Читать онлайн
"Когда я была тобой"

1

13 лет назад…

Вот и наступило долгожданное лето. То самое первое лето после школьного выпускного, сулящее начало новой взрослой жизни. Шумные праздники отгремели, оставив после себя кучу незабываемых эмоций, впечатлений и воспоминаний. Красивые бальные платья снова были аккуратно убраны в шкаф до следующего подходящего случая. Кое-кто уже успел пройти вступительные испытания и стал носить гордое звание студент-первокурсник, кто-то устроился на работу, а некоторые решили просто отдохнуть после утомительных экзаменов, расслабиться и ничего не предпринимать до лучших времён. Уверенность вчерашних выпускников в непременном пришествии этих самых времён в скорейшем будущем была несокрушимой. Непоколебимой была и их вера в завтрашний день - в новые заманчивые перспективы, в открытые для них всюду двери, в благородство и справедливость, во взаимную всепоглощающую любовь и искреннюю, бескорыстную дружбу. Всё казалось таким настоящим после детского кукольного мира. Жгучее желание покорять новые вершины и завоёвывать мир переплеталось с неосознанным страхом отпустить мамину руку и идти по жизни самостоятельно, принимая взрослые решения без чьей-либо подсказки.

Многое ждало впереди вчерашних несмышлёнышей, ещё неокрепших, но уже гордо расправивших крылья, готовых к полёту навстречу новым свершениям. Но это было их будущим, загадочным и манящим, привычно начинавшим отсчет с первого дня осени. А в настоящем для юных открывателей и покорителей распахнул свои жаркие объятия месяц июль, давая возможность в полной мере насладиться всеми доступными в этом возрасте развлечениями, набраться сил для главного испытания – испытания самой жизнью.

Дни, недели пролетали с невероятной скоростью, неминуемо приближая осенние перемены. И молодые люди старались заполнить это время интересными событиями, общением с друзьями, веселыми посиделками. С одной стороны, они чувствовали себя уже взрослыми, особенно счастливчики, достигшие совершеннолетия, с другой – всё ещё оставались детьми с присущими им жизнелюбием и максимализмом, желанием побеситься, а иногда и кого-нибудь побесить.

В маленьком провинциальном городке, где круг доступных развлечений достаточно узок, молодежь облюбовала лесные зоны и парки, берега узкой, но местами довольно глубокой речушки и местного большого пруда. В вечернее время именно там кипела самая интересная жизнь.

В прозрачном сумраке тёплого летнего вечера на берегу реки горько пахло костром и подгоревшей свежей травой. Едкий дым то стелился по самой земле, то взвивался вверх, уносимый потоком лёгкого ветерка, а по влажной почве уже лениво пробиралась ночная прохлада. Треск догорающих хвойных веток заглушался заливистым громким смехом и прерывался полушепотом рассказанными историями. Это был обычный летний вечер, такой, каких бывает много в жизни каждого человека. Но что-то невообразимо приятное, какое-то непонятное томящее ожидание вперемежку с душевным волнением делали его особенным, даже волшебным.

В огромных зеленых Тониных глазах отражались искры пылающего огня, её лицо раскраснелось от жара, но она ещё ближе подсела к костру и неловко улыбнулась. Она сделала глубокий вдох, наслаждаясь пьянящим ароматом лета и юности. Ей хотелось всю жизнь сидеть вот так – уютно укутавшись в джинсовую куртку, в тепле и с веселой компанией, ворошить обгоревшей на конце веткой тлеющие угли, трогать руками разгоряченные щеки и смеяться, безудержно, звонко, искренне. И неважно, о чём без умолку, наперебой говорили её приятели, не имели значения их имена, фамилии и лица, их пол, возраст и положение в обществе. Это всё были лишь детали большого паззла, сложенного из звуков, эмоций, настроений, красок, запахов, в целом составляющего сложную и невообразимо прекрасную картину единения человека и природы. Время летело незаметно, и Тоне жутко не хотелось, чтобы это ощущение покидало её, чтобы ночное летнее волшебство заканчивалось, мысль о возвращении к реальной жизни со всеми её проблемами, страхами доставляла почти физическую боль.

Самый близкий её человек сейчас был далеко, покоряя новую вершину, преодолевая очередную ступеньку своей юной жизни. Тоня знала – так нужно, и искренне радовалась, что хоть кому-то из их семьи повезло приблизиться к мечте. Но радость эта была всё же с горьковатым, едва уловимым привкусом…Тоня сама не понимала, чего именно. А может просто боялась себе признаться. Ведь это неправильно – завидовать собственной сестре, горячо любимой и самой лучшей во всём мире. Её точная копия теперь студентка журфака, и разве это не настоящее человеческое счастье? Разве не должна Тоню переполнять гордость? Должна, и переполняла! Просто она сама почему-то даже не попыталась стать кем-то. Струсила. Ну и пусть! В конце концов – у неё вся жизнь ещё впереди, а пока она может себе позволить наслаждаться вечером, и ночью, и утром. Ведь может?

Тоня прогнала неприятные мысли и снова утонула в неге поздней летней ночи. Она улыбнулась сама себе и поуютнее укуталась в чью-то куртку, бережно накинутую на её хрупкие плечи.

Костёр потихоньку догорал, отдавая ночному воздуху последние искры тепла и света. Друзья стали понемногу расходиться по домам, а на горизонте появились первые отблески приближающегося рассвета. Волшебство почти рассеялось.

Чтобы ещё хоть ненадолго продлить наполнявшие её душу эмоции, девушка решила прогуляться до дома одна. Она с трудом отбилась от настойчивых попыток проводить юную красавицу до дома. По привычной, протоптанной многими поколениями тропе, через редкие заросли дикой смородины Тоня шла размеренным шагом, вдыхая полной грудью дурманящие ароматы влажных от росы цветов и листьев, наслаждаясь переливистыми, стрекочущими звуками июльской ночи. Она чувствовала себя абсолютно свободной. Где-то чуть поодаль слышались голоса друзей, бредущих в сторону города небольшими группами. Но Тоне совсем не хотелось их компании. Она радовалась своему маленькому, призрачному одиночеству. Её голова, душа и сердце были чисты от мыслей и переживаний, и при этом наполнены приятной тягучей умиротворенностью. Это была Тонина ночь, это была её жизнь, её дорога.

Девушка медленно брела по окраине города. Родного, знакомого каждым поворотом и закоулком, каждым звуком и каким-то своим особенным запахом с раннего Тониного детства, провинциального городишки. Она лениво разглядывала ещё серые в ночном полумраке дома, пустые скамейки парков, мокрые от только-только выпавшей росы. В черте города томная пустота начала понемногу отступать, заполняя пространство неприятными и непонятными образами. С каждым новым шагом чудесная легкость улетучивалась, и на её место, крадучись, стала пробираться неизвестно откуда взявшаяся тревога. Она, как змея, заползала в самые отдаленные уголки души и разума, поселяя там страх и волнение. Антонине стало не по себе. Она остро осознала: случилось что-то ужасное. Сердце девушки мгновенно ускорило ритм, а ноги бегом понесли её в сторону дома. Тоня летела вперед, спотыкаясь и не замечая ничего вокруг, она перепрыгивала через ступеньки и песочницы на детских площадках во дворах, стараясь сократить свой путь. Она бежала по тёмным улицам, не понимая, зачем это делает, но осознание необходимости как можно скорее попасть домой не давало ей возможности остановиться и хотя бы перевести дыхание.

Увидев перед собой знакомый адрес, Тоня остановилась, как вкопанная. Вот он её дом, вот её подъезд. Всё тихо, все жильцы спят. Вроде бы ничего не произошло. Осторожно повернув ключ в замочной скважине, девушка тихонько открыла дверь и на цыпочках прокралась по узкому коридору маленькой квартирки в их с сестрой комнату. Она упала на кровать и закрыла лицо руками. Казалось, можно выдохнуть, но тревога не отпускала Тоню. Девушка взяла в руки книгу, которую давно собиралась дочитать, только слова и буквы сбивались в одно тёмное расплывчатое пятно, не давая возможности уловить суть написанного. Ещё раз перелистав непрочитанный роман, Антонина положила книгу на прикроватную тумбу и стала нервно ходить взад-вперед по комнате. Разрушающие и уничтожающие мысли не давали ей покоя. Стараясь отогнать страшные думы, девушка медленно подошла к спальне родителей и заглянула в узкую щель приоткрытой двери. Спят. Самые родные люди в целом мире. Антонина с любовью и нежностью посмотрела на них, и не удержалась - приблизилась к кровати и тихонько взяла маму за руку. Но тут же резко отпустила, отскочив на полметра, словно её ошпарили кипятком, и громко, надрывно закричала: «Мама! Нет!» Девушка быстрым движением включила свет в комнате, подбежала к матери и начала с силой неистово трясти её. «Мама! Нет! Проснись, пожалуйста! Нет! Мама, прошу! Господи, нет!» - Тоня кричала, а слёзы солёным потоком застилали ей глаза. Она безудержно целовала мать, крепко прижимала её к себе, но мама не отвечала, её руки и лицо были холодными. Девушка дрожащей рукой вцепилась в плечо отца. «Папа, проснись, мама…» - слова застыли на Тониных губах, её лицо ещё больше побледнело и вытянулось. От шока и разрывающей душу на части боли она не могла сделать вдох, девушка безуспешно ловила ртом воздух, но его катастрофически не хватало. Из её груди вырвался сдавленный стон, похожий на вой раненой волчицы, Тоня почувствовала, будто тысяча острых кинжалов разом вонзилась в её сердце. Она не видела больше ничего вокруг и не понимала, что происходит. Её мир рухнул, её жизнь разлетелась на мелкие осколки, разбившись об острую, несправедливую, не щадящую никого реальность. Тоня оказалась наедине со своей нежданно настигнувшей бедой, совсем одна перед лицом страшной, невыносимой, мучительной трагедии; такая юная и наивная, совершенно не готовая к подобным жизненным испытаниям, она не знала, что делать. Как существовать дальше? Как ей, семнадцатилетней девчонке пережить всё это? И сможет ли она?

За окном показались первые лучи восходящего солнца. Они медленно скользили по сочной зелёной траве, по пыльным тротуарам, по крышам и стенам домов. Они бесцеремонно вползали в раскрытые окна, принося свет, тепло и новый день. Новое утро, пробуждающее, многообещающее, полное ожиданий чего-то интересного и неизведанного. Для кого-то, но не для Антонины. Её день начался много часов назад и не закончился до сих пор. Девушка молча лежала в согретой её собственным теплом родительской постели и смотрела в потолок. На красивом Тонином лице не было ни единой эмоции, застывший пустой взгляд бесцельно блуждал по белой свежевыкрашенной поверхности, а в глазах не было ни слезинки.

Как такое могло случиться? Что вообще произошло? Почему именно с ней и именно сейчас, в момент, когда Тоню абсолютно некому поддержать в этом горе? За какие прегрешения судьба отняла у неё самое бесценное сокровище – её родителей? Зачем сразу обоих? Кто решил, что там, в другом мире, они нужнее, чем здесь? Мысли огромным чёрным роем заполнили Тонин мозг, от них некуда было деться, они преследовали, доставляя жгучую боль. Слёзы вновь полились рекой, и не было никаких сил сопротивляться. Девушка крепко прижала к груди мертвую мать и завыла, громко, протяжно, жалобно. Она словно слышала себя со стороны и не могла остановиться. Ей хотелось истошно закричать на весь белый свет о своей беде, о разорванном в клочья сердце, об истерзанной, обливающейся горячей кровью душе, но она не посмела. Мама с папой спят. Их нельзя разбудить. Их невозможно разбудить уже никогда!

2

Наши дни

Вера проснулась от громкого шума. «Ну что там опять! Соседи никак не угомонятся!» Она взглянула на часы – 5.30, ещё десять минут можно было безмятежно спать, но ей бесцеремонно не дали досмотреть сон. Лениво потянувшись, Вера побрела в ванную. В зеркале её встречало лохматое светло-русое зеленоглазое и слегка опухшее существо. «Даа…Неземная красота! Кому же я такая необыкновенная достанусь?» Она наспех умылась, почистила зубы и походкой зомби побрела на кухню. «Чай? Кофе?» - спросила Вера себя вслух, попутно доставая банку растворимого кофе и сахар. «Ну, конечно же, кофе…в полшестого утра…» - пробурчала она сама себе, насыпая полную ложку сухого ароматного порошка в большую кружку.

Завернувшись в плед, Вера с кружкой в руках прошагала в другую половину комнаты, туда, где стройными рядами стояли её работы. Вера с детства любила живопись, и, повзрослев, связала свою жизнь с ней накрепко: она работала в журнале «Мир искусства», писала статьи о художниках, известных и не очень, об их работах, о поиске себя в волшебном мире красок и холстов. Так же сама писала картины. Писала для себя, для немногочисленных друзей и знакомых. И это шло из самого сердца, Вера брала кисти и краски и становилась самой собой. Окружающий мир прекращал свое существование, время останавливалось. Незыблемыми оставались только Вера, её руки, горящие глаза и неудержимая фантазия. И вот с ещё недавно пустого холста на неё смотрела хрупкая, почти невесомая девушка, невероятно похожая на саму Веру.

Телефонный звонок моментально вернул девушку в реальный мир.

- Алло. Привет. Нет. Для тебя я всегда занята. Не звони мне больше. Нет! Для чего? Мы же всё выяснили. Всё. Всё! Пока! – голос Веры был холодным без единой эмоции. Но внутри бушевала буря.

«Так. Пора с этим заканчивать. Иначе это не прекратится никогда», - проговорила Вера про себя. Она быстрым движением скинула плед и потянулась за одеждой.

3

Белокурая малышка Сонечка настойчиво укладывала спать куклу в одной из многочисленных комнат большого коттеджа. Кукла никак не хотела засыпать, и Соня громко ругала её и грозила лишить сладкого. Вот мишка давно спал, и непослушной кукле следовало бы брать с него пример. «Папа!» - вдруг закричала Соня и, бросив игрушки, побежала в сторону двери. Высокий темноволосый мужчина легко подхватил девочку на руки. Соня крепко обхватила его ручонками за шею и прошептала: «Папуля, я тебя люблю». «Я тоже тебя люблю. Сильно-сильно!» - услышала в ответ малышка, - «А теперь быстро собирайся – поедешь к бабушке. Наташа поможет тебе собрать вещи». Соня надула губки: «Не хочу Наташу. Пусть мама вещи соберёт!» «Софья! Давай не будем спорить», - строго сказал папа, - «Мама занята. Тебе поможет Наташа».

Дмитрий спустился вниз по лестнице и быстрым шагом направился к выходу из дома. Он был явно недоволен состоявшимся с дочерью разговором, и не только им.

- Тоня! Ты где? – раздраженно прошипел Дмитрий в телефонную трубку. – Соня едет к бабушке на выходные. Где тебя носит опять?

- Я у Светы. Я же тебе говорила утром, что поеду к ней. Ты не возражал. И об отъезде Сони не было речи. Что случилось? - ответил взволнованный голос в трубке.

- Ты полдня у Светы! Про Соню договорились еще неделю назад – ты опять всё забыла? Она спрашивала про тебя. Ребёнок практически не видит мать! Это нормально, по-твоему?

- Давай дома всё обсудим. Я скоро приеду.

Дмитрий швырнул телефон на переднее сидение автомобиля, сел за руль и задумчиво уставился на лобовое стекло. В его голове роились нехорошие мысли, ему казалось, что мозг вот-вот взорвётся. Он не понимал, почему его жена стала такой, и куда делась Тоня, которую несколько лет назад он полюбил. Где та по уши влюблённая в него, хрупкая, нежная девушка, с огромными искрящимися зелёными глазищами и обезоруживающей улыбкой? Где та Тоня, которая каждую секунду хотела быть с ним рядом, которая каждое утро целовала его перед работой, целовала так, что ему хотелось бросить всё к чертям и остаться с ней? Куда исчезла Тоня, обещавшая родить ему кучу детей и любить его до последнего вздоха, до последнего удара сердца? Теперь она постоянно бежала куда-то или от кого-то. Её всегда не было дома, и она всегда находила этому оправдание. Глаза Тони, прежде излучавшие столько света и тепла, что их с лихвой хватило бы для освещения и обогрева целого континента, теперь были тусклыми и пустыми. Неужели она разлюбила? Нет, она не могла. Что происходит с его женой на протяжении вот уже нескольких месяцев? Тоня избегает любых попыток даже начать разговор о её поведении, о том, что её беспокоит. Может Дмитрий сам что-то делает не так? Конечно, они не так часто, как хотелось бы, проводят вместе время. Но ведь он – Дмитрий – зарабатывает деньги для Тониного и дочкиного безбедного существования. Это благодаря Дмитрию у Тони куча свободного времени, которого с избытком хватает на многочисленных подружек, походы по магазинам и салонам красоты, и ещё большая куча денег, чтобы оплатить всё это безобразие. Благодаря Дмитрию ей не нужно каждое утро ни свет, ни заря вставать и бежать на работу, попутно завозя Соню в детский сад, не нужно готовить обеды и ужины, не нужно заниматься стиркой, уборкой и прочими домашними делами – всё это выполняют другие за определённую плату. Всё, что он делал для жены и дочки, и будет делать в будущем – только ради их благополучия, только ради любви к ним. А от Тони всего-то требуется быть примерной женой и матерью. Неужели это так сложно и невыполнимо? Неужто, проводить время с дочерью, играть с ней, помогать узнавать мир, радоваться её пусть пока маленьким, но таким значимым для Сонечки достижениям, утешать, когда малышке больно или грустно – это такая непосильная задача? Просто быть рядом с ним, когда на душе гадко, и хочется в бешенстве орать на каждую попавшуюся на глаза вещь; просто быть благодарной и терпимой, быть верной, любящей женой, быть его опорой – это такой титанический труд? Дмитрий глубоко вздохнул и повернулся в сторону дома.

На крыльце, пытаясь надеть на маленькие детские плечики плюшевый рюкзак, копошилась Соня. Она сердито смотрела на няню, отвергая её безуспешные попытки помочь, ей хотелось непременно справиться самой. Наконец всё получилось. Няня Наташа помогла Сонечке спуститься по лестнице, усадила её в автокресло, поцеловала в нежную щёчку и пожелала хорошо провести время с бабулей. Девочка с тревогой огляделась по сторонам. «А мама?» - спросила Соня, - «Она не скажет мне «пока-пока»?»

Дмитрий недовольно взглянул на часы и взял в руки мобильник. Но не успел он набрать номер, как к дому на большой скорости подъехал серебристого цвета Ауди. Визг тормозов распугал гревшихся неподалёку на солнышке воробьёв. «А вот и мама», - Дмитрий повернулся к Соне и выдавил из себя подобие улыбки. Из распахнутой двери автомобиля выбежала взъерошенная, запыхавшаяся Антонина и прямиком бросилась к дочери. Она крепко обняла Сонечку, и стала безудержно целовать её пухлые розовые щёчки, маленький курносый носик, нежные белые ручки, каждый крошечный пальчик. «Мама очень любит тебя – ты слышишь?» - шептала Тоня, - «Ты моё самое дорогое сокровище, малышка моя, солнышко мамино, ты побудешь у бабули немножко, а через два дня я заберу тебя и…» Но Соня резко оттолкнула мать: «Уйди. Ты меня всю помадой испачкала. Помаши мне «пока-пока», и мы поедем к бабе». Тоня опешила. Она нехотя отстранилась от дочери и послушно помахала ей «пока-пока». «Поехали, пап». - Скомандовала Соня и отвернулась. По лицу Антонины покатились слёзы, она из последних сил пыталась улыбаться, но это ей практически не удавалось. Дмитрий грустным и сочувствующим взглядом посмотрел на жену, тяжело вздохнул и повёз ребёнка к бабушке.

Тоня долго смотрела вслед удаляющемуся автомобилю, а перед глазами стояло равнодушное лицо дочери. Слёзы текли, не останавливаясь. Казалось, рухнул Тонин маленький мир, и построить его заново невозможно. Сонино «уйди» ударами отбойного молотка стучало в голове, разбивая последние кирпичики. Тоне стало очевидно – Соня не любит мать, а если любит, то как-то по-своему с долей детской неосознанной жестокости. Но откуда могла взяться жестокость в трёхлетнем ребёнке? А ведь Тоня так и не успела ощутить себя матерью по-настоящему. Всё время что-то мешало. Сначала внезапно навалившаяся послеродовая депрессия, жуткая усталость и бессонница, постоянное навязчивое желание спрятаться от всех на необитаемом острове, от людей, от шумного города, от вечно недовольной и постоянно раздающей советы свекрови, от периодически соглашающегося с мамой и всё время чего-то требующего мужа, от практически непрерывно орущего ребёнка. Потом с появлением в доме няни, Антонина маниакально стала использовать каждую свободную минуту для себя лично, для своего отдыха, для общения с подругами, для редких встреч с сестрой, для походов по салонам и магазинам. Она делала это с такой жадностью, будто в ближайшие дни её должны были посадить в тёмный подвал под амбарный замок на веки вечные. Тоне казалось, что нужно успевать жить для себя, пока ребёнок совсем маленький, что потом такой возможности уже не будет, что материнство полностью поглотит её. Но не поглотило. Ни через год, ни через два…Чем больше Тоня спешила жить, тем больше Сонечка отдалялась от неё. Конечно, Антонина любила дочь, но между ними не было той невидимой, завязанной на инстинктах и духовности детско-материнской связи. Несколько месяцев назад пришло осознание, что всё это неправильно, что так быть не должно. Тоня корила себя за то, что она плохая мать. Но не знала, как исправить.

На ватных не слушающихся ногах Тоня поплелась в дом.

Горячая вода мощным напором взбивала густую мыльную пену. Тоня лежала в ванне и молча разглядывала потолок. Ни одна эмоция не отображалась на её красивом лице. Ей хотелось стереть из памяти всё произошедшее и начать жить заново. Чтобы в той новой жизни муж любил и ценил её, а не гнался за деньгами, постоянно пропадая на работе, чтобы дочь уважала её, а не била игрушками при любом удобном случае, чтобы она – Антонина – была хозяйкой своей жизни, а не жила под диктовку подруг, свекрови, общества. Жаль, это невозможно. Тоня ещё сильнее ощутила свою беспомощность и неспособность влиять на судьбу. Она набрала полную грудь воздуха и с головой погрузилась в пену.

4

Вера на кухне жарила яичницу, напевая мотив весёленькой песенки. Она сегодня с утра была в хорошем настроении: наконец-то выспалась, видимо соседей не было дома, закончила последнюю работу, которая ещё с начала создания стала её любимой, в жизни появились новые заманчивые перспективы. Ей скоро тридцать. Жизнь налаживается. Вчера они договорились встретиться с сестрой и провести вместе целый день. Такого не было со дня окончания школы. Сестра-близнец Веры – Тоня уже состоявшийся семейный человек, у неё муж, дочка, свой дом, своя жизнь. У Веры – работа и картины. И съёмная квартира-студия. Тоже неплохо, она не жалуется. Конечно, к тридцати годам хотелось бы большего: хотелось бы семью, детей, любимого мужчину рядом. Это в дополнение к работе и картинам. Но…видимо, всему своё время.

Раньше Вера и Тоня были очень близки, почти неразлучны. Они понимали и чувствовали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Они делились самым сокровенным, и были друг для друга больше чем сёстры. Они были половинками единого целого. Невероятно похожими друг на друга, и одновременно такими разными. Тоня и Вера дополняли друг друга. Антонина всегда была заводилой и генератором различных весёлых и не очень, иногда просто сумасшедших идей. А Вера – глазами, руками, и голосом разума в их дуэте. Когда-то они сводили с ума преподавателей и одноклассников, притворяясь друг другом, а потом весело обсуждали произошедшее: «Когда я была тобой…», - «А когда я была тобой…»

После замужества Тони что-то изменилось. Теперь её семьёй стал Дмитрий, а позже – и малышка Сонечка. Они заняли в жизни Тони большую часть места, ранее занимаемого одной Верой. И Вера не стала соперничать, она просто потихоньку ушла в тень. Она знала, сестра любит её, и дорожит ей, просто изменились обстоятельства. И прошлого не вернуть. Нужно приспосабливаться и жить дальше. И Вера жила. Она устроилась на работу, которая доставляла истинное удовольствие, она посещала различные выставки, галереи, музеи искусства, общалась с творческими людьми и давала выход накопившейся энергии и нахлынувшему вдохновению в своих картинах. Часть места Тони в жизни Веры теперь занимали работа и живопись. Природа не терпит пустоты, сказал когда-то мудрец. Он, несомненно, был прав.

Вера с нетерпением ждала встречи с сестрой. Она приготовила кучу вещей и фотографий из прошлого, чтобы посидеть – повспоминать, подурачиться как раньше. Она была в предвкушении предстоящего общения с её родной, любимой Тонечкой. Всё-таки здорово, что она решила наконец-то прийти в гости. Жаль, что одна – Вере очень хотелось потискать племяшку – ну да ладно, в следующий раз она не впустит Тоню без Сонечки. Вера задумчиво улыбнулась.

В дверь позвонили.

- Тонька! – с радостным криком Вера бросилась встречать сестру.

- Привет, Верунчик! – Тоня обняла Веру и крепко прижала её к себе. – Я так соскучилась! Мне так тебя не хватало. Если б ты только знала.

- Какая ты красивая! Правда. Я тебя сто лет, наверное, не видела. Ты прямо такая вся…неземная, блондиночка с обложки журнала, – восхищённо щебетала Вера, увлекая сестру вглубь комнаты.

- Ух ты! Сколько новых, - окидывая взглядом произведения Веры, воскликнула Антонина, - Ты – талант, сестрёнка. Не то, что некоторые.

- Чай? Кофе?

- Давай чай, а потом поедем кое-куда. Ты не против? – загадочно улыбнулась Тоня.

- С тобой – хоть на край света, - весело рассмеялась в ответ Вера.

Вечером уставшие, но довольные сёстры вернулись домой к Вере, они без умолку тараторили, осыпая друг друга комплиментами и отпуская в адрес друг друга весёлые шуточки. Они беззаботно смеялись, будто не было другой, новой жизни, не было преград и расстояний, не было обстоятельств, не было никого кроме них двоих. Как раньше. Только они друг у друга, самые родные.

Тоня достала из сумки бутылку вина.

- Есть повод.

- Я улетаю в Бразилию. С Сэмом. Он художник.

В комнате повисла тишина.

- Подожди! С каким Сэмом, в какую Бразилию?! Ты в своём уме? Ну вот зачем ты портишь такой прекрасный день? А?

- Выслушай меня, сестрёнка. Только не перебивай.

- Но…

5

Телефон звонил, не переставая, уже несколько минут. Вера пристально смотрела на него, не решаясь поднять трубку. На душе нарастала тревога, сердце с каждым ударом ускоряло свой ритм.

Вера уже видела последний выпуск новостей, и знала, что всё кончено. Но не могла освободиться от мысли, что это дурной сон, что он скоро закончится, и всё будет как прежде. Вот сейчас откроется дверь, и в комнату лёгкой походкой, игриво улыбаясь, войдёт такая родная до боли, такая красивая – почти неземная, немного загадочная с едва уловимой грустинкой в глазах Тоня. Её Тоня. Она как обычно небрежно тряхнёт копной белокурых волос, крепко обнимет, и скажет, что очень сильно соскучилась.

«Что же ты наделала, дурочка моя…» - Вера пыталась из последних сил сдерживать слёзы, ей казалось, что если дать им волю, то всё происходящее окончательно станет реальным, и ничего уже нельзя будет исправить. Но слёзы, предательски обжигая, катились по бледным Вериным щекам, и исправить что-либо было невозможно.

Телефон на некоторое время затих, давая Вере короткую передышку, но наступившая тишина оказалась ещё более невыносимой. Она звенела в ушах с нарастающей громкостью, заглушая стук встревоженного сердца, изнывающего от боли.

Дрожащими руками Вера потянулась к телефонной трубке. Незнакомый номер. Одиннадцать пропущенных вызовов. Вера швырнула телефон на диван с такой силой и злостью, будто он был источником всех бед. И, словно отвечая на её агрессию, телефон зазвонил снова.

- Да замолчи ты уже наконец! – закричала телефону Вера и закрыла руками уши. Но это не спасало от навязчивого, вездесущего, уже почти тошнотворного звука.

Она знала, что всё кончено. Такая хрупкая, почти призрачная надежда таяла с каждым новым звонком. А боль внутри нарастала с каждой прожитой секундой. Прожитой ей – половиной когда-то единого целого. Прожитой одной, без Тони. Тоня осталась на борту самолёта «Рим – Москва» навсегда. Она так спешила вернуться, она всё осознала, она поняла, что для неё по-настоящему дорого. Но не успела. Самолёт не приземлился.

Вера упала на диван и громко зарыдала. Перед глазами стояла заплаканная Тоня и картина их последнего разговора. Если бы Вера тогда знала, чем всё это закончится, она костьми бы легла, она бы тенью ходила за сестрой, но не позволила ей никуда убежать.

6

- Послушай. Я очень устала от всего. – Тоня глубоко вздохнула, - Мне нужно сменить обстановку. Не уверена, любовь ли это, но меня к нему тянет. Мне нужно проверить. Это всего на две недели. Меня заело это однообразие, каждый день похож на предыдущий. Я не могу так больше! Я потихоньку схожу с ума. Я приближаюсь к той черте, за которой ничего нет. Это невыносимо! А Сэм – он как глоток свежего воздуха, он не похож на нас, на вас, на Диму – он другой и этим притягивает. Сэм – это новое, неизведанное. Его хочется разгадать. Понимаешь?

- Ну да, смешно, - Вера улыбнулась, - любовника себе, значит, завела, да?

- Я серьёзно. Это не шутка. Я не знала, как сказать тебе…

- Верю-верю, - насмешливо покачала головой Вера, но заметив, как сестра нервно перебирает пальцами тоненькую золотую цепочку на шее и стыдливо отводит взгляд, изменилась в лице.

-Вон куда тебя понесло! А как же семья? Нет. Постой. Ты меня сейчас не разыгрываешь? Ты это серьёзно про глоток воздуха и всё прочее?

- Серьёзнее не бывает.

- Так…Приехали… - протяжно произнесла Вера, задумчиво глядя в пустоту. - Мне нужно это всё переварить.

Девушка закрылась в ванной, несколько минут она пристально и неподвижно рассматривала своё отражение, словно пытаясь найти в нём хоть какое-то объяснение словам сестры, и не веря, что всё происходящее за дверью реально. Надо же… А она всегда считала Тоню и Диму идеальной парой, даже немного завидовала их семейному счастью, ей казалось, эта история любви достойна быть увековеченной на страницах красивого романа, или показанной на большом экране. Неужели это всё было лишь иллюзией? А может Тоня просто с жиру бесится? Может сестрёнке скучно стало жить в богатстве и любви, и просто захотелось разнообразить свою пресыщенную благами жизнь? Какие же они всё-таки разные, несмотря на то, что до невозможности похожи друг на друга. Вера ещё раз окинула растерянным и непонимающим взглядом себя, стоящую по ту сторону посеребренного стекла, потом решила выйти к сестре и прояснить всё окончательно.

- Вера. – Тоня быстрым движением схватила вышедшую из ванной сестру за руку и с надеждой посмотрела ей в глаза, - Ты не представляешь, как я живу. Это совсем не то, о чём я мечтала. Это не та жизнь, какую я себе представляла, когда выходила замуж. Я не чувствую себя любимой женой и мамой. Совсем не чувствую, понимаешь?

- Если честно – не очень, - Вера внимательно слушала сестру, нахмурив брови.

- Дима всегда где-то на работе, в командировках, на деловых встречах – где угодно, но не со мной, между нами уже нет той близости, какая была раньше. Мы всё больше отдаляемся друг от друга. Мне иногда кажется, он и не любил меня никогда. Да я и сама уже не понимаю, остались ли хоть какие-то чувства к нему… Мы как соседи, вынужденные жить под одной крышей. Нас связывает практически только Соня и штамп в паспорте.

- Неужели у вас в самом деле всё так плохо? – Вера крепко сжала руку сестры.

- Возможно, я преувеличиваю – не знаю, но я так чувствую. Какая-то постоянная пустота и обида внутри. Он не хочет меня понимать, он вечно мной недоволен. Он хочет, чтобы я двадцать четыре часа в сутки была с дочерью, при этом я должна быть красивой и ухоженной, чтобы не ударить в грязь лицом перед его друзьями и мамой. Я вечно что-то должна, должна, должна и обязана! Всем вокруг! И мужу, и свекрови, и дочери. А как мне быть? Как я могу столько времени проводить с Соней, если она сама этого не хочет? Она меня всё время отталкивает. Не могу же я насильно её к себе привязать?

- Но ей всего три, о чём ты говоришь?

- О том, что вижу. С каким равнодушием и иногда презрением она на меня смотрит, ты не представляешь, это невыносимо терпеть каждый день. От взрослого человека в миллион раз легче вынести такие обидные вещи, которые я каждый день получаю от дочери. Она при каждом удобном случае пытается ударить меня, кинуть в меня какую-нибудь игрушку или книжку, визжит, топает ногами, когда я пытаюсь ей что-то объяснить, постоянно закатывает мне истерики. Она меня не слушает и не слышит, абсолютно не воспринимает меня. Я – пустое место, я – никто. У неё на первом месте папа, потом бабушка…потом няня… ну а только потом я, и то в каком-то непонятном статусе. Да я для них всех – никто! Как мне всё это надоело – ты даже представить себе не можешь. Вот поэтому я и хочу уехать, далеко-далеко.

- Сестрёнка, от проблем не нужно убегать, их нужно решать. Кроме тебя с этим никто не разберётся – пойми это.

- Я всё понимаю, но мне нужен перерыв. Иначе я или с ума сойду, или ещё хуже. Всего две недели. Это не такой большой срок. У меня в голове такая каша. Мне просто необходимо сменить обстановку, и Сэм – это мой шанс. Он такой внимательный и нежный, он даёт то, чего я не получаю дома. С ним я чувствую себя нужной.

- Вот об этом Сэме можно подробнее? Ладно – проблемы, устала – тут всё понятно, хотя не то, чтобы понятно, но это я хотя бы могу в своей голове хоть как-то уложить. А вот твое странное увлечение другим мужчиной – это за гранью! Ты понимаешь, кем ты станешь для своей семьи после этого?

- Я всё понимаю, это не… как тебе объяснить?

- Уж попытайся как-нибудь, будь добра!

- Это новое чувство…

- Ты влюбилась что ли?

- Не знаю, вряд ли это что-то серьёзное. Мне с ним легко, я рядом с ним снова женщина, я раскрываюсь, становлюсь самой собой. С Сэмом не нужно кого-то из себя изображать, пытаться вылезти из кожи вон, чтобы понравиться. С ним не нужны эти дурацкие маски примерной жены, заботливой мамочки и послушной невестки. Он – то, чего мне не хватает именно сейчас.

- Ну а убегать далеко зачем? Зачем бросать всё самое дорогое? И ради кого? – Вера неодобрительно покачала головой. – Никогда не смогу тебя понять.

- Я чувствую, что по-другому нельзя. Вот нельзя – и всё! Не могу это объяснить. Но я не хочу быть предательницей, я не хочу бросать Диму и дочку, это всего на пару недель. Всё в голове и сердце встанет на свои места, я успокоюсь, вернусь – и всё будет как прежде.

- А пара недель с другим мужчиной в чужой стране – не предательство? Ты думаешь, Дима сможет тебя простить? Ты, сестра, взрослая тётка, а такая наивная!

- Он ничего не узнает.

- Ха! Конечно, не узнает! Жена сбегает на две недельки в Бразилию незаметно – всего-то делов!

- Я всё продумала, поверь, Дима ни о чём даже не догадается.

- Ну да! Не смеши меня!

- Я на полном серьёзе. Но мне нужна твоя помощь.

- Моя? А я причём? Вот только меня, ради Бога, не втягивай в свои идиотские игры! Почему? Почему ты такая глупая? Вот всё у тебя есть, а ума не хватает! Да у Сонечки мозгов больше, чем у тебя! Собралась она всё бросить! Надо же! Почему ты не ценишь то, что тебе подарила судьба? Почему ты такая бестолковая и неблагодарная женщина, объясни мне? Да будь у меня хоть половина того, что есть у тебя, я бы держалась за это зубами! Да мне бы никогда в жизни в голову не пришло собственными руками своё счастье разрушить! А ты готова ради дешёвой мимолётной интрижки потерять всё? – Вера негодовала. Она всегда мечтала о семье, о детях. Пока не сложилось, но она продолжала верить и мечтать, что придёт и её время, и она станет счастливой женой и мамой. А её безрассудная сестрица готова сама своими руками загубить и так хрупкое счастье. Вера не понимала, как такое возможно? Как такие мысли вообще могли взбрести Антонине в голову?

- Вот и помоги не потерять, – дрожащим голосом прошептала Тоня и с мольбой заглянула в зелёные, горящие обжигающими огнями Верины глаза.

- О чём ты?

- Замени меня на две недели. Притворись, что ты – это я…

- В каком смысле?

- Останься вместо меня на эти две недели в моём доме, будто ты – это я. А потом…

- Что?! - Вера опешила от слов сестры. Её губы шевелились, но слова будто исчезали в воздухе. Она даже не предполагала, что можно ответить сестре на такое безумное, абсурдное, да просто идиотское предложение. Как у неё вообще ума хватило такое предложить!

- Я всё придумала, - продолжала Тоня, не замечая возрастающего недовольства сестры, - Вот флешка – там всё, что нужно для этого. Дима на две недели в командировке, тебе нужно будет всего лишь говорить с ним по телефону иногда. Соня у бабушки, всего-то на пару дней её заберёшь и отвезёшь обратно. Ну, пожалуйста, сестра, помоги. На кону не просто моя прихоть, а благополучие моей семьи. – Тоня замолчала и с надеждой посмотрела на сестру. – Только ты мне можешь помочь…

- Да ты просто чокнутая! – закричала Вера, - Ты в своём уме такое мне предлагать?

- Но почему нет? – недоумевала Тоня, - Раньше мы много раз менялись местами, и ни разу нас никто не разоблачил. Но это были пустяки и детские забавы, а теперь…

- Вот именно! Детские забавы. Теперь мы две взрослые тридцатилетние женщины…Да вообще! Что мы обсуждаем? Боже мой! – Вера не верила своим ушам, она не могла понять сестру, да и что тут понимать – Тоня сошла с ума! Как взрослый человек, имеющий семью, может предлагать подобные возмутительные вещи?

Вера ходила по комнате из угла в угол с круглыми глазами и всё время качала головой.

- Дурдом какой-то!

- Верочка, родненькая, пожалуйста, сестрёночка, помоги, не бросай меня, мне очень нужно. Ну как мне убедить тебя? Понимаешь, мне уже жить не хочется, мне страшно находиться одной дома – боюсь что-нибудь с собой сотворить. Я уже хотела выпить таблетки, насыпала горсть, но…в последний момент не смогла. Не хватило духу. И тут как снег на голову в моей жизни появился Сэм. Он просто вернул меня к жизни, понимаешь. – Тоня тщетно пыталась поймать взгляд сестры, но та продолжала бродить по комнате в молчаливой задумчивости, и не обращая внимания на Тоню.

- Я хочу понять, как мне жить дальше, - дрожащим голосом продолжала уговаривать сестру Антонина, - Но я не хочу всё потерять прямо сейчас. И только ты мне можешь в этом помочь. Ну что мне сделать, чтобы ты согласилась? Воспринимай это как приключение, как в детстве, да? Ведь никто не узнает, Ольга Валерьевна со мной особо не общается, ты заберёшь у неё Соню, через два дня отвезёшь обратно. Ну, ты же хотела пообщаться с племянницей, сама мне все уши прожужжала, что я такая сякая не привезла её! И тебе хорошо, и я наведу порядок в своей голове и жизни. Ну не умею я решать проблемы - вот так сразу, такая вот бестолковая я у тебя…

- Ты сейчас шутишь, – утвердительным тоном, глядя куда-то в пространство, наконец, произнесла Вера. – Потому что, если не шутишь – уходи отсюда. Я не то, что говорить с тобой – видеть тебя не хочу!

Вера решительно направилась к двери и демонстративно распахнула её.

Тоня разрыдалась. Но Вера продолжала стоять у открытой двери и грозно смотрела на сестру. Ей было больно, но она пыталась сохранить самообладание. Ей было обидно, но ни один мускул не дрогнул на лице. Ей тоже хотелось зарыдать громко, во весь голос, но она сдерживалась из последних сил. Она до конца не понимала, что происходит, находясь в состоянии полнейшего шока. Вере казалось, что это просто обычный ночной кошмар, который рассеется с наступлением нового дня. Это не может быть явью! Не может настоящая живая Антонина в реальности всё бросить, убежать непонятно куда непонятно с кем, да ещё и оставить вместо себя Веру! А если может – то она не та Тоня, которую Вера знала с первых минут, проведённых на этом свете, которой бесконечно доверяла, и от которой никогда не могла ожидать подлости и предательства. Эта рыдающая, растрепанная, бесстыдная женщина – не её сестра!

Тоня, судорожно всхлипывая, тонкими дрожащими пальцами вытирая чуть припухшие от слёз щёки, подошла к Вере и крепко обняла её. Потом вдруг упала перед ней на колени и сквозь рыдания стала умолять:

- Ну почему ты не хочешь мне помочь? Почему? Я же не прошу ни о чём сверхъестественном. Мне плохо, мне невыносимо… мне больно! Почему ты так со мной? Не отворачивайся от меня. Кроме тебя у меня никого нет! Я одна, я совсем запуталась, я не хочу жить, как раньше. Что мне делать? Я не умею решать проблемы, ну не умею я! Поэтому всё вот так… Это мой шанс всё понять и исправить, а ты забираешь у меня этот шанс! Зачем ты так со мной? Мы же не чужие! Не оставляй меня! Умоляю! Не бросай меня, пожалуйста! Сестрёнка, родная моя, пожалуйста, пожалуйста, умоляю, пожалуйста. Ну что мне сделать? Я на всё готова, только помоги, прошу! Ради Сонечки, помоги, умоляю, не бросай меня, сестрёнка, прошу…

Тоня выглядела жалко, стоя на коленях, вся в слезах и с растёкшейся по щекам тушью, с растрёпанными мокрыми от слёз волосами. Она продолжала молить сестру о помощи, вцепившись ей в ноги, ничего не видя перед собой. Она бессчетное число раз повторяла одни и те же фразы, безуспешно пытаясь переубедить сестру. Такой Вера её никогда не видела, никто и никогда так не унижался перед ней, а тем более её родной, близкий человек. Жалость боролась внутри Веры с чувством презрения и обиды, любовь к сестре не позволяла вышвырнуть её на улицу прямо сейчас, как того требовал гнев. Вера молча закрыла дверь. Она подняла Тоню с колен и отвела в ванную.

- Давай будем считать, что этого разговора не было, - Вера поставила перед сестрой кружку горячего травяного чая.

- Хорошо, - безразличным тоном ответила Тоня.

- Я не слышала ни про какого Сэма и про побег в Бразилию, а ты никуда не собиралась и тем более ничего мне не говорила, ладно?

- Угу.

- Тебе нужно разобраться в себе и решить свои проблемы, но не таким дурацким способом. Даже вспоминать не хочется… Воспользуйся отсутствием мужа и дочки – сходи в клуб, расслабься, потанцуй, хочешь – вместе пойдём. Но только не делай глупостей, ради всего святого! – Вера обняла сестру.

- Ты права, - согласилась Тоня, она поцеловала сестру в щёку. - Я и правда дура… Не надо было всё это…

- Давай забудем, ничего же не произошло.

- Да, мне и самой неудобно…

- За-бы-ли!

- Хорошо. - Тоня едва заметно улыбнулась и нерешительно спросила: - Можно я останусь на ночь? Мне совсем не хочется идти домой в таком состоянии.

- Конечно. Оставайся. Я тут приготовила кое-что…из прошлого. – Вера засуетилась, осторожно достала из ящика стола стопку альбомов, писем, фотографий и прочих вещей «из прошлого». – Надеялась, что до этого дойдёт сегодня, но всё пошло немного не по сценарию. Вот смотри, помнишь? Ты тут решила чёлку подстричь, а потом и мне пришлось – мы же одинаковые должны были быть.

Вера протянула сестре фотографию, с которой на неё взглядом покорителя мира смотрела маленькая Тоня с криво подстриженной чёлкой.

- Ты всегда была выдумщицей и заводилой.

- Боже мой! Какая я была смешная, - Тоня с улыбкой разглядывала фотографию.

- А это что? Неужели… - Тоня выдернула из стопки пожелтевший листок, свёрнутый самолётиком.

- Да, - лукаво улыбнулась Вера, - Это письмо от Славика. Мы так и не поняли, в кого из нас тогда он был влюблён.

- От Славика…- радостно повторила Тоня, - Это он всегда пускал по классу самолётики, и ни разу они не долетали до пункта назначения. И потом все хором читали его «Тоня, я тебя люблю». Глупо так.

- А помнишь, как мы бросали жребий, кто сегодня будет Тоней и пойдёт со Славиком на свидание?

- Да! А он, дурачок, так и не догадался ни разу, что мы его за нос водим. – Тоня вдруг замолчала и испуганно посмотрела на сестру.

Вера погладила Антонину по руке и ласково произнесла:

- Это было давно, мы были юными и глупыми. Такое больше не повторится. Так ведь?

Тоня опустила глаза и глубоко вздохнула.

- Да. Не повторится, - послушно, но, словно, не веря собственным словам, пробормотала она.

- А эту помнишь? – Вера с грустью посмотрела на старую черно-белую фотографию с поломанными уголками и бережно отдала её Антонине.

- Мама с папой…Совсем молодые ещё, красивые, счастливые… не знавшие горя…

- Мне их не хватает, очень.

- Мне тоже. Иногда хочется закрыть глаза и вернуться домой, войти на кухню с бело-голубыми шторами, сесть за стол, накрытый любимой маминой скатертью…

- И чтобы опять пахло пирожками с мясом…

- Да, и чаем с мятой и мёдом. Жаль, что этого больше никогда не будет. Всё бы отдала, чтобы их обнять сейчас. Да хотя бы увидеть на минуточку.

- Интересно, на Пограничной живёт сейчас кто-нибудь?

- Там же под снос дом? Или нет? – Тоня глубоко вздохнула. – Наш домик любимый, родной…

- Я про это даже не слышала, - удивилась Вера, - жалко, если снесут. Хотя, у меня с того дня смелости так и не хватает сходить… Не могу, хоть и много доброго было там, много трогательных, светлых моментов с ним связано. Но смерть мамы с папой всё перечеркнула…

- Я даже вспоминать не хочу. До сих пор ком в горле от одной мысли. – Тонины большие зеленые глаза наполнились слезами.

- А давай не будем больше о грустном, смотри, сколько здесь ещё интересного. – Вера протянула сестре стопку фотографий. – Вот, посмотри, помнишь…

Сёстры до поздней ночи перебирали старые фотографии, порванные листочки, школьные рисунки и записки. Это был тот самый вечер воспоминаний, которого так не хватало им обеим. Они снова были близки, как раньше, окунувшись в атмосферу такого богатого событиями и совместными переживаниями прошлого. Их общего прошлого. Проблемы, терзавшие обеих сестёр, временно отступили, дав им возможность в полной мере насладиться приятными воспоминаниями.

7

Утром Вера обнаружила, что сестра убежала, даже не удосужившись разбудить её и попрощаться, и на душе стало как-то неспокойно. Картина их прошедшего разговора снова всплыла перед глазами во всех своих мрачных, тревожных красках. Вера подскочила как ошпаренная и начала судорожно искать телефон. Едва сдерживая подкатывающую волну страха, девушка смахнула с комода все предметы на пол, открыла один за другим наполненные разными безделицами неглубокие ящики. «Ну, где же он?!» - раздражённо закричала Вера в пустоту комнаты, не в силах больше противостоять охватившей её тревоге. Наконец, увидев рядом с разложенным диваном блестящий прямоугольный предмет, девушка выдохнула и молниеносным движением подхватила находку. Трясущимися непослушными пальцами она набрала номер Тони и взволнованным голосом произнесла:

- Ты где?

- Я гуляю в парке. Не переживай, всё в порядке, – казалось, Тоню совершенно ничто не заботило, её голос был пугающе спокойным и лениво размеренным.

- Точно? – недоверчиво спросила Вера, пытаясь унять тревогу.

- Да. Всё нормально. Не волнуйся, – всё тем же невозмутимым тоном произнесла Тоня.

- Почему не разбудила? – Вера глубоко вздохнула, она немного успокоилась, но червь сомнения продолжал пробираться к своей цели.

- Жалко тебя было. Ты такая смешная и беззащитная, когда спишь.

- Что собираешься делать?

- Проедусь по магазинам, погуляю по городу – займу себя чем-нибудь.

- Ты только не теряйся, пожалуйста, звони, если что. Знай, что я всегда рядом, – словно пытаясь перекричать оглушительный стук собственного сердца, громко сказала Вера.

- Спасибо, сестрёнка. Я это знаю... Всё обязательно будет хорошо. И прости за всё…ну…ты поняла… Я люблю тебя. Ты лучшая сестра на свете. Прости ещё раз меня – дуру, не нужно мне было так с тобой…

- Да ничего, бывает, я уже почти забыла. И я тебя люблю, сестрёнка, привет семье.

Вера положила трубку и, сделав глубокий вдох, упала на диван. Слава Богу, Тоня благополучно уехала домой, а не в Бразилию с каким-то неизвестным иностранцем. Она погуляет, успокоится, и все глупые решения забудутся, испарятся сами собой. И что это за Сэм вообще? Откуда он взялся, и чем он так охмурил её замужнюю сестру? Как снег на голову! В самый неподходящий, или наоборот – подходящий момент: когда Антонина запуталась и нуждалась в поддержке, когда на горизонте её семейной жизни появились тяжёлые грозовые тучи. И тут – он, не мужчина, а мечта, как чёрт из табакерки. Утешил, приласкал, приголубил – и Тоня растаяла, и готова была убежать с ним за тридевять земель. С каких пор Тоня общается с художниками, и почему Вера о нём ничего не слышала? Что за картины он пишет, выставлялся ли где-нибудь? Каким чудесным образом очутился в России, по какой надобности, и зачем ему вообще нужна Антонина? Странная история. Куча вопросов без единого намёка на ответы. Ну да ладно, хватит себя терзать, вроде бы всё утряслось, Тоня не самоубийца, чтобы на две недели исчезнуть из поля зрения мужа, свекрови, дочери и других людей из их круга общения. А он у неё немаленький. Так что, всё будет хорошо. Должно быть, по крайней мере. Жизнь продолжается. Тем более, сегодня выходной, и можно заняться своими делами. А их накопилось предостаточно.

Вера быстро позавтракала и, окинув продолжительным и немного усталым взглядом свои произведения, взяла в руки кисти и краски. Приблизившись к одной из незавершённых работ, девушка попыталась с головой погрузиться в мир собственных фантазий и грёз. Но вдохновение покинуло её, казалось, руки совсем не помнят, как это – творить. В голове была одна лишь пустота, будто кто-то стёр все навыки написания картин. Работать не хотелось ни одного мгновения. Тяжело вздохнув, ощущая полную беспомощность перед сложившимися обстоятельствами, Вера бросила кисти на пол и со злостью пнула их ногой, потом тяжело плюхнулась на диван и взяла в руки журнал. Это был последний номер «Мир искусства», его Вера ещё не успела прочесть. Быстро пролистав пёстрые глянцевые страницы, и найдя в самом конце статью главного редактора о влиянии общественных процессов двадцать первого века на современных художников, начала читать, шёпотом проговаривая предложения. Вернее, ей казалось, что начала, т.к. девушка совершенно не могла сосредоточиться ни на одном прочитанном слове. Мысли всё время возвращались к вчерашнему разговору с Тоней. Это даже разговором назвать было нельзя – скорее крупная ссора, последствия которой могли сильно задеть многих людей. Даже в далёком детстве, когда некоторые вопросы решались только с помощью силы, и дело иногда доходило до рукоприкладства, не было таких душевыворачивающих, слёзных сцен. До чего же они с Тоней докатились! До чего она – Вера – докатилась. Она смогла остаться равнодушной к мольбам и унизительным поползновениям родной, горячо любимой сестрёнки. Она совершенно не прониклась её слёзными признаниями и глупыми фантазиями. Перед её глазами до сих пор на коленях стояла зарёванная, бледная Тоня, и Вера остро почувствовала себя жестокой, бессердечной тварью. Ну как так? Почему она позволила Антонине унижаться? Почему вместо того, чтобы словами убедить ту не совершать опрометчивые поступки, Вера готова была выгнать сестру, и даже, в какой-то миг, и вовсе отречься от неё? Можно было как-то мягче, спокойнее, с большим пониманием общаться с родным человеком. Тоня пришла поделиться своим несчастьем и своим видением выхода из тяжёлой, запутанной ситуации, и вместо поддержки наткнулась на стену непонимания и злобы. Хорошей же сестрой оказалась Вера! Прямо идеалом добродетели! Как же так? И почему это осознание не пришло ещё вчера? Слезы выступили на глазах, и Вера крепко сжала веки, словно пытаясь остановить обжигающую солёную влагу. «Ладно, нормально же всё, чего я реву?» - пронеслась отрезвляющая мысль в Вериной голове, - «Хватит, хватит, надо отвлечься». Она вскочила с дивана, быстро натянула джинсы и шерстяную водолазку, обула кеды и бегом понеслась на улицу, будто её кто-то вытолкнул из квартиры. Казалось, все болезненные размышления именно дома ни за что не дадут покоя, поэтому нужно бежать, бежать оттуда без оглядки.

Лёгкий сентябрьский ветер вихрем кружил горстки сухих опавших листьев. Солнце грело ещё почти по-летнему, но воздух вокруг был наполнен пряным ароматом осени. Было как-то по-особенному тепло и уютно гулять по улице. Ничто не тревожило, на душе был полный покой и умиротворение. Вера задумчиво брела по тротуару, разглядывая прохожих, пиная опавшие листья и заглядывая в окна домов. В каждом из них кипела своя особенная жизнь и творилась своя неповторимая история, у каждого человека были свои ни с чем несравнимые радости и разочарования, свой груз решаемых и не очень проблем, свои победы и потери, с которыми он шёл по жизни. И только листья отжили своё, они послушно лежали под ногами, иногда перелетали с места на место, встревоженные порывами осеннего ветра, дожидаясь своей печальной участи. Вера даже немного позавидовала листьям, ведь у них не было никаких забот. Вот бы тоже прилечь на тротуар и нежиться себе под солнечными лучами, временами приподниматься от земли на волне прохладного ветерка, и, слегка кружась и покачиваясь, вновь опускаться в свою пыльную и тёплую последнюю колыбель.

Тонкие пальцы с красивым нежным маникюром осторожно сжимали жёлто-красный ароматный букет из осенней листвы. Вера шла по длинным, шумным улицам, задумчиво улыбаясь самой себе, ласковым солнечным лучам, скользящим по лицу, купающимся в пыли неугомонным воробьям, звонко смеющимся на детской площадке малышам и их строгим беспокойным мамам, мужчине в толстых очках с прозрачной оправой и сером клетчатом пальто, отчаянно бегущему по зебре на последних секундах зеленого света пешеходу – она улыбалась всему миру, просто потому, что ей этого хотелось. И это было таким же естественным, как просыпаться рано утром, умываться, завтракать, заниматься обычными повседневными делами. Она просто шла с улыбкой, радуясь тёплому осеннему дню.

Вера гуляла по городу до самой темноты, осень освободила её от тревожных и болезненных мыслей, взамен наградив приятной усталостью. Длительная прогулка почти лишила сил, но принесла много положительных эмоций. Девушка пришла домой измотанная, но счастливая. Она вновь обрела утраченные в предыдущие дни покой и гармонию. Горячий душистый чай из трав с ложкой ароматного цветочного мёда, уютный тёплый плед и любимая мелодия медленно восстанавливали силы. О чём-то монотонно говорил мужчина в зачем-то включенном телевизоре. Старый торшер тускло освещал пространство небольшой комнаты. Вера сидела на новеньком велюровом диванчике, купленном ею несколько месяцев назад. Вокруг находились её картины, расставленные в особом, одной Вере известном и понятном порядке. Это была её жизнь, её стихия. Расслабленная и умиротворённая Вера, всё так же улыбаясь самой себе, незаметно погрузилась в сон.

Выходные прошли, насыщенные разными событиями: в субботу удалось довольно болезненно вывернуть наизнанку душу, а в воскресенье вполне сносно получилось вернуть всё на свои места. Вера торопилась на работу. Прежде она никогда не опаздывала, но сегодня утром всё с самого начала не заладилось: соседи скандальными выкриками разбудили её раньше, чем обычно, но Вера долго не могла открыть глаза; она не понимала, куда делся её вчерашний уютный, тёплый мир, и откуда на неё свалились эти орущие невыносимые созданья. С трудом продрав глаза, Вера вспомнила, что сегодня нужно успеть заказать билеты в Белград на выставку современного искусства для неё и главного редактора. И как назло нигде не могла отыскать свой загранпаспорт. Да и обычный паспорт куда-то запропастился. К тому же выяснилось, что Тоня, убегая вчера рано утром, забыла у Веры свою сумку. Звонить сестре – растеряшке в такой час Вера не решилась, наверняка та отсыпается после всего произошедшего в выходные.

Минутная стрелка часов неумолимо приближалась к непозволительной отметке. Наспех одевшись и обувшись, слегка подкрасив ресницы и губы, нанеся на запястья пару капель духов и быстрым движеньем схватив с комода ключи от старенькой десятки, Вера помчалась на работу.

Галопом залетев в здание редакции, и мимоходом поприветствовав охранника, Вера с ужасом обнаружила, что она уже двадцать минут как должна была быть на своём рабочем месте. Но почему-то никого это не волновало. Конечно, Вера была добросовестной и пунктуальной сотрудницей, но двадцать минут – это слишком даже для неё. Заприметив в конце коридора главного редактора, взволнованная Вера ринулась ей навстречу, на ходу придумывая правдоподобное объяснение своему опозданию. Но Инессе Павловне, казалось, были не интересны ни сама Вера, ни её объяснения.

- Ты что-то забыла, Верочка? - глядя поверх слегка затемнённых очков в чёрно-золотистой оправе поинтересовалась Инесса Павловна.

- Нет, я…- пыталась подобрать слова Вера, - Понимаете, я сегодня…

- Ты прекрасно знаешь, что я ценю тебя, и как хорошего работника, и как человека, - одновременно строго и с долей теплоты начала непонятную для Веры речь главный редактор, - И вижу, что ты действительно в последнее время немного подустала. Поэтому, не колеблясь, подписала твоё заявление...

- Простите, Инесса Павловна… - попыталась вставить слово Вера.

- Следовательно, Верочка, с сегодняшнего дня и в течение ближайших двух недель тебе лучше воспользоваться этой возможностью и хорошо отдохнуть. А через две недели ровно в 8.30 жду как обычно на планёрку и без опозданий.

- Но о каком заявлении речь? – недоумевала Вера.

- Ты сегодня немного странная. То прибегаешь с утра пораньше с просьбой скорее подписать, а теперь спрашиваешь, что я подписала? Речь о твоём вчерашнем заявлении – я получила его по электронной почте, а утром подписала ещё до начала рабочего дня по твоей же просьбе. Отдыхай, тебе и вправду очень нужно. – Инесса Павловна зашагала дальше по коридору в сторону своего кабинета.

- Но, Инесса Павловна…

- Всё. До встречи через две недели, Белова. Приятного и продуктивного отдыха, - начальница скрылась за дверью кабинета, оставив шокированную Веру наедине со своими мыслями.

Куда и когда она прибегала? Кому и что приносила на подпись? Что вообще происходит? Она ещё спит, и вся эта странная и абсурдная ситуация ей снится? Вера слегка ущипнула себя за запястье. Это не было сном, к великому Вериному сожалению. Чтобы хоть как-то прояснить вопрос с заявлением и собственным мистическим утренним визитом, Вера направилась в отдел кадров. Там ей рассказали и показали подписанное главным редактором заявление на отпуск без содержания на две недели, и пожелали хорошего отдыха.

Ровным счётом ничего не понимая, Вера отправилась домой «отгуливать» свой законный и, мягко говоря, неожиданный отпуск. На всякий случай, она проверила свою электронную почту. Как и следовало ожидать, никаких даже намёков на письмо начальнице там не было. Да и как она вчера могла что-то кому-то отправить – Вера целый день снимала субботний стресс на прогулке, а потом незаметно для самой себя уснула, даже не разложив диван. Что это? Мистика или чья-то злая шутка?

Переваривая произошедшее, Вера стояла под душем. Что-то странное происходило в последнее время в её жизни, совсем недавно казавшейся ей однообразной и скучной. Какая-то случайная цепь неподдающихся логическим объяснениям событий, взбудораживших мысли и чувства, перевернувших все с ног на голову. Казалось, это происходит не с ней, а сама Вера – вовсе не Вера, а чужая женщина, вторгшаяся в её жизнь и нарушившая устоявшийся порядок бытия. Девушка включила душ на полную мощность. Вода понемногу успокаивала душу и очищала тело. Тёплый струящийся поток уносил за собой сомнения и непонимание, в голове стало понемногу проясняться. Неприятная догадка, словно электрический разряд, пронзила Верин мозг. «Не может этого быть! Нет! Да нет же!» - Вера резко выскочила из ванны; обнаженная, мокрая, с островками пены на коже она бросилась в комнату и схватила Тонину сумку, судорожно вытряхивая содержимое на диван. Увиденное заставило Веру отпрыгнуть на полметра, оставив мокрые полосы на ковре: в сумке были Тонины паспорт, водительское удостоверение, кредитки, куча других документов, которые не возят с собой просто так на всякий случай, ключи от всего, что открывается и закрывается, мобильный телефон, пара новых сим-карт, записная книжка, злополучная флешка с дурацкими инструкциями к обману и …обручальное кольцо. Неужели она это сделала? Неужели Тоня уехала с этим своим художником? Господи! Не может этого быть! Это какой-то дурной сон! Нет, она не могла так подло поступить, всё же обсудили, и казалось, пришли к выводу, что подобная затея не стоит потраченных нервов и возможных непоправимых последствий. Или могла?

Вера, безуспешно пытаясь унять нарастающую тревогу, нервно выгребла на пол содержимое ящиков письменного стола. Окинув кучу бумаг и документов ищущим взглядом, и едва сдерживаясь, чтобы не разреветься от досады, она снова и снова стала перебирать каждый листок. «Это уже совсем за гранью!» - дрожащим голосом громко произнесла Вера, - «Она просто умом тронулась! Ну как? Как?! Слов нет!» Всё стало ясно, как день: мало того, что её распутная и ненормальная сестра сбежала за тридевять земель с малознакомым мужчиной, бросив при этом родного мужа и дочь, так ещё и под Вериным именем и с её паспортом?! Чувство шока и нереальности происходящего окутало Веру с ног до головы, лишая возможности трезво мыслить. Что теперь будет с ней? Что будет с ними всеми? Как жить дальше? Вера завернулась в полотенце, понемногу приходя в себя и попутно быстрыми нервными движениями набирая номер Тони. Механические слова «абонент вне зоны действия сети», услышанные несколько раз подряд при попытке звонить на разные номера сестры, не оставили никаких сомнений в Тонином бегстве. Звонок на домашний телефон развеял последние крупицы надежды – Тони не было дома, её никто не видел уже два дня. Свершилось!

- Вот дура! Невыносимая беспросветная дура! – со злостью почти завизжала Вера, и комнату наполнили раскаты громкого истерического хохота.

Полчаса девушка ходила взад-вперёд по квартире, ругая сестру последними словами, перемежая их с возгласами «что теперь делать?» и «что теперь будет?» Она не оставляла попытки дозвониться до сестры, снова и снова набирая её телефонные номера. Еще несколько часов ушло на то, чтобы Вера до конца осознала, что именно произошло, поверила в реальность и в то же время абсурдность свалившихся новых обстоятельств её жизни, и поняла, что делать что-то ей в сложившейся ситуации всё-таки придётся.

«Клянусь, я не позволю этой безмозглой женщине потерять последнее, что у неё осталось. Я не дам этой горе-жене и мамаше всё так глупо разрушить своими наманикюренными руками! Но когда она вернётся, я устрою ей такую головомойку, которую она в жизни не забудет!» - решительно произнесла Вера, постепенно приходя в себя.

Внезапно раздавшийся телефонный звонок заставил девушку подпрыгнуть от неожиданности. Вера не сразу поняла, что звонил телефон, оставленный Тоней. Не глядя на экран мобильного, она с надеждой закричала в трубку:

- Тоня?!

- Я знаю, что ты – Тоня, - услышала Вера знакомый мужской голос. О, Боже! Это Дмитрий! Сердце Веры бешено заколотилось в груди, казалось, Дима тоже слышит этот оглушающий стук, но он спокойно продолжил разговор:

- Как у вас дела? Чем занимаешься?

- Да…Вот…Хорошо…в смысле, дела хорошо…у нас…с Соней…- запинаясь, лепетала Вера, пытаясь пересилить страх быть разоблачённой.

- Что у тебя с голосом? – удивлённый тон Димы сбил Веру с толку, она решила, что игра окончена, не успев начаться.

- Ничего…я просто у … у Веры, тут проблемы, я…я просто…

- Что-нибудь серьёзное? – а может он всё-таки не догадался?

- Да, то есть, нет. Мы всё уже решили. Она…то есть Вера уехала в… Бразилию, просила за квартирой присмотреть…две недели, - испуганно и с надеждой в голосе бормотала Вера.

- Ну хорошо, тогда забери Соню не завтра, а послезавтра. Только забери – прошу. Она скучает. Я тоже скучаю, - нет, не догадался. Девушка выдохнула.

- И…и я тоже…скучаю…- неуверенно произнесла Вера, а мысли в её голове устроили грандиозный фейерверк, такой, после которого собрать их и хоть как-то упорядочить будет крайне сложно.

- Тогда я позвоню ещё вечером. Пока. – Дмитрий положил трубку, не дождавшись «Тониного» прощального слова.

- Пока, – произнесла Вера, глядя куда-то в пустоту. Её сердце прыгало, как бешеный кролик, по всем уголкам тела, заглушая мысли. Вера понимала, что, сама того не осознавая, поддалась на Тонину провокацию, она сделала шаг вперёд – ближе к краю пропасти, но назад дороги нет. Теперь лишь от Веры зависит судьба семьи её разлюбезной сестрёнки.

«Ну, что же, Дмитрий, - звони, звони…», - глубоко вздохнув, задумчиво произнесла Вера. Она швырнула Тонин телефон на диван, и надела на безымянный палец обручальное кольцо сестры.

- Вот ты и втянула меня в свою игру, сестрёнка, - громко сказала Вера, обращаясь к недавно написанному портрету Антонины.

Девушка быстро оделась, взяла кредитную карту Тони, и отправилась в салон красоты. «Она хотела, чтобы я была Тоней – я буду Тоней!»

8

Обновлённая Вера вошла на территорию двухэтажного особняка в престижном районе города. Она быстро подобрала нужный ключ, и лёгким движением открыла дверь дома, словно делала это уже тысячу раз, хотя бывала здесь нечасто. Окинув беглым взглядом свои временные владения, Вера восхищённо ахнула. В её предыдущие кратковременные визиты она не имела возможности рассмотреть всё убранство дома как следует. Верин взгляд остановился на большой переливающейся хрустальной люстре, украшающей потолок гостиной, несмотря на свои грандиозные размеры, она казалась почти воздушной и невесомой. Вера провела рукой по поверхности дорогих кожаных диванов, по длинному ворсу пушистого, мягкого ковра, по бархатистым подвязанным бахромой шторам. В доме была своя, не похожая ни на что атмосфера, в воздухе витали ароматы свежих фруктов и недавно приготовленного ужина. Всё вокруг было дорогим, изысканным, но в то же время уютным и родным. Вера знала, что дизайнером интерьера была сама Тоня, ещё до рождения малышки Сони она была просто одержима идеей обустроить их с Димой любовное гнёздышко, и с завидным упорством и терпением воплотила свою идею в жизнь.

Вера поднялась на второй этаж. Она помнила, что тут находятся несколько спален, две из которых принадлежат её маленькой племяшке и Тоне с Димой. Вера открыла белую дубовую дверь, и очутилась в зефирно-ванильной просторной комнате, по обилию разномастных игрушек было понятно, что это комната маленькой Сони. Посреди комнаты стояла кровать с полупрозрачным бледно-розовым балдахином, застеленная покрывалом с изображением белокурой феи из известного мультика, на стенах висели портреты Софьи Дмитриевны разных возрастов. Вера взяла в руки пушистого белого медведя – она дарила его Сонечке на последний день рождения – погладила его по мягкой симпатичной мордашке, и, улыбнувшись, посадила на крошечный кукольный диванчик. Ей дико захотелось увидеть племянницу, взять её на ручки, крепко-крепко прижать к себе и долго не отпускать, вдыхая едва уловимый, нежный детский аромат. Вера решила, что не будет ждать до послезавтра, а завтра же с утра пораньше поедет к Ольге Валерьевне и заберёт Сонечку. И не на пару дней, а на все две недели. Одному Богу известно, когда ещё в будущем ей удастся столько времени побыть с её любимой маленькой девочкой. Нужно извлекать из сложившейся ситуации пользу и для себя, раз уж другого выхода нет. Печально, что придётся изображать маму Сони, а не быть с ней самой собой. А вдруг она догадается? Ведь дети всё чувствуют. Тогда весь гениальный Тонин план пойдёт псу под хвост, и вероятнее всего, семье конец. Может и правда тогда забрать Софью на пару дней всего, чтобы она ничего не успела понять? Вера решила, что будет действовать по обстоятельствам. Главный человек, который может её сходу разоблачить – это Дима, а его в ближайшие две недели на горизонте не будет, так что, у аферы есть хоть и весьма сомнительное, но уже вполне осязаемое будущее.

«Может не так уж всё и плохо, и происходящее и правда пойдёт нам обеим на пользу», - подумала Вера, выходя из детской.

Она с усилием нажала на ручку соседней двери, и сердце замерло в её груди. Это было место, в котором Вере предстояло прожить ближайшие две недели – спальня хозяев. И здесь чувствовалась рука Антонины, в каждой детали, в каждом куске ткани, в каждом сантиметре поверхностей. Вера отчётливо вспомнила, как Тоня хвасталась своей спальней в нежных мятно-лиловых тонах. В этой насквозь пропитанной дурманящим ароматом роскоши и в то же время не лишённой домашнего тепла и уюта комнате бессчетное количество часов своей жизни провела её любимая и временами безумная сестра. Сколько слёз, радостных мгновений, романтических признаний, душещипательных сцен могли видеть эти стены. Сколько тайн они хранят, и ни при каких обстоятельствах никогда и никому не откроют. Смесь восторга и томящей тревоги наполнили Верину душу. Она отчетливо представила Тоню, лежащую на кровати в дорогом шёлковом халатике, и весело болтающую с подружками по телефону. Вот она - шикарная, очаровательная, женственная и, кажется, немножко взбалмошная и беззаботная, даже не подозревающая о грядущих серьёзных переменах в своей жизни. «Где же ты сейчас, дурочка моя», - с грустью подумала Вера, разглядывая большую белую кровать из ценных пород дерева, застеленную нежно-зелёным блестящим покрывалом с крупными фиолетовыми цветами, - «Может быть, уже колесишь по Бразильским пляжам, или джунглям со своим таинственным другом. Где ты сейчас, сестрёнка?»

Вера села на пуфик перед туалетным столиком и задумчиво заглянула в зеркало. Оттуда на неё взирала очаровательная зеленоглазая блондинка с правильными, почти аристократическими чертами лица, с дорогими макияжем и маникюром, с аккуратно уложенными волосами, в восхитительном вечернем платье, но это была не Вера. Взгляд той женщины в зеркале был чужим и родным одновременно, он притягивал своей непосредственностью и дерзостью, обезоруживающей простотой и внутренней силой, уверенностью в себе, переплетённой с кучей страхов и сомнений. Эта женщина совсем под другим углом смотрела на жизнь. Она совершенно по-другому воспринимала всё происходящее вокруг. Эти до боли знакомые, но такие далёкие глаза – совсем не Верины. И эта надменная ухмылка – тем более не её. Из-за гладкой стеклянной поверхности на Веру смотрела её сестра. Да, это была Тоня, в Верином теле. Это была она - её улыбка, её волосы и руки. Её одежда, её кольцо на безымянном пальце. Её спальня, её семья, её жизнь. С этой минуты Вера поняла, что больше не принадлежит себе, теперь она вынуждена проживать чужую жизнь каждый день на протяжении ближайших двух недель. Проживать точно так, как это делала бы её сестра. С этой минуты Вера стала Тоней.

9

Проснувшись утром в огромной кровати на шикарном шёлковом белье и в полной тишине, Вера задумчиво улыбнулась. В её голове ещё вчера созрел казавшийся ей безупречным план предстоящего двухнедельного приключения. Теперь ей не хотелось сопротивляться обстоятельствам, а в глазах даже загорелись искорки азарта. Вера оказалась заложницей продуманного и основательно подготовленного сестрой фарса; плакать, топать ногами, и пенять на судьбу у неё не было ни сил, ни желания. Способность находить плюсы даже в самых нелепых и сложных ситуациях всегда была предметом гордости Веры и зависти со стороны окружающих. И теперь пришло время воспользоваться ей по полной программе.

Тщательно изучив оставленные сестрой инструкции, Вера приняла окончательное решение, кто и какое место в её жизни займёт в ближайшие четырнадцать дней. Всё своё будущее человеческое окружение девушка разделила на три группы: первая – те, кого она будет полностью игнорировать, вторая - с кем будет изредка общаться, и третья – те счастливчики, кому она посвятит всё свободное время своего необычного отпуска.

В первую категорию попали Тонины подружки, многочисленные приятельницы, близкие и дальние знакомые. Вере совершенно не хотелось ни видеть их, ни общаться с ними. Она была наслышана об окружении своей сестры, и у Веры сложилось своё мнение о каждой из «подруг» Тони. Настоящей дружбой, по мнению Веры, там и не пахло. Ни одна из этих богатых, натянуто улыбающихся, повышено озабоченных своей внешностью и размерами банковских счетов собственных мужей дам, не вызывала у Веры ни капли доверия. Поэтому девушка решила, что они не будут удостоены даже ответа на телефонные звонки, и их путь во временно Верин дом будет закрыт на все эти две недели. Да и сама Вера будет всячески избегать возможных мест встречи с ними. И пусть Тоня потом разбирается со всеми сама, объясняется с толпой «подруг», заварила кашу – пускай расхлёбывает. Это уже будут не Верины проблемы.

С работниками и помощниками по дому Вера задумала придерживаться чисто деловых отношений, чего Тоня, естественно, с её вечным неукротимым любопытством никогда не делала. Антонина периодически расспрашивала, как у кого обстоят дела в семье, не болеют ли какие-нибудь тётя Маша и дядя Петя, не женился ли двоюродный племянник троюродного шурина. Вера осознавала, что такая фамильярность может ей навредить, поставив под угрозу всё это безумное мероприятие. Поэтому, впредь будут только «здравствуйте», «до свидания» и сухое безэмоциональное обсуждение рабочих моментов. В личное пространство путь будет заказан с обеих сторон.

Свекровь – Ольга Валерьевна - так же будет одарена ничтожно малой долей Вериного внимания. Налаживанием отношений с мамой своего мужа должна заниматься сама Тоня, а у Веры не было никакого желания общаться с этой властной, надменной, всегда считающей своё слово истиной в последней инстанции, судя по рассказам сестры, женщиной. Вере хотелось бы совсем с ней не пересекаться, но это было невозможно – Соня часто и подолгу гостила у бабушки, а значит, вопреки желаниям Веры, хоть мало-мальски, но пообщаться придется.

Сложнее обстояли дела с Дмитрием. Они уже успели немного поговорить в качестве «мужа» и «жены» по телефону, довольно неуклюже, надо сказать. Вера толком не знала, какими были отношения между Тоней и Димой в последнее время, и с трудом представляла, как ей себя вести, что говорить, а о чем лучше помолчать. Судя по последним событиям, между ними было не всё гладко, мягко говоря. «Эх! Сестрёнка! Ремня бы тебе хорошего… Заставила вспомнить детский театральный кружок, глупые подмены… А сама убежала и спряталась», - подумала Вера. Ей же прятаться было некуда, но моментами очень хотелось последовать примеру Тони. В предстоящем общении с Дмитрием была опасность, что он начнёт обсуждать щекотливые темы, говорить понятные только Тоне фразы и слова, вспоминать какие-нибудь семейные происшествия – да мало ли чего ещё. И ко всему этому Вера может оказаться не готовой. Спасало то, что Дима находился в другой стране, и общаться им предстояло только по телефону. Поэтому Вера решила, что в сложной ситуации ей на выручку придут внезапно разрядившаяся батарея или плохая связь.

И только одному человечку было решено не отказывать в общении и внимании ни на минуту – это любимой племяшке Сонечке, Вера не видела малышку уже несколько месяцев и очень сильно по ней соскучилась. Ей не терпелось прыгнуть за руль Тониного Ауди, поехать, и забрать девочку у бабушки. Но было раннее утро, Софья наверняка ещё досматривала сказочные сны, и нужно было ждать.

Спустя несколько часов Вера уже мчалась по мокрой от дождя дороге в направлении дома свекрови. Не обращая внимания на промозглую осеннюю погоду, она представляла себе во всех подробностях предстоящую встречу с родной племянницей. Она рисовала в своей голове красочные картины, где они с Соней играют вместе в её уютной девчачьей комнате, и Соня хлюпается в большой белоснежной ванне, полной ароматной детской мыльной пены и специальных игрушек для купания, как Вера читает Соне сказку перед сном, гладит её по белокурой головке, и та сладко засыпает. При мысли об этом, губы Веры вытянулись в добродушной улыбке.

Подъехав к большому одноэтажному дому, снаружи отделанному искусственным камнем холодного серого цвета, Вера осторожно вылезла из машины и, пытаясь не промокнуть под моросящим дождём, перепрыгивая мелкие лужицы, бегом направилась в сторону входа. Она специально заранее позвонила Ольге Валерьевне, чтобы та собрала Соню к её приезду, и надеялась, что малышка её уже ждёт.

Вера тихонько открыла дверь, переполненная томящим волнением, и очутилась в просторном коридоре. Но её никто не встретил. И вообще, казалось, никому нет дела до её приезда. В доме было как-то подозрительно тихо и мрачно, только спустя несколько минут уже становившегося тягостным ожидания послышался писклявый детский голосок, требовательно звенящий в одной из дальних комнат.

- Ольга, Валерьевна, я тут, – напомнила о себе Вера, - Соня готова?

Из другого конца коридора донёсся лёгкий стук женских каблуков и семенящий топот маленьких ножек. Вера видела свекровь Тони всего несколько раз: на свадьбе и на днях рождения Софьи, та всегда выглядела подчёркнуто строго, но стильно и весьма элегантно, и заметно моложе своих лет, количество которых давно перевалило за пятый десяток. Ольга Валерьевна была высокой, стройной женщиной, её немолодое лицо обрамляли аккуратно уложенные пряди тёмно-каштановых волос, слегка посеребрённых у корней сединой, а исчерченные вокруг мелкими морщинками янтарные глаза, казалось, видели собеседника насквозь. Было очевидно, что женщина тщательно следит за собой, за своим огромным, опустевшим с момента переезда сына, но иногда наполняющимся неуёмной энергией маленькой внучки, домом, и, видимо, так же пристально - за судьбой Дмитрия и поведением снохи Антонины. Вероятно, не было ничего в жизни семьи Тополевых, что могло бы ускользнуть от её зоркого вездесущего ока. Понимая это, Вера заметно напряглась.

- Здравствуй, Тонечка, - свекровь поцеловала Веру в щёку с какой-то вроде бы несвойственной ей теплотой, она улыбнулась и, отпустив Сонину руку произнесла: - Она никак не хотела одеваться, но с третьей попытки нам удалось договориться.

- Здравствуйте, - еле слышно проговорила взволнованная Вера и повернулась к обнимающей её за ногу Соне, - Привет, моя принцесса.

Она подняла малышку на руки и крепко прижала к своей груди такое родное маленькое создание. Соня послушно положила белокурую головку на Верино плечо.

- Как от тебя приятно пахнет! – воскликнула Вера, вдыхая аромат Сониных мягких шелковистых кудряшек.

Девочка положила маленькие ладошки на Верины щёки, с серьёзным видом заглянула ей в глаза и громко произнесла:

- Мама! Это духи такие. Ты что ли не знаешь? У всех девочек есть духи! И они пахнут.

Женщины рассмеялись такой детской наивности и непосредственности.

- Что смеётесь? Не смейтесь! – обиженно скомандовала малышка и слезла с Вериных рук, вызвав тщетные попытки у мамы и бабушки сдержать улыбки.

- Выпьешь чаю? На улице сегодня зябко, - обратилась к Вере свекровь, и, взглянув на внучку, добавила: - Мы с Соней пирог испекли, да, Софийка?

- Ага. Такой огромный с яблоками, - довольным голосом похвасталась девочка, показывая руками размеры «огромного» пирога.

- Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз, - Вера понимала, что за чаем речь может зайти о чём-то запретном в её теперешнем положении, и проницательная свекровь легко раскроет обман. - Мы домой поедем, да, Соня?

Но Соня вдруг крепко вцепилась в бабушкину руку, и замотала головой.

- Нет, мама, я с бабой хочу остаться, а ты сама уезжай, - Соня надула пухлые губки и демонстративно отвернулась.

Вера не ожидала такого поворота событий. На мгновенье девушке показалось, что все её планы рушатся, и земля уходит из-под ног. Она готова была расплакаться от обиды. Чтобы этого не случилось на глазах у Ольги Валерьевны, Вера со всей силы прикусила нижнюю губу.

Но Ольга Валерьевна вместо того, чтобы попрощаться и увести Соню в детскую, как представила дальнейшее развитие событий Вера, наклонилась к девочке и строго напомнила:

- Соня, мы же с тобой договорились. Сегодня ты едешь домой, а через три денёчка мама привезёт тебя ко мне. Ты дала мне слово, а слово нужно держать.

- Не хочу ничего держать! И не хочу ехать с мамой! – продолжала капризничать Соня.

- А дома тебя ждёт сюрприз, - неожиданно для самой себя перехватила инициативу в уговорах Вера.

- Какой? – доверчиво заглядывая в глаза матери и не скрывая любопытства, поинтересовалась малышка.

«Пока не знаю, но что-нибудь придумаю», - подумала Вера, а вслух произнесла:

- Волшебный! И если я скажу – это будет уже не сюрприз, - заинтриговала племянницу Вера, мысленно перебирая возможные варианты.

- Тогда поехали скорее! Баба, застегни мне ботиночки, - потребовала Соня.

- Ой! А можно я обую Соню? – спросила Вера нерешительно, с некоторой опаской глядя на свекровь.

- Да конечно, - удивилась Ольга Валерьевна, - Ты же мама!

10

Соня мирно посапывала в детском кресле на заднем сидении машины, она заснула сразу, автомобиль даже не успел развернуться. Вера изредка с нежностью поглядывала на маленькую девочку, она пыталась как следует рассмотреть её, запомнить каждую чёрточку её крошечного личика, ей хотелось поправить выбившиеся из-под розовой шапки с кошачьими ушками непослушные кудряшки, погладить пухлые детские ручки, безвольно лежащие на Сонином животе. А в голове звучали слова Тониной свекрови «Ты же мама!». Действительно, теперь Вера – мама этой принцессы, пусть временно. И это огромная ответственность. Почему она не задумывалась об этом раньше? Прежде Вера считала, что проводить время с трёхлетним ребёнком - это забавно и весело, что не нужно прилагать особых усилий, чтобы завоевать симпатию и доверие маленького человека, а больше ничего и не нужно. Оказалось, что у маленьких людей тоже есть свои желания, и они могут не совпадать с интересами взрослого; это пусть ещё не сформировавшиеся, но уже личности, с которыми нужно считаться и в каких-то ситуациях договариваться, а не бить себя в грудь, показывая, кто здесь главный. Так же открытием для Веры стало отношение к ней (пусть и не настоящей) Ольги Валерьевны. То, что Вера сегодня увидела в её доме, в корне расходилось с рассказами Тони. И здесь было одно из двух: либо сестрёнка преувеличивала, либо в её свекрови умерла великая актриса.

Дома проснувшаяся Соня первым делом напомнила о сюрпризе. Не успев ничего придумать, и, если честно, совсем позабыв о своём обещании, Вера повела девочку в Тонину спальню.

- Давай посмотрим, что интересного есть у мамы, - пыталась она завлечь племянницу, Вера достала из ящика туалетного столика сумочку с Тониной косметикой, - Вот смотри, какие волшебные штуки.

- Почему волшебные? – не понимала Соня.

- Ну, при помощи, например, вот этой волшебной кисточки не очень красивая тётенька превращается в принцессу, а вот этот волшебный крем делает старую тётеньку молодой, - улыбаясь, объясняла Вера. - Вот эту кисточку можешь взять себе, помажешь щечки и лобик – и станешь настоящей принцессой.

- Правда? В короне? – обрадовалась Сонечка, - А можно я все волшебные штуки посмотрю?

- Ну, давай посмотрим, - Вера не удержалась и поцеловала малышку в макушку. Она с умилением наблюдала, как Соня с интересом копается в косметичке, вытаскивая каждый предмет и спрашивая, волшебный ли он.

- А это я знаю! – воскликнула девчушка, - Это помада - губки красить.

- Всё-то ты у меня знаешь, совсем большая стала. А хочешь мамины сокровища посмотреть?

- Хочу! Хочу! – запрыгала Соня и захлопала в ладоши, она подошла к Вере и крепко обняла её своими маленькими ручонками, - Мамочка, я тебя люблю.

На глаза Веры навернулись слёзы; надо же, как мало нужно ребёнку для счастья.

- Ах! ты моя маленькая подлиза, - она ласково потрепала девочку за розовую щёчку и достала шкатулку с Тониными украшениями.

- Только давай это будет наш с тобой секрет, ни папе, ни бабушке мы ничего не расскажем, - прошептала Вера, а про себя подумала: «Иначе от мамы получим».

- Хорошо, - подставив указательный пальчик к губам, шёпотом согласилась Соня, и принялась восхищённо разглядывать и примерять мамины украшения. Она выпросила «поносить» серебристую заколку с камнями; не предполагая, насколько это ценная вещь, Вера согласилась, но только до приезда папы.

Потом маленькая и взрослая женщины спустились в столовую обедать, при этом они откровенно баловались за столом. Тоня бы наверняка за такое поведение наказала Соню, да и Веру за компанию. Но сегодня ребёнку было позволено намного больше, чем позволялось в другие дни мамой и папой. Закончив с обедом и изрядно испачкавшись, Вера и Соня переоделись в купальники и залезли вдвоём в просторную ванну в спальне родителей малышки, до краёв наполнив её мыльной пеной. Они весело хохотали, делая друг другу пенные причёски и наряды, строя пенные замки. Накупавшись и переодевшись в длинные махровые халаты, молодые мамочки отправились укладывать детей: сначала многочисленных Сониных, потом единственного Вериного. Сонечка напросилась спать в маминой большой кровати, и Вера этому даже обрадовалась, но потом, сказав, что постель скользкая, малышка уговорила маму-Веру перебраться в детскую кроватку, стоит отметить, довольно просторную и удобную. Вдоволь начитавшись и наслушавшись сказок, напевшись песен, уставшие «мама с дочкой», обнявшись, уснули.

11

Утром позвонил Дима, и Вера почему-то даже обрадовалась его звонку. Коротко поприветствовав «мужа» и ответив на дежурные вопросы, она передала трубку нетерпеливо дёргавшей «маму» за руку Соне. Девочка наперебой начала перечислять их с Верой вчерашние развлечения и приключения, рассказала про мамин волшебный сюрприз, благодаря которому она теперь станет настоящей принцессой в короне, и чуть было не выдала их с мамой маленький секрет, но, испуганно ойкнув, прикрыла ротик ладошкой. Дмитрий с нескрываемым удивлением порадовался за жену и дочь, отметив, что наконец-то они нашли общий язык, наконец-то Соня проводит время с мамой, а не с няней или бабушкой. Он сказал, что очень любит своих девочек, сильно скучает и совсем скоро приедет домой с кучей подарков.

Так проходили день за днём. Сонечка ни о чём не догадывалась, и Вера решила оставить её дома на все две недели. На этот же срок няня получила оплачиваемый отпуск. Вера и Соня постоянно находили новые интересные способы совместного времяпрепровождения: они рисовали, лепили из глины и пластилина, устраивали модные показы, лечили кукол, читали книжки и женские журналы, пели в караоке и танцевали. Вера сама ощущала себя немного ребёнком, и наслаждалась каждым мгновением, проведённым с любимой племянницей. Конечно, не обходилось и без детских капризов, но Вере с какой-то для неё самой удивительной лёгкостью удавалось разрешить все конфликтные ситуации. Она не испытывала ни раздражения, ни злости по отношению к бунтующей и протестующей Соне, наоборот старалась перевести всё в шутку, а в особо запущенных случаях пыталась по-взрослому договариваться. Вера спешила использовать подаренную судьбой возможность жить рядом, общаться с Соней, прикасаться к ней и дарить малышке свою любовь с такой же жадностью, с какой когда-то Тоня пыталась жить для себя, незаметно отдаляясь от мужа и дочери.

Вера каждый день вспоминала о потерявшейся и давно не выходившей на связь сестре, она представляла её, идущую по горячему песчаному пляжу, бережно омываемую солёным морским прибоем, загорелую и мистически красивую, отдохнувшую от Российской осенней слякоти и от собственных надуманных страхов и проблем, решать которые Тоня, однако, не спешила. Сэм, скорее всего, был всего лишь поводом сбежать от свалившихся на неё трудностей, и предложи он или кто-то другой ей улететь хоть в Антарктиду, хоть на Луну, она бы, не задумываясь, ухватилась за эту возможность. Она бы непременно убежала, пусть не в этот раз, так в другой, не важно куда, и не важно с кем, но подальше от семьи, в которой она не могла найти своего места, от мужа, с которым не видела себя рядом, несмотря на сохранившиеся к нему тёплые чувства, от дочери, которая уже что-то была должна своей бестолковой мамаше, едва успев начать жить на этом белом свете. Но теперь Вера знала, как обстоят дела в семье сестры на самом деле, и поняла, что источник проблем изначально был лишь в Тониной голове. И оказалось, всё это время Тоня пыталась убежать от себя, но от себя убежать ещё никому никогда не удавалось.

Вера невольно стала неотъемлемой частью семьи своей сестры, и её пугало навязчивое, опасное желание оставаться этой частью и дальше. Её затягивала чужая, но невыносимо притягательная семейная жизнь, подобно болотной трясине. И Вера боялась представить, как будет существовать без всего этого дальше: без уютного, ставшего родным дома, без ежедневного и такого приятного общения с Сонечкой, без регулярных непринуждённых бесед по телефону с Димой; она не хотела признаваться себе, что ей нравиться говорить с ним, слышать его голос, обсуждать семейные вопросы. Вера понимала, что на самом деле он каждый раз говорил с Тоней - это по ней он скучал и с ней ждал с нетерпением встречи, но ведь пока Тоня – это она – Вера. И она беспечно принимала всё сказанное Димой на свой счёт.

Первая неделя подходила к концу. Вера с тревогой на сердце осознавала, что сказка скоро закончится, карета превратится в тыкву, а Золушке придётся вернуться в свою скромную коморку. В такие моменты она отчаянно завидовала сестре и в то же время злилась на неё за то, что та не понимала и не ценила самое дорогое, что имела в жизни. Она мысленно ругала Тоню за её пренебрежительное отношение к дорогим людям. Вера представляла, как выскажет ей всё в лицо, она надеялась, что тем самым откроет глаза сестре, даст ей понять, насколько та в реальности счастливая женщина, и что многие отдали бы всё за возможность иметь хоть частицу такого счастья. Сама Вера отдала бы, не задумываясь.

12

Неожиданный ночной звонок поднял Веру с постели. Телефон звонил непривычно громко и настойчиво, и что-то необъяснимо настораживающее было в этом звуке. Вера, испугавшись, что внезапно заигравшая мелодия мобильного разбудит Соню, осторожно заглянула в детскую, попутно нажимая кнопку «принять вызов». Малышка сладко спала, обняв пушистого мишку.

- Да. Кто это? – слегка охрипшим от сна голосом спросила Вера, закрывая дверь в комнату Сони.

- Это я.

- Тоня?! – Вера обрадовалась и испугалась одновременно. - Что с тобой? Где ты?

- Сестрёнка, прости меня, если сможешь, - в трубке послышались приглушённые Тонины рыдания.

- Что случилось? Ты сейчас где? – взволнованно повторила вопрос Вера.

- Я ещё пока в Рио, завтра самолёт…- Тоня явно нервничала, её голос дрожал, - Прости меня, пожалуйста, - снова срываясь на рыдания говорила Антонина. - Я хочу к тебе. Хочу к вам всем. Если бы я могла всё изменить…Я бы ни за что не оставила вас с Димой и Соню, вы самое дорогое, что у меня есть. Вы мои самые родные, самые любимые, вы – моя семья, и я не хочу жить без вас. Простите меня, я такая дура!

- Успокойся. Всё хорошо. Ты молодец, никто на тебя не обижается, - пыталась успокоить сестру Вера. Она не совсем понимала, что произошло, но что бы то ни было, оно явно пошло на пользу Тоне. – Когда и во сколько тебя встречать?

- Второго октября в 16.55, аэропорт Шереметьево. Рейс Рим-Москва.

- Так…Второго…Тогда я завтра отвезу Соню к Ольге Валерьевне, а послезавтра встречу тебя в аэропорту. Только не плачь, ты всё правильно делаешь, моя хорошая.

- Мне столько тебе нужно рассказать - ты даже представить не можешь… - немного успокоившись, с какой-то трагической грустью в голосе произнесла Тоня.

- Мне тоже…- задумчиво ответила Вера, потом добавила: – Всё, я тебя очень жду. Нам многое нужно будет обсудить, и это не телефонный разговор. Давай, пока. Всё будет хорошо.

- Да, сестрёнка. Всё обязательно будет хорошо. До встречи второго…послезавтра…Я тебя очень люблю, слышишь, спасибо Богу что ты у меня есть. Пока, родная моя, - Тоня положила трубку. Это был один из последних разговоров с сестрой в жизни Веры.

Девушка вернулась в постель, но сон окончательно покинул её. Она пыталась понять, что вынудило Тоню резко поменять планы, что заставило её осознать истинную ценность семьи. Видимо не зря она так внезапно исчезла из своей собственной жизни, смена обстановки и огромное расстояние между ней и родными людьми всё-таки помогли Тоне разобраться в себе. Да, им о многом предстояло поговорить, и Вера мысленно строила целые фразы, которые должна будет сказать сестре при встрече. Она с точностью до буквы представила свой длинный, поучительный монолог, обращённый к Тоне. Она хотела объяснить сестре, что у той самый замечательный, заботливый и любящий муж на свете, что её дочь – маленький, иногда капризный и упрямый, но очень добрый, любопытный и любознательный ангелочек, а свекровь – мудрая, добрая и понимающая женщина, к тому же обожающая внучку. Тоня должна понять, что отношение к ней близких – это отражение её отношения к ним, поэтому ей нужно меняться, и, если придётся, даже ломать себя. Но оно того стоит.

А Вере оставалось прожить ещё один день и одну ночь в ставшей привычной и полюбившейся роли. Что потом? Она не хотела отвечать сама себе на этот вопрос. Она гнала прочь мысли о возвращении в свою прежнюю жизнь. В конце концов, будущее известно одному лишь Создателю.

13

Вера беззвучно плакала, больше не обращая внимания на разрывающийся от настойчивых звонков телефон. Но прятать голову в песок, и отрицать очевидное было не в её характере, да и не было в этом никакого смысла. Оттягивать неизбежное было больше незачем. Наконец, собрав всю волю в кулак и вытерев слёзы, она решила ответить.

- Тополева Антонина Сергеевна? – официальным тоном с горькой примесью сочувствия поинтересовался женский голос.

- Да, - сдавленным голосом после некоторого замешательства ответила Вера.

- Вас беспокоят из главного управления МЧС по Московской области. Вы можете присесть? – с той же интонацией спросил женский голос.

- Я сижу… - понимая, что сейчас услышит, Вера закрыла ладонью лицо.

- Белова Вера Сергеевна кем вам приходится?

- Сестра моя…родная… - Вера попыталась проглотить вставший в горле комок.

- С прискорбием вынуждены сообщить…- дальше Вера ничего не слышала, телефон выпал из её руки. Голос продолжил говорить о произошедшей авиакатастрофе, о том, что в ней никто не выжил, о помощи психологов, о кризисных центрах и прочих кому-то необходимых в подобных ситуациях вещах, но слова растворились в тяготящей пустоте комнаты.

Слёзы застилали Верины глаза, и дикая невыносимая боль сковывала грудь, не давая возможности сделать вдох. С воем раненой волчицы она побежала наверх, в спальню, под непонимающие взгляды и перешёптывания работников по дому, упала на кровать и громко разрыдалась. «Почему она?!» - охрипшим голосом закричала Вера кому-то наверху, - «Почему ты забрал её?! Почему не меня?! Это несправедливо! Это жестоко! Почему ты такой жестокий? За что?» Она, дрожа всем телом, и повинуясь непонятным инстинктам, сползла на пол и истошно заорала. Перепуганные помощники по хозяйству столпились у двери спальни, они несколько раз сначала тихо, потом громче постучали. Вера не реагировала ни на какие внешние раздражители, она продолжала кричать, переходя на визг, всё так же лёжа на полу и прижав ноги к груди. Дверь спальни распахнулась, шокированные увиденным работники по дому засуетились: кто-то быстро побежал на кухню за водой и успокоительным, кто-то пытался дозвониться до хозяина, кто-то поднимал сжавшуюся в комок Веру с пола и усаживал на кровать. Но она не видела никого и ничего перед собой, находясь в плотном коконе собственного горя. Наконец, сделав несколько глотков воды и лекарства, сквозь судорожные всхлипывания, уставившись стеклянным взглядом в пустоту, Вера протяжно произнесла:

- Тоня…моя Тоня…она умерла…моя сестрёнка умерла… - она села, обхватив колени руками, и качаясь взад-вперёд, подобно маятнику, тихонько замычала.

Работники переглянулись.

- Антонина Сергеевна, может вам врача вызвать?

- Не надо…- всё так же глядя в одну точку и раскачиваясь, сказала Вера, - Уйдите, пожалуйста.

Дверь закрылась, и Вера незаметно погрузилась в сон. Она проспала почти сутки, и, проснувшись, не смогла сразу определить, утро сейчас, день или вечер. На душе Веры было тяжело от осознания реальности потери близкого человека, ей до сих пор не верилось, что больше никогда она не увидит любимую Тоню, не услышит её голос, не обнимет, не будет дышать с ней одним воздухом и жить в одном городе. И ещё больнее делалось от мысли, что Соня будет расти без матери.

Вера тенью бродила по дому, отказываясь от еды, избегая любых разговоров и сочувствующих взглядов. Ей не хотелось жить дальше в этом опустевшем мире, одной, без Тони. Постепенно Вера стала понимать, что произошло нечто куда более непоправимое, чем смерть Тони, хотя страшнее этого события раньше Вера не могла себе представить. Тоня трагически ушла из жизни под её именем, с её документами, в катастрофе, известной всему миру и широко освещаемой в средствах массовой информации. То есть для всех на самом деле умерла она – Вера. Эта мысль повергла и так изрядно измученную девушку в состояние глубокого шока. Она не представляла, как с этим жить дальше. Приняв очередную Дозу успокоительного, Вера снова уснула.

14

Утром, надев траурную одежду, Вера решила, что пора хотя бы немного успокоиться и заняться накопившимися делами. Два предыдущих дня просто выпали из её жизни. Два бесконечных, наполненных беспросветным горем и нестерпимой болью, щедро политых горьким непрекращающимся слёзным ливнем, дня, в которые она плотной непробиваемой стеной отгородилась от внешнего мира. Вера не видела выпусков новостей, в которых ежечасно сообщали новые подробности произошедшей авиакатастрофы, всколыхнувшей мировое сообщество, она не включала компьютер, не отвечала на телефонные звонки. Она была погребена под грудой свалившихся на неё трагических событий, раздавлена собственным бессилием хоть как-то повлиять на произошедшее, и теперь, наконец, она смогла выбраться на волю и сделать глоток свежего воздуха.

Вера взяла в руки мобильный. Дима звонил больше сорока раз, несколько входящих было от свекрови и Тониных подруг. Девушке не хотелось пока с ними разговаривать, тем более она не знала, как будет выпутываться из сложившейся ситуации с подменой документов и смертью Тони. Она не могла даже представить, переживут ли Дима и маленькая Сонечка смерть жены и мамы, смогут ли они, пусть не сразу, смириться с тяжёлой утратой. Вера гнала эти мысли прочь, но они с завидным упорством возвращались в её голову. Как объяснить Диме, что его любимая Антонина, с которой он всего несколько дней назад так живо и беспечно разговаривал по телефону, на самом деле в тот момент была за тысячи километров от дома, а теперь её бездыханное, израненное, холодное тело лежит в одном из Московских моргов, дожидаясь опознания, среди десятков таких же остывших мёртвых тел? Как доказать малышке Соне, что её мамочка, совсем недавно игравшая с ней в куклы и учившая завязывать бантики на шнурках, больше никогда не прижмёт её к своей груди, не прочитает на ночь сказку и не споёт колыбельную – она никогда больше не будет рядом? Всё это доставляло Вере невыносимые страдания. Нет, она никогда не сможет причинить боль дорогим людям. А если во всём признаться? Тогда они обе с сестрой автоматически станут преступницами, об этом моментально раструбят в газетах и по телевидению, а сама Вера пойдёт под суд. Допустить подобное развитие событий она не могла себе позволить. Уж лучше пусть пока всё останется как есть. Она и дальше будет Тоней столько времени, сколько получится оставаться неразоблачённой. Конечно, долго скрывать от Димы своё истинное лицо, у Веры не получится. Он рано или поздно обо всём догадается, и она обязательно во всём ему признается, но только не сейчас…И пусть потом Дима делает с ней всё, что сочтёт нужным: отдаёт на растерзание жадным до сенсаций представителям СМИ, сажает за решётку, и даже убивает – Вере будет уже всё равно, а пока ей самой не хватает смелости принимать решения и за себя, и за своих близких.

Вера с горечью осознала, что на самом деле оказалась такой же трусихой, как её родная сестрёнка. И какому уму-разуму она собиралась учить Тоню по возвращении из Бразилии, если теперь сама пряталась от нависших тяжёлой чёрной тучей проблем под её именем, за её спиной? Какое право она имела так предательски жёстко осуждать поведение сестры, если сама проявила себя столь же, если не ещё более малодушной? Вместо поисков выхода из запутанной, неоднозначной ситуации, Вера решила опустить руки и покорно плыть по течению – авось вынесет к какому-нибудь берегу, а может, она просто утонет, захлебнётся собственной беспомощностью и неспособностью признавать свои ошибки, и так будет лучше для всех…

15

Дождь лил целый день, не переставая, периодически подгоняемый порывами пронизывающего осеннего ветра. Поток влажного воздуха, пропитанный запахом сырости и прелых листьев, бесстыдно врывался в открытое окно спальни, поднимая к потолку прозрачные сиреневые шторы, и путая волнистые, слегка намокшие пряди Вериных волос. Её бледное лицо, покрытое мелкими капельками дождя, не выражало никаких эмоций. Она молча смотрела куда-то вдаль, растворяясь в окутавшей комнату прохладной серой дымке. Верина душа была там, за окном, в каждом кубическом сантиметре промозглого октябрьского воздуха, в каждой капельке дождевой воды, стекающей по гладкой гранитной поверхности, в каждом комке холодной, промокшей земли. Она смотрела из каждой точки мрачного, затянутого свинцовыми тучами неба на новое, печальное, вечное пристанище сестры, невольно ставшее и её пристанищем. Там под полутораметровым слоем сырой, липкой почвы вместе с телом Тони была погребена жизнь Веры и половина её души. Безвозвратно. Навсегда.

Теплые крепкие мужские объятия вернули девушку в реальный мир. Дмитрий смог приехать только позавчера, на похороны Тони. Точнее, на Верины собственные похороны, но пока он об этом не догадывался. Дима молча обнимал жену, с пониманием и сочувствием глядя в её покрасневшие от слёз глаза. И Вера прижалась к нему всем телом, вдыхая свежий чуть горьковатый аромат Диминой туалетной воды. От него исходило такое спокойствие и тепло, и Вере так уютно было находиться в его сильных, надёжных руках, что она стала потихоньку забываться. Пришедшая на смену боли пустота, теперь уступила место покою. Вера с грустью и сожалением подумала о том, что Димы не было рядом, когда она переживала самые болезненные моменты в своей жизни: когда случайно, сама, не зная зачем, включила телевизор и узнала о произошедшей авиакатастрофе; когда до последнего надеялась, что Тоня каким-то чудесным образом не полетела на этом злополучном рейсе, понимая, что это маловероятно – Ведь сестра звонила ей уже после посадки в самолёт; когда услышала своё имя от сотрудницы МЧС, и нашла его в списке погибших; когда увидела растерзанное Тонино тело в морге и подтвердила, что погибла она сама. А может и к лучшему, что в те тяжёлые минуты и часы Дима был далеко. Будь иначе, возможно сейчас он бы ещё больше, чем Вера, нуждался в поддержке и сочувствии, а она давала бы показания в каком-нибудь отделении полиции. А пока Вера всё так же стояла, уткнувшись лицом в широкую Димину грудь, и не хотела думать ни о чём.

16

За ужином Вера не проронила ни слова в ответ на безуспешные попытки Димы начать разговор. Она задумчиво ковырялась в тарелке, игнорируя его многозначительные взгляды и простые вопросы. Вера для Себя решила, что так будет лучше. Ей было необходимо держать дистанцию и стараться как можно меньше пересекаться с Димой, хотя, живя с ним под одной крышей, осуществить задуманное было крайне сложно. Она пока не готова была к упрёкам и объяснениям, к ещё одной трагедии и новой порции страданий не только для себя, но и для него.

- Я буду спать в Сониной комнате, - вытирая губы салфеткой, сообщила Вера. Она встала из-за стола и быстро направилась к выходу из столовой, не давая возможности Дмитрию согласиться или возразить её словам.

Дима с печалью и сочувствием посмотрел вслед уходящей жене. Смерть сестры подкосила её. Тоня похудела, лицо её осунулось, когда-то искрящиеся полные жизни зелёные глаза стали почти бесцветными. Она была какой-то невероятно далёкой и чужой, не той Тоней, которую он знал раньше. Хотя в предыдущие несколько дней Дмитрию казалось, что его семейная жизнь, ранее практически трещавшая по швам, наконец, стала налаживаться. Он надеялся, что разговоры с женой и дочерью по телефону во время его командировки – это не пустой звук, а счастливая реальность, к которой он спешил вернуться. О смерти Веры Дима узнал от матери. Он понимал всю глубину Тониного горя, и ждал, что произошедшая трагедия ещё больше сблизит их. Но этого не происходило. Может ей просто нужно время, чтобы прийти в себя и всё осознать? Если так, то Дима был готов ждать столько, сколько потребуется.

Перед сном Дмитрий заглянул в детскую пожелать Тоне спокойной ночи. Он увидел её спящую на не расправленной Сониной кровати, свернувшись калачиком. Тоня казалась такой маленькой и беззащитной, что у Димы от жалости защемило сердце. Он тихонько подошёл к ней, сел на край кровати и осторожно провёл рукой по мягким, слегка спутанным волосам. Ему с трудом удалось побороть желание поцеловать спящую Тоню в чуть приоткрытые во сне бледные губы. Дима посмотрел на жену взглядом, переполненным болезненной нежностью и прошептал: «Всё будет хорошо, родная моя». Он бережно накрыл Тоню пледом, и вышел из комнаты.

17

Яркий солнечный свет залил просторную розово-ванильную комнату, ослепляя ещё спящую Веру. Девушка недовольно поморщилась и открыла глаза. Она внимательно осмотрелась вокруг, словно не понимая, где находится. Вера тщетно пыталась вспомнить, как уснула одетой прямо на покрывале, и почему оказалась укрытой Сониным пледом. Перед глазами одна за другой стали всплывать картины Тониных похорон, пугающей встречи с Димой, в голове звучал заливистый Сонин смех и слова Ольги Валерьевны «ты же мама!». Всё встало на свои места. А точнее, всё ещё больше запуталось. Тяжело вздохнув, на непослушных ногах Вера побрела в ванную.

Завёрнутая в большое розовое махровое полотенце Вера, взволнованно прижимая руки к груди и боязливо озираясь, выскользнула из Сониной комнаты. Она крадущейся походкой подошла к спальне и попыталась незаметно прошмыгнуть в приоткрытую дверь. Там были все её вещи, но вспомнила об этом Вера, только выходя из ванны. На пороге комнаты стоял Дима, одетый в дорогой деловой костюм с кожаным портфелем в руках. Вера испуганно заметалась, она решила быстро улизнуть в детскую и вернуться через пару минут, когда Дима уже уйдёт, но он рукой преградил ей путь к отступлению. Их глаза встретились. Сердце Веры бешено заколотилось, готовое в любую минуту выпрыгнуть из груди. Дима окинул Веру от кончиков волос до кончиков пальцев ног таким обжигающим взглядом, от которого земля закачалась под её босыми ступнями, а мысли предательски спутались. В комнате повисла гнетущая тишина, и Вера отчётливо слышала стук собственного сердца.

- Уходишь? – попыталась Вера прервать неловкий момент, переводя дыхание.

- Да. Мне нужно по делам. Но если хочешь – я останусь. – Дима внимательно посмотрел на жену.

- Нет. Я тоже тороплюсь, - не в силах вытерпеть его взгляда, Вера отвернулась. – Мне нужно перевезти вещи из квартиры сестры. Увидимся вечером.

Вера с удивительной для неё самой быстротой скрылась за дверью ванной и, тяжело дыша, стала пристально вслушиваться в тишину. Наконец раздался звук захлопнувшейся двери, и девушка облегчённо выдохнула. «Что это было?» - подумала Вера. Если так пойдёт и дальше, то её дни в этом доме будут сочтены. Она быстро собрала всё необходимое и перенесла в другую комнату. Вера решила, что так будет проще держаться от Димы на нужном расстоянии. А время признаний ещё не пришло. Когда-нибудь она обязательно найдёт в себе силы всё ему рассказать, но пока ей хотелось, чтобы это «когда-нибудь» наступило как можно позже.

Одевшись потеплее, Вера поехала в свою съёмную квартиру. Хозяйка, понимая сложность ситуации, согласилась подождать с заселением новых жильцов, пока сестра погибшей квартиросъёмщицы не вывезет все вещи. В то же время, она дала понять, что затягивать с этим не стоит.

С замиранием сердца, Вера переступила порог бывшего когда-то родным дома. Здесь всё было так, как она оставила, уходя в чужую жизнь. Вера провела рукой по завёрнутым в пергаментную бумагу картинам, и душа наполнилась невыносимой тоской. Неужели она никогда больше не возьмёт в руки кисти и краски? Неужели всё то, что она так любила, всё, что наполняло смыслом её одинокую жизнь, теперь будет пылиться в гостевой комнате Тониного коттеджа? Одинокая слеза медленно покатилась по Вериной щеке, осознание потери себя, своего маленького мира больно ударило Веру, словно она влепила пощёчину самой себе.

Звук поворачивающегося в замочной скважине ключа заставил девушку отвлечься от тяжёлых мыслей. Пришла хозяйка квартиры - пожилая, грузная женщина с короткими фиолетовыми волосами и старомодным чрезмерно ярким макияжем. Вера встречалась с ней лишь единожды, когда осматривала квартиру и забирала ключи. Потом она ежемесячно переводила деньги на карту сына владелицы квартиры, и отчитывалась о порядке по телефону.

- Антонина? – тяжело дыша и усаживаясь на старую табуретку спросила хозяйка

- Да. Здравствуйте.

- Здравствуйте, здравствуйте…Примите соболезнования. Жалко-то как! Молодая ведь совсем, ещё жить да жить. Ой! Ой! Ой! Что же в мире творится! Молодые пачками гибнут. А там ведь детки летели – тоже все погибли. Ой! Как страшно! Деток-то сильно жалко! Вот экономят на всём, а потом самолёты падают! Ироды! Я вот никогда не летала на самолётах – боюсь я их, а вот сын – летает, так у меня внутри всё переворачивается. Ой! Как страшно! Ой! Как жалко! Такая молодая, и художница, и всегда аккуратная, и платила вовремя…

Вера согласно кивала, даже не пытаясь прервать словесный поток, изливающийся из уст хозяйки. Она молча складывала свои вещи в большие коробки, изредка поглядывая на часы.

В дверь позвонили.

- Ну вот и ребята-грузчики подошли, – засуетилась хозяйка и тяжёлой походкой поковыляла открывать дверь.

- Здрасьте, что выносить? – деловито осмотревшись, спросил мужчина в синей робе.

- Проходите, я всё сейчас покажу, - ответила хозяйка.

Грузчики, шумно переговариваясь, стали выносить вещи на лестничную площадку, а Вера с грустью разглядывала пустеющую на глазах комнату, понимая, что больше никогда сюда не вернётся.

18

В офисе крупной строительной компании было непривычно тихо. Сотрудники молча выполняли свои рабочие обязанности, лишь изредка перешёптываясь, и сочувственно поглядывая в сторону кабинета генерального директора. Все знали, что в семье начальника произошло большое горе – трагически погибла сестра его жены, и боялись невзначай словом или делом привлечь к себе внимание Дмитрия Максимовича.

Дмитрий же никак не мог сосредоточиться на работе. Мысли всё время возвращались домой. Перед его глазами до сих пор стояла завёрнутая в полотенце испуганная Тоня. Что происходит? Она боится его? В её взгляде было что-то необъяснимо настораживающее, будто на Диму смотрела не его жена, а незнакомая, случайно оказавшаяся в его спальне женщина. Что это? Способ спрятаться от боли? Дмитрий никак не мог разобраться в клубке запутанных событий и эмоций. Он не понимал, почему Тоня со дня похорон так старательно пытается его избегать, почему не ищет в нём поддержки и успокоения? Дима не знал, как ему теперь выстраивать взаимоотношения с женой, и не представлял свою дальнейшую жизнь с Тоней. Что теперь будет с их семьёй? Все эти накопившиеся и остававшиеся без ответа вопросы сводили мужчину с ума. Ему казалось, что ещё чуть-чуть, и его голова взорвётся от переполняющих её тревожных, надоедливых мыслей.

Не в силах больше находиться в четырёх стенах своего большого, дорого обставленного кабинета, Дмитрий широкими шагами, не обращая внимания на удивлённые взгляды подчинённых, зашагал к выходу из здания фирмы.

Он сел на водительское сидение огромного, чёрного Мерседеса, и, повернув ключ зажигания, взволнованно набрал номер Тони.

- Привет, - с нескрываемой надеждой произнёс Дима.

- Привет, - сказал отстранённый, равнодушный голос жены.

- Чем занимаешься?

- Я у Веры…в её квартире…бывшей, вещи собираемся перевозить. Я их составлю в одну из спален для гостей, можно? – спросила Тоня.

- Конечно, что за вопрос – это твой дом! – удивился Дима.

- Ну да, мой…

- А когда освободишься? Может, съездим вечером к маме? Соня очень скучает. Как на это смотришь?

- Извини, сегодня не получится. Я тут, похоже, надолго. Поезжай один. И поцелуй от меня Сонечку, скажи, что я её очень люблю и скоро приеду. И маме привет передавай. Ладно, мне некогда, пока. – Тоня положила трубку.

Дима с силой сжал телефон в ладони, словно пытаясь раздавить его. Расстроенный и даже немного обиженный, он вывернул руль и тронулся с места.

Сидя за уютным, щедро накрытым Ольгой Валерьевной, столом с большой кружкой горячего чая в руках, Дмитрий не мог отделаться от ощущения, что всё в его жизни идёт совсем не так, как он рассчитывал. И это не давало ему покоя. Даже беспрестанно скачущая вокруг отца, изредка обнимающая и целующая его в щёку Соня не помогала отвлечься от тяготящих раздумий. Наоборот, её наивные детские вопросы ещё больше погружали Диму в пучину собственных переживаний.

- Ну почему мама не приехала? – дёргая папу за руку, недовольно спрашивала Соня, - Как она заболела? Она кашляет? Вот так: «кхе-кхе»?

- Нет, Соня. У мамы сердечко болит, - объяснила внучке Ольга Валерьевна, с тревогой глядя на сына. – Но она совсем скоро поправится и заберёт тебя. Хорошо? Пойдём-ка я тебе мультики включу.

- Да! Да! – запрыгала Соня. – Включи «Монстров»!

- Ой! Нет! «Монстры» разбежались, давай что-нибудь другое, - Ольга Валерьевна повела Софью в детскую смотреть мультики и, включив радио-няню, вернулась к Диме.

- Сынок, что с тобой происходит? – женщина бережно погладила сына по руке.

- Ничего, мам, - неуверенно ответил Дима, сделав большой глоток уже остывшего чая.

- Я же вижу, что ты сам не свой. Как там Тоня? Наверное, очень страдает. До сих пор не верится, что такое могло произойти…

- Да, конечно страдает. Практически всё время плачет или спит. Тяжело всё это… - Дима задумчиво рассматривал потолок кухни, будто видел его впервые.

- Ты там поддержи её, помоги пережить такую трагедию – всё-таки родная сестра, да тем более близняшка.

- Да я бы и рад…Но она…она как будто не хочет моей поддержки, мне даже иногда кажется, что Тоня меня избегает.

Ольга Валерьевна с теплотой посмотрела на сына, ласково улыбнулась и сказала:

- Дай ей время, сынок. Ещё слишком свежа рана в её душе. Каждый по-своему переживает потерю. Когда умер твой отец, мне неделю никого не хотелось видеть. Я тоже скрывалась от всех, избегала общения – слишком тяжело было. А потом, постепенно стала приходить в себя. Если Тоня хочет побыть одна – пусть побудет, не мешай ей, не навязывай свою помощь. Не торопи события. Ещё трёх дней с похорон не прошло.

Женщина крепко обняла сына и поцеловала в висок.

- Спасибо, мамуль. Ты – лучшая. – С облегчением и некоторой долей радости сказал Дмитрий, обнимая мать в ответ.

- Да кто бы сомневался! – засмеялась Ольга Валерьевна. – Пойду, посмотрю, как там Софья Дмитриевна, что-то подозрительно тихо в детской.

19

Заметно успокоившийся Дмитрий уже затемно возвращался домой. Разговор с мамой принёс свои плоды. Надо же, как у неё всё просто! У мамы всегда есть ответ на любой, даже самый неожиданный и заковыристый вопрос. Как она это делает – с лёгкостью находит выход из самых сложных, невероятных ситуаций? Она разрешает неразрешимое, объясняет необъяснимое, и сразу всё становится на свои места. Жаль, что Тоне так и не удалось подружиться с его мамой. А он так на это надеялся. Тоню почему-то всегда раздражали мамины советы, попытки помочь, ей казалось, что тем самым свекровь лезет в их семью со своим уставом. Нет, они никогда не опускались до ругани и выяснения отношений, но всегда общались, оставаясь на некотором расстоянии друг от друга. Дима не понимал, чем Тоню не устраивали советы его матери, ведь они всегда работали?

В особняке было тихо и непривычно пусто. Помощники по хозяйству давно разошлись по домам. Дмитрий быстрым шагом поднялся в спальню и осторожно открыл дверь. Там никого не было, постель была заправлена, и всё оставалось почти нетронутым.

Собираясь переодеться, Дима открыл гардеробную, и с удивлением обнаружил отсутствие части Тониных вещей и обуви. С нарастающей тревогой, он заглянул в ванную. Многочисленные непонятные Тонины пузырьки так же исчезли.

В Сониной комнате тоже никого не было, и всё было как вчера, лишь с уголка кровати свисал небрежно брошенный детский плед, которым он укрывал спящую жену.

Неужели она сбежала от него? Неужто желание побыть одной оказалось настолько сильным? Не на шутку встревоженный Дмитрий в расстёгнутой рубашке и брюках, не обращая внимания на пронизывающий холод октябрьской ночи, побежал в гараж. Машина Тони стояла на месте. Тяжело дыша, Дима взглянул на часы – полпервого. Куда она могла подеваться в столь поздний час? И тут он подумал про гостевую комнату, куда Тоня должна была перевезти вещи сестры. Не помня себя, Дмитрий понёсся на второй этаж дома, перепрыгивая разом через несколько ступеней. Он судорожно начал открывать одну за другой белые дубовые двери, и, распахнув последнюю, застыл на месте. Среди нагроможденных друг на друга коробок, и, стоящих по периметру комнаты, завёрнутых в бумагу, картин при тусклом свете старенького торшера, сидела Тоня и беззвучно плакала.

У Дмитрия всё перевернулось внутри. Он проклинал себя за мысли о Тонином побеге. Ему невообразимо сильно хотелось подойти к жене и крепко прижать её к своей груди. Хотелось сказать, как сильно он её любит, и желает всегда быть рядом – и в печали, и в радости. Но он не решился.

- Давно ты тут сидишь? – стараясь скрыть волнение, спросил Дима.

Тоня подняла на него печальные глаза и, тяжело вздохнув, сказала:

- Не знаю…а который час?

- Почти час ночи уже. Пойдём спать. – Дмитрий подошёл к жене и взял её за руку. Но Тоня резко выдернула ладонь, будто прикосновение Димы обожгло её.

- Да…я в комнате для гостей буду спать…пока…Ты не против? – произнесла она, глядя куда-то в сторону.

- Нет, конечно, - с грустью ответил Дмитрий. – Я всё понимаю. Наверное, для тебя так лучше.

- Да, так лучше… - стараясь не смотреть на мужа, девушка быстро вышла из гостевой спальни.

Дмитрий слышал, как за Антониной захлопнулась дверь соседней комнаты. Он вернулся к себе, переполненный тоскливым отчаяньем. Он снова засыпал один в большой, пустой постели, пропитанной нежным, свежим Тониным ароматом. Ему очень не хватало Тони, не хватало её присутствия, её голоса, её рук, её тепла. Но теперь он понимал, что её отдаление временно, и готов был ждать.

20

Прошёл месяц со дня трагической гибели Антонины. Соня всё это время жила у бабушки, родители часто навещали её, но не спешили забирать домой. Приезжая к Ольге Валерьевне и малышке Соне, Вера и Дима изо всех сил старались казаться счастливой дружной семьёй. Но дома всё было не так.

Вера по-прежнему жила в гостевой комнате и старательно избегала Диму. Она не ела с ним за одним столом, никогда не находилась в одной комнате, отвергала все безуспешные попытки поговорить, не отвечала на вопросы. Дима будто перестал существовать для неё. Даже когда они ездили в гости к свекрови, Вера всю дорогу молча смотрела в окно, находясь на заднем сидении автомобиля. А потом, неестественно поулыбавшись за столом, убегала играть с Соней до самого отъезда. Она видела нарастающее раздражение Димы по этому поводу, но он до сих пор ни о чём не догадывался, а значит, Вера всё делала правильно. Девушка прекрасно понимала, что бесконечно это продолжаться не может, и несколько раз хотела собраться с силами и во всём признаться Дмитрию, но у неё не хватало духу.

Боль от тяжёлой утраты немного притупилась. Иногда она возвращалась с воспоминаниями о прошлой жизни, и Вера по полночи не могла заснуть, захлёбываясь собственными слезами. Лишь изредка девушка позволяла себе заходить в комнату, где находились её перевезённые со съёмной квартиры вещи. Она тоскливо рассматривала свои произведения, с сожалением осознавая, что ей больше совсем не хочется писать картины. Ей некуда больше было выплёскивать накопившиеся терзающие чувства, и Вера постепенно замыкалась в себе. Она не могла в одиночку справиться с болезненной пустотой, возникшей в душе после гибели сестры. Вера осталась один на один со своим горем. Она не имела права обращаться за помощью к родным, не смела принимать её, всё больше отдаляясь от дорогих её сердцу людей.

Чувство вины с каждым днём всё больше разрасталось в Вериной голове. Она искренне считала, что, если бы в тот злополучный день не оттолкнула сестру, если бы выслушала внимательно, а не пыталась выгнать, если бы постаралась понять её мотивы, они бы вместе обязательно нашли выход из сложной ситуации. И тогда Тоня бы никуда не полетела, и сейчас была бы жива и счастлива в своей семье. А теперь Вера оказалась в западне собственной проживаемой каждый день заново беды, в доме, по крупицам созданном её сестрой для себя и своих близких. Она была окружена несокрушимыми стенами выстроенной собственными руками лжи, задыхаясь от одиночества. Вера винила себя в неспособности признаться в обмане, в том, что до сих пор безнаказанно занимает место сестры. Иногда ей хотелось, чтобы Дима уже наконец обо всём догадался, и в то же время она до дрожи в коленях боялась, что этот момент когда-нибудь наступит.

В течение всего последнего месяца Вера чувствовала, что не живёт, а бесцельно существует. Она не представляла, каким будет новый день, не строила планов на будущее, находясь в плену печальных воспоминаний. Она больше ни о чём не мечтала, ни на что не надеялась. Девушка каждый день равнодушно бродила по старым, заброшенным, почти пустынным улицам и паркам, где они никогда прежде не бывали с Тоней. Она гуляла там не для того, чтобы подышать свежим воздухом, подумать о вечном или отдохнуть от городской суеты. Вера просто бездумно переставляла ноги, так как родители научили её ходить, она несла своё тело по серому, обесцвеченному глубокой осенью городу, лишь бы побыстрее пережить этот день. И следующий, и еще многие так похожие друг на друга дни. Жизнь потеряла смысл. Навязчивые мысли о необходимости последовать за сестрой, и покончить со всем одним махом не давали девушке покоя. Сколько раз раньше она осуждала самоубийц, утверждая, что самовольный уход из жизни - не решение проблем, что такие люди трусы и сделали только хуже. А теперь она полагала, что у кого-то могли быть веские причины умереть, и сама рисковала встать на этот скользкий путь. Ведь невозможно судить другого человека, не побывав в его шкуре – сейчас Вера это точно знала. Но она не могла таким способом отнять Тоню у мужа и дочери, пускай даже опустошённую, уставшую и несчастную. Это было бы нечестно по отношению к памяти сестры.

21

Так бесцеремонно занявшие всё пространство Вериного мозга терзающие, уничтожающие мысли не давали ей уснуть. Она уже давно ворочалась, много раз меняла положение тела, открывала и закрывала окно, но ничего не помогало. Проклятая бессонница уже давненько поселилась в её ночной жизни, и прогнать её не могли никакие успокоительные и снотворные препараты. Вере хотелось плакать от обиды – ведь ни днём, ни ночью она не знала покоя. В очередной раз выпив очередную таблетку, девушка поудобнее устроилась в постели, а потом, подумав, приняла ещё две.

Наконец она почувствовала приятное, уносящее куда-то вдаль головокружение, и провалилась в необъятную глубокую воронку такого долгожданного сна.

Расслабленная и спокойная Вера летела над собственной жизнью высоко-высоко, разглядывая проносившиеся на большой скорости события последнего месяца, вслушиваясь в едва различимые слова разговоров с близкими.

Опустившись на твёрдую поверхность в незнакомом, странном и пугающем месте, Вера нерешительно пошла вперёд по узкой тропинке. Внезапно путь ей преградили невесть откуда взявшиеся высокие обожженные пожаром деревья, Вера осторожно обошла их и увидела перед собой необычную картину.

Посреди небольшого мутного озера в глубине сухого выжженного леса одиноко раскачивалась лодка. Было светло, словно днём, хотя на небе болталась огромная круглая луна. Густой, холодный туман пеленой окутывал водную гладь, оставляя нетронутым только пространство в лодке. В ней сидели две светловолосые девушки, похожие как две капли воды. У одной из них в волосах была заколота белая лилия, у второй в том же месте красовалась чёрная роза. Девушка с лилией напевала печальную мелодию, опустив руку в озёрную воду. Девушка с розой что-то рисовала простым карандашом в маленьком блокноте.

Вдруг туман рассеялся, и вода озера стала совсем прозрачной.

- Сестренка! Посмотри! Там рыбки! – радостно закричала девушка с лилией. Но девушка с розой, казалось, не обращала на неё никакого внимания, продолжая рисовать.

- Сестрёнка, посмотри, какие красивые кувшинки! – звонко произнесла девушка с лилией, но её сестра даже не оторвала взгляда от блокнота.

- Сестрёнка, а давай искупаемся? – весело предложила девушка с лилией и, сбросив одежду, нырнула в прохладную воду.

Через несколько мгновений девушка с розой, положив блокнот на дно лодки, громко закричала:

- Постой! Куда ты? Ты же не умеешь плавать?

Но сестра не отзывалась на её крики. Поверхность озера вновь была ровной и гладкой.

Девушка с розой, на секунду замешкавшись, прыгнула в воду. Она быстро опустилась ко дну, и увидела свою копию, лежащую в озёрном иле с улыбкой на лице. Казалось, она играет в одной ей понятную и одну её забавляющую игру.

Схватив сестру за руку, девушка с розой потянула её за собой на поверхность. Вынырнув и жадно сделав глоток воздуха, они ухватились руками за край лодки.

- Зачем ты спасла меня?

- Ты моя родная сестрёнка! Я не могла позволить тебе умереть!

- Но ты уже позволила, - девушка с лилией ласково улыбалась

- Как? Ведь ты сейчас говоришь со мной?

- Нет, ты говоришь сама с собой.

- Этого не может быть!

- Не может быть? Давай я расскажу тебе, чего на самом деле не может быть, - спокойным тоном, продолжая улыбаться, говорила девушка с лилией. – Невозможно тебе прожить мою жизнь, невозможно заменить меня. Ты никогда не сможешь стать мной.

Вдруг глаза девушки с лилией стали грозными и злобными, милая улыбка бесследно исчезла. Она обхватила лицо сестры ладонями и стала медленно погружать в воду.

- Ты до сих пор не поняла, что на самом деле умерла ты?

Девушка с розой, широко раскрыв от удивления глаза, тихо опускалась на дно озера без всякого сопротивления…

Вера резко проснулась и закричала. Сердце её стучало барабанной дробью, а на лбу выступили капельки холодного пота. Это был всего лишь сон. Из таких, которые долго не отпускают после пробуждения. Которые переворачивают все внутри, доставая из самых глубин тщательно спрятанные эмоции.

«Ты никогда не сможешь стать мной» - эти слова, как гром, звучали в Вериной голове. На самом деле, она не имеет права занимать место Тони, и у неё никогда не получится её заменить. Вера остро осознала, что так жить дальше нельзя, с затворничеством и одинокими страданиями пора заканчивать. Пора выходить из тени и возвращаться к своей жизни, пусть и не такой, какой она была раньше, нужно прекращать играть в прятки с Димой, и наконец, во всём ему признаться. Сегодня же! Нет, лучше завтра. Но как? Как набраться смелости для такого грандиозного поступка?

«Нужно рассказать ему всё, а потом исчезнуть из его дома, - подумала Вера. - И пусть он в одиночестве всё обдумывает и решает, как жить дальше. А я буду далеко, и не увижу его страданий из-за смерти Тони…»

Вера во всех подробностях представляла предстоящий разговор с Димой, пытаясь предугадать его реакцию. Она понимала, что будет трудно и больно, что возможно она больше никогда не увидит Диму и Соню. Но её совесть перед собой и перед памятью Тони будет чиста. Всё. Она приняла решение. Завтра всё закончится.

Девушка подошла к окну и увидела выходящего из дома Дмитрия. Словно почувствовав её взгляд, он на мгновение повернул голову в сторону окна Вериной спальни, и сел в машину.

Она часто наблюдала за Димой из своего временного убежища, украдкой выглядывая из-за плотных бархатных штор. Ей хотелось смотреть на него вот так, издалека, отмечая, в каком он сегодня настроении, во что одет, и представлять, о чём он думает. Последние недели Дмитрий был всегда угрюмым и молчаливым, он практически перестал улыбаться, рано утром он тихо уходил на работу и возвращался ближе к полуночи. Они с Верой практически не пересекались, лишь изредка перекидываясь стандартными приветственно-прощальными фразами. Дима несколько раз пытался поговорить с Верой, предлагал свои помощь и поддержку, но, поняв, что той это совсем не нужно, прекратил бесполезные попытки.

Позавтракав и приняв душ, девушка приготовилась прожить свой последний день в доме сестры. И, наконец-то, этот день был наполнен смыслом, ведь Вера последний раз решила побыть с Тоней, словно она всё ещё жива, просто пока где-то далеко, и долгожданная встреча обязательно произойдёт.

Вера осторожно открыла дверь соседней комнаты, где хранились её вещи, и окинула задумчивым взглядом неразобранные коробки и одну из не распакованных картин. Острый канцелярский нож легко разрезал верёвки, перевязывавшие большое прямоугольное полотно, и Верины руки нетерпеливо освободили произведение искусства от пергаментного плена.

С картины на Веру пронзительным, магическим взглядом зелёных глаз смотрела юная, хрупкая и ещё совсем невинная Тоня. Её светлые слегка волнистые волосы небрежно ниспадали на обнажённые плечи, а на губах застыла лёгкая, вечная улыбка. Это была любимая и одна из последних Вериных работ, которую она рассчитывала преподнести сестре на тридцатый день рождения. Но не успела. Всего два месяца оставалось дожить Антонине до нового года своей жизни.

«Ну, здравствуй, сестрёнка, - едва сдерживая слёзы, произнесла Вера, глядя на портрет Тони. – Мы с тобой так и не поговорили. Не получилось как-то…Ты прости меня за всё. Ты знаешь, что я любила тебя и всегда буду любить. Столько раз я представляла этот наш с тобой разговор, и подбирала слова…а теперь вот не знаю даже, с чего начать. Ты, наверное, видишь всё, что здесь происходит с небес…Ты только знай, я никогда бы тебя не предала, слышишь? Ты – моя маленькая дурочка. Зачем ты уехала, зачем оставила меня одну? Почему ты убежала? От чего? Или от кого? Если бы ты только осталась, всё бы было по-другому…Нет, ты не думай, я тебя ни в чём не виню. Наверное, для тебя это было единственным выходом…На самом деле, конечно не единственным, но ты ничего не хотела слышать. Почему ты меня тогда не послушала? Ведь я же тебе только добра желала! Ну почему?! … Это я виновата, не смогла объяснить тебе, не смогла уговорить, не смогла остановить тебя! Да что я за сестра такая, раз позволила тебе умереть?! Прости меня, сестрёнка…»

Вера безудержно разрыдалась. Она продолжала сквозь всхлипывания говорить с сестрой, будто та была в каждой точке комнаты, заполняла собой всё её пространство: «Прости, что позволила тебе сесть в тот злополучный самолёт, ведь было же неспокойно на душе, но я так увлеклась проживанием жизни за тебя… Ты просила заменить тебя…на две недели всего, а я, идиотка, так вжилась в роль, что до сих пор не смогла остановиться. Меня все называют твоим именем, а я ничего не могу с этим сделать. Прости, Тонечка. Даже сейчас я не могу тебе признаться во всём, что накопилось на душе. Потому что иначе ты меня посчитаешь предательницей. Но ты знай, я старалась, я ничего такого не делала. Тебе не будет стыдно за меня, обещаю, сестрёнка. Я завтра разорву этот порочный круг, и всё закончится. Уже завтра… а сегодня я с тобой. Прости меня, Тоня… - вытирая слёзы, Вера погладила портрет сестры, села на кровать и поставила себе на колени потрёпанную картонную коробку. – Помнишь какими наивными мы были раньше? Что мы тогда могли знать о трудностях? Глупые маленькие девочки… Давай посмотрим наши старые фотографии, как в тот вечер? И представим, что после него ничего не было, и ты никуда не исчезала…»

Высыпав содержимое коробки на гладкое покрывало, девушка увидела маленький пожелтевший бумажный самолётик. С внезапно нахлынувшей злостью, Вера смяла его и швырнула подальше. «Даже тогда твои самолёты не долетали», - подумала она, и опустила голову. Слёзы градом покатились по её щекам.

До позднего вечера Вера перебирала их общие с Тоней воспоминания, она целый день говорила с ней, просила прощения, изливала душу. На самом деле девушка отчётливо осознавала, что прощается с сестрой, что уже завтра она останется совсем одна. Навсегда.

22

- Серёга, привет, - поднимаясь по лестнице в свой кабинет, Дмитрий крепко прижимал телефон к уху. – Ты как? Помнишь, я звонил насчёт встречи? Всё в силе?

- Да, - ответил мужской голос в трубке, - Сейчас гляну расписание…Так-так…В 10.30 устроит? У меня как раз окно.

Дмитрий быстро взглянул на часы.

- Это через полчаса…Да, вполне. Давай в «Арлекино» - вроде сносная кафешка, это рядом с моим офисом.

- Хорошо, договорились. В 10.30, может, чуть позже буду.

Спустя полчаса Дима сидел за столиком в кафе «Арлекино» и пил крепкий кофе. Сергей не заставил себя долго ждать. Мужчины молча обменялись рукопожатиями, и сели друг напротив друга.

- Как жизнь? – поинтересовался Сергей.

- Давай сразу к делу, - серьёзным тоном ответил Дмитрий. – Мне нужна твоя консультация, как лучшего специалиста в своей области. Вопрос довольно деликатный. Деньги значения не имеют.

- Дим, ну какие деньги? По старой дружбе…Что стряслось?

- Проблема в Тоне.

- Я слышал, что у вас произошло…Это связано с гибелью её сестры?

- Наверное, связано. Я уже ничего не понимаю, - начал рассказ Дима. - Вот смотри: она каждый день либо сидит в комнате одна и не выходит, или целыми днями где-то пропадает. И так уже несколько недель! Мы живём в разных спальнях. Практически не видимся. Когда ездим к дочке, она и там как-то неестественно себя ведёт и под любым предлогом убегает в детскую вместе с Соней. И до отъезда её почти не видно и не слышно. Я пытался с ней говорить, но она всегда молчит. Она меня избегает, и это уже начинает меня бесить! Она ведёт себя как совершенно чужой человек. Я с ума схожу от всей этой ситуации. Её постоянное молчание меня выводит из себя. Мне иногда кажется, она меня разлюбила, или вообще другого нашла.

- Насчёт «разлюбила и нашла другого» – это не ко мне, - внимательно выслушав собеседника, с ироничной улыбкой сказал Сергей. – А по поводу всего остального…Они же близнецы были? Вероятно, таким образом Тоня проживает очередную стадию горевания. Скорее всего, у неё глубокая депрессия. Сколько времени прошло со дня смерти сестры? Месяц? Это ещё очень мало, в худшем случае такое состояние может затянуться на несколько месяцев и даже дольше.

- И что с этим делать? Это вообще нормально?

- Не то, чтобы нормально, но это один из вариантов поведения, так бывает. Тебе нужно попытаться поддержать её, быть рядом в острые периоды, а вообще – ей бы специалистам показаться. - Продолжал Сергей.

- Вся проблема в том, что она отказывается от моей поддержки, она постоянно отталкивает меня. Про специалистов – вообще запретная тема.

- Есть кто-то, кого не отталкивает? Или Тоня совсем одна страдает? Тогда это очень плохо. Нужно, чтобы она приняла смерть сестры, отпустила её. Устройте, не знаю, день памяти…как её звали?

- Вера.

- День памяти Веры, накройте стол, позовите близких, кто её знал… Нужно потихоньку вытаскивать твою жену на свет Божий. Кем была Вера? – поинтересовался Сергей.

- Она была художницей и, вроде, журналистом. У нас дома парочка её картин висят.

- Ну и отлично! Как вариант, сделайте выставку её работ, пусть и немногочисленных. И поручи это Антонине, думаю, она будет не против.

- Спасибо, Серёж, - обрадованный Дмитрий пожал собеседнику руку.

- Обращайся. Я на полном серьёзе. Если станет хуже – звони, либо отправляй жену ко мне всеми правдами и неправдами. С ней, я так понимаю, психологи вообще не работали после катастрофы? – спросил Сергей, выходя из-за стола.

- Нет, она всех посылала лесом. В морге только, на опознании, но она вроде и оттуда сбежала. Не отвечала ни на чьи звонки. Она почти сразу спряталась от всех, и от меня в том числе.

- Ну, тогда удачи тебе. Звони, если что.

23

С самого утра Веру трясло от волнения. Она ещё раз мысленно прокрутила в голове свою признательную речь, обращённую к Диме, и тяжело вздохнув, зажмурила глаза.

Ей захотелось красиво уйти из семьи Димы в свою новую, пока непонятную жизнь. Она с трудом представляла, как будет существовать дальше в опустевшем одиноком мире. Вера собрала всё самое необходимое и забронировала комнату в небольшом пансионате соседней области. Её мысли неудержимо унеслись к маленькой Соне. Как же теперь малышка будет жить без мамы? Как девочка справится со страшной трагедией? У Веры всё сжалось внутри до неосязаемых размеров, но нужно было прощаться. Нервно накручивая волосы на палец, она набрала номер свекрови.

- Ольга Валерьевна, здравствуйте. Как у вас дела? – дрожащим голосом спросила девушка.

- Здравствуй, Тоня. У нас всё в порядке. Что-то случилось? – свекровь явно была удивлена её звонку.

- Нет. Просто хотела с Соней поговорить, - тихо произнесла Вера, а про себя подумала: «В последний раз…»

- Мама, привет! – раздался в трубке звонкий детский голосок, и у Веры сердце облилось кровью.

- Привет, моя принцесса. Ты не представляешь, как я тебя люблю, малышка мая. Мама тебя очень любит. – Девушка из последних сил сдерживала подкатившие к горлу слёзы.

- И я тебя люблю. А мы с бабой мультики смотрели, там пингвины прыгали в снег. А ещё баба сказала, что скоро ко мне дед Мороз придёт, и подарит кучу подарков, а ещё мы ёлочку рисовали с шариками…- Вера слушала непрерывное Сонино щебетание, она жадно ловила каждое слово, боясь, что звук маленького голоска вот-вот прекратится.

- Всё, пока! – скороговоркой выкрикнула Сонечка, и умчалась по своим детским делам.

- Она наговорилась, - смеющимся голосом, сказала Ольга Валерьевна. – Когда вы с Димой приедете?

- Не знаю…Я очень тороплюсь, извините... До свидания, Ольга Валерьевна. – Вера положила трубку, и печально посмотрев на телефон добавила: - Прощайте, Ольга Валерьевна.

Надев дорогое, ярко-красное платье до колен с глубоким вырезом на спине, подпоясанное узким лаковым чёрным ремешком, обув высокие кожаные сапоги на шпильке, и накинув коротенькое меховое Тонино манто, Вера уверенной походкой вышла из дома и села в дорогой автомобиль сестры.

По собственному плану, она должна была сделать себе вечернюю причёску, новый маникюр, купить бутылку шампанского и вечером, когда Дима придёт с работы, выпив для храбрости игристого пьянящего напитка во всём ему признаться, потом быстро схватить заранее собранный чемодан и бежать из его дома без оглядки. Что произойдёт с Верой дальше, она пока не думала. Главное, чтобы хватило смелости осуществить задуманное, а там будь что будет.

24

Дмитрий с нескрываемой надеждой и радостью на лице, воодушевлённый разговором с другом - психотерапевтом, ехал домой. Ему не терпелось обсудить с женой выставку работ её сестры, и посмотреть на её реакцию. Возможно, это единственный шанс заставить Тоню наконец выйти из своего непробиваемого панциря и начать жить дальше. Идея с выставкой – это просто находка! Сергей – гений, он в очередной раз подтвердил свою репутацию лучшего психотерапевта в городе. Тоня обязательно должна оценить Димино предложение, ведь для неё важно всё, что связано с погибшей Верой. А он сам будет всё время рядом и постарается вернуть прежние отношения с женой.

Поворачивая к коттеджу с улыбкой на губах, представляя свою новую жизнь после разговора с Антониной, Дима внезапно резко затормозил. «Вот это ничего себе!» - пронеслось у него в голове. Он увидел усаживающуюся в собственную машину шикарно одетую Тоню. Радость мгновенно сошла с Диминого лица, а глаза налились кровью. Вот так номер! Куда это она так нарядилась? Где же та вечно страдающая и прячущаяся от мира женщина с постоянно красными от слёз глазами? Значит у неё всё-таки другой, а все эти психологические штучки не более чем пустой звук! Подумать только – у Тони другой! Нашла себе, значит, утешение! Вот лживая, лицемерная тварь! Надо же, как ловко она его всё это время водила за нос, прикрываясь смертью сестры. Он изо всех сил ударил ладонями по чёрной коже руля и крепко выругался.

Пересилив желание поехать за Тоней и проследить, куда это она такая наряженная направилась, Дима резко развернул машину в другую сторону и утопил в пол педаль газа.

Поздним вечером, сидя на такой уютной и родной маминой кухне, и допивая третью подряд кружку чая, Дмитрий задумчиво смотрел в одну точку. Он никак не мог поверить увиденному, поверить в то, что Тоня предала его. Как она могла! Интересно, и как давно у неё новые отношения? Значит, в то время, когда Дима пропадал на работе, тяжким трудом добывая благосостояние их семьи, она бегала к любовнику? Видимо, там её лучше утешают, чем дома. Весь этот бесконечно длинный месяц он жалел её, сочувствовал её горю. Пытался хоть как-то помочь и поддержать. Ждал, пока Тоня, настрадавшись в одиночестве, станет прежней. А она крутила хвостом и бегала расфуфыренная неизвестно по каким местам. Боже! Где были его глаза всё это время?

Представив свою хрупкую, нежную, красивую Тоню в объятиях другого мужчины, Дима со всей силы ударил по столу. Эта мысль причиняла невыносимую боль.

- Ну, давай! Разнеси здесь всё! – строго сказала Ольга Валерьевна и, немного смягчившись, погладила сына по голове. – Что происходит, сынок? Ты сегодня сам не свой.

- Ничего, мам, - сдавленным голосом произнёс Дмитрий.

- Это ты кому-нибудь другому рассказывай, - Ольга Валерьевна ухмыльнулась, - Что у тебя стряслось? Ты последнее время не похож на себя, а сегодня вообще меня пугаешь. Я никогда тебя таким не видела, Дима.

- Просто устал, - Дмитрий потёр руками лицо и закрыл глаза.

- От чего ты так устал? – не унималась Ольга Валерьевна.

- Ни от чего, просто устал…

- Дим, я же вижу…

- Я не хочу об этом говорить, мама! – закричал Дима, и резко вскочил из-за стола.

- Хорошо-хорошо, - Ольга Валерьевна испуганно похлопала сына по спине. – Не хочешь – не говори. Иди лучше, приляг, тебе надо выспаться хорошенько. У тебя уже чёрные круги под глазами.

- Не могу. У меня завтра в девять важное совещание по новому контракту, а сам проект договора и копии документов дома.

- И что? С утра пораньше съездишь - заберёшь свои документы. Пойдём, постелю тебе в твоей комнате.

- Нет. Я лучше поеду домой, - никак не соглашался Дмитрий. – Завтра нельзя опаздывать, иностранные инвесторы…

- Я тебя никуда не отпущу в таком состоянии. – Строго сказала Ольга Валерьевна, она взяла сына под руку и повела в бывшую когда-то его комнату. – Инвесторы подождут! А я пока ещё твоя мать! И мои слова должны хоть что-то для тебя значить! Я не только о тебе беспокоюсь!

Женщина расстелила постель, заботливо взбила подушки и с теплотой посмотрела на сына:

- Ложись, отдохни. Никуда твой контракт не денется. Я сама утром разбужу тебя, если хочешь. Подумай о своих жене и дочери. Не дай Бог с тобой что-то случится на дороге в таком состоянии. И речи быть не может о том, чтобы садиться за руль!

- Мам, я не маленький, - неуверенно промолвил Дмитрий.

- Ложись, давай! - слабые попытки сопротивления никак не действовали на Ольгу Валерьевну. Она строго смотрела на сына, как на нашкодившего подростка, и тот сдался:

- Да я уже ложусь, мама… А моей жене будет всё равно, случится со мной что-то или нет… - Дмитрий из последних старался не уснуть.

- Не говори глупостей! Я вижу, как Тоня на тебя смотрит. Это взгляд любящей женщины, уж поверь моему опыту.

- Да уж…любящей…только кого… - Дмитрий погрузился в сон, едва его голова коснулась подушки.

Ольга Валерьевна, как в детстве, поцеловала сына в лоб и вышла, погасив свет. Дмитрий крепко безмятежно спал, не слыша, как разрывается от многочисленных звонков его телефон.

25

Допивая очередной бокал шампанского, Вера взглянула на часы. Димы до сих пор не было. Он уже давно должен был прийти с работы, но почему-то задерживался. Девушка нервничала всё сильнее с каждой секундой.

Дрожащими руками, Вера набрала номер Димы, но он не отвечал. Вдруг с ним что-то случилось? От этой мысли девушке стало не по себе. Нет. Она бы уже знала, о таких вещах быстро сообщают. А может он уже обо всём догадался, и теперь не хочет ни видеть, ни слышать её? Возможно, он сейчас где-нибудь в одиночестве страдает, оплакивая Тоню? Тяготящая, разрушающая грусть заполнила Верину душу. Она налила шампанского до краёв и сделала большой глоток.

Тогда для чего она затеяла весь этот фарс с причёской и платьем? И правда, для чего? Отхлебнув ещё глоток игристого напитка, девушка внимательно посмотрела на своё отражение в зеркале. Вот она: красивая, ухоженная, сексуальная, и даже шикарная. Вероятно, она могла бы стать чьей-то мечтой. Но только кто она? Та женщина в зеркале? Ведь это не Вера, Вера никогда не была такой. Она бы никогда не нарядилась как последняя дура перед важным разговором, и тем более не напилась бы. Да и какую роль играл весь этот яркий наряд в её попытке открыть истину? Поставить красивую точку? Никому не нужную? Ни ей, ни Диме? Или для неё действительно важно было вот так вырядиться для их, скорее всего, последней с Димой встречи? Неужто Вера задумала остаться в памяти Димы вот такой – красивой? Да он и так, наверняка, надолго бы запомнил её после всего услышанного. Девушка прекрасно понимала, что всё это значит на самом деле. Но до последнего боялась признать правду. Она не осмеливалась даже думать о своих, неожиданно возникших и казавшихся ей преступными, чувствах. И вот сегодня красное платье и яркая помада громко, настойчиво кричали о них.

Изрядно захмелевшая Вера упала на мятно-лиловое покрывало, и закрыла глаза. Мысли о несостоявшемся разговоре с Димой улетели куда-то вдаль. Не было ни сожаления, ни облегчения от осознания упущенной возможности. «Ну и что! - подумала девушка. – Всё к лучшему в этом лучшем из миров». Она медленно закружилась на карусели пьяного, уносящего в неизведанное, сна.

26

- Дима, проснись, - Ольга Валерьевна, как и обещала, ровно в назначенное время пришла будить сына, - кофе и завтрак уже на столе. Дмитрий с трудом открыл глаза и сладко потянулся, так уютно и тепло было лежать в своей постели в мамином доме. Кажется, впервые за долгие годы, он даже видел какой-то сон.

- Иду мам, иду.

- Как себя чувствуешь?

- Нормально.

- Выспался?

- Да, мам, давно я так хорошо не высыпался.

- Вот видишь, а ты вчера пытался сопротивляться, - улыбаясь, произнесла Ольга Валерьевна.

- Где уж мне, - ухмыльнулся Дмитрий. - Разве могу я с тобой спорить? Это же заранее обречено на провал.

- И напомни, дорогой, когда я оказывалась неправа? – Ольга Валерьевна строго посмотрела на сына.

- Никогда, о, мудрая женщина. – Дима улыбнулся, обнял мать и поцеловал её в щёку. – Ты всегда права, не понимаю, почему иногда тянет поспорить с тобой. Знаю же, что это бесполезно и бессмысленно.

- Потому что ты – сын своего отца. Тот тоже всегда перечил мне. Видимо, просто из спортивного интереса. Старался показать свою значимость, как главы семьи. Ты точно такой же.

- Это хорошо или плохо?

- У каждого есть право на своё мнение. Разве это плохо? Но нужно уметь прислушиваться к людям, которые прожили чуть дольше, и знают чуть больше. Я ведь только добра тебе желаю.

- Понял, отстал.

- Вижу, тебе и правда, лучше – шутишь. – Ольга Валерьевна взъерошила и без того лохматую шевелюру Дмитрия и подтолкнула его к ванной. – Давай собирайся, завтракай – и беги на свое собрание.

- Уже бегу, мам, не смею сопротивляться твоим указаниям.

- Только вот скажи мне – что у вас с Тоней произошло? Ты вчера меня напугал.

- Давай не будем эту тему поднимать. – Дима изменился в лице.

- Хорошо. – Ольга Валерьевна насторожилась, но не подала виду. – Жду тебя за столом.

Быстро позавтракав в доме матери, Дмитрий спешил домой за документами. Он нервно поглядывал на часы, хотя до запланированного совещания было достаточно времени. Но Дмитрию нужно было успеть переодеться и забрать договор, поэтому каждая минута была на счету.

Он не хотел думать о вчерашнем вечере и о том, чему он стал свидетелем. Дмитрий старательно отгонял мысли о Тониной измене, пытаясь переключить всё внимание на предстоящие переговоры. Это оказалось более трудным делом, чем Дима мог себе представить.

На ходу развязывая галстук и снимая тёмно-синий пиджак из тончайшей шерсти, мужчина рывком открыл дверь спальни и остолбенел от представшей его взору картины: на смятом покрывале в платье и чулках, с растрепавшейся после сна когда-то аккуратно уложенной причёской крепко спала Тоня. Рядом с ней на полу валялись пустая бутылка из-под шампанского и хрустальный бокал, сохранивший оставшиеся недопитыми капельки сладкого алкоголя. Ещё один бокал одиноко стоял на поверхности туалетного столика. Дмитрий не мог понять, что здесь происходило, и что всё это значит. Она ждала его? Это для него она наряжалась? Неужели хотела устроить романтический ужин, сделать, наконец, шаг ему навстречу? Эта догадка повергла мужчину с состояние шока. Кровь прилила к его лицу, и из груди вырвался стон отчаянья. Как он мог такое подумать? Дмитрий крепко отругал себя за мысли об измене Тони. Как он допустил в своем одурманенном ревностью мозге даже упоминание о том, что его любимая жена тешится где-то на стороне, в то время, как на самом деле она страдала от невыносимой боли. Ему захотелось ударить себя. Нет, лучше убить! Вот он – любящий муж – во всей красе! А на самом деле просто безмозглый, ревнивый идиот! Почему он не настоял и не приехал к ней? Он видел её пропущенные вызовы, но не подозревал, что всё на самом деле вот так…Тоня ждала его, готовилась, а он… Лучше бы он не послушал мать, а сел за руль и примчался к жене. Нашлась советчица! Да что же это такое! Почему он как безвольный тюфяк, как самый последний мамочкин сынок, остался там? Выспаться захотелось? Одному Богу известно, что пережила и передумала Тоня, пока ждала его, пока звонила двадцать раз, а он не брал трубку. Да кто он после этого?

Дима долго стоял на пороге комнаты, не в силах отвести взгляд от спящей жены, и, не решаясь войти. Какая же она красивая! И такая беззащитная и хрупкая. Сколько ей всего пришлось пережить за последние месяцы. Ну, почему она отталкивала его? Почему не позволяла помочь пережить эту страшную беду? Дмитрий тяжело вздохнул. Он тихонько приблизился к кровати, с теплотой и болезненной нежностью посмотрел на свернувшуюся клубочком жену. Такая близкая, родная, любимая, самая лучшая – его Тоня. Дмитрий молча любовался спящей женщиной, вслушивался в её размеренное сонное дыхание, боясь разрушить волшебство момента. Тоня была такой трогательной и манящей, что он не смог удержаться, подошёл и осторожно поцеловал её в губы. Тоня на секунду приоткрыла глаза, улыбнулась, и снова провалилась в сон. От её улыбки дрожь прокатилась по Диминому телу.

Не имея возможности дальше сопротивляться жаркой волне внезапно нахлынувших чувств, с жадностью изнемогающего от жажды путника, Дмитрий снова прильнул к мягким Тониным губам. Он ощутил, как она, всё ещё находясь в сонном плену, стала целовать его в ответ. И это был тот самый, горячий, расплавляющий сознание поцелуй, какие Антонина дарила ему в первые годы их совместной жизни. Мысли о работе, о предстоящем важном совещании незаметно покинули Димину голову. Он не понимал, что может опоздать, и это казалось уже неважным. Она снова целовали друг друга, как в первый раз, и только это сейчас имело значение.

Вдруг Тоня открыла глаза и испуганно отскочила от мужа. Она трясущейся рукой прикоснулась к ещё горящим от поцелуя губам, и дрожащим голосом спросила:

- Что ты здесь делаешь? Что я здесь делаю? – девушка с нескрываемым ужасом в глазах огляделась вокруг.

- Ты дома, со мной, - тихо ответил Дмитрий.

- А что вчера было? – Тоня судорожно напряглась, пытаясь вспомнить прошедший вечер, но это ей явно не удавалось.

- Я сам только что пришёл. И то же самое хотел спросить у тебя.

- Не помню…совсем ничего не помню…- задумчиво произнесла Антонина.

- Не удивительно. Ты хоть ела вчера что-нибудь? Или только пила? – Дима посмотрел на валяющуюся около кровати пустую бутылку.

- Не знаю…- Тоня растерянно посмотрела сквозь мужа. Потом внезапно резко вскочила с кровати и закричала: - Боже мой! Тоня, нет! Мне…мне нужно идти…

Девушка стремительно зашагала к выходу, слегка покачиваясь от остатков хмеля в крови. Но Дима остановил её, положив руку на плечо:

- Оставайся, - он взглянул на часы, - Я сейчас уйду. А когда вернусь – нам предстоит серьёзный разговор. Поэтому никуда не уходи сегодня, пожалуйста. Дождись меня!

Он быстро накинул пиджак, схватил портфель с документами и, одарив озадаченную жену строгим и одновременно непонимающим взглядом, скрылся за дверью.

27

Они целовались! По-настоящему целовались! И ей это не приснилось. Вера постепенно стала осознавать случившееся. Она не понимала, как такое могло произойти. Ей не верилось, что она в реальности целовала мужа своей сестры. Как она могла? Что на неё нашло? Может это под влиянием алкоголя и сна Вера повела себя так непростительно? Да, скорее всего она просто перебрала шампанского, или вообще сошла с ума. Нормальный человек такого не натворит даже в пьяном состоянии. «Тоня, прости, я не хотела», - расстроенным голосом, глядя куда-то в потолок, сказала Вера.

Девушка не понимала, что с ней творится в последние дни. Раньше она так никогда не поступала. Это от Тони легко можно было ожидать пьяных поцелуев с чужим мужчиной, это сестра всегда была взбалмошной, эмоциональной, способной на необъяснимые поступки женщиной. За примерами далеко бежать не надо. Последняя её выходка – красноречивое доказательство временами проявлявшейся Тониной невменяемости. Но Вера не была такой. Да, она иногда поддерживала Тонины сумасшедшие идеи, и даже помогала воплотить их в жизнь. Но ей всегда удавалось сохранять трезвость ума. Всегда, до вчерашнего дня.

После контрастного душа и горячего плотного завтрака, съеденного с огромным аппетитом, Вера лежала в своей комнате и молча разглядывала потолок. В голове её была полная каша, девушка никак не могла собраться с мыслями. Разговор с Димой не состоялся, и теперь он о чём-то собирался с ней побеседовать, но Веру это почему-то совсем не заботило. Не получилось – и не получилось. Ну и ладно. Когда-нибудь в другой раз получится. Что он ей скажет вечером? Наверняка что-то важное. Ну и пусть говорит. А Вера послушает.

С каким-то непривычным для самой себя равнодушием девушка относилась теперь к происходящим в её жизни событиям, словно источник, наполнявший её всё это время разными эмоциями, наконец, иссяк. Она не испытывала больше страданий, вспоминая Тоню, не чувствовала стыда за произошедший утром инцидент, ей не было больно, страшно, обидно, она ни в чём себя не винила и никого не осуждала. По телу разлилось приятное, исцеляющее спокойствие. Впервые за последние месяцы Вера чувствовала себя легко и свободно. «Если во всём этом заслуга алкоголя, - подумала она, - то я готова стать беспробудной пьяницей, лишь бы не возвращаться к прежним переживаниям. Не хочу обратно».

Вечером, после многочасового сна, Вера с тревогой ждала предстоящего разговора с Дмитрием. После окончательно наступившей трезвости ума и тела, все так долго досаждавшие ей ранее чувства и эмоции, заняли свои прежние места в разных уголках Вериной души. Предположения о сути будущего разговора сменяли друг друга, наводя ещё больший хаос в голове девушки. Она не могла отделаться от мыслей о своём не случившемся признании, и снова по нескольку раз подряд повторяла про себя саморазоблачающий монолог. Вера снова чувствовала себя виноватой во всех смертных грехах, к которым добавилось её утреннее «приключение». Ей казалось, что мозг вот-вот взорвётся от неудержимой лавины нахлынувших с новой силой страданий и переживаний. И девушке захотелось забыться, чтобы снова стало так же хорошо и спокойно, как несколько часов назад.

Вера, взволнованно озираясь, и стараясь не попадаться никому на глаза, пробралась в столовую к внушительных размеров бару. «У Тони должно что-то быть», - разглядывая ёмкости с алкоголем, подумала она. Наконец отыскав наполовину пустую бутылку белого вермута и, захватив стакан, девушка на цыпочках осторожно вернулась в свою комнату.

Спустя некоторое время уже изрядно опьяневшая Вера сидела напротив зеркала, и, чокаясь с отражением, громко произносила тосты. «За тебя, Тонька! За твою замечательную семью. За доченьку…она такая лапа у вас получилась… - заплетающимся языком говорила девушка, подливая очередную порцию горячительного напитка в стакан. – А муж у тебя вообще золото. Был бы у меня такой муж, я бы ни в какую Бразилию от него никогда не сбежала…Но, судьба другая…» В коридоре послышались тяжёлые шаги Дмитрия. «Я сейчас с твоим мужиком поговорю, сестра, и вернусь. Ты только никуда не уходи!» - сказала Вера своему отражению, и, еле держась на ногах, побрела в комнату Димы.

Она с силой толкнула дверь руками, молча прошла вперёд со стеклянным взглядом, и уселась на кровать, закинув ногу на ногу.

- Привет! – Вера изо всех сил пыталась казаться трезвой.

- Ну, привет, - Дима внимательно посмотрел на жену. – Ты пьяная что ли?

- Нет. То есть чуть-чуть. – Виновато улыбнулась Вера.

- И что за повод? – строго спросил Дмитрий.

- Да никакого повода…просто плохо мне было…вот здесь… - девушка ударила себя кулаком в грудь, и, пристально глядя в глаза Дмитрия, произнесла: - А теперь легче.

Дима нахмурился, озабоченно вздохнул, и сел напротив жены.

- Давно ты таким способом облегчаешь свои страдания?

- Нет…Сегодня первый раз. Представляешь, помогает.

- Да уж, не сомневаюсь…

- Не смотри на меня, как на алкоголичку. Ты представить не можешь, что я пережила. – Вера опустила глаза, и на её колени упали две горячие капли.

- Ты не давала возможности узнать. – Дима попытался взять жену за руку, но она не позволила этого сделать.

- А зачем? Ты не понимаешь, если бы ты всё знал, то не сидел бы сейчас тут и не говорил со мной. И я бы здесь не сидела…

- О чём это ты? – Дима заметно напрягся.

- Так…ни о чём…

- Тоня, если начала – договаривай!

- А я не хочу сегодня договаривать. Вчера хотела, а сегодня – не хочу!

- У тебя появился другой?

- Что? – Вера громко рассмеялась. – Ты совсем дурак что ли? Господи, ну придумал же - другой.

Дима облегчённо вздохнул, но потом с тревожной задумчивостью посмотрел в Верины глаза.

- Тогда я вообще ничего не понимаю, - обхватив руками голову, произнёс он. – Почему ты меня всё время избегаешь? Почему отказываешься от помощи? Вижу, ведь, что тебе плохо. Но ты…но ты как стеной отгородилась от меня.

- Да потому что… - Вера отвернулась. – Мне, наверное, лучше уйти, я не хочу об этом говорить. Зря я сюда пришла.

- Подожди. Я кое-что хотел сказать. Это касается Веры.

Вера изумлённо округлила глаза.

- В смысле – Веры? А что с Верой? – испуганно пробормотала она, быстро моргая.

- Я хотел предложить тебе организовать выставку Вериных картин.

- Как выставку? – удивилась немного протрезвевшая Вера.

- Я уже созвонился со знакомыми, они предоставят зал в аренду, - не обращая внимания на шокированную его заявлением жену, продолжал Дима. – Пока ориентировочно на второе декабря.

- Но…будет два месяца со дня…

- Вот и устроим выставку в память о Вере. Ты сможешь этим заняться?

- Дим, ты серьёзно? – на пьяные Верины глаза навернулись слёзы.

- Серьёзнее не бывает.

- Нет. Ты меня не разыгрываешь? На самом деле будет выставка… работ… Веры? Честно? – недоверчиво переспросила девушка.

- Почему ты думаешь, что я буду шутить такими вещами? – Дмитрий улыбнулся.

- Дим! Спасибо! – Вера крепко обняла мужа сестры за шею. – Ты не представляешь, как это важно для меня! Выставка, посвящённая сестрёнке, да ещё и в такой день…Спасибо!

Девушка благодарно поцеловала Диму в щёку и, качаясь, пошла к выходу.

- Ты не останешься? – Дмитрий с надеждой посмотрел на жену.

- Нет. Извини, не могу… Не имею права… - улыбнувшись, Вера закрыла за собой дверь.

28

До открытия выставки оставалось чуть больше двух недель. Вера с головой погрузилась в процесс организации. Ей было приятно и одновременно сложно заниматься подготовкой подобного мероприятия, словно Вера столкнулась с этим впервые. Девушка тщательно отобрала работы, которые будет выставлять, главной из них должен был стать любимый портрет семнадцатилетней Тони. Она решила, что будет правильным с её стороны посвятить выставку Антонине, пусть и негласно. А для самой Веры это станет своеобразной точкой отсчёта, прощанием с собой, со своим прошлым.

Девушка приняла решение, что после открытия, она, наконец, во всём признается Диме, просто расскажет правду безо всякого пафоса, без ненужных церемоний и употребления алкогольных напитков. А потом тихо уедет, бесследно исчезнет из его жизни.

После того вечера они больше практически не общалась, Вера, как и раньше, с особым усердием избегала Диму, осознавая, что в противном случае может произойти непоправимое. Девушка никак не могла взять в толк, почему он до сих пор ни о чём не догадался, и пыталась списать свой затянувшийся неразоблачённый обман на его вечную занятость. Лишь изредка во взгляде Димы появлялось что-то настораживающее, подозрительно внимательное, и в такие моменты Вере казалась, что он вот-вот выведет её на чистую воду. Но этого не происходило.

Воспоминания о Тоне всё так же причиняли Вере боль, но она уже не была такой невыносимой, как раньше. Страдания немного улеглись, хотя Вера продолжала по ночам плакать в подушку. Теперь она понимала, что сестру не вернуть, и с этим нужно смириться и жить дальше. Вот только как жить и под чьим именем, девушка пока не знала. Вероятно, ей навсегда придётся остаться Антониной, но прожить судьбу погибшей сестры за неё Вера не могла себе позволить. Она надеялась на благородство Димы, на его способность всё понять и позволить Вере тихо уйти с Тониными документами. Пускай окружающие будут называть её именем сестры, пусть она для всех останется Тоней, но проживёт свою собственную жизнь, начав её без лжи и предательства.

За приятными и утомляющими хлопотами дни пролетали с пугающей скоростью. Предстоящая выставка обещала наделать в городе много шума, её уже разрекламировали в СМИ, как показ последних работ погибшей в недавней крупной авиакатастрофе ранее неизвестной художницы, и интерес публики к мероприятию оказался намного большим, чем Вера могла рассчитывать. Только в день открытия выставку собирались посетить более трёхсот человек, включая представителей прессы и телевидения, коллег, друзей и знакомых, хотя желающих было значительно больше. Но количество гостей ограничивалось вместимостью выставочного зала.

Уже неделю Вера находилась одна в полюбившемся, но всё ещё чужом доме, Дима уехал в командировку в столицу, клятвенно пообещав вернуться к открытию выставки. Девушка понимала, что так лучше для них обоих – быть на расстоянии. Он не будет переживать из-за непонятной и изрядно надоевшей холодности жены, и её необъяснимых попыток всеми силами избегать его, а она не будет ежеминутно стараться побороть в себе пугающее, запретное чувство, разрастающееся в её сердце с огромной скоростью. Это было самым тяжёлым испытанием для Веры: находиться в одном помещении с дорогим человеком, ловить на себе его взгляды, понимая, что на самом деле он любит другую, а другая – погибшая родная сестра, и отнимать то, что ей было дорого, будет самым непростительным предательством. Тем более, что всё это было завязано на бесконечной, беспросветной лжи. Вера тщетно пыталась избавиться от навязчивых мыслей о Диме, они снова и снова сводили её с ума, глубоко засев в голове.

29

Люди толпились в душном, тесном помещении выставочного зала, и казалось, не было ни одного квадратного сантиметра на полу, не занятого ими. Они рассматривали Верины работы, шумно обсуждая их, саму выставку, авиакатастрофу и трагическую гибель художницы. Многие подходили к Вере, выражая свои соболезнования, периодически зал освещали вспышки фотоаппаратов, корреспонденты брали многочисленные интервью у Веры, Димы, их друзей, знакомых, просто посетителей и, казалось, даже друг у друга.

Вся эта выставочная суета изрядно утомляла Веру, она задыхалась от нескончаемого потока людей, от их надоедливых вопросов и показного сочувствия. Вовсе не этого она ждала от мероприятия. Ей представлялось, что всё будет совсем по-другому: спокойное, уютное общение, окутанное печальным шлейфом воспоминаний. Вера рассчитывала, что эта умиротворённая атмосфера заполнит выставочный зал, сердца и умы посетителей, что они прочувствуют всю глубину души её сестры, разглядят сквозь Верины полотна то, что она хотела донести до них. А она сама, наконец, получит долгожданное освобождение от мучительных переживаний, о котором грезила на протяжении последних месяцев. Но, казалось, гостей мало интересовали Верины картины и всё то, ради чего организовали эту выставку. Кто-то пришёл просто из любопытства, кто-то – за компанию и отдать дань моде на посещение подобных мест, а некоторые – ради поиска дешёвых сенсаций, и было ощущение, что последние составляли большинство посетителей мероприятия. Это невыносимо раздражало Веру. Если бы не забота Димы, она бы давно плюнула на всё и сбежала отсюда.

Дмитрий успел приехать к самому открытию, заставив Веру хорошенько понервничать, он поддержал жену в её вступительной речи, и теперь был рядом, помогая отбиваться от некоторых особо назойливых гостей и газетчиков. Вера смотрела на него с замиранием сердца и безграничным сожалением о невозможности всегда, всю жизнь быть рядом с ним. В этот момент она искренне не понимала Тоню, её неспособность сохранить своё настоящее счастье, её предательство по отношению к любимому человеку. Наверное, Тоня и вовсе не любила Диму, раз позволила себе оставить его, убежав с каким-то сомнительным типом. А если любила, то недостаточно для того, чтобы понять, каким богатством обладала.

В толпе шумящих и галдящих посетителей Вера разглядела знакомый женский силуэт. Это была её теперь уже бывшая начальница - главный редактор журнала «Мир искусства» Воронова Инесса Павловна. Женщина внимательно с нескрываемым удивлением рассматривала творения Веры, изредка поправляя на переносице всё те же бессменные чёрно-золотистые очки.

- Инесса Павловна? Здравствуйте. – Поприветствовала начальницу Вера.

- А Вы, полагаю, Антонина? – уточнила Инесса Павловна, изумлённо разглядывая девушку. – Здравствуйте. Надо же, как Вы удивительно похожи на свою сестру. Откуда Вы меня знаете?

- Сестра о Вас много рассказывала, – смущённо произнесла Вера.

- Надеюсь, хорошее?

- Исключительно.

- Примите мои искренние соболезнования. Вы знаете, Антонина, мне до сих пор не верится, что случилось такое несчастье.

- Мне тоже…

- Вера была замечательным человеком и ответственным работником. Её не хватает. Мы решили всей редакцией, как бы это сказать, отдать дань памяти Верочке. Мы посвятим ей несколько страниц в декабрьском выпуске. Вы ведь не будете против?

- Нет, ну что вы…

- Замечательно. В связи с эти хотелось бы получить Ваше разрешение разместить в журнале фотографии её некоторых работ, - Инесса Павловна что-то старательно записывала в блокнот.

- Думаю, это возможно, – сухо ответила Вера.

- И ещё, хотелось бы взять у Вас интервью, не сегодня, конечно, - я понимаю, Вам сейчас не до этого - но в ближайшие несколько дней, – продолжая писать, периодически внимательно заглядывая в Верины глаза поверх очков, сказала главный редактор.

- Вы знаете, с этим будет сложно. Мне бы не хотелось, если честно… - пыталась деликатно отказать Вера.

- Антонина. Вы не спешите. Это не займёт много времени, всего пара вопросов о том, какой была Вера вне работы…

- Нет, Вы знаете…

- Постойте! – Инесса Павловна бесцеремонно вложила в руку Веры свою визитку. - Вот Вам мой номер – позвоните, если решитесь. Подумайте хорошенько. Это всё в память о Вашей сестре, и только ради неё.

- Понимаете, это вряд ли получится. Мне бы не хотелось Вас зря обнадеживать.

- Я настаиваю. Много времени это не займёт. Уверена, что Ваша сестра оценила бы подобный поступок с Вашей стороны. Подумайте.

- Хорошо, я подумаю, - пытаясь быть любезной, произнесла Вера.

- Вот и замечательно. Ну что ж, тогда до встречи.

- До встречи.

Вера дождалась, пока её бывшая начальница скроется в толпе гостей, и незаметно выбросила визитку в урну. Подумать только, какая настырная! У девушки не было никакого желания с кем бы то ни было обсуждать саму себя, тем более, уже завтра её не будет в этом городе. Необходимо было рвать все прошлые связи. Скоро начнется новая жизнь, в которой прежней Вере нет места. Она старательно гнала прочь от себя подобные мысли, доставлявшие ей невыносимые страдания. Будущее представлялось ей глубокой чёрной бездной, в которую совсем скоро Вере предстояло шагнуть. Но всё это будет завтра, а сегодня она должна была отдать дань памяти любимой сестрёнке и поставить точку в затянувшейся драме.

Внезапно внимание Веры привлёк высокий, смуглый мужчина с чёрными, как смоль, кудрявыми волосами, задумчиво рассматривающий Тонин портрет на протяжении уже довольно длительного времени. Другие картины почему-то его совсем не интересовали. Этот мужчина показался ей знакомым, но никак не удавалось вспомнить, где раньше она могла его видеть.

Осторожно подойдя к странному посетителю, Вера услышала, как он что-то неразборчиво бормочет, не то на итальянском, не то на португальском. Страшные подозрения закрались в душу девушки, и сердце её застучало громче и быстрее.

- Добрый вечер, - настороженно обратилась к мужчине Вера.

Тот обернулся и, на секунду застыв от удивления, на чистом русском с едва уловимым акцентом поприветствовал Веру.

- Мы знакомы? – безрезультатно копаясь в обрывках собственной памяти, поинтересовалась девушка.

- Нет, с Вами мы никогда не встречались. Но я знал Вашу сестру. – Мужчина с нескрываемой глубокой печалью посмотрел на Тонин портрет.

- Откуда Вы её знаете?

- Сначала мы вместе работали, а потом…

- Как вместе работали? – удивлённо вскинув брови, спросила Вера.

- Теперь это неважно…

- Вы не представляете, насколько важно, – настаивала Вера.

- Понимаю. Вам дорого всё, что связано с ней. – Мужчина глубоко вздохнул и опустил глаза. – Как дорого и мне.

- Кто Вы? – подозрительно нахмурившись, Вера пыталась поймать взгляд собеседника.

- Она Вам совсем ничего обо мне не рассказывала?

- Да кто вы такой, чёрт возьми? – раздражаясь всё больше, вскрикнула Вера.

- Я… Я любил Вашу сестру. И до сих пор люблю…Я не уберёг её…Её очень не хватает.

Вера стала, наконец, осознавать, что мужчина говорит о Тоне. У сестры всегда было много поклонников, и это не было большим секретом. Мало ли кто мог в неё влюбиться. Но было что-то неприятное и опасное в этом смуглом, мускулистом иностранце.

- Что значит «любил»?

- Так она и правда совсем ничего обо мне не говорила? - искренне удивился мужчина.

- А почему она должна была что-то о Вас говорить? – Вера нервно закусила губу.

- Как так? Об отъезде Вы должны были знать.

- Боже мой! О каком ещё отъезде? Может, хватит загадками говорить? – не выдержала Вера.

И тут её осенило. Подождите-ка! Не может этого быть! Неужели!

В её голове тысячи мыслей осколками разлетелись в разные стороны со скоростью звука, а к горлу подступил ком. Стук её сердца заглушал голоса посетителей.

- Сэм? – дрожащим голосом, с трудом сдерживая подкатывающую волну обиды и гнева, спросила Вера.

- Да… Самуэль Ривейру… - мужчина испуганно смотрел в наливающиеся кровью Верины глаза. – Значит, она рассказывала Вам…

- Как ты посмел сюда прийти! – злобно зашипела Вера.

- Но…

- Как ты посмел?!

- Я хотел…

- Ты! Ты! – Вера трясущейся рукой указывала на портрет сестры.

- Но я всего лишь…

- Убирайся вон! – рычала Вера сквозь зубы.

- Почему? – не понимая подобного отношения, спросил Сэм. – Что я Вам сделал?

- Ты ещё спрашиваешь? Как ты смеешь вообще говорить о моей сестре, после того, что с ней сделал? – казалось, искры сейчас полетят из Вериных глаз.

- О чём Вы?

- О чём?! Ты издеваешься?! – почти срывалась на крик Вера.

- Я ничего с ней не делал. Это катастрофа, несчастный случай, - пытался оправдываться Сэм, но девушка его не слышала. Она с нарастающей агрессией смотрела на мужчину, и представлялось, будто готова в сей же миг придушить его прямо у всех на глазах.

- Ты убийца! – закричала Вера. – Это ты во всём виноват! Ты затуманил сестре мозг, ты зомбировал её! Ты свёл её с ума! Она как последняя дура поверила тебе и поехала за тобой к чёрту на кулички, бросив всё на свете! Семью, меня - всех! И ради кого?

- Повторяю: это – несчастный случай, что я мог сделать? – оправдывался Сэм, не обращая внимания, на окруживших его посетителей.

- Ты увёз её! Ты забрал её! Но не удосужился вернуть назад в целости и сохранности! – глаза Веры сверкали яростными огнями.

- Она не вещь, чтобы её брать и возвращать!

- Да как ты смеешь! – Вера со всего размаху влепила Сэму пощёчину. – Убийца! Ты убийца! Ты убил сестру, разрушил мою жизнь! Из-за тебя сестра сейчас лежит в гробу, а я не живу, а существую! Ты во всём виноват! Откуда ты только взялся на нашу голову! Ненавижу тебя! Уходи немедленно! Ненавижу!

Осторожно взяв жену за локоть, шокированный происходящим, Дима оттащил её от прикрывающего лицо ладонью мужчины. Вера продолжала кричать, обвиняя Сэма во всех своих бедах, не обращая внимания на удивлённые перешёптывания посетителей выставки, на вспышки фотокамер, и пытающегося успокоить её взволнованно-испуганного Дмитрия.

Дима быстро извинился перед всеми, попросил прощения у Сэма, и вывел Веру с выставки. Всю дорогу домой Вера безостановочно рыдала на заднем сидении автомобиля, ничего не видя перед собой. Все скромные попытки Димы хоть как-то отвлечь её, оказались безрезультатными. «Зачем он пришёл? Как он мог? Он убил её. Он увёз её в Бразилию, и она не вернулась, - сквозь слёзы бормотала Вера. – Нет, это я виновата. Я отпустила её, я отвернулась от неё в трудную минуту, если бы не я – она была бы жива. Я ужасная! Я гнусная, лживая тварь! Я вам всем бессовестно врала всё это время! Вы дали мне кров, помогали, вы по-доброму относились ко мне, а я отплатила вам бесчеловечной, отвратительной ложью. Мне нет прощения! Я не могу так больше…Я не хочу больше так жить…»

30

Вода медленно стекала по бледной Вериной коже, но это не приносило облегчения. Ей казалось, что это Тонины слёзы обжигающим потоком омывают её грешное тело. Это она – Вера – виновна в сложившейся ситуации, она – убийца, преступница, присвоившая чужую жизнь, опутавшая себя и всех дорогих ей людей бесконечной паутиной лжи. Как она могла? Что она за человек такой? И имеет ли вообще право называться человеком, после всего содеянного? Слёзы душили Веру, она полностью потеряла ощущение реальности, и не знала, получится ли найти выход из лабиринта нагромождённого ею обмана…

Тоня уже долго находилась в душе, и Дима начал беспокоиться. Он искренне не понимал, что случилось с его женой на выставке, что, чёрт возьми, с ней происходит на протяжение последних нескольких недель. Конечно, на неё и на всю семью свалилось большое несчастье, погибла Тонина родная сестра, Тоня очень страдает, но почему она не видит и не хочет принимать никакие попытки ей помочь со стороны близких?

- Тоня, у тебя всё в порядке? – Дмитрий постучал в дверь ванной комнаты, не получив ответа он резко толкнул дверь плечом, но та оказалась незапертой.

В большой квадратной белоснежной ванне, обхватив руками колени, сидела его жена и беззвучно рыдала. Она словно не видела вошедшего Диму, продолжая находиться в плену своих страданий и непреодолимой боли. Тоня сидела в углу, дрожа то ли от холода, то ли от глубоких внутренних переживаний, под струями тёплой проточной воды, и была такой маленькой и беззащитной, что сердце Дмитрия сжалось. Он выключил воду, накинул на неё большое махровое полотенце и лёгким движением подхватил на руки.

Дима усадил жену на кровать и опустился перед ней на колени.

Вера пристально вглядывалась в глаза Дмитрия, пытаясь понять, есть ли в них осуждение, или презрение, но он смотрел на неё с безграничной теплотой и нежностью. Вера тряслась, как одинокий осиновый листок на ветру, бормоча, что она преступница, что всё ложь, что всего этого нет на самом деле, что она не та Тоня, которую Дима любил, и настолько запуталась в своей лжи, что не видит возможности покончить с ней. Но Дима, казалось, не слышал её признаний. Он взял в свои большие тёплые ладони Верино лицо, и осторожно поцеловал сначала её опухшие от слёз глаза, затем покрасневший от продолжительных рыданий прелестный носик. А потом нежно, но настойчиво, стал целовать её губы. Вера почувствовала, как земля уходит у неё из-под ног, и последние мысли покидают шальную голову. Она не заметила, как её руки крепко обхватили Димину шею, а губы стали отвечать на его поцелуй. Дима лёгким движением сбросил полотенце с Вериного обнажённого тела, и прижал её к себе с такой силой, что у Веры перехватило дыхание. Воздух в комнате раскалился до предела, стены плавились от сладкого, пьянящего зноя. Всё вокруг перестало существовать. Были только он и она, готовые любить друг друга неистово, как в последний раз, любить через боль и страдания; готовые отдавать друг другу себя целиком, без остатка. Были только их сплетённые в страстном танце тела, изнывающие от накрывшего с головой желания любить друг друга. Вера будто со стороны слышала свой слегка охрипший, приглушённый голос, её мир сжался до размеров атома и рассыпался на мириады сверкающих искр.

Дима нежно провёл рукой по раскрасневшейся Вериной щеке, мягко поцеловал в губы и крепко обнял. Они заснули в одной постели после долгих недель отчуждения, как раньше, как муж и жена, прижавшись к друг другу, наслаждаясь прикосновениями и запахами друг друга.

Вера открыла глаза. На коже ещё горели обжигающим огнём поцелуи Димы, а лицо ощущало на себе его влажное, страстное дыхание. Он мирно спал рядом, зарывшись лицом в Верины волосы, всё так же обнимая её.

«Он сейчас был со мной или с ней?» - подумала Вера, а вслед за этой мыслью пришло болезненное осознание: «Боже мой! Что я натворила?!» Вера резко села в кровати, и закрыла лицо руками. «Господи! Что я наделала?! Сестрёнка, родная, прости, я не знаю, как это всё получилось», - шептала Вера, вытирая слёзы, - «Как я могла?»

Она вскочила с постели. Нагая и босая Вера побежала в комнату Сони, едва сдерживая собственные всхлипывания. «Прости, Тонечка моя милая, прости, я не понимаю, как это произошло, прости, что предала тебя», - сквозь громкие рыдания бормотала Вера. Она опёрлась ладонями о стекло и завыла от боли, внутри всё разрывалось на куски, словно в грудь Веры вонзили раскалённый нож и вынимали сердце по частям. Нестерпимая, обжигающая боль заставила Веру подняться на подоконник открытого окна. Непреодолимое желание шагнуть в ночную пустоту и разом покончить со всем пульсировало в затуманенном горем Верином разуме. Один шаг – и Вера будет свободна от преступной всепоглощающей собственной лжи, от предательского тяготения к чужому мужчине, от бесстыдной попытки занять место Тони в сердцах дорогих ей людей. Всего лишь шаг – и они снова будут вместе с Тоней, как прежде – единым целым.

Сильные мужские руки обхватили Веру за талию и бережно опустили на пол. Дима испуганно посмотрел на неё, не проронив ни слова, потом так же молча сдёрнул с детской кровати покрывало с феей и набросил его на дрожащие Верины плечи.

- Ты не понимаешь, - глотая слёзы, Вера пыталась оправдать свою неудачную попытку, - Это не меня ты целовал несколько часов назад, это не меня ты утешал и даже спас ты сейчас не меня! Я обманщица, и мне нет места ни в твоей жизни, ни в жизни Сони. И мне ещё больнее от того, что я чувствую по-другому, но нельзя. Нельзя предавать память Тони, нельзя так, понимаешь?

Дмитрий с тревогой слушал душевные излияния жены, молчаливо нахмурив брови.

- Я не та, кем ты меня считаешь, Это Тоня разбилась в том дурацком самолёте, она тайком взяла мои документы и улетела под моим именем, а я не смогла её остановить. Я должна была, но не смогла, – продолжала признаваться Вера, терять ей было уже нечего, - Это она попросила побыть ею две недели, мы раньше так часто менялись, в юности. Я не хотела, я её отговаривала, но она не послушала, и всё как-то само-собой вышло. Я знаю, ты меня никогда не простишь, я об этом и не прошу. Но прости Тоню, не держи на неё зла, не знаю, что у вас тут творилось, и от чего она убегала, но она любила тебя и Сонечку. Я уверена, что и сейчас где-то там в другом мире она продолжает вас любить.

Вера с непониманием заглянула в глаза Димы.

- Ты слышишь, что я тебе только что сказала? Почему ты молчишь? Ну, закричи на меня, ну, хочешь – ударь меня, только не молчи – это невыносимо. Если скажешь – я прямо сейчас уйду, только скажи. Дима! Не делай мне ещё больнее! – почти срывалась на крик Вера.

Но Дмитрий не произнёс ни слова, он с той же молчаливой серьёзностью взял Веру на руки и понёс в спальню. Он уложил её на кровать, аккуратно укутал одеялом, затем поцеловал в лоб и произнёс:

- Ты – моя жена. Я люблю тебя, и буду любить всегда, кем бы ты себя ни считала.

- Но я не твоя жена! Ты не понял? Я не Тоня, я – Вера! Я говорю правду! Боже, я, наконец, сказала правду, а ты не веришь! – девушка никак не могла успокоиться.

- Давай обсудим всё завтра, - Дмитрий напряжённо вздохнул. – А пока отдыхай. Если что – я в соседней комнате.

Дмитрий вышел из спальни, а Вера продолжала беззвучно плакать. Она не понимала, почему он ей не поверил, как доказать Диме, что она не та, кем он её считает? Вера так надеялась, что признание принесёт долгожданное облегчение, но стало только хуже.

31

Судорожно набрав номер, Дима трясущейся рукой прижимал телефон к уху. Наконец, услышав долгожданное «алло», торопливо, не давая собеседнику опомниться, он начал излагать неожиданную и не на шутку встревожившую его проблему:

- Сергей, извини, что поздно, но дело срочное. Я просто не знал, к кому ещё обратиться. А ты сказал звонить, если что. И сегодня произошло нечто …невообразимое. Я ничего не понимаю!

- Так-так-так! Тихо! Возьми себя в руки и внятно объясни, что случилось, - строгим тоном сказал Сергей.

- Тоня, она…не знаю, как сказать… Она сошла с ума! Она говорит, что она - это её погибшая сестра. Она назвала себя Верой! И чуть не выпрыгнула из окна! – запинаясь, тараторил Дмитрий. – Она сумасшедшая? У неё раздвоение личности? Или как это называется?

- Дим, успокойся. Давай диагнозы я буду ставить. В каком состоянии Тоня была, когда это всё случилось? Она принимала какие-нибудь препараты?

- Она была в истерике. Насчёт препаратов не могу сказать. – Дима заметно нервничал.

- Так. Дай ей сейчас какое-нибудь успокоительное - что у вас есть из простого, а завтра я приеду с утра и осмотрю её. И там уже будем решать, что и как. А ты не накручивай себя раньше времени. Тоже не помешает успокоительного глотнуть. Это должно быть проявление сильного стресса, а ты уже Тоню в психи записал. Без обследования по телефону невозможно ничего определить. Не оставляй её одну, на всякий случай.

- Спасибо, Серёж, я в долгу у тебя. Только чтобы никто…

- Никто ничего никогда. Об этом даже не беспокойся. Иди, отдыхай. До завтра.

- Спасибо огромное, ты не представляешь…

- Иди уже спи! Потом будешь благодарить. – Сергей положил трубку.

Дмитрий взволнованно приоткрыл дверь спальни со стаканом воды и успокоительным в руках. Тоня спала, всё ещё изредка всхлипывая. Дима, быстро проглотив несколько таблеток и залпом выпив воду, осторожно, опасаясь разбудить жену, лёг на другую половину кровати. Он старался не прикасаться к Тоне, в страхе снова спровоцировать необъяснимые и неподдающиеся логике действия с её стороны. Вообще всё поведение Тони в последнее время не имело абсолютно никакого логического объяснения, и Дима надеялся, что завтра всё встанет на свои места.

32

Утром, после беседы с Антониной, осмотрев её и проведя необходимые тесты, Сергей вошёл в кабинет Дмитрия и озадаченно посмотрел на него. Этот взгляд не сулил ничего хорошего.

- Есть подозрения на расстройство идентичности у твоей жены. Пока это только мои подозрения. – Серьёзно нахмурив брови, сказал психотерапевт.

- Серёга, не грузи меня медицинскими терминами, скажи по-русски – что с Тоней? – Дмитрий испуганно посмотрел на собеседника.

- По-русски – она не в себе. Она считает себя другим человеком. Она верит в то, что является на самом деле своей погибшей сестрой. Тоня искренне думает, что она – Вера, – объяснил Сергей. – Кроме того, у неё налицо потеря памяти – Антонина не помнит большой отрезок из своей жизни, связанный с тобой: как вы встретились, поженились, переехали в этот дом, как родилась Соня – всё это стёрто из памяти. Но и как Вера она не помнит примерно тот же отрезок времени. Она не смогла сказать, когда устроилась на работу, у неё не получилось вспомнить ни одной своей статьи.

- Если честно, я ничего не понял из того, что ты сказал. Она сумасшедшая или нет? – Дмитрий взволнованно ходил из угла в угол. – У Тони психическое расстройство?

- Я не уверен окончательно, для этого необходимы дополнительные исследования. То, что происходит с Антониной – очень редкое явление, в моей практике такого ещё не было. И пока вообще рано говорить об оформленном диагнозе. – Спокойным тоном ответил Сергей.

- Но это лечится? Тоне придётся в психушку лечь?

- Пока не будем предпринимать поспешных шагов. Одними медикаментами это не лечится – это в случае подтверждения диагноза.

- Я не понял ничего.

- Так. Объясняю на пальцах: у Тони подозрение на раздвоение личности, но пока это мои догадки. В психушку её пока тоже никто класть не собирается. И лечить таблетками, кроме антидепрессантов, мы Тоню прямо сейчас не начнём. Для начала избавим твою жену от стресса, для этого съездите куда-нибудь отдохнуть всей семьёй на недельку. Лучше туда, где она испытывала положительные эмоции – возможно память частично начнёт восстанавливаться. Общайся с ней больше, выводи на разговоры. Соню обязательно возьмите, как я понял, она единственная, с кем Тоня бывает самой собой. А потом отправишь жену ко мне, и я буду с ней основательно работать, и всё прояснять с вероятными диагнозами. Теперь понял? – Сергей внимательно посмотрел в Димины глаза.

- Теперь понял. – Не зная, как реагировать на обрушившийся поток информации, ответил Дмитрий. – Откуда это всё могло взяться?

- Причин может быть много. Вот приедете с отдыха, Тоня успокоится, и будем их искать.

- А сколько времени это может занять? Имею в виду лечение?

- Пока ни о чём не могу точно сказать, будет диагноз – будет и лечение. Главное на текущий момент покончить со стрессом и его последствиями. И обязательно, слышишь – обязательно Тоня должна прийти ко мне на приём.

- Хорошо, спасибо, Серёж. Постараюсь её уговорить, пока, правда, не знаю, как.

Дмитрий с благодарностью и озабоченностью текущим положением дел пожал Сергею руку. Ему до сих пор не верилось в реальность Тониного сумасшествия.

- Ты уж постарайся, иначе, действительно, и до стационара может дойти. И тогда я ни тебе, ни ей не завидую.

33

- Ты считаешь меня ненормальной? – глядя исподлобья, спросила Вера вошедшего в спальню Дмитрия. Она всё ещё лежала в постели и чувствовала себя полностью обессиленной.

- Нет, с чего ты взяла? – неуверенно произнёс Дима, садясь на край кровати.

- А для чего психиатра мне вызывал? – раздражённо задала вопрос Вера.

- Ну, во-первых, это не психиатр, а психотерапевт, и, кстати, один из лучших. Во-вторых, Сергей мой старый друг. Ну а в-третьих, как бы ты поступила на моём месте после всего произошедшего вчера? – спокойно ответил Дима.

- Зачем ты так со мной?

- У меня не было другого выбора.

- Почему тебе проще считать меня сумасшедшей, чем поверить мне? – не унималась Вера.

- Потому что большего бреда, да еще сопровождавшегося попыткой покончить с собой, я в жизни не слышал!

- Но я сказала правду!

- И легко сможешь это доказать? – Дима пристально посмотрел на жену.

- Я…сейчас… - Вера отчаянно рылась в памяти и мыслях, но ничего не могла придумать, - Но они есть! Они должны быть…

Вера с горечью осознала, что ничего не может предъявить Диме в подтверждение своих слов, словно кто-то прошёлся ластиком по её воспоминаниям. Они всё ещё оставались в голове, но были какими-то нечёткими, расплывчатыми.

- Давай я расскажу, всё как было. С самого начала.

- Зачем? Я всё услышал и понял. Ты не ответила по поводу доказательств.

- Я уверена, что права. И всё. Я знаю, кто я на самом деле. Относись к этому как хочешь. Можешь считать сумасшедшей, можешь вызвать полицию, сдать меня в психушку. – Вера равнодушно смотрела в пустоту.

- И давно ты Вера?

- С рождения, сколько себя помню.

- Ну скажи, где ты училась?

- Ну, это просто: МГГУ имени Шолохова, факультет журналистики, - довольно ответила Вера.

- Нет. Это действительно слишком легко. Об этом вы обе прекрасно знали. – Дмитрий задумался, на ум пришёл эпизод из утреннего разговора с Сергеем. – О чём твоя последняя статья? Название скажи.

Вера напряглась, но ничего не приходило на ум.

- Я не помню. Но это не значит, что я сумасшедшая и ко мне нужно врачей подсылать, - оправдывалась девушка.

- По-твоему, я должен верить тебе, а не человеку с высшим медицинским образованием? Он, в отличие от тебя, смог меня убедить.

- Да ты сам, неужели не видишь, что я не твоя жена?

- В том-то и дело, что не вижу!

- Но я – не Тоня, пойми, наконец. Не знаю, как тебя убедить…

- Господи, Тоня… или Вера… - Дима обнял жену, и на этот раз на удивление она не отталкивала его. – Неважно, как ты себя называешь. Главное – мы вместе, и мы со всем справимся. Вот увидишь. Всё будет хорошо…

- Но это неправильно… - задумчиво произнесла Вера. – Так не должно быть.

- Что именно неправильно?

- То, что ты сейчас обнимаешь меня, сидишь здесь со мной… Ты ведь не меня обнимаешь, а её…

- Боже мой! Тоня, Вера, я уже совсем запутался, кто ты есть. – Дима внимательно заглянул в зелёные Верины глаза. – Пойми, наконец, я обнимаю тебя – женщину, сидящую рядом. И люблю я тебя – ту, которая сейчас вся дрожит, нервно перебирает пальцами покрывало и несёт полную чушь. И рядом я хочу быть – с тобой, кем бы ты себя не считала, и как бы ты себя не называла.

Дима нежно поцеловал Веру в губы, и ей почему-то совсем больше не хотелось сопротивляться собственным чувствам, что-то объяснять и доказывать. Ей было хорошо рядом с Димой, ей были приятны его объятия и поцелуи. В Вериной душе загорались маленькие искорки блаженства, и так не хотелось расставаться с этим ощущением. Девушка осознала, что любит этого мужчину всем сердцем, и готова сделать всё для его счастья. И если ему так же хорошо с ней, то Вера готова переступить через свои страхи и сомнения. Ведь Тони больше нет. Возможно, когда-нибудь сестра поймёт и простит, она должна понять…

34

Вера полной грудью вдохнула свежий морозный воздух, и не успела открыть глаза, как ей прямо в ухо прилетел увесистый снежный комок. Дима весело рассмеялся и обнял дочь за плечи.

- Папа! Ты попал! – радостно запрыгала Соня.

Вера с наигранной обидой посмотрела на мужа и дочь.

- Ах так! – она скатала небольшой снежок и со всей силы запустила им в Дмитрия. – Получайте!

Дима успел увернуться, потом подбежал к Вере и повалил её в сугроб. Маленькая Соня с разбегу прыгнула на эту кучу-малу, и раздался общий громкий заливистый смех.

Они хохотали, толкались, барахтались в снегу, и это доставляло огромное удовольствие. Все печали и заботы остались в душном, сером городе, а здесь вдали от надоевшей суеты их души и тела отдыхали. Они снова были семьёй, и хотели стать счастливыми.

Дима снял небольшой загородный домик на несколько дней, чтобы по совету Сергея провести время с женой и дочерью. И здесь кипела совсем другая жизнь, свободная от взаимных упрёков и необоснованных страхов. В этом новом мире всё было простым и понятным. Тоня больше не пряталась от Димы, благодарно принимая его знаки внимания, они наконец-то по долгу говорили обо всём на свете, вместе жарили на огне мясо и овощи, завтракали, обедали и ужинали за одним столом, читали Софье сказки перед сном, наслаждаясь каждым мгновеньем, проведённым в обществе друг друга. Они больше не сопротивлялись магическому непреодолимому притяжению между их душами и телами, засыпая и просыпаясь вместе, под одним одеялом.

Вера теперь не пыталась вернуться к своему прошлому, она смирилась с тем, что никогда не станет прежней, ведь её новая жизнь нравилась ей куда больше. Вера чувствовала, что Дима и Соня – это её настоящая семья, и ей безумно хотелось всегда быть рядом с ними. Наконец-то её давняя мечта стала реальностью, пусть таким странным и болезненным способом. Вера больше не желала убегать от собственного счастья, ей надоело страдать, плакать и обвинять себя в смерти Тони. Она верила, что сестра простила её за всё, что в том другом измерении за гранью бытия души не умеют злиться, копить обиды и испытывать чувство вины. Наверняка она была бы рада благополучию дорогих ей людей. Намного сложнее Вере было простить саму себя. Девушка отчётливо понимала всю ценность самопрощения, без которого невозможно построить свою дальнейшую жизнь, и ждала, что когда-нибудь наступит этот светлый миг.

Дмитрий тоже заметно успокоился, он видел, что, несмотря на временное помутнение рассудка, Тоня по-прежнему любит его. Возможно, она сочла свои чувства новыми, и поэтому так долго отказывалась и пряталась от них.

Диму всё ещё беспокоил тот факт, что жена считает себя умершей сестрой, но он искренне надеялся на помощь своего давнего друга. А пока он старался обращаться к Антонине, не называя имён, боясь, что сделает хуже или как-то невзначай обидит её.

Поздним вечером Вера и Дима сидели в своём зимнем домике в полумраке, на мягких, небрежно брошенных на деревянный пол, разноцветных подушках. Они тесно прижимались друг к другу, держась за руки, укутанные тёплым пледом. Соня уже давно и безмятежно спала. В углу тихонько потрескивали брошенные в камин поленья. А за окном крупными хлопьями неслышно падал снег. Было необыкновенно приятно и спокойно находиться в этом маленьком уютном мирке, созданном только для них.

Дима украдкой посмотрел на часы, потом озабоченно засуетился, пытаясь что-то отыскать в карманах.

- Что ты делаешь? – непонимающе спросила Вера.

- Подожди секунду, - Дима зажал что-то в кулаке и спрятал руки за спиной.

- Что происходит? – Вера удивлённо улыбнулась.

- Уже одна минута первого. Сегодня пятое декабря. С днём рождения, любимая! – Дима поцеловал жену в губы и протянул маленькую тёмно-синюю бархатную коробочку.

- Дим, спасибо! – растроганная Вера открыла подарок и обомлела: в коробочке лежал золотой кулон на тоненькой цепочке с выгравированной надписью: «Антонина и Вера 05.12.1981», а внутри были фотографии её и сестры - юных, наивных, озаряющих мир белоснежными очаровательными улыбками.

- Спасибо тебе огромное! – Вера крепко обняла Диму и на её глаза навернулись слёзы. – Это самый лучший подарок на свете! Спасибо, это очень важно для меня…

- Здесь есть ещё кое-что, - Дима открыл кулон с другой стороны.

Там Вера увидела фото улыбающихся Димы и Веры с маленькой Сонечкой на руках, сделанное не так давно во время одного из визитов к Ольге Валерьевне, и необычную надпись: «Наши сердца сплавлены вместе навеки…» Эти слова показались девушке знакомыми, но она не смогла вспомнить, где их могла когда-то услышать или прочитать.

- Дим! Это просто чудо! Ты волшебник! – Вера мокрыми от слёз глазами посмотрела на Диму, едва сдерживая восторг и удивление.

- Это ещё не всё! – обрадованный реакцией жены Дмитрий достал из лежащего рядом кожаного портфеля три билета. – Мы едем в Болгарию на новый год, на горнолыжный курорт… на поезде. Всего два дня туда и два дня обратно, и семь дней освежающего активного отдыха для тебя, меня и Сони. Как ты на это смотришь?

- Замечательно смотрю! – немного замешкавшись от неожиданности, промолвила восхищённая Вера. - Дима, ты – лучший! У меня просто слов нет! Спасибо тебе за всё!

Вера придвинулась к поближе к Дмитрию и, нервно теребя выглядывающие из-под рукавов свитера манжеты его рубашки, произнесла:

- Я не знаю, как… и почему сейчас со мной это всё происходит, и за какие заслуги на меня свалилось это счастье. Я, честно, до сих пор не верю. Может это награда за все мои продолжительные страдания?

Вера обхватила руками Димину шею, нежно поцеловала в губы и, задумчиво глядя в его тёмно-серые глаза, сказала:

- Я не понимаю, откуда ты взялся в моей жизни?

- Я был в ней всегда, просто ты не хотела этого замечать.

- Как я могла быть такой слепой?

- Видимо, что-то не давало тебе быть внимательной.

- Я боюсь, что это всё сон, и он закончится… - Вера ласково провела рукой по колючей Диминой щеке.

- Это не сон, я всегда буду рядом и никогда никуда не исчезну. Обещаю. - Прошептал Дмитрий, обжигая дыханием нежную кожу Вериной шеи.

- Клянись, что не оставишь меня. Я не смогу без тебя жить… - Вера зарылась пальцами в его густые почти чёрные волосы и прикоснулась губами к маленькой родинке на подбородке.

- Клянусь… - слегка охрипшим голосом произнёс Дима, расстёгивая верхние пуговицы Вериной шерстяной кофты.

- Я люблю тебя…

- И я тебя люблю… ты не представляешь, насколько… - Дима с неистовой силой притянул Веру к себе, и из её груди вырвался сдавленный стон. Они были не в силах дальше сдерживать непреодолимую волну нахлынувшего желания. Их губы соединились в жарком, страстном, опьяняющем, отключающем сознание поцелуе.

35

Всего несколько дней оставалось до долгожданной новогодней семейной поездки. Вера с нетерпением мечтала о наступлении этого момента. Дима уехал в очередную командировку, пообещав вернуться за день до отпуска. И Вера сильно скучала.

У них всё было удивительно хорошо и спокойно, они были счастливой дружной семьёй, проводя всё свободное время вместе. Казалось, им не хватает часов в сутках, чтобы насладиться обществом друг друга.

Дима и Вера старались не вспоминать о прошлом, пытаясь построить свою совместную жизнь заново. И постепенно, кирпичик за кирпичиком у них это начинало получаться. Они с чистого листа писали новую историю своей любви, простив друг другу прежние обиды и ошибки. Им не было больше смысла отталкивать друг друга, сопротивляясь силе глубоких, искренних, взаимных чувств.

Вера смирилась с необходимостью до конца своих дней носить имя сестры, в любом случае, у неё не было другого выхода. Взамен она получила право быть самой собой без всяких препятствий и ограничений. И пусть Дима воспринимал её право, как проявление душевной болезни, Вере этого было пока достаточно. Она знала, что он любит её, возможно, сам пока не понимая, что она – другая, и девушка надеялась, что когда-нибудь он осознает истинную природу своего чувства и поверит ей. А до тех пор она будет позволять Диме любить её и быть любимым ею.

Чтобы облегчить переживания Дмитрия и, возможно, в некоторой степени и свои, Вера согласилась после Новогодних праздников всё-таки посетить психотерапевта. Она много раз спрашивала себя и Диму, изменится ли что-нибудь в их отношениях, если правда вдруг окажется не такой, как он рассчитывает, и, в очередной раз услышав его отрицательный ответ, успокоилась окончательно. Дмитрий говорил, что теперь, после всего пережитого, он ни за что не сможет себе позволить отпустить её, какой бы горькой не оказалась впоследствии истина. И девушка верила его словам.

Соня теперь жила дома, лишь изредка на выходные приезжая погостить к бабушке. Вера очень привязалась к девочке, и много времени проводила со своей названной дочерью, хотя няня Наташа снова вернулась к своей работе после затянувшегося отпуска.

В семье бурно протекала подготовка к грядущему празднику и новогоднему отпуску: Соня с Верой вырезали снежинки, делали своими руками ёлочные игрушки и поздравительные открытки, писали письма деду Морозу, а, так же, покупали подарки и вещи, необходимые для поездки. В ближайшие дни планировали нарядить ёлку. Дом был наполнен атмосферой радости, ожидания торжества и счастливых перемен. Всё шло своим чередом.

36

- Мам, смотри, красиво? – Соня протянула матери квадратный лист бумаги с несколькими отверстиями.

- Очень красиво! – похвалила девочку Вера. – Просто замечательная снежинка!

Соня задумчиво оглядела своё творение и недовольно хмыкнула.

- Но она какая-то не скруглённая, - малышка насупилась, бросила снежинку на пол и громко потребовала: – Дай другой листочек! Я новую вырежу. Только скругли её!

Вера улыбнулась, свернула лист бумаги и, обрезав острые углы, протянула заготовку Соне. Та, обрадованная таким поворотом, быстро схватила будущую снежинку и начала усердно работать ножницами, отвергая все попытки помочь и подсказать. Потом вдруг, посмотрев на снежинку, вырезанную Верой, девочка швырнула ножницы в сторону.

- У тебя лучше получаются! – обиженно глядя на маму, Соня топнула ножкой.

Вера осторожно подняла ножницы, и, вложив их в маленькую детскую ручку, тихонько прошептала:

- Я уверена, если ты очень постараешься, твои снежинки станут самыми красивыми. Вот смотри, какие ты узоры начала вырезать – я так не умею, - Вера поцеловала малышку в щёчку. – Научишь меня, когда закончишь?

- Конечно, мамочка! – радостно защебетала малышка, и с ещё большим старанием принялась кромсать бумажный круг. Спустя несколько минут детский шедевр был готов.

- Мам, смотри, как получилось! – довольная собой и полученным результатом, воскликнула Сонечка, разворачивая завершённую работу.

- Ух ты! И правда, здорово! – подтвердила успех Вера.

Соня аккуратно положила бумажную снежинку в маленькую стопочку и гордо произнесла:

- Теперь всем хватит!

- Кому чего хватит? – уточнила Вера.

- Ну, мам, это – подарки. Я их в коробочки положу, бантик приклею, и все будут смотреть и радоваться, какая я молодец! – ответила малышка.

- Понятно, - рассмеялась Вера. – Уверена, всё так и будет.

- Вот эта – самая красивая – вам с папой, а эта – бабе, а вот эта – тёте Вере, она чуть-чуть порвалась, - щебетала Сонечка, перебирая подарки.

Девочка до сих пор ничего не знала о случившейся трагедии. Вера с грустью посмотрела на Соню. Малышка искренне считала Веру своей мамой, и та не собиралась переубеждать ребёнка. С сообщением о смерти «тёти» решили пока повременить. Когда-нибудь они обязательно всё ей расскажут, а пока Софье лучше пребывать в счастливом неведении.

- Тетя Вера приедет на праздник? – спросила Соня.

- Нет, малыш, - с грустью в голосе ответила Вера, - У неё не получается. Совсем никак. Твоя… тётя сейчас очень далеко, оттуда сложно приехать…

- А она сказала, что приедет. – Как бы между прочим, расправляя и раскладывая в ряд плоды собственного труда, произнесла Сонечка.

- Когда сказала? – не поняла Вера.

- Вчера сказала, - не обращая внимания на удивлённую мать, Соня продолжала заниматься своим делом.

- Как это вчера?

- Ну, она вчера в гости ко мне приходила. – Сказала малышка, укладывая снежинки в подготовленные коробочки.

- Это тебе сон такой приснился? – Вера ошарашенно посмотрела на девочку.

- Нет. Не сон. Она, правда, приходила.

- Но…

- Антонина Сергеевна! – Веру прервала вошедшая в детскую няня. – Там к Вам мужчина какой-то пришёл. Ждёт внизу.

- Что ещё за мужчина? – сегодня день неожиданностей, решила Вера.

- Не знаю. Высокий, тёмненький. Ждёт Вас в гостиной.

- Хорошо. Пойду посмотрю, что за «высокий, тёмненький». Соня, с Наташей повырезайте пока снежинки, а я скоро вернусь.

Девушка быстро спустилась по лестнице в гостиную и увидела знакомый силуэт. Задумчиво разглядывая стены и потолок комнаты, стоял смуглый кареглазый мужчина с чёрными вьющимися волосами. Это был Сэм – дружок её погибшей сестрёнки.

- Как вы посмели сюда явиться? – пытаясь сдерживать подкатывающее негодование, спросила Вера.

Сэм на секунду опустил глаза и внимательным полным страдания и скорби взглядом посмотрел на собеседницу.

- Простите, пожалуйста. Я не должен был… - путанно начал он, - После того случая на выставке…

- Вам, видно, мало было того случая! – недовольно сказала Вера.

- Нет, Вы не поняли…

- Вам лучше уйти, у меня нет абсолютно никакого желания видеть Вас, и тем более говорить с Вами.

- Прошу, выслушайте меня! Я долго искал Вас, мне нужно было сказать… - пытался донесть свою мысль Сэм.

Но Вере это было неинтересно. Она уже прекрасно поняла, что из себя представляет этот мужчина, лучше ему держаться подальше и от неё, и от её семьи.

- Прощайте, Самюэль. Выход Вы найдёте сами. Прошу Вас забыть сюда дорогу и больше никогда не попадаться мне на глаза! – Вера раздражённо фыркнула, развернулась и зашагала в сторону лестницы.

- Вы были правы, – крикнул вслед уходящей девушке Сэм. – Это я виноват в смерти Веры.

Та замерла на месте от неожиданности. Она почувствовала, будто на неё опрокинули ведро ледяной воды.

- В смерти кого? – медленно оборачиваясь, спросила Вера. – В чьей смерти Вы себя считаете виновным?

- Веры. Вашей сестры. – Сэм с нескрываемой надеждой смотрел на хозяйку дома.

Вера молча села на диван, с трудом пытаясь переварить услышанное. Она не верила собственным ушам. Как всё это следует понимать? То есть, Сэм считает, что в том злополучном самолёте разбилась сама Вера, а не Тоня? Значит, сестра изначально назвалась её именем, и все её песни про сестринскую помощь, про двухнедельный перерыв в ужасной, опостылевшей семейной жизни, про необходимость всё обдумать и принять важные решения были просто гнусной ложью? Все эти слёзы, сопли и мольбы на коленях оказались заранее спланированным спектаклем? Но для чего? С какой целью Антонина надумала вот так нагло, беспардонно, отвратительно лгать единственной родной сестре? Зачем она в первые же минуты знакомства с Сэмом положила на алтарь собственную семью? Неужели этот мужчина стоил подобных жертв?

Тысячи мыслей в Вериной голове закружились в быстром, спутанном, разрывающем мозг хороводе. Она внимательно с ног до головы оглядела мужчину, так беспощадно перевернувшего их с сестрой судьбы, и настороженно произнесла:

- Говорите.

Сэм, нервно потирая руки, опустился в кожаное кресло и неуверенным голосом сказал:

- Спасибо, что согласились выслушать. После того… что произошло на выставке… я понял, что Вы оказались правы. Это полностью моя вина.

- Даже не сомневайтесь в этом! – грубо сказала Вера.

- Я понимаю… - виновато опустив глаза, произнёс Самюэль. - Мы познакомились с Верой в галерее, она писала статью об одном Бразильском художнике, а я хорошо был с ним знаком.

«Замечательно, сестрёнка успевала и по выставкам шастать, когда в семье был полный бардак», - подумала Вера, слушая откровения Сэма.

- Как-то быстро всё закрутилось, - продолжал мужчина, - Мы не поняли сами, как влюбились друг в друга. Это была любовь с первого взгляда. Мы встречались несколько месяцев, и всё было замечательно. Но внезапно Вера решила уйти. Она перестала отвечать на звонки, просто исчезла. Я долго пытался её вернуть, но она не хотела. Однажды я позвонил ей, и она согласилась встретиться. Я объяснил, что всё ещё люблю её, и хочу, чтобы мы были вместе, что для меня всё это очень серьёзно и попросил дать мне последний шанс. Вера согласилась. Мы полетели в Бразилию, знакомиться с моей семьёй. Поначалу всё шло хорошо, родители приняли Веру, она им понравилась, и её саму, казалось, всё устраивало. А спустя неделю она внезапно сказала, что возвращается в Россию. Никакие уговоры не помогали, она всё время плакала. Я просил подождать несколько дней и полететь вместе, но она не захотела. Мы сильно поругались…, и я позволил ей уехать одной… Если бы я не отпустил её, если бы уговорил, или попытался понять, а не кричал на неё, всё было бы по-другому. Я не уберёг её… Она доверила мне самое дорогое – свою жизнь, а я…

Боже! Сколько судеб поломала сестра своими необдуманными, бессовестными, непозволительными поступками! Какое количество непоправимой лжи нагородила Тоня, и сама в ней окончательно запуталась, так и не успев выбраться. Что же она натворила, глупая! Верина злость на Тоню за её сумасшедшие, преступные проделки сменилась бесконечным состраданием.

- Она была необыкновенной женщиной, - с тоской в глазах говорил Самюэль, - Таких как Вера я не встречал никогда, и больше уже не встречу. От неё исходил какой-то особенный свет, она была настоящей, очень доброй и с большой душой… Мне её не хватает… Я никогда не смогу простить себе её смерть…

Вера заметила, как по смуглым щекам Сэма покатились слёзы. И ей стало искренне жаль его. Было видно, что этот человек по-настоящему любил её сестру и тяжело переживал гибель Тони. Он явно не догадывался о Тонином обмане, даже не подозревая, что та его просто бессовестно использовала. Вера подумала, что не стоит добивать и так безысходно страдающего Сэма и открывать всю правду о сестре. Пусть в его израненном сердце Тоня навсегда останется светлой, чистой и непорочной.

- Сэм… - с видимым сочувствием в голосе произнесла Вера, - Я ничего этого не знала… Вы… простите, пожалуйста… мою… несдержанность.

- Я на Вас совсем не обижаюсь, что Вы, – спокойно ответил мужчина. - Я прекрасно понимаю, что для Вас значила сестра, и как тяжело терять близкого человека.

Вера облегчённо вздохнула.

- Может хотите чай, или кофе? – с теплотой в голосе спросила она гостя, словно пытаясь загладить свою вину за ту ужасную пощёчину и непростительное поведение на выставке.

- Спасибо. Но не буду злоупотреблять Вашим гостеприимством, – едва улыбнувшись, сказал Сэм. – Я Вам благодарен за возможность объясниться. Для меня это много значит. Мне стало легче после разговора с Вами.

- Для меня, если честно, тоже многое стало открытием, - задумчиво сказала Вера, прокручивая в голове услышанную информацию.

- Ещё раз спасибо. Думаю, мне пора. – Сэм поднялся из кресла и протянул хозяйке дома свою руку.

- И Вам спасибо, - Вера пожала руку Сэму и проводила его к выходу.

37

Всё ещё находясь под сильным впечатлением от недавнего неожиданного разговора с любовником сестры, Вера вернулась в детскую. Там вовсю шла упаковка и украшение новогодних подарков, Соня с Наташей весело смеялись и шумно обсуждали планы на предстоящий праздник.

- Наташ, я украду у тебя Сонечку на пару минут? – натянуто улыбаясь, изрекла Вера.

- Конечно, Антонина Сергеевна.

- Ну, мам! Видишь, мы заняты! – запротестовала Соня.

- Значит, сделаем перерыв, как у взрослых на работе, а потом вернёшься, хорошо?

- Нет. Не хочу!

- А хочешь мои сокровища опять посмотреть? – Вера решила применить запрещённый приём.

- Хочу! Хочу! – Соня быстренько спрыгнула со стульчика и схватила маму за руку. – Скорее, пошли!

- Мы через несколько минут вернёмся, - Вера подмигнула няне, и они с дочкой пошли в их с Димой спальню.

Достав Тонины украшения и высыпав их большой сверкающей горкой на кровать, Вера пристально посмотрела на племянницу.

- Соня, ты говорила, что видела во сне тётю Веру, - осторожно начала она.

- Мам, я красавица? – спросила девочка, надев массивный золотой браслет с изумрудами, и игнорируя вопросы матери.

- Самая красивая девочка на свете! – Вера поцеловала малышку в лоб.

- Нет, мам, не во сне. Она приходила в гости, и мы вместе играли.

- Приходила? – Вера почувствовала, как у неё внутри всё похолодело.

- Да, - Соня натянула на каждый пальчик по кольцу, - Мы кукол чаем поили.

- Ты уверена, что это была тётя Вера? Не мама приснилась, а тётя Вера?

- Да не присни-илась! – обиженно протянула Софья.

- А зачем… тётя Вера к тебе приходила? – ошарашенно спросила Вера.

- Она соскучилась. И хотела со мной поиграть. – Девочка радостно растопырила обвешанные украшениями пальцы.

- Интересно…

- Тётя Вера сказала, что хотела к тебе прийти, но ты её не пустила, – как бы невзначай сказала Соня, раскладывая драгоценности в ряд.

- Правда? – изумилась Вера. – А что-нибудь ещё она говорила?

- Не знаю, я не помню. Мы поиграли, и тётя ушла. Она сказала, на Новый год придёт. – Соня вдруг испуганно прикрыла рот ладошкой, - Ой! А мы же уедем! Тётя придёт, а нас нет! Надо ей подарок под ёлочкой оставить!

Девочка резво спрыгнула с кровати и, сбросив с себя украшения, помчалась в свою комнату, оставив шокированную Веру наедине со своими мыслями. «Я себя и правда чувствую сумасшедшей! – подумала девушка. – Что за странные фантазии у ребёнка? Это ей приснилось, или она такое смогла насочинять? Или… Нет. Такого не бывает. Как странно всё это… Надо будет Диме рассказать, пусть он у своего друга спросит, нормально ли это. Может Соня почувствовала, что мама умерла? Нет, нет. Я бы это увидела. Всё-таки с Сергеем стоит это обсудить».

Вера сгребла разбросанные на покрывале драгоценности в кучу и собиралась переложить их в шкатулку, как вдруг её внимание привлёк маленький кулончик на тонкой цепочке, очень похожий на тот, что Дима подарил ей недавно на день рождения. Девушка осторожно взяла украшение в руки и шёпотом прочитала сделанную полукругом гравировку: «Наши сердца сплавлены вместе навеки». Что это? Вера почувствовала, как кровь прилила к её голове, а сердце бешено застучало в груди. В приступе непонятно откуда взявшейся ревности Вера со всей силы швырнула кулон в сторону. Значит, это их с Тоней слова… это их клятва… ну конечно! А она подумала… От обиды Вера закрыла лицо руками и разревелась. Ну почему? Почему ей предстоит всегда быть бледным подобием, тусклой тенью своей сестры? И сейчас она снова доживает её судьбу, долюбливает её мужчину, довоспитывает её ребёнка. Так было всю жизнь, с детства. Сестра была лучшей, её всегда ставили в пример, её все обожали и боготворили. Иногда Вере казалось, что даже родители больше любят Тоню. А у неё никогда ничего своего не было. Старые детские обиды наложились на новые взрослые разочарования, и Вера заплакала ещё сильнее от всепоглощающей жалости к самой себе.

Внезапно она замолчала и испуганно замерла. Несколько секунд Вера, не моргая, смотрела в одну точку, потом быстренько подняла брошенный в сердцах кулон и осторожно раскрыла его. Внутри были маленькие овальные фотографии Тони и Димы, сделанные много лет назад на первую годовщину их свадьбы. Вера прежде никогда не видела эти фото, но они почему-то показались ей до боли знакомыми, и ей было удивительно, что она знает их происхождение. Перед глазами вдруг стали всплывать странные картины с известным сюжетом, в голове слышались обрывки непонятных, но где-то когда-то слышанных разговоров, и Вера почувствовала, как её мир медленно и тяжело переворачивается с ног на голову. Она не понимала, что происходит, и с застывшим в огромных зелёных глазах нескрываемым ужасом металась по комнате.

Вера быстро подошла к окну и рывком сгребла в кулак нежно-сиреневую прозрачную штору из тюля. Её шили на заказ, а ткань и рисунок она подбирала сама. Девушка нервно провела рукой по гладкому мятно-лиловому покрывалу, цветы на нём рисовали по её собственному эскизу.

Вера бегом залетела в гардеробную, вскочила на специальную подставку и в мгновение ока достала с самой верхней полки большую красную коробку. Лихорадочно скинув крышку, девушка увидела шикарное белоснежное свадебное платье. Вера беспомощно опустилась на колени. Что с ней творится сегодня? Откуда она узнала о нём? Ведь она точно помнила, что было в коробке, и намеренно её открыла. Каким образом в её голову попала подобная информация? От этих мыслей Веру словно пробило электрическим разрядом. Она трясущимися, не слушающимися руками аккуратно вытащила дорогую находку и, на ватных ногах подойдя к зеркалу, приложила платье к себе. Увиденное повергло девушку в глубокий шок. Голова её неудержимо закружилась, в глазах резко потемнело, и девушка отчётливо услышала громкий, ритмичный стук своего сердца где-то в висках. «Кто я?» - промелькнула в мозге Веры короткая мысль, и её сознание отключилось.

38

- С тобой хоть на край света, - весело смеясь, Вера подхватила сестру под руку.

- Ясное дело, родной сестре надо доверять, - радостно подмигнула Тоня. Она подвела Веру к зеркалу и, улыбаясь, сказала:

– Вот смотри сюда – непорядок!

- Почему? – удивилась Вера.

- А ты разве не видишь? Мы же не одинаковые! Это нужно срочно исправлять!

- Аа! Вон оно что! Только давай, ты сама больше этим заниматься не будешь, лучше уж мы специалистам доверимся.

- Что ты, я с этим завязала. – Тоня громко расхохоталась

- И в кого будем перевоплощаться? В тебя? В меня? – поинтересовалась Вера, загадочно глядя на сестру.

- В тебя конечно, а то тебя на работе не узнают, - сказала Тоня, внимательно рассматривая своё отражение в зеркале.

- Это правильно. Мне скоро в Белград ехать, а в загранпаспорте я такая, как сейчас. – Вера лукаво прищурила глаза. - Меня из страны не выпустят, если я стану на тебя похожей. Такую красоту нужно хранить как достояние Родины.

- Вот ты поросёнок! – Тоня, изображая обиду, легонько толкнула сестру в бок. – И когда едешь? И зачем?

- На следующей неделе, в понедельник побегу заказывать билеты себе и начальнице.

- А покажи-ка своё неотразимое фото в загранпаспорте. – Тоня ехидно посмотрела на Веру. Та достала из папки два документа и показала:

- Это - мой.

- Ты, и правда, везде одинаковая!

- А это Инессы Павловны, - наигранно закатив глаза, Вера протяжно произнесла имя главного редактора своего журнала.

- Странная тётенька, - Тоня внимательно разглядывала портрет немолодой худощавой женщины в очках.

- Не то слово! Нет, она хорошая, но слишком зациклена на работе. Мне кажется, она во сне со своим блокнотом не расстаётся и записывает, что ей приснилось. А очки свои она, кажется, ещё при рождении получила, и они насмерть приросли к её лицу.

Тоня громко расхохоталась, живо представив себе начальницу сестры.

- Ну что, готова? – спросила она обувающую кеды Веру.

- Ага, сейчас подушусь немного.

- Мм! Вкусно пахнешь! Можно мне тоже? – Тоня протянула руку к маленькому флакончику, но Вера тихонько ударила её по тыльной стороне ладони.

- Ага! И получится ядерная смесь «Кристины Агилеры» и «Серебристого ландыша», - смеясь, сказала она.

- У меня не «Серебристый ландыш», - с напускной злостью посмотрела на сестру Антонина.

- Да бери, мне не жалко. Оплатишь по курсу. – Вера шагнула за порог квартиры.

- Вот коза! – Тоня молниеносно нанесла на запястье капельку ароматной влаги и побежала за сестрой.

Спустя несколько часов две одинаковые девушки в одинаковой одежде гордо шагали по улице, ловя на себе удивлённые, восхищённые и завистливые взгляды прохожих. И сестёр это жутко забавляло. Они подмигивали засматривающимся на них представителям противоположного пола, переглядывались и весело смеялись. Тоня и Вера снова чувствовали себя юными, беззаботными, свободными от занимаемого в обществе положения, они позволили себе стать самими собой, пусть всего на один день.

- Смотри, вот здесь я работаю. – Вера указала на дверь старого двухэтажного кирпичного здания.

- Здорово! Совсем рядом с домом, - Тоня внимательно рассматривала место работы сестры. – Давай зайдём – покажешь мне, где создаются самые культурные новости.

- Прошу. – Вера открыла перед сестрой входную дверь. – Правда, сегодня выходной, но я знаю человека, который совершенно точно сейчас трудится, не покладая рук.

- И кто же этот бедолага?

- Инесса Павловна. - Протяжно произнесла имя начальницы Вера. - Здравствуйте, Федор Михайлович, - поприветствовала она изумлённого охранника, - Это моя сестрёнка, мы пройдём к себе?

- Здравствуйте, проходите. – Охранник проводил сестёр озадаченным взглядом.

- Пошли скорее, - подтолкнула Вера Антонину.

Девушки пошли вперед по узкому коридору мимо множества деревянных дверей с различными табличками и надписями.

- Тут у нас отдел кадров, тут бухгалтерия, а вон тот самый дальний кабинет – главного редактора.

- Инессы Павловны? – Тоня попыталась сымитировать тягучее произношение сестры.

- Да.

- А давай я зайду с ней поздороваюсь, будто я – это ты?

- С ума сошла?

- Всё, отойди в сторонку, - Тоня решительным шагом направилась в сторону заветного кабинета, отвергая нерешительные попытки сестры её остановить. Она тихонько приоткрыла дверь и громко поприветствовала начальницу, сосредоточенно склонившуюся над бумагами:

- Добрый день, Инесса Павловна.

Главный редактор медленно подняла взгляд на Тоню, многозначительно поправила очки и произнесла:

- Здравствуй, Вера. Что-то срочное?

- Нет, просто хотела уточнить: про Белград всё в силе? – сказала Тоня, пытаясь сдерживать беспрестанно дёргающую её за руку сестру.

- Да, конечно. В понедельник жду билеты и списки.

- Будет сделано. Тогда до понедельника. – Быстро проговорила Тоня и скрылась за дверью.

- Вот что ты творишь? – озадаченно, но в тоже время с улыбкой спросила Вера еле сдерживающую смех Антонину. – Хочешь, чтоб меня уволили? – Она завела сестру в небольшой кабинет и заперла дверь на ключ.

- Конечно, всю жизнь мечтала об этом: прийти к тебе на работу, поприветствовать твою начальницу – и моментально подставить тебя под увольнение. – Рассмеялась Тоня. – За что тебя должны уволить? Я ничего такого не сделала.

- Не успела сделать – точнее будет сказать.

- Трусиха!

- Скорее реалистка.

- Скорее фантазерка. – Улыбнулась Тоня и принялась внимательно рассматривать окружающую обстановку. – Это твой кабинет, я так понимаю?

-Да, вот тут я и тружусь. – Вера плюхнулась в офисное кресло и положила ноги на стол. – Хочешь наш журнал полистать? Читать его тебе точно не интересно будет.

- И зачем же вы пишете такие статьи, которые неинтересно читать, Вера Сергеевна?

- Затем, что есть люди, которые этим живут, для которых это важно. Для них и стараемся. Просто, тебя вряд ли увлечёт история Ван Гога или Рембрандта. – Вера внимательно посмотрела на сестру.

- А что, по-твоему, меня увлекает? Журналы мод? Гороскопы и женские психологические тесты типа «пять способов удержать мужчину»? Такого ты мнения обо мне?

Вера подошла к Тоне и обняла её за плечи.

- Извини, если обидела. Я не хотела, правда. Просто ты немного из другого мира. Возможно, мы редко общаемся в последнее время, и мало интересуемся жизнью друг друга. В общем, прости.

- Я не обижаюсь. На тебя – уж точно. Кому-нибудь другому высказала бы много интересного о его способностях. Но не тебе.

- Пошли уже домой! – спустя несколько минут повисшего в кабинете неловкого молчания прошептала Вера и подтолкнула Антонину к двери, поворачивая ключ в замочной скважине.

- Пошли. А ты всё равно трусиха. – Тоня, улыбаясь, вышла в коридор и направилась к выходу.

- Это почему? – Вера побежала вслед за сестрой, пытаясь её догнать.

- Потому что ты боишься пауков. – Рассмеялась Тоня.

- А это тут при чем?

- Просто так, вспомнила, как ты бегала по поляне в лагере и визжала.

- Вот спасибо тебе, добрая тетенька, за приятные воспоминания. И кто ты после этого?

- Сестрёнка твоя любимая и единственная. – Тоня легонько потрепала Веру за щёки и, оглядевшись по сторонам, спросила: - Ты пешком ходишь?

- Иногда, но в основном езжу на своей суперкрутой тачке! – девушка гордо зазвенела перед лицом сестры ключами от старенькой, красной десятки, купленной Верой в кредит пару лет назад. – По работе много приходится колесить. Хочешь покататься? Ты-то наверняка никогда на таких шикарных авто не ездила!

- Как-нибудь обязательно! – Тоня, смеясь, выхватила ключи у Веры и положила себе в карман. – Я конфискую Ваш дорогой автомобиль для личных целей!

- Да, пожалуйста! Плати последний взнос по кредиту – и он навеки твой! – Вера исподтишка ущипнула Антонину за ногу, и сёстры, веселясь и шутя, направились к Вериному дому.

39

Тоня достала из сумки бутылку вина.

- Есть повод, - вздохнув, сказала она.

- Я улетаю в Бразилию. С Сэмом. Он художник. – Неожиданно скороговоркой выдала Вера.

В комнате повисла тишина.

- Подожди! С каким Сэмом, в какую Бразилию?! Ты в своём уме? Ну вот зачем ты портишь такой прекрасный день? А?

- Выслушай меня, сестрёнка. Только не перебивай. – Вера внимательно смотрела на сестру.

- Но…

- Я не уверена, любовь ли это. Мне нужно проверить. Но меня к нему тянет. Он – как глоток свежего воздуха в моей однообразной скучной жизни. Он не такой как мы, как твой Дима. И этим притягивает. Его хочется разгадывать. Понимаешь? – вдохновенно объясняла Вера.

- Вон куда тебя понесло… - задумчиво произнесла Тоня. – То есть ты хочешь меня оставить?

- В смысле – оставить? У тебя семья, муж, дочка, куча подруг и много денег. – Удивилась Вера. – А мне вообще-то нужно устраивать свою личную жизнь.

- Надолго уезжаешь?

- Пока на две недели, а потом… не знаю, не хочу загадывать. У Сэма заканчивается контракт в Москве, и он возвращается на Родину. Возможно, я с ним…

- Боже мой! Вера! Ты практически не знаешь человека, и уже собралась лететь за ним в чужую страну за тысячи километров. Ты нормальная?

- Я всё решила, и это не обсуждается. Я рассказала тебе, как сестре, не для того, чтобы просить разрешения. – Вера была огорчена и рассержена реакцией Тони.

Антонина некоторое время молча стояла и смотрела в окно, потом медленно повернулась и, сдавленным голосом, словно пытаясь проглотить мешающий в горле ком, произнесла:

- Ты не представляешь, как больно ты мне сейчас делаешь своим необдуманным решением.

- Тебе больно? Тоня, не будь эгоисткой! У тебя семья, любимый человек рядом, дочка красавица. А у меня? Работа, работа, работа, картины и снова работа! Я тоже хочу, чтобы меня любили! Я тоже хочу семью! – громко сказала Вера, пытаясь донести свою позицию до сестры.

- Но зачем для этого ехать так далеко? – упрямо возражала Антонина.

- Потому что мне всё надоело в этом городе! И потому что есть кое-какие чувства к Сэму… Я сама не знаю, что это, я раньше никогда не любила…

- Что здесь мужчин нет, достойных твоей любви?

- Скорее всего, нет. Никто и никогда не относился ко мне как Сэм.

- Да ты всегда вела себя, как монашка. Ты ни с кем не знакомилась почти никогда! Тебе даже сравнивать особо не с чем! – не унималась Антонина.

- Тоня! Это бессмысленная трата твоих нервов и слов. Я не изменю решения. В конце концов, это будет нечестно по отношению к Сэму. Кроме того, я ничего не теряю…

- То есть, меня потерять ты не боишься?

- С чего ты взяла, что мы можем друг друга потерять?

- Потому что ты меня оставляешь совсем одну! Ты не представляешь, в какой момент ты меня бросаешь! – лицо Тони изменилось, из агрессивно-властного оно превратилось в печально-страдальческое.

- Ты о чём? – Вера непонимающе посмотрела на сестру.

- Я подаю на развод.

- Что?

- Я подаю на развод, - обречённо повторила Тоня.

Вера округлившимися от удивления глазами оглядела сестру с головы до ног.

- Мне нужно это всё переварить, - медленно выговаривая слова, сказала она.

Вера закрылась в ванной, несколько минут она пристально рассматривала своё отражение, не веря, что всё происходящее за дверью реально. Потом решила выйти к сестре и прояснить всё окончательно.

- Не оставляй меня, сестрёнка, прошу, - Тоня схватила Веру за руку и с надеждой посмотрела ей в глаза. – Ты не представляешь, как мне плохо. Я с ума схожу от этой ситуации. Мы с Димой… стали совсем чужими, он всегда на работе, вечно занят, он постоянно мной недоволен. Мама его каждый день учит меня жизни, вечно лезет со своими дурацкими советами. А он с ней во всём соглашается! Представляешь? Я устала от их семейки, устала от такой жизни. Мне иногда вообще жить не хочется! Я хочу быть свободной, хочу быть самой себе хозяйкой, понимаешь? Хочу быть как ты – самодостаточной и независимой.

- Тонь! Ты – дура! Вот так запросто отказываться от своей семьи? – строго сказала Вера. – Ты больше не любишь Диму? А о Соне ты подумала?

- Не знаю… Пару лет назад я бы не задумываясь ответила «люблю», а теперь я ни в чём не уверена… Нет той теплоты, романтики, нет той остроты чувств…

- Вы шесть лет вместе, конечно, отношения на другой уровень перешли! – пыталась образумить сестру Вера.

- Я не хочу другой уровень, я хочу, как раньше… Мы изменились, и, кажется, мы больше не подходим друг другу. Зачем мучиться и мучить его, лучше разойтись, пока не поздно. А Соня… мне иногда кажется, что она меня совсем не любит…

- Но ей всего три года!

- Это совсем не мешает ей постоянно швырять в меня свои игрушки, бить меня, постоянно закатывать истерики… Она отталкивает меня. Ты не представляешь, с каким презрением она иногда на меня смотрит! Это невыносимо! У неё на первом месте папа… потом бабушка… потом няня, и только потом я, - на глаза Тони навернулись крупные слезинки.

- А ты сама что сделала, чтобы изменить ситуацию? – Вера вытерла ладошкой Тонины слёзы и с серьёзным видом заглянула в её зелёные глаза.

- Я просто хочу уйти из их жизни… Я очень люблю Соню, и всё это и в её интересах тоже. Какое воспитание ей сможет дать такая ужасная мать, как я? Нет, я устроюсь и потом обязательно заберу Соню к себе, а пока я просто хочу уйти…

- Но так проблемы не решаются!

- А как они решаются? Тебе ли это говорить? Сама собралась бежать куда глаза глядят! – казалось, у Тони вот-вот начнётся истерика. – Откуда тебе вообще знать о моих или чьих-то ещё проблемах? Дитя, поцелованное Богом! Ты побудь на моём месте, а потом говори о проблемах! Ты ничего не понимаешь! Ты бы вот взяла и вместо своего побега в Бразилию пожила эти две недели в моей шкуре, вот давай поменяемся – ты поживёшь в моём дурдоме, а я вместо тебя в джунгли рвану! Нет? Не хочешь?

- Ты совсем идиотка! Что за чушь ты несёшь? – Вера была шокирована поведением сестры, раньше они никогда так не ругались.

- Вот видишь! Тебе легко судить, не зная. Ты у нас всегда была умом, честью и совестью, голосом разума, а я… так, жалкая физическая копия. Тебя всегда ставили в пример! И дома, и в школе. Тебя всегда все любили, ты была во всём лучшей. Это у Веры - таланты, способности, достижения. А Тоня… «Тоня, посмотри на сестру – она школу с медалью окончила, а ты с одной тройкой в аттестате», «Тоня, вот сестра в Московский ВУЗ на престижную специальность поступила, а ты официанткой в ночной кафешке работаешь! Ай-ай-ай! Как плохо, Тоня». Да я всегда тебе завидовала! Я всегда хотела быть тобой! А знаешь, когда я больше всего хотела оказаться на твоем месте? Когда пришла домой и обнаружила два трупа! Я была одна, и никто меня в тот момент не поддержал! А ты сдавала вступительные экзамены, и была очень занята своими делами!

- Что ты такое говоришь?!

- Ты представить не можешь, что я тогда пережила! – из Тониных глаз покатились крупные слезинки. – Мне хотелось лечь рядом с мамой и папой и тоже умереть! Мне было всего 17! Я совсем не понимала, что произошло, и что мне делать, а ты была далеко. Я их нашла, понимаешь, я! Ну почему опять я? Почему со мной постоянно всё самое плохое происходит? В тот день я почти ненавидела тебя, слышишь? Завидовала тебе и ненавидела одновременно. За то, что я, а не ты испытывала эту невыносимую боль, что у меня внутри всё разрывалось на части, а ты спокойно спала, и ни о чем не догадывалась. Я знала, что мама с папой всегда больше тебя любили, но судьба так распорядилась, что последней в жизни они видели меня.

Вера молча смотрела на сестру, переваривая услышанное. Она и не подозревала, как та на самом деле к ней относится. И не замечала, что Тоня когда-то была обделена чьим-либо вниманием.

- А теперь смотри на меня – перед тобой полная неудачница. Ни работы, ни семьи, - нервно кусая губы, продолжала Тоня. – Я не умею быть такой правильной, как ты, не умею делать выводы из своих неудач, не умею учиться на чужих ошибках, мне проще расшибить свой собственный лоб! Ты думаешь, у тебя ничего нет? Чушь! У тебя есть всё, и этого ты добилась сама! А у меня ничего нет, совсем ничего! Я ноль! Меня даже собственная дочь не любит! Это до какой степени надо быть невезучей по жизни?

- И что ты предлагаешь? Остаться и утешать тебя в твоих больных, надуманных детских обидах? – гневно спросила Вера.

- Я хотела попросить твоей поддержки, но Вашему Величеству не до этого. Непонятная бесперспективная любовь с каким-то малознакомым иностранцем важнее проблем сестры! – Тоня обиженно отвернулась.

Вера долго терпела, и её терпение наконец лопнуло. Она молча подошла к двери и демонстративно распахнула её:

- Тебе лучше уйти!

Тоня, испугавшись и немного успокоившись, подошла к сестре и обняла её за плечи.

- Прости меня, пожалуйста! Я не знаю, что на меня нашло!

Вера продолжала безмолвно стоять у открытой двери.

- Ну прости меня! Как мне загладить свою вину? – она опустилась на колени и разрыдалась. – Верочка! Прости меня, дуру! Ты – самое дорогое, что у меня есть. Ты самый родной человек! Я не понимаю, как я могла так обидеть тебя! Прости, пожалуйста! Я очень хочу, чтобы ты осталась. Ты мне нужна, сестрёнка! Пожалуйста! Не отворачивайся от меня! Не оставляй меня одну!

Вера никогда не видела сестру в таком жалком, унизительном положении.

- Встань, пожалуйста! – попыталась она поднять сестру на ноги. Но та продолжала рыдать и просить прощения.

- Поднимайся, иначе я тоже встану на колени!

Но Тоня не слышала ничего, у неё началась истерика. Вера осторожно опустилась на колени рядом сестрой, обняла её и сказала:

- Успокойся! Всё хорошо. Я не сержусь. Успокойся, сестрёнка. – Глаза Веры стали мокрыми от слёз, она тихонько подняла рыдающую Тоню с пола и повела в ванную.

- Давай сделаем вид, что этого разговора не было, - тихо сказала Вера, наливая сестре кружку горячего травяного чая.

- У меня кое-что есть для тебя. – Тоня достала из сумочки белую флешку и с печальным видом протянула Вере. – Возьми. Там мы с тобой, и всё наше самое дорогое. Я хотела выбросить в порыве злости, но рука не поднялась. Посмотри перед отъездом, возможно это повлияет на твоё решение…

- Хорошо, посмотрю. Но позже. А пока оставь у себя. Может тебе самой важнее это всё посмотреть и переоценить свои последние решения? Возможно, это станет для тебя своеобразной инструкцией к разрешению семейных проблем? – Вера закинула флешку обратно в Тонину сумку, потом ненадолго вышла в коридор и вернулась со связкой ключей. – Вот, возьми. На всякий случай. Если станет плохо – можешь пожить у меня. Только не делай глупостей!

40

Тоня медленно открыла глаза. Немного болели рука и затылок. Она лежала на застеленном ковролином полу посреди собственной спальни, рядом валялось её свадебное платье. «Что произошло?» - подумала она, отчаянно пытаясь вспомнить последние события, но ничего не получалось. Тоня осторожно поднялась, опираясь на кровать, и обессиленно плюхнулась на пуфик у туалетного столика. Она пристально разглядывала своё отражение в зеркале, толком ничего не понимая, Тоне казалось, она упустила что-то необычайно важное.

Так. Кто она такая? Тополева Антонина Сергеевна. Почему она себя об этом спрашивает? Пока до конца не ясно. В соседней комнате находится её дочь – Тополева Софья Дмитриевна, возраст - три с половиной года. Муж – Тополев Дмитрий Максимович. Кстати, он сейчас где? Вероятно, в командировке. Почему «вероятно»? Почему она не знает точно? Тоже не ясно. Ладно. Что-нибудь из простого. Какое сегодня число? Сейчас… зима, за окном – снег. На экране телефона – 24 декабря. Это нормально? Да. Значит скоро Новый год, они поедут в Болгарию… Стоп. Они едут семьёй в Болгарию! Она это помнит. Ура! Так, уже лучше. Тоня облегчённо вздохнула, усердно продолжая рыться в своей переполненной обрывочными воспоминаниями и осколочными мыслями голове.

Телефон громко зазвонил, и Тоня резко подпрыгнула от неожиданности.

- Привет, любимая, - родной до боли голос самого дорогого на свете человека звучал в телефонной трубке, и женщина невольно улыбнулась.

- Привет, Дима. Я так соскучилась! – она на самом деле невыносимо соскучилась, будто долго-долго не видела и не слышала собственного мужа, хотя знала, что это не так.

- Как у вас дела? Чем Соня занимается? – спросил Дима.

- Честно? Не знаю… - растерянно произнесла Тоня.

- Что-то случилось? – испугался Дмитрий.

- Нет. Наверное… Я немного упала, ударилась чуть-чуть и не всё помню… Вот… - Тоня ещё раз попыталась порыться в воспоминаниях, но снова безуспешно.

- Сильно ударилась? Может Сергею позвонить? – озабоченно предложил Дима.

- Сергею? Какому Сергею? – Тоня прищурила глаза. – А! Сергею, который с психами работает? Нет, спасибо.

- Значит не всё так страшно, - немного успокоился Дмитрий.

- Наверное, совсем не страшно. – Улыбнулась Тоня.

- Это хорошо. Я сейчас немного занят, позвоню ближе к вечеру. Я тебя люблю. Соню поцелуй и скажи, что вечером папа будет с ней говорить.

- Ладно. Я тоже тебя люблю. – Тоня искренне почувствовала, что сказала правду.

Она положила телефон перед собой и снова посмотрела в зеркало.

Всё сначала. Она – Тоня, её муж – Дима, и они любят друг друга. Это, конечно, замечательно. И они всей семьёй едут на курорт. Вообще супер! Но отчего-то в душе было неспокойно, женщина не могла понять, с чем это связано. Что-то невообразимо сильно мешало, какое-то неприятное, болезненное, разрушительное знание, которое пока ещё не всплыло наружу. Тоня вдруг увидела в своём отражении маленький золотой кулон. Что-то невыносимо печальное исходило от этого драгоценного подарка. Она тихонько сняла тонкую цепочку с шеи и, внимательно разглядывая украшение, прочитала: «Антонина и Вера 05.12.1981», раскрыв кулон, Тоня увидела маленькие, но такие важные и дорогие сердцу семейные фото, излучавшие невероятное количество тепла и света. Да. Это вся её семья: сестра, муж и дочка. Муж – в командировке, Сонечка – играет в соседней комнате, а сестра… Где её сестра? Где Вера?

Вдруг Тоня неожиданно громко и неудержимо разрыдалась, она упала грудью на туалетный столик, опрокинув несколько пузырьков и тюбиков с косметическими средствами, и закрыла лицо руками. Она снова остро ощутила, так долго не отпускавшую её, тяжёлую, нестерпимую боль от потери родного человека. Воспоминание о гибели Веры ураганом ворвалось в голову Тони, разнося всё на своём пути, сокрушая старательно выстроенные барьеры. Ей снова хотелось кричать на весь мир о своих страданиях, как в тот страшный день. Перед глазами предстали чёткие подробные картины тех невыносимых, разрушающих, убивающих часов, дней, минут… Она вспомнила практически всё. Все последние недели своей странной жизни, наполнявшие их разнообразные события и переживания. Всё вернулось на свои круги.

Боже! Она считала себя всё это богатое тяготящими и приятными происшествиями время другим человеком! Она проживала свою жизнь в своём теле, но с чужим разумом! Она была Верой! Она была своей сестрой, искренне полагая, что всё, творившееся с ней в этот период, было истиной. И сама страдала из-за этого, едва не загубив собственную жизнь и жизни близких людей. Как это могло случиться? И в какой момент произошла ужасная подмена в её сознании, или подсознании? Тоня не помнила и не понимала. Значит, она на самом деле сумасшедшая. И правильно Дима приглашал к ней врача. В голове всё мыслимое и немыслимое переплелось в тугой запутанный клубок. Тоне многое предстояло вспомнить, осознать и переосмыслить. Она понимала, что это будет трудоёмкая, упорная, и болезненная работа над собой, но она необходима, что бы всё окончательно встало на свои места.

Видимо, не зря на её долю выпало такое испытание. Сколько раз в детстве Тоня мечтала оказаться на месте сестры, рисуя в своём воображении красивые сцены признания своих достоинств, восхищения её – Тониными – талантами. И вот, мечта исполнилась. Но всё оказалось не так радужно, как представлялось раньше. Пройдя через страдания и саморазрушительные переживания Тоня поняла истинные ценности. Только став сестрой, и воспользовавшись её уникальными, данными Богом, способностями решать свои и чужие проблемы с удивительной лёгкостью, Тоня смогла сохранить семью и справиться с собственными, казавшимися непреодолимыми, трудностями. Теперь она это отчётливо понимала, и была бесконечно благодарна сестре. Даже после своей смерти Вера не оставила Тоню в беде, наедине со своими страхами и обидами. Связь между сёстрами оказалась намного сильнее, чем описывали умные, одарённые люди в художественной литературе и многочисленных научных и трудах. Она вышла далеко за границы жизни и смерти, добра и зла, времени и пространства. Может, они – близнецы – это действительно единое целое; это неделимые до конца сознание, чувства, мысли, разум и воля, и где начинается один человек и заканчивается другой известно одному лишь Творцу.

Навязчивый, внезапно и неизвестно откуда появившийся в голове вопрос, заставил Тоню вскочить с места и вывернуть всё содержимое ящиков её туалетного столика: что было на той злополучной флешке: выдуманные больным сознанием инструкции для Веры, или что-то важное, дававшее ей, а, возможно, им обеим, шанс хорошенько обдумать свои действия? Отыскав наконец в куче нужных и не очень вещей белый продолговатый предмет, Тоня быстро вставила его в разъём ноутбука.

На самом деле это были их – Тонины и Верины воспоминания о самом дорогом, что они имели в своей жизни. На флешке хранились видеозаписи из выпускного, Вериного вручения диплома, свадьбы Тони и Димы, первые минуты жизни маленькой Сони и ещё несколько подобных важный семейных памятных видеосъёмок.

Растроганная увиденным Тоня, поняла, что она так и не попрощалась с сестрой по-настоящему, она позволила ей тогда убежать с человеком, которого, возможно, та даже любила, а на следующий день сама, незаметно для себя и окружающих, стала Верой. Всё это время она в реальности говорила сама с собой, у себя самой просила прощения, себя обвиняла в своей же выдуманной смерти и всех своих и чужих проблемах. И теперь Тоне захотелось наконец поговорить обо всём, так долго копившемся в её многострадальной и немного больной душе, с Верой.

Она дрожащими от волнения руками включила видео камеру, и, глядя в объектив, произнесла:

- Ну, здравствуй, сестрёнка! Прости, что так долго собиралась. Я тебя очень люблю, и буду любить вечно – знай это. Я тут не много сошла с ума. Но, уверена, ты это всё и сама прекрасно видела. И мне казалось, я столько натворила непоправимого, что разобраться с содеянным не смогу уже никогда. Но я ошиблась. На самом деле, я всё смогла осознать, оценить и исправить, только когда была тобой…

41

Чемоданы были собраны. Дима улаживал последние дела на работе перед отъездом. Завтра они отправятся в новую жизнь, в новый год, в своё новое счастливое будущее. А сегодня оставалось завершить всё незаконченное в уходящем году.

День был морозный и ясный. Новенькие, только вчера выпавшие снежинки искрились на зимнем солнце. Они плотным, мягким ковром покрывали возвышающийся над землёй могильный холм, у изголовья которого с немного припорошенного снегом гранитного полотна грустным взглядом и с вечной улыбкой на губах смотрела девушка.

Рядом молча с застывшей в глазах скорбью стояли женщина и маленькая девочка.

- Мама, а разве тётя Вера теперь спит здесь? – удивлённо спросила девочка.

- Да, Соня.

- А ей не холодно? – заволновалась Соня.

- Нет, малыш, ей больше не холодно, - по Тониной щеке покатилась одинокая обжигающая слеза.

Соня достала из кармана носовой платочек и положила его сверху на холм.

- Так ей будет теплее.

- Конечно, родная. – Тоня очистила от снега новенький гранитный памятник. – Привет, сестрёнка. Знала бы ты, как мне тебя не хватает… Я так тебя люблю! И буду любить всегда!

Слёзы градом полились из её глаз. Соня непонимающим, немного испуганным взглядом посмотрела на мать.

- Мам, не плачь! – девочка крепко схватила Тоню за руку и уткнулась в неё носом.

- Больше не буду, - вытирая варежками мокрые щёки и ресницы, прошептала женщина, и обняла малышку. Потом повернулась к гранитной фотографии Веры и, её губ коснулась едва заметная улыбка.

- Мы к тебе не с пустыми руками, сестрёнка, - с грустью в голосе произнесла Тоня. - Надеюсь, ты сможешь всё это увидеть, и поймёшь, как оно дорого для нас с тобой. Это мой тебе новогодний подарок.

Антонина достала из кармана белую флешку с памятной информацией, на которую недавно записала своё обращение к сестре, и аккуратно утопила её в покрывающем холм чистом, нетронутом снегу.

- С наступающим, Верунчик!