков, торчащих изо рта, течет пена от смеха.

– Ну, князь! Зачем же так обманывать? – держась за сердце, Сократ возвращается к столам. Там все смеются, ободряют Сократа и предлагают ему разные кушанья и напитки, дабы тот пришел в себя.

– Прости еще раз, верный посол друга моего. Будет тебе такой чугунный котелок, пусть его я не творил. Садись же за стол, выпей с нами!

– Да куда мне пить, куда мне время тратить, добрый князь, ведь мне домой целый месяц возвращаться!

– Кому и месяц, а кого и тролль за недельку отнесет. Выпей!

– Выпей! – кричит карлик с синей бородою.

– Выпей! – кричит русалка.

– Выпей! – кричит парень с оленьими рогами.

– Выпей! – кричит человечек с локоть.

– Выпей! – страшно ревет тролль.

– Выпей! – кричат оборотни, дряхлые бабки, лешие, водяные и все другие гости князя Василия.

В руки Сократу впихивают большую кружку, которая благоухает травами, медом и корицей.

– Выпей, выпей, славный Сократ, Скоро трубы полков зазвучат! Выпей, выпей, славь короля, Скоро трубы мир сотворят! – запели гости князя Василия и принялись повторять много раз подряд.

Сократ не успел опомниться, выпив первую кружку, а ему уже со всех сторон: то еще кружки суют, то бокалы с вином, ты рюмки с водкой; все смеются, хохочут, играючи издеваются. Тролль, залпом опорожнив бочку, принялся нелепо танцевать, подскакивая на одной ноге (изображал боль от раны), от чего все деревья затряслись и тоже заплясали. Гости мигом выбрались из-за столов и стали танцевать – парами, перекрестившись локтями и смешно подпрыгивая, стараясь дразнить тролля. Сократ вдруг оказался в паре с князем, который подмигивал ему ехидно каждый раз, когда они встречались глазами. Уж неизвестно, чем таким напоили нашего славного посла, но тот потерял ориентацию уже через несколько минут и не понимал, что вокруг творится. То он танцевал в хороводе, то сидел на плечах у тролля, то на ветке обнимался с той русалкой (благо, Сократ не был женат), то пил с кощеем и водяным из больших дубовых кружек. И лишь раз заметил Сократ, или привиделось ему, как князь, подняв ладони над головой, шепчет что-то, а потом поднимает с земли котел. Но всякое по пьяни привидится, не правда ли?

И вот, на следующее утро, залечив послу похмелье лесными травами, князь отправил тролля с Сократом на спине в обратный путь. Сократ с открытым ртом глядел на мелькающие вокруг ветки и кусты. В три часа до золотой столицы добрались!

Толстый правитель, о котором так глумливо отзывался князь Василий, увидев, как закипевшая вода стала жидким золотом, так испугался и заорал, замахал руками, что Сократ подумал: «не рехнуться бы ему, а то все зря!» Но нет, толстяк лишь сбежал, крича на весь дворец «не верю! не верю!» Потом он к Сократу так и не вышел, но передал ему известие через стражника: «Просьбу о военном союзе исполняю. Все солдаты освобождены от землекопных работ и будут сведены в армии в ближайшие дни. За котел благодарен безмерно, теперь буду думать, как это золото от частных собственников скрыть. А то еще наймут охотников до чужого добра! Хе-хе. До свидания, посол, больше не увидимся».

Счастливый и довольный Сократ возвращался домой, в свою Неизвестную Страну. Тролль был плохим собеседником, но волков на мясо только так давил. Добежали они даже не за неделю, – а за пять дней.

3 глава

И сказка сказывается, и дело делается. А Иван уж до страны, что нужно, добрался. И видит впереди мощеные дороги – добрые каменщики в этой стране живут, думает. Видит впереди поля ухоженные – добрые крестьяне в этой стране живут, думает. Видит на дорогах и полях тех самых добрых людей, едут они на повозках, иные на пустых, иные на груженых. Здороваются с Иваном люди, о здоровье спрашивают, откуда прибыл к ним, интересуются. А Иван им все отвечает, все рассказывает. Дивятся люди путешествию – дивится Иван приветливости. На том и расходятся.

Но Иван знал, куда он приехал. Он знал, что потоки крови, ужаса и страданий несут люди, облаченные сейчас в милую улыбку. Третья Неизвестная Страна всю свою жизнь, затерянную в веках, кормилась смертью и войной. Пусть улыбки встречных Ивана не обманут, он знает, какие на деле люди, что умеют клинок держать, и тот клинок вонзать в плоть врага. Это знает Иван!

Знает Иван, но не пугается, не страшится – напротив, он очень рад и счастлив. Он видит людей, чьи руки пропитались кровью; он видит лица в шрамах и ожогах; он видит марш из тысяч солдат, которые разметают по полю брани любую Большую Страну. Иван видит славного союзника! А потому он скорее спешит во дворец их государя, не жалеет ног, дорогой испытанных.

Иван все узнал перед отправлением: люди говорят, что их государь скорее отринет влюбленную в него деву, чем откажется полюбоваться на солдат. Государь всегда в мундире, государь всегда готов к походу; даже повод для войны не нужен, как думалось Ивану, лишь блеск мечей вдали сверкнет, войну тот государь тотчас начнет. Государь, за труд войной награжденный, влюблен в солдат. Союз хорош: сверкают дула, достойна Третья славы Вельзевула.

Иван не видит столицы, он скорее бежит во дворец. Бежит к парадной лестнице, забывшись, запыхавшись, он не видит, что вокруг пусто; вокруг него нет ни души, ни слуг, ни стражи. Даже лестница, покрытая красными коврами, давно потрескалась, ковры подгнили. Но этого Иван не замечает, он бежит дальше, пробегает множество залов и коридоров. Но везде пустота несется ему навстречу! И наконец Иван все заметил, никого во дворце нет. «О нет, какая страсть! – кричит Иван. – Какое пораженье! Ведь я посол, но, как я вижу, послать себя мне не к кому. Но нет, не верю я, что пуст дворец. Здесь, вижу, сочный огрызок яблока дожидается укуса, там – чернильница раскрытая, а рядом с ней письмо! (Читать его не буду). А что там дальше? Книжный шкаф, на нем нет пыли; вижу платяной сундук, а он раскрыт и полон. Нет, здесь живут, мне нужно лишь искать».

Но куда идти, Иван не знает. Куда бежать, если везде был? Идет Иван наверх, повыше, он чует, в башне можно монарха отыскать. Иван устал, но все равно бредет настойчиво. Заходит в башню, в некий зал – залит зал светом и… завален мусором. Упал Иван на пол, устал он, исходился. Не видит государя, что сбоку притаился.

– Ты кто? Тебя не звал. Скорей уйди! – кричит монарх и вылезает из кровати, забитой объедками.

– Как кто? – удивляется Иван. – Я знаю, кто я: я посол. Но не могу понять, кто ты. Скажи мне, милый человек.

– Ты, видно, не из здешний мест, скотина, ты не знаешь государя в лицо! – заявляет государь и полностью вываливается из кровати. Заросший бородой, волосами и бровями, в облезшем бархате и рваных башмаках, предстал тот государь перед Иваном и увечьями стал ему грозить.

– Помилуй, государь, я к тебе за подмогой! Не знал я моды вашей стороны, как здесь монархи проживают, – Иван пытается извиниться и оправдаться.

– Молчи, глупец! – государь уходит к окну, нахохлившись. – Ты мало понимаешь. Ведь ты – не я, я понимаю много. Чего ты хочешь?

– О славный государь, правитель Третьей Неизвестной Страны! И месяц не прошел, как мой славный король Вельзевул Андреевич послал меня к тебе просить помощи. К нам движется война, хотят разорить наши законы и наш народ. Ты, я знаю, слышал о Большой Известной Стране.

– Молчи! – государь грозится кулаком. – Мне известно о Известной Стране, но говорит о ней я не хочу.

– Прости, мой государь. Но я слышал еще другое: ты очень любишь на войну ходить, жечь селения и брать в полон. Ты любишь гнуть металл врага, который враги долго ковали в кузнях, не зная, на кого они наткнутся. Ты нужен нам, о государь, ты нужен Вельзевулу!

– Я знаю, знаю Вельзевула. Я знаю и люблю его. И на войну сейчас бы вышел, но… – государь замолкает, ему вдруг становится неудобно, а оттого он раздражен. – Что ж, ладно, слушай, мой посол. Ты, знаю, глуп, но уж пойми меня, постарайся.

Государь садится на замусоренный диван, приглашает жестом сесть Ивана, тот, мусор помаленьку разбросав, садится на краешек зловонной мебели.

– Мой род всегда любил солдат, ты сказал мне, что знаешь это. Верно! Слушай. Собрал мой отец как-то армию и пошел бить врага, то тридцать лет назад было. Взял он в поход и меня, еще мальчишку; и вот, врага он одолел и принялся расправляться с пленными. Я слышал вой и стон, и мне от того зрелища стало противно и тошно. Когда мне исполнилось двадцать, я сам пошел в поход, где врага разбил. Но пленных я приказал не трогать, а отпустить домой; сказал я солдатам, что больше резать связанных им не придется. За это меня солдаты полюбили, среди них живодеров не было. Я думал, лишиться страшных древних традиций – не беда, а благо. В следующем походе я сказал солдатам: «Вас я люблю больше, чем дед мой мог любить, и по любви я совершу благо: я дисциплину искореняю, вы подчиняться строгим палкам более не вольны». Солдат меня благословил и, вырвавшись из плена офицеров, пошел по деревням грабить мирных жителей. До той поры такого грабежа моя Страна не знала, обычно дисциплиной все решалось. Но чего, спрошу тебя, глупец, нельзя нам сделать любви за-ради? Офицерство стало недовольно, пришли ко мне и раскричались; крича, они мне сообщили, что без страха палки нельзя войну вести. На это их уверил я, что следующий поход будет удачным, бояться нечего. Я верил в славную победу, я помнил, воевали деды – побеждали вечно. Не отменю традицию викторий, я одолею снова всех.

Настал мой третий поход, мы окружили врага, но враг тот был могучим и дрался страшно. Офицерство стало глупым и не смогло вести солдат; солдаты вдруг спать захотели – бой шел ночью – стали с поля уходить. Кричат им офицеры, угрожают им, но ничего сделать не могут. Но что мне такие офицеры? С поля боя я сбежал, не смог достичь победы. Разбили нас, а офицеры умерли.

Вернувшись домой, в эту славную столицу, я решил – нужно наказать виновных. Я распустил корпус офицеров и сказал солдатом: «Вы вольны! Вам, братцы, настала пора свободно жить. Я вас люблю». Солдат отвесил поклон и сразу умчался из казарм, меня вмиг бросив. Но я-то знал, что солдатам нужно еще послабленья и тут же отменил казнь дезертиров, а еще разрешил солдатам пить во время марша и постоя. Случилось чудо: я проиграл войну! Страна понесла великие потери: лесом, серебром, землей. О страшное время! Я ничего не понял, ведь солдатам я желал лишь счастья и довольства. Ты глуп, посол, тебе сложно меня понять…

– А почему и слуг нет во дворце? – спрашивает тут Иван.

– А слуги разбежались, как солдаты. Я им плачу, конечно, до сих пор, но нет их, как нет зеленого листа зимой… – тоскливо произносит государь и роняет голову на грудь.

– Как ты им платишь, коли нет их?

– Отсылаю деньги домой.

– А кто их носит?

– Я сам, бывает, прогуляться захочу.

Иван замолчал. Он уверился, что глуп именно государь.

– Но что же делать? Где твои солдаты? Быть может, стоит отыскать их, попросить еще раз на войну выйти?

– О, я с удовольствием! Давно не видел милых подлецов, которые бросили меня. Готов им денег дать, готов дать украшений, женщин, драгоценностей. О! Тебе я прикажу их отыскать. Минуту жди.

Государь уходит в темную комнату, дверь в которую пришлось отгребать от завалов, и скрывается там. Возвращается нескоро: в комнатке слышны звон и грохот. Вот наконец государь выходит. Несет он за собой пару мешков, мешки, что для картошки – из грубой рваной ткани.

– Что это, государь? – спрашивает Иван.

– А это – золото, здесь много, – говорит государь. – Пойдем-ка, в окно выглянем.

Государь и Иван подходят к окну.

«Верно и тебя солдаты любят, – подумал тут Иван, – а то бы твой дворец давно по камушку растаскали».

– Ты пойди, – говорит государь, – в наш лес да оставь на опушке эти мешки, я еще напишу письмо к солдатом. Может быть, они захотят вернуться и сослужить еще одну компанию. Напишу я, что нужда мне до солдат большая, хочется мне страсть как с нечестным человеком повоевать.

– А где твой лес? – спрашивает Иван.

– Вон, из окна видать, – говорит государь.

– Так то не лес, – удивляется Иван, – то садик, четыре деревца стоят.

– Сразу я сказал, что ты глуп, посол, – хмурится и почти обижается государь. – Да разве можно, не дорастя до государственного ума, противиться государю? Слушай: говорят ведь, что в трех соснах можно заблудиться, значится в четырех соснах можно тьме солдат спрятаться. Иди, посол, снеси письмо и золото.

Выходит Иван из славного дворца – один мешок за левым плечом, другой мешок за правым – сел на ступени и не знает, что поделать. Горюет Иван, у него нет мыслей и идей, куда пойти, где найти войска, как одолеть Большую Известную Страну. Союз не удался, то дело очевидно. Смотрит Иван вокруг на поганый двор: кругом все заросло, двор неубранный и грязный, повсюду пир буйных трав; тут и там валяются ящики и доски без спросу. Решил Иван спрятать мешки с золотом на этом дворе: деньги в грязи не станут искать. Огляделся, осмотрелся, сунул мешки в дальние ящики и завалил дерном. До поры полежит. А сам посол, тоской поврежденный, решил предаться туману разума. Пошел в кабак ближайший, ведь не искать, в конечном счете, солдат в тех убогих деревцах, что растут в государевом саду?

Пришел Иван в кабак и заказал две кружки, вторую – чтоб часто не бегать. Сидит и пьет, грустит, душа его ноет. Не замечает наш Иван, что происходит в этом кабаке: а полон кабак лютейшего народу. Кричат, волнуют воздух злобой. А что стало причиной для страшной ненависти? На то ответ Иван не ищет, он кружки дно желает разглядеть.

Но вдруг услышал он крамольную фразу, кричал там кто-то, будто государя нужно разорвать.

– Ты пьян не в меру, сволочь, раз такую речь выдал твой грязный язык! – кричит Иван, с трудом вставая. Сам он тоже пьян. – А ну, явись, негодяй!

– А ты откуда, мужичок? Не знаем тебя в лицо. Представься и садись к нам. Не помешает человек, способный постоять за власть, – отвечают ему люди в кабаке.

– А я – Иван, я королевский посол. Я прибыл в Третью Страну, чтобы отыскать союз против Большой Известной Страны, но государь ваш мне ответил, что все солдаты из казарм убежали. Теперь не знаю, что делать, запиваю горе медом.

– О, ты посол! Послу – подарок. Подать сейчас же новую кружку! Тебе, посол, я вот что скажу: наш государь сам виноват. Если он тебе рассказал свою историю, ты со мной согласишься; я предвижу твой вопрос: мы все здесь бывшие офицеры, которых государь распустил. На добро ты к нам зашел, в трактире по соседству пьют солдаты, от них бы ты слова доброго не услышал.

– Верно говоришь, я на удачу к вам зашел, о офицеры, – у Ивана загорелись глаза, о почуял, будто не все потеряно, – но что делать, скажите мне? Как государя убедить, что нужно в армии порядок поддерживать? Что в армии нужно держаться субординации и подчиняться офицерам?

– На это мы ответа не знаем, мы часто с государем говорили – все без толку. Вот если бы достать нам денег, мы бы всех солдат перекупили, создали бы новую армию и пошли бы с Большой Страной воевать. Но денег у нас нет, смотри, по две кружки еле пьем – на третью ни гроша нет. Без службы сидим, без жалования.

– Трагична, офицеры, ваша доля, – Иван тут же подумал, что не грех было бы отдать те два мешка на новую армию, – но можно ли дело справить так, чтобы не обмануть государя?

– Для этого, посол, нужны солдаты, – послу наливают четвертую кружку, и вот оказывается, что ни у кого из офицеров не наберется денег на пятую. – Государь страсть как солдат любит. Дурак наш государь, что поделать, но если вдруг к нему придет солдат, который сам попросит вернуть в армию офицеров и дисциплину, то государь с радостью согласится. Только где таких солдат найти? Какой солдат захочет, чтобы его дергали за усы и посылали в строй матом? Солдат у государя только деньги держат, а у нас ни денег, ни былого уважения. Что нам делать?

– Ответ на это, офицер, я знаю: недаром я выбран в послы. Я денег дам, тех денег, что государь мне передал на армию. Он думал, конечно, что солдат вернется, лишь заметив гору золота. Но я в это не верю, офицер, здесь и ваша сила нужна, иначе армия – не армия. Я дам вам денег, но не хочу обмануть государя. А потом я пойду искать солдат, которые захотят перед государем открыто в вашу пользу говорить.

– Благодетель! – закричал трактирщик. – Возьми пятую кружку без платы!

– Возьму я, друг, благодарю тебя, – говорит Иван.

– Благодетель! – кричат все остальные офицеры. – Неси скорее деньги, а солдата мы найдем.

– Как, вдруг найдете? Ведь говорите, что нет таких солдат, – удивляется Иван.

– Конечно, нет, коль нету денег. Но с мешком золота любой из сотен тысяч даст голову на отсеченье, что хочет он быть бит в строю.

– Тогда я пойду за мешками. Ждите, я вмиг обернусь, – Иван встает и спешит на улицу.

– Ты погоди, посол, мы с тобой пойдем, – с ним устремляется множество офицеров. – Чтоб не бояться, будто деньги украдут в пути, чтоб не бояться, что ты пропадешь без известий.

– Ну что ж, пойдем.

Спешит Иван, бегут вместе с ним многие офицеры из кабака. Насилу Иван мешки отыскал, поскольку множество всякой дряни на них сверху осыпалось. Лишь нашел Иван те мешки, как их сразу офицеры отняли и ведут посла под руки обратно в кабак.

– О благодетель! – кричат они. Но Ивана уже не помнят, только на золото смотрят.

Иван же – в ус не дует. Идет он дальше в кабак, там ему подносят множество бесплатных кружек и плотный ужин. Хозяин кабака приглашает Ивана переночевать наверху.

Наутро, лишь проснувшись, посол слышит дивные звуки. Это трубы затрубили, и громко принялись бить барабаны. Иван глядит в окно, а там – какая радость! – войска до горизонта стоят. Рядом артиллерия и танки, а дальше – множество повозок, груженных топливом, снарядами и провизией. Солдаты идут стройным шагом, офицеры их угощают по зубам, если те ступают криво. Идут солдаты – все на вокзал, в поезда садятся. Вновь едут на войну. Солдаты, чьи зубы еще целы, улыбаются так ясно и счастливо, как будто едут на курорт, или в рай, а не в окопы. Да разве знаем мы прямей дороги к раю, чем из окопа вражью стаю поливать огнем?

4 глава

Вот два дела удачно завершились, вот две счастливые армии в поход идут. Одна наемная, другая государя, разные они, но союз друг с другом принимают за почесть. Едут армии и день и ночь. Хотят скорее нагнать врага, дабы победить его и разметать по полю брани. Глаза горят, сверкают бляхи и погоны, сверкают сапоги, смазанные дегтем. Спешат войска на бранный путь, и пусть многим быть убитым, – все суета, томленье духа, что было, то и будет; война всегда, война повсюду, во имя войн не страшно умереть.

Но что же наш третий посол, добрался ли до далекой страны? А та страна действительно очень далека. Путь к Четвертой Неизвестной Стране преграждают сотни верст, тысячи извилин гористой местности, десятки рек. Но Козьма идет упорно, невзирая на усталость. Идет недели, идет месяц, как вдруг второй месяц к концу приближается. Козьма боится не успеть, вдруг силы врага одолеют Вельзевула раньше срока, указанного первым генералом? Оттого Козьма и спешит, не зная силы, спешит так, что сил нет отдыхать. Ноги его стали подобны стальным стержням. Бежит и наконец добирается до городских ворот, но стража его не пускает. «Ты, – говорят, – на жалкого бродягу похож. Нам в городе таких не нужно».

Слышит это Козьма, но у него нет сил, чтобы ответить. Он до боли запыхался от быстрого бега. Решил он себя тут отсмотреть и видит – весь он рваный и грязный, репьи на нем гроздями, склоки и дрязги с сотней жен будто бы прошел он.

– Не бойся, стража, я посол! Я из далекой страны к вам прибыл! – кричит Козьма, а стража на стене затылки чешет – сомневается.

– А чем докажешь? – спрашивает стража.

– Нет у меня доказательств, только моя борода из русой нити мне свидетель. Два месяца назад я утром вышел из дома, а я лечил людей, вправлял кости и порошки прописывал. Утром трудился, а потом вышел погулять. Вышел и слышу: зовет меня король; побежал я во дворец. Нас три посла, мы три простых человека, отправленных в три страны за помощью: Сократ – крестьянин, Иван – мельник, и я, Козьма, – лекарь. Решил нас король послать вместо лукавых и мудрых людей, сказал, что по-простому лучше говорить, будто бы король лично обращается. Я принялся за службу и прибежал. Пустите, пожалуйста, мне нужно к царю вашему!

– Какие речи у него! – ухмыляется один стражник. – Надо пустить его, что думаешь?

– Нет, не согласен. Врет он, – отвечает второй стражник.

– Но я не вру! – кричит Козьма.

– Я тебе не верю, – отвечает второй стражник.

– Но я поверил, – прибавляет первый.

– Так что мне делать? – спрашивает Козьма.

Второй стражник отвечает:

– Иди прочь, бродяга.

Но первый не согласен:

– Ты подожди здесь, я позову начальство.

– Как? – удивляется второй стражник. – Зачем ты ему веришь?

– Мне не в тягость дело разобрать. Быть может, правду он сказал, тогда насколько, брат, мы глупы, если его не пустим? Как, брат, мы сильно пострадаем, а?

– Ах, ладно, дело твое. Я останусь здесь.

Первый стражник уходит за начальством, второй стражник остается на стене.

Первый стражник возвращается, за ним – высокий человек с моноклем.

– Ты кто? – бросает он, лишь мельком разглядев Козьму.

– Я Козьма. Я посол от Вельзевула-короля.

– От Вельзевула! – высокий человек разинул рот, монокль выпал. – Скорей впустите его, болваны. Тебя, первый стражник, ждет награда, а тебя, второй, сегодня оштрафуют. Открыть ворота!

Козьма спокойно вздохнул и шагнул в город. Высокий человек с моноклем его подхватил и ведет за руку.

– Куда меня ведешь? – спрашивает Козьма.

– Сначала в баню, а потом за стол. Ты нечистый, голодный и некрасивый. Нельзя в таком виде тебя к царю посылать, сначала вымойся, отъешься, одежду новую примерь, а потом пойдешь.

– Нет у меня времени! У нас война, мне нужно быстрее!

– Война далече, здесь не пропадешь. Иди, тебе я говорю, и мне не перечь. Царь тебя сегодня примет.

Козьму заводят в царскую баню и зовут банщиков, те вмиг пришли и стали Козьму хлестать; насилу пыль лесную и дорожную повыбили, с огромным трудом его отмыли. Отмытого Козьму посадили за столы, укрытые белой скатертью, на них такие яства, что одним видом кажутся дороже короны Вельзевула. Напитки и вина сладки и чисты. До толстоты Козьма наелся, с трудом встал из-за стола; но только встал, его тут же поймали и принялись наряжать в богатые одежды – шелковые и шитые драгоценностями. На славу Козьме посольское платье подобрали – по меркам и по моде. Отмыли, накормили, одеждой наградили и повели во дворец, под руки. Никуда Козьме не улизнуть, если бы хотелось. А перед дворцом какие силы стоят! Шеренги с ружьями наизготовку, словно война идет, вокруг забора дворцового танки едут, а дворец сам – версту длиной да половиной версты в небо упирается. Зеленый громадный дворец с резной лепниной и древними статуями, окна в нем, словно горный хрусталь сверкают.

– Друзья мои, неужели война и у вас идет? Столько войска вокруг! – спрашивает ошеломленный Козьма.

Спутники его смеются:

– Нет, посол, ты ошибаешься: война два года как закончилась, там царский кулак всех разгромил. А это – лишь дворца охрана малая.

«Вот то союзник! Вот это сила! Ура! Ура! Ура царю Четвертой Неизвестной Страны!», – думает Козьма.

На площади уже собирается народ, глазеет на посла, ручкой машет, в путь к царю благословляет. Народ на вид крепок, бел и сытен; одет красиво, пышно. Посол желает в ответ народу счастья и довольства.

Только во дворец вошли, как снова испугался Козьма: стоят по углам и в дверях высокие и страшные гвардейцы, чьи шапки бороды Козьмы длиннее. Гвардейцы смотрят на него, а посол взглянуть не смеет – экая громадина, по мерке дворцу! Ведут Козьму через палаты: кругом белый камень на полах, жемчугом стены осыпаны, картины полотнищем в семь аршин; везде краса, нигде соринки нет. А у каждой двери те гвардейцы; стоят, глядят послу в глаза, свирепо, что медведи.

Едва речи не лишившись, дошел Козьма до приемной комнаты. Провожатые Козьме пожелали удачи и бежать – стремглав. Сел посол в приемной, стал дожидаться, когда его царь позовет. Ни белому, ни драгоценному камню волнения Козьмы не унять. Вдруг заходит в приемную со стороны коридора некий дедушка: росту небольшого, вдвое ниже гвардейцев, белая борода, пышная, укладистая. Подумал Козьма, что одежда на дедушке простая, не дворцовая, словно он с улицы зашел.

– Ты тоже, дедушка, к царю? – спросил Козьма.

– Ха, здравствуй, здравствуй. Ты посол? – спрашивает дедушка, будто не слышит Козьмы.

– Посол я, верно говоришь.

– Чай, я не Пушкин, чтоб туману наводить, да ты, быть может, догадался: я и есть царь. Пойдем со мной.

Козьма этого никак не ожидал, а оттого открыл рот и не в силе ничего сказать. Идет за царем, садится в бархатное кресло. Сам царь садится за стол из палисандра, крашенного темным лаком.

– Рассказывай, посол, зачем пришел, – говорит царь тихим голосом.

Козьма – молчать. Он поражен.

– Ты не молчи, посол, тебя я прогнать могу, коль ты бесполезен, – все также тихо говорит царь и спокойно смотрит на Козьму.

– Прости, мой царь, прости меня! Я испугался! – Козьма вскакивает на ноги.

– Сядь, не бесись, – произносит царь.

– Я слышу, я сажусь. Я пришел такого дела просить: к Вельзевулу-королю, нет мочи, война бежит быстрее леопарда. Большая Известная Страна ему войну объявила. Я прошу тебя, от лица короля, помоги нам в этой войне.

– Про это знаю, – мягко отвечает царь. Он сосредоточен и тих, а из окна раздаются веселые песни – празднуют прибытие посла. – Война уже давно идет, я думал вам помочь, но два месяца никого не видел – ни послов, ни телеграмм. Ответь мне, почему ты пришел так поздно?

– Бежал, как мог, царь, прости уж. Я бегать с детства не приучен, быть может, другой бы быстрее меня прибежал.

– Ты разве пешком шел?

– Да, пешком.

– А как же поезд или самолет?

– Прости уж, царь, но в Неизвестной Стране такого нет.

Царь хмыкнул:

– Неужели?

– Верно тебе говорю, нет такого.

– Что ж, верю. А есть ли документ? От Вельзевула.

– Нет, документа нет, письма король не писал. И зачем документ, когда есть я?

– Странный вы народ, вижу; странен ваш король. Но зазорно мне с Большой Известной Страной воевать. Об этой войне я, конечно, думал, но знай, посол, что два года тому назад я был союзником Большой Страны. Мы тогда разбили волка-неприятеля. Мне не нравится Большая, я знаю много недоброго про нее, но как мне порубать союзника? Скажи.

Козьма – молчать, опять – ни слова. Не знает, как нужно ответить.

– Ну что ж, молчи. Я сам стану думать. Скажу тебе наутро. Пойдем со мной, хочу размять кости и прогуляться.

– Пойдем, о славный царь, – отвечает Козьма.

Вышли из дворца, уже далеко ушли. Козьма спрашивает:

– Мы что же, царь, не возьмем гвардейцев?

– Нет, не возьмем, здесь безопасно, – отвечает царь. – Как я слышал, войной повсюду страны кормятся. А что до нас – мы войной не живем, мы войной благо добываем. Знаешь, что мне принадлежит половина континента?

– Этого не знал я, славный царь! – Козьма ошеломлен.

Вышли путники на широкую улицу. Кругом машины, гул гудит, много пара. По небу самолеты летят, рев дорожный хочет за уши укусить. Везде на первых этажах – театры, рестораны и музеи; там люд, в богатую одежду облаченный, кутит и веселится. Повсюду смех. И неужель не грех войной такое заработать?

– Ты, царь, молчишь? – спросил Козьма.

– Да, я молчу. Дай мне подумать.

Уже солнце с неба валится, близится к закату; вокруг червонные и красные блики. Кругом тепло, народ хорош – Козьма разомлел. Он рад, что оказался в столице через два месяца скитаний по лесам. Но забывать о задании он не может.

– Могу спросить я?

– Спроси.

– Я слышал, как говорил Фома Аквинский, что та монархия блага и хороша, в которой ты, мой царь, окружаешь себя советом из мудрых людей и всегда спрашиваешь их мнения. Почему бы тебе не собрать вельмож?

– Ха, слышал он! Кто, право, Аквинат? Католик. Но мы же не католики; я его речи слушать не стану. Если бы я собрал вельмож, то слушай, что бы было – все вельможи хотят войны, чтобы накопить богатства; а все офицеры хотят войны, чтобы накопить чинов и славы. Я не осуждаю ни денег, ни чести; и вельможи, и офицеры гибнут за Страну и за меня. Но лучше вовсе никому не гибнуть, жизнь человека ни деньгами, ни славой не окупится.

Сказал то царь и вновь – молчать.

Козьма задумался и нашел слова царя верными. Показалось тут, что царь мудрый. Пригляделся Козьма пристальнее: ростом царь невелик, борода седая. Тяжел царь духом, рука его, коль положи Козьме на плечо, сломает кости. Но вид царь спокоен, но как его глаза давят! Тщедушная фигурка, шаг медленный, упрямый. «Вот царь, так царь, не может быть таких!» – подумал Козьма.

Тем временем путники подходят к громкому хороводу, что напротив баров-кабаков резвится. Там люди хорошо приодетые, пребогатые танцуют, смелы они, ногами вверх лихо выстреливают да подпрыгивают. А то поют:

– Да лужком девки, да лужком девки, да Лужком девки гуляли, да лужком девки гуляли. Да с комарикам, да с комарикам, Да с комарикам плесали, да с комарикам плесали. Да комарь муху уловил, да комарь муху уловил. Да ребёрушки, ребёрушки перломил. Да суставчики, да суставчики порушил. Да кричал-зипал, кричал-зипал голосам: – Да подать, маты-й, да подать, маты-й, топора! Да сяки-руби, да сяки-руби комара!

Завидели пляшущие царя, стали кланяться, царя в круг звать. А царь отсмеялся глухо, махнул рукой и сказал, что, мол, ноги болят. Смотреть, говорит, ему тоже веселье не меньшее. И стал народ резвиться, как в последний раз, стал царя услаждать. Царь смотрит, веселится, в тяжелых глазах огонь вспыхнул. Царь похлопал в ладоши, но вот уходит оттуда, машет народу рукой. Те ему кричат, чтоб возвращался через неделю.

Ушли.

Царь идет дальше, будто и спешит, бежит, как не в свои года, белоснежная борода его колышется. Поравнялся он с войсками, что вдоль стены стоят. Те в унисон кричат:

– Рады служить тебе, царь!

Кивает царь и идет вдоль рядов.

– А есть ли среди вас подпрапорщик, чье прозвище – Крючков? – спрашивает царь. – Ему еще одна награда затерялась, я ее доставил.

– Есть таков, царь-батюшка! – из строя выходит один; фуражка на боку, усы закручены, спина ровная.

– Не смей считать, что я тебя забыл, твой подвиг – мне награда. А это – твоя, держи. Держи, ты заслужил. – Царь цепляет к груди подпрапорщика золотую медаль. – Тебе наград не жаль нисколько.

– Рад стараться, царь-батюшка! – отвечает подпрапорщик и приставляет руку к козырьку.

Царь вновь ухмыляется, кивает и идет дальше, Козьма – за ним.

Царь все молчит, ни звука не проронит. Идут они с Козьмой дальше. Идут, а Козьма все дивится и страшится чудных зданий. Те, как дворец, лишь размером меньше. А царь молчит, на здания не смотрит. Вот входят в галерею, чей потолок подобен небу хмурому. Идут, а справа длинный ряд цветочный. Потом – картины, следом – книги. Царь идет и не поворачивает головы на продавцов, что зовут его. А голоса такие:

– О царь, приди, вкуси последних писков красоты! Картины новые, чудесные; баталий много, много дев красных. Приди, вкуси, о царь! – кричит торговец.

– Царь-батюшка, я тебя дожидаюсь. Могу тебе книги показать, столь умные, что лишь твой ум может постичь их мысль. Прошу, зайди ко мне и посмотри книги, – говорит другой.

Но царь молчит, на продавцов ни взгляда не проронит. Как видит, у колонны барышня сидит. Лица на ней нет, вниз сползло. Бедняжка страшно грустна и хочет плакать. Тут царь назад побежал, к цветочным рядам устремился. Зовет царь солдат, которые мимо проходили, а посол стоит в стороне и только смотрит. Стоит и видит, троица такая: царь, два солдата и цветов – не счесть сколько. Навалили цветов рядом с печальной барышней, и царь обмолвился о тщетности томления, за белую ручку барышню с земли поднял, спросил, куда ей отнести цветы. Та в слезы, слезы радости. Сказала адрес. Царь солдат по адресу отправил и дает барышне совет: беги, мол, найди хоровод, повеселись, развейся. А грусть довольства не принесет. Та девица сбежала, а царь, лишь чуть-чуть довольный, к послу обращается:

– Пошли, посол, я все обдумал.

Пришли вот во дворец и снова сели в кресла.

– Козьма, послушай, такой мой вердикт: если за ночь Саваоф мне мысли не исправит, то я войны не начну. Утром ты услышишь окончательное решение. Сейчас иди, поспи в моем дворце, я тебя утром разбужу.

Козьма и без того уставший, сонный и вялый, теперь совсем поражен и еле стоит. Что, зря он шел два месяца? Но царю перечить не хочет и лишь говорит:

– Спокойной ночи, славный царь.

– Иди, спокойной, – царь, награжденный тяжелой думой, медленно уходит через тусклый коридор.

Наутро царь вновь приглашает посла, сажает в бархатное кресло. Но только он начинает говорить (а начинал он так: «Ночь меня не убедила, войны я не…»), как в комнату некто забегает – сутулый, в рваной шапке и в лаптях, в руках он сжимает неведомую книгу.

– Ты, царь, подумай хорошенько! Не зря ты царь – ты сперва дело заверши, – незнакомец дерзко заявляет и валится на диван, как вдруг становится невидимым и растворяется в воздухе.

– Да что за дело! – стал царь зол, но чуду не удивился. – Война опять, война!

5 глава

– Ты, первый генерал, дурак! – гневно кричит король Вельзевул. – Сказал, что сможешь продержаться четыре месяца. Но что я вижу! Прошло лишь два, и уже столицу занимают!

– Да не возьмут, король, зачем ты так говоришь, – отвечает генерал дрожащим голосом.

– А ты, народ, ты здесь? – спрашивает Вельзевул.

– Да, здесь я.

– Скажи еще: за что мне это?

– За брата твоего.

– Но что мне брат! Тебя разве мало? Мой брат был, может быть, умен и крепок духом, но тебя сейчас спасаю я, а не он! Ведь говорил проклятый Аквинат, что тиран, забравший власть без права, может быть оправдан – лишь только благо он будет совершать для народа и страны. Скажи мне, генерал, неужели я не творил благо народу? Да хотя бы этими тремя союзами!

Но генерал сказать не может, его побило осколками; тут стали падать со дворцовой крыши глыбы камня, это артиллерия врага прицелилась по дворцу.

Король, облаченный в доспехи, схвативший длинный меч, бежит на улицу, дабы не лечь ему в камнях.

Повсюду пламя, пепел и песок. Летают трупы от воронок, что от снарядов остаются; летают над скорбным полем вороны. Кругом огонь, война и крики. Кричат солдаты офицерам: "За короля в огонь пойдём!" – потом идут в огонь, но там сгорают. Везде предсмертные крики и пальба. Мирный житель, позабыв себя, страстно ненавидит Большую Страну – так сильно тень вероломства свет благородства закрыла.

Три армии Вельзевула защищают Старый Свет, всех вместе – десять тысяч. Да народ чем попало вооруженный. Но и солдат не совершенство – этот с пикой, тот с мечом; один в кирасе, другой в бронежилете; этот полк, обладая винтовкой, все держит оборону, не отдает квартал, где стоят больницы с ранеными. А другой полк, истратив все патроны, бежит штыком колоть грудь врага. Добегут не все, множество погибнет, но лишь остатки полка настигнут вражеские позиции, так доберется королевский штык до цели и станет вспарывать груди и животы.

Но город небольшой, даром что столица. Так много войск в Старом Свете еще никто не видел.

То, что армии Вельзевула о десяти тысячах сдерживают армию врага в девяносто тысяч, то чудо – не иначе. Три армии расположились с умом: есть три моста, что рассекают столичный город, каждая из армий занимает по мосту и местность вокруг него. Уже много дней, как войска Большой Страны захватили половину города, но дальше не могут пройти, застыли на этих трех мостах. Три армии – преграда могучая, они стоят на смерть, нет – и по смерти стоят. Но лишь темное знамение недели промчится, как кончатся все патроны и снаряды, притупятся все штыки и клинки, кончится все оружие, что Вельзевул хранил. Там кончиться должна и сказка наша. То понимают генералы и проводят контратаки. Берут в плен, увозят провианты и патроны, рушат вышки с проводами, бьют коней и взрывают технику в гаражах. То капля в море армии Большой, но кто знает, быть может – капля дегтя? Как вот, неделя на исходе, дерется знатно этот народ, но никакого толку нет. "Пли! Пли!" – офицеры голосят, солдаты стреляет – и без толку; как не было конца войскам противника, так мало изменилось.

И вот прорвались армии Большой и один мост взяли. Но не разбили первую армию, та вглубь лишь отошла и стала защищать улицы, близкие ко дворцу. Лишь взяли войска Большой Страны мост, как все услышали трубы, и вдруг, откуда ни возьмись, союзные войска несутся. Это войска толстяка и богача. Напали на Большую с фланга, взяли крепко, проломили череп вражеской армии. Враг заныл и застонал, рекой потек обратно за реку. Обнялись солдаты-союзники и стали праздновать победу в этой битве за мост. Знатно кутили резервы, а солдаты фронта, лишь понюхав, уже веселей глядят. Встали дружно, брат к брату, и стали защищать первый мост вместе.

На юге Старого Света то же самое: там взяли мост, но тут же примчались союзники. Летят солдаты в бой, а офицеры бьют их по зубам, чтобы быстрей леталось. Влетели во врага, и там давай во всех стрелять. Стреляют мощно, метко, громко – насовсем разбили целую армию Большой Страны. Возвеселились солдаты, пошли гулять и плясать. Теперь, вдвоем, сподручнее мост держать. И вот уже друзей не десять тысяч, а тысяч пятьдесят. Противник дрогнул, взволновался. «И что же делать теперь?» – будто спрашивает Президент. Однако понятно было, что делать, и прислали множество подкреплений. Без мысли в голове можно остаться, лишь завидев ту тьму солдат, что больше всей столицы. Стоят, гремят, кричат и злятся; как наступают, всех порвут, всех разметают. И устрашились солдаты трех сторон: Второй и Третьей Страны затрепетали воины и захотели убежать от своего союзника. Тут Вельзевул – кричать, а все – молчать. Никто не знает, что поделать.

Напала армия Большой на все три моста одновременно. У Неизвестных трещит оборона, сдают они один мост, за ним сдают второй, и там – беда, сдается третий. А третий мост в сердце города, этот тот мост, где Вельзевул ходил среди палаток торговых, откуда он пошел в книжный магазин. Союзных войск лишь тридцать тысяч осталось, они держать такой натиск не готовы. Но ничего не поделать – заняли все вокруг дворца и ушли в оборону. Жители давно покинули свои дома в центре города, но открыли все двери для солдат; союзные войска из каждого окна по Большим метят, из каждого угла копья метают и снаряды отправляют. Но, как известно, без толку.

Король бросает генералов и сам идёт во главу армии. Руководит прилежно, умно и еще три дня дворец держится. Но тут как раз патроны и кончаются. Союз – бунтует, видит свою гибель, а солдаты мрут быстрее мух зимой. Кричит король, чтобы воевали, но уже и кричать некому. Вельзевул же три дня, не скрывая головы, ходил на поле боя, как вдруг на третий день метит враг ему в живот. Влетает пуля, брызги, кровь. На это Вельзевул глядит, не понимая, безучастно смотрит на разорванный живот. Но вот спохватывается: "О нет, был ранен я! А вдруг смертельно! Народ, войска, послы, союзы! Простите, чем я задолжал вам, простите и прощайте! О славный бог огонь-Ярило, ты знай, люблю тебя!"

И славный умер.

Упало тело Вельзевула, раскрылось у него чрево. Оттуда – мухи вырвались мощной стаей, по кругу полетали и принялись тело объедать. Лишь мало времечко прошло, как все: только один скелет остался на земле, белые косточки.

Тут грянул гром, печаль в народе; ревет солдат, штыком коля. Решай, народ, достоин ль скорби прах Вельзевула-короля?

Ошеломлен народ, но вот – наклонились над Старым Светом тучи, густая тень, слышат все трубный гул. Вдруг из темноты, из чёрных туч вылетают самолёты, их тысячи, и кажется – миллионы. Летят, гудят, во врага стреляют, сбрасывают на его головы снаряды. А дальше – танки, тоже будто миллионы; едут, танкисты всем машут. За танками – пехота и мотоциклы, да что за дело, тоже миллион! И рвут и мечут и берут мосты.

Мосты взяли быстро и устремились дальше врага бить. К вечеру Старый Свет был освобожден, изгнали врага и продолжили гнать его до границы. Это, не иначе, пришла Четвертая Неизвестная Страна на помощь, хоть и поздно, но ловчее других. Глядит народ на улицы, которые долго занимал враг, а там такой ужас! Множество убитых, измученных и истерзанных, мертвый народ, что не стал доверять врагу, в переулках грудами лежит. Был найден указ Президента: карать каждого, кто не примет новую власть.

И пусть погибли многие, но Старый Свет стоит; и пусть погиб король – но род его остался.

***

Прошло с тех пор некоторые время, война уже на территории врага идет. Успешно четыре Неизвестных Страны избивают врага в союзе. А что Старый Свет, стоит? Стоит. И там великий праздник: пусть война еще идет, однако новый король собирается надевать корону. Это сын Вельзевула – Богдан.

Повсюду еще гарь, разруха и руины, но пышный народ уже собрался во дворце, все кричат и поют славу новому королю. Цветы, банты; войска в парадной форме и вельможи с галунами. Кругом народу толпы – все пришли. Восходит король на пьедестал, открывает окна к небу, а там уже славный бог спешит. Тут все от ужаса с восторгом принялись кричать, один лишь король Богдан стоит, не шелохнется. Вот славный бог огонь-Ярило подлетает к королю; это могучий бог, о шести крылах: двумя крылами он лик закрывает, двумя крылами закрывает ноги, а еще двумя крылами летает. Подносит он к голове Богдана огненный венец и надевает ему на голову. Богдан кричит, ему больно от нестерпимого жара металла, но шестикрылый держит венец, не отпускает. Вот боль прошла, король на трон упал, корона к коже и кости принялась.

Взлетел тут славный бог огонь-Ярило и заговорил:

– Насчет оружия не думай: о танках, о стрелах, – это всего лишь оружие. Хоть камни и палки – все одно. Об именах также не думай, это всего лишь имена и не более. А впрочем… сам решай, народ. Но вот о чем подумай, о народ, вот, что понять тебе бы надо поскорей: я никакой не бог. Не бог!

***

Ой, чоп-чибаточек, Здрастуй, миленький дружочек. А у нас дома нездарова, Семья наша невесёла. Свёкар с печки убилси, Старый дед абарвалси.