Читать онлайн
"Хладная сторона. Часть 1. Судья и колдун."

Только подойдя вплотную, Алкей смог увидеть надпись на указателе. Вырезанная на дереве строчка была замазана каким-то шутником грязью. Впрочем, резкий запах давал понять, что это была не просто грязь.

Деревня Подгорица, где завтра будет тяжба, ради которой и потребовалось ехать в такую глушь, находилась в трёх стабиях пути. Уже стемнело, и только фонарь на длинном шесте помогал освещать дорогу.

Вязкая, жирная грязь хлюпала при каждом шаге. Сапоги насквозь промокли, угрожая скорой простудой. Шёл мелкий, терзающий кожу дождь.

Проклятая непогода только усиливала недовольство, ведь ему полагалось сопровождение писца и двух синклитиков при оружии. В таком месте и в такую погоду, можно лихого человека встретить.

Наконец, послышался лай собак, потянуло дымом из печей, заблестели огоньки в окнах. Деревня была рядом.

Хорошо бы сразу найти ночлег... – думал он про себя, ещё, хорошо бы выпить подогретого вина с перцем.

На въезде в Подгорицу путник сразу нашёл постоялый двор. Его можно было узнать хотя бы по тому, что, опершись на одну из его стен, темная, согнувшаяся пополам фигура изрыгала из себя следы недавней попойки, сопровождая это руганью.

У входа, на ржавом гвозде, висела табличка "Жаркий очаг".

Вот бы сюда кого-то из Коллегии. Ему бы понравилось такое название.

Массивная, изъеденная термитами дверь постоялого двора открылась не сразу. Пришлось толкать её плечом. Чтобы не удариться головой о косяк, он наклонился и вошёл. В ноздри сразу ударил запах пота, пролитого пива, гари и тушёной капусты. Букет ароматов, приличествующий любому подобному заведению, в которых по долгу службы приходилось проводить много ночей.

- Ей, хозяин! Вели послать к старосте сообщить, что Алкей прибыл. И подай хлеба и горячего вина, я сяду у огня.

Хозяин, тощий и низкий мужичок среднего возраста, смотрел отсутствующим взглядом. Вмиг стряхнув с себя это, вероятно обычное своё состояние, он расплылся в улыбке, обнажив коричневые от жевательного табака зубы. Он умел сразу понять, кто стоит перед ним. Грязный, но явно городской костюм, говорил о том, что его новый гость - тот самый судья, которого все ждали уже третий день.

- О вашей милости я сам доложу старосте утром, как он проснется. Можете не волноваться, государь. Не угодно ли сыру и каши? Только с огня, горячая.

- Угодно... - Трусоватые и услужливые смерды, вмиг превращались в толпу разгневанных вешателей, если решение по тяжбе было им не по душе. - Угодно и найди мне место, где я могу поспать.

Постоялый двор представлял из себя одно большое помещение. Вдоль стен распологались лавки с постеленными на них дерюгами, чтобы не так жёстко было спать. В центре зала стояли низкие, деревянные столы и стулья. Тут и там, без какой-то системы, коптили масляные лампы, вечно чадащие и воняющие жиром. Однако лучше, чем ночевать в лесу.

У большого, выложенного камнями очага, собралась компания селян, которые с интересом слушали рассказ старика, явно получавшего удовольствие от такого внимания. Он наслаждался звуками собственного голоса.

Алкей, выбрав себе место поближе к огню, сразу погрузился в дремоту. Открыв глаза и обнаружив, что вокруг ничего не изменилось, он стал невольным слушателем очередной деревенской байки, которых за годы общения с подобными людьми наслушался на всю жизнь. Одна другой грубее, глупее и наивнее.

- Про колдунов я знаю всё. Видал одного, вот када был ещё моложе вашего... - старик кивнул в сторону двух подростков. - Тогда-то пришёл к нам этой блудливый чародей. Окрутил девок, что помоложе, уболтал старосту отдать ему меру зерна да пол меры рыбы, а ещё орехов и меду. А ведь у нас был тогда голод. Мой папаша, как узнал, что я ходил смотреть на фокусы евошные, все ухи мне отодрал, а сам топор за пояс и с мужиками бросился догонять колдуна энтого. Не вернулся папаша, пропал - как утоп.

- Да суки они все, блядуны городские! Чего чего, а у нас тута никогда не было таких, из наших-то. Всё одно – городские... - резко прервал старика грузный бородач, сжимавший в своей мясистой ладони кружку.

- Как так, не было-то, Михей? А чаво я тебя спрашиваю, у нас этой разбойник сидит в холодной? Чай не городская птица. А всё туда ж, чаровничал, старостину девку спортил... - произнёс с недовольным надрывом рассказчик - Не пёр бы поперёд старших, башка соломенная...

Значит обсуждают моего подзащитного. Это стоит послушать повнимательнее. Может удастся прямо сейчас понять, виноват он или нет. Только тогда это дело Коллегии, я-то зачем? Не тащить же его в город.

- Ты не лайся, не лайся... - примирительно говорил бородач - Вона вишь, приехал ажно судья. Завтрия мы колдуна-то и подпалим.

Эти слова пропускать было нельзя. Они, значит, колдуна жечь собрались.

- Как же вы хотите его жечь?

- Знамо как, соберём хворосту, дровишек и, если Ситар будет милостив и не пошлёт дождь, сожгём колдуна...

Дремучесть крестьян поражала. Казалось, можно привыкнуть к их привычкам, поведению, манере держаться и манере пренебрегать баней. Но привыкнуть к их мифологии было невозможно. Они собрались жечь человека, который, если он и правда маг, станет сто крат сильнее рядом с огнём.

Один курс в Пассерской академии, пройденный Алкеем, давал о себе знать. - "...всякая магия есть горение анима гумана. Со времён Магна, первого мага, только от огня и тепла черпается энергия, которую маг преобразует в усилие для подчинения себе воли других. А потому следует бдить, дабы маг не имел рядом с собой никакого источника жара и следует напротив, лишать его такой возможности." Так начинался трактат "О природе магий и их губительном воздействии на человека" Аристона Морозного, второго главы Хладной Коллегии.

А они собрались его жечь...

- Позвольте узнать, сколько же "колдунов" вы уже сожгли? - поинтересовался судья, заметив, что старик-рассказчик задумался, явно пытаясь припомнить точное число.

- Дык, знамо сколько. Вот прошлым летом, двух колдунш словили, они в базарный день у купца увели барана и ткани на осьмушку. И до того, помните, был тут дурак, всё кружил по полям, силился в котомку молнию словить. А потом пшеницы недород был из-за ево колдунства. Да не счесть их всех, мы тута знаем как их значиться, ловить... - не без гордости сообщил третий, до того сидевший тихо, высокий, болезненно бледный малый, совершенно лысый, одетый в какую-то невообразимую рванину, вонявшую рыбой и тиной.

- А кто постановил их виновность в колдовстве? Вы возили их в Коллегию или, быть может, к вам кто-то приезжал? - Алкей уже знал ответ. Даже самый молодой синклитик понял бы, что селяне просто жгли чудаков и воришек, списывая на них все несчастья и тяготы.

- Нет, чаго звать-то этих из "Калекии". Им постой давать, кормить их лошадей. Кабы староста не настоял, мы бы и твою милость не тревожили. Сами ловим, сами жгём, нам не нужоны чужаки... - куда смотрит их местный жрец? Это же его дело, доводить до крестьян такую вещь, как методы пленения магов и борьбы с ними.

- Ни водой, ни льдом вы их не пытали? В снег не закапывали, до гола на морозе не раздевали? - расспрос не имел смысла. Конечно же, ничего из этого смерды не делали. Алкей почуствовал, что на него смотрит весь постоялый двор, понимая - крестьяне догадываются, что он пытается их в чём-то уличить.

- Твоя милость, ну пошто нам воду на них переводить? Колдун, он и козе ясно, когда колдун. А то, что ты тут навуку свою разводишь, так и мы не шибко глупые. Делаем по-свойски, как отцы наши делали и боле нам никак не надобно...

Кто-то положил на его плечо руку, подняв глаза он увидел благообразного седеющего господина, одетого, как и сам Алкей, слишком броско для такого места. На его голове был пышный, пусть и несколько потёртый зелёный шаперон, на носу блестели окуляры, а в зубах была зажата тонкая, длинная трубочка, из которой, впрочем, не шёл дым.

Незнакомец смотрел ласково, будто узнал старого приятеля и был рад этой встрече. - Господин судья, приглашаю вас за свой стол. Уверен, нам найдётся что обсудить... - и как бы подкрепляя своё приглашение добавил - ...у меня в сумке две бутылки Эйнварского, тут вам такого не подадут, прошу вас.

Сев с пригласившим его за стол, Алкей молчал, ожидая, что же хотели с ним такого обсудить. Незнакомец не торопился. Подмигнув, он достал из дорожной сумки бутылку чёрного стекла, оплетённой соломой. Поверх соломы, краской было выведено "Эйнвар, 103 год". Едва ли Алкей смог позволить себе купить такого вина. После разорения Эйнвара, вино оттуда стало доступно только богатым купцам, главам ремесленных цехов и знати.

Щедрость, чрезмерная и неожиданная, не расположили его к незнакомцу. Напротив, имея опыт получения взяток, он чувствовал, что сейчас ему предложат что-то не очень законное или попросят о сомнительной услуге. Седовласый любитель коллекционных вин молчал, копаясь в сумке. Наконец, он вытащил оттуда два серебряных стакана, солидный кусок копчёного мяса и несколько мандаринов.

Угощение не для этих дремучих мест.

Капающая масляная лампа за этим столом отсутствовала. Вместо нее в медном подсвечнике мерно горела большая, жёлтая свеча, освещая ровным светом руки и лица сидящих.

- Прошу вас, не нужно стесняться. Мне радостно разделить свою скромную трапезу с человеком достойным и очевидно образованным. Понимаю, всё это выглядит несколько театрально, но уверяю вас, у меня к вам исключительно взаимовыгодное предложение... - чуть завитые, седые усы поднялись, обнажив безупречный ряд ровных, белых зубов. Удивительно для такого любителя трубки.

- Пожалуйста, переходите сразу к делу, ваше общество интереснее, чем мои недавние собеседники, но мне не ясно, что вы от меня хотите. - произнеся это, Алкей сделал большой глоток Эйнварского, поняв, что занятие в этой жизни он выбрал явно не то. Даже если бы предложение оказалось неприемлемым, что ж, по крайней мере он приобщился к этому дивному вкусу слегка фруктовому, лишенному всякой горечи и маслянистости. После этого, всё остальное вино уже казалось уксусом.

- Конечно, но не нужно так торопиться. Я ждал кого-то вроде вас, ибо прослышал, что в Подгорице назревает очередной самосуд. Это я убедил старосту вызвать судью. С первого взгляда на несчастного заключённого, мне стало ясно, что он никакой не маг, просто распутный юноша. Не нам его судить и уж точно не казнить за это.–

Что за человек сидит передо мной? С каких пор странствующие торговцы, или кто он такой, пекутся о судьбе деревенских повес и организуют для них суд? Нет. Что-то он не договаривает мне.

- Позвольте узнать, что связывает вас и подозреваемого? Он ваш родственник или друг? Любой ответ мог оказаться ложью, и Алкей был к этому готов. Но вести расспросы, это часть профессии.

- Я не представился. В этих краях я известен как Лерген де Буаси. Честный купец, член Преславной Торговой Компании. Вы могли слышать моё имя и, в чём я совершенно не сомневаюсь, слышали о Компании.

Теперь, назвавшись, Лерген де Буаси казался совсем уж гротескно величественным для постоялого двора "Жаркий очаг" в деревне Подгорица. Люди такого положения путешествуют по государеву тракту, сидя в роскошном экипаже, в сопровождении оружной охраны. И они не останавливаются в захудалых трактиришках, не сидят в окружении черни и не носят с собой дорожные сумки.

Я понимаю ваш пыл и интерес, однако скажите, с кем имею честь?

- Что ж, в этих краях я известен как Алкей, и зовут меня так же. Я синклитик средней скамьи с правом ношения печати. Полагаю, место моей службы вам, Лерген, так же прекрасно известно.

И не только ему. Жить в Патриде и ни разу не слышать про Синклит? Алкей в это не смог бы поверить. В сущности, как и любой житель Патриды.

Синклит всегда занимал видное место в жизни четырёх княжеств, появившихся после распада державы Номиса ІІІ Великого. С мнением Синклита считались, его присутствие в политике терпели великие князья-номистики. Родные дети Номиса ΙΙΙ и заклятые враги. У каждого номистика был свой Синклит и, конечно же, у каждого он был самый древний, сохранивший традиции старых времён. Во всяком случае, так они утверждали.

Синклит включал в себя родовую знать, имевшую от государей практически неограниченную власть в своих поместьях и обязанную за эту власть служить на войне и в миру.

В него входило также старшее жречество Культа Всебожия, призванное наладить контакт с богами и обеспечить с их божественной помощью процветание княжеству.

Нижние же ступени занимали простые миряне. Иногда они могли передавать должность по наследству, иногда их дети начинали с самых низов. Именно к этой ступени, не наследной службы и принадлежал Алкей. Ему стоило быть довольным своим положением, ещё два года назад он был младшим синклитиком при оружии и нёс охранную службу на улицах Византа.

С протекции дальнего родственника, двоюродного деда по матери, он смог перепрыгнуть через головы более опытных сослуживцев и стать, наконец, синклитиком средней скамьи с правом ношения печати. Иной сказал бы, что Алкей простой мелкий чинуша, но он предпочитал называться своей полной должностью всегда, когда представлялась возможность. В конце концов, он имел на это право.

- Ну разумеется, я сразу понял, что вас прислал именно Синклит, а не Культ и уже тем более не Хладная Коллегия, сказал, улыбаясь Лерген де Буаси

- Вот как? Что же выдаёт меня?

- Всё дело в вашей манере вести себя с простым народом и, как я уже заметил, вы не сторонитесь вина. Значит, вы не из Культа. Вы не носите при себе клевец или фальшион, и не одеты в доспехи. Значит вы не из Коллегии. А ещё - эти милейшие люди, назвали вас судьёй... - назвать эту нечёсанную чернь "милейшими" можно было только в шутку, подумал про себя Алкей.

- Что ж, прекрасно. Я не забуду вашего имени... - Лерген понизил голос и наклонился так, что можно было рассмотреть все лопнувшие сосуды на его зрачках.

- Последний вопрос, лично вы находите подследственного виновным? Как вы справедливо заметили, жители Подгорицы уже загубили несколько душ и не собираются на этом останавливаться.

- Мне кажется, смерды хватают каждого, кто кажется им подозрительным. Но я не собираюсь делать выводов пока не проведу допрос и не будут опрошены свидетели. Кажется, его обвиняют в ворожбе и соблазнении дочери старосты. Если это так... - помещение сотряс грохот и последовший за ним густой смех. Служка уронил на пол большой горшок с дымящимся варевом, чем отвлёк внимание - Так вот, если это так, подозреваемый понесет справедливое наказание. А оно, как вам известно из эдикта "о магах и магии", предполагает для виновного в том числе и утопление с завязанными руками и ногами. Если же он не виновен, может гулять. Правда, у меня нет людей. Не уверен, что даже в таком случае он увидит новый рассвет. Местные просто поднимут его на вилы...

Лерген де Буаси одобрительно качал головой. Ответ ему понравился.

- Этого достаточно... - снова чуть ли не шепотом произнес Лерген.

Суть моего предложения такова, - я не хочу самосуда. Что до того, кем мне приходится подследственный, скажем так, он мой помощник и располагает ценными для меня сведениями. О защите моего подопечного, не переживайте, у меня есть люди, он указал мизинцем в противоположный край постоялого двора и Алкей, наконец, увидел...

За столом, в углу, сидело два человека. На их головах, отражая свет лампы, блестели бацинеты, у ножки стола притулился арбалет, а к стене была приставлена гвизарма и алебарда. Это точно не местные свинопасы. Наёмники.

- Впечатляет, неправда ли? За дверями нас ждут ещё трое. Защита будет не хуже чем у первожреца в Византе. Да я и сам, Лерген оттянул ворот куртки, демонстрируя кольчугу из мельчайших облых колец, не так прост.

Броня совершенно не вязалась с его богатым головным убором. Зачем купцу кольчуга? Не собрался же он биться с селянами за свободу своего слуги?

- Это, конечно, внушительно, но пока деревня Подгорица находится в ведении местного помещика, я официально прошу вас воздержаться от любого неправомерного насилия!Слова прозвучали заученно, по-канцелярски сухо.

- Разумеется, это всего лишь меры предосторожности. Уверяю, я не вёл этих людей в Подгорицу, чтобы устроить бойню. Они мой эскорт, на дорогах сейчас небезопасно. Я тоже предпочитаю слова металлу... А вы вовсе без защиты путешествуете?

- В такой-то глуши? Нет. Алкей откинул край плаща и показал калёный стилет длинной в три ладони, выигранный им в кости.

Над столом повисла пауза. Алкей ждал, что ему предложат какое-то вознаграждение за успех завтрашнего дела и молчал. Лерген тоже молчал, как будто желая услышать цену оправдательного приговора. Их немую дуэль прервал кабатчик, бесцеремонно нарушив тишину вопросом: »не угодно ли господам судьям отдохнуть в компании мастериц?» Мысль, что его визави, уйдёт в лобзания сельской потаскухи, насмешила Алкея. Видимо эта же мысль рассмешила и самого Лергена. Хозяин, благодарю за предложение, но вынужден его отклонить. И проследите чтобы нам больше никто не мешал... - в воздух взмыла медная монетка, которую кабатчик поймал с проворством циркача. Сделав нелепейший поклон, он удалился.

- Я вижу, что вы делец, как и я. Разве синклитикам не полагается годовое жалование? 20 фолисов в год, кажется так? Завтра, на том холме, Лерген указал в окно, вы получите за свои хлопоты 30 полновесных, необрезанных фолисов, монетного двора истинного наследника нашей единой державы.

Уточнение насторожило. Двадцать лет междуусобиц и войн с соседями. Кого конкретно Лерген де Буаси считает "истинным наследником"? Впрочем, этот вопрос мог и подождать, серебро, чьего бы двора оно не было, серебром быть не переставало. Сумма, надо сказать, была огромной даже для купца Преславной торговой компании.

30 фолисов! Цена породистой боевой лошади из столичных конюшен.

Конечно, это взятка. Взятки Алкей брал и не считал это постыдным. Если два тяжбника по своему правы? Или если дело настолько абсурдно, что любое решение походит на анекдот. Кому отдать предпочтение? Тому, кто проявит сметливость и принесёт четверть меры пива или вешку сыра. Иначе, даже в столице суды не судили. Но соблюсти формальности требовалось всё равно.

- Хорошо, мне это подходит. Моя совесть будет спать спокойно, зная, что у обвиняемого такие щедрые и заботливые друзья...

- В моём деле сделка действительна только если участники ударят по рукам - Лерген протянул свою ладонь. Сухую и очень горячую. Скажите, где вы намерены ночевать. Пожалуйста, не говорите, что в этом скорбном вертепе. Местные полати жестковаты для человека вашего положения. Я снял для себя и своих людей дом, пол стабии пути отсюда. Раз мы с вами за одно, приглашаю. Там вас ждут тёплые шкуры, тишина и отсутствие любопытных ушей. Крестьяне видят и понимают гораздо больше, чем может показаться.

Хозяйка, старуха, никогда не лезет с расспросами и готовит отменные блины. А завтра утром, вернёмся в Подгорицу, где вы проведёте своё расследование и судилище.

Дорога была прямой и освещалась луной. Грязные подмерзшие лужи казались серебряными зеркалами в её свете. Плешивый лесок, истерзанный крестьянскими топорами, играл с воображением. В полумраке переплетения деревьев казались диковинными фигурами зверей и людей. Не от того ли простому люду на каждом шагу мерещились оборотни и русалки? Мерно бряцало снаряжение спутников Лергена де Буаси. Сам он, вероятно, из солидарности, шёл пешком, рядом с Алкеем, отдав узды своей лошади одному из наёмников.

- Откуда у вас эти шрамы на лице — праздно поинтересовался Лерген — вы бывали на войне?

Алкей коснулся ладонью своей щеки, почесал одну из отметин и хмыкнул, - нет, скорее наоборот. Первый курс Пассерской академии...

- Кажется, понимаю, пуская дым, отвечал спутник, мензурное фехтование? Мне всегда это казалось блажью...

-Да, глупая забава первокурсников, чтобы красоваться перед товарищами и впечатлять бюргеских дочек...

Они немного помолчали, но у синклитика тоже был вопрос, который требовал пояснения. И его суть не была такой легковесной, как происхождение шрамов.

- Скажите мне, Лерген,.зачем вам эти хлопоты? В деньгах вы, очевидно, не имеете стеснения, в людях тоже. Не проще ли заставить селян выдать вашего помощника силой или просто договориться со старостой? Конечно, Алкей не жаловался как складывались обстоятельства, он просто не мог понять, к чему разыгрывать такую комбинацию.

Лерген де Буаси, не вынимая трубки изо рта, бросил взгляд на своего спутника и выпустив дым, ответил, - да, пожалуй. Я могу послать своих людей и они быстро управятся с селянами. А на утро наши тела будут болтаться на суку. Вы знаете, что у местного помещика 30 конных арбалетчиков? Вы думаете, он допустит, чтобы какая-то шайка разбойников, а именно так нас и назовут, хозяйничала в его деревнях? - действительно, перспектива не очень привлекательная.

- Ну хорошо, а почему не купить старосту?

- Староста, в чём вы завтра убедитесь, человек приземленный и простой. Не знаю как его род уже пятое поколение управляет Подгорицей. Но через Подгорицу часто проезжают мои помощники. Если пойдёт слух, что староста был подкуплен, его могут сменить, а это повлечёт за собой лишние накладки для моего предприятия (что за "предприятие", Лерген уточнять не стал).

За этими расспросами, и без того короткий путь пролетел незаметно. Дорога сделала поворот и они вышли к аккуратному хутору из двух жилых построек и сарая. Всё было окружено ветхим забором, через щели которого, вероятно, подгорицкие дети лазали воровать яблоки. Осень подходила к концу и яблоневые деревья стояли ощетинившись голыми, колючими ветвями без единого листка. Залаял сторожевой пёс, давая знать, что прибыли гости. Ворота хутора медленно, с ужасным скрипом отворились, открывая крохотную фигуру хозяйки дома.

Её землистое сморщенное лицо освещал железный фонарь. Узнав по голосу Лергена де Буаси, она скрипучим, но живым и весёлым голосом воскликнула - наконец-то, вы добрались, мои государи! Уж думала послать внучонка вас выглядывать. Всё уж ждёт вас, пожалуйста. Конюшку вашу извольте отвести в сарай, ячмень и вода положены. Люди ваши пусть идут в этот дом - она указала фонарём на меньшую постройку, полуземлянку с соломенной крышей и крохотными оконцами, завешеными тряпьём. Я уж всё заготовила. Там и хлеб, как просили и питьё. Только пусть в дом свою палку, она указала на когтистую гвизарму,не заносят. Дурное это, этакие вилы нести. А для вас, господин Вербен, господин Лерген не стал её поправлять, я приготовила в хозяйском. Токмо я глазами ослабла, казалось, будто вы говорили, что вас шестеро будет? - взгляд старухи остановился на Алкее, который ждал, что и ему укажут на меньший, гостевой дом.

- М-да, шестеро. Старый друг, вот встретились в Подгорице. Уважаемый господин Алкей, судья. Он нас не потеснит. Велите и ему постелить в господском доме, - представил Лерген де Буаси своего спутника. Про оплату не волнуйтесь, получите сверху пять малок...

Старуха недовольно покачала головой, упёршись свободной рукой в бок – Судья... Вот принесло лихо откуда не ждали, бормотала она себе под нос, - пойду, расстолкаю девку, чтоб постелила. И Дромосом прошу, держите свой душегубцев от неё подальше.

Она говорила что-то ещё, ворчала на позднее прибытие, на мышей в подполе, на внучка, на дворовую девку, на "палки желязные", на погоду, на больную спину. Но перемещалась она бойко, как бы перекатываясь с ноги на ногу, командовала "внуками", отмахиваясь от собаки, попутно помогая разгружать тюки с добром своих гостей и, кажется, даже успевала отходить, чтобы помешать похлёбку. Словом, вела себя как нормальная хозяйка путевой гостиницы.

Ещё во дворе Алкей и Лерген распрощались до утра. Последний пошёл к своим людям, что-то обсудить или раздать указания а синклитик ведомый весьма ладной молодой девушкой, прошёл в "господский" дом, где ему была отведена небольшая комнатка без окна, с узкой деревянной кроватью застеленной соломой и бараньей шкурой. В углу, над потолком висел крохотный резной идол, но понять кто это было невозможно из-за чрезвычайно грубой работы резчика. На полу стоял масляный светильник. Ничего больше в комнате, закрывающейся на толстую дверь, не было.

Едва он коснулся спиной кровати, его голова стала тяжёлой как медный котёл, мысли спутались и он захрапел.

- Слышь, Отмах, а на что нашему хозяину этот судья? - в меньшом доме наемники, освободив свои тела от доспехов, курили трубки сев в полукруг. Чего у него за охота такая? Да взял бы меня и Бочку, пошли бы сейчас и вытащили того парня из клети. Видел я эти крестьянские казематы, сидел и бежал не раз, одно слово, что тюрьма, так, сараюшка.

- А наше какое дело? Ты знай себе следи в дороге за лиходеями и холопам тем продыху, в случае чего, не дай. А остальное, не нашего ума,- сказал по виду самый старший из них, лысый воин без двух пальцев на левой руке, уха и половины носа. Всё его тело было изрублено топорами и исколото пиками. Поверх некоторых шрамов красовались уродливые кривоватые татуировки, вероятно изображавшие женщин лишённых морального стержня.

Наступало утро. Окрестные леса, поля и холмы были покрыты морозным туманом, над которыми кружили вороны, пронзая округу своим истошным карканьем. В дверь застучали, не то сапогом, не то палкой, так силён был грохот.

- Господин судья, вставай, хозяин зовёт к себе, - звучал голос приглушаемый толстым деревом.

Недовольно подумав, что его, стало быть, уже записали в слуги, Алкей оторвал голову от теплой постели и стал шарить ногами, ища сапоги. Сапог нигде не было. Действительно. Ни у кровати, ну и стены, ну и двери. Сапоги пропали.

Если это шутка того мальчонки, сейчас я надеру ему уши - пришло в голову.

Ещё раз обыскав взглядом комнату, заглянув под кровать, он вышел шлепая чистыми обмотками, которые вчера успел сменить перед сном. Ни мальца ни сапог видно не было. Зато у огня стояла девушка и сосредоточенно варила обед.

- Скажи-ка мне, красавица, куда делись мои сапоги? - услышав голос, она чуть вздрогнула и перевела взгляд с котелка на недовольную, заспанную фигуру синклитика средней скамьи с правом ношения печати.

- Так я-то сама-то взяла. Хозяйка сказали почистить, просушить и набить стал быть мятой... - она рванула к длинной жерди, на которой висели потерянные сапоги. - Вот эт самое, готовы ваши чоботы, не злись господин, хотела снести тебе, да вот - она кивнула на очаг, забылася. Не гневись токмо, прости мя, дуру.

Длинная и совершенно ненужная тирада напомнила ещё раз с чем связано его пренебрежение к черни, даже к такой хорошенькой и белокурой. Девушка было хотела помочь обуть их, но он остановил её, прошёл к треногому табурету и самостоятельно сделал то, что делает каждое утро. Самоназванная дура уже вернулась к готовке, будто опять "забылася".

На дворе уже всё было готово. Лошадь была осёдлана, на ней восседал купец Преславной Торговой Компании Лерген де Буаси в окружении своих людей. А, господин Алкей! Проснулись... Извините, что так рано, но нам ещё предстоит суд, а это, сами знаете, дело не быстрое. У нас нет времени прилично позавтракать, пожалуйста, - он щёлкнул пальцем и один из наёмников достал из заплечной сумки свёрток, подкрепите силы по дороге. Ещё раз прошу прощения, но дело не терпит.

Содержимое свёртка представляло из себя обыкновенный походный паёк - сухари, сущеное мясо, орехи и вяленные фрукты.

А теперь, держитесь рядом, пойдём быстро. Прощай хозяйка, будет случай, непременно остановимся у тебя вновь, - хозяйка хутора ответила неразборчиво но дружелюбно.

Темп был взят форсированный. Компания шла практически трусцой, неудивительно, что сегодня Лерген предпочёл ехать верхом.

Староста в сопровождении двух селян, одетых приличнее, чем вчерашние собеседники Алкея, ждал у границы деревни. Очевидно, присутствие таких, как ему казалось знатных господ, смущало. Понимать, что рядом есть кто-то выше тебя по статусу - не так и просто, когда в своей земле ты «власть».

Завидев издали процессию, староста ещё раз осмотрел своё платье, будто от детального изучения, его старомодное, много раз перешитое и заштопанное котарди, могло стать лучше. Бугристая и красная, от регулярных дегустации каждого пивного бочёнка, голова, скорее походила на цветочный горшок. Коротко стриженный и бритый, на фоне своих односельчан, он, надо отметить, даже выделялся лёгкой франтоватостью.

- А вот мы вас ждали ваши милости. Народ ужо собирается у моего дома, прошу вас за мной, произнёс староста поворачиваясь спиной к пришельцам и направившись к месту суда.

Народ действительно уже собрался. Алкей увидел несколько десятков зевак, кое-кто опирался на вилы, у кого-то за поясом был заткнут нож. Каждую минуту подходил кто-то новый. Общий гомон толпы сливался в назойливое жужжание.

- Ну дык, когда чаровника будут вешать?

- Не вешать. Я вчера сам слыхал, как тот, в плаще, вона вишь рядом с лошадью идёт, говорил что де, будут на костре его палить...

- Вчера? Да ты вчера лыка не вязал, кудаж тебе, слыхал он...

- От дура баба, я ж сначала услыхал, а уж опосля маленько пригубил...

Все обсуждали предстоящую казнь, не понимая, что как раз этого им никто не обещал. Но общее мнение было таково, - с минуты на минуту мага казнят. Алкей это прекрасно понимал, негодуя на крестьян и старосту. Он ведь даже ещё не видел ни обвиняемого, ни свидетелей. Следствие даже ещё не началось. Но арбалеты и копья его спутников успокаивали, - чернь будет ждать столько, сколько потребуется.

Нагнав у самого дома старосту он схватил его за плечо и прямо сказал:господин староста, растолкуйте своим людям, что мне потребуется время на проведение дознания. И ещё, со мной нет писца для протоколирования. Распорядитесь позвать жреца и выдайте ему чернила, бумагу и перо я дам сам. Староста, слушая эти простые просьбы, так моршил лоб, будто бы ему читали лекцию по анатомии.

Наконец, он ответил, - барин, время я вам дам, но жреца не могу. Нету его тута, отбыл в соседнюю деревню на похороны, а когды вернётся, сказать не можно. Да и чернилы у нас отродясь не водились, зачем нам? Всё на крепком слове стоит...

- Тогда, принесите воды и угля - стараясь сдерживать раздражение, потребовал «барин». А пока занимаетесь этим, - мне нужно видеть обвиняемого и вашу дочь.

- Которую дочь вам позвать? А колдун ужо здеся, в доме, сами идите и говорите.

- Которая будет свидетельствовать против обвиняемого, - эту дочь. Других не надо, благодарю - последние слова он уже цедил сквозь зубы. Безпроглядная глуповатость местного населения успела утомить. Сказав это, он практически оттолкнул от себя старосту и прошёл в дом. На скамье сидел связанный, побитый, с заплывающим глазом "маг". В шаге от него догорала жаровня, очевидно, зажженая с ночи...

Выглядел он жалко, ничуть не производя впечатление чародейца, пораженного, как и все колдуны, маниа глориум.

Пленник поднял голову и осмотрел целым глазом своего возможного палача или спасителя. Его густая рыжая шевелюра была испачкана кровью, у виска отсутствовал клок волос, видимо, когда волокли, ему их выдрали. Распухшие губы прикрывали свисавшие до подбородка рыжие усы.

- Ваше имя? - сразу начал допрос Алкей.

- Риений... - прохрипел "колдун" - Риений из Заец...

- Знаете, за что вас тут держат?

Секунду Риений из Заец молчал, после сплюнул кровь - пробито лёгкое? Знаю, они говорят, что я чародей. Господин, я не чародей, а простой коробейник. Хожу от селения к селению, меняю, продаваю полезный в хозяйстве скарб. Слова давались ему с трудом, очевидно последние несколько дней его часто избивали - Господин, я старостину дочку в глаза не видал, а они говорят, снасильничал, это не я, сучий навет, да и только...

Он опустил голову на грудь, не имея больше сил держать её прямо.

Дав Риению отхлебнуть из своей фляги, Алкей окликнул старостиного слугу и попросил принести какой-нибудь мешок. После наклонился и что-то сказал Риению. Тот закивал.

Отдельно допрашивать дочь старосты не было нужды, с ней синклитик будет говорить при всём народе. Выйдя на воздух, он понял, что пора начинать. Поодаль от толпы сидел на лошади Лерген, его люди стояли у дома, готовые, если дело примет крутой оборот, утихомирить крестьян.

Вскинув руку, дав понять собравшимся что суд начался, судья набрал полную грудь и начал громко, чтобы слышали все, говорить.

- Мирный народ Подгорицы, вы знаете зачем мы тут собрались?! Синклит прислал меня, чтобы я установил виновность человека, которого обвиняют в поругании чистоты девства... - это называлось подменой обвинения, судили-то Риения в сущности не за это. Вы знаете, что по нашим законам, моё решение будет окончательным и не подлежит оспариванию... - произнеси он такое в городе, мигом получил бы взыскание. Не будем тянуть, я прошу пригласить сюда для дачи показания сторону обвинения. Приведите дочь старосты (чьё имя он даже не узнал).

На помост перед домом вышла дебёлая громадина, очевидно и бывшая тем самым нежным цветком, чью непорочность забрал Риений. С первого взгляда было понятно, что "сторона обвинения" не совсем понимает, что ей нужно делать. Она глуповато улыбалась и таращила на судью мелкие, мутновато серые глаза.

- Пожалуйста, расскажите суду, как происходил акт дефлорации и каким способом обвиняемый склонил вас к оному.

Тут же поняв, что сглупил. Сейчас придётся сначала объяснить всем, что такое "акт" и что такое "дефлорация". Реакция не заставила себя ждать.

- Эт вы обо што, не пойму... - заревела почти басом свидетельница.

- Поясните, в каких обстоятельствах вы познакомились с обвиняемым и как произошло предполагаемое надругательство над вашей невинностью.

Девица потупила в пол глаза и начала монотонно отвечать - Ну значица, шла я по улице, домой к папаше и мамаше. Тут глядь, стоит. Закружилась у меня, стал быть голова, а он меня уже и поволок в сарай. И потом ещё пару раз в свинарнике... Поверить, что эту тушу можно куда-то "уволочь", было сложно.

- Это всё? Что конкретно вы помните и чем вам особенно запомнился подозреваемый?

- Ну знам чем, лежу, а эта образина на мне пыхтит. А запомнился, ничем не запомнился, колдунские дела...

- Может быть, вы помните его одежду, какие-то приметы?

- Приметы... одежду - тупо повторила свидетельница. - Одет как все, выглядит как все, колдун меня охмурил, а вы меня тут про яво одёжу... - с поддельной обидой выговорила она.

- Сама блядует, а теперь врёт! - вырвался чей-то голос из толпы, народ снова загомонил.

- Госпожа свидетельница, я вам напоминаю, что этот суд освящён богом Дикастом и дача ложных показаний равно как и уклонение от оных, влечёт за собой штраф в 25 малок. Отвечайте суду конкретно. Как выглядел подозреваемый, какого он роста, какой у него цвет волос?

Старостина дочка стояла в растерянности, переводя взгляд с судьи на отца и обратно. Она не знала что отвечать, потому что никогда не видела Риения.

Алкей понимая, что лучше момент может не представиться, обратился к толпе.

- Достопочтенный и справедливый народ Подгорицы. Я, синклитик средней скамьи с правом ношения печати, прихожу к выводу, что тут имеет место навет... Вы могли убедиться, свидетельница не может показать как выглядит подозреваемый Риений из Заец, а между тем род его занятий... - речь была прервана дочкой старосты, которая разразилась рыданием и причитанием. Спрятав лицо в ладони, она стояла на помосте и содрогалась от плача.

- А чаво рыдать-то таперь? Наблядила, сама знаю, видала, сказала баба из толпы, как она с Павушкой бегала в лес... - и почему столь ценные свидетели не появляются до начала суда?

Не намереваясь останавливаться из-за истерики завравшейся девушки, Алкей попросил одного из наёмников привести Риения. Неуверенно ступая по помосту, с мешком на голове, придерживаемый за плечо, вышел обвиняемый коробейник.

Народ замолчал, не понимая, что происходит. Кроме старосты, который стоя тут же, поминутно краснел и потел, злобно глядя на свою дочь.

- Свидетельница. Отвечайте чётко и внятно, какого цвета волосы у подозреваемого? - Алкей постарался произнести это так громко, как только смог.

Залитая слезами, раскрасневшаяся "свидетельница", давясь от волнения простонала, – низнаю... - и чуть не упав, кинулась в дом, прячась от раскрытого обмана.

Судья кивнул наёмнику и тот стащил с головы Риения мешок, прятавший его особые приметы.

- Народ Подгорицы! Сейчас суд огласит своё решение, будьте готовы подчиниться ему и без скандалов разойтись - «Суд» всё ещё не был уверен, что помощь алебард и арбалетов ему не понадобится.

Суд постановил, что обвиняемый Риений из Заец не виновен в насилии, а равно как и в чародействе. Он стал жертвой девичьей лжи, в попытке скрыть свои греховные добрачные связи. Я немедленно, - он посмотрел, старосты уже не было , освобождаю Риения из Заец и объявляю его невиновным по всем пунктам обвинения.

Люди стали шататься, обсуждать меж собой увиденное и потихоньку возвращаться к ежедневным делам.

- Тьфу ты, и чаво я шла? Токмо зря время терять...

- А я думал вздёрнут кого-то, а тут...

- Вот кады нет пригляду, от так и бывает...

Всё прошло спокойнее, чем можно было ожидать.

Из принесённой воды и угля, Алкей сделал чернила. Нужно было переписать по памяти допрос и судебный процесс. Писца то ему не дали. Поставить на бумаге печать и свою подпись, а по возвращении в город, сдать бумагу по делу в архив.

Погруженный в эти мысли, он не заметил, как к нему подходит Лерген де Буаси. Он выглядел как и вчера, спокойно и приветливо.

- Браво, господин синклитик, дело решилось быстро и без скандалов. Это полностью ваша заслуга. Прошу вас, как закончите с бумагами, подходите к оговоренному месту, я вам задолжал тридцать фолисов...

Через час официально закрыв дело приложением печати, судья отправился к месту встречи. Его ждали. Воздух был холодный, уже приближалась зима. Над отрядом Лергена де Буаси поднимались маленькие облака дыма. Все его люди, как и он сам, курили длинные трубки и о чем-то переговаривались. Тут же, на носилках лежал бывший подозреваемый, казалось за последние полтора часа он даже посвежел и оправился от пережитого.

- Достопочтенный синклитик! Идите же сюда. Мы с товарищами обсуждаем ваше мастерство и хватку... - произнеся это, Лерген наклонился к своему человеку и кивнул в сторону Алкея. - Примите от меня благодарность за вашу помощь всем нам, как и уговорились.

Получив в руку маленький кожаный мешочек, Алкей удовлетворительно оценил его тяжесть. Вытащив на ладонь фолисы, на аверсе он прочел - "милостью богов великий номистик Йофрис" - сын покойного Номиса III а по совместительству, заклятый враг своего брата, великого номистика Горция, государя этих земель. Серебро есть серебро.

- Советую вам спрятать их быстрее. Кажется, к нам приближаются селяне...

Действительно, на холм поднималось два человека. Одного, старика сказочника, Алкей узнал, второй, бывший моложе, кажется, утром стоял со старостой.

- Ну дык, мы того, ежели уезжаете ужо, так староста вам гостинец в дорогу стал быть собрал, вот, пожалуйте, господин судья... - проскрипел старик и взял из рук молодого свёрток.

- Угу, а ещё Вылош, хозяин трактира, сказал, эт самое, ваш долг в пол малки за вино простил и эта... - молодой почесал голову, как будто что-то забыл - Ну велел кланяться и чёт там ишо...

Прощальную речь прервал Лерген - Замечательно господа, и наш поклон старосте, мы уезжаем.

- А да... - встрял старик - Вы стал быть коли чего, не держите зла за парнишку, кто ж знал, что старостина дочка такая поблядуха, она ужо призналася, что они с Павком, рыбаком стал быть, блядили...

- Это уже лишнее, нас это не касается, добрые люди. Прощайте! Дальше слушать деревенские сплетни Алкей не собирался.

Смерды помялись мгновение, что-то промычали о том, как они рады отъезду судьи, развернулись и ушли обратно.

- Какой прекрасный народец, эти селяне. Боятся, что мы сейчас к их помещику пойдём, с усмешкой сказал Лерген. Впрочем, они ведь могли и хутор нам вчера подпалить, было у меня такое опасение. На этом, господин синклитик, мы с вами расстаёмся. Теперь дело к зиме идёт, река встанет. А нам нужно попасть на паром. Прощайте, возможно сведёт ещё случай, увидимся.Лерген де Буаси махнул рукой и отряд, бряцая котелками и доспехами, двинулся на юг.

Алкей остался один. Глубоко спрятанный мешочек с фолисами грел его и подстегивал скорее вернуться домой. Быть может удастся даже найти возчика, не хотелось бы идти 40 стабий до города своим ходом...

Вечером следующего дня, сдав все дела в канцелярию Синклита, Алкей лежал на кровати в своём жилище. Чуть приоткрытые ставни пропускали в комнату шум городской улицы, запахи рынка и почти уже зимнюю свежесть. Мерно потрескивало полено в очаге, на прикроватном столике дымилась трубка, набитая неплохим табаком, купленным по хорошей скидке у знакомого лавочника.

30 фолисов.

Как и где их потратить? Конечно, никакую лошадь я себе покупать не стану. Во-первых, это лишние вопросы от коллег. Во-вторых, где её держать и на что кормить?

Самым разумным представляется разрубить одну монету на четыре части. И на четверть купить новые сапоги, а может и трость. Надо одолжить у соседа, кажется, он уже вернулся, топор...

С этой мыслью Алкей встал и наклонился к поленнице, где были припрятаны его сбережения. Отдельно от завёрнутых в ветошь, кое как за два года скопленных семидесяти литер, почти 10 фолисов, лежал мешочек с серебром...

Оттянув ремешок и пальцами раскрыв его, он выложил на ладонь три гладких пуговицы. Его бросило в жар. Поморгав, он бросился к окну, на свет. Три пуговицы лежали на его раскрытой ладони, у одной был небольшой скол по краю.

"Нет ничего проще, чем околдовать человека ослеплённого похотью или жадностью. Всякое колдовство окутывает жертву иллюзией. Ей может стать очень жарко, она может захотеть пить, она может почувствовать сильную дремоту и даже уснуть. Мы знаем о случаях, когда алчные колдуны убеждали купцов в том, что их дом горит, открывая дорогу для воров. Как обманутые жены принимали колдунов за своих мужей. Поистине, граница магии пролегает лишь в сознании мага и только от его безумия зависят её предельные возможности..." Трактат "о природе магий и их губительном воздействии на человека."