Читать онлайн
"Хрусталь в серебре"

В родильном доме Алина лежала в отдельной палате. Не потому, что заботливый муж решил создать ей условия и всё оплатил. Просто боялись – вдруг она что натворит? Не обязательно, но может.

Прямо отсюда, когда она встанет на ноги, Алине предстояло отправиться в приют скорбных душ. Мать ей это твердо пообещала.

А сейчас Алина лежала в полу-заб-ытьи, напичканная успокоительными, , и ей хотелось только одного — спать, спать все время, уйти в глубины сновидений еще дальше…и еще... Там было так хорошо! Там открывались такие миры! Там были фантастически прекрасные смешения цветов и панорам… В том мире возможно было все — и Алина парила над этими пейзажами, как птица или бабочка - и ощущение потрясающей легкости не покидало ее.

Но время от времени её все-таки вышвыривало в реальность, в тогда она ощущала свое тело – безвольное и тяжелое. Головы не поднять, пальцем не пошевелить. Однако слышать в такие минуты – Алина слышала. И тот разговор она услышала тоже.

В коридоре, за дверью ее палаты, говорили двое. Ее мать и врач.

— Я вас засужу, — это был голос матери, — Натурально затаскаю по всем суд-ам. Готовьтесь.

Ей отвечал голос врача – неуверенный и вроде бы - виноватый?

— Но ведь... Это и в ее документах есть... в карте... Дочь у вас не совсем... Вы собрались отдать ее на лечение…надолго…Вы же знаете, что там закрытая больница....И прав родительских ее бы лишили все равно....

— Ну и что?! — мать с яростью, — Это был повод отдать ребенка....леший знает кому?! Почему вы хотя бы не позвонили мне?

— Но вы же…Никто мне не говорил, что вы собираетесь оформлять опекунство на себя…

— Так это предполагалось.... Что тут непонятного?! Я бабушка…

— А он — отец! В любом случае - у него больше прав, чем у вас. При живом вменяемом отце, вам ребенка не отдали бы.... Ни одна комиссия.... У него такие же права как у матери.

— Вот именно – как у матери, сума-с-ш-едш-ей…. А вы этого отца - видели? Мальчишка! Мальчишка натуральный с рюкзаком. Куда он понесет ребенка, что он будет с ним делать? Теперь вся ответственность – на вас, это хоть вы понимаете?! Если он забудет сына в первом же турпоходе, бросит где-нибудь под кустом.....Ах, что вы натворили, что натворили!

— Позвольте – молодой человек выглядел совершенно нормально. Мы с ним говорили... Он сказал, что будет воспитывать сына, что ему помогут родители…В этом случае мы совершенно не обязаны ставить в известность – бабушку… Тем более, вы не появлялись у нас несколько дней.

— Я ездила ко второй дочери. Вы знаете, как нелегко получить свидание в кол-они-и? Прошлый раз нас его лишили – Поля проштрафилась, в лавочку пошла без косынки. Всего-то! И этого хватило. Для них это весомый повод! А тут – дали… Мы полгода этого свидания с ней ждали! Я на три дня уехала только…. И за эти три дня, что меня не было….Это совершенно невозможно, что вы сделали….

— У них зарегистрирован брак…, - убеждал врач, - Я про Алину и ее мужа. У обоих – штампы в паспорте. Какие к нам могут быть претензии? Алину же прямо отсюда увезут в… Уже оформляют….

Несказанное слово повисло в воздухе.

И дальше бу-бу-бу…. Голоса стали сливаться, отдаляться…А может быть те, кто был в коридоре, просто отошли от двери…

…Это всё было не наяву. Наверное, это из книги….Просто кто-то вслух читал книжку, слишком страшную, чтобы это оказалось действительностью.

Алине больше не хотелось слушать, погружаться в длящийся кош-мар. Хотелось повернуться набок, укрыться с головой одеялом (больничное – такое тоненькое, невесомое, потяжелее одеялко бы…) и спать…спать…

…Алина знала, что у нее сын, и с ним все в порядке. Здоровый, крепкий мальчик. Акушерка сказала ей это сразу, как он родился. Вообще там, в предродовой и в самом родил-льном зале, с ней все разговаривали, как с нормальной. Может быть, их не успели предупредить о том, что за рож-еницу привезли.

Но теперь Марк - есть.... И дальше уже всё должно быть хорошо. О ребенке позаботятся…. Хотя бы Бог…. Алине давным-давно пришлось стать фаталисткой. И сейчас она не сомневалась – раз сын появился на свет, высшие силы будут его беречь. И Алина снова заснула, так глубоко, что не заметила – кончился день, миновала ночь и настало утро.

*

Алина сидела в постели, держала на коленях тарелку, и ела под присмотром матери. А ту слишком переполняло возмущение, чтобы она молчала.

— Нет, оказывается, это можно так… Прийти, поговорить с врачом, сунуть ему под нос паспорт…И получите, распишитесь…Я бы не удивилась, если бы узнала, что твоему Валере разрешили пройти в детское отделение, выбрать себе пару-тройку понравившихся младенцев – и отчалить. Я не только заявление в полицию напишу, я еще в газету позвоню… Пусть журналисты приедут и ославят их на весь свет.

— Правда, Марк – красивый? — Алина подцепила на вилку кусочек котлеты, — Я видела – у него голубые глаза…

— Они у всех младенцев голубые, — мать точно отмахивалась от реплик Алины, не давала себе труда отвечать , — Нет, вот просто так – взять и забрать.... Семья поможет – ха-ха три раза! Да он просто запихнет младенца в рюкзак и пойдет бродить по белу свету. Он ненорм-альный, такой же как и ты.

— Он – другой, — тихо возразила Алина, а потом спросила точно саму себя, — Где Марк?

— Горе ты мое, — мать тыльной стороной приложила ладонь ей ко лбу, — Ну вот, видишь же сама….Тебе лек-ства один день не дай – и всё. Ты и сама не понимаешь, где находишься, и что происходит.

— Где Марк?

— Где-где…Если бы не твой Валерка, я бы взяла мальчишку и вырастила. Мы бы с ним приходили тебя навещать.

— Да не нужен он тебе, — вдруг сказала Алина совершенно нормальным голосом. И взгляд ее сделался ясным, осознанным, — Ты бы его взяла просто потому, что это – живой человечек, не выбросишь. И в детдом как-то с-тр-емно отдавать, если близкие живы…

— Так что? - мать оторопела, - Ты хочешь сказать, что Валера по твоей просьбе это сделал, что вы с ним договорились?

Алина аккуратно поставила тарелку на тумбочку, легла (ей еще приходилось осторожничать, выверять каждое движение, всё тело после родов болело). Легла и укрылась одеялом с головой.

— Не хочешь говорить? — обиделась мать, — Ну лежи…А я все равно всех сейчас поставлю на уши. Потому что этот малолетний де…ребенка просто угробит. Надо его по закону родительских прав лишать – вот и все. Завтра же этим займусь…напишу заявление…

Алина услышала, как мать тяжело поднялась. Заскрипел стул. Теперь – шаги… Они отдавались, били в ухо - даже сквозь подушку. Алина поморщилась.

Мать стояла у окна и смотрела вниз:

—А черемуха в цвету стоит... весна...

Алина не знала, сможет ли заснуть без таблеток. Но одно ей было известно. Если Марка уже нет на этом свете, если он умер, она заснет - и его увидит... Она всегда видел мертвых, и с ними ей было легче общаться, чем с живыми.

*Алина давно уже не возражала матери, потому каждый спор заканчивался для нее последствиями. Если дочь упорствовала, настаивая на своем – мать считала, что у нее обострение. И видела в этом свою вину. Это она в своё время влюбилась в цыгана, да так, что совершенно потеряла голову.

В их маленьком городке был район, который назывался - Александровское поле, или еще короче – Алеполе. Когда-то тут стояло село, но город разбухал, расширялся во все стороны, и со временем, будто губка, впитал сельские улочки и дома, присоединил их. И почему-то именно здесь стали селиться цыгане.

Их дома, самые большие и богатые в районе - примыкали друг к другу – улицы и дворы полнились гортанными разговорами, детским визгом и пестрыми длинными юбками.

Мать Алины, тогда еще просто девочка Катя, училась в одном классе с мальчиком Богданом. Этот Богдан был необычным цыганом. Он не только получал одни "пятёрки", но считался звездой самодеятельности. В Доме культуры его на руках носили – Богдан пел и танцевал, играл на аккордеоне и на гитаре, к тому же был хорош собой и артистичен.

Девчонки были в него влюблены почти все, за исключением нескольких «маминых дочек», которым точно не позволили бы дружить с цыганом. Для этих девочек родители уже всё расписали наперед – хороший аттестат, успешно сданные экзамены, институт….и может быть потом… на старшем курсе…мальчик из обеспеченной семьи, свадьба, своя квартира, внуки…

Богдана же неизвестное будущее ждало. Совершенно неизвестное. Может, он останется здесь, женится, построит себе дом. А может, уйдет в какой-нибудь театр «Ромэн», или вообще решит бродить с табором. Разве можно такой вариант рассматривать как что-то надежное? Да никогда.

А для Кати всё решилось в то, последнее лето, когда аттестат был уже в кармане (вернее, лежал на верхней полке в шкафу), но еще можно было не торопиться поступать. Еще имелось время в запасе.

И было лето – особенное, без палящего зноя, но с нежным ласковым теплом. Каждый день налетали короткие грозы, и шли такие дожди, что – окажешься на улице – и через минуту будешь отжимать платье и волосы.

Воздух пах пионами, и букет огромных прохладных пионов, этаких степок-растрепок цветочного мира – стоял возле кровати Кати.

Девушка стала взрослой именно в это лето. Она изменилась и внешне, из детского в ней осталось разве что выражение глаз – наивное и доверчивое. Стать же девушки вполне соответствовала восемнадцати годам. Но больше всего Катя изменилась внутренне. Дома ей было уже скучно. Белый свет сошелся клином на Богдане. И все чаще теперь мать ее по вечерам обзванивала подруг – спрашивала, где Катя?

И всё больше секретов появлялось у девушки, и казалось, она и думать забыла об институте.

Впрочем, ей и не пришлось в этом году поступать. В августе, красная от стыда, он вышла от врача. Первый в жизни осмотр совпал с подтверждением беременности. И в том же августе, столь щедром, что не только урожаем он наполнял корзины, но и звездные ливни шли каждую ночь – в том же месяце Богдан исчез. Как? Да просто собрался и уехал.

Об этом сказала Кате его мать, когда девушка от отчаяния пошла узнавать сама – где Богдан, почему она его больше не видит, и даже на телефонные звонки он не отвечает.

Цыганка не впустила ее дальше калитки. Пожала плечами и сказала:

— Уехал.

— Неужели он вам не сказал – куда?

И снова это движение плеч:

— Вырос. Сам решил – собрался и ф-ють…..Значит, пора уже из гнезда…

Вот так – был и нет его, точно приснился. Больше Катя никогда в своей жизни Богдана не видела, и ничего о нем не слышала.

Весной она родила двух девочек.

— Вот уж наградил он тебя, так наградил, — в сердцах сказала Кате – мать, — Трудно нам придется.

Она заранее готовилась делить с дочерью ношу, и, надо сказать, в последующие годы им досталось действительно по полной программе.

Ни одна из девочек не была похожа на отца. Обе светленькие, не шибко-то красивые. Во всяком случае не из таких, которым умиляются посторонние люди. Что же касается характеров – то тут девчонки отличались друг от дружки как небо и земля.

Полина всегда была душой компании, начиная с детского сада, и всегда ее эксцентричные выходки пугали взрослых. Прыгать с гаражей – Полина. Привести домой бездомную собаку, одним своим видом вызывающую страх – Полина, довести учительницу до слез – она же.

Алина, напротив, росла тихой, погруженной в себя. Больше всего мать и бабушку настораживало то, что, девочка частенько говорит сама с собой, что-то шепчет, жестикулирует, стараясь, правда, чтобы этого никто не видел.

Мать отвела Алину к врачу, и Полину заодно прихватила – может, у нее тоже что-то с психи-кой, хотя раньше это называлось просто «шило в пятой точке».

Врач был платный, никуда не спешил, занимался девчонками два часа. Поставил диагнозы, не то, чтобы страшные, но выделявшие сестер из сонма других детей.

И вздохнул, прощаясь с матерью:

— Терпения вам….

Конечно, первой на терпение, стала испытывать родных Полина. Она рано вышла замуж.

— За первого встречного, — говорила мать.

— Чья бы корова, — откликалась Полина.

Через четыре года, узнав об измене мужа, Полина отп-равила его на тот свет. Просто села за руль, включила скорость…И поехала так, чтобы су-пруг ее н разминулся с колесами. Час был поздний, двор казался безлюдным, и Полина рассчитывала, что об этом никто не узнает.

Однако следователю в руки попала запись, сделанная камерой видеонаблюдения. Впереди замаячил конкретный срок, а следователь был хоть и немолод, но вполне хорош собой. Сначала Полина решила закрутить с ним роман, чтобы он преподнес дело определенным образом, и её – или оправдали, или срок дали поменьше.

А потом молодая женщина поняла, что потеряла голову. Она вообще все в жизни делала, отдавая себя до конца – любила, страдала, скучала… В любое чувство погружалась с макушкой.

Следователь романа не желал. Да, эксцентричная особа вызвала у него некоторый интерес, но не такой, чтобы изменять жене. И когда Полина раскрыла карты, следователь постарался мягко сгладить углы. Отказать так, чтобы не обидеть.

— Я – однолюб, — признался он.

Полина почувствовала, что судьба обманула ее второй раз. И решила отомстить. То ли следователю, то ли судьбе, то ли просто «назло кондуктору пойти пешком». Она придумала план.

Полина задумалась – кому стоит отомстить: следователю, раз он не сказал ей сразу, что женат? Или этой самой жене, чтобы испугалась и освободила место?

На следователя злость была больше, но его же и было жальче. К тому же, если месть окажется удачной – вместо него назначат другого, а там еще неизвестно, кто сядет в это кресло. Не сделать бы хуже самой себе….

Загвоздка заключалась в том, что Полина была далека от крими-нального мира (пока), если не считать парочку дра-к с девчонками после дискотеки. Полина посоветовалась с подругой, которая, как ей казалось – к теме ближе. Брат у Ленки сидел, и вот-вот должен был освободиться.

Но подруга, которая до этого производила впечатление настоящей ото-р-вы, тут вдруг заколебалась. Она-то знала, что последствия могут быть самыми серьезными.

— Ты – мужа похоронила, ты – под следствием, — подруга убеждала Полину отступить, — Неужели тебе еще до каких-то там любовей? Выпутайся сначала из этой истории с дэ-тэ-пэ…

— Так я и выпутываюсь. Совмещаю приятное с полезным.

— Ага-ага… Расправиться с женой – это очень полезная вещь….Если твой следователь узнает, думаешь, он тебе любимую жену простит?

— Может плеснуть ей в рожу чем-нибудь? — Полина задумалась, — И живая останется, и такого чикимбрека он любить не сможет…Засунет следак эту женушку в какой-нибудь дом для убогих, и будет ей передачки носить…

— Нет, — сказала подруга твердо, — Ты сейчас сама не знаешь, что несешь, тебе одни хиханьки…В общем, я этого не слышала. Если ты хочешь, чтобы я тебе помогла - значит, никакой кислоты, и вообще – никакого рук-оприкладства. Максимум – заведем ее куда-нибудь и серьезно поговорим. Поняла?

Несколько дней после этого подружки разрабатывали план, который казался обеим блистательным и столь же блистательно провалился. Им удалось подстеречь Жанну, когда она вечером возвращалась домой. Двор был полутемный, да еще гаражи тут стояли – есть куда затащить мадам для серьезной беседы.

Подружки накинулись на Жанну сзади, да так, что она опомниться не успела. А в углу за гаражами, Ленка держала жену следователя, стоя за ее спиной, стараясь, чтобы та не увидела ее лица. Полина же наоборот нацепила на себя улыбочку «мне трава не расти» и начала разговор:

— Дай, хоть в глаза твои бесстыжие посмотрю….

Почти наверняка, эти приемы показал жене следователь. А может быть, у ухоженной холеной дамы тоже имелся свой опыт выживания. Острым каблуком она ударила Ленку в голень , а когда та от неожиданности и боли, взвыла коротко, Жанна боднула Полину - тоже от всей души, не жалея – и бросилась бежать.

Подружки рванулись было – за ней, но тут уж дом Жанны был рядом, и кто-то шел через двор им навстречу, так что погоню пришлось свернуть.

Ленка ахала и переживала, что теперь будет. Полина же хорохорилась, но напрасно. У Жанны не только каблуки, но и глаза оказались острыми. Она описала мужу Полину в таких деталях, что хоть фотопортрет рисуй. А мужу не составило труда сделать выводы.

— Зря вы это затеяли, — сказал следователь Полине, как только ее привели к нему в кабинет, — Теперь я вижу, что вы удержу не знаете, что вы опа-сны для общества, и закрывать вас надо на долгий срок. Может, в колонии поумнеете. Или, во всяком случае, поймете, что жизнь не вертится вокруг ваших хотелок. И не будет вам все сходить с рук.

Пока шло следствие и за ним суд – мать плакала не переставая, опухшие веки превратили ее глаза в щелочки. Но в настоящее отчаяние она впала, услышав приговор.

Мать изначально не верила, что Полина способна совершить что-то непоправимо плохое, до самого конца считала, что дочь оговаривают, переводя какие-то несерьезные проступки её – в настоящие злодеяния. Но вот теперь клеветники восторжествовали, и Полина на несколько лет будет разлучена с близкими.

Если до суда мать металась, готовая на все – валяться в ногах у следователя, носить деньги людям, от которых что-то зависит, что угодно — но любыми путями избавить дочь от судьбы заключенной. …То после вынесения приговора, когда колония стала уже неизбежностью, мать думала лишь о том – что передать туда дочке, чтобы ей жилось полегче, как лишний раз связаться с Полиной, узнать, что у нее все нормально...

Темные мысли грызли мать – она похудела, сошла с лица. Жила письмами, звонками и встречами. Держала обиду на судьбу. Она же не думала о себе после рождения девчонок, она словно надеялась примерным материнством своим – купить для них счастливую жизнь. И что же? Одна дочь – бе-ше-ная, другая блаженная . Все годы, что Алина училась, мать носила справки, обновляла их регулярно, подтверждая, что у дочери весь комплект на «д» -дис-графия, дизлексия и много чего еще.

— Хорошо еще, что ты не лаешь на уроках, как тот учитель их фильма, который не мог сдержаться и гавкал, — вздыхала мать, — Я всё понимаю, болезнь это. А только – случись со мной что – кому ты нужна? Полине? Сама видишь – где теперь Полина. А у меня уже нет сил на вас обеих, всю душу мне вымотали…

*

Алина старалась ни у кого не сидеть на шее. Сразу после школы она устроилась почтальоном. Специального образования тут не требовалось, а чтобы девушка на первых порах ничего не перепутала – ей дали наставницу, тетю Любу. Она казалась девушке ровесницей самой почтовой службы.

Тетя Люба рассказывала:

— Я прежде телеграммы разносила. А люди ведь боялись телеграмм, особенно, если срочная, если ночью… Так я заглядывала одним глазком в текст, в квартиру звоню, а сама кричу: «Вам телеграмма! Хорошая……» А бывало плохое известие, например «Миша уме-р». Кто такой этот Миша, кем он приходится хозяевам дома - кто знает…Мне дверь откроют, я уж так под руку человека возьму, и полушепотом так: «Известие…оно не очень… вы держитесь…» Может, это и глупо смотрится сейчас, но тогда я не могла иначе.

А потом, за закате уж…когда телеграммы редко кто посылал, разве что в какие-то отдаленные уголки, взяли у нас девушку одну…ой….К ней клиент приходит, заполняет бланк, деньги платит, и спрашивает:

— А как я узнаю, что телеграмма дошла?

И девушка эта ему отвечает:

— А вы позвоните тому, кому ее посылаете – и спросите: он получил?

Ну что ты с ней будешь делать…..

Люди на почте были настолько нужны, что Алину взяли со свистом, вместе со всеми ее особенностями. И она тут прижилась. Благодаря тете Любе, которая все время была начеку, ошибалась Алина редко, и только в самом начале, . А вот быстрые ноги и неутомимость юности ей очень пригодились. И возможно, работала бы она тут тихо и мирно, год за годом, если бы не занесла ее судьба к одной даме средних лет.

Алина не спешила с работы домой – там поселилась глухая тоска. Стоило матери узнать – из звонка ли, из письма – что у Полины все нормально, насколько может быть нормально в коло-нии – как она сразу начинала тревожиться, не случилось ли чего за то время, что письмо шло. Говорить мать могла только об этом.

А когда силы иссякали окончательно, мать садилась на табуретку и всплескивала руками, задавая то ли судьбе, то ли Алине риторический вопрос:

— Ну в кого вы у меня обе такие безбашенные? Каждая по-своему…. Ну, что мне с вами делать?

Алина пыталась что-то сделать сама – приходила домой только ночевать. Если освобождалась на работе раньше – шла бродить по городу. Потом это чувство навсегда осталось с ней. Идешь по вечерним темным улицам и смотришь на окна домов. Там горит свет, а где-то еще и экран телевизора. Если же дом старый – нередко слышен запах готовящегося ужин. Почему-то всегда один и тот же – пахнет жареной картошкой с луком, так что все внутри заходится от сосущего чувства голода.

Алина наскоро покупала в ближайшем киоске пирожок, а если торговец был мужчиной…южной национальности, то вместе с пирожком она уносила и комплименты, липкие, как паутина.

Когда же все-таки девушка открывала дверь квартиры, мать была где-то там, в темной глубине. Смотрела телевизор-крошку-экран-в-ладошку, не зажигая света. Передачи сменяли друг друга, как-то отвлекали.

Мать сразу говорила, это были первые ее слова – пришло нынче известие от Полины или нет. Алина кивала – удерживаясь сказать, что сестра бы никогда не переживала так ни за одну из них.

Остаток вечера проходил как по трафарету. Алина готовила ужин, заставляла мать поесть, сама шла в душ и ложилась спать. Мечтая о том, чтобы поскорее начался следующий день и можно было уйти из дома.

Самыми нелюбимыми моментом для Алины были пенсии: она боялась из разносить. Вдруг кто-то нап--адет и выр--вет из рук сумку с деньгами? Вдруг она сама обс-чи-тается? Компенсировать недостачу было бы нечем. После истории с Полиной в семье не осталось ни одной лишней копейки.

Алина всегда ожидала самого плохого, наверное, унаследовала эту черту от матери. Но всё получилось неожиданно для нее.

Она несла пенсию какой-то Алевтине Михайловне в «Черный дом». Так в народе называлось это старинное здание, цвета темно-серого гранита. Кто-то стремился поселиться там, считая архитектуру роскошной, кто-то презрительно махал рукой – уж больно дом древний, в нем все надо менять, начиная от труб и заканчивая крышей.

В Черном доме Алина не была еще ни разу. Обшарпанные двери соседствовали тут с изысканными лепными украшениями, а стены в подъезде, выкрашенные угрюмо-зеленой масляной краской, были исчерчены рисунками и надписями.

Алевтина Михайловна жила на втором этаже, и звонок у нее был тоже древний, дребезжащий, как будто, подавая голос, он делал последнее свое усилие.

Но дверь Алине открыла не хозяйка, а особа явно не пенсионного возраста, с красным полотенцем, замотанным на голове в форме чалмы. Сколько раз Алина хотела научиться так укутывать мокрые волосы, но у нее не получалось – криворучка она была и знала это за собой.

Девушка с полотенцем, ничего не спрашивая, махнула рукой в глубину коридора – мол, идите туда. Алина подумала, что квартира, наверное, коммунальная, но тут из комнаты послышался голос:

— Кто там?

— Пенсию принесли, теть…, -откликнулась девушка.

Алина пошла, куда ей было велено. И замерла на пороге комнаты, не решаясь ступить дальше. Позже, приглядевшись, она поймет, что нет тут ничего ошеломляющего. Цветные витражи в окнах – это наклеенная пленка, сова с янтарными глазами, сидящая на шкафу – чучело. Красная скатерть на столе – не бархат, а синтетика. И только одно будет зачаровывать ее неизменно – большой хрустальный шар, на подставке-трехножке.

За столом сидела женщина, возраст которой Алина тоже определила не сразу. Слишком много пудры и краски на лице, слишком ярко накрашены глаза. На голове тоже что-то в виде чалмы, но уж явно не из полотенца, там стразы отблескивают. Шарф….Какой-то пестрый халат…

Женщина раскладывала карты, и на такую мелочь, как Алина, оторвалась с трудом.

— Ну, давай, где тут расписаться, - она протянула руку.

Ногти были длинные и острые, а лак – черный. Профессии надо соответствовать. Алина поняла, что попала в дом к одной из тех теток, что называют себя ясн--овидящи-ми, потомственны-ми ве--дьм--ами или что-то в этом роде. Профессии надо соответствовать, вот тетка и оделась так, что на улицу в этом не покажешься.

Алина сверилась, отсчитала деньги, показала тетке, где поставить подпись. Женщина стала снова пересчитывать и купюры, и мелочь, не доверяя почтальонше. Алина тем временем оглядывалась по сторонам, изучала диковинную комнату.

Потом вздрогнула и непроизвольно спросила:

— А это вы зачем дома держите?

Ясновидящая подняла глаза, не понимая. Алина указывала на книгу. Самую обычную книгу, что лежала на тумбочке. Женщина бровями показала, что ждет объяснений – почему этой книге не место в доме?

— Книжку написал человек, которого уже нет, — объясняла Алина, будто гадалка этого не знала, — Он – писатель, это его книжка, она лежала у него в кабинете, на столе. Лежала там, когда он…когда его… эти ребята...

Теперь гадалка смотрела на нее со всевозрастающим интересом. С того места, где Алина сидела, она не могла прочесть название книги, тем более – фамилию автора, напечатанную еще более мелким шрифтом.

— Откуда ты знаешь? — спросила гадалка.

Алина пожала плечами – чуть растерянно, потому что для нее это было очевидно.

— Я просто смотрю на нее, на эту книжку – и вижу…И чувствую…что ему было очень страшно, этому человеку…очень больно…Он отдал этим незваным гостям всё…все деньги… а они перестраховались, потому что боялись, что он их…запомнит

Алевтина Михайловна, к которой родственники покойного писателя обратились как к последней надежде, чтобы она помогла им найти пре-ступников ( так как полиция не нашла) – поднялась неожиданно молодым сильным движением, двумя шагами подошла к тумбочке, постояла, переводя взгляд с книги на девушку. Помолчала.

Потом достала из комода детскую варежку, розовую, не слишком чистую, и протянула ее Алине:

— Это?

Голос хозяйки стал требовательным. Но Алина покачала головой:

— Эта девочка жива. А я вижу только тех, кого уже нет…Они для меня будто за рекой – на том берегу. К ним нельзя, но я их вижу.

— Понятно, — сказала гадалка, — Дорогая, я ведь тебя не отпущу. И не надейся…

— Я никак не смогу приходить к вам каждый день, — говорила Алина, — Я вообще-то работаю… Разве что по вечерам…

— Сколько ты на своей почте получаешь?

Алина почувствовала, что Алевтина Михайловна и вправду вцепилась в нее мер--твой хваткой. Девушке не хотелось называть точную цифру, потому что она предугадывала – Алевтина фыркнет презрительно и предложит больше. Но почта – это какая-то надежность. С Алевтиной же ничего неизвестно. Сегодня поманила, а завтра выгнала.

Но гадалка пошла на компромисс, так сильно ей хотелось заполучить девушку:

— Хорошо, давай сделаем так. У меня есть очень обеспеченные клиенты….Когда им понадобятся мои услуги, мы с тобой созвонимся, и договоримся о времени, когда ты ко мне придешь. А потом я уже их позову на этот час. Пиши свой телефон…. Вот сюда, в блокнот.

Был большой соблазн дать первый попавшийся номер, назвать любую комбинацию цифр. Но Алевтина, видно, баба въедливая, она все равно достанет. Позвонит на почту, узнает адрес Алины там… Не оставит в покое.

Алина молчала, раздумывая – есть ли у нее шанс отделаться от гадалки каким-то надежным способом, чтобы – раз и навсегда. Никакая идея не подворачивалась.

— Это грех вообще-то, — наконец, сказала Алина, — Я слишком много на себя беру. Нельзя простому человеку….

— Кому ты говоришь, — перебила ее Алевтина, — Ты же с детства, наверное, всё это видишь….

Слова гадалки попали точно в цель. Алина помнила – когда умерла бабушка, они с Полей были еще маленькими. И мама тогда так горько плакала! Алина не понимала, почему? – ведь бабушка была тут, в этой комнате. Девочка пыталась утешить маму, рассказывая ей об этом. Но мама пришла еще в большее отчаяние. Для нее слова Алины – значили подтверждение у дочери серьезного диагноза… Теперь вот и галлюцинации начались.

Мама тогда нашла в себе силы поговорить с Алиной, Она посадила дочку на колени, и попросила ее никому не признаваться в том, что она видит бабушку.

— Иначе тебя заберут в одно такое место…в такую б-ольницу, где ты будешь жить совсем одна. Без меня, без Поли…. Нам даже запретят к тебе приходить – поняла?

Маме удалось добиться своего. Алина испугалась навсегда. И теперь, когда она видела тех, кого про себя называла «нездешними», то кивала им, показывая, что знает об их присутствии – и подносила палец к губам – мол, тихо, это наш с вами секрете.

Нездешние отличались от обычных людей тем, что были не такими яркими, реальными. На людях, которые уже перешли через последнюю черту – краски будто выцветали. И чем больше времени проходило с ухода человека, тем бледнее становился его образ. И, в конце концов, исчезал совсем.

— Видишь, — сказала Алевтина Михайловна, верно истолковав молчание Алины, — Когда это пришло в твою жизнь, ты была совсем еще ребенком – невинным, безгрешным. Значит, этот дар ты получила не от темных сил, и дадн от тебе не просто так. Почему же ты не хочешь помогать другим? Знаешь, как переживают люди, потеряв кого-то из близких? Один не успел признаться перед покойным, другой не сказал как он его любит, кто-то хочет знать, хорошо ли близкому там, за чертой, а еще кому-то надо спросить совет – ведь там все известно наперед…

А если близкий человек пропал, и неизвестно – жив он или умер, представляешь как это тяжело родственникам? А ты могла бы им сказать правду…

— Это значит, вы сами не можете? — напрямик спросила Алина, — Раз я вам понадобилась…

Теперь в цель попала она, и Алевтине Михайловне пришлось подбирать слова.

— Понимаешь, в нашей семье… все женщины из поколения в поколение га--дали на картах, время от времени видели вещие сны…А что касается остального, тут я словно ощупью иду. Чаще всего угадываю – в чем беда человека, стараюсь ему помочь… Но не всегда получается, далеко не всегда. А ты меня поразила – с маху так – только взглянула, и все сказала. Варежка эта – девочки, которую уже давно нашли живой и здоровой….У тебя тоже, что ли, наследственное это?

— Не знаю, — Алина пожала плечами, — Мама, по моему, и карт в руки никогда не брала, во всяком случае, я не видела. Отец… Я его не знаю. Мама говорила, что он цыган. Правда ли, нет ли… Даже хорошей фотографии дома нет, только школьные, где они все вместе фотографировались. Мама с ним в одном классе училась…

Алевтина Михайловна покивала, точно наличие цыганских генов многое объясняло.

— Я тебе на этой неделе позвоню, — сказала она, — Назначим встречу. Да ты даже не спросила, сколько я тебе заплачу….

И гадалка назвала сумму, Алину поразившую – это было больше, чем вся ее зарплата за месяц.

— Представь, как пригодятся вам с мамой эти деньги, как хорошо ты сможешь помочь ей, — убеждала Алевтина Михайловна, и Алина подумала, что экстрасенс, видимо, не совсем безнадежна, раз она каким-то образом узнала, что девушка живет с матерью, и что обе они экономят каждую копейку.

Так, в жизни Алины открылась новая страница. У них с Алевтиной установился негласный договор. Пятница. И еще иногда - суббота. Алина после работы приходила в Черный дом.

Алевтина усаживала девушку в комнату, смежную с гостиной. Потом гадалка занимала свое место за столом – сидела вся такая таинственная и важная. Напускала туман – в прямом и переносном смысле. Чуть заметным дымком исходили ароматические палочки, помогая Алевтине «общаться с Тонким миром».

Племянница впускала очередного важного клиента, готового расстаться с любой суммой, чтобы получить то, что ему нужно. Алина прислушивалась – ей важно было слышать самой, что говорит гость. Практически никто не приходил с какими-то меркантильными вопросами, касающимися денег, конкуренции, бизнеса. Люди приносили Алевтине тяжелый груз – свое горе. Алине оставалось удивляться – какими горькими и обильными слезами, плачут, оказываются и богатые. У одной женщины сын – у которого было все на свете – подсел на наркотики, и зависимость эта была тяжелой. У кого-то дочь ушла из дома, и второй год о ней нет никаких вестей, не только полиция, но и частные детективы не смогли помочь….У третьей….

Если ответ был очевидный, лежал на поверхности, Алевтина справлялась сама. Но гораздо чаще – шла к Алине, молча протягивала ей фотографию или вещь. Порой девушке достаточно было только взглянуть, чтобы сказать: «Жива» или «Жив». Иногда Алина безнадежно махала рукой – мол, человек, которого ищут, уже там, «за рекой».

Но больше всего поразил гадалку один случай. Девушка не могла слышать, что говорила Алевтине сухонькая старушка, которую близкие порывались сдать в дом престарелых, а затем наложить руку на немалое наследство. Муж этой женщины умер уже давно, и теоретически Алина могла различить разве что его силуэт «на том берегу».

Но взяв кольцо-печатку, принадлежавшее старику, Алина сказала:

— Он не может уйти. Он хочет сказать своей жене, и мучается, что не может этого сделать…она его не слышит.

— Что сказать? — Алевтина затаила дыхание.

— Что завещание – в домашней библиотеке, лежит в первом томе энциклопедии, той, что стоит на верхней полке. Этот человек хочет, чтобы все его имущество отошло жене, а после ее смерти – досталось благотворительной организации…. Я не могу сказать какой – длинное название – я не вижу….

Алевтина вышла из маленькой комнатки, где сидела Алина в гостиную так стремительно, что халат зашелестел. А поздно вечером, когда девушка давно уже была дома, гадалка позвонила ей, и от волнения подбирала слова:

— Ты представляешь – ведь точно все! Всё сошлось! Шесть лет назад составлено завещание, жене он о нем ничего не говорил, все думали, что завещания нет вовсе. Ну и налетели разные племянники, обычные и внучатые. Об заклад бьюсь, что в своих мечтах они уже разделили состояние дядюшки до копейки. А любимой жене только и осталось бы, что манная каша за счет государства в каком-нибудь доме престарелых…Теперь, благодаря тебе, эта женщина доживет век в своем доме….Ты даешь, конечно… Теперь сарафанное радио сделает свое дело, народ к нам валом повалит.

Алевтина как в воду глядела. Любой город в какой-то степени – большая деревня, и гадалка сразу получила большое преимущество перед своими конкурентами. Люди стремились попасть только к ней. Алевтина Михайловна чуть ли не каждый день звонила Алине и умоляющим голосом просила девушку оставить, наконец, работу на почте…

— Ты будешь у меня получать в десять раз больше…Ну что тебе этих пятнадцать тысяч? Попробуй на них саму себя прокормить… А я предлагаю…

Алина терпеливо выслушивала, в очередной раз отказывалась и вешала трубку. Алевтина Михайловна, хоть и считалась «ясновидящей, все же не понимала главного. Заглянуть «на ту сторону» Алине было вовсе не так просто. Порой девушка мысленно сравнивала эту работу с донорством. Уходя от Алевтины Михайловны, она чувствовала себя полностью опустошенной. А если работать с клиентами каждый день, с утра до вечера? Нет уж, спасибо вам большое…

Деньги, которые гадалка платила Алине, конечно, пригодились, и очень. Мать, разум которой все еще находился где-то в сумеречной зоне, казалось, не замечала, что и еда в доме стала лучше, и долги по квартплате будто сами собой исчезли. А главное – можно было теперь щедрой рукой помогать Полине. Возможность что-то сделать для дочери, должна была, в конце концов исцелить и мать.

Себе Алина долго не покупала ничего, но потом Алевтина Михайловна заболела, на какое-то время ей пришлось забыть о клиентах, и девушка получила свободу. И как раз в эти дни проходил Грушинский фестиваль. По дороге с работы Алина завернула в «Спорттовары» - и стала обладательницей маленькой, очень простой палатки. К ней добавились рюкзак, спальный мешок и еще кое-какие мелочи, так что пришлось вызывать такси, чтобы доставить все это добро домой.

— Ты меня бросаешь? — удивилась мать.

Алина подняла растопыренные пальцы:

— Всего на три дня

Мать боялась оставаться на ночь одна. Это не было детским страхом перед темнотой. Мать ждала, что однажды ночью ее изношенное сердце даст сбой. И никого не будет рядом, чтобы вызвать «скорую». Но летние ночи такие короткие… В третьем часу небо на востоке уже начинает светлеть.

Мать еще говорила про Полину, про то, что ей не выйти за забор, опутанный сверху колю----чей проволокой…Как можно отдыхать, когда сестра в клетке? Бесполезно было говорить, что Полина выбрала такой путь сама. Для матери жалость сейчас затмевала доводы рассудка.

И в пятницу, ранним утром, первой электричкой Алина уехала н Мастрюков кие озера. Весь поезд был забит – сейчас сюда из разный городов и весей, люди разных возрастов, и каждый искал свое… Кто-то был фанатом гитары и

бардовской песни, кто-то сам планировал выступать, кому-то просто хотелось потусоваться. И каждый был с поклажей – те же палатки, спальники, рюкзак, гитары.

Рядом с Алиной устроилась теплая компания, и парень в очках и в кепке с длинным козырьком, говорил:

— Я считаю, что на Грушу без двух литров во—дяры, вообще не имеет смысла ехать…

— Это ты после двух литров у Светки в палатке заснул? — спрашивал кто-то, чьего лица Алина не видела,

— Да мы ж как брат с сестрой, да мы ж носами в разные стороны спали, — горячо убеждал парень в кепке.

Впервые за долгое время Алина почувствовала лето, каждой клеточкой своей почувствовала, когда шагнула на перрон. Сосновый лес, озера и Волга внизу, крутые изломы железной лестницы, ведущей вниз… и запахи цветов и трав, воздух был настоян на этих ароматах. А ветер такой легкий, такой беззаботный….Никакой печали – только гомон вокруг, только лето звездное, которое будь со мной.

Лестница постепенно всасывала в себя всех, кто сошел с поезда, и Алина, в веселой этой толкотне была озабочена лишь тем, чтобы не споткнуться на высоких ступеньках.

Алина не знала, что уехала в самый последний час перед тем, как ее начали искать. Слух о девчонке, которая «видит насквозь», коснулся тех, с Алевтина старалась не работать никогда. Немолодая гадалка не любила кри---минальный контингент и его запросы. Узнать о судьбе же-ртв-ы или пропавшего авторитета – значило, может быть, навлечь на себя очень крупные неприятности, разворошить осиное гнездо.

Алевтина никогда и не дала бы этой публике контакты Алины, но конкуренты проклятые…Раньше Алевтина была примерно на равных с другими экстрасенсами, работавшими в городе, а теперь выбилась вперед – и далеко. И конкуренты справедливо полагали, что дело не в самой Алевтине Михайловне, а в ее молодой помощнице. А найти девчонку для тех, кто так нуждался в ее услугах, не составляло никакого труда.

Алина отключила уведомления на телефоне, полагая, что ничего не случится за эти три дня. Ей так хотелось

отдохнуть от тяжелой атмосферы дома. А в это время в дверь ее квартиры уже стучали.

Алина поставила на мобильнике режим «Не беспокоить». Она заслужила этот короткий отдых. А если не оборвать связь, будут звонить и мать, и Алевтина, причем в самые неподходящие моменты – когда она соберется купаться или ляжет спать. Её станут звать назад, но ведь речь идет всего о нескольких днях… И Алине они очень нужны – эти свободные дни.

Там, где еще недавно можно было найти уединение, теперь раскинулся огромный палаточный лагерь, лагерь-город.

Алина знала, что не останется в центре его, а пойдет на самую окраину, хоть и далеко придется идти. С непривычки рюкзак казался ей тяжелым, она устала, но отвлекали новые впечатления и сама атмосфера – в воздухе витало предчувствия большого праздника.

Алина ловила обрывки разговоров и песен, запах костра смешивался с ароматов луговых цветов и соснового леса. Два серых ослика катали детей. И к ним еще целая очередь выстроилась.

Алина все шла и шла по дорожке, по тропинке, пока палатки не поредели, и она не нашла, наконец, место, где поставить свою. Справилась девушка с этим не так, чтобы умело. Но, когда нырнула под защиту полога – испытала удовлетворение — у нее теперь «свой дом», и можно немного отдохнуть, скрыться от чужих глаз.

За остаток дня Алина успела многое. Выкупаться в Волге, любуясь невысокой, заросшей лесом — грядой Жигулевских гор на другом берегу, допить из термоса чай со сгущенным молоком, и даже заснуть, несмотря на гул платочного лагеря, гул, не смолкавший, как морской прибой.

Воздух к вечеру сделался раскаленным, душным и неподвижным — вокруг пошли разговоры о том, что приближается гроза. В темном небе мелькали короткие яркие вспышки, но грома не было.

Гроза разразилась только к утру. Зато какая! Природа точно накопила сил, чтобы явить свое величие и показать, кто тут настоящий хозяин.

Ураганный ветер, молнии – от края до края неба, оглушительные раскаты грома, и такой ливень, что и жабе было впору захлебнуться.

Закрепленная неумелыми руками, палатка Алины обрушилась, и это была катастрофа. Все, что девушка взяла с собой, теперь залито водой, и где оставалось Алине искать укрытие, если вокруг царил ар--магеддон? Стеснительность не позволила бы ей просить убежище в другой палатке. Она подумала даже искать укрытие в лесу, под каким-нибудь особенно густым деревом. Но тут какой-то парень подхватил ее под локоть.

— Пойдем со мной….

Алина замотала головой. Не так уж много наставлений вынесла она из детства – но это запомнилось: никогда и никуда не ходить с незнакомцами.

Парень возвысил голос, чтобы Алина его услышала – вокруг все гремело и грохотало, да еще шум дождя:

— Дурочка, вон моя палатка….Пересидишь там грозу, а утром вернешься…

Одной рукой парень подхватил рюкзак Алины, и она не противилась больше, ведь ей действительно было некуда деться.

Палатка парня была чуть просторнее, чем ее собственная, но натянута так ладно, что ни одной капли воды внутрь не попало.

— Вон спальник, — сказал парень, — Ложись и досыпай.

— А ты? — спросила Алина.

Ей не так просто давалось это «ты» с незнакомыми людьми. Но сейчас получилось легко.

Парень взглянул на часы – большие, будто какой-то прибор.

— Четыре утра. Если б не гроза – было бы уже светло. Я уже изрядно вы-дрыхся…Ложись… Сейчас не до церемоний, мы в лесу, и тут буря….

Алина забралась в спальник, еще теплый, и ей показалось, что ее согревает живой человек, чьи-то дружеские руки.

А согревшись, она мгновенно уснула, и проспала до тех пор, пока солнце не поднялось высоко, и в палатке не стало жарко.

*

Парня звали Валерка Близнецов. Пока Алина спала, он установил ее палатку на прежнее место, и закрепил надежно. Какие-то вещи перенес внутрь, какие-то развесил сушить. И когда смущенная Алина откинула полог и выбралась наружу, все уже было готово.

Девушка твердила себе, что Валерка – просто случайный знакомый, через два дня они расстанутся навсегда и больше никогда не увидятся, поэтому можно не стесняться показываться ему на глаза в таком виде – неумытой, непричесанной (о косметике вообще можно забыть). Надо побыстрее привести себя в порядок, вот и все…

Собственно, Алине не надеялась даже, что Валерка и дальше будет уделять ей внимание. Довольно и того, что помог в трудную минуту. Но получилось так, что оставшиеся два дня они провели вместе.

Валерка приезжал на Грушу каждый год, и знал тут все. И где умыться, и где – на потаенном пляже – лучше купаться, и где какие барды будут выступать, где можно купить лимонад – словом, не было для него здесь сюрпризов.

Днем они с Алиной не только слушали песни под гитару, но и уходили гулять по далеким тропинкам, о которых большинство туристов и знать не знало. Там можно было остаться в тишине. А вечерами, насытившись музыкой, даже объевшись ею, они сидела на волжском берегу, смотрели на закат, на разноцветных бусы огней, на проплывающие туристические теплоходы

Валерка рассказывал. Его вообще легко было разговорить. Оказывается, такая жизнь его — в стиле «перекати-поле» — началась с одного сна.

У Валерки не было ничего общего с Алиной, вещих снов он отродясь не видел, но этот запомнил.

Ему приснилось, что он ум—е--р. Причем это было так явно, что Валерка проснулся с колотящимся сердцем. Он еще совершенно не был готов отпр--авиться на тот свет.

В тот год он только что окончил институт – мама, приходившая в отчаяние от его школьных оценок, заплатила за обучение в вузе. Но специальность…. «Будешь бухгалтером», - так решила мама. А Валерка был самым обычным парнем, и никакой любви к цифрам и подсчетам отродясь не испытывал.

И еще до того, как Валерка получил диплом — песню «Бухгалтер, милый мой бухгалтер» он возненавидел лютой ненавистью.

Но мама теперь считала, что сын должен делать карьеру. А Валерка после сна-пророчества ощущал себя поко-ойн--иком в отпуске.

— Понимаешь, я решил, что лучше уме-реть монахом, чем главбухом, — рассказывал он.

Собрался и уехал в Индию.

— Там сходишь в самолета – и сразу попадаешь как пескарь на сковородку, воздух раскаленный….А люди тамошние – вот как они все понимают, а? Нас трое поехало, я и приятели…. Мы хотели попасть к одному мудрецу. Взяли машину в аренду, едем…И вот дорога разветвляется на три… И мы в недоумении – куда нам поворачивать? А навстречу идет старик, худенький, в белых одеждах. И молча посохом указывает нам направление… И оказалось ведь – верно…Именно к нашему мудрецу вел этот путь. Прикинь, да? Он знал откуда-то, куда нам нужно….

Набравшись мудрости у индийского Учителя, Валерка вернулся в свой город другим человеком. Немедленно отыскал какой-то восточный «монастырь», занимавший несколько обычных квартир в типовой девятиэтажке. Наставники учили своих подопечных преодолевать страх, прыгая со скал, постигать суть древних книг, не есть мяса…

Мать Валерки плакала – она считала, что сын поехал рас—су--дком окончательно. Вместо того, чтобы устроиться на хорошую работу, которую она ему подыскала, он взял рюкзак и отправился бродить по миру… Хорошо, хоть подаяния не просил. Впрочем – кто знает.

— Я поставил на стране крест, — говорил Валерка, — То есть проехал ее всю – с севера на юг, и с запада на восток. Это был такой кайф…. От Бреста до Москвы, оттуда до Владивостока…. Там меня проводница полюбила, другие пассажиры по дороге сходили, а я-то чалил – до самого конца. Эта женщина меня на остановках уже глазами искала «Где мой сынок? Сейчас тронемся….»

Кавказ весь исходил пешком…. Да, в одиночку…Чему ты удивляешься? Только я – и горы….Ночуешь под открытым небом – и звезды прямо над головой. Кажется – еще чуть-чуть, и можно до них дотронуться. Если мне выпала судьба такая – рано умереть, то надо перед этим увидеть как можно больше, правда ведь?

Алина только головой покачивала. Валерке еще было далеко до «того берега» очень далеко, ему еще полвека бродить по городам и весям. Но вслух об этом Алина не говорила. Если Валерку даже родная мать считает поехавшим, то что можно сказать о ней, об Алине?

*

Мать накинулась на дочь с порога

— Что ты со мной делаешь? Мало мне одной, которая добивает, теперь и ты? Отключила телефон – и что? Где тебя искать?! Может, что с тобой случилось?! Глянь на мобильник, там сто пропущенных звонков, наверное…. А знаешь, кто ко мне без тебя приходил? Бан-д----ю-ки… Самые натуральные бандюки, как в девяностых… Да, костюмчики на них циви--льные, но что они несли! Почему ты должна знать, где их главный бандюк? Откуда у тебя такие сведения? Алина, что происходит вообще?… Ты к Полине захотела, туда же?! С кем ты связалась, говори!

И лишь когда мать немного успокоилась (Алина всё же стояло перед ней живая и здоровая) и выкрики ее перешли в связную речь, девушке удалось понять, что произошло.

Оказывается, стоило ей уехать, как к матери заявились трое мужчин. На них не было малиновых пиджаков и золотых цепей, но мать, хорошо помнившую лихие годы, захлестнул страх, едва она их увидела. Гости говорили вежливо, изо всех сил старались обойтись без ма---та, но похоже, они им даже думали.

Мужчины спросили Алину.

— Когда я сказала им, что тебя нет, мне показалось, они сейчас отодвинут меня с дороги как вещь, и начнут обыскивать дом, чтобы тебя найти.

В конце концов, незваные гости поняли, что Алина – на фестивале. Телефон девушки не отвечал, а ехать искать человека на Груше – это даже не про иголку в стоге сена, это, скорее, про одну-единственную песчинку на обширном пляже….

— Они оставили телефон, и сказали, чтобы ты им позвонила, как только вернешься. Я еще раз спрашиваю тебя – с кем ты связалась?….

— Да ни с кем, мама, ни с кем….

Алина взяла бумажку с номером, которую совала ей мать, и пошла к себе в комнату – бросить вещи. Мать шла за ней.

— Не звони им….Алина, откройся мне, матери…. Может, ты что-то натворила? Может, тебя надо куда-то спрятать на время? К тете Оле в деревню? Или…

— Или к Поле в зону…., Мама, ради Бога. Я эти дни почти не спала.. Сейчас я вымоюсь, отосплюсь немного, потом будем думать….

— Но они знают, что фестиваль закончился…Понятно, что ты приехала или вот-вот приедешь. Они – не из тех, кто будет ждать….

Алина закрыла перед матерью дверь ванной.

Вымыться она успела, а вот отоспаться – нет. Через несколько часов мать трясла ее за плечо, вырвав из глубокого сна:

— Алина! Алина! Это они – больше никто так не звонит… Они и в прошлый раз….

Кто-то держал палец на кнопке звонка, и механические переливы наполняли квартиру.

— Может, в полицию позвонить?

Мать была испугана, точно они с Алиной сидели в замке, который зло-д----еи собрались брать штурмом. Алина и сама бы испугалась, в далекие времена, когда она еще не работала у Алевтины Михайловны. Но после того, как жизнь сводила ее с самыми разными людьми…

Девушка пошла открывать.

И правда, те, что стояли на пороге, напоминали «брат-ков».

— О, приехала! — обрадовался тот, что звонил в дверь, —Ты же Алина. Да? Здесь поговорим, или с нами поедешь?

Алина отступила в сторону:

— Проходите.

Она хотела провести незваных гостей к себе в комнату, но там ждала не застеленная постель и вообще – беспорядок. Пришлось устроиться в гостиной. Мать стояла за дверью – через матовое стекло был виден ее силуэт.

Полгода назад, как объяснили визитеры, у них пропал один хороший человек. Как ни искали – судьба его осталась неизвестной. Не только полиция не смогла помочь, но и по своим каналам (это было сказано таким тоном, что у Алины холодок прошел по спине) узнать ничего не удалось. При хорошем человеке была крупная сумма.

— Ты уж, сестренка, постарайся, — сказал один из гостей, — Наведи на след…Заплатим по твоей цене, и еще – сверх…

— Но мне надо, — начала было Алина.

— А, да…., — тот же гость положил перед девушкой кожаную мужскую перчатку и фотографию мужчины лет сорока с крючковатым носом и глубоко посаженными глазами, — Скажи нам сначала , жив он или нет…

Алине хотелось остаться одной – так ей было легче сосредоточиться, поймать ту картинку, что возникала перед глазами, будто мираж. Картинку, которую другие назвали ее даром.

Но человек, о котором шла речь, был жив. Алина поняла это, едва положила руку на перчатку – теплую, как кожа человека. Но вот дальше было сложнее. Если человек не находился на другом берегу, Алина могла ничего не узнать о нем.

Но и в этот раз ей повезло.

— Море…, — сказала она, — Море и остров… Остров Кипр, да….

Он сыграл в мерт-вого, он хотел, чтобы все думали, будто его нет в живых… У него было много врагов. Да и вы – ему не друзья, у вас просто общее дело. Он уехал туда вместе с деньгами, и сейчас у него все хорошо… У него даже имя другое.

— Какое? — быстро спросил один из гостей.

Алина пожала плечами:

— В паспорт я ему не загляну. Извините.

Мужчины переглянулись, и заговорили быстро, один другого перебивая. Если убрать нецензу-рное , суть сводилась к тому, что этот…всех обманул и подставил… и исчез с общими деньгами.

Уходя, один из гостей передал Алине тяжелый пакет.

— Мы все проверим, и тогда расплатимся с тобой. А пока – вот это возьми.

В пакете оказалось то, что Алина и ее мать никогда себе не покупали.

— Отвезем Полине икру, — решала мать, перекладывая неожиданное изобилье, — Кофе…Сыр испортился, наверное, смотри, сколько плесени…А ко--ньяк какой…бутылку надо потом сохранить, будет нам вместо графина…

Через два дня уже знакомый бандюк, привез Алине деньги:

— В точку попала. Ты нам еще пригодишься, сестренка. Ты теперь – наша.

— Значит, они тебя пока не трогают? — спросил Валерка, - В смысле, б----ан---диты?

Алина пожала плечами:

— Пока нет.

Но в голосе ее чувствовалось напряжение. Ее нынешние криминальные покровители – публика непредсказуемая, кто знает, что им завтра в голову взбредет. Только это и не давало Алине расслабиться.

Если б не эта туча на горизонте - Алина б считала, что никогда еще жизнь ее так не баловала.

Когда они вернулись с Груши, Валерка нашел девушку на следующий же день. Позвонил и предложил встретиться.

Теперь у них было "свое "постоянное место – фонтан возле Дворца Спорта. Вокруг - ни парка, ни скамеек, поэтому люди тут не задерживались, проходили мимо. И это ребят вполне устраивало. Валерка приходил первый, и присев на бортик фонтана, там, куда не долетали брызги от струй – ждал Алину.

И уже вместе они куда-нибудь шли.

Порой просто бродили по городским улицам, открывая для себя новые уголки, где прежде никогда не бывали. Иногда садились на троллейбус и ехали до конечной остановки, где был не только городской пляж, но начинался сосновый лес, который казался бескрайним. А один раз даже поднялись на гору, ту, что возвышалась над городом. Здесь в небо тянулась телемачта, как бусинами, унизанная «тарелками». Тут вольно гулял ветер, и так легко можно было представить себя птицами. Раскинь руки, и потоки теплого упругого воздуха поднимут тебя и понесут.

На обратном пути они встретили гадюку, словно черная струйка воды, она извивалась, спешила по горной тропе, и они почтительно уступили ей дорогу. Валерка был к такому привычен, а у Алины остались острые ощущения.

Теперь Алина приходила домой к одиннадцати вечера. Знала, что позже нельзя, что мать будет бдить, стоя у окна, а к полуночи начнет звонить в пол---ицию.

О Валерке Алина матери не рассказывала, понимая, что ей бы парень не понравился, как не нравилось матери всё, что выбивалось из привычного, из понятного....А Валерка еще долго не «остепенится» (если это произойдет вообще), не станет искать работу и обзаводиться квартирой-машиной.

Если мать спрашивала, где бывает дочь, Алина отвечала, что встречается с друзьями.

Но мать догадывалась о чем-то. И навестив в следующий раз Полину, сказала ей чуть ли не шепотом:

— По-моему, у твоей сестры есть парень, и она с ним живет…

А у Полины даже в колонии глаза оставались шалыми.

— Мама, — сказала она, — Чему ты удивляешься? Сейчас знакомство начинается с того, чем прежде заканчивалось.

Мать-то ждала от Полины возражений. Уж слишком разными по характеру были сестры, и Полине полагалось убеждать мать, что никакие парни ещё невозможны, что Алина – большой ребенок. Но вышло вот как.

А лето кончилось, уходило, и Валерка исчез вместе с ним. Он сказал Алине, что едет – ненадолго, где-то, в какой-то глуши отыскал новых учителей – то ли ста---ровер----ов, то ли просто отшельников. Услышал о них краем уха и загорелся посмотреть своими глазами, как они живут.

— Вот приеду, и тогда я… тогда мы…, — повторял он, сжимая руки Алины.

Время было – пять утра, они вдвоем стояли у федеральной трассы. Алина не могла не прийти проводить. И теперь они ждали - вот-вот приедет большой как лайнер туристический автобус, он довезет Валерку до половины пути, а дальше придется еще долго добираться "на перекладных."

Алина старалась почувствовать – так же больно Валерке расставаться с ней, как и ей – с ним? Но хваленый дар не помогал ей сейчас, она не ощущала ни-че-го. Только пустоту и какую-то сосущую тревогу. От штормовки Валерки пахло дымом, ветром, странствиями и разлукой. И Алина отстранилась от плеча друга.

Автобус они увидели издали – синюю громадину.

— Я буду звонить, — повторял Валерка, поднимаясь по ступенькам.

Но Алина уже точно знала то, чего пока не знал он – там, куда он едет, никакой связи не будет. Так что канет сейчас Валерка – как в омут. И когда он оттуда вынырнет – Бог весть.

Стоило уехать другу, как начались перемены. Алине теперь все время хотелось спать. И дома, что вызывало подозрение и беспокойство матери. И на работе, где спать было уже совсем нельзя. Еще Алина теперь не могла есть курицу ни в каком виде. А самым отвратительным на свете был, конечно, запах мяты.

Алина решила ничего не говорить матери о беременности до тех пор, пока не вернется Валерка. Сама она хотела провести это время как можно тише , пыталась стать незаметней. Но надо же случиться такому, чтобы как раз сейчас за нее взялись те, кого мать так боялась. И не только мать.

Позвонила перепуганная Алевтина Михайловна:

— Деточка, не спорь с ними, делай то, что они скажут… Ты же можешь….Помоги им….Им нельзя перечить, иначе…. Иначе тебя даже не найдут.... Они могут устроить.... Подумай о маме….

Пока эти люди не просили у Алины ничего особенно страшного. То хотели заглянуть в будущее – хороша ли будет сделка (а какая, не говорили), то нужно им было узнать про конкурента. Алина увидела – если прежде он был опасен, то сейчас болел тяжко, и одной ногой – уже «за рекой».

Порой словно в шутку "бандюки проверяли Алину – может ли она увидеть «насквозь» карты, или прочесть мысли?

А как-то раз девушка спасла опасных знакомых, сказав, что им нельзя возвращаться домой по Южке, по Южному шоссе. И они сразу послушались ее. А на Южке в тот час, когда они должны были там проезжать, случилась большая авария, и жертв было много.

Криминальные приятели Алины относились к ней как к чему-то ценному, берегли, но трепет сжимал ее сердце каждый раз, когда она видела, что подъезжает их машина. Чего они захотят на этот раз? Будет ли это ей по силам?

А ведь ей нельзя было нервничать с ее диаг—но-----зами, совсем нельзя. Мать уже замечала странности в ее поведении. Порой Алина начинала говорить что-то бессвязное, обрывистые фразы, точно не могла удержать их внутри, эти слова. Порой шла по улице, шепча что-то самой себе и помогая жестикуляцией.

Если мать была рядом – она хватала дочь за руку:

— Алина, не маши крыльями….

А потом приехал Валерка и все пошло прахом. Он позвонил сразу, как оказался дома, еще не раздевшись толком, лишь бросив на пол рюкзак. И сразу позвал Алину в ЗАГС,

— Погоди, выслушай меня сначала, — торопился он, — Давай встретимся на нашем месте, и я все объясню…

Они встретились у фонтана. Был один из первых холодных осенних дней, и там где прежде сидеть было свежо и приятно ( летом соседство воды - это оазис) – теперь становилось особенно зябко.

— Пойдем, посидим в кафе, — предложил Валерка.

Он вел Алину за руку (его рука была теплая, а ее – как ледышка) мимо шашлычной – слава Богу, запах жареного мяса Алине был бы невыносим. Они зашли в маленькое бистро у входа в парк. Это место любили студенты и школьники – пирожные тут были вкусны и недороги. Но уже начался учебный год, и в утренние часы в кафе было пусто.

Алина села в уголке, спиной к большому окну, за которым теперь шел дождь. Валерка принес на подносе маленькие чашки с кофе и тарелку с эклерами.

— Что ты выдумал? — спросила Алина, — Какая свадьба? Я помню как это было у Полины – с мамы семь потом сошло. Вся эта беготня, кутерьма, салоны, рестораны, фотографы…. А денег сколько ушло!

— А тебе это надо? Салоны и фотографы? Давай втихую подадим заявление, потом вот так же распишемся, никому ничего не говоря…

— А почему так скрытно? — недоумевала Алина, — Ты из-за мамы моей, что ли? Так ведь все равно придется сказать…

— Почему свадьба? Мы же ребенка ждем, — у Валерки очень естественно получилось не «ты», а «мы», — А я… В общем, я скоро уеду опять.

Хорошо, что Алина успела проглотить кофе – она бы подавилась. Откуда Валерка узнал, если она еще никому не говорила – ни знакомым, ни даже матери… И еще Валерка собрался ехать….

— Куд-да? И откуда ты знаешь….

— Туда и уеду, где я был. Я потом тебе расскажу. Я понял - там мое место по жизни. .. Ну, это большой разговор, не сейчас…. А откуда я узнал? Ну, считай, что не ты одна – ясновидящая….Но ведь правда же?

Будь здесь мать Алины – она немедленно сказала бы, что Валерка – больной на всю голову, что связываться с ним нельзя ни в коем случае, и что это за муж, который вместо поисков работы – намыл--ился с рюкзаком – неизвестно куда, неизвестно к кому… И как с таким жить? Ребенка такому рожать – как?

Алина – по неопытности – только хлопала глазами.

— Паспорт с тобой? Кофе допила? Пошли, заявление подадим, пока у них обеденный перерыв не начался…Там еще пошлину заплатить надо, кажется…

— Ты что, это уже проходил?

— У друга свидетелем был на свадьбе. Айда!

**

Через месяц их расписали – в тихий будний день, без всякого шика. Пожилая работница ЗАГСа, кутаясь в пуховый платок, указала обоим, где поставить подписи, и кивнула – все, мол. Наверное, она устала поздравлять молодоженов – поздравлять подчеркнуто громко и помпезно. А эти ребята ничего не ждали, им хватило штампа в паспорте.

На следующей неделе Валерка уехал. Алина уже знала, что не ей, а, скорее этой Богом забытой деревне, отдал он свое сердце. Может, он всю жизнь искал такое место – с его звенящей тишиной (только когда самолеты пролетали, можно было понять, какой век на дворе) А так – рубленые избы, дымок над трубам, и немногочисленный народец – кто-то приходил сюда, чтобы обрести покой, утешить израненную душу простой работой. А кто-то родился и вырос здесь, и не желал покидать это место. Был здесь и свой ст---арец.

— Но это никакая не секта, — объяснял Алине Валерка, — Отец Александр никого не учит, живет в своем домике…маленьком… Он раньше священником был, а потом тоже решил уйти от всех, поселиться где-то наособицу и просто молиться. К нему люди сами прибились, потому что у него дар – ну, похоже как у тебя. Он наперед знает, что будет….Не осуждает никого, не ругает, от него такая любовь к людям идет, что аж тепло делается. И советы дает всегда мудрые.

Алина подумала, что Валерка, наверное, обрел в этом человеке отца, которого ему всегда не хватало. А может – деда.

И вот Валерка уехал. И мать Алины, когда узнала об этой «нелепой» свадьбе и о беременности дочери, крыла зятя последними словами.

— Ну как так можно, скажи ты мне.?! Знала я, что ты - тронутая…но думала, что до такой степени…. И что он тебя теперь – в эту деревню намерен тащить, медом ему там намазано? Никаких ему…. Не отдам! Сами вырастим, сами воспитаем….

Алина не узнавала мать, которая еще недавно была такой тихой и подавленной. Теперь они точно поменялись ролями. Мать обрела силы, и готова была «поднимать» ребенка.

— Разве---дешься, — диктовала она условия, — По-хорошему теперь не получится, только через суд… И пусть алименты берет, где хочет. Вон, шпалы пусть укладывать идет, бетон месить… Нашелся! Ничего в руках не держал, тяжелее…

А потом, примерно за месяц до родов, случился один страшный день. Два звонка на мобильник один за другим. Алина сама не знала, почему ответила, увидев на экране незнакомый номер.

— Это ты рассказала им про отца, — мужской голос был тих, но от него холодок прошел по спине, — Так вот, они его нашли и убили, Что молчишь? Не понимаешь, о ком речь? Если бы ты не сказала им, что он на Кипре, все бы заглохло, его, в конце концов, перестали бы искать… А так – они не только деньги отобрать решили, но и посчитаться…. Тебе рассказать, что с ним сделали? Нет? Так вот - с тобой посчитаюсь я….Долго не проживешь, так что закругляйся со своими делами, скоро встретимся.

И когда она сидела в оцепенении, уронив телефон на колени, он зазвонил вновь.

— Алина, — сказал Валерка, — Я скоро приеду. Этот ребенок…наш сын, его нужно забрать сюда. Отец Александр сказал. Он сон видел….А у него всегда сны сбываются. И вот он позвал меня и рассказал. У тебя есть дар… мы никогда с тобой об этом не говорили. Но отец знает, что тебе многое дано. Так вот – ребенку будет дано еще больше….Его надо беречь. Мы будем его беречь…

Это было уже слишком для Алины. Она взялась за голову и медленно стала раскачиваться из стороны в сторону. Так и нашла ее мать – дочь не только не отвечала на ее испуганные расспросы, она, казалось, и не узнавала ничего и никого.

Пришлось вызывать «скорую»

И все время, оставшееся до родов, Алина провела в от--делении, где за железные двери вход чужим запрещен. Она считалась трудной пациенткой – ей все время казалось, что ее прес---ледуют и хотят ото-брать ребенка.

А потом на свет появился Марк, и Валерка таки забрал его себе.

Интернат для психохроников был очень старым. Его построили когда-то в поселке, нынче входящем в городскую черту. Но место было чудесное – уединенное, с одной стороны горы, с другой – река. А у интерната – большая территория, что-то типа парка, с дорожками для прогулок, с клумбами и даже маленьким фонтаном.

Многие потирали руки, надеясь перекупить интернат и устроить тут базу отдыха или гостиницу. Ведь пациентам - тем, кто живет в своем сумеречном мире – не все ли равно, где находиться? Их можно перевести в самые что ни на есть скромные условия, а место это словно создано для того, чтобы зарабатывать деньги.

Трудно сказать, почему ни у кого не получилось завладеть этой землей, но интернат тут находился по-прежнему, разве что - ветшал с годами. Растрескался асфальт на дорожках, заросли клумбы – уже никто не высаживал на них цветы по весне. А недавно не стало и главврача, который работал тут ср дня основания

На его место пришел новый человек, с опытом. И перед ним сразу встала задача – не только лечить пациентов, но и ремонтировать корпус, менять сети. Словом, сделать все, чтобы интернат не развалился в буквальном смысле слова.

И Андрей Викторович, по словам одной из санитарок, «гонял как взмыленный конь». Но всё же и на пациентов у него время находилось.

Жили в интернате, в основном, мужчины. Состояние их было таким, что и посторонний понял бы – эти люди тут навсегда, в обычный мир их выпускать нельзя.

Женщин тут находилось гораздо меньше, и среди них были не совсем безнадежные.

Так, в первые же дни на новой работе главврач обратил внимание на молодую еще пациентку, которая возилась с самой большой «парадной» клумбой – той, что перед входом в корпус. Сажала рассаду петуний – делала всё вдумчиво и аккуратно. О том, что это – пациентка, говорил лишь безобразный серый стеганый халат, такая одежда выдавалась здесь и мужчинам и женщинам. И всегда она оказывалась не по размеру, но обычно больных это не волновало. Любительница же растений туго подвязала халат поясом, зашпилила ворот булавкой, и одежда сидела сносно.

— Кто это? — спросил главврач у секретарши.

Та поднялась и тоже взглянула в окно.

— Алина Никитина. Шестой год она у нас…

— А что у неё?

Секретарша поняла, что скрывается за вопросом, обозначенным легким штрихом. И ответила на невысказанное:

— Да, она сейчас выглядит совсем нормальной. Всё время помогает персоналу, порой я забываю, что она не работает у нас, а лечится. Мы условия постарались ей создать получше - она пока живет в палате одна. Конечно, если новенькую привезут – придется к ней подселить, но пока так … Вы же представляете как трудно жить в одной комнате с тем больными, у которых крыша явно едет.

— А почему тогда….

И вновь – вопрос не был задан, но женщина поняла:

— Пожалуй, и уйти ей отсюда можно бы, но она сама не хочет. Из близких у нее, считай, никого и нет. Мать умер---ла, сестра отбывает срок – кажется, должна вот-вот освободиться. А сдвиг у нее произошел после того, как муж унес ее новорожденного ребенка. И – с концами. Так и не смогли их найти.

Немудрено, что Алина этого не вынесла – тут и здоровый человек сломается. Ну а еще у нее пунктик, что ее хотят убить. Кто? За что? Она говорила – первое время она вообще очень много говорила, - но так, знаете….не разберешь ничего.... Сумбурно. А потом она у нас привыкла. Стала пить лекарства, ей сделалось легче.

И вот теперь она, бедняга, за наш интернат держится. Герман Тихонович, главврач прежний, предлагал ей похлопотать о выписке – она расплакалась. Сказала, что не хочет уходить, что у нее никого не осталось, и на нее идет охота. Словом – сновА здоровА… Больше и не трогаем ее, пусть живет…. Все бы пациенты у нас такие были – не было б с ними хлопот.

Не в этот же день, но вскоре - главврачу представилась возможность поговорить с Алиной.

Андрей Викторович случайно заглянул в одну из палат – такую же как все, узкую, стены окрашены голубой масляной краской, две кровати и тумбочки. Но если в других палатах не удавалось избавиться от тяжелых запахов, то здесь пахло цветами. В стакане на тумбочке стояли ландыши. Сначала Андрей Викторович подумал, что их кто-то принес, а значит, больную навещают. Но потом понял - интернат стоит на окраине леса, и ландыши можно нарвать прямо на территории, у забора.

Алина сидела на постели, читала толстую потрепанную книгу. В интернате была маленькая библиотека – в несколько полок, но больные ею пользовались редко. Любителей книг здесь не находилось. Вот если бы покурить…

— Что читаете? — спросил главврач.

Алина показала обложку. Ни автор, ни название ничего не говорили Андрею Викторовичу. Книжка была наследием советских времен.

— Как вы себя чувствуете?

Молодая женщина что-то пробормотала, не поднимая глаз.

— Громче, пожалуйста.

— Хорошо, — Алина по-прежнему смотрела на свои руки, - Чувствую себя хорошо.

— Говорят, вам у нас понравилось, уходить не хотите? Но если самочувствие хорошее, зачем сидеть взаперти?

Ему показалось, что она сжалась, затаилась точно боялась, что ее выкинут отсюда, из безопасного места – в большой мир, от которого она давно отвыкла, где ей было неуютно и страшно.

— Выписаться не хотите? — настаивал он.

Андрей Викторович сам не знал, почему так хочет добиться ответа.

Алина прокашлялась:

— Я... Да, конечно.... Но можно не сейчас? За мной приедет сестра. Она мне пишет. Через месяц она выходит на свободу и тогда заберет меня.…

— Вот как? Что ж, прекрасно… За этот месяц я понаблюдаю за вами, и тогда решим. Но медицинскую карту вашу я уже смотрел и считаю…. Впрочем, не будем забегать вперед….

...Алина оставалась самым молчаливым обитателем интерната. Первое время, когда ее сюда привезли, она, под действием ле-----карств, все больше спала. А когда душевные раны понемногу стали затягиваться, она стала искать для себя любую работу, чтобы отвлечься и ни о чем не думать. Труд вменялся здесь всем, кроме самых тяжелых. Это называлось - трудотерапия. Но Алина не только убиралась в палатах и коридорах. Она помогала ухаживать за другими пациентами, не чуралась самой грязной работы. Меняла памперсы, мыла лежачих, кормила с ложечки. Медсестры и санитарки стали выделять ее, не грубили ей, а порой даже баловали. Привилегии в интернате самые простые – лишний раз напиться сладкого чаю, сменить книгу в библиотеке, а весной – получить разрешение самой вскопать и засадить цветами клумбу.

Алина чувствовала - тут безопаснее, чем где-нибудь еще. Территория интерната была закрытой, здесь ее никто не достанет. Там, за каменными стенами – бурлил океан настоящей жизни, а сюда доносились только звуки прибоя.

С опозданием узнала Алина о сме---рти матери – ее не известили вовремя, боясь обострения б----олезни, не повезли на похороны.

Ей рассказало все письмо Полины. «Бедная мама, — писала сестра, — Она все принимала слишком близко к сердцу, вот оно и не выдержало. Ты продержись там как-нибудь, мне осталось уже немного – выйду, и будем жить вместе. Я тебя не брошу».

Сестры потом не раз возвращались к этой теме. Алина хотела остаться в интернате насовсем, а Полина убеждала ее – нет, еще есть шанс найти сына. И жизнь – она ведь одна, и угробить ее добровольно – не самая лучшая идея». Последнее письмо от сестры было не то, что радостным, скорее, оно дышала надеждой. «Я нашла выход на человека, который непременно нам поможет, — писала Полина, — Скоро увидимся».

Но даже сестре не открыла Алина причину, по которой ей не хотелось возвращаться в большой мир. Чем дальше, тем все острее, стала чувствовать она см--ерть. Ненадежно закрытый люк колодца Алина увидела бы иным, чем все люди. Перед ней он предстал бы черным провалом, который дышал мо-гильны---м холодом.

А если человек должен был скоро уме----реть, и Алина говорила с ним – сквозь черты лица она различала – череп с пустыми глазницами.

В интернате, где людей было не так уж много, еще можно ко всему этому приспособиться. Но что станет с ней в большом городе? Там она окончательно со==йдет с у-ма…

В этот месяц, оставшийся до приезда сестры, среди других медиков Алина стала выделять главного врача, относившегося к ней с несомненным участием. Он находил время, чтобы рассказать ей, как адаптироваться к обычной жизни среди людей, чего лучше избегать, а чему, напротив, следует учиться.

— Если будут какие-то вопросы, сомнения, звоните, — говорил Андрей Викторович.

Он без колебаний дал ей свой телефон. Алина поблагодарила его, звонить обещала, но через несколько минут, оставшись одна, выбросила бумажку с номером в мусорное ведро. Она теперь никогда не поверить мужчинам, даже тем, кто вроде бы так искренне о ней заботится.

*

— Ну привет, — сказала Полина.

Они встретились в приемном покое. Алина узнавала и не узнавала сестру, которую не видела столько лет. Они были ровесницами, но сейчас Полина выглядела гораздо старше нее. Черты лица огрубели, теперь вместо модницы-красавицы перед Алиной стояла женщина средних лет, приземистая, в джинсовом костюме. Но глаза – шалые, решительные – выдавали прежнюю Полину.

После короткого объятия (нечего нюни разводить) Полина спросила:

— Готова? Где твои вещи?

Андрей Викторович вышел, чтобы попрощаться с Алиной, коснулся ее руки.

— Я бы, конечно, не хотел, чтобы вы к нам вернулись…Но буду рад, если вы позвоните…Жду.

— Идем, — сказала Полина, подхватывая сумку – бордового цвета баул, где поместились все вещи Алины.

— Как вы будете отсюда выбираться? Рейсовый автобус ходит, но редко, три раза в день.

— Нас ждет машина…

Главврач кивнул, Алина же удивилась. Она однажды слышала, как медсестра сказала: «Теперь в каждой семье есть какая-нибудь машинёшка», Но к ним, к их семье, это не относилось. О машине у них и речь никогда не шла. А такси – это так дорого…. Мать, когда еще навещала Алину, всегда приезжала на автобусе, говорила, что взять такси стоит «безумных денег».

Полина же только что оказалась на воле…. Она еще не могла заработать….

…Их действительно ждала машина, причем не какой-нибудь драндулет. Алина не разбиралась в марках, но белый автомобиль показался ей роскошным. Полина не собиралась сама садиться за руль. На месте водителя сидел темноволосый мужчина, который увидев их, тотчас вышел, чтобы уложить вещи в багажник.

— Алексей, — представила его Полина, — Смотри на него, Алька, это наша надежда и опора – частный детектив. Поехали, по дороге поговорим.

Сестры устроились на заднем сидении. Алексей не вмешивался в их разговор – вел машину. Хоть горы были и невысокие, дорога тут вилась серпантином, приходилось осторожничать.

— Я как вышла – не сразу приехала к тебе. Там со мной женщина одна сидела, бухгалтерша… хорошая… ее подставили просто. Она мне контакты Алексея дала. Если б не он – сидеть бы ей еще и сидеть. А так – срок получила небольшой, раньше меня освободилась…. И вот, прежде чем тебя забрать, мы начали небольшое расследование. Алексею удалось найти ту самую деревню, куда Валерка сбежал.

— И?!

Сколько лет прошло с той минуты, когда Алина в последний раз так сильно волновалась? Это было целую вечность назад. Полина сжала ей руку.

— Распалось это поселение. Такие вещи – они вообще ненадежные. Пока есть какие-то энтузиасты, сильные личности – всё вокруг них вертится. Типа сек----ты…И здесь произошло то же самое. Умер этот старик, на котором все держалось. Ему уж под девяносто было на самом деле, но он до последнего оставался на ногах. И да – у него было что-то вроде дара прозорливости. Это он Валерке сказал, что ты ждешь ребенка, и сын твой будет особенным, надо его хранить, как зеницу ока….

А после сме---рти старика – народ стал оттуда уходить. Потихоньку, понемногу… И муженек твой ненаглядный, который как медведь шатун места себе не найдет – взял сына под мышку и….

— Его нашли?! Марка?

— Полина! — в голосе Алексея звучало предостережение.

Но чему-чему, а сдерживать себя сестра так и не научилась.

— В цирк он его сдал, — в сердцах сказала Полина.

— Чего-о-о?

— Хорошо, что не куда-нибудь для опытов. Получается, это не ты, а Валерка твой – больной на всю голову. Он понял, что с маленьким ребенком таскаться по стране не выйдет, а мальчишка действительно особенный, удивительный – это я потом расскажу, что про него говорят…Ну он и пристроил его в «один дружный коллектив». В труппу, короче, к фокусникам…. Поедем, найдем, не переживай…. Хуже другое. Тот человек, который пообещал отправить тебя на тот свет – это была не пустая угроза. И он ждет своего часа.

Странное чувство – оказаться дома, если ты не была тут несколько лет. Хотя Полина приехала сюда несколько недель назад, Алине даже запах в квартире показался застоявшимся, нежилым. Она открыла окна и в кухне, и в комнатах.

— Надо их помыть, — говорила молодая женщина, — Видишь, какие пыльные….

В холодильнике оказалось – шаром покати.

— Никудышняя из меня хозяйка, — подвела итог Полина, — Еще бы – столько лет на всем готовом. Мы там если, что и варили, то не сложнее быстрорастворимой лапши.

До самого вечера сестры наводили дома порядок, и лишь когда стемнело и был разлит чай, они смогли спокойно поговорить. За разговором этим они засиделись глубоко в ночь.

— Я думала, что Валерка твой за это время хоть раз о себе весточку подаст, — говорила Полина, — Ну как так-то? Ведь он должен был знать, что ты ле---чишься…Другой бы бегал, навещал….

— А может не навещал, а со свистом развелся бы. Кому нужна сума ---сшед--шая жена?…

— Или развелся бы, — не стала спорить Полина, — А этот просто исчез. Кем нужно быть, чтобы не догадаться, как ты тревожишься за сына? Хоть бы карточки его присылал иногда, что ли….

— Бог с ним, видишь, он не только от меня, он и от ребенка отступился, сдал его на чужие руки. Его настолько манят приключения, что он забывает обо всем….

— Эгоист, причем махровый. И где он сейчас может быть — как ты думаешь?

— Наверное, шатается по миру, ищет себе новых «учителей», живет то там, то здесь…Собственный дом, уютный, красивый – это для него на последнем месте. Всегда так было.

— А чем он зарабатывает на жизнь? Или его кормят «во славу Божью»?

— Возможно и так. Он неплохо поет, на гитаре играет….Может, и живет за счет этого. Выступает на фестивалях, поет в подземных переходах.

— Как хорошо, что он ушел из твоей жизни, — с чувством сказала Полина, — Ну что это за муж? Катастрофа! Надеюсь, ты не скучала по нему?

Алина покачала головой:

— Когда он удрал вместе с Марком, мне точно было не до скуки. Я тогда ходила как зомби, мне лекарства давали горстями…А когда стали снижать дозы – прошлое уже казалось далеким-далеким – как сон. А теперь ты мне скажи – откуда ты взяла деньги? Частный детектив – это же очень дорого….

Полина вздохнула:

— У меня было два источника. Ты можешь не поверить, но это правда. Когда мама осталась одна – я на зоне, а ты в интернате, — мама наша жила на сущие копейки. Даже на спичках экономила. Хотела скопить для нас энную сумму, считала, что деньги нам ой, как пригодятся. И пригодились ведь.

А второй источник – это наша бабка. Что смотришь? Бабка по отцу, цыганка. Мы ее с тобой не видели, только по рассказам мамы и знаем о ней. Так вот - она завещала нам свое золото. Видишь, у нас это вроде семейного рока. И отец наш где-то бродит, никто не знает даже – жив ли он, что с ним… И мужа ты себе нашла по его образу и подобию. А бабка, видно, издали за нами приглядывала. И не сомневалась, что мы с тобой — хоть и нежеланные, но родные ее внучки. И все свои браслеты, цепочки, колечки – она оставила нам. Я всё это продала, конечно. Думаю, ты возражать не стала бы… Ведь твоего сына искали….

— Конечно, нет. Мне только хочется побыстрее поехать к нему…Я бы прямо сейчас…. А он не потеряется снова? И главное, Алексей уверен, что это – Марк?

— Да – это ответ на оба твои вопроса. Алексей показывал цирковым фото Валерки. Это он привез им ребенка. Сколько ты думаешь, детей было у него в запасе? И по возрасту, по датам всё совпадает…

— А как Алексей вышел на того человека … ну который хочет….меня….мне о-том—стить?

— Когда ты тогда… давным-давно сказала об этом маме – она передала всё мне, а я уже – детективу. Откуда сын этого бан----ди--а вообще узнал о твоем существовании – мы можем только догадываться. Может быть, киллер что-то сказал своей жертве – мол, ты думал, что тебя не найдут, а мы вот нашли, нам помогла…. И так далее… Ведь его спугнули, килера-то. Он не довел дело до конца, жертва умерла в больнице, на другой день…

Но сын этого «крестного отца» - нашел тебя и следил за тобой. Наверное, он отступился бы от своего плана, если бы ты окончательно потеряла рассудок. Тогда бы он счел, что высшие силы достаточно тебя наказали. Но ты стала поправляться, сделалась совсем нормальной, и теперь – берегись… Интернат твой был совсем ненадежным убежищем, там бы он тебя легко достал. А теперь, если мы заберем Марка, надо будет куда-то уехать, замести следы. Алексей подскажет нам, как это сделать.

И долго еще после того, как сестры улеглись, они шептались, рассказывали друг другу о том, как прожили эти годы, строили планы и мечтали. Самыми простыми были эти мечты – жить всем вместе, и оставить страшное позади.

Заснули они на рассвете.

*

…В тот город, где гастролировал цирк (в котором предположительно выступал Марк), они отправились втроем. За рулем, как и в прошлый раз был Алексей. Алине от волнения трудно было поддерживать разговор. Она понимала – если детектив ошибся – всё придется начинать с нуля, и нет никаких гарантий, что она когда-нибудь вообще найдет своего мальчика.

Лесное поселение теперь стояло заброшенным, и где искать тех, кто мог бы рассказать о судьбе Марка – Бог весть.

Полина продумала план – они остановятся в гостинице, и сначала просто сходят на представление, посмотрят на ребенка издали. Конечно, шанс что Алина узнает сына – невелик. В таких случаях вообще делают тест ДНК, чтобы удостовериться.

Но Полина не видела лучшего варианта постепенно подготовить сестру. Пусть она сначала взглянет на малыша из зрительного зала.

…До места они добрались во второй половине дня, и едва разместились в скромном отеле, как Алексей отправился за билетами на представление. Алина хотела пойти с ним – вдруг где-то в фойе, в коридорах удастся увидеть мальчишку, но Полина схватила ее за руку:

— Сидеть!

Пришлось подчиниться.

Большое здание цирка было наследием советских времен. Стояло оно у края центральной городской площади. Идти решили пешком, от отеля было недалеко. По дороге Полина старалась отвлечь сестру, заговаривая с ней о разных мелочах, но Алина то и дело возвращалась к единственной теме, которая ее интересовала.

— У меня ведь нет ни одной его фотографии, — говорила она с легкой растерянностью, — Я думала, когда нас выпишут домой, тогда и…А если это все-таки не он?

И настолько жалобная нота звучала в ее голосе, что не Полина ответила, а не выдержал Алексей.

— Скоро вы все узнаете, — потерпите еще немного.

Время тянулось для Алины мучительно медленно. Пока вместе с многочисленными зрителями они ожидали начала представления – молодая женщина не заинтересовалась ни буфетом, ни киосками с сувенирами. Она была рада тому, что Алексей взял билеты в первый ряд – так увеличивались шансы разглядеть не только детскую фигурку, но и черты лица. Говорят, что сыновья похожи на матерей…

Но вот, заиграла музыка, зал погрузился в полутьму, весь свет сконцентрировался на манеже. Но Алина не могла сосредоточиться на том, что видела. Воздушные гимнасты, клоуны и акробаты не представляли для нее никакого интереса.

Наконец, объявили иллюзиониста. И на манеж вышел худощавый мужчина лет пятидесяти, в белом костюме, а с ним – маленький мальчик. Алина сжала руку сестры. Льняные волосы мальчика были подстрижены «под пажа», такой же как у иллюзиониста костюмчик ладно сидел на стройной фигурке.

…Хотя они сидела в первом ряду, рассмотреть личико ребенка было непросто. Но Алине казалось, что он узнает свои детские фотографии.

Представление шло своим чередом, Каждое движение фокусника и его маленького помощника было выверено, словно они танцевали сложный танец. Словно из ниоткуда появлялись в их руках предметы – длинные ленты, букеты бумажных цветов, зажженные свечи.

— А сейчас, — объявил старший, — Я завяжу Марику глаза….

Что он и сделал с помощью широкой черной ленты. Потом несколько раз повернул мальчика вокруг собственной оси. А сам извлек из кармана авторучку и пошел к зрителям. Фокусник перебегал взглядом с одного на другого и, наконец, остановился на мужчине средних лет, которому ручку и передал.

— Спрячьте ее. А Марик должен будет угадать, кто скрывает сей предмет.

Мальчику развязали повязку. Он пошел между рядами медленно, точно ощупью, но не колеблясь. Он приближался к тому самому человеку. От Алины это было далеко, и она приподнялась, чтобы не упустить ничего. Но неожиданно ребенок замер, коснулся руки совершенно другого мужчины и вдруг закричал – высоким тонким голосом:

— О-он….Помогите! Он пришел сюда, чтобы убить мою маму….

И больше Алина ничего не помнила.

*

— Сын «крестного отца» давно уже был в розыске, — говорил Алексей, сидя у постели Алины. «Скорая» недавно уехала, медики обнадежили, что если молодая женщина не станет больше волноваться, то и серьезных последствий ее обморок иметь не будет.

— Хорошо, что охранник быстро сориентировался, и нам удалось его задержать — продолжал Алексей, — Теперь можно быть спокойными – его закроют лет на пятнадцать.

— Честно говоря, я ему не завидую, — фыркнула Полина, — Знаем, проходили. Что ж, напрасно папенька в свое время приучал сына к своим темным делам. Надеялся, что настанет час– и они оба выйдут сухими из воды, а оно вон как получилось. Один на том свете, а второй скоро будет за решеткой. Но я не пойму, почему он выбрал такой способ? В толпе, при свидетелях? Неужели он решил расправиться с Алиной в гуще народа?

— Зат--очка, — объяснил Алексей, — Вроде бы случайно, в толпе, проходя мимо…. Заточка входит в человека….как в масло. Мы бы и понять ничего не успели, как Алина умерла бы у нас на руках…

Полина аж глаза прикрыла:

— Слава Богу, что все обошлось. Выходит, мальчик ее спас? Действительно, спас…. И теперь….

— Конечно, цирковым жаль будет с ним расставаться, его там не обижали. Но они все понимают. Сделаем тест – это нужно для оформления документов – и когда подтвердится, что Марик нашел мать…. Никаких проблем, мы его заберем.

— А в чем же его необыкновенность – вы поняли? — спросила Полина, — Он читает чужие мысли, да? В этом весь секрет?

У Алины не было сил говорить, она только глазами следила за собеседниками.

— Нет….не совсем, — Алексей покачал головой, — Этот мальчик – ему дано видеть…Как бы вам объяснить. Он знает, что смерти и правда нет. Есть переход в другую форму существования – то, что в религии называется «жизнью вечной». Для его матери – те люди, что ушли на тот свет – словно призраки, которые со временем тают. А Марк знает, что жизнь рождает себя без конца. И там, в конце дороги, только свет, только чистая радость...Представляете, какой груз может снять с себя человек, когда избавится от страха перед смертью? Теперь Марк будет с вами… Берегите его. Он действительно – живое чудо.

*

Всяческие медицинские нюансы, а затем и оформление бумаг, и правда заняли время. Но настал день, когда они остались втроем в родном своем доме – сестры и маленький Марк.

Полина усвистала в магазин за продуктами, она хотела вечером торжественно отметить это событие. Алина же стояла в дверях комнаты, которая теперь превратилась в детскую и смотрела на спящего сына. Она знала, что Марк – необыкновенный, и в то же время хотела и для него, и для себя – обычной, но такой желанной жизни. Покупать игрушки, ходить на детскую площадку, купать, кормить, разговаривать – все, что прежде казалось ей совершенно недостижимым счастьем, теперь было здесь, в детской кроватке, только руку протяни.

Когда раздался телефонный звонок, она испуганно прикрыла мобильник ладонью и отошла в глубину квартиры, чтобы не разбудить маленького.

— Да, Андрей Викторович….Нет, я не звонила не потому, что у меня все плохо….Наоборот, теперь все очень-очень хорошо. Я нашла его… Он теперь со мной… Как – кого? Да нет же, не мужа… Сына, сына конечно…. Вы можете приехать и посмотреть на него. Он и правда существует…Это не плод моей бо-льной фантазии. Приезжайте, правда…

В двери повернулся ключ. Это могла быть только Полина…Теперь у них была семья. Пусть странная, пусть необыкновенная, но все они были очень нужны друг другу.